Аннотация: Эта история началась случайно с коментариев под одной фотографией на одноклассниках. Я и ещё хороший парень Алексей.
Старое русло
Все мы странные немножко. Все мы разные и сильно.
Точно.
И это здорово, а то было бы скучно. Так выбираешь друзей и пути...э игра такая - жизнь. Можешь обыгрывать по ходу игры, но выиграют другие.
Алексей Дудник:
Как сказал один старинный поэт:
Жизнь - это путь, а по краям
Стоят пивные и клозеты.
Я часто обретаюсь там,
В пути по жизни стер я кеды
И с грустью предаюсь мечтам:
"Где эти звезды и кометы,
Что освещают бренный путь?
Ну, хоть фонарь какой-нибудь,
Коль нету благородней света!"
"Нет благородней Света..." - думал Павел, он был восхищен такими словами. Он видел гранённые бокалы и пенное пиво, выбеленные туалеты с едким запахом хлора и дыма, и звёзды на кедах...
... но размеренное течение его мыслей было грубо прервано: с остервенением пьяной старухи взвизгнула залапанная грязными руками дверь выбеленного туалета, и на дорогу жизни выбрался пропахший до едкости хлором и дымом странный угрюмый хмырь.
"Наверное, химик" - подумал Павел, он привык подмечать тонкую душевную организацию банальных обывателей.
"Зик транзит глория мунди!" - выругался "химик", глядя слезящимися глазами на лопнувшую бечевку от упаковки торта, служившую шнурком в истертых кедах без звёзд...
Где же они - звёзды на кедах? Я выпил лишнего? Я не заказывал столько. Всё эти морячки. Как же они мне испортили ближайшие сутки. Теперь меня будет мутить и рвать, а потом рвать и мутить. И ни какой я не химик, как , наверное, подумал тот тип, которого, думаю, зовут Павел.
А Павел продолжал смотреть на него пристальным взглядом своих правдивых глаз. И тут произошло чудо: хмыря стало рвать и мутить. С каждым приступом он перегибался пополам, отдавая на обозрение и поругание жестокосердному человечеству частицу своего легко ранимого внутреннего мира.
-Ненавижу,- хрипел хмырь в спазмах. - Вот он мир необъятный и любимый, местами недожеванный, до конца непереваренный. Я слишком пьян им, я не могу его переварить.
Хмырь отшатнулся и упал навзничь в лужу. Павел оглянулся, рядом не было никого. Он колебался в принятии решения.
"Химик бы мне пригодился - думал Павел, - что же делать? Похитить! А там разберемся, как его использовать."
Каждому, кто имел дело с химиками, известно, что транспортировать их лучше в мешке. У Павла как раз был при себе подходящий мешок: остался после закупки картошки. На дороге жизни никого, кроме них, не было - видимо где-то переключили светофор на красный свет и движение приостановилось.
Взяв хмыря покрепче за воротник, Павел начал погружать его в мешок. Почувствовав привычную обстановку, хмырь не сопротивлялся. Да и вообще, при выборе между мокрой лужей и сухим мешком сопротивляться глупо.
Дело было почти сделано, оставалось подобрать истертый кед, свалившийся с ноги...
- Эй, чудило, что это ты там в мешке прячешь?
"Полиция! - Подумал Павел и полез в карман проверить пистолет. - Сейчас я тебе устрою Sex Pistols." Повернувшись на окрик, Павел похолодел... в четырёх метрах от него стоял химик... а мешок не был пуст.
"Спокойно- сказал он себе. Место в мешке хватит на несколько таких клонов."
..."хорошая трава" подумали прохожие и, хотели было спросить откуда, но посторонились... Это могло нарушить ХОД ИСТОРИИ...
- Эй, мужик, - обратился Павел к химику, - иди сюда.
Хмырь почесал грязной пятернёй небритую щёку и недоверчиво уставился на Павла.
В это время на дороге раздался шум. Это из оперного театра возвращались те самые морячки: в черных концертных фраках, белых жилетах с черными галстуками - бабочка и в стоптанных сапогах с кавалерийскими шпорами. Красивыми голосами они исполняли залихватскую песню, известную любому студенту:
Гаудеамус игитур
Ювинес дум сумус...
"Может быть неплохой замес.-подумал Павел.- А что же в мешке?..."
Он приоткрыл мешок и не сдержался... отпустил материю и отшатнулся.
- Да этот брат алхимик. Затуманил разум. Ну ладно, парни приближаются, и, кажется, они химика знают. Иначе не свернули бы в его сторону. Бежать или ...
Но бежать уже было поздно. Ещё раз проверив пистолет в кармане, Павел не торопясь отошёл на несколько шагов в сторону и сделал вид, что всё происходящее его не касается.
Весёлая компания в это время подошла к химику.
- Тебе шо, по-японски сказать надо, а? - Заговорил старший из морячков, мичман Шайзеессен. - Я тебе шо сказал, а?
