Свет фонаря пронзительно яркий, проникающий даже через закрытые веки был пыткой. Он мучил и причинял боль, он не давал расслабиться и соскользнуть в забытье. А этого очень хотелось, соскользнуть в темноту такую теплую, бесчувственную, убаюкивающую... Нельзя, ничего из этого мне сегодня нельзя, Кто-то сказал, что сон это малая смерть, сон лечит, но сегодня это лечение может слишком радикальным...
Ранняя весна хрустела под ногами тонкими, хрупкими льдинками, и весело блестела теплым солнышком во всех блестящих поверхностях. Катерина это любила, это солнце, требующее доверия, подначивающее побыстрее снять теплую шапку, намозолившую за зиму голову и оставить дома шарф и теплую кофту, эти толстые и блестящие слои льда на тяжелых и гладких лужах, которые тяжело треща вздыхали при ударе каблуком и выбрасывали грязную воду предательским фонтанчиком. Все взрослые, серьезные люди весне не верили, шапки не снимали и по лужам не ходили, они недовольно хмурились, глядя на веселые блики, блики тускнели в ответ на всеобщую нелюбовь и небо затягивали тяжелые промозглые тучи. Тучи смотрели на серьезных людей и плакали сначала мелким моросящим дождиком, а потом и вовсе жесткой царапающей лица крупой.
Катерина все про это знала, но все равно солнечные блики делали настырную шапку, надетую утром взрослым серьезным человеком Екатериной Сергеевной, мерзопакостно колючей и жаркой и Катерина украдкой оглядываясь, словно ей все ещё семь лет и мама все ещё смотрит как она идет через двор, стягивала шапку, перекручивала ее немыслимым рулончиком и запихивала на самое дно пакета. Холодный весенний ветерок сразу же начинал ерошить волосы и макушке становилось тепло и весело от солнечных лучиков. Это блаженное состояние выползало на лицо и Катерина замечала как на лицах прохожих проступает недоуменно-осуждающее выражение: "Что улыбаешься дура?!". Выражение она видела, но вот не улыбаться не могла.
Она топала по слякотной дорожке следя, чтобы не навернуться на сердито хрустящей луже и думала, что этот день особенно прекрасен еще и потому, что её самый самый, во всех отношениях положительный Котик, наконец-то нашел себе очередную работу и теперь возможно выйдет, ну конечно не в кормильцы семьи, но уж по крайней мере в опору и поддержку. Тяжело ему, задумалась Катерина, сейчас всем тяжело, трудно найти работу, если у тебя незаконченные девять классов и справка об окончании ПТУ, диплом ПТУ не защитился по серьезной причине, в тот злосчастный день приемная комиссия так закрутила гайки, что после пятого не допуска вся группа повесив головы пошла пить пиво и оплакивать свою загубленную молодость. Правда при более подробном выяснении, оказывалось, что не защитились в тот день только трое, поскольку остальных мастер группы перехватила и велела подойти после обеда, когда покормленный и, что гораздо актуальнее подпоенный, трудовой энтузиазм комиссии пойдет на спад.
Как-то у него все так в жизни получается, "прослушал курс" по геометрии не потому, что не сдавал уроки прогуливал или еще какая уважительная причина, а потому что стерва геометричка не верила идеальной памяти и высокоразвитым способностям, а заставляла прорешивать ответы в одну строчку на доске, что для честного человека просто оскорбительно. Почему на предыдущей работе задержался всего на полтора месяца, шеф -- гад, решил, что он, видите ли, ничего не делает и нафиг тогда ему зарплату поднимать, а подлому напарнику поднял. Ни один уважающий себя человек после этого на такой работе не останется. И не задавайте мне вопрос, почему шеф решил, что именно мой Котик ничего не делает, он просто честный, если работы нет, то лучше честно поспать у стены, а не изображать бурную деятельность по обметанию и смазыванию станка... Нда, от всех этих "счастливых" мыслей на лицо вернулось угрюмое выражение серьезного человека, уши стали подмерзать и спрятанная на самое дно пакета шапка стала казаться суровой необходимостью.
--
Я буду думать хорошие, счастливые мысли, я не буду грустить. - Катерина подняла лицо, подставляя щеки доброму весеннему солнышку, и подумала о весне, которая лукавя, запустила в небо пару кудрявых облаков. Катерина посмотрела на эти самые облачка, представила вместо них большие порции мороженного и невольно улыбнулась. По ее мнению мороженное можно было есть в любое время суток в любом количестве, потому что этот продукт исключительно полезен не только для тела, но и для души вполне всерьез заявляла она сестре, деля полу - килограммовый брикет пополам, ну почти пополам.
Сестра постоянно ворчала, что фигуре Катерины возможно уже и не повредит, а вот ей бы хотелось уберечь свои пропорции от разрушительного воздействия дикого количества калорий. Катерина в ответ только улыбалась, сестра весила меньше ее на пяток килограммов, но только потому, что значительно уступала в росте. Вообще родители запланировали в них излишне богатырские стати для изящных, слабых и требующих неустанной заботы и внимания представительниц женского полу. Катерина, рост которой чуть не дотянул до 180 см весила страшно сказать 80 кило и носила одежду 58 размера исключительно потому, что вся остальная просто жала в плечах, считала, что представление некоторых не шибко развитых индивидах о женщине как об особе хрупкой устарело лет эдак на сто, с тех пор как первые суфражистки лезли куда не попадя, покоряя мужские профессии. Вот спрашивается, кто их просил? Ну что спрашивается за бред?
Впрочем, она подозревала, что в данном ореоле обитания таковых барышень и не водилось никогда, не зря Некрасов так звучно и на века запечатлел фигуру останавливающую коня на скаку и занимающуюся пожаротушением. Лично Катерину всегда завораживали строчки про грудь, те кто их не замечал по ее мнению не обладали даже зачатками фантазии, это ж только представить "...Сидит как на стуле двухлетний ребенок у ней на груди...", просто предмет черной зависти, а не грудь. Впрочем, ей тоже грех жаловаться, не стул, конечно, но и далеко не прыщики. Периодически она впадала в самоуничижение и пыталась худеть, стройнеть и бороться за изящество, в ответ на что неделикатный старший братец заявлял с ехидной улыбкой: "Худая корова, еще не газель, сестричка. Чтоб тебя вогнать в 90-60-90 сверху с ребер надо все ампутировать, снизу еще и кость подпилить!" После этого он по привычке гнусно ржал.