Аннотация: Повесть - сказка с закодированным воспитательным эффектом - на основе гортоновической психотерапии.
Тимофеев Валерий Васильевич,
455038. Магнитогорск, Ленина, 124-105.
Тел: (3519) - 34-64-96, 35-95-45
E-mail: tim@soyuznik.net
gazeta@soyuznik.net
www.soyuznik.net
СКАЗКИ, НАПИСАННЫЕ
Валерием ТИМОФЕЕВЫМ
1. "СКАЗКА ДЕДУШКИ СКРИПА",
повесть-сказка для детей, 124 стр., издана 1989 г.
2. "РОДНИК",
сказка для взрослых, стихи, 36 стр., издана 1997 г.
3. "ПОДПОЛЬНЫЕ МУЖИЧКИ",
повесть-сказка для детей, 144 стр., издана 1997 г.
4. "МЕЛЬНИК",
сказка для взрослых, стихи, 48 стр., издана 1998 г.
5 - 8. "ВОЛШЕБНИК ИЗ 3 "Г",
роман-сказка в четырех повестях:
повесть 1 - "ВОЛШЕБНАЯ СИЛА", 140 стр.,
повесть 2 - "ОСОБНЯК НА ПЛОЩАДИ или ПОЧТИ ДЕТЕКТИВ", 168 стр., повесть 3 - "ЛЕТНИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ", 160 стр.,
повесть 4 - "ВСЕГО ЗА ДЮЖИНУ МУХ", 196 стр.,
9. “СЫЩИК ГОШ”, повесть-сказка, детский детектив
продолжение “ПОДПОЛЬНЫХ МУЖИЧКОВ”, ~ 120 стр. ( в работе)
10. “ПРО ЛЯГУШОНКА КВАКА”, сказка для маленьких, 60 стр. текста формат 60х90х1\8
11. " Александр Исаевич" - сказка для взрослых, стихи, 0,5 а.л.
12. "Сказка о Кики-Морином царстве" - сказка для взрос-лых 0,3 а.л.
Краткая справка:
ТИМОФЕЕВ Валерий Васильевич, 1953 г.р., образование высшее техническое плюс гуманитарное, участник 4 все-российского семинара детских писателей 1987 г., принят в СП в 1991 году, вышло в свет 21 книг: стихи, сказки для детей и взрослых, проза, песни. По “Сказке дедушки Скри-па” поставлен спектакль - детский мюзикл.
Валерий
ТИМОФЕЕВ
ПОДПОЛЬНЫЕ
МУЖИЧКИ
повесть - сказка
художник
РОДИОН ТАНАЕВ
МАГНИТОГОРСК
1997
ДОРОГИЕ РОДИТЕЛИ !
Прежде чем подарить эту сказку детям, прочтите ее сами. Чего греха таить, нередко мы, взращивая своих крошек, окружая их теплотой и лаской, заботой и любовью, в какой-то момент с горечью замечаем - выросло не то, что посеяли, не то, на что рассчитывали. И сникла голо-ва от переполнивших ее дум. Где ошиблись? В чем просчитались?
И сакраментальный вопрос во весь рост:
- Что делать?
Впадать в отчаяние? Махнуть на все рукой? Или попытаться пере-ломить по живому? Какой из этих путей выбрать? А может ни один из них и не годен вовсе...
Книга эта - не просто сказка, как может показаться на первый взгляд. Книга эта внимательному читателю подсказка. А вдруг и вам она сослужит добрую службу.
Нет в ней секретов, нет в ней советов, и все-таки в книге много отве-тов на самые жгучие ваши вопросы.
С уважением,
Автор.
ГЛАВА 1
СКАЗКА ОТ НАЧАЛА НАЧИНАЕТСЯ,
ДО КОНЦА ЧИТАЕТСЯ, В СЕРЕДКЕ
НЕ ПЕРЕБИВАЕТСЯ
Я давно подозревал что-то неладное.
А началось все с пустяка.
С каждым днем все труднее и труднее открывалась дверь в моем кабинете.
Пол в кабинете сделан из деревостружечной плиты или, попросту говоря, из спрессованных опилок, покрытых сверху мастикой и краской. Этаж полуподвальный, сырой, солнышко почти не заглядывает. А если и заглянет на ча-сок-другой, то сделает это робко, пятнышком присядет не-далеко от подоконника, пробежит осторожненько по ма-лому кругу, словно боится провалиться под пол, и торопко упорхнет до следующего дня. Вот я и решил - намокли мои опилки, пол и вздулся. И ничего страшного нет. Весна, шибко снег тает. Везде сыро, не только у меня. Наберет си-лы, пригреет покрепче солнышко, подсушит промокшую землю. И до подвала моего доберется. А там, глядишь, от его тепла пол сам по себе станет таким, каким всегда был и отпустит зажатую дверь.