- Дык я..., - начал оправдываться химик.
- Шо, ты? Ну, шо ты, а?
- Я же, это...
- Вот именно, шо это! Домой иди.
Остальные морячки сердито что-то забормотали. И тут химик захныкал, размазывая слезы по небритым щекам:
- Один в мешок норовит посадить, другой ругается. Да что же это такое деится! Доколе же человеку душу вынать будут...
Снова начал накрапывать дождь. Мешаясь со слезами химика, он падал в грязь свинцом, превращаясь в золото. Никто, кроме Павла этого не замечал.
- Что это?- думал Павел, - туманит, вводит в заблуждение. Проверяет меня, хочет чтобы я кинулся подбирать, а он скажет морячкам, что его грабят. Держись, Павел. Отойти дальше в тень и ждать. Ешё шаг назад, ну вот, ты уже в зоне невидимости.
Химик понял, что ситуацию проигрывает...
А дождь всё усиливался. Мичман Шайзеессен построил отделение и приказал бегом возвращаться в здание оперного театра, где размещалась полевая кухня. Напоследок мичман погрозил химику кулаком и злобно рявкнул:
-Ух, гляди у меня!
Иногда за его спиной, затянутой в черный концертный фрак, сомкнулись дождевые потоки, химик плюнул ему в след и показал язык. Потом химик оглянулся на Павла и зло посмотрел на него. Павел понял, что тот что-то задумал. Так и оказалось: ступая промокшими кедами по золотым россыпям, хмырь-химик подошёл к стене дома, рядом с которым стоял Павел, и принюхался. А потом, криво ухмыльнувшись, вонзил зубы в бетон. Он выкусывал из стены огромные куски и громко отплёвывался.
"А стенка-то несущая," - тревожно подумал Павел. - "Если он её хорошо подточит, то рухнет весь дом. А ведь подумают, что это я его развалил!" - Так он разгадал планы противника...
Охота приобрела иной характер, сменив охотника на добычу, она становилась крупнее, величественнее, масштабнее... она угрожала. Павел понимал, что мешок это смешное оружьишко в сравнении с "жерновами" этого монстра. Из какого материала они изготовлены или здесь всё за счёт момента... ещё варианты - секретное оружие третьего рейха (с маленькой буквы думал Павел - он не уважал это общество)? Кто же ты: химик канающий под хмыря, алхимик или засланец? Ну, схватка ещё не проиграна. Здесь в сумерках под проливным дождём он вряд ли меня унюхает, но я должен что-то придумать, чтобы не упустить его. Как же его обезвредить? Может это всё иллюзия?
В этот момент химик наткнулся на арматуру...
... следуя инерции, голова его развернулась на бок, и нижняя челюсть застряла между арматурой и бетонным блоком. Даже выругаться не получилось вслух. Химик дернулся назад, но ноги заскользили по размокшей земле.
Преодолев в три прыжка разделявшее их расстояние, Павел со всего маху нанес удар мешком по лохматой голове хмыря.
- Мама, - выдохнул химик и обмяк.
-У меня есть минут двадцать, чтобы дотащить его до колымаги, но прежде вынуть арматуру из его пасти. - Схватив крепко за уши, Павел дернул и арматура, хоть и толстая, но поддалась.
- Мама, говоришь? Сейчас съездим куда надо, поговорим о чём надо... Ох, и тяжёлый чёрт. - кряхтел Павел, но тащил его по переулку. Дождь хлестал. У хмыря штаны уже были мокрые... А ещё два квартала впереди.
-Чёрт! Да его в мешок надо запхнуть. Человека с мешком может и не остановят, а вот парня с хмырём под мышкой, наверняка, остановят. - Павел начал его паковать. Химик кряхтел, крошки бетона вываливались изо рта. Где-то близко послышалась песня на немецком языке...
Эрст венн ди Волькан шляфен геен
Канн ман унз ам Химмель зеен!
- всё ближе звенели пьяные голоса вперемешку с шумом дождя.
Павел почти успел затолкать химика в мешок, как раздался грубый окрик:
- Эй, чудило! Ты что это там в мешке прячешь?
Неторопясь, с королевским достоинством Павел обернулся на голос. Метрах в пяти от него стояли, опираясь друг на друга две покачивающиеся фигуры. Первая фигура была одета в национальный индийский костюм с бордовой чалмой. Вторая куталась в греческую тогу.
- Ну так что, молчать будем? - пробурчал тот, что в чалме с трудом фокусируя на Павле мутный взгляд.
- Дорогой Махараджа Дживахарлалович, а вы неправы! - вмешался грек. - Нельзя так беспардонно себя вести...
- Позвольте, коллега! Этот юноша стащил мой мешок, в котором я держу свою дрессированную кобру...
- Да бросьте вы, откуда у вас мешок?
