Холланд Б. : другие произведения.

Двадцать пять рассказов о призраках

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказы совершенно разноплановые, с "мистикой" и без. В "моем" варианте рассказов меньше. Не включены рассказы классиков (напр., Ги де Мопассана) и пара рассказов, написанных на "афроамериканском английском". Снимаю шляпу перед тем, кто его понимает.

Twenty-Five Ghost Stories.

COMPILED AND EDITED

BY

W. BOB HOLLAND.

"There are more things in heaven and earth, Horatio,

Than are dreamt of in your philosophy."

Hamlet

COPYRIGHT, 1904, BY

J. S. OGILVIE PUBLISHING COMPANY.

NEW YORK:

J. S. OGILVIE PUBLISHING COMPANY,

57 ROSE STREET.

  
  

ДРЕВО МЩЕНИЯ

Eleanor F. Lewis

  
   Сквозь окно салуна Джима Дейли, в маленьком городишке С., заходящее солнце последними лучами играло на кружках, стоявших на столах, и лицах нескольких мужчин, собравшихся в баре. Это были в основном фермеры, среди них несколько мелких торговцев, а самым значительным из присутствовавших был редактор городской газеты; все они обсуждали потрясающую новость, распространившуюся по городку и окрестностям. Весть о том, что Уолтер Стедман, рабочий на ранчо Алберта Келси, напал на дочь своего работодателя и убил ее, - достигла их слуха и вызвала ужас среди людей.
   Фермер Браун заявил, что заметил происходящее, идя по соседней дороге, однако, по причине трусости, вместо того, чтобы броситься на помощь девушке, поспешил к группе старателей, возвращавшихся домой. Когда они достигли указанного места, где Стедман (как предполагалось), и совершил свое черное дело, то нашли там только убитую девушку. Ее убийца воспользовался представившейся возможностью и исчез. Обыскали лес поместья Келси, а когда возвращались к дому, заметили Уолтера Стедмана, очень странно передвигавшегося, и схватили его.
   Его заключили под стражу, хотя он утверждал о своей невиновности и непричастности к совершенному преступлению. Он говорил, что заметил тело по дороге к станции, а когда они нашли его, он направлялся в дом, чтобы позвать на помощь. Но над его рассказом посмеялись и бросили в крошечную, душную городскую тюрьму.
   Каковы были их доказательства? Уолтер Стедман, молодой человек двадцати шести лет, приехал из большого города в их тихий городок в поисках работы, когда наступили трудные времена. Большинство мужчин, живших в городе, были честными людьми, добросовестно выполнявшими свою работу, когда им удавалось ее получить; они нередко приглашали Стедмана выпить с ними, но он каждый раз с презрением отказывался. "Адский городишко", как он его называл, испытывал к нему ненависть и зависть, когда Алберт Келси нанял его к себе на ранчо. С течением времени стала известна история любви Стедмана к Маргарет Келси; дочь работодателя его отвергла, заявив, что никогда не выйдет замуж за простого работника. Как только это дошло до ушей Алберта, Стедман был немедленно уволен, и его поступок был не чем иным, как местью! Такого доказательства было вполне достаточно, чтобы объявить его виновным.
   В тот же день, когда Стедман, сидя на полу своей камеры, считал свое дело безнадежным, зная, что никто ему не поверит, и что его незаслуженное наказание свершится быстро и неотвратимо, какой-то бродяга, садясь в грузовой автомобиль в нескольких милях от городка, где было совершено преступление, устремлялся прочь, не понимая, что тень содеянного всегда будет следовать за ним по пятам.
   Из крошечного окна своей камеры Уолтер Стедман мог видеть красное свечение неба, предвещавшее закат. Солнце его жизни также скоро должно было закатиться, хотя он не совершал преступлений прежде, и сейчас должен был пострадать за то, чего не совершал. Видение, стоявшее перед его глазами, тревожившее его разум, было тело Маргарет Келси, когда он нашел его, только-только покинутое убийцей. Были и другие, более нежные воспоминания. Как долго он и Маргарет пытались сохранить свои отношения в тайне, пока Уолтеру не удастся занять более высокое положение, чтобы он мог попросить ее руки, не опасаясь отказа! А еще вспоминалась встреча в лесу, в поместье Келси; когда они с Маргарет расставались, Уолтер услышал шаги неподалеку, и, резко обернувшись, увидел злобное, хмурое, жестокое лицо полускрытое ветвями. Он направился туда, но подглядывавший быстро удалился.
   Горожане, любители сплетен, неправильно истолковали их роман, и когда Алберт Келси узнал о тайном свидании от человека, возглавившего потом толпу, он уволил Стедмана, и все поверили, что молодой человек сделал предложение, которое было отклонено. Но справедливость не восторжествовала, как это случалось много раз до этого, и как не раз случится в будущем. Невинный человек был приговорен к повешенью, даже без суда, а виновный остался на свободе и мог идти, куда хотел.
   В ту осеннюю ночь темнота сгустилась быстро, и только звезды слабо освещали происходящее. Толпа мужчин, в масках, возглавляемые тем, который с той самой поры, как Стедман прибыл в город, испытывал к нему ненависть, вытащила Стедмана из камеры и повела по городку, бросая своими действиями вызов всему, даже самому Богу. Они шли вдоль шоссе, затем сократили путь, пройдя через ферму Брауна, бдительно охраняя своего пленника, который брел между ними, спотыкаясь, с выражением полной безнадежности на изможденном лице, освещаемом фонарями.
   - Вот подходящее дерево, - сказал предводитель, останавливаясь и указывая на ветвистый дуб; когда петля была готова и Стедмана поставили на ящик, он добавил: - Если у тебя есть, что сказать, то лучше сказать это сейчас.
   - Я невиновен, в чем клянусь перед Богом, - ответил осужденный. - Я не убивал Маргарет Келси.
   - Представь нам доказательства, - насмешливо сказал предводитель, и, когда Стедман промолчал, коротко рассмеялся.
   - Делайте свое дело! - приказал он. Ящик был отброшен в сторону, и корчащееся тело закачалось в темноте, взад-вперед.
   Стоя перед раскачивающимся телом, их предводитель с усмешкой наблюдал за муками умирающего.
   - Скажу тебе кое-что, парень, - вдруг произнес он. - Я сам хотел жениться на этой девушке. У меня было мало шансов; но у тебя, у тебя их еще меньше!
   Прошло время.
   - Все кончено, ребята. Снимаем его!
  

* * * * *

   - Бесполезно, парень. Нужно бросать это пустое дело. В этом дереве есть что-то странное. Видишь, его сучья будто уравновешивают его. Мы подрубили ствол почти наполовину, но оно не упало. Вокруг много других; давай срубим другое. Если бы у меня была длинная веревка, я свалил бы это дерево, но в том состоянии, в каком оно сейчас, не стоит рисковать жизнью, забираясь на него. Я уверен, в нем живет дьявол.
   Старый фермер Браун взвалил топор на плечо и направился к другому дереву, его сын последовал за ним. Они пилили и рубили, рубили и пилили, но высокий крепкий дуб с раскинувшимися во все стороны ветвями, стоял прямо и твердо.
   Фермер Браун, известный своей слабой, трусливой натурой, который, увидев убийство дочери Алберта Келси, из-за своего испуга ошибочно указал преступника, теперь, будучи суеверным, оставил дуб в покое, поскольку расположение сучьев препятствовало падению дерева, в то время когда любое другое уже давно бы лежало на земле. И это дерево, то самое, на котором был повешен невинный человек, было оставлено в покое - ради другого.
   Стояла мрачная, дождливая ночь, - какая может выдастся только в центральной Калифорнии. Ветер выл, как тысяча демонов, деревья обхватывали друг друга дикими объятиями. Время от времени, когда он стихал, слышалось уханье сов, а лай койотов эхом зловещего смеха отдавался между холмами.
   Сквозь дождь и ветер какой-то человек пробирался через кустарник на ферме Брауна, сокращая путь домой. Внезапно он остановился, дрожа, будто охваченный каким-то зловещим предчувствием. Прямо перед ним возвышался дуб, колеблемый и раскачиваемый бурей.
   - О Боже! Это - то самое дерево, на котором повесили Стедмана! - воскликнул он, содрогнувшись от ужаса.
   Его глаза устремились на дерево, в нем было какое-то непередаваемое очарование. Там, на длинном суку, по-прежнему болтался маленький кусочек веревки. Затем взору убийцы представилось, что веревка удлиняется, образуя на конце петлю, обхватившую багровую шею человека, чье тело корчилось и извивалось!
   - Черт бы его побрал! - пробормотал он, направляясь к телу, словно бы в намерении помочь веревке в ее страшном деле. - Неужели он вечно будет преследовать меня? Он заслужил свою участь! Он забрал ее жизнь...
   Он не закончил. Возвышавшийся над ним могучий дуб вдруг задрожал. Раздался треск, а за ним вопль. Под упавшим деревом лежал раздавленный, изуродованный убийца Стедмана.
   Из-за пня, оставшегося от поверженного великана, выскочила серая, тусклая фигура, и, промчавшись мимо неподвижно лежащего тела, исчезла в темноте ночи.
  

ПРИВИДЕНИЕ В ВАГОНЕ

short story by A Lady

  
   Коттедж моей подруги Сары Пейн, стоявший возле моря, был весь драпирован голубой джинсовой тканью, денимом. Она попросила меня сопровождать ее, когда откроет его на все лето. Она призналась, что испытывает некоторое волнение при мысли о том, что ей придется идти туда одной. А я всегда готова к прогулкам. Меня удивило такое количество голубого денима, поскольку этот цвет не подходит Саре, - она предпочитает одеваться во что-нибудь красное. Она почувствовала мое удивление; она очень близорука, поэтому воспринимает окружающее каким-то шестым чувством.
   - Тебе не нравятся эти портьеры, шторы и покрывала, - сказала она. - Мне тоже. Но я сделала это, чтобы он успокоился. И теперь, надеюсь, он спокойно спит в своей могиле.
   - Кто спит в своей могиле, ради всего святого?
   - Мистер Дж. Биллингтон Прайс.
   - Кто это? Никогда о нем не слышала.
   - В таком случае, я расскажу тебе о нем, - сказала Сара, присаживаясь рядом с занавеской. - Прошлой осенью я уезжала отсюда в Нью-Йорк на скоростном экспрессе, известном как "Летящий янки". Разумеется, это навело меня на мысли о "Летучем голландце" Вагнера и о странной легенде, о том, какие странные случаи иногда случаются в наше время и т.д. Затем я выглянула в окно и некоторое время созерцала ландшафт, который, казалось, совершал большой оборот, когда поезд ускорялся. Время от времени у меня возникало ощущение, что на противоположной стороне вагона, через три или четыре кресла от меня, сидит человек. Но каждый раз, стоило только возникнуть этому ощущению, я переводила взгляд на кресло, и видела, что оно не занято. Это был странный обман зрения. Я подняла свой лорнет, и кресло показалось мне еще более пустым. В нем, конечно же, никого не было. Но чем сильнее уверяла я себя, что кресло пусто, тем отчетливее видела в нем человека. Стоило только посмотреть в сторону. Это меня нервировало. Когда в вагон вошли пассажиры, я боялась, что кто-нибудь займет это место. Что, в таком случае, произойдет? На кресло поставили сумку, мне стало не по себе. Сумку убрали на следующей станции. Затем на кресло положили младенца. Он начал смеяться, будто кто-то нежно щекотал его. В этом кресле было что-то странное, недаром его номер был тринадцать. Когда я от него отворачивалась, мне казалось, будто кто-то, сидящий в нем, наблюдает за мной.
   На самом деле, такая причуда вовсе не казалась мне забавной. Поэтому я нажала на кнопку, попросила проводника принести мне столик и, достав из сумочки карты, попыталась развлечь себя, раскладывая пасьянс. Семерка пик вызвала затруднения. "Куда бы мне ее положить?" - еле слышно пробормотала я. "Положите бубновую четверку на пятерку, и все получится", - раздался голос рядом со мной. Я вздрогнула. Кроме меня, в вагоне находились молодожены, мать с тремя детьми и типичный проповедник какой-то секты. Кто из них мог это сказать? "Переложите четверку, мадам", - повторил тот же голос.
   Я испуганно обернулась. Сначала я увидела голубоватое облако, похожее на сигарный дым, но более плотный. Затем облако исчезло, и вместо него передо мной оказался молодой человек, тот самый, которого я видела и не видела сидящим в кресле номер тринадцать. Очевидно, он был коммивояжером - и призраком. Конечно, призрак коммивояжера звучит глупо - они всегда выглядят очень живыми! Хотя, с другой стороны, если при жизни коммивояжеры постоянно двигаются, вряд ли от них можно ожидать, чтобы после смерти они оставались неподвижными в местах своего последнего упокоения. Передо мной было самое обычное привидение, полное жизни, если можно так выразиться, напористое и деловое. В то же время, лицо его выражало отчаяние и ужас, что делало ситуацию совершенно абсурдной. Конечно, нельзя позволить незнакомцу вот так запросто заговаривать с собой, даже о таких пустяковых вещах, как бубновая четверка. Но призрак - о каком этикете может идти речь, когда к тебе обращается призрак! Дорогая моя, это было ужасно! Это привидение, стоявшее передо мной, подсказывало, как следует сыграть, а затем умоляло отложить карты и выслушать его. Я была слишком удивлена и обеспокоена, чтобы говорить с ним. Все, что я могла сделать, это разложить карты, как он сказал. Я так и сделала, чтобы не показаться другим пассажирам сумасшедшей, разговаривающей с пустотой. Вскоре призрак снова заговорил и поведал мне свою историю.
   - Мадам, - начал он, - я езжу на этом поезде туда и сюда с 22 февраля 189... года. Семь месяцев и одиннадцать дней. И за все это время ни разу ни с кем не общался. Для коммивояжера это необычайно сложно, можете мне поверить! Вам известна история Летучего голландца? Так вот, это почти мой случай. Я проклят, и проклятие не будет снято с меня до тех пор, пока какая-нибудь добрая душа... Но я забегаю вперед. В тот день, нас было четверо, отправившихся в путь по своим делам. Один из нас занимался шерстью, другой - мукой, третий - обувью, я же - тканями. Мы встретились и разговорились.
   Эти ребята врали напропалую о своих успехах, кстати, тот день был днем рождения Вашингтона. Торговец мукой заявил, что в этой поездке заключил столько сделок, сколько заключил прежде за все свои поездки. Я же был вынужден признать, что не заключил ни одной. А потом поклялся, - но не в легкомысленной, изящной манере словесного арабеска, а великой клятвой, призвав в свидетели само Небо, - что заключу сделку, не сходя с поезда, относительно продажи денима, даже если мне придется ездить на нем целую вечность. В глотках у нас пересохло от количества произнесенных слов, и, когда поезд остановился в Ривермуте, мы отправились выпить пива. Оно там очень неплохое, - о, прошу простить, я совершенно забыл, что разговариваю с дамой. Мы засиделись, и нам пришлось бежать, догоняя отходящий поезд. Я не сумел ухватиться за поручень, упал под колеса, и следующее, что я помню, - это вскрытие моих бренных останков. Пока их потрошили, я сидел на углу стола гробовщика и задавался вопросом, не понадобится ли кому-нибудь из жюри партия синего денима.
   Я поймал себя на мысли о своей нечестивой клятве и понял, что теперь обречен блуждать до тех пор, пока не совершу сделку. Раз или два я пытался заговорить, предлагая деним по сходной цене, но на меня не обратили внимания. Вердикт гласил: случайная смерть, последовавшая вследствие небрежности умершего, в которой не повинен никто, кроме него самого. Служащие железной дороги не виновны в том, что он выходил пить пиво, действуя на свой страх и риск. Остальные коммивояжеры позаботились о моих останках, а заодно написали моим родственникам прекрасное письмо о моих качествах и последнем разговоре, в котором я принимал участие. Как бы мне хотелось, чтобы произнесенные мною тогда слова были менее экспрессивными! Может быть, мне лучше было солгать о своих сделках, или просто выразить надежду на близкую удачу. Но после произнесенной мной клятвы все было напрасно. Вперед и назад, назад и вперед, в этом поезде, по этой дороге, в кресле номер тринадцать, и так - целую вечность. Никто не подозревает о моем присутствии. Они садятся ко мне на колени, но иногда мне везет, и кто-нибудь кладет ребенка, как это случилось сегодня днем! Но чаще на меня ставят чемоданы, сумки, а иногда придавливают железнодорожными справочниками. Они играют в карты у меня под носом, - и тому подобное. Вы, мадам, первый человек, который меня заметил, и поэтому я осмелился заговорить с вами, не сочтите за оскорбление. Я вижу, моя история тронула вас. А теперь, если вы вспомните историю Летучего голландца, - он был спасен милосердием доброй женщины. Сента вышла за него замуж. Ничего подобного я не прошу. Я вижу у вас на пальце обручальное кольцо, для кого-то вы, несомненно, радость жизни. Сам я никогда не был женат, и, естественно, став призраком, никогда не смогу этого сделать. Впрочем, это не имеет никакого отношения к делу. Но если бы вы могли... не думаю, что это каким-то образом поможет вам, - но если бы вы согласились на добрый, поистине христианский поступок, я был бы вам бесконечно благодарен. Не могли бы вы купить у меня деним по цене 72 с половиной доллара, в то время как такое качество торгуется сегодня по 80 долларов? Не могли бы вы сделать это, мадам?
   Речь бедного призрака не была красноречивой, но взгляд его был таким... таким... Как это было ужасно! Жалость, страх, не знаю, что вынудило меня пойти на это. Я решила, что обойдусь без белого с золотом вечернего платья. Вместо этого, я протянула призраку 72 с половиной доллара и получила от него квитанцию на эту сумму, подписанную Дж. Биллингтон Прайс. После чего он счастливо улыбнулся, поблагодарил меня за мою доброту и вернулся на свое кресло номер тринадцать. Больше я его не видела, хотя иногда мне казалось, что я ощущаю его присутствие. Когда поезд прибыл в Нью-Йорк, и я сходила вместе с другими пассажирами, мне показалось, что сильная рука придерживает меня под локоть, помогая сойти на платформу. Когда я шла, моя сумка, всегда бывшая очень тяжелой, казалась мне невесомой. Думаю, это призрак шел рядом со мной, поддерживая сумку своей рукой. Несколько раз мне даже показалось, что я ощутила прикосновение его холодных пальцев к моим. С тех пор у меня нет оснований полагать, что призрак не обрел покоя. Надеюсь, он его обрел.
   Я не нуждалась в синем дениме и не ожидала его. Однако на следующий день к нашему дому подъехал грузовик, принадлежавший одной крупной фирме, и доставил ткань, с квитанцией об оплате. Что мне оставалось делать? Не могла же я нашить из нее джинсов, выбросить тоже не могла. Поэтому я оформила ею коттедж - хотя ты знаешь, как не подходит этот цвет к цвету того, что я ношу. Пожалей меня, дорогая! Не нужно критиковать легкомысленную женщину, спасшую душу по причине собственного тщеславия. Вот и вся моя история. Что ты о ней думаешь?
  

ПРИЗРАК БАКСТОУНСКОЙ ГОСТИНИЦЫ

by Arnold M. Anderson

  
   Несколько коммивояжеров сидели в коридоре и обменивались байками. Настала очередь Родни Грина; он выглядел очень серьезно, приступая к своему рассказу.
   - Не стану утверждать, будто вера в призраков присуща каждому жителю Арканзаса, но, должен признаться, несколько лет назад со мной там произошел любопытный случай.
   Дело было осенью; я оказался в городке Бакстоун, к счастью, оскверняющем самую малую часть штата. Столь маленькое и грязное местечко мне не приходилось посещать никогда прежде, а городская гостиница ничем не отличалась от самого городка. Эту местность населяют аборигены, все еще цепляющиеся за всякие глупые суеверия. Прежнего владельца гостиницы считали самым отвратительным из смертных. Старый демон был скуп даже более чем подл, и всю свою жизнь занимался тем, что всеми способами старался унять неутолимую жажду накопительства. Ходили слухи, что из-за денег он убил кого-то из своих постояльцев. Правда ли это, я не знаю, но гостиница находилась под подозрением. И все эти разговоры о прежних ужасах отнюдь не придавали ей привлекательности.
   Ее нынешний владелец, Банк Ватсон - его настоящее имя, я полагаю, было Банкер, - был совершенно иным человеком, южного типа, одним из тех беззаботных, беспечных, счастливых смертных, любящих крепкий виски и жующих огромное количество черного табака, при этом не выпускающих изо рта трубку, сделанную из кукурузного початка.
   Когда прежний владелец отдал Богу душу, все его имущество досталось его дальнему родственнику, этому самому нынешнему владельцу, который перебрался в городок вместе со своей семьей и поселился здесь. Было хорошо известно, что его покойный родственник, до того, как отправиться в мир иной, скопил немалое богатство, но все попытки обнаружить спрятанные сокровища потерпели неудачу, и, в конце концов, от идеи найти их когда-либо пришлось отказаться. Что касается Банка, то это его мало беспокоило. У него была трудолюбивая жена, которая, невзирая на обстоятельства, работала не покладая рук, и обед ему подавался всегда в одно и то же время. Что еще он мог пожелать? Почему ему следовало озаботиться тем, что где-то спрятан клад? К тому же, без помощи жены, он вряд ли знал бы, как им распорядиться, даже если бы и отыскал.
   Среди историй, связанных с гостиницей Бакстоуна, имелась одна, связанная с призраком. В комнате, где скончался бывший владелец, в урочное время слышались странные звуки: вздохи, стоны и все прочие признаки, неопровержимо свидетельствовавшие о наличии призрака. По этой причине комната пустовала.
   Я с большим интересом слушал чудесные рассказы об этой комнате с привидением, а затем вдруг решил проверить все сам - провести в этой комнате ночь и самому увидеть все, что только можно увидеть. Я рассказал о своем желании Банку. Он покачал головой, пожал плечами, но вместо того, чтобы попытаться меня отговорить, - что, как я ожидал, он непременно сделает, - просто вынул трубку изо рта, выпустил кварту или около того желтоватого сока между губами, покрытыми коричневыми пятнами, и, едва приоткрыв уголок рта, лениво позвал: "Джейн". Появилась его жена, и он заявил, что я должен решить этот вопрос с "его старухой". Некоторое количество денег убедили его жену, и она постелила мне кровать в злополучной комнате.
   В девять часов вечера, пожелав всем спокойной ночи, я взял свечу, поднялся по покосившейся лестнице и вошел в "комнату ужасов". Атмосфера была тяжелой, ощущался специфический, неприятный запах. Я запер дверь и лег в постель. Подперевшись подушками, я принялся ожидать появления призрака.
   Пыльные стропила, некогда бывшие побеленными, теперь же имевшие грязно-желтоватый цвет, были покрыты совершенно фантастическим количеством паутины. Мерцающий свет свечи порождал на стенах и потолке гротескные фигуры, паутина постоянно раскачивалась, создавая ощущение какой-то призрачной реальности.
   Казалось, я прождал несколько часов, но призрак не являлся. Возможно, его отпугивала моя свеча, поэтому я ее погасил. И, как только я сделал это и улегся поудобнее, сквозь дверь просунулась белая рука, затем часть белой фигуры, и, наконец, призрак появился целиком, белый, закутанный в саван!
   Он проник сквозь дверь, хотя та и была заперта, и двинулся прямо к кровати. Подняв длинную белую руку, он ткнул в меня костлявым пальцем, а затем приказал: "Идем со мной!", после чего повернулся к двери. Я мгновенно вскочил с кровати, готовый следовать за ним. Какая-то неведомая сила заставила меня повиноваться. Дверь распахнулась, призрак повел меня вниз по лестнице, по длинным коридорам в подвал, по таинственным подземным проходам, наверх, из комнаты в комнату, о которых я и не подозревал, что они имеются в старой гостинице. Наконец, через небольшую дверь в задней части дома, вы вышли наружу. Я был в ночной сорочке, но это не важно, мне необходимо было следовать за ним.
   Белый силуэт медленным, размеренным шагом перемещался по саду, молчаливый, как сама смерть. Под деревом, в самом конце, он ткнул в землю, и тем же голосом, что и прежде, произнес:
   - Здесь ты отыщешь великое сокровище.
   Призрак исчез, и больше я его не видел. Я стоял ошеломленный, дрожащий. Придя в себя, я начал копать, но холод ночного воздуха и скудость моей одежды сделали мой труд неисполнимым. Поэтому я решил оставить какой-нибудь знак, указывающий место, и вернуться сюда на рассвете. Я потянулся и надломил ветку. Вернувшись из своей ночной вылазки, я спал до тех пор, пока не раздался громкий стук в дверь, а хриплый голос не известил, что уже полдень.
   Я намеревался покинуть Бакстоун в тот день, но, сгорая от любопытства и желая довести свое исследование до конца, распаковал свой саквояж.
   Вам следует понимать, что это был мой первый опыт общения с призраком, и я боялся, что он никогда более не повторится.
   За завтраком хозяйка молчала, хотя один раз я заметил, что она смотрит на меня со странным выражением. Она, наверное, хотела спросить, как я провел эту ночь, но ей вряд ли понравилось бы, если бы я рассказал ей правду.
   Хозяин был более непосредственен.
   - Думаю, вы не слишком хорошо спали, - произнес он со странной улыбкой.
   - Вы что-нибудь слышали? - спросил я.
   - Ну, я... да, - ответил он. - Но меня вы совсем не побеспокоили. Я знал, что у вас возникнут проблемы, если уж вы собрались ночевать в той комнате.
   Днем я отправился к дереву. Но, к своему удивлению, не нашел сломанной ветки. Наконец, я обнаружил на одной яблоне место, где, как мне показалось, была сорвана ветвь. Однако, осмотрев все яблони в этой части сада, обнаружил, что каждая из них обладает таким дефектом.
   - Это еще более таинственно, - сказал я себе, - но, надеюсь, ночью все разрешится.
   В тот вечер я сказал, что очень устал и собираюсь лечь спать пораньше; никто не стал меня ни о чем расспрашивать.
   - Хотите попробовать еще раз? - спросил мой хозяин.
   - Да; готов, и ни один призрак в мире меня не напугает, - ответил я.
   В ту ночь я дождался полуночи, прежде чем погасить свечу.
   В то же мгновение комнату залил мягкий свет, а у подножия кровати стоял призрак, то же самый, что и в прошлую ночь.
   Снова последовало мановение костлявого пальца и шепот загробного голоса: "Следуй за мной!" Я вскочил с кровати, силуэт метнулся к двери. Он миновал дверной проем и спустился по лестнице, я - за ним. У подножия лестницы невидимая рука ухватила меня за ногу, дернула, и я упал.
   Через секунду я снова был на ногах и следовал за призраком. Он опережал меня на несколько ярдов, но я двигался быстрее, и когда мы оказались возле двери в задней части дома, я почти дотягивался до него. От него веяло холодом, и я оставил мысль его схватить.
   Когда мы проходили сквозь дверной проем, он повернулся и взглянул на меня, в глазах его мелькнуло что-то злое, точно так же, как и в прошлую ночь.
   Когда мы вышли в сад, я был уверен, что не упущу его.
   Но призрак не собирался сдаваться так легко. К моему отвращению, он метнулся обратно в дом и захлопнул дверь прямо перед моим носом.
   Страшась упустить его, страшно раздосадованный, я ударил в дубовую дверь с такой силой, что ее ржавые петли подались, и я очутился на полу в большой комнате гостиной как раз вовремя, чтобы увидеть белые одежды призрака, мелькнувшие на лестнице.
   Я последовал за ним наверх, в старую комнату. Там, в углу, я заметил его. Он зажег свечу и, когда я вошел, бросился на меня, высоко подняв костлявую руку.
   - Поймал! - воскликнул я, обхватывая фигуру. Мой призрак оказался вполне живым человеком.
   Белые одеяния упали, и передо мной предстала моя хозяйка.
   Наутро, когда я пригрозил позвонить в полицию, она призналась мне, что притворялась призраком, чтобы привлекать постояльцев в уединенное старинное место, и что придуманная история приносит ей маленький, но постоянный доход.
  

