Аннотация: Написан в 2012 году на конкурс "Колфан" (второе место). Тема: "Другие книги".
Иногда обстоятельства против нас.
Мы боремся. Мы пытаемся изменить мир вокруг себя. Но порой сила духа окончательно оставляет нас, и мы говорим себе - зачем стараться? Это никому не нужно. Об этом никто не узнает. Все, что мы делаем, бессмысленно. Никто не услышит звук упавшего дерева в пустом лесу.
И это отчасти верно.
Однажды под окнами офиса частных детективов "Стэплтон и Коллинз" послышался рев мощного мотоцикла. Сначала нарастая, звук вскоре резко стих, и через пару минут двери толкнул старый чернокожий джентльмен в больших темных очках. Его трость шарила по паркету, будто обнюхивая ножки стульев, кадку с фикусом и край ковра.
- Это вы только что приехали на мотоцикле? - удивился Антуан, молодой помощник детективов, разглядывая через окно голубой двухколесный агрегат.
- Помилуй, мальчик! - рассмеялся негр. - Ты можешь представить слепого на мотоцикле?
- С чем пожаловал, Матео? - Коллинз, встал, пододвинул стул. Антуан снова поднял брови. Коллинз прижал палец к губам.
Матео уселся на предложенный стул и вытянул ноги.
- Да вот, хотел узнать, не было ли у вас чего интересненького, - сказал он.
- С точностью до наоборот. Третий день кукуем без работы. Может, у тебя на примете есть что-нибудь?
- Откуда у меня работа? - улыбнулся Матео. - Чего, совсем ничем не обрадуете старика?
Коллинз пожал плечами. Потом понял, что собеседник этого не увидит, и сказал:
- Последнее, что мы сделали - выследили, кто крадет велосипеды у супермаркета.
- И кто?
- Да один... То есть, мы его спугнули. Больше не сунется.
Матео продолжал улыбаться, но как-то по-другому. Задумчиво, если можно так сказать. Из-под очков вытянулась паутина морщинок, будто бы он щурился.
- Хорошо, - сказал он, вставая. - Вы тут не кисните! Наверняка скоро что-нибудь подвернется!
Старик безошибочно направился в сторону выхода, толкнул дверь и вышел. Чуть погодя взревел мотор мотоцикла и начал затихать, удаляясь. Антуан запоздало подскочил к окну, но увидеть ничего не успел.
- Вы его знаете? - спросил он Коллинза.
- Очень странный тип, - ответил Коллинз. - Он периодически появляется то тут, то там, задает вопросы, говорит, что журналист. Ни в одной местной газете никакого Матео нет. И вообще за свою долгую жизнь я ни одного слепого журналиста не встречал. Люди бы гнали его взашей, но вдруг заметили, что после его появления дела странным образом налаживаются. Поэтому я поспорил бы с тобой на десятку, что у нас скоро будет клиент. Но у тебя нет десятки... Или есть?
- Почему вы ему не сказали про мальчишку? Того сироту с двумя сестренками?
- А зачем ему знать, что мы поймали вора, а затем отпустили? - буркнул Коллинз. - Это нашей конторе авторитета не прибавит.
- А он точно слепой?
- Да, точно. И не спрашивай про мотоцикл, - несколько нервно добавил Коллинз. - Я не знаю! Не знаю!
Айзек Стэплтон аккуратно расставлял вдоль окна направленные микрофоны.
Позавчера в фирму поступил заказ. Крупный. Клиент - жена Артура Нойза, литературного агента самого Абрахама Ковенанта. Щедрая и серьезная женщина. Она была уверена, что Артур ей изменяет. Просила найти, с кем, и представить доказательства.
У Стэплтона с Коллинзом не было ни малейшего сомнения, откуда начать копать. Фанни, жена Ковенанта, взбалмошная и легкомысленная красотка, вполне могла закрутить шашни с красавцем Нойзом. Особенно учитывая, что Артур часто бывал у них дома. Особенно учитывая, что Ковенант два года назад повредил позвоночник в автомобильной аварии, и у него парализовало ноги. Особенно учитывая, что абсолютно все, исключая Ковенанта, были уверены, что Фанни вышла за него замуж по расчету, и теперь, когда он почти полностью зависит от нее, может делать практически все, что хочет.