- Нет уж, позвольте, Панаёт Анаксагорович! Кобру я держу в мешке, а достался мне мешок ещё от дедушки, да упокоит его Кали!
- Да ну его, вашего дедушку.... Давайте лучше тихо, но душевно споём... э-э-э-э... Зи лебен хинтерм Зонненшайт гетренд фон унз унендлихь Вайт...
Пока они разбирались, Павел запихнул ногу хмыря и взвалил мешок на плечо. Достал пистолет и не глядя на поющих пошёл дальше.
- Лучше бы они не вмешивались, - думал Павел, - что-то я подустал в этот дождливый вечер от этих морячков и других, которые не знают лучше слов чем "чудило". Все нарываются. Что они все с катушек сорвались или они заодно? Если появится Че не удивлюсь. Главное сдержаться и не пристрелить того, кто следующий назовёт меня "чудилом".
Парни продолжали петь, а Павел шагал большими шагами к колымаге. Он не чувствовал тяжести. Сумасшедший вечер отбил все чувства. Сейчас бы только добраться до машины и дождь бы прекратился...
Время от времени он поглядывал на окна погружённых в дождь домов. Сейчас там сидят перед телевизором обыватели, в тепле и бездумно бормочут, что у природы нет плохой погоды. Хрен вам всем! Есть плохая погода! Ещё как есть!
- Выгодное предложение специально для Вас! - Вдруг как из под земли вынырнул, улыбаясь как Гуинплен, молодой человек. Он протягивал Павлу какую-то глянцевую бумажку.
"Вот уж кто точно чудило," - с брезгливостью подумал Павел, глядя на эту человекообразную поделку, с тренированным оптимизмом заглядывающую ему в глаза.
"Не сорваться бы." - Думал Павел, но не тут было, его понесло.
- Ты, "Шлёпанец", убери свою рекламку, - прошипел Павел и вдруг понял, что в руках у того фотография какой-то обнажённой дамы с длинной папиросой в руках, с вульгарно широко расставленными ногами и огромным красным яблоком прикрывающее лобное место, прищуренные глаза и вьющиеся волосы, безобразно жирно накрашенные губы...
"Да, это сутенёр!- понял Павел. -Это всё ещё туман, который наводит хмырь. И те двое, и, наверное, даже морячки, теперь сутенёр... Ух и добыча у меня сегодня. В центре одобрят."
Он развернулся и впаял ему пистолетом в скулу... и ... сутенёр не растаял, а упал навзничь, закрывая лицо.
- О-па!- прошептал Павел, да это уже материализованный психоз.
- У, зараза! - С этими словами Павел ещё наподдал сутенёру ногой в живот.
В это время пробили главные местные часы, и стоны сутенёра потонули в унылом колокольном звоне, заполняющем заливаемое дождём пространство. В мешке недовольно заворочался хмырь. Нельзя больше терять времени! Павел подхватил мешок и так быстро, как это было возможно, добрался до машины.
"Куда его припрятать? В салон? Нет, братишка, помещу-ка я тебя в багажник, так всегда делают!" - с такими мыслями Павел загрузил мешок в багажник старой, но надежной колымаги, и сел за руль.
"А если он шуметь начнет?" - пришла в голову тревожная мысль...- Главное за город выскочить. И что там? Ну, так всегда говорят. А куда его везти: в 6 или в 9 отдел? Так, повезу в 69, пусть разбираются. А если всё же подымет шум и меня остановят? Тогда и будем решать. Все проблемы по мере поступления. - Павел всё говорил сам с собой и крутил стартер колымаги, которая упорно не заводилась.- Эх, сейчас бы девочку заводную она бы нас завела. Давай же, заводись! Я не могу вызвать подмогу, и бросить этого хмыря тоже не могу. - но вот двигатель фыркнул и загурчал. Это был сладкий гул. Так его измотал этот химик, что Павел начинал подумывать о переводе в другой отдел. Здесь его держала пенсия хорошая, кабинет (в котором он писал только отчёты, но всё равно любил) и любимая секретарша. Секретарша Миля Александровна замечательная светловолосая голубоглазая девушка. Её мышцы были крепкие с лёгким рельефом, правда плечи великоваты (она была КМС по академической гребли), но какая улыбка и взгляд. И верная. Сколько раз шеф пытался её перетащить к себе. Говорят, что один разок она влепила ему пощечину, так он аж сел в коридоре на пол. А она наклонилась к нему так, что он смог увидеть через декольте её красивую грудь, улыбнулась, потрепала за ухо и сказала: "Если бы твою выходку видел Павел, я бы тебе ещё и ногой бы, тогда бы ты бы понял бы, что бабы это такой же объект с которым в начале бы неплохо договориться..." Она всегда "бы-кала", когда готова была ругаться, ну или как в данном случае заехать в физию.