Если бы знать, как я заблуждался в подобных мыслях...
Мне это маленькое происшествие с полом и дверью не особо и мешало. Зайду в дверь бочком, прикрою ее не-сильным ударом плеча, сяду за письменный стол и целый день печатаю на машинке - сочиняю то сказки для детей, то повести для взрослых.
Иногда устану от стрекота машинки, отставлю ее в сто-рону и возьмусь за ручку - делаю наброски будущих глав. Я люблю работать в тишине, когда никто не мешает мыслям моим течь ровно и непрерывно - уцепился за одну и тя-нешь ее, тянешь, наматываешь на клубочек, а потом разма-тываешь с клубочка на лист бумаги и выходят строчки из букв и разных там запятых и точек, а строчки складывают-ся в сказки или заманчивые истории.
Когда постоянно рядом шумят или голдонят, ниточки -мысли выходят рваными. Связываешь их, связываешь и получается узелок на узелке. Кто читать будет, на каждом узелке хоть по разу да споткнется, и ему неинтересно ста-нет. Вспомните, по какой дороге вам легче идти? По ас-фальту? Или по разбитой, где на каждом шагу по десять ямок и луж? Вот и понаблюдайте - интересно читать книгу, значит писателю никто и ничто не мешало сочинять ее. А неинтересно, спотыкаешься на тексте и скука одолевает, мешали ему работать.
А разве в школе на уроках не также? Учитель говорит, все кричат, и никто ничему не научится, никто в таком бедламе ничего путнего не придумает. Криком изба не ру-бится, шумом дело не спорится.
Потому и выбрал я для работы этот подвал, как своего рода добровольное заключение, срок которого, назначен-ный мне самим собой - одна написанная книга.
Так вот, в минуты тишины все чаще и чаще стал заме-чать я: вползают в мой кабинет какие-то непонятные голо-са. Вроде и рядом разговаривают, а откуда и о чем - по-нять не могу. Явственно слышу - кто-то с кем-то о чем-то спорит, кто-то кому-то что-то доказывает или рассказыва-ет, а то вдруг запоет. Оглянусь - никого. А песня идет, и как бы врастает в меня - со всех сторон ее слышно и не со-риентируешься.
Иванова матка
Всю-то ночь не спала,
Шила-вышивала
Ивану рубашку.
Тоненьку, беленьку,
С долгим рукавочком,
С косым вороточком.
Иван, мой сыночек,
Плыви к бережочку,
Одевай рубашку,
Тоненьку, беленьку,
С долгим рукавочком,
С косым вороточком.
Постою, послушаю - песня-то знакомая, подпевать хо-чется. Затихнут голоса, я мыслями в кабинет свой верта-юсь. И думаю, думаю - что бы это значило?
Сначала приписывал все происходящее моей неуемной фантазии.
Есть такая писательская привычка. Когда сочиняешь разные придумошные сказки, во всем, происходящем во-круг тебя, стараешься увидеть только сказочное. Листья с деревьев падают, а мне уже чудится: это не просто одёжка с дерева просыпается, а самые настоящие листяные грамо-ты летят. Это Дерево, которое для меня очень живое и очень мудрое, записывает на листьях умные мысли и от-правляет их в путешествие по свету. Если все листья с од-ного дерева вместе собрать, по страничкам разложить - ух, какой роман получится! Поднять и рассмотреть лист каж-дый сможет. А прочитать то, что там записано, не всякому дано... Я много листьев перелистал, много дней и ночей над рабочим столом провел, пока кое-что разбирать нау-чился. Язык у каждого дерева вроде и свой, и для меня по-перву как китайская грамота был. Но, поняв один, легко понимать и другие. Внешнее сходство даже неопытный ис-следователь увидит: центральная линия - главная мысль, ответвления - мысли не главные, но важные, затем просто мысли, к ним маленькие мыслишки и слова, из которых все эти мысли и мыслишки состоят. Вот такой букет. И все эти линии соединены в единое повествование. Тонкости его...
Не сейчас. Как-нибудь выкрою время и напишу об этом отдельную сказочную книгу.