К счастью, Ковенант не любил загородные дома. Ему было нужно - а последние два года особенно - чтобы за окном кипела городская жизнь, доносились звуки голосов, запахи фастфуда, бибиканье машин. Поэтому он проживал в обычной, хоть и роскошно обставленной, квартире, и сыщикам удалось оперативно снять подходящие апартаменты по другую сторону улицы.
Степлтон подсоединил аппаратуру к сети. Поставил в магнитофон здоровенную катушку и включил запись. Тишина. В квартире напротив никого не было. Ситуация скорее необычная - обычно Ковенант находился дома. Айзек недовольно поморщился. Приходилось ждать - удостовериться в нормальной работе приборов было необходимо.
Примерно через час в квартире, наконец, раздались звуки. Какой-то незнакомец выкатил из прихожей инвалидную коляску. На ней сидел Абрахам Ковенант - щуплый светловолосый человечек в полосатом свитере. Стэплтон достал бинокль. Ковенант выглядел плохо. Усталое, безразличное выражение лица, руки неподвижно лежат на коленях.
Следом вошли еще двое в белых халатах.
Человек, который катил коляску, вывез ее в центр комнаты.
- Дальше сами справитесь? - спросил он.
Ковенант кивнул.
- Вот все документы, - один из врачей протянул ему папку. - Там рецепты, телефоны, все необходимое. Когда начнутся боли, позвоните.
Ковенант снова кивнул, взял папку и уронил ее себе на колени.
Люди попрощались и ушли, оставив писателя одного. Тот некоторое время сидел без движения, затем медленно покатился в свою комнату, перебрался на кровать и лег.
Стэплтон задумчиво поскреб подбородок. "Когда". Не "если", а именно "когда". Что, черт побери, происходит с Ковенантом?
Аппаратура работала идеально. Сыщик выключил свет и ушел из квартиры.
Раздавшееся через час стрекотание пишущей машинки уже никто не слышал. Лишь бобины, медленно вращаясь в темноте, фиксировали неровную, нервную дробь.
Абрахам строчил, как одержимый!
Пять минут назад он лежал на кровати, в депрессии, в страхе близкой смерти. Он размышлял над тем, что он не успел написать, не успел донести до людей. И тут его осенило - у него еще есть время! Есть еще месяц, или два, или даже больше! За это время можно написать еще одну книгу. Последнюю. Вложить туда все самое главное, все самое дорогое.
Абрахам строчил и морщился, с силой вдавливая сопротивляющиеся клавиши новой пишущей машинки.
Ее подарила ему Фанни. Машинка выглядела чудесно - солидная, с инкрустацией и бронзовыми вензелями. Однако в работе она оказалась никудышной. Рычаги ходили туго, литеры были столь тяжелыми, что машинка буквально вибрировала при работе. Хуже всего, что старую печатную машинку Абрахама Фанни выкинула. В противном случае он бы с удовольствием задвинул этого массивного монстра на самую дальнюю полку.
Он не заметил, как вернулась жена.
- Привет! - сказала она. - Как себя чувствуешь?
- Фанни, мне нужна бумага. Купи, пожалуйста, пару пачек, у меня кончается.
- То есть тебя не интересует, где я была? Что я делала? - мгновенно воспламенилась она. - Ты не хочешь рассказать, что ответили доктора?
- Фанни, мне некогда спорить! У меня нет времени! Мне нужна бумага!
Она выбежала, хлопнув дверью.
Конечно, ссоры у них бывали и раньше. Но никогда еще он не разговаривал с ней, не переставая барабанить по клавишам.
А еще через несколько дней в доме Ковенантов разразился форменный скандал.
- Мне нужна лента! - кричал Абрахам. - Понимаешь? Мне нужна лента для этой машинки! Почему ты выбросила старую! Для нее ленту можно было купить на каждом углу.
Нижняя губа Фанни предательски дрожала.
- Ты меня обвиняешь, что я тебе сделала подарок! Ты ведь был так рад!
Про себя Ковенант в очередной раз проклял и старьевщика, и того загадочного незнакомца, по совету которого Фанни купила эту машинку.
Он попытался говорить спокойнее.
- У меня нет времени. Я должен закончить роман! Я должен его закончить за месяц. У меня контракт, - соврал он.
Фанни вытянулась струной, как она всегда делала, когда была очень разозлена, и молча ушла в свою комнату.
Абрахам покатил в свою. Он заправил бумагу в машинку и продолжил печатать.
