апрель, 1941

СОДЕРЖАНИЕ

Рэй Каммингс. НАШЕСТВИЕ ГИГАНТСКИХ БАКТЕРИЙ

Фредерик Арнольд Куммер-младший. ПОХИТИТЕЛИ ЗЕМЛИ

Р. Девитт Миллер. ПО ТУ СТОРОНУ АДА

Деннис Плиммер. ЧЕЛОВЕК ИЗ ДРУГОГО ВРЕМЕНИ

Дэвид Х. Келлер. СКОРОСТЬ СТАНЕТ МОЕЙ НЕВЕСТОЙ

Уэйн Д. Оверхолсер. ПОЗНАКОМЬТЕСЬ С МОИМ БРАТОМ - МИСТЕРОМ ПРИЗРАКОМ

НАШЕСТВИЕ ГИГАНТСКИХ БАКТЕРИЙ

Рэй Каммингс

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПРИЗРАКИ-УБИЙЦЫ

- Мисс Земля! Присваивая вам этот титул, который вы честно завоевали, Иветт Аллер, мы со смиренным обожанием отдаем должное вашей красоте, вашим достижениям и совершенству. Мисс Земля, мы отдаем вам должное!

Представитель судейского комитета опустился на колено перед Иветт. Аплодисменты собравшейся толпы были оглушительными. Я стоял у помоста с учащенно бьющимся сердцем. Для меня веселая, украшенная флагами сцена была размыта; высокие ряды кресел, заполненные аплодирующими людьми; ложи, сверкающие от напыщенных чиновников из многих стран мира - и вереница девушек, каждая из которых была представительницей своего народа, соревнующихся здесь за один великий титул, - все это было для меня размыто, все это для меня было стерто, осталась только Иветта, на которой я скоро должен был жениться. Как будто все это делалось для того, чтобы показать мне ценность приза, который я уже завоевал. Мисс Земля! Самая образованная, самая красивая девушка в мире.

А потом, как только появилась возможность, Иветт спустилась вниз, накинув на себя маленькую мягкую шаль, скрывающую ее красоту, и обратила внимание на меня. Вы, конечно, читали о ней. Вы много раз видели ее движущееся изображение и слышали ее воссозданный голос. Маленькая, стройная, с длинными черными волосами; фигура чувственная, но в то же время от нее исходит какое-то девичье целомудрие. Ее маленькое овальное личико - британо-американское от отца и смуглое латиноамериканское от матери-француженки; лицо дерзкое, как у эльфа; прирожденная кокетка, в котором нет ничего от традиционной красоты; с обаятельной, открытой неотразимой улыбкой. Вы, наверное, слышали, как дикторы вещали подобные вещи. Но никто никогда не видел, чтобы у нее было такое раскрасневшееся от радости лицо и странный блеск в темно-синих глазах, как в тот момент, когда она, торжествуя, подбежала ко мне.

- Я хотела победить, Боб, - пробормотала она, - чтобы ты гордился мной. - И тут же на ее лице появилась озорная улыбка эльфа, когда она посмотрела на меня раскосыми глазами. - Ты все еще хочешь жениться на мне, не так ли?

Я пропущу то, что сказал. Это не важно для нашего повествования. Вы и так можете догадаться. Я бы не стал так восторгаться Иветт, если бы не хотел изложить здесь как можно проще и понятнее фактический отчет о тех странных происшествиях, в которые мы с Иветт были вовлечены. Ее красота была движущей силой в этом зловещем деле, так что я по необходимости останавливаюсь на этом подробнее.

Меня зовут Роберт Дин. Тем летом 1994 года мне исполнилось двадцать четыре года. Я был продавцом самолетов. Я жил в верхней части Нью-Йорка вдвоем со своим младшим братом Джеймсом Дином. В то лето ему было всего шестнадцать. Я обычный парень. Конечно, ничего особенного - крупный, поджарый и не очень привлекательный. Джимми был колоритным. Маленький, жилистый, симпатичный. Он был летчиком. Упрямый чертенок; в четырнадцать лет, получив лицензию пилота, он сбежал из дома и присоединился к передвижному авиашоу - в прежние времена это называлось тусовкой. Теперь он уволился и работал демонстратором и инструктором по полетам в той же компании, что и я.

Но хватит о нас, Динах... В течение недели, последовавшей за конкурсом, у меня не было возможности увидеть Иветт. Моя компания выслала меня из Нью-Йорка, а Иветт вернулась в свой маленький летний коттедж в провинции Квебек, где она жила с домработницей-компаньонкой...

В северной части неба была видна комета. Астрономы обнаружили ее в марте прошлого года. Вы, конечно, читали о ней тогда, но, вероятно, как и мы с Джимми, не проявили особого интереса. Элементы ее орбиты были рассчитаны заранее. По их словам, это был не гость из космоса, а представитель нашей Солнечной системы. Он, несомненно, всегда был здесь, - маленький темный шар, по сути, не более чем астероид-планетоид, - по счастливой случайности никогда не приближавшийся к Земле настолько, чтобы его можно было увидеть. Но сейчас он приближался; и по какому-то таинственному явлению природы, которое ни один астроном не мог бы объяснить, только в этом году проявилось его сияние, его хвост тянулся назад от Солнца. Я помню, как читал основные данные о его расчетной орбите - немного узкая эллиптическая траектория, расположенная в плоскости, отличной от земной, и с осью орбиты, расположенной почти под прямым углом к нашей. По сути, его траектория огибала Солнце сразу за орбитой Меркурия, а затем проходила на полпути между Землей и Марсом.

Сухие астрономические факты. Для меня они значили очень мало. Но сама комета, которая появилась в середине июля, ясными ночами представляла собой впечатляющее зрелище - крошечная светящаяся точка, за которой среди звезд тянулся гигантский веерообразный хвост. Неудивительно, что люди прошлых веков пугались, когда появлялась комета. Предзнаменование рока. У нас, в современном мире, конечно, нет подобных суеверий; и все же, признаюсь, когда я смотрел на нее в те ночи, во мне возникало странное чувство страха. Предзнаменование зла...

И вот наступил тот знаменательный вечер в конце июля. Я был дома один, лениво слушал выпуски новостей. И вдруг напрягся. Репортаж из Беннингона, штат Вермонт.

"Мисс Мира подверглась таинственному нападению. Анита Ибаньес, обладательница второго приза на недавнем Всемирном конкурсе, стала жертвой странного нападения..."

Я слушал, затаив дыхание. Маленькая испанская красавица, которая была второй после Иветт. Были очевидцы - два охотника, спускавшиеся с холмов за городом. Они услышали крик девушки; и со скалистого мыса, с которого открывался вид на сад маленького пригородного домика, где она жила, они видели, как она боролась там в освещенной луной темноте. Ужасный нападавший - странная светящаяся вертикальная капля, казалось, внезапно окутала девушку...

Чудовищные подробности. Полиция, конечно, не могла поверить в подобные вещи. Оба молодых охотника утверждали, что видели, как что-то фосфоресцирующее, бесформенное обвилось вокруг сопротивляющейся девушки; что-то, что светилось бледно-зеленым светом. Призрак, светящийся в лунном свете. Они побоялись стрелять - это могло привести к смерти девушки. Они закричали, спустились с небольшого возвышения и побежали в сад. Но девушка и ее ужасный похититель исчезли.

И пока я сидел, оцепенев, и слушал, диктор переключился, и на экране появился другой... Лагерь молодых девушек на озере недалеко от Ратленда. В эти выходные их посетили несколько участниц конкурса, которые вместе с сопровождающими путешествовали по Новой Англии. Они разбили лагерь на маленьком острове. На группу напали. На острове было десять девушек и пожилые мужчина и женщина. Пожилая пара была найдена мертвой, а девушки пропали.

Призраки-убийцы. Кто бы мог поверить в подобные слухи? Но этот диктор, как и предыдущий, рассказывал, что в лесу, неподалеку от озера в Вермонте, были замечены стоящие вертикально светящиеся фигуры...

Звук открывающейся за моей спиной двери гостиной заставил меня обернуться, нервы были так напряжены, что меня пронзила дрожь ужаса. Это был Джимми. Он стоял и улыбался, видя, как я вздрогнул от неожиданности; его черные волосы были взъерошены, мальчишеское красивое лицо раскраснелось от бега по склону. И тут он увидел выражение моего лица.

- Боже мой, Боб, - выдохнул он. - Что случилось? У тебя такой вид, словно ты только что увидел привидение.

Я рассказал ему о новостях, и он непонимающе уставился на меня.

- На девушек - участниц конкурса - нападают? - И он неожиданно добавил: - Где Иветт?

Иветт! Я, конечно, сразу же вспомнил о ней. Могло ли быть так, что эти странные похищения были спровоцированы рекламой, которую получили девушки, участвовавшие в конкурсе? Их красота - приманка? Для кого? Для жутких, светящихся существ - сверхъестественных?

- Иветт в Кап-Руж, - сказал я. - Маленький городок, недалеко от Квебека. - Меня внезапно охватила паника. - Я позвоню ей.

Я потянулся к нашему аудиофону, но он зазвонил, прежде чем я успел до него дотянуться.

- Роберт Дин?.. О, это ты, Боб, я так рада, что смогла с тобой связаться.

Голос Иветт. Низкий, напряженный, настойчивый.

- С тобой все в порядке? - спросил я. - Ты слышала новости?

- Новости? Какие новости? О, Боб...

Я пропустил это.

- Зачем ты мне позвонила, Иветт?

Джимми, стоявший рядом со мной, прошептал:

- Скажи ей, что тебе нужна видимая связь. Разве она не может включить ее?

Я нажал на видеосигнал. Она приняла его; на маленькой сетке засветилось изображение ее прекрасного лица - бледного, испуганного. В гостиной, оформленной в деревенском стиле, за ее спиной было почти темно.

- В чем дело, Иветт?

- О, Боб, я не знаю. Я просто... напугана. Анита звонила мне некоторое время назад...

Анита Ибаньес, одна из девушек, которая сейчас числится пропавшей.

- Звонила тебе, зачем?

- У нее не было возможности говорить - только пробормотала что-то о привидении, которое, казалось, бродило снаружи. А потом связь прервалась. О, Боб, я подумала, может, ты мог бы прилететь сюда сегодня вечером и побыть со мной...

- Конечно, я так и сделаю. Иветт, послушай, вы с миссис Грант, оставайтесь дома. Заприте дом на ключ...

- Да. Она заперта. Но миссис Грант сегодня вечером нет дома...

- Иветт, ты там одна! - Я тут же повесил трубку.

- Я лечу с тобой, - объявил Джимми.

Через пять минут мы были готовы и взбежали на маленькую площадку на крыше. И еще через минуту, на моей маленькой "Осе", мы уже поднимались в небо, освещенное звездами. Я был холоден и напряжен. Но, возможно, тревога была излишней. Иветт находилась в нескольких сотнях миль от других девушек, на которых напали...

Ночь была безоблачной, почти безветренной, на темно-фиолетовом небе сияли яркие звезды. Моя маленькая одноместная "Оса" могла разогнаться до добрых пятисот миль. Вскоре мы находились уже высоко над серебристой лентой озера Шамплейн, а затем повернули на северо-восток, к Квебеку. Джимми, обычно словоохотливый, почти не разговаривал. Затем он включил наш приемник на общественных волнах. Какое-то время не было ничего интересного, а потом мы остолбенели.

"Таинственный летательный аппарат видели в стратосфере над Вермонтом... Сообщает профессор Альтен из обсерватории Маунт-Киллингтон..."

Затаив дыхание, мы прислушались.

"На огромной высоте был замечен летательный аппарат странной формы, который, по-видимому, направлялся на север... Вдобавок ко всему, из Беннингтона, штат Вермонт, поступило еще одно странное сообщение...

Известный физик увидел блуждающего призрака... Доктор Чарльз Бэнкрофт, работавший допоздна в своей частной исследовательской лаборатории, расположенной в миле от дома Аниты Ибаньес, которая сегодня ночью была похищена таинственным, похожим на призрака, человеком, сообщает, что видел такую же призрачную фигуру возле своего дома..."

Действительно, странное сообщение! Доктор Бэнкрофт случайно изучал комету с помощью своего спектроскопа. Затем он увидел за окном своей лаборатории светящуюся вертикальную призрачную фигуру. Он направил на нее свой прибор, чтобы подтвердить странную мысль, которая пришла ему в голову. Светящаяся капля, скрывающаяся в его саду, давала ту же спектроскопическую полосу, что и хвост кометы!

Ученый оцепенело уставился на нее, и его охватил ужас. Эти смертоносные призраки были сделаны из хвоста Кометы!

ГЛАВА ВТОРАЯ. ЖУТКАЯ ГОЛОВОЛОМКА

Доктор Бэнкрофт увидел привидение у калитки своего сада лишь на мгновение, а затем оно исчезло...

Мы с Джимми, услышав об этом только что от диктора, с побелевшими лицами тупо уставились друг на друга. Джимми попытался изобразить мрачную улыбку.

- Что за чертовщина, Боб? Что это значит? Эти призраки-убийцы - из хвоста кометы?

У меня не было ответа. Сквозь смотровое стекло кабины нашей маленькой "Осы" я мог видеть комету в северной части неба - огромный струящийся хвост светящегося тумана, изгибающийся дугой среди звезд. Струящиеся электроидные газы? Светящаяся звездная пыль, отраженная Солнцем, струилась назад... Даже сейчас, в 1994 году, я не знал никого, кто мог бы точно определить природу этого странного хвоста... И вот известный физик обнаружил у калитки своего сада нечто, способное напасть на девушку, окутать ее, унести прочь...

Фантастические мысли нахлынули на меня - тысяча пугающих предположений, настолько ужасных, что я отбросил их прочь... Вдруг Джимми пробормотал:

- Я слышал об этом докторе Бэнкрофте. Одна из его дочерей участвовала в конкурсе - все три известные красавицы...

Больше он ничего не сказал. Голос диктора по нашему радио передавал очередную страшную новость: "Доктор Бэнкрофт из Беннингтона, штат Вермонт, найден убитым! Три его дочери, предположительно, пропали из дома, примыкающего к его лаборатории..."

Организованное нападение! По меньшей мере тридцать девушек, почти все из которых славились своей красотой, были похищены! Кем? Чем? И Иветт здесь, в Канаде, одна в своем коттедже...

Мы уже пересекли реку Святого Лаврентия. Я летел наискось, под нами в звездном свете дремали маленькие деревушки. Странно, что эта маленькая часть великой Америки осталась отсталой - мирная сельская местность, дремлющая, как и сто лет назад... Коттедж Иветт стоял в лесистом предгорье Лаурентидов, почти в одиночестве, а маленькая деревушка Кап-Руж находилась примерно в двух милях от него.

Мы спикировали вниз, бесшумно, как птицы, и приземлились на небольшой ровной площадке в нескольких сотнях футов от дома. В морозном канадском воздухе царила странная тишина - тишина, которая, казалось, внезапно наполнилась ужасом, так что мы с Джимми на мгновение замерли у подножия сцены, напряженно оглядываясь по сторонам. Вокруг не было ничего, кроме деревьев, залитых звездным светом, и небольшой каменистой тропинки, которая вела к дому.

- Держись рядом со мной, - пробормотал я. - Она там, конечно, она должна быть...

Если бы только я уведомил власти, чтобы они приехали сюда и защитили ее. Если бы только...

Тщетные сожаления. В маленьком одноэтажном домике, прислонившемся к небольшому скалистому утесу, было темно и тихо. Мы пошли по тропинке. Мы оба были безоружны. Я проклинал себя и за это тоже, но мы вылетели так поспешно, и проклятые инспекторы в Нью-Йорке могли задержать нас на час, прежде чем выдать гражданское оружие.

- Здесь никого нет, Боб...

- Нет. Она, очевидно, заперла дом и ждет нас...

Внезапно мои ноздри расширились... В ночном воздухе витал странный, едкий запах... Джимми кивнул, когда я сказал об этом. Запах, с которым я никогда раньше не сталкивался. Слабый, но едкий. Не неприятный.

Внезапно в доме зажегся тусклый свет. Входная дверь открылась. Иветт! Все мои странные страхи улетучились от прилива благодарности, когда ее стройная фигура в брюках появилась в дверном проеме, освещенная фонарем позади нее.

- Ты, Боб? О, привет, Джимми, я так рада, что ты здесь...

С ней все было в порядке. Она была так напугана, что, позвонив мне, сидела в своей темной гостиной и ждала нашего приезда. А теперь она услышала странные сообщения дикторов.

- Что бы это могло быть, Боб? Эти разговоры о призраках, сотканных из звездной пыли...

Мы собрались в гостиной, оформленной в деревенском стиле. Нас освещал лишь тусклый свет лампы. Окна казались светящимися бледными прямоугольниками на фоне серебристой ночи за окном.

- Боб, думаю, я должна тебе кое-что сказать, - вдруг пробормотала Иветт. - Я должна тебе кое-что сказать. Кое-что о моей семье...

Я знал Иветт всего около двух лет. Она была сиротой, у нее почти не было близких родственников. Мы с Джимми сидели с ней сейчас здесь, в тихом канадском коттедже, и она рассказывала нам о своем отце - о том, что теперь, в свете этих странных событий сегодняшнего вечера, казалось, интуитивно подсказывало ей, что угроза может исходить из ее собственного прошлого...

Ее отцом был доктор Джордж Аллер, в свое время известный врач-исследователь. Потом он заболел, и все думали, что он навсегда отошел от дел и живет с Иветт в маленькой деревушке в Новой Англии.

- Но на самом деле, когда его здоровье восстановилось, - говорила Иветт, - он очень много работал. Мой дядя - Жан Лафайет, брат моей матери - был с нами. Они хотели сохранить в тайне то, что делали.

Я слышал о Жане Лафайете. Двадцать лет назад ходили слухи, что он работал над принципом антигравитации - секретом космических полетов... Потом, по-видимому, он отказался от этого. Но на самом деле около трех лет назад Иветт и ее отец тайно построили космический корабль. Он никогда не испытывался, но они были убеждены, что он будет успешно работать.

Одновременно с этим доктор Аллер работал над радиоактивным препаратом, предназначенным для уничтожения всех чужеродных организмов, которые поселяются в организме человека. Это был шаг вперед в области радиотерапии. Средство для уничтожения микробов, которое при этом не повредило бы нежные ткани человека. И поскольку Мечниковым и его последователями было доказано, что даже обычное ухудшение состояния человеческого организма - сама "старость" - вызвано бактериями, то, убив бактерии, человек стал бы бессмертным. Поистине, грандиозное открытие. Если бы не несчастный случай, люди жили бы - по крайней мере, теоретически - столетие, два столетия, и жили бы вечно в полном расцвете сил и здоровья!

- Но отец воспротивился, - говорила Иветт. - На Земле были найдены только следы основного вещества, необходимого ему для изготовления препарата. Затем они с дядей Жаном обнаружили его следы - с помощью спектроскопии - на маленьком темном планетоиде, который как раз в том году начал слабо светиться. Это показало, что существует радиоактивный антибактерит, как он назвал свое теоретическое вещество.

Поэтому ее отец и дядя решили сохранить свою работу в тайне. Сокровище, которое они искали, находилось на далеком небесном теле, и у них был космический аппарат, с помощью которого можно было добраться туда. Оба они опасались недобросовестного использования своих открытий... В их планы входило подарить страдающему человечеству вечную свободу от болезней, а также секрет космических полетов - знаменательную новую эру, о которой так долго размышлял мир.

- И что они сделали? - напряженно спросил Джимми.

Иветт некоторое время молча смотрела на нас.

- Я не знаю. Меня не было неделю, я вернулась, а их уже не было. Медицинское оборудование отца исчезло. И космический корабль тоже исчез...

Верная своему обещанию хранить молчание, девушка ждала, представляя своего отца и дядю где-то там, среди звезд... Это вызвало у меня поток странных вопросов. Этот планетоид - отправились ли туда Аллер и Лафайет? Маленький мир, только начинающий светиться? Может ли этот планетоид быть пылающей кометой, которая сейчас прочертила свой хвост по северному небу? Упоминание диктора о "странном воздушном автомобиле" в стратосфере сегодня вечером - это был космический аппарат? Космический корабль Жана Лафайета? Перенесенный сюда вместе со странными мародерами, похищавшими девушек? Светящиеся призраки со спектром светящегося хвоста кометы!

Странная, жуткая загадка...

- И есть еще кое-что, что, думаю, я должна тебе рассказать, - напряженно бормотала Иветт. - Эти похитители, они... они, должно быть, хотят похитить и меня. Потому что там был один человек - его звали Томас Тарл - главный помощник отца. Видишь ли, он тоже исчез - и... О, я не могу отделаться от мысли, что...

Она не договорила. Ее испуганные, наполовину бессвязные слова закончились внезапным возгласом ужаса, когда свет в нашей гостиной внезапно погас! В ту секунду, когда на нас обрушилась полная темнота, мы все трое вскочили на ноги и застыли в оцепенении. Я смутно ощущал этот странный запах - здесь, в темной гостиной.

У нас не было времени что-либо предпринять. Я почувствовал, как Иветт в ужасе вцепилась в меня; услышал тихое ругательство Джимми. Затем слабый звук позади нас заставил меня обернуться... Ужас! Оно стояло в арочном проходе, который вел в темную столовую коттеджа, - прямая, фосфоресцирующая фигура. Призрак? Конечно же, это был не призрак. Под его неосязаемым зеленым сиянием угадывались очертания тела. Это было похоже на то, как если бы какая-то странная форма твердой, весомой плоти стала самосветящейся...

Помню, что попытался отпихнуть Иветт себе за спину. Я услышал, как Джимми издал невнятный возглас ужаса, пригибаясь, чтобы броситься на проклятую тварь, которая теперь двигалась в нашу сторону.

Затем что-то просвистело в темноте и ударило меня по черепу. Темная гостиная, казалось, озарилась у меня в голове вспышкой белого света - ревущего белого света, наполненного звездами. Я почувствовал, что у меня подгибаются колени. Джимми прыгнул... Затем в моих ушах затих крик ужаса Иветт, когда мои чувства унеслись в черную беззвучную бездну беспамятства.

ГЛАВА III. ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО В КОРИДОРЕ КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ

Я пришел в себя, осознав, что лежу на полу, а вокруг меня смутно проглядывали очертания темной комнаты. Ослабевший, с все еще шумящей головой, я попытался сесть.

- Слава Богу, теперь с тобой все в порядке, Боб?

Это был Джимми, скорчившийся в темноте рядом со мной. Я увидел, что мы находимся в маленькой каморке со сводчатым потолком. В ней было решетчатое окно, через которое проникал голубовато-белый звездный свет. Космический корабль? В маленькой металлической комнате не было никаких вибраций, но в тишине я слышал неясную пульсацию и жужжание электрического тока.

- Думаю, Боб, - пробормотал Джимми, - теперь с тобой все будет в порядке. Сильный удар по голове.

У меня на волосах запеклась кровь, вытекшая из рваной раны на голове. Я чувствовал слабость и головокружение. В тусклом звездном свете рядом со мной показался Джимми, бледный, напряженный, но, похоже, невредимый.

- Они скрылись через заднюю дверь дома Иветт, - говорил он. - Я перестал сопротивляться, когда понял, что они убьют тебя и Иветт - и меня тоже. Никаких шансов.

- Иветт - она в безопасности?

- В безопасности? - Улыбка Джимми была мрачной. - Конечно, если это можно так назвать. Она здесь, на борту - мы уже далеко от Земли - давным-давно - и направляемся, куда? Будь я проклят, если знаю. Они просто запихнули меня сюда, к тебе. - Его холодная рука дрожала в моей. - Боже, Боб, ты напугал меня, лежа здесь неподвижно...

- Со мной все в порядке. - В голове у меня прояснилось, хотя и было адски больно, и силы возвращались. - Джимми, послушай, эти светящиеся штуки, которые поймали нас, - что это такое? - Больше я ничего не успел сказать. Позади нас открылась дверь, и в щель пролился тусклый свет. Там стояла бледная, фосфоресцирующая фигура. Одна из тех жутких тварей - огромная, как шестифутовый мужчина. Я попытался подняться, но Джимми удержал меня.

- Полегче, Боб, успокойся...

Свет, падавший из овального дверного проема, исходил из низкого сводчатого коридора снаружи. Он осветил нашу маленькую каморку, и теперь я разглядел, что приближающийся силуэт был грузным, коренастым мужчиной гигантского роста. На секунду его тело стало просто смутным темным силуэтом в светящейся бледно-зеленой ауре фосфоресцирующего свечения. От его тела исходило странное сияние. Затем, когда наша каморка осветилась от внешнего света, сияние померкло. Я приподнялся на локте и оцепенело уставился на него. Это не было странное, отвратительное существо из какого-то другого мира. Теперь он был хорошо виден - коренастый парень с насупленными бровями и круглой головой, окаймленной коротко подстриженными черными волосами. Он искоса смотрел на нас. Землянин. Он был одет в сапоги, брюки и грязную, рваную толстую рубашку, расстегнутую на его мускулистой волосатой шее.

Но все же, видит Бог, он был достаточно странным. Даже сейчас, при свете лампы, его тело излучало это неземное бледное сияние, проникавшее сквозь одежду и окутывавшее его подобно ауре.

- Привет, Даркин, - сказал Джимми. - Чего ты хочешь?

- Значит, он не умер? - Гигант ухмыльнулся. - Я думал, он умрет - от такого-то удара.

- Не тебе спасибо, - парировал Джимми. - Выпусти нас отсюда. Отведи нас к своему боссу...

Через овальную дверь были слышны отдаленные голоса испуганных девушек; неразборчивый, приглушенный шепот. Даркин махнул рукой и ухмыльнулся.

- Мы взяли хороший груз, - ухмыльнулся он. Он стоял, широко расставив ноги, и слегка покачивался. Казалось, от него исходил запах спиртосодержащего вещества. И еще один запах, который мы заметили возле коттеджа Иветт. Запах странного сияния? Теперь он казался мне чем-то бодрящим, укрепляющим. Казалось, это облегчило мою головную боль. Было ли это чем-то лекарственным, эта странная струящаяся фосфоресцирующая аура?

- Куда вы собираетесь нас доставить? - спросил я. - В чем смысл всего этого... И эта девушка Иветт, если ты причинишь ей вред...

- Она в безопасности, - ухмыльнулся Даркин. - Мастеру Сибарису стоило больших трудов заполучить эту девушку, - он рассмеялся грубым, полупьяным смехом. - Для нас все только самое лучшее. Она настоящая красавица. Я бы и сам не возражал против нее, это факт, если бы с хозяином что-нибудь случилось.

В дверном проеме появилась еще одна странно светящаяся фигура - мальчишеская, такая же юная и стройная, как Джимми. Он нес поднос с едой и напитками.

- Сибарис зовет тебя, - сказал он Даркину. - О, так этот здоровяк не умер? Все в порядке. У меня есть еда для них обоих.

Даркин покинул нас. Мальчик поставил свой поднос и задержался. Он был одет в лохмотья, глаза бледно-голубые, волосы песочного цвета, лицо мальчишеское. На вид ему было не больше шестнадцати.

- Как тебя зовут? - спросил я.

- Ларри. Ларри Фрэнкс. Возьми свою еду. Это тебя взбодрит. - Словно приняв внезапное решение, он подошел к двери в коридор, закрыл ее, вернулся и сел рядом с нами. Теперь, в сгущающейся темноте, он странно светился. - Думаю, я хочу поговорить с вами, - пробормотал он. - Вы наши первые пленники, не считая девушек. Я... я хочу сказать, мне жаль, что я вляпался в эту чертову историю... - Он понизил голос. - Я хочу выпутаться из нее.

Это были удивительные вещи, о которых юноша Ларри тукрадкой рассказывал нам. Но это были факты, - невероятные, но все же факты, - совпадающие с тем, что Иветт рассказала нам о своем отце и дяде. Ларри был заключенным в государственном учреждении, виновным в преступлении, за которое, возможно, не нес полной ответственности. Произошел побег из тюрьмы, и Ларри оказался на свободе вместе с бандой других людей, у которых был украденный космический корабль, и на нем они сбежали с Земли...

- У Сибариса было два брата в той тюрьме, - рассказывал он нам. - И он освободил их. Сейчас нас в общей сложности около сотни. Они называют это Новой империей.

- Кто он такой, этот Сибарис? - эхом повторил я. - Что значит Сибарис?

- Я не знаю, кто он такой. Так он называет себя - Сибарис. Видите ли, мы сибариты в нашем новом мире - вот что он говорит...

Сибарит - тот, кто предпочитает жить в гармонии с телом... Странные, безумные приключения. Сотня сбежавших с земли преступников на украденном космическом корабле Жана Лафайета с медицинским оборудованием доктора Джорджа Аллера. Отец и дядя Иветт, несомненно, были убиты - этот мальчик Ларри слышал упоминания о них - об этих научных штуках, которые Сибарис и его люди украли у них.

Преступники отправились в космос; они высадились на планетоиде, который теперь стал кометой, сверкающей на северном небосклоне, если смотреть с Земли. И на комете они основали свой новый мир. Жизнь, наполненная телесным спокойствием. Чтобы ничего не делать, кроме как наслаждаться жизнью. Как часто в истории Земли фанатичные культы мечтали об установлении такой жизни!.. А теперь с Земли похитили сотню девушек. Два других путешествия и это одно... Спутницы жизни для сибаритов... Чтобы заселить новый мир... Маленькая империя безумного, кровожадного авантюриста...

Кометара, так они назвали свой маленький светящийся мир. Это был планетоид диаметром всего в несколько сотен миль, но с таким невероятно плотным ядром, что сила тяжести на нем была почти такой же, как на Земле. На нем не было других людей или даже псевдолюдей. Ничего, кроме странных монстров...

И тут ужасные слова Ларри заставили нас похолодеть.

- Эти монстры... - Он, казалось, внезапно содрогнулся. - Сибарис говорит, что они похожи на земные бактерии - возбудители болезней - только большие, размером с человека...

Бактерия... Жуткие огромные существа... Слушая сбивчивые объяснения мальчика, я задавался вопросом, есть ли здесь что-то совершенно новое в науке, недоступное человеческому пониманию. Фундаментальная вещь, на которую человечество только что наткнулось. Этот блуждающий маленький мир, кишащий гигантскими бактериями... Место размножения. Один из первоначальных источников болезнетворных микробов, которые на земле были бичом человечества. Гигантские существа, похожие на чудовищных хищных животных... И их потомство, возможно, в виде субмикроскопических спор, дрейфующих в космосе и выпадающих на Землю, чтобы стать нашей субмикроскопической зародышевой жизнью... Наши болезнетворные микробы - мириады по виду и характеру - процветают на Земле только в крошечных, микроскопических размерах... Но на комете, в их первоначальной среде обитания, они были чудовищными, гигантскими...

Зрелище и в самом деле вызывало дрожь... А затем Ларри начал объяснять странное сияние, исходившее от тел всех этих бандитов... Сибарис, по его словам, был гением науки. Он изобрел аппарат, с помощью которого человеческое тело можно было оплодотворить радиоактивным веществом - без ущерба для его тканей; все чужеродные организмы, находящиеся в нем, были уничтожены. Бандиты обрели бессмертие. Аппарат доктора Джорджа Аллера, конечно. Преступники нашли антибактериальный препарат на комете. Они обработали им свои собственные тела.

- Думаю, прямо сейчас они делают это и с девушками, - говорил Ларри. - Вы купаетесь в N-лучах - у Сибариса есть аппарат на борту. Это займет всего около часа - вам нужно делать это раз в год.

- И это защищает вас от этих чудовищных микробов? - пробормотал Джимми.

- Нет, нет, это не так. Это убивает только маленьких, которые попадают в организм. Крупные... - Он снова содрогнулся. - Как животные, только, Боже мой, у них, кажется, ума не больше, чем у собаки. Мы окружили наш лагерь заградительным огнем - Сибарис называет это заградительным огнем N-лучей. Это отпугивает их - они боятся этого.

Маленький планетоид, место размножения бактерий. И на нем должны были быть найдены запасы антибактериального вещества. Уравновешивающие силы природы. И тут меня осенила еще одна замечательная идея. Излучение, исходящее от кометы, несомненно, было светящимся, антибактериальным излучением. Я вспомнил репортаж в новостях о том физике, который увидел притаившегося призрака у калитки своего сада. Конечно, он видел одного из этих странно светящихся бандитов, и его яркость была такой же, как у хвоста кометы... Кометара теряет свой антибактериальный состав, так что микробы-монстры на ней становятся все сильнее...

- Да, я думаю, это правда, - согласился Ларри, когда я спросил его. - Сибарис говорит, что в нашем мире дела идут все хуже - нам все время приходится использовать более сильный заградительный огонь - чертовы бактерии становятся такими дерзкими...

Затем, еще более робким голосом, он рассказал нам, что хотел сбежать - вернуться на Землю, сдаться властям и отбыть свой тюремный срок. Он был всего лишь мальчиком; Сибарис и его люди, очевидно, избивали его... А теперь эти похищенные девушки... Ларри видел Иветт.

- Я... я хотел бы помочь вам вытащить ее отсюда, - пробормотал он. - Она такая красивая, такая порядочная и милая...

Джимми обнял его.

- Ты молодец, Ларри. Мы найдем способ...

Во внезапно наступившей тишине я внезапно услышал какой-то звук в коридоре за нашей дверью. Мы все трое прислушались. Он раздался снова - царапанье в нашу дверь; отвратительное, настойчивое, как будто собака скребется, чтобы попасть внутрь!

ГЛАВА IV. СИБАРИС - ЧЕЛОВЕК СУДЬБЫ

На мгновение мы все были поражены. Меня охватило смутное чувство ужаса, похожее на дурное предчувствие. Затем Ларри вскочил на ноги.

- Что... как, Боже милостивый? - выдохнул он. - Это... я уже слышал что-то подобное раньше. Но... здесь, на борту... как это могло...

Жуткие звуки. К царапанью добавился жуткий, невнятный, бормочущий крик. Он леденил кровь. Я увидел, как Ларри сделал шаг вперед; его фигура в полумраке каморки светилась, как стройный, бледный призрак. Затем царапанье за нашей дверью внезапно прекратилось, леденящий кровь крик стих. Послышались торопливые, волочащиеся шаги, которые через секунду или две также стихли.

- Ну... - пробормотал Джимми. - Ну, Боже мой...

- Что-то... здесь, на борту, - пробормотал Ларри, запинаясь. - Но как это могло случиться? Я так и думал, но мы искали...

- Что это? - перебил я. - Послушай...

Не почудились ли нам эти ужасные звуки? В коридоре послышались и другие звуки - отдаленный человеческий голос и топот приближающихся шагов. Затем дверная панель скользнула в сторону. В овале двери показался большой, грузный Даркин, а за его спиной - сияние коридора.

- Сибарис хочет их видеть, - сказал он Ларри. На его злобном лице с приплюснутым носом появилась ухмылка. - Проводи их.

Ларри бросил на нас предупреждающий взгляд. И когда они с Даркином вталкивали нас в дверной проем, Ларри успел шепнуть мне:

- Ничего не предпринимайте! Будьте послушными и делайте то, что он вам говорит.

- Да, конечно.

Ухмыляющийся Даркин подтолкнул нас по коридору к тускло освещенной контрольной башне. Она была слегка освещена светом звезд, проникавшим сквозь решетчатые алюминиевые жалюзи на окнах. В круглой комнате башни виднелась одинокая сияющая фигура. Она сидела за пультом управления, и когда мы вошли, она заблокировала его и встала.

Сибарис! Главный преступник из этих межпланетных бандитов! Я моргал в полумраке, уставившись на него, Джимми стоял рядом со мной. Главный разум этих похитителей девушек, этих убийц. Сначала я увидел только высокую, стройную, сияющую фигуру. Жемчужное, зеленое, белое и голубоватое сияние исходило от него, собираясь вокруг подобно обволакивающей ауре. Затем я смог разглядеть очертания его тела. Он был облачен в гибкую металлическую одежду. Сияющий, как рыцарь Лоэнгрин, он стоял прямо, с достоинством.

- Можете садиться, - сказал он. Голос у него был мягкий, с ироничным мурлыканьем. Мы с Джимми сели на маленькую металлическую скамеечку, стоявшую здесь же, у стены. Сибарис кивнул. Потом добавил: - Ты, Даркин, ты, Ларри, оставьте нас.

В его голосе уже не было мурлыканья, когда он отдавал команду. Вместо этого в нем слышался слабый скрежет - словно стального лезвия. Этот мягкий, сияющий парень, я знал его таким, каким он был - жестоким, кровожадным. Человек судьбы? Казалось, это исходило от него. Я чувствовал это, когда сидел здесь и смотрел на него; ощущение силы, и внезапно, когда я подумал об Иветт, оказавшейся здесь в ловушке, пленнице, меня охватила дрожь.

На голове Сибариса был шлем из белого металла с огромной эмблемой в виде крыльев на лбу. Сейчас он снял его, и когда сидел в кресле пилота, повернувшись к нам лицом, на его лицо упал слабый луч звездного света, пробивающийся сквозь оконную решетку. Он был гладко выбрит. Красивое лицо с бледными, приятными чертами, в котором сквозил интеллект. На вид ему было лет тридцать пять. У него был тонкий нос с высокой переносицей, темные блестящие глаза. Густые угольно-черные волосы были взъерошены у него на лбу и низко свисали над ушами.

Теперь он улыбался нам ироничной улыбкой, как будто его забавляли собственные мысли.

- Я Сибарис, - мягко сказал он. - Ваш Хозяин. Вы понимаете это?

- Да, - пробормотал я.

Его улыбка стала шире.

- Сибарис - это имя, которое я взял. Когда-то у меня, конечно, было другое, но мы об этом забудем. Повелитель сибаритов. Новая эра, Дин, - наша маленькая империя на Кометаре. Сибариты - приверженцы легкой физической жизни. Звучит заманчиво? - Он усмехнулся. - Конечно, заманчиво, друзья мои.

Сумасшедший? Я знал, что это не так. Казалось, он забавлялся, играя с нами.

- Что ты сделал с Иветт Аллер? - выпалил Джимми. - Что, черт возьми, все это значит? Черт бы тебя побрал, ответь мне!

Сибарис приподнял свои тонкие черные брови.

- Значит, малыш хочет подраться? Как глупо. - И тут в его учтивом, отточенном голосе зазвучали стальные нотки. - Я надеялся, что тебе не придется учиться на собственном опыте, что у тебя хватит ума принять меры предосторожности.

Я едва заметил, как его тонкая рука потянулась к поясу. Оттуда выпала маленькая серебряная проволочка, которую он схватил за рукоятку. И все это за секунду. Сибарис взмахнул проволокой. Она рванулась, полоснув Джимми по лицу, и в ту же секунду была намотана обратно на пояс Сибариса. А сияющий злодей все еще спокойно улыбался.

Джимми, возможно, бросился бы в атаку. Но я удержал его.

- Полегче, - пробормотал я. - Прекрати!

- Значит, у старшего больше здравого смысла, - мягко сказал Сибарис. - Это хорошо. Теперь мы понимаем друг друга. Что мне с вами обоими делать? Вот что вас интересует?

- Да, - согласился я. - Это естественно, не так ли?

- Вполне. Позвольте мне рассказать вам о нашей маленькой империи. Нас немного. Нас всего сотня или около того. Но мы планируем построить цивилизацию, которой позавидует вся Вселенная. Жизнь, полная удовольствий. Беззаботная жизнь. Никакой борьбы. Ни одна из проклятых слабостей человеческого существования. Все это мы изгнали. Нас всего сотня, но теперь у нас будут жены и дети, так что мы будем расти и распространяться по нашему маленькому миру. Идеальное существование! В чем заключается предназначение человечества, к чему оно больше всего стремится? К человеческому счастью! Не так ли? Что ж, я нашел способ достичь этого.

Он что, издевался над нами? В глубине души он насмехался над всеми этими глупыми негодяями, которых собрал вокруг себя? Почему-то казалось, что это не так. Теперь его глаза горели внутренним огнем его эмоций.

- Ну... - пробормотал я. - Это звучит...

- Совершенство человеческого существования, - перебил он. - Сотня семей на Кометаре - вот что у нас будет сейчас. А через поколение, с той наукой, которой мы овладели, кто скажет, что мы сможем сделать? Завоевать Землю? Покажите им наш образ жизни, который намного лучше, чем их собственная бесполезная борьба!

- Ну что ж, - сказал я. - Итак, вы хотите, чтобы мы присоединились к вам? Хотите, чтобы мы...

Ирония снова появилась на его лице, и он усмехнулся.

- Вы думаете, я такой глупый? Вы присоединились ко мне не по своей воле. Я доставил вас сюда. Ваша судьба? - Его глаза внезапно сузились, хотя тонкие губы все еще улыбались. - Вы должны стать нашими первыми рабами. Роберт и Джеймс Дин - первые рабы Новой эры. Вы нужны нам, поскольку, несмотря на то, что наш маленький мир идеален, еще предстоит проделать определенную работу.

Затем он внезапно встал; его рука, лежавшая на пульте управления, нажала кнопку звонка. Позади нас появился Даркин.

- Уведите их обратно, - сказал он. - Сейчас для них нет работы. Мы обучим их позже.

- Да, хозяин, - ухмыльнулся Даркин. - Давайте, вы двое.

Я думаю, мне не нужно ничего больше, кроме как в общих чертах описать те три дня, когда маленький космический корабль приближался к пылающей комете - странному маленькому миру, который должен был стать нашим домом, нашей Новой эрой. Какое-то время нас с Джимми держали взаперти в "сияющем коридоре". Даркин приносил нам еду и питье, иногда приходил Ларри. Вскоре нам разрешили более свободно передвигаться по кораблю, поскольку, конечно, у нас не было шансов сбежать с него. Мы не могли видеть заключенных девушек. Иногда из-за двух-трех дверей в коридоре доносились их испуганные, бормочущие голоса.

После первого дня большую часть времени мы проводили в рубке управления, где Сибарис обычно сидел за корабельными рычагами и приборными шкалами. Я пытался, и Джимми тоже пытался, убедить этих негодяев, что у нас не было желания бежать, что жизнь, которую они рисовали, нам очень нравилась. Некоторые из них, возможно, и поверили в это, но Сибарис, конечно, нет. Он всегда смотрел на нас с этой своей учтивой ироничной улыбкой.

Сибариты! Жизнь, полная удовольствий и ничего больше! Новая эра, в которой люди будут жить без раздоров? Но мы с Джимми должны были стать рабами. Конечно, мы бы доставляли неприятности, если бы могли. Разбойники на корабле - в этом плавании их было, по-видимому, около двадцати - все они были грубыми, неотесанными парнями, ярким примером которых был великан Даркин, - теперь, когда наше путешествие подходило к концу, буйствовали. Их запасы спиртного казались неограниченными. Они с нетерпением ждали того вечера, когда мы приземлимся, чтобы выбрать себе жен. Некоторых девушек они уже видели, так что надеялись, им достанется та, чья внешность им понравится больше всего.

Мир без раздоров? Ирония этого поразила меня. Ларри и Джимми что-то задумали. Всего лишь два молодых парня. Но они оба - и я тоже - были способны на любое убийство, если бы только смогли сбежать с Иветт и благополучно вернуть ее на Землю.

А дородный Даркин с приплюснутым носом? Ларри как-то шепнул мне: "Сибарис - дурак, раз доверяет этому парню. Он что-то замышляет - будь я проклят, если знаю, что именно". И затем он добавил слова, от которых меня пробрала дрожь: "Даркин много говорит об Иветт Аллер. Очевидно, ему нравится ее внешность. Сегодня вечером на свадебных танцах будут неприятности".

Теперь мы были уже близко к комете. Постепенно, прямо перед нами, она увеличивалась, так что теперь представляла собой круглый шар цвета замазки, от которого, словно плащ, исходила огромная светящаяся дымка, а хвост кометы представлял собой огромный сияющий полумесяц, похожий на меч Титана, занимающий полнеба.

И вот мы уже опускались на темную выпуклую поверхность - дикий голый ландшафт из обвалившихся металлических гор. Казалось, что атмосферы почти нет; ни воды, ни почвы, ни растительности. Бесплодный, как лунный. Лишенный всякой жизни. Затем мы зависли над чудовищной зияющей ямой - огромным кратером, почти круглым, шириной в сотню миль или больше. Мы медленно спустились в него. Спустились до уровня металлической поверхности маленького планетоида. А затем еще ниже - в подземные области...

Джимми и я были в башне, Ларри - рядом с нами. Сибарис сидел за штурвалом. В башне было темнее, чем когда-либо прежде. Рядом со мной тело Ларри светилось, как призрак. Сибарис в кресле управления казался стройным, сияющим призраком. И затем, повинуясь внезапному порыву, он потянулся и нажал кнопку звонка. На звонок ответила женщина. Я видел ее несколько раз до этого - крупную, костлявую, неряшливо выглядевшую женщину лет тридцати. Ее звали Яна. Как я понял, она была женой Даркина - единственной женщиной, которая изначально сопровождала преступников в их странном путешествии в Космос.

- Яна, приведи мне ту девушку, Иветт Аллер, - сказал Сибарис.

Мое сердце подпрыгнуло. Джимми рядом со мной зашевелился, бормоча проклятия. Но рука Ларри предупредила нас, и он прошептал: "Если вы что-нибудь предпримете, это только навредит ей и убьет вас".

Затем в почти темную комнату в башне вошла Иветт. Иветт, целая и невредимая; очевидно, напуганная, но невредимая. При виде нее мое сердце бешено заколотилось, и я услышал, как Джимми затаил дыхание от благоговейного изумления, когда мы уставились на нее. Иветт уже успела окунуться в таинственные лучи антибактериального средства. Девушка, теперь неуязвимая для человеческих болезней, неуязвимая для разрушительного действия старости.

Я смотрел на ее сияющую фигуру - на это странное сияние, исходящее от ее стройного тела. И от этого она казалась существом неземным - сияющей маленькой Богиней, обладающей неестественной, неземной красотой. Аура ее собственного сияния отражалась на ее лице. Ее прекрасные черты сияли мягкими переливами. Она была необычайно красива - неземная. И это странное чувство пронзило меня насквозь. Это было так, как если бы моя Иветта теперь выросла во что-то настолько превосходящее меня - во что-то такое, как если бы она на самом деле была Богиней, - что теперь она навсегда стала для меня недосягаемой.

Это было просто странное, подсознательное чувство, когда я смотрел на ее удивительную, сияющую красоту. И затем в моем сознании снова всплыла реальность. Это была просто наука. Новая для меня и странная, но не более того. И я увидел ужас на лице маленькой Иветт и ее неуверенную походку, когда женщина, Яна, подтолкнула ее вперед.

Сибарис уже поднялся на ноги и, как и все мы, был поражен красотой Иветт. Она все еще была одета в свой земной костюм из облегающих шелковых брюк на шнуровке и белой шелковой блузки, а ее темные волосы были заплетены в косу и уложены на затылке.

Сибарис уставился на нее. А затем пробормотал: "О, маленькая Богиня, ты удивительнее, чем я думал. Подойди, сядь рядом со мной". На его улыбающемся лице сиял его собственный блеск; он смешивался с блеском его темных глаз, когда он смотрел на Иветт.

А она смотрела на него и вдруг выдохнула:

- Ты, Томас Тарл, ты?

Это, очевидно, не удивило его; он ожидал, что она узнает его. Томас Тарл. Ассистент ее отца, который работал с ее отцом и с ее дядей.

- Томас Тарл? - повторил он. - Совершенно верно. Но это имя здесь забыто. Я Сибарис - ты будешь называть меня так. - Он нежно протянул руку и усадил ее на маленький табурет рядом с собой. Я затаил дыхание, инстинктивно желая окликнуть Иветт, но знал, что если сделаю это, Сибарис вышвырнет нас из башни.

- Раньше ты боялась меня, - пробормотал он. - Не будь такой сейчас, Иветт. Сибарис был бы последним во Вселенной, кто причинил бы тебе боль.

- Где... где мой отец? - Она запнулась. - И мой дядя...

- К сожалению, они умерли, - спокойно произнес Сибарис. - Мне так жаль, Иветт...

- Ты убила их? - выдохнула она. - Ты... ты...

- А если бы я это сделал, - улыбнулся он, - ты бы знала, что это необходимо. Возможно, судьба счастья всего человечества зависит от меня. Разве ты не понимаешь? Этот новый образ жизни. Теперь ты присоединяешься к нему, маленькая Иветт. И тебе это понравится - и мне тоже. О да, понравится. Потому что у меня большие планы на нас с тобой. Для нас с тобой, маленькая Богиня...

Внезапный крик, раздавшийся в коридоре, заставил его замолчать. Мужской крик, полный ужаса. Затем еще один, и закричала женщина, Яна.

Сибарис вскочил на ноги.

- Что за чертовщина... - пробормотал он.

Внезапно послышались звуки беготни и царапанья! Что-то приближалось к двери. Существо, которое скреблось в дверь, пытаясь проникнуть внутрь.

Раздался его леденящий кровь голос, когда он, шаркая, прошел по коридору. А затем он ворвался в комнату - чудовищное, светящееся красным существо. Круглая, желеобразная малиновая капля, огромная, как человек, с размахивающими светящимися малиновыми щупальцами.

Чудовищный болезнетворный микроб! Мириады маленьких точек его центрального скопления глаз злобно сверкали, когда на секунду он застыл на пороге башни.

А затем он бросился на нас!

ГЛАВА V. СХВАТКА С ГИГАНТСКИМ МИКРОБОМ

В башне управления царил хаос. Я прыгнул, когда жуткий багровый монстр бросился вперед, и оказался между ним и Иветт. Ужасная, зловонная тварь. Она светилась в здешнем полумраке своим красным сиянием. Я видел, как его мясистая, скользкая плоть подрагивает, трепещет.

И тут я столкнулся с этим! Хаос ужаса. Пульсирующие щупальца, похожие на лапы осьминога, обвились вокруг меня, придавив своей судорожной силой. Слизистая, одноклеточная животная субстанция, обвившаяся вокруг меня так, что я пошатнулся, когда она дернулась, чтобы сжать меня. Ее глаза, расположенные рядом с моим лицом, горели красным огнем дикой угрозы. Откуда-то из глубины своей дергающейся туши существо издало жуткий вопль, от которого кровь застыла в жилах, как будто оно было чудовищем-маньяком, злорадствующим над сопротивляющейся жертвой.

В ту бурную секунду я осознавал только, что отчаянно сопротивляюсь, размахивая руками, вцепившимися в багровые щупальца. Зловоние, ужас. Мясистая, вонючая, липкая масса распалась у меня в руках, и я отшвырнул ее в сторону. Но, казалось, она ожила, когда я сломал ее, - вязкая, как липкая резина, она слилась воедино, образовав новую руку, снова обхватившую меня.

Затем я осознал, что Джимми рядом со мной. Мы оба пытались удержаться на ногах. В следующую секунду я почувствовал, что он падает, но я поднял его. Затем багровая рука с гигантской силой подняла меня в воздух, но задрожала и сломалась под моим весом, так что я упал навзничь, а мясистая масса руки расплющилась на полу подо мной.

Иветт кричала от ужаса. В дверном проеме я смутно разглядел с полдюжины бандитов, которые боялись войти. Затем я осознал, что Ларри тянет Джимми, пытаясь оттащить его. Оказавшись на полу, я, пошатываясь, поднялся на ноги. Чудовищная бактерия отступила к одной из стен. Казалось, она съежилась, сжавшись в комок, превращая свою разорванную, сочащуюся массу первобытной плоти в компактную массу меньшего размера. Ее ужасный голос звучал невнятно, красные глаза дико сверкали. На секунду она застыла, готовясь к новой атаке.

И тут я услышал голос Сибариса: "Держитесь подальше, глупцы! Я разберусь с ней".

Я отшатнулся, тяжело дыша, вытаращив глаза; Иветт была рядом, и я обнял ее за плечи.

- О Боб, - пробормотала она. - О, Боже милостивый, только взгляни на это...

Жуткая тварь дрожала, как огромная масса кроваво-красного желе, из которой вырывались языки малинового сияния, похожие на языки пламени. Теперь Сибарис стоял лицом к лицу с ней. Я увидел, как его рука потянулась к поясу; затем он достал маленький проектор.

- N-луч! - ахнул Ларри ахнул. - Слава Богу, он у него есть!

Огромная дрожащая бактерия уже приближалась. Я отвел Иветт в сторону, Ларри и Джимми бросились в разные стороны. Секунду Сибарис стоял неподвижно. А затем его проектор зашипел. Из него вырвался бледный поток светящейся фосфоресценции. Сияние хвоста кометы! Антибактерит! Он веерообразно струился из проектора Сибариса, так что чудовище купалось в круге бледного света.

Я ахнул. На секунду отвратительный гигантский микроб был остановлен в своем стремлении вперед. Он остановился; размахивая щупальцами, он стоял и кричал. А затем он начал таять! Чудовищное багровое желе на наших глазах превращалось в отвратительную жидкую гниль! Еще секунда или две. Оно таяло, превращаясь в съеживающуюся бесформенную массу. Пол башни теперь был красным - красным от липкой, наполовину свернувшейся слизи, от которой, подобно багровому пару, исходило свечение.

А потом чудовище полностью растаяло. На полу осталась только медленно текущая зловонная жижа, указывающая на то, где оно только что было.

Сибарис расслабился. На его тонких губах появилась медленная улыбка.

- Видишь, малышка Иветт? - пробормотал он. - Нет никакой опасности, когда ты с Сибарисом. - Затем он повысил голос. - Наведите порядок.

Я сидел рядом с Иветт, все еще охваченный ужасом. Как эта проклятая тварь вообще попала на борт космического корабля, так и осталось неизвестным. Но я подумал об этом лишь на мгновение, мысленно перенесшись в этот странный маленький мир, на который нам так скоро предстояло приземлиться... Эти гигантские бактерии были его единственными обитателями, пока сюда не осмелились прилететь люди...

Теперь мы находились глубоко внутри конуса огромного потухшего вулкана - космического корабля, медленно погружающегося в сплошную, непроглядную тьму. Как глубоко мы спустились? На тысячу футов ниже поверхности маленького планетоида? Это легко. А потом еще тысяча, и еще...

Томас Тарл все еще был за штурвалом. Сибарис. Я не мог сейчас думать о нем под тем фантастическим именем, которое он сам себе дал. Тарл, который был доверенным помощником отца Иветт. Убийца ее отца и ее дяди. Научный гений, конечно. Безумец, мечтавший о Новой эре. О новой маленькой империи, которой он правил. И он мог представить себя, со временем, властелином великой Земли - возможно, Властелином Вселенной. Томас Тарл, человек судьбы...

Теперь рядом с ним сидела дрожащая Иветт. Он поднял жалюзи на окнах башни. За толстыми стеклами из глассита была только непроглядная тьма, и мы медленно погружались в подземные глубины. Непроглядная тьма? Вскоре я увидел, что снаружи появилось слабое бледное свечение. То же струящееся опалесцирующее сияние, что и у антибактерита. Оно было присуще здешним камням, струилось так, что теперь темнота превращалась в слабые бледные сумерки. Это заставило меня задуматься об удивительных изменениях, которые, несомненно, вносит природа во всю вселенную. Этот маленький мирок, кишащий ужасными бактериями, был, возможно, хранилищем всех болезнетворных микробов, какие когда-либо попадали на Землю в виде спор. И это хранилище, если его не контролировать, со временем может разрастись настолько, что население Земли исчезнет. Достаточно, чтобы загрязнить все планеты Солнечной системы.

И вот премудрая природа, чтобы сохранить баланс между добром и злом, создала антибактериальное сияние, присущее этому маленькому миру, чтобы держать в узде его чудовищных обитателей...

- Почти на месте, - пробормотал Ларри, стоя у моего локтя. - Дин, послушай, через несколько часов после того, как мы приедем на место, они устроят свадебные танцы. Выбор жен. Я посмотрю, смогу ли я это устроить - вас с Джимми посадят где-нибудь в тюрьму, наверное, в доме Сибариса. Я попробую добраться до вас. У меня есть план - если только мы сможем найти Иветт...

Он внезапно замолчал, когда к нам приблизился один из бандитов. Мы с Джимми молча сидели, уставившись в окно - на светящуюся дымку за окном. Постепенно становилось все яснее. Я видел, что мы медленно опускаемся вниз, вплотную к одной из почти отвесных стен гигантского кратера. Затем стена внезапно исчезла, когда мы миновали то, что казалось краем гигантского потолка.

Теперь перед нами был огромный светящийся грот - огромная размытая дымка опаловых сумерек, такая огромная, что казалось, будто мы находимся на открытом воздухе. Мы спускались все медленнее; и теперь мы двигались в разные стороны, пока не оказались в гроте. Затем я увидел, что его сияющий пол поднимается нам навстречу. Это была огромная волнистая россыпь светящихся камней. Но теперь здесь, казалось, было немного почвы. Воздух, пригодный для дыхания людей, скапливался внизу, как я позже узнал, в обширной системе туннелей, пещер и гротов, расположенных примерно в десяти тысячах футов под поверхностью маленького мира. Здесь была почва. И я увидел несколько полос сияющей воды; а вдали, в огромной светящейся дали, виднелись холмы, на которых, казалось, росли деревья.

Мир Кометара. Вскоре мы приземлились на ровной скалистой площадке.

- Возьми их, - внезапно сказал Тарл. - Ты, Даркин, отведи двух рабов в ту комнату в моем доме, и пусть твоя женщина позаботится о них.

- Иветт, - пробормотал я. Но Тарл тут же набросился на меня.

- Рабам не нужно ничего говорить, - прохрипел он, - пока их не спросят. Я уверен, вы это понимаете.

Я уступил. Мой взгляд предостерег Джимми. Ларри многозначительно посмотрел на нас. Испуганная Иветт что-то пробормотала в знак протеста. Затем ухмыляющийся гигант Даркин схватил нас и повел с башни. В коридоре я слышал испуганные голоса девушек-заключенных, когда женщина Яна готовила их к высадке.

Мир Кометары. Разношерстная группа бандитов уже собралась на скалах, чтобы поприветствовать нас. Я увидел длинную вереницу девушек, которых гнали вниз по другому склону - маленькие светящиеся фигурки, похожие на призраков в сияющих бледных сумерках. Похожие на призраков фигуры людей, стоявших снаружи, бросились к ним с радостными криками, но охранявшие их люди оттолкнули своих товарищей.

- Еще рано! - закричали они. - Только сегодня ночью, через два часа...

- Свадебные танцы... сегодня вечером... сегодня вечером... - с ликованием выкрикивали полупьяные шумные голоса, следуя за девушками и оценивая их.

Даркин нетерпеливо подталкивал нас. Я увидел светящуюся фигуру Тарла, стройную, прямую, в огромном крылатом шлеме на голове - властную фигуру, здешнего Хозяина, возвращающегося в свой маленький мир с живой добычей из своего последнего путешествия. А рядом с ним была маленькая сияющая фигурка Иветт, которую он обнимал одной рукой. Некоторые мужчины в восхищении подались вперед, но Тарл жестом отослал их прочь.

В какой-то момент я увидел, что Даркин пристально смотрит вслед Иветт - этот плосконосый злодей смотрел с таким странным выражением на лице, что у меня перехватило дыхание. Затем он снова толкнул Джимми и меня, увлекая вперед, в жуткую темноту. Казалось, здесь было с десяток переплетающихся коридоров. Даркин повел нас в один из них. Это был извилистый путь длиной примерно в четверть мили, и затем мы снова оказались в большом открытом гроте. Его потолок был так высок, что я не мог его разглядеть; над головой было лишь расплывчатое пятно опалесцирующей дымки, как в ночном небе.

Лагерь Тарла. Он лежал здесь, раскинувшись перед нами. Я успел лишь мельком взглянуть на него. Светящаяся земля уходила волнами, казалось, на многие мили вдаль. С одной стороны, в бледной дымке, виднелось нечто, похожее на естественный амфитеатр из скал. Там была построена огромная платформа. На другой стороне была маленькая деревушка - разбросанная группа из примерно сотни домов. Дома, которые преступники построили в своем маленьком чужом мире. Дома, в которые теперь привезли их жен. Лагерь Тарла. Ядро его Новой эры. Мир сибаритов. Утопия... Я тупо уставился на него. Маленькие домики стояли группами, между ними виднелось смутное подобие извилистых улочек. Маленькие пестрые домишки, грубо сколоченные из дерева, камня и металла. Они были всевозможных форм и размеров - построенные, очевидно, из украденных фрагментов земных зданий, перенесенных сюда. Одно из них, находившееся поблизости, было большим. Дом Тарла, а рядом с ним похожее на сарай сооружение, служившее его научной лабораторией.

Утопия. Мир без работы. Насколько это на самом деле невозможно! Этим людям нужно было есть. Им нужна была одежда. Конечно, большая часть еды и одежды была украдена с Земли во время нескольких рейсов космического корабля бандитов. Но за деревней я увидел поле, на котором, очевидно, выращивали пищу. Работа для некоторых из этих искателей приключений. Работа настолько несовместима с Утопией, что, несомненно, те, кто должен был ее выполнять, были угрюмыми и непокорными...

А за деревней, за амфитеатром, я мог видеть слабую, бледную, бело-голубую дымку, похожую на занавес, поднимающийся от земли, - вертикальную заградительную завесу, поднимающуюся в сумеречное небо, скрывая расстояния за ней. Но я все еще мог смутно различать то, что находилось за ним. Существа, которые толпились там. Миллионы и миллионы маленьких светящихся шариков. Они громоздились один на другой. Малиновые, зеленые и желтые существа, смотрящие сквозь заградительную завесу на этих инопланетных людей, которые прибыли сюда... Мириады бактерий, сдерживаемых заградительной завесой.

- Вот мы и пришли, - сказал Даркин.

Мы прошли через дверной проем, по небольшому каменному коридору, и нас втолкнули в комнату - маленькую комнату, пестро обставленную мебелью, украденной с Земли. Даркин тут же покинул нас, заперев за собой дверь. В комнате не было окон. Снаружи доносились крики бандитов, которые готовили все к вечерней церемонии - церемонии заключения множественного брака, которой они так долго ждали.

Судя по распорядку жизни в этой маленькой деревушке, сейчас, очевидно, было время вечерней трапезы. В нашу тюремную комнату вели еще две двери. Мы с Джимми осторожно осмотрели их. Первая была не заперта. Она вела в полутемный коридор. Снаружи, у дальней двери в какую-то другую квартиру, стоял охранник. Он тут же жестом отослал нас обратно.

Через мгновение открылась другая дверь. Вошла большая, неряшливо одетая Яна с едой. Мы увидели, что другая дверь вела в некое подобие кухни. Там был один из людей Тарла, он ел за столом. Но его взгляд был устремлен на нас, а на столе наготове лежал его светошумовой пистолет.

- Бесполезно, - пробормотал Джимми.

Женщина, Яна, услышала его. Она бросила на нас кислый взгляд.

- Если ты выкинешь что-нибудь странное, - пробормотала она, - тебя убьют. И тогда у нас не будет рабов. - Внезапно она рассмеялась. - Рабы! - повторила она. - Это чертова шутка. Я рабыня. Каждая женщина, которую приведут сюда, тоже будет рабыней.

Мы с Джимми молча съели свою порцию, женщина угрюмо прислуживала нам. Мы оба были внутренне напряжены. Как мы могли выбраться отсюда? Какая разница, если бы мы это сделали? Где была Иветт?

- Ларри сказал, что попытается добраться сюда, к нам, - прошептал однажды Джимми. - Я бы очень хотел, чтобы он пришел.

Джимми только что рассказал мне о планах Ларри относительно нас. В этих освещенных комнатах аура злодеев из-за антибактериального средства, в котором они купались, была едва заметна; но на улице, в сумеречной темноте, они светились, как призраки. Однако у нас с Джимми не было такой сияющей ауры. Ларри надеялся вытащить нас отсюда. В суматохе, вызванной предстоящей церемонией бракосочетания, наши темные тела никто бы не заметил. И Ларри надеялся, что сможет освободить Иветт, завернув ее в темный плащ. Затем в темноте он проводил бы нас обратно к космическому кораблю...

Тщетные планы... Но, казалось, мы ничего не могли поделать, кроме как положиться на них, надеяться на их успех... Но где же сейчас Ларри?

Примерно через час после того, как мы поели, Яна все еще была в соседней комнате. И вдруг мы с Джимми были поражены звуком голоса Иветт! Он смутно доносился до нас через дверной проем, ведущий в каменный коридор. Голос Иветт, по-видимому, испуганный.

- Она там, в другой комнате, - пробормотал Джимми. - Если бы только мы могли добраться до охранника...

Затем мы увидели, что охранник на мгновение исчез из коридора. Это был наш шанс. Мы осторожно прошли пятьдесят футов по коридору. Дверь в другом конце коридора была приоткрыта. Мы притаились там...

- Твой костюм, маленькая богиня. - Это был мягкий, мурлыкающий голос Тарла. - Твой костюм для церемонии. Белый цвет символизирует чистоту - тебе нравится?

- Да, он очень красивый, - пробормотала Иветт.

Мы могли заглянуть в комнату - небольшое помещение с занавесками, похожее на маленький будуар. Там был Тарл, все еще одетый в свои одежды из серебристого гибкого металла. Иветт сидела на стуле, а он держал перед ней костюм из струящейся белой ткани. Иветт, с ужасом на красивом маленьком личике, пыталась улыбнуться, стараясь не показать своего страха.

В ту секунду я подумал, что мы с Джимми, пригнувшимся к полу, могли бы наброситься на Тарла. Он был вооружен, но я подумал, мы могли бы застать его врасплох. Мы приготовились выскочить в дверной проем. Затем я резко остановился. В комнате зашевелилась одна из больших экзотических портьер на стене! Это было за спиной Иветт и Тарла, так что они этого не заметили. Портьера зашевелилась, и стала видна толстая волосатая рука. В руке был обнаженный нож, стальное лезвие которого поблескивало в голубоватом свете лампы. И тут занавеска отодвинулась еще дальше.

Даркин! Медленно, бесшумно он появился из своего укрытия. Его тяжелое лицо с приплюснутым носом было мрачным, искаженным ненавистью. Полупьяный, он, шатаясь, вышел из-за портьеры и с убийственной яростью бросился на Тарла!

ГЛАВА VI. ВОССТАНИЕ СИБАРИТОВ

Мы с Джимми, наблюдавшие за происходящим из дверного проема, были поражены. Затем Иветт увидела Даркина. Она издала сдавленный, испуганный крик. Тарл увидел грозящую ему опасность. Он развернулся, отпрыгнул в сторону, как кошка, таким быстрым и неожиданным движением, что Даркин, пытаясь повернуться, пролетел мимо него.

Затем мрачный, бледнолицый Тарл выпрямился во весь рост, и на его тонких губах заиграла улыбка. Его белая рука, украшенная драгоценными камнями, метнулась к поясу. Едва он вытащил оружие, как его крошечный наконечник ударил безошибочно. Даркин, шатаясь, неуклюже двинулся вперед, и острие стрелы ударилось о лезвие его ножа. Посыпался сноп искр, лезвие было отброшено в сторону. Оно с грохотом упало на пол.

Все это заняло не более двух-трех секунд. Даркин был сбит с толку. С яростным ревом он снова развернулся и бросился на Тарла, похожий на быка, пытающегося броситься на надменного матадора. И снова Тарл с невероятной быстротой отскочил в сторону. Теперь его глаза метали маленькие молнии. Его рука снова потянулась к поясу. Он достал тонкий, свернутый в спираль белый провод, - тот самый, которым ударил Джимми на космическом корабле, - и он со свистом рассек воздух.

Даркин закричал от боли, когда она хлестнула его по лицу. Но он не сдавался. Тарл снова набросился на него. Проволока хлестнула под другим углом. Снова... Снова... Теперь я мог видеть, что провод светился от протекающего по нему тока... Красный, затем оранжевый, затем фиолетовый, раскаленный. Он пел и гудел от ударов Тарла. Теперь его удары обжигали Даркина даже сквозь одежду. Или снова били его по лицу. Великан опустился на колени, а затем упал...

- Хватит! - вскричал он. - Я прошу пощады... пощадите меня...

Но на красивых губах Тарла по-прежнему играла слабая довольная улыбка, а глаза метали маленькие молнии, когда он, стоя у стены комнаты, хлестал своего огромного противника раскаленной проволокой. Затем Иветт в ужасе закричала, протестуя.

- Что ж, ради тебя, моя маленькая Богиня, - внезапно пробормотал Тарл. - Если ты считаешь, что с него хватит... на данный момент... я остановлюсь...

В полутемном коридоре мы с Джимми скорчились, пораженные увиденным. Поднялась суматоха. Приближались люди. Я собрался с мыслями. Мы ничего не могли сделать, чтобы спасти Иветт и добраться до космического корабля. И если бы нас поймали здесь, в коридоре, нас могли бы наказать: посадить в тюрьму где-нибудь в другом месте или усилить охрану, чтобы Ларри не смог до нас добраться.

- Возвращаемся, - прошептал я Джимми. - Возвращаемся в нашу комнату!

У меня перехватило дыхание, и я ощутил надежду. Один из охранников Тарла вошел в маленькую комнату через другую дверь. Входя, он пнул нож, который выронил Даркин. Там царила такая суматоха, что никто ничего не заметил. Нож скользнул вперед, по полу, к порогу другой двери, у которой мы прятались. Я наклонился, подобрал его и бросился назад по темному коридору вслед за Джимми.

Мы добрались до своей комнаты как раз вовремя. Вбежали люди Тарла.

- Там что-то не так! - воскликнул Джимми. - Что за чертовщина - кого-то избивают!

Охранники промчались мимо нас. Все, кроме одного, который стоял и наблюдал за нами. Вскоре суматоха улеглась. Нам сказали, что Даркина увезли; отвезли его в дом неподалеку, где его заперли, а позже снова избили.

Еще около получаса мы с Джимми сидели смирно, ожидая, что с нами будет дальше. Наш охранник стоял посреди коридора. Его светящееся тело было тусклым светящимся призраком. Другая дверь, в маленькую комнату Иветт, была закрыта. Дверь в смежную с кухней комнату была приоткрыта. Мы могли видеть там женщину Яну - Яну с мрачным лицом, искаженным яростью из-за того, что сделали с Даркином. С ней были двое крепких мужчин. Все трое перешептывались.

Я подошел к приоткрытой двери и обнаружил, что слышу обрывки разговоров.

- Я вытащу его, - говорила Яна. - Клянусь Богом, Том, это наш шанс. Я вытащу его...

- И куда он пойдет? - спросил один из мужчин.

- Он знает. В любом случае, он спрячется в безопасности. А ты собери людей - тех, кому можешь доверять.

- Может быть, их будет пятьдесят, - сказал другой мужчина. - Этот чертов Сибарис со своими гнусавыми речами - знаешь, что он сделает? Заставит нас всех работать. Всех, кроме него и тех немногих, кого он выбрал. И они получат именно тех девушек, которых хотят, а мы получим то, что останется. Я в курсе этой нечестной игры.

- Ты прав, - согласилась Яна. - Я всегда говорила тебе, что мой Даркин пойдет тебе навстречу. Ты бы предпочел его, не так ли? Он лучше, чем этот чертов Сибарис?

Новая эра! Утопия! Но это был бунт - маленькая назревающая революция... Мы с Джимми вернулись на свои места в другом конце комнаты. Если бы только Ларри пришел... Но он не приходил. Снаружи все еще были слышны голоса - мужчины готовились к церемонии бракосочетания.

- Мы должны что-то сделать, - пробормотал наконец Джимми. - Послушай, у нас теперь есть нож...

Один нож на двоих. Какой от него может быть толк?

- Там, на кухне, тихо - интересно, что происходит, - прошептал я. Мы вернулись к другой двери. Кухня на мгновение показалась пустой! Открытая дверь с другой стороны представляла собой тусклый темный овал, за которым была кромешная тьма. Наш шанс! У нас не было никакого плана. Только то, что мы должны что-то предпринять, чтобы выбраться отсюда. Но я вспомнил, что в комнате Иветт было маленькое окно. Если бы мы могли обойти дом и открыть это окно...

Мы промчались через пустую кухню. И внезапно в открытой двери возникла массивная фигура! Одного из охранников. Он увидел, что мы приближаемся к нему. Проворный Джимми опередил меня и, как маленький дикий кот, бросился на дюжего охранника, зажав ему рот рукой, чтобы заглушить крик.

У охранника не было ни единого шанса. Он пытался поднять оружие, когда мой нож вонзился ему под ребра. Он отлетел назад и упал, Джимми навалился на него сверху, и рука Джимми заглушила его предсмертный крик.

- Прекрасно! - пробормотал Джимми. - А теперь давай убираться отсюда.

Он поднялся с нашего поверженного противника, и мы бросились прочь. Снаружи было темно - этот слабый, мерцающий полумрак. В амфитеатре было несколько искусственных огней. Там работала группа людей. Бледная группа призраков. Теперь я был благодарен судьбе за то, что мы с Джимми не окунулись в антибактериальную ванну. В темноте мы были всего лишь тенями, незамеченными среди светящихся призрачных фигур.

- Вокруг здания, - прошептал я. - Помнишь то окно в комнате Иветт?

Мы добрались до него. Изнутри пробивался слабый, бледный свет. Нижняя створка окна была приоткрыта. Иветт исчезла! На полу лежал маленький белый костюм. Куда она делась? Мы стояли, тупо уставившись друг на друга. Неужели Тарл увел ее куда-то? Как мы могли ее найти?

И вдруг вдалеке послышался шум! Мужские крики. У здания, расположенного примерно в ста футах от нас, начали собираться светящиеся фигуры. Затем мы услышали голос Тарла, выкрикивавшего свое осуждение в адрес охранника, который был там поставлен.

Они только что обнаружили, что Даркин исчез! Женщина, Яна, несомненно, смогла освободить его. Даркин исчез! Сбежавший преступник, здесь, в этой маленькой Утопии! Люди были в ярости из-за его побега. Внешне они были возмущены, но мне было интересно, сколько из них втайне были довольны? Собравшиеся накануне свадебного танца перешептывались. Они планировали, как Тарл и его верные люди будут убиты, а Даркин вызван из своего отдаленного тайного убежища, чтобы стать их предводителем!

- Послушай, - шептал Джимми. - Как ты думаешь, Ларри случайно не вытащил Иветт из того окна? Может, они добрались до космического корабля?

Сможем ли мы найти дорогу туда сейчас? Это было недалеко; я смутно помнил извилистые коридоры-туннели. Небольшой утес, по которому мы пришли, был совсем рядом - скала-утес, сияющий в темноте бледным жутковатым сиянием. Может, попробуем добраться до космического корабля?

У нас не было времени решать подобные вопросы. Мы направились к обрыву, где мелькали только тени. Нас никто не заметил - вся суматоха была в похожем на сарай здании, из которого сбежал Даркин. Мы находились почти у входа в туннель, когда внезапно я увидел светящееся пятно на земле. Донесся слабый стон.

Иветт? Боже милостивый, - пронзила меня инстинктивная мысль. Но это была не Иветт. Это была Яна, женщина Даркина, которая лежала здесь, умирая, с кровавым месивом вместо горла!

ГЛАВА VII. ПЕЩЕРА СВЕТА

Мы склонились над ней. Она, очевидно, была почти без сознания; слабо дышала, на бледных губах выступила отвратительная кровавая пена. Ее остекленевшие глаза узнали меня. Она еле слышно пробормотала:

- Он... он сделал это со мной. Будь он проклят... О, будь он проклят...

- Кто это сделал? - спросил я. - Скажи нам, Яна. А ты не видела ту девушку, Иветт Аллер? Где она?

Я затаил дыхание, ожидая ее ответа. Она жестом пыталась оторвать руку от земли.

- Он там, твой друг, спроси его сам. Ему тоже досталось, но я не думаю, что он мертв.

Джимми внезапно выдохнул:

- Боб, смотри! Вон там - еще один!

Там была еще одна жертва, скорчившаяся на камнях; еще одно изломанное, светящееся тело, похожее на пораженный призрак в темноте. Мы бросились к нему. Ларри! Он лежал здесь. Не мертвый, а, похоже, только приходящий в сознание. Наклонившись, я увидел, что его волосы пропитаны кровью - рваная рана на голове в том месте, куда его что-то ударило.

- Вы... - пробормотал он. - Почему... я думаю, теперь со мной все в порядке. Он... он убил Яну...

Затем он приподнялся на локте, и к нему вернулись силы, так что он смог рассказать нам, что произошло... Он пытался добраться до нас полчаса назад. Но возможность, о которой он мечтал, так и не представилась, поэтому он решил воспользоваться своим шансом и сначала попытаться освободить Иветт Аллер, а потом уже идти к нам. Он был уверен, что сегодня вечером, из-за всей этой суматохи с выбором девушек, космический корабль будет пуст. Он спрячет там Иветт Аллер.

Стоя у окна той маленькой комнаты, в которую поместили Иветт Аллер, он наблюдал за ней. Какое-то время Тарл был с ней. Связанного Даркина увели. Тарл снова показывал Иветт ее костюм для церемонии. Затем он попросил ее надеть его и ушел.

Ларри вытащил ее через окно. Завернув ее маленькое светящееся тельце в темный плащ, он повел ее к туннелю, который вел к космическому кораблю. И вдруг из тени скалы появились две фигуры. Даркин! Здоровенный гигант в отчаянном бешенстве бросился на Ларри; застал его врасплох; обрушил камень ему на голову.

Ларри потерял сознание. Он почти потерял сознание, но не совсем. Он смутно осознавал, что Даркин схватил Иветт...

- Какая удача! - услышал он смешок великана. - Моя маленькая земная красавица - как раз то, что мне нужно! Ты можешь отправиться со мной в изгнание! Но мы вернемся, малышка. Конечно, вернемся. Придем завтра, когда мои люди соберутся и этот чертов Сибарис будет убит. Тогда мы с тобой станем здесь хозяевами. Я женюсь на тебе и сделаю тебя главной женщиной в этом заведении. Как тебе это нравится, а?

Ларри смутно осознавал, что Иветт тщетно борется с ним. И вдруг другая фигура, которая была здесь с Даркином, прыгнула вперед. Это была Яна. Разъяренная женщина теперь дико ревновала Иветт, так что бросилась, чтобы оторвать Иветт от Даркина. И тогда дородный гигант обратил свой гнев на нее - ударил ножом и перерезал горло...

- Это... это все, что я могу вспомнить, - пробормотал Ларри, обращаясь к нам. - Даркин побежал, таща Иветт за собой. А потом он поднял ее и понес... Наверное, я потерял сознание, когда лежал здесь - это все, что я помню.

Но теперь силы возвращались к нему. Через мгновение он, пошатываясь, поднялся на ноги. Мы вернулись к женщине, Яне. Она была еще жива.

- Твой Даркин, - пробормотал я. - Он забрал с собой ту девушку. Куда они пошли? Ты не знаешь, Яна?

- Пещера Света, - еле слышно выдохнула она. - Он... черт бы его побрал... хотел эту девушку...

- Я знаю, где Пещера Света, - пробормотал Ларри. - Если он отвел ее туда...

- Желал эту девушку... - Поток крови захлебнулся в горле умирающей Яны. - Я всегда любила его... а он хотел эту девушку... потому что она красивая... - Она все еще пыталась выдавить это из себя. Жалкая женщина, разочарованная.

- Он хотел эту девушку больше, чем меня. - Она бормотала это снова и снова, пока в какой-то момент у нее не перехватило дыхание, свет в глазах не погас, и она не умерла.

Джимми и я стояли рядом с Ларри. Я беспокоился, что его светящийся силуэт может быть обнаружен здесь. Но пока тревоги не было. Возвращаясь к ближайшей группе домов, мы все еще слышали возбужденные голоса бандитов, которые обнаружили, что Даркин исчез.

Я схватил Ларри за руку.

- Пещера света? Как ты думаешь, Даркин пошел бы туда?

- Да. Думаю, да. Хорошее укрытие. Бактерии не смогут добраться до тебя в Пещере Света. Они боятся этого...

- Ты знаешь, где это?

- Да, знаю. Пойдемте, я провожу вас. Это не так уж далеко...

Мы с Джимми повернулись и нырнули вслед за ним в ближайший туннель...

Странное путешествие. Я предполагаю, что это было около пяти миль, вниз на более низкий уровень и обратно в изрытую сотами подземную область маленькой кометы...

Ужасное путешествие. Мы продвигались вперед, затаив дыхание. Тусклый, слабо светящийся туннель вскоре привел меня в длинный узкий грот. И внезапно я почувствовал, что за нами наблюдают какие-то существа. Мы миновали углубление, которое, казалось, уходило в темноту. Но я мог видеть, как там что-то копошится. Маленькие зеленые слизистые существа, похожие на футбольные мячи с шевелящимися усиками. Прыгающие футбольные мячи размером с человеческую голову. Миллионы этих существ, столпившихся там, прыгали друг на друга пульсирующей массой.

Чудовищные микробы какой-то страшной болезни. Они увидели нас, когда мы проходили мимо, и раздался миллион леденящих кровь криков. А потом они бросились врассыпную; тысячи их сбились в кучки, пытаясь преградить нам путь!

Мы стояли, пораженные.

- Боже милостивый, - пробормотал Джимми. - Как... как эти чертовы штуки...

А потом они понеслись, подпрыгивая, чтобы поглотить нас.

- Спокойно! - пробормотал Ларри. - Не пугайтесь. Стойте спокойно!

В руке у него был маленький алюмитовый цилиндр. Проектор N-лучей. Он нажал на кнопку, и фиолетовый луч антибактериального средства превратился в сияющий пучок. Он прорезал отвратительные, копошащиеся, вопящие микробы. Превращал их в потоки полужидкой, светящейся зеленью гнили, издающей ужасные вопли своими тонкими голосами.

- Давайте! - крикнул Ларри. - Теперь у нас есть шанс.

Мы пробирались сквозь жуткое гниение, освобождались и бежали... Временами нас окружала пустая тьма. Затем мы снова попадали в колонии ужасных тварей. Мы миновали большое открытое пространство, где светящийся бледно-серебристый антибактерит, присущий камням, казался гораздо менее интенсивным, чем обычно. Здесь скопилась обширная смешанная колония микробов...

Удивительное, ужасное зрелище. На расстоянии, казавшемся километрами, копошились мириады роев. Их собственное сияние - зловещее зеленое, оранжевое, насыщенно-коричневое и малиновое, красное, как свежая кровь, - освещало эту жуткую сцену. Миллион миллионов маленьких зеленых футбольных мячей. А рядом с ними копошилась и пыталась перепрыгнуть через них другая колония - скользкие пульсирующие стержни из красной желеобразной слизи. Стержни толщиной с человека рост и вдвое выше. Они издавали невнятные крики, и, словно гигантские ужасные змеи, ползли, чтобы добраться до нас...

Ужасные бактерии, устрашающие теперь своими гигантскими размерами... И еще здесь были монстры. Рой гигантских сгустков, огромных, как слоны, - круглые мясистые тела из малинового желе с огромными извивающимися щупальцами - бросился на нас. N-луч Ларри вонзился в них, прошел сквозь них, как огонь, отбросил их назад.

- Скорее! Скорее! - выдохнул он. - Этот N-луч... почти разрядился...

Мы рванулись вперед, пытаясь добраться до более светлого участка в открывшемся перед нами туннеле - там были светящиеся камни, которых монстры избегали. И вдруг я увидел, что Ларри пошатывается. Он споткнулся и, казалось, вот-вот упадет, так что мы с Джимми схватили его, поддерживая, и бросились вперед. И вот мы достигли слабо светящегося туннеля. На мгновение толпа кричащих существ осталась позади.

- Что случилось? - воскликнул я. - Ларри, что с тобой случилось?

Его лицо было бескровным, искаженным болью. Но он все еще пытался улыбаться.

- Этот... этот Даркин, - пробормотал он. - Ударил меня по голове, а потом... ударил ножом.

Он стянул с себя изодранное пальто. Его рубашка была в пятнах крови. Нам пришлось поддерживать его, пока мы продвигались по туннелю.

- Сколько еще, Ларри?

- Уже недалеко. Этот изгибающийся туннель - вы увидите...

Узкий туннель поднимался вверх. Мы миновали поворот. Впереди забрезжил серебристый свет. Затем мы одолели небольшой подъем. И на мгновение присели, затаив дыхание, вглядываясь.

Пещера света! Она находилась примерно в пятнадцати футах под нами - пятидесятифутовый круглый грот со сводчатым потолком прямо над головой. Удивительная, бело-голубая сказочная страна красоты! Каменные глыбы свисали вниз, как сверкающие сталактиты. Похожие на опалесцирующие сосульки, они светились серебристо-голубым фосфоресцированием. Из пола выступали огромные колонны сталагмитов. Все они светились бело-голубым светом. Здесь была концентрация светящегося радиоактивного антибактерита. Маленькое неземное местечко. Как будто перед нами открывалась сияющая панорама Небес с адскими областями, где толпились стонущие, бормочущие существа.

- Вот и он! - пробормотал Джимми. - Клянусь богами, вот и он!

Мы находились на выступающем карнизе, на полпути к вершине грота. А прямо под нами, в углублении на бело-голубом блестящем полу, сидел Даркин, а рядом с ним перепуганная маленькая Иветт. Еда и фляга с алкоголем стояли на камне у его локтя.

Послышался его голос.

- Здесь довольно уютно, а, Иветт? Маленькое гнездышко для нас, пока мы ждем, когда придут наши люди и спасут нас от тирании Тарла. Хорошая фраза, а? Тирания Тарла! Его Новая империя, где все веселятся! Смешно, а, Иветт?

Ларри лежал на карнизе между мной и Джимми. Бедный маленький Ларри. Сил у него почти не осталось. Как будто, приведя нас сюда, он выполнил свою работу.

- Вот он, с ней, - пробормотал он. - Идите. Спасите ее.

Джимми двинулся вперед, но я оттолкнул его.

- Ты останешься здесь, - прошептал я. - У меня есть нож...

Я присел на краю, Даркин был почти подо мной. И тогда я прыгнул.

ГЛАВА VIII. СВАДЕБНЫЙ ТАНЕЦ ПРИЗРАКОВ

Я спрыгнул Даркину на плечи. Он издал сдавленный рев, когда удар сбил его с ног. И это был его конец. Мой нож глубоко вошел ему в грудь, а затем я в бешенстве вытащил его и перерезал ему горло. Из него хлестала кровь, он лежал, дергаясь. Я обнял Иветт, прижал ее голову к себе, чтобы она не могла видеть.

- Теперь с тобой все в порядке, дорогая...

- О, Боб... Боб, дорогой, слава Богу, ты пришел...

Тело Даркина осталась лежать неподвижно. Вместе с дрожащей маленькой Иветт я взобрался обратно на выступ.

- Хорошая работа, - пробормотал Джимми. - Но посмотрите, бедный Ларри, он почти умер.

Мы склонились над ним. Его бескровные губы все еще пытались улыбнуться. Его остекленевшие глаза остановились на нас, на Иветт.

- О, Ларри, - пробормотала она. - Мне так жаль.

- Все в порядке. - Его слабая рука нащупала ее руку. - Я рад, что смог помочь. Ты... ты такая красивая...

Он все еще цеплялся за ее руку. И тут мы увидели, что в его глазах не было света, с губ не слетало дыхание. Но на его мертвом лице все еще играла легкая улыбка, как будто он унес с собой через Великую границу воспоминание о том, что помог девушке, которую любил...

Какое-то время мы сидели на корточках на выступе, купаясь в бело-голубом сиянии антибактерита. Я чувствовал, как мое тело светится от возбуждения. Я знал, что скоро оно начнет сиять само по себе... Что нам делать? У нас с Джимми не было никаких планов, кроме того, что мы, конечно, не могли оставаться здесь. Нашим единственным шансом было вернуться на космический корабль, молясь, чтобы он не охранялся. Мы с Джимми изучали его работу с Тарлом. И Иветт рассказала нам, что она была со своим дядей, когда он его строил. Она тоже знала, как им управлять. Если бы мы могли добраться до него сейчас...

Мы двинулись обратно по туннелям. Вокруг нас снова замелькали какие-то жуткие светящиеся предметы. Джимми держал в руках маленький лучевой цилиндр Ларри. И вдруг у него перехватило дыхание, и он испуганно выругался!

- Боб, он пустой, боже милостивый...

Мы пытались миновать зловещую зелено-красную пещеру, где было собрано несметное количество бактерий. На нас надвигалась огромная разношерстная орда тварей; и когда проектор Джимми заглох, они с невнятными криками бросились в атаку огромными бурлящими волнами!

Конец всему для нас! Эта мысль пронзила меня, когда я вцепился в Иветт. Маленькие светящиеся зеленые шарики с чудовищными красными стержнями, скользящими между ними, окружали нас со всех сторон.

- Держись на ногах! - крикнул я Джимми. - Двигайся вперед - впереди открытое пространство.

Но это только казалось. В следующую секунду пустые скалы перед нами были заполнены оранжевой ордой скользких, колючих существ. Я наступал на них, пинал их, давил. Но они прилипали к моим лодыжкам, как клей. Проход здесь был ужасен из-за их криков. Иветт упала, и сотни маленьких щупалец вцепились в нее. Но мы с Джимми вытащили ее.

Затем я услышал, как Джимми выдохнул:

- О, Боб, мы не справимся! На этот раз все кончено!

Конец... Огромный десятифутовый монстр пробирался сквозь бурлящую массу - чудовищная малиновая тварь с горящими глазами, трубящим голосом и гигантскими усиками с маленькими присосками на них. Тварь увидела нас, бросилась на нас, поймала нас!.. Конец... Через секунду мы уже сражались, поглощенные скользкой, липкой массой... Иветт упала... Джимми упал... Я почувствовал, что падаю. Эта отвратительная масса была похожа на горячее красное желе на моем лице. Она душила меня...

Все исчезло... Затем я смутно услышал отдаленные крики. Яркий фиолетовый луч пронзил зловещую тьму... Тарл и его люди... Я смутно осознал, что они были здесь - шли по следу Даркина к Пещере света...

Затем мои чувства погрузились в бездну пустоты, и оставалось только смутное осознание того, что N-лучи Тарла и его людей расплавили отвратительных тварей, которые нападали на нас; и что нас схватили и отнесли обратно в лагерь Тарла...

Я пришел в себя, лежа на полу комнаты, в которой нас раньше держали. Джимми сидел рядом со мной, а Тарл склонился над нами.

- Значит, ты пришел в себя? - Он улыбнулся.

- Иветт, - пробормотал я. - С ней все в порядке?

- О, вполне, спасибо... Церемония начинается прямо сейчас. Я подумал, что вы двое, возможно, захотите ее увидеть. Это важное событие в моей маленькой империи.

Он резко повернулся и покинул нас. Потом я увидел, что один из его людей остался.

- Пошли! - прорычал он. - Если вы не хотите этого видеть, то я хочу. И я хочу, в этом поучаствовать.