ПРИЗРАК ГРАБИТЕЛЯ

short story by A Constabulary Officer

  
   Я не обладаю богатым воображением, и никто, кто знает меня, не может сказать, чтобы я к чему-либо испытывал сентиментальность. На самом деле, я, скорее, предрасположен к тому, чтобы рассматривать все с чисто практической точки зрения, и это качество развилось во мне благодаря тому факту, что в течение двадцати лет я служил в полиции Вестфорда, большого города в одном из наших самых важных промышленных районов. Обычно, большинство людей думает, что полицейский, имея дело с практической стороной жизни, склонен к материальному объяснению чего бы то ни было, отвергая суеверия. Тем не менее, однажды, - я в этом твердо убежден, - мне здорово помог подняться по служебной лестнице призрак одного очень известного грабителя. Я рассказывал эту историю многим и внимательно выслушивал их рассуждения. Были они насмешливыми или сугубо реалистичными, для меня не имело значения, поскольку сам я был твердо уверен в том, что случившееся со мною, - случилось на самом деле.
   Восемнадцать лет назад я был сыщиком в Вестфорде. Мне тогда было двадцать три года, и меня особенно волновали две вещи. Во-первых, продвижение по службе; во-вторых, женитьба. Но, конечно, прежде всего меня заботило второе, нежели первое, поскольку моя возлюбленная, Алиса Мур, была одной из самых красивых и умных девушек в городе; но я поставил продвижение по службе на первое место, потому что ему следовало случиться до брака. Понимая это, я всегда искал возможности отличиться, уделял повышенное внимание своим обязанностям, так что начальство меня заметило и сулило в будущем блестящую карьеру.
   Однажды вечером, в последнюю неделю сентября 1873 года, я сидел у себя дома и размышлял, что можно сделать, чтобы заслужить поощрение, которого искренне желал. В то время в Вестфорде было тихо, и, боюсь, мне очень хотелось, чтобы случилось что-то ужасное, а я участвовал в его раскрытии. Я сидел и размышлял, когда вдруг услышал голос: "Добрый вечер, офицер".
   Я резко повернулся. Почти стемнело, лампа не была зажжена. Однако я достаточно четко рассмотрел человека, расположившегося у комода, стоявшего между дверью и окном. Кресло, в котором он сидел, находилось между дверью и комодом, и я пришел к выводу, что он тихо вошел в комнату и сел, прежде чем обратиться ко мне.
   - Добрый вечер! - ответил я. - Не слышал, как вы вошли.
   Он рассмеялся, когда я это сказал, - точнее, тихонько захихикал.
   - Да, - сказал он, - вы правы, офицер. Я очень тихий человек. Можно даже сказать, не производящий шума. Именно так.
   Я внимательно смотрел на него, удивленный и пораженный его присутствием. Он был плотно сложен, с квадратным лицом и тяжелым подбородком. Нос у него был небольшой, но хорошо заметный; глаза, под тяжелыми бровями, - маленькими. Я мог видеть их блеск, когда он говорил.
   Что касается его одежды, - она соответствовала его лицу.
   Он был одет в грубый костюм из шерсти или бобрика; пышный разноцветный платок обматывал его бычье горло, в больших руках он крутил и мял меховую шапку, видимо, сделанную из собачьего меха. Он сидел и улыбался мне, не говоря ни слова; мне стало не по себе.
   - Вам что-то нужно от меня? - наконец спросил я.
   - Небольшое дело, - ответил он.
   - В таком случае, вам следует прийти в участок, - сказал я. - Мы не имеем права никого принимать на дому.
   - Все правильно, офицер, - ответил он, - но мне хотелось поговорить с вами. Заняться моим делом должны именно вы. Если бы я пришел в участок, меня могли бы направить к другому офицеру. А меня это не устраивает. Видите ли, офицер, вы молоды и честолюбивы, жаждете поощрения. Так?
   - Что вам от меня нужно? - повторил я.
   - Разве вы не хотите получить повышение? - снова спросил он. - И чем скорее, тем лучше, офицер?
   У меня не было причин скрывать это, даже от такого странного гостя. Я признался, что хотел бы получить повышение.
   - Так, так! - сказал он с довольной улыбкой. - Я этому рад. Значит, вы сделаете все, что в ваших силах. А теперь, офицер, выслушайте меня. Я собираюсь поручить вам одно маленькое дельце. И, полагаю, скоро вы станете сержантом. Вас повысят, причем, за проявленное умение именно в этом деле. Попомните мои слова.
   - Выкладывайте, - сказал я, понимая, как мне показалось, к чему он клонит. - Наверное, вы собираетесь сдать кого-то из своих приятелей и получить за это награду.
   Он покачал головой.
   - От награды, - сказал он, - мне не будет никакой пользы, даже если это будет тысяча фунтов. Нет, ничего общего с наградой это не имеет. Так вот, офицер, слышали ли вы о Неуловимом Джиме?
   Неуловимый Джим! Хорошим бы я был сыщиком, если бы не слышал о нем. Человек, известный под этим именем, был одним из самых хитрых и умных грабителей Англии и пользовался такой славой, что оно вошло в поговорку. В то время оно было у всех на слуху по той причине, что он был признан виновным в краже со взломом в Нортминстере в 1871 году и приговорен к десяти годам каторги. Отбыв почти два года, он бежал из Портленда таким способом, которым никто никогда не пользовался прежде, после чего исчез. Никто не мог сказать, что с ним сталось; однако в последнее время у полиции появились подозрения, что Неуловимый Джим вновь принялся за старое.
   - Неуловимый Джим! - повторил я. - Конечно, я о нем слышал. Вам что-нибудь известно о нем?
   Он улыбнулся и качнул головой.
   - Неуловимый Джим, - сказал он, - сейчас, в этот самый момент, находится в Вестфорде. Послушайте меня, офицер. Джим собирается сегодня ночью ограбить один дом. Это особняк мисс Синглтон, богатой старушки, живущей на Мейплтон-роуд. Вы должны ее знать - очень богатая, но в доме никого нет, кроме нее, прислуги и домашних животных. У нее есть очень ценное столовое серебро. То, что нужно Джиму. Он проникнет через окно посудомойни около часа ночи, пройдет через заднюю и переднюю кухни в кладовую и помещения для слуг, - только никого из слуг там не будет, - в комнату с сейфом. Кое-кто из его покойных приятелей в Портленде рассказали ему о доме.
   - А откуда вам это известно? - спросил я.
   - Это не важно, офицер. Вы все равно не поверите. Так вот, я хочу, чтобы сегодня ночью вы оказались там и взяли Неуловимого Джима. Это поможет вам получить повышение, а мне - обрести покой. Вы устроите засаду. Как только он проникнет в дом, следуйте за ним. И возьмите с собой оружие, офицер; Джим будет драться как тигр, если вы сразу же не лишите его зубов.
   - Послушайте, - сказал я, - это все очень хорошо, но как-то необычно. Просто скажите мне, кто вы, и как вам стало известно о планах Неуловимого Джима, а я сделаю все остальное.
   Я отвернулся, чтобы взять письменные принадлежности. Я был повернут к нему спиной не более, чем полминуты, но когда обернулся, его уже не было. Дверь была закрыта, но я не слышал ни малейшего звука - ни как она открывалась, ни как закрывалась. Быстро вскочив, я бросился к двери, распахнул ее и взглянул на лестницу. Там никого не было. Я поспешно спустился вниз в коридор и обнаружил хозяйку, миссис Марринер, разговаривавшую с подругой у открытой двери.
   - Миссис Марринер, - спросил я, вмешавшись в их разговор, - куда пошел человек, только что спустившийся с лестницы?
   Миссис Марринер странно посмотрела на меня.
   - Никто не спускался по лестнице, мистер Паркер, - сказала она. - По крайней мере, за последние три четверти часа, на протяжении которых я и миссис Хиггинс стоим здесь и разговариваем.
   - Глупости, - сказал я. - Только что из моей комнаты вышел человек, которого вы послали ко мне двадцать минут назад.
   Миссис Марринер смотрела на меня с выражением глубочайшего удивления. Миссис Хиггинс вздохнула.
   - Мистер Паркер, - сказала миссис Марринер, - очень жаль, что приходится говорить вам это, сэр, но вы либо пьяны, либо страдаете от сильной головной боли. Никто не проходил через эту дверь, ни снаружи, ни изнутри, в течение почти часа, в чем и я, и миссис Хиггинс готовы поклясться на Библии.
   Я поднялся наверх и заглянул в комнаты справа и слева от моей. Там никого не было. Я заглянул под кровать, но и там его, конечно же, не оказалось. Следовательно, он должен был спуститься вниз. Но тогда женщины, стоявшие внизу, должны были его увидеть. В доме имелась только одна дверь. В отчаянии, я сел и закурил трубку. Через некоторое время я пришел к выводу, что если кто-то и пьян, так это, вероятно, миссис Марринер и миссис Хиггинс, а мой странный посетитель вышел через дверь. Я не собирался видеть в нем нечто сверхъестественное.
   В тот вечер у меня не было дежурства, и, по мере того, как приближалось время, я наполнялся решимостью отправиться к дому мисс Синглтон и посмотреть, могу ли извлечь пользу из рассказа моего осведомителя. По моему мнению, таинственный визитер был приятелем Неуловимого Джима, и, узнав намерения последнего, почему-то решил сдать своего дружка. Ссора между преступниками - шанс для полиции, и я решил вмешаться в события. Чтобы мне никто не помешал, я решил ничего не говорить начальству. Если бы мне удалось схватить Джима, мой успех выглядел бы особенно ошеломительным.
   Я быстро разработал план действий. Взяв револьвер, я направился к особняку мисс Синглтон. К счастью, я был знаком с экономкой - женщиной средних лет, сильной, не боязливой, - что было очень важно. Я сообщил ей ту часть информации, которую счел нужным сообщить. Она согласилась скрыть меня в комнате, где стоял сейф. Рядом с сейфом находился шкаф, из которого я мог хорошо видеть все действия грабителя и наброситься на него в нужный момент. Если информация, сообщенная мне, окажется правдой, у меня имелся неплохой шанс схватить знаменитого грабителя.
   Вскоре после полуночи, когда в доме все стихло, я прошел через кладовую и, войдя в шкаф, заперся там. В дверце имелось два отверстия, через которые я мог хорошо видеть комнату. Мне было тесно, но время летело быстро. Больше всего меня занимал вопрос: правда ли мне представилась возможность отличиться? События сегодняшнего вечера озадачивали меня своей нереальностью.
   Внезапно я услышал звук, заставивший меня насторожиться. Это был еле слышный звук скрипнувшей доски или открывшейся двери; но для меня он прозвучал подобно грому.
   Я прислонился к дверце шкафа и заглянул в отверстие. Я повернул ключ и напрягся, готовый в любое мгновение броситься на грабителя. Спустя какое-то время я увидел свет в замочной скважине двери, ведущей в кладовую. Затем она отворилась, и в комнату осторожно вошел человек с фонарем в руке. Сначала я не мог различить его лица; но когда глаза мои привыкли к неяркому свету, я увидел, что меня не обманули, что грабитель был ни кем иным, как знаменитым Неуловимым Джимом.
   Я стоял, смотрел на него и восхищался тем спокойствием, с которым он принялся за работу. Он подошел к окну и осмотрел его. Подергал дверцу шкафа, в котором скрывался я. Затем запер дверь кладовой и вернулся к сейфу. Поставил свой фонарь на стул перед замком и достал из кармана самый полный и замечательный комплект инструментов, какой мне когда-либо приходилось видеть. После чего быстро и аккуратно приступил к вскрытию сейфа.
   Неуловимый Джим был стройным человеком, не очень мускулистым, в то время как я - крупным, с хорошо развитой мускулатурой. Если бы дело между нами дошло до драки, у него не было бы шансов; но я знал, что Джим драться не будет. Я был уверен, что у него имеется револьвер, который он не замедлит пустить в ход, хотя бы в качестве угрозы. Поэтому мой план состоял в том, чтобы выждать момент, когда он окажется спиной ко мне, бесшумно открыть дверцу шкафа и, навалившись всем телом, прижать к полу.
   Вскоре подходящий момент представился. Он сосредоточенно трудился над замком, ни на что не обращая внимания. Слабого шума его инструментов оказалось вполне достаточно, чтобы он не услышал щелчка ключа в замке дверцы шкафа. Я выскочил, навалился на него, выбив инструмент из рук, и повалил на пол перед сейфом. Он воскликнул от изумления, оказвшись подо мной, но тут же принялся вертеться и извиваться, как угорь. Я удерживал его одной рукой, а второй пытался достать наручники. Это было очень неудобно, и грабитель воспользовался ситуацией, чтобы вытащить острый нож. Он выхватил его из-за спины, и, прежде чем я понял, что случилось, попытался ударить меня клинком. Я отразил удар, но нож угодил в мою левую руку, и я почувствовал, как из нее хлынула теплая струя крови.
   Это едва не свело меня с ума, я схватил одно из стальных сверел, лежавших рядом, и ударил его в висок, так, что он обмяк и лежал, как мертвый. Я мгновенно надел на него наручники, и, для верности, связал лодыжки. После этого я поднялся и осмотрел руку. Рана не была серьезной, хотя кровь текла ручьем. Когда появившаяся экономка перевязала ее, я вышел из дома и попросил первого встреченного полицейского помочь доставить Джима в участок.
   Я испытывал прилив гордости, когда докладывал о случившемся инспектору.
   - Неуловимый Джим? - спросил он. - Джеймс Блэнд? Чепуха, Паркер.
   Но я отвел его к камере, где Джима осматривал доктор.
   - Вы правы, Паркер, - сказал инспектор. - Это действительно он. Прекрасно.
   Спустя некоторое время, чувствуя себя немного уставшим, я отправился домой, чтобы немного поспать. Врач осмотрел мою руку и сказал, что рана поверхностная. Тем не менее, она оказалась достаточно болезненной.
   Едва я вошел в свою комнату, как сразу увидел расположившегося в кресле странного человека, навещавшего меня накануне вечером. Когда я вошел, он встал. Я с изумлением уставился на него.
   - Итак, офицер, - сказал он, - я вижу, вам все удалось. Я полагаю, вы его задержали?
   - Да, - ответил я.
   - В таком случае, - он выглядел удовлетворенным, - я доволен. Даже не знаю, что еще сказать. Теперь, думаю, мы с Джимом в расчете.
   Я решил узнать, кто этот человек.
   - Садитесь, - сказал я. - Я хочу задать вам пару вопросов. Только позвольте, я сначала сниму пальто.
   Я снял пальто, подошел к кровати и положил его.
   - Так вот, - начал я, оборачиваясь. Больше я ничего сказал. Я просто онемел от удивления. Человек исчез!
   Мне стало неуютно. Я поспешно спустился вниз, но обнаружил входную дверь закрытой и запертой, точно в таком состоянии, в каком оставил ее минуту назад. Я вернулся к себе, смущенный донельзя. В течение часа я размышлял о происшедшем, но так и не смог выдвинуть никакого разумного объяснения.
   На следующее утро я узнал, что Джим хочет видеть меня. Я пришел к нему в камеру, он лежал с перевязанной головой. Я так сильно ударил его, что ему, вероятно, предстояло провести в кровати несколько дней.
   - Итак, офицер, - сказал он, - прошлой ночью ты был лучше меня. И уложил надолго.
   - Сожалею, что так произошло, - ответил я. - Но, в противном случае, вы бы меня закололи.
   - Да, - сказал он. - Это верно. Однако, офицер, подойди поближе; я хочу кое о чем спросить тебя. Как ты узнал, где я буду работать прошлой ночью? Потому что об этом не могла знать ни одна живая душа. У меня нет приятелей, я никогда никому не говорил о своих планах, и не думал вслух, - насколько мне известно. Как тебе это удалось, офицер?
   В камере никого не было, и я подумал, что мне предоставляется случай кое-что узнать о моем таинственном посетителе.
   - Эту информацию дал мне ваш приятель, - сказал я.
   - Не может быть, офицер. Это чушь. У меня нет приятелей, - по крайней мере, по этому делу.
   - Вам знаком такой человек?
   Я описал своего гостя.
   По мере того, как я говорил, на лице Неуловимого Джима все яснее и яснее проступало выражение ужаса. Его лицо бледнело, пока не стало совершенно белым. Мне никогда не доводилось видеть человека, который был бы более испуган, чем он.
   - Да, да, - с нетерпением произнес он. - Конечно, я его знаю. Это Гроза Морей Билл, с которым я был знаком, - и что он сказал, офицер? - что он вернул мне долг? Что мы наконец в расчете? Это правда, что я остался ему должен. Я относился к Биллу очень плохо, грубо, и он поклялся мне отомстить. Только, офицер, то, что ты видел, было вовсе не Грозой Морей Биллом, а его призраком, потому что Билл мертв и был похоронен три года назад.
   Я, естественно, был сильно удивлен таким оборотом дела, и оно сильно занимало меня все время до того момента, когда Джим снова отправился в Портленд. Пока он оставался в Вестфорде, я много раз пытался разговорить его относительно Билла, но не преуспел. Он не сказал ничего, кроме: "Билл мертв и был похоронен три года тому назад", чем мне и следовало довольствоваться. Постепенно я пришел к твердому убеждению, что меня действительно навещал призрак Билла; я часто рассказывал эту историю сослуживцам, а они смеялись и подшучивали надо мной. Для меня это, однако, не имело значения. Я уверен, что любой человек, имевший опыт, подобный моему, воспринимает шутки и смех точно так же.
   Конечно, вскоре я получил повышение и женился. Все у меня шло хорошо, я шаг за шагом поднимался по карьерной лестнице. Втайне я был уверен, что обязан началом своей карьеры призраку, и продолжал бы так думать, если бы не инцидент, случившийся через пять лет после того, как я арестовал Неуловимого Джима.
   Мне довелось отправиться из Вестфорда в Шеффилд, в Лидсе меня ждала пересадка. В карете, в которую я сел, находился один-единственный человек, повернувшийся ко мне, как только я вошел. Хотя он был одет вполне пристойно, я сразу же узнал в нем моего таинственного посетителя. Поначалу я испытал страх, и, по всей видимости, он отразился на моем лице, поскольку человек рассмеялся.
   - Привет, офицер, - сказал он. - Вижу, вы меня сразу узнали. Вы мой должник, офицер, не правда ли?
   - Послушайте, - сказал я, - целых пять лет я считал вас призраком. Скажите, как вам удавалось исчезать из моей комнаты?
   Он долго и громко смеялся.
   - Призрак? - наконец сказал он. - Хорошенькое дело! Все гораздо проще, офицер. Я останавливался в этом доме на день или два. Нет ничего проще, если знаешь как, тихо открыть дверь и выскользнуть.
   - Но я выходил вслед за вами и искал вас.
   - Офицер... Вы спускались вниз, а я поднимался наверх! Вам следовало бы подняться на чердак, и тогда бы вы меня нашли. Так вы принимали меня за призрак? Хорошенькое дело!..
   Я передал ему свой разговор с Джимом в камере.
   - А, - протянул человек, - все верно, офицер. Видите ли, случилось так, - это не вина Джима, что я не умер. Он хотел убить меня, офицер, он нанес удар и оставил меня лежащим, подобно мертвому. Поэтому я дал себе клятву, что отплачу ему, рано или поздно. После этого случая я оставил свои прежние занятия, поступок Джима заставил меня по-иному взглянуть на жизнь. Я вернулся к своему прежнему занятию, - кладка и починка труб. Я занимался этим в Вестфорде, возле дома мисс Синглтон, когда увидел Джима. Я сразу понял, что он замышляет, поскольку слышал о столовом серебре; я следил за ним одну или две ночи и понял, когда и как он собирается провернуть дельце. Ну, а потом, поскольку вы были офицером и жили рядом со мной, - я все вам рассказал. И только.
   - Но как вам удалось угадать время и все детали?
   - Очень просто. Я много лет провел в Порленде и знал, как поступит Джим, увидев его наблюдающим за особняком. Но призрак! Ха-ха-ха! Вы, офицер, должно быть, были совсем зеленым пять лет назад!
   Может быть, и так. Во всяком случае, я усвоил урок, преподанный мне Грозой Морей Биллом, а именно, что при обыске дома следует досматривать не только низ, но и верх.
  