Или еще пример. Бегают по двору мальчишки и девчон-ки, играют и смеются. Рядом в песочнице малыши возятся. Взрослые мирно на лавочках сидят, разговоры задушевные ведут, а сами, как наседки своих цыплят, малышей обере-гают. И каждый занят своим делом. Вдруг плач. Или драка. Или кукле руки-ноги оторвали. Что тут делать? Родители или старшие подлетели, одних успокаивают, вторых раз-нимают, третьим новую куклу обещают. Только в одном месте успокоили - усмирили, глядь, в другом месте то же самое началось. И весь двор в одну минуту как с ума со-шел. Малыши, ребятня постарше, а за ними и взрослые пе-рессорятся, переругаются. После будут головами качать, руками разводить - вот мол, Прохор да Борис за носы под-рались! Хватит браниться, пора и помириться. Но я-то знаю - чьи это проделки! Знаю, кто в этот двор проник и такой “порядочек” навел! Надо найти его, взять за ухо и прочь со двора вывести. Только увидеть его непросто, не всякому удается. Моя дочка его Десей зовет.
- “Вон Деся бегает!” - подсказывает мне.
Иногда и я увижу - и правда, бегает, проказник, и всех задеть норовит. Может, кто из вас тоже видел его? Ма-ленький такой, коротенькие ножки, нос как неровно отпи-ленный сучок и большущие уши. А глаза ма-люсенькие, хитрющие! У-у, попадешься ты мне!
Вот таким предстает самый обычный мир перед сказоч-ником.
Итак, меня обеспокоили странные голоса, заполоняю-щие время от времени мой подвальный кабинет.
Не найдя им объяснения, стал я придумывать - что бы это могло быть. И допридумывался до такого, чего и быть-то не может. А это не в моих правилах. Я если что и при-думаю, то стараюсь показать придуманное так, чтобы не сразу и догадались - где правда, а где уже и сказка нача-лась. А тут...
Рассмеялся своей фантазии и постарался забыть эту дет-скую историю. Не дай Бог, кто-нибудь услышит и тоже рассмеется. Но уже надо мной.
Однако жизнь распорядилась по-своему, и вскоре я по-лучил уже явные доказательства того, что в моем кабинете действительно что-то не так.
Сначала опишу свою камеру... то есть кабинет.
Маленькая комната четыре шага в длину и три шага в ширину. Большое окно напротив двери, и смотрит оно в бетонную стену-приямок. Как зайдешь в дверь - слева на стене выключатель и под ним четыре плаката в деревянных рамках. У следующей стены стул, за ним пианино и в углу у окна стол с самоваром и чайными чашками на нем. Спра-ва от окна мой рабочий стол с пишущей машинкой, слова-рями и черновиками. И вся стенка от пола до потолка и от двери до окна книжными полками увешана. А на них чего только нет! И бумага с карандашами, и клей с машинным маслом, свечки, тушь, колба, календари и гвозди, журналы и даже самая настоящая пеньковая веревка.
Здесь я работаю.
Вечером ухожу и закрываю дверь на ключ.
И вот, с некоторых пор прихожу утром, а в моем каби-нете кто-то уже похозяйничал: копались в бумагах, пере-ставляли с места на место книги, играли гвоздями или ве-ревкой, крышку пианино забыли закрыть. Да мало ли чего! Каждый знает - в любом кажущемся беспорядке есть свой порядок. Никто другой так, по-вашему, не сможет все раз-ложить или разбросать.
А самовар! Стоило оставить в нем кипяток, в чайнике заварку, а на столе конфеты или печенье, пиши пропало. Наутро будет пусто. И посуда вымыта. Хотите верьте, хо-тите нет. Многие уже приходили и проверяли. И все виде-ли эти чудеса. Можете спросить у Кати или у Леси, если мне не верите.
Стали пропадать книги. Главным образом похищали сказки, фантастику или приключения. Брали и словари, и научно-популярные брошюры. Сначала я расстраивался, обнаружив пропажу - я очень люблю книги. Для меня все они - добрые друзья. Скоро выяснилось - книги не пропа-дали, их кто-то брал на время и всегда возвращал. Как в библиотеке! Если пропадали сказки, несколько дней не бы-ло слышно ни разговоров, ни пения. А если пропадали брошюры или словари, дня два, не меньше, мне чудилось - от споров пол подо мной ходуном ходит.