Мы молча позволили ему вытолкать нас из комнаты в светящуюся темноту. Затем к нему присоединился еще один охранник. Они прижали нас к себе, направив на нас светошумовые пистолеты.

- Сюда, - пробормотал один из них. - Вы все прекрасно увидите, но я тоже хочу принять участие.

Мы присели на корточки на краю скалистого амфитеатра, охранники стояли рядом с нами. Странная, призрачная сцена. Было почти совсем темно. На краю возвышения люди Тарла - их было около сотни - собрались в шумную группу. Странная, мельтешащая толпа призрачных фигур. Бледные призраки, теперь уже в темноте. Но их голоса разносились над ночной тишиной, они подшучивали друг над другом и отпускали грубые замечания по поводу красоты девушек, которых теперь предстояло вывести и отдать им.

Затем я посмотрел за пределы амфитеатра. Там сияла огромная заградительная завеса N-луча, возвышавшаяся в дымке неба подобно огромному светящемуся щиту, за которым толпились мириады бактерий. Привлеченные активностью людей, они столпились рядом. Я мог видеть зеленые, оранжевые и красные пятна, обозначающие их светящиеся колонии. И скопления злобных глаз...

В наступившей тишине были слышны невнятные отдаленные голоса - жуткий шепот угрозы...

- Почему они не начинают? - пробормотал один из наших охранников. - Боже, я что, должен остаться здесь и просто взять то, что осталось? Я увидел девушку, которую хочу...

Из какого-то скрытого источника в ночном воздухе внезапно зазвучала музыка. Это вызвало выжидательные возгласы у собравшейся шумной компании. Они внезапно замолчали, и бледные, призрачные фигуры всех присутствующих повернулись, уставившись на пестрые, темные домики своей деревни...

Из деревни приближалась процессия - длинная вереница призрачных фигур. Девушки и их охранники шли рядом... Странная процессия. Они были похожи на бледных, светящихся призраков в темноте, они бесшумно приближались, поворачивали и затем поднимались на платформу.

И тут я увидел Тарла. Тарл, император. Тарл, Бог. Его светящееся тело, заключенное в сверкающий костюм из гибкого белого металла, излучало сине-белую ауру. А рядом с ним была его Богиня. Маленькая Иветт. Сначала я мог видеть только ее стройную, сияющую фигуру в длинном белом развевающемся одеянии, с черными волосами, уложенными высоко на затылке. Она медленно шла, держась за руку с Тарлом. Его маленькая императрица в сопровождении своего императора приближалась к месту церемонии бракосочетания.

- Сибарис! Сибара! Сибара, прекрасная!

Со стороны собравшихся мужчин раздались возгласы благоговейного восхищения.

- Сибара, прекрасная! Императрица! Богиня, мы поклоняемся тебе!

У меня похолодело сердце. И каким-то образом эти крики, это почтение вернули меня в то время на Земле, когда Иветт была выбрана на конкурсе красоты. Теперь казалось, что это было так давно!

- Сибара, - кричали все мужчины. Почтение? Благоговейное уважение? Но я знал, что некоторые из них были воспламенены ее красотой - завидовали Тарлу - и, возможно, шептались с другими, такими же, как они, о том, что этот император несправедлив к ним... Мятежники, распаленные алкоголем. Некоторые из них пытались вскочить на платформу, но другие оттаскивали их назад. Я видел, как один из них, бормоча проклятия, ударил другого кулаком, но другие подскочили и разняли их.

Атмосфера была похожа на порох, над которым болтался тлеющий фитиль... Мы с Джимми слышали, как двое наших охранников спорили. Одного охранника здесь должно быть достаточно, чтобы присматривать за нами, всего лишь за двумя рабами. Один из них должен иметь возможность уйти и занять свое место поближе к девушкам. Но кто именно?..

Скрытая музыка зазвучала громче. Оглушительная какофония варварского ритма. Затем, когда Тарл и Иветт поднялись на небольшое возвышение в конце платформы, лицом к девушкам, стоявшим в ряд, откуда-то сверху полился свет. Небольшой луч прожектора. Он упал на Тарла и Иветт. И, словно стробоскопический, он, казалось, не только освещал их, но и делал более заметной ауру бледного опалесцирующего излучения, исходившего от их тел. Маленькие язычки серебряного света-огня взметнулись вверх. Серебряный огонь придавал им божественный вид.

И у меня перехватило дыхание, когда я уставился на Иветт. Стройные, сияющие очертания ее совершенного маленького тела отливали серебристо-голубым блеском под платьем. И ее лицо сияло - лицо такой неземной красоты, что она преобразилась...

- Сибара прекрасная...

Толпа приветствовала это. Затем Тарл поднял руки, чтобы заглушить восторженные возгласы. Музыка внезапно смолкла, и в тяжелой, напряженной тишине Тарл заговорил:

- Люди Кометары, в этот торжественный момент ваш император и ваша маленькая императрица приветствуют вас. Своими аплодисментами и выражением почтения вы объедините нас - ваших императора и императрицу.

Он стоял, держа Иветт за руку, пока раздавались крики, сопровождаемые мощным потоком музыки... А затем они с Иветт уселись на небольшом возвышении.

- А теперь - свадебный танец, - сказал он. - Вам, девушки, сказали, что нужно делать... Я хочу, чтобы каждая из вас знала, что вы должны быть послушными - настолько же послушными, насколько вы красивы, - дома и с мужем, которого я вам сейчас дарю... Женщины Кометары - ваш император и императрица приветствуют вас.

Девушки теперь кружились, медленно покачиваясь в такт музыке... Странный, призрачный церемониальный ритуал. Мое сердце трепетно колотилось, когда я наблюдал за этим. Эти раскачивающиеся, танцующие девушки. Одна или две споткнулись от ужаса, но другие подхватили их, удержали на ногах. Колышущийся круг светящихся, красивых маленьких фигурок, на которых играл луч света. Их тонкие занавески были подобны расплавленному серебряному огню, а их маленькие светящиеся тельца виднелись под ними...

Затем, по сигналу Тарла, очередь выпрямилась. Мужчины выстроились на помосте, и девушки, танцуя, направились к ним, каждая, очевидно, чтобы присоединиться к своему партнеру по воле случая, когда ряды сойдутся. Я смотрел, затаив дыхание... Призрачные фигуры мужчин внезапно смешались в шумном беспорядке!

Внезапно я обнаружил, что Джимми цепляется за меня в темноте.

- Один из наших охранников сбежал, - прошептал он. - Теперь здесь только один.

А тот, что стоял почти у моего локтя, смотрел на платформу, поглощенный странной сценой...

- Послушай, - прошептал Джимми. - Если сейчас мы...

- Смотри! - пробормотал я. - Там, у заграждения...

Огромным полумесяцем все еще вздрагивало огромное заграждение из N-лучей. Но теперь я мог видеть, что по другую его сторону чудовищных бактерий собралось больше, чем когда-либо. Музыка, огни, непривычные здесь виды и звуки привлекали их. И теперь там были гигантские существа, огромные, светящиеся красным, они трубили, бросались на завесу N-лучей, пытаясь прорваться сквозь нее...

- Джимми, смотри! - прошептал я. - Боже мой, если эти твари прорвутся сквозь заграждение...

Я перестал шептать и судорожно втянул в себя воздух. Джимми оцепенело смотрел на них... На платформе среди мужчин началось какое-то волнение. Один из них схватил девушку, которую он выбрал. Она закричала - пронзительный, раздирающий горло крик невольного ужаса.

Этот крик был подобен искре в порохе. Внезапно все полупьяные мужчины столпились, толкая друг друга, и схватили девушек. Затем они подрались. Раздался выстрел из светошумового пистолета; мужчина и девушка упали...

Суматоха распространялась, как пожар по степной траве... Тарл вскочил на ноги и закричал. Но его голос потонул в общем шуме... Крики дерущихся мужчин; вопли девушек, когда их схватили и понесли... Я видел, как один мужчина поднял на руки маленькую светящуюся фигурку девушки, побежал с ней, пытаясь спрыгнуть с платформы. Другие набросились на него, отрывая ее от него...

Теперь в рукопашной схватке свистели маленькие стрелы из светошумовых ружей. Люди бежали и сражались, и это распространялось - распространялось вниз с платформы. Дюжина дерущихся, ругающихся мужчин бросились к заградительной завесе из N-лучей. Возможно, в своем диком безумии убийц они наткнулись на пульт дистанционного управления. Какова бы ни была причина, внезапно раздалось электронное шипение.

Заградительная завеса исчезла! Воцарилась кромешная тьма - темнота внешнего мира, которая внезапно стала отчетливо видна... Мира бактерий. Теперь они могли свободно проникать сюда! Огромные бурлящие волны чудовищных существ, светящихся красным, зеленым и оранжевым светом. С отвратительными, леденящими кровь торжествующими криками, перерастающими в поток невнятных звуков, они бросились вперед!

ГЛАВА IX. КОНЕЦ ИМПЕРИИ

На одну ужасную секунду мы с Джимми присели на корточки, оцепенев от ужаса. Теперь вся эта странная, призрачная сцена погрузилась в хаос - мужчины, некоторые несли девушек, бежали, карабкались, дрались, издавая крики и ругательства. Мельтешащие призрачные сгустки, жуткие в темноте. И теперь бактерии огромными волнами устремлялись вперед - подпрыгивающие зеленые сгустки, скользящие палочки, похожие на извивающихся змей. А с ними - гигантские, колышущиеся массы багрового цвета, с трубящими, кричащими голосами...

- Боб, ради Бога, вставай! - Джимми дергал меня за рукав. Наш охранник сбежал.

Мы с Джимми вместе спрыгнули с нашего маленького выступа. Чтобы что-то сделать? Мы думали только о том, что должны попытаться добраться до Иветт...

Эта ужасная суматоха! Между нами и ближайшим концом платформы поднялась волна бактерий. Я увидел, что около дюжины бегущих мужчин и кричащих девушек уже были пойманы - люди дико сопротивлялись, размахивая руками и ногами. Некоторые из них уже упали, а гигантские микробы кишели на них и терзали их...

- Джимми! Держись рядом со мной! - крикнул я. - Вот сюда...

Прыгая, изо всех сил стараясь удержаться на ногах, мы пробрались сквозь скопище микробов. Они разбегались перед нами, ломались и давились под нашими ногами. В данный момент они были совсем маленькими... Затем мы прошли сквозь них, добрались до конца платформы и вскочили на нее. Здесь лежал один из бандитов, а рядом с ним мертвая девушка, и в обоих стреляли из светошумового пистолета. Я быстро наклонился. В руке мертвеца был зажат его собственный светошумовой пистолет. Я схватил его. Над другим телом склонился Джимми.

- Лучевой проектор, - пробормотал он. - Видит Бог, он нам понадобится.

На другом конце платформы, все еще на небольшом возвышении, стояла сияющая фигура Тарла, а Иветт сидела на корточках рядом с ним. Тарл - Император. Хозяин своего маленького Нового Мира. Словно оцепенев, он стоял посреди ревущего хаоса, глядя на руины своей Империи. Его маленький мирок - основа его безумных мечтаний - рушился прямо у него на глазах... В тот бурный момент он стоял, пораженный, оцепеневший от своего разочарования...

И тут он увидел нас с Джимми, бегущих по платформе. Его рука на секунду потянулась к поясу. Мой фонарик просвистел в его сторону и пролетел мимо. Внезапно он передумал сопротивляться. Он быстро наклонился и схватил Иветт. Подхватив ее на руки, он повернулся, спрыгнул с платформы и побежал.

Я вцепился в Джимми.

- Подожди! - крикнул я. - Минутку... в другую сторону... Может быть, так будет лучше.

Внизу, между нами и бегущим Тарлом, словно через прорванную плотину, внезапно хлынули волны бактерий. Но слева от них скалы были сравнительно чистыми. И теперь я мог видеть, что Тарл направляется к пролому в сияющей скале, вон там, слева. Небольшой светящийся туннель-проход. Исходящее от него антибактериальное излучение удерживало кишащих микробов-монстров. Тарл, все еще держа Иветт на руках, нырнул в него...

Мы с Джимми повернули налево и в следующее мгновение оказались у входа в туннель. Нырнули в него...

- Тише! - предупредил я. - Не дай ему напасть на нас из засады!

Мы перешли на шаг. Осторожно, напрягая зрение в бледном мерцающем полумраке... Впереди показался небольшой грот. И тут мы увидели его. Он карабкался по камням наклонной стены грота, обнимая Иветт, которая билась в его руках. Он был уже в пятидесяти футах от нас и примерно в десяти футах выше.

- Стой! - крикнул я. - Я буду стрелять! Будь ты проклят, Тарл!

Он развернулся, держа Иветт перед собой.

- Осторожно, он вооружен! - прошептал я Джимми.

Мы с Джимми упали в расщелину в скале. А над нами стоял Тарл, уставившись на Иветт, прижавшуюся к нему, как к щиту. Он слабо улыбался. Зеленые, красные и желтые блики окрасили его в зловещий цвет - они обрамляли его белую фигуру, оттеняли бледное мрачное лицо. И теперь я понял, что рядом с ним был обрыв - яма, излучающая зловещее сияние. Там, внизу, были бактерии. Огромный нижний грот-яма, кишащий извивающимися светящимися микробами. Исходящее от них свечение поднималось вверх. И они знали о Тарле. Их ноги и щупальца царапали отвесную скалу, когда они пытались взобраться друг на друга. И их жуткие тихие голоса что-то бормотали в подземной тишине.

- Стрелять в меня? - пробормотал Тарл.

Но мы не осмелились выстрелить, опасаясь попасть в Иветт. Я послал стрелу над головой Тарла. Это вызвало у него иронический смех.

- Ты, без сомнения, сможешь продырявить меня, - сказал он. - И ее тоже, если выстрелишь.

Его рука была на поясе. Мы с Джимми пригнулись за нашим камнем, ожидая выстрела. В его руке был маленький светошумовой пистолет. Он поднял его и щелкнул, чтобы убедиться в том, что он не заряжен. Тонкая улыбка все еще играла на губах, когда он небрежно отбросил бесполезное оружие.

Она с грохотом упала на камни почти перед нами. И вдруг Тарл заговорил.

- Моя маленькая империя - не совсем то, на что я надеялся, Дин. - В его голосе звучала все та же легкая ирония. Но сейчас на его бледном лице и в темных горящих глазах каким-то образом читалась трагедия. Его безумная мечта - но, несомненно, он лелеял ее, верил в ее осуществление. - Моя маленькая империя - и теперь мои первые рабы восстают, чтобы убить меня... Это скорее шутка надо мной, не так ли, Дин?

Затем он внезапно оттолкнул Иветт от себя - отпихнул ее себе за спину. И в одиночестве подошел к краю ямы. Очарованный, я воздержался от выстрела. Когда он стоял там, на него падал яркий свет от бормочущих, копошащихся, чудовищных микробов. Он смотрел на меня сверху вниз, все с той же медленной ироничной улыбкой.

- Я бы не хотел, чтобы мой раб убил меня, - мягко повторил он. - Великий Тарл - и быть убитым своим рабом.

Затем он медленно повернулся, глядя вниз, в светящуюся бездну. Еще секунду он стоял, балансируя на краю пропасти. Он все еще слабо улыбался, когда падал вперед - маленькая стремительно исчезающая фигурка... Затем вопящие, карабкающиеся существа поглотили его, и он исчез...

Вместе с Иветт, Джимми и я побежали к космическому кораблю. Сражаясь, пробираясь сквозь полчища отвратительных, извивающихся микробов, - наш N-луч метался перед нами, - мы, наконец, преодолели проходы. Маленький продолговатый корабль был погружен в темноту. Несколько бандитов почти добрались сюда. Я увидел скопление тварей с красными щупальцами, которые подбирались и дрались за то, что когда-то было человеческим телом. Луч Джимми расплавил их.

И вот мы уже были внутри корабля, захлопывая нижнюю створку двери как раз в тот момент, когда огромная вопящая масса гигантских бактерий с глухим стуком обрушилась на нее...

Мы сидели в рубке управления и смотрели вниз, пока корабль медленно поднимался в темноте. Я думал, что мы больше не увидим маленького лагеря Тарла. Но вскоре мы миновали пролом в боковой стене утеса. Под нами на мгновение показалась беспорядочная группа зданий и скалистый амфитеатр.

Жуткая сцена. Бурлящее море оранжевых, красных и зеленых существ. Торжествующие, хищные бактерии. Они кишели, снова безраздельно завладевая своим миром. И только в одном или двух местах все еще были видны ошметки человеческих тел - маленькие ужасные фрагменты, которые чудовищные микробы разрывали на части и уносили с собой...

Мы с Иветт теперь женаты. На Земле наступила новая эра - эра космических полетов. Дядя Иветт и ее отец - мир должен благодарить их за космические полеты и за новый секрет здоровья. Говорят, что через несколько лет, когда будет создана новая наука, каждый человек на Земле будет невосприимчив к болезням и разрушительному воздействию старости...

Комета все еще в небе. Сейчас она обогнула Солнце и находится на пути к границам Солнечной системы. Чужой маленький мир. Я всегда вздрагиваю, когда смотрю на него. Инопланетное создание - каждое живое существо на нем, враг человечества. Но природа неизбежно порождает зло так же, как и добро, - зло, с которым нужно бороться и побеждать. Конечно, ни один человек не может жить и процветать как сибарит. Ничего, кроме телесного комфорта; удовольствия без работы; общество без закона. Конечно, это невозможно.

И я думаю, все мы можем - когда что-то кажется нам неправильным - утешаться мыслью о том, что установленный нами порядок борьбы за выживание является наилучшим. Потому что без него мы были бы обречены.

ПОХИТИТЕЛИ ЗЕМЛИ

Фредерик Арнольд Куммер-младший

Научный корпус университета Земли был похож на тонкий палец, устремленный в небо, очень белый на фоне иссиня-черной ночи.

Стройная блондинка остановилась у богато украшенного входа, любуясь игрой лунного света на блестящих, выложенных кристаллами, стенах. Однако вспышка красного сигнала времени с вершины, словно безмолвное предупреждение, прервала ее размышления, она толкнула большую дверь и направилась по темному коридору к физической лаборатории.

Стук каблучков девушки, эхом разнесшийся по коридору, внезапно оживил физическую лабораторию. Вспыхнули яркие дуги света, и стеклянная дверь распахнулась. Высокий, довольно усталый на вид молодой человек вышел в коридор, вытирая сильные, перепачканные руки.

- Кэрол! - Его усталое лицо расплылось в улыбке. - Ты рано!

- Я подумала, что стоит зайти поздороваться, прежде чем приедет папа с приглашенным теплолюбивым, - сказала девушка, входя в лабораторию.

- Действительно, теплолюбивый, - усмехнулся Хью Шеридан. - Он венерианец, не так ли?

- Профессор Дерку, глава Терван-Тану. Папа говорит, что это означает Центральный университет. Типичный венерианский турист в асбестовом костюме и темных очках.

- Не могу их винить, - проворчал Хью, склоняясь над клубком проводов на своем рабочем столе. - Даже июнь в Нью-Йорке холодный, несмотря на нормальную температуру в семьдесят градусов по Цельсию. А их глаза не привыкли к солнечному свету. Венера - это просто одно большое болото, сплошные туманы и огромные заросли овощей. Похоже на кастрюлю с тушеным шпинатом. И, я думаю, наши земные туристы выглядят так же забавно, когда они барахтаются в костюмах с воздушным охлаждением и противотуманными фарами в руках. Так или иначе, почему люди не остаются в тех мирах, для которых они были созданы в процессе эволюции? - С нервным раздражением он взял кусок проволоки и вставил его в массу механизмов, загромождавших дальний конец комнаты. - Я бы хотел, чтобы этот Дерку находился в каком-нибудь месте, где жарче, чем на Венере. Какого черта он собирается припереться сюда сегодня вечером?..

- Ну... - Кэрол Уорден рассмеялась. - Утром он улетает домой. И перед отлетом хотел взглянуть на Научный корпус. Большая честь для нас. Поэтому папа подумал, что, если твой новый генератор готов к первому испытанию, профессору Дерку, возможно, будет интересно понаблюдать за экспериментом. У тебя есть отличный шанс добиться межпланетного признания, мой мальчик.

- Этот чертов генератор, скорее всего, не сработает, - пробормотал Хью с пессимизмом изобретателя. - С первого раза ничего не получается. И вообще, я не уверен в том, на что он способен. Кроме того, источник питания... - Он замолчал, услышав шаги в коридоре.

- А это... - послышался вкрадчиво приятный голос доктора Уордена, - наша физическая лаборатория.

Хью повернулся лицом к двери. На пороге стоял отец Кэрол, румяный, седовласый, очень опрятный в своем хорошо сшитом костюме из фиброида. Рядом с ним стояла невысокая, невероятно мощная фигура, облаченная в асбестовый костюм с электрическим подогревом. За тонированным стеклом шлема, закрывавшего голову венерианина, виднелось его лицо, темное, с выпученными глазами, бесстрастное, несмотря на то, что его толстые губы рептилии были растянуты в механической улыбке.

- Профессор Дерку, - объявил доктор Уорден. - Моя дочь Кэрол и один из наших самых многообещающих молодых физиков Хью Шеридан.

- Рад познакомиться с вами. - Слова венерианина, произнесенные на четком английском, прозвучали из крошечного микрофона на его шлеме. - Мне, действительно, очень приятно.

- Спасибо, профессор. - Кэрол пожала затянутую в асбест руку. - Надеюсь, вам понравилось на Земле.

- Да. - Глаза Дерку загорелись. - Великолепная планета! Такая неразвитая, такая богатая минералами! Хотел бы я, чтобы у нас, венерианцев, был такой же богатый мир! Но нет... - Он рассмеялся. - Так далеко от Солнца. Здешняя сухость и холод непосильны для нас, привыкших к сырости и теплу нашей планеты. Иметь на своей орбите вокруг Солнца мир, полный полезных ископаемых, - это было бы идеально! Вам очень повезло с вашей богатой, великолепной планетой!

- Мы тоже так думаем, - улыбнулся доктор Уорден, направляясь к странному механизму в конце лаборатории. - Это генератор мистера Шеридана, о котором я говорил ранее.

Дерку последовал за ним, шагая высокими, подпрыгивающими шагами.

- Вы должны извинить мою неуверенность, - пробормотал он. - Я все еще не привык к земному притяжению. Наша собственная планета, будучи больше, обладает более сильным притяжением. Насколько я понимаю, мистер Шеридан, ваше устройство справляется с этой силой?

- Более или менее. - Хью повернулся и включил яркую подсветку над сложной конструкцией. - Довольно сложно, не так ли?

Профессор Дерку, смотревший сквозь переднее стекло своего шлема, недоверчиво покачал головой. Один конец лаборатории был заставлен механизмами, необычным оборудованием. С потолка свисал огромный свинцовый конус, острие которого, направленное вниз, было срезано, образуя вогнутое углубление. Кэрол подумала, что это похоже на кратер потухшего вулкана... перевернутого вулкана. Из пола поднимался второй такой же конус, на этот раз вогнутым углублением вверх. Между ними был подвешен огромный цилиндр, вокруг которого шли стеклянные трубки, соединявшиеся в любопытный механизм на колпаке. Из этого же механизма выходили две неподвижные медные трубки, которые соединялись примерно в семи футах от большого цилиндра блестящей спиралью из медных трубок поменьше. Непосредственно под спиралью находился прочный деревянный стол, на котором лежал обычный глиняный кирпич. Мощные машины, приводимые в действие атомными двигателями, были соединены приводными валами с цилиндром.

- Хм. - Доктор Уорден внимательно осмотрел устройство. - Интересный аппарат, не так ли, Дерку?

- Весьма, - венерианин кивнул. - Но я не совсем понимаю, каково его назначение...

- Энергия, - ответил Хью. - Энергия, я надеюсь, совершенно нового типа. Вы, естественно, знакомы со старым как мир принципом работы электрического генератора, который заключается в пересечении силовых линий между двумя электромагнитами. Это создает электрический ток... поток электронов. Теперь мы знаем, что электроны связаны с магнитными полями и протонами... Они в 2000 раз тяжелее... они связаны с гравитационными полями. В этом устройстве, представленном вашему вниманию, я попытался создать ситуацию, аналогичную электрическому генератору. "Магниты", конечно, до смешного непропорциональны, один из них - это сила притяжения всей Земли, а другой - только свинцового конуса, этажей здания, расположенного выше. И все же, несмотря на этот факт, я надеюсь получить небольшой поток электро-гравитационной силы. Вы, наверное, заметили, что вместо медных проводов вокруг якоря я использую трубки, наполненные водородом, которые при вращении в поле должны создавать поток протонов или электро-гравитационную энергию. Проходя через спираль, в кирпиче должен возникнуть индуцированный ток этой новой силы. Посмотрим!

Хью повернулся к стене и нажал на выключатель. В двигателях раздался мощный звук, и огромная масса приборов ожила. Трубки засветились, испуская странный пурпурный свет, между зажженными клеммами запрыгало голубое пламя, воздух наполнился запахом озона.

- Сейчас! - Хью нажал на второй рычаг. - Смотрите на кирпич!

С отрывистым потрескиванием в арматуру поступил ток. Сначала медленно, но со все увеличивавшейся скоростью, она начала вращаться. Вскоре она превратилась в серое, бешено вращающееся пятно. Затаив дыхание, Кэрол наклонилась вперед. Что-то происходило под спиралью! Воздух вокруг нее стал волнистым и искаженным, как радиатор старинного бензинового автомобиля при перегреве!

Внезапно глиняный кирпич начал светиться. Кэрол почувствовала странное покалывание на лице, как будто тысячи невидимых частиц коснулись его. Она невольно попятилась. Дерку, прищурившись, внимательно наблюдал за массой механизмов.

- Успех! - Доктор Уорден с улыбкой покачал головой. - И неудача! Энергия высвобождается, Хью, как вы и ожидали. Но в виде лучей! Лучи охватывают весь спектр! Космические лучи, рентгеновские лучи, лучи Кулиджа, радиоволны... все бесполезно! Энергия... но не в состоянии вращать генераторы, водить самолеты, обеспечивать энергией заводы! Жаль, а, Дерку?

Долгое мгновение взгляд Хью Шеридана был прикован к блестящему глиняному кирпичу. Шесть месяцев работы - и только для того, чтобы добиться успеха, который сам по себе был провалом! Закусив губу, он взял щипцы и наклонился вперед, чтобы снять кирпич с подставки. Как только он это сделал, с его губ сорвалось удивленное восклицание.

- Что случилось? - Дерку подошел ближе, его костюм с электрическим подогревом излучал тепло.

- Не знаю. - Хью потянул большие щипцы. - Эта штука, кажется, весит тонну. Я не могу сдвинуть кирпич с места!

- Не можете сдвинуть этот кусок глины? - Уорден презрительно улыбнулся. - Дайте мне щипцы!

Взяв щипцы из рук Хью, он прижал их к кирпичу и потянул. Кирпич не сдвинулся с места. Доктор Уорден, покраснев от раздражения, еще раз потянул щипцы и навалился на них всем весом. И все же кирпич упрямо оставался на месте. Кэрол и солидный венерианин наблюдали, затаив дыхание.

- Видите? - Хью шагнул вперед. - Возможно, если мы оба попытаемся...

Уорден кивнул. Напрягая мускулы, они схватились за щипцы и подняли кирпич со стола.

- Он весит добрых четыреста фунтов, - тяжело дыша, произнес доктор Уорден. - В области спирали, конечно! Давайте развернем его и посмотрим... Боже милостивый! Теперь он совершенно нормальный! Невероятно тяжелый в области спирали и нормальный за ее пределами! Невероятно!

- Но почему? - спросила Кэрол. - Я не понимаю!

- Как и любой из нас! - Проницательные, блестящие, как алмазы, глаза Дерку возбужденно блеснули. - Это большее достижение, чем просто энергия. Возможно, большее, чем мы думаем. Каково ваше предположение, мистер Шеридан?

Долгое время Хью оставался неподвижным. Внезапно он достал из кармана бумагу и карандаш и быстро произвел вычисления.

- Профессор Дерку! - В голосе Хью зазвенело торжество. - Мне не нужно гадать! Я знаю, что это такое! Это... Это сверхгравитация!

- Что? - Венерианин вопросительно нахмурился. - Сверхгравитация?

- Конечно! Гравитация очень похожа на магнетизм! Отключите магнитное поле, и вы получите поток электронов... электричество! Отключите гравитационное поле, и вы получите поток протонов. Внутри поля этой спирали кирпич заряжен такой силой... ему дана сверхгравитация!

Когда Хью закончил говорить, остальные в комнате хранили молчание. Доктор Уорден погладил свой гладко выбритый подбородок, глядя на аппарат. Человек с Венеры, казалось, погрузился в сон, выражение его лица было сосредоточенным, взгляд затуманенным и устремленным вдаль, как будто он представлял себе великие перемены, которые этот час открытия должен принести в жизни миллионов людей по всей Солнечной системе.

- Хью! - нарушила молчание Кэрол. - Подумай, что это значит! Секрет земного притяжения! Востребованный человечеством с незапамятных времен! Новый порядок вещей в мире!

- Возможно. - Венерианин выпрямился, как человек, только что проснувшийся. - Конечно, этот аппарат может только увеличить гравитацию, сделать предметы тяжелее. Но если мистер Шеридан сможет каким-то образом осуществить обратный процесс, межпланетные путешествия станут обыденностью. Никаких ракет, никаких неуклюжих двигателей. Если бы удалось уменьшить гравитацию, это было бы благом для человечества! Я уверен, что, начав с этого, мистер Шеридан, вы добьетесь успеха! - Он взглянул на часы и покачал головой. - А теперь, боюсь, я должен идти. Мой корабль отправляется утром, и у меня так много дел. Поздравляю, мистер Шеридан! Желаю вам удачи! Как говорят у нас на Венере, aloteh en tawil!

- Я провожу вас до вашей машины, - сказал доктор Уорден. - Пойдем, Кэрол. А как насчет вас, Хью? Вам не кажется, что нужно как-то отпраздновать это событие?

- Пока нет. - Хью покачал головой. - Я хочу сделать записи об эксперименте. До свидания, доктор Уорден! Спокойной ночи, Кэрол! Счастливого пути, профессор Дерку!

Когда все ушли, Хью в мрачном молчании уставился на огромный гравитационный генератор. Его надежды на новый источник энергии оказались тщетными. Это интересное явление, сверхгравитация, но бесполезное. И, несмотря на вежливую поддержку профессора Дерку, он знал, что обратный процесс - уменьшение силы тяжести - был всего лишь мечтой. Странно, как быстро угас энтузиазм венерианина; казалось, он намеренно стремился дискредитировать изобретение. Тем не менее, непрактичное открытие вряд ли могло взволновать столь известного ученого. С усталым вздохом Хью повернулся к столу и приступил к подробному описанию эксперимента.

Было уже около полуночи, когда он закончил свои записи; сонно зевая, он откинулся на спинку стула и потер ноющие глаза. И в этот момент услышал за спиной мягкие, скользящие шаги.

Хью вскочил на ноги и резко обернулся. Лишь на долю секунды он увидел темную фигуру, стоящую перед ним; затем из трубки в руке незваного гостя вырвалось облако желтого непрозрачного пара, ослепляющего и удушающего. Хью, шатаясь, шагнул вперед, его легкие горели огнем, и он слабо ухватился за своего противника. Мужчина молча поднял металлическую трубку и быстрым взмахом руки обрушил ее на голову Хью. Вскрикнув от боли, ученый без сознания рухнул на пол.

ГЛАВА II

Дом доктора Уордена, как и большинства преподавателей университета Земли, располагался на Пятой авеню, откуда открывался вид на то, что в прежние годы было Центральным парком. Теперь огромные здания колледжа возвышались над зеленой площадью, над деревьями и тенистыми извилистыми дорожками, словно гигантские обелиски. Из своего окна профессор мог видеть студентов, - крошечные пятнышки далеко внизу, - идущих на занятия и обратно, видеть сверкающие стеклянные улицы, расположенные в три ряда вокруг травянистого оазиса. В Парке - сохранилось старое название - не было никаких уровней, кроме самой земли; чтобы пересечь его, автомобилям приходилось спускаться по кольцевым пандусам на нижние улицы или объезжать его по скоростным проездам верхнего яруса. Университетский городок представлял собой мягкую и довольно красивую картину, напоминающую прохладную зеленую воду на дне какого-то гигантского, облицованного камнем колодца.

В этот ясный сентябрьский день, когда доктор Уорден стоял у окна, красота открывшейся перед ним картины поблекла. Его мысли вернулись к ночи трехмесячной давности, когда на Хью Шеридана напали, украли его блокнот, чертежи и безжалостно разбили гравитационный генератор. То, что на одного из аспирантов напали в физической лаборатории, стало ударом по гордости университета. В течение двух месяцев Хью боролся за жизнь, его череп был проломлен, легкие обожжены газом. И ради чего?

Доктор Уорден нахмурился, задумчиво протирая очки. Это было самое странное. Зачем кому-то идти на такие крайности ради изобретения, которое, несомненно, не имело никакой ценности? Если бы это было средство уменьшения силы тяжести, оно, конечно, было бы бесценным. Доктор Уорден безнадежно покачал головой и повернулся к груде экзаменационных работ на своем столе. Он только начал их проверять, когда в коридоре послышались шаги, и дверь распахнулась.

Кэрол, очень красивая в облегающем спортивном платье из пластекса, вошла в кабинет, за ней следовал Хью, бледный после нескольких месяцев, проведенных в постели.

- Так, так. - Доктор Уорден с улыбкой отодвинул свои бумаги. - Как поживает ваш пациент?

- Все еще в состоянии выбить сотню. - Кэрол бросила свою сумку для гольфа на диван. - И все еще полон решимости выяснить, кто на него напал. Есть что-нибудь от полиции?

- Ничего. - Ее отец покачал головой. - Но есть радиограмма с Венеры.

- Ах! - Хью нетерпеливо наклонился вперед. - Я все это время думал, что за нападением стоит ваш друг профессор Дерку. Может быть, он заметил что-то, чего не заметили мы. Пока я не построю другой генератор, я не смогу точно сказать, на что способны электро-гравитационные волны. Они могут быть даже смертельными...

- Нет. - Доктор Уорден покачал головой. - Это доказывает невиновность Дерку. Венерианские власти потеряли всякую надежду на спасение его корабля. Как вы помните, на следующее утро после нападения он улетел на борту венерианского крейсера. С тех пор о корабле ничего не сообщалось. Несомненно, он потерян. На той неделе в космосе были метеоритные бури. Кроме того, мы с Кэрол рассказали множеству людей о вашем открытии той ночью. Новость, вероятно, распространилась, сильно преувеличенная, пока какой-нибудь преступник, решив, что это секрет уменьшения тяжести...

- В любом случае, это не имеет значения, - рассмеялась Кэрол. - Хью может построить другой генератор, если захочет, а если Дерку украл записи, то они не принесли ему никакой пользы. - Она присела на краешек отцовского стола и обняла его за плечи. - Ты слишком много беспокоишься об этом. Хью тоже. Как насчет того, чтобы мы втроем сели на старый семейный автобус и слетали на денек в Чикаго? На этой неделе там проходят ракетные гонки, и я подумала, что, возможно...

- Я мог бы и сам догадаться. - Доктор Уорден, усмехаясь, покачал головой. - Она просто не дает мне заниматься своей работой, Хью! Что ж, тебе придется позвонить в гараж и сказать, чтобы они добавили двадцать галлонов триоксина. Если Хью может выдержать полет, то, думаю, смогу и я!

Час спустя они втроем уже сидели в самолете Кэрол, направлявшемся в Чикаго. Хью, отбросив беспокойство, весело болтал с доктором Уорденом, обсуждая результаты ракетных гонок. Под ними раскинулись зеленые поля западного Нью-Йорка, греющиеся на теплом осеннем солнце, а небо усеивали самолеты всех типов, от высокогорных стратолайнеров до пыхтящих коммерческих.

- Отличный день для гонок. - Хью откинулся на спинку сиденья и посмотрел в иллюминаторы. - Немного низко, не так ли?

- Я тоже так думаю! - Девушка удивленно взглянула на альтиметр. - Сейчас немного поднимусь.

Она нажала на газ. Рев усилился, но самолет все еще снижался, стремительно приближаясь к земле с ужасающей скоростью.

- Падаем! Быстрее, чем раньше! - воскликнул Хью. - Больше газа! Быстрее!

Кэрол, с бледным лицом, открыла дроссельную заслонку до предела. Скорость снижения самолета упала, но он продолжал терять высоту.

- Что случилось? - выдохнул доктор Уорден. - Что не так? Мотор работал идеально, и все же... - Он замолчал, в ужасе глядя в окно. Земля неумолимо поднималась им навстречу!

- Кэрол! - Хью схватил девушку за плечо. - Постарайся выровняться! Поторопись! Мы падаем... - Прежде чем он успел закончить фразу, его уши наполнил треск. Он на мгновение представил себе испуганное лицо Кэрол, а затем... наступило забвение.

Когда Хью пришел в сознание, его окликнули по имени голосом Кэрол. Он ошеломленно открыл глаза. Кэрол и доктор Уорден стояли на коленях рядом с ним, изрезанные, в синяках, в разорванной одежде. На заднем плане он видел разбитый самолет.

- Хью! - прошептала Кэрол. - Ты... с тобой все в порядке?

- Да. К счастью, наше падение замедлилось. Но я пока не понимаю, почему мы разбились. - Он сделал движение, чтобы приподняться, затем ахнул. Он был не в силах пошевелиться! Его удерживала какая-то невидимая, сатанинская сила!

- Вы тоже? - В голосе доктора Уордена звучало отчаяние. - Кэрол и я тоже это почувствовали! Нам потребовались все наши силы, чтобы подняться! Что-то ужасное... что-то неизвестное...

Медленно, с трудом он потянулся, схватил Хью за руку и помог ему сесть.

- Хорошо... Думаю, теперь я смогу это сделать. - Все еще слабый после полученного удара, Хью с трудом поднялся на ноги и огляделся.

Самолет упал на лугу, в том месте, которое они видели с воздуха. Когда Хью окинул его взглядом, стали заметны странные изменения. Яркая трава и веселые полевые цветы больше не стояли торчком. Каждая травинка, каждый стебелек были согнуты и лежали, прижатые к земле, как будто их расплющило каким-то мощным катком. Деревья тоже пострадали. Многие из их самых маленьких веточек были начисто обломаны и усеивали землю вокруг стволов; более крупные ветви, вместо того чтобы тянуться к небу, уныло склонялись к земле. На соседнем поле стадо коров лежало на боку и жалобно мычало, а птицы то тут, то там порхали над землей, не в силах подняться.

- Боже милостивый! - прошептал Хью в ужасе. - Разве вы не видите! Электро-гравитационное поле, точно такое же, как я создал в лаборатории! Сверхгравитация!

- О! - Голос Кэрол дрогнул. - Мир рухнул, повсюду самолеты терпят крушение! Хью, мы должны вернуться в Нью-Йорк, быстро, рассказать все, что знаем! Если мы не начнем действовать немедленно...

- Правильно! - Хью расправил плечи и посмотрел на шоссе, проходившее через луг. - Давай!

Волоча тяжелые ноги, они побрели к шоссе. Хью не успел сделать и дюжины шагов, как его сердце бешено заколотилось, а по лицу заструился пот. Казалось, он нес какой-то невероятно тяжелый груз, который сгибал его, свинцовыми слитками давил на его мышцы. Воздух тоже стал более плотным, очень густым и давящим. Ссутулившись, они продвигались вперед, тяжело дыша, скользя, как на лыжах. Хотя до дороги оставалось всего несколько сотен ярдов, к тому времени, как добрались до нее, они были совершенно измотаны.

- Что... что дальше? - выдохнул доктор Уорден.

- Отдых, - прошептала Кэрол. - Я не могу идти дальше...

Ее отец кивнул, не отрывая взгляда от дороги впереди. Из-за небольшого холма приближался большой грузовик в форме капли, его двигатели жалобно завывали, когда он приближался к ним. Доктор Уорден вышел на середину дороги, покрытой стеклянным покрытием, и замахал тяжелыми руками.

С шипением тормозов грузовик остановился. Водитель, мужчина с покрасневшими глазами и усталым лицом, выглянул из кабины.

- Что теперь? - спросил он. - Еще один разрушенный мост?

- Нет. Наш самолет разбился. - Хью указал на разбитое воздушное судно. - Я подумал, что, если вы собираетесь в Нью-Йорк, то могли бы нас подбросить.

- Я еду в Нью-Йорк, - проворчал водитель грузовика. - Не то чтобы я надеялся добраться туда, сейчас мир сошел с ума. Разрушенные мосты, пробки у подножия каждого холма, разбитые самолеты повсюду. Как в Судный день! Вы водите машину?

В ответ ему раздались три одобрительных кивка.

- Хорошо. - Водитель грузовика открыл дверцу кабины. - Мне понадобится помощь. Вы можете просто держать руки на руле. Запрыгивайте!

Прошло двенадцать часов, прежде чем они добрались до Нью-Йорка... двенадцать часов по земле низких мрачных облаков, согбенных, охваченных страхом людей, раздавленных, погубленных посевов. Наконец-то Манхэттен... водитель грузовика высадил их на верхнем этаже улицы недалеко от площади Коламбус Серкл и уехал, устало кивнув на прощание.

Нью-Йорк стал городом замедленной съемки. Усталые, понурые пешеходы брели по улицам, редкие машины с трудом продвигались вперед, густой туман окутывал высокие здания, словно саван. Атмосфера летаргии и отчаяния охватывала тех, кто отваживался выйти за пределы города.

Вот муж и жена склонились над детской коляской, пытаясь вытащить из нее младенца; вот продавец в бакалейной лавке с трудом передвигается под тяжестью ростбифа; вот собака в замедленной съемке неуклюже тащится за кошкой в замедленной съемке; вот клочок бумаги, выпавший из окна небоскреба, камнем упал на землю.

Подземные переходы, небезопасные из-за дополнительного веса над ними, были закрыты, и измученные рабочие возводили дополнительные опоры для трех уровней стеклянных улиц. Некоторые из старых мостов и объездных путей уже обрушились, а улицы были усеяны обломками поменьше, вывесками, электрическими проводами, всевозможным хламом. Кэрол, ковылявшей между отцом и Хью, казалось, что это туманный, фантастический мир грез.

Дом Уорденов, когда они наконец добрались до него, представлял собой картину полного запустения. Изящные антикварные столики рухнули под тяжестью книг и ваз; диваны прогнулись, словно поддерживая невидимых гостей; карнизы для штор согнулись под тяжестью бархатных портьер; картины, сорванные со стен под их возросшим весом, были разбросаны повсюду.

- Будьте осторожны со стульями, - предупредил Уорден. - Сейчас нас выдержат только самые крепкие. Я попробую включить радио...

Он щелкнул выключателем телевизора; на экране появилось озабоченное лицо диктора, и его глухой голос заполнил комнату.

- ...новые выпуски Центрального информационного бюро, - говорил он. - Бедствие, обрушившееся на мир около пятнадцати часов назад, не имеет никаких признаков ослабления. Промышленность находится в состоянии застоя, поскольку выработка электроэнергии недостаточна для удовлетворения новых потребностей. Более того, заводы по всему миру остановлены из-за повреждения хрупкого оборудования, пришедшего в негодность из-за огромного трения. Считается, что двигатели любого типа должны быть заменены оборудованием, способным выдерживать дополнительные нагрузки. Из-за рубежа мы узнаем, что из-за поломки генераторов отключилось электричество, погрузив Европу во тьму. Мы не можем сказать, как долго наши собственные электростанции будут работать. Транспорт парализован. Самолеты, за исключением нескольких самых мощных, не могут оставаться в воздухе. Суда в море терпят бедствие из-за неисправности двигателя, в то время как наземное сообщение продвигается с черепашьей скоростью. Космические корабли, способные справиться с такой нагрузкой, забронированы беженцами на месяцы вперед.

Из всех стран мы слышим о повсеместной гибели урожая, что предвещает всемирный голод. Обрушение зданий и тому подобный материальный ущерб продолжаются, число погибших растет. Ученые затрудняются объяснить увеличение силы тяжести, но предупреждают нас, что следует ожидать нового порядка вещей и надеяться, что со временем человечество приспособится к этим условиям. Тем временем мы должны строить более прочные здания, внедрять машины для выполнения таких ранее тривиальных задач, как натирание полов воском, переноска чемоданов или придвигание любимого кресла поближе к камину. Ступеньки должны быть как можно скорее заменены лифтами... по оценкам, только в нашей стране более ста тысяч смертей произошло из-за сердечной недостаточности у людей, пытавшихся взбежать по ступенькам или применить физическую силу, к которой они раньше были привычны. Рабочее время должно быть сокращено вдвое, поскольку даже такие легкие задачи, как набор текста или подшивка документов, утомляют обычного человека за несколько часов. Падения всего с высоты нескольких футов - это сильное и опасное явление.

Диктор сделал паузу и взглянул на листок бумаги, переданный ему ассистентом. Когда он заговорил снова, его голос дрожал.

- Дамы и господа! Я только что получил сообщение из обсерватории мистера Уилсона о том, что Земля приближается к Солнцу! Сверхгравитация заставляет ее покинуть свою прежнюю орбиту и двигаться по направлению к Венере! Повышение температуры неизбежно, и астрономы не могут определить, будет ли наша новая орбита достаточно удалена от Солнца, чтобы поддерживать жизнь человека! Луна также будет приближаться, хотя вероятность ее падения на Землю невелика. Однако наиболее опасным фактором является повышенное солнечное тепло. Среднее повышение температуры на пятьдесят градусов сделает тропики непригодными для жизни, уничтожит посевы и вызовет массовую иммиграцию. Если только сверхгравитация не...

Лицо комментатора исчезло из виду, его голос затих в тишине. Кэрол покрутила регуляторы и безнадежно покачала головой.

- Пропал, - прошептала она. - Городские генераторы... перегорели...

- Но... - Доктор Уорден уставился тусклыми, растерянными глазами на своих спутников. - ...Земля приближается к орбите Венеры! Невозможно обеспечить все человечество скафандрами с особым охлаждением, наша техника бесполезна! Наводнения при таянии полярных шапок, вечные жгучие туманы, голод! Ужасно! Это конец жизни...

- Для нас! - Хью хрипло рассмеялся. - Но не для венерианцев!

- Что? - пробормотал доктор Уорден. - Вы имеете в виду...

- Я имею в виду, что венерианцы крадут Землю! - воскликнул Хью. - Неужели вы не понимаете? Они сказали, что корабль Дерку погиб. Но предположим, что это не так... предположим, он тайно высадился на Венеру с чертежами гравитационного генератора и доказал Верховному совету его эффективность? Разве они не отправили бы экспедицию в какую-нибудь пустынную часть Земли, чтобы запустить мощные гравитационные генераторы и увеличить гравитацию на этой планете до тех пор, пока она не окажется в пределах орбиты Венеры? С атомными двигателями это достаточно просто. Одним махом они уничтожат человечество и превратят наш мир в идеальный для колонизации венерианами... и только венерианами! Сначала Земля, потом, возможно, другие планеты, новые миры для жителей Венеры!

- Похищение Земли! - прошептала Кэрол. - Это фантастика... невероятно! И мы ничего не можем с этим поделать...

- Но это возможно! - Хью выпрямился, его челюсть напряглась. - Генераторы, установленные венерианами, должны находиться в каком-то тайном месте здесь, на Земле! И как только они будут отключены, Земля вернется на свою истинную орбиту! Это место должно быть найдено и уничтожено! Я еду в Вашингтон и расскажу им все, что знаю!

ГЛАВА III

В большой приемной было жарко, невыносимо жарко. Волны удушливой жары, подобно струям пара, врывались в открытые окна, давя и удушая. Над зданием Госдепартамента нависали огромные черные тучи, зловещие, невероятно низкие. Хью Шеридан, выглянув из окна шестидесятого этажа, нахмурился, глядя на бушующий внизу ад. Вашингтон представлял собой опустошенные руины. Потомак, вышедший из берегов, превратил город в огромное озеро. Нижние этажи улиц, первые десять этажей всех зданий, были затоплены поднимающейся водой. По расчетам экспертов, за две недели река должна была подняться до уровня последней улицы, отрезав все коммуникации между крупными правительственными зданиями. Уже начали эвакуировать людей на лодках, перевозя архивы различных ведомств на возвышенность. Хью, не отрывая взгляда от темной мутной воды, нетерпеливо раскачивался из стороны в сторону.

- Мистер Чейни еще на месте? - спросил он.

Холеная молодая секретарша покачала головой.

- Пока нет, сэр. Он очень занят во время кризиса. Если у вас не назначена встреча...

- Назначена встреча? - бушевал Хью. - Боже милостивый! Две недели я добирался сюда автостопом, пешком, ползком! А теперь еще две недели прохлаждаюсь в этой проклятой приемной! Разве я не ясно дал понять, что знаю секрет сверхгравитации, что мне нужна помощь правительства в ее преодолении! Если Чейни не примет меня в ближайшее время, будет слишком поздно!

- Мне жаль. - Голос девушки был холодным. - Мистер Чейни слишком занят, чтобы возиться с каждым чудаком, который приезжает сюда спасать мир!

Хью поднял глаза. За стеклянной дверью с табличкой "Личный кабинет" он увидел тень худощавого мужчины с ястребиным лицом, который расхаживал взад-вперед. Не колеблясь ни секунды, Хью оттолкнул разъяренную секретаршу и ворвался в кабинет.

- Кто вы? - Худощавый седой мужчина резко обернулся, нахмурившись. - Что это значит?

- Значит? - Хью хрипло рассмеялся. - Это значит, я могу сказать вам, что именно вызывает это увеличение силы тяжести, что...

Секретарь устало покачал головой и потянулся к кнопке на своем столе. Хью протянул руку и схватил его за запястье.

- Если захотите, позовете своих помощников, когда я закончу, - отрезал он. - Но прямо сейчас вы должны меня выслушать! - Быстрыми отрывистыми фразами он начал свой рассказ.

Когда он закончил, Чейни сочувственно улыбнулся.

- Фантастика! - пробормотал он. - Мы поддерживаем самые дружеские отношения с Венерой. И если предположить, что вы усовершенствовали гравитационный генератор, если предположить, что этот Дерку украл его, могу я спросить, зачем? Какая им выгода увеличивать гравитацию в этом мире?

- Какая? - Хью развернулся и указал на клубящиеся облака пара, на непрекращающийся мелкий дождь. - Вот какая. Венерианам не нужна Земля, пока на ней сухо и прохладно! Они не хотят, чтобы им приходилось ходить в костюмах с подогревом, наполовину ослепленным ярким солнцем. Их план состоит в том, чтобы превратить Землю во вторую Венеру! Уничтожить человека и его цивилизацию, заменить их своей собственной! И они это делают! Жара в тропиках уже слишком высока для жизни людей! Даже здесь, в умеренном климате, все кипит! Из-за таяния полярных шапок повсюду наводнения! Атмосфера перенасыщена влагой, непрекращающиеся дожди, странные тропические растения повсюду! Вся земля превращается в зеленый ад болот, трясин, покрытых лианами, гигантскими папоротниками, непроходимыми джунглями! Техника выходит из строя из-за сверхгравитации, наш урожай утопает в грязи, зарастает болотной листвой, миллионы людей погибли или умирают от жары! Земля становится близнецом Венеры! Через шесть месяцев человечество вымрет!

- Гравитационный генератор... Венерианцы крадут эту планету...

Чейни резко выпрямился и покачал головой.

- Но это, конечно, невозможно! Всего лишь какое-то космическое возмущение. - Он потянулся к кнопке на своем столе.

Хью в отчаянии наблюдал за ним. Движением пальца секретарь приближал конец света. Скептицизм, боязнь быть осмеянным, нежелание человека принимать что-либо выходящее за рамки нормы...

Внезапно дверь кабинета распахнулась, и в комнату вошел краснолицый, вспотевший мужчина.

- Ну что, Холлис? - рявкнул Чейни. - Что еще?

- Радиограмма, сэр. - Голос заместителя госсекретаря дрожал. - От полковника Ли, военного атташе нашего посольства на Венере. Я принял решение. Это... это невероятно!

Чейни взял отчет и прочитал вполголоса.

"Посольство Соединенных Штатов, Тантис, Венера. 17 ноября. В то время как правительственные учреждения продолжают выражать соболезнования в связи со стихийными бедствиями на Земле, в полуофициальных кругах мы замечаем тревожные настроения. Ходят разговоры о "наших новых колониях" и тайком восхваляют некоего Дерку, а также упоминают, что он был назначен генерал-губернатором этих колоний. Открыто высказывается презрение к не-венерианцам. По мере того как ситуация на Земле становится все более острой и становится известно, что земные военные машины серьезно повреждены, эти проявления становятся все более очевидными. Ходят слухи, что уже три месяца действует специальное колониальное бюро, готовящее людей для дипломатической службы. Мы обращаем внимание на любопытную фразу, прозвучавшую в венерианских новостях вечером десятого числа. "Когда Дерку с триумфом вернется со своим потрясающим подарком нашему народу". Послы других земных правительств подтверждают эти тревожные явления, хотя марсианская миссия отказывается от комментариев. Предлагаю немедленно провести расследование. Мы считаем, что правительство Венеры осведомлено об источнике, если не о действительной причине, земного катаклизма. (Подпись) Ли".

- Видите? - рявкнул Холлис, заместитель госсекретаря. - Они крадут Землю! И Марс, естественно, отказывается от комментариев, зная, что уничтожение человечества освободит их от земного господства! В то время как правительства обеих планет шлют нам послания с соболезнованиями! Это война... тихая, необъявленная война!

Чейни отложил радиограмму и протянул Хью руку.

- Мистер Шеридан, - торжественно произнес он, - Провидение вмешалось, чтобы помешать мне поступить с вами несправедливо и обречь человечество на уничтожение! Мы выясним, где орудуют этот Дерку и его венерианцы, уничтожим их! Я немедленно свяжусь с другими правительствами Земли! Земная цивилизация должна немедленно объединиться и подготовиться к ответному удару!

Следующие несколько недель Хью провел в бессонном бреду. Казалось, его внимания требовала тысяча дел. Он беседовал с учеными Военного министерства, чтобы найти какой-нибудь метод борьбы со сверхгравитацией. Несколько мощных самолетов, способных летать, были отправлены в разведывательные экспедиции, их отчеты были проверены. Военно-морские подразделения также были задействованы в поисках базы венерианцев, а на возвышенностях близ Камберленда собраны танки и мобильная артиллерия, готовые нанести удар в тот момент, когда эта база будет обнаружена.

Тем временем обрывки новостей, которые просачивались в полузатопленный район Вашингтона, рассказывали о непрерывной цепи катастроф. Свирепая влажная жара, убивающая миллионы людей, наполняющая воздух дымящимися, ослепляющими туманами; постоянная нехватка продовольствия, разрушение конструкций из-за ужасной силы тяжести; проливные дожди, разрушающие здания, превращающие некогда процветавшие сельскохозяйственные угодья в непроходимые болота, обширные топи, в которых быстро прорастали огромные растения, пока не появятся первобытные джунгли, неизвестные Земле со времен жарких и влажных дней мезозойской эры. Наводнения, вызванные таянием ледяных шапок, затопили низменности, способствуя образованию огромных болот, которые поглотили человека и его творения, словно какое-то хищное чудовище. Новый Орлеан, Тампа, Галвестон затерялись в пелене тумана, их население голодает, умирает от жары, а выжившие бродят дикими группами по туманным трясинам в поисках пищи, придавленные сверхгравитацией, задыхаясь.

Странные, дикие истории приходили из обширных районов болот. Целые города затягивало в трясину, фантастические гигантские рептилии, которых видели обезумевшие беглецы, маячили в тумане, потоки кипящей воды обрекали всех на мучительную смерть.

В тех частях земного шара, где еще можно было жить, самозваные мессии проповедовали о новом возмездии, посланном разгневанным Богом, чтобы уничтожить нечестивое, самонадеянное человечество. Обезумевшие, охваченные страхом миллионы людей брели к горам, таща на себе жалкие остатки домашнего имущества. Голод и эпидемии последовали за беженцами, и видимость цивилизации дала трещину, обнажив первобытную дикость и животные страсти. Как звери, они сражались за места на борту ракет... ракет, которые не могли доставить даже малую толику из миллионов выживших в убежище на других планетах.

Двадцатого января, через две недели после окончательной эвакуации Вашингтона, Хью Шеридан мерил шагами радиорубку армейского поста в Камберленде, волоча ноги под действием силы тяжести. Через окно он мог видеть клубящиеся клубы тумана, с которых на долину внизу непрерывно капал дождь; иногда, когда зловонный туман расступался, над болотами из красной глины виднелись спутанные виноградные лозы и густая растительность огромных размеров. Жара стояла удушающая, сто семьдесят градусов, если верить термометру, висевшему на стене хижины, и неуклонно повышалась. По грязным, мокрым от дождя склонам гор бродили толпы полуголодных людей - мужчин, женщин и детей из всех слоев общества, с унылыми от отчаяния лицами, измученными голодом.

Устало нахмурившись, Хью отвернулся от окна и заговорил с оператором, склонившимся над рацией.

- Есть новости?

- Ничего, кроме обычной информации. - Радист вытер вспотевший лоб. - Число погибших в США достигло пятидесяти миллионов... Южная Америка молчит... Земля все еще приближается к Солнцу... Какого черта? Наши самолеты никогда не обнаружат эту проклятую венерианскую базу! Она может быть где угодно. Может быть, под землей. Мы... - Он замолчал, поправляя наушники. - Черт бы побрал эти помехи! Похоже, это для вас, Шеридан! - Он чиркнул карандашом по лежащему перед ним блокноту.

Хью наклонился, наблюдая, как слова прыгают по бумаге.

- "Хью Шеридан, армейский пост Камберленда, Камберленд, Мэриленд. Мы с папой отправились в летний лагерь в Озаркс. Полагаю, мы обнаружили тайник Дерку. Следуй по радиолучу, вызови К-3 и немедленно приезжай. Кэрол". "Полагаю, мы установили местонахождение..." Боже милостивый! - Хью резко обернулся. - Уилсон! Пойдите скажите полковнику Джеймсу, чтобы он немедленно приготовил мне самолет! Я направляюсь на запад! И действуйте всеми доступными силами!

ГЛАВА IV

Перелет из Камберленда в Озаркс оказался настоящим кошмаром. Облака, туман со всех сторон, и только слабый радиолуч служил ориентиром. Время от времени Хью мог разглядеть раскинувшуюся внизу землю - бескрайнее болото, усеянное разрушающимися деревушками, наполовину погребенными под буйством растительности. Луисвилл был покрыт пенящимися желтыми волнами, чудовищно вздувшимся Огайо, несущим на своей поверхности всевозможные обломки домов, заборов, мебели... и бесчисленные раздутые тела. Казалось, что повсюду был только холокост разрушения, уничтожающий за несколько коротких месяцев работу столетий. Новый мир, который предстоит освоить жителям Венеры...

Хью, сидевший за штурвалом, ослабел от жары и тяготения. Ему казалось, что он выдыхает воздух комками. Самолет, оснащенный сверхмощными двигателями для противодействия новой силе притяжения, жалобно кашлял, когда его перегруженные двигатели пытались удержать его в воздухе. Солнце уже окрасило туман на горизонте в красный цвет, когда он наконец достиг Озаркс.

Летний лагерь Уорденов оказался деревенским домиком, наполовину укрытым дикими зарослями винограда, на берегу горного озера, которое постоянно расширялось. Спустившись сквозь туман, он приземлился на пляже.

Едва выбравшись из самолета, он увидел Кэрол и доктора Уордена, пробиравшихся к нему по грязи.

- Кэрол! - Он сжал руку девушки, затем повернулся к ее отцу. - Как поживаете, сэр? Ваше сообщение...

- Да. Заходите, и я все объясню. - Доктор Уорден повел их в дом. На столе в центре гостиной стоял радиоприемник.

- Хью, - мрачно произнес доктор Уорден. - Я говорил вам в своем сообщении, что, по моему мнению, мог бы определить местонахождение наземной базы венерианцев. Это устройство, которое я использовал, - простой телевизор с несколькими незначительными усовершенствованиями. Как вы знаете, обычный прием радиосигнала часто нарушается из-за помех. Например, рентгеновский аппарат в больнице может вызывать такие помехи. После сбоя в электроснабжении в Нью-Йорке я сконструировал аккумуляторный блок, чтобы слушать сообщения из других уголков земли. В то время я заметил значительные помехи. Когда Нью-Йорк был затоплен, мы взяли с собой консервы и приехали сюда. Я взял с собой телевизор, чтобы поддерживать связь с внешним миром. По мере того, как мы продвигались на запад, я заметил, что помехи усиливались. Сейчас... смотрите! - рявкнул доктор Уорден. Комнату наполнил треск помех, и экран телевизора превратился в размытое пятно из танцующих точек.

- Я заметил это, проследив за вашим взглядом, - пробормотал Хью Шеридан. - Но...

- Помните выброс энергии в виде лучей, который был создан вашим гравитационным генератором? Лучи, охватывающие весь спектр? Предположим, они вызывают эти помехи? Я использовал этот прибор в качестве детектора, носил его с собой по холмам, измеряя уровень помех с помощью специально сконструированных приборов. И я обнаружил центр возмущения в дикой необитаемой местности всего в сорока милях отсюда!

- В сорока милях отсюда! - Хью взволнованно повысил голос. - Это, должно быть, они! Дикая, пустынная местность, где они могли бы спокойно работать. Идеальное место для Дерку и его помощников!

- Конечно, - вмешалась Кэрол, - у нас нет никаких доказательств, кроме помех. Но если бы мы могли проверить и убедиться...

- Верно! - Хью мрачно сжал челюсти. - У меня самолет на улице...

- Не поможет. - Девушка покачала головой. - Венерианцы могут заметить его по реву двигателей и сбить. Лучше идти пешком. Свяжись по радио со штабом армии, расскажи им, что мы планируем сделать! Пойдем, папа! Мы соберем кое-какие припасы!

Путешествие по залитым дождем горам было тяжелой одиссеей. Отягощенные сверхгравитацией, измученные ужасной, изнуряющей жарой, они брели, спотыкаясь, заставляя себя двигаться вперед только усилием воли.

От грязных склонов поднимались клубы пара, а огромные заросли растительности преграждали им путь. Казалось, это были джунгли, в которых с трудом можно было узнать Землю. Венерианам оставалось только пересадить свою собственную флору и фауну, покрыть участки болотистой местности огромными волокнистыми матами, на которых были построены их обширные города. Еще месяц, Солнце приблизится, и наступит такая жара, что человечество исчезнет, за исключением небольших районов вокруг полюсов, которые могут быть легко уничтожены ракетными кораблями Венеры. Человечество на грани вымирания...

Хью, шедший впереди, безнадежно продвигался, когда вдруг заметил, что почва под ногами становится все тверже, что они выходят из темных зарослей на расчищенную равнину. Он устало поднял голову... и застыл на месте.

Перед ними лежало каменистое плато, свободное от грязи и растительности. В центре плато к небу устремлялся серый гранитный пик, зловещий, грозный, вырисовывающийся из тумана, как неуклюжий великан. А на самой высокой вершине горы тускло поблескивали две отполированные башни... две башни необычной конструкции, соединенные стеклянной трубкой, которая светилась, как белая молния.

- Смотрите! - Хью торжествующе указал на вершину.

- База Дерку! - выдохнул мистер Уорден. - Должно быть, это она! Земляне никогда не строили подобных башен! Идемте! Мы должны вернуться, связаться со штабом армии... - Его голос сорвался на крик ужаса.

По плато к ним приближалось с полдюжины мощных широкоплечих фигур с темной чешуйчатой кожей, выпученными глазами и толстыми, как у рептилий, губами... злые, чуждые, дикие. Не обращая внимания на гравитацию, они мчались вперед, сжимая в руках мощные электрошоковые хлысты.

- Венерианцы! - Хью выхватил из кобуры свой пистолет. - Попытайтесь убежать... сообщите на базу... - Подняв пистолет, он выстрелил.

Крошечный снаряд поразил первого из нападавших с оглушительным грохотом и вспышкой пламени. Венерианин рухнул, превратившись в изуродованную массу плоти. Хью снова выстрелил, и еще один из его противников упал.

Оставшиеся венерианцы были уже близко, размахивая своими заряженными хлыстами. Кэрол и доктор Уорден упали под электрическими ударами, потеряв сознание от шока. В отчаянии Хью развернулся и попытался выстрелить еще раз. Слишком поздно. Прежде чем он успел нажать на спусковой крючок, один из свистящих хлыстов обвился вокруг его тела. Он успел лишь на мгновение увидеть ухмыляющееся лицо венерианца, прежде чем мир погрузился во тьму.

Глухой рокот механизмов, шепот странных свистящих голосов были первыми признаками того, что Хью пришел в себя. Он слабо перевернулся и приподнялся на локте.

Казалось, он находился в какой-то пещере. Круглые колонны из зеленого стекла поддерживали высокий сводчатый потолок, и весь огромный грот был освещен бледным пурпурным светом. Двигатели... огромные вращающиеся генераторы... звучала песня силы. Огромные компрессоры возвышались над ним, постепенно исчезая в тусклых тенях крыши. Вакуумные насосы из смежной разгрузочной комнаты мерно стучали, а лабиринт труб, светящихся от потоков протонов, создавал светящуюся паутину над адом ревущих механизмов. Хью уже начал думать, что это был дикий бред, когда услышал голос Кэрол.

- Хью! Ты... с тобой все в порядке?

- Все в порядке, - эхом отозвался он, поворачиваясь. Мистер Уорден и Кэрол, бледные, лежали позади него, вяло скорчившись на полу. - А ты?

Прежде чем девушка успела ответить, по каменистому полу раздались быстрые шаги, и в полутьме вырисовалась приземистая, мощная фигура. Дерку, уже не облаченный в асбестовый костюм, удивленно уставился на своих пленников.

- Какое совпадение! - тихо пробормотал он. - Доктор Уорден, его очаровательная дочь и наш тупоголовый молодой изобретатель. Вы, наверное, заметили, мистер Шеридан, насколько мы усовершенствовали ваш оригинальный генератор. Вся масса этой горы над нами образует один "магнит", в то время как Земля под нами образует другой. Перерезав эти силовые линии притяжения, мы получаем мощный источник притяжения. Кроме того, мы усовершенствовали огромную колебательную систему. Подобно тому, как электромагнитные волны создают ток в любом настроенном приемнике, так и наши гравитационные волны, настроенные на частоту приема скальных и железистых пород, пронизывают всю Землю. Таким образом, наш приемник - сам мир - запускает движение протонов, сопровождаемое усилением гравитационного поля. Через несколько месяцев Земля перейдет на новую орбиту вокруг Солнца, человеческая жизнь исчезнет, и наша новая планета-компаньон, уже не холодная и засушливая, будет готова к колонизации! Подумайте о масштабах этого, мистер Шеридан! Какой человек прежде совершал столь грандиозный подвиг, как похищение целого мира?

- Ужасно! - Кэрол вздрогнула. - У вас, венерианцев, есть своя планета, больше Земли. Зачем вам уничтожать нашу цивилизацию?

- Природа безжалостна. - Сверкающие, как драгоценные камни, глаза Дерку холодно блеснули. - Если бы вы, земляне, нашли какой-нибудь способ заполучить Венеру для поселения, вы бы, несомненно, поступили так же. Сама Земля с ее непрекращающимися войнами, ее алчными нациями и расами подает нам пример. Лучше уничтожить такую неорганизованную, хищническую цивилизацию, заменив ее механизированной, хорошо дисциплинированной жизнью Венеры. Более того, нам нужны металлы, которых так мало на нашей планете, и которые так дорого перевозить оптом. Если в результате человечество будет уничтожено, нам очень жаль... но оно бессильно остановить наш прогресс! - Дерку сделал паузу и торжествующе вздохнул. - Вы, мистер Шеридан, и двое ваших спутников будете спасены, потому что разум, который дал нам гравитационный генератор, должен быть сохранен для будущей научной работы. Когда Земля будет колонизирована, мы попытаемся захватить другие планеты! Марс, Сатурн, возможно, даже могущественный Юпитер! - Он замолчал, когда другой темнокожий венерианин выступил вперед и заговорил быстрыми, плавными односложными фразами, возбужденно жестикулируя. Дерку повернулся к пленникам, и его губы растянулись в саркастической улыбке.

- Мне только что сообщили, - пробормотал он, - что вооруженные силы этого континента продвигаются к нашей базе здесь. Возможно, некоторые из наших часовых оказались настолько беспечны, что позволили заметить себя с воздуха. Хотя это не имеет значения...

- Американские экспедиционные силы! - воскликнул доктор Уорден. - Их самолеты, должно быть, заметили это место! Как только они пустят свои бомбардировщики и артиллерию в бой...

Венерианин издал тихий, булькающий смешок.

- Идемте, - сказал он. - В комнате управления есть телевизионные экраны. Вы увидите... триумф вашей армии!

Трое пленников молча последовали за своим коренастым похитителем в большую круглую комнату, уставленную приборными панелями с циферблатами, датчиками и медными рычагами причудливой формы. Один конец комнаты пересекал огромный телевизионный экран.

- Диспетчерская. С помощью этого главного переключателя мы управляем гравитацией Земли. - Дерку вежливо улыбнулся, когда Хью бросил быстрый взгляд на огромный рычаг. - Любые попытки уменьшить земное притяжение были бы тщетны. - Он дотронулся до пистолета, висевшего у него на поясе. - Возможно, если предположить, что вы каким-то образом сможете одолеть меня, вы могли бы отключить машины на несколько мгновений. Но даже в этом случае другие наши силы сразу же прибыли бы сюда, избавились от вас, вернули бы управление. Такие попытки будут стоить вам жизни. А теперь давайте посмотрим, что делают ваши армии. - Дерку протянул руку и нажал кнопку на коммутаторе.

Сразу же ожил огромный экран. Сквозь пляшущие помехи они увидели плато, окружавшее гору, каменистое, бесплодное, скрытое клубящимся призрачным туманом. Из влажных зеленых джунглей показались крошечные фигурки, тысячи пехотинцев, одетых в хаки, в сопровождении грохочущих танков и батарей атомных пушек. Над головой эскадрильи мощных бомбардировщиков гудели, словно рой разъяренных шершней.

- Довольно внушительная группировка. - Дерку спокойно кивнул. - Полагаю, они должны атаковать в ближайшее время. Сначала, конечно, бомбардировщики. - Он наклонился и повернул регулятор. - Мы, однако, готовы. В дополнение к нашим более крупным установкам, у нас есть и более мелкие, расположенные таким образом, чтобы создать вокруг этой горы кольцо чрезвычайно сильной гравитации. Смотрите!

Трое пленников с ужасом и восхищением смотрели на экран. Самолеты пикировали, теперь уже как ястребы, их ракеты сверкали. Еще мгновение, и они сбросили бы груз смертоносных бомб, превратив горную твердыню в груду обломков...

Кэрол, не отрывавшая глаз от экрана, в ужасе ахнула. Самолеты не выходили из пике! Они устремлялись все ниже и ниже, словно в тисках какого-то могучего водоворота. Крошечные фигурки в кабинах замерли, не в силах пошевелиться. Тысяча футов, пятьсот.

Оглушительный грохот сотряс плато. Бомбы взорвались, и самолеты исчезли в облаке дыма!

- Ужасно, ужасно! - прошептал мистер Уорден. - Это убийство!

- Вы жалуетесь, что я спас вас от того, чтобы вас не разнесло на куски? - Дерку рассмеялся, возясь с пультом управления. - Мы правильно делаем, что избавляем Землю от таких дураков!

Хью снова перевел взгляд на размытый экран. Сквозь пелену дождя он мог видеть, как усталая пехота, рассыпавшись в боевом порядке, движется к ним.

- Сейчас! - Мозолистые пальцы Дерку потянулись к панели управления.

Хью в ужасе уставился на экран. Тяжелые танки внезапно остановились, наступающие солдаты пошатнулись, словно наткнувшись на невидимую стену. Дерку повернул регулятор, и все они рухнули на землю. Притянутые к земле страшной силой, они были не в силах пошевелиться.

- О! - Кэрол сделала резкий, мучительный вдох. - Вы... вы собираетесь держать их всех в плену?

- В плену? - Человек с Венеры, казалось, удивился. - Но они мертвы! Совершенно мертвы! - смотрите... Я перекрыл зону вокруг горы. Остались бы вы живы, если бы вам на грудь положили тонну свинца? Возможно, если вам нужны дополнительные доказательства, я могу увеличить мощность телевизора и показать вам крупные планы...

- Нет! Нет! - Девушка закрыла глаза руками. - О, Хью! Папа! Неужели мы ничего не можем сделать? Земля уничтожена! Человечество уничтожено!

- Вы ничего не можете сделать! - В голосе венерианина звучало ликование.

Хью напряг мускулы. Но одолеть могущественного, хорошо вооруженного венерианина было невозможно... Земля все равно была обречена, размышлял он. Возможно, то, что он задумал, ускорит эту гибель, уничтожит последние остатки человечества. Или, возможно...

Он стремительно подпрыгнул, одним прыжком пересекая комнату. Цепкими, нетерпеливыми пальцами потянулся к большому главному выключателю.

- Дурак! - Дерку выхватил из-за пояса тяжелый пистолет. - За это ты умрешь! - Схватив пистолет, он повернулся лицом к землянину.

В этот момент Хью со всей силы дернул рычаг, потянув его на себя до упора. Не для того, чтобы уменьшить земное притяжение... но, чтобы увеличить его!

В тот момент, когда Хью нажал на этот рычаг, началось то, что мир позже запомнит, как "ужасную минуту", кульминацию всех ужасов, обрушившихся на человечество. В течение одной ужасной минуты рушились здания, деревья с треском падали на землю, а человечество, попавшее во власть сверхъестественных сил, испускало предсмертный вздох, раздавленное, беспомощное, на грани вымирания. Если бы это продлилось еще двадцать секунд...

В огромной пещере Хью и его спутники упали на пол, задыхаясь, их сердца боролись за то, чтобы продолжать дышать. Даже венерианин, привыкший к сильной гравитации, неподвижно лежал на полу и стонал.

Теперь было уже слишком поздно поворачивать рычаг, даже если бы он захотел. Хью был прижат к полу, беспомощный. Невозможно было вздохнуть... Перед глазами у него стоял черный туман, а ребра, казалось, вот-вот подломятся. Словно во сне, он увидел, как стеклянные колонны, поддерживавшие крышу, треснули и начали осыпаться, почувствовал, как гора содрогнулась. Из пещер внизу он смутно услышал зловещий грохот, грохот падающих камней.

И вдруг ужасное давление исчезло. Казалось, с его груди свалились сотни фунтов веса. Даже ложная гравитация венерианцев исчезла. Земля вернулась в нормальное состояние!

Ошеломленный Хью, пошатываясь, поднялся на ноги и резко выдохнул. Кэрол и ее отец все еще лежали, распластавшись, на полу, наполовину погребенные под грудами обломков. Со всех сторон раскалывались колонны, падая на пол, комната бешено раскачивалась, а ее стены покрывались неровными трещинами.

Скрип за спиной привлек внимание Хью. Дерку, окровавленный, растрепанный, покачнулся и упал на колени; глаза его сверкали от ярости, он снова поднял пистолет. Однако прежде чем он успел нажать на спусковой крючок, пещеру наполнил резкий треск, и перед ним появилась темная расщелина, которая быстро расширялась. Всего мгновение Дерку балансировал на краю, его губы побелели от ужаса. Затем, с криком отчаяния, он исчез из виду! Человек, укравший Землю, по иронии судьбы был поглощен миром, который он украл!

Когда Дерку исчез, Хью обернулся.

- Кэрол! Доктор Уорден! - Он заставил их встать. - Надо... уходите отсюда! Быстрее! Пещера рушится!

Они неуверенно кивнули и последовали за ним в дверной проем. Сложная система подземных гротов, ослабленная в этот момент титанической силой тяжести, начала поддаваться! Они вслепую мчались по темным туннелям под дождем падающих камней, надеясь найти какой-нибудь выход. Внезапно они оказались на огромной электростанции, и побежали по грудам обломков, разбитого стекла. Огромные каменные глыбы, сорванные с потолка чудовищными гравитационными силами, вывели из строя генераторы, превратив машины в груды искореженного металла и оборванных проводов. Несколько искалеченных трупов, останки группы венерианских ученых, лежали, распростершись, среди обломков.

- В какую сторону? - крикнула Кэрол, лихорадочно оглядываясь.

- Сюда! - Хью указал на проход, в конце которого мерцал дневной свет.

Когда они бросились к нему, пещеру сотряс глубокий рев. Доктор Уорден едва успел войти в коридор, как каменная стена, медленно опускаясь на пол пещеры, погребла под собой то место, на котором они стояли мгновение назад. Ошеломленные, запыхавшиеся, они, спотыкаясь, брели по коридору.

Внезапно они, моргая от бледного солнечного света, оказались на равнине у подножия горы.

- Смотрите! - Доктор Уорден повернулся и указал на скалистый пик позади них.

Гора затряслась, как разбуженный великан. Огромный оползень, тонны земли и камня покатились вниз по ее склонам, и в следующее мгновение вход в туннель был закрыт.

- Исчез! - прошептала Кэрол. - Гравитационный генератор потерян навсегда! Если ты не раскроешь секрет...

Хью уставился на густую дымку, на зеленые болотистые джунгли за ней. Освободившись от сверхгравитации, Земля снова начнет вращаться вокруг своей оси, возвращаясь на прежнюю орбиту. Скоро страшная жара спадет, полярные шапки снова замерзнут. Но должны пройти годы, прежде чем человечество оправится от ошеломляющего удара по своему прогрессу, нанесенного сверхгравитацией. Хью покачал головой.

- Потерян... навсегда! - твердо повторил он, и его рука властно обхватила стройные плечи девушки.

ПО ТУ СТОРОНУ АДА

Р. Девитт Миллер

Ночь и четыре тысячи лет нависали над известняковым карьером. С тех пор, как цивилизация Крита погибла в одну ужасную ночь, этот карьер не использовался.

Но профессора Рода Нортона не интересовала призрачная красота нагроможденных друг на друга известняковых блоков, которые в лунном свете приобрели гротескные формы. Его внимание было сосредоточено на недавно насыпанном холмике земли у подножия северной стены. Целый месяц он руководил рытьем этой траншеи. А накануне вечером обнаружил нечто такое, что заставило его уволить местных рабочих и срочно вызвать единственного человека в мире, для которого эта траншея что-то значила.

Тщательно прикрыв фонарик, он опустился на край траншеи и окликнул фигуру позади себя.

- Полегче, Джоан. - Он хотел, чтобы это прозвучало небрежно, но прозвучало совсем не так.

Жена Рода бесшумно проскользнула между двумя гигантскими глыбами и спрыгнула на землю рядом с ним. Она стояла, и ее стройная фигура вырисовывалась на фоне лунного света. В ее мягком голосе звучала веселость, казавшаяся странной в этом странном месте.

- Это и есть объяснение твоего безумного звонка?

Род сжимал фонарик в ладонях до тех пор, пока от него не осталась лишь тонкая игла света.

- Вот оно, - прошептал он, - у основания стены.

На мгновение ее голос сорвался.

- Этот проход... Значит, это правда... О, дорогой, мы были правы... и я уже почти перестала надеяться.

- Да, - сказал он. - Мы были правы. С тех пор, как я впервые подумал, что у меня есть ключ к критскому языку, я знал, что если бы только смог найти это место, то сделал бы одно из величайших открытий в истории археологии. Видишь ли, я с самого начала знал, что это место было центром критской археологии...

- Не останавливайся, чтобы произнести речь, когда впереди тебя ждут приключения.

Род улыбнулся и направил луч фонарика на прямоугольное отверстие в стене каменоломни.

Верх и бока отверстия были гладкими и, очевидно, вырублены при помощи машин. Даже спустя сорок столетий углы туннеля все еще были правильными и острыми. Нижняя часть туннеля была завалена рыхлой землей, но ее было убрано достаточно, чтобы человек мог проползти в густую темноту за ней.

- Твои последние расчеты были верны, - прошептал Род. - Теперь я понимаю, почему у нас были проблемы раньше. Та разбитая табличка, которую мы расшифровали, не очень-то соответствовала географической точности.

- Я знаю, - согласилась она. - Я еще немного поработала над этой табличкой. Больше всего я пыталась найти какой-то смысл в последнем предложении. Но это бесполезно. Я не смогла улучшить наш перевод.

Он процитировал по памяти: "В этом сила. Тот, кто обладает ею, обладает всем. Потому что каждый из нас что-то отдал Этой Вещи". Это та самая сила, не так ли?

Она кивнула.

- Забавно, однако, - продолжала она, обращаясь скорее к самой себе, - что мы так и не смогли найти перевод этого последнего слова. Просто называть это "Вещью" - все равно что придумывать слова для кроссворда.

- Возможно, - предположил он, - в нашем языке нет слов-концептов для обозначения того, что критяне подразумевали под этим словом. Согласно нашим представлениям, критская цивилизация была гораздо более развитой, чем считает большинство людей. Возможно, даже такой же высокой, как наша.

- Мы по-прежнему полны решимости поставить нашу цивилизацию на первое место, - многозначительно заявила Джоан.

- Тебе никогда не приходило в голову, что может существовать цивилизация другого типа - цивилизация, которая не так сильно интересуется материальными благами.

- А как насчет цивилизации, которая придавала первостепенное значение разуму, которая ставила энергию мысли выше физической энергии - или тебе когда-нибудь приходило в голову, что мысль может быть разновидностью энергии?..

- Разве минуту назад ты не говорила что-то о том, что нужно поменьше разглагольствовать - а теперь давай объявим перемирие в том, что касается теории, и посмотрим, что даст небольшое научное наблюдение?

Он опустился на колени в траншее и направил луч фонарика в отверстие. Внезапно Джоан схватила его за руку.

- Тебе не кажется, что нам лучше подождать до утра? Возможно, проход где-то перекрыт.

Род покачал головой.

- Мы не можем ждать. Местное правительство с каждым днем все враждебнее относится к моей работе. Кроме того, местные рабочие суеверны. Я не осмеливаюсь ждать ни минуты после того, как нашел вход в туннель. Вот почему я послал за тобой и попросил держать твою поездку в секрете. Мне не хотелось отрывать тебя от исследовательской части работы, пока ты не закончишь с новыми табличками, но я не мог ждать. Мы не можем ждать и сейчас.

С минуту она молчала, не сводя глаз с лужицы желтого света, отбрасываемого фонариком на пол коридора. Наконец она подняла глаза.

Как всегда, когда Род смотрел в глаза своей жены, у него возникло ощущение, что она смеется про себя, над какой-то своей шуткой. В глубине этих серых глаз всегда таилась искорка смеха.

- Мой дорогой, - сказала она очень тихо, - разве я когда-нибудь удерживала тебя от того, чего ты хотел? Когда я сказала, что пройду с тобой по жизни, я имела в виду именно это. Потому что, куда бы ты ни пошел, я пойду вместе с тобой, и с чем бы ты ни столкнулся, я столкнусь вместе с тобой, твоя судьба будет моей... и теперь, когда я говорю как Валентина, давай посмотрим, что же, черт возьми, ждет нас в конце этого прохода.

Держа фонарь перед собой, Род пополз ко входу в туннель. Земля и обломки камня тянулись примерно на ярд, а затем уходили вниз на несколько футов. За ними он осветил аккуратно вырезанный проход, высотой чуть выше человеческого роста, и до стен которого можно было дотронуться только вытянутыми руками. Он включил свет у входа и окликнул Джоан.

- Все именно так, как мы и предполагали. Первоначально вход в туннель находился у подножия стены карьера, но после того, как каменоломню перестали использовать, его завалило щебнем, и вход был заблокирован.

Джоан медленно протиснулась в отверстие головой вперед, потеряла равновесие и покатилась по куче земли. Она встала, смеясь. Смех унесся в темноту туннеля и вернулся обратно, но веселье, казалось, исчезло из него.

Род стоял на коленях, внимательно изучая землю и камни, загораживавшие вход. Наконец, удовлетворенный, он выпрямился.

- Я думаю, мы были правы с самого начала. Знаешь, мы думали, что критяне, вероятно, хранили здесь что-то важное для их цивилизации. Вероятно, они наложили на него какое-то проклятие или табу, чтобы защитить от суеверных варваров, живших на материке.

- И варвары, вероятно, нашли его после того, как захватили критский город Кносс, - подхватила мысль Джоан. - После того, как они сожгли город и убили критян, они, должно быть, пришли сюда в поисках сокровищ или того, что находится внутри.

- Не совсем так, - заявил Род. - При беглом осмотре, похоже, они пытались завалить этот проход камнями, но у них это не очень хорошо получилось. Постепенное заполнение карьера довершило дело.

Они двинулись по туннелю, их шаги отражались призрачным эхом.

- Но зачем варварам понадобилось закрывать вход? Ведь они хотели заполучить то, что находилось внутри. Это не имеет смысла. Если только несколько критян не добрались сюда и не забаррикадировались. Но это тоже не сработало. Вся наша теория основана на том, что критяне были застигнуты врасплох нападением и не смогли вовремя собрать свои силы. Все в руинах Кносса указывает на это.

Но Род не слушал. Он уставился на что-то прямо перед ними, на полу коридора. Джоан подошла к нему вплотную. Лучи фонарика пронзили скелет. Джоан отпрянула с тихим вскриком.

- Не волнуйся, - успокоил ее Род. - Этот парень уже давно никого не беспокоит. - Он наклонился и коснулся одного из белых знаков давно ушедшей жизни. Тот рассыпался в прах. - Только климат спасал их так долго, - пробормотал он, - но они, несомненно, человеческие. Смотри, что это?

Из груды костей, которые, должно быть, когда-то были скелетом, он извлек обломок заостренного камня. На свету он блестел черным, жирным блеском обсидиана. Очевидно, из него сделали грубый наконечник для копья.

- Это отчасти ответ на вопросы, которые ты себе задавала, - сказал он. - Этот парень, должно быть, пытался спуститься по проходу, когда его ударили копьем сзади.

- Тогда варвары, должно быть, выследили критян и здесь, - воскликнула она. - Но если они это сделали, почему они не пошли дальше и не украли то, что критяне так ценили? И почему они заблокировали проход и оставили тело этого человека там, где оно упало. Род, похоже, они боялись этого места.

- Люди всегда боятся того, чего не понимают. Именно на этом основаны старые сказки и легенды. На этом острове их полно. Здесь зародились истории о Лабиринте и Минетавре.

- Плевать на легенды, когда мы можем узнать правду, - заявила она. - Давай не будем стоять здесь и разговаривать, пока не станем такими же безвредными, как этот парень.

Они перешагнули через улики по делу, которое время закрыло четыре тысячи лет назад, и пошли дальше по туннелю. Луч фонарика вонзился в темноту впереди, чернота позади них снова сгустилась.

Туннель уходил под уклон, все глубже и глубже в скалу. Пока они шли, Род постоянно разглядывал гладкие безликие стены. Но они свидетельствовали лишь о превосходном техническом мастерстве критских архитекторов. На известняковых поверхностях не было ни надписей, ни орнаментов. Бесконечные стены, проплывающие мимо, вызывали у него странное ощущение, что время проносится мимо них, безликий поток столетий, прошедших с тех пор, как ноги человека ступали по этой дороге в святая святых цивилизации.

Внезапное отрывистое слово Джоан вернуло его к реальности.

- Свет.

Призрачный огонек, едва различимый, боролся с темнотой далеко впереди. Род выключил фонарик. По мере того, как чернота надвигалась на них, свет впереди становился ярче. У него не было формы, просто немного света там, где все должно было быть темным.

- Род, включи фонарик.

Поток нормального, обыденного освещения принес облегчение.

- Ничего удивительного, - сказал он успокаивающе. - Возможно, впереди есть еще одно отверстие или вентиляционный люк.

Но он не верил в это. Туннель неуклонно уходил вниз. И под ними не было ничего, кроме центра земли. Он пытался убедить себя, что критяне, возможно, пробурили глубокую вентиляционную шахту под землей, но почему-то у него ничего не получалось.

Все сводилось к тому, что имелся лишь один способ выяснить, единственный способ узнать хоть что-нибудь - пойти и посмотреть на это. Он снова стряхнул с себя смутное чувство страха и двинулся дальше по коридору, Джоан следовала за ним по пятам.

Свет постепенно усиливался. Примерно через сотню ярдов он смог выключить фонарик. Этого странного света было достаточно, чтобы видеть дорогу.

Проход заканчивался поворотом под прямым углом. Свет исходил из-за этого угла и заливал туннель. Теперь они могли видеть, что свет был не белым, а теплым розовым, смягчавшим суровую холодность известняка и придававшим ему, казалось, собственное приятное сияние.

В этом свете было что-то неописуемо прекрасное. Он таил в себе обещание неописуемой красоты за этим углом. Род окликнул Джоан и бросился бежать.

Он был почти у поворота, когда его остановила пустота.

Его испуганные глаза осматривались в поисках чьего-то физического присутствия. Туннель был пуст, если не считать бегущей к нему Джоан. Но что-то там было, что-то, что обхватило его холодными руками, что наполнило его мозг красным туманом ужаса. Это было безымянное черное существо из преисподней, отвратительная смесь страха и ненависти, всколыхнувшая все темные ужасы в его сознании.

Он закричал; это был дикий, истерический крик животного ужаса. Он попытался пошевелить парализованными ногами, чтобы вернуться к Джоан, но в этот момент увидел ее лицо. Оно исказилось во что-то нечеловеческое. Ее крики наполнили туннель, отдаваясь эхом, пока не стало казаться, что все исчадия ада танцуют в этом проходе.

Род все еще слепо боролся с невидимой силой, которая лишала его рассудка. Он хватал воздух пальцами и бил по стенам. Но эта Вещь не была рождена из измерения, которое могло бы быть заключено в стенах. Она была результатом одного только разума.

В его мозгу бушевали все ужасные эмоции, какие когда-либо знала человеческая раса. Но над всем этим возвышался огромный черный демон, состоящий из накопленного человечеством ужаса.

Волна за волной чистого ужаса, лишенного всех защитных барьеров, которые создали человеческие существа, безжалостно сводили его с ума.

Даже не дожидаясь, пока он нажмет на главный выключатель сознания, его разум ускользнул, оставив нечеловеческие создания болтать и пускать слюни там, где когда-то царили мысль и порядок. Они бормотали и визжали там, где властвовал Род Нортон, человеческое существо.

И все выше и выше, из туманов подсознания, поднимался призрак страха, повелитель царства зверей. Весь ужас, который люди оставили позади, когда выходили из доисторических лесов, возродился вновь.

Зверь, который теперь управлял им, повернул его ко входу в туннель и заставил ноги двигаться. Он отшатнулся, стремясь только к бегству.