С каждым часом буквы становились все светлее и светлее.
Фанни прошла мимо детей, рассевшихся на роскошном голубом мотоцикле - вот попадет им, когда хозяин вернется - и раздраженно толкнула дверь бара. Протиснувшись к стойке, бросила:
- Бейлиз, пожалуйста!
- О, Фанни! Привет! Как поживаешь?
Она обернулась. Это был Джонс. Как обычно, в своей полицейской форме, которую здесь почему-то никто не замечал. Наверняка он тут завсегдатай.
Джонс не нравился Фанни. Рослый, симпатичный, он часто улыбался, добродушно шутил, всегда был готов предложить помощь. Но исходило от него что-то болезненное, неприятное. Он часто озвучивал самые грязные мысли, которые были на уме у собеседника, и это всегда выбивало из колеи. Будто кошмары, которыми ты пришел с комфортом попугать себя в синема, внезапно обретали плоть.
- Не очень, - поколебавшись, ответила она.
- Что такое? - спросил он, усаживаясь рядом. Весь его облик выражал участие.
Фанни не собиралась отвечать. Она не хотела с ним откровенничать. Благодаря ему они подружились с Артуром, конечно, но даже сам Артур признавался, что ему неловко в обществе Джонса.
Тот не стал настаивать. Он начал говорить о каких-то своих делах, о случаях из жизни, о людях, которых он встречал по работе. Эти истории неожиданно оказались очень близки ей, она начала поддакивать, комментировать, и вскоре, слово за слово, она выложила ему все свои обиды на Абрахама, всю горечь и злость, которую она так холила и лелеяла последние дни.
- Ты понимаешь, он хочет, чтобы я ради каждой его прихоти срывалась и бежала в магазин, или еще куда! А у меня своя жизнь есть! Я могу быть уставшей, занятой, еще какой-то. И он мной вообще не интересуется! Все своим романом занят! Мало как будто ему написанных!
Джонс кивал, поддакивал, огорченно качал головой. Ей показалось, что он намекнул вскользь о возможности проучить Абрахама. Так, ничего особенного, просто чтобы понял, как он от нее зависит. Она зацепилась за эту тему, начала рассуждать, и тогда Джонс предложил:
- Может быть, сжечь книгу, над которой он работает? Или хотя бы часть? Сделай вид, что это вышло случайно, но чтобы он понял, что это не так. Ему придется печатать ее заново, а это очень неприятно. Вот тогда он наверняка поймет, кто в доме хозяин.
Фанни сомневалась. Все-таки книги Абрахама - это деньги, на которые она живет.
Джонс не настаивал. Он сразу признал, что мысль плохая, и что это будет слишком глупо и жестоко. В качестве извинений он предложил расплатиться за Фанни. Та не возражала.
Однако, пока она пробиралась к выходу, в ее хорошенькой головке уже почти вызрела уверенность в том, что она сделает. Она проучит мужа! Жестоко проучит!
А денег у них и так полно.
Джонс вышел вслед за Фанни. Проводил ее глазами.
- Грубо, - сказали за спиной. - Впрочем, как всегда.
Джонс повернулся и увидел Матео. Тот, как обычно, подпирал собою стену, обратив лицо к Солнцу.
- Зато эффективно, - сказал Джонс.
Матео наклонил голову в знак согласия.
- Что тебе в этой книге? - спросил он. - В ней ничего особенного нет.
- Ты хочешь, чтобы она существовала. Мне этого достаточно.
Чернокожий старик фыркнул.
- Я хочу, чтобы существовала любая книга. Кроме того, книги имеют такое свойство - их сложно уничтожить. Ты же знаешь. От них всегда остаются следы.
- Следы тоже можно уничтожить!
Матео снова кивнул.
- Можно. - Его улыбка стала еще шире. - Если знаешь, где искать.
Телефон молчал.
Ковенант тупо смотрел в мертвую телефонную трубку и пытался понять, что ему делать.
Открывать окно и звать на помощь будет выглядеть глупо. Дождаться Фанни и требовать, чтобы она шла в аптеку? Это вызовет у нее подозрения. Хотя если сказать ей, что лекарства нужны от головной боли - дело может выгореть. Но нужно еще позвонить врачам... Телефон нужно починить! А это снова Фанни.
Как же все-таки он зависит от нее.