ПРИЗРАЧНЫЙ ПАЛЕЦ

short story by uncredited [as by Anonymous]

  
   Я человек не суеверный, далекий от всякой веры в сверхъестественное, однако, несмотря на все мои усилия придерживаться этой точки зрения, обозревая комнату, в которой находился, я почему-то укреплялся в той мысли, что здесь непременно должно случиться нечто странное. В ее огромных размерах, тяжести и мраке, было нечто, заставлявшее меня расставаться с прежним скептицизмом в отношении сверхъестественных посещений. Мне казалось невозможным находиться в этой комнате, и не верить в существование призраков.
   Дело в том, что, по неосторожности, за ужином я несколько переусердствовал, воздавая должное любимому блюду голландцев, квашеной капусте, и, наверное, именно это послужило причиной возникновения в моей голове странных фантазий. Как бы то ни было, знаю только, что, расставшись со своим другом и отправившись спать, я постепенно довел себя до такого беспокойного состояния, что, в конце концов, стал задаваться вопросом: уж не суждено ли стать призраком мне самому.
   "А вдруг, - думалось мне, - хозяин мой кровожадный разбойник, удаливший замок из двери этой комнаты, чтобы посреди ночи ворваться сюда и завладеть моим имуществом, убив меня! Этот парень и впрямь выглядит настоящим головорезом". До сей поры у меня не возникало подобных мыслей, поскольку мой хозяин был толстым (все голландцы - толстые), недалеким парнем, который вряд ли имел понятие о том, что такое грабеж или убийство, но, так или иначе, когда вы чем-то обеспокоены (например, очень неприятно ложиться спать в незнакомом месте, не имея возможности запереть дверь), вы начинаете еще более усугублять его мириадами химер, являющихся порождениями вашего собственного мозга.
   В моем настоящем случае, одолеваемый бесчисленным множеством неприятных видений, самых диких абсурдов, какие только можно себе вообразить, - я, наконец, вскочил с постели и потушил свечу (ибо полная темнота была предпочтительнее отбрасываемого ею мерцающего призрачного света, который скорее скрывал, чем прояснял находившееся в комнате), после чего снова лег и уснул, очень уставший после длительного дневного путешествия.
   Не знаю, как долго я спал, пока внезапно не вырвался из объятий ужасного сна: я спасался бегством по длинным извилистым коридорам гостиницы от преследовавших меня то ли разбойников, то ли призраков. Мной овладело странное чувство, какое не доводилось испытывать никогда прежде. Мне казалось, что каждый нерв в моем теле населен сотнями духов, которые беспрестанно тревожат его; я был охвачен таким жаром, что, внутренне проклиная квашеную капусту и задаваясь вопросом, как вообще голландцы могут употреблять такой яд, сел в постели, чтобы немного остыть. Вся комната была погружена во мрак, за исключением одного места, где лунный свет, пробиваясь сквозь щель в ставнях, отбрасывал на пол прямую линию примерно в полтора дюйма - чистую, ясно видимую на фоне темноты. Представьте себе мой ужас, когда, взглянув на эту линию, я увидел там человеческий палец - ничего более.
   В первый момент я подумал, что это, должно быть, какой-то эффект, вызванный лунным светом, в то время как я все еще находился в полудреме и не мог отчетливо видеть. Поэтому я два-три раза протер глаза и снова взглянул. Эта проклятая вещь осталась на своем месте - простая, отчетливо видимая, неподвижная, - словно сделанная из мрамора, но в то же время ужасно человеческая.
   Меня не так-то легко испугать. Никто из путешественников не подвергался, наверное, стольким опасностям, скольким подвергался я, но в появлении этого одного-единственного пальца было нечто столь таинственное и необычное, что какое-то время я тупо смотрел на него, не шевелясь и не в состоянии сообразить, как мне надлежит поступить.
   Однако, по мере того как я смотрел, а палец оставался на своем месте, мне подумалось, что тактику поведения следует изменить, что все полуночные гости, будь то воры, привидения или злые духи, совершенно не выносят шума, а потому громко спросил:
   - Кто здесь?
   Палец немедленно исчез в темноте.
   Почти сразу же я вскочил с постели и бросился к тому месту, где видел странный палец. В следующее мгновение я почувствовал, как натолкнулся на что-то, и ощутил, как нечто сжало мое тело в железных объятиях. Что случилось далее, об этом у меня не сохранилось отчетливых воспоминаний, за исключением того, что между мной и моим невидимым противником завязалась борьба. Время от времени мы падали на пол, снова поднимались, обхватив один другого. Мы дергались, напрягались, тянули и толкали, я - судорожно сражаясь за свою жизнь, он (поскольку к тому времени я понял, что мой противник был человеком) - по причине, остававшейся мне неизвестной. Мы кружились, щека к щеке, рука в руке, в яростной схватке, пока в комнату с фонарями не ворвались по крайней мере с дюжину человек (и среди них - мой попутчик), разбуженные, я полагаю, грохотом от падения наших тел. В их свете я увидел, что борюсь с мужчиной, на котором нет ничего, кроме рубашки, чьи длинные спутанные волосы и дикий взгляд ясно свидетельствовали, что он сумасшедший. И тогда, в первый раз, я осознал, что получил во время схватки несколько ударов ножом, который мой противник все еще держал в руке.
   Чтобы закончить рассказ в нескольких словах (поскольку, осмелюсь предположить, читая его, вы уже утомились), скажу, что мой полуночный посетитель действительно оказался сумасшедшим, которого везли в лечебницу в Гааге. Он и его сопровождающий были вынуждены заночевать в Делфте. Бедняга умудрился ночью удрать от своего сторожа, который забыл запереть дверь комнаты, и с неодолимым желанием кровопролития, свойственным многим безумцам, завладев карманным ножом, пробрался в мою комнату, единственную не запиравшуюся в доме, и, вероятно, размышлял о нанесении рокового удара, когда я заметил его палец, в то время как остальное тело скрывалось в темноте.
   После такого ужасного поступка, за ним наблюдали с гораздо большей строгостью, но, желая хотя бы отчасти смягчить вину сторожа, должен прибавить, что этот случай явился единственным проявлением агрессии, замеченным когда-либо со стороны больного, которого ему доверили спровождать.
  

ПРИЗРАК ЛЕДИ ДЭЙВЕНПОРТ

by Frederick F. Schrader

  
   Согласны ли вы с Гамлетом, уважаемые читатели? Что между небом и землей еще остались вещи, не подвластные людской философии? Кажется ли вам возможным, что Элифас Леви способен вызвать тень Аполлония Тианского, пророка и предсказателя, в лондонской гостинице, и что великий мудрец Уильям Крукс несколько дней в неделю пил чай за завтраком в обществе материализованного духа юной леди, одетой в белой платье и с тюрбаном на голове?
   Не смейтесь! Думаю, при виде духа с тюрбаном на голове вас охватила бы паника, а его гротескный вид лишь увеличил бы ваш ужас. Что же касается меня, то вчера вечером я испытал трепет, всего лишь прочитав в одной из нью-йоркских газет об уголовном процессе, который, вероятно, закончится смертной казнью осужденного.
   Печальный случай. Я невольно вздрагиваю, пробегая глазами протоколы судебного процесса, показания гостиничного официанта, подслушавшего разговор убийцы и жертвы у замочной скважины, и сорока достоверных свидетелей, показавших одно и то же. Что должен был я испытывать, представляя прекрасную жертву с рваной раной на груди, в которую она обмакнула палец, чтобы затем оставить кровавый знак на лбу убийцы?
  

I.

   Около трех часов пополудни, третьего февраля, профессор Дэйвенпорт и мисс Ида Саутчотт, бледная застенчивая молодая девушка, бывшая ассистенткой у профессора в течение нескольких лет, заканчивали ужин в номере на втором этаже в гостинице Нью-Йорка. Профессор Бенджамин Дэйвенпорт был знаменитостью, однако поговаривали, что он добился своей славы весьма сомнительными средствами. Ведущие медиумы не доверяли ему в том, в чем не отказывали в доверии Уильяму Круксу или Даниэлю Дугласу Хоуму.
   "Жадные и недобросовестные медиумы, - пишет автор "Спиритуализма в Америке", - стали виной тому, что мы постоянно подвергаемся атакам со стороны общества. Когда материализация происходит не так быстро, как того требуют обстоятельства, они прибегают к обману и мошенничеству, чтобы выпутаться из затруднительного положения".
   Профессор Бенджамин Дэйвенпорт принадлежал как раз к таким "недобросовестным" медиумам. Кроме того, о нем передавали странные истории. За глаза его обвиняли в ограблениях на дорогах Южной Америки, мошенничестве при игре в карты в казино Сан-Франциско и в использовании огнестрельного оружия в отношении лиц, которые никогда его не оскорбляли. Почти открыто говорили о том, что жена профессора умерла от жестокого обращения и переживаний по поводу его неверности. Однако, несмотря на все эти слухи, мистер Дэйвенпорт, в силу своих талантов фокусника и мошенника, продолжал оказывать огромное влияние на простых и доверчивых людей, которых невозможно было убедить в том, что они никоим образом не общались с духами своих братьев, сестер или матерей, якобы материализованных чудесными способностями профессора. Его "профессиональному" успеху немало способствовало смуглое, напоминающее Мефистофеля, лицо, глубоко посаженные глаза, горевшие огнем, большой изогнутый нос, изгиб губ, свидетельствовавший о цинизме, и торжественный, почти пророческий тон.
   Когда официант нанес последний визит - он не успел далеко уйти - в комнате состоялся следующий разговор:
   - Сегодня вечером в доме миссис Хардинг должен состояться сеанс, - начал медиум. - Будет немало влиятельных людей и два-три миллионера. Спрячьте под юбкой парик блондинки и белую материю, в какой обычно появляются духи.
   - Хорошо, - покорно ответила Ида Саутчотт.
   Официант слышал, как она прошла по комнате. После паузы, она спросила:
   - Чей дух вы собираетесь вызвать сегодня вечером, Бенджамин?
   Официант услышал громкий, отвратительный смех. Стул под тяжестью профессора застонал.
   - Угадай.
   - Кто-нибудь, кого я знаю? - спросила она.
   - Я собираюсь вызвать дух моей покойной жены.
   Из комнаты снова донесся зловещий смех. С губ Иды сорвался крик ужаса. Приглушенный звук подсказал подслушивавшему у двери, что она опустилась на колени и в таком положении ползет к профессору.
   - Бенджамин, Бенджамин, не делайте этого, - умоляла она.
   - Почему нет? Говорят, я разбил сердце миссис Дэйвенпорт. Эта история наносит ущерб моей репутации, но она развеется как дым, если ее дух нежно обратится ко мне с другого берега в присутствии многочисленных свидетелей. Ведь ты будешь говорить со мною нежно, не правда ли, Ида?
   - Нет, нет. Вы не должны этого делать; вы не должны даже думать об этом. Выслушайте меня, ради Бога. За те четыре года, что я с вами, я всегда слушалась вас и исполняла все в точности так, как вы приказывали. Я лгала и обманывала, подобно вам; я научилась имитировать сон и симптомы ясновидения. Скажите, разве я когда-нибудь отказывалась повиноваться или вы слышали от меня хоть слово жалобы на то бремя, которые вы возложили на мои плечи, или когда вы пронзали мои руки вязальными спицами? Я, скрываясь за занавесками, подражала далеким голосам, заставляя матерей и жен поверить, что их сыновья и мужья покинули лучший мир ради общения с ними. Как часто я выполняла самые опасные трюки в погруженных в темноту комнатах? Одетая в саван или белый муслин, я изображала духов с тусклыми глазами, в которых несчастные родственники со слезами на глазах узнавали своих ушедших близких. Вы не знаете, как я страдала, играя эти роли. Вы смеетесь над тайнами Вечности. Я уже ощущаю муки грядущего возмездия. О Господи! Настанет время, и мертвые, которых я изображаю, предстанут передо мной с поднятыми руками, произнося ужасные проклятия! Этот ужас поселился в моем сердце - он убивает меня. Я горю, словно в огне. Взгляните, как я измождена, как измучена и подавлена. Но я в вашей власти. Делайте со мной, что хотите; я в вашей власти, и хочу, чтобы так оставалось и впредь. Я когда-нибудь жаловалась? Но не заставляйте меня делать то, что вы задумали, Бенджамин. Пожалейте меня ради того, что я делала для вас в прошлом, за то, как я страдаю. Не нужно этого делать, не нужно заставлять меня играть роль вашей мертвой жены, которая была такой нежной, такой красивой. О, что заставило вас принять такое решение? Избавьте меня от этого, Бенджамин, я вас умоляю!
   Профессор больше не смеялся. Помимо звука опрокинутой мебели, официант услышал еще один, - похожий на стук головы о пол. Он сделал вывод, что профессор Дэйвенпорт опрокинул мисс Иду ударом ноги или кулака, когда она приблизилась. Но официант не вошел в комнату, поскольку его никто не позвал.
  

II.

  
   В тот вечер в гостиной миссис Джоан Хардинг собралось сорок человек; они смотрели на занавес, за которым матриализовывался дух. Один-единственный тусклый фонарь в углу гостиной не столько давал свет, сколько подчеркивал темноту. В комнате царила глубокая тишина, нарушаемая только взволнованным дыханием зрителей. Огонь в камине отбрасывал таинственный свет на едва различимые в полумраке предметы.
   Этим вечером профессор Дэйвенпорт превзошел самого себя. Мир духов повиновался ему без малейшей задержки, словно своему законному владыке. Он был всемогущим повелителем духов. Невидимые руки доставали из ваз цветы; прикосновение невидимых пальцев к клавишам фортепиано извлекало из них прекрасные мелодии; мебель отвечала стуками на самые непредсказуемые вопросы. Сам профессор приподнялся от пола на высоту трех футов, по просьбе миссис Хардинг, и оставался в таком положении четверть часа, держа в руках раскаленные угли.
  

III.

   Но самое интересное, а также самое убедительное испытание состояло в материализации духа миссис Арабеллы Дэйвенпорт, которое профессор обещал в самом начале сеанса.
   - Время пришло! - провозгласил медиум.
   Пока сердца присутствующих трепетали от тревожного ожидания, а глаза напряженно всматривались в темноту, где должна была случиться обещанная матриализация, Бенджамин Дэйвенпорт встал перед занавесом. В сумраке, высокий мужчина с взъерошенными волосами и демоническим взглядом был одновременно и красив, и ужасен.
   - Явись нам, Арабелла! - произнес он властным тоном, с жестом Назарянина у могилы Лазаря.
   Все замерли в ожидании...
   Внезапно из-за занавеса раздался крик - пронзительный, дрожащий, ужасный, крик существа, чья душа расстается с телом.
   Зрители трепетали. Миссис Хардинг едва не упала в обморок. Сам медиум казался удивленным.
   Но Бенджамин пришел в себя, увидев колыхание занавеса, и снова призвал духа.
   Призрак был похож на молодую женщину с длинными светлыми волосами; она была красива и бледна, одета во что-то светлое, светящееся. Ее грудь была обнажена, в левой стороне виднелась кровоточащая рана, из которой торчал нож.
   Зрители поднялись и отступили, толкая стулья к стене. Те, кто случайно взглянул на медиума, заметили мертвенную бледность, покрывшую его лицо, он стал как будто ниже ростом и дрожал.
   Но молодая женщина, миссис Арабелла, настоящая, которую он так хорошо помнил, которая пришла на его призыв, двигалась прямо к нему, в ужасе закрывшему глаза, чтобы не видеть ее взгляда. Наткнувшись на кресло, он упал. Она приложила палец к кровавой ране и провела по лбу теряющего сознание медиума, повторяя при этом медленно, монотонно, голосом, напоминавшим тоскливый вой:
   - Это ты убил меня! Убийца!
   Он катался и метался по полу, в смертельном ужасе, когда вспыхнул свет.
   Дух исчез. В комнате, где происходил сеанс, за занавесом, нашли тело несчастной мисс Иды Саутчотт, с искаженными ужасом чертами лица. Присутствовавший на сеансе врач констатировал разрыв сердца.
   Именно поэтому профессор Бенджамин Дэйвенпорт предстал в зале суда в Нью-Йорке, чтобы ответить на обвинение в убийстве своей жены, совершенное четыре года назад в Сан-Франциско.
  

ПРИЗРАЧНАЯ ЖЕНЩИНА

short story by uncredited

  
   Он с самого начала воспринял ее как всепроникающую, причудливую фантазию. Она не была молодой и красивой, насколько он мог судить, - но вся как бы окутана тайной. Ключ к разгадке был прост: он видел ее, даже когда не хотел видеть. Ее лицо у окна, после захода солнца; ее глаза, грустно смотревшие сквозь пыльные стекла, гипнотизировали адвоката. Он видел ее каждый вечер, и с нетерпением ждал наступления сумерек, когда, наконец, у окна снова появится эта незнакомая женщина.
   Она всегда показывалась в одном и том же окне первого этажа; сидела, и ничего не делала. Она смотрела вдаль, что позволяло влюбленному адвокату думать, будто она смотрит именно на него. Однажды ему даже показалось, что он видит улыбку на ее губах. Он ловил ее взгляд, и читал в нем желание познакомиться. Этот роман продолжался уже пару месяцев.
   Гилберт Дент уверял себя, - в этой жизни нет ничего невозможного, и ломал голову, каким образом представиться или быть представленным своему кумиру.
   Он почти нашел решение этой проблемы, когда его ожидал шок. Наступил вечер, а ее у окна не оказалось.
   На следующее утро он, обычным путем, по Вуд лейн, отправился в свой офис. Но сегодня он чувствовал, что не сможет прожить день, не увидев ее. Его сердце забилось сильнее, совсем как у школьника, когда он приблизился к ее дому. Она должна была сидеть у окна. Он почти осмелился постучать в окно и, - даже так! - в нескольких словах признаться ей, кем она стала для него, совершенно непостижимым образом. Он не видел в этом ничего смешного и недостойного. То, что она может оказаться замужем, или быть связана какими-то иными семейными узами, просто не приходило ему в голову.
   Однако у окна ее не оказалось; более того, дом казался лишенным жизни, окутанным каким-то зловещим молчанием.
   Стояло жаркое утро конца августа. Он долго смотрел на окно, но за ним не обозначилось никакого движения.
   Он пошел дальше, своей привычной дорогой, идя так, словно ничего не видя перед собой. В тот день он рано ушел из офиса, и менее чем через час уже снова стоял у ворот. В окне по-прежнему никого не было. Он толкнул ворота - они висели на одной петле - и подошел к дому. Он сделал пять шагов - ровно пять шагов. Затем резко повернулся к окну. Ему было страшно взглянуть сквозь стекла - почему, он и сам не мог этого объяснить.
   Наконец, набравшись мужества, он все-таки сделал это и увидел за окном небольшой круглый столик, по всей видимости, служивший для рукоделия; по всему его периметру располагались небольшие ящички, а поверх была крышка, закрывавшая принадлежности. Он вспомнил, что у его матери был такой же - тридцать лет назад.
   На краю стола лежала маленькая нежная рука. Взгляд Гилберта Дента проследовал по этой руке от запястья к плечу, под грубым корсетом, - и далее к тонкой шее. Голова свешивалась назад.
   Это был конец, конец без начала. Он увидел ее. Она была мертва; ужасное лицо, повернутое к потолку, пальцы, судорожно вцепившиеся в кромку стола.
   Он бросился обратно на улицу.
   Долгое время он не мог прийти в себя от ужаса увиденного. Он стоял и смотрел на лишенный жизни дом, все остальное казалось нереальным. Было уже темно, когда он, наконец, отошел от ворот и направился в ближайший полицейский участок. Что она умерла - та женщина, имени которой он не знал, хотя и любил ее, - в этом не могло быть никаких сомнений; достаточно было одного взгляда на ее лицо. В том, что она была убита, он почти не сомневался. Крови он не видел; на длинной худой шее не было заметно никаких следов, и все же, пока он шел, в ушах его звенело одно-единственное слово: "Убийство".
   Позже он пришел сюда с полицейским.
   Они сломали дверь и вошли в комнату. Конечно, она была погружена во мрак. Дент, дрожащими пальцами, зажег спичку. Она на мгновение вспыхнула, осветив стены, после чего упала на пыльный пол.
   Полицейский зажег свой фонарь и направился к окну. У него не было причины торопиться; его интересовала суть происшедшего. В нем пробудилось профессиональное усердие; он столкнулся с тайной.
   Оказавшись возле окна, он издал странный, подавленный возглас, в котором гнев смешивался с удивлением. Затем вернулся к Гилберту Денту, стоявшему посреди комнаты с прижатыми к глазам ладонями, и не слишком вежливо дернул за руки.
   - Здесь никого нет, - сказал он.
   Дент взглянул на рабочий столик. Там никого не было. Женщина исчезла.
   Они обыскали дом; они тщательно осмотрели сад. Ничто не вызвало их подозрений; все рассказывало одну и ту же печальную историю - об упадке, о смерти, о годах вне времени. Но им не удалось найти ни женщины, ни следов.
   - Этот дом, - сказал полицейский, подозрительно вглядываясь в лицо адвоката, - пустовал всегда, насколько я себя помню. В нем никто не жил. Поговаривали, что здесь и в самом деле что-то случилось много лет назад. Но что - мне неизвестно. Зато известно, что его никто не хочет брать в аренду.
   Сомнительно, чтобы до сознания Гилберта Дента отчетливо дошло хоть одно слово из тех, которые говорил полицейский. Он был слишком ошеломлен, чтобы сделать хоть что-то помимо того, как вернуться домой, - едва только ему было позволено уйти, - и запереть дверь на ключ; он боялся даже самого себя. В ту ночь он не ложился спать.
   Что касается тайны женщины, ее не существовало; то есть - официально. В отделении полиции пожимали плечами и улыбались. Должно быть, адвокат хватил лишнего - и мертвая женщина в пустой комнате была всего лишь ужасным плодом его мозга, одурманенного хмелем.
  