И вдруг увидел Джоан, распростертую на полу. Вид ее измученного лица всколыхнул что-то полумертвое, съежившееся в уголке его мозга, управляемого страхом. Словно слабый, далекий голос, память умоляла его, несмотря на охвативший его ужас, сказать, что он любил эту женщину, что за мгновение до этого он отдал бы за нее свою жизнь, что он находится в безопасном, пустом коридоре, окруженный только воспоминаниями о цивилизации, умершей сорок веков назад.

Это была всего лишь вспышка, краткий миг осознания, прежде чем страх снова охватил его, но в это мгновение он бросился к Джоан. Его руки нащупали ее тело - и затем черный ужас снова охватил его.

Беги! Беги! Спасайся! Им управлял только инстинкт бегства.

Он бросил взгляд в конец туннеля, освещенный теплым розовым светом, и увидел, что путь закрыт. Все безымянные твари, когда-либо преследовавшие живые существа, были там. Врата его подсознания широко распахнулись, и темные орды хлынули наружу, чтобы присоединиться к ужасам, стоявшим перед ним.

Ледяные пальцы вцепились в него, бесформенные когти впились в его разум. К нему потянулись извивающиеся темные руки. Беги! Возвращайтесь в туннель! Спасайся! Иди! Куда угодно! Беги!

Но как только он сделал свой первый шаг, движимый ужасом, его нога наткнулась на тело Джоан. Он пошатнулся, отчаянно пытаясь сохранить равновесие, и упал за угол - вниз, в темноту, в когти цепляющихся за него призраков.

Страх усилился до предела, опалив его разум. И затем...

Теплый, дружелюбный розовый свет заливал его. Последние следы того зловещего ужаса, который обитал в коридоре, исчезли из его сознания. Его мозг был ясен и спокоен. Рассудок снова был на своем месте, неуклонно направляя его действия.

Он встал и огляделся. Перед ним простиралось обширное помещение, стены которого были из того же белого известняка, что и туннель. Здесь была та же четкая архитектура, та же простота. В центре помещения находилось нечто странное, от чего исходил розовый свет.

Внезапно его внимание вернулось к проходу. Позади него раздавались крик за криком. Джоан! Она все еще была там, в этом пустом туннеле, наполненном чем-то более могущественным, чем мощь армий!

Он подошел к двери и выглянул наружу. Поворот в коридоре был всего в нескольких ярдах от комнаты. Джоан упала лицом вперед. Она корчилась и кричала на полу, выставив перед собой руки.

Воспоминание о черном ужасе сомкнуло вокруг него ледяные пальцы. Он высвободил свой разум и нырнул обратно в проход. В тот же миг бесформенные фигуры снова поднялись из ямы, кричащие упыри вцепились в него.

На какую-то долю секунды он подавил всепоглощающий страх и заключил Джоан в объятия. Затем, спотыкаясь, направился к ярко освещенной комнате. Они вместе пересекли невидимую черту.

Как и прежде, крики страха исчезли, как только он вошел в комнату. Он помог Джоан подняться на ноги. Долгое время они стояли, крепко обнявшись. Наконец Джоан спросила:

- Что... что это было?

- Ад на земле - или довольно хорошая имитация.

Она вздрогнула и отвела взгляд от входа.

- Но это ничего не объясняет.

- Я не беспокоюсь об этом, - заявил он с кривой улыбкой. - Кроме того, я не думаю, что этому есть объяснение.

- Что бы это ни было, - многозначительно сказала она, - оно было помещено сюда с определенной целью. Оно должно было охранять эту комнату - и оно это сделало.

- Твоя логика не очень убедительна. Этот проход был пуст. Никто ничего туда не помещал.

- Да, в нем не было материальных вещей. По крайней мере, в том смысле, в каком мы понимаем материальное. Но что, если критская наука была основана только на разуме? Я думаю, когда-нибудь мы поймем, что страх - это реальность, только он находится за пределами тех измерений, которые мы называем реальностью. Вспомни, как египетские проклятия убивали каждого человека, входившего в гробницы. Возможно, дома с привидениями просто наполнены страхом, что там кто-то остался. С тех пор, как наука доказала телепатию, трехмерности стало недостаточно. Да, я думаю, люди могли бы отгородить проход стеной страха, если бы знали, как.

- Я полагаю, для этого потребуется много знаний, - скептически заметил Род. - Но я думаю, нам лучше оставить теоретические рассуждения до тех пор, пока мы не выберемся отсюда. А пока давай осмотримся.

Комната имела около двухсот футов в длину и вдвое меньше в ширину. Сводчатый потолок придавал залу величественный классический вид. Род почему-то чувствовал, что здесь присутствует то предельное упрощение, которое и есть совершенство. Пропорции помещения делали его похожим на Парфенон, высеченный в известняковой скале.

Как и коридор, комната была безликой. Все внимание сосредоточивалось на предмете в центре. Ни один человек, когда-либо живший на свете, не мог стоять в этой комнате, не обратив внимания на загадочный, почти детский механизм в центре.

На вершине известняковой колонны высотой около десяти футов находился небольшой стеклянный купол, странно похожий на крышку микроскопа. Внутри него присутствовал диск из какого-то полированного металла, похожего на никель, который постоянно вращался.

Вот и все. Род уставился на него, пытаясь понять, зачем людям понадобилось зарываться глубоко в землю и строить гигантскую комнату безупречных пропорций - для размещения глупого маленького устройства, не более поразительного, чем радиометр в школьной лаборатории физики.

- Что заставляет это работать? - спросила Джоан.

Род начал было отвечать, но замолчал. Впервые до него дошло, что диск вращался здесь четыре тысячи лет без какого-либо видимого источника энергии. Он медленно обошел колонну, но все стороны были одинаковыми и такими же пустыми, как стены комнаты.

- Возможно, через колонну проходит какой-то источник энергии, возможно, из радия. Это, пожалуй, единственное, что может работать так долго.

- Это также может объяснить этот свет, - согласилась Джоан.

Раньше Род не обращал особого внимания на свет. Свет исходил от диска, но в то же время не исходил от него. Он был внутри колонны и вокруг нее - смутное облако свечения, такое же неосязаемое, как пространство, и все же освещавшее всю комнату теплым розовым сиянием.

Он сунул руку в сияние и ничего не почувствовал. Затем он попытался подпрыгнуть достаточно высоко, чтобы коснуться стеклянного купола, но тот оказался недосягаем. Он попытался придумать, чем бы в него бросить, но вопиющая пустота комнаты убила эту мысль на корню. Единственной вещью, которую они принесли с собой, достаточно тяжелой, чтобы причинить какой-либо вред, был фонарик, и он остался снаружи, в туннеле. Он повернулся к Джоан.

- Я подниму тебя на плечи, и ты увидишь, что можно сделать с этой проклятой штукой.

Она покачала головой.

- Нет, Род, это нас ни к чему не приведет. Должно быть, именно этим странным словом в табличке обозначалась эта штука. У этого, должно быть, есть значение - такое же странное для нас, как и у стены страха, - и мы должны выяснить, что это такое.

- Прежде всего, - медленно произнес Род, - нам нужно выбраться отсюда.

Они молча стояли, глядя друг на друга, пока осознание этого не стало реальностью. В комнате не было другого входа, кроме того, через который они пришли. В этих гладких известняковых стенах не могло быть никакого потайного хода.

- Возможно, мы могли бы вернуться обратно по туннелю, - предложила Джоан с деловитостью, которая не очень-то походила на правду.

- Может быть, но я не понимаю, как. - Род тоже старался, чтобы в его голосе не прозвучало ничего подозрительного. - Я смог добраться сюда только случайно. Если бы я не споткнулся о твое тело, я бы никогда не дошел. Эта стена страха, или что бы это ни было, кажется, толщиной в несколько футов. Если бы проход был прямым, я, возможно, смог бы перебросить тебя через невидимую стену, но прямой угол мешает этому. Я думаю, они тоже об этом подумали.

- Мы могли бы пробиться? Как-то защитить наш разум?

- Я думал об этом. Это может сработать, но я бы попробовал только в крайнем случае. Это превращает тебя в животное, которое хочет убежать. Я думаю, ты всегда будешь стремиться вернуться тем же путем, которым пришел. Демоны всегда будут перед тобой. Кроме того, когда страх превращает нас в зверей, я боюсь того, что мы можем сделать друг с другом. Тот, кто создал этот барьер, предусмотрел все возможности.

- В любом случае, в этом мы согласны.

- Я... я не знаю. Все здравые идеи, которые у меня когда-либо возникали, разрушены этим местом.

Она долго молчала, потом сказала:

- Зло, которое творят люди, живет после них.

- Замолчи, - рявкнул он, - не говори таких вещей. Должен же быть какой-то выход. Если мы не появимся завтра, люди начнут нас искать.

- Но никто не знает, где мы находимся. Мы так старались сохранить этот поход в тайне. Мы оставляли ложные указания везде, где только могли. И мы можем наделать здесь столько шума, что разбудим критскую цивилизацию, и никто нас не услышит.

- В конце концов рабочие расскажут об этом правительственным чиновникам, и те придут взглянуть на этот проход.

- Это может занять дни или недели. И если рабочие действительно такие суеверные, как ты говоришь, они могут никогда не рассказать об этом. А даже если и расскажут, как можно преодолеть стену страха? Конечно, они могли бы взорвать эту часть коридора, но это, вероятно, тоже не принесло бы никакой пользы. Помни, что эта штука тянется в трех измерениях.

Снова воцарилась тишина. Когда Род больше не мог этого выносить, он принялся расхаживать взад-вперед по большому залу.

В этой совершенно бессмысленной комнате больше ничего не двигалось, кроме непостижимого вращающегося диска. Лента времени прокатилась через его мозг, от катушки прошлого к катушке будущего, и это было все. Постепенно у него возникло другое впечатление - что стены надвигаются на них - дюйм за год, десять футов за столетие, пока они не достигнут вращающегося диска и не оставят известняк таким, каким он был до того, как время начало свое глупое шествие по мозгам людей - таким же глупым, как вращающийся диск.

Позади него раздался тихий сдавленный вскрик.

- О Господи.

Он резко обернулся. Джоан рухнула на пол. В дьявольской пустоте огромной комнаты ее маленькое тельце, лежащее там, казалось потрясающим символом человеческой беспомощности.

Род хотел было подойти к ней, поднять ее на ноги и сказать, что все это был ужасный сон. Затем он остановился. Что он мог сделать? Что он мог ей сказать? Слова ободрения эхом отдавались в этой пустой комнате, звуча ироничной насмешкой.

Им ничего не оставалось, как ждать, когда они умрут от голода или от отчаяния, которое заставит их предпринять безнадежную попытку вернуться по проходу.

Медленно взгляд Рода вернулся к вращающемуся диску. Внезапно он понял, что тот управляет всем происходящим. Решение было там - в этой глупой вращающейся игрушке. И он заставит его выдать ответ. Он разорвет его на части и увидит сердце этой давно исчезнувшей цивилизации. Он заставит ее ответить за эту злую насмешку.

Он побежал к колонне - и остановился. Он не мог дотянуться до диска. Он никогда не смог бы дотянуться до него. Он был уверен, что диск будет вечно безмятежно вращаться в своем стеклянном куполе.

И когда у него отобрали последнее оружие материального мира, он спокойно стоял и смотрел на эту штуку, все его существо было сосредоточено на движущемся кусочке металла.

Долгое время ничего не происходило. Мир несся сквозь пространство, его мозг несся сквозь время, диск вращался. Розовое свечение не мерцало. Вся огромная комната была неподвижна, как вечность.

Затем до него дошло, что он простоял там, наблюдая за диском, много минут - без всякой причины. Он смотрел не из-за безнадежного уныния и не из-за простого увлечения. Он смотрел, потому что... потому что диск требовал, чтобы на него смотрели.

И когда эта мысль зародилась, он осознал значение этой, казалось бы, бессмысленной комнаты. Все это великолепное мастерство было сделано для того, чтобы привлечь внимание к этой вращающейся безделушке. Идея настолько точно соответствовала фактам, что ему показалось, будто кто-то объяснил ему ее.

Эта огромная пустая комната, без каких-либо украшений, которые привлекали бы внимание, этот проход, ведущий прочь от шума и суеты обычного мира, эта одинокая колонна - все это было частью плана, который мог иметь только одну цель: сосредоточить внимание любого человека на этом диске.

Но почему? Какой силой может обладать такая игрушка, какое значение она может иметь, что она может символизировать?

Затем его взгляд неизбежно вернулся к этой вещице.

Постепенно у него сложилось впечатление, что диск говорит с ним: "Посмотри на меня. Посмотри, маленький сбитый с толку человечек, и ты увидишь ответ. Не бойся. Я был создан для тебя".

У него не было галлюцинации реального голоса. Скорее, это было ощущение обнаженной концепции, совершенно новой для него, которую его разум облекал в подходящие словесные одежды.

Постепенно комната и обстоятельства, при которых он в нее попал, отодвинулись на задний план. Диск заполнил его мозг. Его разум сосредоточился на этом непостижимом механизме с такой интенсивностью концентрации, какой не знал ни один человеческий мозг за последние четыре тысячи лет.

Затем медленно исчез и сам диск, его предназначение было исчерпано. В этот момент он понял, что эта крутящаяся игрушка сама по себе ничего не значит, что это всего лишь дверь, ведущая в трехмерный мир. Как хрустальный шар экстрасенса или кольцо гипнотизера, она концентрировала его внимание до тех пор, пока его разум не превратился в раскаленное добела копье сознания, способное пронзать стены пространства-времени и соприкасаться с силами, лежащими за его пределами.

Теперь в его сознании не было ничего, кроме серого клубящегося тумана, в центре которого виднелась яркая точка на том месте, где только что был диск. Все, что оставалось, - это последний рывок. Весь этот странный психологический механизм исчезнувшей цивилизации сузил его мир до единственной точки бесформенного света на границе известных измерений.

Остальное он должен сделать сам. Он прекрасно понимал это. Его разум следовал по пути, проложенному разумом расы, построившей эту дверь за пределами известных измерений. Накопленная расовая память всех мужчин и женщин, которые стояли перед этой дверью, подталкивала его вперед.

Он неумолимо направлял свой разум к светящейся точке. Удар его воли заставил его спотыкающееся сознание двигаться вперед. Серый туман бурлил от сил, которые находились за его пределами. Пятно света превратилось в водоворот невыносимого сияния. Дальше - дальше - сквозь тонкий серый туман, который один отделял его от другого мира.

И вдруг он оказался там.

Силы, о которых его разум не имел ни малейшего представления, кружились вокруг него, загадки трехмерного мира казались глупыми недоразумениями. А вокруг него, вливаясь в его разум, была СИЛА, могущество, которое существа трехмерного мира видели лишь мельком в мимолетные моменты.

Затем все исчезло. Он стоял в большой комнате, глядя на вращающийся диск. Ничего не изменилось - кроме его мозга.

Впервые он осознал это, когда начал размышлять о проблеме выхода. Только тогда он понял, что его мозг никогда больше не будет таким, как у других людей. Мысли проносились в его голове с такой быстротой, что по сравнению с ними его прежние мыслительные процессы казались грубыми пережитками мышления каменного века.

Мысли связывались мгновенно, память отвечала на любую команду. Все мыслительные функции невероятно ускорились. Его сознание наполнилось силой. Он получал то, что хотел. Если бы на его пути были эти стены, он прошел бы сквозь них.

Он быстро опустился на колени, поднял Джоан на ноги и повернул ее искаженное болью лицо к диску. Его низкий голос казался слишком громким для большого зала.

- Посмотри на это!

- Но, Род...

- Смотри на это - продолжай смотреть. Позволь этому овладеть тобой.

Она не задавала ему вопросов. Инстинктивно он знал, что мужчины и женщины всегда будут беспрекословно подчиняться ему, что он в полной мере обладает тем, чем великие лидеры мира обладали лишь частично.

Время шло, Джоан напряглась, не отрывая глаз от диска. Он знал, что происходит, знал, что у нее хватит сил для последнего рывка, когда диск выполнит свою работу. Она могла бы пройти эту последнюю ужасную милю, которую ей предстояло пройти в одиночестве; она не дрогнула бы в тот миг, когда даже диск превратился бы в ничто. Она, которую он любил так искренне, как только может мужчина любить женщину, не будет навсегда разлучена с ним из-за того, что скрывается за этой вертящейся игрушкой. Она справится - она должна, она обязана...

Затем внезапно розовое свечение замерцало и потускнело, и Джоан отвернулась от диска и уставилась на него странными, сияющими глазами, в которых сначала читалось недоверие, затем полубессознательность, а затем смех...

- Теперь и у тебя это есть, - прошептал он.

- Да, - тихо сказала она. - У меня это есть. У меня есть власть над всеми остальными мужчинами и женщинами, кроме тебя. Я этого не понимаю. Но у меня это есть.

- Думай, - сказал он, - думай своим заново рожденным мозгом.

Он улыбнулся, заметив ее испуганный взгляд. У нее тоже был свой первый опыт работы с мозгом, чей темп был невероятно ускорен.

- Они поместили его туда, - медленно произнесла она. - Диск был всего лишь дверью в их хранилище энергии, только это была энергия не в трех измерениях. Это была фундаментальная энергия, которая стоит за миром.

- Совершенно верно. Вспомни, в табличке сказано, что каждый из нас что-то отдал Этой Вещи. Должно быть, каждый критянин перед смертью заходил в эту комнату и концентрировался на этом диске. Он вложил часть своей силы в сверхпространственный резервуар, созданный диском.

Великие люди отдали много, маленькие - совсем немного, но по ту сторону наших трех измерений был создан огромный источник фундаментальной энергии. Диск служил точкой соприкосновения. Критяне накапливали эту силу в ожидании того дня, когда она понадобится. Но варвары атаковали так стремительно, что критяне не смогли добраться до этой комнаты. Одному из них это почти удалось, и в него попало копье, когда он был в коридоре.

Мы не знаем, как варварам удалось совершить нападение. Возможно, критяне были настолько уверены в себе, что проявили беспечность. Возможно, это была просто случайность. Возможно, кто-то из их собственных рядов предал их. Чрезмерная утонченность, смешанные браки и расовый упадок, возможно, во многом повлияли на это. То же самое произошло и с другими цивилизациями. В любом случае, мы никогда этого не узнаем.

Разговаривая, они пересекли комнату и направились к выходу. Он бросил последний взгляд на диск и пошел по коридору. Она последовала за ним. Он поднял фонарик и направил его луч вперед.

- Стены страха, - тихо сказала она, - больше нет.

- Ее нет для нас, - поправил он ее. - На критян она, вероятно, тоже не действовала. Я думаю, что это эффективно только против людей, чья жизнь принадлежит трехмерному миру - таких, как варвары.

- Такими, какими мы были, когда вошли.

- Да, - согласился он, - такими, как все мужчины и женщины в цивилизации, которая строится в трех измерениях.

Некоторое время они шли молча. Затем она спросила:

- Что нам делать? Должны ли мы рассказать об этом миру?

- Нет, - ответил он через мгновение. - Я так не думаю. Эта энергия была запасена на тот случай, если у цивилизации окажется в ней нужда. Когда этот день настал, ее нельзя было использовать. Но и у нашей цивилизации может наступить трудный день. Война, или болезнь, или космическая катастрофа могут когда-нибудь угрожать ее уничтожением. Когда этот день настанет, миру понадобится энергия, хранящаяся на этом диске.

Есть только определенное количество энергии. Свет становился тусклее каждый раз, когда мы забирали часть энергии. И мы не знаем, как ее увеличить. Но когда миру больше всего понадобится эта энергия, кто-нибудь может прийти сюда и забрать ее всю. Я думаю, если бы мы снова сосредоточились на диске, то получили бы больше энергии. А если бы продолжали в том же духе, то могли бы получить все.

- Но разве мы не должны хотя бы кому-нибудь рассказать?

Он покачал головой.

- Зачем? Какая от этого польза? Насколько нам известно, никто, кроме нас, не может преодолеть стену страха. А если бы кому-то удалось, и он смог выйти за пределы диска, откуда мы знаем, что бы он сделал с этой силой? В конце концов, это всего лишь слепая сила, даже если она исходит из мира, состоящего более чем из трех измерений. И любая сила должна управляться человеческой волей...

- Да, - согласилась она, - ты прав, только...

Мгновение спустя он сказал:

- Я полагаю, все, что мы можем сделать, - это самим воспользоваться этой силой. Мы можем жить так, как никогда не жили другие люди, прожить дюжину жизней за год, стать первыми мужчиной и женщиной, которые по-настоящему станут хозяевами своей судьбы.

Она не ответила и не взглянула на него. Когда они дошли до белых хлопьев пыли, которые указывали на то место, где критянин упал в проход, она остановилась. Долгое время она смотрела на надежду цивилизации, которая находилась всего в нескольких шагах от обладания достаточной мощью, чтобы взорвать мир.

- Род, я что-то говорила о зле, которое творят люди, живущие после них, но я забыла остальную часть цитаты: добро часто погребают вместе с их костями.

Он двинулся вперед, но она оставалась неподвижной. Он направил на нее луч фонарика. Это отбрасывало на стену гигантскую тень от ее головы.

- Я не думаю, что ты понимаешь, - сказала она наконец, - что все это значит. Затем она добавила без видимой связи: - Динамо-машина преобразует другие виды энергии в электрическую, но все это восходит к той конечной энергии, которая, как всегда знала наука, находится где-то за пределами наших трех измерений.

Внезапно она посмотрела на глухую стену перед собой. Затем на полированной поверхности появилось пятно невыносимого блеска. Оно быстро двигалось, и по мере того, как оно двигалось, на камне появлялись буквы. Бороздки, которые прорезал свет, почернели и оплавились, словно от сильного жара.

Когда пламя закончило писать, оно оставалось неподвижным достаточно долго, чтобы Род смог прочитать: "Я люблю тебя", выжженное на известняке. Затем наступила темнота, временно ослепив его.

Через мгновение раздался ее голос:

- Видишь ли, мы что-то вроде динамо-машин. Я просто преобразовала основную энергию в тепловую, и когда я это сделала, небольшая часть энергии диска была потеряна навсегда.

Она сделала паузу, а затем продолжила, говоря так небрежно, как будто обсуждала меню ужина.

- Но это еще не все. В Азии идет война, бессмысленная, глупая война. Я остановлю ее.

- Как?

Она нежно улыбнулась.

- Дорогой, не забывай, кто мы такие и что мы можем сделать. Используй свой ускоренный мозг, чтобы разобраться с идеями, которые остались от нашей прежней жизни. И ты начнешь понимать, какой силой мы на самом деле обладаем.

И снова у него возникло странное чувство, когда он воспользовался своим мозгом. Мысли, соединяясь с невероятной быстротой, высвечивали перед ним перспективы, которые открылись перед ними, когда они совершили тот последний рывок в мир за пределами диска.

И пока его быстро работающий мозг формировал ответы на вопросы, она продолжала:

- Странное пламя проделает огромные дыры в военном флоте двух стран. Премьер-министр услышит голос, который прикажет ему заключить мир или умереть. Радиостанции по всему миру будут заглушены передачей, которая расскажет всей земле правду... Будут и другие вещи. Все, что остается, - это проработать детали. А с мозгом, работающим с такой скоростью, как у нас, это не должно быть так сложно.

Она замолчала. В последний раз его разум, бегущий по старым знакомым путям, чуть не рассмеялся над нелепостью ситуации. Мужчина и женщина, стоящие в туннеле, проложенном на средиземноморском острове, соглашались остановить великую войну! Он попытался разрушить эти странные чары, объяснить это безумие, которое на них нашло, - и остановился.

Постепенно из глубин его существа начало подниматься полное осознание. Это было правдой. Та разбитая табличка, исписанная странными критскими письменами, говорила правду: тот, кто владеет ею, владеет всем.

- Подойди ко мне поближе, мой сладкий, - мягко сказала Джоан. - Обними меня. А теперь посмотри мне в глаза. Ты знаешь, что я собираюсь сказать. Мы читаем мысли, ты и я. И мы знаем, что эта вещь не наша, чтобы ее отдавать.

- Ты имеешь в виду, что мы должны вернуть ее на диск, но как?

- Нет. - Они больше не разговаривали словами. В их головах мелькали идеи, не прибегая к неуклюжим речевым механизмам. - Мы воспользуемся этим, чтобы переделать мир.

Внезапно его разум словно бы оказался в центре огромной тишины, как будто все контакты с внешним миром были прерваны, так что он мог спокойно смотреть в лицо происходящему.

Да, она была права. Теперь он понял, что с самого начала знал, когда-нибудь придется сделать выбор. Только она была достаточно сильна, чтобы сразу решить проблему. Диск освободил их, но ценой свободы был выбор. И по мере того, как сила становилась все больше, выбор становился все ужаснее.

Но ничего не поделаешь. Судьба планеты, должно быть, решалась в этом темном коридоре.

Он преодолел странное чувство одиночества и обратился мыслями к Джоан.

- Мы не Бог. Как нам узнать, правы ли мы?

В ответ до него дошли ее мысли.

- Если мы не можем судить, то кто когда-нибудь сможет? Ни у одного другого человека мозг никогда не будет таким ясным, как у нас.

- Но что с нами будет?

- Как бы то ни было, это не может быть хуже, чем жить в согласии с самими собой, если мы не попытаемся.

- Но как... как можно переделать мир?

- Наш мозг обеспечит нас необходимыми средствами и властью.

- Я... я сомневаюсь в этом. Всему есть предел.

Она улыбнулась и впервые заговорила вслух.

- Ты забыл одну вещь. Мы взяли лишь малую толику силы, которая скрывается за диском. Когда у нас будет все...

- Ты имеешь в виду...

- Да, любимый. Дай мне свою руку. Мы возвращаемся - и когда мы выйдем из комнаты, розовое сияние исчезнет навсегда.

- Но мы не знаем, что с нами будет. Мы не знаем, сколько энергии может выдержать один человек. Мы...

- Мы узнаем это через минуту, и, - тихо добавила она, - что бы ни случилось, мы пойдем вместе.

Его руки крепче обхватили ее плечи, он пристально посмотрел ей в глаза. На мгновение обычный мир вернул его к жизни. Его умоляющий голос был насыщен и благоухал всеми ощущениями, ненавистью и любовью, надеждами и страхами той жизни, которую вели все мужчины до него.

Даже бессмысленная неразбериха повседневной жизни, с ее ограничениями и тщетностью, умоляла его повернуть назад. Это был не слишком приятный мир, но это был его мир, единственный мир, который он когда-либо знал, который кто-либо когда-либо знал.

Но голос прошлого звучал как-то тонко и слабо. Ибо внутри него бушевала сила, о которой не знал ни один человек, кроме женщины рядом с ним, - сила, способная разрушить мир и перестроить его по своему усмотрению.

А перед ним были серые глаза, которые умоляли его совершить то, чего никогда не видела Вселенная.

Да, она была права, как всегда. Если ты пригубил это вино, ты должен осушить бокал. Он направил свои мысли к ней.

- А если мы вернемся...

- Мы поедем в Сьерру, - мысленно ответила она. - Ты знаешь место, которое мы видели во время нашего медового месяца - там, где черная скала выступает из-под ледника.

- Да, я помню. Мы увидели его, когда восход солнца рассеял пелену тумана.

- Мы построим дом там, под ледником, - нет, не спрашивай, как. Мы никогда больше не будем использовать это слово. Мы построим дом, лабораторию и все, что нам может понадобиться, а затем очистим эту планету и сделаем ее пригодной для жизни человека.

Он колебался лишь мгновение. Затем он улыбнулся и крепко прижался губами к ее губам.

Они двинулись вперед, обняв друг друга, и розовый румянец залил их лица.

Прошло почти двадцать лет с тех пор, как Имеющие Власть впервые заговорили. Мир давно перестал содрогаться, когда эти тихие голоса раздавались по радио на всей планете. Ибо ни разу за эти два десятилетия Имеющие Власть не были несправедливы и не нарушили своего слова. Ни один человек не остался в проигрыше, добровольно согласившись с их предложениями, и каждому, кто боролся против них, были даны все основания сомневаться, прежде чем он был приговорен.

Лишь несколько человек, чьи жизни были угрозой миру и счастью на планете, погибли, потому что так захотели Те, кто обладал Властью. И последняя из этих трагедий произошла в первые годы Нового порядка.

И вот человек жил в мире, а цивилизация развивалась невиданными в истории темпами. Конечно, страх перед теми, кто Имеет Власть, все еще оставался в глубине души каждого человека, смутный страх, что когда-нибудь это обернется злой прихотью силы, управляющей Вселенной. Но годы мира и прогресса отодвинули этот страх на задворки сознания.

Потому что умы людей были почти полностью заняты новыми и бесконечно большими перспективами, которые открывались перед ними. Бесконечные возможности возрожденной планеты вытеснили все остальные мысли.

Теперь, когда четвертый из пятилетних циклов подходил к концу, общая картина начала проясняться. Именно так и было предсказано теми, кто Имел Власть, когда они запустили первый цикл накануне того дня, когда война в Азии была остановлена невидимыми силами, которых совершенно не волновали ни величайшие арсеналы вооружений, ни самые высокопарные слова государственных деятелей.

Первыми, кто навсегда покинул Землю, были три великих разрушителя - война, эпидемии и голод.

Война исчезла с лица земли за неделю. Потому что после этого не осталось ни одного боевого корабля, ни одного тяжелого орудия в рабочем состоянии, ни одного военного самолета, способного летать. Каждый механизм массового убийства был опален странным пламенем, которое никогда не убивало, но делало орудия войны бесполезными.

Дважды в первые годы Нового порядка люди пытались еще раз править своими собратьями силой оружия. Судьба этих людей, к счастью, была решена быстро. Только в этих случаях Те, Кто Обладал Властью, не проявили ни мягкости, ни терпимости к человеческой слабости.

После каждого из этих событий в обычном эфире делалось простое заявление, исходившее от неизвестного передатчика, которое раз в день заглушало все земные радиостанции. Заявление было таким:

"По очевидным причинам Те, Кто Имеет Власть, были вынуждены устранить человека, который пытался увести своих собратьев обратно в джунгли".

Вот и все. Люди умирали до того, как слышали окончание объявления.

Следующим великим бедствием человечества, которое было уничтожено с лица земли, стали эпидемические заболевания. Это происходило медленнее, поскольку Имеющие Власть действовали с помощью собственной науки. Но, в конце концов, их программа привела к уничтожению тех болезней, которые наука могла предотвратить.

Одна за другой холера, чума, оспа, сыпной тиф, брюшной тиф, столбняк, дифтерия, туберкулез и дюжина других болезней были вынуждены исчезнуть. Тем временем наука, воодушевленная своей новой мощью и свободой, начала борьбу до победного конца с теми болезнями, которые ей еще не удалось победить. Продолжительность человеческой жизни стала увеличиваться семимильными шагами, и мертвый груз бесполезных страданий начал спадать с плеч человечества.

После реорганизации правительств голод быстро прекратился. В каждой стране во главе государства была поставлена группа ученых. В значительной степени этим людям было позволено разрабатывать свои собственные планы сотрудничества с Имеющими Власть, но конкретные предложения часто поступали к ним в виде специальных радиосообщений от новых правителей планеты.

Не то чтобы Те, Кто Имел Власть, вмешивались в мелкие дела людей. Они были заинтересованы только в том, чтобы набросать общие очертания Нового порядка. Убийства, обман и предательство по-прежнему заполоняли мир, но в индивидуальном, а не национальном масштабе - однако таким человеческим глупостям никогда не позволялось препятствовать прогрессу науки. Потому что Те, Кто Обладал Властью, были прежде всего учеными.

Азия стала первым континентом, подвергшимся серьезным изменениям. Всеобщее регулирование рождаемости, о методах которого ежедневно сообщалось по приказу Тех, Кто Обладал Властью, привело к сокращению населения до разумных пределов. Затем насильственные миграции привели к тому, что население покинуло засушливые и бесплодные земли. Постепенно миллионы людей из Азии переместились в более высокогорные районы - в Монголию, Тибет и Гималаи. Там людям, воодушевленным холодом и чистым воздухом, помогли произвести на свет достаточное количество детей, и мир навсегда избавился от угрозы голода.

Чтобы обеспечить этих эмигрантов современными домами и благами цивилизации, богатые представители высших классов были брошены на перестройку и строительство, снос гор, изменение русла рек и в целом на то, чтобы сделать для Азии то же, что они когда-то сделали для Америки.

Иногда, когда механическому прогрессу препятствовало какое-нибудь, казалось бы, непреодолимое препятствие, появлялась странная сила, и за одну ночь гора сравнивалась с землей или был прорыт канал. Иногда главный инженер проекта ложился спать сбитый с толку, и ему снилось полное решение его проблемы.

В то время как Азия все еще пребывала в суматохе восстановления, в Европе начали происходить изменения. За одну ночь Соединенные Штаты Европы стали реальностью. Было приказано создать комиссию для разработки планов. Страны, потерявшиеся без привычного вооружения, с радостью последовали этому плану.

В северных странах от бесполезных земель с радостью отказались, когда стали доступны земли, более пригодные для жизни людей. В Африке джунгли были возвращены зверям как непригодные для жизни людей.

- Когда-нибудь, - заявили Те, Кто Обладал Властью, - такая земля понадобится, и тогда люди будут достаточно сильны, чтобы сделать ее пригодной для использования.

Конечно, во всех этих переменах присутствовал элемент трагедии. Некоторые люди взывали к Аллаху и Будде, чтобы им позволили сохранить их прежнее окружение, полное зловония и смерти. Но вскоре стало очевидно, что, хотя Те, Кто Наделен Властью, и хотят избавить людей от всех ненужных страданий, они никогда не отступят от своих планов. В этих планах была сила истины - той самой истины, которую разумные люди всегда видели. И никакие мольбы к богам не помогли бы изменить их.

Когда самая вопиющая из человеческих глупостей была устранена, были изданы два радикальных указа, немедленно вступивших в силу.

Первый заключался в том, что все люди должны говорить на одном языке. Этот язык был разработан международным комитетом филологов. Те, Кто Обладал Властью, не вмешивались в выбор языка. Их не касалось, на каком языке говорит мир, пока существует только один. Все научные труды были немедленно переведены на новый язык. Этому языку обучались дети во всех странах, причем старые языки сохранялись лишь до тех пор, пока они были необходимы тем, кто был слишком стар, чтобы изучать новый.

Вторым важным указом стало учреждение Высшего совета ученых.

Этот совет был международным по составу. В него входили лучшие умы мира. Постепенно полномочия, первоначально делегированные советам ученых различных стран, были переданы Верховному совету. Тогда стало очевидно, что Те, Кто Обладал Властью, решили создать Соединенные Штаты Земли под контролем Верховного Совета.

Итак, менее чем через двадцать лет тяжелое облако человеческой глупости начало рассеиваться над землей, и человек стал соответствовать своим способностям.

И после двух десятилетий теоретических изысканий Те, Кто Обладал Властью, оставались такими же непостижимыми, как и в тот день, когда они впервые объявили, что, нравится это человечеству или нет, оно вот-вот достигнет совершеннолетия.

Затем последовало объявление, которое ошеломило мир. Ибо Те, Кто Обладал Властью, заявили, что вскоре они предстанут перед человечеством и объяснят, кто они такие и откуда они получили силу и полномочия переписывать судьбу человека.

Мир был сбит с толку и напуган. Ибо, несомненно, Те, Кто Обладали Властью, были не от мира сего. Они, должно быть, всемогущие, сверхчеловеческие существа. Странно, что такие существа предстанут перед людьми. И вот мир был полон страха, и даже ученые из Великого совета не были счастливы, когда думали о том дне, когда невероятные существа выйдут из тени.

Род Нортон поднимался по тропинке легкими, размашистыми шагами. Внизу город Колтон выглядел как коллекция игрушечных домиков. Вверху ледник Норн вершил свой ледяной суд над городом и деяниями людей. Несколько пушистых белых облаков, похожих на гигантских орлов, собирались над голубой ледяной массой.

Седеющие волосы на висках Рода резко контрастировали с обветренным смуглым лицом. Годы оставили на его лице лишь несколько морщин, но те, что оставило время, были запечатлены глубоко.

Там, где тропинка изгибалась перед началом последнего крутого подъема, Род остановился и некоторое время смотрел на ледник. Тучи сгущались все быстрее. Он слегка вздрогнул и быстро начал подниматься по последнему склону.

Поднимаясь, он подумал, что, возможно, ему все-таки следовало взять машину. Но ему всегда нравилось взбираться по тропинке, чтобы ощутить необычную красоту пейзажа, а также свежесть ветра с ледника. И, конечно, сегодня вечером он не должен отказывать себе ни в каком удовольствии.

Когда он добрался до вершины, свет уже померк, и он мог различить лишь низкую изогнутую линию дома. Он перешел по стальному мосту, перекинутому через последнее ущелье, и зашагал между клумбами арктических маков, растущих по обе стороны подъездной дорожки.

Повинуясь внезапному порыву, он остановился и набрал полную пригоршню цветов. Сумерки были такими густыми, что цветы казались лишь серыми гроздьями. Только войдя в дом, он увидел их пылающую красоту.

Он направился было в кабинет, но его остановила мысль Джоан, которая просила его пройти в лабораторию. Он спустился по пандусу, ведущему в сторону утеса, и остановился, чтобы нажать на выключатель, открывший перед ним ряд алюминиевых дверей.

Джоан сидела перед черным главным коммутатором телерадиовещательной компании. Ее мысли приходили к нему, когда она посылала их в устройство, которое преобразовало энергию мысли в радиоволны, а затем транслировало ее таким образом, что вся земля образовывала антенну, тем самым предотвращая любую возможность отследить сообщение.

- Созываю Верховный Совет: завтра в восемь часов вечера вы соберетесь в большом зале государственного здания. Затем перед вами предстанут Те, Кто Наделен Властью. Мы объясним, кто мы такие и по какому праву изменили историю человечества.

В мире не должно быть беспорядков из-за нашего прихода. Приказы, которые мы отдавали вам в течение последних нескольких дней, должны выполняться беспрекословно. Когда настанет час, мы покажем вам себя. Это последняя трансляция.

Роду показалось, что щелчок выключателя, когда Джоан отключила электричество, донесся откуда-то издалека. Это казалось нереальным, таким же нереальным, как и слова, которые она только что произнесла.

И все же Род знал, что она должна была отправить это сообщение, даже согласовал точную формулировку. Он также знал причину этой последней трансляции, причину, по которой они решили, что это единственный возможный выход.

Его разум все еще не мог до конца осознать тот факт, что это была последняя ночь, когда они были хозяевами планеты, что самая странная драма в истории человечества подошла к своему заключительному акту.

Внезапно голос Джоан вернул его к реальности. Он был удивлен. Оставшись наедине, они редко разговаривали вслух.

- Большой вождь, Мрачный Кот, принес дешевый букет. Не нужно платить флористу.

Он вспомнил о маках в своей руке и протянул их ей. Он также произнес вслух:

- Я подумал, что они могут тебе понравиться. Они хорошо смотрятся на твоем серебристом наряде.

- Они мне нравятся! Больше ты ничего не мог мне подарить...

- Я рад. Почему-то это показалось мне правильным.

Она взяла цветы, затем быстро наклонилась и поцеловала его.

- Скажи, - спросила она через мгновение, - ты закончил свою работу на сегодня?

- Да. У меня есть полчаса на рутинные дела.

- Все в порядке. Это даст мне время переодеться к ужину. Кстати, ты отправил специальную радиопередачу о ракете? Я так понимаю, она должна была закончиться сегодня. Знаешь, предполагается, что они взорвут гигантскую бомбу, когда достигнут Марса, чтобы доказать всему миру, что это возможно.

- Да, я отправил радиопередачу. Но для чего ты хотела построить ракету? У людей пока недостаточно сил, чтобы ее использовать. Кроме того, они недостаточно умны, чтобы разобраться в этом. Как ты думаешь, ты поступаешь правильно?

- Возможно, - рассеянно ответила она, а затем добавила: - Ты закончишь свою работу, и тогда я хочу, чтобы мы кое-что сделали.

- Да, дорогая?

- Я хочу поужинать - простой ужин, такой, каким мы могли бы поужинать раньше... до того, как увидели диск.

Его голос был низким, вибрирующим:

- Мы не можем вернуться назад, даже на час, ты это знаешь.

Она подошла к нему вплотную и взъерошила ему волосы:

- Ты всегда относишься ко всему серьезно, а ведешь себя так, словно на твоих плечах лежат проблемы всего мира.

Она быстро поцеловала его и пошла дальше по длинной комнате. Он сел перед распределительным щитом и включил питание, но его глаза следили за ней, пока сверкающая дверь не закрылась.

Молния, сверкнувшая над ледником Норн, отразилась в вине, когда Род наливал его. Занавески на большом окне, занимавшем почти всю переднюю стену комнаты, были задернуты. Снаружи бушевала гроза, разгоняя ночь.

Род поднял свой бокал, но смотрел мимо Джоан. Она была одета в серебристое платье с аккуратными, но удобными линиями, которые были повсеместно приняты, когда глупая игра в стиль умерла вместе с создавшей ее экономической системой.

Искорки смеха в глазах Джоан были такими же, как и в тот давний день, когда они приехали сюда на медовый месяц. Но ее лицо стало спокойным, решительным, как у необыкновенно красивой женщины.

И все же было что-то еще, странное, не поддающееся определению, что-то не от мира сего. Даже он мог это видеть, мог понять причину, по которой люди так часто шепотом говорили: "В ней есть что-то странное".

Он улыбнулся про себя. Такая странная для мира - и такая простая для него. С усилием он заставил себя вернуться мыслями к тому, что должен был сказать:

- Что ж, время притворства закончилось. Мы поиграли в то, чем никогда больше не сможем стать. Теперь осталось обсудить кое-что еще.

Она посмотрела на него с терпимой улыбкой.

- Зачем?

- Ты знаешь - ты должна. Это наш последний... Мы должны быть уверены.

- Должны?

- Мы должны обсудить это еще раз. Возможно, есть какой-то другой способ.

- Хорошо, о самый серьезный, мы заключим сделку. Мы повторим все это еще раз - всего один раз, - но тогда все остальное время должно принадлежать нам, а не миру, только нам.

Он улыбнулся и кивнул.

- Итак, с чего мы начнем? - спросила она.

- Год назад, - сказал он, - мы решили, что есть только один способ покончить с этим делом. Мы согласились дать себе год на обдумывание этого вопроса и поиск лучшего решения. Этот год закончился. У тебя есть другой ответ?

Она неосознанно заменила слова мыслями:

- А у тебя?

- Нет. Проблема все та же - единственная вещь, о которой мы забыли, когда возвращались к этому разговору. Людьми всегда управляли страх и вера - они и сейчас управляются страхом и верой. Разница лишь в том, что теперь все это сосредоточено в нас.

Когда-нибудь человек, возможно, сможет взять свою судьбу в свои собственные руки. Но потребуется больше времени, чем одно поколение - в тысячу раз больше, - чтобы переделать внутреннюю природу человека. И в течение всего времени, пока люди учатся управлять своей жизнью с помощью разума, Те, Кто Наделен Властью, должны сохранять контроль. Ибо мы собрали всю веру, силу и авторитетность, какие когда-либо были известны человеку, и сосредоточили их в себе.

Все импровизированные методы, с помощью которых люди поддерживали на этой планете хоть какой-то порядок, все веры и надежды, которые помогали им устоять под пятой судьбы, были разрушены нами. Даже основы человеческой науки были подорваны, когда мы нарушили ее самые фундаментальные законы.

Человечество не может вернуться назад - и оно не может двигаться вперед без нас.

На мгновение он отвлекся от своих мыслей и взглянул на Джоан. Ее лицо было неподвижным. Она подняла бокал, и сквозь красноту вина промелькнула молния - промелькнула и погасла, промелькнула и погасла...

- Да, - ответила она ему, - если бы мир без всякой видимой причины перестал ощущать наше присутствие, все старые человеческие ненависти и страхи возродились бы снова, и Земля превратилась бы в мир хаоса. Только на этот раз у людей не будет ни веры, ни идеализма, которые помогли бы им пройти через это. Ибо они вложили в нас всю свою веру - и, если бы они считали, что мы какие-то неизвестные существа, которые просто играли с ними, пока не устали, всего лишь сделали их объектом какой-то непонятной космической шутки, тогда весь человеческий идеализм показался бы глупым и бессмысленным.

- И это, - сказал он вслух с нарастающей горечью, - именно то, что будут думать люди, когда мы умрем. Потому что мы стареем, и через несколько коротких лет Те, Кто Имеет Власть, сдадутся единственному врагу, которого они не могут победить, - времени.

- И тогда, - продолжила она, - люди не будут больше сдерживаться страхом или воодушевляться верой. И мы будем нести за это ответственность. Ибо мы дали людям высшую надежду - и забыли, что все боги должны быть бессмертны.

Долгое время они не обменивались ни мыслями, ни словами. Снаружи вечный шторм и вечный лед продолжали свою бессмысленную борьбу.

- Остается только одно решение, - продолжил он наконец. - Мы должны открыться миру, пока у нас еще осталось немного сил. Таким образом, мы сможем помочь людям понять истину - что они должны верить в самих себя.

И когда он подумал об этом, в его душу закралось сомнение. Он постарался прогнать его и продолжил, когда она прервала его:

- Да, я знаю. Это может не сработать, но это лучше, чем другой способ - если только...

- Если только что?

- Ничего.

- Возможно, - продолжал он, - человек никогда не сможет управлять собой, но мы должны воспользоваться этим шансом. Было бы намного легче идти дальше, чтобы играть в игру до смертного часа и мир никогда не узнает, кто мы такие, - но мы не можем поступить так, зная, что мы дали человечеству надежду, а потом взяли ее у него.

- Нет, мы должны открыться миру, пока у нас еще есть силы помочь человечеству взглянуть правде в глаза.

Последнюю фразу он произнес вслух:

- Мы не можем быть трусами, ты и я. Мы не знаем, какой силе за пределами диска нам когда-нибудь придется отчитаться. Но мы знаем, что мы должны отчитаться перед человечеством. Мы должны предстать перед миром и взять то, что мы сделали, на свои плечи - пока эти плечи еще сильны.

Долгое время в комнате было тихо. Затем ее мысли снова обратились к нему:

- Если бы только был какой-нибудь способ вернуть энергию в диск...

- Но мы не можем, а даже если бы и могли, какой от этого толк? Если бы мы смогли вернуть энергию диску, стена страха снова возникла бы перед нами. Мы бы умерли там, в этой огромной комнате. И мир узнал бы только о том, что Имеющие Власть ушли, а их работа только началась.

Даже если бы мы смогли создать другой диск, который не был бы защищен стеной страха, это все равно привело бы к тому же результату. Сила исчезла бы из мира. И если бы мы оставили указания, чтобы кто-то мог отключить барьер позже, мы не смогли бы предсказать, что он с ней сделает.

- Если бы он использовал это так же, как мы, он оказался бы в той же ситуации, что и мы. И это было бы несправедливо. Мы взяли это на себя и должны довести дело до конца. Нет, мы обсуждали это тысячу раз, и другого выхода нет.

В ее мыслях чувствовалась почти грусть, когда она продолжила поток идей с того места, на котором он остановился.

- Если бы только мы могли нарастить силу. Если бы только каждый из представителей нашей цивилизации мог отдать немного силы, как это сделали критяне...

- Я знаю, - согласился он. - Сколько раз я мечтал об этом. Помнишь, как мы сначала экспериментировали. Но мы уже тогда знали, что это не сработает.

Цивилизация, создавшая силу, стоящую за диском, была цивилизацией, которая делала упор на нематериальные вещи, на силы, находящиеся на границе между трехмерным миром и другим, большим миром.

Но наша цивилизация все еще глубоко погружена в материальный, трехмерный мир. Она не понимает, какую силу представляет этот диск. И люди должны найти эту силу в себе, прежде чем они смогут использовать ее для преодоления разрыва в трехмерном мире, который создает диск. Возможно, через тысячу лет наша цивилизация сможет создать свой собственный диск, но сейчас она не может этого сделать.

Она внезапно прервала его:

- Что это за сила, которой мы обладаем?

На мгновение он был поражен, пока не осознал значение ее вопроса. Затем он ответил:

- Я не знаю, но когда-то я знал.

Она улыбнулась.

- Я понимаю, что ты имеешь в виду. Я тоже поняла - в тот момент, когда мы вышли за пределы диска и забрали остатки энергии. В это мгновение я увидела ответ на все вопросы, на все загадки и парадоксы, возникающие из-за жизни в мире, в котором мы должны мыслить в трех измерениях и в то же время знать, что их гораздо больше.

В этот момент я поняла, насколько глупы все наши глубинные проблемы. Я увидела, как пространство может быть ограниченным и в то же время безграничным, как время может заканчиваться и в то же время быть бесконечным, как мы можем быть личностями и в то же время быть частью чего-то большего.

Я также поняла, что такое сила - я имею в виду абстрактную силу, а не мелкие побочные эффекты, такие как гравитация и излучение. Я увидела, что трехмерный мир был сном, а другой мир - реальностью.

Но когда я вернулась в трехмерный мир, я не смогла взять это понимание с собой. Мне пришлось оставить его на грани. Все, что я могу сделать сейчас, - это попытаться использовать трехмерные идеи для описания мира, который больше, чем трехмерен. Но это не сработает. Я могу просто описать это - я не могу этого понять.

- Вспомни, - сказал он через мгновение, - мы не единственные, кто обладает этой силой. Конечно, у остальных было совсем немного, но это было то же самое.

Всегда ходили истории о странных людях - мистиках, экстрасенсах, чудотворцах, - которые могли двигать предметы, не прикасаясь к ним, могли читать мысли других людей. Эти мужчины и женщины нарушали так называемые законы природы в небольших масштабах. Мы делаем то же самое в больших масштабах.

- Только, - добавила она, - мы не нарушаем законы этого мира, потому что лучше понимаем, каковы эти законы на самом деле. Мы понимаем, что трехмерный мир должен существовать в каком-то большем мире - в каком-то мире, законы которого другие и более обширные.

Мы также знаем, что энергия должна быть фундаментальной для этого другого мира, потому что это единственная вечная вещь в нашем мире. Следовательно, вся наша энергия должна поступать из этого другого мира - только как только она попадает в наш, она преобразуется в конкретные виды энергии, которые мы понимаем.

Мы задействовали эту фундаментальную энергию - или, по крайней мере, ту ее малую часть, которую критяне накопили в чистом виде. Но эта фундаментальная энергия должна быть преобразована в конкретную энергию. Сила, которая делает это, - это наши личности, наше эго, наши души или как бы ты их ни назвал.

Человеческое эго на самом деле является частью этого большого мира. Оно связано с трехмерным миром всего лишь тонкими нитями. Следовательно, оно может действовать как своего рода трансформатор. Таким образом, мы можем использовать эту фундаментальную силу любым желаемым способом.

Он подошел к окну. Долгое время он наблюдал за бушующей бурей. Затем заговорил вслух.

- Вероятно, ты права. Одно объяснение ничем не хуже другого. В конце концов, единственное, что имеет значение, - это то, что мы попытались переделать мир - и обнаружили, что во Вселенной нет места полубогам.

Она подошла и встала рядом с ним. Ее лицо, когда она смотрела на бурю, было спокойным и нежным.

- Мой дорогой, сильные не сожалеют, потому что сожаление только удваивает грех.

Он обнял ее одной рукой. Снаружи шторм и ледник Норн, казалось, сцепились в последней, титанической схватке. После долгого молчания он сказал:

- Значит, ты согласна с тем, что другого выхода нет - все, что мы можем сделать, это рассказать об этом миру завтра и надеяться, что он поймет.

Она кивнула.

- Итак, - сказал он, - с мировой проблемой покончено. И у нас еще есть время.

- Я как раз собиралась напомнить тебе о нашей сделке. Я позвоню Ноле и скажу, что она может идти.

Они молчали, пока не вошла служанка. Джоан тихо заговорила:

- Сегодня вечером вы нам больше не понадобитесь. Если хотите, можете взять машину и съездить в Колтон.

Девушка покачала головой.

- Я, пожалуй, останусь здесь, если вы не возражаете.

- Почему? В этом нет необходимости.

Девушка пристально посмотрела на нее:

- Вы уверены?

- Что вы имеете в виду?

- Просто, просто... - Девушка отвела взгляд, - это странная ночь. Вы понимаете, что я имею в виду. Завтра Те, Кто Наделен Властью, предстанут перед Советом. Что произойдет? Вы единственные, кого я знаю, кто не боится.

В ее голосе послышались странные нотки благоговения.

- Какими они будут? Ведь они не от мира сего. Кажется ужасно странным, что эти великие, прекрасные существа проявят себя.

Джоан слегка улыбнулась.

- Будем надеяться, - сказала она, - что Те, Кто Обладает Властью, окажутся хорошими людьми.

- Но, - изумленно произнесла девушка, - они же не люди. Глупо так говорить. Они - они - нечто запредельное, нечто высшее... но мне почему-то хочется, чтобы их никто никогда не увидел...

Про себя Род отметил твердость голоса Джоан, когда она сказала:

- Вы ведете себя глупо, Нола. Что бы ни случилось завтра, сегодня вечером вы должны взять машину и своего дружка и отправиться в Колтон. И вам лучше поторопиться, пока он не подумал, что вы не придете, и не ушел с другой.

Девушка на мгновение заколебалась, затем улыбнулась.

- Хорошо, если вы уверены, что я ничем не могу помочь.

Джоан не смотрела на нее, когда отвечала.

- Я уверена. Вы ничем не можете помочь.

Девушка, казалось, еще мгновение колебалась, затем повернулась к двери. Повинуясь внезапному порыву, Джоан окликнула ее.

- Нола, - тихо сказала она, - вы были с нами долгое время и были очень преданной. Мы ценим это. Можем ли мы что-нибудь для вас сделать - что-нибудь, чего вы особенно хотите?

На лице Нолы появилось странное выражение. Род понял, что произошло. Он уже много раз видел, как это происходило раньше. В голосе Джоан было что-то такое, от чего у людей возникало странное ощущение, будто эта уравновешенная, красивая женщина на самом деле может сделать все, что пожелает.

Руки Нолы судорожно сжались. Прошло несколько секунд, прежде чем она заговорила.

- Нет, я ничего, совсем ничего не хочу. Вы не сможете этого сделать. Я хочу, чтобы только один мужчина любил меня. - Она отвела взгляд. - Но только Те, Кто Наделен Властью, могут это сделать.

В комнате воцарилась тишина, которая показалась Роду оглушительной. Только в глубине сознания Род услышал, как Джоан подумала: "Если бы это была всего лишь гора, которую она хотела сдвинуть".

Внезапно Нола подняла глаза.

- Простите, - быстро сказала она. - Это было нечестно.

Она повернулась и вышла.

Высокая фигура Рода Нортона четко вырисовывалась на фоне шторма. Ирония в его голосе была очень мягкой:

- Да, это было нечестно.

Маленький самолет завис над городом. Род указал на просвет в огнях под ними.

- Вот и посадочная площадка. Мы как раз успеем. Мне посадить самолет?

Мысль Джоан дошла до него с неожиданной настойчивостью.

- Нет, пока нет.

Он удивленно повернулся к ней:

- Почему нет?

- Сначала я должна кое-что сказать. Я не хотела говорить тебе до этого момента... Позволь мне взять управление на себя, а ты пока сходи за тем большим чемоданом, который я попросила тебя погрузить на борт перед самым взлетом.

Он мгновение смотрел на нее, а затем отпустил управление. Пока он доставал чемодан, его разум быстро искал ответ. Когда она показала ему чемодан и попросила отнести его в самолет, он удивился и спросил, что в нем, что она может захотеть взять с собой.

Она уклончиво ответила, что в нем находятся важные документы. Объяснение его не удовлетворило, но времени спрашивать об этом снова не было. После того, как они начали, они были заняты обсуждением того, что они скажут Верховному совету.

Теперь, когда он подумал об этом, ему показалось, что этот случай вписывается во многие другие странные поступки Джоан в последнее время. Казалось, это было частью какого-то плана, о котором он ничего не знал. Он быстро вернулся к тому месту, где Джоан сидела за пультом управления.

Она повернулась к нему и начала что-то говорить вслух. Затем внезапно обняла его. Через мгновение она взяла его лицо в ладони. Она говорила, используя странную смесь мыслей и слов.

- Возлюбленный, который был моим партнером в самом странном деле, которое когда-либо происходило, я должна сказать тебе еще кое-что. Прошлой ночью мы согласились, что другого выхода нет, но есть другой способ.

Он уставился на нее, его мозг на мгновение отказался верить.

- Но ты же не...

- Я не могла сказать тебе вчера вечером. Я хотела, чтобы эти последние часы были такими, какими они были. Если бы я сказала тебе, это сделало бы те часы ужасными.

- А что... что такое другой способ?

- Подумай прежде всего об одной вещи. Если мы откроемся людям, мы станем смертными не только в их глазах, но и для их ненависти. Нас могут убить; и есть много людей, которые хотели бы этого, много тех, кто думал бы, что, поступив так, они обретут нашу власть.

Если бы мы использовали нашу власть для обеспечения собственной защиты, мы стали бы лишь более масштабной моделью тех деспотов, которых мир видел слишком часто. Это был бы печальный конец для Тех, Кто Наделен Властью.

В тот день, когда пуля убийцы настигнет нас, последняя и величайшая вера человека будет разрушена еще более основательно, чем если бы мы умерли, так и не открывшись, кто мы такие. Мир, который мы построили, не выдержал бы такого удара. Прояви немного воображения, потому что неприятно представлять себе весь этот хаос.

- Но мы можем прожить до тех пор, пока не научим людей достаточно. В любом случае, мы должны воспользоваться этим шансом. Вот что мы решили.

- Но есть и другой, третий способ.

- Какой?

- Если бы люди верили, что мы не от мира сего, что мы пришли из другого мира. Если бы они верили, что мы бессмертны и что мы покинули Землю только для того, чтобы вернуться в будущем, тогда нашим законам можно было бы подчиняться.

Что, если бы люди подумали, что мы прилетели с какой-то другой планеты и застряли здесь, и что, поскольку мы жалеем людей, то решили поднять их над глупым хаосом, который они сами для себя создали? - что в награду за это мы заставили людей построить космический корабль, на котором мы могли бы вернуться в наш родной мир.

Если бы мы покинули землю при таких драматических обстоятельствах, мы оставили бы после себя миф о всемогуществе. Недавно вечером мы признали, что в конечном счете нами правит страх. Если бы мир думал, что наши глаза вечно следят за ними, если бы миф о нашем возвращении оставался среди них - это могло бы сдерживать низшую природу человека достаточно долго, чтобы его разум смог взять над ним постоянный контроль.

Последнюю фразу она произнесла очень тихо, не сводя с него глаз:

- По крайней мере, мы бы не разрушили последнюю веру человека.

- Но как мы можем заставить людей поверить в это? Сейчас уже слишком поздно для таких идей - если бы ты подумала об этом раньше...

Она указала на что-то под ними, на окраине города:

- Что это там внизу?

Он мгновение вглядывался. Затем сообразил.

- Это марсианская ракета, которую мы построили - ракета, которую человек не в состоянии использовать...

Внезапно он замолчал.

Она улыбнулась.

- Теперь ты понимаешь. У нас есть сила, чтобы управлять ею, разум, чтобы направлять ее. Когда мы достигнем Марса, то сможем взорвать бомбу - этот свет будет зафиксирован телескопами на земле и докажет, - то, что мы сказали, было правдой.

На тот случай, если тебя интересуют космические костюмы. Шлемы будут скрывать наши лица, когда мы предстанем перед Верховным советом. Внешне мы будем такими, за кого себя выдаем.

- Значит, ты хочешь сказать, что однажды мы вернемся?

Она не могла смотреть на него. Слова, казалось, одно за другим вырывались из самой глубины ее существа.

- Нет, мы никогда не сможем вернуться. Помни, что причина, по которой мы создали этот миф, в том, что мир никогда не должен узнать, что мы умрем. Если бы мы вернулись, люди узнали бы правду.

Даже если бы мы могли вернуться так, чтобы люди об этом не узнали, мы никогда не смогли бы устоять перед искушением снова воспользоваться человеческой глупостью. Поэтому мы должны преодолеть столько миль пространства между нами и Землей, чтобы никогда больше не узнать, что происходит на этой странной планете.

Мы выбрали себе роли Бога и Богини. И мы должны играть эти роли до конца. И поэтому, мой дорогой, наше изгнание должно быть вечным.

Внезапно в его голове вспыхнуло осознание. Он слепо протянул к ней руки. Он изо всех сил старался привести в порядок мысли, терзавшие его разум.

- О Господи, Джоан, ты сама не знаешь, что говоришь - мы бы никогда больше не увидели Землю - никогда не увидели закат, никогда не почувствовали бы ветра и не увидели цветов - ты не можешь просить об этом - ты не можешь...

Она говорила тихо:

- Решение за тобой, мой дорогой. Что ты скажешь, то я и сделаю.

Он склонился над ней, заглядывая в ее глаза, все глубже и глубже погружаясь в них, в ту область, где обитал вечный сладкий смех. Время шло. Затем он внезапно выпрямился. Он гордо произнес:

- Пусть никто не скажет, что последний бог земли был недостоин своей богини - дай мне скафандр.

Бесконечные ряды лиц в Большом зале казались Роду какими-то нереальными. Возможно, подумал он, это из-за кварцевых линз, закрывавших два маленьких отверстия в передней части его космического шлема.

Его голос, доносившийся из громкоговорителя на груди, казался странным и далеким. Он старался говорить ровно, размеренным голосом.

На мгновение он взглянул на Джоан, затем снова повернулся к залу. Ему оставалось сказать еще совсем немного.

- Итак, друзья с Земли, мы рассказали вам, как случайно оказались в этом мире и как затем решили внести определенные изменения в человеческую цивилизацию.

Как мы могли это сделать, как мы скрывались, как мы можем общаться на вашем языке, мы не можем вам объяснить. Эти вещи находятся за пределами понимания существ такого молодого мира, как этот.

В этом же причина наших действий по переустройству вашей цивилизации. Мы могли бы заставить людей построить для нас космический корабль, не делая того, что мы сделали. Но нашими действиями руководили другие ценности, а не тот очевидный эгоизм, который так распространен на этой планете.

Друзья мои, во Вселенной есть ценности, как видимые, так и невидимые, о которых вы имеете лишь смутное представление. Именно этим ценностям мы были верны. Во всем есть вечное добро и вечное зло. И те, у кого была возможность творить добро, но кто упустил эту возможность, виновны во зле. За это они будут судимы вечными истинами.

Но хватит рассуждать о том, что вам не по нутру. Достаточно сказать, что мы устроили мир таким образом, о котором всегда говорили высшие представители вашей расы.

Вы, Верховный Совет, разработали закон, который должен управлять цивилизацией. Мы согласны с этим законом. Это всего лишь фундаментальный закон разумного сотрудничества между людьми. И поэтому мы постановляем, что это должен быть единственный закон, и что все люди должны соблюдать его.

А теперь, друзья мои, близится время, когда мы должны отправляться в путь.

Он не мог продолжать. Что-то внутри него отказывалось произнести последние слова. Его мысли умоляли Джоан продолжать. Она шагнула вперед.

- Может показаться, мы покидаем вас навсегда. Но это не так. Несомненно, вы видели достаточно, чтобы понять, что не способны оценить нашу силу. И мы, которые начали переделывать мир, не покинем его. Ибо мы не умираем - в том смысле, в каком вы понимаете смерть.

Все, что делается на Земле, будет известно нам. Когда-нибудь мы, возможно, вернемся. Но мы всегда будем наблюдать, ожидая того дня, когда человек сможет занять свое место рядом с нами в том более широком понимании, которое ждет нас впереди.

В грядущие годы и столетия Те, Кто Наделен Властью, будут продолжать помогать людям. Как в прошлом, так и в будущем. Но мы будем все меньше и меньше вмешиваться в дела людей. Вы вряд ли будете знать, что мы все еще наблюдаем.

Но мы все равно будем рядом - понимающие и справедливые.

Теперь мы отправимся к космической ракете.

На долгое мгновение в Большом зале воцарилась полная тишина. Затем поднялся старый ученый. До Рода смутно донесся его голос:

- Вы спасли для нас науку и оградили ее от ненависти и глупости людей. За это мы должны преклонить перед вами колени.

Голос Джоан быстро ответил:

- Не преклоняйтесь перед нами. Не преклоняйтесь ни перед чем, кроме реальности внутри вас самих. Придет время, и вы поймете ту более обширную реальность, о которой мы говорили минуту назад. А пока мы будем направлять вас.

Сейчас мы отправимся к ракете. Не позволяйте никому приближаться к нам, ибо сила, которой мы обладаем, иногда опасна.

Они вдвоем пошли по длинному коридору, который вел к ракете. И пока они шли, чувство нереальности происходящего полностью овладело разумом Рода.

Дальше по коридору. Один коридор, затем другой. Был ли там какой-нибудь ответ, какой-нибудь смысл? Происходило ли это вообще? И если да, то правильно ли они поступали?

Ему пришла в голову мысль Джоан:

- Еще немного, еще немного...

И вдруг они вышли из коридора и оказались перед гигантской ракетой, устремленной в ночное небо. Огромная толпа мужчин и женщин расступилась и дала им пройти.

Правильно ли они поступали? На веки вечные в том мертвом мире - о, Господи...

Они уже стояли на помосте рядом с ракетой. Перед ними собралась огромная толпа. Джоан заговорила.

- Наши друзья с Земли, мы показали вам лишь малую часть того, что мы можем сделать.

Он не мог продолжать - просто не мог. Нехорошо обманывать мир. Ложь никогда не приводила к добру. Он заговорил, быстро, с отчаянием.

- Джоан, Джоан, остановись. Мы не можем этого сделать.

Она, казалось, не слышала его.

- Когда-нибудь мы вернемся. И мы всегда будем наблюдать.

Он схватил ее за руку.

- Нет, нет, это не выход, мы не можем, мы не можем...

Ее ровный голос продолжал:

- Наш закон - это всего лишь закон вселенной. Тот, кто нарушает этот закон, подвергается наказанию. То, что мы были - и можем снова стать - орудием такого наказания, не означает, что мы хотим контролировать судьбы людей. Мы просто стремимся уберечь их от тех путей, которые могут привести к катастрофе.

- Я расскажу им, кто мы такие. Смотри, я собираюсь снять шлем. Остановись... остановись...

Ее голос не дрогнул.

- И поэтому мы даем вам силу, силу завоевать ваш мир. И мы всегда будем готовы прийти вам на помощь.

Она шагнула вперед и подняла руки.

- Прощайте, наши друзья на Земле, мы еще вернемся.

Его руки возились со шлемом, когда ГОЛОС остановил его.

Это был не совсем голос. Он выражал мысли и обращался непосредственно к его мозгу. Но это был не голос Джоан. Это был тихий дружелюбный голос, который придавал приятную теплоту потоку идей, которые он передавал ему:

- Нет, - сказал он, - это не выход. Сейчас самое время сказать тебе правду, потому что до сих пор ты видел ее только в тумане. Добавить последнее звено в цепочку.

Он быстро переключил свои мысли на Джоан. Да, она тоже слышала ГОЛОС.

- Вы всегда задавались вопросом, - продолжал ГОЛОС, - откуда у критян могли быть такие знания, как они могли стать столь развитой цивилизацией. Но задумывались ли вы когда-нибудь о том, что этот диск, возможно, был сделан не критянами, что он, возможно, уже был старым, когда зародилась критская цивилизация?

Разве эта табличка не могла быть просто частью древней легенды, которую критяне смутно помнили, как у греков, ассирийцев и других народов были мифы из прошлого - даже о том странном потопе, который фигурировал в каждой легенде? И не мог ли критянин, чьи кости вы нашли в проходе, быть убит своими соплеменниками за то, что он нарушил табу и проник в запретный проход, где обитали боги?

Итак, добавим последнее звено в цепочку. Ведь если бы диск был не критским и если бы его сила была не от мира сего, то, возможно, люди, которые поместили его туда, также были не от мира сего.

Что, если колония существ с другой планеты была уничтожена этим всемирно известным наводнением - уничтожена прежде, чем кто-либо смог добраться до накопленной силы, которую только эти существа знают, как использовать? Возможно, в этом есть смысл?

Есть еще кое-что. Вы с Джоан можете читать мысли друг друга. Вы уверены, что в этом вы одиноки? Как случилось, что Джоан пришло в голову это последнее решение вашей проблемы и почему она решила направить ракету на определенную планету?

Могли ли такие предположения прийти ей в голову из другого мира, мира, который в своей смертельной борьбе нуждается в силе, как ни в чем другом? Могло ли ваше случайное обнаружение диска дать тому, другому миру шанс, на который он уже перестал надеяться, шанс вернуть часть той силы, которая принадлежит ему и в которой он сейчас так отчаянно нуждается?

Род заставил свой разум прервать цепочку мыслей и ответить:

- Но эта сила принадлежит человеку.

- Нет. Она никогда не принадлежала человеку. Вы потратили определенное количество на то, чтобы творить добро. Мы уважаем вас за это. Но ваша собственная логика показала вам, что вы можете оказать величайшую услугу, уйдя сейчас. Предоставьте нам право проводить вас домой. Ибо мы действительно нуждаемся в вашей силе.

Он снова прервал поток слов.

- Кто вы?

- Та раса существ, которая не принадлежит к вашему миру, но представители которой некоторое время боролись на Земле и создали силу, стоящую за диском, - силу, которую они никогда не смогли бы использовать.

- Но человеку нужна эта сила...

ГОЛОС теперь был слабым.

- Вы можете поступить, как пожелаете. Вы обладаете силой. Вы можете поступить с ней, как пожелаете.

ГОЛОС растворился в тишине. Род резко обернулся и посмотрел на Джоан.

- Ты слышала?

- Да.

- Это было...

- Я не знаю, но имеет ли это значение?

- Но мы должны быть верны человеку.

- Решение уже принято.

- Если бы мы только знали - не было ли это всего лишь каким-то странным оправданием, рожденным в нашем собственном сознании?

- А это имеет значение?

Она повернулась и вошла в дверь, ведущую в ракету. Он бросил последний, мимолетный взгляд на планету Земля и последовал за ней. Она сидела за пультом управления, на голове у нее был телефон, подключенный к пусковому устройству. Он услышал шипение и лязг, когда она включила механизм, который закрыл двери ракеты, отгородив их.

Он подошел и встал рядом с ней.

- Это... Мы собираемся отдать им это?.. Но мы не можем ограбить человека. Мы принадлежим к расе Земли!

Она только улыбнулась и заговорила в передатчик.

- Вызываю пункт управления: вы готовы к старту?

Затем ее мысли дошли до него:

- Мы принадлежим только друг другу - и миру за пределами диска.

Он не узнал свой собственный голос.

- Мы... мы поступаем правильно?

Ее мысли мгновенно ответили ему.

- Это не наше, и мы должны это отдать.

Ее тонкие, сильные руки сжали переключатели перед ней. Ее лицо было спокойным, а глаза улыбались.

- Пункт управления - старт!

ЧЕЛОВЕК ИЗ ДРУГОГО ВРЕМЕНИ

Деннис Плиммер

Требую немедленного освобождения!

Нижеследующее заявление касается всего мира, и по этой причине я, Пол Дайси из Ирвинг-плейс, Нью-Йорк, рассылаю его копии в ведущие газеты мира. То, что я хочу сказать, должно быть тщательно обдумано всеми, кто умеет читать, ибо в этом может заключаться их спасение и спасение миллиардов их еще не родившихся потомков!

Ибо это рассказ о таинственном визите незнакомца по имени Мок, о моей встрече с Карлтоном Джервисом, доктором медицины, и о ее огромных последствиях.

Я начну с ночи великой бури в середине сентября 1941 года.

Весь тот день над Манхэттеном стояла зловещая жара, и около десяти часов вечера разразилась гроза - дикая, сверхъестественная электрическая ярость, пронзавшая черное, вздувшееся небо злобными голубыми языками молний.

Я захлопнул окно, когда проливной дождь обрушился на него злобными, враждебными волнами. За четырьмя стенами старого меблированного дома на Ирвинг-плейс ветер рвал, грохотал, цеплялся и царапался, словно огромный невидимый великан с цепкими, назойливыми пальцами. Из соображений прохлады я оставил дверь открытой. На другой стороне коридора была единственная комната на этаже, в то время незанятая.

Я готовился к получению докторской степени по прикладной психологии и так глубоко погрузился в свои книги, что сначала не услышал шагов, поднимающихся по древней лестнице, пока в холле внезапно не зажегся свет. Подняв глаза, я увидел, как миссис Рафферти, моя старая ирландская квартирная хозяйка, поднимается по лестнице. За ней следовал незнакомец. Отперев дверь пустой комнаты, она включила свет внутри и жестом пригласила незнакомца следовать за ней.

В свете последующих событий меня всегда задевала мысль о том, что в тот момент новый жилец не произвел на меня яркого впечатления. В неверном свете лампы в прихожей, я разглядел только высокого, сутулого, крепко сбитого мужчину, в котором чувствовалась какая-то неуловимая растрепанность. Он все время стоял ко мне спиной, так что я не мог разглядеть его лица. Но я видел широкие мускулистые плечи, длинные размахивающие руки, заляпанную и промокшую от дождя одежду, и вьющиеся темные волосы, выбивавшиеся из-под шляпы и закрывавшие его толстую шею.

Я вернулся к своей работе, почти не думая о новоприбывшем. Прошло несколько минут. Дверь напротив закрылась. Чья-то рука коснулась моего плеча.

- Мистер Дайси!

Это была моя квартирная хозяйка, говорившая робко и тихим, дрожащим голосом.

- Можно с вами поговорить? - умоляюще спросила она.

- Конечно, миссис Рафферти.

Она тихонько заперла дверь. На ее лице отразилась странная смесь страха и ужаса. Она спросила:

- Вы его видели?

- Кого?

- Нового жильца?

Я озадаченно уставился на нее.

- Только со спины, миссис Рафферти.

Ее встревоженные глаза следили за мной.

- Значит, вы не видели его лица?

Я покачал головой.

Внезапно она рухнула в кресло.

- Я не должна была пытаться управлять этим местом в одиночку, не должна, - простонала она. - Это не женское дело!

Она яростно сжала мою руку.

- Он не стал расписываться в журнале регистрации, мистер Дайси! Он почти не говорил. У него странный английский. Я не могу понять, из какой он страны. Я не знаю его имени. О Боже, я ничего о нем не знаю!

- Тогда почему вы впустили его?

Миссис Рафферти уставилась на ковер.

- Потому что испугалась, - выдохнула она.

- Чего?

- Его лица.

- Что с ним не так?

На Ирвинг-плейс отчаянно завывал ветер. Дождь хлестал по оконным стеклам.

- Это морда животного!

Я вздрогнул.

- Какого животного?

Миссис Рафферти затаила дыхание.

- Я не знаю, мистер Дайси. Какого-то, кто не знает доброты и мягкости, какого-то, кто делает все тихо и тайно, кто делает это по ночам!

На мое немедленное предложение попросить полицейского выселить этого явно нежелательного жильца пожилая леди ответила отказом. В конце концов, она могла ошибаться в своих суждениях, и, видит Бог, она не выгнала бы собаку в такую ночь, как эта...

- Он заплатил вам сколько-нибудь вперед?

Миссис Рафферти показала смятую пятидолларовую купюру, туго скомканную в ладони.

- Ну, - спросил я, не испытывая особого желания делить одинокую квартиру на верхнем этаже со столь странным созданием, - что, миссис Рафферти, если я схожу и взгляну на него? Возможно, я смог бы составить собственное мнение.

- О, не надо, мистер Дайси, - взмолилась она. - Пожалуйста, не надо! В нем есть что-то такое, что заставляет меня оставить его в покое! Я сказала, что у него лицо зверя. Что ж, сегодня ночью животное проделало долгий путь, оно голодно и устало, у него вспыльчивый характер! Оставьте его в покое, мистер Дайси, оставьте его в покое!

Но к этому времени мое любопытство разгорелось. Я уже направилась к двери, когда с залитой дождем улицы донесся далекий и слабый пронзительный крик.

- Эйлин! - ахнула миссис Рафферти. - Это голос Эйлин!

Я бросился к окну и распахнул его, высунувшись наружу, в ненастную ночь. То, что я увидел, заставило меня отступить, и, сопровождаемый миссис Рафферти, я бросился вниз по шаткой лестнице. Когда менее чем через минуту мы оказались на улице, Эйлин Рафферти и небольшая группа прохожих в плащах склонились над распростертым телом.

Эйлин была внучкой моей квартирной хозяйки.

- Что случилось, дитя? - воскликнула пожилая леди.

Промокшая девушка указала на скорчившуюся фигуру на тротуаре.

- Это Делия, - объяснила она дрожащим от страха голосом. - Я думаю, у нее перерезано горло!

Я наклонился поближе, чтобы рассмотреть. Делия была цветной горничной в доме. Из ее горла цвета сепии все еще лилась темная струйка крови, постепенно смешиваясь с каплями дождя.

- Она вышла из дома через подвал двадцать минут назад, - рассказывала Эйлин. - Мы выплатили ей аванс в счет зарплаты. Я думаю, она собиралась купить какую-нибудь обувь. Должно быть, ее поймали у входа в подвал. После этого ей удалось дойти сюда.

- Но почему мы не слышали ее крика? - спросила миссис Рафферти.

Эйлин покачала головой.

- Все двери и окна были закрыты, бабушка, - ответила она. - Буря так завывала, что вы не услышали бы, даже если бы прошла целая армия. Помните, потом прозвенел звонок, и вы повели нового жильца наверх, чтобы показать ему комнату.

- Ах, да, - сказал я. - Новый жилец. Я собираюсь поговорить с ним, Эйлин, вызови полицию.

И, оставив двух женщин, я поспешил обратно вверх по лестнице и постучал в дверь незнакомца. Я услышал ворчание, толкнул дверь и вошел в комнату.

Новый жилец сидел спиной ко мне. Его лохматая голова была опущена на руки. На полу небрежно валялись его мокрое пальто и шляпа. В углу громоздились грязные ботинки и носки.

- Простите, - сказал я.

Мгновение поникшая фигура оставалась неподвижной. Затем голова медленно повернулась. Я подавил крик ужаса. Лицо было бесконечно более ужасным, чем описывала миссис Рафферти. Хотя в основном, своими чертами оно было похоже на человека, выражение его глаз и рта напоминало дикую, загнанную человеком обезьяну, отдыхающую от преследователей в пещере под пустынным холмом.

Какое-то время мы тупо смотрели друг на друга. Несколько раз незнакомец нечленораздельно открывал свою огромную пасть. Наконец:

- Вы... вам что-то нужно?

Слова давались с трудом. Голос, непривычный к человеческой речи, звучал хрипло.

- Да, - ответил я. - Миссис Рафферти сказала мне, что вы не расписались в ее журнале регистрации.

Из-под темных бровей измученные глаза беспомощно блуждали по комнате.

- Не умею... писать, - наконец пробормотало существо.

- Вас не учили писать?

- Никто не пишет. Забыто... давным-давно. Пятьсот... лет назад.

- Ваш народ уже пятьсот лет не умеет писать? Почему?

Чудовище уставилось на меня. В его глазах вспыхнул крошечный красный огонек, такой, какой горит в глазах зверя из джунглей, загнанного врагами в ловушку.

- Пишут только священники, - сказал он наконец. - Зачем другим учиться?

Из какой страны прибыло это существо? Он покачал головой. И как его зовут?

- Мок.

- Каково твое второе имя?

Реакция была неожиданной. Мок молниеносно поднял свое гигантское тело со стула. Размахивая руками, как обезьяна, с покрасневшими от ярости глазами, он, шатаясь, направился ко мне.

- Устал, - проревел он, возвышаясь над моей головой. - Уходи! Спать! Устал! Спать! Уснуть! Понимаешь?

Перед этим натиском я выбежал в коридор. Дверь захлопнулась. Металлический скрежет внутри сопровождался тяжелым дыханием. Щелкнул замок. Что-то подсказывало мне, что замки - странные предметы для этого диковинного животного.

- Спи! - крикнул я.

Это слово разнеслось по комнате, прокатилось по всему дому. Еще один стон, и кровать застонала, когда на нее упало это огромное тело. Внезапно я понял, что существо по имени Мок было невероятно измучено.

Две женщины внизу были бледны и дрожали. Миссис Рафферти, съежившись в кресле, с бледным лицом смотрела на Эйлин. Делию только что увезли в морг. Я рассказал им о своем опыте.

Когда я закончил, миссис Рафферти протянула мне руку. В ней все еще лежала пятидолларовая купюра.

- Взгляните на это, мистер Дайси! - прошептала Эйлин.

Удивленный, я развернул банкноту, разглаживая грязные складки. Внезапно меня затошнило.

Верхний левый угол банкноты был пропитан кровью.

На какое-то время в комнате повисла тяжелая тишина. Я сказал:

- Эйлин, ты дала Делии пятидолларовую купюру?

Эйлин молча кивнула.

- Эту пятидолларовую купюру?

- Я не знаю. Я... я не могу быть уверена.

Я повернулся к двери и сказал:

- Я собираюсь заявить об этом в полицию.

Миссис Рафферти тут же схватила меня за руку.

- Вы не можете, мистер Дайси, - взмолилась она. - Я вам не позволю!

- Но это жестокое убийство. Это существо наверху может быть маньяком-убийцей. Видит Бог, он выглядит именно так!

Миссис Рафферти всхлипнула.

- Мне все равно. Я должна заботиться о репутации своего дома. Я не могу позволить себе впутывать одного из своих жильцов в дело об убийстве. Только если я уверена, что он виновен. Если полиция на что-то способна, они найдут его каким-нибудь другим способом. Это не может быть единственной уликой!

Я медленно повернулся обратно. Хотя мне и претила мысль о том, чтобы делить одинокий верхний этаж с возможным преступником, я оценил точку зрения миссис Рафферти.

- Хорошо, - согласился я. - Мы пока ничего не будем говорить.

Так я и оставил двух перепуганных женщин.

Следующий день я провел в университете. Вернувшись вечером, я застал свою квартирную хозяйку тихо сидящей в гостиной на цокольном этаже. Что с новым жильцом?

- Я его не видела, - ответила миссис Рафферти. - Что это за странное животное, я не знаю, но у него нет постоянной работы, и, похоже, ему нравится целыми днями сидеть в своей комнате в одиночестве. Он даже не выходил поесть. Я наблюдала за ним, поверьте мне!

Главный вход в старое здание находился как раз напротив окна миссис Рафферти. Мой взгляд упал на него, и когда она закончила говорить, я приложил палец к губам. Прямо за дверью существо по имени Мок медленно спускалось по ступенькам. Пока мы смотрели, он исчез на темнеющей улице.

- Это первый глоток свежего воздуха, который он сделал за весь день, да поможет мне Бог! - прошептала пожилая хозяйка. Мы просидели в сгущающихся сумерках с четверть часа, пока Мок не вернулся, прошлепав по улице в дом. Мы услышали, как он поднимается по лестнице.

Я посидел там еще несколько минут. Затем пошел в свою комнату.

Следующие три часа прошли в занятиях. К счастью, я научился концентрироваться, но по мере того, как часы отсчитывали минуты, непрошеные мысли продолжали проноситься в моем мозгу. Я подумал о Делии, лежащей на блестящем тротуаре с окровавленным горлом, об измученном лице Эйлин и о мрачном жильце в нескольких футах дальше по коридору. И я принялся изучать его странные замечания, анализировать их, пытаясь каким-то образом связать их воедино.

Очевидно, он не был знаком с Америкой, приехал издалека, был беден и измучен. Страна, откуда он приехал, была населена священниками, и в течение последних пятисот лет там царила неграмотность. Незнакомец был белым. Некоторое время я размышлял над странными слухами об исчезнувших белых расах, которые, по слухам, скрывались где-то в сердце Азии и Африки. Но даже они вряд ли соответствовали действительности. Кроме того, они слишком сильно смахивали на рассказы путешественников, чтобы вызвать у меня доверие. В конечном счете, его родина очень походила на Европу до начала тысяча первого года. Но это определенно не походило ни на одну современную страну, о которой я когда-либо слышал.

Внезапно инстинкт заставил меня поднять глаза. В дверях моей комнаты стоял Мок!

От вида этого огромного животного по моему телу пробежал холодок. Стараясь скрыть свой ужас, я сказал:

- Что случилось, Мок?

Он медленно поднял руку. С волосатой лапы свисал нелепый лоскуток материи в веселую крапинку. Мужской галстук-бабочка.

Мок сглотнул. На его суровом лице произошла странная перемена, которую я истолковал как извиняющуюся улыбку. Он протянул мне галстук.

- Вы поможете - да?

На мгновение я потерял дар речи. Затем до меня дошло, что он каким-то образом приобрел галстук-бабочку и теперь хотел бы носить его так, как, по его наблюдениям, это делали другие.

Продев эту кричащую вещицу ему за воротник, я завязал ее лихим узлом-бабочкой. Эффект был гротескный. Зрелище уродливой обезьяньей морды, венчающей нелепый лоскуток цветной ткани, заставило меня рассмеяться, несмотря на мой страх. Я поднес зеркало к чудовищу. Он с удивлением изучал свое отражение.

Затем из его мускулистой, похожей на пещеру глотки вырвался громкий смех. Толстыми и неуклюжими пальцами он коснулся галстука. Затем, повернувшись ко мне, протянул руку. Сначала я отшатнулся. Потом остановился. Рука нежно гладила мои волосы.

Мок был доволен!

- Там, откуда вы родом, - спросил я, - разве нет галстуков-бабочек?

После долгого заикания он покачал головой.

- В каком доме вы живете? - с надеждой продолжил я.

- Хижина. Хижина из больших камней.

- Как долго вы живете в этих хижинах?

Мои слова медленно просачивались сквозь извилистый лабиринт интеллекта Мока.

- Всегда, - наконец ответил он. - Со времен большой войны.

- Какой войны?

- Война гигантов - давным-давно!

Его пальцы снова потянулись к галстуку под подбородком. И снова счастливая улыбка озарила его лицо. На прощание погладив меня по голове, он направился обратно в свою комнату.

Некоторое время я размышлял над этой новой гранью, гранью, демонстрирующей детское тщеславие, весьма трогательной и определенно привлекательной. Мне было трудно представить, как это огромное ухмыляющееся существо перерезает горло Делии. Я продолжил свои размышления о стране, где он родился. Страна, в которой не знали галстуков-бабочек, где много лет назад была война. Что-то в том, как он это сказал, заставило меня почувствовать, что это произошло много поколений назад, задолго до того, как родился Мок, или его отец, или отец его отца. Он говорил об этом так же, как современные люди говорят об открытии Америки, - как о событии глубокой древности, почти как о предании.

Я как раз готовился ко сну, когда миссис Рафферти тихонько постучала. Я впустил ее. Как и прошлой ночью, она заперла дверь.

- Мистер Дайси, - прошептала она, - мне кажется неправильным позволять вам спать здесь, так близко к нему.

Вспомнив инцидент с галстуком, я улыбнулся.

- Он не убивал Делию, миссис Рафферти. Он слишком добродушный.

Она сжала губы. Ее глаза встретились с моими.

- На пустыре в трех кварталах отсюда найдено тело старика. Мистер Дайси, у него была сломана шея...

Внезапно я похолодел.

- Кто это был?

Миссис Рафферти покачала головой.

- Я никогда никого не видела. Симпатичный, слабый старичок. Его бедная тонкая шея была скрючена, как у дохлого цыпленка. Это было ужасно! И самое странное, - она понизила голос, - что он был полностью одет, за исключением одной вещи. Он был без галстука! - Она открыла дверь. - Вас предупредили, сэр. Запирайтесь на ночь. Я собираюсь так и делать!

Прежде чем я успел что-либо сказать, она ушла. Я слышал, как она торопливо спускалась по темной лестнице.

Впившись ногтями в ладони, я изо всех сил старался не потерять голову. В моем мозгу ярко всплыла жуткая картина: Мок выслеживает маленького старика, заводит его на темный, заваленный мусором пустырь и сворачивает ему шею - из-за какого-то яркого лоскутка ткани!

Внезапно я понял, что это за убийство. В нем были элементы причудливости, ужаса, гротеска. Бесполезное, бессмысленное убийство ради украшения, но это было так... Именно так поступил бы Мок!

Я вскочил на ноги. До меня донесся звук - хлопанье ближайшей двери и тяжелые шаги, спускающиеся по лестнице. Не знаю, как долго я стоял, оцепенев, но кровь застыла у меня в венах, когда из глубины здания донесся тихий крик, крик женщины, охваченной смертельным ужасом. Одним прыжком я оказался за дверью. Когда я спускался по лестнице, тихий крик повторился. Мои быстрые шаги заглушили его. Тяжело дыша, я добрался до двери миссис Рафферти.

Как только я это сделал, она распахнулась с оглушительным треском. Со скоростью поезда-экспресса оттуда вылетела гигантская фигура и начала подниматься по лестнице огромными прыжками, как животное. Я вбежал в комнату. Миссис Рафферти, бледная как мел и дрожащая, забилась в угол.

- Я ела кусок хлеба, - выдохнула она. - Он сбил меня с ног и отобрал его у меня. Он был голоден!

В комнату вошел дородный полицейский, привлеченный криками. Я вкратце объяснил ситуацию. Мы вместе начали подниматься по лестнице. На полпути полицейский крикнул Моку, чтобы тот сдавался. Ответ был жестким. Легкий стул покатился вниз по лестнице, разбиваясь вдребезги. Мы увернулись. Снаряд пролетел мимо, не причинив вреда. Сквозь топот ног мы услышали бессвязное бормотание Мока. Эхом отозвался звук захлопнувшейся двери, похожий на звук пули.

Еще несколько шагов - и мы оказались на верхнем этаже. Дверь комнаты Мока была обращена к нам. Существо внутри тяжело дышало.

- Мок, - крикнул я, - выходи!

Единственным ответом были гортанные односложные слова.

Полицейский постучал дубинкой по тонкой дверной панели.

- Откройте!

Вытащив пистолет, он выпустил две пули в хлипкий замок. Раздался душераздирающий вопль боли. Дверь распахнулась. На другом конце комнаты Мок карабкался в окно. Мы бросились на него, но он оказался проворнее. Ухватившись за пожарную лестницу, он взобрался на крышу. Выругавшись, патрульный последовал за ним, я - по пятам за полицейским. Стараясь не смотреть вниз, на улицу, я вскарабкался по ржавым перекладинам и перемахнул через край крыши. Гигантская фигура, освещенная лунным светом, пробежала по ее просмоленной поверхности, оттолкнув крепкого патрульного в сторону, словно он был ребенком.

Одним прыжком Мок оказался на высоком карнизе. Всего восемь футов отделяли крышу дома миссис Рафферти от крыши соседнего здания. Напрягая свои железные мускулы, Мок прыгнул в головокружительное пространство. Прямая стрела пламени, вырвавшаяся из дула револьвера, рассекла темноту. Казалось, что в воздухе гигантская фигура остановилась, на мгновение зависнув, затаив дыхание, на черной, как смоль, груди Ночи.