Абрахам раздраженно затолкал в карман бумажку с рецептом, вернулся за письменный стол и снова начал печатать. Буквы собирались в слова, слова в нитки, нитки в моря, и вскоре он почти совсем забыл о боли. Текст был почти невидим, но один из недостатков машинки внезапно превратился в достоинство - следы от букв были такими четкими, литеры так продавливали бумагу, что Абрахам не сомневался, что напечатанное прочтет любой человек. Если повезет, он сам перепечатает роман набело.
Когда пришла Фанни, он отослал ее в аптеку. Естественно, она стала возражать. Он вспылил, нагрубил ей, но затем вовремя опомнился и попытался извиниться, сказав, что это все из-за головной боли. Она вроде бы сменила гнев на милость, взяла бумажку с названием лекарства и ушла. Но когда она вернулась, ему ничего не оставалось, кроме как скрипеть зубами от боли и досады.
- Мне аптекарь сказал, что от головы твое лекарство слишком сильное и лучше поможет вот это, - сказала она, протягивая ему склянку с какой-то гомеопатической дрянью.
Он забрал бутылочку, развернулся и уехал в комнату, не сказав ни слова. В этот момент он не подозревал, что Фанни, минуту назад почти отказавшаяся от своего плана отомстить, укрепилась в своем изначальном намерении окончательно.
Телефон молчал. Фанни что-то говорила Абрахаму про попавшего за решетку электрика, которого взяли аккурат в момент раскуривания косячка перед тем, как начать подключать телефонные линии. Она даже назвала полицейского, который арестовал бедолагу, говорила, что он ее знакомый. Какая-то простая фамилия, но у Ковенанта была очень плохая память на простые фамилии. Он их постоянно путал. Фанни жаловалась, что никак не может его найти, чтобы попросить выпустить электрика. Сменщик мастера был в отпуске. Еще кого-то, способного разобраться в телефонии, нужно было вызывать из соседнего города.
От щебетания жены у Ковенанта кружилась голова. Хотелось спать. Любые движения отдавались болью, даже самые главные - движения пальцев, нажимающих на клавиши печатной машинки.
Абрахам спал днем все чаще. Он ненавидел себя за это, но после любой скудной трапезы - в его состоянии приходилось напрягать силы, чтобы съесть хоть что-то - силы полностью оставляли его, и он зачастую засыпал прямо в инвалидной коляске. Однажды, когда он проснулся ближе к вечеру и покатил в кабинет, он обнаружил, что большей части романа нет. Последние страницы были испещрены бледными, но явно различимыми буквами - следами времени, когда лента еще хранила в себе остатки краски.
Он покатил в гостиную и обнаружил, что дверь его кабинета заперта. Его накрыло омерзительной смесью страха и ярости. Он забарабанил в дверь кулаками.
- Иду, иду! - раздался голос Фанни. Она отперла дверь и защебетала: - Ой, прости, дорогой, прости. Не понимаю, как это получилось! Это случайно вышло, случайно!
- Где мой роман?!
- Какой роман?
- Он лежал рядом со столом, на тумбе!
- Но дорогой, - захлопала ресницами Фанни, - это же были чистые листы...
- Где они?! - прорычал Ковенант.
- На них же ничего не написано! Они были чистые!
- Они не чистые! На них следы от букв! Где они?!
- Приходила миссис Квиддик, жаловалась, что ей цветы не в чего заворачивать, ну я и решила помочь. И мы с Артуром ей помогли. И немножко пустили на растопку камина.
Абрахам буквально захлебнулся от злости. Затем выдавил:
- Артур здесь?!
Нойз осторожно выглянул из кухни.
- Привет, Абрахам. Не хотел тебя будить. Фанни говорит, ты работаешь над новым романом?
- Работаю, - прохрипел Ковенант. - Работал.
Он развернулся и покатил в кабинет.
Неудобно закрывать за собой двери, когда ты в инвалидной коляске.
В гостиной воцарилась тишина. Ненадолго.
- Это были не черновики?! - яростно прошептал Нойз.
- Конечно, черновики! - пропищала Фанни. - Ты же видел, на них ничего не было.
- Это были не черновики! Я согласился подыграть тебе, сделать вид, что я твой любовник, а ты лишила меня шанса заработать! И как заработать! Последний роман Ковенанта! Какой же я дурак!
- Почему последний?
- Иди к черту! - рявкнул Нойз, уже выскакивая на лестницу.