Шеф труханул, но не подал вида. Вёл себя как будто ничего не произошло. Эх, я уже не видел её месяц. С этим заданием по подворотням и подвалам. Скоро увижу её длинные волосы стянутые на затылке в хвост - настоящая амазонка...
Машина медленно выезжала на дорогу жизни. В салоне было уютно и сухо. Настроение начало улучшаться. Павел включил радиоприёмник и в гости ворвался голос грязного дегенерата Джаггера: "Ай кэнт гет но сэтисфэкшн!!!" - доверительно проорал он Павлу.
"А это твои проблемы," - в ответ подумал тот.
Дорога впереди была свободна. Поскрипывая, дворники смахивали капли дождя с ветрового стекла. Не отвлекая внимания от дороги, Павел потянулся к сумке, лежавшей на соседнем сидении: в ней был термос с горячим черным чаем. Предвкушая приятную терпкость на губах, он подтащил сумку поближе и запустил в неё руку, но не обнаружил там гладкий бок термоса. Вместо этого рука наткнулась на что-то липкое и мягкое.
"Что за ерунда?"
В сумке была отрезанная кошачья голова...
Крепкие нервы Павла оставались крепкими как чёрный чай, который сейчас был непонятно где. Кошачья голова не произвела на него впечатления; несвежая, да и порода никакая - серая.
Дождь усилился, заливая стекло так, что дворники уже с трудом справлялись, подталкивал остановится и переждать. Павел всматривался в дорогу и понимал, что где-то здесь иллюзия. После такого задания надо полгода приходить в себя. Может сделать Миле предложение? Миля, милая где ты, принесите мне кофе -стонал мозг Павла. Отодвинув сумку с головой, сцепив зубы он прошипел:"Мир или катится, или скачет, но настроение у меня такое, что он точно сейчас и покатится и поскачет. Мэри Хрисмес, Мери Попинс и Мери Уполь".
В ответ пошёл снег...
Снег валил огромными хлопьями. Минуту Павел ещё справлялся, а потом остановился. Сразу же заглох мотор и задний багажник открылся...Павел, несмотря на усталость, молнией выскочил из машины и занял оборону за дверью. Снег сменил дождь...
Ничего не происходило...
Секунды тянулись. Вдруг сзади что-то скрипнуло, пахнуло хлоркой, шею сдавило и кто-то потащил его назад.
"Надо бросать эту работу. Хмыри, другие придурки, чай пропадает, головы кошачьи..." Кто надвинулся над ним и врезал по щеке...
Павел открыл глаза и увидел Милю. Он решил, что потерял сознание. Но дождь напомнил, где он находится. Миля помогла ему встать. В двух шагах лежал хмырь, лицо его было в крови.
"Вот это ему Миля врезала".
- Так я и знала! - Сказала Миля, увидев, что Павел пришёл в сознание, - Так я и знала, что встрянешь куда-нибудь. Всё утро покоя себе не находила. А вчера мне сон ещё приснился нехороший...
Павел покрутил головой, размял плечи - вроде бы всё в порядке - и улыбнулся:
- Как ты меня здесь нашла?
- Так ты же мне сам сказал? Ещё вчера. Говорил, что после того случая шеф на тебя зуб отрастил. И в этот раз направил разрабатывать хмыря-алхимика. Ты ещё сказал, что с такого задания мало кто возвращается в своём уме.
- Чего? Я сказал?
Миля пристально посмотрела ему в глаза.
- Ну да, - медленно произнесла она, - ещё говорил, что Фердюхова после такого задания на пенсию быстро отправили... В тяжелом состоянии...
- Да? - Павел искренне недоумевал.
- Так ты не помнишь? - Она прищурилась. - А про мой день рождения тоже не помнишь?
И тут Павел поймал себя на мысли, что про день рождения Мили он и не думал. Потому что день рождения у нее в мае, а сейчас...
Какой же сейчас месяц? Небо откликнись, а то я кликнусь!
А про день рождение это проверка в уме ли я! Надо перевести тему.
- Миля, я давно хотел тебе предложить...
- Предложи.- сказал Миля и щёлкнула трижды зубами в улыбчивом оскале.
Павел отшатнулся и стал искать пистолет. Хмырь вроде лежал, но как-то не вязалась ситуация...
И зачем Миля надела на шею этот странный кулон, в виде кошачьей головы.
- Знаешь... Мне трудно решиться, - Павел пытался как-то построить фразу и сделать беззаботный вид, но мысли метались, - Да и не знаю, как ты отреагируешь... А вопрос для меня чувствительный...
- Да не парься...
"Боже мой! У нее зрачки пульсируют!" - мысль обожгла Павла так, что он вздрогнул.
- А где твоя машина?- спросил он и принял решение надо перестать мыслить. Это ИЛЛЮЗИЯ.- Чаю хочу. Что-то резмос не найду.
- Термос, ты хотел сказать? -Улыбалась Миля.