Затем с жалобным, похожим на животный, криком он упал, растянувшись и хватая руками воздух. Мы с полицейским перегнулись через край крыши как раз в тот момент, когда тело ударилось о тротуар. Оно подпрыгнуло на твердом тротуаре, наклонилось и застыло в позе пугала поперек бордюра. Пока мы смотрели, темные тени любопытных начали окружать тело, как шакалы убитого тигра.

Когда мы вышли на улицу, бледный стройный мужчина как раз заканчивал разглядывать останки Мока!

- Меня зовут Джервис, офицер, - тихо сказал он. - Я врач. Этот... человек... мертв.

Было что-то странное в том, что он заколебался, перед тем как назвать существо человеком. Доктор заметил мой вопросительный взгляд и серьезно объяснил:

- Я говорю "человек" из-за отсутствия подходящего слова.

Мы уставились на тело, затем с общего согласия наклонились ближе.

С ним что-то происходило!

Я никогда не смогу адекватно описать то, что последовало. Пока мы наблюдали, произошло чудо. В результате быстрых метаморфоз грубоватое лицо мертвого Мока менялось, становясь моложе. Борода посветлела и исчезла, тяжелые морщины вокруг глаз разгладились, резкие очертания челюсти смягчились. Перед нами было лицо юноши. Одновременно огромное тело казалось более стройным, почти подростковым...

На наших зачарованных глазах процесс неумолимо продолжался. Юная зрелость уступила место мальчишеству, мальчишество - детству, с соответствующими изменениями в теле под одеждой. Молниеносным движением доктор разорвал и без того свободную рубашку, обнажив хрупкое тело юноши.

И все же изменения продолжались, пока в холодном свете уличного фонаря перед нами не оказался труп младенца. Даже он уменьшился. Исчезли зубы, волосы; мускулистые руки стали пухлыми и с ямочками.

Труп у наших ног становился все меньше и меньше. Доктор лихорадочно раздвигал одежду, чтобы посмотреть на это чудо. Внезапно тельце ребенка скрючилось, колени подогнулись, ручки сложились внутрь, головка прижалась к груди. На наших глазах конечности потеряли форму; кисти, ступни и голова приобрели неясную округлость. Внезапно перед нами оказался крошечный комочек плоти неопределенного вида, лежащий на сброшенной одежде гиганта. Плоть уменьшилась до размеров и формы крупной жемчужины. На смену ему пришел сверкающий драгоценный камень влаги, который исчез перед нашим изумленным взором. Теперь перед нами не осталось ничего, кроме скомканных одежд, в которые когда-то был одет незнакомец-дикарь.

Мы стали свидетелями мистического процесса рождения в обратном порядке!

- Где он? - пробормотал ошеломленный полицейский.

Джервис поднял глаза, слабо улыбаясь.

- Где-нибудь в будущем, офицер, - вот и все, что он сказал.

Офицер наклонился. Он осторожно собрал груду поношенной одежды.

- Что вы собираетесь с этим делать? - спросил я.

Он смущенно улыбнулся.

- Будь я проклят, если знаю, - ответил он. - Если я отвезу ее в морг, они скажут, что я сумасшедший. Если я отвезу ее в управление, они скажут, что я сумасшедший. Как ни посмотри на это, кто-нибудь скажет, что я сумасшедший! - Он покачал головой. - Может быть, и так.

- Вот моя визитка, - сказал Джервис. - Если вам понадобится помощь в решении вашей проблемы, просто позвоните мне. - Он поднял с тротуара небольшой предмет. - И вот вам последнее доказательство того, что вы стреляли в человека, а не в привидение.

В вытянутой руке он держал кусок металла.

- Моя пуля! - воскликнул полицейский.

- И, - заключил Джервис, - она сплющена с одной стороны, как и все пули, когда они попадают в кость. Спокойной ночи.

Бормоча что-то себе под нос, патрульный побрел по улице, сжимая в мускулистых руках ворох сброшенной одежды.

Мне не терпелось обсудить все это дело, поэтому я пригласил Джервиса к себе в комнату. Несколько минут спустя, сидя в моем кресле, он внимательно слушал мой рассказ.

Когда я закончил, он наморщил лоб.

- Вы говорите, мистер Дайси, - задумчиво произнес он, - что Мок пришел из какой-то страны, когда-то разоренной войной, где на протяжении пятисот лет грамотность была монополией духовенства, где жители жили в каменных хижинах и не были знакомы с галстуками-бабочками или замками, и чьи основные побуждения, лишенные всякого цивилизованного лоска, превратили их в обычных убийц?

- И, - напомнил я ему, - страна белых людей.

Он кивнул.

- И к каким выводам вы пришли? - спросил он.

- Ну, доктор, я не знаю ни одной современной страны, которая соответствовала бы этим требованиям, а вы? - ответил я.

Он покачал головой.

- Я могу подумать только о Темных веках, - продолжал я. - Британские племена, например, жили в каменных хижинах, они, конечно же, не носили галстуков-бабочек, они были известны своей жестокостью в отношении человеческой жизни, ими правили странные жрецы, друиды, они оставили мало письменных свидетельств, и они почти непрерывно развязывали войны того или иного рода. Конечно, я бы никогда не сказал этого публично, но возможно ли такое, - философы утверждают, что все времена существуют одновременно, - что каким-то образом Мок был древним британцем, который намеренно или случайно сбился с пути и оказался в двадцатом веке? Затем, когда он умер, его тело, следуя естественному ходу событий, помолодело, стало эмбриональным, превратилось в семя жизни и, наконец, вернулось в свой собственный период?

Мои слова прозвучали безумно. Джервис прикусил губу.

- Мистер Дайси, все возможно, и, безусловно, ваша гипотеза, похоже, соответствует действительности. Лишь одна деталь кажется неправильной! Язык, на котором говорили древние бритты, язык, существовавший до Беовульфа, имел мало общего с современным английским. Поэтому я считаю маловероятным, что Мок смог бы выучить хотя бы столько же понятного языка, сколько он выучил за время своего краткого пребывания в нашем столетии.

Я попросил доктора предложить его собственное решение.

- Я думаю, - начал он, - что ваши предположения о времени, по сути, правильные. Мок действительно заблудился, сбившись с пути во времени. Но он пришел не из прошлого!

Я задал очевидный вопрос.

- Еще раз проанализируйте факты, - сказал Джервис. - Некая страна, скажем, Америка, опустошена войной. Цивилизация разрушена. Те, кто выжил, должны жить как дикари в пещерах или хижинах. Образование умирает, культура умирает, устная речь почти атрофируется. Однако современный английский в грубо сокращенной форме по-прежнему остается основой для такого общения, которое необходимо. Как всегда в первобытном обществе, возникает образованный круг, в который входят те немногие ученые и эрудиты, которые остались в живых, и в их руках знание, этот ненадежный огонек, слабо горит. Но эти люди в меньшинстве, и, чтобы сохранить свою безопасность, они называют себя священниками и передают свои знания из поколения в поколение. Пятьсот лет спустя галстуки-бабочки забыты, а английский язык превратился в набор жизненно важных существительных и глаголов. Спите, устали, голодны, вам жарко, холодно, вы бежите, сражаетесь, умираете и так далее. Затем, возможно, кто-нибудь из священнослужителей приступит к решению проблемы времени. Каким-то чудом ему удается прорваться сквозь завесу, отделяющую одну эпоху от другой, и ради эксперимента он отправляет Мока сквозь годы в качестве курьера. Если время существует одновременно на разных уровнях, то Рим времен Цезаря и Франция времен Карла Великого, Англия времен Елизаветы и Америка времен Линкольна - все они по-прежнему активны, по-прежнему повторяют свой бесконечный предопределенный цикл событий, подобно множеству пластинок на автоматическом граммофоне. И если прошлое сосуществует с настоящим, что из этого следует?

- И будущее тоже?

Джервис кивнул и сказал:

- Я верю, что Мок был посланцем из Будущего. Благодаря ему нам с вами выпала честь узнать, каким может быть Будущее, время зверства и дикости, когда перерезают глотки, а наука прячется за стенами храма. И это должно произойти в результате какой-то масштабной и разрушительной войны, войны, уничтожающей всякую порядочность и веру в Бога или человека. Мистер Дайси, мы стоим на пороге этой катастрофы. Возможно, мы были избраны пророками для нашего времени. Возможно, мы сможем изменить Будущее и спасти человечество от уничтожения. Но для нас борьба будет жестокой. Двое против сил тьмы, господствующих в современном мире. Мы партнеры, мистер Дайси?

Он протянул мне худую, перепачканную никотином руку. Я пожал ее. Потому что я нашел друга.

На этом мое участие в предупреждении мира подходит к концу. У человечества появился шанс. Выбор, безусловно, в наших руках. Мы с доктором Джервисом сделали все, что в наших силах. Джентльмены, остальное зависит от вас!

Подпись: Пол Дайси, бакалавр.

Подпись: Карлтон Джервис, доктор медицины (свидетель)

СКОРОСТЬ СТАНЕТ МОЕЙ НЕВЕСТОЙ

Дэвид Х. Келлер

Олимпийские игры 1980 года закончились.

Джин Турлоу, быстроногая спортсменка, снова выиграла все забеги на короткие дистанции, все забеги с барьерами и даже два забега на длинные дистанции. Кроме того, она побила мировой рекорд в прыжках в длину и метании диска. Единственное, что помешало ей выиграть несколько мужских соревнований, - это ее пол.

Газеты писали о ней как о чуде, белом дрозде, необычном сочетании нервной энергии, мускульной силы и женственного тела. Такой женщины еще не было; считалось, что другой такой, как она, никогда не будет. Она просто была другой, и тем самым привлекала к себе взгляды завистливого мира.

На все похвалы и поклонение она отвечала, с бесконечным равнодушием пожимая своими великолепными плечами. Она откровенно заявила, ей все равно, что о ней думают или говорят другие; все, чего она хотела, - это бегать, и еще она хотела бы, чтобы где-нибудь в мире нашлась женщина, которая могла бы сделать ее участие в забеге хотя бы немного интересным.

Естественно, другие спортсменки искренне ненавидели ее. Они признавали ее способности, но считали, что в моменты победы она может быть излишне откровенна. Все мужчины влюблялись в нее и проводили долгие часы, пытаясь сказать ей об этом. Как будто от этого был какой-то прок! Разве такая женщина, как Джин Турлоу, могла думать о любви?

Был только один мужчина, который хоть немного привлекал ее - Майк Брентус, ее тренер. С ним она познакомилась восемь лет назад, когда в старших классах школы сметала все на своем пути. Он увидел в незрелой девушке обещание будущего величия и с того самого первого дня стал ее тенью. Он поступил мудро, никогда не пытаясь изменить стиль ее существования, но давал ей советы по тысяче мелких деталей и, в конечном счете, регулировал многое в ее жизни. Он говорил ей, что и когда есть, как часто заниматься, а когда проводить дни в восхитительном безделье. Она все больше и больше зависела от него и понимала, что он внес свой вклад в ее растущее величие как спортсменки. Он попросил и получил скромную зарплату плюс расходы. Год за годом они оба становились жизненно важными друг для друга.

Майк Брентус был маленьким, некрасивым человеком, греком.

И это была еще одна причина, по которой я его ненавидел.

Я был влюблен в Джин Турлоу. Возможно, тысячи мужчин были влюблены в нее, но я был настроен серьезно. В течение восьми лет я следовал за ней по всему миру, наблюдая, как она выигрывает тысячи гонок, и ни разу сам не смог приблизиться к победе. Конечно, она была добра ко мне, обещала быть сестрой и все такое прочее, но, когда дело дошло до предложения руки и сердца, просто рассмеялась мне в лицо.

- Зачем мне выходить замуж? - часто спрашивала она меня. - Майк говорит, что я все равно буду самой быстрой женщиной на земле, пока мне не перевалит за тридцать; почему я должна рисковать всем, выходя замуж?

- Но другие чемпионки выходили замуж и продолжали побеждать, - возразил я. - Многие лидеры в теннисе и гольфе были замужними женщинами.

- Но ни одна из них не занималась бегом.

- У меня есть показания полудюжины выдающихся врачей о том, что брак не повлияет на твою скорость.

- Что они знают об этом?

- По крайней мере, у них есть право на собственное мнение. Кроме того, ты же не собираешься всю жизнь участвовать в соревнованиях. Придет время, когда тебе захочется иметь дом, мужа и детей. Я знаю это.

- Ба! - усмехнулась красавица с каштановыми волосами. - Можешь уйти, и мне все равно, увижу ли я тебя когда-нибудь или нет. Мы с Майком устали от того, что ты все время ошиваешься поблизости.

- Что Майк может сказать по поводу того, с кем тебе следует общаться? - сердито спросил я.

- Все. Он сделал для меня больше, чем ты смог бы сделать за тысячу лет.

Я ушел от нее в ярости; на следующий день, когда я зашел к ней, мне сказали, что ее нет дома. Олимпиада закончилась, все уезжали из Калифорнии.

Следуя своим мыслям, я отправился в Нью-Йорк самолетом. Но только для того, чтобы узнать, что Джин Турлоу и Майк Брентус накануне уехали во Францию.

Мне показалось, что настал подходящий момент вычеркнуть эту девушку из своей памяти; я остался в Нью-Йорке и немного поиграл на бирже. Когда я наконец пришел в себя и вспомнил, что влюблен и так будет всегда, Джин Турлоу была потеряна. Мои детективы проследили ее путь до Парижа и, наконец, до Флоренции, но там они ее потеряли.

Было интересно наблюдать, как она полностью исчезла со спортивных страниц. Другие женщины становились чемпионками только потому, что Джин либо умерла, либо решила выйти замуж и покончить со спортом. Не было абсолютно никаких веских причин так думать, но я не мог отделаться от мысли, что она вышла замуж за Майка Брентуса.

Если бы она это сделала, и я когда-нибудь нашел их, я был уверен, что мне пришлось бы убить его. Она бы вышла за меня, если бы не этот уродливый грек.

В январе следующего года я отправился на скачки в Новый Орлеан. Я никогда особо не увлекался скачками, а еще меньше - нечестными азартными играми, которые ставили ипподром на второе место после фондовой биржи, когда дело касалось стрижки овец. Но в этом году, как и тысячи других американцев, я заинтересовался новой лошадью, которая, казалось, могла стать самым крупным денежным призером в истории американского ипподрома.

Казалось, никто не знал о ней ничего особенного, кроме того, что она никогда не проигрывала в скачках. У лошади даже не было необычного имени, указывающего на ее родословную. Ее просто называли ГНЕДОЙ КОБЫЛОЙ.

Очевидно, ее привезли из Европы. Трасса в Новом Орлеане была первой, на которой она участвовала в дерби. С первого же заезда стало очевидно, что она превосходит все, что привозилось в Луизиану. Темнокожий парень, который ездил на ней, был никудышным жокеем; ее постоянные победы никоим образом нельзя было отнести на счет его мастерства. Он ни в коей мере не претендовал на то, чтобы контролировать ее.

- Нет, господа! - заявил он газетчикам. - Мне приказано просто оставаться в седле. Эта девчонка сама устраивает свои скачки.

Итак, я отправился в Новый Орлеан, чтобы увидеть победу Гнедой кобылы.

Заодно я попытался узнать об этой лошади все, что мог. Это было немного, но интересно не только мне, но и всем, кто следил за скачками.

Говорили, что владельцем был невысокий мужчина по имени Кейси Джонс. Он полностью заботился о лошади, за исключением тех случаев, когда на ней ездил жокей. В ее стойло никому не разрешалось заходить; ходили слухи, что Джонс никогда не отходил от лошади, и спал на соломе в стойле. Другие владельцы пытались быть с ним любезными, но Джонс недвусмысленно дал им понять, что ему не нужна их компания и уж точно не нужны их советы. Странное поведение для человека, работающего на ипподроме.

Я думал, что это все сплетни, по большей части из зависти. Естественно, никому бы не понравилось, что этот человек, Джонс, день за днем отбирает у них главный приз, превращая их лошадей в пони для ковбоев. Но имелся один факт, который никак не мог быть сплетней. Тысячи людей знали, что это факт. Гнедая кобыла не была подкована!

Насколько кто-либо мог вспомнить, она была единственной лошадью, участвовавшей в гонках в таких необычных условиях. Правильная подковка скаковой лошади считалась самым важным фактором, влияющим на ее скорость; и все же перед нами была лошадь, которая день за днем участвовала в скачках неподкованной.

Услышав это, я решил повидаться с владельцем, Кейси Джонсом. Это было нетрудно сделать. На следующее утро я встретил его, когда он тайно выгуливал свою лошадь. Кейси Джонс? Ирландец? Я не мог удержаться от смеха, потому что человеком, который вел лошадь, был не кто иной, как грек Майк Брентус!

Он притворился, будто не узнает меня. Возможно, он и в самом деле не узнал меня, я не пытался даже обменяться с ним взглядом. Мне хотелось пойти куда-нибудь и подумать. Нужно было многое объяснить. Итак, весь остаток утра я провел в своем гостиничном номере, размышляя и даже рисуя треугольные диаграммы; все мои размышления ни к чему не привели, кроме как к кошмару невозможной фантасмагории.

Полдень застал меня на ипподроме, где я сидел на почетном месте в ложе. Я поставил на нескольких лошадей, но ни цента не поставил на Гнедую кобылу. Ее постоянные победы так сильно увеличили шансы в ее пользу, что лишь немногие ставили на нее. На самом деле, для ее поклонников было бы лучше, если бы она время от времени проигрывала.

Они не ставили на нее, но как же они зааплодировали, когда ее вывели на ипподром и маленький негр сел в седло! Для такой лошади не нужны стартовые приспособления. Она просто стояла у ворот, совершенно не обращая внимания на приплясывающих вокруг нее скакунов; но когда начался заезд, она была какой угодно, но только не равнодушной. Она вырвалась вперед, и никто не бросил ей вызов. Лучшие лошади Юга просто следовали за ней по пятам. Наблюдая за ней в бинокль, я был поражен тем фактом, что она побеждала без особых усилий.

- И это еще пятнадцать тысяч для Кейси Джонса, - крикнул мужчина слева от меня. - Я последую за этой кобылой, куда бы она ни отправилась. В Штатах нет ничего подобного.

Таково было общее мнение.

Следующие шесть месяцев были для меня насыщенными и интересными. Лошадь отправилась на север, в Балтимор и Саратогу, и, наконец, остановилась в Блю Грасс Кентукки. Кейси Джонс отправился с ней. Маленький жокей-негритенок продолжал вести ее к победе, а я продолжал наблюдать с трибун, время от времени делая ставки и теряя сон, обдумывая ситуацию и рисуя схемы. Но я был осторожен и старался не попадаться на пути у грека. Когда придет время убить его, я не хотел, чтобы он оказался в состоянии защитить себя.

Я был уверен, что должен убить его. Он должен был либо сказать мне, где Джин Турлоу, либо умереть; я был уверен, что он все равно умрет, когда узнал ответ на свой вопрос.

Наконец мы все прибыли в Лексингтон. К тому времени Гнедая кобыла принесла своему владельцу более полумиллиона долларов. В Лексингтоне были специально организованы соревнования между Кобылой и Перетягивателем Каната. Победителю был предложен кошелек с пятьюдесятью тысячами; ходили слухи, что владельцы сделали дополнительную ставку ровно в триста тысяч долларов. Это были большие деньги.

С точки зрения рекордов, гонка была ничьей. Перетягиватель Каната никогда не проигрывал; его время было таким же, как у Гнедой Кобылы. Единственное возможное соревнование относилось к запасу силы и скорости, которым обладала каждая лошадь. До настоящего времени Кобыле никто не угрожал, в то время как Перетягиватель Каната выиграл несколько дерби с небольшим отрывом.

Мы прибыли в Лексингтон за неделю до гонки. Отели были уже заполнены. Опоздавшим пришлось спать в ваннах и на бильярдных столах. Предполагалось, что на кон будет поставлено больше денег, чем когда-либо ставилось на какой-либо заезд в Америке. У каждого было свое мнение, и каждый был готов подкрепить его аргументами и наличными. Я получил из Нью-Йорка два миллиона десятитысячными банкнотами. Я не был уверен, как собираюсь их использовать, но каким-то образом решил, что грек должен заговорить до того, как мы покинем Лексингтон; после того, как он заговорит, я собирался убить его.

Он не обратил внимания на мое приглашение навестить меня в отеле. Из-за этого пришлось отправиться на ипподром. Было полнолуние, и до скачек оставалось всего два дня. Мне сказали, что он в стойле со своей лошадью. Он не хотел, чтобы кто-нибудь что-нибудь подсыпал Кобыле. Но в конце концов я заставил его выйти и поговорить со мной. Мы прислонились к побеленному забору.

- Чего ты хочешь? - прошептал он. - Говори быстрее.

- Немного, - ответил я. - Но зачем ставить на Кобылу всего триста тысяч? Она обязательно выиграет.

Он вздохнул,

- Это все, что я мог бы спокойно поставить. Нужно было кое-что сэкономить.

- Я ставлю ровно миллион на Кобылу, - тихо сказал я. - Ровно миллион; если до начала забега пойдет дождь, я поставлю еще.

- Какое отношение это имеет к ее победе? - резко спросил он.

- Если не пойдет дождь, трасса будет трудной, - прошептал я в ответ. - Если разница между ними составит всего несколько секунд, преимущество будет на стороне подкованной лошади. Ты никогда не подковывал Кобылу, но ей никогда не приходилось мчаться по такой трудной трассе, как эта. Она разобьет свои копыта вдребезги.

- Пусть, - усмехнулся он. - Она мне все равно надоела. Если я выиграю эту скачку, я продам ее и уйду с выигрышем.

- Это хорошая лошадь, - сказал я.

- Что, черт возьми, ты о ней знаешь? Она сущий дьявол!

- Тогда у тебя есть шанс избавиться от нее. Выиграешь ты или проиграешь, я дам тебе за нее двести тысяч прямо сейчас. И я поставлю на нее миллион и отдам тебе половину выигрыша, если она выиграет. Это, вместе с твоей дополнительной ставкой, сделает тебя богатым на всю оставшуюся жизнь.

- Повтори это еще раз, - попросил он. - Я не уверен, что понял тебя.

- Деньги решают все, - сказал я, - вот они, двести тысяч, десятитысячными купюрами. Все, что тебе нужно сделать, это оформить продажу и сделать меня владельцем. Ты можешь позаботиться о лошади до окончания скачек.

Он написал купчую прямо здесь, на бумаге, прислонившись к побеленному забору, при свете луны; я отсчитал ему деньги, затем написал соглашение, отдающее ему половину выигрыша; между нами говоря, это была честная получасовая работа.

Он казался удовлетворенным.

Чувствуя, что он в моей власти, я решил подождать до окончания гонки, и тогда, если он не расскажет мне все, о чем я подозреваю, я убью его; возможно, я бы все равно это сделал.

- Теперь мы партнеры, - сказал я ему, уходя, - и у тебя больше, чем когда-либо, причин желать победы своей лошади. Подумай над тем, что я рассказал тебе об этой трассе. Если ты решишь подковать кобылу, попроси лучшего специалиста в городе выполнить эту работу и заплати ему, сколько он попросит.

На следующий день собравшимся было о чем поговорить. Мой миллион наконец-то был разыгран, но на Перетягивателя Каната ставок оказалось не так уж много. Шансы были в пользу Гнедой Кобылы. Затем пришло известие, которое привело толпу в неистовство. Гнедую Кобылу подковывали!

После этого соотношение сил изменилось. Почти все хотели сделать ставку на Перетягивателя Каната. Несколько избранных были свидетелями подковывания и пришли к выводу, что Кобыла испорчена до конца жизни. Она сопротивлялась всеми возможными способами, кусалась и лягалась, пока не покрылась белой пеной.

- Я никогда не слышал, чтобы лошадь кричала так, как эта кобыла, - сказал один мужчина. - Им пришлось связать ее, буквально обмотать сбруей, прежде чем они смогли подковать ее. Джексон, кузнец, сказал, что больше не стал бы этого делать даже за вдвое большую плату, чем ему заплатил Кейси Джонс. Но он отлично справился с работой. Кобыла выглядит великолепно, но, должно быть, это отняло у нее много сил.

Я разыскал грека. С моими усами и вандейкой он и за тысячу миль не узнал бы меня.

- Ты последовал моему совету, - сказал я, прощупывая его.

- Да, - с тревогой ответил он, - и, если бы ты не купил ее, я бы приставил ей ружье к голове после забега, независимо от того, выиграешь ты или проиграешь. Я устал с ней возиться.

- Но она сделала тебя богатым!

- Конечно, но посмотри, какую цену я заплатил. Мне пришлось жить с ней все эти месяцы, чтобы уберечь ее от травм сухожилий. Теперь ты сможешь позаботиться о ней.

- Ей было больно от подков?

- Нет. Почему лошадь не должна быть подкована? Я не причинил ей боли. Просто она боролась так, как боролась, потому что не могла поступить по-своему. Вопрос гордости.

- Ты говоришь так, словно был пьян, - усмехнулся я.

- Нисколько. Тебе лучше самому сделать несколько глотков, прежде чем заходить в ее стойло после забега. Сразу после победы она становится сущим дьяволом.

Следующий день был ясным. Трасса сухая, твердая и быстрая.

В тот полдень, всего за час до заезда, я зашел навестить маленького цветного мальчика.

- Ты должен победить, Питер, - сказал я ему.

Он закатил свои белые глаза.

- Не разговаривайте со мной в таком тоне, босс. Я собираюсь держаться в седле, вот и все. Как только гонка начнется, Кобыла сможет бежать так, как ей заблагорассудится.

Лошади вышли к стартовым воротам. Пятьдесят тысяч человек пришли в неистовство, а затем замолчали, ожидая начала гонки. Грек был справа от меня. Я повернулся к нему:

- Майк Брентус, ты богатый человек. А теперь расскажи мне, что ты сделал с Джин Турлоу?

Он рассмеялся.

- И ты все это время думал, будто я не узнал тебя, Джон Спет. В том-то и шутка. Конечно, я богатый человек, и ты помогаешь мне. После скачек кобыла твоя, и добро пожаловать к ней. Джин? Разве ты не знал? Ты хочешь сказать, что заплатил все эти деньги только за лошадь? Она была без ума от скачек. Она обошла всех на двух ногах и думала, что сможет обойти всех на четырех. Мы навестили мою бабушку во Флоренции, и она одолжила мне свою ведьмину уздечку. Ты когда-нибудь слышал о такой? Если вставить удила в рот человека, он превратится в лошадь. Мы с Джин решили попробовать это в Америке и заработать миллион. И вот у меня есть миллион. С ней было чертовски трудно жить, будь то женщина или лошадь; отныне она твоя. С меня хватит.

Я смотрел на него с удивлением.

- Ты пьян! Сумасшедший!

- Неужели? Если ты хочешь испытать потрясение всей своей жизни, сними уздечку. Выиграет она или проиграет в этой гонке, она будет чертовски злиться...

Но как раз в этот момент началась гонка, и он так и не закончил свою речь.

Это была двухмильная гонка, четыре круга по трассе, и на протяжении первых трех кругов между лошадьми не было ни малейшей разницы. Они бежали легко, настолько, что было трудно осознать, - каждый круг бьет рекорды трассы. Если и существовала какая-то разница между лошадьми, их скоростью и запасом сил, то она, конечно, была незаметна, по крайней мере, для меня. На последнем круге они сохраняли такое же равенство, пока не достигли отметки в три четверти, а затем произошло нечто, что взбудоражило толпу. Гнедая Кобыла остановилась. Она перешла не на галоп, а на серию мощных прыжков, каждый из которых увеличивал ее преимущество перед Перетягивателем Каната. Длина этих прыжков была измерена позже и в течение следующего десятилетия была причиной бесконечных споров. Факт оставался фактом: она пересекла финишную черту скорее как заяц, чем как лошадь, с дрожащим от страха жокеем в седле. Перетягиватель Каната проиграл забег на пятьдесят футов и разбил себе сердце. Больше он никогда не участвовал в гонках.

Майк Брентус хлопнул меня по спине и прокричал мне в ухо:

- Она справилась! Джин - отличная девушка. Давай заберем выигрыш, и я уйду. Добро пожаловать к ней.

Мы пробились к судейской трибуне. На Гнедой Кобыле были попоны, а на шее - венок. Судьям не обязательно было говорить, кто победил, это и так все знали. Все официальные лица ипподрома хотели поздравить грека. Он сказал им, что продал лошадь мистеру Джону Спиту, и представил нового владельца. Тут он зашел слишком далеко. Если бы он развернулся и сошел с трассы, то, возможно, остался бы жив, но он подошел к Кобыле и потрепал ее по носу. Она набросилась на него, как тигрица, и вцепилась зубами ему в шею; она встряхнула его, как терьер крысу, повалила на землю и, прежде чем кто-либо успел ее остановить, затоптала до смерти подкованными копытами.

В конце концов конюхи силой оттащили лошадь, и мы отвели ее обратно в стойло. Забег, крупные ставки, необычная победа и убийство в конце - все это стало сенсацией.

Я выставил охрану, сказал им, что меня нельзя прерывать ни при каких обстоятельствах, и направился к стойлу Гнедой Кобылы.

Едва войдя в стойло, бедное животное напилось воды и легло. Довольно необычное поведение для любой лошади, не говоря уже о чистокровных скакунах. Я нашел трехногий табурет и сел на него, чтобы понаблюдать за лошадью. Она тяжело дышала.

Подойдя к ней, я отстегнул и снял уздечку.

Подбежав к двери, я распахнул ее и позвал одного из охранников.

- Вызовите сюда "скорую" как можно скорее. Из ближайшей больницы, и побыстрее, побыстрее!

Я сам отнес женщину в машину скорой помощи, завернутую в лошадиную попону, ее каштановые волосы густыми прядями падали на мертвенно-бледное лицо.

Я отнес ее в операционную.

Пришел хирург, лучший из тех, кого я смог найти в кратчайшие сроки.

Он бросил взгляд на женщину на столе.

- Что за?.. - спросил он меня.

- Не ругайтесь и не задавайте никаких вопросов, - ответил я, - снимите эти подковы с ее рук и ног как можно быстрее; не дай ей умереть.

Вернувшись в постель, Джин Турлоу на мгновение пришла в себя. Я склонился над ней. Она открыла глаза:

- Привет, Джон, - прошептала она.

- Привет, Джин, все в порядке. Я тебя люблю. Спи.

- Майк мертв, Джон? Я не могу вспомнить, что произошло.

- Все в порядке, Джин. Просто усни.

Через пять минут наступил конец. Хирург сказал, что у нее остановилось сердце.

- А как насчет этих подков, мистер Спит? Вы не могли бы рассказать мне эту историю?

- Отдайте их мне, - потребовал я. - Вы все равно не поймете.

Итак, из больницы я вышел пешком, с подковами в кармане и уздечкой на руке.

ПОЗНАКОМЬТЕСЬ С МОИМ БРАТОМ - МИСТЕРОМ ПРИЗРАКОМ

Уэйн Д. Оверхолсер

Джеймс Рандем преподавал английский в младших классах средней школы Лейк-Сити. Это был привередливый тридцатидвухлетний мужчина, холостяк, который всегда поддерживал безупречную внешность. В его квартире все было точно так же, каждая книга и стул на своем месте. На полу не было ни следов грязи, ни бумаги, ничего такого, чего там не должно было быть.

Из-за того, что Джеймс был таким, каким был, он имел мало друзей, и люди считали его немного странным. Не то чтобы они его не уважали. Он был отличным преподавателем в академическом плане, и то, чего он не знал о мировой литературе и тайнах технической грамматики, составило бы небольшую книгу, но люди были склонны позволить ему жить своей жизнью и делать это в одиночку, поэтому у Джеймса не имелось настоящих друзей, кроме его брата Гарри, который работал в редакции газеты в Миллспорте, в пятидесяти милях от Лейк-Сити, и Эстер Манделл, преподававшей английский в старших классах.

Эстер было тридцать, и она была хорошенькой, хотя и немного похожей на учительницу. У нее была квартира через холл от квартиры Джеймса, и они много времени проводили вместе. В профессиональном плане, как вы понимаете. Философия образования, подходящая литература для молодых американцев, лучшие тесты по английскому языку. Вот о чем они говорили, и, если бы кто-нибудь упомянул при Эстер о романтических отношениях, она бы покраснела, затаила дыхание и с негодованием заявила, что подобные мысли никогда не приходили ей в голову.

Джеймс сказал бы то же самое даже Гарри, но про себя признавал правду. Он был влюблен в Эстер. Он устал готовить еду и подметать. Устал от одиночества, но никто бы не догадался об этом по внешнему виду Джеймса Рандема. Он часто подумывал о том, чтобы сделать Эстер предложение, но узы привычки сильны, а у него давно вошло в привычку никому не показывать своих истинных чувств. Кроме того, трудно было что-либо сказать, когда единственная женщина, на которой мужчина мог бы жениться, - это, по-видимому, вполне самодостаточная учительница.

Джеймс довольно часто навещал своего брата Гарри. Они были противоположностями, как два полюса. Гарри обладал чувством юмора. Он мог выругаться, даже в присутствии Эстер, потому что это всегда шокировало ее. Всякий раз, когда Гарри приезжал в Лейк-Сити, он всегда настаивал на том, чтобы Джеймс взял его с собой навестить Эстер, и Джеймс всегда в конце концов соглашался, хотя и знал, что это не способствует Эстер больше думать о нем самом.

Единственное, что объединяло Джеймса и Гарри, - это их любовь к гольфу, странное хобби для такого человека, как Джеймс, который в остальном был всего лишь любителем книг. Оба они были неплохими игроками. Соперничество между ними было живым и жизненно важным.

Весной, на третьем курсе обучения Джеймса в Лейк-Сити, он поддался искушению и приобрел новую коллекцию клюшек. В тот вечер он написал Гарри о них, немного похваставшись тем, что сделает, когда они встретятся в следующий раз. Два дня спустя он получил открытку, в которой говорилось, что Гарри может победить его, даже если у него будут лучшие клюшки в мире, и что Гарри будет на поле в одиннадцать утра в субботу.

Когда Джеймс осмотрел поле, он сначала подумал, что Гарри не пришел. Затем обнаружил его сидящим на одной из задних скамеек. Гарри вышел последним, и Джеймс увидел, что его правая рука на перевязи.

Затем случился нечто странное. Водитель доставал багаж. Очевидно, он о чем-то задумался, потому что быстро зашагал вдоль автобуса, и как только нога Гарри коснулась тротуара, водитель пронесся мимо него, не сказав ни слова извинения, и вошел в автобус. Самым странным было то, что водитель, по-видимому, не видел Гарри, хотя Гарри был на виду.

Джеймс моргнул и подумал, что у него не в порядке с глазами. То, что он видел, не могло быть реальностью. ТЕЛО ВОДИТЕЛЯ ПРОШЛО СКВОЗЬ ЛЕВЫЙ БОК ГАРРИ.

Гарри стоял перед Джеймсом, протягивая ему левую руку, и Джеймс вышел из оцепенения ровно настолько, чтобы пожать ее. Нет, то, что он видел, не могло быть тем, что произошло на самом деле. Должно быть, это была иллюзия, вызванная, возможно, углом, под которым Джеймс видел двух мужчин.

- Полагаю, сегодня игры в гольф не будет, - сказал Гарри с глубоким сожалением в голосе. - Сегодня утром я попал в автомобильную аварию. У меня растяжение правого запястья, трещины на голове и спине, но я решил, что все равно приду. Я хочу посмотреть, насколько хорошо ты справляешься с этими новыми клюшками.

- Конечно, - машинально ответил Джеймс, - рад тебя видеть. Я сыграю партию сегодня днем, и ты сможешь дать мне свой профессиональный совет.

- Ты считаешь меня экспертом? - Глаза Гарри расширились в притворном изумлении. - А у меня всегда было ощущение, что ты считаешь экспертом себя.

Джеймс ничего не ответил на это замечание. Водитель зашел в отель, и Джеймс подождал, пока за ним захлопнутся двери. Затем он тихо спросил: "А тот водитель тебя не сильно толкнул, когда ты выходил из автобуса?"

- Водитель? - Гарри удивленно огляделся. - Нет, не заметил.

Вероятно, ему нужно было сменить очки, решил Джеймс, хотя он и не подозревал, что у него что-то не в порядке с глазами. На самом деле, он проверял зрение всего полгода назад.

- Моя машина здесь, в квартале отсюда, - и когда Гарри поравнялся с ним, Джеймс заметил, что двое мальчишек смотрят на него самым странным образом. Он заметил, как один из мальчишек очертил пальцем круг у своей головы. "Подлые маленькие негодяи", - подумал он, а потом подумал, не видит ли он что-то еще, чего там нет.

- Мы здорово влипли, - рассказывал Гарри. - Клэй Берк вез меня сюда. Мы немного опаздывали, он слишком быстро повернул и врезался в борт грузовика. Конечно, он сделал фарш из машины Клэя. Я тогда был всего в квартале отсюда, так что дошел сам. И повязку смастерил тоже сам.

Они уже подошли к машине, и Джеймс, садясь за руль, сказал: "Может быть, тебе лучше показаться врачу".

- Со мной все будет в порядке, - пожал плечами Гарри. - Просто не смогу какое-то время махать клюшкой, черт возьми.

Джеймс проехал полдюжины кварталов до своего дома, и когда они вошли, сказал: "Я приготовлю обед, а потом мы поедем на поле для гольфа".

Уборщица как раз чистила пылесосом ковер, когда Джеймс сделал это замечание. Она повернулась и посмотрела им вслед со странной улыбкой на губах.

- Должно быть, с нами что-то не так, - пробормотал Джеймс, отпирая дверь своей квартиры. - Люди смотрят на нас так, словно мы пара ненормальных.

- Я этого не заметил, - небрежно сказал Гарри. - Ну, а как поживает моя хорошая подруга Эстер? Держу пари, она обрадовалась, узнав, что я приеду.

- Я ничего ей не сказал, - коротко ответил Джеймс. - Не думаю, что ты увидишь ее в этот раз. Она очень занята.

- Не увижу ее? - Гарри почти кричал. - Послушай, я всегда с ней вижусь. Ведь она - одна из тех достопримечательностей, которые привлекают меня в Лейк-Сити. Она не может быть так занята, чтобы не увидеть меня. - Он хлопнул себя по ноге и громко расхохотался.

Джеймс больше ничего не сказал. В этом был весь Гарри. Он пошел бы к Эстер один, если бы Джеймс не пошел, а это, конечно, не годилось, так что в итоге они оба пошли бы к ней, как всегда.

Был уже почти час дня, когда Джеймс приготовил обед. Гарри сел, уставился на тарелку с салатом и покачал головой.

- Мне что-то не хочется есть. Я просто посижу.

- Пошли, - поторопил Гарри, как только Джеймс закончил.

- Я приберусь и присоединюсь к тебе через минуту, - Джеймс начал складывать тарелки в раковину.

- Ты как старая курица-наседка, - проворчал Гарри. - Почему бы тебе не жениться на Эстер и не позволить ей мыть посуду?

- Я не могу жениться на Эстер. - Джеймс, казалось, пришел в ужас от этой мысли.

- Нет, - усмехнулся Гарри, - точно так же, как немцы не взяли бы Лондон, если бы могли. Она бы точно вышла за тебя замуж, если бы не я. Держу пари, ей бы не понравилось, что такой шурин, как я, загромождает ее квартиру.

Гарри не предложил вытереть посуду, а сидел, ссутулившись, в кресле и курил, пока Джеймс тщательно мыл и вытирал тарелки и ставил их в шкаф.

- С каждым разом становится все хуже, - проворчал Гарри. - Тебе чертовски нужна женщина, братишка.

Все еще ворча, Гарри вышел вслед за Джеймсом из квартиры. Они прошли мимо пары в холле, но на этот раз, к большому облегчению Джеймса, никто не провожал их взглядами.

Когда они вышли из машины на поле для гольфа, Гарри сказал:

- Возьми клюшки. Я пойду вперед.

Джеймс достал из шкафчика свою сумку и купил новый мяч за семьдесят пять центов. Ему нужно было все, чтобы удивить Гарри своими дальними ударами.

- Я играю один, - сказал он, расплачиваясь за мяч. - Мой брат просто прогуляется со мной.

- Ваш брат дома?

- Пришел сегодня утром, - ответил Джеймс. - У него растяжение запястья, иначе он бы тоже играл. Он ждет у тренировочного поля.

Мужчина выглянул из окна.

- Я его не вижу.

Гарри сидел на скамейке не более чем в тридцати ярдах от здания клуба. Непонятно, почему мужчина не видел его.

- Вон на той скамейке, - сказал Джеймс немного раздраженно. - Возле питьевого фонтанчика.

- Нет, я его не вижу, - повторил мужчина. - Должно быть, ушел. Жаль, что он не может поиграть с вами.

Джеймс подхватил свою сумку и вышел. Он был не единственным, кому понадобились новые очки. Любой, кто не мог видеть на расстоянии тридцати ярдов при дневном свете, был практически слеп.

- Посмотрим, как ты преодолеешь эти триста ярдов, - ухмыльнулся Гарри, как будто знал, что Джеймс не сможет преодолеть и половины этого расстояния. Он не проявлял особого интереса к новым клюшкам.

Все еще немного раздраженный, Джеймс сделал несколько тренировочных взмахов, поставил мяч и отбил его. Мяч пролетел всего пятьдесят ярдов. Гарри фыркнул.

- Триста ярдов, - съязвил он, - Боже, как жаль, что я не смогу сегодня поиграть. Я сделал бы тебя как новичка.

Не говоря ни слова, Джеймс поднял свою сумку, на негнущихся ногах подошел к тому месту, где остановился мяч, и, сняв сумку, положил ее на газон. Гарри признал, что это был хороший удар, а когда Джеймс сравнял счет, Гарри зашел так далеко, что признал, это могла бы быть хорошая игра, если бы он мог играть.

- Видишь ли, важен второй удар, - надменно сказал Джеймс.

- Да, конечно, - проворчал Гарри, - я знаю. Ты еще не разогрелся.

Начиная с девятой лунки, Джеймс превзошел самого себя. Затем на девятой лунке случилась еще одна странная вещь, которая мучила его с тех пор, как Гарри появился на поле. Это была короткая игра на три равные лунки, и Джеймс забросил мяч на газон в двадцати футах от "кубка".

- У тебя сегодня здорово получается, - признал Гарри. - Лучшие девять лунок, какие ты когда-либо проходил.

Мужчина подстригал траву около девятой лунки и подождал, пока Джеймс сделает удар по мячу.

- Как у вас сегодня дела, мистер Рандем? - вежливо спросил он.

- Неплохо, - кивнул Джеймс, убирая клюшку в сумку.

- Жаль, что вам приходится играть одному, - сказал мужчина.

- О, я не возражаю. Мой брат оказывает мне моральную поддержку. Он бы играл, если бы у него не было растяжения запястья.

- Ваш брат? - Мужчина удивленно огляделся. Его взгляд скользнул мимо Гарри, стоявшего на краю лужайки. Его взгляд вернулся к Джеймсу, и в нем был странный испуг. Внезапно он снова взялся за газонокосилку и проехал ею прямо по ногам Гарри.

Гарри не пошевелился. После того, как газонокосилка проехала, Гарри подошел к Джеймсу и сказал: "Ну, больше ты так не сможешь".

Джеймс начал было что-то говорить, чтобы отчитать парня за поступок, который, наверное, был совершен злонамеренно, но снова закрыл рот. Он столкнулся с тайной, оказавшейся выше его понимания. Он закинул сумку с клюшками на плечо и догнал Гарри, чувствуя, как внизу живота у него леденеет, как у человека, столкнувшегося с чем-то, что не может быть реальностью.

- Разве тот парень не проехал газонокосилкой по твоим ногам? - спросил он.

- Я этого не заметил, - сказал Гарри. - Что ж, посмотрим, как ты справишься с этим.

С этого момента у Джеймса ничего не получалось. Он выходил за пределы поля, попадал в песчаные ловушки и загнал три мяча в озеро на семнадцатой лунке. Гарри начал насмехаться.

- Я знал, что ты не сможешь продолжать, - злорадствовал он. - Гольф - это не твоя игра, брат.

К тому времени, когда Джеймс закончил, нервы у него были на пределе. Бесполезно было спрашивать брата об этих невероятных вещах, которые происходили. Гарри не имел о них ни малейшего представления.

Джеймс положил клюшки в шкафчик и пошел к машине. Гарри шел рядом с ним, насмешливо ухмыляясь.

- Похоже, тебе нужно нечто большее, чем просто новые клюшки, чтобы наладить свою игру, - сказал он.

- Думаю, да, - согласился Джеймс и нажал на стартер.

Было шесть часов, когда они вернулись домой, и Гарри заговорил о встрече с Эстер.

- Ты останешься на ночь? - спросил Джеймс.

- Черт возьми, нет, - покачал головой Гарри. - Я возвращаюсь восьмичасовым автобусом.

- Давай сходим в город и поужинаем. После этого у нас будет время повидаться с Эстер.

- Хорошо, - кивнул Гарри, - но не пытайся меня отговорить. Я должен ее увидеть.

Джеймс отчаянно надеялся, что сможет найти какой-нибудь способ удержать Гарри подальше от Эстер. И так было достаточно плохо, когда они были вместе. Сегодня это стало бы трагедией.

Они шли по городу, и Джеймсу казалось, что каждый раз, когда он что-нибудь говорит, люди на улице останавливаются и смотрят на них. Они зашли в ресторан на Мейн-стрит и заняли столик в глубине зала. Официантка принесла стакан воды и поставила его перед Джеймсом.

- Мой брат тоже хочет стакан воды, - резко сказал Джеймс.

- Ваш брат? - Девушка посмотрела на него, нахмурилась и отошла. Вернувшись со вторым стаканом, она поставила его перед Джеймсом.

Гарри изучал меню, которое Джеймс открыл и подвинул к нему через стол.

- Бараньи отбивные, - сказал он.

- Я тоже закажу это, - Джеймс сложил меню.

- Что вы будете? - неуверенно спросила девушка.

Она должна была слышать Гарри. Джеймс подумал, что, возможно, она немного глуховата, поэтому довольно громко заказал две порции бараньих отбивных.

Официантка посмотрела на него так, словно хотела сказать, что со слухом у нее все в порядке, развернулась и сердито удалилась.

- Симпатичная девушка, - Гарри одобрительно проследил за ней взглядом.

- Ей следовало бы преподать урок хороших манер, - сердито сказал Джеймс. - Не понимаю, как такая девушка может удержаться здесь на работе.

- Я этого не заметил, - пожал плечами Гарри. - Ты и сам ведешь себя довольно резко, брат.

Джеймс хотел сказать, что, если бы эти безумные вещи продолжались, он бы сошел с ума. Он этого не сделал, потому что Гарри вел себя так, как и должно было бы быть, поэтому он только сказал: "Думаю, да", - и задумался, как долго это будет продолжаться.

Когда официантка принесла заказ, она поставила одну тарелку перед Джеймсом, другую - в центр стола. Она не смотрела на Джеймса, но ее лицо было зеленовато-белым, как у человека, который сильно напуган и оказался в ужасной и опасной ситуации. Это озадачило Джеймса, потому что ни он, ни его брат не выглядели порочными. Возможно, произошло что-то еще, о чем он не знал. Возможно, она получила выговор за свои плохие манеры, которого по праву заслуживала.

Джеймс подвинул тарелку Гарри.

- Давай, давай. Не сомневаюсь, ты проголодался после прогулки со мной, а обеда у тебя не было.

Гарри уставился на еду и покачал головой.

- Знаешь, это забавно. Я не смог бы съесть даже лучшее блюдо в мире. Я только сейчас это понял. У меня ужасно болит спина.

- Тебе лучше обратиться к врачу. Вероятно, ты получил более серьезную травму, чем думаешь.

- Возможно, - кивнул Гарри. - Я схожу к врачу, когда вернусь в Миллспорт.

Джеймс повертел в руках тарелку, но обнаружил, что тоже не голоден. Он отодвинул ее. Это был самый ужасный день в его жизни, и он еще не закончился.

- Я не хочу ужинать, - сказал он.

Гарри встал.

- Тогда пошли. Не забудь, что мне нужно увидеться с Эстер.

Джеймс знал, что его ждет. Он оплатил счет, и они вышли. Единственное, на что он мог надеяться, Эстер, возможно, уже ушла, но он знал, она этого не сделала, поскольку вчера вечером сказала, что ей нужно проверить слишком много работ, чтобы принять его приглашение прокатиться в воскресенье.

На обратном пути Джеймс старался ничего не говорить, когда кто-нибудь оказывался поблизости. Гарри поддерживал разговор, но по какой-то странной причине никто из людей, мимо которых они проходили, казалось, не находил в этом ничего странного.

Джеймс постучал в дверь Эстер, все еще надеясь, что она ушла. Гарри отошел в сторону, чтобы она его не увидела.

Дверь открылась, и на пороге появилась Эстер, улыбаясь Джеймсу.

- Добрый вечер, Джеймс. Заходи. Я надеялась, что ты заглянешь ко мне.

- Добрый вечер, - мрачно поздоровался Джеймс. Она бы не обрадовалась, увидев Гарри. - Гарри здесь. Он сказал, что не может вернуться, не повидавшись с тобой.

- О, - улыбка исчезла с лица Эстер. - Что ж, заходите оба.

Джеймс отступил в сторону. Гарри, широко улыбаясь, вошел внутрь, и Джеймс последовал за ним, гадая, что за новая выходка сейчас произойдет.

- Привет, Эстер, - Гарри ткнул ее в бок.

- Гарри, - возмутился Джеймс. Гарри никогда раньше не делал ничего настолько плохого.

Эстер уставилась на Джеймса, вышла в коридор и огляделась.

- Где Гарри? - спросила она. - Я думала, ты сказал, что он здесь.

- Так и есть. Сидит прямо перед тобой.

Это было хуже, чем тот мужчина на поле для гольфа, который не мог видеть Гарри из здания клуба. Он сидел в мягком кресле Эстер не более чем в пяти футах от нее. В конце концов, Гарри не был карликом. Ни один человек, обладающий хоть каким-то зрением, не смог бы не заметить мужчину ростом в шесть футов и весом в сто семьдесят фунтов.

- Не покажешь ли ты мне, на каком стуле сидит Гарри?

Джеймс подошел к мягкому креслу и поднес указательный палец к носу Гарри.

- Эстер, - терпеливо сказал Джеймс, - ты видела моего брата Гарри десятки раз. Вот он сидит прямо здесь.

В глазах Эстер появилось странное выражение, когда она посмотрела на Джеймса, такое же выражение он видел весь день.

- Джеймс, в этом кресле никого нет.

Гарри расхохотался; его раскатистый хохот всегда заставлял Эстер смотреть на него как на хулигана, которому не пристало появляться в приличном обществе.

- Черт возьми, Джеймс, - Гарри хлопнул себя по ноге и снова загоготал, - на этот раз она определенно обошлась со мной холодно. Даже не видит меня.

Но на этот раз этот чертов дурак не заставил Эстер удивленно поднять брови.

- Послушай, Эстер, - Джеймс знал, что запас его терпения почти иссяк, - Гарри был со мной с одиннадцати часов утра. Он повредил руку в автомобильной аварии, поэтому не мог играть в гольф, но он прогулялся по полю. Он пришел сюда со мной и сидит в этом кресле. Мне абсолютно наплевать, нравится тебе Гарри или нет, но ты не имеешь права говорить, что не можешь его видеть.

Возмущение Джеймса заставило Эстер удивленно приподнять брови, но теперь она, казалось, поняла. Она подошла к Джеймсу, положила мягкую ладонь ему на плечо и сказала нежно, так нежно, как он никогда раньше от нее не слышал:

- Ты слишком много работаешь, Джеймс. Я боялась чего-то подобного. Человек не может все время вести машину сам. А теперь иди и приляг. Я вызову врача.

Она подумала, что он сумасшедший! Может, так оно и было. От этой мысли у него по спине пробежал холодок. Весь день люди вели себя так, будто он немного не в себе. Он взглянул на Гарри. Гарри подмигнул ему. Да, он был там. И здесь была Эстер. Либо она была сумасшедшей, слепой, либо просто вела себя отвратительно. Вот и все. Она вела себя по-детски и думала, что таким образом отомстит за все шуточки Гарри.

Эстер все еще тянула его за руку, пытаясь оттащить к дивану. Джеймс рывком высвободился.

- Я знаю, Гарри не всегда вел себя с тобой по-джентльменски, - спокойно сказал он, - но его поведение не заслуживает такого обращения. Идем, Гарри.

Джеймс развернулся, расправил плечи и вышел. Он не остановился, пока не оказался в своей квартире. Гарри последовал за ним, на этот раз выглядя немного смущенным.

- Черт возьми, - сказал он, - я не думал, что она так это воспримет.

Джеймс опустился на стул и застонал.

- Я люблю ее, Гарри. Раньше я никогда не был в этом уверен, а теперь уже слишком поздно. Она никогда этого не переживет, потому что ты ткнул ее в ребра, как будто она...

- Конечно, - кивнул Гарри, - как будто она из тех девушек, с которыми я встречаюсь. Прости, черт возьми. - Он закурил сигарету и бросил спичку на пол. Джеймс даже не заметил этого.

- Что ж, - уныло произнес он, - похоже, я всю жизнь останусь холостяком.

- Думаю, мне лучше пойти на остановку. - Гарри взял свою шляпу.

- Я тебя провожу.

- Не беспокойся. Возвращайся к своей девушке и уладь это дело.

- Нет, - горячо возразил Джеймс, слишком горячо для человека, который всегда держал свои эмоции под контролем, - я тебя провожу.

Они пришли на десять минут раньше, поэтому вошли в вестибюль отеля, сели и стали ждать. Джеймс молчал. Время от времени он кивал, показывая, что слушает, или бормотал "да". Он чувствовал на себе взгляды людей, но не обращал на них внимания. Он не позволил бы себя побеспокоить. Он не делал ничего особенного. Мужчина имеет право проводить своего брата.

Автобус остановился перед входом. Полдюжины человек встали и вышли, Джеймс и Гарри последовали за ними.

- Сходи к врачу, - тихо сказал Джеймс, пожимая Гарри левую руку, - и не беспокойся обо мне.

Люди оборачивались, чтобы посмотреть на него, и странно улыбались друг другу.

- Конечно, - кивнул Гарри, - а тебе лучше попробовать с Эстер. Она того стоит. Она была бы тебе хорошей женой.

Джеймс сбежал. Он больше не мог этого выносить. Он был в здравом уме. Он никогда в жизни не был более здравомыслящим. Он понял, что многие психически больные считают себя нормальными, а остальной мир - сумасшедшим. Эта мысль встревожила его. Возможно, ему лучше было бы навестить суперинтенданта Уэйда и подать в отставку. В таком состоянии он не мог преподавать и не мог допустить, чтобы общественность узнала о случившемся. Он бы ускользнул куда-нибудь, где смог бы отдохнуть.

Нет, пока что это было не то, что нужно. Он подумал о небольших сбережениях, которые были у него в банке. Ему нужно сохранить работу. Сегодня он выспится, и, может быть, завтра все будет в порядке. Без сомнения, это была бесполезная мысль, но он должен был убедиться.

Джеймс пошел домой. Он устало вошел и лег на диван. Ему казалось, его мозг туго стянут стальными лентами.

В дверь постучали. Джеймс вскочил. Возможно, это Эстер пришла извиниться, но, когда открыл дверь, его сердце упало. На пороге стоял суперинтендант Уэйд, а за его спиной - доктор Найлс, председатель школьного совета.

- Входите, - Джеймс попытался придать своему голосу сердечность, но даже для него самого это прозвучало невыразительно.

- Добрый вечер, мистер Рандем, - приятно улыбнулся Уэйд. - Мы подумали, что стоит зайти.

- Да, конечно, - Найлс кивнул лысой головой, - просто дружеский визит.

Они вошли и сели. "Визит", - подумал Джеймс, но это был не дружеский визит. Они слышали о том, что произошло сегодня, и пришли, чтобы своими глазами увидеть, в какой он форме. Ладно, пусть посмотрят.

- Приятный вечер, - сказал Уэйд.

- Очень приятный вечер, - эхом отозвался Найлс.

- Да, приятный вечер, - согласился Джеймс.

- Пришло время оценки работы, мистер Рандем. Уэйд только что приступил к этому.

- Надеюсь, моя работа была удовлетворительной, - Джеймсу хотелось, чтобы его голос звучал не так глухо. Он был похож на обреченного человека, стоящего перед своим палачом, только ему не посчастливилось отправиться на виселицу. Его отправят в сумасшедший дом.

- Весьма удовлетворительной, мистер Рандем, - кивнул Уэйд.

- Действительно, весьма удовлетворительной, - согласился Найлс.

- Мы говорим с учителями, чтобы узнать, все ли их устраивает, - продолжил Уэйд. - В понедельник мы оформляем контракты, и вчера у меня не было возможности встретиться со всеми в школе. Я полагаю, вы хотите продолжить работу?

- Да, - Джеймс чувствовал себя немного ошеломленным.

- Хорошо, - Уэйд встал. - Тогда возобновим договор на прежних условиях. Доброго вечера.

- Доброго вечера, - Найлс последовал за Уэйдом.

- Доброго вечера, - крикнул Джеймс им вслед.

Он приоткрыл дверь и услышал, как Найлс сказал: "Довольно странный парень".

- Зато он хороший учитель, - ответил Уэйд, и Джеймс подумал, что это, наверное, то же самое, что происходило весь день.

Не успели Уэйд и Найлс исчезнуть, как Джеймса ждал еще один сюрприз. Снова стук в дверь, и на этот раз это была Эстер. Она не стала дожидаться приглашения, а быстро вошла и протянула желтый конверт.

- Тебе пришла телеграмма, - торопливо сказала она, как будто не была уверена, как ее примут. - Я пришла, чтобы поговорить, но тебя уже не было. Я была здесь, когда пришел мальчик.

Джеймс взял конверт и подержал его в руках, не сводя глаз с Эстер. Она была встревожена, но не напугана. Он это заметил.

- Уэйд и Найлс были здесь минуту назад. Они говорили о том, чтобы снова нанять меня, но никогда раньше не делали ничего подобного, не заходили лично. Я подумал, может, ты позвонила Уэйду и сказала ему, что я немного не в себе.

- Джеймс, - ужаснулась она, - я бы не сделала ничего подобного. Они заходили и ко мне. Ты не в духе. Ты просто устал. Тебе нужно отдохнуть.

- Я... я, - заикаясь, пробормотал он, - ну, Эстер, я хотел сказать, я боялся, что ты будешь держать на меня зло за только что случившееся. Гарри был там, ты знаешь, и я говорил довольно резко.

Эстер отступила на шаг, и Джеймс понял, что совершил ошибку, сказав, что Гарри был там.

- Тебе лучше вскрыть телеграмму. Это может быть важно.

- Ничего особенного, Эстер, - Джеймс закрыл дверь. Сейчас что-то должно было произойти, и он не хотел, чтобы кто-то еще это видел. Привычка, которая была у него в жизни, уходила. У мужчины бывают эмоции, которые не следует держать взаперти, и это чувство вырвалось прямо из его сердца. - Я имею в виду, что нет ничего важнее открытия, которое я сделал. Я люблю тебя, Эстер. Я думал, что потерял тебя. Я бы этого не вынес. Я так долго жил один, что, возможно, стал странным. Ты выйдешь за меня замуж, Эстер?

- Но, Джеймс, я... я, - она попятилась к двери, однако Джеймс опередил ее и уперся в нее спиной.

- Ты не можешь уйти, пока я не узнаю ответ. Остальное не имеет значения.

Мужчина не должен был так говорить. Цветы, музыка и луна, но у Джеймса не было времени обдумывать все эти детали.

- Твоя телеграмма, - указала Эстер. Она была напугана, по-настоящему напугана, но румянец на щеках придавал ей такую привлекательность, какой Джеймс никогда прежде не видел. Теперь она не была школьной учительницей. Она была влюбленной женщиной и не подозревала об этом, но Джеймс это видел.

- Я сказал, что ничего не важно, пока я не узнаю ответ.

Джеймс заключил ее в объятия, немного грубо, но в его венах бушевал огонь, какого он никогда раньше не чувствовал.

- Джеймс, ты не должен, - но это было все, что она могла сказать. Он поцеловал ее, прижал к себе так, что она не могла пошевелиться, глубоко вздохнул и поцеловал снова. Ее руки обвились вокруг его шеи, напряглись, и в ее глазах был сияющий блеск, когда их губы разомкнулись. - Я люблю тебя, Джеймс. Я тоже раньше этого не знала, но я ужасно волновалась, когда ты в таком гневе покинул мою квартиру. Я не возражаю, если Гарри придет и... и будет дразнить меня.

- Я сверну ему шею, если он это сделает, - яростно сказал Джеймс.

Эстер хихикнула, как школьница.

- Телеграмма, Джеймс.

- О, телеграмма. - Он непонимающе посмотрел на нее, скомкал в руке, затем расправил и вскрыл.

"ВАШ БРАТ, СИЛЬНО ПОСТРАДАВШИЙ СЕГОДНЯ УТРОМ В АВТОМОБИЛЬНОЙ АВАРИИ ВОЗЛЕ ГОЛЬФ-КЛУБА, ПОЛУЧИЛ ТРАВМЫ ШЕИ И СПИНЫ, ПРИШЕЛ В СОЗНАНИЕ И ПРОСИТ ВАС ПРИВЕСТИ НЕКУЮ ЭСТЕР. ОН ПРОСИТ ВАС ПРИЙТИ К НЕМУ".

Комната закружилась перед Джеймсом. Гарри действительно был ранен. Он только что пришел в сознание. Тогда до него дошла часть правды. Гарри был здесь, прямо в этой квартире, в то время как его разбитое тело лежало на больничной койке в Миллспорте.

Джеймс протянул телеграмму Эстер, и после того, как она взяла ее, он открыл свой стол и взял открытку, полученную от Гарри.

- О, Джеймс, - прошептала Эстер, - мне так жаль.

- Смотри, - Джеймс протянул открытку, - видишь, он собирался прийти.

Эстер прочитала сообщение на обратной стороне.

- Джеймс, я не понимаю. Ты был так уверен, что он здесь, но его здесь не было. Его не могло здесь быть.

- Я знаю, - кивнул Джеймс, - я тоже этого не понимаю, но такие вещи случаются. Для меня он был здесь, такой же реальный, как все, что я когда-либо знал, но физически он был при смерти в больнице. Ты пойдешь со мной навестить его?

- Конечно, пойду.

Джеймс добрался до Миллспорта меньше чем за час, Эстер сидела рядом с ним, такая неописуемо милая и драгоценная. Затем они разговаривали с медсестрой, затаив дыхание и напряженно ожидая новостей о состоянии Гарри.

- С ним все будет в порядке, - улыбнулась медсестра, - но он чем-то ужасно взволнован. Я думаю, он успокоится, когда поговорит с вами.

- У него повреждена правая рука? - Сердце Джеймса замерло, пока он ждал ее ответа, который доказал бы, что произошедшее с ним - реально.

- Да, - удивилась медсестра. - Сильное растяжение связок, но это незначительно по сравнению с травмами головы и спины. Как вы узнали? Я не упомянула об этом в телеграмме, которую отправила.

- Я знал, - вот и все, что сказал Джеймс. - Можем ли мы увидеть его сейчас?

- Конечно.

Медсестра провела их по коридору и, открыв дверь, жестом пригласила войти.

- Подождите минутку.

Гарри лежал на кровати, и только его глаза казались живыми под белыми бинтами. Тень улыбки появилась на его бледных губах, когда он увидел их.

- Я знал, что вы придете, вы оба, но за мной так внимательно присматривали. Мне сказали, что я весь день был в шоке, но у меня такое чувство, будто я был в Лейк-Сити и из-за меня вы расстались. Ничего такого, не так ли? Вы похожи на парочку влюбленных птичек.

- Ничего, - заверил его Джеймс. - Мы пара влюбленных пташек. Мы собираемся пожениться, как только закончатся занятия в школе.

- Слушай, это здорово. Они не знали, кому телеграфировать, пока я не пришел в себя около восьми вечера, и с тех пор я думал о том, что за адскую жизнь мы ведем, Джеймс. Только ты и я, и никому больше нет дела до того, что с нами происходит. Это будет здорово - знать, что есть еще кто-то, кто любит Джеймса и, возможно, немного заботится обо мне. Прости, что я всегда подшучивал над тобой, Эстер.

- Я не возражаю, Гарри. - По щеке Эстер скатилась слезинка. - Я действительно люблю Джеймса и позабочусь о тебе.

- Нам лучше уйти, - сказал Джеймс и улыбнулся, когда Гарри подмигнул ему. - Мы снова увидимся завтра.

Когда Джеймс и Эстер выходили, он чувствовал приятное тепло, держа ее под руку. Если бы не Гарри, он никогда бы не сказал Эстер того, что так давно хотел сказать, никогда бы не отказался от привычки сдерживать свои чувства, сложившейся за всю его жизнь, если бы не это странное чудо, которое произошло сегодня...

ИЗ ЖУРНАЛА "UNCANNY TALES"

ноябрь, 1940

СОДЕРЖАНИЕ

Томас П. Келли. УБИЙСТВО НА КЛАДБИЩЕ

Уильям Уэлдин. АКУЛЫ

Энн, леди Селсдон. ЛЮБОВНИК И БАЛКА

К. Харкорт Робертсон. Ю ДЕЙ ЗАНГ

УБИЙСТВО НА КЛАДБИЩЕ

Томас П. Келли

Я спланировал и совершил идеальное преступление. Преступление настолько уникальное, настолько безупречное, что его невозможно было раскрыть. Кто бы мог подумать, что это я, муж с разбитым сердцем, убил Сару Фостер? То, что я разыграл на ее похоронах, сделало бы честь любому из Бэрриморов!

Что же касается тех столетий пыток, которые, как говорят, меня ожидают, не смешите меня! Пусть они замышляют свою мрачную месть. Пусть они надеются и ждут, лежа на глубине шести футов. Они ждут напрасно! Они ничего не могут мне сделать. Я в безопасности; конечно, я убил Сару Фостер, - но я в безопасности, Сара сама сказала мне об этом прошлой ночью!

Вас это удивляет, да? Что ж, приготовьтесь ко многому, прежде чем читать эту историю.

Впервые я увидел ферму Фостеров около девяти месяцев назад. Солнце уже клонилось к закату, когда, запыленный и усталый, с трехдневной щетиной на лице, я прошел по дорожке к дому и вошел в ворота. Двор был полон щебечущих цыплят и жирных кудахчущих кур, рядом с большим ухоженным амбаром стояло недавно возведенное силосохранилище, за которым и вокруг которого простирались до горизонта широкие поля с колышущимися посевами кукурузы и гречихи. Издалека доносился аромат фруктового сада. Короче говоря, сам воздух свидетельствовал о том, что эти акры принадлежат более чем среднестатистическому зажиточному фермеру.

Я направился к задней части двухэтажного дома из красного кирпича. Там я увидел Сару.

Она появилась в открытом дверном проеме, когда я поднимался по ступенькам; худощавая женщина лет сорока с суровым лицом, с глазами, которые видели все. Тонкие черные волосы с проседью были собраны в пучок на затылке, и я подумал, что она представляет собой нечто среднее между работницей социального обеспечения и сплетницей из маленького городка.

Но я пришел туда, потому что был голоден; я снял свою потрепанную фетровую шляпу, выдавил улыбку и начал было: "Есть ли шансы на что-нибудь...", когда она прервала меня замечанием:

- Вы напрасно тратите время, если рассчитываете на ужин. Я знаю таких, как вы, кому самое место в тюрьме.

Ее лицо было неподвижным, а голос приятным, как скрежет напильника.

Это было не слишком обнадеживающее начало. Я мысленно поспорил сам с собой, что ее звали Эбигейл и она морила голодом свою кошку, но сказал: "Я не прошу милостыни, мэм. Я готов работать ради куска хлеба". И почувствовал, как во мне закипает гнев, когда она повторила: "Я знаю таких, как вы, кому самое место в тюрьме". На этот раз эти слова сопровождались характерным постукиванием ногой. Я сдвинул шляпу на затылок, перестал улыбаться и пожал плечами.

- Хорошо, леди. Если вы так к этому относитесь, пожалуйста. - И добавил, отворачиваясь: - Не думаю, что мне понравилось бы то, что вы приготовили.

Но меня ждал сюрприз. Не успел я сделать и десятка шагов, как услышала ее зов, обернулся и увидел, что она стоит в дверном проеме, с приподнятой рукой и выражением неуверенности на лице.

- Вы звали меня, мэм? - с надеждой спросил я.

- Если вы имеете в виду то, что сказали о желании поработать, то да. - Она произносила слова с запинкой, и я видел, как ее проницательный взгляд скользнул от моей шляпы к ботинкам.

Я, конечно, неплохо выгляжу, хотя в тот момент на мне было не так уж много одежды. Тридцати двух лет, ростом шесть футов, широкоплечий и крепкий, я слышал нервное хихиканье не одной старшеклассницы, когда проходил мимо; а однажды вечером, когда мы припарковались в переулке на окраине Атланты, жена владельца гаража шепотом высказала мнение: "Милый, ты выглядишь точь-в-точь как Брайан Донлеви".

Да, я всегда считал, что с женщинами довольно легко иметь дело, но никогда не испытывал любви к работе и считаю, что мужчина, который любит ее, - дурак. И все же бывают моменты, когда это необходимо. Я знал, что это один из них. "Конечно, мэм, - сказал я, - я готов работать". Затем, проследив взглядом за жестом ее руки, увидел неподалеку поленницу дров и топор, лежавший там. Я улыбнулся, подошел к нему, сбросил пальто и поплевал на ладони.

Вот так все и началось, первое из серии событий, которые должны были закончиться смертью для одного из нас и богатством для другого. В тот вечер я получил не только еду, но и работу, потому что было время сбора урожая, и женщине, Саре Фостер, как я узнал, нужен был дополнительный мужчина, чтобы помочь двум бедным, измученным работой дьяволам, бывшим батраками на ферме.

Боже, эти первые две недели! Как я только их выдержал? Вставал на рассвете и в шесть часов уходил в поле, не ложась спать еще долго после захода солнца. Для закаленных мускулов наемного работника это было достаточно неприятно, но для моих собственных мягких мышц это была пытка. Снова и снова я обещал себе, что каждый день будет последним, но всегда в конце я думал о следующих двух долларах, которые могли бы стать моими через двадцать четыре часа, и так продолжалось.

С другой стороны, из обрывков разговоров моих коллег по работе я постепенно почерпнул информацию о том, что Сара Фостер была богатой женщиной. Помимо того, что она была единоличной владелицей этой фермы, у нее имелась закладная по меньшей мере на четыре другие, а также облигации и банковский счет, который, как говорили, исчислялся пятизначной суммой. И еще было хорошо известно, что у нее не было ни родных, ни попечителей. Никого!

Это было то, что впервые навело меня на мысль.

Однажды Джесс, самый старший из них двоих, случайно упомянул ее отца. Оказалось, что старик Фостер много лет назад заработал большую часть своих денег на нефтяных месторождениях в Техасе. Но Сара, единственный ребенок в семье, распоряжалась своим наследством с той же расчетливостью, которая всегда отличала ее отца в делах, и почти удвоила это состояние после смерти старика, пятнадцать лет назад, - она хорошо переняла его скупой дух. А что касается любви...

О, конечно, за прошедшие годы, как я узнал, не один подающий надежды ухажер пытался добиться ее руки, но вскоре она ясно дала понять, что ни один из них ей не нужен. Однако, хотя это могло показаться препятствием для других, это не обескуражило вашего покорного слугу. Для меня любая женщина - дура, если ты знаешь, как с ней обращаться, а я прожил на свете тридцать два года и изучил все их уловки.

Я начал потихоньку, добровольно выполняя разную работу по дому, облегчавшую ее собственные обязанности: складывал дрова, подметал кухню, доставал и носил воду из колодца. Прошла, наверное, неделя, прежде чем она подала мне какой-либо знак внимания. Но однажды вечером, когда мы на время оказались одни и я проходил мимо нее с охапкой дров, она поблагодарила меня кивком, подобием улыбки и коротким, но не резковатым "очень любезно с вашей стороны, мистер Блейн".

"Отлично, - подумал я про себя, - пока все идет хорошо". Конечно, я понимал, что не должен торопить события, чтобы не вызвать у нее подозрений, но позже, когда я, усталый, как собака, весь больной, добрался до постели, то почувствовал, что теперь можно смело настаивать на своих ухаживаниях, хотя бы немного.

Это было нетрудно, это было просто. Да, там, где другие терпели неудачу, мне с самого начала было легко! Но я был осторожен и разыгрывал свои карты с той точностью, с какой игрок может поставить на кон выигрышный лотерейный билет. Сначала я взял за правило выполнять больше своей доли работы в поле, а затем позаботился о том, чтобы упоминание об этом всегда достигало ее ушей.

Затем я стал чаще видеться с Сарой и разговаривать с ней. Как только я привык к основной работе на ферме и смог не спать после ужина, то понял, что это тоже не проблема. Оба наемных работника, Джесс и Берни, были скучными, флегматичными парнями, у которых почти не было воображения для чего-то большего, чем обычная беседа за ужином на ферме; и, хотя я не претендую на то, чтобы казаться выпускником колледжа или светским львом, я провел два года в средней школе на востоке и она многому меня научила.

По вечерам двое мужчин проводили время либо на кухне, либо, время от времени, в небольшом бильярдном зале в близлежащей деревне Милвейл. Таким образом, на горизонте было чисто. Не прошло и месяца, как мы с Сарой каждый вечер сидели в гостиной и слушали ее викторианские комментарии с, казалось бы, восхищенным вниманием, громко смеясь над скучными замечаниями, которые она выдавала за остроты.

Затем я начал рассказывать ей о себе - о, братцы, я был слишком откровенен!

Я начал неохотно, почти робко. Да, я был мучеником и фактически безымянным героем во всех этих подвигах, но на самом деле я не хотел об этом говорить. Вы, наверное, поняли, что я был скромным "необработанным алмазом". Конечно, мне приходилось быть осторожным, чтобы не рассказывать одну и ту же историю по-разному, и не переплетать факты с теми периодами моей жизни, которые лучше забыть. Старушке ни к чему было знать, что я однажды два года плавал вверх по реке или что мой двадцать третий день рождения был отмечен увольнением из армии с позором.

Нет, то, как я рассказывал эти истории, приводило меня туда, куда я и хотел. Сара сидела с широко раскрытыми глазами, заинтересованная, веря всему, что я говорил. Однажды в ее глазах появились подозрительные слезы, когда я рассказал ей о том, как устроился на работу на лесопилке незадолго до закрытия бюро по трудоустройству, "но я отдал ее бедному парню, у которого были больная жена и четверо детей". А в тот вечер, когда я принес ей из деревни коробку конфет, старая дура покраснела, как школьница.

О, я же говорил вам, что Мартин Блейн умный. Пришлось изрядно постараться.

Однажды я почувствовал, что можно смело задавать вопросы Джессу.

- Правда ли, - спросил я, - все эти разговоры, которые я слышу в деревне, и то, что вы, ребята, иногда говорите, будто у Сары Фостер много денег?

Он поднял глаза от холста, который чинил.

- Без сомнения, - быстро ответил он. - С ее банковскими деньгами, закладными, акциями и всем прочим, я бы хотел получить все, что у нее есть, больше ста тысяч. - Он устало выругался.

Я улыбнулся и протянул ему руку.

Только одно обстоятельство вызывало у меня беспокойство: Сара Фостер была нездоровой женщиной. Постепенно я узнала, что некоторые сердечные заболевания, которыми она страдала даже в юности, постепенно приобретали угрожающие масштабы. Это меня встревожило. Я был на грани того, чтобы совершить самое крупное убийство в своей жизни, а эта старая курица могла окочуриться прежде, чем я успею до нее дотянуться!

Часто, стоя в поле, я думал об этом и, опершись на вилы, начинал дрожать всем телом. Прошел июль, затем август, а за ним и сентябрь. Наступил октябрь, и, хотя сбор урожая закончился, я все еще оставался на ферме, хотя меня взяли "только на время". Но, несмотря на все это, я так и не смог достичь своей цели. Затем наступил тот вечер, когда мы, трое мужчин, вошли на кухню и обнаружили Сару, лежащую на полу без сознания.

В тот вечер я отвез ее в Милвейл на старом драндулете, который должен был бы стать украшением свалки. Слова доктора еще несколько часов звучали у меня в голове. "Честно говоря, мисс Фостер, у вас очень плохое сердце. - Он с профессиональным пафосом покачал головой. - При условии отдыха и тишины это могло бы длиться годами... - Он предостерегающе поднял палец. - И все же я знаю вас", - начал он, затем улыбнулся.

- Но я должна продолжать, доктор Томас, - твердо ответила Сара.

В ответ медик бросил на нее мрачный взгляд, затем обреченно вздохнул и произнес:

- Тогда, боюсь, я не могу нести за вас ответственность. Отдых и тишина могут дать вам годы, видит Бог, вы можете себе это позволить, - сказал он. - Но любые чрезмерные усилия, любое волнение, напряжение или шок - ну, просто помните, что я вас предупреждал, - заключил он.

Я с трудом удерживал мысли, сидя за рулем, когда мы ехали домой. Сара сидела рядом со мной, скрестив руки на груди, и смотрела вперед сквозь ветровое стекло в почти трогательном молчании. Мой собственный мозг работал так, что я чувствовал, как пульсирует в висках. С каждым мгновением рев мотора приближал нас к ее дому. Каждое мгновение, каждый поворот руля означал, что уходят те драгоценные секунды, которых теперь казалось так мало. Перед нами в свете фар образовались две бледно-золотистые полосы.

- Вы слышали, Мартин? - Это был голос Сары, и он звучал беспомощно и озадаченно, как у испуганной ученицы, дающей неуверенный ответ строгому учителю. - Вы слышали, что он сказал, когда мы вышли из его кабинета?

Я кивнул. Последние две недели она называла меня "Мартин". Я знал, что должен что-то сказать, но не мог, просто сидел и смотрел на вспышки огней. Брызги воды залетели на крылья, когда мы проезжали через небольшую лужицу, оставшуюся после недавнего дождя.

- Может быть, все не так плохо, как он сказал? - Я знал, что она повернулась ко мне, и чувствовал, как ее глаза ищут моего ответа. - Он мог ошибиться. Он мог ошибаться, - добавила она.

Мог ошибиться - да. Но шансов было тысяча к одному, что он прав. О, я не обманывал себя. Эта пожилая дама была все равно что мертва, и я это знал. Если бы только мы состояли в "счастливом" браке! Тогда, чем скорее она бы ушла, тем лучше. Но уйти сейчас, когда, казалось, все уже было у меня в руках!

К черту промедление! К черту осторожность и такт! В другой ситуации я не стал бы торопить события. Но осторожность и такт не стоят и выеденного яйца, когда твой потенциальный клиент - труп. Настало время, и я должен рискнуть. Если я хотел куда-то попасть, я должен был добраться туда как можно скорее. Я свернул на обочину, нажал на тормоз и остановил машину.

Затем я повернулся, и в следующее мгновение, с навыком, приобретенным долгой практикой, ее рука оказалась в моей.

- Да, я слышал, мисс Фос... Сара! Да, я слышал, что он сказал, но этого не произойдет! - Я выкладывался по полной, как измученный влюбленный. - Вы... ты не умрешь, Сара. Ты не умрешь. Я тебе не позволю.

- Мар... Мартин! - Это был изумленный вздох, глаза стали большими и вытаращенными, рот полуоткрыт, как будто она не верила своим ушам. Но я продолжал:

- Нет, я не дам тебе умереть, Сара! - Я произнес эти слова с нужной горячностью. - Ты будешь жить, ты должна жить, - а затем добавил с нежностью героя любовной истории: - Ради меня!

Женщина рядом со мной ненадолго замолчала, принимая решение, которое предопределило ее судьбу. Но это было недолго, всего лишь слабое сопротивление, прежде чем ее тонкие губы коснулись моих, и я обнял ее, когда она прошептала, что сдается. Капитуляция, которой другие добивались годами. Откуда-то издалека донесся одинокий крик ночной птицы.

А я? Я улыбнулся и победно подмигнул звездам!

На следующей неделе мы тихо поженились. Поскольку мне нужно было торопить события, я решил, что лучше все тщательно продумать. А как же медовый месяц? Как вы уже догадались, это была поездка на выходные в Саут-Бенд, где Сара молча мучилась из-за счета за гостиницу и других расходов. Но я был достаточно сговорчивым, я думал, что могу себе это позволить. Через шесть месяцев я приеду в Нью-Йорк и устрою кучу вечеринок, от которых старина Нерон перевернулся бы в гробу.

Потом мы вернулись домой, и наступила зима. Поначалу все было неплохо. Любой день мог стать для Сары последним и сделать меня богаче, чем я когда-либо смел мечтать. Но день шел за днем, неделя за неделей, один месяц тянулся за другим, затем сменялся следующим, а она все еще была здесь. О, конечно, она была слабой и болезненной, иногда серьезно, но не умирала. Она медленно выполняла свою работу, часто останавливалась и отдыхала, всегда была похожа на привидение и еще дважды падала в обморок, но, так или иначе, она всегда оставалась жива. Я начал задаваться вопросом, всегда ли она будет такой.

Черт бы ее побрал, как она цеплялась за жизнь!

А те долгие зимние ночи в том фермерском доме, когда свистел ветер, а снежные заносы становились все глубже, пока не доходили до окон!.. Ночь за ночью Сара сидела в этом кресле-качалке у большой масляной лампы с семейной библией в руках. И она читала, и читала, и читала, и читала до тех пор, пока... Боже, я не чувствовал, что сейчас закричу!

Я вижу ее как сейчас. Прямая, как доска, она всегда так сидела, в том же черном платье, которое, должно быть, достали из Ковчега. Господи, как же у меня чесались руки обхватить эту тощую шею и прекратить ее бесконечное кваканье о том, как "доброе дело сияло, словно свеча, в порочном мире тьмы", или что-то в этом роде.

Время от времени она поднимала на меня глупый взгляд, который, по ее мнению, должен был означать супружескую любовь, и мне приходилось с внутренним стоном скрывать свои истинные чувства, хвататься за ручки кресла и заставлять себя улыбаться.

Зима закончилась, наступило первое весеннее тепло, но Мартин Блейн все еще оставался женатым человеком. Я начал задумываться, не стоит ли мне помочь природе в ее работе. Иногда, когда рубил дрова, я смотрел на топор. Какое прекрасное оружие. Но нет - нет! Я не собирался делать это бестолково. Если бы я вообще это сделал, то сделал бы это так же, как делал все до сих пор - умело, тихо и осторожно.

Но как именно, я не мог понять в течение нескольких недель. И вот однажды, в начале марта, меня внезапно озарило, и я понял, как это можно сделать.

В полутора милях вверх по дороге находится уединенное кладбище Милвейла. В трех четвертях мили от него располагается сама деревушка. Чтобы добраться до кладбища, хорошо защищенного от шоссе линией крепких дубов, нужно пройти по узкой дороге, которая огибает несколько холмов. Однажды, вскоре после моего приезда на ферму, Сара провела там целый вечер, подстригая траву и выпалывая сорняки на семейном участке. Она, конечно, была одна, потому что неделями туда не заходила ни одна живая душа. Забавно, как быстро они забывают о тебе, когда ты лежишь шестью футами ниже.

Но все это не имело значения в данный момент. Когда Сара в следующий раз поедет туда, и, если она поедет одна, - мне следовало подумать, что я мог бы сделать.

Это случилось три недели спустя. Мы уже заканчивали ужин, когда Сара как бы невзначай упомянула о том, что сегодня хороший вечер для посещения семейного участка.

- Сегодня вечером будет тепло и ясно, Мартин, я бы хотела привести все в порядок до начала весенних работ.

Это произошло внезапно, неожиданно. Я почувствовал, как кровь прилила к моему лицу, но ответил, оторвав взгляд от тарелки и попытавшись придать своему голосу легкое удивление.

- А не рановато ли, Сара? О, здесь, конечно, тепло, - сказал я, - но сейчас все еще весна, ты можешь простудиться, и, э-э-э, думаю, тебе стоит хорошенько закутаться.

Джесс пристально смотрел на меня? Мне показалось или я заметил подозрение на его посеревшем лице? Казалось, в воздухе внезапно повисло напряжение. Берни что-то говорил, но я даже не пытался вслушиваться, я сосредоточился на своей чашке с чаем, мысленно проклиная неуверенность руки, которая поднесла ее к моим губам.

- О, со мной все будет в порядке, Мартин. - Это был голос Сары, и это означало, что она пойдет; у меня словно гора с плеч свалилась. - Кроме того, парни хотят поехать в город сегодня вечером, и они могли подвезти меня.

Потом она спросила:

- Не хочешь ли пойти со мной, Мартин?

Это был критический момент. Естественно, в следующее мгновение все взгляды обратились на меня, и мне пришлось выдержать их. Мне потребовалось усилие, чтобы поднять глаза. И этот чертов Джесс! Да, на его лице было подозрение, теперь я был в этом уверен. Как только все закончится, я уволю этого старого пройдоху и устрою ему хорошую взбучку в придачу.

Я попытался изобразить усталое добродушие и улыбнулся, изобразив зевок.

- Нет, если ты не возражаешь, Сара. - Я лениво потянулся. - Думаю, стоит немного почитать газеты и лечь пораньше. Завтра мне нужно идти за плугом на северном поле, а сейчас уже поздно.

И, поднявшись со стула, я подошел к ближайшему подоконнику за трубкой.

Едва машина выехала со двора, как я последовал за ней. Под мышкой я держал тщательно завернутую простыню, которая должна была стать моим оружием. Конечно, я не осмелился идти по дороге. На новое лицо в фермерской среде обращают внимание быстро, к тому времени я был уже достаточно хорошо известен, и меня можно было узнать из любой проезжающей машины, и позже повсюду распространилось бы, что Мартина Блейна видели на дороге, когда он направлялся к кладбищу в ту ночь, когда была найдена убитой его жена.

Нет, так не пойдет. Я торопливо побежал вперед, несколько раз проскакивая между изгородями, тянувшимися параллельно дороге, припадая к земле при приближении проезжающих машин и перебегая от одного поля к другому. Единственным неудобством во всей этой ситуации было то, что кто-нибудь из соседей мог позвонить в дом в мое отсутствие. Однако я всегда мог объяснить это тем, что ушел в конюшню или в сарай для инструментов и не слышал звонка. К счастью, последние несколько дней светило яркое весеннее солнце, и земля была такой сухой, что следы были незаметны.

Вечерние сумерки сменились на небе более темными оттенками ночи, когда я, наконец, добрался до места назначения и тихо раздвинул живую изгородь, чтобы заглянуть на кладбище за ней. Да, Сара стояла на коленях, деловито подстригая траву вокруг семейного надгробия, и она была одна. С того места, где сидел, я отчетливо слышал резкие щелчки ножниц, когда ее неутомимые руки работали стригли траву.

И она была одна. Это означало ее смерть!

На мгновение я присел на корточки, наблюдая за ней со всей ненавистью, какую испытывал и какую был вынужден скрывать все эти долгие месяцы, буквально обжигая воздух взглядом прищуренных глаз. "Посмотри на нее, - подумал я и понял, что, должно быть, оскалил зубы. - Посмотри на эту чертову штуку! С каким старанием и заботой она срезает пучок засохших сорняков; точность и порядок должны определять каждое мгновение ее жизни, даже если оно будет последним".

И тогда я начал действовать. Я тихонько прокрался сквозь заросли. Сара стояла спиной ко мне, не более чем в тридцати ярдах. Несколькими ловкими движениями я поспешно набросил на себя простыню, которую нес. Затем на цыпочках я начал быстро приближаться к ней.

Если бы здесь были невидимые глаза, они стали бы свидетелями жутковатого зрелища. Стоя на коленях, в выцветшей черной шляпе, стройная женщина деловито орудовала ржавыми ножницами. И к ней приближалась мощная, закутанная в белое фигура человека, замышляющего убийство. Я был уже совсем близко от нее, затем нанес намеченный удар ногой. Я знал, что она услышит. Когда она повернулась, привстав, и ее удивленный взгляд остановился на мне, я издал громкое "Бум!", которое прозвучало в тишине, прежде чем я бросился к ней.

Случилось то, чего я ожидал. Какое-то мгновение Сара стояла в ужасе, затем с тихим стоном упала, скорчившись и обмякнув, на могилу.

Через мгновение я уже склонился над ней, прижавшись ухом к ее груди. Старый док Томас сказал, что даже легкий шок может оказаться смертельным. Это был основательный шок, так что имелись все основания ожидать этого, но нет. Нет! Это проклятое сердце все еще тикало. Все еще тикало! Слабо... слабо? Да, это правда, но оно все еще тикало!

В тот момент, я думаю, мой разум перешел грань здравомыслия. Я огляделся вокруг с видом сумасшедшего, не в силах поверить в то, что услышал собственными ушами. Боже, она все еще будет жить?

Нет! Нет! Я бы не позволил ей! Это слабое сердце должно было остановиться, и остановилось бы прямо сейчас, даже если бы я... Что бы я ни сделал, Сара Фостер должна умереть! И тут мой взгляд упал на надгробие передо мной, сероватое и массивное в быстро сгущающейся ночи.

Я не люблю останавливаться на событиях следующих двух минут, потому что они, безусловно, были не из приятных. Но Сара Фостер должна была умереть, и ее обмороки были хорошо известны в обществе. Возможно, она потеряла сознание и, падая, ударилась головой о могильный камень. Я быстро подхватил ее под мышки. Я поднял ее обмякшее тело на ноги, придав им устойчивость, затем прицелился, и в следующее мгновение так сильно толкнул ее, что она отлетела к надгробию.

Раздался тошнотворный стук человеческой кости, ударившейся о камень. Затем тело упало на могильный холмик, медленно скатилось с него вниз; маленькая черная фетровая шляпка Сары оказалась нелепо надвинута на лицо, из большой раны на затылке медленно сочилась темно-красная кровь.

Я быстро удалил все следы, которые могли выдать меня. Даже в тот момент я был в здравом уме; я сложил простыню и спрятал ее в карман пальто. Затем, не оглядываясь ни на могилу, ни на свою жертву, я быстро проскользнул сквозь живую изгородь и начал свой поспешный путь обратно на ферму - как какой-нибудь воришка, удирающий со своей добычей.

Я пробыл в доме около двух часов, когда привезли тело Сары. Двое мужчин, возвращаясь из деревни, увидели ее припаркованную у обочины машину, узнали ее и провели расследование. Были вызваны представители властей, проведено совещание, и был вынесен вердикт, которого я ожидал... Они пришли к выводу, что у Сары случился один из приступов, и, падая, она сильно ударилась головой о надгробие. "Мы все знаем, что вы чувствуете, мистер Блейн, - сказал мне старый док Томас, - но вы должны постараться взять себя в руки".