- Почему последний? - крикнула вдогонку Фанни. Но ей никто не ответил.
Стэплтон сидел у окна и думал.
Через некоторое время он снял наушники и протянул руку к телефону. Снял трубку, набрал номер.
- Детективное агентство "Стэплтон и Коллинз", - раздался в трубке голос Коллинза.
- Фанни Ковенант и Артур Нойз - не любовники, - флегматично сказал Стэплтон.
- Точно?
- Нойз это сказал почти дословно.
- Ну что ж, отключайся тогда, - вздохнула трубка.
- Я бы немного подождал, - помолчав, ответил Стэплтон. - Что-то странное происходит в доме Ковенантов. Надо разобраться. Ты не скажешь навскидку, где в этом районе можно купить антикварную печатную машинку?
Получасом позже он вошел в лавку на соседней улице. Свет окон пробирался через лабиринт из столов, комодов и деревянных фигур, выхватывая обильно витавшую вокруг пыль. Айзек представился и спросил, не здесь ли месяц назад покупали печатную машинку. Возможно, молодая женщина.
- А как же! - закивал головой старьевщик. - Понятное дело, здесь.
- Вы не помните, какой она была модели? Машинка, конечно, не женщина.
- Не, не помню. Но посмотреть могу. У меня записано.
Старьевщик полистал большую потрепанную книгу, назвал модель и фирму-изготовителя. Стэплтон в первый раз слышал и то, и другое. Но на всякий случай спросил:
- Вы не знаете, где для этой машинки можно купить ленту?
- Нет, - покачал головой хозяин магазина. - Я вообще думал, что она давно уже не печатает.
- Понятно. Ну что ж, спасибо. - Детектив надел шляпу и пошел к выходу. - Вы все равно мне очень помогли.
- А что, Матео натворил что-нибудь?
Стэплтон резко остановился.
- А при чем здесь Матео? - спросил он.
- Так это его машинка. Он еще очень радовался, что ее купили. Тоже думал, что она бесполезная.
Сыщик помедлил с ответом.
- Нет, к хозяину машинки у меня нет претензий. Но спасибо, что сказали! Возможно, он знает, где купить ленту.
Часть текста безвозвратно утеряна. Перепечатывать его нет ни сил, ни смысла.
Роман буквально раздирал Абрахама, просился наружу, колотил в кончики пальцев, тянул к столу. Ковенант понимал, что мог бы успеть его напечатать. Ни на правки, ни на перепечатывание времени бы не хватило, но напечатать, выплеснуть, выродить его в этот мир он мог успеть. Это все, что ему оставалось.
Если бы была бумага. И лента. И силы.
Но книга должна быть завершена. Работа должна быть закончена. Он не знал, зачем.
Это было глупо.
Но еще глупее было ничего не делать.
"Делай, что должен, и будь, что будет", всплыли в его голове слова. Где он их слышал? Когда? Он не помнил.
Он сел за печатную машинку и продолжил работу. Бессмысленную и пустую для всех, кроме него. Хотя, по большому счету, и для него тоже.
Ему было все равно. Он печатал.
Дробь литер по пустому барабану превращалась в автоматные очереди, в биение автомобильных поршней, в стук дятла по стволу дерева, в стрекотание ткацких станков, в цоканье копыт охотничьих лошадей, в отбивающие шаг армии барабаны, в кузнечные молоты и отбойные молотки, в печати и пули, в петарды и взрывы, в литавры и фейерверки, в топоры и кирки, в кулаки и полицейские дубинки, в градины и дождевые капли, в громы и молнии, в перестук колес железнодорожных вагонов, в треск падающих деревьев, во все, что угодно, кроме бессилия. Во все, что угодно.
Ковенанта разбудил звук. Знакомый, тревожный, настойчивый. Он требовал, чтобы на него среагировали. Этот звук имел значение.
Спустя некоторое время Абрахам понял, что это дверной звонок.
Фанни, похоже, дома не было. Ковенант имел весьма смутное представление о том, сколько времени прошло после их последней ссоры. Они почти не общались с тех пор. Она постоянно где-то пропадала, и ему приходилось самому себе готовить, и даже мыться без посторонней помощи. Как ни странно, это имело скорее положительный эффект - то ли Ковенант привыкал к боли, то ли она отступала под напором человеческой жизнедеятельности, но ее можно было терпеть. Почти всегда.