* * * * *

   Через неделю Дент пригласил своего брата Неда - самого близкого своего родственника. Нед был врачом; возможно, в отличие от Дента, он был совершенно лишен фантазии. Во всяком случае, когда последний рассказал ему историю о доме и женщине, он объяснил это исключительно нездоровой печенью.
   - Ты перетрудился, - сказал старший брат, глядя на пожелтевшее лицо младшего. - Такие случаи отнюдь не редкость. Разве ты никогда не слышал о людях, имеющих своих "домашних призраков"?
   - Но это была самая настоящая женщина, - заявил тот. - Я... я влюбился в нее. И подумывал жениться на ней - если бы смог.
   Нед бросил на него быстрый взгляд.
   - Завтра мы отправимся в Брайтон, - спокойно сказал он. - Что касается твоей работы, ее следует отложить. Ты переутомлен. Тебе уже давно следовало бы отдохнуть.
   Они уехали в Брайтон, и, казалось, Нед оказался прав, что женщина у окна - всего лишь порождение расстроенных нервов. Так казалось почти три недели, а затем наступила развязка.
   Это случилось в сумерках, - она словно была их частью, - Гилберт Дент увидел ее снова; женщину, которую нашел мертвой.
   Двое братьев прогуливались вдоль скал.
   В лицо им дул ветер, внизу шумело море. Нед только что сказал, что самое время вернуться в гостиницу и поужинать, когда Гилберт, с криком, рванулся вперед, к самому краю покрытой травой скалы, по которой они шли. Это движение было настолько внезапным, что брат едва успел его поймать. Они боролись и раскачивались на самом краю утеса; Гилберт, во власти какого-то внезапно охватившего его исступления, казалось, хотел броситься вниз; но брату все-таки удалось отшвырнуть его подальше от роковой кромки.
   Гилберт открыл глаза и попытался подняться на ноги.
   - Тебе лучше? - весело спросил брат, протягивая ему руку. - Странно! Иногда море оказывает подобное влияние на некоторых людей. Но вот уж никак не думал, что ты к ним относишься.
   - Какое влияние?
   - Головокружение, мой дорогой.
   - Нед, - торжественным тоном произнес его брат, - я видел ее. Не трать понапрасну время, чтобы пытаться мне что-нибудь объяснить. Я был склонен думать, что ты прав - что она, женщина у окна, была фантазией, что я влюбился в фантом, созданный моим собственным мозгом; но я видел ее только что. Должно быть, ты тоже видел ее - она стояла всего в нескольких футах от тебя. Почему ты не попытался ее спасти? Позволить ей поступить так, как она поступила, равносильно убийству. Я же, со своей стороны, сделал все возможное.
   - Ты едва не погубил нас обоих, вот что ты сделал, - мрачно заметил Нед.
   Гилберт окинул его диким взглядом.
   После ужина, Нед уговорил его отдохнуть; после того, как брат уснул, он ушел.
   Когда он вернулся, то встретил в холле служащего, сообщившего ему, что Гилберт ушел приблизительно через четверть часа после его ухода.
   Услышав это, он испугался самого худшего; хотя, в данном случае, не имел представления, что именно понимать под самым худшим. Конечно, действовать следовало без промедления; но, посмотрев расписание, он обнаружил, что, к сожалению, ближайший поезд отправится только через час.
   Он прибыл, когда уже совсем стемнело. Он был уверен, что найдет Гилберта именно там. Он добрался до переулка и медленно пошел по нему, всматриваясь в каждый дом. Ему было нетрудно узнать тот, который он искал; Гилберт не раз ему его описывал.
   Наконец, он остановился возле ворот, повисших на одной петле, и взглянул, через темноту и садовые деревья, на стены с облупившейся штукатуркой.
   Он обошел дом и, найдя заднюю дверь, вошел. Он вынужден был признаться себе, что боится идти через главный вход, однако и путь по длинной лестнице, шедшей от комнат для прислуги, казался не менее страшным. Тем не менее, он взял себя в руки и поднялся в ту самую комнату.
   Здесь было очень темно. Он слышал, как что-то шуршит на полу; он чувствовал песок и пыль под ногами, копившиеся годами. Он чиркнул спичкой, - как совсем недавно Гилберт, - и сначала взглянул в сторону окна. Вспыхнувшая на мгновение спичка осветила комнату. Он увидел полоску белой бумаги, свисавшей со стены словно щупальце осьминога; он увидел крыс, метнувшихся по полу от окна к большому камину из белого мрамора.
   Но он увидел кое-что еще.
   За то краткое мгновение, пока горела спичка, он увидел своего брата, лежавшего на полу; его рука сжимала край рабочего столика, точно так же, как прежде рука женщины. Другой рукой он сжимал свою грудь, и на лице его была написана ужасная мука.
   Мертвое лицо. Конец романа. Он лежал мертвый у окна, где каждый вечер в сумерках сидела женщина и улыбалась ему.
   Нед зажег вторую спичку, потом третью. Внимательно осмотрелся. Пошатнулся и вскрикнул. И этот крик разнесся по пустым комнатам, эхом отразился в коридорах и стих в подвалах.
   Голова Гилберта была откинута назад; его невидящие глаза уставились в потолок. На шее виднелись багровые следы. Доктор мог видеть их очень отчетливо; отпечаток маленьких пальцев; маленьких пальцев маленькой ладони; женской ладони.
  

* * * * *

  
   Самое любопытное в этой истории то, что никто больше не увидел эти знаки. Поэтому не разразился скандал, не было поисков убийцы, самого убийства также не было. Знаки исчезли; и когда врач снова увидел тело своего брата при хорошем освещении, в присутствии других людей, никаких отпечатков не было. Вскрытие показало, что смерть наступила вследствие естественных причин.
   Тем дело и окончилось.
   Теперь там, где стоял дом и заросший сад, проходит новая дорога, а по обеим ее сторонам расположены аккуратные красные и белые здания.
   Тайна - если она существовала - так и осталась тайной.
   Но Нед Дент никогда не пользуется новой дорогой, когда сгущаются сумерки.
  

БЕЛОЕ ВИДЕНИЕ

short story by Elia W. Peattie (variant of On the Northern Ice 1898) [as by uncredited]

  
   Зимние ночи в Sault Ste. Marie были такими же светлыми и белыми, как Млечный Путь. Тишина, - следствие уединения, - также казалась белой. Природа препятствовала звукам. Если прибавить сюда белый мороз, то все становилось неразличимо одинаковым. Виднелись звезды, но они принадлежали небу, а не земле. Они сияли в недостижимой выси, и мрак ночи, - непрозрачный эфир, - катился между ними и наблюдателем огромными волнами.
   В таком месте трудно поверить, что мир обитаем. Кажется, что Каин только что убил Авеля, и кроме него не осталось ни одного человеческого существа.
   В ту ночь, когда Ральф Хагадорн отправился в Эхо Бей, он ощущал себя единственным человеком в мире, настолько полным было одиночество, его окружавшее. Он собирался на свадьбу своего лучшего друга и был приглашен туда в качестве дружки. Однако он задержался, и был вынужден отправиться в путь ночью. Он отдалился от своего дома совсем недалеко, когда почувствовал нарастающее возбуждение. Полозья его коньков резали лед, его ноги были способны и к более длительному путешествию, чем то, которое ему предстояло, а мороз был тем же, что шпоры для лошади.
   Он рассекал воздух подобно острому камню, пронзающему воду. Он чувствовал воздух, разбрасывая его в стороны. И по мере того, как он двигался, в голове у него возникали видения. Он представлял себя могучим, великим викингом с Нортлендских островов, спешащим по ледяным фьордам к своей любимой. Он вспомнил о ней, хотя, признаться, никогда о ней не забывал, и это воспоминание служило основой всем его мыслям. Конечно, он не говорил ей, что любит ее, поскольку видел всего несколько раз, и такая возможность ему просто не представилась. Она также жила в Эхо Бей и должна была стать подружкой невесты его друга, - и это была еще одна причина, почему он катился, обгоняя ветер, и почему, время от времени, восторженный крик вырывался у него из груди.
   Единственным затруднением было то, что у отца Мэри Бежу водились деньги, она жила в прекрасном доме и носила на шее меха выдры, а на ногах - маленькие сапожки, отороченные норкой, когда каталась на санках, а на куртке, в которой была зашита прядь волос ее умершей матери, имелась черная жемчужина размером с горошину. Это затрудняло, точнее, делало невозможным для Ральфа Хагадорна что-либо большее, чем простое признание в любви. Но он жаждал сказать хотя бы это, к чему бы сказанное ни привело.
   По мере того, как его решимость крепла, он мчался по льду, блестевшему под звездами. Венера склонялась к западу, и, казалось, утешала его. Ему очень не хотелось уклоняться от этой путеводной звезды любви, но он был вынужден свернуть к северо-востоку.
   И сразу же пришел в ужас от того, что он не один. Его ресницы были покрыты инеем, глаза ломило от мороза, и поначалу он подумал, что ему показалось. Но, протерев глаза, убедился, что впереди него на коньках движется высокий белый силуэт в развевающихся одеждах, подобный призраку. Он крикнул, но ответа не последовало; он стиснул зубы, напряг мышцы и попытался нагнать незнакомца. Тем не менее, как бы быстро он ни двигался, белый силуэт двигался еще быстрее. Спустя какое-то время, бросив взгляд на Северную звезду, он обнаружил, что белый силуэт отклонился от нужного ему пути. Мгновение он колебался, размышляя, не следует ли ему вернуться на нужный путь, но странный спутник неведомым образом увлекал его, а потому он последовал за ним.
   Конечно, он понимал, что его спутник может не принадлежать к миру живых. В этих широтах люди видят странные вещи, когда землю сковывает лед. Отец Хагадорна, живший здесь с индейцами озера Верхнего и работавший на медных рудниках, однажды обнаружил в своей хижине женщину, которая ушла под утро, оставив после себя следы, похожие на волчьи, - да, это было, и Джон Фонтанелли, полукровка, мог бы рассказать вам об этом в любой день, - если бы был жив. (Увы! Снег, на котором отпечатались эти следы, давно растаял.)
   Всю ночь Хагадорн следовал за белым силуэтом, а когда рассвет стал раскрашивать небо красным, а стрелы солнца пронзили холод, он исчез, а Хагадорн оказался возле того места, к которому стремился. Он снял полозья, а когда солнце поднялось выше, глянув на лед, увидел огромные промоины, и воду в них, синюю, как сапфир, на фоне окружающего ее белого льда. Если бы он следовал намеченным путем, следуя указаниям звезд, не обращая внимания ни на что, упиваясь движением, то, вне всякого сомнения, сгинул бы в одной из промоин. Белое видение оказалось его ангелом хранителем!
   Взволнованный, он приблизился к дому своего друга, ожидая увидеть свадебные хлопоты. Но кто-то незнакомый встретил его у двери, а потом к нему подошел его друг, поприветствовав с очень серьезным видом.
   - Почему ты не радостен? - воскликнул Хагадорн. - Или если ты так радуешься, то тебе следует сказать мне об этом как можно скорее.
   - Днем свадьбы не будет, - ответил его друг.
   - Не будет свадьбы? Почему? Ты не...
   - Ночью умерла Мэри Бежу...
   - Мэри...
   - Ночью. Днем она каталась на коньках, а когда вернулась домой, то казалось, будто мороз проник в ее тело и разум. Ей становилось все хуже и хуже, и она все время говорила только о тебе.
   - Обо мне?
   - Мы не понимали, что это значит. Мы не знали, что она любит тебя.
   - Я и сам этого не знал; мне очень жаль.
   - Она говорила, что ты последуешь по льду. Она говорила о том, что ты не знаешь о трещинах, и просила нас предупредить тебя. Затем она сказала, что ты мог бы добраться сюда по старому Французскому ручью, если бы только знал...
   - Я добирался сюда именно этим путем, - прервал его Хагадорн.
   - Но как тебе удалось?.. Ведь это совсем не по пути.
   И Хагадорн рассказал ему, что произошло.
   В тот день в голове и ногах девушки стояли свечи, а в маленькой церкви невеста, чьей подружкой она должна быть на свадьбе, молилась за нее. Потом девушку похоронили, в белом платье, а Хагадорн стоял рядом с алтарем, как ему и полагалось. В полночь состоялась свадьба, в холодном мраке замерзшей церкви, и свадебные венки были отнесены на свежую могилу.
   Три ночи спустя Хагадорн вернулся в свой дом. Его друзья хотели, чтобы он ушел днем, но он выбрал ночь, и двинулся в путь, когда яркая Венера взошла надо льдом. Он надеялся встретить белый призрак. Но тот не появился. Только ветер сопровождал его в пути. А единственный голос, услышанный им, был вой волка на северном берегу. Мир был белым, как в момент создания, когда его еще не расцветили солнечные лучи и не осквернил человек.
  
  

КАК ОН ПОЙМАЛ ПРИЗРАКА

short story by uncredited [as by Anonymous]

  
   - Дом замечательный, - сказал агент, - в хорошем районе, и вы получаете его практически задаром; но я полагаю правильным все вам о нем рассказать. Ваш отец умер, а ваша мать целиком и полностью зависит от вас? Тем более необходимо, чтобы вы все знали. Дело в том, что, как говорят, дом посещается...
   Агент не смог сдержать улыбку, произнеся эти слова, и с облегчением увидел на двух лицах перед собой ответные улыбки.
   - Я вижу, вы не верите в призраков, - продолжал он, - я тоже, если на то пошло; но, так или иначе, репутация дома мешала мне долгое время найти для него арендатора. Никто не желал его арендовать ни на каких условиях.
   - А если нам удастся избавиться от призрака, вы не повысите арендную плату? - спросил юноша, с веселыми искорками в глазах.
   - Договорились, - по крайней мере, не в этом году, - рассмеялся агент.
   Итак, договор состоялся; девушка и высокий молодой человек, ее брат, ушли.
   Спустя неделю семья переехала в дом, и пришла от него в полный восторг. Дом был большой, прохладный, с большими залами, прекрасными лестницами и большим количеством комнат, чем они могли использовать. Впрочем, это не имело никакого значения, поскольку прежде они жили в маленьких домишках и испытывали массу неудобств; им никогда бы не довелось пожить в таком месте, если бы не слухи, что оно посещается.
   - Да будет благословен призрак! - воскликнула Маргарет, веселясь, как ребенок. - Что может быть лучше, если, благодаря его появлениям, мы можем пожить в таком замечательном доме?
   - К тому же, расположенном так близко к твоей школе, - заметила мать. - Прежде я волновалась, поскольку тебе приходилось много времени тратить на дорогу; к тому же, Дэвид также будет успевать к обеду, а вы даже представить себе не можете, какое это счастье - обедать всем вместе.
   - Мне кажется, - серьезно сказал Дэвид, - что если я встречу призрак, то отнесусь к нему очень почтительно и буду просить его остаться. Мы не станем покушаться на комнату, которую он выберет для себя, не так ли? Было бы неплохо оставить за ним ту комнату, которая расположена прямо над твоей, Мэгги, поскольку она нам все равно не понадобится. К тому же, дверь в нее не закрывается, так что он может входить и выходить, не ломая замка.
   После чего они принялись веселиться и отпускать шуточки по поводу призраков.
   В тот день они очень устали, и ночью крепко спали. Встретившись на следующее утро, они снова шутили по поводу призрака, который, наверное, постеснялся встретиться с незнакомыми людьми, а потому никак себя не проявил. В течение последующих трех дней они напряженно трудились, пытаясь превратить царивший в доме хаос в некое подобие порядка. Потом для Маргарет настало время учебы, и Дэвид поместил во все городские газеты объявления о требующейся прислуге, чтобы она могла помогать их матери, пока они отсутствуют.
   В течение дня приходили женщины-негритянки.
   - Работать в этом доме, мадам? - спрашивали они. - Нет, мэм, я не хочу работать в этом доме. Ничто не может заставить меня наняться на работу в доме, который посещается.
   После чего уходили. Потом приходили другие, задавали такие же вопросы, и также уходили. Только одна задержалась на некоторое время, однако, переговорив о чем-то поверх забора с прислугой соседнего дома, ушла.
   - Не берите это в голову, дети мои, - устало сказала миссис Крейг. - В конце концов, я и сама способна справиться с домашней работой.
   Таким образом, решив отказаться от прислуги, семья Крейг заперла двери и разошлась по своим комнатам, отдыхать от дневных забот.
   Они жили в доме уже четыре дня, однако призрак не давал знать о себе никаким образом. Одно упоминание о нем вызывало улыбку, поскольку это были практичные люди, привыкшие добираться до самой сути таинственного, если они с ним сталкивались, и доискиваться реальной причины происшедшего.
   Дэвид спал крепким сном безмятежной юности, в доме царила тишина, когда Маргарет тихо пробралась в его комнату, положила руку на плечо и растолкала. Это случилось не сразу, прошло несколько минут, прежде чем он, с удивленным возгласом, сел в постели.
   - Тс-с-с! - шепотом произнесла Маргарет, приложив палец к его губам. - Я хочу, чтобы ты отправился в мою комнату и сам услышал то, что я слышу в течение некоторого времени.
   - Скрип двери, - предположил Дэвид, одеваясь.
   - Ничего подобного, - возразила она.
   Некоторое время они прислушивались к странным звукам, раздававшимся сверху, потом поднялись по лестнице и проследовали по коридору к двери комнаты, которая не использовалась. Замок был сломан, и дверь не запиралась, как я об этом уже упоминал.
   Странное чувство охватило их, но это не был страх, когда они распахнули приоткрытую дверь и встали так, чтобы видеть всю комнату. Посреди комнаты стоял один из их сундуков, больше ничего не было видно. Они молча посмотрели друг на друга.
   - Подержи лампу, Мэгги, - наконец, сказал Дэвид, затем прошел в комнату и все внимательно осмотрел, даже простучал стены.
   - Может, здесь имеется секретная панель, - с улыбкой произнес он, сильно озадаченный.
   - Не понимаю, что это может быть, - сказала Маргарет, когда они спускались по лестнице.
   - Я тоже не понимаю, но я найду причину, - сказал Дэвид. - Это был звук цепи, а цепь не может перемещаться сама, как тебе хорошо известно. Привидение тоже не могло звенеть цепью, даже если бы очень сильно постаралось.
   - Обычные призраки очень часто звенят цепями, - сказала Маргарет, закрывая дверь своей комнаты.
   Потом она долго не спала, прислушиваясь, не звенит ли цепями призрак, но их вес, должно быть, утомил его, поскольку она больше ничего не услышала.
   Их мать ничего не слышала, и на следующее утро они постарались как можно более живописно рассказать ей о приключении минувшей ночи.
   - Возможно, в дом проник кто-нибудь посторонний, - с тревогой сказала та. Во всяком случае, если появление призраков казалось маловероятным, то грабителей - весьма возможным.
   Но Маргарет и Дэевид смеялись еще больше.
   - Это было бы просто замечательно, - сказал Дэвид, - если бы в этот дом проник грабитель и попытался найти что-то, что стоило бы унести!
   Таким образом, когда наступила следующая ночь, все трое были намерены провести ее в ожидании появления призрака и, если таковое случится, постараться увидеть его.
   В конце концов, его услышала Маргарет. Она спала, когда, проснувшись, вздрогнула, услышав у себя над головой звон цепей. Она собиралась подняться и позвать брата, когда звук стих. Она неподвижно лежала, вслушиваясь; звук раздался снова.
   Теперь он доносился с лестницы.
   На лестнице не было ковра, и она слышала, как цепь перекатывается по ступенькам, пока не оказалась внизу. Затем звук стал приближаться и замер возле двери в ее комнату, заставив испытать странное чувство, похожее на страх. Она лежала неподвижно и прислушивалась.
   Цепь зазвенела снова, удаляясь в дальний конец коридора; звук стих; затем, через некоторое время, двинулась обратно, миновала ее дверь и стала подниматься по лестнице. Она снова могла услышать, как та звенит на каждой ступеньке, - и как только оказалась на последней, девушка пришла в себя и позвала Дэвида.
   Брат и сестра, взяв лампу, снова поднялись в верхнюю комнату. Они осмотрели не только ее, но и каждый уголок этой части дома, после чего, наконец, вернулись, совершенно сбитые с толку. Они не видели ничего необычного, не слышали ни звука.
   - Сегодня ночью я постараюсь увидеть, что это за призрак, - сказал Дэвид сестре на следующий вечер.
   - Как?
   - Я проведу ночь на верху лестницы. Только не говори ничего матери, а то она будет беспокоиться.
   Итак, после того, как все в доме стихо, Дэвид занял свое место на верху лестницы и приготовился наблюдать. Он установил ширму так, чтобы призрак не смог его заметить, - как будто для призраков это является серьезным препятствием, - уселся за ней и стал ждать, призвав на помощь все свое терпение.
   Ему казалось, что никогда ни одни часы не отмеряли время так медленно, как городские часы в ту ночь. Он едва мог дождаться полуночи, поскольку, говорил он сам себе, если в доме существуют какие-то привидения, то они появятся именно в этот час; но полночь настала, а призрак все не являлся; шли минуты, ничего не происходило. Он нервничал, потом стал клевать носом и, наконец, будучи более не в силах сопротивляться сну, прислонился к стене и уснул, как вдруг...
   Услышал звон цепей, доносившийся из приоткрытой двери нежилой комнаты.
   Он почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Он не ошибся; это был звон самой настоящей цепи, насколько он мог судить. Более того, звук был таков, будто кто-то вышел из комнаты и направился к лестнице. В коридоре было темно, он ничего не мог разглядеть, хотя и напрягал глаза, глядя в направлении доносившегося звука. Пока он смотрел, что-то прошло мимо ширмы и начало спускаться по ступенькам.
   Приблизительно посередине, ступеньки лестницы освещались проникавшим через окно лунным светом. Кто бы там ни передвигался, он должен был миновать этот освещенный участок; Дэвид наклонился вперед и ждал.
   "Это" спускалось вниз, ступенька за ступенькой, миновало освещенное пространство и удалилось; прошло время, звук раздался снова, теперь он приближался; "это" поднялось по лестнице, миновало светлый участок, поднялось наверх и исчезло в комнате.
   Дэвид, в полном восторге, вскочил на ноги, помчался к себе в комнату, бросился на кровать и спокойно проспал остаток ночи.
   Наутро он выглядел очень таинственно, по причине увиденного ночью.
   - О, да, я видел призрак, - сказал он Мэгги. - Пожалуйста, не задавай вопросов; я все расскажу тебе завтра.
   Это было все, что ей удалось от него добиться. И выглядело весьма интригующе.
   В тот день Дэвид что-то купил на другом конце города и принес домой громоздкий сверток, который спрятал в своей комнате и не позволил своей сестре взглянуть даже одним глазком, что в нем такое.
   - Я попытаюсь поймать призрака сегодня ночью, - сказал он, - но ты меня знаешь: если я расскажу обо всем заранее, то меня постигнет неудача.
   После того, как остальные отправились спать, он с чем-то возился в коридоре; однако не стал оставаться там на ночь. Он лег спать, и Маргарет, слыша, как хлопнула его дверь, убедилась что брат скоро заснул.
   Посреди ночи все были разбужены страшным визгом; поднявшись, все бросились наверх и там нашли большую ловушку для крыс, которую Дэвид установил там задолго до случившегося переполоха; в ловушку угодила крыса.
   - Как, Дэвид? - воскликнула его мать. - Я и не предполагала, что в доме есть крысы.
   Внезапно она увидела маленькую железную цепь, приделанную к металлическому ошейнику на шее животного, и они с Маргарет одновременно вскрикнули.
   - Так вот что это за привидение!
   Призраком оказалась несчастная крыса, устроившая себе гнездо где-то в разбитой трубе. Возможно, когда-то она была чьим-то домашним животным; теперь же, тревожные ночи и страхи, причиной которым она стала, - заставили владельцев дома громко рассмеяться над тем, что причиной их бед оказалось это невинное существо.
   - Я сделаю ей клетку и буду заботиться о ней всю жизнь, - сказал Дэвид. - Мы слишком многим ей обязаны, чтобы быть неблагодарными.
   На следующее утро, посадив привидение в клетку, он отправился к агенту и рассказал ему в ярких красках обо всем происшедшем.
   - Итак, хороший дом с половинной арендной платой, - из-за крысы, - мрачно заявил агент. - Впрочем, молодой человек, это не важно, вы это заслужили. Сколько вам сейчас платят? Шесть долларов в неделю? Если вы когда-нибудь захотите сменить место работы - обратитесь ко мне. Думаю, вам нужно заняться делом, которое позволит вам развить ваши таланты.
   И агент с Дэвидом тепло пожали друг другу руки над клеткой с призраком.
  

ИСТОРИЯ О ПРИЗРАКЕ, РАССКАЗАННАЯ ЗНАТНОЙ ДАМОЙ

BY C. D.