- Сейчас.- Павел сделал шаг в сторону, постоянно держа в поле зрения Милю, оглянулся и понял, что кроме его колымаги ничего нет...
Северный ветер снова опрокинул облака снега. Холодно. Павел не обращал внимание на холод раньше, но сейчас его отсыревшая одежда на ветру не спасала. Надо возвращаться в машину. - Павел, где ты? - это был голос Мили. - Я не вижу тебя...
Он огляделся по сторонам. Никого. Только колымага. Голос доносится оттуда.
Дурное предчувствие, ещё более холодное провело по спине своей острой лапой.
"Надо выйти из области пси-контроля," - и Павел сделал ещё шаг назад.
- Где ты! Подойди ко мне, - звал голос.
Ещё один шаг назад.
- Стой! - ласковые ноты из голоса исчезли, как и не было. - Не смей!!!
"Пистолет!? Где же ты мой, чёрный пистолет? Столько гоняться за хмырём, и оказаться совсем безоружным. То, что мне не дали новейшего противоинтелектуального дуального оружия Ремусова (ПИДОР), аббревиатуру которого произносили тогда, когда его не было под рукой или оно отказывало, так ещё и наградной болтается где-то." Павел полез в задний карман и обнаружил термос заправленный в штаны. Он выхватил его в неистовой радости как будто жизнь поднесла ему Джек-пот, открыл его и налил полную чашку. В нос ударило мятой и чёрным грузинским чаем N36. Он сделал большой глоток, чем обжег язык и горло, зубы свело, желудок закричал и кровь ударила в голову.
- Мама Миля! - сказал Павел вслух, качнулся и открыл глаза. Светало.
- О, чёрт! Чёрт! - закричал Павел, вскочил и завертелся волчком, схватившись за голову. - Не хочу!!!
Это было как наваждение, как горячечный бред. Стук вагонных колес в его воображении смешивался с какофонией, производимой настраивающимся симфоническим оркестром. Потом гулко зазвенел церковный колокол, взвыли футбольные фанаты на стадионе, блея в разнобой прокатилось баранье стадо, засасываемое в раструб давящей и перемалывающей его мясорубки, из которой червеобразными колбасками стали выползать дубленки под пошлые напевчики клоуна - трансвестита с белой звездой на голове. Снова грянул колокол и лязгая гусеницами покатились танки, ведя шрапнельный огонь по столпившимся на краю обрыва голым детям-дебильчикам, скулящим от боли и страха. На полнеба развернулся люциферов глаз и откуда-то из смолянисто-чёрной глубины его донеслось: "Покращення вже сьогодни... Слава Украйини...." Вопли терзаемых и корчащихся от боли смешивались в его сознании с бодрыми тирадами телевизионных дикторов и рекламными слоганами, рокот и гул разваливающихся зданий и глухой стук капель дождя о промокшего насквозь игрушечного медвежонка с глазами-пуговичками...
- Не хочу!! Не могу!!! - сквозь сцепленные зубы хрипел Павел.
И вдруг - тишина. Мертвая, вязкая, глубокая.
Светало.
Когда же придет утро? - думал Павел. - Доброе, любимое, чистое, нежное, вселюбящее и лелеющее...
Он начал задыхаться. Горло перехватывало, а дыхание вырывалось рывками. Сердце застучало...
Пусть. - сказал он тихонько и подумал: я жил, любил, сражался, ковырял в носу, учился, ходил на рыбалку, напивался в усмерть, курил Партагас - теперь и умереть можно. А вот ещё Миля! Может она в опасности? Что этот хмырь сделал с ней? Или вытащил её из моего подсознанья, чтобы ослабить мою способность противостоять? А ведь у нас могут быть дети, если я выберусь отсюда, а если притащу хмыря, то ещё и будущее. Он опасен. Чего я там делал в жизни, кажется, сражался?
- А ну-ка, Пашка, вставай лицом к опасности и держать строй! - скомандовал себе Павел и шагнул к колымаге.
Хмырь уныло смотрел на него из багажника.
- Что, скотина, - рявкнул на него Павел, - оклемался?
- Отпусти меня, - тих произнёс тот, - я не виноват.
- Не виноват?! В чём же этот ты не виноват?
Хмырь шморгнул носом.
- Я композитор. Вчера в оперном театре исполнялась моя оратория до-бемоль-мажор "К жизни".
- И что же?
- Я же трудился над ней два года! А вчера была премьера. В антракте ко мне подошли морячки и заманили в буфет...
- Дальше...
- Они, морячки эти, ничего не смыслят в искусстве, но хорошо разбираются в водке. Мне пришлось спрятаться от них в специализированном туалете для сотрудников коммерческого банка "Золотая мокрота"...
- Нетипичное название для банка, не находишь?
- Его учредитель бывший панк... Утончённейший человек, никогда не меняет носки. В этом он достиг своеобразных высот...
- Так что же было потом?
