Мы с Серёгой часто ездим в командировки. Сами знаете, в командировках всякое бывает. И споры, конечно. Например, у нас с Серёгой разные вкусы на женщин. Ему нравятся женщины, на которых я не обратил бы внимания, если бы ни энергичные толчки локтем мне в бок. Это его условный знак вместо слов: "Старик, посмотри какая женщина!" Я смотрю и чаще всего не соглашаюсь с Серёгой. А бывает и наоборот: он не разделяет моих симпатий. Я к этому отношусь как-то спокойно. А почему, собственно, нам с Серёгой должны нравиться одни и те же женщины? Мы с ним не близнецы, даже не родственники. А Серёга всегда почему-то волнуется. И раз за разом желает узнать моё мнение по поводу понравившейся ему женщины. Оценки наши, как я уже сказал, не совпадают. И Серёга горячится, спорит, пытается что-то доказать, наверное, чтобы приблизить мои представления о прекрасном поле к своим. Или свои как-то скорректировать? Я не знаю. Да он и сам, по-моему, не понимает, чего он добивается, начиная эти споры.
Чуть не забыл сказать, что работаем мы в командировках по-разному: иногда с утра до вечера с Серёгой вместе, а иногда он - в одной фирме, я - в другой, встречаемся только в гостинице. И вот однажды, когда мы очередной день отработали поврозь, Серёга вечером мне и говорит: "Сегодня я видел женщину, которая не может тебе не понравиться. Я лично потрясён и покорён!.. Какая женщина!.. Необыкновенная!.. Веришь? "Верю, конечно, - отвечаю, - бывают неотразимые женщины". Мой такой общий ответ Серёге сразу не понравился. "Слушай, - сказал он, и волосы у него на затылке агрессивно поднялись, - если она тебе не понравится, я с тобой не только дружить, разговаривать перестану! Понял? Я должен тебе её показать". И целую неделю, когда мы были вместе, Серёга вспоминал прекрасную женщину, которую, кстати, звали Мэри. Имя, я согласился, действительно редкое и красивое. И мы договорились так устроить наши дела, чтобы ехать в фирму, где трудилась Мэри, обязательно вместе. И дня через три-четыре после нашей договорённости поехали. Серёга специально к этому событию сам постригся и меня заставил. Но утром гладить брюки я категорически отказался, просто, как обычно, побрился, умылся и зубы почистил. Позавтракали и поехали.
Дорога в трамвае, то да сё, дела по пути кое-какие. И вот он наступил торжественный момент: мы с Серёгой готовы войти в комнату, за дверью которой увидим наконец Мэри. Серёга заметно волновался, я не очень. Серёга кашлянул, наклонил вперёд немного голову, решительно постучался, и мы вошли.
За столом сидела яркая брюнетка в синем халате с повязкой вокруг головы из белого платка. Левая щека женщины сильно распухла, так сильно, что немного перекосилось её лицо. Ни повязка, ни левая рука, постоянно повязку придерживающая, не могли этого скрыть. Напротив, и одутловатая щека, и перекошенное прекрасное лицо, и повязка с двумя концами, торчащими над головой женщины в виде заячьих ушей, создавали довольно комичную картину. Можно было улыбнуться, если бы не глаза женщины. Они говорили о совершенно измученном человеке, которому уже всё равно, только бы наступил какой-нибудь конец. Причёска женщины, макияж, сами понимаете, - всё в плачевном состоянии. Серёга затеял сочувственный разговор, из которого выяснилось, что виноваты во всём зуб мудрости и страх Мэри перед зубным доктором. Но сегодня она уже решилась. Никаких слов о работе не могло быть: мы понимали, что ей не до нас и не до работы. Короче, мы ретировались, с делами разобрались в другом кабинете. А вот когда вышли от Мэри и шли по коридору, я Серёге успел негромко сказать: "Ну, Серёга, и вкус у тебя! Ты меня извини, конечно". На что Серёга смущённо ответил: "Да, действительно". И что интересно, после этого случая Серёга перестал спорить со мной о женщинах.