  
   Не знаю, рассказывали ли вы когда-нибудь истории о привидениях детям или нет; некоторые матери этого не делают, но наша мать, хотя и была по происхождению немкой, обладала здравомыслием в этом вопросе и рано стала приучать своих детей относиться к призракам так же разумно и без страха; мы очень любили слушать такие рассказы, особенно если это были реальные истории, но всегда скептически относились к тому, что привидения могут причинить нам какой-либо вред. Мы получили достаточно знаний о призраках, знали все о "двойниках", "бродячих огнях", "голубом свете" и пр., и ничто не могло заставить нас вести себя хорошо, кроме обещания матери рассказать нам какую-нибудь занимательную историю о призраке. История, которую я собираюсь вам поведать, была рассказана ею одной бурной ночью, когда, собравшись вокруг ее кресла, в нашем уютном доме, возле разожженного камина, мы грызли орехи и яблоки, а она рассказывала нам "правдивую историю", которую ей рассказала ее бабушка, а та видела все своими собственными глазами.
   Это была страшная ночь, ветер рыдал и стонал вокруг дома, подобно душам, оплакивающим собственную гибель; дождь хлестал по крыше и деревьям, сгибавшимся от неистовых порывов до самой земли и тоже стонавшим,; яркие вспышки молний были видны даже сквозь закрытые ставни и задернутые шторы; гром угрюмо и гулко грохотал, заставляя кровь замирать в жилах. Это была ночь, когда нужно было запереть окна и двери, задернуть занавески, развести огонь в камине и усесться перед ним в кресле, вытянув ноги, и вспоминать или читать о чем-нибудь веселом. Но я была совсем одна; никого, кроме слуг; их крыло было отделено от основного здания, поскольку я не хотела, чтобы рядом со мной был кто-то, кроме моих близких людей, а близких людей у меня не было.
   Именно такой ночью умерла Нэнс Блэк.
   - Какая страшная ночь для души, покидающей свою земную оболочку навстречу огромному, неведомому будущему! - произнесла я вслух, натягивая на себя толстый плед, придвигаясь ближе к огню и погружая ноги в подушку, чтобы согреться, поскольку чувствовала странный озноб. Я была в библиотеке, которую часто использовала как кабинет. Почему? Книги были моими друзьями, я любила находиться среди них. Мои дети умерли, женились и вышли замуж; холодные, большие комнаты всегда казались мне наполненными грустью и призраками ушедших лет, так что мне не нравилось в них находиться.
   Это была длинная и широкая комната, протянувшаяся по всей длине дома, уставленная полками высотою от пола до потолка. Отец моего мужа был увлечен собиранием книг, мой муж - тоже, многие тома, стоявшие на полках, ценились на вес золота. Ярко пылавший огонь не освещал дальнюю половину комнаты; я же сидела рядом с ним, время от времени бросая взгляды на тени, игравшие на мебели и полках, стоило только пламени взмыть вверх, и угасавшие, как только оно опадало, в ожидании новой вспышки, чтобы возникнуть из мрака.
   Я смотрела на эту игру теней, когда снаружи, где бушевала буря, донеслись звуки, привлекшие мое внимание. Казалось, этот стук в окна, эти рыдания и вздохи представляют собой мольбы кого-то, кто просит убежища от свирепого ветра; и я, сидя у огня, снова вспомнила о Нэнси Блэк, старой школьной подруге, которая так любила меня, и о той ночи, когда она встретилась с предначертанной ей судьбой; склонив голову на руки, я сидела и глядела на огонь, размышляя о ее странной жизни и еще более странной смерти, о том, что стало с деньгами и драгоценностями, которыми, как я знала, она некогда обладала.
   Мною овладело странное чувство. Не страх, а ощущение, будто если я куда-то взгляну, то увижу нечто ужасное; дрожь пробегала по моему телу, с головы до ног, я словно бы ощущала чье-то ледяное дыхание на своем лбу, такое же ощущение возникает, если прижать к щеке кусочек льда; это ледяное дуновение обвевало мое лицо, и, наконец, словно прижалось к губам, будто меня ласкал кто-то невидимый, наполнив ужасом. Но я не испытывала страха, не волновалась и не рисовала себе ничего в своем воображении; а потому решительно повернулась, подняла голову и увидела на расстоянии вытянутой руки едва различимый силуэт Нэнси Блэк. Это была она и не она; она была едва видима, как ладонь, если поместить ее между вашими глазами и сильным источником света; ее одежда, по-видимому, такая же, как и при жизни, волновалась, кипела, мерцала, напоминая пламя.
   - Во имя Господа, Нэнси Блэк, что привело тебя сюда и откуда ты пришла? - воскликнула я.
   В ответ она прошептала:
   - Благодарю тебя, моя старая подруга, за то, что заговорила со мной, и, о, как глубоко благодарна я тебе за то, что, подумав обо мне сегодня вечером, ты дала мне возможность краткого отдыха.
   Отдыха! В комнате раздался смех, эхом отразившийся от стен, заставивший ее вздрогнуть.
   - Я часто бываю рядом с тобой; но никогда прежде, до сегодняшнего вечера, ты не была в таком состоянии, когда я могла бы установить с тобой связь. Я скажу тебе, зачем я пришла; откуда я пришла, тебе знать не нужно; достаточно сказать, что счастлива находиться здесь в такую ночь и по такой причине, - мы можем показаться вам, только когда природа приходит в смятение, когда ветер завывает и стонет. Вы слышите эти звуки - это потерянные души оплакивают свою гибель, блуждая вверх и вниз, туда и сюда, - ведь это их единственная возможность хотя бы на малое время покинуть свое ужасное обиталище вечных страданий.
   Я пришла сказать тебе, что ты должна отправиться в старый дом, и в задней комнате, где я жила, подвинуть ковер, лежащий у камина. Под ним ты увидишь доску с дырой. Удали ее, и ты найдешь то, что погубило мою душу, - и помолись за меня, ибо это все, что можно сделать для умерших. Передай деньги и драгоценности на благотворительность; похорони в освященной земле того, кого ты найдешь, и помолись за него и за меня. Ах! Жаннетт, ты считала свою подругу странной, но чистой и невинной. И это лишь самая легкая часть моей кары - что ты вынуждена будешь изменить обо мне свое мнение. Прощай! Сделай так, как я сказала, и я никогда более тебя не побеспокою. Но всякий раз, услышав свист и завывания ветра за окном, подобные сегодняшним, знай, что это мятущиеся души. Стремление облегчить угрызения совести и избавиться от ужасных воспоминаний - вот что означают эти звуки.
   - А чтобы завтра ты не подумала, что тебе все приснилось, я оставлю знак, - и она коснулась запястья моей руки кончиками пальцев, и ты можешь видеть, дитя мое, на этом месте три алых пятнышка, которые останутся со мной до последнего моего дня.
   - Исполни мою просьбу, и молись за нас, Жаннетт, молись, - долгим тоскливым взглядом Нэнси Блэк попрощалась со мной, тяжело вздохнула и исчезла.
   - Уж не почудилось ли мне все это? - воскликнула я, поднявшись с кресла и позвонив в колокольчик.
   Когда появился слуга, я приказала ему развести огонь посильнее, зажечь лампы, и прошлась по залу, чтобы посмотреть, не мог ли какой-нибудь предмет обстановки вызвать видение, но ничего необычного не увидела, и приказала позвать прислугу, чтобы она оставалась со мной, поскольку не хотела долее находиться в тот вечер в библиотеке одна.
   Когда я переодевалась ко сну, прислуга мне помогала. Внезапно она спросила:
   - Вы обожгли руку, мадам?
   Поспешно опустив глаза, я увидела три темных красных пятнышка на запястье левой руки. У них был странный вид, словно в этих местах плоти коснулось раскаленное железо, но кожа не была обожжена, и я не испытывала никакой боли. Сказав что-то в оправдание, я сделала вид, что это ничего не значит, чтобы впоследствии спокойно все обдумать. На моей руке имелись следы; я не могла их удалить, они не исчезали. Их насыщенный красный цвет заставил остальную руку утратить розоватый оттенок и выглядеть бледной по сравнению с ними. Могла ли я уснуть и во сне сделать что-то такое, отчего они появились? Я долго размышляла над этим, и, наконец, пришла к выводу, что мне следует отправиться к старому дому Нэнси Блэк и там попытаться найти ответы на мучившие меня вопросы. С этим я и заснула.
   Моя подруга Нэнси происходила из старинной семьи, владела старым просторным особняком, в котором и проживала. Он располагался напротив моего дома. Умирая, она оставила меня наследницей всего ее имущества.
   Когда наступило утро, я взяла ключи и вместе с прислугой отправилась к дому Нэнси. Я никогда не бывала в нем с момента смерти подруги, внезапной и несколько необычной; все в доме оставалось на прежних местах с того самого момента, как ее отвезли к месту последнего упокоения. Мы прошли в комнату, о которой говорила Нэнси. Я попросила Сару сдвинуть ковер, и, конечно же, мы увидели доску с дырой; я отослала прислугу из комнаты и подняла доску; там лежал ящик с незапертой крышкой. Открыв его, я ужаснулась, увидев два скелета - младенца и женщины, маленькой и хрупкой. Я сразу же поняла, чьи останки лежат передо мной: это была младшая сестра Нэнси Блэк, семнадцатилетняя девушка, исчезнувшая из дома какое-то время назад загадочным образом и скончавшаяся в неизвестном месте, - по крайней мере, так о ней говорила Нэнси, когда ее спрашивали. Никто не усомнился в ее словах, поскольку они звучали совершенно естественно.
   Оставшись сиротами, когда Люси было только два года, а Нэнси - восемнадцать, моя подруга посвятила всю свою жизнь заботе о младшей сестре, а когда узнала, что та поддалась греху, из гордости за свое имя и положение, избавилась от матери и ребенка. А чтобы тайна ее случайно не раскрылась, она осталась жить в этом мрачном доме, скрывшем ужасную тайну.
   Вокруг ящика лежали деньги и драгоценности, а также кусок пергамента, на котором было написано: "Доля Люси из наследства, оставленного нашим отцом". Я исполнила просьбу Нэнси, поскольку теперь была твердо убеждена, что это ее дух приходил ко мне тем вечером. Чтобы избежать огласки, я посвятила в тайну священника, и он захоронил останки в освященной земле. Деньги и драгоценности я отдала на благотворительность, а дом превратила в убежище для обездоленных женщин; утром и вечером, опускаясь на колени, я своими молитвами прошу Всевышнего, чтобы Он простил Нэнси Блэк и дал покой ее истерзанной душе.
  

СХВАТКА С ПРИЗРАКОМ

BY Q. E. D.

  
   - Я никогда не верил в призраков, - сказал доктор. - Но всегда их боялся.
   - А вам приходилось их когда-нибудь видеть? - спросил кто-то.
   Доктор вынул сигару изо рта и на мгновение задумался, прежде чем ответить.
   - Со мной случались удивительные вещи, - сказал он после паузы, после чего все переглянулись, поскольку доктор видел многое и, по всей видимости, был не прочь рассказать об этом в близкой компании. - Хотите услышать одну историю? Когда я ее вспоминаю, у меня по коже пробегает холодок.
   Мы дружно кивнули, и доктор, сделав глоток в качестве противоядия от дрожи, начал.
   - Помните Джорджа Карсона, который играл за университет несколько лет назад; большой парень со светлыми усами? Я познакомился с ним много раньше, чем он женился, когда он готовился к адвокатуре в городе. Уже после того, как было объявлено о его помолвке с мисс Стонор, ныне миссис Карсон, он пригласил меня к себе в гости за город. Там должна была присутствовать мисс Стонор, и он хотел меня с ней познакомить. Я не мог принять приглашение на Рождество, поскольку обещал провести его с моими друзьями. Но, поскольку у меня было слишком много работы, я решил дать себе отдых в течение нескольких дней, и отправиться к нему на Новый год.
   Вудкот выглядел очень милым местечком, где можно было хорошенько отдохнуть. В радиусе нескольких миль имелась всего пара собак, он располагался неподалеку от станции, что делало возможным получение утренних газет. Мне показалось, Карсонсу повезло, что ему удалось найти такой хороший дом за очень умеренную плату. Поскольку, как сказал мне Джордж, хозяин был вынужден уехать за границу по состоянию здоровья, и очень не хотел, чтобы здание пустовало всю зиму. Это был старый дом с большими фронтонами и нелепыми пристройками, и вам вряд ли удалось бы пройти десять шагов по любому из коридоров, чтобы не оказаться возле лестницы, ведущей вверх или вниз. Время от времени его перестраивали, и, помимо прочих улучшений, в одном из задних помещений устроили большую бильярдную. Загородный дом зимой без бильярдной, когда мороз не дает высунуть носа наружу, это просто... даже не вызолоченная тюрьма. Нас было мало; кроме Джорджа и его отца с матерью, присутствовали две мисс Карсон, которые, находясь в раннем подростковом возрасте, в счет не шли, мисс Стонор, в отличие от них, бывшая первым лицом, и, наконец, я сам.
   Мисс Стонор должна была быть счастлива, поскольку Джордж Карсон, помимо того, что был привлекательным молодым человеком, еще и представлял собой завидную партию, являясь единственным наследником приличного состояния. Тем не менее, мне она таковой не показалась. У меня создалось впечатление, что ее что-то тяготит, а потому она ведет себя несколько нервно и скованно. Джордж, как мне показалось, тоже заметил это и был озадачен, поскольку я часто ловил его вопросительные, недумевающие взгляды, когда он смотрел на нее; но, поскольку я присутствовал не в качестве врача, то не вмешивался, рассчитывая, тем не менее, узнать причину такого странного поведения до своего отъезда.
   На вторую ночь после моего приезда мы играли, помнится, в бильярд; после того как остальные отправились спать, мы с Джорджем решили расположиться в его кабинете, который он устроил наверху, и немного побеседовать за сигарой перед сном. Кабинет располагался рядом с его спальней и был отделен от нее занавесками. Усевшись в кресло, я не обнаружил своей трубки и вспомнил, что оставил ее в бильярдной. Я никогда не пользуюсь чужой трубкой, а потому, со свечой в руке, - дом уже был погружен во тьму, - отправился вниз за своей собственной. Дом выглядел очень странно при свете одной-единственной мерцающей свечи, лестницы скрипели самым немилосердным образом, словно вслед за мной по пятам спускалась масса народу. Я нашел свою трубку там, где и ожидал найти, в бильярдной, и отправился назад, идя несколько быстрее, чем требовалось. А потому неудивительно, что, пройдя пару ступенек, я споткнулся и уронил свечу. Разумеется, она потухла, однако, пошарив вокруг себя, я вскоре отыскал ее. Спичек у меня с собой не было, а потому я вынужден был передвигаться, держась за перила; было так темно, что я почти ничего не видел. И когда я медленно продвигался вперед, ведя рукой по перилам, то вдруг ощутил на них что-то холодное и липкое. Остановившись и сжав пальцы, я внезапно почувствовал, что сжимаю другую руку, худенькую и костлявую, которая старалась вырваться из моей. И хотя я ничего не видел и не слышал, все же почувствовал, как что-то скользнуло мимо меня вверх по лестнице.
   - Послушайте... кто здесь? Кто вы? - спросил я.
   Ответа не последовало.
   Должен признаться, я был испуган. И это отразилось на моем лице.
   - В чем дело? - спросил Джордж, когда я вернулся в кабинет.
   - Ни в чем, - пробормотал я. - Выронил свечу и заблудился.
   - А с кем ты разговаривал?
   - Ни с кем, просто сказал пару слов в адрес свечи, - ответил я.
   - Мне показалось, ты кого-то увидел, - заметил Джордж.
   Мне не хотелось говорить ему правду; я опасался, что он посмеется над моим воображением. Но решил на всякий случай продлить свой отпуск и придерживаться большей воздержности в еде. В ту ночь я несколько раз просыпался, ощущая пожатие той самой руки, - липкой и холодной, - какой она была, когда мои пальцы прикоснулись к ней.
   На следующее утро, после завтрака, я отправился в бильярдную, потренировать удары, а Карсон пошел на конюшню. Вскоре дверь открылась, и внутрь заглянула мисс Стонор.
   - Входите, - пригласил я. - Джордж придет через несколько минут.
   - Мне бы хотелось с вами поговорить, - сказала она.
   Девушка выглядела очень усталой и больной, и мне пришло в голову, что, скорее всего, придется прервать отпуск.
   - Вы верите в призраков? - спросила она, закрыв дверь, подойдя к столу и опершись на него обеими руками.
   - Нет, - ответил я, испытав легкую дрожь, вспомнив о вчерашнем приключении, - но я верю в воображение.
   - А если предположить, что человеку привиделось нечто подобное, есть ли от этого какое-нибудь лекарство?
   - Что вы имеете в виду, мисс Стонор? - спросил я, удивленно глядя на нее. - Вы имеете в виду, что ваше воображение...
   Я замолчал, потому что мисс Стонор отвернулась, присела на одно из кресел, стоявших у стены, и расплакалась.
   - Прошу вас, помогите мне, - рыдала она. - Наверное, я схожу с ума.
   Я положил кий и подошел к ней.
   - Послушайте, мисс Стонор, - сказал я, взяв ее руку, горячую, словно она страдала лихорадкой, - я врач и друг Джорджа. Расскажите мне обо всем поподробнее, и я приложу все силы, чтобы вам помочь.
   Она была на грани истерики, ее слова перемешивались с рыданиями. Но постепенно мне удалось узнать следующее. Несколько ночей, после приезда в Вудкот, ее будил какой-то шум, и она видела ужасное лицо, смотревшее на нее поверх ширмы, стоящей возле двери ее спальни. Стоило ей пошевелиться, лицо исчезало, и это убедило ее в том, что оно существует только в ее воображении. Это огорчило ее сильнее, чем если бы она поверила в существование призрака, поскольку сочла, что ее разум болен.
   Я сказал ей, что она страдает от очень распространенного нервного расстройства, - это было вполне очевидно, - и пообещал отправить кого-нибудь из слуг в город с рецептом, который выпишу. Взяв с меня обещание никому ничего не рассказывать, особенно Джорджу, она удалилась, испытывая огромное облегчение. Тем не менее, у меня не было никакой уверенности в правильности поставленного мною диагноза. Потому что сам испытал нечто подобное несколько часов назад. Джордж задержался на конюшне, и только было я собрался отправиться туда, как столкнулся в дверях с миссис Карсон.
   - У вас найдется для меня немного времени? - спросила она. - Я рада, что застала вас одного.
   - Конечно, миссис Карсон, я к вашим услугам. На столько, на сколько вам потребуется, - ответил я.
   - Это, знаете, так удобно, когда в доме есть врач, - сказала она с нервным смехом. - Я хочу, чтобы вы прописали мне снотворное. У меня не в порядке нервы, я часто просыпаюсь.
   - Вы, - сказал я, - наверное, видите какие-нибудь лица, или что-нибудь подобное, когда просыпаетесь?
   - Откуда вам это известно? - удивленно спросила она.
   - Я сделал такой вывод, наблюдая некоторые симптомы. Мы, врачи, профессионально замечаем всякие мелочи.
   - Конечно, я понимаю, что это всего лишь фантазии; но это столь же ужасно, как если бы было реальностью. Уверяю вас, меня это сильно беспокоит; мне не хотелось говорить об этом мистеру Карсону или Джорджу. Они подумают, что я схожу с ума.
   Я выписал миссис Карсон такой же рецепт, что и мисс Стонор, хотя к тому времени был почти убежден, что что-то не так, и это не так не имеет никакого отношения к медицине. Однако я решил пока ничего не рассказывать Джорджу. Ибо не смог бы объяснить ему своей уверенности, появившейся после общения с мисс Стонор и миссис Карсон. Мой собственный опыт прошлой ночи тоже вряд ли убедил бы его. Но я решил на следующий день - а это было воскресенье - придумать какой-нибудь предлог остаться в доме, и пока все остальные будут в церкви, хорошенько его осмотреть. Здесь, очевидно, имелась какая-то тайна, и необходимо было постараться прояснить ситуацию.
   Тем вечером мы засиделись допоздна. Казалось, никто не хотел ложиться спать. Мы просидели в бильярдной почти до полуночи, а затем перебрались в гостиную, где болтали ни о чем. Наконец, миссис Карсон откланялась, мисс Стонор пробормотала: "Большое спасибо; спокойной ночи", и они обе поднялись наверх. Мы с Джорджем попрощались в коридоре. Наши комнаты располагались одна напротив другой.
   Я не сразу лег, а сел на кровати и попытался придумать хоть какую-нибудь гипотезу, которая объяснила бы происходящее. Но чем больше я размышлял, тем большее недоумение меня охватывало. Не было никаких сомнений в том, что я схватил накануне чью-то руку, подвижную, и очень неприятную. Одно лишь воспоминание о ней заставило меня вздрогнуть. Что за существо пробиралось по дому в темноте? Рука принадлежала мужчине. Я был в этом уверен. О Джордже Карсоне не могло быть и речи, он все время оставался в своей комнате. Мистер Карсон-старший также вряд ли стал бы красться на цыпочках в своем собственном доме и молчать. Кроме них и меня, единственным мужчиной в доме был весьма респектабельно выглядевший дворецкий; но его рука, как я успел заметить, когда он наливал вино за обедом, была пухлой и мягкой, в то время как таинственная рука на перилах - тощей и костлявой. Кроме того, как объяснить лицо, которое видели две дамы? Последствием плотного ужина? Странные совпадения иногда случаются, но кажется слишком невероятным, чтобы две дамы - пожилая и молодая - страдали от несварения в одном и том же доме, в одно и то же время и с одними и теми же симптомами. В общем, я чувствовал себя крайне неуютно, тщательно осмотрел все шкафы и ниши, и даже заглянул под кровать, прежде чем начать раздеваться. Затем я подошел к двери, намереваясь закрыть ее. Но, едва взявшись за ключ, услышал тихие шаги в коридоре, сопровождаемые звуком, который был чем-то средним между вздохом и стоном. Очень слабым, но отчетливо слышимым, и, при данных обстоятельствах, тревожившим. Конечно, это мог быть Джордж. Во всяком случае, я решил выглянуть и посмотреть. Я аккуратно повернул ручку и открыл дверь. В коридоре ничего не было видно. Зато напротив себя я увидел открытую дверь, из которой выглядывал Джордж.
   - Привет! - сказал он.
   - Привет! - ответил я.
   - Это не ты шел только что по коридору? - спросил он.
   - Нет, - ответил я. - Я подумал, что это ты.
   - В таком случае, черт возьми, кто бы это мог быть? - сказал он. - Клянусь, я кого-то слышал.
   Некоторое время мы молчали. Я задавался вопросом, не лучше ли будет рассказать ему обо всем, и уже собрался сделать это, когда он сказал:
   - Слушай, старина, зайди ненадолго ко мне; я хочу с тобой поговорить.
   Я пересек коридор, и мы вместе прошли в его маленький кабинет, примыкавший к спальне.
   - Послушай, - сказал он, помешав угли в камине, - тебе не кажется, что в этом доме есть что-то странное?
   - Ты имеешь в виду...
   - Я не стал бы ничего говорить матери или мисс Стонор, чтобы не пугать их. Тем не менее, как только наступает ночь, я слышу на лестнице странные шаги. Ты ведь тоже слышал их, не правда ли?
   - Ну, раз ты сам заговорил об этом, - сказал я, - признаюсь, что слышал.
   - Более того, - продолжал он, - я сидел здесь пару дней назад и дремал; это покажется смешным, я знаю, но это правда - вдруг я увидел ужасное лицо, которое показалось из-за тех занавесок, что прямо за тобой. Через мгновение оно исчезло, но я видел его так же ясно, как вижу сейчас тебя.
   Я беспокойно пошевелился.
   - Ты осмотрел спальню и коридор? - спросил я.
   - Да, сразу, - ответил он. - Никого не было; но в тот же вечер я снова услышал шаги... Боже мой!
   Он вскочил с кресла, глядя на что-то позади меня. Я быстро повернулся, но увидел только занавески, прикрывавшие вход в спальню.
   - Что случилось? - спросил я и затаил дыхание.
   - Я видел его снова - это лицо - между занавесками.
   Я распахнул занавески и бросился в спальную. Она была пуста. На прикроватном столике горела лампа, дверь была приоткрыта, так, как Джордж оставил ее. В коридоре все было тихо. Я вернулся в кабинет и обнаружил Джорджа, в недоумении накручивавшего на палец свои волосы.
   - В доме явно есть кто-то посторонний, - сказал я. - Думаю, нам нужно все тщательно осмотреть и постараться узнать, кто бы это мог быть.
   - Хорошо, - сказал он, поднимая кочергу. - Если это из плоти и крови, она нам пригодится, если же нет...
   Он замолчал, поскольку в этот самый момент раздался ужасный вопль - дикого, неконтролируемого ужаса, - какой я никогда прежде не слышал и, надеюсь, никогда не услышу снова. Некоторое время мы стояли и смотрели друг на друга, ошеломленные. Потом Джордж выскочил из комнаты и помчался по коридору к лестнице. Я последовал за ним. Ибо мы знали, что только перепуганная до смерти женщина была способна издать такой вопль, и этой женщиной была мисс Стонор.
   Внизу, на лестнице, было темно. Но прежде, чем я успел спуститься на первый этаж, где располагалась комната мисс Стонор, я почувствовал, как и накануне, как нечто очень быстро проскользнуло мимо меня. Я обернулся и попытался схватить это нечто, но мои руки поймали пустоту. Я собирался броситься наверх, когда меня окликнул Джордж, и, опустив глаза, я увидел, что он стоит над распростертым телом мисс Стонор. Дверь в ее комнату была открыта, и в лунном свете, заливавшем ее пространство, я увидел мисс Стонор, в белой ночной рубашке, лежащей на пороге. Что последовало в ближайшие несколько минут, я вспоминаю с трудом. Дом пришел в движение, ужасный крик девушки поднял всех на ноги. Когда мы нашли ее, она лежала без сознания, но как только миссис Карсон и одна из служанок отнесли ее на кровать, девушка пришла в себя. Тем не менее, она не могла произнести ничего, кроме как назвать причину, повергшую ее в ужас. Она повторяла, снова и снова:
   - Лицо, лицо!..
   Когда я увидел, что не могу ничем помочь, я взял Джорджа за руку и вывел из комнаты.
   - Послушай, Джордж, - сказал я, - нам следует узнать причину. Уверен, когда я спускался вниз, кто-то проскользнул мимо меня наверх. Эта лестница, она ведет только в наши комнаты?
   Джордж на мгновение задумался.
   - Да, - ответил он, - но в конце коридора есть дверь, ведущая в кладовую.
   - Ее нужно осмотреть, - сказал я. - Я не усну, пока причина не будет найдена. Попроси принести фонарь.
   Дворецкий выглядел так, словно ему очень не хотелось заниматься этим; сказать правду, у меня также не было особого желания. Это было самое нелепое занятие, какое только можно придумать. Однако мы, все трое, принялись за работу. Сначала обыскали комнаты, в которых спали мы с Джорджем. В них все выглядело так, как в тот момент, когда мы их оставили. Затем я отворил дверь в конце коридора. Лестница позади нее скрывалась в темноте. Мы осторожно начали подниматься: первым шел я со свечой, затем Джордж, и последним - дворецкий с фонарем. Наверху оказалась большая, довольно низкая комната, с балками на потолке и грубым неровным полом. Свечи и фонарь обрасывали странные тени, и мне не раз казалось, будто то тут, то там я вижу притаившуюся человеческую фигуру. Мы обыскали каждый уголок. Здесь не было ничего, кроме нескольких старых сундуков, одного или двух рулонов материи и нескольких сломанных стульев. Однако в дальнем углу Джордж указал мне на ненадежную лестницу, упиравшуюся в закрытый люк. В тот же момент я отчетливо услышал странный звук, нечто среднее между вздохом и стоном, подобный уже слышанному мною внизу. Мы остановились и взглянули друг на друга. Мы все слышали этот звук.
   - Как бы там ни было, то, что мы ищем, находится там, - сказал я. - Вопрос в том, кто из нас поднимется?
   Джордж поставил свечу на пол и начал подниматься по лестнице. Она заскрипела под его весом. Он остановился.
   - Спускайся, она тебя не выдержит, - сказал я. - Полезу я.
   Не знаю, испытывал ли я когда прежде такой страх, какой испытывал тогда, медленно взбираясь по лестнице и открывая люк. У меня не имелось ни малейшего представления о том, что я ожидаю увидеть. И, конечно, не был готов к тому, что произошло. Как только люк был открыт полностью, на меня из темноты набросилось нечто в человеческом обличье, пиная, плюясь, разрывая меня на части, пока я стоял, удерживаясь на лестнице. Это продолжалось около минуты, но можете себе представить, что я тогда пережил! Лестница подо мной трещала и раскачивалась, мне удалось схватить противника за горло и сжать, словно тисками. Потом я упал, увлекая его за собой. В следующее мгновение Джордж нанес ему удар кочергой и оттащил от меня. Это лежало на полу - оборванное, ужасное, отвратительное. Но мы нашли решение загадки.
   - Но вы не сказали нам, кто это был, - напомнил один из гостей.
   Доктор улыбнулся.
   - Хозяин дома, - ответил он. - Он не уехал за границу. Его поместили в частный сумасшедший дом, поскольку он страдал манией убийства. Примерно за две недели до описываемых событий ему удалось бежать; пробравшись в дом, он спрятался на чердаке - сумасшедшие зачастую проявляют удивительную смекалку. Полагаю, в своих ночных путешествиях по дому он находил достаточно пищи. И, к счастью, никого не убил, пока его не поймали.
  