- Я выбежал через пожарный выход... Я не виноват. Отпусти меня...
- А я не судья. Не определяю я виновность. Дружище, тобой заинтересовались некоторые люди, мы сейчас поедем к ним, они побеседуют с тобой... Надо же - "пожарный выход". Ты из прошлого; этих выходов нет давно. Теперь это уже "пожарные входы".
- Ты меня с-путал с кем-то.
- Я тебя ни с кем не путал, ты ж не собака. Или собака? Покажешь свой истинный образ? Хотя мне всё равно. И прекрати пускать слюни. Хочешь свободы? Не высовывайся. Сожрут.
Запахи от химика снова напомнили о белёных клозетах, хлорке, уборщице, шныряющей со шваброй между писсуаров бурча на мужиков и требуя, чтобы они были меткими. "А у кого прицел сбит, тому могу его набить",- и хохоча хриплым горлом, она показывала остатки зубов.
- Эй, хмырь! Тебя как звать? Пойми ничего личного. Ты потерян. Я тебя нашел. Вчера насмотрелся я и на морячков, и на греков с индусами, и ещё на своих подчинённых, и чуть не забыл, на снег. Сейчас поедем. Тебе удобно? Не жмёт? Сейчас она выжмет какую-нибудь сотню км/сутки - это не скорость, это - расстояние. Какой же ты симпатичный, хмырь? Я тебя прокачу.
Хмырь скрипнул зубами от досады и попытался отвернуться, но верёвки, которыми он был связан, изрядно сковывали движение.
- У меня судороги от твоих верёвок. И вообще, почему я в багажнике? Я гражданин цивилизованной страны и требую, чтобы ко мне относились в соответствии с Хартией о правах человека...
Глаза Павла округлились:
- Ты сам-то понял, что наворотил?
- Я требую присутствия адвоката!
- Чудак, - почти ласково сказал Павел и захлопнул багажник. Пора ехать.
Он сел за руль. Улыбнулся себе в зеркало заднего вида, думая о том, что нельзя увидеть своего лица в зеркале заднего вида. Вопрос: Что я вижу в зеркале заднего вида? Поговорить бы с кем. Работёнка у меня что надо, даже поговорить не с кем. С хмырём поговорили. С колымагой поговорю позже. Надо себя привести в порядок. Так, здесь рядом есть мотель "Хвост". Номера стоят там друг от друга далеко - можно отдохнуть и хмыря проветрить. А там может подмога на связь выйдет.
-Вперёд! - скомандовал Павел колымаге.
-Хрю! - Колымага сказала.
Катясь по дороге, Павел расслабился и начал напевать какой-то излюбленный мотивчик. Но звонок мобильного телефона, как всегда, скомкал все мысли.
- Алло...
- Привет, - голос Мили был приветлив, - я выслала тебе на помощь подкрепление, встречай.
- На помощь в чём?
Но телефон сообщил, что абонент отключился.
А ещё через несколько минут Павел увидел мчащийся ему навстречу черный фургон. Он хорошо знал этот авангард демократии.
Фургон развернулся поперёк дороги и остановился. Из него выскочили два коренастых парня в черной униформе и бронежилетах. Павел остановил колымагу и вышел:
- Здорово, орлы! - по-генеральски бодро приветствовал "помощников". Но орлы, видимо, не были настроены на добродушный юмор.
- Где он?
- В багажнике.
Багажник уже открыт. Хмырь, видя пришедших заметался:
- Я никуда не пойду! Вы не имеете права!
Один из орлов, с мясистым лицом и плоским носом схватил его за шиворот и выволок из багажника. Хмырь упирался и кричал.
- Заткни его! - рявкнул напарник плосконосого.
Тот встряхнул хмыря, как тряпку и ударил его коленом в живот. Хмырь захлебнулся болью.
- Э, оформить бы передачу подопечного! - как-то неуверенно произнёс Павел. Что-то он сомневался. Этих лиц раньше не видел. Из какого они...
- Мы не оформители. Этого хмыря мы заберем, не препятствовать, не перечить, из какого не спрашивать! - сухо сказал говорливый.
- Ну, счастливо! - Не обидело это Павла. Пусть забирают.
Говорливый подошёл к плосконосому и они подхватили хмыря. Быстренько его подтащили к фургону, сунули во внутрь, громко хлопая дверьми и дав столб пыли из под колёс, рванули с обочины...
"Избавился!? - решил Павел. Но машина проехала сто метров и резко остановилась. Плосконосый выскочил из машины и с пистолетом занял оборону за дверью, говорливый кинулся в кювет, пытаясь держать равновесие как будто мог поскользнуться. - Видимо снег пошёл... Мешок... В мешке хмырей транспортируют. Сейчас у них будет ералаш.
