Титов Олег Николаевич : другие произведения.

Орфей

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Написан в 2011 году на конкурс "Мини-Проза". Тема: "Расписная Мини-Проза" (рассказы по картинкам).
  Остров медленно проявлялся в утреннем тумане, темные контуры лесов, пятна раскиданных по крутому склону храмов, скалы белого цвета, отвесно срывающиеся в залив. В другое время - счастливое, беззаботное - я удивился бы этому событию, и стал бы искать объяснений, и предположил бы, что это продолжение сна, или что я каким-то образом заблудился на тропе, которую знал с детства, и вышел к совсем другому берегу; хотя последнее заведомо отметалось, потому что маяк стоял на том же месте, и волны все так же били о его утес. Но сейчас это стало логическим завершением моих размышлений, моих поисков: остров, внезапно заслонивший собой строгую прямую линию горизонта.
  С воды доносился тихий скрип. Лодка, на которой плавал мой брат - вернее, ее точная копия, поскольку оригинал, над которым всегда гомонили чайки, ожидая угощения, разбился о тот самый утес у маяка - тихая мертвая лодка уткнулась в песок прямо у моих ног. Я воспользовался приглашением c готовностью, забравшись внутрь и усевшись на банку. Пока я размышлял, чем оттолкнуться от берега, подоспевшая волна мягко подняла лодку и унесла ее вместе со мной в море.
  Течение сразу понесло меня к острову, словно невидимый перевозчик умело и безмолвно повел свое судно на другой берег. Вскоре стали видны трещины, изрывшие отвесные меловые стены; они складывались в прихотливые письмена, и казалось, стоит еще совсем немного поразмыслить, чтобы раскодировать их - но тщетно. Там и тут в минеральную вязь вплетались корни деревьев, высверлившие себе ходы в сплошном камне, и тогда трещины становились морщинами, и на меня взирали причудливые лица с древесными бровями.
  Остров был высок. Его вершина терялась в облаках - я запрокинул голову и смог увидеть на вершине что-то большое и массивное, похожее на средневековую крепость. Пытаясь лучше разглядеть это строение, словно короной венчающее остров, я не заметил, как дно лодки зашуршало по песку - такому же белому, как и скалы по бокам этого маленького неуместного пляжа.
  Меня ожидали. Лысый человек в бесформенной холстине - очевидно, монах - не дожидаясь, когда я выйду из лодки, вытащил ее на берег и сделал мне жест, приглашая идти следом. Я не рискнул возражать, особенно после демонстрации этакой силищи. Вскоре он привел меня к лестнице, вырубленной в скале - далеко наверху она терялась из виду, поворачивая вглубь острова - и жестом пригласил подниматься первым. Я повиновался. Подъем неожиданно оказался легким, поэтому в пути я то и дело оглядывался на моего проводника, желая рассмотреть его и проверить, не отстал ли он. Лицо монаха было гладким и безвременным, но каждый раз встречая мой взгляд, оно становилось все более грустным. Я спросил, что печалит его, но он лишь покачал головой и снова указал рукой вверх, туда, где уже виднелась травяная кайма обрыва.
  Дорога, впрочем, была далека от завершения. Широкая, утоптанная тропа - хотя не встретилось ни души на всем нашем пути - завивалась вверх среди осин и кипарисов. Лес был подобен ухоженному саду; несмотря на крутые склоны, деревья росли частыми ровными рядами, и далеко проникал взгляд в глубины этой чащобы. Ни разу не донеслось до меня пение птиц, не увидел я и наземных тварей: мышей, белок, змей. Лишь раз хрустнула веточка под ногой моего проводника - я тотчас обернулся и встретил укоризненный взгляд монаха.
  Наконец, показался замок, белый, как и все каменное на этом острове, утопающий в зелени настолько, что даже вблизи невозможно было увидеть вершин его заслонившихся листвой шпилей. У ворот этой совсем не монашеской на первый взгляд обители стояли еще две опоясанные бечевой фигуры. Они проводили нас взглядами, все более строгими с каждым нашим шагом, и один из них почти яростно закрыл за нами дверь.