ПРИЗРАК ГРАФА

short story by A Spinster

  
   Неподалеку от Аламеды, в городе Мехико, есть большое старинное каменное здание, в котором когда-то жил один очень богатый и жестокий испанский граф. Всего в доме имелось три этажа, и около девяноста комнат. Весь третий этаж арендовался крупной американской фирмой, и ее бухгалтер, девушка из Америки, рассказала нам о призраке, годами посещавшем здание. Второй этаж не был занят, так как там никто не хотел жить по вполне понятным причинам. Нижний этаж также не был занят, за исключением складских помещений - там складировали пустые бочки и ящики. И, наконец, имелся большой внутренний дворик с кафельным полом, где когда-то ночью, тайно, состоялась дуэль между жестоким графом и австрийским принцем, одним из приближенных Максимилиана. Граф был убит.
   Никто не знает причины дуэли; некоторые говорят, что причиной была прекрасная испанская женщина; другие - что из-за сокровища, которое "перепало" им обоим, но граф вознамерился оставить его себе; большая же часть - мексиканцы - если спросить их об этом, пожмут плечами и ответят: "Quien sabe? Кто знает?"
   - Я видела прошлой ночью призрак, мисс Джеймс, - сказала мне бухгалтер, сияя и явно гордясь этим обстоятельством.
   Потрясение оказалось настолько сильным, что я вздрогнула и выронила перо, забрызгав красными чернилами свои красивые новые манжеты и (какой ужас!) страницу бухгалтерской книги, которую только что заполнила. Она испорчена, и мне придется или удалить пятна, или делать все заново! О, я несчастная!
   - Это вы виноваты, - гневно воскликнула я, глядя на дело своих рук. - Вы только посмотрите, что я из-за вас натворила!.. Чтоб вам и вашим призракам провалиться в...
   - Геенну? - спокойно спрашивает она. - Я это исправлю, не займет и полминуты. И не смотрите так строго, иначе я ничего не расскажу вам об espanto. И вы пожалеете, если не услышите эту замечательную историю. (Это она произносит вкрадчивым тоном.)
   - Что ж, я вас слушаю. (Со вздохом произношу я.)
   - Так вот, вчера вечером я ожидала Веста. Он должен был встретиться со мной здесь, после чего мы собирались немного прошвырнуться, то есть, куда-нибудь вместе сходить. (Я с презрением киваю.) И вот, пока я терпеливо ожидала его здесь, как обычно, этот идиот поужинал, а затем прилег немного отдохнуть. Вы ведь знаете, какой он нежный? (Еще один презрительный кивок.) К сожалению, он забыл о нашем уговоре и уснул. Он сказал, что проспал довольно долго, до трех, а когда проснулся, не обеспокоился прийти, потому что посчитал, что я уже ушла. Я бы ушла, но, случайно, тоже уснула, и тоже проспала до трех, как и он, но только потому, что меня разбудил призрак...
   - В самом деле? Продолжайте, - сказала я.
   - Как я уже говорила, - медленно произнесла эта негодница, - меня разбудил дух. Он проводил по моему лицу ледяными пальцами и стонал. Это было очень необычно. Сначала я не поняла, что происходит; но затем, когда ощутила прикосновение холодных пальцев к моему лицу, когда услышала доносящиеся из темноты стоны, от которых моя кровь застыла в жилах, я поняла, что это было. Я вспомнила историю о принце и дуэли во дворике, и поняла, что передо мной жертва той дуэли. Кстати, это даже в некоторой степени забавно, когда призрак гладит тебя по лицу, мисс Джеймс...
   - Ничего забавного! - возмущенно сказала я. - И вам не стыдно рассказывать мне такие нелепицы? Чушь! Что же касается человека, убитого принцем, вам прекрасно известно, - его тело отвезли в Испанию и похоронили там. С какой стати ему возвращаться сюда и гладить вас по лицу?
   - А мне почем знать? - несколько высокомерно ответила она. - Я могу объяснить это тем, что у призрака хороший вкус, в отличие от некоторых людей, которых я знаю. Тем не менее, клянусь, что говорю правду, умереть мне сейчас же на этом самом месте, если я вру! Кроме того, я поступила очень храбро, - я не закричала; я вообще не издала ни единого звука, вот какая я храбрая!
   - Что же ты сделала?
   - Я убежала. Por Dios, как я бежала! Помните, как быстро мы спустились по лестнице во время ноябрьского землетрясения? (Я помнила это совершенно отчетливо.) Так вот, вчерашний бег по сравнению с тем был не просто бег, это был полет! Я миновала четыре лестничных пролета подобно молнии, а призрак следовал за мной. Я слышала звуки шагов и стоны, удалявшиеся к дверям во дворик, и уверяю вас, все, происходившее со мной, было абсолютно реально. Осознав это, я почувствовала себя настолько слабой, что была вынуждена подкрепить себя коктейлем. И только после этого снова лечь спать. Странное происшествие, не правда ли?
   - Это случилось до или после коктейля? - поинтересовалась я. - И сколько именно их было, этих коктейлей?
   Я сурова с этой девочкой, но она того заслуживает. Призрак! Дух, может быть, но никак не призрак! Она оскорблена в своих лучших чувствах, настолько, что дает клатву больше никогда ничего мне не рассказывать; я - Фома неверующий; она никогда в своей жизни не встречала такой неверующей женщины, как я; она борется с искушением помолиться, чтобы призрак явился мне, это мне будет очень полезно. После чего отворачивается от меня, чтобы не замечать моего присутствия весь оставшийся день.
   Не веря ни в каких призраков, я выбросила ее рассказ из головы. В самом деле, если перед вами лежит несколько гроссбухов, которые требуется привести в порядок в течение девятнадцати дней, а затем свести баланс или лишиться рождественских каникул, у вас вряд ли останется время думать о призраках, а не о бухгалтерии. И хотя я работала по четырнадцать часов в день, в полдень, 24 декабря, баланс не сошелся на 13.89 долларов. Разумеется, разницу необходимо было отыскать и свести баланс к нулю, если я хотела завтра утром получить выходной. А это означало, что мне придется работать всю ночь. Другого выхода не было; я запланировала уехать утренним восьмичасовым поездом. Значит, хочу я того или нет, а мне придется сидеть ночью, пока баланс не сойдется.
   Итак, в семь часов я приготовилась к ночной работе в своем кабинете, включив три лампы, чтобы не ощущать себя забытой и одинокой, а книги и журналы возвышались передо мной фута на два. Это было ужасно трудно, найти ненавистные 13.89, но это следовало сделать. Я предупредила сторожа на первом этаже, чтобы он некоторое время не засыпал, но если моя работа затянется, то, когда я буду готова уйти, то спущусь и позову его.
   Он жил в маленькой комнатке, отгороженной от остальной части здания, так что добраться до него было затруднительно. Кроме того, он был ленивым и любил поспать, так что, хотя он него требовалось по ночам время от времени обходить здание и осматривать его, не проникли ли посторонние, он предпочитал спать, причем разбудить его не смогли бы ни какие-то мексиканские разбойники, ни даже трубы Страшного Суда.
   По этой причине, прежде чем приступить к своей работе, я сама обошла здание и проверила замки и засовы. Все было в полном порядке, двери надежно заперты. Чтобы проникнуть внутрь, злоумышленникам понадобилось бы иметь размер, позволяющий им проскользнуть через замочную скважину, или же подходящие отмычки.
   Не вспоминая о духах, porteros, или чем-нибудь подобном, не думая вообще ни о чем, кроме тринадцати долларах восьмидесяти девяти центах, я напряженно трудилась, складывала, вычитала и снова складывала. И к одиннадцати часам, grazia a Dios, к моей радости, от прежней суммы осталось только восемьдесят девять центов. Тем не менее, сильно радоваться не приходилось, поскольку найти восемьдесят девять долларов гораздо проще, чем восемьдесят девять центов. А их следовало отыскать, и только тогда я смогу вздохнуть с облегчением.
   И я снова принялась за работу. Напряжение мозга и искренние молитвы привели к тому, что нашлись отвратительные восемьдесят центов. Эврика! Осталось всего девять. Появилась надежда, что я успею закончить, и у меня даже останется немного времени, чтобы поспать. Вдохновленная этой мыслью, я подавила зевоту и снова принялась за подсчеты. Взглянув на часы, я увидела, что уже без десяти двенадцать. Возможно, я успею закончить работу к часу.
   Мне понадобилось на это минут двадцать. Одна из записей о денежных поступлениях показалась мне ошибочной. Я сравнила ее с поручительством - да, именно здесь крылась проблема! Одиннадцать центов - десять - девять...
   Огни в комнате замерцали и потухли - я сидела в темноте, изумленная, и тут где-то во мраке раздался самый тоскливый, самый ужасный стон, какой только можно себе вообразить. Я сидела, парализованная страхом, не смея дышать, а потом с негодованием подумала, что это какой-то трюк моей напарницы. А потом я почувствовала, как длинные, тонкие, ледяные пальцы скользят по моему лицу. Malgame Dios! Какое жуткое ощущение! Сначала я боялась пошевелиться. Затем попыталась убрать с лица эти ледяные костлявые пальцы. Мое сердце бешено колотилось. Но, стоило мне убрать их, задыхаясь от смертельного ужаса, они возвращались снова. Холодный ветер обвевал меня. Снова раздался ужасный стон, и, слишком испуганная, чтобы закричать или попытаться встать, я упала на пол, смахнув книги и бумаги. А потом, наверное, лишилась сознания.
   Очнулась я, лежа среди книг и бумаг; в комнате по-прежнему было темно, я по-прежнему ощущала ледяные пальцы на своем лице. Я была в совершенном отчаянии! Я, которая смеялась над бедной девушкой и намекала на коктейли. Чем я лучше ее?
   Я с трудом поднялась на ноги, пальцы продолжали гладить мое лицо. Я хотела обратиться к их обладателю, - но на каком языке? На английском, или на испанском? Испанский, несомненно, был более подходящим, если рядом со мной и вправду находился призрак убитого графа.
   - Сделайте одолжение, сеньор призрак, - смело начала я, на хорошем испанском, но дрожащим голосом, - и скажите мне, чего вы хотите? Могу я чем-нибудь помочь вам? Поскольку, если нет, мне бы хотелось, чтобы вы позволили закончить мне мою работу, чего я не могу сделать (прошу прощения за свою бестактность) в вашем присутствии.
   (Если призрак джентльмен или просто хорошо воспитан, он, несомненно, поймет намек и исчезнет. О-ла-ла!)
   Однако призрак, похоже, не понял моего испанского; во всяком случае, никакого ответа не последовало; снова раздался стон, снова пальцы прикоснулись к моему лицу, а потом послышался тяжкий вздох, настолько тяжкий, что мне стало жаль несчастного - что с ним могло приключиться? И, стоило мне ощутить жалость, мой страх мгновенно исчез, и я сказала в темноту:
   - Что вам угодно, pobre senor? Могу ли я вам чем-нибудь помочь? О, позвольте мне помочь вам!
   Пальцы на мгновение замерли; затем оставшиеся книги разом обрушились на пол; холодная рука осторожно помогла мне подняться, - я старалась не испугаться, хотя это было очень сложно, - и меня повели через комнату. Я ничего не видела - не было никакого света; я ничего не слышала - кроме звука своих собственных шагов и слабого шелеста чего-то невидимого, что меня вело; но, по крайней мере, слава Господу, больше не раздавалось никаких стонов, иначе бы я, без сомнения, лишилась чувств. Шуршащие шаги и холодная рука, увлекавшая меня все дальше и дальше.
   Мы - мой невидимый спутник и я - миновали большой коридор, затем второй этаж, и, наконец, спустились вниз по лестнице, все время ускоряясь. Затем я поняла, что меня ведут по кафельному полу внутреннего дворика мимо домика portero. Симплтон! Вне всякого сомнения, он крепко спал, в то время как меня в темноте вела невидимая рука, и никто не мог прийти ко мне на помощь! Разумеется, я бы закричала, если бы только могла; но я чувствовала себя не в состоянии издать ни звука - очень странное ощущение, нужно признаться.
   Но куда мы идем? В нежилые комнаты, где хранятся пустые ящики и бочки? Но там, кроме них, ничего нет. Что нужно от меня призраку? Наверное, он совсем ничего не соображает.
   В середине первой комнаты мы остановились. У меня возникла мысль выбежать и позвать portero, но я была вынуждена от нее отказаться, обнаружив, что не могу сделать и полшага. Я слышала движение вокруг себя и ждала, похолодевшая, дрожащая. Шаги приблизились; меня снова взяли за руку и подвели поближе к углу комнаты. Повинуясь посторонней воле, я наклонилась и стала ощупывать пол, - моими пальцами двигали чужие ледяные пальцы, - пока не почувствовала нечто вроде вделанного в камень небольшого кольца. Я слегка потянула его, оно не сдвинулось, призрак слабо вздохнул. На секунду холодные пальцы сжали мои, но не сильно, а скорее ласково, затем разжались, и я услышала шаги, медленно удаляющиеся в направлении внутреннего дворика, и через некоторое время там затихшие. Где я нахожусь, и что все это значит?
   Но я так устала и была так опустошена, что пыталась найти дверь - и не могла (моя напарница была бы отомщена, если бы видела, как тупо я толкаю бочку, полагая ее за дверь); наконец, слишком усталая, сонная, я опустилась на холодный каменный пол и уснула.
   Я, должно быть, проспала несколько часов, потому что, когда проснулась, в окно пробивался свет; я села и задумалась над тем, что случилось ночью. Как, черт возьми, я оказалась в складской комнате? Воспоминание пришло, подобно вспышке молнии. Еще не придя полностью в себя, я стала шарить по полу в поисках маленького кольца. Вот оно! Я ухватила за него и сильно дернула. Эй, потише! Ибо мне показалось, что пол содрогнулся. Раздался грохочущий звук, каменная плита у меня под ногами ушла в сторону, и я обнаружила себя вцепившейся в бочку, которая, по счастью, сохранила прежнее положение, в то время как мои ноги болтались в пустоте. Подо мной оказалась небольшая комната, с большими и маленькими сундуками, стоящими вдоль стен. Сокровище! Я разжала пальцы и спрыгнула в потайную комнату, глядя на сундуки.
   Но, увы! Когда я стала открывать большие сундуки, они оказались пустыми. Какая злая шутка! Неудивительно, что он не мог упокоиться в своей могиле, но должен был вернуться на место своего нечестивого обмана, чтобы заслужить прощение! Зато маленькие сундуки оказались переполнены всякими вещами - тут были тяжелые испанские монеты, золотые и серебряные - золотая и серебряная посуда, с гербом несчастного императора; великолепные образцы украшенных драгоценностями оружия и доспехов, украшения и драгоценные камни. Я сознательно взяла несколько горстей последних, отдавая предпочтение бриллиантам и жемчугу, - я всегда их любила, но не могла их себе позволить, - и пересыпала в деревянную коробку, найденную в комнате наверху. Золотую и серебряную утварь, доспехи и пр. я оставила на их прежнем месте, поскольку они были довольно громоздкими, и удовлетворилась только своей коробкой с бриллиантами, жемчугом и украшениями.
   Излишне говорить, что я не уехала с восьмичасовым поездом. Я поднялась в офис и вернулась к поиску недостававших девяти центов. И только потом рассказала о призраке и сокровище, умолчав о своей коробке. И не пожалела об этом. Когда правительство узнало о кладе, что, по-ващему, они предложили мне за то, чтобы я указала им скрытую комнату, в котороую проводил меня призрак? Десять тысяч долларов! Но я отказалась, заявив, что возьму, в качестве вознаграждения, золотой сервиз; эти жадные люди поначалу возражали, но я настояла на своем. Они и по сей день не знают о моих драгоценностях. Но если бы узнали, представляете, в какую они пришли бы ярость? Впрочем, они не знают английского языка и не собираются учить его. А потому маловероятно, что они прочтут эту историю и узнают мою маленькую тайну.
  

ПРИЗРАК НЕ НА СВОЕМ МЕСТЕ

short story by uncredited

  
   Каждый мальчик, читающий приключенческую литературу, или, как их еще называют, "авантюрные романы", знает о "корабле-призраке", бороздящем океанские просторы.
   Однако, им вряд ли известно, что существуют иные корабли, посещаемые, и как раз один такой имеется в береговой службе Соединенных Штатов, поскольку так считают те, кому приходилось на нем служить.
   Это Eagre, 140-футовая шхуна, предназначенная для прибрежного плавания, которую очень не любят те, кому довелось находиться на ее борту. Здесь царит мрачная атмосфера, которую не в силах развеять никакая шутка, произнесенная в кают-компании.
   Дежурство на ее борту считалось худшим любого наказания, а рассказы тех, кто ходил на ней, повергали в трепет. Капитан строго-настрого запретил подобные истории, однако они стали настолько известны, что никто из береговой охраны не желал нести службу на борту Eagre.
   Mohawk была спущена на воду 10 июня 1875 года, и являлась на тот момент самой большой парусной яхтой.
   Уильям Т. Гарнер, молодой миллионер, владелец яхты, очень гордился своим судном и пригласил всю верхушку тогдашнего нью-йоркского общества принять участие в первом ее плавании. Коммодор Гарнер, тридцати трех лет, и его юная жена лично принимали и развлекали гостей, спуск яхты на воду был отмечен веселым празднеством. Однако вскоре после этого, неподалеку от Стэплтона, Нью-Йорк, яхта была опрокинута внезапно налетевшим шквалом и шестеро человек утонули, оказавшись запертными в каютах на баке.
   После этого Mohawk был выстален на продажу за 25,000 долларов и куплен правительством Соединенных Штатов для службы береговой охраны. Имя яхты было изменено на Eagre, поскольку Джек Тар, зная о морских суевериях, заявил, что иначе невозможно было бы набрать команду, которая согласилась бы на ней служить.
   Лейтенант Хигби Кинг так описал свои впечатления, когда был назначен на Eagre:
   "Когда я прибыл на ее борт в Ньюпорте, команда была почти укомплектована; недоставало одного офицера, и им оказался я. Все каюты были заняты, за исключением одной, по левому борту, я поселился в ней.
   В ту ночь мы изрядно повеселились в кают-компании, но я рано ушел к себе, поскольку устал от поездки, спеша попасть на судно. Остававшиеся за столом замолчали, когда я поднялся, потом пожелали спокойной ночи. Это их молчание не заставило меня ничего заподозрить, хотя я и знал, что Eagre прежде называлась Mohawk. Моя кабина была обычной, с замком и надежно запертым иллюминатором. Она была облицована дубовыми панелями, здесь имелась койка.
   Я лениво разделся и притушил настенную лампу. Повернувшись к ней спиной, я некоторое время пытался заснуть. Шум в кают-компании прекратился, команда разошлась по своим каютам; я почувствовал какую-то неуверенность и смутное беспокойство. Так и не уснув, я повернулся и осмотрел каюту; на одном из стульев сидел пожилой мужчина, казалось, погруженный в глубокую задумчивость. Он был одет в синий бушлат, у него была длинная, с проседью, борода. Руки его сжимали колени, глаза были опущены. Его лицо не было ни бледным, ни ужасным, какими обычно описывают лица призраков, но румяным и обветренным.
   В тишине, я смотрел на него с испугом, не знаю, как долго, - мне показалось, с час, - когда он, или оно, или что бы это ни было, исчез. Все это время он не двигался и ничего не говорил. Он исчез, и больше не появился.
   За завтраком я чувствовал на себе любопытствующие взгляды. Я не собирался ничего рассказывать о своем видении, полагая его галлюцинацией и началом умственного расстройства. Лейтенант Ирвинг спросил меня, хорошо ли я спал. Я ответил, что да. "Разве ты ничего не видел?" - снова спросил он. Тогда я честно признался, что видел, и обо всем рассказал. После чего узнал, что каждый из семи присутствующих провел ночь в этой каюте, и каждый видел одно и то же. Все они повели себя одинаковым образом, за исключением Ирвинга, выстелившего в призрак из пистолета, после чего тот исчез. Кое-кто полюбопытствовал узнать, не погибал ли на Mohawk кто-нибудь, подходящий под описание, и такового не обнаружилось. Его так и назвали "призраком не на своем месте". Для меня этого было достаточно, и я воспользовался любезным предложением одного из офицеров разделить с ним его каюту".
   Лейтенант Ирвинг и другие подтвердили историю лейтенанта Кинга, а в качестве дополнительных свидетельств того, что Eagre "посещается", лейтенант Ирвинг привел случай с офицерами Eagre, приключившийся с ними в канун Нового года, что, по меньшей мере, свидетельствует о наличии на судне каких-то сверхъестествнных проявлений.
   "Мы веселились. Выпили первый тост за "возлюбленных и жен", как это принято у моряков-янки, где бы они ни находились и какой бы праздник ни отмечали. Все чувствовали себя прекрасно, или, как говорит Теккерей, "приятно", когда вдруг дверь, отделяющая кают компанию от коридора, медленно закрылась, издав громкий скрип. Дверь редко была закрытой, поскольку требовалось приложить силу, чтобы она повернулась на своих ржавых петлях. Сейчас же она повернулась довольно легко и плотно закрылась; присутствовавшие офицеры повскакивали со своих мест от изумления. Полдюжины мужчин распахнули ее и выскочили в коридор, но там никого не было. "Должно быть, это наш старый "призрак не на своем месте" проследовал к себе в каюту, - предположил кто-то, последовала тишина, после чего все вернулись за стол, и выпили за здоровье призрака".
  

НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ

short story by uncredited

   Мои кузены, Кейт и Том Ховарды, поженились на Троицу, а на Пасху, решив обзавестись хозяйством, арендовали один из восхитительных меблированных коттеджей, которыми изобилует модное местечко W., расположенный так, что пляж начинается почти от самой задней двери, а брызги прибоя залетают в окна. Они поселились там довольно рано, в мае, поскольку им не терпелось начать "самостоятельную" жизнь; а вечера, поскольку было еще довольно холодно, проводили у огня, воркуя, как голубки.
   В одну из ночей, около одиннадцати, они услышали звук, словно от падения какого-то небольшого предмета; затем послышались тяжелые шаги, после чего снова наступила тишина. Том схватил кочергу и отправился на поиски грабителя; за ним следовала Кейт, держа его сзади за рубашку и вся дрожа. Они поднялись наверх и заглянули под все кровати; Кейт утверждала, что в романах, все грабители прячутся именно под кроватями.
   Затем они осмотрели столовую, где все оказалось в полном порядке, и, наконец, кухню, где нашли нечто, по-видимому, дававшее ключ к разгадке. Грабитель проник в дом через черный ход, дверь которого оказалась незапертой и приоткрытой. Когда первое волнение прошло, они вернулись в столовую, где Том, еще раз внимательно все осмотрев, обнаружил, что один из маленьких, очень красивых горшочков для перца, - свадебный подарок, - пропал, а другие мелкие предметы посуды, стоявшие на буфете, слегка сдвинуты.
   На следующее утро Кейт мягко выговорила прислуге за ее небрежность, и испытала шок, когда услышала, что у той в обычае оставлять дверь открытой, "поскольку так удобнее для молочницы приносить молоко". Прислуга была немедленно уволена, и нанята новая, с указанием исполнять свои обязанности как можно более тщательно, особенно это касалось "запирания дверей".
   Они оплакали потерю горшочка, и, все-таки, это казалось пустяком по сравнению с тем, что осталась нетронутой прекрасная расписанная салатница, подаренная тетей Джулией, стоявшая рядом, и не было необходимости кому-нибудь рассказывать о происшествии, а потому маленькое домашнее хозяйство вернулось к обычному состоянию, наполненному "любовным воркованием".
   Недели примерно через две, Том, однажды ночью, вышел в море со старым рыбаком, местным аборигеном и достопримечательностью, чтобы доставить себе развлечение этим восхитительным времяпрепровождением, известным как "ловля угрей", и, поскольку ночь выдалась темная, а угри ловились как бешеные, было уже далеко за полночь, когда Том, наконец, вернулся в коттедж.
   Внутри он обнаружил переполох. Кейт была в истерике, а новая прислуга, плача, хлопотала вокруг нее с бутылочкой камфоры. Грабитель, или призрак, - так они решили на этот раз, поскольку окна и двери оказались надежно запертыми, - снова нанес визит, но ничем особым себя не проявил, ограничившись простым хождением.
   - Ах, Том! На нем были тяжелые сапоги, и он так ужасно грохотал! - со слезами сказала Кейт.
   С того времени Кейт сильно нервничала и отказывалась оставаться одна. Том вскакивал каждый раз, стоило двери скрипнуть, а прислуга ушла, сказав: "Этот дом, вне всякого сомнения, посещается".
   Днем Кейт искала новую прислугу, а ночи проводила в ожидании материализации чего-то темного, что так и не произошло. Они приглашали ирландок, англичанок, голландок, "китайскую язычницу", "цветную леди", и, по всей видимости, собирались прославиться на весь свет как "семья, которая сама не знает, что ей надо".
   Вскоре после этих событий нас пригласили в W., и мы были несколько удивлены тем, что Кейт бледна, а Том - довольно рассеян. Однако, после восхитительного ужина, который мог бы доставить удовольствие самому требовательному гурману, мы вышли на террасу, оставив мужчин наедине с их сигарами. Мы рассыпались в похвалах дому и поздравляли Кейт с его обретением, когда, к нашему ужасу, она расплакалась и сказала: "Ах, девочки, это ужасное место, оно посещается!", после чего рассказала, что здесь происходит, во всех подробностях, так что нам стало жутко, и мы поспешили вернуться в ярко освещенную гостиную.
   Здесь Кейт обнаружила, что Том также рассказал мужчинам "историю о призраке", на что Нед Харрис коротко сказал: "Крысы", а Боб Шоу рассмеялся: "Том, старина, тебе не следует забивать голову подобной ерундой".
   Первого июля настала кульминация. Призрак пришел снова, на этот раз забрав не только оставшуюся перечницу, но и серебряную солонку. Очевидно, он испытывал страсть к маленьким предметам, но, в отличие от предыдущих посещений, на кухне царил хаос. На полу валялись салатница тетушки Джулии, блюдо для сыра и прочие предметы. В этот раз, одно из окон оказалось наполовину открытым. Через неделю мной от Кейт была получена записка, в которой говорилось, что они с Томом отправляются в Саратогу, чтобы провести остаток сезона у ее матери.
   Следующей весной Том получил посылку от мистера B., владельца дома в W., в которой, помимо прочего, имелась записка следующего содержания:
  
   Мистер Ховард!
   Посылаю вам три серебряных изделия, которые, по словам моей жены, могут принадлежать вам, поскольку помечены вашими инициалами, а именно - две серебряных перечницы и солонку. Они были найдены на днях, в процессе весенней уборки дома, в крысиной норе, за буфетом. Я забыл предупредить вас, что обнаружил норы прошлой весной и что они могут доставить вам неприятности; как вам известно, крысы на это способны. Прошу передать поклон миссис Ховард,
   С уважением,
   Джон B.
  
   В следующем сезоне мы организовали "Клуб призраков", на значке которого была изображена маленькая серебряная крыса, держащая в лапах серебряную перечницу. Мы предложили Тому пост председателя, но он, с обиженным видом, отказался, ввиду событий, о которых, как мне кажется, он не забудет никогда.
  

ФОТОГРАФИЯ МЕРТВОЙ ЖЕНЩИНЫ

short story by Elia W. Peattie (variant of Story of an Obstinate Corpse 1898) [as by uncredited]

  
   Вирджил Хойт был помощником фотографа из Сент-Пола и человеком, обладавшим несомненным вкусом. Он исколесил в поисках живописных мест весь Запад, забирался на добрую сотню миль к северу в Канаду, мог говорить на трех или четырех индейских диалектах и провести каноэ через пороги. То есть, был смел и не подвержен пустым фантазиям. Он умел постоять за себя в драке, хорошо стрелял и плавал, так что мог поспорить в этом с любым индейцем, мог весь день не слезать с седла и не спать ночами.
   И всюду он возил с собой свою камеру.
   - Мир, - так Хойт говорил всем, оказывавшимся рядом с ним, когда он сидел и посасывал свою трубку, - был создан за шесть дней затем, чтобы его фотографировали. Человек, и особенно женщина, были созданы с той же целью. Облака не созданы, чтобы давать влагу, а деревья - чтобы создавать тень. Они созданы для фотографа.
   Короче говоря, Вирджил Хойт обладал довольно причудливым взглядом на окружающий мир, и ему не нравилось делать что-то, доставлявшее ему неприятности. Именно по этой причине он не любил ходить в дома, где прощались с умершими, и фотографировать там. Это зрелище оскорбляло его возвышенную натуру, отчасти же он был раздражен тем, что ему приходится брать на себя, хотя бы и на короткое время, часть чьего-то бремени. Печаль и траур - не для него, он скорее готов пройти 500 миль в каноэ по холодным канадским рекам, чем отправиться в дом скорби. Тем не менее, как помощнику фотографа, ему часто приходилось это делать.
   Недавно он был приглашен в одну богатую семью из Сент-Пола, чтобы сфотографировать только что умершую мать. Ему очень не хотелось этого делать, но он вынужден был пойти. Его проводили в комнату, где стоял гроб с телом умершей женщины. В доме царило какое-то неясное волнение, слышались разговоры, но Хойта это не волновало, и он не обратил на это внимания.
   Дочь предложила повернуть гроб так, чтобы лицо умершей смотрело в камеру, но Хойт сказал, что это не требуется, - он сделает снимок так, что будет казаться, - лицо находится в естественном положении, как при жизни, а потому все вышли и оставили его наедине с умершей.
   Лицо ее было строгим и величественным. Хойт подумал о нем с некоторым восхищением, предположив, что перед ним жинщина, привыкшая поступать по-своему. Прядь волос спустилась на лоб, он убрал ее. Цветок розы, лежавший у нее на груди, скрывал линию подбородка, поэтому он сдвинул его. Позднее он вспомнил это очень отчетливо, равно как и то, что его рука коснулась ее лица два или три раза.
   Сделав фотографии, он ушел.
   Он был очень занят, и прошло несколько дней, прежде чем он смог заняться снимками. Он достал их из ванночки, в которой они лежали рядом с другими, и стал с ними работать. Было три снимка; он сделал их на всякий случай, чтобы затем выбрать лучший. Они получились очень хорошими, однако, по мере проявления, на них показалось то, что избежало его взгляда. И это таинственное, появившееся на снимках, сулило ему неприятности, поэтому он сделал несколько отпечатков и убрал их в стол, надеясь избежать неприятного объяснения.
   Однако одной из особенностей нашей жизни является то, что не всегда в ней все соответствует нашим планам из-за постороннего вмешательства, и вот, в один прекрасный день, его работодатель спросил его о фотографиях. Он попытался уйти от ответа, но это ему не удалось; он вытащил их из стола и протянул фотографу. Старик долго и внимательно их разглядывал.
   - Хойт, - сказал он, - вы молоды и, я полагаю, никогда не видели ничего подобного. Но я - видел. Не совсем то же самое, но нечто подобное случалось много раз с тех пор, как я занимаюсь фотографией, и, хочу сказать, между землей и небом происходит нечто, чего мы не в состоянии постичь...
   - Чушь! - сердито воскликнул Хойт. - Когда что-то происходит, мне хотелось бы знать причину, почему и как это случилось.
   - Замечательно, - ответил его работодатель, - в таком случае, вы знаете объяснение, почему и как восходит солнце.
   После чего отправился вместе с молодым человеком, чтобы осмотреть ванночки со снимками, и пластинки, с которых они были отпечатаны. Все было в полном порядке. Но тайна так и осталась тайной.
   Хойт надеялся, что родственники умершей женщины забудут о фотографиях, но, конечно, желал несбыточного, и однажды к нему пришла дочь, чтобы узнать о фтографиях матери.
   - Честно говоря, - пробормотал Хойт, - они получились не такими, как вам бы хотелось.
   - В любом случае, позвольте мне на них взглянуть, - упорстовала леди.
   - Видите ли, - заговорил Хойт, пытаясь ее успокоить, поскольку считал, что именно так и следует разговаривать с женщинами, - честно говоря, относительно общения с женщинами он был круглый невежда, - я думал, было бы лучше, если бы вы их не увидели. Есть причина, по которой... - Он совершенно не понимал, что его слова произведут обратный эффект, и, конечно же, леди заявила, что он должен показать ей снимки без каких-либо дальнейших проволочек.
   Бедный Хойт достал их из стола и протянул леди, после чего схватил кувшин с водой, поскольку полагал, что она сейчас упадет в обморок.
   Леди увидела, что лицо, цветы и верхняя часть гроба скрыты вуалью, спускающейся до самого пола. Лицо совершенно нельзя было рассмотреть.
   - На лице матери ничего не было! - воскликнула леди.
   - Ничего, - согласился Хойт. - Я это знаю, поскольку, прежде чем сделать снимки, я коснулся ее лба. Я поправил волосы.
   - В таком случае, что это может быть? - спросила леди.
   - Вам это должно быть известно лучше, чем мне. Наука не может дать объяснения. Возможно, это как-то связано с духовным миром.
   - Ну, - сказала леди, немного запинаясь, - мама была хорошей женщиной, но всегда поступала по-своему. Наверное, так было и в данном случае.
   - Вот как?
   - Она никогда не фотографировалась. Она этого не хотела. Она говорила, что никто не должен видеть ее фотографий.
   - В таком случае, - пробормотал Хойт, - она и после смерти поступила в соответствии со своим желанием.
   Они стояли и некоторое время смотрели на снимки. Затем Хойт указал на пламя, пылавшее в камине.
   - Бросьте их туда, - сказал он. - Не нужно, чтобы ваш отец увидел их. И не храните их. Это ни к чему.
   - Вы правы, - медленно произнесла леди. И она бросила снимки в огонь. Затем Вирджил Хойт достал пластинки и сломал их.
   Таков конец этой истории, по крайней мере, как рассказывает ее Хойт, попыхивая своей трубкой, когда кто-нибудь сидит с ним рядом.
  
  

ПРИЗРАК ЖИВОГО ЧЕЛОВЕКА

short story by A Traveller

  
   Мы находились в Южной Атлантике, на широте острова Фернандо Норонья, в 40о 12' к югу, на борту барка, которым командовал Г. Дж. Джонсон, возвращавшемся к родным берегам из Австралии. Я был единственным пассажиром, мы благополучно обогнули мыс Горн и каким-то чудесным образом избежали свирепого шторма; нас поочередно подгоняли нужные нам северные и восточные ветра, пока мы не достигли двадцатого градуса, и уже отсюда направились к экватору. Я стоял на палубе, курил трубку, наслаждаясь великолепной полной луной, оставлявшей на синей воде серебряную дорожку, и беседовал с первым помощником, мужчиной пятидесяти восьми лет, с ранних лет связавшего свою жизнь с морем. В течение двадцати лет он ходил помощником или капитаном, много повидал и был самым настоящим морским волком. Бывалый матрос и умелый штурман, он был честен в каждом своем слове, имел доброе сердце и был славным парнем и отличным собеседником. Его истории были "с перчинкой", но он всегда уверял меня, что все, рассказанное им, "чистая правда". Его рассказ о плавании на китобойном судне из Южного океана в Нью-Бедфорд кажется мне достойным, чтобы его поведать. Он шесть раз огибал мыс Горн, двадцать шесть раз мыс Доброй Надежды, помимо множества плаваний по Западному океану и в южноамериканские порты. Я передаю его рассказ максимально близко к тому, как услышал его сам.
  
   В 1871 я командовал китобоем "Мэри Джейн". Мы не видели дома более трех лет, на борту имелся полный груз китового жира и более 2,000 фунтов китового уса, стоившего тогда 5 долларов за фунт. Нам также посчастливилось найти мертвого кита, а в нем - большое количество амбры, так что мы с легким сердцем возвращались домой, а наши мысли занимал сердечный прием, который окажут нам наши жены и возлюбленные, когда наше плавание закончится. Ночами, лежа на своей койке, я с огромным удовольствием прикидывал, сколько денег мне перепадет из общей суммы, когда мы окажемся в Нью-Бедфорде.
   Я подсчитал, что на мою долю приходится 12,000 долларов после продажи жира и уса, не говоря уже об амбре, которая стоила не менее 20,000, причем половина принадлежала мне. Поэтому можете представить себе, как я был доволен и ожидал возвращения, когда мы шли, подгоняемые юго-восточным ветром. Мы пересекли экватор на долготе 36 градусов, и, вскоре, когда ветер сменился на северо-восточный, все шло так хорошо, как только можно было себе пожелать. Мы привели наше судно в идеальный порядок, внутри и снаружи, и вы никогда не сказали бы, глядя на него, что это старый китобой, три года блуждавший по Южному океану в поисках китов. Никогда не забыть мне об одном старом горбаче, которого мы обнаружили в двух градусах к югу от мыса Горн, но эту любопытную историю я расскажу вам как-нибудь в другой раз.
   Мы только что вышли из полосы северо-восточных ветров, и нас подхватил Гольфстрим. Я сидел в своей каюте, передо мной на столе лежала карта. Я только что обозначил на ней наше местоположение, и подумал, что всего лишь через неделю я окажусь дома, в окружении родных и близких мне людей, и буду рассказывать им о нашем замечательном плавании.
   Я имел обычай замечать широту и долготу положения судна и отмечать его на карте в четыре часа дня, после ужина, после трубки и стаканчика грога, а затем в 8.30, что соблюдалось мной неукоснительно.
   Я заядлый курильщик, и весь вечер не выпускал трубки изо рта, разве что пару-тройку раз, чтобы промочить горло. У нас на борту был пес, которого мы звали Босан, ходивший с нами во все плавания и ничего не боявшийся. Его любили все, а когда Босан "начинал беспокоиться", это означало приближение чего-то серьезного. В тот вечер, сидя в каюте, я услышал жуткий вой и спросил, что случилось с собакой. Мне ответили, что кто-то, должно быть, раздразнил пса, и я выкинул это происшествие из головы.
   Внезапно я заметил, что в каюту кто-то спускается. Поначалу я предположил, что это мой помощник, и был немного удивлен, что он не заговорил со мной, но потом заметил, что человек одет совсем не так, как мой помощник, а когда он вошел в каюту, увидел его лицо. Этого человека я никогда прежде в своей жизни не встречал. Худой, бледный, изможденный, он сделал несколько шагов вперед, оглядел помещение и бросил взгляд на карту на столе. Мне показалось, что в глазах его появился интерес, но затем лицо его выразило сильное разочарование, и прежде, чем я смог пошевелиться или сказать хоть слово, он исчез.
   Будучи исключительно практичным человеком, я выпрямился на стуле и сказал себе: "Пожалуй, старина, ты выкурил слишком много трубок и выпил слишком много грога. Ты попросту уснул, и тебе приснился призрак". Я был вполне удовлетворен этим объяснением, тем более, получив ответы помощника и рулевого на свой вопрос: видели ли они кого-нибудь. Помощник ответил, что не видел никого, входящего в мою каюту; рулевой, располагавшийся прямо напротив двери, подтвердил его слова, так что я совершенно уверился, - человек мне приснился, и не вспоминал о нем на протяжении следующего дня.
   В восемь часов вечера, я сидел на стуле в своей каюте; моя работа была закончена, карта лежала свернутой на столе передо мной, когда раздался ужасный собачий вой, и, подняв глаза, я увидел человека, спускающегося в каюту. Мои волосы встали дыбом, я знал, что не сплю. За весь день я выкурил одну-единственную трубку и не выпил ни капельки грога. Та же самая тощая фигура появилась в каюте, вопросительно и умоляюще взглянула на меня; она снова осмотрелась и, с выражением отчаяния на лице, словно искала что-то и не нашла, снова исчезла. Я бросился на палубу к помощнику и рассказал ему об увиденном; но он заверил меня, что я всего лишь спал, или же злоупотребил табаком и выпивкой, а потому не стал предлагать мне ни того, ни другого. Я мог ясно прочитать в его глазах: "Старик, кажется, слегка перебрал". Я не стал разубеждать его, но попросил, чтобы завтра, с 8.00 до 8.30 вечера, он присутствовал в моей каюте.
   Как я провел следующий день - сказать не могу. Помню только, что мои мысли постоянно вращались вокруг призрачного визитера; я чувствовал, что в этот вечер мне что-то откроется, что покров тайны будет сорван. Я решил, что заговорю с ним во что бы то ни стало; я чувствовал себя уверенно в присутствии своего помощника, парня, не боявшегося ни человека, ни дьявола. Я не позволил себе ни трубки, ни грога; и в восемь часов мы с помощником сидели в моей каюте, а карта лежала на столе. Как только пробили восемь склянок, раздался унылый вой собаки, и, подняв глаза, мы увидели фигуру, спускавшуюся по лестнице в каюту. Мы застыли, странность происходящего оказала на моего помощника точно такое же воздействие, как и на меня самого. Мы не могли ни двинуться, ни заговорить. Фигура медленно вошла в каюту и безмолвно огляделась, все с тем же выжидательным видом. Она была еще более худой, щеки - впавшими, а глаза запали настолько, что казались просто черными ямами. Когда взгляд ее упал на карту, на лице, казалось, отразилось что-то вроде радости; она приблизилась к столу, ткнула длинным костлявым пальцем в карту, мгновение оставалась неподвижной, после чего исчезла.
   Минут пять после этого мы сидели неподвижно. Затем я кое-как произнес: "Что вы думаете об этом теперь, мистер Моррис?" "О Господи! Сэр, я не знаю, что вам сказать, это вне моего разумения". Мой взгляд упал на раскрытую карту, и там, где ее касался палец призрака, обнаружилось маленькое пятнышко крови, на 63 градусе западной долготы и 37 градусе северной широты. Мы находились всего лишь в пятидесяти милях от этого места, и мне тут же пришло в голову изменить курс и направить корабль туда. Я проложил новый курс и отправил матроса в "воронье гнездо". В пять часов утра, едва на востоке стало сереть, впередсмотрящий крикнул: "Вижу лодку с подветренной стороны", и, когда мы подошли к ней, то нашли четырех человек - трое были мертвы, в одном едва теплилась жизнь. Мы зашили три тела в парус и похоронили их в океане, а затем обратили все внимание на оставшегося в живых, истощенного донельзя, в котором я узнал того самого человека, который три ночи подряд навещал меня в моей каюте.
   Мы ухаживали за ним, разумно и осторожно, он постепенно возвращался к жизни и через четыре дня смог сесть и поговорить со мной в моей каюте. Если мне не изменяет память, он был капитаном "Обещания"; корабль загорелся и затонул, команда была вынуждена спасаться на шлюпке. Поначалу их было десять, потом кончилась еда, и его спутники стали умирать, один за другим; их тела бросали за борт. Наконец, он потерял сознание, и не знал, остались ли в живых три его спутника, или умерли.
   Потом ему показалось, что он видит корабль, и попытался обратиться за помощью, но едва он оказывался на борту, что-то заставляло его вернуться; три раза в своих снах он проникал на корабль, и в последний раз ему показалось, будто задуманное ему удалось. Повернувшись к моему столу, он сказал: "Позвольте мне взять вашу карту. Я покажу вам, где мы находились".
   "Не нужно, - сказал я, - это старая карта, вся в пометках. Отметьте ваше местположение вот на этой, новой". Он взял нож и аккуратно заточил карандаш. Затем, взяв мои приборы, измерил широту и долготу, после чего поставил на чистой карте маленькую точку. Глянув на свою руку, он сказал: "Прошу прощения, капитан, затачивая карандаш, я поранил палец и оставил на вашей карте каплю крови".
   "Не обращайте внимания, - сказал я, - не беспокойтесь". Затем я сравнил старую карту и новую; на новой карте капля крови оказалась в том же самом месте, где на старой ее оставил мой призрачный посетитель.
  