Дверь, за которой прятался плосконосый, затрепетала обернулась вокруг него, сжимая свой тугой охват. Тот даже выстрелить не успел. Его физиономия приняла гротескно-удивленное выражение, потом побелевшие глаза полезли из орбит и изо рта брызнула кровь. Дверь, как мощная ладонь, разжалась, и плосконосый безвольно рухнул на землю. Снег падал на его черную униформу и окрашивался в ржавый цвет.
Говорливый что-то кричал Павлу, но слов нельзя было разобрать.
- Ни хрена себе - всё людям. Я думал, что это было только в моем сознании. Однако, это массовый психоз. Сейчас будет явление Мили... - вслух говорил Павел, подходя к колымаге. Спокойно, без суеты (ситуация под контролем) он вытащил мешок из багажника и направился к фургону.
Бездари. Морды отъели, грубить научились, каждый может в любую минуту начать выдвигаться в депутаты, а выполнить качественно поставленную задачу - шиш...
Подойдя к фургону он увидел интересную картину: хмырь извивался, пытаясь освободиться от верёвок, что-то шептал, выпячивая губы, округлял глаза как будто был на горшке... Снова Павлу ударил в нос запах хлорки... Резким движением мешка он оглушил химика и всё сразу прекратилось. Стало тихо. Никакого снега, ничего не напоминало о прошедшей картине, только говорливый что-то шептал в кювете, а плосконосый обнимал дверь и смеялся. Слёзы катились из глаз последнего и видно ему не было стыдно...
- Вот, шлёпанец, до чего довёл людей или они его? Откуда же ты взялся, хмырь? Почему меня послали? Почему бы мне не послать всех? Обнять Милю и предложить ей прожить всю жизнь...- мысль оборвалась... рядом стояла Миля и протягивала руку к нему, в руке был шлёпанец 45 размера...
- Что это?
- Обувь, - голос Мили звучал очень низко, как нижнее ми на электронном синтезаторе, и слова скорее угадывались, чем слышались, - возьми, он пригодится...
- Ты думаешь? - Павел ничему не удивлялся. Он взял шлёпанец и повертел его в руках. Хорошая добротная работа, замечательная отделка, по всему видать вещь дорогая...
- Эх, летите голуби! - Крикнул Павел и швырнул шлёпанец высоко к тяжелым тучам, плывшим в небе.
- Ты что творишь, - пробасила Миля и устремилась следом в небо.
"Так, от одного персонажа избавился... Что же делать с этими?"
В этом Мире говорят мы гости, так почему же мы ведём себя здесь как дома? Как дети малые хотим владеть всеми игрушками. Играем в чужие игры. Отпущу я химика, пусть живёт. Не думаю, что от него есть вред. От этих плосконосых и говорливых, слепоподчиняющихся приказам, больше вреда, чем от одного грязнули-мистификатора. А с другой стороны, отвезти его в центр и он им там мозги поправит.
- Эй, хмырь, сможешь перевернуть сознание 1000 человек, которые играют под себя? - загнул Павел. Научиться бы им управлять - подумал он, - а почему бы не подружиться с ним? Выпить рюмашичку? Узнать, что за человек, чем дышит, к чему стремится? Может всё-таки от него меньше разрушений, чем от тех с кем давно общаюсь? - Вопросы лились быстрым, мощным потоком горной реки. Клокотало в голове, душа начинала болеть... Павел резко хлопнул багажником, скользнул вдоль колымаги, сел за руль, крутанул стартер и рванул с места. Дверь захлопнулась на ходу.
Он ехал по дороге, на которой стали часто встречаться клозеты. Они встречались так часто, что создавалось впечатление, что весь мир озабочен тем, как бы не наложить в штаны. Ведь никому доверять нельзя. Даже самому себе; хотел только пукнуть, а пришлось штаны стирать. Вспомнился старый анекдот. Буду петь - этот парень опять в сознание лезет:
Aprendimos a quererte
desde la historica altura
donde el sol de tu bravura
le puso cerco a la muerte.
Надо же, только про свободу песню вспомнил. Как хочется быть независимым, а с другой стороны хороший мотив и парень с крепким стержнем. Хотя сломали этот стержень... Не ни так, застрелили тело несущее стержень, а стержень остался целым...
Aqui se queda la clara,
la entrenable transparencia
de tu querida presencia
Comandante Che Guevara.
Тримайся парубок. Хай там що!
Показался знак "мотель "Хвост" - 500 м". Павел посмотрел в зеркало заднего вида - хвоста не было.
"Хвост впереди через 500 метров. - Начал он в мыслях. Откашлялся вслух и принялся расслабленно думать, - Говорливый, наверное, решал что докладывать начальству, а плосконосый складывал дверь в багажник как вещьдок. Плевать мне на них. Возьму номер с гаражом для трейлера и хрен они меня найдут."