  Ломаными, петляющими коридорами мы пришли в большую, полутемную залу. Очаг в одной из стен весело трещал поленьями, не в силах впрочем осветить такое пространство. Неподалеку от огня стоял стол со свитками, с разнообразными магическими приборами, за которым сидел старец. Он с интересом посмотрел на меня и жестом предложил присесть на свободный стул. Я послушался, с любопытством разглядывая обстановку. Стены диковинной комнаты так густо испещряли символы, что мне вспомнились скалы, и подумалось, что я, полагая их трещины письменами, не так уж был неправ.
  "Ты слишком много оглядываешься", сказал старик, тронув пальцем висящий на треноге хрустальный шар. По стенам забегало призрачное пятно света - я завертелся в кресле, посмотреть, как оно выглядит, что выхватит из мрака, но тут старик сердито хлопнул по столу ладонью. "Смотри вперед!", рявкнул он. "Смотри только вперед!" Я ошеломленно съежился в кресле, и тогда он поднялся и зашагал вдоль очага, отбрасывая причудливые тени, на которые я уже не смел обернуться.
  "Как ты думаешь, зачем ты здесь?", спросил он, повернувшись ко мне. Я сказал, что не знаю, и он удивленно поднял брови, глядя мне в глаза. Затем он задумчиво почесал бороду и сказал: "Ты здесь, чтобы узнать то, что тебе никогда не пригодится. Чтобы научиться делать то, что ты никогда не будешь делать". Я неловко улыбнулся, мне чудились его слова глупостью, нелепицей; он разочарованно отвернулся, нахмурившись, и начал кружить по зале. Я следил за ним, вывернув шею. Заметив это, он будто решил что-то для себя, успокоился и выудил из складок халата колокольчик, в который немедля позвонил. Затем сказал мне, что сегодня нам не о чем больше говорить, снов сел за стол и как будто утратил ко мне всякий интерес.
  Вошла женщина, которая вежливо поклонилась мне и пригласила следовать за ней. Здесь никто не называл своих имен - да и вообще каких бы то ни было имен - ни мой провожатый, ни старик, которого я решил титуловать настоятелем, хотя были монахами живущие в этом замке, или нет, оставалось загадкой. Женщину я про себя окрестил Сольвейг. В ней было отстраненное спокойствие, вневременное, нельзя было сказать даже, двадцать ей лет, или пятьдесят. Я лишь надеялся, что она будет более разговорчивой, чем большинство здешних обитателей.
  Мы вышли вскоре ко внутреннему дворику, где медитировало несколько монахов, прошли вдоль балюстрады и спустились узкой лестницей прямо к выходу из замка. В планы моей спутницы не входило раскрытие его секретов - мы направились к морю, но путем другим, потаенным, узкими тропками, петляющими среди акаций. Здесь она впервые заговорила, низким певучим голосом предупреждая о скрытых перепадах и ступенях, и не зря - в первый раз он прозвучал так неожиданно, что я споткнулся о камень, о котором был уже предупрежден, и только вовремя подвернувшееся деревце бузины спасло меня от падения.
  Смеркалось. Мы вышли к морю и некоторое время смотрели на море и на берег вдалеке, с которого я приплыл. Словно читая мысли, Сольвейг начала расспрашивать о том, что я делал на том берегу; кем был перед тем, как попал сюда; чем жил последние недели. Конечно, очень скоро моя речь стала рассказом о моем брате. Полная Луна уже взошла над водой, а я все говорил и говорил: о том, как он беззлобно смеялся над миром каждым своим словом; как он любил, чтобы вокруг был шум и гомон, и поэтому прикармливал чаек, которые поэтому всегда клубились над его шлюпкой; как он постоянно искал приключений, не из безрассудства, но из неугомонности, которая не давала ему ни минуты сидеть без дела. Я возвращался во времени, я плыл назад, все дальше и дальше, ко временам, когда жив еще был старый смотритель маяка, который позволял нам смотреть в море с высоченной площадки, огороженной лишь ржавыми шаткими перилами, не раз получая нагоняй от наших родителей.