   После чего, пристально глядя мне в глаза, торжественно произнес:
   - Вы, сэр, возможно, сможете это объяснить, я - нет; однако смею заверить вас, что каждое слово, произнесенное мною, - истинная правда.
  
  

ПРИЗРАК ВАШИНГТОНА

short story by uncredited [as by Anonymous]

  
   Было раннее рождественское утро, когда Джон Рейли оставил маленькую живописную деревню, куда он прибыл прошлой ночью, чтобы продолжить свой велосипедный тур по восточной Пенсильвании. Сегодня он намеревался остановиться в Велли Фордж, после чего отправиться в Шейкилл Вэлли, и посетить многочисленные исторические места, лежавшие у него на пути. Велли Фордж, если судить по карте, располагалась неподалеку. Вокруг нее раскинулись поля, холмы и дороги, по которым Вашингтон и его армия бродили в поисках продовольствия зимой 1777-1778 гг. - сто шестьдесят лет назад.
   Стоял поистине прекрасный рождественский день, и, пока он катился, мысли молодого Рейли попеременно занимали ласкающие глаз пейзажи и его домашние, которые, как он это очень хорошо знал, в этот час собрались вокруг пышно украшенной рождественской елки в гостиной. Солнце поднималось все выше и выше, Рейли катился по долине, время от времени оказываясь поблизости от ферм, многие из которых, вне всякого сомнения, были построены задолго до того, как этот район стал известен благодаря своей истории.
   Прибыв, наконец, к тому месту, где дорога расходилась в двух направлениях, Рейли был озадачен, какое выбрать. К счастью, рядом оказался дом. Он слез с велосипеда, прислонил его к воротному столбу и пошел по дорожке, надеясь получить интересующие его сведения от обитателей дома.
   Здание, окруженное плотным кольцом колючек и сорняков, отстояло от дороги футов на сто пятьдесят. Оно было длинным и низким, одноэтажным, имело то, что называется остроконечной крышей, под которой располагался невысокий чердак. По мере приближения к дому, для Рейли становилось очевидным то, на что он не обратил внимания, стоя на дороге. Оно было необитаемо. Черепичная крыша находилась в ужасном состоянии; окна, двери и рамы отсутствовали, стены и фундамент, - та его часть, которая возвышалась над землей, - были покрыты трещинами. Сначала он хотел вернуться, но потом рассудил за лучшее заглянуть внутрь, раз уж все равно оказался рядом.
   Приняв такое решение, он вошел. Оглядев большую, пыльную комнату, он поначалу не приметил в ней ничего интересного. В одной стороне имелась лестница, ведущая на чердак, в другой - большой камин, рядом с которым валялись выпавшие из него кирпичи. Рейли начал было подниматься по лестнице на чердак, когда, случайно оглянувшись, заметил необычную бутылку, напоминающую своей формой кувшин, размером не более уксусницы, лежавшую на каминной полке, засыпанную обломками кирпича и штукатурки. Он поспешно спустился, пересек комнату, взял бутылку и принялся с любопытством ее рассматривать. Внутри имелась какая-то жидкость; он откупорил ее и поднес к носу. Жидкость издавала острый, приятный запах. Не колеблясь, Рейли поднес горлышко к губам и сделал глоток. Вряд ли можно описать то удовольствие, которое он получил, ощутив напиток на языке.
   Жидкость еще не успела миновать его горло, когда на плечо его внезапно легла тяжелая рука. Потом кто-то сильно встряхнул его. Бутылка упала на пол и разлетелась на тысячу осколков.
   - Привет! - произнес грубый голос прямо в ухо Рейли. - Кто ты? И что здесь делаешь? Я так полагаю, что ты - шпион.
   Это было тем более удивительно, что когда он входил в здание, поблизости никого не было; с чердака также никто не мог спуститься. Рейли, естественно, был удивлен и озадачен этим неожиданным нападением. Он попытался вырваться из недружественной хватки, и когда, наконец, преуспел в этом, то повернулся так, что ему стала видна вся комната. Он удивился еще больше, если это только было возможно, поскольку в комнате находилось еще четыре человека - три неуклюжих парня, в причудливой, оборванной одежде, и выглядевшая почтенной матроной женщина, стоявшая возле лохани с бельем, установленной на двух стульях в углу, возле камина. Судя по всему, она была сильно занята своей работой, и лишь на мгновение прервалась, чтобы взглянуть, что будут делать мужчины; рукава ее рубашки были засучены до плеч, с рук стекала вода, пенившаяся мыльными пузырями. Над верхней частью лохани, частично наполненной водой, виднелись края пропитавшейся мылом материи. Дымоход, который, как он помнил, разваливался, сейчас был в прекрасном состоянии, в камине пылал огонь, над ним висел железный котел, клубившийся паром. И еще он заметил, что вид комнаты претерпел серьезные изменения. Все в ней было в хорошем состоянии, чистым и аккуратным; потолки, стены, даже лестница, ведущая на чердак. В прежде пустых отверстиях наличествовали рамы, окна и двери. Помещение, в котором царила разруха, буквально на его глазах приобрело вполне приличный, обитаемый вид.
   Все это казалось странным и невозможным; Рейли на какое-то время застыл, ошарашено оглядываясь, раскрыв рот, с выпученными глазами. Он несколько пришел в себя, услышав голос человека, который перед тем тряс его за плечо:
   - Стой! Говори, кто ты и почему ты здесь!
   - Это вы мне объясните, - пробормотал Рейли.
   - Нечего разговаривать с этим негодяем, Гарри, - сказал один из мужчин. - Отведем его в штаб.
   Вслед за этим, не тратя попусту времени, трое мужчин окружили Рейли, вывели его на улицу и повели по дороге. Здесь он забрал у ворот свой велосипед, а они - три старомодных ружья, стоявших рядом в козлах. Когда молодой человек отправлялся к зданию несколько минут назад, никакого оружия здесь не было. Он не мог этого понять. Он также не мог понять, оглядываясь на здание, когда они снова двинулись по дороге, каким образом старое здание, давно пришедшее в упадок, вновь приобрело свой почти первоначальный вид.
   Пока они шли, незнакомцы проявляли странный интерес к велосипеду, который Рейли вел, проводя грубыми руками по раме и рулю, действуя так, будто им никогда прежде не доводилось его видеть. Само по себе, это также было удивительно. Он не мог предположить, что где-нибудь найдутся трое мужчин, совершенно не знакомых с тем, что давно уже стало обыденностью.
   Они с любопытством изучали велосипед, а Рейли, в свою очередь, - необычно выглядевших сопровождавших. Грубые, мужиковатые, крупные и небритые парни, вдобавок, с грязными лицами. Их оборванная одежда, насколько он успел заметить, сильно походила на ту, какую носили ополченцы времен войны за независимость. Широкие шляпы, треугольной формы; коричневого цвета штаны до колен, и длинные синего цвета мундиры с "ласточкиным хвостом" и крупными медными пуговицами. Кожаные лосины поверх сапог, сильно изношенные, так что в некоторых местах виднелась кожа, не защищенная чулками. Одетый в серого цвета велосипедный костюм, Рейли, несомненно, своим внешним видом сильно отличался от своих спутников.
   Так они шли минут двадцать. Иногда навстречу им попадались люди, поодиночке или группами, одетые и экипированные подобно эскорту Рейли. Наконец, поднявшись по небольшому склону и обогнув выдававшиеся слева деревья, совершенно неожиданно, они оказались перед тем, что являло собой, вне всякого сомнения, военный лагерь; деревней, состоявшей из нескольких рядов небольших бревенчатых домиков. Вдоль улиц, между зданиями, виднелись нагромождения мушкетов. На небольшом возвышении, хорошо видимом с дороги, по которой они шли, молодой человек заметил несколько пушек. Везде, куда падал взгляд, наблюдалось бесчисленное множество солдат, одетых в треуголки, мундиры с "ласточкиными хвостами" и бриджами до колен, неторопливо бродившими туда и сюда, столпившимися возле костров или маршировавших строем вверх или вниз по улицам под началом таких же неказисто одетых, суровых офицеров.
   Гарри остановился перед большим бревенчатым домом. Пока они стояли, раздался сигнал горна, а затем барабанный бой. Спустя минуту или две, несколько отрядов ополчения подошли к дому и расположились, образовав как бы три стороны квадрата; четвертой стороной квадрата был дом. Как только маневр закончился, из дома вышел человек, выглядевший величественно, с открытым лицом и благородной осанкой; пройдя к центру образовавшейся площади, он остановился прямо перед Рейли.
   Холодный озноб пробежал по телу Рейли. Его ноги задрожали, словно бы не могли удержать тяжести тела. Он испытывал одновременно страх и изумление.
   Перед ним стоял генерал Вашингтон. Не призрак Вашингтона, а сам Вашингтон - из плоти и крови; вполне материальное, реальное существо, подобно прочим земным существам. В свое время Рейли видел так много портретов, мраморных бюстов и статуй великого полководца, что не мог ошибиться. Придя в себя и восстановив способность двигаться, которую на некоторое время потерял, Рейли сделал самую обычную вещь, какую делают большинство людей, неожиданно для себя оказавшихся в затруднительной ситуации. Он ущипнул себя, чтобы убедиться, что не спит, и что его чувства его не обманывают. Ему также хотелось ущипнуть фигуру, стоявшую перед ним, но он не мог набраться храбрости, чтобы так поступить. Он стоял, пытаясь осознать происходящее, и когда к нему вернулась способность рассуждать, его мысли изгнали из него страх. Если мы можем объяснить происходящее более или менее достоверно, это зачастую помогает справиться с дрожью в коленях и придает смелости.
   Череда странных событий, приключившихся с ним, началась в старом здании, куда он зашел, чтобы справиться о дороге. Ничего удивительного не происходило до того самого момента, пока он не отхлебнул из бутылки, найденной на каминной полке. После этого все и началось. Отсюда следовал вывод о том, что неизвестная жидкость, содержавшаяся в бутылке, и есть начало всех его проблем. Сверхъестественных. Это следовало признать. И каково бы ни было воздействие, чем бы оно ни объяснялось, Рейли, душой и телом, перенесся на столетие назад, в лагерь патриотических сил в Вэлли Фордж. Неизвестно, сколько бы он стоял, снова и снова перебирая в голове утренние события, если бы находившийся перед ним человек, с любопытством всмотревшись в его лицо, не спросил:
   - Кто вы, сэр?
   - Джон Рейли, к вашим услугам, - ответил молодой человек, и, в свою очередь, также задал вопрос: - А кто вы, сэр?
   И тут же получил сильный тычок кулаком в спину.
   - Вы не можете задавать вопросы генералу, - крикнул Гарри.
   - А вам не следует тыкать меня в спину, - Рейли возвратил удар, не оставшись в долгу.
   - Тише, тише! - приказал человек, задававший вопрос. - Нечего махать кулаками у меня перед носом! Это приказ! - После чего обратился к Гарри: - Ваше усердие будет более похвальным, если будет менее показательным. Удары следует наносить только на поле битвы. - Затем повернулся к Рейли с улыбкой на лице: - Меня зовут Вашингтон. Может быть, вам доводилось что-нибудь обо мне слышать?
   - Я действительно слышал о вас, - ответил Рейли. - О вас говорят много хорошего. - Улыбнувшись в ответ, он отважился задать другой вопрос: - Я думаю, что сильно ошибся датой и временем. Всего лишь час назад я думал, что сегодня Рождество. Насколько сильно я ошибся, сэр?
   - Сегодня действительно Рождество, а год, как вам должно быть хорошо известно, - тысяча семьсот семьдесят седьмой от Рождества Господа нашего.
   Рейли снова ущипнул себя.
   - Почему вы привели ко мне этого человека? - спросил генерал, поворачиваясь к Гарри и его спутникам.
   - Он шпион, сэр, - ответил Гарри.
   - Это ложь! - возмущенно вмешался Рейли. - Я не сделал ничего, чтобы быть обвиненным в шпионаже.
   - Мы нашли его в доме вдовы Робин, когда он пил ликер...
   - Я вошел, чтобы спросить дорогу...
   - Прямо из бутылки, сэр.
   - Если в каждом, кто пьет из бутылки, подозревать шпиона, боюсь, наш лагерь окажется наводнен ими, - заметил Вашингтон, лукаво поглядывая на своих солдат и офицеров. - Скажите мне, - продолжал он, с внезапной суровостью взглянув на Рейли, словно собираясь прочитать его самые потаенные мысли, - это обвинение - справедливо? Вас послал Хау?
   - Обвинение не соответствует действительности, сэр. Я никем не послан. Я просто совершаю путешествие по этой части страны на своем велосипеде.
   - Когда страна наводнена солдатами противостоящих армий, любое путешествие, за исключением предпринятого с одной-единственной определенной целью, выглядит сумасшествием.
   - Когда я отправлялся, то ничего не знал ни о каких армиях. Дело в том, сэр...
   Рейли хотел было объяснить, но сразу же понял, что его невероятный рассказ только увеличит опасность его положения.
   - Итак? - спросил Вашингтон, и в голосе его прозвучало подозрение.
   - Я, разумеется, не знал, что ваша, или чья-либо другая армия расквартирована в этом районе. - Рейли заколебался, не зная, что еще сказать. - Понимаете, - ему в голову, наконец-то, пришла счастливая идея, - я выехал на своем велосипеде из Нью-Йорка...
   - Вы, возможно, приехали из Нью-Йорка, хотя трудно поверить, что на вашей машине можно забраться так далеко. Где ваша лошадь, которая тянула эту машину?
   Рейли прикоснулся к своему велосипеду.
   - Вот моя лошадь, сэр, она перед вами. Она же и машина, - сказал он.
   - Этот человек - сумасшедший! - воскликнул Гарри. Вашингтон с недоверием взглянул на Рейли, после чего спросил:
   - Как можно уравновесить эту машину, если она не будет удерживаться двумя оглоблями и не будет соединена с лошадью, которая приведет ее в движение?
   Вместо ответа Рейли вскочил на велосипед и принялся ездить внутри узкого пустого пространства, ограниченного стоявшими солдатами. Он направлялся то в одну сторону, то в другую, вызывая удивление, едва ли не испуг на лицах смотревших на него ополченцев; он повернул в сторону Гарри и его спутников, вынудив их отпрыгнуть в сторону, чтобы избежать столкновения. Даже величавый Вашингтон дважды был вынужден уклониться от мчавшегося велосипеда. В конце концов, Рейли неловко налетел на Гарри со спины, сбив того с ног и уронив на него свою машину. Сам Рейли ловко соскочил, приземлившись на ноги. После чего сразу же извинился.
   - Ты нарочно сделал это! - выкрикнул Гарри, вскакивая на ноги. Его лицо было красным от гнева, он угрожающе вскинул кулак.
   Вашингтон приказал ему успокоиться. Затем, обратившись к Рейли, выразил удивление и желание узнать о велосипеде как можно больше. Молодой человек подробно описал машину, поднял ее в воздух и, вращая колеса, показал, как плавно они двигаются.
   - Вижу, что на этой машине можно быстро передвигаться. Это замечательное изобретение, - сказал Вашингтон, когда Рейли опустил велосипед на землю.
   - Что вы, сэр, это всего лишь игрушка, - сказал офицер. - Посадите этого человека на его машину и выставьте против него любого нашего кавалериста, и он оставит его далеко позади.
   Рейли улыбнулся.
   - Я не считаю, что слова, сказанные этим джентльменом, вызваны его недоброжелательностью, - сказал он. - Тем не менее, я готов поучаствовать в соревновании и доказать, что он заблуждается.
   - Вы согласны посоревноваться на вашей машине в скорости с кавалеристом? - удивленно спросил Вашингтон.
   - Да, сэр. Здесь хорошая дорога. При наличии вашего разрешения и достойного противника, я готов.
   - Но, сэр, этот человек - шпион, - вмешался Гарри. - Не лучше ли накинуть ему петлю на шею, чего он, вне всякого сомнения, заслуживает?
   - Обвинение отнюдь не доказано, - возразил Вашингтон. - И не может считаться таковым, пока днем не состоится военный трибунал. И я не вижу причин, почему нельзя устроить предложенное соревнование. Это внесет небольшое разнообразие в рутинную жизнь лагеря.
   Раздался одобрительный гул ополченцев, окружавших каре. Казалось, все, находившиеся в лагере, подтянулись к месту событий.
   - В таком случае, сэр, - напористо произнес Гарри, - я хотел бы принять участие в качестве всадника. Нет лучшей лошади, чем моя. Я прекрасно понимаю ее, и вряд ли кто способен нас обогнать.
   - Должен признаться, я слышал, как о вас говорили, что вы - лучший наездник, - сказал Вашингтон. - Будь по-вашему! Отправляйтесь седлать вашу лошадь.
   Цепочка удивительных событий, описанная выше, подвела Джона Райли к самому необычному состязанию в его жизни. Он участвовал во многих велосипедных гонках, защищая цвета клуба, в котором состоял, и часто выигрывал призы. Так что у него были все основания ожидать от себя хорошего результата. Однако странные обстоятельства, сопутствовавшие нынешнему соревнованию, несколько поколебали его самообладание, пока он шел к месту старта, от которого ополченцы выстроились прямой линией вдоль дороги на целую милю.
   Совершенно очевидно, это была мера предосторожности, чтобы Рейли, свернув с дороги, не скрылся через поле. Вашингтон снова подошел к нему, когда необходимые приготовления были завершены, пожал ему руку и что-то прошептал. После чего ушел, чтобы занять место на финише.
   Старт был расположен возле батареи, наполовину скрытой кустами. Рейли подъехал к этому месту. Вскоре затем появился Гарри. Он презрительно взглянул на велосипедиста и пробормотал что-то язвительное, когда они расположились рядом, готовые начать гонку. Рейли не обратил на него внимания. Он был твердо уверен в том, что когда соревнование окончится, у его противника не останется никаких шансов проявить свое остроумие. Гарри восседал на красивой черной лошади, четырнадцати с половиной хэндов ростом; с сильными ногами; очень подвижной; она еле сдерживалась. Следует признать, что всадник держался очень хорошо. Он управлял лошадью с легкостью и небрежением, когда она пританцовывала на старте, ограничивая ее перемещения невероятно малой площадью, если учитывать ее нетерпеливые движения.
   - Держитесь своей стороны дороги на протяжении всей гонки. Я не хочу, чтобы ваша лошадь столкнула меня, - предупредил Рейли, ожидая двух выстрелов - сигнала к началу.
   На что Гарри насмешливо заметил:
   - Я дам вам хорошенькую фору в начале, но это не помешает вам впоследствии наглотаться пыли, летящей из-под копыт моей лошади.
   Офицер поднял пистолет, раздался первый выстрел.
   Рейли был вполне удовлетворен условиями, в которых должна была проходить гонка. Дорога была широкой, ровной, прямой и твердой; поднявшийся сильный ветер дул в спину, - это только добавляло ему скорости. В ожидании второго выстрела, Рейли бросил взгляд на два ряда солдат, вытянувшихся в линии, сходившиеся на конце к флагам, воткнутым в землю. Солдаты не стояли на месте; они двигались, болтали друг с другом, наклонялись и вытягивали головы, глядя на точку старта, а затем принимали исходное положение, что делало их похожими на змей. Около флагов собралась толпа, перекрывшая дорогу и растянувшаяся в поле.
   Выстрел! Сигнал к началу гонки. Рейли оттолкнул в сторону парня, придерживавшего его велосипед, и нажал на педали. Копыта лошади взрыли землю, ее мощные ноги распрямились, она рванулась вперед, сразу захватив лидерство. Рейли услышал крик восторга, пронесшийся по рядам солдат. Он видел, как они машут руками и шляпами, когда соперники проносились мимо. Впереди, в облаке пыли, виднелись очертания всадника; звон копыт перекрывал крики, доносившиеся с обеих сторон. Лошадь мчалась вперед. Очень скоро расстояние между всадником и велосипедистом увеличилось до ста футов. Гарри повернулся в седле и выкрикнул что-то насмешливое.
   - Я скоро обгоню тебя. Держись своей стороны дороги! - крикнул Рейли, нисколько не обеспокоенный началом гонки. Его голова склонилась к рулю, спина выгнулась, напоминая верхнюю часть огромного яйца. Его ноги двигались вверх и вниз, вверх и вниз, все быстрее и быстрее. Он мчался так быстро, что стоявшие в цепи солдаты слились в две размытые полосы. Их резкие выкрики звучали подобно мушкетным выстрелам. Облако пыли перед глазами исчезло. Когда он снова глянул вперед, то с удовлетворением увидел, что расстояние между ним и всадником не увеличивается. А вскоре стало очевидно, что оно медленно сокращается.
   Через некоторое время Гарри обернулся, наверняка ожидая увидеть своего противника далеко позади себя. Вместо этого он обнаружил, то Рейли опасно приблизился к нему. Гарри яростно выругался и принялся подгонять свою лошадь. Напрягая мышцы, лошадь рванулась. Затем бег ее снова замедлился, и Рейли снова приблизился. Он настигал ее, и вот, наконец, его голова поравнялась с ее вытянутым хвостом. Гарри пришпоривал лошадь и сыпал проклятиями. Но она больше не могла ускориться. Таким образом они преодолели какую-то часть дистанции, Гарри нахлестывал лошадь, но ничего не мог добиться, а Рейли "висел у него на хвосте" и не уступал ни дюйма.
   На самом деле, для таких гонок, миля - очень короткая дистанция. До финишных флагов оставалось несколько сотен метров. Рейли понял, что пришло время идти ва-банк. Он решительно стиснул зубы и еще больше склонил голову к рулю. Его ноги задвигались так быстро, что вращающиеся педали превратились в сплошное неясное пятно. И в этот самый момент, Гарри, лицо которого исказилось яростью и ненавистью, направил лошадь на ту часть дороги, по которой двигался Рейли.
   Трудно сказать, каким чувством Рейли осознал это движение. Чуть притормозив, он вывернул руль и избежал столкновения с лошадью. Затем, в несколько мгновений, он переместился на другую сторону дороги, опередив всадника, словно тот застыл. Раздались крики; сначала крики негодования, при виде подлого приема Гарри, а затем рев восторга, когда велосипедист миновал линию финиша, опередив своего противника на двадцать футов.
   Пересекая линию финиша, Рейли взглянул на Вашингтона. Тот стоял рядом с флагом и размахивал шляпой в воздухе, напоминая школьника. Рейли покатился по дороге, постепенно снижая скорость. Но прежде, чем он совсем остановился, шум у него за спиной внезапно стих. Он оглянулся. Он был один, как святой Петр. Не было видно ни солдат, ни призраков солдат, если они таковыми являлись.
   Развернувшись, он поехал назад по дороге, необычно пустой, глядя по сторонам в поисках следов исчезнувшей армии. Исчезли флаги, обозначавшие финиш гонки. Ветер стих, воздух был теплый и неподвижный. В ветвях дерева мирно щебетали воробьи. Рейли вернулся на то место, где располагался лагерь. Но там было поле - с одной стороны, и лес - с другой. Он поднялся по маленькому холму, по которому Гарри и его люди вели его несколько часов тому назад, и поехал по дороге, к развилке, неподалеку от которой располагался старый фермерский дом, в котором его взяли в плен. Дом был таким же, каким он увидел его в первый раз, полуразрушенный от времени и отсутствия ухода. А войдя внутрь, он обнаружил на каменном полу, перед камином, осколки разбитого стекла.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"