На стоянке стоял кабриолет небесно-голубого цвета, с тонкой красной линией на борту, словно лента вьющаяся на ветру, как красный аспид мчащийся за добычей, как ручей огненной лавы... Она здесь. Ещё не моя, но желанная Миля. Хоть бы в этом эпизоде было всё нормально...
... Мили в машине не было. И тут запищал телефон. Она.
- Павел! Выслушай меня. Ты должен немедленно отсюда уехать. Немедленно! - Голос Мили дрожал истерическими обертонами.
- Где ты?
- Я здесь, в мотеле. Вижу твою колымагу в окно... Уезжай. Они уже идут за тобой!
- Не надо на меня давить, Миля. В конце концов я - профессионал.
Её нервный смех в трубке прозвучал зловеще.
- Имей в виду, профессионал, что лейтенант Кондыба идет тебе наперерез. А Агронопуло уже полез на крышу.
Павел вздрогнул: о снайпере Агронопуло ходили легенды. Говорят, он был непревзойдённым в игре на бильярде и рыбак отличнейший.
- Что ж, - с горькой иронией сказал Павел в трубку, - приятно, всё-таки, что меня уважают.
- Не время для юмора, - продолжала Миля, - шеф боится, что ты с химиком вошёл в сговор. Уезжай!
Разговор прервался.
Сбоку к машине подходил лейтенант Кондыба. Улыбаясь искренней и обаятельной улыбкой, он помахал Павлу рукой. Другой рукой он придерживал черную корягу банальной винтовки М-4.
- Пойдём по проверенному пути. - Процедил Павел себе и открыл дверцу. Мысли текли быстро, боковые рецепторы ощупывали всё вокруг и они уже засекли лысого ничем не привлекательного Агронопуло на чердаке административного здания. Выдавлия улыбку, как рукой повидло из булки, протянул ключи Кондыбе.
- Здравия желаю! Мы приехали помочь. Булерьян доложил, что они с Пупом не смогли справиться с транспортировкой объекта. - Доложил лейтенант. Он, наверное, имел в виду говорливого и плосконосого. - Последний отправлен в больницу, кажется у него многочисленные переломы рёбер.
- Вы успели застраховать свой скелет или у Вас есть запасной в шкафу? - Павел шутил. Он же не собирался более атаковать химика, более того, он собирался глубже понять его суть и миссию на Земле.
- У меня его давно нет. То, что стоит перед Вами сделано из титана и золота.
- Как тяжело же Вам держаться на плаву. - Павлу стало тяжело сдержаться, чтобы не засмеяться, потому что вспомнил Аркадия. Они вместе учились в школе. Однажды этот парень спросил учителя: " Игнат Петрович, а слово "купаться" пишется с одним или с двумя "ц"". Этот случай всегда подымал настроение или вызывал безудержный смех у Павла. Пришлось укусить губу, ущепнуть ногу, зажмурить глаза, сделать глубокий вдох. Лучше было бы двинуть прикладом этому парню в зубы, которые были из какого-то материала, а не живой ткани. Но надо было отойти в сторону и наблюдать, что будет дальше.
Но лейтенант не спешил. Не убирая елейной улыбки, он пристально осматривал местность своим цепким холодным взглядом.
- Отойдите к зданию, - не допускающим возражения тоном заявил он Павлу. Тот уже собирался повиноваться. И тут в руках Кондыбы мелькнул портативный пси-шокер, это означало только одно: хмырю несдобровать.
"Спаси", - промелькнуло в сознании Павла. Он не колебался ни секунды.
- Лейтенант, не спеши...
- К стене, я сказал! Марш! - Взревел Кондыба, не поворачиваясь на голос Павла.
Выполняя обычный длинный прыжок, Павел очутился рядом с лейтенантом и нанёс удар по локтю руки, сжимавшей шокер, и продолжая движение атаковал корпус. Лейтенант чуть покачнулся, шокер упал на землю. Кулаки Павла откликнулись болью - видимо Кондыба и вправду был сделан из твердого теста. Но отступать было нельзя... Лейтенант нанёс мощный удар Павлу головой в грудь, и тот повалился на землю. Ещё мгновение, и кованный приклад М-4 превратит его нос и зубы в бесформенное месиво...
"Жаль", - промелькнула мысль, - "а я ведь такой симпатичный..."
И в этот момент Кондыба взлетел в воздух, его глаза ошалело лезли из орбит, ненавистная улыбка уступила место полной растерянности.
А дальне, будто брошенный невидимой рукой, лейтенант налетел прямо в стену мотеля.
Словно во сне Павел слышал, как раскатисто басовито пролаяла СВД, и рядом с его головой лопнул, словно натянутая верёвка, воздух: пуля взметнула фонтанчик мелких камушков и пыли на обочине.
Следом за выстрелом последовал грохот и оглушительная матерная ругань - это свалился с крыши снайпер Агронопуло, о котором ходили легенды.
"Ай, да химик!" - думал Павел, - "Ай, да сукин сын! Молодчина!"