После всего этого и у меня поджилки слегка затряслись. Такое бывает со всеми, кто сталкивается с непонятными явлениями - и с детьми, и со взрослыми. Это вовсе не тру-сость, нет. Это азарт следователя, который сидит в каждом из нас. Мне жуть как захотелось докопаться до истины. А как до нее докопаться? Честно говоря, я и сам не знал. Но с детства привык никогда не говорить себе - “Ничего не по-лучится.” Если у кого-то получается, то почему у меня не должно? Потому, что я или еще не пробовал сделать это, или не захотел шевелить мозгами.
Итак, я набрал целую гору книг, в которых кто-то что-то постоянно расследует, перерыл подшивки газет и журналов в поисках ответов на возникшие вопросы, но и через месяц усиленного чтения был так же далек от истины, как и в первые дни.
В конце концов я устал от бесплодных поисков. И как-то само собой получилось, - я перестал и думать о загадоч-ном происшествии. Как видите, интерес мой то возгорался, то угасал. И это вполне естественно. У меня очень много работы. Ее надо делать. А когда занят не только важной, но и любимой работой, времени на всякие там отвлечения остается маловато.
ГЛАВА 2
СПРОСТА СКАЗАНО,
ДА НЕ СПРОСТА СЛУШАНО
Д
ом, в котором я работаю, редко пустует. С раннего утра и до позднего вечера идут в его классах занятия. Здесь есть уроки и доска, есть ученики и учителя. Но это не привычная вам школа. В доме этом учат музыке. Он так и называется: “Дом Музыки “Пионер”. Пионер это не тот мальчик в красном галстуке, который всем был примером, а тот, который первый. Так это слово как будто бы переводится. И учатся в нем не только пионеры. Есть и дошколята, и совсем взрослые ребята, которым скоро сда-вать экзамены и поступать учиться в технические училища или в разные институты, университеты и консерватории.
При желании здесь можно каждый день слушать хоро-шее пение или маленькие фортепьянные концерты.
В кабинет мой часто заглядывают гости.
Сегодня пришли две девочки. Я их раньше не знал. Жи-вут они в одном доме, но в разных подъездах, учатся в од-ном третьем классе и вместе же приезжают на трамвае в Дом Музыки. Скоро будут запросто играть на фортепиано не хуже самых знаменитых артистов. Правда пока они умеют играть только “Собачий вальс”, гамму и “Цыганоч-ку”, но и это, поверьте, не так уж мало! Ведь учатся они всего лишь в первом классе. Это я про музыкальную школу говорю.
Зовут девочек Катя и Леся. Ну, Катя - всем понятно, имя известное. Была даже царица знаменитая - Екатерина Вто-рая. Если была вторая, значит и Екатерина Первая была. Вот насчет третьей или четвертой ничего сказать не могу. Ну да не о царицах речь. Леся - имя редкое. Я подумал - какое-то иностранное. Часто бывает, хватаем все подряд чужое, потому что мол наше ужасно плохое. А наше, мо-жет, в тысячу раз лучше иностранного. Услышал я слово “Леся” и сразу так и подумал. А оказалось - ничего подоб-ного, все гораздо проще. Зовут ее Люсей, то есть Людой, то есть Людмилой, то есть Милой, то есть Милочкой. Вот такое имя хорошее! Людям мила! Из одного имени сразу куча имен выходит. Как хочешь, так и называйся. Люсю папа зовет Лесей и всех так называть заставляет. Он, види-те ли, в книжке прочитал и ему понравилось. Когда Леся была еще Люсей, ее ребята дразнили: Люська - Буська, Люська - Муська. Обидно, будто она котенок или козленок какой, только осталось на веревочку посадить и в поле вы-пустить траву щипать. А теперь захотят подразнить, ска-жут: Леська - Песька. Ну и что? И ничего дразнительного нет. Ребята сами видят - имя Леся никак не дразнится, и отступают. Вот как хорошо папа сообразил.
Это все не я придумал. Это мне девочки в первые две минуты нашего знакомства рассказали. А потом сразу спросили:
- Чего это у вас дверь совсем почти нисколько не от-крывается?
Если бы я сочинил эту историю, я бы не задавал так во-просов. Я бы спросил проще: “Почему у вас дверь плохо открывается?” У меня все, кто первый раз приходят, про эту дверь именно так и спрашивают. Я уже и отвечать ус-тал. Что я - дверной мастер? Или швейцар, который за все-ми эти двери открывает-закрывает?