Морщась от боли, он покатил открывать. За дверью стоял невысокий человек в светлом клетчатом пиджаке. На его лице попеременно выступало сочувствие и любопытство.
- Меня зовут Стэплтон, - представился незнакомец. - Айзек Стэплтон.
- Что вам нужно? - спросил Ковенант.
Запоздало он понял, что не очень-то вежлив с этим джентльменом, в состоянии и воле которого, возможно, ему помочь. Но ему было все равно.
Человек, впрочем, не обиделся. Вместо этого он произнес довольно странную фразу:
- Я слежу за вами.
Через полчаса Ковенант лежал на диване, наслаждаясь удивительным состоянием - неведомым, хотя он почти всю жизнь провел в нем - состоянием, когда ничего не болит. Он едва не заснул, но вовремя вспомнил, что у него есть гость, и что цели и мотивы этого гостя до сих пор не ясны ему.
- Огромное спасибо вам, - сказал Абрахам. - Я боялся, что у рецепта истек срок. Это буквально божественное вмешательство. Как вы оказались здесь?
Стэплтон немного неловко кашлянул.
- Я - детектив. Как я уже сказал, я слежу за вами. Ну, вернее, сначала я следил за вашей женой. Вернее даже, основной нашей целью является Нойз. У нас были подозрения, что он и ваша жена - любовники. Но они не подтвердились.
- Как это не подтвердились? Как раз наоборот!
- К сожалению, нет. Они вас разыгрывали. Зачем, с какой целью - этого я не могу понять.
- Теперь уже все равно, - махнул рукой Абрахам и вдруг рассмеялся: - Я вдруг понял, почему вы сказали "к сожалению". Если бы было наоборот, ваше дело было бы раскрыто, да?
Стэплтон покраснел и снова кашлянул.
- Прошу прощения за бестактность, - пробормотал он.
- Нет, нет! Обвинять своего спасителя в бестактности было бы вдвойне неправильно. Я просто в очередной раз убедился, как запутанны человеческие желания, какую удивительную смесь эмоций, желаний и страстей представляет собой каждый из нас. Но вы так и не сказали, зачем вы здесь?
- Ну, во-первых, чтобы помочь. Я вижу, что вы страдаете, и одновременно в сильном разладе с женой. А во-вторых, я хочу понять... - Стэплтон опять замялся и вдруг выпалил: - Что вы делаете? Вы же - извините за прямоту - занимаетесь бессмысленным занятием.
- Я должен был закончить роман, - спокойно сказал Ковенант.
- Но вы печатаете его на пустой пишущей машинке.
- Печатал. Я закончил его. Я пытался напечатать его на бумаге. Даже без краски на ней оставались следы от букв. Но так сложилось, что я не смог сохранить его в материальном виде. Что-то в этом мире было против этого романа. Но я закончил его. Мне почему-то казалось это важным. Я закончил его перед самым вашим приходом - по моему субъективному времени, так как я не знаю, сколько прошло на самом деле между этими двумя событиями.
Стэплтон молчал.
- Я даже написал слово "конец" на условной последней странице. Это очень грустное слово - конец. Мрачное слово. Каждая буква - словно удар по гвоздю, что удерживает крышку гроба. Сначала "К", аккуратная, тихая - только накернить - потом три звонких удара - гвоздь все глубже - и потом глухой, но громкий последний удар - вдавить шляпку в дерево, удостовериться, что гвоздь забит. Каждый из этих звуков, последних звуков, был пыткой. Но это надо было сделать.
- У вас еще есть время, - сказал Стэплтон. - Вы могли бы напечатать все заново.
- У меня нет времени. Возможно, вы последний, кто видит меня живым. Я умираю, Стэплтон. Вы верите в бога?
Детектив кивнул.
- А я - нет. В этом мире много удивительных вещей, но бога в нем нет. И мне страшно, Стэплтон. Религию изобрели специально для вас, чтобы вы думали, что смерть - это не конец. А это - конец. Последнее слово в книге, большими буквами по центру. Меня просто не станет. Я это знаю. И мне страшно.
Губы Ковенанта предательски задрожали. Руки потянулись к закрывшимся глазам.
В этот момент с улицы донеслось негромкое посвистывание.
Кто-то довольно искусно выводил простенькую мелодию. Несколько одинаковых нот, одна из которых постоянно менялась. Абрахам замер, прислушиваясь, успокаиваясь. На его лице появилась немного удивленная улыбка. А потом он вздохнул - с облегчением, безо всякой грусти и страха - и безмятежно заснул.