  "Пойдем", сказала она.
[]  Не говоря более ни слова, она поднялась на утес, повисший над морем - я еле поспевал за ней - и начала совершать странные молчаливые пассы. Я зачарованно смотрел на нее, пока мое внимание не привлекло море. Лунные лучи будто ныряли в толщу воды, скапливаясь там, сливаясь в единый серебряный пузырь, который распухал все сильнее, и вот уже не блики играли на волнах, а будто бил сквозь прорехи в морской ткани ослепительный белый свет. Из этого пятна взлетели чайки. В полной тишине они поднимались из бездны, устремляясь к нам, кружась над нами и вокруг нас, и я видел, как через них просвечивают звезды и деревья. Затем - беззвучно, всегда беззвучно - вслед за птицами начала медленно подниматься мачта. Я узнал бы ее из тысяч, узнал бы, казалось, по нескольким сантиметрам древесины, даже когда еще не показался скособоченный реек с обвисшими парусами, каждый день ловивший в свое перекрестье восходящее солнце. А после шлюпка появилась полностью, и оказалось, что на корме сидит мой брат.
  Я помню, как бросился с утеса в море и поплыл за шлюпкой, выкрикивая бессвязные требования остановиться, я звал брата, я хотел еще раз дотронуться до него, увидеть его глаза, его улыбку, вдохнуть запах его прокуренной бороды и куртки, в которой соли больше, чем кожи. Но потом оказалось, что я стою на берегу, и Сольвейг крепко держит меня за плечо, а брат уплывает вдаль, уверенно держа штурвал, и чайки все так же вьются над его шлюпкой, и почти не заметно, как лунный свет, отражаясь от воды, просвечивает сквозь борта шлюпки; почти безразлично, что ни звука не разносится над морем, ни криков птиц, ни скрипа шарниров.
  Здесь я повел себя откровенно грубо, требуя объяснить, что произошло, требуя вернуть брата. Сольвейг печально качнула головой и пошла к замку, ее молчание злило меня, но возбужденные обвинения мои пропали втуне. За воротами она сразу незаметно испарилась; я бродил, кидаясь на редких монахов с вопросами, переходящими в ругань, они искусно сторонились меня, пока наконец, один из них не распахнул передо мной невесть откуда взявшуюся дверь. За ней была скромная келья со свежей постелью - мое здешнее жилище.
  Лежа без сна, я пытался понять, мертв мой брат или нет. Я не верил в призраков, но поиски другого объяснения ни к чему не приводили. Необходимо было выяснить подробности во что бы то ни стало, у кого угодно, хотя бы у самого настоятеля. Но пока я планировал с пристрастием расспросить старика, его голос сам пришел ко мне, тихо и монотонно забубнив из угла кельи, где стояли мешки с зерном. За ними обнаружилось отверстие у самого пола; я приник к нему, прижавшись щекой к холодным шершавым камням.
  "Время", отстраненно вещал голос, "это краеугольный камень всего сущего. Точка отсчета, основа, причина и следствие. Нельзя развернуть время, отменить его. Мир превратится в хаос, если течение времени будет нарушено.
  С другой стороны, любое знание должно быть изучено. Любая книга должна быть прочитана. Того, чего лучше не знать, не бывает. Поэтому мы здесь. Поэтому ты здесь.
  Те, кто попадает к нам, поначалу удивляются и смеются - иногда тайком, иногда в открытую - когда я говорю о смысле знания, которое дается здесь. Сегодняшний вот тоже усмехнулся про себя. Всем кажется, что любое ремесло нужно непременно применять. Это правильно - думать так. Это предназначение ремесла. Однако теперь, думаю, ты понимаешь эти мои слова?"