Взрослым скажешь:
- Доски намокли.
Они скажут:
- А-а! - и больше вопросов не задают. А дети! Им хоть сто раз объясняй, все равно не успокоятся, вопросами за-мучают: а почему, а зачем? И что интересного в отсырев-шем полу? Или поговорить больше не о чем? В конце-то концов, сказочник я или не сказочник?
Девочки такие миленькие, носики любопытно вытяну-ты, в глазах огоньки сияют, и на щеках у одной ямочки, а у другой веснушки густо-густо просыпаны. Одна повыше - это Катя. У нее черные волосы. Но не совсем черные, как у цыганки или монголки, а такие, посветлее, густо-коричневые. Их еще каштановыми называют. Катя худень-кая, волосы короткие - со спины на мальчишку так сильно походит. И смелости у нее как у мальчишки - ничего не бо-ится, только: мышей, жуков, червяков, темноты, пьяных, драчунов и так далее. Другая девочка пониже - это Леся. У нее длинные русые волосы - хвостик с бантиком, и гладкое личико с чуть-чуть розовыми щечками. И, хоть девочки внешне очень разные, это не мешает им быть подружками.
Я им хотел как взрослым про этот вредный пол сказать и даже рот открыл, но слова у меня получились совсем другие.
- Да у меня там человечки под полом живут. Ну вы сами знаете, такие подпольные мужички. Раньше они были ма-ленькие, вот такие, - показал я ноготь на мизинце. - Теперь выросли, им тесно стало. Вот они и поднимают пол, под-порки выставляют, как в угольной шахте крепь. Простран-ство жизненное для себя отвоевывают. Говорят мне - на-доело согнувшись жить, спина постоянно болит. Так и сгорбиться насовсем недолго. А я чего? Я и разрешил. Жалко мужичков. Чего они мучаться будут? Пусть хоть у меня во весь рост развернутся, вздохнут свободно.
Говорю, и сам удивляюсь словам своим: чего я несу? Кто-то как бы в спину меня подталкивает - говори, да назад оглядывайся! Какие мужички? Кому сгорбившись ходить? Девочки большие, их на такие штучки не купишь. Сейчас рассмеются мне в лицо и прозовут обманщиком. Как от-мываться буду? Дети не церемонятся, что говорят, то и ду-мают. То есть наоборот, что думают, то и говорят. Хорошо же я буду выглядеть!
Они не рассмеялись.
Внимательно меня выслушали, переглянулись, губки поджали, покивали милыми головками и сказали:
- А-а!
- Это мы их, наверное, в хоровом классе видели! - Это Катя.
- Так они от вас убежали?! - А это уже Леся.
Я рот от изумления так и разинул.
- Кто убежал? Кого видели? - спрашиваю. Я же приду-мал про мужичков! Такой у меня характер, везде про все придумывать. Не может их быть на самом деле! Совсем никак не может!
- Кого, кого, - недовольно говорит Катя. - Развели тут всяких! Сначала они в темноте, в раздевалке по ногам ла-зают, потом по классам бегают, детей маленьких пугают.
- Совсем обнаглели! - добавила Леся.
- Где лазают? Кто обнаглел? - строго спрашиваю я, все еще надеясь, что девочки выдумывают, и меня моими же играми и разыгрывают.
- Кто - кто! - ворчит нахмуренная Катя и в глаза мне не смотрит, отворачивается. - Да мужички ваши подпольные! Вот кто.
- Мы в класс вошли, свет включили, а они бегом за пиа-нино, и будто и нет их, - торопится высказаться Леся. Она добрее, в ее словах нет Катиной строгости, только детский восторг в каждом сказанном слове. - Ага, а то мы без глаз! А то мы их уже не заметили!
- За пианино? - переспрашиваю.
- Точно, за пианино.
- И много их?
Девочки растерялись.
- А мы не считали.
- Но много... человек несколько!
- Один сначала не в тот угол побежал, не за остальными. Мы на него загляделись и не успели всех посчитать.
- Они так быстро бегают! И не уследишь.
- Как метеоры!
- Но в другой раз, если хотите, мы внимательнее будем, - пообещала Катя.
- Уж пожалуйста, будьте повнимательнее, - попросил я и спросил больше для того, чтобы проверить - не приду-мывают ли девочки? - А какие они?
И Леся и Катя удивленно посмотрели на меня.
- Вы разве их не видели?
- Они же ваши!