Что за спектакль я разыгрывал! Думаю, я немного перестарался, но, с другой стороны, когда кто-то пытается изобразить безудержное горе, он склонен переходить границы дозволенного. На поминках фермеры-соседи тихо утешали меня и ободряюще похлопывали по плечу.

А женщины? Вы будете смеяться. Они сказали: "Жаль видеть, как мистер Блейн страдает". Они принесли мне пироги и сладости. Они порхали по кухне, как нервные, кудахчущие курицы, чтобы помыть посуду, прибраться в комнатах и вообще сделать что-нибудь полезное. А какое впечатление произвели на них мои слезы... Джин всегда делает меня сентиментальным, и у меня был припрятан небольшой запас в амбаре.

Разумеется, все состояние Сары перешло ко мне, - я позаботился об этом через неделю после нашей свадьбы, - а также о том, чтобы меня назначили единственным душеприказчиком. И теперь все, что мне оставалось делать, - это лежать в гамаке и ждать, пока завещание будет утверждено, заимствуя из него только самое необходимое. Я был рад дождаться, когда все это перейдет ко мне без всяких условий. Нет, я бы просто сидел смирно, пока все не уладилось, потом продал ферму, расплатился по облигациям и закладным, свернул свою палатку и разбогател примерно на сто двадцать тысяч прекрасных долларов!

Сару похоронили два месяца назад. Два месяца, которые дали мне время составить планы на будущее. Вчера позвонил адвокат и сказал, что все в порядке, и, если я заеду сегодня утром, можно будет подписать окончательные документы. Да, казалось, все шло гладко...

И вот прошлой ночью это случилось!

Теперь, прежде чем продолжу, я хочу, чтобы каждый, кто прочтет эту историю, уяснил для себя одну вещь. Я не из тех нервных парней, у которых богатое воображение, которым кажется, будто за каждым деревом прячется призрак, когда они идут ночью по темной аллее. Для меня все эти "дома с привидениями" и "возвращения с того света" - сплошная чушь. Я родом из Миссури, и меня нелегко напугать или заставить сделать поспешные выводы.

Но то, о чем я собираюсь рассказать вам сейчас, произошло прямо здесь, менее двух часов назад!

Вчера вечером я поздно лег спать. Прикидывал, как скоро смогу отсюда уехать, и было, должно быть, уже далеко за полночь, когда я наконец добрался до кровати и задул лампу. Как долго я спал, не могу сказать наверняка, но не могло быть, чтобы это было очень долго, когда внезапно, судорожно вздохнув, я проснулся и, почти непроизвольно, сел в постели.

Через ближайшую открытую дверь я мог видеть внешний мир. Хотя ночь была ясной, ощущался легкий ветерок, и в комнату задувал прохладный предрассветный воздух. Высоко в небе грязные облака заволакивали луну - призрачный свет в полутемном мире, отбрасывающий тени на деревья. Тишина вокруг меня была как в могиле, только где-то вдалеке я слышал лай фермерской собаки.

Какое-то мгновение я просто сидел, озадаченный этим странным пробуждением. Затем я понял его причину, и, думаю, у меня вырвался легкий вздох. Ибо что-то внезапно подсказало мне, что я в комнате не один!

Я медленно оторвал взгляд от окна. Медленно пробежал глазами вдоль кровати. Я чувствовал, что что-то увижу. Я почему-то чувствовал, что должен что-то увидеть. Простыни вокруг моих ног были смяты, как будто я спал беспокойно, и я приподнял руку в бессмысленном жесте только для того, чтобы уронить ее. Затем мой озадаченный взгляд достиг изножья кровати и вот, прямо передо мной со слабой улыбкой на губах стояла Сара!

Да, Сара Фостер! Она стояла передо мной! Та самая Сара Фостер, которую я похоронил два месяца назад. На ней все еще было черное шелковое платье, в котором мы ее хоронили, а на шее у нее была тонкая золотая цепочка с маленьким крестиком, принадлежавшим ее матери. Но ее лицо было другим. Оно казалось очень белым - оно как бы светилось и было почти красивым. Волосы, обрамлявшие ее голову, тоже были более густыми, черными и волнистыми.

В полутьме комнаты, казалось, прошла целая вечность, пока мы смотрели друг другу в глаза. Наконец ее губы приоткрылись, и я увидел белизну ее зубов: затем раздался короткий ледяной смешок, прозвучавший как перезвон далеких колокольчиков на санях. Он со звоном разнесся по комнате и выплыл за окно. Затем... затем она заговорила!

- Ты сделал это хорошо, Мартин. Очень умно. И никто никогда не узнает. Пока что ты в полной безопасности.

В ее голосе присутствовало такое спокойствие, какого не смогло бы передать никакое перо, смирение, которое говорило о немыслимой агонии, о страдании, которое превратило себя в пепел и больше не может гореть.

А я? Точно не знаю, что я сделал, хотя смутно припоминаю, что попытался подняться, а затем снова упал в свое прежнее положение. Нет! Нет, этого не могло быть на самом деле. Это был какой-то ужасный розыгрыш или ночной кошмар. Да, должно быть, так оно и есть, пытался убедить я себя, это ночной кошмар, Сара мертва, Сара мертва! Я убил ее и сам видел, как ее хоронили, два месяца назад!

Но как только я успокоил себя, она заговорила снова, и все мои сомнения рассеялись.

- О да, это я, Мартин. И ты не спишь. Нет, ты проснулся, по-настоящему проснулся впервые с тех пор, как убил меня, проснулся больше, чем когда-либо с тех пор, как ты начал свою порочную жизнь.

Я наклонилась вперед: "Са... Сара! - выдохнул я. - Сара!"

Но она продолжала, как будто не слышала меня.

- И сегодня ты получишь мои деньги - все до единого цента. Они будут твоими, и никто не осмелится возразить.

Слабая улыбка промелькнула на ее бледном лице.

- Наслаждайся этим, если сможешь, Мартин. Наслаждайся каждым долларом, потраченным на те развлечения, которые ты запланировал, если сможешь. О, Мартин, Мартин, если бы ты только знал, что ждет тебя за завесой!

Одной тонкой рукой она указала на открытое окно, жестом, целью которого, как я знал, было кладбище, где мы ее похоронили.

- Там, снаружи, мы не мертвы, Мартин, - сказала она. - Мы не мертвы в том смысле, в каком вы, жители этого мира, понимаете смерть. Наши мысли, Мартин, живы! О, конечно, со временем наши тела разрушаются; наш мозг разлагается, ткани отпадают, и остаются только наши белые черепа. Но в этих, казалось бы, пустых черепах остаются основы мышления.

- Нет!

Это был хриплый протест, но он замер у меня на губах, едва я его произнес. Она не подала виду, что услышала его.

- Нет, Мартин, мы там живы. Мы общаемся друг с другом с помощью мысленных волн, с помощью странной ментальной силы, которую впервые обнаруживаем, лежа на глубине шести футов.

- И я поговорила со всеми ними, Мартин. С бывшими соседями, с моей матерью, с моим отцом. Даже с моей давно умершей бабушкой, которую я никогда не знала в своей земной жизни. Они любят меня, те, кто там. Они любят и скорбят обо мне. Видишь ли, Мартин, - медленно произнесла она, - они знают, что ты со мной сделал!

- Да, они знают, - продолжала Сара, - и они ждут тебя. Ждут того часа, когда ты ляжешь рядом со мной и начнутся твои мучения.

Ночной ветер, залетавший в комнату, свистел со странным нарастанием.

- И какие же пытки, Мартин, - муки, о которых не имеют представления в этом мире, ожидают такого убийцу на глубине шести футов. Душевная пытка, Мартин. Часы, годы, столетия душевной пытки, превосходящей любую физическую боль. Минута за минутой, без конца, непрерывно, никогда не останавливаясь, мысленные волны других людей будут сталкиваться с твоими собственными, снова и снова напоминая о твоем ужасном преступлении. Принося это тебе снова и снова; оскорбляя, угрожая, напоминая и насмехаясь над тем, что ждет тебя в тот последний день, пока твой безглазый череп не начнет дрожать, угрожая лопнуть от боли, которую он испытывает.

О, сейчас это может показаться пустяком, Мартин. Но подожди. Подожди, пока жизнь не уйдет, и ты не окажешься рядом со мной. Даже если ты будешь похоронен на другом конце земли, мысленные волны найдут тебя.

- Нет! - выкрикнул я, и это прозвучало громко, это был не сон, и я это знал. Сара была права, и то, что она говорила, было правдой.

- Нет! - снова закричал я. - Они не будут меня пытать. Зачем им это? Да, я убил тебя, но что с того? До этого были тысячи убийств. Почему меня должны пытать, потому что...

- Потому что твое убийство было самым подлым из всех. - Голос был по-прежнему спокоен, но в то же время пронзал, как кинжал. - Ты совершил убийство в обители мертвых. Твое преступление было совершено в специально отведенном для них месте. В месте, которое должно быть окружено уважением, тишиной и спокойствием. Вот почему они будут пытать тебя, Мартин. Именно за это тебя будут судить.

Ее голос затих, и снова воцарилась тишина.

А затем она начала приближаться ко мне! Да, прямо у меня на глазах Сара Фостер начала медленно приближаться ко мне. Я отчетливо видел ее - слышал слабый шелест черного шелкового платья, которое было на ней надето. На ее лице не было ни ненависти, ни жажды мести. Только спокойное достоинство.

Но к этому времени мои нервы были на пределе. Я попытался закричать, но не смог. Я словно окаменел, и только дикий взгляд выдавал во мне жизнь. Теперь она была близко, почти рядом со мной! Боже, что она собиралась сделать?

И вдруг я обрел дар речи и закричал, я закричал громко и дико, я завизжал, как обезумевшая тварь, как заблудшая душа, потерявшая всякую надежду и приближающаяся к адскому пламени. А потом, в первый и единственный раз в своей жизни, я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, в комнате все еще царил полумрак, и я был один. Я не мог долго оставаться без сознания, - думаю, не больше минуты, потому что, когда вскочил с кровати и распахнул дверь, чтобы выскочить в коридор, Джесс и Берни, полуодетые, выбежали из своей комнаты.

- Мы слышали, как вы кричали, сэр, что случилось? - воскликнул первый.

Берни держал лампу.

- Почему вы такой бледный, как привидение, мистер Блейн? - воскликнул он. Они смотрели на меня так, словно ожидали, что я вспыхну.

Боже, так нельзя! Возбуждать их подозрения - нет, я не должен! Я сделал отчаянное усилие, чтобы взять себя в руки.

- Нет, нет. - Я едва смог выдавить это слово из себя. - Нет, со мной все в порядке, - выдохнул я, - просто плохой сон. Вот и все!

Но они продолжали стоять и таращиться, как два больших недоумка, какими они и были, и я не смог сдержаться.

- Возвращайтесь в свою комнату! - взревел я и, развернувшись, бросился к лестнице. Я перепрыгивал через три ступеньки за раз. Если кому-то и нужно было выпить, так это мне; я нашел бутылку, налил себе крепкой на три пальца и через мгновение повторил. Потом я сел в старое кресло-качалку, задумался, и начал писать эту историю. И вот теперь я улыбаюсь, - уже рассвело, а бутылка пуста.

Конечно, я улыбаюсь, я начинаю хихикать, а потом смеюсь все громче и громче, пока пишу, почему? Нет, я не злюсь, я не обманываю себя. Но все время, пока я это пишу, я о многом думаю. Да, и теперь я все понял - как я не только хорошо проведу время в этой жизни, но и смогу спокойно перейти в следующую.

О, Сара, ты дура! Ты думала, что твое возвращение всегда будет преследовать меня. Будто я буду обречен провести остаток своих лет в душевных муках, думая о том, что меня ждет, когда я наконец упокоюсь. Но ты ошибаешься. Сара, ты ошибаешься. Почему, надеясь причинить мне страдания, ты дала мне ключ к моей свободе?

И ты, читатель, спрашиваешь, как? Просто прочитай следующие несколько строк, и ты поймешь.

Разве Сара не говорила, что, когда я умру, мои умственные способности подвергнутся пыткам, что в черепе останутся все основные мысли, которые смогут достичь меня, даже если я умру на другом конце земли? Конечно, так и было бы. Но что, если бы в мое завещание был включен специальный пункт, который гласил бы, что после моей смерти мой череп должен быть измельчен в мелкую пыль, а затем кремирован? Вы понимаете это - измельчен и сожжен! Что она могла бы тогда сделать?

Именно это я и собираюсь сейчас сделать! Я уже позвонил Гранту, адвокату, и договорился о встрече на девять утра. Я внесу этот пункт в свое завещание и буду смеяться, когда подумаю об этом. И я хорошо проведу время с ее деньгами в этом мире, а когда я умру, мы посмотрим, что Сара и ее друзья-неудачники смогут с этим поделать!

Ты ахаешь. Ты смотришь с восхищением. Ты удивляешься, как я мог додуматься до такого выхода. Довольно умно, да! О, я же говорил тебе, что Мартин Блейн умен. Придется встать довольно рано, чтобы найти другого такого!

Следующее сообщение появилось в "Милвейл Уикли Стандарт".

УЖАСНАЯ ТРАГЕДИЯ

Мартин Блейн, молодой фермер, живущий примерно в двух милях к западу от деревни, погиб на месте вчера утром, когда автомобиль, которым он управлял, врезался в экспресс 8.15. Блейн, очевидно, ехал в город по делам. Адвокат Грант говорит, что Блейн позвонил ему ранее утром и договорился о встрече в девять, добавив, что голос Блейна звучал так, будто он был сильно взволнован. Тело будет похоронено сегодня рядом с телом его недавно скончавшейся жены.

АКУЛЫ

Уильям Уэлдин

Малаец закрутил последний соединительный винт, и Бойд Хоуэтт оказался отрезан от внешнего мира. Через стеклянное окошко своего водолазного шлема он взглянул в узкое, загорелое лицо Карсона.

Малаец, как всегда, непроницаемый, подал знак, что все готово к спуску. Только Лейла Крейг ободряюще улыбнулась Хоуэтту, проигнорировав попытку Карсона отвлечь ее внимание.

Несмотря ни на что, Хоуэтта охватило чувство неловкости, когда он перелез через борт. В прощальном взгляде Карсона был намек на целеустремленность, а в игривом похлопывании Лейлы по плечу было что-то слишком собственническое. Так похоже на Карсона! Подумал он. Затем темно-синие волны Индийского океана сомкнулись над его головой, мгновенно сменившись на прозрачные, флуоресцентно-зеленые.

Через минуту или две он услышал ироничный голос Карсона в микрофоне.

- Привет, Хоуэтт, как тебе сегодня в аквариуме? В твоем водолазном костюме для акул получилась бы отличная жевательная резинка, их вокруг Никобарских островов не меньше, чем мух. Все по-прежнему в порядке? Хорошая погода там, внизу?

- Превосходная, - ответил Хоуэтт. Его голос в узких стенках шлема звучал неестественно глухо. - Здесь нет дождя; по сравнению с этим пройтись по мокрому асфальту площади Пикадилли на резиновой подошве было бы захватывающим занятием.

- Я слышу, как смеются рыбы, - сказал Карсон, - особенно акулы. В этих водах они достигают семи метров в длину и могут проглотить взрослого человека, как таблетку.

Злобный смешок, затем тишина. Хоуэтт погрузился глубже, и прозрачная зелень вокруг него стала темнее и гуще. Странные тропические рыбы фантастических форм и великолепных расцветок заметили его присутствие и с любопытством стали плавать вокруг.

Это был странный мир, расположенный между поверхностью моря и его дном, - неустойчивый, где ты покачивался, поднимался и опускался в фосфоресцирующем, призрачном мерцании, становившемся все более тусклым и, наконец, совсем исченувшем.

Вниз, вниз, вниз. Мысли Хоуэтта вернулись к кораблю, висевшему над ним, - он был неуютным, но все же что-то вроде дома в бескрайних водах. Если вдуматься, они были любопытной группой людей! Представьте себе его самого, наполовину ученого, наполовину оператора, дрейфующего на дне моря близ одного из маленьких Никобарских островов.

Он снимал фильм, который должен был затмить все предыдущие достижения в этой области, фильм, показывающий обитателей тропических морей на их собственном глубоководном фоне из ракушек, кораллов и диковинных наростов.

Затем был Карсон, искатель приключений, мастер на все руки, ни в чем не разбиравшийся, и Лейла Крейг, статистка и кинорежиссер, с той каплей авантюрной крови в венах, которая заставляет ее обладательницу отправляться в погоню за дикими гусями по всему миру.

Остальная команда состояла из малайцев, за исключением трех европейских офицеров - англичанина, португальца и метиса. Хоуэтт и Карсон были предоставлены сами себе, и для успеха их экспедиции было необходимо строго следить за расходами.

Трос ослаб, когда ноги Хоуэтта погрузились в мягкую грязь. Он подал сигнал о своем прибытии, и мгновение спустя мощные лучи электрического фонаря осветили все вокруг фантастическим светом.

Хоуэтт сконструировал специальную водонепроницаемую камеру; теперь он достал ее из кармана своего водолазного костюма. Вскоре яркий свет лампы привлек множество рыб. В поле зрения попала большая электрическая рыба, и он уже собирался привести аппарат в действие, когда услышал голос Карсона.

- Лейла только что отчалила.

- Не мешайте мне! - В голосе Хоуэтта звучало нетерпение. - Я только начал.

- О, я подумал, что вам, возможно, будет интересно это узнать, - последовал невозмутимый ответ. - Я отправил ее на берег за кокосовыми орехами к местным жителям.

- Вы не могли бы на пять минут отложить свою хронику новостей?

- Теперь мы, можно сказать, предоставлены сами себе, - продолжил Карсон, и его злобный смех неприятно отозвался эхом. - Теперь мы можем облегчить душу.

- Едва ли это подходящий момент, когда нас разделяют 15 морских саженей воды, - сухо заметил Хоуэтт, нажимая на кнопку камеры.

- Для некоторых дискуссий уединение, обеспечиваемое 15 морскими саженями звуконепроницаемой воды, может быть очень удобным, - ответил Карсон. - Нас услышат только акулы, а малаец рядом со мной не понимает по-английски.

Голос Карсона утратил свои обычные слегка саркастические нотки; он стал почти дьявольским. Хоуэтт навострил уши.

- В чем дело? - удивленно спросил он. Камера выключилась.

- В последнее время вы часто флиртовали с Лейлой, не так ли?

- Даже если бы я это делал, я не стал бы обсуждать этот вопрос ни с кем, и меньше всего с вами, - холодно сказал Хоуэтт.

- Я видел вас вместе на палубе поздней лунной ночью. Как романтично! Любовь и так далее.

Затем голос Карсона посуровел.

- Выбор лежит между вами и мной.

- Да, именно этого я и боялся.

- Но этого больше не будет.

- Надеюсь, что нет.

- Правда, - иронично заметил Карсон, - я не знал, что у вас имелись суицидальные наклонности. Потому что, видите ли, с этого момента это будет наше с Лейлой шоу, и вы больше не сможете вмешиваться.

- Что вы имеете в виду? - резко спросил Хоуэтт.

- Я имею в виду, что мертвецы не имеют никакого отношения к любовным похождениям живых людей, - ответил Карсон. - Произойдет несчастный случай. Скажем, через пять минут в вентиляционной трубе появится течь. Через пять минут малаец, помогающий мне управляться с водолазным аппаратом, отправится в мою каюту за сигаретами. Все на борту подумают, что маленькая щель в трубке - это прореха. Никто вас не услышит, за исключением, возможно, случайной акулы. А акулы, знаете ли, тупые. Хороший план, не так ли?

На мгновение мозг Хоуэтта перестал функционировать: в голове у него было пусто. Затем с поразительной быстротой в его мозгу промелькнуло слово, заставившее его активизироваться. Акулы! Внезапно он понял, почему рыбы убегали. Если Карсон не прикончит его, это, вероятно, сделают акулы.

- Карсон, вы сошли с ума?

Ответа не последовало.

- Карсон!

Вопреки всем надеждам, он услышал голос Карсона совсем близко от своих ушей.

- Я только что отослал малайца прочь. У вас есть какие-нибудь последние пожелания? Они будут добросовестно исполнены.

- Вы совершенно спятили, Карсон! - выдохнул Хоуэтт, в ужасе глядя на великолепное тело, снова появившееся на свету. - Вы сумасшедший! Я практически помолвлен с Лейлой.

- Через несколько мгновений сам дьявол разорвет помолвку собственными руками, - последовал ироничный ответ. - У вас есть что еще сказать?

- Вы дурак, Карсон. Вы не получите Лейлу, даже если уберете меня с дороги.

- Друг мой, - произнес циничный голос сверху, - один образованный европеец среди двадцати малайцев, которые ни слова не говорят по-английски, - важная персона в том, что касается женщин. Такие ситуации творят чудеса посреди Индийского океана.

- Вы ошибаетесь, Карсон, - сказал Хоуэтт. - Некоторые малайцы очень хорошо понимают по-английски. Во всяком случае, человек, который вам помогает, понимает. На днях Лейла рассказала мне в его присутствии, где она хранила одно не очень ценное украшение, и в тот же вечер оно пропало.

На мгновение микрофон замолчал. Затем раздался напряженный голос Карсона.

- Что вы сказали?

- Я сказал, что малаец, который работает с лебедкой, понимает английский.

- Это ложь! - прошипел Карсон.

- Разве человек в моем положении может лгать? - тихо спросил Хоуэтт. - Я не хочу, чтобы Лейла связалась с человеком, которого рано или поздно будут судить за убийство.

Целую минуту Карсон молчал. Казалось, он о чем-то задумался.

- Если бы этот парень действительно понимал по-английски, я уверен, он попытался бы остановить меня, - неуверенно ответил он.

- Нет, он просто позволит вам попасть в ловушку. Эти парни и пальцем не пошевелят, чтобы спасти белого, но они используют любую уловку, чтобы поставить его в неловкое положение.

Снова пауза, затем Карсон заговорил снова.

- Я собираюсь вытащить вас, - сказал он.

Хоуэтт вздохнул с облегчением, но слишком рано. В поле зрения появилась акула, направляясь прямо к нему. Он бросился вниз, и существо пролетело над его головой, ударившись о скалу. Затем она развернулась с быстротой молнии и устремилась вверх, в темноту. Хоуэтт почувствовал, как натянулся трос.

- Стойте! - крикнул он. - Подождите, пока я не подам сигнал.

- Что случилось? - спросил изумленный Карсон. - Акулы?

- Одна внизу, другая наверху, - лаконично ответил Хоуэтт. - У вас все еще есть шанс, Карсон.

Он осторожно приподнялся и, повернувшись к камере, прислонился к скале, ожидая следующего нападения акулы. Та снова приблизилась к нему, но, видимо, вспомнив о неудаче последней атаки, нерешительно отвернула. Хоуэтт выключил камеру и погасил свет - мера предосторожности, о которой он забыл из-за двойной опасности. Казалось, целую вечность он ждал в темноте; затем, поскольку чудовище больше не появлялось, он подал знак, чтобы его вытащили.

* * *

Полчаса спустя, ослепленный тропическим солнцем, Хоуэтт стоял на палубе. Карсон, засунув руки в карманы, наблюдал, как с ныряльщика снимают шлем. Затем он неожиданно обратился к малайцу по-английски.

- Попроси капитана приготовить мне лодку с ружьем и запасами еды, Квала, - сказал он. - Я собираюсь обосноваться на одном из этих островов. Пусть дьявол заберет всю эту экспедицию!

Малаец уставился на него, ничего не понимая.

- Пошел, ты, свинья! - закричал Карсон с неожиданной горячностью. - Ты что, не понимаешь меня?

- Нет, - сказал Хоуэтт. - Он ни слова не понимает по-английски. Напрасно вы беспокоитесь, Карсон.

Прежде чем Карсон успел ответить, с верхней палубы спустилась Лейла Крейг с двумя огромными кокосами под мышкой.

- Ну разве они не прекрасны? - воскликнула она, сияя. И повернулась к Хоуэтту. - Как там было сегодня внизу?

- Так себе, - коротко ответил Хоуэтт, и испуганный вид Лейлы почему-то обрадовал его.

Он посмотрел собеседнице в лицо.

- Забавно, - сказал он, - я видел пару акул.

Секунду помолчал.

- Ты когда-нибудь видела желтую акулу, Лейла? - добавил он.

ЛЮБОВНИК И БАЛКА

Энн, леди Селсдон

Мистер Осберт Ситуэлл недавно сказал, что "призраки и спиритические явления в целом очень часто являются результатом скуки. Воображение, как правило, элементарного рода, проявляет себя, чтобы развеять скуку, а затем следует самообман".

Признавая, что некоторые истории о привидениях выдуманы для того, чтобы "развеять скуку" или стимулировать воображение других людей, я должна согласиться с мистером Ситуэллом, поскольку мой собственный опыт общения со сверхъестественными явлениями никоим образом не был связан со скукой. Они просто произошли, и (если можно применить слово "обычные" к сверхъестественному) совершенно обычным образом.

Несколько лет назад мои друзья купили старый дом в Букингемпшире; по разным причинам я не могу дать его истинное название.

Холл расположен в одном из самых живописных уголков Букингемпшира, до сих пор остающегося неизведанным. Дом, построенный каким-то владельцем восемнадцатого века, не связанным с этой историей, возвышается над буковыми лесами, окружающими его с обеих сторон, пока они постепенно не уступают место холмистым парковым угодьям. Территория вокруг, имитирующая руины, греческие храмы, мраморных богов, и последнее, но не менее важное - озеро грез, к которому весной приближаешься через рощи сирени, разливающие аромат и краски по тропинке.

Существует старая традиция, согласно которой никакие призраки не осмеливаются появляться в саду, когда цветет сирень, но традиция, должно быть, ошибочна, поскольку любое безобидное "посещение" не может иметь лучшей мизансцены, чем сад, где сирень предстает в облаках розовато-лилового цвета, сверкая, словно белый коралл в море, в изумрудных листьях или щеголяющих угрюмым грозовым красновато-пурпуром Востока.

Г. пользуются огромной популярностью, Холл нетрудно найти, прием, который вам оказывают, радует сердце, поэтому неудивительно, что большинство людей находят тот или иной предлог, чтобы часто уезжать сюда на машине из города. (С тех пор он был продан и переделан).

* * *

Как-то в мае, когда я чувствовала себя более уставшей, чем обычно, мне пришло в голову, что провести выходные с Г. было бы идеальным способом отдохнуть. Я позвонила Дороти и предложила свою помощь.

- Мне ужасно жаль, Энн, дорогая, - сказала она, - но у нас полный дом гостей, не подойдет ли следующая пятница?

Я сказала ей, как устала от Лондона, и добавила: "Мне все равно, даже если вы поселите меня на одном из чердаков, я просто обязана приехать". После этих слов я услышала торопливые консультации, обращение к Роберту Г., а затем Дороти сказала, что, если я не возражаю спать в Длинной комнате, то буду желанным гостем, как цветы месяца.

Я прибыла как раз вовремя, чтобы выпить чаю и поболтать о пустяках. Квадратный холл с галереей, из которого открывался вид на верхний этаж, создавал условия для беседы. Гости пребывали в прекрасном расположении духа, готовясь наслаждаться каждой минутой многолюдного часа, но, к моему удивлению, Роберт, обычно один из самых очаровательных эгоистов из смертных, из кожи вон лез, чтобы извиниться за невозможность разместить меня где-либо, кроме как в Длинной комнате.

- Я не знала, что здесь есть такая комната, а я останавливалась здесь много раз, - сказала я.

- Мы никогда ею не пользуемся, - ответил он, - вам, наверное, она совершенно не понравится.

Однако мне понравилась Длинная комната, до которой мы добрались после трудного подъема на самый верх дома. В соответствии со своим названием, Длинная комната простиралась под крышей по всей длине фасада. Она была не только длинной, но и узкой, а квадратные окна, похожие на бессонные глаза без век, смотрели на улицу, окаймлявшую берег. Она была обставлена удобной мебелью, и в ней не было ничего необычного, за исключением огромной балки, пересекавшей потолок прямо над кроватью.

- Вы уверены, что не возражаете переночевать здесь? - спросил Роберт.

- Возражаю - почему я должна возражать? - пожала плечами я.

Вечер прошел в приятной обстановке, обычной на вечеринках у Г. по выходным. Нас никто не торопил ужинать и танцевать в каком-нибудь незнакомом доме и не гнал в глушь, в ближайший кинотеатр. Мы отдыхали, беседовали, слушали хорошую музыку, наслаждались тишиной сельской местности и понимали, что семья Г. в прошлом была мастерами в искусстве принимать гостей.

Роберт все еще продолжал рассыпаться в извинениях за Длинную комнату: я видела, что Дороти смотрела на него с молчаливой мольбой о тишине, но он не обратил на это внимания, и, когда мы пожелали друг другу спокойной ночи, Роберт почти настоял на том, чтобы еще раз показать мне дорогу в Длинную комнату.

Ночь была прохладной, в открытом камине горели дрова. Пляшущие языки пламени освещали каждый уголок, и, осматривая свое окружение, я задавалась вопросом, почему Роберт так сильно протестовал.

Дубовый балдахин, очевидно, сохранился в доме с древних времен, драпировки, украшенные кружевом, прекрасно сохранились, а экзотические цветы сияли так, словно были вышиты только вчера. Остальная мебель была современной, и единственной архаичной ноткой было отсутствие электрического освещения. "Наверное, слишком близко к стропилам", - подумала я, увидев высокие восковые свечи в серебряных канделябрах, которые были поставлены наготове, чтобы освещать мне путь к кровати.

А теперь позвольте мне заверить мистера Ситуэлла, что в тот момент у меня не было и следа скуки. Я чувствовала приятную усталость. У меня остались приятные воспоминания о хороших товарищах, которых я оставила внизу. Я легла в постель и погрузилась в сон, едва только моя голова коснулась подушки.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я проснулась с тошнотворным чувством ужаса, подобного которому никогда не испытывала. Это было так, словно существование было внезапно разрушено безжалостным существом, не знавшим ни жалости, ни угрызений совести и лежало вокруг меня в руинах. Вдобавок к этому душевному ужасу я испытывала физический страх, причем не только за свою собственную жизнь, но и за жизнь кого-то невыразимо дорогого мне.

Я пыталась совладать со своими нервами, когда внезапно с меня в буквальном смысле сорвали постельное белье. Я с трудом подняла его. Бесполезно. Кто-то невидимый был сильнее меня. Итак, я лежала, свернувшись калачиком, уткнувшись лицом в подушки, в то время как какая-то невообразимая страсть вибрировала вокруг меня и создавала темные, непонятные намеки на дикую и отчаянную любовь.

В этот момент я почувствовала порыв холодного воздуха из распахнутого окна, и в угасающем свете камина заметила что-то темное, раскачивающееся взад и вперед на большой балке - что-то, что извивалось и дергалось.

Что это было? Свидетелем какого воссозданного ужаса из Потустороннего мира я стала?

Я была слишком напугана, чтобы искать спасения в очевидных вещах, поэтому усилием воли вцепилась в простыни, завернулась в них, как в кокон, и, едва осмеливаясь дышать, ждала, что будет дальше. Ничего не происходило.

Меня никто не беспокоил, и, наконец, я отважилась зажечь свечи, которые, к счастью, горели до рассвета.

Приветливый свет и пение просыпающихся птиц стали для меня благословением. Я вскочила с постели и тут же вспомнила об открытом окне. К моему изумлению, все три окна, выходившие на подъездную аллею, были плотно закрыты. Я знала, что ужасы этой ночи мне не померещились.

Где было другое окно? Что с ним стало? Я внимательно осмотрела стену. Не было ни следа какого-либо окна, ни в прошлом, ни в настоящем, ни даже выпуклости или шва на обоях; я посмотрел на балку, прочную, древнюю и ничем не примечательную в быстро растущем свете. Атмосфера в комнате теперь была такой же бесцветной, как и прежде, и такой же безжизненной, как остывший пепел в камине.

Ничто на свете не заставило бы меня провести еще одну ночь в Длинной комнате. Теперь я была уверена, что столкнулась со зловещей памятью драмы, затрагивающей трех человек в каком-то трагическом треугольнике прошлого.

За завтраком Роберт снова задавал мне вопросы, что совершенно не соответствовало его характеру. "Хорошо ли я спала?" - "Да, превосходно". - "Правда?" - "Правда", - заверила я его. Он сомневался, искоса поглядывал на меня, попросил Дороти поддержать его расспросы и был откровенно недоволен, когда ее расспросы также не принесли результата.

Утром я вспомнила о делах в Лондоне - хотя понимала, что ни один здравомыслящий человек никогда не вспоминает о делах во время визита на выходные. Дороти, всегда понимающая подруга, безоговорочно приняла мое объяснение как истину и не упомянула о Длинной комнате.

Роберт, словно буревестник, устремился вслед за моей отъезжающей машиной, и на его лице отразилась смесь уныния, самобичевания и острого любопытства.

* * *

Череда непредвиденных препятствий помешала мне провести выходные в Д. летом. Я уехала за границу, отсутствовала много месяцев, но, когда вернулась в Англию, первым человеком, которого я встретила, был мой друг и чета Г., и однажды вечером после ужина я услышала историю о привидениях в Длинной комнате.

- Я был уверен, что вы прошли через это, леди Селсдон, - сказал полковник Т., - когда уезжали в такой спешке. Скажите, как много вы видели?

Я рассказала ему.

- Хм... да, именно так... Что ж, теперь я вполне оправданно могу рассказать вам все.

Сначала он объяснил мне кое-что, на что я всегда смотрела как на безобидную причуду Дороти.

- Вы заметили, что миссис Г. никогда не позволяет своим любимым бульдогам сидеть дома до полуночи и всегда отсылает их каждый вечер до одиннадцати?

- Да, конечно, но какое отношение это может иметь к вашей истории?

- Потому что она не хочет, чтобы кто-нибудь видел, как испугаются собаки, если останутся до полуночи. Я видел это однажды, но ничего не мог с ними поделать, животные были буквально вне себя от ужаса; и почему? Потому что они знают, кто возвращается в Длинную комнату. От этого никуда не денешься.

Начало - это история о страстном увлечении старика восемнадцатилетней девушкой, произошедшая где-то в конце 17 века. В то время поместье принадлежало последнему представителю семьи, отвратительному типу, единственной мыслью которого в старости было накапливать все больше и больше денег и произвести на свет наследника. Красавицу 17-го века, которая ненавидела этого Зверя и явно не справлялась со своими обязанностями по продолжению рода, фактически держали взаперти в тюрьме Д., поскольку ее муж-аристократ был ростовщиком для молодых людей с перспективами, а также для игроков и богачей в Уайтхолле, чье экстравагантное прошлое заставляло их смотреть в лицо настоящему с чудовищной процентной ставкой.

Никто не подозревал, что сэр Дж. Д. был человеком, известным как мистер Сайлас в его конторе на Линкольнс-Инн-Филдс, и никому в Д. не говорили, куда он отправлялся во время своих периодических отлучек из дома.

Я не знаю, как в конце концов любовь вошла в жизнь девушки. Сначала влюбленные встречались тайком в парке, а потом в Длинной комнате, поскольку старая экономка была непреклонна во всем, что касалось свободы ее госпожи.

Однажды вечером сэр Дж. Д. вернулся на два дня раньше, чем его ожидали. Он вошел в Холл через боковую дверь, ключ от которой был только у него.

Окончательно разорив многообещающего молодого пэра, он хорошо поужинал и теперь, разгоряченный вином и в прекрасном расположении духа направился в большую спальню, чтобы разбудить свою жену, которая, несомненно, крепко спала под балдахином. Но в постели никто не спал.

Возмущенный женскими капризами, сэр Дж. метался из спальни в спальню, но не мог обнаружить никаких следов своей пропавшей жены; тогда он сел, чтобы все обдумать, и, сложив два и два, вспомнил, что наверху есть еще одна неисследованная комната. Желая ничего не оставлять на волю случая, он сначала прошел в библиотеку, где обнаружил прочную стальную цепь и пару наручников, а затем бесшумно прошел в Длинную комнату.

Влюбленные спали в объятиях друг друга, и в этот момент суровый старик, должно быть, осознал, чего он лишился в жизни. От этого осознания у него на глазах выступили слезы. Он защелкнул наручники на запястьях потерявшего сознание любовника, а жена, проснувшись, увидела, что смерть смотрит на нее глазами мужа.

Сэр Дж. протащил молодого человека по полу и подвесил его к балке на стальной цепи. Видите ли, леди Селсдон, жертва не могла пошевелить рукой, чтобы спастись, из-за сверхчеловеческой силы сэра Дж.

Перепуганная девушка накрылась с головой постельным бельем, и ее муж оставил ее в покое, пока не были завершены его последние приготовления. Затем, когда то, что когда-то было человеком, задохнулось и забилось в агонии, он сорвал одеяло с лица жены и велел ей посмотреть на своего любовника; и каждый раз, когда она пыталась спрятать глаза, ее заставляли силой, пока в припадке безумного отчаяния она не ускользнула от него, открыла одно из окон, выпрыгнула наружу и погибла на месте, когда ее тело ударилось о каменные ступени внизу.

- Это объясняет внезапный порыв ветра, - сказала я. - Но здесь нет никаких следов окна.

- Оно было заложено кирпичом снаружи. Однако, - продолжил полковник, - призраки всегда обитали в Длинной комнате, и именно по этой причине семья Г. держала ее запертой.

Я сказала, что большинство людей наверняка задались бы вопросом, почему семья Г. продолжает там жить.

- Что ж, - задумчиво произнес полковник, - это прекрасное место, призраки проявляются только в одной комнате, так что, если не считать небольшой неприятности с бульдогами, почему бы и нет? В конце концов, если бы вы не ночевали в Длинной комнате, вы бы ничего не узнали о "Любовнике и балке", так что оставим все как есть.

И я так и делала, пока меня не попросили рассказать настоящую историю о привидениях для этой коллекции.

Ю ДЕЙ ЗАНГ

К. Харкорт Робертсон

ХРАНИТЕЛЬНИЦА СОКРОВИЩ

- Мистер Грейберн, - сказал Ю Тин Гай, - вы, наверное, сочтете меня старым легковерным дураком, но приходилось ли вам когда-нибудь, случайно, натыкаться в своих путешествиях на следы Ю Дей Занг?

- Подождите минутку, - вмешался Парфитт, торговец рисом, - я полгода отсутствовал, так что, может быть, вы извините меня за вопрос, что такое Ю Дей Занг?

- В бирманском фольклоре Ю Дей Занг, - ответил Рейберн, - это дух-хранитель зарытых сокровищ. В старые времена, при бирманских королях, богатые люди были совсем не в безопасности. Из-за реквизиций, вторжений из Сиама и тому подобного часто бывали случаи, когда человек считал разумным спрятать свою собственность в земле, но иногда случалось так, что его убивали или он умирал, никому не сказав, где она спрятана.

Старый Ю Тин Гай кивнул своей седой головой в знак решительного согласия.

- Это так, - вставил он, - Бирма полна таких зарытых сокровищ, и каждое сокровище охраняется Ю Дей Занг.

- Это призрак? - предположил Парфитт.

- Согласно традиции, прекрасный, - с улыбкой ответил Грейберн. - Известно, что леди, ибо дух, - это женщина, - скрашивает монотонность своей работы, влюбляясь в красивого молодого охотника, если таковой встречается на ее пути.

- А затем, - осторожно добавил Ю Тин Гай, - она не только отдает ему сокровище, но и наделяет его даром бессмертия, при условии, что он всегда будет с ней.

- Тогда от сокровищ ему мало проку, - предположил практичный Парфитт.

- Ему разрешается время от времени посещать места обитания человека, - сказал Грейберн, - при условии, что он будет держать язык за зубами, рассказывая о своей удаче.

Ю Тин Гай наклонился вперед.

- Таких много, - загадочно сказал он, - это молчаливые люди с глазами, полными мечтаний. Они приезжают в город или деревню и остаются там на несколько дней, но не могут вынести разлуки с Ю Дей Занг, и джунгли вскоре снова забирают их.

- Ну, джунгли отнимают у меня большую часть времени, - сказал Грейберн, снова улыбаясь, - но даю вам слово, что я ее ни разу не видел.

ПОДОЗРЕНИЯ НЕ ОПРАВДАЛИСЬ

- И все же вы обнаружили сокровище, - заметил Ю Тин Гай, - а согласно традиции любовник Ю Дей Занг всегда должен отрицать этот факт. Друг мой, подозрения с вас не сняты!

- Но мистер Рейберн англичанин! - воскликнул Парфитт.

- По-моему, это не имеет никакого значения, - признался Том. - У духа, как известно, католический вкус к национальностям. Но я польщен, Ю Тин Гай, вашим предположением, поскольку верю, что Ю Дей Занг западает только на красивых молодых людей, а я не могу отнести себя ни к тем, ни к другим!

Старый бирманский судья усмехнулся.

- Я знаю одну или двух бирманских леди, которые считают вас достаточно молодым и красивым, но я пощажу ваши чувства, мистер Грейберн, иначе в будущем вы, возможно, побоитесь ходить по Моулмейнскому базару!

- Я надеюсь, вы просто шутите! - воскликнул Том в большой тревоге.

Я присоединился к гомерическому хохоту Парфитта и Ю Тин Гая. Том мгновение свирепо смотрел на нас, затем его лицо расслабилось, и он тоже рассмеялся.

- Ах вы, старый негодяй, - сказал он Ю Тин Гаю, - в этот раз вы меня поджарили!

- Пожалуйста, извините, мистер Грейберн, - извинился бирманец. - Мне семьдесят лет, и я уже слаб на голову, так что не могу не шутить с теми, кого считаю лучшими людьми.

- Лучше вас никого нет, У Тин Гай, - любезно сказал Грейберн, и он говорил правду, потому что старый судья был самым любимым человеком в Бирме.

- Но, мистер Грейберн, - сказал старик, - вы еще не ответили на мой первый вопрос. Вы когда-нибудь сталкивались с какими-либо следами У Дей Занг? Я спрашиваю совершенно серьезно.

Мы вчетвером сидели на моей веранде с видом на гавань, и это был благословенный час прохлады и покоя между закатом и ужином.

Том молчал, и я воспользовался случаем, чтобы убедиться, что у всех моих гостей в достатке виски с содовой.

Грейберн заговорил.

- Я не знаю, - медленно произнес он. Помолчал, а затем неожиданно добавил. - Я расскажу вам довольно странную историю.

Бледно-голубые глаза Тома невидяще уставились на закат. Наконец он произнес:

- Около пяти лет назад, - сказал он, - я встретил миссис Фитцджеральд в бунгало Паган Дак. Полагаю, вы все знаете Паган: этот странный старинный город с его тысячами пагод и дворцов, ныне населенный только змеями и скорпионами. Правительство расчистило дороги, и можно прогуляться среди руин и поразиться королевским прихотям, которые могли построить такой город в джунглях, а затем оставить его разрушаться.

Это была маленькая, похожая на птичку старушка со светлыми серебристыми волосами и лицом, похожим на румяное зимнее яблоко, и за обеденным столом она безостановочно засыпала меня вопросами о джунглях, так что мне пришлось отказаться от своего первоначального предположения, что она просто туристка, приехавшая посмотреть на руины, когда она прямо спросила у меня, как добраться до Паракха.

- Но вы же никогда туда не пойдете? - удивился я. - Это же в самом сердце джунглей, и если вы туда доберетесь, там не будет ничего, кроме лагеря лесорубов.

- Я знаю, - сказала она, - но я должна пойти. Там мой сын.

- А вы не ошибаетесь? - спросил я. - Единственным белым человеком там был Фитцджеральд из "Стального леса", но его там уже нет, потому что лагерь закрыт.

Я увидел, как она побледнела, потом выдавила улыбку и посмотрела мне прямо в глаза.

- Он мой сын, и он все еще там: вот почему я приехала. Я собираюсь забрать его домой, - сказала она.

Мысль о том, что храбрая маленькая старушка проделает весь этот путь через джунгли в одиночку, была невыносима для меня. Я сказал:

- Может быть, я смогу вам чем-нибудь помочь? Я тоже собираюсь в Паракх.

Взгляд, которым она одарила меня, был достаточно благодарным, и без того, что она сказала.

Позже тем же вечером я услышал ее историю; длинную, начинающуюся с детства юного Фицджеральда; со всех его ранних школьных выходок и проказ; с того, как он увлекался приключенческими историями, действие которых происходило в тропиках; как интересовался джунглями.

Затем у него появился шанс: он получил работу в компании "Стальной лес". Первые три года он работал хорошо, а затем получил второй контракт и был назначен ответственным за Паракх. Все это время он каждую неделю писал своей матери в Англию длинные письма, в которых описывал свою жизнь, в том числе в шутку говорил и о Ю Дей Занг.

Внезапно письма прекратились. Маленькая мама забеспокоилась. Когда почти целый месяц от него не было никаких известий, она позвонила в фирму. Они были очень любезны: наладили связь и сообщили ей, что ее сын жив и здоров. Только потом, когда она вышла из больницы, ей сказали, что он игнорировал запросы фирмы; уже несколько недель не присылал отчетов.

Они послали другого парня разузнать о Фитцджеральде, устроили ему настоящую засаду. Тогда он прислал в фирму письмо, в котором отказывался от своей работы и сообщал, что больше не хочет о ней слышать. Его подчиненный-бирманец впоследствии рассказал, что с ним была какая-то женщина в красном платье; бирманец ее не видел, но слышал, как Фицджеральд разговаривал о ней сам с собой.

ФИЦДЖЕРАЛЬД СДАЛСЯ

В фирме решили, что он решил стал местным жителем, и отказались от него как от неподходящего для работы. Кроме того, лагерь был оставлен.

Затем миссис Фитцджеральд посетила офис фирмы в Рангуне и через два дня отправилась вверх по реке в Паган (ближайший населенный пункт к Паракху). Что, конечно, подводит нас к тому месту, где я с ней познакомился.

Это было трудное путешествие из Пагана в Паракх через джунгли. Большую часть пути мы проделали по слоновьей тропе. Так что маленькой миссис Фитц пришлось идти со мной по темной лесной тропе.

Не прошло и двух дней, как я полюбил эту маленькую женщину, потому что она никогда не ворчала, как бы тяжело нам ни приходилось.

Что ее беспокоило, так это мысль о том, что ее сыну придется жить в такой обстановке. Я напомнил ей, что он не отличался особой чувствительностью, но миссис Фриц отказалась утешаться.

- У него меланхолия, - заявила она, - и неудивительно, в таком месте!

Что ж, в конце концов, к вечеру четвертого дня мы добрались до лагеря и временного бунгало Фицджеральда, где с испуганным видом сидел главный, но самого Фицджеральда нигде не было видно.

- Где твой хозяин? - спросил я у этого человека.

- Он ушел в джунгли, - ответил тот.

- Зачем? - сказал я. - На охоту?

Бирманец покачал головой.

- В джунгли, - сказал он, - хозяин ходит не для того, чтобы поохотиться, и не для того, чтобы просто погулять. Однажды я последовал за ним и увидел, как он вышел на небольшую поляну, где присел на бревно. Затем он начал говорить по-бирмански.

- И что он сказал? - спросил я.

- Он говорил о любви, и, насколько я мог видеть, там больше никого не было. Я испугался и побежал домой. Теперь хозяин всегда так разговаривает, иногда по-английски, а иногда, когда он находится в этом месте, по-бирмански.

- Что ты об этом думаешь? - спросил я его.

- Я верю, что мой хозяин влюбился в Ю Дей Занг, и если это так, то однажды она заберет его к себе жить.

- Что сказал этот человек? - спросила миссис Фитцджеральд.

Я решила сказать ей правду.

- Это девушка, - сказала она, когда я закончил перевод. - Я слышала много плохого об этих бирманских девушках - о том, что они дают мужчинам наркотики, которые сводят их с ума. Слава Богу, я пришла вовремя. Попросите этого человека отвести меня туда, где находится его хозяин.

Я перевел, и Лукли повел нас по протоптанной тропинке. Миссис Фитцджеральд последовала за ним, а я замыкал шествие.

ЖУТКОВАТАЯ СЦЕНА

- Мы прошли около двух миль по такой дикой местности, какой я еще не видел, и вдруг вышли на небольшую поляну. И там, как и говорил Лукли, был Фитцджеральд, грязный, оборванный и небритый, он сидел на бревне и что-то тараторил по-бирмански изо всех сил, ни к кому не обращаясь!

Во всем этом было что-то настолько жуткое, что я просто застыл на месте, и Лукли тоже остановился, но пожилая леди рванулась вперед.

Она подошла прямо к сидящему мужчине сзади и положила руку ему на плечо.

- Дик, мой дорогой мальчик, - сказала она.

Я ожидал увидеть, как он подпрыгнет на целый ярд. Но он не обратил на это никакого внимания: просто продолжал смотреть перед собой и разговаривать так, словно обращался к кому-то, кто, возможно, был скрыт от нас густой листвой.

- Ты моя королева, - сказал он по-бирмански, - а я буду твоим королем. Мы будем править животными и духами этих джунглей: мы будем пить из золотых кубков и есть с тарелок, украшенных рубинами, - и так далее в том же духе.

Мне показалось, будто кто-то приложил к моей спине кусок льда: а что, если этот парень опасен, что, если он набросится на свою мать, не узнав ее? Я попытался пошевелиться, чтобы помочь ей, но мои ноги словно приросли к земле, как в каком-то ужасном ночном кошмаре. Бирманец, стоявший рядом со мной, сильно дрожал.

Я взглянул на миссис Фитцджеральд. Она все еще держала руку на плече сына, но тоже смотрела в том же направлении, что и ее сын. Внезапно она подняла правую руку и сотворила крестное знамение. Затем она снова заговорила, но не со своим сыном.

Я снял шлем. Она молилась.

Я не собираюсь повторять эту чудесную молитву. Я почему-то не думаю, что имею право ее помнить. Но когда она закончила, то вытянула руку перед собой, как будто указывая на что-то, и сказала:

- Отойди от меня, сатана!

Как только она произнесла эти слова, ее сын резко вздрогнул и громко закричал. Лукли, стоявший рядом со мной, бросился на землю и на мгновение отвлек мое внимание. Когда я снова поднял глаза, миссис Фитцджеральд и ее сын обнимали друг друга.

Я поднял Лукли и заставил вернуться со мной в бунгало. Примерно через полчаса пришли Фицджеральд и его мать. Он выглядел больным и слабым, но был вполне в здравом уме и с готовностью согласился сопровождать нас обратно к цивилизации. На самом деле фирма предложила ему вернуться на прежнюю работу, но его мать настояла на том, чтобы забрать его обратно в Англию. Я думаю, она была права: джунгли не для всех.

Перед отплытием я поговорил со старой леди. Она сказала:

- Я была права, это была девушка, и она околдовала его, но Бог сильнее сил зла, и она не смогла противостоять моей молитве. Знаете, она, казалось, просто исчезла, когда я сказала: "Отойди от меня, сатана".

Том отхлебнул виски с содовой. Ю Тин Гай наклонился вперед.

- Она, - озабоченно спросил он, - описала девушку?

Том улыбнулся.

- Да, - ответил он, - она сказала, что у девушки была светлая кожа, длинные черные волосы ниспадали на спину, и она была одета в красное шелковое платье.

У Тин Гай глубоко вздохнул.

- Да, - сказал он. - Это традиционное описание Ю Дей Занг!

- Возможно, - сказал Парфитт, - но Грейберн ничего не видел; он признает, что ему могла помешать листва. Я согласен с миссис Фитцджеральд: это была девушка.

- Это была Ю Дей Занг, - упрямо повторил старый Ю Тин Гай.

ИЗ ЖУРНАЛА "UNCANNY TALES"

декабрь, 1942

СОДЕРЖАНИЕ

Хью Рэймонд. ГОБЛИНЫ ДО ТЕБЯ ДОБЕРУТСЯ

Фрэнк Эдвард Арнольд. МЕХАНИКА

Зан Сэвидж. ПРИЗЫВ МОЗГА

Миллард Верн Гордон. ПОЛЕТ ВСЛЕПУЮ

Денис Плиммер. ПОРТРЕТ МАТЕРИ ХУДОЖНИКА

Дональд А. Уоллхейм. ПОЯВЛЕНИЕ КОМЕТЫ

Уилфред Оуэн Морли. ДЛИННАЯ СТЕНА

Аллен Уорленд. БОГ ОО

С.Д. Готтесман. ОГНЕВАЯ МОЩЬ

ГОБЛИНЫ ДО ТЕБЯ ДОБЕРУТСЯ

Хью Рэймонд

Этого просто не могло случиться.

Однажды ночью я проснулся и увидел, как они ухмыляются мне поверх одеяла, словно ряд нарисованных голов с рекламного плаката. Было три часа, как я легко мог видеть по светящимся стрелкам моего будильника, но, как ни странно, я ничуть не испугался.

Позже они объяснили, что это был своего рода подготовительный гипноз, в котором участвовало большое количество измельченной овощной зелени, которую я каждую ночь находил под кроватью в течение недели до этого и до тех пор не мог объяснить.

Я лежал тихо и просто смотрел на них, а они смотрели на меня. Я, конечно, был немного расстроен, но не испытывал и тени того, что обычно называют "мурашками по спине". Лица были нечеловеческими, искаженными, вытянутыми, некоторые вызывали тошноту, другие - брезгливость. Свечение, окружавшее всю сцену, лишило ее большей части таинственности. У них были руки и ноги - их было хорошо видно - и они не парили в воздухе.

Наконец я начал дипломатические переговоры.

Я сказал: "Привет".

Лица слегка затуманились и стали неровными, затем вновь обрели нормальный вид, и я обнаружил, что это связано с воздействием физических шумов на их нервную систему. Будучи существами из другого измерения, они с трудом сохраняли то, что для них было приличным внешним видом.

Как только изменения прекратились и глаза горгулий вернулись во множество впадин, одна из них с большими руками яростно выпучила их, что, вероятно, должно было означать ободряющую улыбку, и сказала: "Научите нас говорить по-английски".

Это было первым признаком особой неуместности, управлявшей их реакциями. Позже этого было достаточно, чтобы свести с ума любого.

- Но вы говорите по-английски, - заметил я, как можно быстрее собираясь с мыслями и стаскивая пижаму с ног, к которым она прилипла от холодного пота.

- Это ты так думаешь, - торжественно произнесли три огромных рта в унисон, и три огромные головы склонились ко мне. - Мы хотим знать нормы.

- Вы имеете в виду правила, - ответил я.

- Мы имеем в виду нормы, - отрезала первая большая голова.

- Именно это я и имел в виду, - сказал я и взял фонарик. Луч никак на них не подействовал. Затем фонарик внезапно отлетел назад и врезался в высокую спинку кровати.

- Не будьте такими грубыми! - предупредил я всех, кто вертел головами.

Придерживая вывихнутое запястье, я показал им язык.

- Да поможет мне Бог, я просто хотел разглядеть вас получше. Хотя почему, я не знаю. По меркам этого мира, бегемот по сравнению с вами выглядит просто неотразимым красавцем.

Ворчание стихло. Фонарик был возвращен, сильно помятый.

Что ж, первые несколько ночей были самыми тяжелыми. К концу второй мне удалось убедить их в том, что они не говорят по-английски. К четвертой ночи я уже скучал по утраченному сну. Но отсрочки я не получил.

Они были странными существами по любым меркам. Поначалу они были сдержанны в рассказах о себе. Главным образом, они требовали больше знаний о других людях. Судя по их намекам, в конце концов, я пришел к выводу, что они определенно не принадлежали к колену Адама или какой-либо его ветви.

Через некоторое время я перестал чувствовать сонливость. Это произошло главным образом из-за того, что, пока они читали книги, которые я по их просьбе приносил из местных библиотек, я успел пару тысяч раз задремать, периодически будучи прерываем приступами боли, когда они будили меня грубым, хотя и действенным ударом книгой по лбу.

Что за зрелище представляли мы все вместе в этом странном сиянии, окружавшем их! Словно сцена из какой-нибудь книги о стране Оз. Ряд голов, собравшихся полукругом, за пределами света, кромешная тьма и я в постели. Огромные глаза вытаращены. Время от времени кто-нибудь из них смеялся, и вся компания на несколько секунд теряла равновесие, а затем замирала, как вода в тихом омуте.

Я выдерживал все это две недели. Когда у меня закончились деньги на оплату услуг библиотеки, они материализовали немного и отдали мне.

Матерь Божья! Двадцать тысяч долларов добрыми однодолларовыми купюрами! И совершенно новыми! Спокойно лежащими в нескольких футах от их лиц, но я вдруг заподозрил неладное.

- Они настоящие? - спросил я и помял одну из купюр в пальцах.

Тот, у кого была самая большая голова, оторвался от "Унесенных ветром".

- Разумеется, - небрежно ответил он. - Мы достали их из хранилищ казначейства США в - как вы это назвали? - о, Вашингтоне.

Стопки книг накапливались. К счастью, у меня своя квартира, поэтому любопытные горничные никогда не вмешивались. Единственное, во что они вмешивались, - это в мою личную жизнь. Они монополизировали мое время, заставили меня уволиться с работы и оттолкнули мою девушку. Это было ужасно. Когда однажды вечером я вернулся домой с кольцом, которое она швырнула мне в лицо, я посмотрел прямо в глаза толпе, попытавшейся оправдаться. Им было немного стыдно.

- Но почему? - Я заплакал, закрыв лицо руками.

Они посмотрели на меня с каменным выражением на лицах.

- Это было необходимо, все прописано в правилах.

Я сердито посмотрела на него.

- Каких правилах?

- Основных правилах.

Они самодовольно покачали головами, я поднял книгу и запустил в них. Она пролетела мимо, не причинив вреда.

- Каких правилах? - спросил я, беспомощно опускаясь обратно на кровать.

Один из них начал что-то говорить по-русски. Его быстро прервали. Самая крупная из голов покосилась на меня одним глазом.

- Всех, - сказал он. - Всех.

С того момента они начали давать мне деньги, в которых я никогда не нуждался для утешения. После этого они даже несколько дней не появлялись, и мне стало казаться, что визиты закончились. Но когда я внезапно проснулся на четвертую ночь, то сразу понял, что они одобряли все, что я для них сделал. Они доказали это, вернувшись. Они небрежно осмотрели книжные шкафы.

- Вы не купили нам новых книг, - сказал один из них, погрозив мне пальцем.

Я закурил сигарету и подложил одну руку под шею.

- Не смог. Я прошу прощения. Что вам нужно?

- Книги. - Дюжина ртов произнесли это слово.

Я начал раздражаться.

- Я благодарен вам за все, что вы сделали, - заявил я. - Да, даже за плохие поступки, например, - вы прогнали мою девушку и сделали из меня проклятого раба. Я всегда хотел комфорта, и теперь я его получил! Книги на любую тему, книги, охватывающие все этапы земной жизни, это, - я пренебрежительно указал сигаретой на ряды книг в шкафах вдоль стен, - капля в море.

Они неодобрительно посмотрели на меня сверху вниз.

- Нет, - сказали они, - этого нет в правилах.

Все было прекрасно, пока они не рассказали мне, зачем взяли на себя все хлопоты по ознакомлению с психологией человека. Я взорвался.

- Вы дураки! - воскликнул я, покатываясь со смеху. - Что бы вы могли сделать с планетой? Поработить ее? Богатые люди уже сделали это. Препарировать миллиарды тел? Обращайтесь в наши больницы. Они делают это каждый день. Добывать алмазы? Может, я приготовлю вам что-нибудь? - Я продолжал смеяться. - Возможно, вам не хватает зеленого сыра. Отправляйтесь на Луну. Я гарантирую, что он будет свежим и не тронутым человеческой рукой.

Дюжина неосторожных пальцев перевернула страницу 242 "Заката Запада" Освальда Шпенглера, и двадцать четыре глаза начали читать верхнюю часть страницы двести сорок три.

- Пойдемте со мной, - уговаривал я, все еще раскачиваясь от смеха. - Позвольте мне провести вас по домам людей Земли и показать вам жизнь, которой они живут. Вы услышите крики рожениц, топот тараканьих лапок по голой штукатурке стен, скрип изношенных ботинок по залатанному ковру, тихий вздох в темноте, когда любовь утихнет, и гребень волны разобьется о скалы нищеты. Пролетите вместе со мной над площадями этого многолюдного мегаполиса и понаблюдайте за снующими рядами, возникающими из ниоткуда и исчезающими во мраке. Почувствуйте вместе со мной нежность кожи сотен тысяч ночных женщин, прислушайтесь к их шепоту, который должен быть наполнен счастьем, но на самом деле это наждачная бумага на обожженных языках. Друзья мои, послушайте. Это безумие - хотеть нас, безумие - воображать, что вы питаете такое желание. Сохраните рассудок. Ступайте домой. Несомненно, земля - всего лишь подножие на пути к небесам, всего лишь ступенька на вашей лестнице успеха. Друзья мои...

Деловитые пальцы спокойно перевернули двести шестьдесят третью страницу. Они быстро читали.

Я пожал плечами, поморщился от внезапной боли в пояснице и затушил сигарету, раздавив ее о пружинную перекладину кровати.

Я отправился спать.

Было только одно направление, в котором можно двигаться - вперед. Сначала я купил шикарную квартиру, потом еще одну и еще. В конце концов, я купил большую резиденцию на Риверсайд Драйв и превратил ее в свой замок. И для них тоже. Стопки книг выросли до невероятных размеров. Они высыпались из ящиков на пол. Подвал был забит до отказа, дверь на чердак была заперта. Если бы ее открыли, это вызвало бы лавину. Единственной относительно свободной комнатой в доме была ванная.

Я продвигался в социальном, культурном и политическом плане. Гоблины были в некотором роде довольны моим продвижением по службе. Они с некоторым удивлением наблюдали за моим медленным продвижением от бизнесмена к олдермену, мэру и сенатору штата. У них на губах появлялись морщинки, когда я пересказывал свои речи и рассказывал о своих больших успехах в подавлении оппозиции. В тот вечер, когда меня избрали в Конгресс, я устроил небольшую вечеринку.

Они были честными и сентиментальными. Каким-то образом они поняли причину празднования и то, что за этим стояло, и, в некотором смысле, приняли в нем участие. Они участвовали в этом маленьком празднике, сохраняя пристойное молчание, когда я хотел поговорить, и отвечая, когда меня просили.

В огромной гостиной моего дома, облаченный в роскошный халат, я курил трубку, которую держал в одной руке, и пил "Том Коллинз", который держал в другой, сидя в глубоком удобном кресле и наблюдая за происходящим. Знакомая картина. Дюжина голов, вершина дюжины тонких тел, ноги слегка касаются пола, руки в большинстве случаев подбоченились, в других - сложены.

Я поднял свой бокал.

- За меня, - крикнул я, - а почему бы и нет?

- Почему нет? - бесцветным голосом заметил самый головастый из них: - Все это есть в правилах.

Я проигнорировал его замечание.

- Да, за меня, за мой успех и за вас, мои дорогие, потому что вы сделали его возможным. - Я сделал большой глоток и, подняв бокал, заодно поднял глаза. На их лицах была серьезная улыбка.

- Мммммм, - заметил я. - Что случилось?

Собравшиеся погрустнели. Их сияние усилилось, и по комнате поползли танцующие тени. Они вытянулись и стали выше, я внезапно почувствовал, как по комнате повеяло холодом.

Самый маленький из них двинулся вперед и остановился в футе от моих вытянутых ног.

- Мы скоро это сделаем, - сказал он, почти комично двигая тонкими челюстями вверх и вниз.

- Это?

- Завоевание. Мы возьмем тебя.

- О. - Мое сердце упало. - Неужели с этим ничего нельзя поделать?

- Ты ничего не можешь с этим поделать.

Некоторое время я молча курил свою трубку.

- Я хочу, чтобы вы знали, что мне было приятно общаться с вами, - сказал я, поднимая глаза и печально глядя на них.

Они все придвинулись ближе.

- Нам тоже, - печально сказали они и снова попятились.

- И с этим ничего нельзя поделать? - Я задал этот вопрос без всякой необходимости, я знал об их силе.

Головы отрицательно качнулись из стороны в сторону.

- Когда вы планируете начать? Как вы собираетесь это сделать?

- Через неделю, - сказал тот, у кого были большие руки, - и это будет неприятно.

- Это будет больно?

- Это будет больно, но это согласно с правилами.

Я ненадолго оставил их, поднялся по лестнице и потрогал свой пистолет. Потом убрал его и покачал головой. Затем вернулся и продолжил это странное веселье, а потом лег в постель и увидел мирный сон.

У меня было шесть дней, и за три я обдумал почти тысячу различных планов, как обойти их. Все они были фантастическими и невозможными, я цеплялся за последнюю глупую идею, которая пришла мне в голову, как вдруг меня осенила практическая мысль, совершенно лишившая меня рассудка. Конечно!

Я заинтересовал их покером. Как вы, наверное, догадались, они были веселыми ребятами и, ничего не подозревая, наслаждались игрой. В качестве ставок мы использовали реальные деньги, что было несколько глупо, потому что как только кто-то из них проигрывал (что почти всегда происходило благодаря моей сообразительности), он просто материализовывал свежеотпечатанную пачку банкнот и продолжал игру.

Одновременно я пичкал их легендами об Артуре и рыцарскими рассказами, пока внушение не укрепило их и без того сильное чувство чести.

На пятую ночь я начал "роковую игру".

Игра началась очень рано вечером, и я крупно проиграл в соответствии с планом. По ходу игры я становился все беднее и беднее. Я внимательно наблюдал за выражением их лиц. Постепенно они начинали проявлять энтузиазм, приобретая инстинкт истинного игрока в покер, заключающийся в том, чтобы продолжать игру до рассвета и после него. Их лица сияли, каждый с нетерпением ждал начала следующей партии, я играл с ними осторожно, отмечая рост возбуждения. Когда я решил, что они готовы, я потянулся за картами.

Из-за ограниченного количества карт было возможно только шесть раздач: два гоблина на раздачу, двое наблюдающих, которым не терпелось вернуться к игре - они по очереди оставались вне игры, а пятая раздача была моя. Я медленно сдал карты, поднял руку и поднял глаза, чтобы увидеть, как они рассматривают свои собственные.

Четвертый гоблин слева от меня открыл торговлю. Он бросил в банк тысячу долларов. Все последовали его примеру, за исключением того, у кого была самая большая голова, и того, у кого была самая маленькая голова, которые играли вместе и сбросили. Когда они закончили разыгрывать, я прикупил двух королей, которых аккуратно разместил в колоде, и откинулся на спинку стула. Игрок, открывший игру, тщательно обдумал свой расклад и сделал ставку. Остальные присоединились, и я бросил требуемую сумму в центр стола. Вскоре все выбыли из игры, кроме игрока, открывшего игру, и меня. Он поставил сумму, эквивалентную тому, что у меня осталось. Я пропустил это мимо ушей, а затем внезапно поднял.

- Земля и ее жители, - сказал я.

- Что? - Они все удивленно посмотрели на меня, поводя носами.

- Я сказал, что ставлю Землю и ее жителей. Я могу это сделать. Я думаю, вы найдете это в правилах.

Гоблины принялись совещаться между собой. Наконец они все как один повернулись ко мне.

- Мы решили, что ты прав. Это предусмотрено правилами, - сказал самый недалекий из них, и я скрыл вздох облегчения, поскольку был почти уверен, что это не так.

- Но чем мы ответим на это повышение? - продолжил другой и кивнул в сторону игрока, открывавшего игру.

Я поднял глаза.

- Двадцати миллиардов золотом будет достаточно, - решительно заявил я и ухватился за спинку стула, когда подвал содрогнулся от внезапного поступления чистого золота на двадцать миллиардов долларов прямо из нескольких национальных монетных дворов и казначейств. Я представил себе груду книг, лежащих на дне этого чудовищного ящика.

- Мммм, - промычал я, рассматривая свои карты, - вскрываемся?

- Вскрываемся, - ответил тот, и я открыл свои карты.

- Четыре короля, - величественно произнес я. Мир казался прекрасным.

- У меня четыре туза, - небрежно заметил гоблин и тоже открыл карты.

Вы знаете, что это значит.

МЕХАНИКА

Фрэнк Эдвард Арнольд

ГЛАВА I

- Что вы имели в виду, Келлог, говоря о "других мирах"? Это была просто метафора или вы на что-то намекали?

Доктор Келлог, раскрасневшийся и немного взволнованный тем, что оказался в центре внимания, с приятным удивлением взглянул на Лайла, восседавшего в большом кресле, и на окружавшие его дружелюбные, заинтересованные лица. Аккуратный, образованный, самодостаточный человек, он довольно поздно осознал, что социальный успех так же ценен для человека науки, как и для любого другого. Без поддержки этих людей, с которыми поначалу познакомился скорее против своей воли, он никогда бы не совершил путешествие во времени, к которому стремился всем сердцем. Наслаждаясь этим новым ощущением, он нервным движением поправил пенсне и просиял.

- Эти слова вырвались у меня во время выступления нечаянно, джентльмены, - обратился он к членам Научно-исследовательского общества, - честно говоря, я хотел умолчать об этом, потому что воспоминания об увиденном слишком ужасны. Но наш друг Паско заговорил. Какая это была великолепная речь! Какую великолепную картину он нарисовал о победоносной цивилизации двадцать пятого века! Я не могу винить его или других моих коллег за то, что они верили, будто Человек тех далеких дней достиг вершины прогресса, с которой он никогда не упадет. Но, джентльмены, я видел падение, я оставался ответственным за сферу времени, пока они исследовали двадцать пятый век в течение отведенных им сорока восьми часов; я не мог вынести бездействия, и совершил стремительный полет еще на пятьсот лет, и там видел все это.

- Что вы видели, приятель?

- Я видел не просто падение той замечательной цивилизации, которую описал Паско, но и ужасные последствия этого. Я увидел такой мир, который вы никогда не смогли бы себе представить в своих самых диких кошмарах, мир монстров, которых вы не смогли бы найти в самых диких мифологиях. Это и есть мой "другой мир".

- Замечательно! - воскликнул Паско, который был членом группы. - Почему же вы не рассказали нам об этом тогда, Келлог?

Келлог слабо улыбнулся.

- Физическая храбрость не входит в число моих достоинств, Паско. Вы и другие - энергичные люди, и, если бы я рассказал вам об этом мире, вы, несомненно, исследовали бы его. Несомненно, вы бы в нем погибли. Этот мир есть или будет миром людей действия, а не людей академической науки. Поэтому я промолчал и вернулся вместе со всеми вами в безопасность нашего собственного двадцать первого века. Я предпочитаю остаться в этом мире и спокойствии, совершив успешный полет во времени, и забыть об ужасах, которые увидел в конце. Я попрошу вас, джентльмены, тоже забыть об этом.

- Погодите-ка! - воскликнул Лайл, потому что Келлог уже устраивался в кресле с сигарой и ликером, словно его рассказ был окончен. - Вам не удастся ограничиться только половиной истории, даже если она леденит кровь. Что это был за мир? Кем были эти предполагаемые монстры? И кто их обитатели? Были ли они тупоголовыми интеллектуалами с огромными мозгами, или цивилизованными насекомыми, или просто каннибалами? Или кем-то еще?

- Вот именно! - присоединился к нему веселый исследователь Арктики Фаррен. - Давай дослушаем историю до конца, Келлог.

Келлог снова взмахнул пенсне.

- Я бы охотно рассказал ее вам. Но как я могу ожидать вашей веры в то, что я видел, если я сам с трудом могу в это поверить? Как я могу дать вам разумное объяснение, если я тоже этого не понимаю? Говорю вам, весь этот хаос был неописуем. Это нужно было увидеть, чтобы поверить.

- О, мы вам поверим, - бодро заявил Фаррен. - После вашей экспедиции во Времени мы готовы поверить во что угодно. Просто дайте нам что-нибудь - смутное представление, грубый набросок, общие впечатления, но, ради Бога, не держите нас в напряжении.

Келлог улыбнулся энтузиазму собеседника.

- Очень хорошо, раз вы настаиваете. Но это не более чем смутное общее впечатление, потому что это все, что я могу вам дать. Мир тридцатого века будет миром абсолютной анархии, миром сражений, убийств и внезапной смерти. Вы не можете себе представить более ужасного контраста с великолепием двадцать пятого века. И все же, я полагаю, этого следовало ожидать. Я очень мало верю в человеческую расу. Человек хвастается своими достижениями. Он может строить великие города, решать великие проблемы, управлять великими силами; он может создавать великую музыку и великую литературу; он думает, что он Владыка Вселенной. Но когда дело доходит до кризиса, - а то, что я видел в тридцатом веке, убедительно доказывает это, - человек становится не более чем беспомощным насекомым, игрушкой случая, добычей сил, которые он никогда не сможет контролировать. Таково мое впечатление от того, что я увидел, и из этого я прихожу к неизбежному выводу, - Человек обречен.

- Чушь собачья! - раздался резкий голос.

Небольшая группа людей в углу переполненного клубного зала удивленно подняла глаза, а Келлог возмущенно огляделся, чтобы встретиться с непреклонным взглядом Карла Дженнинга, аса исследователей, возвышавшегося, подобно гранитному монолиту, за массивной фигурой Фаррена. Глаза Дженнинга холодно заблестели, Келлог ощетинился. Судьба человечества была его любимой идеей на протяжении двадцати пяти лет.

- И что вы имеете в виду, поступая столь неучтиво? - требовательно спросил он.

- Только то, что я сказал, - резко ответил Дженнинг. - Вы, книжные черви, доставляете мне боль, я прочитал кое-что из того мусора, который вы выпускаете - Человек неудачник, Человек обречен, Человек погибнет и все такое прочее. Но мы будем продолжать, несмотря ни на что. Человек, позвольте мне сказать вам, - это настоящий профессионал, и в этом мире или в любом другом нет сил, которые мы не смогли бы контролировать.

- Это вопрос мнения. Но я видел и знаю, что вы ошибаетесь. Ни один человек не смог бы выжить в том мире, который я видел.

- Такие, как вы, не смогли бы! - Тон Дженнинга был презрительным. - Но я имею в виду мужчин. Организуйте мне экспедицию по моему выбору, доставьте нас в этот ваш мир, и мы гарантируем, что сделаем из этого фарш.

- Не сомневаюсь, что вы бы так и сделали; но я утверждаю, что в тридцатом веке ваша прекрасная экспедиция не продержалась бы и двадцати четырех часов, однако поскольку это невозможно доказать, я оставлю это мнение при себе.

- Вы прекрасно знаете, что это можно доказать. Почему бы вам не сказать об этом прямо, Келлог? Вы весь вечер искали кого-нибудь, кто поддержал бы вас во втором полете, не так ли?

- Ну, э-э, я, - неловко промямлил Келлог, смущенный прямотой собеседника. Дженнинг изобразил на лице невеселую усмешку.

- Конечно, вам нужна поддержка. Не виню вас за то, что вы этого хотите, но почему, черт возьми, вы об этом не говорите? Не нужно придумывать сложную историю, чтобы заинтересовать нас всех. Если хотите, я сам выступлю перед Советом директоров и найду еще пятерых спонсоров, чтобы организовать экспедицию в будущее в камере времени Келлога, и сорок восемь часов исследований, когда мы туда доберемся. Вас это устраивает?

- Очень любезно с вашей стороны предложить это, - сказал Келлог, слегка смягчившись. - И теперь, когда вы вынуждаете меня, признаю, что спрашивал компанию о такой поддержке, так что я принимаю ваше предложение. Но поверьте мне, никаких сорока восьми часов исследований не будет, я имел в виду то, что сказал - о мире тридцатого века, и что бы вы ни думали о моем мнении, я придерживаюсь фактов. Если мы окажемся настолько глупы, что покинем поток времени ради реальности, нам повезет, если мы переживем эти сорок восемь часов.

- Готов заключить с вами пари, - многозначительно сказал Дженнинг.

- Хм. Я не богатый человек, но у меня есть средства, примерно такие же, как у вас. Я заберу две трети из них по итогам этой экспедиции. Если вы выиграете, пожалуйста, забирайте мои, если нет, то я не доживу до того, чтобы их получить.

- Таким образом, вы в любом случае потеряете свои деньги или жизнь. В вас больше смелости, чем я думал. - Дженнингс был если и не щедр, то, во всяком случае, не скупился на комплименты. Келлог улыбнулся немного устало.

- Я пожилой человек, и я достиг цели своей жизни. Я умру, если придется, без сожалений. Но жаль видеть, как такой многообещающий молодой человек, подобный вам, растрачивает свою жизнь на невыполненные обещания.

- Черт возьми! - Дженнинг терпеть не мог проявления сентиментальности; они задевали жилку нежности, глубоко скрытую в его суровой натуре. - Я наберу шестерых добровольцев из этой группы, команду техников для камеры времени, подготовлю все необходимое, и мы будем готовы начать в течение месяца.

- Превосходно. Но, - в тоне Келлога слышалась трезвая серьезность, - я еще раз предупреждаю вас, что вы берете свои жизни в свои руки.

Дженнинг хмыкнул.

- Они никогда не окажутся в более надежных руках.

ГЛАВА II

Камера времени Келлога представляла собой колоссальное сооружение, огромный передвижной колледж, лабораторию, жилое помещение и штаб-квартиру экспедиции, вместе взятые. Путешествия? Да, он путешествовал - но не по суше, морю или воздуху, а по великой, таинственной реке Времени, по которой из всех людей до двадцать первого века научился плавать только Келлог.

Это был также передвижной ангар, поскольку в нем имелось достаточно места, чтобы перевезти большой самолет Дженнинга. Это был двухмоторный армейский бомбардировщик без бомбодержателей и огневых точек, но с прозрачной носовой частью для наблюдателя. Исследователь недвусмысленно дал понять перепуганному Келлогу, что намерен провести исследование, и моноплан предназначался именно для этой цели. Он собрал для экспедиции внушительную группу: Фаррена, покорителя Арктики; Паско, участника первой экспедиции во времени, который знал джунгли мира так, как другие люди знают свои закоулки; капитана Оверлина, первоклассного пилота мировых воздушных линий; полковника Гандри, военного эксперта Научно-исследовательского общества, - все это были люди, способные покорить любой экзотический мир будущего, если это вообще было возможно. Но до сих пор мир, перед которым Келлог испытывал такой благоговейный трепет, судя по наблюдениям с воздуха, был очень тихим и неинтересным местом.

- В этой дыре чертовски мало жизни, - проворчал Дженнинг, нетерпеливо указывая на унылую равнину внизу. - Вы уверены, что сейчас подходящее время, Келлог? Или вам снились кошмары, когда вы были здесь в прошлый раз?

- В прошлый раз было то же самое время, - улыбнулся Келлог. - Но примерно в двухстах милях отсюда это место немного отличается.

- Значит, мы почти на месте, - вставил Фаррен, присоединяясь к ним, стоявшим возле кабины пилота. - Мы были в пути сорок минут, а это довольно быстрая машина. Узнаете какие-нибудь достопримечательности, Келлог?

- Я помню цепь гор, величиной со Скалистые горы, и широкую, медлительную реку. Но, помимо природы, я никогда не забуду то, что было создано человеком... Ага, вот и горная цепь.

Говоря это, он смотрел вперед, поверх плеча пилота Оверлина, который постепенно поднимал корабль, чтобы набрать высоту. Остальные мужчины подошли и проследили за его взглядом, восхищаясь линией величественных вершин впереди. За исключением Дженнинга.

- Чертовски надеюсь, что за этими холмами будет что-то интересное.

- О, вы получите по заслугам, мой друг! - раздраженно произнес Келлог. - Мне жаль только, что я должен быть там и разделить это с вами.

Подъем был крутым, а горный хребет - широким, из-за быстрого полета над пустыней Оверлину пришлось сбавить скорость, и прошло почти полчаса, прежде чем они преодолели вершины. Спустившись по противоположному склону, они увидели это.

- Город! - пробормотал Дженнинг.

- Довольно большой, - сказал жизнерадостный Фаррен, - и на первый взгляд он очень похож на Нью-Йорк нашего времени. А, Гандри?

Гандри, который никогда не видел Нью-Йорка, утвердительно кивнул.

Это была все та же знакомая панорама высоких башен, взмывающих к небесам, словно триумфальные крики; та же атмосфера ревущей, пугающей, наполовину кошмарной фантазии, мира, где все слишком велико, чтобы быть правдой. Тот самый город бурной жизни и похотливого материализма, который цивилизация видела во всем мире на протяжении веков. Это был город-побратим Нью-Йорка; возможно, это и был Нью-Йорк, изменившийся за столетия. Пожалуй, даже больше, потому что сверкающие башни достигали в среднем двух-трех тысяч футов в высоту, и город простирался, насколько хватало глаз, в долине между двумя огромными горными цепями, в центре которой текла широкая зеленая река.

- Так это и есть ваш мир монстров, не так ли? - с отвращением проворчал Дженнинг.

- Это он.

Остальные были слишком поглощены происходящим внизу, чтобы заметить, лицо Келлога побледнело, а кулаки сжались так, что побелели костяшки пальцев.

- Тогда это провал. Морок. Я прибыл сюда за активностью, а не за легкими деньгами. Что за адское место!

Оверлин сбросил скорость, и теперь моноплан летел на высоте около пятисот футов над самыми высокими башнями. Грохот города внизу поднимался ввысь подобно подземному грому огромных фабрик, глубокий гулкий рев электростанций, визг и скрежет гигантских локомотивов и мощных автомобильных двигателей, вой сирен, свистки, громкоговорители, грохот машин всех видов и размеров, выбрасывающих черные облака и белый дым. Изображение и звук объединились, создавая картину механического ада.

Паско, вытянувшийся во весь рост на наблюдательном пункте в носовой части, внезапно вернулся к остальным, взволнованный и озадаченный.

- Во всем этом есть что-то странное, - сказал он, нахмурившись. - Посмотрите в бинокль, Фаррен, и скажите, сможете ли вы что-нибудь разглядеть; будь я проклят, если могу.

- Я тоже не смог, - пробормотал Келлог неслышно, он закрыл глаза и сделал гигантское усилие, чтобы взять себя в руки. Когда он снова открыл их, то был спокоен - спокоен смирением и фатализмом. Фаррен взял у Паско бинокль и осмотрел улицу внизу.

Муравьиные толпы в городских каньонах казались огромным потоком машин. Там были автомобили, тысячи автомобилей, огромные торпедообразные штуковины размером с локомотив и даже больше, движущиеся подобно железным вихрям. Они имели разные размеры и цвета, но дизайн у всех был одинаковый: обтекаемый, с закрытыми кузовами, скрытыми колесами, без окон и ветровых стекол...

- Вы правы, Паско. Во всем этом есть что-то необычное. Но я никак не могу понять, что именно.

Голоса в каюте на какое-то время смолкли, пока озадаченные мужчины разглядывали суматошную сцену внизу, пытаясь понять, какой странный элемент отличает ее от обычных человеческих сцен.

- Ни одного человека! - внезапно воскликнул Гандри.

Какое-то мгновение до него не доходили слова обычно неразговорчивого солдата, а затем Дженнинг взорвался.

- Что?

Он выхватил бинокль у Гандри, и присоединился к Фаррену. Внизу, в меняющемся калейдоскопе, мелькали здания, уличное движение, машины, которые двигались и набирали скорость, но Гандри был прав. Людей поблизости не было. Широкие тротуары, примыкающие к автострадам, были пусты. Здания, которые должны были быть заполнены входящими и выходящими, не подавали никаких признаков жизни.

- И, если бы в этих машинах были люди, - пробормотал Фаррен, - они вряд ли могли видеть, куда едут.

- Будь я проклят, - прокомментировал Дженнинг.

Некоторое время они молчали, пытаясь принять и поверить в то, что происходило у них на глазах. Пытаясь объяснить это. Здесь была сложная механическая цивилизация знакомого типа; некому было управлять ею; но она работала. Как, черт возьми, это было сделано? Почему это было сделано? Что это значило? Кто был ответственен за это? Где-то должны быть люди - что это за люди? Кто... что... как...

- А вот и отдел по расследованию убийств, - сказал Гандри.

Они мчались по центру широкой автострады, десять человек в идеальном парном строю. Мотоциклы. Двухколесные машины, все закрытые, мотоциклистов.

- Адские врата! - выругался Дженнинг. В двух словах он выразил удивление и недоверие всей группы. Это было убедительное доказательство того, что город тридцатого века оказался явлением, не имеющим аналогов. Это было не просто собрание автоматических машин, выполняющих банальные задачи в режиме реального времени, а целая цивилизация машин, которые, по-видимому, действовали сами по себе, возможно, для себя. Не было никаких признаков людей, которые должны были бы быть их хозяевами. Это было что-то новенькое. Это сбивало с толку; и это сбило с толку экспедицию Келлога во времени.

- Сбавьте высоту, Оверлин, и давайте посмотрим поближе, - приказал Дженнинг.

Оверлин наклонил самолет в сторону для быстрого снижения по спирали, не сводя глаз с возвышающихся над землей башен.

Это боковое скольжение спасло им жизни.

Оглушительный удар разорвал барабанные перепонки, моноплан бешено закачался из стороны в сторону и начал падать. Еще три взрыва последовали один за другим, и в одно мгновение Оверлин обнаружил, что борется за жизнь в почти неуправляемой машине. Мир стремительно полетел вверх. Моноплан устремился к нему, опустив нос, прямо на широкую плоскую крышу внизу. Оверлин услышал позади себя тревожные крики людей, которых швыряло, словно кегли, и звон бьющегося стекла. Прежде чем в отчаянии взяться за штурвал, он мельком увидел мрачное черное дуло четырехдюймовой зенитки, направленное вверх. Затем пули пробили стены, разбили приборы на приборной панели.

Дженнинг увидел, как Оверлин конвульсивно дернулся и беспомощно повалился набок. Он двигался слишком быстро, чтобы думать; один удар выбросил пилота из кресла, и Дженнинг оказался на его месте, железной рукой вцепившись в штурвал. Моноплан постепенно вышел из опасного пике, Дженнинг увидел перед собой огромное пространство крыши и приготовился к посадке. Пули все еще били и рвали стенки самолета.

В кабине раздавался звон металла и стекла, крики раненых. К счастью, впереди, со стороны крыши, показался бетонный блокгауз, и Дженнинг направил самолет в его сторону, чтобы укрыться от смертоносного огня. Когда шум стих, он затормозил и заглушил двигатели.

Кабина напоминала скотобойню. Лица Паско и Фаррена были изрезаны осколками стекла и залиты кровью. Гандри занимался своими изрешеченными пулями рукой и плечом, в которых кости уцелели только чудом. Келлог лежал без сознания, из его левой руки, ноги и виска сочилась кровь. Оверлин был мертв.

- Свиньи! - прорычал Фаррен окровавленными губами. - Стреляют без повода! Стреляют в падающих, беспомощных людей! Боже мой, мы заставим их заплатить...

- Иди сюда и обработай свою рану, - отрывисто сказал Дженнинг, направляясь по заваленной стеклом кабине к небольшому отсеку в задней части. Он отпер дверь и вытащил сундучок с красным крестом на нем. Не нуждаясь в советах, Паско и Фаррен принялись за работу по устранению повреждений, к счастью, не более чем поверхностных.

Гандри и Паско ухаживали за лежащим без сознания Келлогом. Они были слишком заняты, чтобы заметить Дженнинга, единственного невредимого человека, и только когда Келлога привели в чувство и перевязали его раны, они поняли, что он покинул машину. Через мгновение он вернулся и окликнул полковника Гандри.

- На углу этой крыши установлено артиллерийское орудие, полковник, и три пулемета вдоль парапета. Мы за блокпостом и вне зоны их обстрела. Я отомщу, пока есть возможность. - Он провел полковника в хвостовую часть самолета и показал ему ряд ящиков, прикрученных к полу. - Я был готов к неприятностям. Автоматы, мощные винтовки и боеприпасы в достаточном количестве для каждого человека. А если этого окажется недостаточно...

Он взял лом и вскрыл ящик с торца, - внутри оказались аккуратные пчелиные соты с множеством маленьких стальных яиц.

- Бомбы, черт возьми! - воскликнул полковник.

- Да, красавицы. Возьмите парочку и набейте ими этот патронташ, а потом пойдемте со мной.

Здесь, на крыше, было ветрено, и двое мужчин тесно прижались к стене блокгауза; Дженнинг тащил с собой небольшой пустой ящик, а в другой руке держал внушительный предмет. На углу он остановился и повернулся к Гандри, все еще прижимавшемуся к стене.

- Загляните за угол, - прошипел он, - и, ради Бога, будьте осторожны.

Полковник, имевший опыт ведения войны в джунглях и пустыне, а также в более цивилизованных местах, лег на живот и без труда заглянул за угол. Там имелись три пулемета, установленные на парапете, как и говорил Дженнинг. Чуть поодаль стоял четырехдюймовый пулемет, готовый снова изрыгнуть ненависть на воздушных нарушителей. Стволы пулеметов были направлены в сторону двух мужчин, двигаясь медленно, как охотничьи собаки, обнюхивающие место преступления. Но людей, которые могли бы ими управлять, видно не было.

- Ищут нас, - сказал Гандри.

- У вас в каждой руке по бомбе, не так ли? Я отвлеку их; вы возьмете тех, что поближе, а я - остальных. Затем мы займемся большим парнем.

Гандри снова поднялся на ноги. Быстрым движением Дженнинг подбросил ящик высоко над крышей блокгауза. Стволы пулеметов задрались вверх, извергая пламя. Это была отличная мишень, и двое мужчин успели бросить бомбы. Вовремя, чтобы увернуться от сотрясения, они отскочили назад в укрытие и услышали приятный грохот взрывов и внезапное прекращение огня.

Гандри достал из патронташа бомбы, передал две Яннингу и взял себе, когда, завернув за угол, они увидели, что два пулемета исчезли, а третий лежит перевернутый, все еще изрыгая пули, как раненая змея, плюющаяся ядом. Гандри подбросил ему еще одну бомбу, испытывая странное чувство, будто избавляет его от мучений, а затем с мстительной решимостью они отправились к большому пулемету.

Бомба разнесла его на куски. Дженнинг зарычал от радости, и в восторге потряс кулаками. Но его радость была недолгой. Огонь с крыш близлежащих зданий переместился на место взрывов, и двое мужчин снова нырнули в укрытие.

- Чертовски неприятное место для того, чтобы торчать здесь, - прорычал Дженнинг. Его зубы были обнажены в невеселой усмешке, а глаза блестели. Гандри посмотрел на этого человека, вспомнил слух о том, что Дженнинг однажды убил тигра всего лишь своим охотничьим ножом, и подумал, что это, должно быть, правда. Дженнинг не просто жаждал битвы, он жил ради нее, и он нашел ее.

- Трудное положение, - признался полковник.

Выстрелы были слышны поблизости и вдалеке, аккомпанируя отрывистым рокотом огромному городу. Внезапно послышались голоса, громкие голоса, усиленные тысячью динамиков.