Неизвестный насвистывал еще некоторое время. Затем раздался звук мотора мотоцикла, который тихо, чтобы не разбудить спящего, покатился прочь. Хотя слышно было, как где-то вдалеке он все же ударил по газам.
Стэплтон подошел к старой печатной машинке. Присел на корточки, едва не касаясь носом клавиш. Протянул руку и начал нажимать их - одну за другой.
"К" - и литера, на рычаге которой, видимо, еще остались остатки смазки, аккуратно щелкает по барабану, оставляя моментально исчезающий след.
"О" - и пружина, прежде чем распрямиться, с едва заметным призвуком цепляет что-то в недрах машинки, и затем догоняет и бьет сильнее обычного.
"Н" - с шипением скользит по соседкам, бьет как бы с оттягом, агрессивно.
"Е" - клавиша чуть западает, и удар получается двойным, будто внутри проворачивается сложный механизм.
"Ц" - литера идеально выровнена, и звук получается таким мощным, что кажется, что содрогается вся машинка.
Стэплтон улыбнулся.
Он понял, зачем он здесь. И что он должен делать.
Иногда обстоятельства против нас.
Мы боремся. Мы пытаемся изменить вокруг себя. Но порой сила духа окончательно оставляет нас, и мы говорим себе - зачем стараться? Это никому не нужно. Об этом никто не узнает. Все, что мы делаем, бессмысленно. Никто не услышит звук упавшего дерева в пустом лесу.
И это отчасти верно.
Верно, ибо мир вокруг существует для нас, только пока существуем мы сами. Мы видим, что наша работа пропадает втуне, и верим, что это навсегда. Особенно если о ней никто не знает. Особенно когда мы умираем.
Но помните:
Все, что мы говорим - остается.
Все, что мы знаем - остается.
Все, что мы делаем - остается.
Однажды дверь офиса частных детективов "Стэплтон и Коллинз" открылась, и вошел Стэплтон. Под мышкой он держал старую печатную машинку. За ним пыхтел Антуан, держа в руках большую коробку с магнитофонными лентами.
- Аллилуйя! - хмуро воскликнул Коллинз. - Блудный сын вернулся! Зачем машинку спер у покойника?
- Это записи с квартиры Абрахама! - невпопад ответил Стэплтон.
Он так торжественно поставил на стол машинку, как будто это была ваза эпохи Мин. Потом забрал у Антуана коробку и поставил рядом.
- Послушай, - сказал он и щелкнул клавишей.
Коллинз очень странно покосился на компаньона, но подсел поближе.
Стэплтон щелкнул еще одной клавишей и замер.
- И что? - не выдержал Коллинз.
- Клавиши звучат по-разному. В этой коробке - полная аудиозапись последнего романа Ковенанта.
Коллинз непонимающе смотрел на машинку.
- Он что, его вслух проговаривал?
- Коллинз, я понимаю, старость, уши плохо слышат. Клавиши, говорю!
- Ты сдурел? - ласково спросил компаньон. - Это же невозможно расшифровать!
- А ты представляешь, какие это деньги?
Коллинз представлял. Он крепко задумался.
Старые друзья смотрели в глаза друг друга, как всегда делали, когда надо было принять какое-то важное или сложное решение. И они приняли его, и заговорили разом. Как обычно.
- Надо сделать записи звука клавиш...
- И узнать о правах на произведение...
- Мы на это десятилетия потратим...
- Есть у меня на примете одна контора...
- Только машинку вернуть надо будет...
- И как-то замять историю со слежкой...
- Господи, Стэплтон, во что ты меня втягиваешь?
- Ты знаешь, - сказал Айзек Стэплтон. - это просто нужно сделать. Даже если мы ничего не заработаем. Просто потому, что мы оказались там. Я оказался там. Это не могло быть случайностью.
Коллинз понимающе кивнул. Затем приложил ухо к лакированному боку печатной машинки и щелкнул клавишей.
Под окнами офиса частных детективов "Стэплтон и Коллинз" стояли две фигуры.
Один, рослый и крепкий, в костюме полицейского, с мрачным видом подбрасывал и ловил серебряную монету.
Второй, щуплый чернокожий старик в больших черных очках, улыбался, повернувшись к солнцу.