  "Да", тихо произнес голос Сольвейг.
  "Говорят, что Бог может создать камень, который он не сможет поднять. Но в мудрости своей он никогда не сделает этого, ибо это порушит устои мироздания. Люди - не боги. Они постоянно пытаются сделать то, что разрушит их жизнь. Пытаются изменить прошлое. Пытаются вернуть то, что умерло. Пытаются оглянуться. К счастью, большинство из них не знает, как это делается. Но мы - знаем. Теперь ты видишь, к чему может привести это знание. Ты думаешь, кому-то стало лучше от того, что ты совершила прошлой ночью?"
  "Нет", выдохнуло из темноты.
  "Иди. Ты знаешь все, что нужно знать. Твое обучение окончено".
  Тихо зашуршали по каменному полу одежды. Затем послышался вопрос:
  "Что ты будешь делать с ним? Ему нельзя учиться".
  "Знаю", буркнуло в ответ. "Иногда такое бывает. Он слишком сильно хочет вернуть прошлое. Он не устоит. Мы не будем его учить. Но и отпустить его мы не можем тоже".
  "Но тогда..."
  Повисшее молчание напугало меня до полусмерти. В той комнате, откуда удивительная прихоть судьбы протянула ко мне по стенам слуховой рукав, только что подписали мне смертный приговор. Я был уверен в этом. Необходимо было бежать, немедленно бежать!
  К счастью, в этом замке никогда не запирали дверей. Не боясь заблудиться - мне нечего было терять - я торопливо шагал по извилистым путям, скупо освещенным пламенем свечей. Пару раз мой путь преграждали отблески свечей - спрятавшись в нишах, я наблюдал, как идут по своим делам монахи, не переговариваясь, в абсолютном молчании. В конце концов, я добрался до внутреннего дворика - отсюда я знал дорогу, и вскоре вышел наружу, к деревьям, темнеющим под луной. Я сломя голову бросился по тропе вниз. Добежав до лестницы, я торопливо начал спускаться, но вдруг увидел монаха, который стоял у подножия, задрав голову. Растерявшись, я потерял равновесие, кубарем полетел вниз и ударился головой, потеряв сознание.
  
  Кто-то тормошил меня. Открыв глаза, я увидел соседскую девчушку. Вдалеке виднелись изгороди окружающих наш городок садов. По другую сторону неба возвышалась громада маяка. Я лежал на краю главного тракта, и редкие прохожие снисходительно косились на меня, представляя пьяным.
  Я был дома.
  Не веря своему счастью, не понимая, как такое могло случиться - верно, монах не был в курсе планов настоятеля и решил отвезти меня обратно - я пришел домой и обнял жену, которая хотела было отходить меня скалкой, но увидев, опешила и принялась утешать. Выяснилось, что я плакал. От облегчения, что вернулся домой; от стыда за свою глупость, погнавшую меня прочь от дома за тем, что нельзя вернуть. И еще от согревающего меня знания, что где-то на другом плане бытия, на непознаваемых морях, правит призрачной лодкой твердая рука безмолвного рулевого и, как прежде, над ним бесконечно кружат чайки.
  Все же какое-то беспокойство осталось во мне. Каждый день я иду на работу вверх по дороге, прочь от моря, в котором когда-то появился призрачный остров. Я точно знаю, что там его нет, и быть не может, как не может быть науки, которой нужно научиться, чтобы навсегда забыть. Но мои мысли возвращаются во времени, туда, на остров; я размышляю, не привиделось ли мне все это, не стал ли я жертвой галлюцинаций от солнечного удара. Старец был бы недоволен мной. Чудится, как он следит откуда-то, и хмурится изо дня в день все сильнее и сильнее, наблюдая, как я иду, сунув руки в карманы, пытаясь убедить себя в собственном безразличии, и повторяя про себя, что сегодня уж точно я не оглянусь, ни за что не оглянусь, ни в коем случае не оглянусь...

[]
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"