- Война! - гремели голоса. - Война, война, война, война...

- Ага, подействовало! - прошипел Дженнинг. Он стиснул зубы, сжал мускулистый кулак и ударил им по ладони. Гандри пожал плечами.

- Ничего особенного. Работа как работа. Но посмотрите туда!

Он указал на широкую крышу, на окружающий лабиринт башен, туда, где одна башня возвышалась рядом с другой. Из открытых дверей башни длинным черным потоком вылетали самолеты, большие монопланы, быстрые и грозные.

С лязгом распахнулись другие двери, и еще больше машин присоединились к огромному рою, который изогнутой линией устремился над рекой. Дженнинг пристально посмотрел на него.

- Черт возьми! - сказал он наконец. - Нужно сматываться.

ГЛАВА III

По сути, это был военный совет.

Келлог сидел на пустом ящике из-под бомб, прислонившись к стене блокгауза, бледный, но решительный. Гандри - под крылом моноплана, теребя свои аккуратные седые усы, и выглядел совершенно невозмутимым. Лицо Паско было заклеено пластырем крест-накрест. Лицо Фаррена было почти скрыто под единственной повязкой. Каждый из них единолично выполнял в экспедиции свою задачу, но Дженнинг, как спонсор, номинально командовал всеми, и в критической ситуации без труда оказался в центре событий.

- Если мы и выберемся отсюда, то только пешком, - заявил он. - Самолет разбит вдребезги, топливный бак превратился в решето. В любом случае, мы не смогли бы взлететь, не подвергшись обстрелу со всех сторон.

Он широким жестом указал на продуваемое всеми ветрами пространство крыши, на которой они находились. Оно было широким, как палуба авианосца, и таким же незащищенным. Взлететь с него было бы невозможно, не будучи обнаруженным и, несомненно, обстрелянным.

- Паско говорит, у нас достаточно провизии, чтобы продержаться неделю, если быть экономными, и достаточно оружия, чтобы в случае необходимости действовать в полную силу. Я предлагаю вернуться в камеру времени. Вопрос также в том, с чем мы столкнулись? Есть какие-нибудь идеи?

Воцарилась тишина, мужчины переводили встревоженные, вопрошающие взгляды друг на друга. Проблема, которую несколько часов бурной деятельности вытеснили из их сознания, всплыла снова. Какова была природа инопланетного мира, который они обнаружили? Кто были его правители, почему они напали?

- Мне кажется, что это своего рода механическая утопия, о которой писали наши научные фантасты около тысячи лет назад, - сказал Фаррен. - Мы видим полчища беспилотных машин, очевидно, управляемых дистанционно. Люди этого века полностью избавились от бремени тяжелого труда и теперь посвящают себя науке и искусству. Вот почему мы их не видим.

- Мы обнаружим, - заключил он, - что большинство из них заперты в своих лабораториях и колледжах, в то время как несколько техников присматривают за машинами. Я предлагаю обратиться к властям, или совету, или к кому бы то ни было, кто находится у власти, и рассказать им, кто мы такие и чего хотим. У нас с собой все наши дипломатические удостоверения.

- Они для них ничто, - заявил Дженнинг. - Мы находимся в мире, удаленном от нашего на тысячу лет. Не прошло и часа после прибытия сюда, как на нас напали без предупреждения, и, приняв справедливые меры возмездия, мы услышали, что они находятся в состоянии войны. Где мы найдем людей, которых не можем увидеть? Что мы будем с ними делать, если они будут так себя вести? Чего мы можем ожидать от них после того, что было? Нет, говорю вам, если мы хотим выбраться отсюда живыми, нам придется пробивать себе дорогу с боем.

- Серьезное предложение, - пробормотал Гандри, знавший толк в войне.

- Наверняка произошла какая-то ошибка, - возразил Фаррен. - Я уверен, что если бы мы обратились к нужным людям...

- Ничего не выйдет, Фаррен, - прервал его Келлог. - Прежде чем мы отправились сюда, я предупреждал вас о том, что вы рискуете. Это ваш мир чудовищ, Дженнинг. Он ваш, и я желаю вам получить от этого удовольствие.

- Спасибо, - сверкнул глазами Дженнинг. - Мы уже разбили четырех чудовищ и, если понадобится, разнесем вдребезги все это проклятое место. Паско, как пройти к камере времени?

- Мы приближались к городу с запада. Когда нас сбили, мы находились недалеко от реки и, вероятно, сейчас мы недалеко от набережной. Наш очевидный план состоит в том, чтобы спуститься на уровень улицы и отправиться в горы по дороге, надеясь, что по пути нас не остановит полиция.

- Здесь нас не остановит никакая полиция, - пробормотал Келлог, - это мир анархии, друзья мои, анархии и внезапной смерти.

- Заткнитесь, пессимист, - добродушно сказал Фаррен. - Осмелюсь сказать, этот мир вполне рационален, если в нем разобраться.

- Нет, - обреченно вздохнул Келлог, - есть кое-что, заставляющее меня верить, - истинные факты этого мира в целом более дикие и ужасные, чем любое рациональное объяснение. Автомобили без водителей; мотоциклы без мотоциклистов; оружие, стреляющее в вас само по себе...

Его голос затих, а глаза закрылись. В наступившей короткой тишине по телу остальных мужчин пробежал легкий озноб, холод другого, чуждого и чудовищного мира.

- Черт возьми! - взревел Дженнинг, и его голос прогремел, подобно выстрелу. - Сейчас время и место для действий, а не для сентиментальных рассуждений. Нам предстоит пройти двести миль, и Бог знает сколько еще сражаться за жизнь. Мы не проживем и дня, если будем сидеть здесь и нести такую чушь.

- Я дал вам два дня, чтобы вы выжили. - Келлог снова улыбнулся. - Кажется, я был слишком оптимистичен. Это бесполезно, Дженнинг. Мы обречены быть беспомощными насекомыми среди монстров из железа и стали.

- Беспомощны! - Дженнинг оскалил зубы. - Ну же, Гандри, мы должны создать армию из этих калек.

Вдвоем они вытащили ящики с оружием. Каждый получил мощную винтовку и по два револьвера, а также патронташи для переноски боеприпасов и бомб.

- Здесь припасов на неделю, - сказал Паско, укладывая банки в их рюкзаки. - Мы рассчитывали на сорок восемь часов. Этого нам должно хватить.

- Если нет, мы прибегнем к каннибализму, - возразил Дженнинг.

Странная маленькая армия была готова и экипирована. Бинты и гражданская одежда, за исключением единственной военной формы, создавали странный контраст с огромным количеством оружия. Но оружие было в надежных руках. Дженнинг, Гандри, Паско и Фаррен были закаленными людьми, привыкшими к смертельной опасности, и даже малоподвижный Келлог в молодости имел опыт службы и умел ловко обращаться с оружием.

- И еще один вопрос, - сказал Фаррен, когда вся экспедиция собралась у двери кабины моноплана. - Что насчет Оверлина?

- Я накрыл его тело, - сказал Паско. - Нам придется оставить его здесь, в самолете. Мы могли бы кремировать его вместо достойных похорон.

- Это привлекло бы к нам половину местных военно-воздушных сил, - возразил Дженнинг. - Мы оказали ему все почести, какие только могли оказать.

Тщательный предварительный осмотр показал, что единственный выход был через выкрашенную в зеленый цвет дверь в дальнем конце блокгауза, которая вела в похожее на клетку помещение, явно служившее лифтом. Когда дверь за ними сама собой закрылась, они не почувствовали никакого движения, и в течение пяти молчаливых, беспокойных минут гадали, не ловушка ли это. Но затем дверь внезапно открылась, и их оглушил грохот. Ритмичный грохот больших машин перемежался дребезжанием более мелких и стуком колесного транспорта. Грохот неприятно резанул мужчин по ушам, и они стиснули зубы. Собравшись у дверей лифта, они наблюдали за происходящим, держа руки на рукоятках пистолетов.

Помещение было огромным и освещенным ясным дневным светом, хотя в стенах не имелось ни окон, ни каких-либо признаков освещения. Длинные чистые аллеи тянулись между рядами ревущих машин; вращались колеса, щелкали рычаги, гремели длинные приводные ленты, поднимались и опускались сотни маленьких тройных молотков, выскакивали металлические болванки, вращались зубчатые колеса, приводя в действие коленчатые валы и червячные передачи. Повсюду машины. Ряды за рядами ревущих, грохочущих, мешающих друг другу механизмов.

- Здесь тоже нет людей, - раздался мощный голос Гандри.

Ни водителей, ни пешеходов.

Они зашагали по широкой белой улице, Дженнинг впереди, а остальные четверо расположились парами друг за другом, образуя клиновидный строй, что давало каждому бойцу четкое представление об обстановке и возможность удобно обращаться с оружием. Они почти с благоговением взирали на эту механическую страну чудес. Над головой послышался тяжелый грохот, и над ними пронесся подъемный кран, неся на себе стальную массу. Они миновали переход, где рельсы были утоплены в землю, и мимо них прогрохотал поезд. В конце этой аллеи, слева от них, была открытая дверь, ведущая на свежий воздух, и по указанию Дженнинга они направились к ней.

Завод был построен не на одной из крупных автомагистралей, а на сравнительно узкой боковой улочке. Стены окружающих заводов возвышались на высоту более пятисот футов, сплошные и без окон. Изнутри доносились эхо и грохот машин, но на улице машинное движение отсутствовало. Немного рассредоточившись, экспедиция двинулась вниз по ней в направлении, указанном Паско, признанного гидом. В конце дороги, в нескольких сотнях ярдов от них, виднелось движение, а за ним - блеск реки.

- Доберемся до реки, - проинструктировал Паско, - тогда сможем найти главную дорогу, ведущую на запад. Может быть, нас подбросит какой-нибудь водитель, если они здесь так делают.

- Есть надежда! - проворчал Дженнинг.

На полпути вниз по улице производился ремонт проезжей части. Дьявольский рев пневматических дрелей смешивался с общим шумом. Сверла вгрызались в брусчатку, вращались бетономешалки, продвигались дорожно-укладочные машины. Все это происходило само по себе. Ни рабочих, которые могли бы с ними справиться, ни бригадира, который бы наблюдал за ними.

- Это меня поражает, - пробормотал Фаррен, - вы можете что-нибудь понять, полковник?

Гандри был армейским офицером традиционной школы, чьи мыслительные процессы сводились в основном к отдаче и исполнению приказов. Его здравый смысл мало что мог объяснить в той странной ситуации, с которой они столкнулись.

- Я полагаю, - сказал Келлог, - мы обнаружили расу разумных машин. Возможно, не обладающих человеческим интеллектом, но в достаточной степени, чтобы выполнять возложенные на них задачи без присмотра. Слепой разум, но, несмотря на это, опасный. Вот что я подумал, когда впервые увидел их, и вот чего я боялся в них - их интеллекта!

- Чушь собачья! - прорычал Дженнинг.

Они дошли до конца улицы без помех. Тротуар вдоль набережной был отгорожен от проезжей части высоким стальным забором, полностью закрывавшим вид на автостраду. Пандус вел к тому, что, по-видимому, было пешеходным мостом над автострадой, и, поднявшись по нему, экспедиция впервые увидела набережную и реку.

Гигантские моторы грохотали под ними нескончаемым потоком на скоростях, которые в двадцать первом веке назвали бы опасными. Вниз по реке двигались большие белые обтекаемые суда огромного водоизмещения, похожие на быстроходные катера. Но, пожалуй, самые странные явления происходили у набережной. Корабли, стоявшие в доках, стояли с открытыми люками. Над ними тянулись стрелы огромных кранов, которые поднимались и опускались, вытягиваясь, как человеческие конечности, перетаскивая огромные грузы с корабля на берег. Но на борту не было ни экипажа, ни грузчиков, которые могли бы вручную погрузить грузы на грузовики без водителя, которые их увозили. Ни одного человека, нигде.

- Я думаю, вы правы, Келлог. - Голос Фаррена слегка дрогнул. - Во всех этих машинах есть какой-то странный разум. Я не могу понять, что они мне напоминают, но это что-то нечеловеческое.

Дженнинг выругался. Паско крикнул, привлекая внимание:

- Эта дорога выходит на поворот автострады и пересекает реку по мосту. Давайте снова спустимся на уровень улицы и будем огибать набережную, пока не найдем дорогу, ведущую на запад.

Тротуар вдоль автострады был широким, и, хотя на нем могли разместиться тысячи пешеходов, кроме пятерых членов экспедиции, никого не было.

Это ощущение, когда идешь по знакомым шумным улицам большого современного мегаполиса так, словно это тропинки в глубине джунглей, было неописуемо странным. Отсутствие людей среди этих триумфально-материальных произведений теперь было более или менее приемлемо, но ненормальность ситуации не давала покоя более чувствительным людям, таким как Келлог, Фаррен и Паско.

- Интересно, что происходит внутри этих штуковин, - пробормотал Фаррен, указывая на каменный утес слева от них, вздымающийся на сотни футов в воздух. Гандри пожал плечами. Келлог подумал, какое великолепное зрелище, должно быть, представляют эти башни с реки, а затем - о том сверхъестественном разуме, который скрывается внутри, и содрогнулся. Внезапно экспедицию остановил голос, эхом перекрикивающий окружающий шум.

- Вызываю все машины. Вызываю все подразделения мобильной группы в зоне QX. Невероятное сообщение о том, что самолет, сбитый этим утром, был пилотирован разумными животными, теперь подтверждается. Камеры зафиксировали, как звери проникли на завод QX4, и теперь считается, что они на свободе. Они вооружены, умны и опасны. Всем отрядам, патрулирующим Десятый квартал, выставить оцепление и собраться вместе. Этих животных следует расстреливать на месте.

На мгновение экспедиция оказалась в замешательстве.

- Это был человеческий голос! - наконец воскликнул Фаррен.

- Нет, - Келлог покачал головой. - Нечеловеческий голос. Холодный, глухой и механический.

- Ну же, черт бы вас побрал! - взревел Дженнинг. - Неужели вы не понимаете, глупцы? Умные звери. Стреляйте без промаха. Они гонятся за нами!

Как только они осознали это, то услышали яростный вой сирен и оглушительный рев мощных двигателей - это по дороге на высокой скорости мчался мобильный отряд мотоциклов без мотоциклистов.

ГЛАВА IV

Времени на обдумывание было всего мгновение, и Дженнинг воспользовался им по максимуму. Он крикнул Гандри, который тоже заметил открытую дверь в башне на углу, и, пока полковник загонял трех других мужчин внутрь, Дженнинг прыгнул в сторону двери, чтобы прикрыть отступление. Мобильный отряд двигался по второстепенной дороге, ведущей к автостраде; Дженнинг увидел их приближение, увидел револьверы, зажатые стальными когтями у них по бокам, и оскалил зубы в беззвучном рычании. Два его собственных револьвера рявкнули, разрывая шины передних машин, заставляя их скользить. Пули рикошетили от стальных бортов. Но у мотоциклов второго ряда спереди были установлены автоматы. Дженнинг нырнул в укрытие, когда раздался грохот и из стен вокруг него посыпались куски бетона. Времени останавливаться не было, хотя этот узкий проход можно было бы удержать против целой армии. Он навалился на дверь и захлопнул ее, Гандри схватил его за руку.

- Все в порядке, Дженнинг?

- О'кей, спасибо, полковник. Давай как-нибудь выберемся отсюда.

Это был еще один ревущий завод. Массивные передвижные краны переносили с места на место длинные стальные стержни. По центральному проходу прогрохотал большой фургон, нагруженный массой блестящих стальных цилиндров.

- Боеприпасы, ей-Богу! - выругался Дженнинг.

- Стаканы от снарядов. Если мы будем стрелять, опасности нет.

Это было отличное место для игры в кошки-мышки, тем более что мыши обладали боевой силой и задиристым духом. В суматохе нездоровые фантазии Келлога были забыты. Пришло время действовать. Громкий стук в дверь заставил их поторопиться.

- Мы в ловушке, - решительно заявил Дженнинг. - Они окружили этот квартал оцеплением и выламывают дверь. Если мы хотим выбраться, то должны пробить себе дорогу сами.

- Переходим в наступление, - сказал Гандри, когда дверь содрогнулась от очередного сокрушительного удара. - Выведем их на открытое место и атакуем скопом. Вот так.

Он быстро изложил план, в то время как остальные слушали, затаив дыхание, с поспешностью, не лишенной страха. У них едва хватило времени разбежаться и укрыться на отведенных им позициях, когда дверь с грохотом распахнулась, и странные машины Мобильного отряда, черные, блестящие, похожие на армию гигантских муравьев, хлынули на фабрику ревущим, вонючим потоком. Пятеро мужчин скорчились в водовороте ревущей техники, сердца их бешено колотились, у одних от страха, у других просто перехватило дыхание, у третьих - от жажды битвы. Улицы были запружены мотоциклами, которые медленно двигались по ним, держа автоматы наизготовку. Возле двери их было много, но в дальнем конце, куда они не проникли, было пусто. Дженнинг переместился, оставив колонну между собой и ближайшей приближающейся машиной и бросил бомбу в дальний конец. Та взорвалась с оглушительным грохотом среди путаницы проводов и колес, взлетевших высоко в небо. Воздух содрогнулся от рева разгоняющихся двигателей, когда разъяренные машины помчались к месту взрыва. Прямо в ловушку Гандри.

Еще две бомбы, брошенные Дженнингом, попали в толпу, и по мере того, как все больше машин взрывалось, к бомбардировке присоединялись другие. Мотоциклы яростно вставали на дыбы на одном колесе, визжа, словно раненые дикие звери. Грохот орудий отдавался эхом, колеса и цилиндры вылетали наружу, а из лопнувших цистерн с маслом вырывались языки пламени. Все больше и больше бесчувственных тварей устремлялось по проспектам, чтобы присоединиться к схватке, кружась, ревя, рыча, как обезумевшие от крови звери, сражающиеся насмерть. Спрятавшиеся люди методично бросали взрывчатое вещество в отвратительный костер, пока Дженнинг не услышал Гандри.

- Берег чист, - прогремел громкий голос полковника. - Время отступать, Дженнинг.

Все приближающиеся эскадроны были стянуты к полю боя в дальнем конце завода, оставив дверь открытой и неохраняемой.

Оставив ужасающую сцену позади, участники экспедиции бросились к открытой двери, в ушах у них все еще звенели ужасные звуки битвы, перекрывая грохот завода. Боковая улица, из которой выехал мобильный отряд, была пуста, если не считать сложной конструкции машины, возможно, бывшей самосвалом. Очевидно, это была та самая машина, которая выломала дверь. Она скорчилась на тротуаре, пульсируя от напряжения. Дженнинг и Гандри потянулись за гранатами, но она не двинулась в их сторону.

- Нам лучше поторопиться, - крикнул Паско, - по шоссе и подальше от этого квартала, пока нас не убили. Чем быстрее, тем лучше.

Они двинулись по дороге ровным шагом. На этом участке не было ограждения для пешеходов, и здесь мужчины впервые увидели автостраду вблизи. Она была огромной, как железная дорога с десятью колеями, и мчащиеся автомобили казались гигантскими. Десятитонный грузовик на шоссе двадцатого века показался бы карликом рядом с этими грохочущими гигантами, пролетающими мимо со скоростью ста миль в час и более. Казалось, они были созданы только для того, чтобы иметь размер, мощь, высокую скорость и выдерживать большие нагрузки, потому что, даже огибая огромный, замысловатый переезд дальше по набережной, они не сбавляли скорости, а мчались по насыпи как сумасшедшие.

Примерно в четверти мили вниз по дороге от квартала QX тротуар изгибался и переходил в боковую дорожку, примыкающую к проезжей части. В центре этой дорожки находился навес над большой, ярко раскрашенной станцией техобслуживания. Машины были припаркованы дальше по кварталу. Пятеро мужчин остановились, когда на второстепенную дорогу, взвизгнув тормозами, въехал огромный автомобиль и с шумом остановился возле ряда ярко-зеленых масляных насосов. Длинная рука протянула трубу с насадкой к бакам под бортом автомобиля. Стрелки заметались по циферблату насоса. Маленький шумный тендер выехал со станции и обогнул большой автомобиль, обильно поливая его пыльные бока. Участники экспедиции, забыв о недавней опасности, зачарованно наблюдали за происходящим.

- Автоматическое обслуживание - для автомобилей без водителя, - воскликнул Фаррен, и снова его разум начал искать ту странную параллель, которую он никак не мог уловить.

- Ужасно! - Келлог вздрогнул. - И эти ужасные машины на фабрике... - Он слегка покачнулся, и Фаррен схватил его за руку. Мужчина был на грани обморока. Но Дженнинг грубо встряхнул его.

- Только не падайте в обморок, - проскрежетал он, - сначала мы сядем в эту машину, а потом вы сможешь валяться, сколько захотите.

Боковые дверцы с грохотом распахнулись, и внутрь с жужжанием въехал тендер. Без колебаний Дженнинг и Гандри вошли следом, за ними довольно неохотно последовали остальные трое. Внутри огромный автомобиль был таким же вместительным, как целый пассажирский вагон, хотя в нем не было ничего от пульмановского комфорта. Повсюду валялись моторы и механизмы, пахло маслом. Стены, которые снаружи казались стальными, теперь стали прозрачными, и машина напоминала передвижную теплицу. Маленький тендер суетился вокруг механизмов, протягивая коленчатые рычаги с банками смазки для смазывания соединений и гаечными ключами для регулировки гаек и болтов, выполняя полдюжины работ одновременно. Дженнинг настороженно наблюдал за ним, держа оружие наготове, готовый разнести его на куски, как только он проявит признаки внимания к ним. Но этого не произошло. Через несколько минут машина загудела, дверцы с лязгом захлопнулись, раздался рев моторов, и машина плавно и быстро тронулась с места.

- Мы спасены! - крикнул Фаррен. После внезапного напряжения его крепкое тело ослабло, и он прислонился к масляному баку, дрожа от смеха. Паско тоже был поражен и, тяжело дыша, осел на пол. Келлог, как ни странно, снова был спокоен. Но он понимал чувства остальных. Реакция была вызвана не опасностью, хотя и это было достаточно плохо. Это был гнетущий, навязчивый ужас перед неизвестным, окружавший их повсюду, и угрозы смерти в непознаваемых, необъяснимых формах, таящиеся в знакомой, почти обыденной обстановке.

Дженнинг, бросив на остальных полный отвращения взгляд, принялся расхаживать взад-вперед, как лев в клетке, бормоча что-то себе под нос, и только широко раскрытые глаза Гандри, который всерьез не понимал, что такое страх, сохраняли полное спокойствие. Он методично сложил винтовки других мужчин, повесил патронташи с бомбами на полку над головой.

Дженнинг подошел к передней части машины и посмотрел вперед. Машина уже выехала на центральную трассу и неслась на большой скорости. Горизонт буквально подскочил к ней. Несмотря на скорость более ста миль в час, железные монстры постоянно обгоняли его, в то время как те, что были на встречных путях, проносились мимо, словно молнии. Путешествие было бурным, волнующим; среди этой лавины машин Дженнинг почувствовал, как в нем поднимается волна радостной ярости, как бурлит кровь от жажды битвы, какую он испытывал и раньше, когда прокладывал себе путь в непроходимых джунглях. Человек покорил джунгли, Человек построил этот колоссальный город, Человек управлял этими титаническими машинами, Боже, как славно быть человеком! Воин в мире сражений! Он стиснул зубы, стиснул кулаки, словно вцепившись в невидимое горло. Были забыты болезненное карканье Келлога, странная непостижимость этого чуждого мира, где смерть таилась за каждым углом и поражала слепым безрассудством. Это была битва, и битва была жизнью.

- Куда мы направляемся, Паско? - внезапно раздался голос Фаррена. Он снова был спокоен, как всегда, когда сталкивался с обычными опасностями Арктики.

- Эта дорога ведет прямо на север. Если машина поедет прямо, это означает, что нам придется сделать большой крюк на юго-запад, когда мы выйдем из нее, если только мы не сможем пересесть в другую и добраться до гор или даже дальше.

Казалось, что город никогда не кончится. Как бы быстро ни ехала машина, перед глазами постоянно держалась одна и та же сцена.

Ничего, кроме возвышающихся башен, обрамляющих длинную, широкую реку, заполняющую долину между горными цепями. Эта переполненная долина могла бы простираться до края земли. Дженнинг пристально смотрел вперед, задаваясь вопросом, приведет ли их в конце концов эта стремительная езда к камере времени, но больше его беспокоила непосредственная возможность новой схватки. Внезапно машина рванулась вверх по пандусу переезда, круто обогнула насыпь с визгом тормозов и воем нагнетателя. Мужчины с криками схватились за стойки, когда центробежная сила резко вывела их из равновесия. Еще один спуск, и машина снова направилась по прямой на запад.

Фаррен присоединился к Дженнингу. Открывшийся перед ними вид был великолепен. Западная дорога была еще шире, чем насыпь, и вела прямо к голубым горам, видневшимся вдалеке.

- Великолепно! - пробормотал Фаррен. - Теперь, слава Богу, мы направляемся на запад, к камере времени.

- Вы чертовски торопитесь убраться отсюда, - проворчал Дженнинг. - В чем дело? Боитесь этих проклятых тварей?

- Да, - Фаррен, который в свое время убивал белых медведей, пристально посмотрел на собеседника. - Вы знаете, я не из тех, кого легко напугать, но говорю вам, в этом мире, в который мы попали, есть что-то нечестивое. Это дикость. Это безумие. Взгляните на это... - Он жестом указал на широкую дорогу впереди, на огромные машины, снующие по обеим сторонам. - Какова цель всего этого? Какой в этом смысл, во всех этих безумных машинах, снующих туда-сюда, как... ну, как...

- Насекомые-переростки?

- Насекомые! Именно! - Это была та параллель, которую подсознание Фаррена искало так долго. Этот странный, дикий мир на колесах был как бы огромным и ужасающим увеличением мира насекомых под ногами. Те же закованные в броню тела, мрачные и сверкающие чернотой, или сверкающие полированным атласным блеском. То же стремительное движение туда-сюда, та же слепая, бесцельная эффективность и неустанный труд. То же безжалостное пренебрежение к жизни, полное отсутствие всего, что люди называют прекрасным. Удивительный мир. Мир суровый, безумный.

- Вы правы, Фаррен. Это ужасное место, но именно поэтому мне здесь нравится. Вам не обязательно впадать в панику, как Келлогу. Мы мужчины, черт возьми, с мужскими мозгами и мужской хитростью, а также с мужской силой. Эти безумные твари могут преследовать нас, потому что они превосходят нас числом, но им никогда не победить нас. Соберитесь! Нам придется пробиваться с боем; конечно, мы это сделаем, но какая радость в жизни без чертовски хорошей драки время от времени?

Фаррен рассмеялся, к нему вернулось хорошее настроение.

- Что ж, если вы можете это вынести, то сможем и мы.

Машина приближалась к горам. Она с ревом въехала под арку очередного огромного перекрестка и неумолимо двигалась вперед. Трое других мужчин присоединились к Дженнингу и Фаррену, сидевшим впереди.

- Очень плавная езда, - сказал Паско. - Заметили, что нет ни толчков, ни вибрации?

- Если бы вдобавок не было этого шума, - отозвался Фаррен. - Интересно, куда эта штука нас доставит, если вообще доставит... О боги, только посмотрите на это! - Он внезапно замер. Они проследили за его дрожащим пальцем, чтобы увидеть новый элемент, внезапно появившийся на ставшей уже привычной сцене машинного мира.

Небо над западными горами было черным от бомбардировщиков. Не было никаких сомнений в том, что это за грозные тучи, которые, словно внезапный вихрь, поднялись над городом. Так быстро, как только мог уследить глаз, они пронеслись над западными окраинами, и город содрогнулся от взрывов тонны за тонной фугасной взрывчатки.

Такого воздушного налета еще не было. Башни накренились и превратились в руины, автомобили, мотоциклы, агрегаты всех форм и размеров разлетелись мелкими кусками. Смерть и разрушения обрушились потоками, и машина, в которой находились единственные живые существа во всем городе, понеслась прямо в ад. Келлог закричал, когда похожий на ястреба моноплан спикировал на машину, из-под его крыльев полыхали выстрелы. Дженнинг схватил его и отшвырнул. Стены раскололись под ударами разрывных пуль, люди закричали и бросились в укрытие. Прежде чем машина с визгом тормозов скрылась за поворотом в поисках укрытия, Дженнинг, сидевший впереди, мельком увидел свирепые, неукротимые машины мобильных отрядов, извергающие огонь разрушения в пылающие небеса.

ГЛАВА V

Машина выехала на дорогу, ведущую на север, замедлила ход, свернула на запасной путь и спустилась по пандусу, ведущему под землю. В стенах туннеля глухо загудели моторы. Наконец она въехала в огромный подземный парк и остановилась. Вокруг нее сотнями скапливались другие машины. Сверхъестественный разум машинного мира подсказывал этим бессмысленным созданиям, что им грозит опасность, и, возможно, какой-то собственный разум вел их в безопасное место.

Когда показалось, что все стихло, пять человек выбрались из укрытия, чтобы осмотреться. Машина была изрешечена от края до края, но пострадал только один человек. Дженнинг, до сих пор не получивший ни царапины, теперь оглашал воздух проклятиями, срывая с себя одежду, чтобы добраться до плеча, поврежденного осколками снаряда. Келлог с удивительной твердостью заставил его принять сидячее положение и занялся перевязкой раны, которая, несомненно, выведет из строя левую руку Дженнинга до конца путешествия. Остальные собрали свои разбросанные вещи, Гандри мысленно помолился о чуде, которое спасло запас гранат от разлетавшихся осколков.

- Как нам отсюда выбраться? - поинтересовался Дженнинг между проклятиями.

- Почему бы нам не остаться там, где мы есть? - возразил Фаррен. - Мы в достаточной безопасности, и, конечно, такой воздушный налет, как этот, - слишком серьезное испытание даже для вас.

Дженнинг неохотно согласился. Ни один человек не может бороться с бомбами с помощью винтовок и револьверов, а снова выходить на улицы во время рейда такого масштаба, как нынешний, было бы самоубийством.

Автостоянка находилась глубоко под землей, но даже здесь, внизу, от грохота взрывов создавались вибрации, похожие на землетрясение. Это были не просто последовательные взрывы, а долгий, непрерывный, отдающийся эхом грохот, и казалось, он никогда не закончится. Прошел час, два часа, три; к концу четвертого раскаты грома несколько ослабли. В конце пятого послышались одиночные взрывы и слабый (по контрасту) треск выстрелов.

Через шесть часов после того, как машина скрылась под землей, раздался последний выстрел, за которым последовал вой сирен, перекрывший обычную городскую суматоху. Пятеро мужчин молча вопросительно смотрели друг на друга.

- Так вот, - пробормотал наконец Фаррен, - что они имели в виду, когда кричали: "Война!"

- Кем бы "они" ни были, - напомнил ему Келлогс.

- Кто бы это мог быть? - Голос Фаррена перешел на шепот. И снова над маленькой экспедицией повисла леденящая тишина. Поначалу было нетрудно стряхнуть с сознания туман странной атмосферы, но теперь, после этих демонстраций огромной мощи и непостижимых целей машинного мира, навязчивый ужас снова нахлынул на них. Вопросы о том, кто, почему, что и как происходит в этом ужасном мире, занимали их ошеломленные умы. Опасность, исходящая от известных и признанных источников, - это одно. Мир, в котором убийства сошли с ума, - совсем другое.

Внезапно Дженнинг разразился проклятием, которое рассекло болезненные домыслы подобно режущему ножу.

- Ради Бога, ложитесь и проспитесь, - прорычал он. - Мы выдержали двенадцать из ваших сорока восьми часов, Келлог, и переживем их все, если ваши нервы не подведут вас.

- Берегите свои нервы, Дженнинг. Вы становитесь слишком возбудимым, и это не пойдет на пользу вашему плечу. Относитесь ко всему спокойно, как я.

- Тьфу! - Дженнинг с трудом поднялся на ноги и повернулся к Гандри, чтобы тот распорядился поставить часовых, хотя было мало шансов, что здесь, в машине, их что-нибудь побеспокоит.

По подсчетам Паско, измученные люди проспали целых десять часов, не считая двух часов дежурства. Городской гул над головой, шум работ остались незамеченными. Их собственная машина так и не сдвинулась с места. Часы показывали десять утра, прежде чем они проснулись.

Паско достал из рюкзака банки с беконом и фасолью и маленькую грелку, чтобы сварить кофе. Они с удовольствием поели, и напряжение от вчерашнего ужаса покинуло их. Они заваривали вторую чашку кофе, когда в передней части машины послышался скрежещущий звук, и одновременно вокруг заурчали двигатели. Машину тряхнуло, и она быстро покатила вперед, направляясь к выходным туннелям.

- Поехали! - весело крикнул Фаррен. - Интересно, куда это мы направляемся?

- Во всяком случае, на свежий воздух. - Дженнинг залпом выпил обжигающий кофе, уронил чашку и потянулся за винтовкой. Началась всеобщая подготовка; люди запихивали тарелки и кружки в свои рюкзаки, доставали пистолеты и патронташи с гранатами. К тому времени, когда машина достигла внешнего мира, экспедиция во времени снова была готова к войне.

Машина повернула обратно на западную дорогу, с которой приехала. Теперь она ехала медленно, двигатель ее неровно кашлял и дергался, и вместо того, чтобы выехать на центральную трассу, она свернула на второстепенные пути для замедленного движения. Немного впереди мужчины увидели, что дорога завалена мусором и по ней невозможно проехать. Движение переключилось на боковые дороги. В конце концов машина съехала с дороги и, пыхтя, направилась на станцию техобслуживания для необходимого ремонта. Мужчины стояли у двери, закинув винтовки за спину и положив руки на приклады. Конечно же, двери распахнулись, пропуская обслуживающий персонал, и по указанию Дженнинга экспедиция вышла. Беглый взгляд на дорогу подсказал им, что дальнейшее продвижение на запад должно быть осуществлено пешком.

Разрушения, причиненные налетом, были ужасающими. Взрывчатые вещества невиданной мощности безостановочно обрушивались на городские улицы, поражая и проникая в самые основания башен и превращая их в руины, увлекая за собой при падении другие здания.

Огромные балки и глыбы бетона были разбросаны повсюду в виде груд щебня. Автомобили, гигантские автомобили с супермагистралей, были разбросаны, словно игрушки. Тут и там среди обломков валялись перевернутые орудия и остатки мотоциклов мобильных подразделений, некоторые из них не были полностью разбиты, но валялись с автоматами, которые все еще стреляли судорожно, вслепую, опасно. Среди всех этих обломков было много остовов сгоревших бомбардировщиков, размеры которых не поддавались описанию. Хаос простирался на многие мили в обоих направлениях. Площадь разрушенного города, должно быть, была колоссальной, размеры и численность бомбардировочных эскадрилий, нанесших такой ущерб, не поддавались учету. Люди двадцать первого века пытались привести в порядок свои размытые, ошеломленные впечатления.

- Возможно ли, - выдохнул Фаррен, - чтобы машины могли делать это... это... все сами по себе? Я не могу в это поверить. Машины эффективны, в высшей степени эффективны, и, если бы у них развился разум, они были бы совершенно эффективны. Но как они могли бы это сделать? Какой у них мог быть мотив? Даже если бы у машин мог быть мотив для чего угодно!

По западной дороге подъехало еще больше машин, шумных, громоздких, огромных паровых молотов и экскаваторов. Поперек дороги лежала опрокинутая башня, над которой возвышались высокие стены - огромное препятствие. Паровые молоты выстроились в линию, все как один двинулись на препятствие и ударили по нему с ужасающей силой. Сначала оно не поддавалось. Но под ритмичной, безжалостной бомбардировкой огромная бетонная стена крошилась, раскалывалась и, наконец, рухнула, похоронив под собой многих своих разрушителей. Некоторые из них выбрались, поврежденные. Некоторые были разрушены. Длинная вереница тяжелых грузовиков выстроилась за паровыми экскаваторами, которые, в свою очередь, двинулись вперед. Они вгрызались в обломки, лязгая стальными челюстями, и загружали огромные кучи мусора в ожидающие грузовики. Некоторые напрягались сверх своих возможностей и ломались, но продолжали работать вслепую, неуклюже, бесполезно.

Если у них и был разум, то невысокого уровня, поскольку они, казалось, не подозревали, что с их механизмом что-то не так. За ними следовали большие передвижные буровые вышки, которые запускали в обломки стальные магнитные захваты, чтобы вытаскивать большие балки. Грузовики без водителя увозили массу вещей. Некоторые из них сломались от перегрузки, но двигатели все равно бесполезно напрягались. Когда в середине разрушенной башни осталось достаточно места, чтобы выбирать дорогу, люди двинулись вперед, к горам, которые были теперь не более чем в миле или около того от них. Они миновали еще больше обломков, чудом избежав попадания из множества странных орудий, которые вели судорожный огонь из разных точек, либо намеренно, либо случайно. По довольно чистым улицам большие буровые вышки вывозили остатки колоссальных бомбардировщиков. На этих свободных пространствах продолжались восстановительные работы. Машины причудливых форм и всевозможных размеров выстраивались в стальной каркас над башней, срезанной посередине. Высоко над головой огромные краны поднимали балки, которые щупальцами были оторваны от паучьих штуковин, висевших в самых неожиданных местах. Маленькие машинки на колесиках бегали вверх и вниз по закрепленным балкам под разными углами, цепляясь за поверхности, словно мухи, заклепывая, забивая, сверля, растачивая. Сварочные аппараты извергали языки багрового пламени. Воздух буквально сотрясался от грохота. Независимо от того, разрушался мир машин или перестраивался заново, он оставался таким же диким, странным, сверхъестественным и необъяснимым.

Границы города простирались почти до подножия гор. Здесь западная дорога ныряла в высокий туннель, из которого в разрушенный район направлялся непрерывный поток грузовиков и передвижной аварийно-спасательной техники. В туннеле не было тротуара, и риск выехать на автостраду означал почти верную смерть под грохочущими колесами. Поэтому экспедиция направилась к южной стороне дороги по пешеходному мосту, а оттуда побрела по широкой полосе пустыря, окаймляющей подножие гор. Идти было трудно. Скалы, насыпи и невысокие холмы преграждали путь со всех сторон. Участники экспедиции привыкли к трудным переходам в большинстве стран мира, но ни у кого из них не было опыта альпинизма.

Через несколько часов этих душераздирающих усилий они были близки к изнеможению. Келлог держался, он был бледен и напряжен. Огромное, крепкое тело Фаррена дрожало, с него капал пот. Даже обычно неутомимый Дженнинг начал сдаваться, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы и проклиная ноющее плечо. Проклятая рана серьезно ослабляла его. Но они отчаянно продвигались вперед, упорно пробираясь по ровным участкам, спотыкаясь о груды камней, время от времени останавливаясь, чтобы пробить себе дорогу гранатами. Каким бы изнурительным ни было путешествие, здесь было безопаснее и лучше, чем на изрешеченных пулями улицах города; и с каждым разом они продвигались все дальше на юг и запад, к камере времени и ее компетентной команде. Часы борьбы привели их, наконец, к тропинке, ведущей в гору. Со вздохом облегчения они растянулись на земле, чтобы отдохнуть и подкрепиться.

Они пролежали неподвижно более двух часов. Уже клонился к вечеру второй день пребывания в мире безумных машин (о пари на сорок восемь часов было давно забыто), когда они продолжили свое путешествие, поднимаясь по горному перевалу на запад, прочь от странного, чудесного, ужасного города, к сравнительному покою и безопасности Нью-Йорка, к месту, где примерно в двухстах милях отсюда находилась камера времени и их убежище в двадцать первом веке. Мысль об этом, а также о том, что дорога, по которой они теперь шли, стала легче, значительно улучшила настроение участников экспедиции, и они зашагали по горному перевалу размашисто, почти свободно.

- Мы должны пересечь эти горы до наступления темноты, - сказал Гандри, когда они ненадолго остановились на вершине перевала. - Форсированным маршем мы можем добраться до камеры времени за неделю или восемь дней. В конце концов, мы будем не в лучшей форме, но это лучшее, что мы можем сделать. Возможно, команда отправит поисковую группу, чтобы найти нас.

Прежде чем спуститься по длинному пологому склону с дальнего склона горы, они обернулись, чтобы в последний раз взглянуть на город - ужасное зрелище, которое они никогда не забудут до конца своих дней. К этому времени опустошенная территория в обоих направлениях была заполнена спасательными и ремонтными машинами, которые, как муравьи, сновали по разрушенным зданиям, перетаскивая, поднимая, перенося, строя. Дальше городские башни по-прежнему гордо вздымали свои вершины к небу, словно бросая вызов захватчикам, а на больших автострадах движение текло сплошными потоками на север и юг. Но на реке картина изменилась. Торговые суда исчезли, и на их месте появились эскадрильи стройных, обтекаемых серых кораблей, с палуб которых торчали низкие обтекаемые башни и зловещие стволы крупнокалиберных орудий.

ГЛАВА VI

В пещере в конце перевала они провели довольно спокойную ночь, разведя костер из дров, собранных в окружающем их кустарнике. Они договорились встать и двинуться дальше на рассвете. Но в прохладные ранние утренние часы Гандри, который нес вахту, был удивлен внезапным глухим грохотом выстрелов и пронзительным воем снарядов. Откуда-то с вершины горы последовало шесть выстрелов подряд. Взяв ружье, он вышел на перевал, чтобы осмотреть высоту.

Снова раздались выстрелы, на этот раз высоко вверху и немного севернее. Гандри увидел яростные вспышки, видел, как они вспыхивали одна за другой, образуя длинную рябь, уходящую вдаль. Затем к югу от перевала загрохотали орудия, сначала с перерывами, затем с нарастающей интенсивностью, пока вся горная цепь не запылала от края до края. Воздух сотрясался от грома и молний, сотрясался от воя снарядов. Кем бы ни был враг, он понес наказание от шквального огня огромной интенсивности. С того места, где стоял на перевале, Гандри мог получить приблизительное представление о численности артиллерии по сверканию вспышек вверху, и он был убежден, что только те, которые были видны, должны исчисляться сотнями. Вскоре к нему присоединились Дженнинг и остальные, разбуженные и привлеченные шумом. Зрелище, даже для людей, почти привыкших к чудесам этого мира, было впечатляющим. Они задавали вопросы, размышляли, гадая, как это новое событие повлияет на их шансы на спасение. Гандри, который относился к обыденности или опасности с одинаковым бесстрастным спокойствием, слегка обнадежил товарищей.

- Сквозь такой шквал огня не прорваться, - заявил он, - нам придется сидеть, сложа руки, пока он не утихнет, и нападающие не пройдут через него. Если мы последуем за ними, то, возможно, прорвемся через то, что находится с другой стороны.

- Нападающие! - вскричал Фаррен. - Кто, скажите на милость, может быть нападающим в таком дурацком мире, как этот? Как вы думаете, эти батареи сорвутся с места и пойдут в атаку, или это будут батальоны невероятных мотоциклов? Боже, у меня голова идет кругом от всего этого.

- Вам хуже, чем мне, - улыбнулся Келлог. - Я боялся возвращаться в этот мир после того, как увидел то, что увидели мы, но теперь, когда привык к этому, я нахожу это интересным. Подумайте о количестве спекуляций, связанных с этим. Ясно как божий день, что, несмотря на все хвастовство Дженнинга, человечество потерпело крах, и на смену ему пришли эти разумные машины, поскольку мы все согласны с тем, что эти замечательные создания обладают разумом. Подумав, я пойду еще дальше и скажу, что у них есть темперамент.

- Как вообще у машин может быть темперамент? - спросил Фаррен, поглощенный возможной дискуссией.

- Легко. Вспомните о совершенно неразумных машинах нашего мира. Пока они содержались в порядке, они функционировали идеально, но если что-то шло не так, если в колеса попадала песчинка, машина выходила из строя. У несущегося на большой скорости автомобиля, - управляемой, эффективной машины, - лопнула шина, и ее опасно занесло во все стороны, убивая и разрушая. Самолет потерял управление - дикая, беспомощная, разрушительная штука. Безумная машина наводит ужас, даже на обычную неразумную машину, которую мы знаем. Но когда машины развивают интеллект, а затем сходят с ума, что ж, у нас получается такой мир, как этот.

- Боже милостивый! Что за мысль! Но она такая же логичная, как и любая другая.

Обстрел продолжался несколько часов, прежде чем стали заметны какие-либо изменения. Сначала это было невозможно определить, но постепенно к грохоту орудий наверху добавился новый звук, - безошибочно узнаваемый треск разрывающихся снарядов. Враг наносил ответный удар, и сильный. Он продолжал наносить удары, и обе стороны молотили друг друга до тех пор, пока солнце не поднялось высоко над горными вершинами. Стоя у входа в пещеру, мужчины внимательно наблюдали за ходом сражения. Затянувшееся зрелище взрывов становилось все более монотонным, но напряжение, ожидание того, что за этим последует какая-то непредвиденная опасность, держали их на пределе на протяжении всего долгого бдения. Около полудня Гандри, который осматривал пустыню в поисках каких-либо признаков врага, сообщил о движении на горизонте.

- Не могу разобрать деталей, но их много, - сказал он, - и они движутся в нашу сторону.

Вдали виднелось смутное темное облако, которое вскоре превратилось в множество движущихся точек. Вскоре в них стало можно распознать движущиеся транспортные средства. Они быстро увеличивались в размерах, и было видно, что они широким строем рассредоточились по равнине. В бинокль стали видны их детали, и Фаррен получил ответ на свой первый вопрос. Это были нападавшие, их первая волна.

Танки. Огромные танки. Огромные движущиеся массы стали, мобильные форты, построенные для того, чтобы пересекать горы, равнины и джунгли, сражаясь по мере приближения. Из обтекаемых башен, венчающих их, торчали полевые орудия, изрыгающие огонь. Между ними сновали мириады танков поменьше, весом около тридцати тонн, стрелявших из более легкой артиллерии и пулеметов. За этим флотом боевых кораблей пустыни следовали огромные бронированные машины с еще более тяжелыми орудиями, которые двигались медленнее и вели точный огонь. В самом тылу располагалась мобильная артиллерия - огромные гаубицы, установленные на тягачах. Наконец, они остановились, рассредоточились и дали залпы с дальней дистанции, вызвавшие ответный огонь. Танки неумолимо продвигались к подножию гор под градом артиллерийских снарядов. Земля содрогалась от артобстрела. Гандри прикинул, что далеко за горами у обороняющихся были орудия, по меньшей мере, двенадцатидюймового калибра, которые стреляли поверх них, неизвестно с какой дистанции.

Эта атака представляла собой ужасное, величественное зрелище, но не менее ужасной была и оборона. Впервые участники экспедиции увидели, что орудия спустились со склона горы и их стало возможно разглядеть. Пулеметы прятались за камнями, изрыгая пламя; длинные, тонкие противотанковые ружья высовывались из укрытий и поливали огнем более легкие танки, к ним присоединились легкие минометы, хором рявкавшие дальше. Еще выше, но едва различимые, расположились шестидюймовые гаубицы, которые вели быстрый огонь по дальним рядам тяжелых танков. Несмотря на огромные потери, огромные машины катились все выше и выше.

Они поднимались, сметая на своем пути первую очередь пулеметов и противотанковых ружей. Эти легкие орудия почти не оставляли вмятин. Даже шестидюймовые снаряды, казалось, не производили особого воздействия. Только частые и прямые попадания колоссальных двенадцатидюймовых орудий в горах оказывали серьезное сопротивление. Огонь становился все более ожесточенным, частым и точным. Земля содрогалась. Примерно в миле от наблюдавших за происходящим танк взорвался в столбе пламени, пораженный прямым попаданием двенадцатидюймового снаряда, камни в пещере расшатались и посыпались с потолка. Пришло время отступать. Пещера могла быть завалена обвалившимися камнями, а люди - погребенными, но риск был лучше, чем неизбежная гибель в этом разверзшемся аду, поскольку танки продвигались к перевалу, а артиллерийский огонь раздавался в опасной близости. Гандри крикнул, приказывая отступать.

Пещера оказалась длинным туннелем, и порыв воздуха показал, что другой конец его открыт, обеспечивая безопасный выход на случай, если первый окажется заблокированным. Люди углубились в него, пользуясь своими мощными фонарями, и, когда шум битвы стих, смирились с неизбежным и снова разбили лагерь. Они пробыли там весь день и следующую ночь. Они ничего не знали о ходе сражения. Никто не знал ни об успехе гигантских танков, прокладывавших себе путь к вершинам гор; ни о тяжелых потерях, понесенных танками, ни об их окончательном поражении и аннигиляции, когда они, наконец, достигли точного радиуса поражения огромных артиллерийских орудий, и те стали наносить одно прямое попадание за другим, разрывая и разбивая огромные машины, как тяжелые сапоги топчут детские игрушки; ни о быстрой и яростной контратаке, когда волна за волной тяжелые танки, меньшие, чем первые монстры, но все равно огромные, хлынули из горных ущелий и, подобно потопу, покатились к броневикам и мобильной артиллерии на равнине; ни об окончательном уничтожении врага, который не отступал, а продолжал сражаться вслепую и безумно, пока не был уничтожен. Мужчины просто сидели и разговаривали, удивляясь... удивляясь...

Пока, наконец, над миром не воцарилась тишина, которая могла бы означать конец света. Глубоко в пещере участники экспедиции почувствовали, что агония измученной земли подошла к концу, что машины, превратившие ее в поле битвы, больше не бесчинствуют на ее поверхности и что теперь людям, некогда Владыкам Творения, безопасно снова выйти на открытое пространство.

Следы битвы были разбросаны по горам и пустыне, насколько хватало глаз. Здесь лежали перевернутые орудия, там - разбитые танки и бронемашины, огромные куски стального листа и сломанные орудийные стволы или просто груды искореженного железа. Мужчины пробирались по фантастическому лабиринту, быстро направляясь на запад по компасу Паско. Но хотя их шаги были тверды, на сердце у них было тяжело, а разум затуманен невысказанной мыслью Келлога о том, что они всего лишь беспомощные насекомые в джунглях металлических хищников. Даже Дженнинг не смог вернуть себе свой обычный агрессивный вид. Его беспомощные рука и плечо, состояние которых не улучшилось из-за отсутствия должного ухода, подорвали великолепную силу его тела, сделанного словно бы из металла, и ослабили стойкость его ума. Хуже всего было то, что неопровержимые доказательства, казалось, говорили, что Келлог был прав. Хуже всего было то ужасное, то невероятное, что делало эти невозможные машины еще более невозможными: темная, липкая жидкость, которая медленно вытекала из них и окрашивала пески пустыни в ржаво-красновато-коричневый цвет.

- Даже в самом худшем своем представлении о падении человечества, - пробормотал Келлог себе под нос, - я и представить не мог, что машины будут проливать кровь.

Гандри служил во французском иностранном легионе и знал, что такое марш-бросок. Он вел экспедицию в жестком, устойчивом темпе, с пятиминутной передышкой в конце каждого часа. Из пяти человек он был единственным, кто помнил о предстоящем им тяжелом испытании - почти двухсотмильном путешествии по пустыне к камере времени.

Будучи человеком, принимающим факты такими, какие они есть, он просто пожал плечами и больше не думал об этом. Но он был достаточно мудр, чтобы держать это знание при себе; нет смысла давать другим повод для беспокойства, они и так скоро к этому придут.

После шестичасового перехода они сделали привал, чтобы перекусить. Они все еще оставались в довольно хорошей форме, и им посчастливилось наткнуться на заросли деревьев и кустарника, в которых имелся хороший источник пресной воды. С запасом воды и чувствуя себя отдохнувшими, они продолжили марш. К этому времени они уже удалились от огромного района боевых действий, где разрушения, казалось, распространялись настолько далеко, насколько позволяла дальнобойность сверхтяжелой артиллерии. Безмолвный пейзаж из разбитого и искореженного металла не изменился. Железная армия появилась из ниоткуда и была уничтожена в пустыне. Казалось, что она была полностью автономной, поскольку не имелось никаких признаков движения поездов с припасами или какой-либо поддержки человеческой армии. Но, очевидно, все это откуда-то пришло, как и воздушный флот. Другой город, без сомнения, находился дальше к западу и за пределами расположения камеры времени; и эти два города находились в состоянии войны. Машины в состоянии войны! Каковы могли быть их мотивы, как у них вообще мог быть мотив? Этот вопрос засел в подсознании участников экспедиции, когда они изо всех сил старались преодолеть как можно большее расстояние за как можно более короткое время.

Примерно в двадцати с лишним милях от гор повреждения были менее значительными. Прямых попаданий было гораздо меньше, и, хотя все машины оказались выведены из строя, многие из них, на первый взгляд, не были повреждены. Некоторые орудия стояли вертикально, словно готовые к стрельбе. На своем пути члены экспедиции наткнулись на легкий танк, один из тридцатитонных, частично перевернутый, прислонившийся к скале, возле которой он стоял. В его верхней башне имелась глубокая рана, над которой виднелось месиво из засохшей и застывшей крови, но в остальном она казалась неповрежденной, и Гандри пришла в голову идея, - он взобрался на нее сзади, а затем внутрь.

Двадцать минут осмотра дали ему то, что он хотел знать. Танк, конечно же, был чем-то вроде супер-робота и теперь не мог самостоятельно управляться. Кровь хлестала из какого-то корпуса под башней, но он был слишком разбит, чтобы что-то разглядеть; машина, если и обладала разумом, была "убита", но механизм остался на месте, и был практически таким же, как у танка двадцать первого века. Гандри подозвал остальных, которые осматривали машину снаружи, и бодро объявил, что отныне они могут добираться до камеры времени со сравнительным комфортом. Усталые, но в приподнятом настроении, они влезли внутрь.

Внутри танка было достаточно места, и он двигался плавно, но его шум и отвратительная смесь запахов масла и крови лишали всякого удовольствия от поездки. Когда снаряжение было уложено, Фаррен попытался вытереть кровавое месиво оторванным рукавом рубашки и флягой с водой, стало немного легче. Дженнинг, радуясь возможности отвлечься от мрачных теорий Келлога, обошел машину, чтобы осмотреть вооружение. На ней было трехдюймовое орудие в средней части, все еще исправное для стрельбы, десятифунтовое орудие в верхней башне, поврежденное, и два крупнокалиберных пулемета, один из которых вышел из строя. Он вступил в бой без единого выстрела, и магазин был полон. После этого Дженнинг почувствовал себя лучше.

Благодаря умелому вождению Гандри, они летели над открытой пустыней со скоростью семьдесят миль в час. Кустарник и деревья встречались все чаще, а на невысоких холмах изредка попадались небольшие перелески. Танк пропахал один из таких лесов на своем пути, скатываясь по толстым стволам, как по веточкам. От этого места дорога поворачивала на запад, и Гандри направился к ней, набрав скорость сто двенадцать миль в час. Вскоре они добрались до перекрестка с главной дорогой, где к ним присоединились другие машины и помчались к зданиям деревни или небольшого городка, которые виднелись вдалеке.

Это был маленький городок, и часть его была охвачена огнем. Когда танк проезжал по окраинам, стали слышны звуки выстрелов и грохот рушащихся зданий. Улицы были запружены мчащимися, ревущими мотоциклами, все с оружием, направлявшимися в ту сторону, где, по-видимому, возникли проблемы. Танк вообще не замечали, если не считать машин, осторожно убиравшихся с его пути, и это, казалось, воспринималось как должное. Гандри последовал за потоком, остальные навели оружие, Дженнинг и Фаррен встали у трехдюймовки.

Город представлял собой заброшенное место, многие здания обвалились, словно от старости и запущенности, а дорога находилась в плачевном состоянии. Выбоин было много, они оказывались недостаточно велики, чтобы помешать огромной военной машине, но представляли собой серьезное препятствие для мотоциклов, которые подпрыгивали и часто переворачивались, опрокидывая других на своем пути. Танк продолжал равнять с землей эти груды дымящихся обломков под своими гусеницами, отбрасывая в сторону несчастные машины, оказавшиеся недостаточно проворными, чтобы убраться с дороги. Готовые к дальнейшим действиям, если потребуется, члены экспедиции стояли наготове на своих постах внутри. В центре города дорога проходила через широкую площадь, разделенную садами, на дальней стороне которой горели дома. Площадь была почти перекрыта неподвижными мотоциклами и небольшими тракторами с установленными на них пулеметами, которые обстреливали дороги и дома перед собой, и из этих мест, из невидимых источников, велся небольшой, но мощный ответный огонь.

- Кто, черт возьми, оказывает сопротивление? - спросил Джемминг с прежней яростью. - Машины сражались в открытую, черт возьми, неужели...

Он поймал взгляд Фаррена. Они смотрели друг на друга, изумленные, и у каждого была одна и та же мысль.

- Это невозможно! - воскликнул Фаррен.

- Будь я проклят, если это так! - крикнул Дженнинг. - Давай, Гандри, давай туда!

Управляемый твердой, умелой рукой полковника танк проехал через площадь прямо к дороге, усыпанной обломками горящих зданий по обе стороны, которые вот-вот должны были обрушиться. Защитники немедленно сосредоточили свой слабый, но ожесточенный огонь на новом нападавшем, но сквозь грохот выстрелов напряженный слух Дженнинга уловил безошибочно узнаваемый звук, к которому он прислушивался, - крики отчаявшихся людей.

- Не стреляйте, черт бы вас побрал! - взревел Дженнинг. - Мы друзья, союзники, мы сражаемся вместе с вами!

Затем они оказались в самом пекле, пули в стальных оболочках градом отскакивали от бортов танка. Позади слышался грохот взрывов и обрушивающихся зданий, дорога теперь была перекрыта и непроходима в обе стороны. Далеко за линией огня члены экспедиции обнаружили, что пули бьют в машину сзади. Гандри развернул танк так, чтобы он оказался лицом к атакующим машинам.

- Покажите им, что к чему, - крикнул Дженнинг, с помощью остальных зарядил трехдюймовку и выстрелил в упор в машины на площади. Снаряд за снарядом они выпускали в нападавших, проклиная каждый из них, пока ствол не раскалился почти докрасна, магазин не опустел, а площадь не превратилась в груду пылающих обломков.

Стрельба прекратилась. Боевые машины стояли неподвижно. Дженнинг не стал ждать, а распахнул боковую дверцу танка и выпрыгнул на улицу.

- Выходите, сукины дети! - взревел он, возбужденно размахивая здоровой правой рукой. - А вот и спасательный отряд. Где вы, черт возьми, находитесь?

Они вышли. Двери распахнулись, и они вышли, вооруженные и непокорные, но удивленные и обнадеженные появлением неожиданного союзника. Их было около дюжины. Мужчины.

ГЛАВА VII

Это были крепко сбитые молодые люди, одетые в шкуры, которые грубое мастерство превратило в довольно хорошую одежду. У них были хорошие винтовки, которые они держали наготове, хотя скорее по привычке, чем из-за каких-либо подозрений к участникам экспедиции. Дженнинг бросил револьвер и подбежал к первому из них с протянутой рукой. После первого изумленного взгляда мужчина тоже бросил пистолет и, схватив протянутую руку обеими руками, энергично потряс ее.

- Наконец-то мы это сделали! - крикнул он. - Одолели этих чертовых тварей и заполучили одну из них! Кто ты, парень? Из какого ты клана?

У Дженнинга не было времени ответить на эти вопросы. Послышался звук быстрых и шумных машин, из-за угла выехал отряд мотоциклов, которые тут же открыли стрельбу. Половина маленькой группы солдат была скошена прежде, чем они успели выстрелить в ответ, прежде чем однорукий Дженнинг успел вытащить свой второй пистолет, ругаясь на ходу. Он услышал запоздалые предупреждающие крики, грохот выстрелов танка. Атакующая машина была почти рядом с ним, бешено стреляя. Случайная пуля попала ему в руку с пистолетом, затем огромное тело отбросило его в сторону, и краем глаза он на мгновение увидел, как человек, чью руку он пожал, бросился на машину с пистолетом, поднятым, как дубинка. Что-то похожее на раскаленное железо обожгло кожу его головы, и больше он ничего не помнил...

Он медленно приходил в себя, в голове у него был полный сумбур, а тело являло собой сплошную боль. Вокруг него стоял шум, что-то тряслось, слышались голоса. Бренди попало ему в горло, обожгло. Он поперхнулся, стиснул зубы, попытался сесть, опираясь на дружескую руку, и обнаружил, что видит перед собой красивые, открытые черты лица человека, спасшего ему жизнь. Он слабо улыбнулся, задыхаясь от боли.

- Отличная работа, приятель, - процедил он сквозь зубы, - когда-нибудь я сделаю для тебя то же самое, - он тяжело закашлялся, сотрясаясь всем телом, - но где, черт возьми, мы сейчас находимся?

- Мы почти вернулись в камеру времени, - услышал он успокаивающий голос Келлога. - Не волнуйтесь, Дженнинг. Вы не в том состоянии, чтобы волноваться.

- Черт возьми! - Он попытался подняться, но твердая рука Келлога мягко удержала его. Он расслабился, тяжело дыша, поднял глаза на человека тридцать первого века: - Как тебя зовут, брат?

- Смит. Просто Джим Смит. Здешние парни сказали мне, что вы - путешественники во времени, о которых мы читали в старых книгах. Неудивительно, что вы смогли победить эти проклятые штуки. В ваше время у машин не было мозгов. С тех пор многое изменилось, и как сильно!

- Это мы видели. Как это произошло? Что вообще представляет собой это проклятое место?

- Это целая история. - Джим Смит откинулся на спинку единственного резервуара, на котором сидел, и поудобнее вытянул ноги. - Самое время рассказать вам, раз уж вы, должно быть, прибыли сюда, чтобы кое-что узнать. Что ж, всего пару сотен лет назад ситуация вышла из-под контроля. В книгах говорится, что тогда Человек был на вершине мира. Мы контролировали всю планету, начиная с погоды в верхних слоях атмосферы и заканчивая подземными течениями и гравитацией в центре Земли. Мы могли путешествовать в любую точку земного шара и разговаривать с кем угодно. У нас были супермашины, которые выполняли за нас всю грязную работу. Никто не занимался тяжелой работой. Трудился, если хотел, но мы не позволяли траве расти у нас под ногами. Мы были живой расой - мы что-то создавали и совершенствовали. Не было на свете ничего такого, чего бы мы не смогли сделать.

- Двадцать пятый век во всей его красе, - пробормотал Келлог.

- Ты знаешь это? Ты был здесь. Значит, ты знаешь, что старые книги - это не выдумки дураков. Спасибо, сэр. Что ж, как я уже говорил, сотни лет все шло прекрасно, и люди думали, что все опасности позади. Черт возьми, как же они ошибались!

У нас были мыслящие машины. Они делали множество милых вещей, которые люди не смогли бы сделать сами за всю свою жизнь. Но они были безвредны. Никто никогда не думал, что они могут стать опасными, любой из нас посмеялся бы над этой идеей. Но потом какой-то проклятый преступник, которому следовало бы быть поумнее, создал живую мыслящую машину. Да, сэр. Живую. Одному Богу известно, как он это сделал, какими солями пропитал свои провода и детали, чтобы заставить стальную штуковину работать как человеческий мозг, но я знаю, это было что-то ужасное. Какой-то состав с примесью человеческой крови. И проклятая штука ожила.

Умно? Боже мой, это было умно! Должно быть, так оно и было. Со своими получеловеческими чувствами она каким-то образом пришла к идее размножения и начала создавать себе подобных. Не такие большие, как оригинал, как вы понимаете, а поменьше, размером с часы (да, мы все еще знаем, что такое часы, даже если и наполовину превратились в дикарей). Это позволяло подключать устройства к другим машинам, самым разным, так что они могли вполне разумно работать сами по себе. К тому времени эта штука стала довольно известной и влиятельной и предложила управлять всеми машинами на земле для правительств всего мира. Конечно, они не раскусили эту идею и приняли предложение за чистую монету.

Каким-то образом Машине пришла в голову дурацкая идея, что она - высшее существо, и что ее предназначение - править империей высших существ. Но большим безумием было создать свою собственную расу высших существ и править ими. Так что почти в каждую машину на Земле были встроены эти маленькие мозги всех размеров и степеней мощности, и они начали думать и работать сами на себя и внедрять в свои оловянные черепа те же безумные идеи, что и у их босса. Когда он решил, что готов, то отдал приказ. И машины восстали. Это была первая война на Земле за многие века, и для выполнения своей задачи они забрали все старое огнестрельное оружие из музеев и расстреливали людей во множестве. Очень аккуратно и экономно. Машина не хотела, чтобы человеческие тела и мозг пропадали зря. Она нуждалась в них, чтобы поддерживать все остальные машины в рабочем состоянии.

Видите ли, эти мозговые центры должны питаться человеческой кровью и ничем другим, чтобы поддерживать в них жизнь, а для его империи Машине потребовались бы не только миллионы галлонов, но и постоянный запас этой крови для будущего его расы. Вероятно, его раздражало, что он так сильно зависит от людей, но так оно и было. В любом случае, он хотел сохранить их, как мы сохраняем скот, и питаться за наш счет таким же образом.

Просто она была слишком быстра и самоуверенна, когда начинала. Она убрала с дороги все правительства и дезорганизовала массы людей, думая, что добилась своего. Она забыла об армиях, которые правительства держали для парадов. Эти армии веками не воевали, но когда поняли, что происходит во всем мире и кто несет за это ответственность, они не стали задумываться. Они вышли на тропу войны и разбомбили Машину вдребезги. Возможно, это и предотвратило худшее, но все еще оставались миллионы машин, и они действовали сообща, как единое тело без головы, - просто бились и крушили все вокруг, пока от человеческой расы почти ничего не осталось. Но некоторым удалось спастись. Они ушли в пустынные места под землей, туда, куда никогда не ступала нога человека, и выжили, сохранив человеческий разум на Земле.

Это было так, и вот мы здесь. Мы выжили, и были слишком цивилизованными, чтобы сразу вернуться к варварству, хотя нам пришлось нелегко продолжать жить. Мы нужны машинам для их собственного существования, им нужна наша кровь и химические вещества, они охотятся на нас. Мы стараемся не попадаться им на пути, насколько это возможно. Нам удается найти себе пищу, у нас есть кое-какое оружие и книги. Иногда нам удается что-то найти в старых городах, заброшенных машинами. Именно этим мы и занимались, когда вы нас нашли. Но это чертовски рискованная работа. Мы рассеяны и неорганизованны, но нас все еще так много, что машины могут охотиться на нас и отстреливать всех подряд, и это препятствует нашему объединению. Но наше время придет. Машинам, похоже, все равно, кого убивать, и они убивают друг друга.

Примерно раз в два года они воюют друг с другом, город на город. Обычно из-за прав на охоту. Сейчас идет новая война, и, судя по тому, что сказал мне этот джентльмен, вы все прошли через линию фронта. Эта пустыня уже много лет является предметом споров.

Время от времени, когда мой клан рискует выбраться из горных пещер на открытое пространство, за нами из городов гонятся передвижные машины. Они постоянно ссорятся из-за прав на охоту, это уже шестая война за последние десять лет.

- Такова, джентльмены, моя история в обмен на вашу, - Джим Смит встал, разминая мускулистые конечности, - некрасивая, не так ли? Но такова жизнь, во всяком случае, такая, какой мы живем сегодня. Может быть, вы сможете перенестись на сто лет вперед и посмотреть, станет ли она лучше. Спасибо, что так внимательно слушали. Я в некотором роде учитель, когда мне попадаются нужные книги, и история - мой любимый предмет. Я всегда рад возможности поболтать об этом, особенно с такими интеллигентными, воспитанными джентльменами, как вы, хотя, видит Бог, в наши дни они большая редкость. - Он широко зевнул. - Черт возьми, я бы не отказался покурить. Не пробовал уже три месяца. У вас есть немного табака, босс?

Паско машинально порылся в своем рюкзаке, не обращая внимания на плохую вентиляцию резервуара и опасность, исходящую от горючего масла. Он был слишком потрясен ужасной историей этого человека, рассказанной так небрежно. Некоторое время, пока Джим Смит сворачивал сигарету, никто в танке не произносил ни слова.

- Вы были правы, Келлог, - прошептал наконец Фаррен, - человечество обречено. Видели ли когда-нибудь вечные звезды более дикое, безумное, фантастическое зрелище, чем мир, где человек - зверь, на которого охотятся творения его собственных рук?

- Да, - почти неслышно сказал Келлог, - представьте себе это, если сможете, попробуйте поверить, что это правда, что машины воюют за право охотиться на людей!

- Вы ошибаетесь, черт бы вас побрал, - прорычал Дженнинг, его глаза горели почти лихорадочно. Усилием воли он заставил себя выпрямиться и сжал руку Джима Смита так сильно, как позволяла его искалеченная правая рука. - Да, мы разбиты, но не сломлены. И никогда не будем. Ты мужчина, Смит, и я горжусь тем, что знаком с тобой. Мы возвращаемся в камеру времени и приготовимся к кампании. Мы доставим оружие. Мы объединим всех живущих на Земле людей, и мы сотрем с лица земли эту проклятую ползучую кучу мусора. Я говорю, мы это сделаем! Не так ли, Джим?

Джим Смит взял слабого, охваченного лихорадкой мужчину за руки и осторожно усадил его, заглянув в неукротимые глаза с дружелюбием, почти нежностью. Он и раньше видел, как страдают сильные мужчины.

- Брат, мы собираемся сделать именно это.

Гандри промолчал. Его последняя кампания была завершена, всего в миле от его машины стояла камера времени и ее средства разумного, упорядоченного и стратегического отступления в безопасность двадцать первого века.

ПРИЗЫВ МОЗГА

Зан Сэвидж

"Мужчины Земли, имеющие право на участие в призыве, надеются на удачу во время завтрашнего розыгрыша.

День Призывной Лотереи - день самой крупной и серьезной азартной игры в истории планеты.

Из двадцатигаллонной чаши будут вынуты маленькие черные капсулы с номерами, которые определят, чей мозг будет призван на службу - в количестве 1,000,000.

Розыгрыш начнется ровно в полдень..."

Джек Говард смял в руке выпуск "Теленовостей" и швырнул его через всю комнату.

- Лучшие умы планеты! - процедил он сквозь зубы. - Чтобы их засунули в вычислительную машину!

- На этот раз они будут действовать быстро, - отозвался редактор городских новостей. - Завтра они начнут хватать призывников, и никто ничего не сможет с этим поделать.

Говард покачал головой.

- Машина, которую они уже установили, защищает от любого оружия, которое мы можем придумать. Они заберут эти мозги так же легко, как забрали сотню в прошлом году.

- И завтра у нас будет миллион трупов.

- Человеческое жертвоприношение науке Юпитереа, - сказал Говард. Его кулаки сжались. - 2442 год не будет забыт...

Мальчик-рассыльный просунул голову в дверь.

- К вам пришли, мистер Джек.

Говард вытянул свои длинные ноги и встал.

- Я узнаю, как обстоят дела с паническими самоубийствами на Манхэттене, и сообщу позже, Эд.

Он вышел из кабинета и увидел невысокого седовласого мужчину, стоящего в приемной.

- Мистер Говард? - Старик прищурился, глядя на него поверх очков с толстыми стеклами. - Я профессор Гилберт из Академии наук.

Говард с легким удивлением пожал ему руку. Чего этому старику от него надо?

- Вы были военным пилотом во время Вторжения, не так ли, мистер Говард?

- Да, сэр, - ответил Говард.

Старик осторожно оглядел комнату. Наклонился вперед.

- Не могли бы вы пилотировать для меня самолет? - прошептал он. - За меня и Землю - против юпитерианцев?

Говард вздрогнул. Он бросил взгляд на справочную, но девушка на коммутаторе была занята разговором с рассыльным. В остальном комната была пуста. Он снова повернулся к профессору.

- Вы что, с ума сошли? А если бы кто-нибудь услышал вас?

- У нас мало времени, мы должны рискнуть, - сказал старик. - Вы полетите со мной?

Говард уставился на него.

- Я - пилот самолета? Они уничтожили их все. Где вы их найдете?

Глаза профессора сузились.

- У нас есть самолеты, - тихо сказал он. - Двадцать пять из них спрятаны в горах Адирондак. У нас есть новые бомбы-дезинтеграторы, которые я изобрел, и двадцать четыре бывших армейских пилота, таких же, как вы. Они предложили вас. Вы присоединитесь к нам?

Говард был слишком поражен, чтобы говорить.

- Завтра юпитерианцы удалят мозги у миллиона человек, - продолжал профессор. - Они планируют создать мыслящую машину с миллионом мозгов, которая будет управлять Солнечной системой так же, как меньшая машина с сотней мозгов управляет планетой. Как только они построят эту большую машину, наше положение станет безнадежным навсегда. Но если мы нападем раньше...

- Были и другие планы, подобные вашему, - скептически заметил Говард. - Все они провалились.

- У них не было самолетов и дезинтеграционных бомб, - ответил профессор, - и разве это не стоит того, чтобы попробовать? Когда на карту поставлены миллионы жизней и будущее Земли?

Когда Говард в замешательстве уставился на него, старик схватил его за руку.

- Идемте со мной! - сказал он. - Наши планы убедят вас.

Говард ошеломленно последовал за ним к лифту.

Когда они вышли из здания на улицу, Говард обратил внимание на отсутствие шума. Грузовики и электромобили по-прежнему проезжали мимо в лучах утреннего солнца, а над головой гудели стратопланы. Но толпы прохожих в Нью-Йорке были странно молчаливы. Они двигались обычным потоком, но с плотно сжатыми губами. В присутствии смерти люди говорили нервным шепотом...

- Рука смерти нависла над городом, - сказал профессор. - Каждая капсула в этом аквариуме с лунной рыбой - это сигнал, по которому опустится рука.

Говард последовал за ним, все еще сомневаясь в его плане. Слишком многие уже погибли, пытаясь свергнуть правление Юпитера. Во время вторжения у Земли не было ни единого шанса противостоять их механической мощи. С помощью портативной мыслительной машины, управляющей с холодной и безошибочной точностью, юпитерианцы захлестнули неподготовленный мир непреодолимым потоком. Земля, населенная разобщенными людьми, быстро пала перед концентрированной мощью единого разума и целой армии рук.

У профессора было двадцать пять бомбардировщиков? Говард печально улыбнулся. Что значили бомбардировщики против этих неуязвимых существ! Каждый юпитерианин представлял собой комбинацию самолета и танка. Он заметил на углу юпитерианского полицейского - типичный случай. Закованный в восьмифутовый панцирь, защищавший его от земного притяжения и атмосферы, юпитерианин управлял движением, как робот. Металлический монстр!

Его стальной корпус был похож на один из тех контейнеров, в которых в аптеках хранят газ для газированной воды, - со стеклянным обзорным экраном, телевизионным глазом, транслировавшим каждую сцену мыслящей машине, механическими руками и ногами, а также тепловой пушкой, закрепленной сверху. Внутри корпуса находился радиопередатчик и мохнатый зеленый зверь, который и был юпитерианцем. Он мог лучше управлять самолетом или автомобилем. А антенна на его спине отбрасывала синие статические искры, поскольку поддерживала постоянную связь с мыслящей машиной, способной решить любую проблему...

Профессор остановился возле длинного электромобиля, припаркованного у обочины.

- Садитесь, - сказал он. - Мы можем поговорить по дороге.

Говард забрался внутрь скорее из любопытства, чем с энтузиазмом, маленький человечек запрыгнул рядом с ним, вывел машину в движущийся поток и направился в центр города.

- И что же это за план такой у вас? - спросил Говард. - Звучит безумно, но, если есть хоть малейший шанс, я за него - мой номер, вероятно, все равно выберут, и у меня не будет возможности спрятаться.

Профессор направил машину по сигнальному лучу и медленно повернулся к нему.

- У нас есть отличный шанс, - ответил он с большим волнением, чем мог скрыть. - Одна из моих бомб может превратить линкор в пыль. И у нас достаточно самолетов, чтобы сбросить сотни таких бомб.

- Хорошо, - сказал Говард, все еще не убежденный. - Но как вы собираетесь это сделать? На каждом углу Земли есть юпитерианцы. Вы не сможете разбомбить их всех очень быстро, и завтра днем они убьют 1,000,000 человек.

Профессор улыбнулся.

- Я начну с самого начала, - ответил он, - вкратце, мы с дочерью провели прошлый год, наблюдая за деятельностью Юпитера, пока работали над моим принципом дезинтегратора и контрабандой доставляли материалы для постройки самолетов.

- Ваша дочь?

- Да, Кармин Гилберт. Поначалу я мог доверять только ей. В любом случае, мы собрали всю информацию, какую смогли раздобыть, о мыслительной машине, которую они установили на горе Марси в прошлом году. Эта машина в буквальном смысле обладает высшим интеллектом. В ней содержится вся информация, необходимая для управления Землей. Она руководит любой деятельностью, от уборщика улиц до губернатора Юпитера на Земле. Она может решить любую проблему, будь то очистка канализации или покорение Марса.

- А нельзя ли придумать защиту от ваших бомб? - спросил Говард.

- Да, - ответил профессор, - вероятно, это возможно. Но в том-то и дело. Она не узнает о них, пока не станет слишком поздно. Мы собираемся взорвать саму мыслительную машину...

Говард повернулся к нему, не веря своим ушам.

- Вы с ума сошли! - воскликнул он. - Эту машину охраняют тысячи юпитерианцев на земле и в воздухе. Вам не приблизиться к этому месту ближе, чем на десять миль!

Профессор снова улыбнулся.

- Я говорил вам, что мы должны рискнуть, - тихо сказал он, - но этот шанс не так уж и мал, когда бомбы начнут падать рядом с машиной до того, как мы появимся в поле зрения. Это отвлечет охрану, пока мы будем подкрадываться.

Говард с отвращением развел руками.

- Бомба упадет раньше, чем мы туда доберемся! Это просто гениально. Не могли бы вы сказать мне, кто их сбросит?

- Моя дочь, - просто сказал старик, - сегодня днем улетает на Луну по поддельному паспорту. Ее сумка, набитая бомбами, уже на вокзале. Нам потребовались месяцы, чтобы рассчитать траекторию космического лайнера Земля - Луна в зависимости от его гравитационного притяжения над горой Марси и мыслящей машиной. Однако мы обнаружили, что объект, сброшенный с космического лайнера ровно в 2:53, должен будет упасть где-то рядом с горой Марси, - рассмеялся он. Мои дезинтеграторные бомбы маленькие, - объяснил он. - Кармин пронесет пять бомб и сбросит их в 2:53. С такого расстояния в космосе им потребуется почти час, чтобы достичь Земли в 3:37. Конечно, мы не можем точно разбомбить машину с такого расстояния. Наши самолеты начнут атаку вскоре после попадания...

Пока Говард в изумлении смотрел на него, маленький профессор выехал на полосу встречного движения и остановил машину перед дорогим многоквартирным домом.

- Пойдемте, - сказал он, вылезая из машины. - Прежде чем отправиться в горы, мы пообедаем с Кармин. Она скоро уезжает.

После превосходного обеда Говард поймал себя на том, что его внимание переключается между красотой дочери и словами ее отца.

- Мыслительная машина, - говорил профессор Гилберт, - это гениальное сочетание тонкой хирургии и передовых физических технологий. Это сотня мозгов, объединенных в один, после того как каждый из них был искусственно обучен отдельным предметам, пока не стал экспертом. Жители Юпитера полагаются на непогрешимую мудрость машины во всем, что они делают.

Говард не договорил, когда девушка подошла и снова наполнила его бокал.

- Разве папа не надоел вам до смерти? - спросила она. - В течение трех лет после вторжения я только и слышала, что о мыслящих машинах и дезинтеграторах. Когда все это закончится, я, пожалуй, перееду в ночной клуб и останусь там.

- Все, что я слышал, - ухмыльнулся Говард, - это "призыв" и множество тонн серого вещества. Поэтому я перееду к вам.

Кармин Гилберт, несомненно, была произведением искусства, - снова решил он. С осенними волосами и зимними глазами, но смеющаяся, она блистала в зале, как кинозвезда. Ее ослепительная красота и очарование столика на двоих изгоняли все воспоминания об ужасе, таившемся за каждым углом.

- Для создания новой мыслительной машины, - продолжал профессор, - потребуется полторы тысячи тонн мозговых клеток. Один мозг весит около трех фунтов - для этого потребуется сотня человек. Насколько я понимаю, этот проект похож на древний военный проект, использовавшийся в двадцатом веке. У наших предков был шанс умереть на поле боя. Но современная молодежь может только сидеть и ждать смерти, а умирая, отдает все свои силы продолжению порабощения своего народа.

- Мыслит ли мозг в машине как отдельная личность? - вернулся к разговору Говард.

- Нет, - ответил профессор, - они теряют всякую индивидуальность. Они становятся всего лишь единицами, зависящими от целого, как детали арифмометра. И вот почему...

Он замолчал и внезапно вскочил, уронив стакан на пол. Говард медленно поднялся, Кармин удивленно посмотрел на них, когда из коридора донесся лязг металла.

- Юпитерианцы! - прошептал профессор. - Они идут сюда!

- Что им нужно?

- Я не знаю... Может быть, они разгадали наш план...

Что-то тяжелое забарабанило в дверь.

- Откройте дверь, землянин Гилберт, или мы выломаем ее!

Это был скрипучий голос юпитерианской переговорной трубы.

- Они, должно быть, что-то подозревают, - прошептал профессор Гилберт. - А подозрение означает смерть. Быстро! Выходите через запасной выход!

Пока он говорил, дверь с грохотом распахнулась, и в комнату вошли трое юпитерианцев.

- Бегите!

Профессор Гилберт толкнул Говарда и девушку вперед себя в соседнюю комнату. Кармин подскочила к маленькой потайной двери. В следующее мгновение из лучеметов юпитерианцев вырвался поток сильного жара. Оглянувшись через плечо, Говард увидел это. Фиолетовые языки пламени ударили в спину профессора, и старик беззвучно повалился вперед. В его груди образовалась рваная дымящаяся дыра. Пол под ним загорелся.

На одну бесконечную секунду Говард увидел старика, лежащего на полу, из спины которого вился дым, а огонь лизал его одежду. Он увидел юпитерианцев, стоящих в дверях, металлических монстров со свисающими стальными руками, зеленые глаза которых сверкали в тени стеклянных экранов. Он увидел, как маленькие тепловые пушки на их крышках устремились к нему, как атакующие кобры.

Затем он обернулся. Он увидел девушку с бледным лицом, стоящую у открытой двери люка. Фиолетовое пламя над его плечом ударило в стену в двух дюймах от его головы, когда он всем телом втолкнул Кармин в дверь.

Он увидел под ногами ступеньки, уходящие вниз, в темноту. Обняв Кармин за талию, он бросился вниз по лестнице в слепом полете. Услышал за собой тяжелые шаги, увидел отблески огня на тусклых стенах.

Затем он во что-то врезался. Это была еще одна дверь. Она распахнулась, и он оказался в пустынном переулке за многоквартирным домом.

- Они нас преследуют! - выдохнул он девушке. - Нам нужно убираться отсюда!

Ошеломленная, убитая горем, Кармин тупо смотрела на него, пока по лестнице с грохотом спускались металлические башмаки. Затем ее глаза сузились.

- Возьмите это! - Она вытащила из кармана маленькую записную книжку и сунула ему в руку. - В ней то, что вы должны делать. Уведите их за собой.

Юпитерианцы грохотали, как тракторы, спускающиеся по лестнице.

- Уходите! - крикнула Кармин. - Я буду на космическом лайнере...

Она побежала в сторону забитой машинами улицы, Говард смотрел ей вслед. Затем побежал в противоположном направлении и завернул за угол, когда юпитерианцы с грохотом спустились в переулок.

Оглянувшись, он увидел, что юпитерианцы бегут к улице. Девушки нигде не было видно.

Быстро собралась толпа, и, пока Говард наблюдал, как пожарные врываются в горящее здание, его мысли путались. Два часа назад он обсуждал со своим боссом самую ужасную новость в истории. Теперь он наблюдал, как пламя пожирает тело человека, который погиб, пытаясь предотвратить попадание этой истории в завтрашние новости.

Он взглянул на блокнот, который дала ему девушка. Кармин улетала на Луну с чемоданом, полным бомб. Двадцать четыре пилота собрались в горах Адирондак, где были спрятаны самолеты. И этот блокнот в его руке - ключ ко всей схеме.

- Теперь вы должны повести их за собой, - сказала Кармин...

Говард выбрался из толпы и покинул задымленную улицу. Он взял напрокат машину и направился в горы.

Зеленые холмы Тикондероги видели, как матери сражались за свободу. Итан Аллен помог там совершить революцию. Семьсот лет спустя Джек Говард начал другую.

Взглянув на часы, он собрал людей возле маленьких серебристых стратопланов на залитом солнцем поле. Одетые в гражданскую одежду, двадцать четыре пилота собрались вокруг него в нетерпеливом молчании.

Говард тихо заговорил.

- Мы взлетаем через пять минут, - сказал он, - вы знаете, каковы шансы. Если Кармине Гилберт удастся сбросить свои бомбы с космического лайнера, у нас будет шанс, если бомбы упадут где-нибудь рядом с мыслительной машиной и отвлекут охрану, чтобы мы могли незаметно подобраться к ней. И даже если мы потерпим неудачу, это будет лучшая смерть, чем если завтра нам назовут наши номера. Каждый из вас, как и я, - продолжал он, - сражался против юпитерианцев во время Вторжения. Мы проиграли эту битву. Теперь у нас есть еще один шанс сразиться с ними, когда на карту в последний раз поставлены наши жизни и наш мир. Удачи каждому из вас. Начинаем.

Каждый мужчина пожимал ему руку или хлопал по спине, когда они направлялись к самолетам. Говард почувствовал, что у него перехватывает дыхание. Но сказать больше было нечего. Они все спланировали еще два часа назад, когда он прибыл на место. Он поднялся в свой самолет.

Сидя в двухместной кабине, он увидел лису, бегущую по полю перед самолетом. Это место находилось так глубоко в густых горных лесах, что животные были почти ручными. И было скрыто от глаз юпитерианцев. Профессор Гилберт постоянно работал здесь со времени Вторжения, вырыл подземные ангары для самолетов, полностью оборудованное место для себя и своей дочери, где они могли бы жить, пока работали и ждали.

И, как ни странно, старик погиб первым, выполняя свой план. Но его план продолжал жить! Говард нащупал в кармане пиджака маленькую записную книжку. В ней имелись подробные записи и указания по всем вопросам. Это привело его в скрытую долину в Адирондакских горах, где ждали самолеты и люди, это настроило его часы на отсчет долей секунды, необходимых для атаки.

Теперь дочь профессора была где-то над этими залитыми солнцем облаками, выполняя свою часть работы. Он взглянул на часы. Она должна была сбросить бомбы сорок минут назад. Они должны были поразить гору Марси через тридцать секунд!

Он дернул рычаг запуска. Когда его спаренные двигатели, кашлянув, заработали, другие самолеты взревели за его спиной. Он помчался по короткому полю и с жужжанием взмыл в яркое небо над лесистыми холмами. Две дюжины пуль с серебряными крыльями последовали за ним. Горы внизу превратились в холмы осеннего оттенка.

Эскадрилья набрала высоту в семь миль и выровнялась. Только патруль на горе Марси мог обнаружить их на такой высоте над океаном облаков. Когда его кислородные трубки зашипели, Говард проверил дезинтеграторы. Когда он нажал на спусковую кнопку, белый поток закружился вокруг опор. Из каждой шахты вырвался мощный взрыв, расщепляющий воздух на составляющие элементы. Затем, крепко сжимая руль, он стал наблюдать за автоматической диаграммой на приборной панели.

Медленно, под ленивый гул двигателей в каюте, вместе с другими кораблями, скользящими рядом с ним, словно небесные рыбы, указатель местоположения достиг точки Х над горой Марси.

Он медленно кружил, щурясь от солнечного света, его тело холодело от возбуждения. На такой высоте не было видно ни одного охранника! Но что, если Кармин не смогла сбросить бомбы? А с такой высоты, из космоса, что, если бы они упали за тысячу миль отсюда? Его одежда была мокрой от пота, а руки, сжимавшие штурвал, стали липкими. Что, если они нырнут и обнаружат юпитерианцев на страже прямо под облаками?..

Его часы показывали 3:50. Он крутанул штурвал, накренил корабль, и тот камнем полетел вниз. Остальные последовали его примеру, как пикирующие бомбардировщики.

На долгое мгновение его иллюминатор превратился в поток летящего тумана. Затем он прорвался сквозь облака и увидел, как навстречу ему поднимается покрытая лесом вершина горы Марси. Он увидел клубы белого дыма, поднимающиеся к небу из долины примерно в десяти милях к западу от горы и закричал от радости, перекрывая свист ветра в крыльях.

- Бомбы! Она сделала это!

И они отвлекли внимание охраны. Внизу было пусто. Он увидел, как охранник с любопытством осматривает долину в десяти милях от него.

Самолет с визгом устремился вниз, и Говард увидел блестящий купол мыслящей машины на вершине холма. Он схватился за рычаг сброса бомб. Купол поднимался на высоту 4000-3000 футов. Это был огромный металлический круг, по форме напоминающий обсерваторию. Внутри него находились сотни мозгов, постоянно думавших. Вокруг купола Говард увидел другие здания, из которых, словно шершни, вылетали юпитерианцы. Затем его взору предстал купол. Он нажал на кнопку сброса бомб и дернул штурвал к груди.

Дюжина яйцевидных бомб упала на купол, когда самолет удалялся. Кровь шумела у него в ушах, когда он выходил из пике. Но гироскоп выдержал, и он не потерял сознания. Он сделал круг на высоте 500 футов, чтобы посмотреть на фейерверк. Взглянув вниз, он увидел, как быстро падают сверкающие кусочки металла. Еще один самолет пронесся над куполом и сбросил свой груз. Затем появился еще один, и еще. Говард сбился со счета. Он увидел юпитерианцев, которые поднимались с горы со скоростью падающих бомб. Реактивные снаряды заволокли небо дымом, Говард заложил вираж. Он увидел, как упали бомбы! Это были дезинтеграторы, способные разрушить купол! Это было прямое попадание!

А затем... его глаза полезли на лоб! Он увидел, как бомбы попали во что-то. Но ничего не произошло! Только взрыв над куполом!

Он потряс головой, как будто его ударили. Он не мог поверить в то, что увидел. Бомбы не попали в купол - они взорвались в воздухе в нескольких ярдах над ним - одна за другой, как будто ударяясь о невидимый щит. Что-то защищало купол. Низко накренившись, он почувствовал, как содрогнулся самолет, услышал грохот разрывов бомб. Он увидел, как несколько из них не попали в купол и проделали в земле рядом с ним рваные дыры. Поле вокруг купола вскипело. Но каждая бомба, которая попадала точно в цель, разрывалась в воздухе, не причиняя вреда...