Какие сообразительные - р-раз и поймали меня. Придет-ся выкручиваться.
- Мои! - уверенно отвечаю я. - Но, скажите, должен я знать, кто из них безобразничает?
- А зачем вам про это знать?
Теперь уже я как будто бы удивляюсь их несообрази-тельности.
- Наказать его. Ишь выдумал! От худа до худа один ша-ток. Детей в темноте пугать - последнее дело. Вот постоит у меня в углу денек, погреет горох коленками, враз ума-разума наберется! - строго так говорю я.
- Ой, зачем вы так! Они такие маленькие! - запричитали девочки.
- Не наказывайте их!
- Мы совсем не напугались, даже вот нисколечко.
- Даже вот ни тютельки!
- Ни с хвостиком!
- Вы для того это мне говорите, чтобы проказника от заслуженного наказания увести. А ну-ка сознавайтесь! - никак не могу понять, серьезно они говорят или разыгры-вают меня.
- Нет, не скажем, - стоят на своем девочки и ставят мне условия. - Дайте честное слово, что простили их. Тогда скажем.
Делать нечего, я принял их условие. Мало того, я сказал им, что мужички эти может и не мои вовсе.
- А чьи?
- Да они здесь в каждой комнате под полом живут, хо-дят в гости друг к другу, а иногда и меняются квартирами. Одни в одну комнату переезжают, другие на их место. Так им интересней. Это все равно что раз в месяц на новую квартиру переезжать и всю обстановку поменять, не только мебель, но и игрушки.
- Вот бы и нам так! - мечтательно вздохнула Леся.
- Никогда бы дома скучно не было, - подхватила Катя.
Я и сам не прочь каждый месяц менять обстановку, но в жизни все гораздо сложнее. А сейчас, когда девочки мои расслабились, самое время про мужичков выспросить.
- Интересно, - как бы сам с собою рассуждаю, - они опять переехали от меня в другую комнату? Или это чужие были?
Вот так подкинул я вопросик, точно рассчитав, что на него должны обязательно клюнуть.
- Мы только одного разглядеть успели, - первой клюну-ла Леся.
- Он росточком со стаканчик или с баночку из-под сме-таны, - сказала Катя.
- В шапке-ушанке! - вспомнила Леся.
- И в сером-сером пальто! - крикнула Катя. - Вот здоро-во! Сначала ничего не помнили, а как начали вспоминать, все-все вспомнили! У него были полосатые штанишки.
- А на ногах такие ма-ленькие лапоточки.
- И нос!
- Не нос, а целый носище! Все лицо как будто из одного носа состоит. А глаз и рта не успели разглядеть. Он же на месте не стоял - нате меня, фотографируйте сколько душе угодно!
- Да! Знаете, как он улепетывал от нас? Вот посчитайте до пяти быстро-быстро. Столько мы его видели. Наверно, с полминуты или с полсекунды! Вот, послушайте-ка! - на-сторожилась Катя. - Опять эту песню поют.
Мы притихли.
В кабинет пробились голоса. Сначала слова улавлива-лись с трудом, Катя подсказывала мне - у нее слух помо-ложе. А тут я и сам разбирать начал.
...Молод рекруток по закружью гулял,
Он ходил - гулял, товарища искал.
Говорил ему: "Товарищ, братец мой,
Не с одной ли мы сторонушки с тобой.
Не с одной ли мы сторонушки с тобой,
Не пойдешь ли на побывочку домой?
Не снесешь ли отцу с матерью поклон
Молодой жене особенно большой..."
Голова моя шла кругом. Вот тебе раз, дожил. Раньше искал везде чудеса, а теперь они сами меня нашли. Или это девочки такие хитренькие? Поняли, что я их разыгрываю, и решили опередить? Мол, полно, друг, языком молоть, от-дохни да потолки... Да нет же, нет! Это уже из области сверх невероятного!
Мы с Лесей и Катей еще немного поговорили о музы-кальных занятиях, о мальчишке, который ходит за ними по пятам и, пожалуй, влюбился в одну из них или сразу в двух, договорились о новых встречах - они будут заходить ко мне в гости всякий раз, как придут на уроки, и мы расста-лись.
Им хорошо, они убежали веселые и довольные. А я си-дел в полной растерянности.
Ну ладно, все это выдумки и розыгрыши. А песни? Они-то откуда? Не могло же всем троим послышаться одно и то же!
В этот день я так и не смог написать больше ни одной строчки.