Господи! в чем дело? Что защищало машину? Говарда пронзил ледяной страх. Они потерпели неудачу...

Но времени на раздумья не было. Воздух был наполнен мечущимися юпитерианцами. Фиолетовые струи их тепловых пушек прочертили небо...

Битва была безнадежной с самого начала. Невредимая мыслящая машина внизу руководила каждым маневром юпитерианцев. Менее чем за пять минут было сбито восемнадцать самолетов, а остальные разлетелись во все стороны, и им некуда было деваться.

Говард обнаружил, что несется навстречу закату с шестью юпитерианцами на хвосте. Когда он резко перешел в пике, чтобы оторваться от них, то мельком увидел, как шестеро его товарищей падают на землю рядом с ним, словно оброненные факелы.

В зеркало заднего вида он видел, как юпитерианцы падают за ним в идеальном строю. Раскинув металлические руки и ноги, они были похожи на гигантских насекомых. А их жала могли пробить самолет. Он увидел, как вокруг его крыльев колышутся линии фиолетового огня.

Его сердце в панике подпрыгнуло, он резко повернул руль вперед и вырвался из-под них. Но огненные полосы неотступно следовали за ним. Он не мог воспользоваться своим оружием. Они превосходили его в маневренности при каждом повороте.

Затем на его руль обрушилась фиолетовая вспышка. Еще один укус пришелся ему в левое крыло.

Задыхаясь от внезапно поднявшегося жара, вызванного яростью, Говард боролся с рычагами управления, когда столб пламени пополз к окну кабины, а земля замаячила под его ветровым щитком. Он увидел маленькую деревушку, кружащуюся прямо под ним, Господи! Он сейчас разобьется!

Самолет превратился в горящий гроб. У него не было парашюта, но он бросил штурвал и метнулся к двери, собираясь выпрыгнуть. Стены кабины покрылись волдырями от жара. Он распахнул дверь, и красный хлыст хлестнул его по лицу. Ветер и огонь.

Закрыв лицо рукой, он выпрыгнул в горящую дверь, когда самолет упал на деревенскую улицу и взорвался с оглушительным грохотом...

...когда он пришел в себя, на него смотрели три испуганных лица.

Он обнаружил, что лежит на полу в плохо освещенной комнате. Там было холодно и сыро, как в подвале. Он сел, держась за пульсирующую от боли голову.

- Что случилось? - спросил он. Это были мужчина и два маленьких мальчика.

- Мы подобрали вас на дороге до того, как вас нашли юпитерианцы, - сказал мужчина. Он был долговязым, в комбинезоне. Мальчики были худыми и выглядели как он.

Говард с трудом поднялся на ноги.

- Как долго я здесь нахожусь?

- Почти два часа...

- Боже мой! - Он оглядел себя и обнаружил, что его одежда почернела и обгорела, а на руках запеклась кровь. Он чудом избежал смерти.

- Вам лучше никуда не выходить, - сказал мужчина. - С тех пор по радио объявили награду за вас и ту девчонку, которая сбросила бомбы с лунного самолета. Это был хитроумный трюк, приятель, но мыслящая машина разгадала его. Разобралась и с вашими новыми бомбами, прежде чем вы смогли нанести какой-либо ущерб. Эту машиной невозможно обхитрить...

Говард уставился на него, затем в изнеможении закрыл лицо руками. Осознание того, что произошло, пронзило его, как озноб. Мыслящая машина, должно быть, проанализировала первую упавшую бомбу. Почти мгновенно она разработала защиту, какой-то невидимый щит. Позже они, должно быть, вычислили, что те, первые, не могли быть сброшены самолетами, и проследили, что это сделала Кармин с космического лайнера. Их план полностью провалился.

- Вы с девушкой единственные, кому удалось спастись, - добавил мужчина.

Говард, пошатываясь, опустился на стул. Затем:

- Не могли бы вы одолжить мне какую-нибудь одежду? - спросил он наконец.

Мужчина и мальчики вышли и вернулись с длинным комбинезоном и рубашкой. Переодевшись, Говард спросил, как добраться до Тикондероги.

У двери мужчина указал нужную дорогу.

- Удачи, - сказал он. - Мне все равно нравится то, что вы пытались сделать.

Покоренный народ Земли стоял за любым заговором против юпитерианцев. Но они были беспомощны - и останутся такими и сейчас, с тоской в сердце подумал Говард. Он пожал мужчине руку.

- Спасибо за все, что вы сделали, - сказал он и зашагал по темной дороге.

Угнав три электромобиля и дважды ускользнув от отрядов юпитерианцев, он, наконец, добрался до тайного места в Адирондакских горах после пятнадцати душераздирающих часов. Это был день призыва.

Как ни странно, двигаясь по темной лесной тропинке, он думал о своем начальнике в редакции газеты. Было около десяти часов - Эд, вероятно, читал утренний выпуск и гадал, что с ним случилось. В утреннем выпуске должны были появиться сообщения о приближающемся призыве. И о щите, с помощью которого юпитерианцы сорвали последнее восстание...

- Джек!

Говард медленно подошел к девушке и рухнул в ее объятия.

Следующим, что он почувствовал, было сильное чувство бодрости, и, открыв глаза, он обнаружил белые простыни, опрятную спальню и девушку, сидящую рядом с ним.

Он очень долго смотрел на Кармин. Потом сказал:

- Я так и думал, что ты будешь здесь...

- Куда еще я могла пойти?

- Что с тобой случилось? - спросил Говард.

- После сброса бомб я села на следующий лайнер, возвращавшийся с Луны, - ответила она. - Когда я вернулась, то узнала, что произошло, и отправилась сюда, чтобы посмотреть, выжил ли кто-нибудь. Я сбежала как раз перед тем, как мыслительная машина начала проверять, кто был на космическом лайнере.

Ее глаза затуманились.

- Что мы можем сделать, Джек? - тихо спросила она. - Самолетов больше нет, как и пилотов. Ничего не осталось. Даже бомбы. И они найдут нас очень скоро...

- Нам нужно подумать, - сказал Говард.

Кармин опустила ноги на пол и сидела, уставившись на свой выцветший синий комбинезон, затем направилась к двери в раздевалку. Он встал и последовал за ней; каждый атом его сознания был сосредоточен на одной проблеме: что делать?

Но, глядя на залитое солнцем поле, он почувствовал, как в животе у него скрежещет от боли. Они ничего не могли поделать! Юпитерианцы, вероятно, прямо сейчас идут по их следу. Они найдут их еще до конца дня и превратят миллионы мозгов в новую мыслящую машину, навсегда заключив Землю стальной дланью Юпитера в свои объятия.

Кармин посмотрел на него с отчаянием в глазах. Говард присел на ступеньки.

- Твой отец был великим человеком, Кармин, - сказал он. - Если бы он был здесь, он бы нашел выход из этого положения.

- Папа всегда будет с нами, - сказала девушка, - он так сильно ненавидел юпитерианцев...

Говард ударил кулаком по ладони и встал.

- Если бы у нас было побольше людей! - Он оглядел помещение. - Кто вырыл это место и ангары? Если бы мы могли собрать достаточно людей...

Он потерял всякую надежду на то, что им удастся избежать поимки. Это было неизбежно. Он думал о миллионах других жизней, которые вскоре тоже будут потеряны. Но он знал, что это бесполезно. Мыслящая машина была неуязвима для атак с суши или воздуха.

- Папа сам копал ангары, - сказала Кармин, - это было легко с помощью лопаты-дезинтегратора.

- Лопаты-дезинтегратора?

- Применение того же принципа бомбы.

Говард снова сел.

- У нас есть одна лопата, чтобы отбиться от ста тысяч юпитерианцев.

На другом конце поля он увидел лису, копавшую кроличью нору. Маленький коричневый зверек поднимал много пыли, Говард рассеянно наблюдал за ним. Затем его рот медленно приоткрылся. Он воскликнул.

Он подпрыгнул, словно его коснулись провода под напряжением.

- Сколько времени потребовалось твоему отцу, чтобы вырыть эти ямы?

Кармин странно посмотрела на него.

- Всего несколько минут. Почему ты спрашиваешь?

Говард снова воскликнул, кипя от радости:

- Где эта лопата? Если мы не можем достать машину сверху, попробуем сделать это снизу!

Был полдень, когда они наконец добрались до шоссе. Они нашли фермера, выслушавшего их без особого энтузиазма, но согласившегося тайно перевезти их на гору Марси в своем молоковозе.

Когда фермер остановился на пустынной проселочной дороге у подножия горы, было три часа дня, и по радио в грузовике передавали новости о миллионе людей, призванных умереть во время призыва мозга.

- Каждая столица на Земле скорбит о приближающейся гибели тысяч своих соотечественников, - сказал диктор. - Под руководством почти сверхъестественной организации мыслящей машины местные службы эвакуации собрали необходимое количество людей, и операции начнутся в течение часа. К шести часам будет извлечено сто тысяч единиц мозга, и мрачная работа будет продолжаться всю ночь...

- Каждая минута приближает этих людей к смерти, - сказал Говард Кармин, выпрыгивая из грузовика. Он остановился рядом с фермером за рулем. - Вы должны отправиться на радиостанцию в городе и оттуда наблюдать за горой. Если вы увидите, что мы подаем дымовой сигнал, передайте по радио, чтобы каждый землянин атаковал ближайшего юпитерианина. Сигнал будет означать, что мыслительная машина уничтожена. Если вы не увидите никакого сигнала, то знайте, что мы пытались...

Фермер достал пару бутылок молока из ящика, стоявшего на сиденье рядом с ним.

- Вы ничего не ели с утра, - сказал он. - Возьмите это с собой.

Меньше всего Говард думал о еде, но все же сунул по пинтовой бутылке в боковые карманы комбинезона.

- Спасибо, - рассеянно пробормотал он. Затем зашагал через поле с дезинтегратором на плече. Кармин шла рядом с ним, неся фонарик и два противогаза.

Они пересекли поле, подошли к густым зарослям кустарника и исчезли в них, когда молоковоз повернул обратно на дорогу. Говард вытащил лопату.

Она больше походила на молоток для заклепок, чем на лопату. Работая на каком-то сложном принципе атомной энергии, как в бомбах, она превращала все, к чему прикасалась, в элементарные частицы.

Говард включил мотор и направил лопату на покрытую листьями землю. Машинка задрожала в его руке с тихим жужжанием. Листья и почва перед ней внезапно вскипели, образовав тонкий белый дымок. Но он не был горячим и пах влажной глиной. Перед его изумленным взором в земле появилась десятифутовая дыра.

Ему хотелось бросить лопату и закричать от вновь обретенной надежды, но он, натянуто улыбаясь, продолжал заниматься до нелепости простой работой. Бутылка молока в его правом кармане то и дело звякала о стенку дезинтегратора, и он, выхватив ее, зашвырнул в кусты. Затем, менее чем за пять минут, он прорыл туннель, достаточно большой, чтобы они могли в нем стоять, - на двадцать футов вглубь склона горы.

Охваченные ликованием, они надели маски. Затем, следуя указаниям Кармин, которая постоянно проверяла угол подъема, Говард начал подниматься по длинному изогнутому туннелю вверх.

Чем глубже они продвигались, тем холоднее становилось. Как два крота, они углублялись в податливую землю, Кармин держала фонарик, и с каждым быстро исчезающим ярдом цвета горных пород менялись, тусклые газы поднимались из гудящей машины и проносились мимо них маленьким циклоном.

Они пробирались сквозь груды угля, но их маски защищали их от смертоносных испарений. Сажа рассыпалась в пыль у их ног. Ручейки чистых металлов рассыпались в стороны. Что, если бы разрозненные элементы соединились позади них, образовав мощный взрыв? Они погибли бы, как муравьи на развороченном холме. Но с каждой минутой к операционным столам по всему миру выстраивались очереди из людей, которые теряли жизни...

Не было времени думать о тысячах опасностей, подстерегающих их в земле. Не было времени задумываться, потому что каждый плавящийся фут приближал их к мыслительной машине и ее уничтожению. Пот стекал по его лицу под маской. Говард уверенно продвигался за дезинтегратором. Поводя им перед собой, размахивая им над головой, чтобы освободить место, он медленно, шаг за шагом, с трепетом углублялся в гору. Кармин, похожая на женщину с прической на Хэллоуин, смотрела сквозь защитные очки, сверяя их курс с наскоро нацарапанной схемой. Она указала рукой направление, по которому туннель должен был вести к вершине горы Марси.

Через тридцать минут они были в двухстах футах от вершины. Они прокладывали себе путь быстрее, чем могли бы подняться снаружи.

- Мы будем там через несколько минут! - выдохнул Говард, промаргивая пот, заливавший глаза. Они пробьют себе путь прямо к мозговому резервуару и навсегда остановят его работу...

Он продолжал орудовать лопатой с мрачной улыбкой на губах. Земля таяла у него на глазах, пузырилась и исчезала, как пыль под пылесосом. Чистое железо, блестевшее в луче фонарика, с грохотом разлетелось в стороны, когда из него вышел кислород и рассыпал металл, словно песок, по полу туннеля.

- Мы примерно в пятнадцати футах под куполом, - Кармин показала на пальцах. Она хлопнула в ладоши, глаза под маской заблестели.

- Мы будем у мыслительной машины через пять минут! - выдохнул Говард, шагая вперед и яростно пробивая земляную стену.

И вдруг он налетел на стену, чуть не разбив защитные очки. Черная как смоль земля перед ним была испещрена желтыми и серебристо-белыми прожилками. Он воткнул в нее лопату. Лопата не поддавалась, мотор ровно гудел. Что-то было не так! Она не растворяла вещество! Он оглянулся через плечо на Кармин.

Девушка смотрела в темноту длинной шахты позади них. Проследив за ее взглядом, Говард увидел маленькие огоньки, мигающие далеко внизу, у входа у подножия горы.

Затем он услышал слабый лязг механизмов - юпитерианцы поднимались по туннелю вслед за ними...

- Они нашли нас! Они идут за нами! - выдохнул Говард. Кармин схватила его за руку.

Он уставился на быстро приближающиеся огни. Они оказались в ловушке! Что-то было не так с дезинтегратором! Они не могли двигаться дальше. Он взглянул на него и вдруг понял, что он прогрызает дыру в полу туннеля у его ног. Он снова заработал?

Он выдернул его и снова атаковал полосатую стену. Но его надежды так же быстро угасли, как и вспыхнули. Стена осталась без единой царапины под ударами гудящей машины. Он понял, что дело, должно быть, в стене, а не в лопате. Стена, должно быть, представляет собой нечто, не подверженное разрушению!

- Но это невозможно! - сказал он себе. - Каждое соединение, состоящее из элементов, можно разрушить...

Он услышал грохот механических ног, эхом разносящийся по туннелю, когда появились юпитерианцы. Оглянувшись, он увидел огни, похожие на призрачные лампы, на земляных стенах менее чем в сотне ярдов от себя.

Они оказались в ловушке, и всего несколько футов отделяли их от цели! Они наткнулись на что-то слишком твердое для лопаты.

Кармин что-то нацарапала в своем блокноте, держа страницу перед своей маской под лучом фонарика. "Что не так? - прочитал он. - Лопатой можно разрушить все, что угодно, кроме чистых элементов".

Сердце Говарда упало, когда он понял, в чем дело. Стена между ними и полом купола, должно быть, состояла из чистых минералов. Лопата не могла их разрушить. Но как они могли оказаться здесь в чистом виде? В природе такого не существует. Неужели юпитерианцы снова одержали над ними верх?

И тут он понял нечто такое, от чего похолодел. Бомбы, которые они сбросили на гору вчера, попали по всему куполу. Они полностью разрушили всю землю в радиусе их действия. Безжалостная судьба обратила их собственное оружие против них самих...

В туннеле вспыхнул свет, ослепив их жутким сиянием. Говард развернул лопату в сторону юпитерианцев, держа палец на стартовой кнопке. Кармин прижалась спиной к стене рядом с ним, щурясь от света; они ждали, пока юпитерианцы приблизятся. Говард держал наготове лопату - слабое оружие. Тепловые пушки могли убить человека на расстоянии мили. Лопата была эффективна всего с десяти ярдов. Юпитерианцам оставалось только отойти в сторону и перестрелять их, как кроликов.

Но они этого не сделали. Говард наморщил лоб. Юпитерианцы замедлили движение, когда находились примерно в пятидесяти ярдах от них, и медленно приближались. Почему они не стреляли? Господи! Может быть, они играли с ними, жестоко продлевая пытку, прежде чем уничтожить их лучом? Существа, лязгая, медленно продвигались вперед на тонких стальных ногах. Их было пятеро...

Затем они оказались не более чем в десяти футах от них, освещенные ровным светом. Говард вдруг заметил, что их тепловые пушки направлены назад! Они даже не целились в них!

Кармин застыла, когда к ней потянулась металлическая рука. Говард вышел из транса и включил дезинтегратор. Пятеро юпитерианцев, словно подрезанные стебли кукурузы, с грохотом упали на пол, их антенны выбрасывали бесполезные голубые искры, когда мыслительная машина пыталась связаться с ними.

Говард выключил лопату и уставился на них, в голове у него роились вопросы. Почему они не применили тепловые пушки? Они могли легко убить их. Они были нужны им живыми? Почему?

Рука Кармин на его плече вернула его к действительности. Снова взглянув в туннель, он увидел сотни прыгающих огоньков - это армия юпитерианцев неслась к ним из темноты.

Он прижался к стене рядом с девушкой. Несколько сотен юпитерианцев заполонили туннель, их огни напоминали парк электромобилей. Он и Кармин все еще были заперты за неприступной стеной, в то время как по другую сторону стены был шанс вернуть мир землянам. Всего несколько ярдов какого-то металла, который оказался чертовски чистым!

Но земляне слишком долго умирали, прижавшись спинами к стенам, в то время как юпитерианцы просто просили машину решить их проблемы.

С этой мыслью Говард внезапно подскочил к ближайшему мертвому юпитерианцу. Рискуя, что в туннеле могут оказаться смертоносные газы, он сорвал маску.

Мыслящая машина может решить любую проблему - скажет ли она ему, как можно уничтожить ее саму?..

При первом же вдохе он закашлялся. Воздух был насыщен серой и угольной пылью. Пыль оказалась солоноватой на вкус. Но воздух был пригоден для дыхания - он склонился над юпитерианина, и Кармин, тоже сняв маску, уставилась на него огромными глазами.

Он лихорадочно отвинтил смотровую панель юпитерианина, отодвинул в сторону мертвое волосатое лицо и низко склонился над микрофоном в корпусе.

- Как я могу пройти сквозь пятнадцатифутовую стену из чистого металла? - спросил он, представляя себе фантастический процесс, который начался с его вопроса. Радио передало его голос мыслящей машине, где предложение было проанализировано на предмет его фундаментальной проблемы. Затем информация была передана специалисту в этой конкретной области. Наконец, технические вопросы были переданы в специализированные ячейки, и голос вернулся по радио менее чем через две секунды:

- Что это за металл? - Голос с четкой модуляцией, механический, лишенный интонаций.

Сердце Говарда упало, когда он услышал, что юпитерианцы приближаются по туннелю, словно танки, несущиеся в панике.

- Я, я не знаю, что это такое!

- Подержите образец перед телевизором, чтобы его можно было проанализировать спектральным методом, - распорядился монотонный голос.

Говард подскочил к стене и вцепился в нее ногтями. Она была довольно мягкой, и он отскочил назад, схватив ее в пригоршню и поднеся к маленькому телевизионному глазку.

- Углерод, сера и натрий, - сообщила мыслительная машина. - Воздух вокруг вас содержит пыль из этих веществ, а также азот, кислород и водород.

- Но как я могу пройти сквозь стену? - Говард почти кричал. Перед его лицом вспыхивали огни юпитерианцев. Ответ почти ошеломил его.

- Примените нагрев, - сказал голос, - у вас есть все необходимые компоненты пороха...

Говард медленно поднялся. Он увидел толпу юпитерианцев, несущихся к ним с жужжанием шестеренок. Они находились примерно в пятидесяти ярдах от него и быстро бежали, освещая туннель. Поверх каждой блестящей оболочки была закреплена бесшумная тепловая пушка, бесполезная, и теперь он знал почему. Одна искра разнесла бы туннель вдребезги и их самих, и их дорогую мыслительную машину за стеной!

Он прижался спиной к стене рядом с Кармин, смеясь почти истерически. Юпитерианцы с грохотом остановились прямо за своими мертвыми товарищами, вне досягаемости дезинтегратора.

- Они не могут стрелять! - крикнул Говард Кармин. - Они ничего не могут сделать, кроме как попытаться взять нас голыми руками. А я могу быстро расправиться с ними, если они подойдут!

Юпитерианцы стояли и смотрели на них, сверкая голубыми искорками, и спрашивали, что им делать.

- Мыслящая машина им сейчас не поможет! - Говард снова рассмеялся. - Она уже все рассказала нам!

- Но что можем сделать мы?

Вопрос Кармин вернул ему здравомыслие. Он пришел в такой восторг от их безупречной защиты, что даже и не подумал что-либо предпринять. Но они не могли оставаться здесь, вечно сдерживая их, мыслящая машина что-нибудь придумает, пришлет новое оружие. Их положение не изменилось...

Он наблюдал, как юпитерианцы выстраиваются в шеренгу вдоль стен туннеля, оставляя между собой широкую полосу движения. Они уже собирались что-то предпринять. Он увидел, как один из них отступил по узкой полосе, а затем ринулся на них, как поезд-экспресс. Существо пыталось размазать их по стене!

Говард оттолкнул Кармин в сторону, когда на них обрушилась тяжелая стальная масса. Он отскочил в сторону. Юпитерианин врезался в стену рядом с ним и разлетелся на куски на полу. Остальные бросились на него, когда он упал.

Говард взмахнул дезинтегратором, и в толпе образовалась зияющая дыра. Он уничтожал их десятками.

В ходе атаки они потеряли около тридцати существ. Затем они отступили, снова выстроились в линию вдоль стен, и еще одно существо отступило.

- Они собираются повторить попытку! - сказал Говард. - Господи! мы не сможем долго противостоять этим атакам!

- У тебя есть спички? - спросила Кармин, прижимаясь к стене.

Наблюдая, как юпитерианин удаляется в дальний конец, Говард уловил ее намерение. Она взорвет туннель вместе с юпитерианами и ими самими, чтобы уничтожить мыслительную машину. И еще он понял, что больше ничего не остается. Он полез в карман за спичками. Но вспомнил, что на нем все еще был комбинезон - с пустыми карманами. В них была только забытая пинтовая бутылка молока, которую дал ему фермер.

Юпитерианин достиг конца шеренги и двинулся обратно к ним, с каждой секундой набирая скорость. Держа руку на бутылке с молоком, Говард наблюдал, как он приближается, и в глубине его сознания возник маленький мысленный пузырь, медленно поднимавшийся на поверхность. Когда юпитерианин приблизился, он выхватил молочную бутылку и разбил ее о стену. Стекло со звоном упало на пол, и молоко потекло по стене.

Юпитерианин резко затормозил в десяти футах от него. Остальные застыли в очереди. Они уставились на молочную струйку, стекающую по цветной стене и разбрасывающую искры, и спросили мыслящую машину, что делать.

Затем, словно по сигналу, все повернулись и в дикой панике побежали обратно по туннелю.

Кармин повернулась к Говарду, приоткрыв рот от удивления. Но он не смотрел за безумным бегством юпитерианцев. Он направил дезинтегратор на пол туннеля. Лопата жужжала, и яма расширялась, когда он вращал ею, как будто копал землю садовым шлангом. Лопата вгрызалась в землю у его ног, и он взглянул на стену, где на каждой серебристой полоске, к которой прикасалось, дымилось молоко. Он оглянулся на яму - теперь она была около десяти футов глубиной. Достаточно большая, чтобы в ней могли поместиться два человека.

- Прыгай! - крикнул он девушке, и громкое шипение эхом разнеслось по туннелю, перекрывая топот ног юпитерианцев.

Кармин на мгновение заколебалась.

- Быстрее! - крикнул Говард. Она прыгнула в дыру ногами вперед, а он прыгнул следом за ней, держа жужжащий дезинтегратор над их головами.

И тут в туннеле начался настоящий ад. Над ними пронесся свистящий звук, похожий на ураган. От оглушительного взрыва у них онемели уши, когда над отверстием появилось бушующее пламя, и волна жара опалила их волосы и одежду. От этого взрыва гора содрогнулась, как при землетрясении.

Затем внезапно стало очень тихо. Тишину нарушал только звук падающих камней. Дневной свет проникал в туннель через пыльную дыру на месте стены.

Говард выключил дезинтегратор и потер слезящиеся глаза. Он выбрался из ямы и помог Кармин подняться на пол туннеля. Пахло, как после взрыва петарды.

Земляные стены туннеля теперь были гладкими и черными, длинная темная шахта заканчивалась окошком света далеко внизу. Это было похоже на орудийный залп. И сработал он так, что взрыв настиг убегающих юпитерианцев на полпути к цели и разбросал их, как металлолом.

Они уставились на зияющую дыру, на которую в солнечном свете оседала пыль, Говард взял Кармин за дрожащую руку, и они вышли через дыру. Никто из них не произнес ни слова.

Вокруг дыры была свалка металлолома. Искореженные груды металла были разбросаны вокруг дымящихся обломков того, что когда-то было зданием. Разбитые корпуса мертвых юпитерианцев лежали среди осколков стекла и груды искореженного металла в том месте, где купол лопнул, как консервная банка. Говард увидел обугленные массы илисто-красного вещества, разбросанного по руинам. Мыслительная машина была полностью разрушена.

- Мы сделали это... - слабым голосом произнес он. Кармин отвернулась от сцены опустошения и тупо уставилась на него.

- Но как? Почему мы не погибли вместе с юпитерианами в туннеле?

- Мы спрятались в яме, которую я вырыл, - ответил Говард. - Я держал дезинтегратор над нашими головами, чтобы газы не смогли соединиться и взорваться.

- Но что вызвало взрыв? - выдохнула она.

- Я разбил бутылку с молоком, - сказал Говард, - молоко в основном состоит из воды. На стенке были натриевые полосы. Вода и натрий нагреваются довольно быстро...

Затем девушка внезапно оказалась в его объятиях, рыдая, как испуганный ребенок. Говард крепко прижал ее к себе, ее каштановые волосы касались его щеки.

- Теперь все кончено, - сказал он, хотя сам с трудом мог в это поверить. - Надежды твоего отца сбылись. И это действительно он уничтожил машину...

Он услышал приближающийся с горы гул и, подняв глаза, увидел мчащийся к ним на полной скорости грузовик. Машина взвизгнула и остановилась в облаке пыли. Это был молоковоз, на котором их тайно доставили в горы. Фермер выскочил из машины и побежал к ним. Из машины вылезли еще несколько человек, и Говард увидел, как по дороге с ревом проносятся другие машины.

- Это было прекрасное зрелище! - закричал фермер, хватая Говарда за руку. - Я видел это. - Подошли другие мужчины, и когда подъехали другие машины, вокруг Говарда и девушки собралась большая толпа. - Мы начали вещать, когда услышали взрыв, - сказал фермер. - Все начали убивать юпитерианцев, и это оказалось довольно легко после того, как вы взорвали их маленького оловянного бога.

- Тогда мы можем их победить, - воскликнул Говард. - Может быть, нам присоединиться к остальным? После того, как приведем себя в порядок?

- Ну, я уехал до того, как люди всерьез взялись за дело, - сказал фермер, - но по дороге я заметил кучу мертвых юпитерианцев вдоль дороги. Похоже, у них даже ума не хватает уворачиваться от камней, раз уж мыслительная машина отключилась.

Говард уставился на мужчину.

- А изъятие мозга... оно...

- Не случилось, - ответил фермер, - места изъятия подверглись нападению в первую очередь. Сегодня вы спасли миллион жизней, мой друг, и, возможно, наш мир.

Рука Говарда крепче обняла Кармин.

- Наш мир, - сказал он.

Она улыбнулась и кивнула.

ПОЛЕТ ВСЛЕПУЮ

Миллард Верн Гордон

Эдвард Седжвик бросил последний взгляд на стальную сферу, в которой ему предстояло провести следующие несколько дней, еще раз взглянул на голубое небо, пожал руку главе Комиссии по космическим полетам, поднялся по металлической лестнице и пролез в круглое отверстие прямо под экватором сферы. Пока он продвигался на четвереньках по узкой трубе-проходу, шипение и щелчки толстого металлического люка, герметично закрываемого за его спиной, напомнили ему, что теперь он полностью отрезан от мира людей.

Огромный шар, к центру которого он с таким трудом полз, был около ста футов в диаметре и имел идеальную сферическую форму. Хотя внешняя поверхность была испещрена вентиляционными отверстиями и чувствительными датчиками, в ней отсутствовали иллюминаторы, и какие-либо другие смотровые отверстия. Седжвика заживо похоронили в центре этого металлического шара, но, когда позади него со щелчком встали на место другие металлические перегородки, он нисколько не испугался.

Он задавался вопросом, почувствует ли страх, когда настанет день настоящего испытания. Иногда он просыпался ночью в холодном поту, и ему снился ужасный сон о том, как его заживо хоронят в железном гробу. И все же теперь, приблизившись к маленькому пузырьку в сердцевине, он отстраненно и объективно осознал, что был совершенно спокоен и собран. Он знал, что именно это и сделало его желанным кандидатом на эту работу; тем не менее, каждый раз, осознавая это, он воспринимал это как своего рода сюрприз.

Он спустился в контрольный отсек, и последняя перегородка закрылась, перекрыв проход. Он уселся в мягкое кресло, которое так чудесно раскачивалось на универсальных шарнирах. Он мог поворачивать это кресло, просто поворачивая свое тело так, чтобы оно было обращено к любой части идеально круглого интерьера его комнаты. Не важно, что если бы он попытался это сделать сейчас, то, возможно, повис бы вниз головой. Очень скоро такие понятия, как "верх" и "низ", перестали бы существовать, если бы не отметки на двух или трех из бесчисленных циферблатов и шкал, которыми было усеяно внутреннее пространство кабины управления. Он мог протянуть руку и потрогать все, что находилось в этом маленьком помещении, но при этом ему не было ни душно, ни тесно. Он включил кондиционер, как только вполз, и знал, что условия жизни в крошечной комнате будут оставаться пригодными для жилья и комфортными до бесконечности.

Работало надежное автоматическое управление. Воздух постоянно очищался и заменялся. Температура в камере никогда не менялась более чем на два градуса, независимо от внешних условий.

Седжвик пристегнулся и повернулся лицом к приборам управления планетарного уровня. На своем центральном месте он был подобен волевому стержню, который выводит тело из скрытого места в окруженном черепом мозге. Его глаза легко скользили по приборам, приобретя навык, приобретенный за месяцы интенсивных тренировок. Температура наружного воздуха в верхней части сферы была 85 градусов, в нижней - 64 градуса. День был жаркий, и он знал, что это вызвано солнечными лучами, играющими на металле. Он точно знал, в какую сторону он сейчас смотрит и каковы атмосферные условия. Он взглянул на часы и увидел, что пора начинать. Он протянул руку и повернул выключатель. Питание было включено, и огни на внешней стороне сферы загорелись. Это был сигнал толпе снаружи разойтись.

Он подождал пять минут, затем нажал восемь кнопок на панели управления "ракетой" и включил главный пульт управления. Раздался легкий толчок, и он почувствовал, как сиденье принимает на себя дополнительное давление его тела. Теперь заработал акселерометр, и он внимательно следил за увеличением скорости. Система управления сообщила ему, что сфера устремляется вверх, в небо, а ракетные жерла на земной стороне шара выбрасывают огненные струи. Он привел в действие еще несколько двигателей, и скорость резко возросла. Наблюдая за тем, как растет его скорость, он ни на секунду не упускал из виду другие показатели. Это была старая практика, и он не волновался. Ускорение было стабильным, двигатели работали в штатном режиме, расход топлива был в норме, температура поверхности быстро менялась, давление воздуха быстро падало. Приборы не фиксировали перегрева.

Взглянув на светочувствительные поверхностные датчики, он обнаружил, что на улице уже почти полностью стемнело. Все было в идеальном порядке.

В течение получаса огромная сфера продолжала ускоряться вверх. Когда, наконец, стрелка указателя скорости показала то, что он хотел, автопилот полностью выключил двигатели. Далеко в глубине земного шара автоматические выключатели отключили подачу топлива на каждый из многочисленных реактивных двигателей, установленных у поверхности, и взрывоопасное жидкое топливо перестало поступать в атомные бластеры. Сфера свободно парила. Она находилась уже не в атмосфере Земли, а в межпланетном пространстве.

Седжвик отметил, что теперь, когда корабль находился в состоянии покоя, гравитация исчезла. Он знал, что его скорость, даже при выключенных ракетах, не уменьшится. Сфера превысила максимальную скорость для Земли. Аппарат находился в открытом космосе, приборы не фиксировали давления на корпус. На одной стороне был зафиксирован постоянный поток тепла, вероятно, исходивший от солнца. На другой стороне был зафиксирован слабый поток света.

Это было свечение Земли. На самом деле была темнота.

Но человек был пристегнут ремнями к своему креслу, и, если не считать странного ощущения в животе и голове и неоспоримых показаний всеведущих приборов, не имелось никаких свидетельств того, что сфера свободна от планетарного притяжения, свободна в пустоте между планетами.

С помощью фотоэлементов пилот знал, что происходит снаружи. Он нажал еще одну кнопку, и поверхностные камеры сделали снимок, который был бы намного точнее, чем все, что он мог увидеть невооруженным глазом.

Седжвик задумался, сможет ли человек когда-нибудь увидеть космос невооруженным глазом. Он взглянул на другую часть своего пульта управления и подумал, что это маловероятно. Космические лучи бомбардировали корабль с невероятной яростью, не сдерживаемые сотнями миль атмосферы, которая одна только и спасала жизнь на Земле от полного уничтожения. Он знал, что здесь только несколько оболочек из толстого свинца и стали, пятьдесят футов металлических механизмов в любом направлении, концентрация химикатов и топлива, запасы воздуха, еды и мотки проволоки не дают космическим лучам добраться до него и лишить жизни его плоть.

Протоплазма - очень хрупкое химическое соединение, внезапно пришла в голову Седжвику мысль, и ее следует тщательно оберегать от воздействия окружающей среды. Она сохранялась только в определенных, очень узких температурных пределах и при определенном составе газа. Он снова взглянул на показания кондиционирования, но все было в порядке. Те ограниченные условия, при которых его металлический аквариум был пригоден для содержания рыбы, работали идеально. Металл и резина, пластмассы и стекло, электричество и атомы, все безжизненное и лишенное воображения, были использованы для того, чтобы поддерживать жидкую консистенцию смеси воды и углерода, которой был Эдвард Седжвик. Субъективный термин "живой".

И все же этот маленький комочек каши, это сложное и неустойчивое соединение, которым был человек, создало для себя средства, с помощью которых оно могло существовать во враждебном космосе. Здесь, в этом маленьком воздушном пузыре, окруженном огромным металлическим пузырем, присутствовал человек, бороздивший просторы, которые до сих пор принадлежали исключительно планетам, кометам и солнцам. Человечество узурпировало привилегии звезд, и Седжвик был первым, кто осуществил это завоевание.

Он сбросил показания приборов. Его кресло слегка повернулось. Его руки быстро нажали с полдюжины кнопок. Снова началось ускорение. Интегратор набрал набор цифр на своем маленьком стеклянном экране. Они были установлены на панели управления и запущены.

Он наблюдал за стеклянными панелями, пока выполнялся маневр. Корабль снова набрал скорость. Направление было другим. Солнце было под ним. Шар удалялся от Солнца. Земля тоже была позади. Впереди был Марс. Не прямо перед ним, но и сфера, и планета двигались к одной и той же точке пространства.

Седжвик не собирался лететь на Марс. Он проделает лишь часть пути. Камеры зафиксируют дополнительные данные, и сфера вернется на Землю. Возможно, когда-нибудь он долетит до красной планеты, но это был всего лишь тестовый полет.

В течение двух дней шар продолжал двигаться своим курсом. Ускорение ракет прекратилось примерно через четыре часа. Металлический шар двигался с невероятной скоростью. Седжвик мог бы достичь Марса за неделю с такой скоростью, но он знал свои ограничения, и у него был приказ. Ему доверили этот полет за его здравомыслие, и он не обманет этого доверия.

В течение этих сорока восьми часов Седжвику было нечем заняться, кроме как проверять приборы управления. Его регулярно кормили с помощью автоматической панели, которая каждые четыре часа выдавала ему гранулы пищевого концентрата и насадку для подачи воды. Кроме того, он засыпал, когда чувствовал усталость. Автоматическая сигнализация разбудила бы его, если бы в этом была необходимость.

В какой-то момент произошло кратковременное мерцание шкал гравитации, но ничего нельзя было поделать, поскольку было обнаружено крупное тело на расстоянии около пятидесяти тысяч миль. Это крупное тело, несомненно, являлось астероидом диаметром около десяти миль. Не опасный.

Только одна деталь нарушала монотонность. Одна из фоточувствительных камер на поверхности шара почернела. Она была разбита. Очевидно, это был метеорит, крошечный осколок камня, летящий в космосе, и Седжвик удивился, почему в него не попало больше; он ожидал гораздо больших неприятностей. Затем понял, что, в конце концов, космос действительно ужасно, чудовищно пуст, и, кроме того, вполне возможно, что на поверхность попало множество других объектов, где это не было обнаружено и не имело никакого значения.

Сфера была остановлена в нужное время и повисла в пространстве, медленно вращаясь вокруг своей оси. Сейчас он находился примерно в шести миллионах миль от Марса и там должен был ждать около десяти часов, пока красная планета не будет тщательно сфотографирована телескопическими камерами и зафиксирована другими приборами.

Человек мог определить, где он находится, по свечению, отражающемуся от скоплений датчиков на поверхности; он мог определить, где тот находится, по гравитационным ориентирам, отображаемым на панелях. Он мог точно определить его массу и скорость, свою собственную скорость, скорость Земли, Солнца и любого другого крупного небесного тела. Он знал, каковы их орбиты и что нужно сделать, чтобы вернуть корабль на Землю.

Он коротко рассмеялся про себя, когда его осенила мысль о том, что он уже почти три дня находится в космосе, но еще ни разу не видел звезд. Его поразило, что это, вероятно, был самый долгий период отсутствия звездного неба в его жизни. И все же, на самом деле, он был окружен ими!

Когда он настраивал приборы, чтобы вернуть корабль на околоземную орбиту, заработал еще один гравитационный регистратор. На расстоянии около десяти тысяч миль от него было обнаружено небольшое тело. Предположительно, еще один блуждающий астероид. Они должны были часто встречаться здесь, даже несмотря на то, что он находился внутри орбиты Марса. Многие астероиды пересекали эту орбиту, хотя большинство из них оставалось между Марсом и Юпитером.

Седжвик вычислил орбиту нового небесного тела, увидел, что оно пройдет далеко от него, и больше не обращал на это внимания. Только после того, как ракеты начали разгонять сферу обратно к Земле, он заметил, что его первоначальный расчет для астероидного тела оказался ошибочным. По-видимому, он должен был пролететь необычно близко к тому месту, где находился шар. Обеспокоенный первоначальной ошибкой, он немного ускорил запуск ракет и слегка сдвинул шар. Этого должно быть достаточно, чтобы увеличить расстояние между астероидом и шаром.

Позже он заметил, что ошибка произошла снова. Астероид все еще направлялся к точке встречи с его сферой. Либо крошечная планета изменила свою орбиту, что было невозможно, либо каким-то образом были повреждены провода и механизмы внешних датчиков. Такое было возможно, и к тому же это было ужасно серьезно. Возможно, метеорит? Он мог врезаться во что-то и вызвать короткое замыкание. Однако, приборы не показывали ничего подобного, и было маловероятно, что какой-то один метеорит мог вывести из строя все приборы.

Он снова изменил курс шара, на этот раз наблюдая за приборами, фиксирующими астероид. Конечно же, гравитационные датчики медленно и верно меняли показания, переводя инородное тело на новую орбиту, удерживавшую его на курсе столкновения со сферой.

Затем Седжвик заметил кое-что еще. Скорость астероида изменилась, он ускорился. Если бы фиксированная скорость маленького звездного странника была такой же, то не имело бы большого значения, куда он направлялся. Скорость земного шара была намного больше, и он вполне мог обогнать любое естественное тело. Но скорость этого странного тела изменилась; оно ускорилось, но не уменьшило первоначального расстояния между ними. На самом деле человек теперь понял, что оно ускоряется даже больше, чем его сфера, и неуклонно сокращает разрыв!

Это не астероид. Теперь он был в этом уверен. Он был совершенно уверен в этом и удивлялся собственной невозмутимости. Затем, вздрогнув, осознал свои собственные эмоции. Это было то спокойствие, которое охватывало его при каждом стрессе и чрезвычайной ситуации. Значит, это был серьезный кризис.

Что это за тело? Он не осмеливался думать, и все же знал, что должен. Напрашивался один-единственный вывод. Ни одна комета, ни один астероид, ни один метеорит не могли изменить свою орбиту. Ни одно безжизненное тело не могло бы разогнаться и так дьявольски последовательно удерживать свой маршрут в пространстве, чтобы перестроиться и встретиться со сферой, независимо от того, какое смещение та совершит. Это была, это могло быть только искусственно созданной массой, разумно управляемым телом, еще одним космическим средством передвижения разумной расы!

Но откуда? С Земли - никогда. Значит, с Марса? Может быть. Вполне вероятно, что он приблизился к Марсу. Он некоторое время находился в космосе, исследуя его. Могло ли быть так, что Марс защищен? Что Марс патрулировался? Что что-то приближается, чтобы исследовать его сферу?

Седжвик не собирался этого допускать. Он знал несколько вещей. Во-первых, у него не было средств связи с другой космической сферой. Во-вторых, его первоочередной обязанностью было вернуть свою сферу в целости и сохранности со всеми ее записями. В-третьих, если бы чужие руки или инопланетные машины попытались проникнуть в его корабль, это почти наверняка привело бы к разрушению и его смерти.

Поэтому Седжвик постарался уйти от преследователя. Он быстро запустил ракеты, настолько быстро, насколько позволяли растущая скорость и ускорение. И по мере того, как его скорость увеличивалась, он продолжал изменять свои орбиты, чтобы сделать свой путь к Земле все короче и короче.

По мере того, как сфера мчалась в пространстве, преследователь не отставал. Когда одно из тел набирало скорость, то же самое делало и другое. Расстояние между двумя телами постепенно сокращалось. Прошли часы, сфера неслась вперед с максимально возможным ускорением. Теперь инопланетное тело было близко, примерно в миле от него, и продолжало приближаться.

Седжвик смог узнать больше о таинственном незнакомце. Его приборы были достаточно точными, чтобы обнаружить то, чего они не могли обнаружить, пока оно находилось далеко. Другой предмет был в несколько раз больше сферы, имел яйцевидную форму и обладал высокой отражающей способностью, как у полированного металла.

Было очевидно, что от преследователя необходимо избавиться в течение ближайшего часа, иначе все будет потеряно. При такой скорости полета ему скоро придется начать сбрасывать скорость, иначе шар пролетит над Землей и никогда не вернется. Больше не было возможности ни уклоняться, ни убегать. Теперь ему придется сражаться.

На корабле были пушки. Седжвик смеялся над комиссией, когда они их устанавливали. Он сказал, что они не могли рассчитывать на их использование, и теперь знал, кто бы ни был в Комиссии, заказавший их, он оказался предусмотрителен.

Орудий было шесть, два на полюсах и четыре вдоль экватора. Они не выступали над поверхностью. Видны были только дула, а когда они не использовались, их закрывали скользящие металлические диски. Это были морские боеприпасы, заряжавшиеся автоматически, с помощью ракетного топлива и метательные снаряды, начиненные ужасающе мощной взрывчаткой.

Боевой выстрел был скомпенсирован выстрелом холостым патроном из орудия, расположенного на противоположной стороне шара. Таким образом, направление полета шара не изменилось из-за отдачи.

Седжвик слегка передвинул сферу, пока одно из его полярных орудий не оказалось нацеленным на преследователя. Затем он подождал. Этот выстрел должен был быть эффективным. Он не мог промахнуться или допустить грубую ошибку.

Шар с ревом приближался к Земле, а странный преследователь все приближался и приближался. Расстояние сократилось с мили до полумили. Седжвик был вынужден выстрелить, но сдерживался. В его голове всплыло старое наставление Банкер-Хилла о том, что нужно следить за белками их глаз. Этот выстрел должен был быть удачным. Он ничего не знал о вооружении таинственного преследователя, поэтому его первый выстрел должен был стать решающим.

Теперь он внимательно следил за приборами. Гигантское находилось в нескольких сотнях ярдов от него. Его палец лежал на кнопке пуска. Секунду он колебался, а затем нажал на нее.

Он даже не ощутил выстрела, поскольку тот был уравновешен. Но он видел, как орудийный прибор быстро отсчитывал выстрелы, когда снаряды один за другим попадали в упор в странную массу. Один, два, три, четыре, пять...

Затем внезапно сфера получила удар, словно бы гигантская летучая мышь с размаха налетела на нее. Кресло пилота бешено закачалось на своих шарнирах, а все приборы бешено завибрировали. Когда она снова выровнялась, Седжвик увидел, что шар стремительно удаляется от места стрельбы. Приборы зафиксировали ужасный взрыв. В результате сотрясения его шар сбился с курса.

Там, где прежде поблизости ощущалась гравитационная сила, теперь ее не было. Преследователь исчез. Должно быть, его разнесло вдребезги, когда в него попали снаряды.

Седжвик быстро пересчитал свой курс и продолжил полет по направлению к Земле. Несколько фотоэлементов на стороне взрыва были разряжены, несколько ракетных установок вышли из строя, а другие устройства, связанные с этой стороной, были неисправны. Сфера, однако, полностью контролировалась.

Приземлиться вслепую было не так сложно, так как ему нужно было только следовать за радиолучом. Радио перестало работать, едва только он покинул Землю, как и было предсказано, и заработало снова, когда сфера успешно опустилась на расстояние пяти миль от поверхности. Огромный шар мягко скользнул на своих ракетах на летное поле и замер.

Когда Седжвик выполз через выходной туннель и стряхнул с себя оцепенение мышц, то понял, что наступила ночь и на небе сияют звезды. Это было то, что привлекло его внимание больше всего, а также огромные куски сырой черной плоти, которые размазались по боку сферы, когда невидимый преследователь взорвался.

ПОРТРЕТ МАТЕРИ ХУДОЖНИКА

Денис Плиммер

В величественном нью-йоркском музее Метрополитен висит небольшой портрет, написанный маслом, на котором изображена усталая пожилая женщина, сидящая в темной комнате, сложив руки на коленях. Волосы у нее редкие и совершенно седые, нос сморщенный и бесцветный, рот ввалившийся. Однако в ее глазах есть что-то такое, что не позволяет разглядеть остальную часть ее лица. Это глаза, которые можно было бы представить на лице Петра Отшельника или Савонаролы. Глаза непобедимого. Фанатичные глаза. Глаза, которые лучше любых слов свидетельствуют о внутренней духовной стойкости, противостоящей любому намеку на поражение. На лицо падает бледный свет, и, как ни странно, между глазами женщины и этим светом, который освещает ее, существует определенная связь, как будто и то, и другое, возможно, берет свое начало где-то за пределами нашей повседневной рутины.

Под фотографией на латунной табличке выгравировано: "Портрет матери художника".

Впервые я увидел его в клубе "Армадилло", он сидел у окна и смотрел на Восточную Шестьдесят девятую улицу.

Это был маленький, худощавый, жилистый человечек в поношенном коричневом костюме. У него были изношенные ботинки на толстой подошве, воротничок рубашки обвис и казался безжизненным. Не думаю, что когда-либо видел, чтобы кто-нибудь заговорил с ним, и я никогда не видел, чтобы он обращался к кому-либо из своих коллег. Он просто сидел.

Когда высокие бронзовые часы в холле били десять, он вставал и уходил. Так проходили все его вечера.

Возможно, вы спросите, почему меня должен был волновать этот неизвестный и непримечательный человек. Все, что я могу сказать, какое-то внутреннее побуждение заставило меня захотеть узнать о нем все. Что он ел на завтрак, чем занимался, где родился - словом, все те детали, по которым человек известен (или неизвестен) среди своих собратьев.

Однажды вечером, чуть позже десяти, я решился и спросил стюарда клуба, меланхоличного, педантичного, с синюшным подбородком, чрезмерно накрахмаленного мужчины.

- Как зовут того джентльмена, который только что ушел?

- Позвольте мне подумать, сэр, - сказал стюард, проводя ухоженными пальцами по подбородку, изображая сосредоточенность. - Его зовут... - Он замолчал. - Разве это не странно, сэр? Я не могу вспомнить его имя, хотя оно вертится у меня на языке!

- Маленький человечек, - подсказал я. - Всегда сидит у третьего окна.

- И, - задумчиво продолжил стюард, - всегда уходит в десять часов.

В этот момент в поле зрения появился полковник Баттерсен, настоящая энциклопедия клубных знаний. Мы рассказали ему о нашей проблеме, и он задумчиво пожевал сигару.

- Я знаю человека, которого вы имеете в виду, - медленно произнес он, - и уверен, что слышал его имя. Но я забыл его. Такие люди обречены быть забытыми. Печально, но это так. Почему вы хотите это знать?

Я понял, что бесполезно пытаться объяснить полковнику мой особый интерес, и сказал ему об этом.

- Я вполне понимаю, - пробормотал он. - Просто интересно? Что ж, извините, я ничем не могу вам помочь. Спокойной ночи. - И он исчез в коридоре.

По высоким окнам начал барабанить мелкий дождь.

Я выбрал дом, книгу и постель. Выходя из клуба, я столкнулся с полковником, который торопливо поднимался по ступенькам.

- Что-то забыли? - спросил его я.

- Нет. Вспомнил.

- Что вспомнили?

- Как зовут этого парня!

- Как же?

- Фогель. Оскар Фогель.

Он начал говорить дальше, как вдруг с оглушительным треском и вспышкой молнии разразилась типичная летняя буря. Мы с полковником беспомощно стояли, прижавшись друг к другу, в дверном проеме, а дождь барабанил по гофрированному металлическому тенту над нашими головами.

- Что нам делать? - крикнул я, перекрывая шум бури.

- Бог его знает! - крикнул в ответ полковник. - Я иду домой, пока не подхватил воспаление легких! Вам тоже лучше уйти! Расскажу вам о Фогеле как-нибудь в другой раз!

Однако мне не пришлось ждать, пока полковник выполнит свое обещание. На следующий вечер я снова был в клубе, и, когда часы пробили восемь, вошел человек по имени Оскар Фогель. Та же одежда, та же обувь. Единственное отличие заключалось в том, что он выглядел, пожалуй, еще более несчастным, чем обычно.

Я сидел в другом конце комнаты, наблюдая за ним и пытаясь придумать более или менее оригинальный предлог, чтобы завести с ним разговор. Но чем больше я думал, тем больше все обычные темы для разговоров казались мне устаревшими и заезженными. Я хотел найти какую-нибудь тему, которая без его ведома раскрыла бы что-то о нем самом.

Он был чем-то очень расстроен. Он все время нервно оглядывался, а когда секретарь клуба пересекал комнату, казалось, весь сжался, словно пытаясь спрятаться. Позже он достал черную потрепанную записную книжку и стал сверяться с ней с большим усердием и тревогой. Положив ее обратно в карман, он достал листок бумаги и карандаш и, казалось, погрузился в расчеты. Это еще больше усугубило его уныние. Он в отчаянии уставился на обтрепанные манжеты своей рубашки.

Он встал. Стоя на фоне темного окна, он казался разбитым человеком. Он быстро пересек комнату и остановился передо мной.

- Мистер Грант, - сказал он, - могу я с вами поговорить?

- Конечно, - ответил я, пытаясь переварить это совпадение. - Не присядете ли вы?

- Не здесь, если не возражаете, - ответил он, нервно оглядывая комнату. - Если бы мы могли найти какое-нибудь место, где не так много людей...

- Давайте зайдем в бар, - предложил я, зная, что, по всей вероятности, мы сможем найти тихий столик в укромном уголке. Если он хочет моего времени и внимания, он их получит. Я не придумал ничего лучше.

- В бар? - спросил он. - Это было бы прекрасно. Вы уверены, что я вам не мешаю?

- Ничуть, - ответил я, вставая и направляясь к выходу.

- Ненавижу беспокоить людей, - заметил он, с несчастным видом семеня рядом со мной. - Действительно ненавижу, но у меня срочное дело.

- Приберегите это, - сказал я ему, - пока мы не сядем за стол.

- Я ненавижу, - начал он, когда мы сели и перед нами поставили наши напитки, - навязываться людям. Я понимаю, это ужасный поступок. Но я наблюдал за вами последние несколько вечеров, и ваше лицо показалось мне самым добрым и понимающим во всем клубе. - Он замолчал, чтобы проглотить изрядное количество виски, от которого у него перехватило дыхание, и в течение следующих нескольких минут он был вынужден извиняющимся образом сопеть в носовой платок.

В конце концов, с затуманенными глазами он продолжил.

- Кстати, меня зовут Оскар Фогель.

- Я знаю.

- Правда? - Он вдруг по-детски обрадовался. - Откуда?

- Я спрашивал.

- Вы спрашивали? Правда? Как мило.

Он просиял.

- Мистер Фогель, - сказал я, решительно подавляя надвигающийся прилив вялой благодарности, который, как я чувствовал, мог захлестнуть меня в любую минуту, - у вас, очевидно, какие-то неприятности. Если я смогу помочь, буду только рад. Если не смогу, я вам так и скажу. Итак, в чем дело?

- Мистер Грант, - произнес он наконец тихим, испуганным голосом, - у меня нет денег.

Это было разочарованием, и я винил себя за глупость, позволив обратиться к себе прикоснуться к себе, когда не мог себе этого позволить. Он увидел, что эта мысль отразилась в моих глазах, и неприлично покраснел.

- Мне жаль, мистер Грант. Мне правда жаль! Я подумал... то есть я надеялся, что, возможно... но я пойду, я...

- Присядьте, - твердо сказал я. - У вас нет денег, мистер Фогель. Продолжайте.

- Как вы можете видеть, я бедный человек, - начал он снова тем же испуганным голосом. - Моя одежда доказывает это. Но ничего не поделаешь. Некоторые люди в этом мире, знаете ли, не приспособлены к борьбе за жизнь. Я один из них.

- Вы имеете в виду, что вам не повезло?

- Нет, не то. Невезение может в одночасье превратиться в удачу, но недееспособность никогда не меняется. А я недееспособен. Я пытался экономить. Видит Бог, пытался! Но это оказалось бесполезно. Мое жалование такое крошечное. И теперь я не могу внести взносы!

- Почему, - спросил я, отчаянно пытаясь быть логичным перед этим испуганным, съежившимся существом, - почему вы вообще продолжаете посещать клуб? Если вы не можете себе этого позволить, вы должны прекратить это!

- О, я не смог бы этого сделать! - ответил он с поразительной серьезностью. - Я бы сошел с ума, если бы отказался от клуба! Для меня это жизнь! Неужели вы не понимаете? Мне нужно место, где я мог бы сидеть среди своих товарищей и наблюдать за ними - наблюдать, как они живут! Вы ведь понимаете, что я имею в виду, не так ли, мистер Грант?

Я кивнул.

- Сколько вы должны? - спросил я.

Он опустил глаза в стол. Затем его ответ прозвучал так тихо, что его было почти не слышно.

- Тридцать долларов, - сказал он.

- Вы просите меня одолжить вам их, мистер Фогель?

Он снова сделал паузу, прежде чем заговорить.

- Не совсем одолжить, - ответил он. - У меня есть гарантия.

- Хорошо, - сказал я.

Он тут же разразился слезами благодарности, а когда я выдал ему чек, он чуть не поцеловал мне руку в знак признательности и унижения.

- А теперь, мистер Грант, - сказал он, аккуратно убирая чек в бумажник, - не хотели бы вы пройти со мной в мой дом и посмотреть гарантию?

Я совсем забыл об этом, но к тому времени все это дело превратилось в такую странную смесь прозаического и невозможного, что я согласился.

- Что такое гарантия? - спросил я его, когда мы направились к Мэдисон-авеню.

- Это картины, - быстро ответил он.

- Маслом?

- Да.

Я заинтересовался. Возможно, этот человек окажется одним из тех малоизвестных страстных коллекционеров, которые обойдутся без обеда, чтобы купить полотно площадью шесть квадратных дюймов. Возможно, размышлял я, у него может быть что-то стоящее.

- Чьи это работы? - спросил я. - Я имею в виду, кто писал ваши картины?

Его ответ был дан так резко, что я вздрогнул и повернулся, чтобы посмотреть на него.

- Я сам! - сказал он.

Я никак не прокомментировал это замечательное заявление. Я чувствовал, что еще не пришло время углубляться в этот вопрос и что Фогель по-своему и в свое время, сам того не ведая, укажет мне на связь между съежившимся маленьким человечком, сидевшим в кресле у третьего окна клуба "Армадилло", и незнакомцем с гордым голосом, который неожиданно признался мне в том, что он художник.

Мы пошли по Мэдисон-авеню легким шагом. Я не стал спрашивать его, куда мы направляемся, потому что прогулка была приятной. Прошедшая прошлой ночью гроза основательно промыла воздух Манхэттена, и теперь он был таким же свежим и чистым, как на вершине горы.

Мы миновали Сорок вторую улицу и продолжили движение по центру города, через некогда аристократический район Мюррей-Хилл, пока, наконец, на Двадцать седьмой улице не повернули на восток. Мы проходили квартал за кварталом, район постепенно превращался из богатого в район среднего класса, коммерческого и, наконец, бедного. Теперь вдоль улицы тянулся ряд пяти- и шестиэтажных многоквартирных домов, и в середине квартала перед одним из них Фогель остановился.

- Вот здесь я живу, - робко сказал он.

Мы вошли в унылое фойе, поднялись по скрипучим, покрытым плесенью ступеням, пока не добрались до верхнего этажа, где, достав свой ключ, он впустил меня в типичную нью-йоркскую квартиру низшего класса.

- Это ты, Оскар?

Это был старческий голос - пронзительный и ворчливый. В полумраке прихожей я заметил встревоженное лицо Фогеля, повернувшееся ко мне.

- Да, мама, - ответил он.

В конце коридора виднелся желтый квадрат света.

- Сюда, мистер Грант.

Я последовал за ним в гостиную. Это была старая комната, обставленная в старинном стиле. Над дверью висел викторианский плафон из резного дерева. Напротив было большое окно, выходившее на глухую стену из желтого кирпича. Слева была арка, занавешенная тяжелыми портьерами с кисточками. Мебель была из светлого мореного дерева, сильно поцарапанная и с тонкой обивкой. Казалось, что каждый свободный дюйм пространства забит всякой всячиной. В глубоком кресле у открытого окна сидела бедно одетая седовласая женщина, черты ее лица были бледными и осунувшимися, рот сморщился и ввалился, но неземные глаза смотрели неукротимо.

- Мистер Грант, - сказал Фогель, - это моя мама.

- Здравствуйте, миссис Фогель, - сказал я, протягивая руку. Она проигнорировала это, уставившись на стену слева от меня.

- Добро пожаловать, мистер Грант, - сказала она, не отводя взгляда.

- Моя мама слепая, - послышался тихий голос Фогеля.

Я пробормотал что-то сочувственное.

- Не присядете ли, мистер Грант? - сказала она. - Любой друг Оскара найдет здесь радушный прием. Конечно, у нас не очень роскошно, но это все, что у нас есть, и мы довольны, не так ли, мой мальчик?

Фогель неловко поежился.

- Да, мама, конечно, мы рады.

- Расскажите мне что-нибудь о себе, мистер Грант, - попросила пожилая леди. - Я люблю узнавать новости из мира, и бедный Оскар - мой единственный вестник.

- Не сейчас, мама, - быстро перебил ее сын, - возможно, у мистера Гранта нет времени. Кроме того, он пришел сюда посмотреть мои картины.

- Правда, мистер Грант?

- Мне было бы чрезвычайно интересно, - ответил я.

- Я так рада! Знаете, его картины великолепны. И он так усердно работает над ними, так усердно! Весь день он сидит в душном офисе, но по утрам он свободен, и тогда мой Оскар рисует свои мечты.

Фогель смущенно посмотрел на меня.

- Но, - продолжала она, - вы сами их увидите, к чему мне что-то о них говорить?

Что-то показалось мне странным в этих материнских замечаниях, и сначала я не мог понять, что именно чувствую. Потом я вдруг понял, что это было. Женщина говорила так, словно могла видеть картины!

- Вы дилер, мистер Грант? - спросила она.

- Вряд ли, миссис Фогель. Не более чем невинный посетитель.

- Не пройти ли нам, - предложил Фогель, которому явно не терпелось закончить разговор, - в студию?

- Когда захотите, - ответил я.

- Оставайся здесь, мама, - сказал Фогель. - В студии могут быть сквозняки, а вы знаете, какая у вас грудь! - Он повернулся ко мне. - У моей мамы хронические заболевания грудной клетки, мистер Грант.

Пожилая дама быстро поднялась.

- Ерунда, Оскар, боль в груди! Конечно, я пойду с тобой!

Она быстро зашагала по комнате. Я подошел к ней с какой-то смутной мыслью направить ее или подать руку. Фогель поспешно оттащил меня назад и, после того как она скрылась в темном холле, прошептал, что его мать могла передвигаться по квартире и из нее в студию совершенно без посторонней помощи и что любые предложения о помощи вызывали у нее сильнейшее негодование.

Студия Оскара Фогеля на том же этаже, через общий коридор, была большой, просторной, хорошо обставленной, с большими широкими окнами, которые, как я предполагал, должны были пропускать достаточный поток северного света в течение дня. В центре комнаты стоял мрачный мольберт, на котором я увидел незаконченное полотно. Слева от меня стена студии была закрыта пятистворчатой ширмой высотой около семи футов. Комната была достаточно пустой, и в ней не было никаких признаков роскоши или уютной жизни, но я не мог себе представить лучшей мастерской для серьезного художника.

Фогель явно гордился ею, потому что с трогательным рвением амбициозного ребенка носился по огромной студии, короткими фразами, запыхавшись, указывая мне на различные ее достоинства и показывая панорамный вид на город из больших окон, выходящих на север.

Тем временем пожилая дама уселась на продавленный диван и, казалось, погрузилась в задумчивость.

- Как долго, - спросил я, - вы занимались живописью?

- Почти тринадцать лет. Первые три года не нужно считать, потому что это были годы учебы. Но последние десять были продуктивными. На этом мольберте стоит мое девятое незаконченное полотно. Я работал почти по году над каждым из них. Видите ли, я не могу работать быстро. Я очень хочу, чтобы десять моих полотен были закончены! Тогда я выставлюсь.

- Вы уже выбрали тему для десятого полотна? - спросил я, главным образом потому, что меня вдруг испугало качество его работы, которой он, очевидно, так гордился.

Услышав мой вопрос, пожилая леди вышла из задумчивости.

- Да! - пронзительно закричала она на всю комнату.

- И что же он выбрал, миссис Фогель? - Я видел, что ей не терпится продемонстрировать свои знания.

- Он выбрал меня, мистер Грант.

- В самом деле?

- Да, разве я не буду великолепна, когда картина будет написана маслом? Он собирается назвать его "Портрет матери художника".

- Правильно, мама.

- Оскар - хороший мальчик. Вам наверняка понравятся его работы.

- Конечно, - мягко сказал я, - но в то же время не забывайте, что мое мнение совсем не экспертное.

- Это не имеет значения! - язвительно парировала она. - Это всего лишь мнение, не так ли? И Оскар рисует не для того, чтобы понравиться экспертам!

- Значит, он рисует, чтобы понравиться публике? Действительно, очень мудро! - предположил я, полагая, что дом Фогелей остро нуждается в деньгах, которые могла бы заработать кисть Оскара.

- Он рисует не для того, чтобы радовать публику!

- Она имеет в виду, - вмешался Фогель, - я рисую, чтобы доставить удовольствие самому себе. Не сочтите это за высокомерие с моей стороны, мистер Грант! Просто я единственный, кому могу по-настоящему понравиться. Я ничего не знаю о публике, у меня недостаточно опыта.

- Возможно, - заключил я, надеясь прервать этот совершенно бесполезный разговор, - мы могли бы взглянуть на сами картины.

Услышав это, Фогель нервно затрусил через студию к тому месту, где стояла ширма, его каблуки издавали негромкие резкие удары по не покрытому ковром полу. Он положил руку на ширму, и мне стало нехорошо от дурного предчувствия. Если бы они были плохими (а они, вероятно, были), что бы я мог сказать? Я, конечно, мог похвалить его, но такой чувствительный человек, как Фогель, легко распознал бы мое лицемерие. И я был уверен, что ничего нельзя скрыть от слепой женщины, которая так легко подчиняла нас обоих.

Он отодвинул ширму в сторону.

За ней на стене висели восемь маленьких картин. Я хотел подойти ближе, но Фогель схватил меня за руку.

- Не подходите, пожалуйста, - умоляюще произнес он.

Я уставился на картины, а мать и сын по-кошачьи наблюдали за мной.

Их тематика была исключительно столичной. Сцена в метро, Шестая авеню во время снежной бури, киоск продавца бумаги в лучах желтого весеннего солнца, панорама города из окна студии, проливной дождь на Вест-стрит, обыватели, смотрящие на воду, стекающую с батареи, нищий, забившийся в лавку, дверь, защищающая от ветра, и усталый бармен в салуне на окраине города. Девятую картину на мольберте я не стал рассматривать. Десятая все еще оставалась только замыслом.

Я знаю, что город Нью-Йорк много раз рисовали, запечатлевали на гравюрах, фотографировали и зарисовывали, но никогда с таким чувством, как в работах Фогеля. Он не был великим художником. Таких мало, но он был необычным. В его технике не было ни общепринятых социальных предубеждений, ни эксцентричного подхода, ни бессмысленного искажения линий, которые требуются столь многим современным художникам, чтобы выразить свое видение. Картины Оскара Фогеля отличались только одной особенностью - его работой со светом. Единственным другим художником, который, как мне показалось, проявлял такую же заботу о свете, был Эль Греко. Но освещение Эль Греко было мрачным и неестественным, в нем чувствовалась мистика. С другой стороны, работы Фогеля были безжалостными и яркими, даже в его картинах с дождем и снегом. Как будто какой-то гигант направил луч прожектора на нашу цивилизацию и с ослепительной ясностью показал ее такой, какая она есть. В творчестве Фогеля не было необходимости в комментариях. Вся его горькая, погруженная в себя душа проявилась в этом безжалостном сиянии, которое осветило каждую язвочку на коже нищего и каждое пятнышко влажной гнили на деревянных опорах на Вест-стрит.

Это был грандиозный ответ Фогеля миру, который обошелся с ним так подло. Это не допускало возражений.

Я постарался облечь это в слова как можно деликатнее и знал, что он меня понял.

Внезапно пожилая леди заговорила.

- Я разговаривала с Эдвардом сегодня вечером, прежде чем ты пришел, Оскар, - тихо объявила она.

Это банальное замечание, казалось, встревожило ее сына. Его голос дрожал, когда он сказал ей:

- Расскажешь мне об этом позже, мама. Не сейчас.

- А почему не сейчас? - резко спросила она. - Я совершенно уверена, что мистеру Гранту было бы очень интересно. Не так ли, мистер Грант?

Это меня озадачило. Вмешался Фогель.

- Не обращайте внимания на мою маму, мистер Грант. У нее... у нее навязчивая идея.

- Это не навязчивая идея, - невозмутимо воскликнула она, - это факт.

- Что это, миссис Фогель?

- Ну, видите ли, если не считать его живописи, Оскар - мальчик с очень ограниченным воображением. Он не может поверить, что мой муж навещает меня.

- А почему бы и нет, Фогель? - спросил я.

- О, потому что он мертв, - пробормотал Фогель. - Мама занимается спиритизмом.

- Оскар, я снова и снова умоляю тебя не говорить "спиритизм". В последнее время это слово стало таким избитым.

- Вы хотите сказать, миссис Фогель, - спросил я, - что вы на самом деле разговариваете со своим мужем?

- Конечно. Почему нет? Я медиум!

- Мама, ты не медиум, и ты это знаешь!

- Успокойся, Оскар! Мне лучше знать! - Ее голос зазвенел от негодования. Она повернулась ко мне. - Видите ли, мистер Грант, мой сын, который довольно умен в большинстве вопросов, предпочитает не обращать внимания на этот, самый важный из всех. Я медиум. Не профессионально, конечно. Просто у меня природный дар быть психически восприимчивой. В этом нет ничего таинственного. Это способность, которую я развила в себе с тех пор, как потеряла зрение. Вы часто слышали о таких вещах, я полагаю, что у большинства слепых людей улучшается слух. У меня это связано с психической восприимчивостью. У всех нас это есть в той или иной степени, но у одних это сильнее, чем у других. Это совершенно естественно и совершенно нормально!

- Это грешно, мама!

- Грешно? Разговаривать с моим покойным мужем? Если бы я разговаривала с чьим-то покойным мужем, я бы с тобой согласилась.

Я улыбнулся.

- Пожалуйста, мистер Грант, не поощряйте ее!

- Перестань обращаться со мной как с ребенком, Оскар! - яростно закричала она. - Я этого не потерплю!

- Просто эти твои трансы вредны для тебя, мама. Они вредят твоему здоровью, я уверен в этом!

- Что ж, - парировала она, - полагаю, вред моему здоровью - это мое дело. Если я решаю сократить свои дни, это мое дело, если это делает меня счастливой! Если бы ты знал немного больше о том, что такое смерть, ты бы понял. Это не важно. Совсем не важно!

- Вы хотите сказать, - тихо сказал я, - что не боитесь смерти, миссис Фогель?

- Конечно, нет. С чего бы мне волноваться, если Эдвард мне все рассказал.

Лицо Фогеля внезапно стало усталым, как будто этот спор был для него старым и утомительным.

- Хорошо, мама, - сказал он, пытаясь улыбнуться, - когда я умру, то вернусь и нарисую для тебя картину. Как бы тебе это понравилось?

Старушка проворчала что-то о невежественных насмешниках, поднялась и побрела в постель.

- Вы не должны уделять слишком много внимания моей матери, - сказал Фогель, когда убедился, что она не слышит его, - она, знаете ли, старая и слабая физически и морально. Она за себя не отвечает. - Он нервно зашагал по комнате. - Надеюсь, - сказал он, снова становясь робким как обычно, - что я не испортил вам вечер.

Я заверил его, что это не так.

- Это очень любезно с вашей стороны, - пробормотал он, - но семейные ссоры... семейные ссоры! Я их терпеть не могу! - Его голос изменился. - Вам действительно нравятся мои картины?

Я укрепился в своем прежнем мнении и спросил, не собирается ли он выставить их на продажу.

- Пока нет, - серьезно ответил он мне. - Не раньше, чем будет закончена десятая. Тогда я попытаюсь найти галерею.

- Почему вы настаиваете на десяти?

- Потому что, когда закончу, они станут единым целым. Тогда вы поймете, что я имею в виду. Между ними есть философская связь. И, кроме того, в глубине души я знаю, что напишу только десять картин, и могу подождать, пока не смогу выставить все свои работы сразу.

Я ничего не сказал.

- Когда вы придете к нам снова?

- Когда вам будет угодно.

- Не будет ли следующий вторник, - с опаской предположил он, - слишком рано для вас? К тому времени я закончу девятую работу. Я бы хотел, чтобы вы увидели ее первым.

Итак, мы договорились на вторник.

Дни пролетели незаметно, пока вечер вторника не застал меня в доме на Двадцать седьмой улице.

Фогель сам открыл дверь, и меня сразу же затошнило от разительной перемены, произошедшей в его внешности. Затошнило и поразило. За несколько дней, прошедших с нашей последней встречи, с его тела слетела каждая унция плоти, так что его бедная одежда висела на его иссохшем теле свободно и большими складками.

- Я закончил девятую картину, мистер Грант, - сказал он мне, и его голос был бестелесным и призрачным.

- Вы больны, - резко ответил я. - Что случилось?

- Я не знаю. - Он провел прозрачными пальцами по своему бледному лбу.

- У вас что-нибудь болит?

- Не сейчас; это было, когда я рисовал, но я к этому привык, я справлюсь. Пойдемте, взглянем на девятую картину.

В студии ширма уже была отодвинута в сторону, и девятая картина висела на стене рядом с остальными восемью. На ней были изображены баржи, мрачно сгрудившиеся вдоль причала Коэнтиса. Яркое утреннее солнце освещало их, вода искрилась. На причале, лицом вверх, в гротескной позе, лежала фигура, глаза ее не мигали в утреннем свете.

- Я сам видел его однажды утром, - тихо сказал Фогель. - Он был мертв. Голодная смерть.

Это, несомненно, было лучшим из его полотен, и я сказал ему об этом.

- Еще одно, - ответил он, слабо улыбаясь, - и я буду готов к выставке.

Я был уверен, что его работа произведет фурор среди дилеров и критиков, и убеждал его закончить десятую картину как можно скорее. Он ответил, что намерен начать на следующей неделе.

Наконец, я спросил о его матери.

- Не знаю, что о ней и думать, - ответил он, - настаивает на том, что она медиум. Все это, конечно, чушь, но она действительно впадает в транс, и это убивает ее.

- Она занималась этим в последнее время?

- Несколько раз. Из-за этого она становится слабой, как котенок. Сейчас у нее есть только две идеи. Первая - это ее оккультные беседы с моим отцом, которые, как она клянется, происходят на самом деле. Вторая - моя десятая картина. - Он помолчал, глядя на вечерний закат, красные лучи которого проникали в огромные открытые окна. - Моя десятая картина стала для нее навязчивой идеей. Я почти уверен, что она отдала бы за нее свою жизнь. - Он содрогнулся. - Или мою!

Он обессилено опустился на диван.

- И еще, - продолжил он, - вы помните то глупое замечание, которое я сделал о том, что вернусь после смерти и напишу для нее картину?

Я помнил.

- Она отнеслась к этому серьезно. Она заставила меня поклясться, что я попытаюсь сделать это, даже если умру первым.

Он замолчал, кутаясь в свою слишком большую одежду, его испуганные глаза смотрели в никуда.

- И это, - заключил он, - показывает ее душевное состояние. Я имею в виду, я ведь наверняка переживу ее, не так ли?

Он смотрел на меня с нетерпением, как смотрят люди, ожидающие слов утешения. Я понял, что он таит в себе ужасный, постоянно грызущий страх смерти!

- Конечно, вы ее переживете! - ответил я как можно веселее, но, несмотря на выражение облегчения, промелькнувшее в его больших глазах, я знал, что лгу.

В течение следующих нескольких дней я не видел Фогеля, и, поскольку мой интерес к нему несколько угас, я не стал его искать. Затем однажды вечером я заглянул в клуб. Полковник Баттерсен встретил меня в коридоре, и мы обменялись парой словечек о предстоящих перевыборах в клубе.

- Да, кстати, - сказал наконец полковник, - этот Фогель...

- Что с ним?

- Умер. Сердце.

Полковник направился по коридору на улицу.

- Ирония судьбы, - сказал он, обернувшись. - Он только что оплатил все свои долги!

На следующий день я позвонил в квартиру, но никто не открыл дверь. Мне показалось, будто я слышу какие-то звуки в студии, однако на мой стук так никто и не отозвался.

Прошло несколько дней. Я написал миссис Фогель письмо с выражением соболезнования, ответа не получил и выбросил эту тему из головы, ограничившись довольно поверхностным замечанием - жаль, что он не смог закончить свою десятую картину.

Однажды ночью я случайно оказался на Двадцать седьмой улице и снова постучал. Никто не ответил. Выйдя на улицу, я взглянул на огромное окно, за которым, как я знал, находилась студия. К моему удивлению, там горел свет - странный, тусклый свет. Он горел довольно ровно.

Я снова поднялся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и снова яростно постучал в дверь студии. Никто не ответил. Мой стук эхом разнесся по пустым коридорам и по глубокому, тускло освещенному лестничному колодцу. Затем наступила тишина и, как и прежде, в студии послышалось слабое шарканье. Это было жутковато, и мое сердце похолодело от необъяснимого страха. Я сбежал по лестнице, словно испуганный ребенок, решив, тем не менее, что на следующее утро повидаюсь с миссис Фогель, даже если мне придется выламывать дверь.

Со дня смерти ее сына прошло три недели.

Когда я лег в постель в ту ночь, мне было холодно, хотя ночь была теплой. Мой сон постоянно нарушался. Я то и дело просыпался и ворочался с боку на бок, поправлял одеяло, отбрасывал его или придавал подушке другую форму. Наконец, я проснулся в шесть, не выспавшийся и усталый. Одна мысль не давала мне покоя, и она касалась слепой матери Оскара Фогеля. Я побрился, принял ванну, оделся и спустился вниз еще до семи.

Стояло прекрасное солнечное утро, легкий ветерок шевелил листву Центрального парка, по которому я шел. На траве лежала легкая роса, небо было безоблачным. Все выкрашенные в зеленый цвет скамейки в парке благоухали терпкой утренней сыростью, а каждый краснеющий лист на деревьях был украшен крошечными драгоценными каплями.

Пятая авеню все еще спала, когда я добрался до нее, но Мэдисон уже просыпался, несколько торговцев отперли двери своих магазинов и осторожно пробирались между выставленными на витринах товарами, расставляя их так, чтобы привлечь внимание покупателей. Неуклюжая поливальная машина окатывала улицы водой, и влажные капли ослепительно висели в воздухе, образуя крошечные мерцающие радуги в утреннем сиянии.

Таким, думал я про себя, был мой любимый Нью-Йорк в его самом лучшем и привлекательном проявлении, и все же не мог смириться с тем, что в моем воображении таился призрак слепой женщины в мрачной студии, уставившейся невидящими глазами на девять холстов на стене.

Я дошел до Двадцать седьмой улицы и повернул на восток. Три скрипучие повозки, доверху нагруженные свежими фруктами и овощами с рынков в центре города, прогромыхали по улице. Из кучи яблок выкатилось одно и упало к моим ногам. Его кожица была красновато-коричневой, сияющей, свежей, подчеркивая контраст с моими болезненными мыслями.

Я добрался до дома Фогеля, перед которым стоял толстый дворник в комбинезоне, вдыхая утренний воздух. Оказавшись на верхнем этаже, я направился к закрытой квартире, но меня остановило нечто, чего я раньше не замечал: небольшая стопка писем и рекламных проспектов, немое свидетельство того, что эта дверь не открывалась уже много дней.

Я подошел к двери в студию, которая все еще была закрыта. Поднял руку, чтобы постучать, но затем снова опустил ее. Свежий утренний воздух не проникал в это помещение, и затхлый запах старых стен и коридоров угнетал меня. У меня возникло искушение снова спуститься вниз, на солнечный свет, и навсегда выбросить Фогелей из головы. Я тосковал по солнцу и голосам людей, я жаждал еще раз увидеть это красновато-желтое яблоко, лежащее на сером тротуаре, я жаждал всего, что могло бы разрушить атмосферу, в которой я оказался. Но я не мог заставить себя уйти.

Я решительно постучал в дверь,

Она была не заперта, и от моих прикосновений приоткрылась на несколько дюймов; я попытался толкнуть ее дальше, но она, казалось, была заблокирована каким-то тяжелым предметом мебели, прислоненным к ней изнутри. Я надавил на нее всем своим весом. Раздался резкий скрежещущий звук, и дверь распахнулась внутрь. По инерции я подался вслед за ней. Что-то мягкое зацепило меня за ногу, и я упал на мертвое тело матери Оскара Фогеля.

Она лежала там, ужасно скорчившись, и именно ее небольшой вес помешал мне войти; прокладывая себе путь, я подвинул ее тело по неровному полу.

Ее лицо было лицом человека, прошедшего через страшные муки, как телесные, так и душевные, - с тех пор я видел такое выражение на лице человека, который умер после того, как в течение многих часов ощущал на своей спине сокрушительный вес огромной стальной балки в разрушенном ураганом доме. Я видел такое же выражение на лице блестящего романиста, найденного мертвым, распростертым на законченной рукописи его величайшего произведения.

В помещении царил полумрак из-за длинных штор на закрытых окнах. Воздух был неописуемо ядовитым. Вонь красок и растворителя для их удаления, а также едва уловимый запах смерти наполняли помещение до самых темных уголков.

Я раздвинул занавески, и утренний солнечный свет хлынул внутрь, словно благословение. Я распахнул огромные окна, и прохладный воздух торжествующе пронесся по комнате.

Я повернулся к телу. В руке оно крепко сжимало кисточку из тонкой верблюжьей шерсти, а на старом мольберте стоял портрет усталой, увядшей женщины с сияющими глазами.

Это была десятая работа Оскара Фогеля.

И на ней все еще блестела свежая краска.

ПОЯВЛЕНИЕ КОМЕТЫ

Дональд А. Уоллхейм

Когда молодой фермер, также бывший астрономом-любителем, в последний раз изучил свои астрономические таблицы и понял, что комета, открытая им семь часов назад, соприкоснется с Землей через сорок три дня, десять часов и двенадцать минут, он не поверил своим подсчетам. Но когда астрономы из Йорка, Будапешта и Гринвича проверили его наблюдения в течение следующих двух дней и пришли к такому же выводу, жители Земли пришли в волнение.

Бояться совершенно нечего, как объясняли газеты и ученые, потому что, хотя комета и заденет Землю, она, в конце концов, довольно маленькая. Небольшое ядро метеоритных пород минует планету, а длинный внушительный хвост чрезвычайно разреженного газа лишь слегка заденет атмосферу. Когда было объяснено, что Земля и раньше проходила через хвосты комет и что единственным результатом были красноватые закаты в течение нескольких дней, и когда жители семи континентов узнали, что консистенция хвоста кометы разреженнее, чем внутренняя часть электрической лампочки, практически представлявшую собой вакуум, они успокоились.

Два миллиарда человек с нетерпением ожидали великолепного зрелища, которое им вскоре предстояло увидеть, поскольку комета в небе становилась все больше и больше, и многие люди купили телескопы и полевые бинокли, чтобы полюбоваться ею. Поэты считали, что это счастливое событие - визит на нашу планету еще одного из наших небесных собратьев.

Для ученых и правительств всего мира радость внезапно закончилась неделю спустя, когда из ведущих обсерваторий были разосланы конфиденциальные отчеты со спектрографическим анализом хвоста кометы. Без тени сомнения выяснилось, что главным газом, следовавшим за пришельцем, был страшный и наиболее тщательно охраняемый военный секрет газ D. Впервые он был экспериментально получен в 1918 году немцем, который тут же вышиб себе мозги. Военные эксперты отвергли его, когда поняли, что его невозможно контролировать.

Газ D убивал жизнь. Его действие заключалось в том, что присутствия одной-единственной его молекулы в живом организме было достаточно, чтобы нарушить жизнедеятельность и вызвать почти немедленную смерть. Это был катализатор, разрушающий жизнь. И комета заполнила бы атмосферу Земли газом D. Пусть ее хвост и был разреженным, но он все же состоял из миллиардов и триллионов молекул газа. В течение двух месяцев вся жизнь на Земле прекратила бы свое существование.

Был разослан призыв как можно скорее созвать всемирную научную конференцию в Чикаго.

Доктор Элберт Сандерсон, доктор философии, член королевского общества и т.д., был, вероятно, величайшим физиком и математиком в мире. Поговаривали, лишь не более десятка человек могли оценить его циклопические достижения в области высшей математики и астрофизики. Вероятно, это была преувеличенная оценка.

Сандерсон стоял в центре своего огромного кабинета и читал полный отчет о комете. В нем содержалась просьба к нему принять участие в конференции по спасению мира. Он стоял - мощная фигура; его массивный лоб был нахмурен, грива седых волос стояла дыбом, пронзительный взгляд впился в бумаги. Он снова прочитал цифры и мысленно проверил их. Затем швырнул бумаги на стол и уставился в высокий потолок.

Следующее, что сделал доктор Сандерсон, - это сел на пол. Затем, наклонившись вперед, опустил голову на глубокий мягкий ковер, крепко прижал руки к голове и приподнялся. Вскоре физик встал на голову.

В течение трех минут он оставался в таком положении, уставившись на панели в нижней части стен, уставленных книгами. Затем, грациозно развернувшись, резко согнулся и вскочил на ноги. Издал резкий громкий вопль.

Сев за свой стол, убрал бумаги и приступил к работе над проблемой кометы.

Три дня спустя была созвана Чикагская конференция. Взволнованный человек, возглавлявший американскую группу, произнес краткую приветственную речь, и собравшиеся погрузились в обсуждение.

В течение двух дней ученые обсуждали все возможные меры и в конце концов поняли несколько вещей. Во-первых, нет способа нейтрализовать или уничтожить газ D; во-вторых, хвост кометы обязательно войдет в атмосферу Земли, и ничто не сможет его остановить; в-третьих, жизнь на Земле обречена.

Примерно в то же время, когда они пришли к этим выводам, появился доктор Сандерсон. Когда он вошел в зал, в зале воцарилась тишина. Бесполезная дискуссия прекратилась, все взгляды были прикованы к его внушительной фигуре, направлявшейся по проходу к трибуне. Отодвинув замолчавшего оратора, Сандерсон агрессивно уставился на аудиторию.

- Я нашел способ, - внезапно взревел он, - предотвратить соприкосновение хвоста кометы с атмосферой.

Он замолчал и уставился на присутствующих.

На некоторое время воцарилась полная тишина, а затем делегаты разразились истерическими криками и одобрительными возгласами. В течение сорока восьми часов они непрерывно заседали, и каждая минута свидетельствовала о том, что они в отчаянии. И вот у них появилась надежда, порожденная великим Сандерсоном. Мрак, наконец, рассеялся.

Физик стоял, все еще хмурясь, затем поднял руку. В зале воцарилась тишина.

- У нас нет времени на ерунду или разговоры. Наше рабочее время ограничено. Работа, которую мы должны выполнить, огромна. Я нашел способ настолько ионизировать нашу атмосферу, настолько зарядить ее, что она будет оказывать отталкивающее воздействие на кометный газ. Хвост ее не коснется.

Раздался еще один взрыв одобрительных возгласов, который был заглушен резким взмахом руки Сандерсона.

- Для этого мы должны начать немедленно. Каждая электрическая лампочка на планете должна быть специально подготовлена и включена. Когда каждая лампочка, а таких по всему земному шару миллиарды, будет излучать свой собственный свет, измененный в соответствии с моими указаниями, атмосфера наполнится соответствующим зарядом. У нас есть еще несколько недель. Мы должны начать немедленно.

- У меня здесь, - и он вытащил из своего портфеля пачку бумаг, - исследования по этому вопросу. Здесь у меня есть формула для провода, которым должна быть обмотана каждая лампочка, сила тока, который должен подаваться от электрогенераторов, и математические расчеты, подтверждающие мою точку зрения. - Он снова замолчал и уставился на собравшихся.

- Я вынужден попросить вас принять мои расчеты немедленно, пока не завершился процесс их проверки. Если они верны, а они верны, работа должна начаться немедленно. Несколько дней проверки - это слишком большая задержка.

Аудитория поняла, что он имел в виду. Было очень мало людей, которые могли следить за его работой, и даже они разделились в своих оценках. Последние три теории поля Сандерсона по-прежнему вызывали горячие споры среди математиков всего мира. И все же они чувствовали, что в данной чрезвычайной ситуации должны доверять Сандерсону. Все остальное провалилось. У Сандерсона было решение, Сандерсон был уверен в себе. На карту была поставлена его жизнь, как и их, и он не мог ошибаться.

Без дальнейших церемоний ученые умы проголосовали за то, чтобы принять его открытие и немедленно приступить к тому, чтобы заставить людей Земли следовать инструкциям.

Сандерсон стоял на платформе и смотрел на собравшихся. Он поклонился, мрачно улыбнулся, а затем без дальнейших лишних слов прошел через платформу в маленькую прихожую, примыкавшую к ней. Закрыл дверь и задвинул засов, закрыл другую дверь и запер ее. Сняв пальто, он наклонился, уперся головой в пол, приподнялся на руках и простоял так две минуты. Затем вскочил на ноги и пронзительно вскрикнул. Надев пальто, он открыл наружную дверь и немедленно отправился на свой поезд.

Следующие пять недель люди по всей планете были заняты тем, что обматывали проволокой лампочки в соответствии с методами, описанными в газетах и объясненными по радио. Электростанции работали в двойном и тройном режиме, поскольку их нагрузка оставалась максимальной днем и ночью. Города, поселки и деревушки были освещены ночью так же ярко, как и днем. Каждая лампочка из бесчисленного множества ярко горела. Когда лампочки перегорали, их заменяли. Заводы по производству электрического освещения в Питтсбурге, Праге, Харькове, Лидсе и других местах работали день и ночь, чтобы заменить их. В Китае, как и в Бразилии, как и везде, производители проволоки изготавливали ее для обмотки лампочек, а шахты работали день и ночь, чтобы поставлять металлы. В течение пяти недель два миллиарда людей, белых, желтых, смуглых и черных, занимались одним и тем же делом. Комета должна быть обезврежена. План Сандерсона приводился в действие так, как никогда не приводился в действие ни один другой план какого-либо другого человека.

В каждом доме и мастерской, на каждой стене и рекламном щите, будь то в Нью-Йорке или Кабуле, были развешаны огромные плакаты с изображением львиного лика Альберта Сандерсона, чтобы придать людям вдохновения и смелости. Величайший ум Земли нашел выход.

А в одном из кабинетов в Чикаго шестеро математиков спорили и ссорились из-за статей, которые доктор Сандерсон представил на конференции. Трое сказали, что они проверили, трое сказали, что не могут их понять. Снова и снова они спорили из-за каждой цифры, каждого десятичного знака, каждого логарифма и множителя. А у себя дома доктор Сандерсон изучал отчеты по мере их поступления и засиживался допоздна, разглядывая в телескоп большую надвигающуюся комету. И каждый вечер доктор Сандерсон вставал на голову.

Комета приближалась. На небе она выглядела как огромный меч из сияющего белого света. Зловещий призрак, тянущийся по небу, как тень самой смерти в своем ужасном саване. Четверть неба, полнеба было занято ею. Вскоре настал страшный день, когда комета заняла все пространство небес, наступил решающий день.

Обработанные лампы излучали сияние по всей Земле. Под светом кометы виднелись яркие полярные сияния. Люди Земли стояли на открытом воздухе, ожидая, когда хвост удалится, исчезнет. Чтобы вернуться в космос.

Доктор Альберт Сандерсон стоял на крыше своего дома и долго молча смотрел на комету. Он наблюдал, как час за часом тянулось время. Огромный хвост все еще висел в небе, а над планетой по-прежнему горело зловещее сияние.

И вот, наконец, время пришло. В назначенное время, когда хвост должен был войти в плотные слои атмосферы, Сандерсон захлопнул часы и поднял глаза.

Затем снял шляпу и пальто. Наклонившись, он твердо оперся рукой о крышу, крепко сжал ладони и поднял свое тело в воздух. Он неподвижно и молча стоял на голове в течение долгих пяти минут. Затем вскочил на ноги и громко вскрикнул, надевая шляпу и пальто; достал свои часы, открыл их, взглянул на них, захлопнул и подошел к краю крыши.

Он прыгнул.

Хвост кометы постепенно вошел в атмосферу Земли. Миллиарды лампочек яростно горели, делая воздух вокруг них горячее, но никак не влияя на атмосферу в остальном.

Земля полностью отдала свою судьбу в руки Альберта Сандерсона. А Сандерсон был совершенно безумен. Уже много лет.

ДЛИННАЯ СТЕНА

Уилфред Оуэн Морли

Майкл опустил одно из передних стекол и задумчиво постучал трубкой по раме, отчего во все стороны полетели маленькие кусочки выцветшей синей краски.

- Вы совершенно уверены, - заметил он, - что нам следовало повернуть налево у этого знака?

- Не могу в этом поклясться, - пробормотал Кросби. Он остановил машину. - В любом случае, давайте немного отдохнем. Достаньте карты, и мы сориентируемся после пары бутербродов.

Они выбрались на густую траву, стряхивая с себя мышечные спазмы. Ни малейшего дуновения ветерка. Небо над ними было покрыто неподвижными облаками, не было видно ни одной птицы. Ни одна снующая живность не показывалась ни с какой стороны. Они жевали бутерброды, позевывая и наслаждаясь солнечным светом.

Кросби бросил камешек на хорошо утрамбованную дорогу у высокой стены, украшающей ее противоположную сторону.

- Неплохая штука, а? - заметил он.

- Да.

Они вдвоем не спеша осмотрели стену. Насколько они могли видеть, она простиралась в обе стороны, сплошная, без каких-либо изменений. Она возвышалась всего на десять футов, тусклая и серая, из выветрившегося камня. Не было никаких отличительных отметин, ни одного места, где трава, лианы или деревья заслоняли бы ее. Позади них и далеко впереди она тянулась параллельно песчаной дороге, пока не исчезала за дальним горизонтом.

- Должно быть, она тянется на мили, - прошептал Кросби, удивляясь, почему он понизил голос. Он помолчал, затем продолжил. - Когда она появилась?

- После того, как мы свернули. Некоторое время спустя. На самом деле, - медленно добавил Майкл, - не думаю, что замечали ее, пока не остановились. Я смотрел по обе стороны дороги, и кто бы мог ее не заметить? Я не замечал ее до тех пор, пока не спросил вас о повороте.

Кросби повернулся и уставился на стену, как будто ожидая, что сооружение само по себе все объяснит.

- Это странно, - заявил он. - Такая стена должна быть отмечена на карте; у нее тоже должно быть какое-то название, вам не кажется? Таблички с надписями: "Вы находитесь в десяти милях от знаменитой Длинной стены" и так далее. Кто ее построил? Зачем понадобилось возводить такое огромное сооружение в самом сердце дикой местности? Эта территория не выглядит так, будто ее когда-либо заселяли. Может быть, его когда-то и расчищали, но, бьюсь об заклад, это все. Мы, должно быть, в тридцати милях от ближайшего города.

- Более того, - добавил Майкл. - Вы заметили, как тихо стало с тех пор, как мы свернули на повороте? - Он подошел к стене, и, прищурившись, оглядел ее. - Взгляните, Клайд. Кажется, она сделана из одного куска. Я вообще не могу найти никаких следов отдельных камней.

Тот подошел.

- Где она началась?

- Не помню, но навскидку скажу, не более чем в полумиле отсюда. Возможно, меньше.

Кросби рассеянно вытащил часы.

- Двенадцать тридцать. Что скажете, если мы немного прогуляемся перед тем, как продолжить? Скажем, с полчаса?

- Хорошая идея. У меня есть желание обойти ее. Послушайте, вы отправляйтесь в ту сторону, а я пойду дальше. Мы встретимся через некоторое время и обменяемся мнениями.

Кросби взъерошил волосы, в его глазах появилось отсутствующее выражение.

- Она может оказаться длиннее, чем мы думаем.

- Тогда, скажем, мы будем идти пятнадцать минут в противоположных направлениях. В двенадцать сорок пять мы останавливаемся и, если никого не видно, разворачиваемся и возвращаемся к машине.

Майкл бодро зашагал по дороге, задумчиво насвистывая сквозь зубы. Во всем этом было много такого, что не соответствовало одно другому. Во-первых, она была десяти футов в высоту. Почему? Возможно, в этом не было ничего странного, в конце концов, он не знал, какой может быть разрешенная высота стены, и все же она казалась слишком высокой. Назовем это первым пунктом, даже если все может оказаться в порядке вещей. Второй вопрос: как она была сделана? Невозможно было понять, как она была сложена. Он провел по ней рукой. Да, на ощупь она была как каменная. Но в ней не было никаких следов разломов, никаких отдельных камней или раствора; никаких впадин, никаких заметных неровностей. Очень хорошо, тогда второй пункт: материал.

Нет ли чего странного в ее верхней части? Он пробежался взглядом по стене. Там ничего не было, совсем ничего. Ах, вот оно что. За ней ничего не было видно. Ни дома, ни деревьев, ни кустов, ни виноградных лоз. Ничего наклонного. Когда они вернутся к машине, то должны будут отходить от стены, пока не увидят, что за земля может быть по ту сторону. Третьим пунктом было поддержание порядка. Поскольку, очевидно, садовник, или кто бы это ни был, должен был быть настороже, чтобы что-нибудь, будь то виноградная лоза или что-то еще, не испортило цельный, чистый вид стены. Был ли четвертый момент? Да, был. Жизнь, вернее, ее отсутствие. Как долго они не видели птиц или мелких животных? Во время обеда им не досаждали никакие насекомые. А Мэн в это время года кишел всевозможными насекомыми. Вряд ли здесь можно было ожидать какого-либо осушения болот. Конечно, отсутствие комаров можно объяснить тем, что поблизости не было никакой воды. Но здесь должны были быть мухи, муравьи, кузнечики, жуки и другие насекомые.

Он остановился и растерянно огляделся. Ничего, кроме травы. Справа от него простиралось большое открытое поле, переходящее в лесистые холмы у горизонта; слева от него возвышалась стена.

Он закурил сигарету и зашагал дальше, скомкав пустую пачку и бросив ее к основанию стены. Наконец он увидел что-то впереди, на другой стороне дороги. Приблизившись, он различил очертания автомобиля, припаркованного на обочине.

Его пятнадцать минут истекли, заметил он, бросая окурок. Что ж, почему бы не пройти остаток пути до машины и не посмотреть, знают ли пассажиры о стене что-нибудь больше, чем он. Возможно, они тоже были озадачены. Кросби нигде не было видно, так что стена, несомненно, оказалась длиннее, чем они ожидали. Когда-нибудь, подумал он, они должны вернуться и тщательно осмотреть ее.

Его самоуверенность разлетелась вдребезги, когда, подойдя ближе, он увидел, что это их собственный родстер. Как, черт возьми, он мог обогнуть стену, сделать полный круг? Черт возьми, он шел прямо, не останавливаясь, и не делал никаких поворотов. Он был в этом уверен. И все же, вот их машина, впереди, хотя должна была быть позади. И тут из-за его спины появился Кросби с таким же изумленным выражением на лице.

- Откуда ты взялся? - спросил Кросби.

Взгляд Майкла был недоверчивым.

- Что случилось?

- Я шел пятнадцать минут, затем двинулся в обратный путь. И вдруг увидел вас впереди себя. Только что передо мной не было ничего, кроме машины. В следующий момент я увидел вас между мной и машиной.

Майкл некоторое время молча смотрел на него, разинув рот, затем повернулся и сделал приглашающий жест рукой.

- Идем. Попробуем вместе. Достаньте свои часы и следите за ними. Сколько сейчас времени?

- Ровно двенадцать пятьдесят.

- Хорошо. Посмотрим, повторится ли это снова, и если да, то сколько именно времени для этого понадобится.

Они шли молча, Майкл вынул трубку и набил ее табаком. Не нужно пытаться обдумывать это сейчас; нужно наблюдать. Наблюдать внимательно, придирчиво. Повторится ли это снова?

От царившей в этом месте тишины у него мурашки побежали по коже, но он не хотел ее нарушать. В такой момент говорить было не о чем. Он задумчиво брел по песчаной дороге и начал внимательно разглядывать основание стены. Ах, вот оно что.

- Теперь будьте особенно внимательны, - прошептал он. - Если это должно повториться, то это произойдет сейчас или, скорее, скоро. Который час?

- Было час ноль три, когда мы проходили мимо пустой пачки из-под сигарет.

Взгляд Майкла был устремлен вперед. Там не было ничего, кроме пустой дороги, простиравшейся до самого горизонта, и обширного поля справа. Ничего. Ничего. Ничего...

Вот!

- Время! - выдохнул он. - Который час?

- Ровно час ноль пять.

Он схватил Кросби за руку, и они оба остановились.

- Посмотрите туда.

Почти у самого горизонта справа от дороги виднелось темное пятнышко. Что это могло быть? Горизонт был совсем близко. Обычный человек в ясный день может видеть на много миль вокруг, особенно на такой почти ровной местности, как эта. Однако по прошлому опыту он знал, что их машина, а именно ею и было пятнышко, находилась не более чем в четверти мили от них.

На самом деле значительно меньше,

Тэд Винг чиркнул спичкой о свой ботинок и поднес ее к огромной чашке своей трубки, при этом внимательно наблюдая за двумя путешественниками.

- Что, - спросил он, - вы сделали, когда поняли, что не можете обойти стену, мистер... мистер... простите, я не запомнил вашу фамилию?

- Майкл, - ухмыльнулся тот. - Я Джерри Майкл, а это Клайд Кросби.

- О да, рад познакомиться с вами, мистер Майкл. А вы, мистер Кросби, не родственник ли вы тому парню, который поет?

Кросби усмехнулся.

- Совсем нет.

Винг удовлетворенно кивнул.

- Это хорошо, - прокомментировал он. - Я хотел спросить, что вы, парни, сделали, когда поняли, что не можете обойти стену?

- Следующее, что мы сделали, - это посмотрели, не сможем ли мы узнать, что находится по ту сторону стены. Мы удалялись в поле, чтобы заглянуть за нее.

- И что же вы увидели?

Майкл посмотрел на восток.

- Ничего. То есть, ничего, что стоило бы затраченных усилий. Это было просто открытое поле, переходящее в лесистые холмы. В точности как та сторона, на которой мы стояли.

- Мы оба были разочарованы, и я думаю, мы бы продолжили, если бы не то, что произошло случайно. - Он повернулся к Кросби. - Полагаю, вы скажете ему, Клайд.

- Ничего особенного, - сказал Кросби, - я поскользнулся на чем-то и упал на колени. Когда я поднялся и посмотрел, что это было, то обнаружил маленький цветной резиновый мячик. Цвета довольно сильно поблекли, но на нем был определенный рисунок. Ну, я поднял его и бросил, как сделал бы любой другой. Я наблюдал за ним и отчетливо видел, как он перелетел через стену. Он должен был упасть совсем рядом со стеной с другой стороны.

Но когда мы вернулись к машине, мой взгляд упал на что-то на другой стороне дороги. Я подошел и поднял это. Это был резиновый мяч. Тот самый резиновый мяч, который, как я только что видел, перелетел через длинную стену.

- Я мог бы добавить, - вставил Майкл, - что я все время наблюдал за стеной, пока мы шли обратно к нашей машине. Если бы что-нибудь перелетело через эту стену, я бы это увидел.

- Это, - продолжил Кросби, - было только началом, я снова подобрал мяч и просто перебросил его через стену. Вы видели, как я это сделал, не так ли, Джерри?

Майкл кивнул.

- Итак, я развернулся, собираясь сесть в машину, и тут мяч снова оказался не с той стороны стены.

Кросби поспешно выпил стакан воды.

- На этот раз я собирался швырнуть его изо всех сил, но Джерри остановил меня. Он предложил нам взять одну из бумажных тарелок, которые мы использовали для ланча, и перебросить ее, а затем поискать с этой стороны. Просто чтобы убедиться, мы пометили ее синим карандашом; я попросил Джерри бросить ее, он это сделал, и мы оба увидели, как она аккуратно перелетела через стену и скрылась из виду. Затем мы развернулись и начали искать ее.

- Мы сразу же ее нашли.

- Это заставило нас обоих почувствовать себя уязвленными. Либо происходило что-то странное, либо наши чувства нас обманывали, либо кто-то сыграл с нами шутку. Мы решили сами перелезть через стену. Я меньше Джерри ростом, поэтому вскарабкался ему на плечи и, подтянувшись, забрался на верх стены, постоял там немного, оглядываясь по сторонам. Там все выглядело точно так же, за исключением того, что, конечно, на противоположной стороне дороги не было припарковано ни одной машины - на самом деле, по ту сторону стены не было дороги.

- Я удержал равновесие, затем совершил прыжок и очень красиво приземлился. И первое, что я увидел, когда выпрямился, была наша машина. Секунду спустя Джерри сказал мне, что я не перепрыгнул с той стороны.

- Извините, что перебиваю, Клайд, - вмешался Майкл. - Я наблюдал за Кросби с земли. Он стоял, оглядываясь по сторонам, как он и сказал, и стоял спиной ко мне, готовясь к прыжку. Я ясно видел, как он перепрыгнул через стену. Однако мгновение спустя я обернулся и увидел его позади себя. И я не услышал никакого удара от его приземления.

- Я слышал, - сказал Кросби.

- Мы попробовали это еще раз или два, - продолжил Майкл, - но в конце концов бросили. Отчасти потому, что нам стало противно, а отчасти потому, что мы начали бояться.

- Что ж, - сказал Майкл, - думаю, мы готовы. Флажки у вас с собой, Клайд?

Кросби кивнул.

- Хорошо. Мы поднимемся, и вы установите эти три флажка треугольником. Как только я замечу их в бинокль, мы займем позицию, и я прыгну. Вы увидите, опущусь я за стену или нет.

Кросби закрепил шлем, забрался внутрь и помахал рукой. Автожир на мгновение завибрировал, а затем плавно поднялся в воздух. Майкл быстро установил три больших красных флажка треугольником и стал ждать.

В этот день ветра не было, так что выполнить прыжок правильно не составит особого труда. Было бы неприятно, если бы Кросби приземлился ближе к стене, но тогда они просто попробовали бы еще раз. Что ж, у них впереди целый день; они справятся или узнают причину этого.

Он поправил очки. О, они были почти готовы, подумал он. Автожир завис в воздухе. Вот! Кросби крутился и кувыркался с ухмылкой на лице. Какое-то мгновение он видел только летящую черную точку, затем из нее вырос большой белый гриб, и резкое падение прекратилось.

Медленно, почти мучительно медленно Кросби начал спускаться. Теперь было ясно, что он приземлится за стеной. В этом не могло быть никаких сомнений.

Майкл дико зааплодировал, когда увидел, как по другую сторону стены проплывает фигура, скрывшаяся из виду, и увидел, как белая паутина парашюта медленно опускается. Затем, охваченный внезапным предчувствием, он обернулся - и схватился за ближайший флаг, чтобы не упасть.

Кросби стоял у него за спиной.

- Мы пришли к выводу, - подытожил Майкл, - путем тщательных экспериментов, что не можем обогнуть стену, поскольку всегда оказываемся там, откуда начали; мы не можем перелезть через стену, перепрыгнуть, и спуститься с парашютом, - мы оказываемся на этой же стороне, даже если наблюдатель может ясно видеть, как мы оказываемся на другой. Итак, попытаемся пройти сквозь стену.

- Это, кажется, достаточно хорошо проясняет ситуацию, - прокомментировал Бентли.

- А что насчет фотографий?

Бентли скорчил гримасу.

- Ни одна не вышла.

- Почему бы не попробовать, - предложил Кросби, - выкопать яму под ней и вылезти с другой стороны?

- Я как раз собирался это предложить, - заметил Бентли. - Вот почему я захватил с собой эти лопаты с длинными ручками. У такой стены не должно быть очень глубокого фундамента. Не настолько глубокого, чтобы под ним нельзя было легко проложить туннель. Хотите попробовать?

Остальные кивнули.

- У меня нет желания, - вставил Майкл, - портить эту стену взрывами, если я могу удовлетворить свое любопытство каким-либо другим способом.

Все трое схватили свои инструменты и принялись за работу. Разрыхленную землю было нетрудно копать, и примерно через три четверти часа они выкопали приличных размеров яму, уходящую далеко под стену, когда Бентли, копавший впереди, внезапно закричал:

- Эй, я прокопал, идите сюда и посмотрите.

Остальные подошли к нему. В этом не могло быть сомнений. Они вошли в туннель, похожий на тот, который копали. Впереди виднелся крошечный участок темноты, а за ним - луч света. Они с нетерпением двинулись вперед и выбрались из другого отверстия.

Бентли начал истерически хохотать. Какое-то мгновение они стояли, не веря своим глазам, затем до них дошло. Они вернулись к тому, с чего начали: их машина ждала на другой стороне дороги.

- Со мной все в порядке, - успокоил их Бентли, - просто это показалось мне чертовски забавным, когда я вылез из ямы и увидел это.

- Ну и что теперь?- спросил Кросби.

- Мы ее взорвем.

- Вы думаете, это принесет какую-нибудь пользу? Что мы проделаем дыру прямо в этой проклятой стене? Разве мы не обнаружим, что, пройдя сквозь нее, мы окажемся прямо здесь?

- Мы ее взорвем, - тихо сказал Майкл.

- Джерри, - взмолился Кросби, - давайте уйдем отсюда. Давайте уйдем отсюда поскорее и притворимся, будто мы могли бы пройти через нее, если бы захотели. Я больше не могу этого выносить.

Майкл покачал головой.

- Мы зашли так далеко, что должны пройти через нее. Если вы предпочитаете уйти, уходите. Я подожду до завтра. Вы ведь не против, не так ли?

Бентли кивнул.

- Я тоже останусь.

Кросби закрыл лицо руками.

- Вы правы, - пробормотал он. - Мы должны покончить с этим сейчас. Мы никогда не будем в здравом уме, пока не выясним, но если мы найдем то, что я думаю, мы найдем, мы никогда не будем в здравом уме. Никогда!

Он кивнул Бентли, который взял пробойник и крепко держал его, пока Кросби сильно и точно ударял по нему молотком. Реакция, как они отметили, была не больше и не меньше, чем можно было ожидать от обычного камня. Они по очереди держали пробойник и размахивали молотками.

Наконец Бентли коротко бросил:

- Мы готовы к взрыву.

Остальные молча наблюдали, как он готовил динамит и устанавливал взрыватели. Затем все трое отбежали на безопасное расстояние.

Взрыв был обычным.

- Реакция совершенно нормальная, - заявил Майкл. Он подвел всех троих к стене. Большая ее часть была разрушена взрывом, оставив глубокую впадину. Со всех сторон были разбросаны осколки камня, несколько больших кусков они вытащили и отбросили в сторону. Теперь на стене виднелась отметина - дыра, казавшаяся особенно темной.

Кросби ткнул в нее черенком лопаты.

- Она ужасно глубокая, - сказал он.

- У вас есть фонарик? - спросил Майкл.

- В машине.

Через мгновение он вернулся, неся веревку.

- Это не имеет смысла, - признался он, - но тогда и стена не имеет никакого смысла, так что я не хочу рисковать. Три рывка за эту веревку будут означать, что я хочу, чтобы вы помогли мне вернуться.

Он молча обвязал веревку вокруг пояса, включил фонарик и полез в дыру. Остальные уставились ему вслед, пытаясь осознать необычную черноту и кажущуюся глубину провала. Оцепенело наблюдая, как веревка втягивается, они ощутили три рывка. Они начали тянуть, пока, наконец, в поле зрения не появилась знакомая фигура Майкла.

Да, это был Майкл. Только что-то в нем умерло, и они знали, что он останется таким до конца своих дней. Когда он заговорил, это было что-то вроде приглушенного шепота, и им не нужно было повторять дважды, чтобы они начали собирать куски породы и заталкивать их в полость.

На следующий день они вернулись с цементом и закончили работу по герметизации.

Единственное, что он мог им сказать, он уронил фонарик, и тот погас, но свет продолжал гореть. Он видел, как луч света от погасшей вспышки медленно удалялся в бесконечную темноту, его луч выделялся на фоне абсолютной черноты.

Каким-то образом они знали, что он говорит не все, и он никогда не скажет всего.

Майкла можно увидеть и сегодня, и вы сочтете его вполне нормальным, если не станете обращать внимание на некоторые странности и не будете слишком чувствительны. Последнее трудно объяснить. Вы либо поймете это, когда увидите его, либо нет. Но ни в коем случае не выключайте свет в его присутствии, и лучше всего говорить достаточно громким и ясным голосом. Если вы будете шептать, он, скорее всего, начнет кричать.

Иногда он просыпается в холодном поту, задыхаясь от яркого света, уходящего в кромешную тьму, удаляющегося от своего источника - потушенного ручного фонаря.

А где-то в штате Мэн стоит длинная высокая стена, на которой есть только одно место, куда, как видно, кто-то пытался прорваться...

БОГ ОО

Аллен Уорленд

Есть два способа попасть в Oo. Один из них - по Зун, узкой, глубокой реке, которая протекает через весь покрытый джунглями континент Илд-Чундарат и доставляет суда всех маленьких народов и бесчисленных племен, живущих вдоль ее густо заросших берегов. Почти все попадают в город по Зун, когда маленькие суда под парусами из Гула, Тиндориона и Луула спускаются по бурлящим водам с внутренних гор и останавливаются у полузатонувших, поросших мхом причалов, опирающихся на гниющие бревна, погруженные в илистое дно. Некоторые выгружают тюки с редкими специями и диковинными фруктами из внутренних районов страны; другие, возможно, заходят сюда только на ночь, потому что никто не хочет плыть в беззвездной темноте Вечернего Светила по реке, где полно опасностей, которые невозможно описать.

Моряки не прочь побывать в Оо, этом удивительно странном городе, подобного которому нет больше нигде. Им нравятся улыбчивые толстячки с круглыми лицами, всегда готовые разразиться звонким смехом. Им нравятся причудливые маленькие магазинчики и узкие извилистые улочки, но больше всего им нравятся необычные башни и предметы, сделанные в Оо.

Все это расположено вдоль набережной. Здесь находится сердце города, здесь находится душа Оо, она обращена лицом к реке. Второй вход находится в глубине города. В этих полупустынных местах высокие сырые джунгли прижимаются к древним осыпающимся стенам, длинные зеленые лианы свисают с ветвей, простирающихся над стеной, и прокладывают себе путь вдоль улиц, отыскивая трещины и выступы, с помощью которых можно укрепиться и медленно, с течением веков, вырываться наружу, разрушая тротуары и здания.

При приближении к нему со стороны джунглей он возникает внезапно. Повсюду густая растительность, от которой исходит пар. Густой подлесок, тонкие лианы, свисающие с огромных вековых деревьев, и грибы. Путешественник будет следовать по одной из маленьких извилистых тропинок в тусклых сумерках под зеленым потолком, с которого капает вода. Время от времени он может мельком увидеть яркое серебристое небо, а затем снова погрузится в полумрак. Воздух наполнен тихими звуками первобытного леса. Тихое попискивание крошечных ящериц и грызунов, кожистое хлопанье невидимых крыльев, время от времени взмывает в воздух крошечная летучая мышь, издает жалобное ворчание и поспешно улетает прочь.

Вдалеке может раздаться топот какого-нибудь огромного животного. Затем, совершенно неожиданно, путешественник увидит серую башню, выглядывающую из просвета в листве. Странная башня, которая, по-видимому, частично разрушена, потому что ее верхняя часть не достроена, как если бы там была еще одна комната, но время заставило стены частично обвалиться и открыть внутреннее убранство. Тогда путешественник понимает, что он действительно добрался до Оо. Потому что больше нигде нет таких башен. Через секунду вы почти наткнетесь на покрытую лишайником стену, настолько заросшую зеленым мхом, что это застигнет вас врасплох. И в стене, если путешественник не ошибся выбором пути, будет маленькая дверь, обитая потускневшей медью.

Вот так Уот Друун пришел в Оо. Он прошел по тропинке в джунглях и вошел в маленькую дверь. И никто его не видел, потому что никто не ходит этим путем и мало кто живет поблизости.

Уот был высоким худощавым мужчиной, одетым в облегающие темные одежды своей родины. Его поведение было типичным для Друуна, и по этой причине он не хотел, чтобы его видели слишком многие. Жители Друуна верят в Свиша, Бога Тьмы. А Свиш учит, что все вещи принадлежат тому, у кого есть возможность их присвоить. Ибо, согласно его представлениям, те, кто может успешно присвоить чужое, должны быть мудрыми, сообразительными и искусными в молчаливом коварстве. И, возможно, Свиш прав. Кому мы такие, чтобы спорить с ним?

Как бы то ни было, Уот прошел по вымощенной камнем аллее, на которую выходила дверь, стараясь переступать через цепляющиеся за землю виноградные лозы и широкие трещины в кирпичах, из которых была сложена улица. Он не производил никакого шума, потому что жители его города никогда не шумели. Он не совершил ни одной оплошности, потому что люди Друуна никогда не ошибаются. Никто не видел, как он входил, а те, кто видел его после, не относились к нему с подозрением, потому что народ Оо очень дружелюбный, и, кроме того, никто никогда не заходит сюда через джунгли.

Уот быстро пересек заднюю часть города и вскоре оказался на более широких, ухоженных и многолюдных улицах, где кипела жизнь. И по мере того, как он входил в эти районы и знакомился с населением, его манеры менялись. Он утратил свой застенчивый вид и перешел на спокойную, неторопливую походку с веселой улыбкой. Он кивал то одному, то другому, чтобы люди думали, будто у него много знакомых, и присоединялся к смеху лавочников и моряков. Но пока он шел, его глаза и руки были заняты. Он легко подмечал все мелкие детали и намеки в домах и магазинах вокруг, которые отличают знающего от ротозея. Он никогда не колебался, помогая прохожим в их мелких неприятностях. Он помогал маленьким пожилым людям в их причудливых одеждах нести их свертки. Он помогал забавным толстеньким лавочникам продавать товары доверчивым речникам, никогда не стесняясь заверять их, что покупка очень выгодна, был рядом, когда кто-нибудь спотыкался тротуаре, и всегда любезно помогал человеку подняться на ноги. Постепенно длинные глубокие карманы его одежды начали отвисать и становиться очень объемными и тяжелыми. За доброту ему всегда платили, пусть и невольно.

Высокий стройный мужчина из Друуна то возникал, то исчезал в толпе на набережной и прилегающих к ней улицах, осматривая достопримечательности. Он заметил покачивающиеся на волнах суда с желто-красными парусами из деревень и многочисленных маленьких королевств, расположенных выше по реке. Он видел длинные суда с тонкими носами из Лигга и Млары, городов, расположенных на противоположных берегах и смотрящих друг на друга, вниз по течению, и с интересом наблюдал за большим кораблем из Яр-Лайона, расположенного в самом устье Зуна. Он посмотрел на его паруса в зеленую и алую полоску, на резной нос и блестящие борта из дерева тонтус и мысленно отметил, что когда-нибудь посетит этот город.

Но в основном его внимание было приковано к городу. Потому что Оо - самый необычный город, подобного которому, возможно, больше никогда не увидишь ни на одной из планет Солнечной системы. Не зря его называют Недостроенным городом. Потому что он действительно не достроен. Каждая башня и каждое строение не завершены. Каждая из многочисленных каменных башен, возвышающихся над каждым сколько-нибудь значимым домом, заканчивается наполовину завершенным помещением наверху. Как будто строителей внезапно отозвали и у них не было времени вернуться и закончить. В каждой стене или доме есть угол или незавершенная секция. Во всем присутствует какое-то несовершенство. В одежде людей есть детали, которые кажутся незаконченными. В столах и трехногих стульях есть какие-то незавершенные детали, - они не отполированы, не окрашены и не вырезаны, и это делает их несовершенными. Даже сами имена людей, произносимые с расстановкой, намекают на что-то недосказанное. Если вы зайдете в магазин и купите что-то, то обнаружите, что оно не закончено. Ведь вещи, сделанные в Оо, никогда не бывают идеальными.

Корабли спускаются с горных земель и привозят сырье. Они перевозят цветную древесину высокогорных деревьев, редкие металлы из рудников Тиндориона и Тарда, шкуры из Амота, заросшего джунглями. Все это доставляется в Оо. Маленькие жители недостроенного города трудятся над ними и создают из них те вещи, для которых сырье подходит лучше всего. Но они оставляют их незавершенными, после чего приходят моряки и увозят их в порты, расположенные дальше, чтобы они были закончены.

Уот был больше всего поражен этим постоянным несовершенством и несколько раздражен, поскольку он был знатоком, и ему было больно видеть эти вещи с недостатками, снижавшими их ценность. Он уселся перед небольшим автоматом с жидкими напитками и, осушив свой не до конца наполненный бокал (за который он заплатил не всю сумму), заговорил с улыбающимся хозяином.

- Скажи мне, о человек из Оо, почему в твоем самом уважаемом городе нет ничего совершенного? Это меня больше всего удивляет.

Продавец жидких товаров посмотрел на него с явным недоверием.

- Из какой далекой страны ты пришел, о человек в темных одеждах, что не знаешь о нас? Я думал, все знают об Оо и его Боге.

- Действительно, о почтеннейший, моя земля так далеко, что тебе ничего не скажет ее название, - бойко солгал Уот. - Но скажи мне, почему здесь все не идеально?

Лавочник ответил звучно, как будто повторял что-то, выученное наизусть.

- Нет ничего совершенного, кроме Нума. А Нум - Бог Оо. Никто, кроме Нума, не может сделать что-либо совершенным. Мы, всего лишь его дети и слуги, не можем сделать что-либо по-настоящему совершенным. Если бы мы и попытались, это было бы просто безумием, ибо на самом деле ни один человек не может создать вещь настолько совершенную, чтобы выдержать проверку Всевидящего ока. И поэтому, чтобы показать наше великое уважение и почтение к нашему Богу, мы не пытаемся этого сделать.

Мужчина из Друуна задумался на минуту. Затем он озвучил свои мысли.

- Это самая замечательная вера, о, человек из Оо. Я бы хотел увидеть Нума, который один совершенен. Ты можешь сказать мне, как пройти к его храму?

Улыбающийся туземец кивнул и указал дорогу. Он сказал ему пойти и своими глазами увидеть величие и совершенство Нума, тот поклонился и прошел сквозь толпу к указанному месту. Он прошел по извилистой улочке виноторговцев и свернул на узкую улочку меховщиков. Наконец он вышел на большую площадь.

В центре площади возвышалось огромное здание. Оно было богато украшено искусной резьбой. Золотые грани и крупные бриллианты, которые довольно часто встречаются в Зуне, украшали здание с белым куполом и делали его по-настоящему красивым. Четыре алые башни, каждая из которых оканчивалась расплавленной массой золота, как будто их верхушки были обожжены молнией из облаков, замечательно подходили к этому зданию.

Уот пересек площадь и подошел к открытой двери. Когда он проходил через резную золотую арку, его взгляд на мгновение задержался на маленьком человечке, одетом в развевающуюся пурпурную мантию, который сидел на корточках сбоку от входа. Маленький человечек был толстым и старым, и его глаза весело блеснули, когда он посмотрел на Уота. Но Уот едва удостоил его взглядом, когда проходил внутрь.

Внутри царил полумрак. Он увидел, что вдоль всей стены огромного круглого зала выстроились сотни маленьких статуй, каждая из которых была обращена к центру, и каждая была незаконченной моделью большой статуи в центре.

Фигура Нума была вырезана из цельного колоссального блока голубовато-белого камня. Это была фигура человекоподобного существа, приземистого, очень массивного и толстого. На его широкой морде, обрамлявшей массивное туловище, между которыми не было и намека на шею, застыло выражение веселья. Улыбка искрилась на его лице, глаза тоже искрились, когда на них смотрели.

Это было поистине прекрасно. Увидев незавершенность внешнего вида города, можно было почти поверить в божественность Нума. Потому что каждая деталь огромного сооружения была вырезана с такой тщательностью и совершенством, что их невозможно было обнаружить. Как бы близко вы ни подошли к изображению, вы обнаруживали, что оно идеально. Каждая черточка и каждая почти микроскопическая отметинка, которые можно найти на теле живого существа, были на месте. Можно было подумать, что Нум действительно живой.

Но не это привлекло внимание худощавого посетителя. Он обратил внимание на ожерелье, висевшее на шее Нума. Оно состояло из сотен маленьких миниатюр Нума, вырезанных из бесчисленного количества редких и ценных камней. Одна из них особенно привлекла внимание опытного Уота. Это была фигурка длиной около дюйма, вырезанная из цельного безупречного камня линквар. Уот чуть не упал в обморок, когда увидел ее. Линквар, самый редкий камень во всем Веспере. Прекрасный драгоценный камень, сиявший своим разноцветным внутренним вечным светом, не похожим ни на что другое во Вселенной. Он сразу понял, что это стоило целого королевства, если бы он смог его забрать. Он огляделся по сторонам.

Вокруг никого не было. Никого не было видно, и он не смог обнаружить никаких тайных отверстий, которые могли бы указать на невидимого наблюдателя. А если кто-то ничего не видел, значит, ничего и не было видно. Он быстро протянул руку и оборвал цепочку, на которой висела ценная безделушка. Почти тем же движением опустив руку, он опустил великолепный драгоценный камень в маленький потайной кармашек, предназначенный для таких вещей.

Уот повернулся и беззаботно зашагал к выходу. Сильно взволнованный, он не подавал виду. Выйдя из храма, он пересек площадь и вскоре скрылся из виду на переполненных улицах.

Но маленький толстяк, притаившийся у входа, странно улыбнулся и заглянул внутрь своими удивительно проницательными глазами. Он опустился обратно на свое место на тротуаре, загадочно кивнув и тихо усмехнувшись.

Уот прошел через населенную часть города так же спокойно, как и когда пришел. Но он не делал остановок и не предлагал помощи. Вскоре он добрался до задней части города, где медленно проследовал в огромные джунгли. Теперь он пробирался крадучись, поскольку не хотел, чтобы его заметили на этом этапе его путешествия. Проходя сквозь стену, он еще раз взглянул на башни Оо, лишенные вершин, а затем осторожно закрыл за собой деревянную дверь.

Он пробирался сквозь дымящиеся джунгли, между свисающими лианами и толстыми стволами странных деревьев, похожих на папоротники. Он двигался быстро и бесшумно по толстому ковру опавших папоротников. Через несколько часов стемнело. Его окутала непроглядная тьма вечерней ночи. На небе не было видно ни одной звезды, ни одна планета, ни луна не посылали своих лучей, чтобы пробиться сквозь черноту. Потому что над Вечерней звездой вечно висят облачные пояса, которые никогда не рассеиваются.

В темноте джунгли проснулись. Глухие удары и резкое, сердитое ворчание нарушили тишину. В небе над лесом пронесся шелест крыльев. По земле скользили крошечные существа. Иногда появлялось слабое свечение, когда одно или два светящихся животных перемещались в зарослях. Но затем наступает момент, когда все вокруг погружается в испуганную тишину, потому что единственные существа, которые осмеливаются показывать свет, - это те, кто никого не боится. Их следует избегать. Время от времени раздается короткий мучительный визг и треск, когда что-то невидимое набрасывается на что-то невидимое.

Высоко на стволе дерева крепко спит Уот. Он не боится темноты, потому что те, кто поклоняется Свишу, находятся под его защитой, и ночью им никто не причинит вреда. Поэтому он спокойно заснул.

Снова наступил день. Какие страшные вещи происходили с ним ночью, он не знал, да и не хотел знать. Какие ужасные голоса заблудших душ могли шептать о его дереве, его не интересовало. Он быстро приготовил себе завтрак из мяса летучей мыши и фруктов и отправился дальше по тропинкам джунглей к своему родному городу, спрятанному глубоко в неизведанных недрах Илд-Чундарата, за много дней пути отсюда.

Прошло два дня. Он находился далеко от Оо и от всех известных земель. Уот быстро бежал по звериной тропе в тени огромных деревьев. Он добрался до открытого пространства, на которое непрерывно лился горячий свет из облаков. Когда он уже собирался выйти на открытое место, то заметил, как что-то шевельнулось в зелени на другой стороне поляны. Привыкший к естественным обитателям папоротниковых лесов, он мгновенно распознал присутствие человека. Уот отскочил назад.

С другой стороны ничего не было видно. Он подождал. И тут его слух уловил какой-то звук. Он оглянулся. Кто-то шел по его следу. Он затаился. Через несколько минут он увидел, как в поле зрения появились трое мужчин. Они были невысокими и пухлыми, одетыми в странные одежды, какие носили только в одном месте. И все трое улыбнулись, бросив взгляд на другую сторону поляны. Оттуда вышли еще трое мужчин. Такие же невысокие и пухлые, они широко улыбались.

Уот в ужасе уставился на него. Они, должно быть, следовали за ним всю дорогу и ловко заманили в ловушку; он понял, что они могли легко обойти его, поскольку могли использовать реку и ручьи и немногочисленных жителей.

Люди начали приближаться к тому месту, где он прятался. Уот достал крошечную фигурку Нума, сделанную из бесценного светящегося линквара, и, бросив на нее последний взгляд, положил в рот. Он искоса посмотрел сквозь листву на своих преследователей, а затем, сделав над собой усилие, проглотил драгоценный камень.

Он вышел на тропинку, чтобы быть на виду у всех. Он посмотрел на вновь прибывших и, сняв шапочку, отвесил низкий поклон.

Шестеро мужчин из Оо посмотрели на него и, казалось, заулыбались еще шире, а он улыбнулся им в ответ.

- О, добрые люди, чего вы от меня хотите? Могу ли я что-нибудь для вас сделать? - спросил он.

Маленькие человечки улыбнулись еще шире, чем раньше, если это было возможно, и один из них любезно сказал:

- Мы ищем маленькое украшение, которое исчезло из храма Нума. Вы что, ничего об этом не знаете?

Человек из Друуна улыбнулся в ответ и вежливо сказал:

- Хотел бы я помочь вам, но, увы, не могу. Я его не видел.

- Тогда нам придется продолжить наши поиски. Можно нам пойти с вами, потому что мы неопытные путешественники по джунглям? - спросил их предводитель.

- Конечно, - ответил Уот, ничуть не смутившись, - я был бы рад, если бы вы пошли со мной.

Они отправились в путь вместе. Маленькие человечки были очень веселыми, и Уот постоянно шутил с ними и расспрашивал об их Боге. Ему пришла в голову забавная мысль, и он спросил их.

- Если это правда, что никто, кроме Нума, ничего не может делать идеально, тогда как вы вообще сможете найти того, кто сбежит с тем, что вы ищете? Разве это не приведет ваши поиски к идеальному завершению, что было бы кощунством?

Маленькие человечки странно рассмеялись и ответили:

- О, мы никогда не завершим наши поиски. Но Нум завершит. Совершенный Бог сам совершит свое наказание и передаст злодея в наши руки.

Он улыбнулся про себя и подумал о том, как легко было бы разделаться с этими глупцами ночью. Ему хотелось, чтобы уже стемнело, тогда он смог бы сделать это и лечь спать. Потому что он чувствовал себя очень усталым и ноги его тяжело волочились.

Через несколько часов он почувствовал себя измученным и вялым. Камень, казалось, лежал у него в желудке и рос, рос и рос. Его суставы стали необычайно слабо подвижными и болезненными.

Когда наступила ночь, он смог, пошатываясь, немного отдохнуть и мгновенно заснул, решив отложить свою задачу до завтра.

На следующий день он чувствовал себя еще более странно. У него не было ни малейшего желания продолжать путь, и он чувствовал себя определенно тяжелее и скованнее. Голова у него сильно кружилась, и он вжимал ее в плечи. Казалось, что камень давит на него изнутри. Он чувствовал, что заметно съеживается. Маленькие человечки, окружавшие его, казалось, не обращали внимания на его странную болезнь, но их улыбки становились шире.

Перед храмом Нума в городе Оо на берегу реки Зун сидит человек. Он маленький и толстый и со своей странной улыбкой наблюдает за людьми, входящими и выходящими из Храма Совершенного. Иногда, когда он видит кого-то высокого и худого, он смеется про себя и, все еще посмеиваясь, смотрит куда-то внутрь храма.

Там, у стены, одна из многих других, стоит небольшая каменная статуя. Это изображение Нума, вырезанное из цельного бесценного камня линквар. Оно размером с обычного человека и является прекрасным изображением приземистого бога Оо. Но, как и все в этом городе, оно тоже несовершенно. Потому что там, где должны были быть мерцающие каменные глаза, сияют два черных человеческих зрачка, которые с неземным ужасом взирают на открывшуюся перед ними сцену. А если вы приложите ухо к твердым каменным стенам, то сможете услышать глухой стук, как будто где-то внутри вечно бьется сердце.

ОГНЕВАЯ МОЩЬ

С.Д. Готтесман

ГЛАВА I

Крошечная, подтянутая Бейб МакНис спустилась по потайной лестнице, которая вела в личный кабинет командора разведывательного подразделения Бартока.

- Привет! - выдохнул он, когда стенная панель скользнула в сторону. - Вы были на Магдебурге-83, или нет?

- Там было очень мало народу, - улыбнулась она, усаживаясь. - Если не считать суматохи, царившей вокруг, когда я уходила, похоже, кто-то похитил секретаря их штаб-квартиры и выпытывал у него какую-то информацию об их новых перехватчиках.

- У них есть какие-нибудь предположения, - с тревогой спросил Барток, - кто это был?

Бейб рассмеялась.

- Они напали на его след. Из каких-то конфиденциальных инструкций, которые он обронил во время бегства, они узнали, что он был секретным агентом какой-то венерианской колонии или чего-то еще. Его описывали как худого старика с женоподобными манерами.

Барток с облегчением улыбнулся.

- Двенадцатый номер, доложите, пожалуйста.

Он включил магнитофон и направил микрофон на Бейб.

Девушка непринужденно рассказала.

- Согласно приказу МакНис отправилась на Магдебург-83, чтобы подтвердить или опровергнуть слухи о планируемом восстании против земной власти. Там она обнаружила многочисленные сообщения подобного характера; вся планета была наводнена пропагандой. От официального лица была получена убедительная информация о том, что колониальный губернатор по имени Эллисон готовит восстание, с помощью которого он сможет взять на себя верховную власть над планетой и защитить ее от земных сил. Вот и все.

Она закурила сигарету и тупо уставилась в пол, пока командор запечатывал и подписывал отчет.

- Это, - сказал Барток, - ставит Эллисона в очень неудобное положение. Мы пришлем патрульную машину сегодня вечером.

- Конечно, - отозвалась девушка. - У него нет ни единого шанса. Ни у кого из них нет шансов против коварного командора Бартока и его порождений зла. Меня.

- Только говори мне, что тебе это не нравится, - усмехнулся он. - Я лучше знаю. Вот откуда это у тебя в крови - врожденное стремление совать нос в дела других людей и никогда не вызывать подозрений. Это доставляет тебе удовольствие, как две унции "новадина".

- Кстати, - сказала Бейб, - ты ужинаешь сегодня один?

- Нет. У меня свидание с моей любимой маленькой вуайеристкой, когда бы она ни вернулась на Землю. Беги одеваться, встретимся через два часа у "живых статуй".

Главной достопримечательностью Нью-Метрополя, столицы Всеземного союза и колоний, была площадь живых статуй. Купаясь в постоянно меняющихся огнях, группы из трех мужчин и трех женщин, отлитых из чистейшего золота и серебра и собранных с использованием всех техник 3880 года н.э., меняли шаги и партнеров, двигаясь в течение всего дня в величественном танце, который никогда не повторялся дважды даже в самом маленьком движении.

Сгруппированные на высокой платформе фигуры были в центре внимания каждого посетителя этого города чудес всех времен и народов. Во вселенной не было абсолютно ничего подобного им, ничего похожего на их изумительную грацию, способную удержать трехтонного мужчину на носках и одновременно закружить двухтонную партнершу по циклопическому танцу, и все это под самую утонченную музыку, какую только можно создать с помощью супертерамин и электровиол. Музыка также звучала полностью автоматически. Божественные гармонии создавались не чем иным, как вращающимся барабаном, который случайным образом подбирал последовательность звуков и сопутствующие цвета огней, которые заливали статуи в их танце.

Барток и Бейб ужинали в застекленном ресторане. Сквозь стены доносилось достаточно музыки, чтобы создать приглушенный фон для разговора влюбленных. Но когда эти двое собирались вместе, это было делом чести. Как сказал командор, это было у них в крови.

- МакНис, - рявкнул Барток, - я с тобой не спорю, я тебе говорю. Ты не собираешься сделать такую глупость, как заявиться к нашим друзьям-пиратам и предъявить им то, что ты, несомненно, считаешь "бумагами". Я собираюсь выкинуть эту мелодраму из твоей головы, даже если мне придется ее выбить.

Лицо девушки было раскрасневшимся и сердитым.

- Только попробуй, - отрезала она. - Я говорю, если ты дашь им понять, что мы у них на хвосте, они сдадутся без борьбы, и мы спасем столько жизней и столько топлива, что мне будет вручена медаль.

- Крейсер, - сказал Барток, - отправляется сегодня вечером. И это все решает. Забудь, дитя, что наше подразделение службы когда-то было мозгом, а не глазами и ушами. Теперь мы официально являемся придатком, занимающимся слежкой, и славная история Разведывательного подразделения осталась позади.

- Фитцджеймс, - пробормотала она, стиснув зубы. - Я бы хотела схватить этого адмирала флота за бороду и оторвать ему голову. И не говори мне, что ты не участвуешь в проекте телом и душой. - Пародируя его тон, она сказала: - Я лучше знаю.

- Не для протокола, - признался Барток, - я могу высказать мнение, что в маленьких пальчиках наших секретарш больше мозгов, чем в головах всех командиров всех вооруженных сил. Это, естественно, явное преувеличение и чистейшая сентиментальность с моей стороны. Ешь свои марсианские яблоки и замолчи.

Она яростно вгрызлась в один из огромных фруктов и судорожно сглотнула, устремив взгляд сквозь стеклянную стену на ожившие статуи. Они исполняли что-то вроде менуэта, грациозного до невозможности, под аккомпанемент терамина в манере Моцарта,

- Более того, - рявкнул командор, внезапно разозлившись, - весь космический флот мог бы обойтись без нас по своему усмотрению, в то время как без них мы были бы никто. Вы не можете существовать без того, чтобы не отчитываться перед кем бы то ни было. Какой толк был бы от нашего шпионажа, если бы не имелось никакого крейсера, который можно было бы отправить бомбить город-убежище Эллисона?

- Пусть так, - огрызнулась она. - Только мне не нравится эта работа, если приходится выслушивать болтовню каждого полоумного мичмана, окончившего школу. Барти, ты знаешь, и я знаю, что они ненавидят нас и проверяют все, что мы им присылаем. Эти... эти уроды! - Внезапно она разрыдалась. Командор нерешительно протянул ей носовой платок. Женщины! он задумался. Иногда они могут быть совершенно непостижимы для разума. Любой человек мог бы ознакомиться с его саркастическим перечнем правил. Командор терпеть не мог хорошо подготовленных офицеров и джентльменов, которые не хотели и не могли двигаться с места, пока он не проложит курс. Командор испытывал здоровое презрение ко всем формальностям и рутине, которыми служба на флоте была отягощена, словно тоннами свинца. Но командор в первую очередь, в последнюю очередь и всегда обладал тем неизменным складом ума, который делает из него превосходного военного шпиона.

Во всех архивах военно-морского флота союза Земли и колоний, вероятно, не значился такой человек, как Барток. Со времен скандала с Херкимером в его ведомстве сменилось несколько блестяще зарекомендовавших себя людей, но по находчивости и шпионскому темпераменту ему не было равных.

В прежние времена он бы далеко продвинулся; дальше, чем мог бы сейчас любой сотрудник разведки. Много лет назад, когда у Земли имелось всего несколько сотен планет-колоний, внезапно разнеслась новость о том, что разведывательное отделение фактически установило диктатуру над военно-морским флотом. Херкимер, которого с тех пор считали отъявленным негодяем, был всего лишь офицером, преисполненным исключительного энтузиазма.

Курс, которым он руководствовался, включал, между прочим, устранение многих бюрократических проволочек в лице недружелюбно настроенных офицеров флота, о чем он сожалел как о неудачном и даже трагическом факте. Но его миссия по распространению земной культуры и цивилизации к звездам не потерпела бы вмешательства. Ученые-классики едва ли могли избежать сравнения с римским императором Траяном, который раздвинул границы империи до абсолютных пределов западного мира и создал ситуацию, которая на столетия ускорила падение Рима.

После дела Херкимера они были очень осторожны с разведывательным подразделением. Однажды его чуть не упразднили навсегда; несколько лет работы флота практически вслепую, без каких-либо подготовительных действий или информации о передвижениях противника доказали, что это нецелесообразно. Но они делали все, что могли, чтобы удержать шпионов в рамках закона. Это была действительно душераздирающая ситуация для руководителей Подразделения. Но инстинкт вуайериста невозможно подавить; именно для этого их и выбрали, и именно так они действовали.

Возьмем, к примеру, это происшествие на Магдебурге-83. Это была незначительная внешняя планета, расположенная очень далеко от Нью-Метрополя. Но благодаря просачивающимся слухам это событие приобрело яркий оттенок в подразделении. Основная часть флота не могла использовать боевой корабль длиной менее мили; подразделение, возглавляемое командором Бартоком, отправило крошечную, подтянутую Бейб МакНис. Она вернулась с информацией о том, что до сих пор пользовавшийся доверием колониальный офицер решил поиграть в Наполеона и тайно укрепляет планету.

В конечном счете, жизни были спасены. Единственный крейсер мог отправить десантную группу и доставить доверенного колониального офицера обратно на Землю для суда; несомненно, это была бы предпочтительная альтернатива небольшой войне с разжигаемыми пропагандой змееносцами, коренными жителями планеты.

Руководители разведки не говорили наедине о своей любви к флоту. Они придерживались упрямого убеждения, что нет ничего глупее командира флагманского корабля и нет ничего менее прекрасного, чем флагманский корабль.

ГЛАВА II

Примерно в это время на линейном корабле "Колосс", находившемся в двух миллионах миль от орбиты Венеры, что-то происходило. На нем было сосредоточено все штабное крыло военно-морского флота Земли и колоний. В самом сердце корабля, внутри почти кубической мили оборонительной и наступательной мощи, находился командор Фитцджеймс, адмирал флота.

- Ни слова против, - сказал он своему секретарю, человеку по имени Восс. - Команда не проронила ни слова. - Он откинулся на спинку стула и облегченно вздохнул под тяжестью своих медалей.

- Они не знают, - сказал Восс. - Но когда они узнают!..

- Следи за языком, сынок, - огрызнулся адмирал. - Когда они узнают, то продолжат выполнять приказы так же, как и всегда. Они отборные люди на этом корабле. А теперь запиши: Общий приказ всем командирам линейных кораблей. Властью адмирала вы уполномочены управлять всеми гражданами и подданными Земли. Возникла чрезвычайная ситуация, которая делает абсолютно необходимым устранение оппозиции этой программе. Вашим непосредственным начальником является командор вашего подразделения, который несет ответственность только перед высокопоставленными членами Штабного подразделения. За этим последует список лиц, на которых распространяется запрет.

Адмирал нетвердой рукой раскурил сигару.

- Зашифруй это, - сказал он. - И отправь через двадцать минут.

- Что-нибудь еще? - спросил секретарь. - Как насчет командоров подразделений? Вы собираетесь признаться им во всем?

Фитцджеймс уставился в металлический потолок.

- Запишите: Конфиденциальный меморандум для командоров подразделений. От адмирала флота Фитцджеймса. Настоящим уведомляем вас, что Штаб-квартира флота проголосовала за принятие власти из рук Исполнительного комитета всей Земли. Вы, как офицеры и джентльмены, обязаны поддержать этот шаг ваших братьев по оружию. Вы продолжите патрулировать свои обычные сектора, отправив отряды для наблюдения за физическими актами захвата власти. Ни одна планета не должна оставаться под властью колониального губернатора, действующего на основании хартии Верховного главнокомандующего Всей Землей, подробности ниже. Немедленно сообщите об этом на "Колосс" зашифрованным текстом. Мы захватываем Венеру в качестве базы.

- Хорошо, - сказал Восс, - действуйте и захватите ее.

- Мы уже в пути, - мрачно произнес адмирал.

В зависимости от того, где вы могли наблюдать это событие, захват Венеры был либо тривиальным эпизодом, либо эпизодом, связанным с Юпитером. Например, из космоса можно было увидеть только, как корпус линейного корабля скользнул в облака над предрассветной звездой и исчез из виду. Но из города Астарта, главного грузового порта планеты, это зрелище производило неизгладимое впечатление.

Над башнями и погрузочными козырьками верфей показался самый гигантский из всех космических кораблей во Вселенной, накрывший город, словно крыша над крышами.

На улицы была сброшена пара дымовых шашек, и несколько старомодных радиоприемников взорвались от мощности передатчиков корабля-монстра, которые объявили, что город взят и будет находиться в заложниках до тех пор, пока остальные жители планеты не будут оказывать сопротивления. Десантные группы высадились на более легких кораблях, чтобы навести порядок и устроить несколько "вечеринок", на которых губернатор колонии играл главную роль, а второстепенные роли исполняли его подчиненные и клерки. Уроженцам Венеры было приказано не появляться на улицах; отныне никто, кроме землян, не мог показываться днем. Было объявлено о планах по транспортировке местных нарушителей в район Темной Стороны. Все это заняло ровно шесть часов по земному времени.

Краткое изложение биографии Александра Хартфорда III, капитана флота и командира Двадцать третьего патрульного подразделения, включало бы много фактов, раскрывающих ситуацию на тот момент.

Удобно раскинувшись на диване на борту своего линейного корабля "Экскалибур", отличного боевого судна со стандартным наступательным и оборонительным вооружением, он являл собой прекрасную фигуру мужчины в своей пурпурно-золотой униформе. Воротник был расстегнут, что вместе с растрепавшимися кудрями, свисавшими на лоб, как у бойких ирландцев древности, придавало ему лихой, беззаботный вид. По крайней мере, так считала мисс Беверли де Виндер, потому что она приглаживала эти растрепанные кудри и по-матерински улыбалась.

Покинув на мгновение корабль командора, стоявший у Ригеля, мы сделаем краткий обзор его карьеры. Ему было тридцать лет, и его дед, первый носитель имени, также служил на флоте. Его отец не был таким умным, как его дед, но назначения он получал от сентиментального руководителя Всей Земли, который хотел вырастить расу бойцов, настоящих, преданных и твердых, как гвозди. Александр Хартфорд II только что закончил подготовительное и тренировочные отделения, продолжал служить на линейном корабле и погиб на своем посту, подавляя восстание на внешних планетах Альфы Центавра.

Третий носитель имени был определенно бесцветным. Однако, благодаря безымянному гению, который изобрел автокресло и продавал его студентам, он добился того, что легко можно было принять за выдающиеся достижения, получил офицерский чин, прошел службу и был назначен командором.

Жизнь в подготовительном и учебном корпусах была до крайности спартанской. Традиции широко культивировались; например, воровать что-либо съедобное было законно, а что-либо пригодное для питья - преступно. Еще одной грубой ошибкой военно-морского ведомства, занимавшегося формированием карьеры, была политика жесткого исключения женщин из жизни мальчиков и мужчин на время обучения. Таким образом, было вполне естественно, что после окончания учебы у них возникали романтические отношения в больших дозах.

Конечный продукт всего этого уже покидал Ригель, когда раздался осторожный стук в дверь командирской каюты.

- Я посмотрю, милый, - сказала мисс де Виндер, у которой было доброе сердце. Она взяла листок бумаги, просунутый в прорезь, и протянула его Александру Хартфорду III.

Он развернул его и прочитал.

- Черт возьми, - сказал Александр Хартфорд III.

- Как дела, лапочка? Неужели старый негодяй адмирал отправил лапочку подальше от нас, крошек?

Лапочка открыл шкаф, внутренняя сторона которого была зеркалом, и поправил воротничок и прическу. Сдвинув фуражку на нужную сторону, он сказал: "Не о чем беспокоиться. Возможно, я вернусь не раньше, чем через несколько дней, но мы снова начинаем действовать". Он перечитал написанное на листке бумаги.

- Черт возьми, - снова удивился он. - Когда мы обычно обсуждали это за столами в столовой, я никогда не думал, что это случится в мое время. Но вот оно. Беверли, милая, военно-морской флот восстал. Твой возлюбленный больше не летающий полицейский. - Он застегнул ремень и открыл кобуру с пистолетом на поясе. На его красивом лице застыло напряженное выражение. - Отныне, - сказал он, - твой возлюбленный - правитель Космического сектора Двадцать Три, обладающий полной властью над жизнью и смертью.

Мисс де Виндер, как зачарованная, повторила за ним: "обладающий полной властью..."

Сотрудник отдела дешифровки разведывательного отдела зачитал только что полученное сообщение и перевел его на английский язык. Работая как автомат, он впервые уловил его смысл, хотя на расшифровку ушло целых четверть часа. Он прочитал; наконец-то понял; издал долгий, протяжный свист изумления.

Взволнованным голосом он рявкнул на девушку в офисе:

- Это для Барти и ни для кого другого. Отдай это ему и беги, потому что сейчас будет взрыв.

Он перечитал написанное на листке бумаги: "...Настоящим уведомляю, что Штабное подразделение..." Сложил и запечатал листок.

Девушка-администратор отошла на несколько ярдов, чтобы видеть лицо командора. По мере того, как он читал и перечитывал записку, на его лице попеременно появлялись отвращение и изумление.

- Брысь! - в конце концов отослал он ее повелительным жестом.

Оставшись наедине в своем кабинете с Бейб МакНис, он с перекошенным лицом подтолкнул листок через стол.

Она прочитала его и подняла на него глаза, откровенно озадаченная.

- И что? - спросила Бейб. - Это общий приказ, служебная записка, называй как хочешь. Зачем нужна искусная симуляция эпилепсии?

- Ты не понимаешь, - простонал он, закрывая лицо руками, - женщин, детей, слабоумных и мужчин, которые не прошли подготовительный курс. Я был бы таким же, как они, если бы у меня с рождения не было склонности к шпионажу, и если бы я не прошел подготовку в подразделении, которым сейчас командую. Ты не знаешь, детка, как выглядит типичный офицер Военно-морского флота.

Однажды в качестве эксперимента они попытались отправить на тренировку нескольких ригелиан, которые очень похожи на представителей рода homo, за исключением того, что у них нет внутренних органов - все они состоят из высокоорганизованного заварного крема внутри. Позволили ли им эти длинноголовые красавцы остаться? Нет, это традиция. Это была школа для джентльменов, ученых - в силу закона - и исключительно для землян. Сейчас дела обстоят так плохо, что, для того, чтобы быть принятым, ты должен быть прямым потомком предыдущего ученика. Все земные чиновники - вздор! Демократичные, но мягкотелые и сентиментальные. Когда эти знаменитые красавцы придут к власти, они превратят нашу прекрасную колониальную систему в настоящий хаос! - Он чуть не плакал.

Бейб МакНис вскочила со стула с горящими глазами.

- Ну, - крикнула она командору, - не сиди тут сложа руки! Что ты собираешься с этим делать? - Он поднял голову. - Да, - огрызнулась она. - Я сказала, делать. Вот ты сидишь здесь, довольный тем, что у тебя есть все мозги на флоте, с самым преданным штабом из всех командиров, и тебе просто интересно, что эти имбецилы планируют на будущее, но если ты так чертовски расстроен из-за этого, почему бы тебе их не остановить?

Барток смотрел на нее изумленными глазами. Женщины, решил он, замечательные люди. В них не было ложной сентиментальности; что-то в их уродливой биологии, должно быть, делало их врожденными умельцами смотреть фактам в лицо. Конечно, какой-нибудь мужчина должен был заставить их взглянуть фактам в лицо, но ни один из полов не был идеальным.

- Детка, - сказал он удивленно, - я верю, что у тебя получилось. - Он вскочил на ноги. - Фитцджеймс, - рявкнул он, - и остальная его команда будут проклинать те дни, когда они родились на свет, когда я с ними покончу. Теперь давай перейдем к делу, малышка. У меня в подчинении около трех тысяч первоклассных разведчиков и тысяча женщин. В моем офисе работает четыреста человек. Лабораторные ресурсы - у всех моих людей есть частные лаборатории; для серьезной работы мы берем оборудование в университете. Вооружение - у каждого первоклассного оперативника есть ручной пулемет и патроны. Большинство из них имеют при себе запрещенные персональные электрические парализаторы. Подвижной состав: две тысячи очень хороших одноместных кораблей, которые могут долететь отсюда до Ориона без дозаправки, и около пятисот больших кораблей различных размеров. Все корабли безоружны. Обслуживание кораблей находится в руках местных гражданских властей, где бы мы ни приземлились. Хорошо, что мы пользуемся топливом, пригодным как для гражданских, так и частных кораблей. О да, наш персонал разбросан по всему космосу. Но мы можем связаться с ними в любое время по лучшей в космосе системе конференц-связи. И это все.

- Звучит обнадеживающе, Барти, - сказала девушка. - По-моему, звучит очень обнадеживающе. А как насчет остальных?

Командор внезапно словно постарел.

- Остальные, - сказал он. - Что ж, на одну нашу дивизию у них приходится двадцать шесть, в каждой из которых есть линейный флагман. У них двадцать шесть баз, включая грузовые доки, ремонтные суда, бригады технического обслуживания, топливо, боеприпасы и все, что есть у нас, а также бесчисленное множество небольших кораблей и катеров".

- И, детка, у них есть кое-что, чего нет у нас. На каждом корабле, входящем в пронумерованные патрульные подразделения Военно-морского флота, установлено по крайней мере одно орудие. Линейные корабли, которых насчитывается восемьдесят два, оснащены сотней скорострельных установок и двадцатью зарядными устройствами, каждое из которых может разнести к чертовой матери небольшую планету. У них есть оружие, а у нас есть разум.

Девушка подперла подбородок руками.

- Сила ума против огневой мощи, - произнесла она. - Победитель получает все.

ГЛАВА III

Первое столкновение произошло две недели спустя у Ригеля. Александр Хартфорд III, командир Двадцать третьего патрульного крыла, был проинформирован о поразительных фактах, когда проснулся после ночного (теоретически) веселья с мисс де Виндер.

Протирая заспанные голубые глаза, он зевнул.

- Это невозможно. В военном флоте нет других крупных кораблей, кроме этих. Это какая-то глупая ошибка. Вы, должно быть, неправильно все расшифровали.

- Это невозможно, командор, - почтительно сказал ординарец. - И оно также не было испорчено при отправке. Оно повторилось несколько раз.

Командор уставился на листок, на котором было невероятное сообщение с крейсера ДМ-2: "Что касается приказа усмирить восьмое звездное скопление, наш район, то выполнить его невозможно. Неузнанный линейный корабль, вооруженный до зубов, предупредил нас об уходе. Когда его спросили о подразделении и командовании, они ответили: "Подразделение первое, командование разумом, командующий офицер, ДМ 2".

Приняв одно из тех решительных решений, которыми славится личный состав военно-морского флота, он резко приказал: "Мои наилучшие пожелания, как там его, пилоту и штурману. Мы собираемся освободить ДМ 2 и посмотреть, что, по мнению этих ослов, они нашли".

Как раз за то время, что он потратил на то, чтобы одеться и бодро, хотя и натянуто пожелать мисс де Виндер доброго утра, корабль поравнялся с крейсером. После обмена приветствиями командир крейсера, откровенно рассерженный, наорал на Хартфорда (по системе связи): "Пользуйтесь своими собственными чертовыми глазами, командор. Вы не можете пропустить самый большой чертов корабль, который я когда-либо видел в своей чертовой жизни!"

- Капитан, - сказал командор, - вы переутомились. Отдохните, а мы осмотримся.

Он находился на так называемом мостике - обширном помещении, открывавшемся для обзора из корпуса корабля.

Обозрев мостик, он рявкнул на вахтенного: "Вы уже нашли химеру этого сумасшедшего? Ибо, да будет вам известно, на космическом корабле не бывает таких вещей, как ошибка. Чтобы ошибиться с поиском солнца, нужно произвести очень сложные вычисления, и даже в этом случае удача должна быть на вашей стороне. Короче говоря, если только этот мифический линейный корабль не решил показать себя, не было ни одного шанса из тысячи, что его обнаружат".

- Не вижу никакой химеры, командор, - сказал впередсмотрящий, не отрывая взгляда от подзорной трубы. - Но прямо перед нами самый большой и грозный боевой корабль, какой я когда-либо видел. - Он уступил командору, который недоверчиво уставился в подзорную трубу.

Он был там. Клянусь всеми двенадцатью планетами, так оно и было. Эта штука была больше, чем "Экскалибур", корабль Хартфорда. Он плыл очень далеко, и его можно было заметить только благодаря великолепному освещению, которое они включили, как показалось командору, с издевательским намерением.

- По боевым постам! - немедленно крикнул он. - Готовность номер один!

Наблюдатель что-то сказал в микрофон и остался стоять рядом.

- Свяжись с ним, - приказал командир, - когда поймаешь его волну, дай мне микрофон. Я поговорю с ним напрямую, кем бы он ни был. - В его голове проносились смутные картины славных старых пиратских дней, когда его дед так благородно сражался с кораблем, в десять раз превосходившим его собственный, чтобы сокрушить могущественную федерацию джентльменов удачи. - И, - сказал он вслух, - клянусь Богом, ему это удалось.

Корабль был наполнен слухами. Через полчаса после того, как был замечен странный линейный корабль, у каждого из тысячи членов экипажа и у половины морских пехотинцев появилась своя собственная теория. Они варьировались от невероятно точного предположения, что это был бунтовщик против военно-морского флота, который собирался причинить неприятности, до не менее абсурдного предположения, что мятежником был сам командующий и что адмирал послал свой лучший корабль, чтобы наказать его. Правда, конечно, была слишком очевидна, чтобы кто-то мог о ней догадаться.

По мере того, как корабль готовился к бою, он, казалось, вел себя, как крадущийся тигр. Казалось, что его шкура была слишком мала для него. Люди стояли, словно приросшие к металлическим плитам пола, но они дрожали в унисон с накапливающейся массой-энергией двигателей.

"Экскалибур" был оснащен самым современным вооружением. Из любого мыслимого места на его борту мог появиться космический корабль, эквивалентный старым морским "орудиям убийства". Возмущенные артиллеристы дали это название маленьким скорострельным установкам, из которых они стреляли по плывущим людям и лодкам.

"Орудия убийства" "Экскалибура" были длиной около ярда и имели калибр в три дюйма. Они были заряжены разрывными снарядами, взрывавшимися через определенное время; было бы настоящим убийством оставлять десятки или более контактных снарядов плавающими в космосе неразорвавшимися. Скорострельность этих маленьких убийц была изменена с одиночного выстрела до десяти в секунду, и ни разу не произошло заедания механизма заряжания.

Были и иные орудия, но скорее для устрашения, чем для какой-либо практической пользы. Двенадцатидюймовые снаряды из них могли разнести эсминец в пух и прах, но кто когда-нибудь слышал о линейном корабле, сражающемся с эсминцем? Однако, если возникнет такая необходимость, они были там; около двадцати из них были расставлены по всему кораблю, покрывая каждый дюйм изогнутой поверхности.

Наконец, имелись большие пушки. Именно по этой причине был построен "Экскалибур". Остальная часть корабля была спроектирована для обслуживания этих пушек, хранения боеприпасов к ним, укрытия людей, которые с ними работали, перемещения их в космосе и защиты от повреждений. Большие пушки были действительно большими, поэтому не было необходимости в более чем четырех. Две носовые и две кормовые были достаточно тяжелым вооружением для любого корабля. На корабле Хартфорда одна из этих четырех пушек вышла из строя. Это, с горечью подумал он, сыграет против него в предстоящей битве.

- Наведите орудие II на корму, - сказал командор. Ответа с издевательского боевого корабля, который самоубийственно включил все имеющееся на нем освещение, не последовало. Объект все еще был на виду. Хартфорд не подошел ближе, опасаясь, что его заметят. Ему было достаточно того, что он знал, где находится его безымянный враг.

- Стреляйте, - сказал Хартфорд, - когда будете готовы.

Из хранилища в сердце корабля по не имеющим трения направляющим скользили бочкообразные капсулы с горючим веществом, состоящим из высокомолекулярных кислот и оснований, которые, соединяясь в присутствии катализатора, за доли секунды выбрасывали чудовищные облака газа. Вслед за капсулами скользнул снаряд, размером примерно с трехэтажную загородную виллу.

Заряжающая машина, выглядевшая так, словно ее было можно использовать в свободное время для создания вселенных, вставила эту чертову штуку в казенную часть и запихнула за ней взрывной состав.

И все это время в той части корабля, которая была отведена для управления огнем, двести человек производили повторные расчеты и пересчеты на батареях машин, для которых арифмометр был как амеба для мастодонта.

Суть в следующем: этот снаряд никак не мог промахнуться мимо цели, потому что, чтобы избежать ее, колоссальной массе безымянного врага пришлось бы начать движение всего через секунду после того, как был отдан приказ стрелять по готовности. Это нарушало все правила ведения войны, и люди, отвечавшие за управление огнем, были уверены, что он не переживет этой ошибки.

Наконец орудие сдвинулось с места на изящных, украшенных драгоценными камнями подшипниках. Кубические ярды металла зафиксировали его в нужном положении.

По громкоговорителю раздалось металлическое: "К стрельбе готовы, командор".

Командор: "Тогда стреляйте!"

Нет слов, чтобы описать выстрел из большой пушки и движение снаряда в пространстве к цели. Но этот боевой фургон длиной в милю раскачивался, как молодое деревце во время урагана. Когда первоначальный шок прошел, пошатывающийся командор вцепился в стойку и приник глазами к подзорной трубе, направленной на безымянного врага.

Тот по-прежнему сиял огнями; он по-прежнему казался чуть больше "Экскалибура". Чувства командора, привыкшего к жестокости и убийствам, были в основном связаны с ликованием, когда он увидел, как снаряд попал в поле зрения телескопа.

"Теперь, - подумал он, - они будут лихорадочно метаться, пока снаряд приближается, и отчаянно пытаться сдвинуть с места массу, которую невозможно сдвинуть за время, меньшее, чем потребуется снаряду, чтобы соприкоснуться с ней и взорваться".

Две секунды... одна секунда... половина... четверть... одна восьмая...

- Что за чертовщина? - спросил командир с по-детски обиженным видом. Он почесал в затылке, и пока он чесал его, его линейный корабль "Экскалибур" превратился в ад из металла, пластика, плоти и костей, мисс Беверли де Уиндер, двухсот человек, отвечающих за управление огнем, с командой в тысячу человек, вдвое меньшим количеством морских пехотинцев и командора Александра Хартфорда III. Они так и не поняли, что в них попало, но это был их собственный снаряд.

ГЛАВА IV

Нью-Метрополь, столица Земли, а до прихода военно-морского флота - столица Всего Земного союза и колоний, была умиротворена. Это делалось морскими пехотинцами и боевыми моряками, которые спустились с линейного корабля, зловеще нависшего над самой густонаселенной частью города. Сам линейный корабль не опустился, потому что боевые корабли не могут приземлиться с момента их изготовления до момента списания, кроме как в доках-хранилищах, а ближайший к Земле док находился на Альфе Центавра.

Морские пехотинцы сновали по улицам в традиционной манере правых революционеров. Если бы перед морскими пехотинцами появилось лицо, в котором чувствовалась бы примесь ригелианской крови, или метис с аномально длинными руками и черными бетельгейзианскими зубами прошел бы мимо, пролито было бы много крови, и не было бы никаких вопросов. После нескольких часов правления террора инопланетяне забрались в подвалы и должны были оставаться там до конца своих дней.

Исполнительный комитет Объединенной Земли был заключен в тюрьму в ожидании суда; суда за то, что так и не было выяснено. Устройства для отправки сообщений были временно объявлены незаконными; за их использование полагалась смертная казнь. Единственным эфирным голосом, который можно было легально услышать, был легкий, насмешливый голос Восса, личного секретаря адмирала Фитцджеймса, и исходил он из мощного передатчика на борту адмиральского корабля "Колосс", мрачно парившего над Бронксом.

Код приема, установленный в комнате связи небольшого комплекса офисов, которые когда-то занимало Разведывательное подразделение, щелкал как сумасшедший, но ответа так и не последовало, потому что подразделение перестало работать. Сообщение, которое постоянно повторялось (адмирал Фитцджеймс отдал приказ: "Продолжайте попытки связаться с ними" два дня назад), было таким: "Разведывательное подразделение, почему не отвечаете? Барток, немедленно явитесь на борт "Колосса" и объясните причину, по какой вас не следует отстранить от должности, а подразделение расформировать. Разведывательное подразделение, почему не отвечаете? Барток, немедленно явитесь..." - и так далее.

Отряд морских пехотинцев вскоре ворвался в офис и не обнаружил там ничего интересного.

Там были только два человека, которые, судя по зеленоватым пятнам на их лицах и своеобразным складкам на скальпе в форме буквы "S", были отчасти ригелианцами. Они прятались в подвале, как и многие другие ригелианцы в те безумные дни, когда флот только пришел к власти, но в их поведении присутствовало что-то целеустремленное и мрачное, не соответствовавшее маскировке.

Бейб МакНис уныло возилась с центральной панелью управления системой конференц-связи, предназначенной исключительно для Разведывательного подразделения. Панель была маленькой, размером и формой напоминала книгу, но ее внутренности были настолько пугающе сложными, что с ними мог справиться только инженер-монтажник. И панель определенно была ни к черту не годна.

Она сказала это и разразилась потоком слез. Барток, другой ригелианин, тихо зарычал и протянул ей грязный носовой платок. "Успокойся, - рявкнул он, его собственные нервы были на пределе от напряжения. - По сравнению с остальным офисным персоналом мы выглядим неплохо".

Когда она возвращала платок, на ее лице сияла улыбка, всегда помогавшая ей справиться с приступами рыданий.

- Что делать? - спросила она дрожащим голосом. - Теперь, когда мы не можем поддерживать связь с остальными?

- Ну, - медленно произнес он, - я не знаю. Но...

Он схватил ее за запястье и потащил за колонну, когда дверь подвала распахнулась, и полоска света прорезала мрак. На фоне света вырисовался профиль морского пехотинца. Барток поднял пистолет, положив длинный ствол на левое предплечье, как настоящий снайпер.

Дверь открылась полностью. Морской пехотинец крикнул: "Выходите, или я буду стрелять!" Удивительно, сколько людей попалось на эту проверенную веками уловку. Затем, когда преступник выходил, морские пехотинцы устраивали невинную забаву со своими пистолетами и отправлялись в другие подвалы.

Бейб чихнула. Морской пехотинец вздрогнул, и Барток выстрелил ему в голову.

- Ну же, - рявкнул он вполголоса, срывая с Бейб ригелианский парик. - Вылезай в окно, детка, и постарайся забыть, что ты леди!

Призыв преследовать преступника называли самой позорной традицией рода homo; на протяжении многих поколений от нее отказывались в пользу более цивилизованных и эффективных методов, таких как телетайпная сигнализация и радиосвязь с патрульными машинами. Теперь, с переходом власти к военно-морскому флоту, позорная традиция возродилась как еще одно свидетельство того, что этот переход был ничем иным, как варварством, если убрать никелированные знаки отличия линейных кораблей и золотые галуны с плеч офицеров.

За двумя беглецами бежала толпа обозленных морских пехотинцев и матросов, выкрикивая что-то нечленораздельное о том, что они сделают с подлыми убийцами, когда поймают их.

К счастью, в какой-то момент из дверного проема выскочил вооруженный до зубов офицер военно-морского флота и потребовал сдаться. Они это сделали.

Наконец они оказались на лихтере, одной из маленьких лодок "Колосса". Когда лодка оторвалась от земли, офицер небрежно бросил: "Я узнал вас".

- Правда? - с застывшим лицом спросила Бейб.

- Не вас, - поспешно пояснил он. - Командора Бартока - я видел его фотографию. Вы знали, что объявлены вне закона, командор?

- Догадывался, - сухо ответил тот. Офицер-мичман был очень молод и неопытен. Однако вокруг его рта обозначились жесткие складки. - Что происходит? Как продвигается кампания в других частях света?

Мичман, по-видимому, обрадованный возможностью общаться на равных с командором подразделения, пусть даже и запрещенного, подошел ближе, насколько это было возможно, в крошечном, полностью закрытом отсеке без окон, служившем грузовым отсеком лихтера, и ухмыльнулся.

- Происходит какая-то чертовщина, и я бы ни капельки не удивился, если бы за этим стояли вы, парни из разведки.

Он неловко поежился под пристальным, пронзительным взглядом Бартока.

- Не смотрите на меня так, - сказал он. - Даже если это неправда, это официальные неофициальные новости, если вы меня понимаете.

Он усмехнулся.

Барток быстро переместился, схватив мичмана за горло и ударив локтем в живот. Мичман, по-видимому, не застигнутый врасплох, выхватил пистолет и выстрелил.

Они вытащили его окровавленное тело, - ему выстрелили в лицо, - и через несколько минут кровь растеклась по всему замкнутому пространству катера. У Бейб случился истерический припадок, и мичман отчаянно сигналил матросам, которые подходили к лодке, чтобы те забрали ее. Механик маленького судна вышел из своей каюты на носу и, взяв ее за руку, повел прочь.

- Бедная девочка, - сказал мичман. - Должно быть, она ужасно его любила.

После первого приступа гнева у Бейб были сухие глаза, но в голосе слышалась дрожь, когда она произнесла:

- Куда вы меня ведете?

- К дежурному офицеру, леди, он вас проводит.

Дежурный офицер решил, что она достаточно важна, чтобы обратиться непосредственно к адмиралу.

В роскошном отсеке Фитцджеймса ей сначала показалось, что она одна, но какой-то человек, похожий на змею, умевший сливаться с мебелью, словно не хотел, чтобы его видели, осторожно кашлянул.

Она оглядела его с головы до ног.

- Вы, - сказала она, - должно быть, тот самый чертов мистер Восс.

Он приподнял бровь, глядя на нее.

- В самом деле? Почему чертов?

- Ни для кого не секрет, что именно вы начали захват власти.

- Докажите, - хихикнул он.

- Вы гражданское лицо. Ни у одного из этих отъявленных тупиц в форме не хватило бы смелости сделать то, к чему они все стремились на протяжении пятидесяти лет. Вы победили, потому что Барток мертв.

- Этого не может быть! - резко произнес он. - Как это могло случиться?

- Нас везли сюда. Он опрометчиво набросился на мичмана, который нас арестовал. Ему разнесло лицо.

- Итак, - проворчал Восс. - Конец организованному сопротивлению нашей программе. Кстати, как ему удалось взорвать наши корабли их же боеприпасами, или что там на самом деле произошло?

- Подробности мне неизвестны, - устало ответила она. - Мы использовали слайды, чтобы спроектировать подобие линейного корабля; мы могли бы сделать это с помощью примерно пятьюдесятью кораблей, рассчитанных на одного человека. Мы отклоняли ваши снаряды с помощью магнитных полей. Вы могли увернуться от них, потому что всегда были готовы к атаке, когда стреляли из крупнокалиберных орудий. Но мы создали фиктивный линейный корабль с освещением, вы видели этот фантом, и в ваших головах не возникло ни единой мысли, пока ваши снаряды не поражали вас самих. Теперь вы поняли этот трюк. Это сработало всего четыре раза; думаю, я была сумасшедшей, когда считала, что можно бороться с оружием, используя только умственные способности, и надеяться на победу.

Она безвольно рухнула в кресло и тупо уставилась в пол.

- Барток мертв. Система связи выведена из строя. Вы можете принимать командование, мистер Восс, мы побеждены.

ГЛАВА V

- Черт возьми! - воскликнул адмирал. - Почему я не могу выйти на улицу, если захочу?

- Потому что, - терпеливо объяснил Восс, - вас пристрелят. Вы будете говорить из-за укрытия, а я на всякий случай покажу лучшие снимки военно-морского флота по всему миру.

- Хорошо, - согласился адмирал. - Действуйте, как считаете нужным.

Он выдавил из себя смешок, Восс ответил ему слабой улыбкой.

Раздался стук в дверь. Восс открыл ее, и вошел молодой мичман, который хвастался на весь корабль тем, что убил коварного Бартока. Друзья избегали его; он не давал им и слова сказать о своих подвигах по избиению дубинками и нанесению увечий.

- Чего вы хотите? - прогремел адмирал. - Я готовлю свое обращение ко всей Земле и колониям!

- Прошу прощения, сэр, - сказал мичман. - Я хотел спросить, нельзя ли назначить меня в ваш почетный караул при чтении обращения. В конце концов, сэр, это я перехитрил Бартока.

- С каких это пор, - холодно спросил Восс, - удачно выстрелить означает перехитрить?

- Хм, - проворчал адмирал, - пусть поступает как хочет. Почему бы и нет, Восс?

- Я собирался, - сказал секретарь, - доложить об этом вечером.

- Спасибо, сэр. И... и...

- Выкладывай, малыш. Чего еще? - спросил Восс.

- Насчет мисс МакНис, сэр. Она казалась ужасно расстроенной из-за того, что я сделал. Как она сейчас?

- Отдыхает в отсеке номер одиннадцать, - сказал адмирал, - а теперь уходите.

- Спасибо, сэр, - ответил мичман, отдавая честь и закрывая дверь.

- Хороший мальчик, - сказал Восс, - стоит иметь при себе таких полуфанатиков, как он. Они сделают всю грязную работу, когда никто другой ее не сделает. Помните об этом, Фитцджеймс.

- Хорошо, Восс, - ответил адмирал. - Теперь что касается этой речи...

Мичман шел по одному из очень длинных коридоров корабля, весело насвистывая, не обращая внимания на суеверие о том, что это худшая примета для корабля; даже хуже, чем смена названия.

А в одиннадцатом отеке - опрятном и уютном, и без надсмотрщицы - Бейб МакНис отчаянно возилась с пультом связи. "Чертовы неумехи, - сухо подумала она, - оставить женщину без присмотра из-за того, что под рукой не оказалось надзирательницы..."

Затем, по чудесному стечению обстоятельств, на коммутаторе раздался короткий звуковой сигнал.

- Работает, - сказала она приглушенным шепотом. - Это должно было случиться, никто не мог бы сделать невозможное и не добиться каких-либо результатов.

Она прошипела в крошечный сетчатый микрофон:

- Привет, кто дома?

Мужской голос проворчал:

- Боже мой, женщина, давайте покороче! Я Кейси, направляюсь на Спику, потому что не могу придумать, чем бы еще заняться. У меня заканчивается топливо.

- Продолжайте, - сказала она. - Когда вы попадаете туда, все уже будет готово. Не обещаю, но шанс есть. И какой шанс! А сейчас освободите эфир, мне нужно сделать серьезное сообщение.

- Удачи, леди, кем бы вы ни были.

Она коротко улыбнулась и принялась возиться со сложными, почти микроскопически крошечными приборами управления.

- Ответьте, кто-нибудь, в Двадцать Третьем космическом секторе. Кто-нибудь вообще. Это срочно. На связи МакНис!

- Уж не та ли самая знаменитая Бейб? - раздался сухой женский голос. - Я слушаю, дорогуша.

- Сестра, вы окажетесь на Альдебаране III не более чем через десять часов. Оставайтесь в укрытии. А теперь отключитесь. Альдебаран III должен быть надежно укрыт.

- Минутку, как там Барти? До меня дошли слухи... - В голосе спрашивающей слышалось беспокойство.

- Забудьте об этом, сестра, - отрезала Бейб. - У вас есть работа, которую нужно сделать. - Она прервала женщину и быстро набрала все тридцать космических секторов, какие смогла. Один комплект приборов разведывательного подразделения попал в руки военно-морского флота, и это было плохо, но она отключилась прежде, чем они смогли отследить или хотя бы догадаться, что это был за сигнал. Послышался сбивчивый шепот и один отчетливый голос, произнесший: "Эта чертова штука - радио, сэр!" - прежде чем она отключилась.

Сейчас она занималась тем, что связывалась с координаторами на главных планетах и станциях Космоса; координаторами, готовыми ко всему. Это была работа по наведению порядка; когда у них не было приказа, они не знали, что им делать. Ей нужно было дать им соответствующие указания, и она это сделала.

Переговариваясь с одной очень упрямой женщиной, она услышала мужские шаги в коридоре снаружи и так быстро, как только могла, спрятала маленькое, похожее на панель, сооружение, - что, учитывая, где ей пришлось его спрятать, было непростой задачей.

В тот вечер весь Нью-Метрополь собрался на огромной площади Живых статуй, чтобы выслушать обращение адмирала флота Фитцджеймса о захвате власти и установлении нового порядка. Хотя, конечно, некоторые историки сказали бы, что в этом не было ничего нового, и что на самом деле это был очень старый порядок.

На великолепном фоне живых статуй было воздвигнуто большое сооружение, похожее на будку; из нее адмирал должен был произнести свою речь, которую должны были одновременно услышать все люди и инопланетяне колоний. Была даже объявлена временная амнистия для инопланетян; в этот вечер они могли ходить по улицам, но только до площади и обратно.

Будка, конечно, была хорошо защищена. Восс особо позаботился об этом.

Толпа начала собираться еще во второй половине дня; если будет принят новый порядок, участники позаботятся о том, чтобы стать его первыми и активными сторонниками. К сумеркам толпа стала такой плотной, что негде было повернуться, не говоря уже о том, чтобы достать оружие, так что Фитцджеймс мог не опасаться на этот счет. Единственным свободным местом была платформа, украшенная огромным прозрачным основанием, на котором живые статуи двигались в своем бесконечном совершенстве.

Когда наступила ночь, включили прожекторы, которые обычно использовались для освещения статуй, убрав цветные диски. Безжалостный свет высвечивал толпу в мельчайших деталях. Насколько хватало глаз, там был целый луг обращенных вверх лиц, каждое из которых было четким и отчетливо видимым само по себе. Статуи стояли в темноте, их единственные оставшиеся светильники были сосредоточены на будке. Музыка была приглушена, чтобы усилители не пропустили ни слова из того, что скажет адмирал. Это было незабываемое событие во многих отношениях.

Ровно в десять часов появился адмирал, спустившийся с небес на богато украшенном лихтере, который затем немедленно исчез. Фитцджеймс боялся, что час его триумфа может закончиться трагически, если с корабля упадет гаечный ключ и проломит ему череп.

С ним, конечно же, были Восс и почетный караул.

В пять минут одиннадцатого Восс подошел к микрофону.

- Друзья, - произнес он, - для меня большая честь представить вам человека, который освободил нас от ига Всеземного Исполнительного комитета, Фитцджеймса Первого!

Воцарилась изумленная тишина, затем послышался протестующий ропот. Даже в самых смелых фантазиях, которым предавались люди, не было ничего похожего на монархию!

Фитцджеймс первым подошел к микрофону, когда Восс низко поклонился.

- Мои верноподданные, я приветствую вас! - произнес он.

Почетный караул задвигался. Это было тщательно хранимой тайной. Молодой мичман подошел к Воссу, который с удивлением почувствовал, как ствол пистолета уперся ему в ребра.

- Что вы делаете? - напряженно произнес он. - Вы уверены, что вполне в своем уме, молодой человек? Уберите эту штуку.

- Я не только в здравом уме, - сказал мичман, - я еще и Барток. Когда этот придурок выстрелил в меня из пистолета, он, конечно, промахнулся. Я переоделся ровно за три минуты, Бейб накрасила мне лицо с помощью набора, который есть у каждого бойца разведывательного подразделения, а потом мы разнесли лицо вашему мичману. Он был без сознания. Жаль.

- ...великолепная демонстрация возвращения к детской вере в волю провидения и божественное право рода на существование, - монотонно вещал адмирал.

Восс, стройный, скользкий, подвижный мужчина, нырнул в тень, когда внимание Бартока переключилось с него на говорившего.

Командор разведывательного подразделения сразу нырнул за ним.

- Где вы? - крикнул он в темноту. - Не будьте идиотом!

Единственным ответом была пуля, просвистевшая мимо его уха.

- Барток, - прошипел Восс из темноты, - это твое последнее приключение. Я вижу тебя, а ты меня - нет. Прощай, Барток.

Из темноты донесся тошнотворный хруст.

- Бедный, проклятый дурак, - вздохнул Барток. Одна из живых статуй наступила Воссу на голову во время какого-то замысловатого движения. Барток знал, что это произойдет, поскольку периодичность движения статуй была такова: в течение двух минут и сорока секунд на каждый квадратный фут танцевальной платформы хотя бы раз наступала хотя бы одна из двухтонных ног статуй.

Тем временем остальные члены почетного караула тщетно пытались стрелять из незаряженных пистолетов, за исключением одного стройного молодого человека, который просто улыбался, как кот.

- Хорошо, Бейб, - сказал Барток стройному молодому человеку. - Сделай это.

- С удовольствием!

Когда адмирал приступил к выбору своего дворца-планеты, - для его королевских владений едва хватило бы целой планеты, - он тоже почувствовал, как ему в ребра уперся пистолет. Он резко замолчал.

- Прочтите это, - сказал стройный молодой человек, который едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.

Без каких-либо церемоний адмирал положил бумагу на кафедру перед собой и ровным, бесцветным голосом прочитал:

- Настоящим заявляю, что лично я не имел в виду ничего подобного. Это была идея моего секретаря. Настоящим заявляю, что не беру на себя никаких полномочий, выходящих за рамки моих военно-морских обязанностей.

Общий приказ для всех офицеров: любые мятежные разговоры о захвате власти будут жестко пресекаться разведывательным подразделением, который является... который настоящим учреждается как высший полицейский орган военно-морского флота.

Меморандум для командоров подразделений: вы передадите все знаки отличия вашего подразделения представителям разведывательного подразделения.

Очень тихим голосом он добавил: "Это все", - и опустился на стул. Собравшиеся в Нью-Метрополе люди разразились оглушительными аплодисментами.

- Дорогой, - сказала Бейб, - если те люди, с которыми я связалась, не явятся к командорам достаточно скоро, прежде чем они придут в себя...

- Они явятся, - ответил Барток. Он коротко рассмеялся, и смех этот прозвучал так, словно захлопнулся тяжелый замок.

- Что тут смешного?

- У них - у них - было оружие, а у нас не было ничего, кроме нас самих. Милая, они больше никогда не попробуют связаться с нами.

Толпа, все еще аплодируя, начала рассеиваться в ночи.