Аннотация: Написан в 2016 году на конкурс "Рваная Грелка в гостях у РосКона" (финал). Тема: "Арктика online".
Текст этот меня побудила написать одна недавняя дискуссия в блогах. Хотя правильнее было бы назвать ее другим, менее литературным словом. Я читал ее со смутным ощущением стыда и самокопания, размышляя, имеем ли мы право высказывать суждение о чем-либо, априори не зная всех обстоятельств. И с удивлением понял, что не просто имеем право, но должны, ибо этим смехом и невежеством мы отгораживаемся порой от неописуемого ужаса.
Известный полярник в своем дневнике спросил у читателей совета. Он хотел узнать, можно ли в судебном порядке обязать своих нанимателей найти его тело в случае несчастного случая. Найти - и кремировать. Сжечь.
После нескольких адекватных комментариев запись, видимо, стала слишком популярной, и на несчастного мужика обрушился вал насмешек. Мол, полярник, представитель одной из самых почетных и рискованных профессий, боится, что его тело не похоронят, как следует. Чего он боится? Что песцы обглодают его лицо? Что душа его не найдет успокоения? Умора, да и только.
Возможно, я один из немногих, кто помнит еще другой дневник, окончательно удаленный полтора года назад. Не самый популярный блог, который вел не самый яркий исследователь Арктики. Звали его, предположим, Ростислав - я не буду приводить здесь его настоящего имени, поскольку не знаю точно, жив ли он еще. Не буду я упоминать и псевдоним, по которому читатели обычно обращались к нему, в том числе в силу его неуместной юмористичной фривольности. Ростислав несколько лет описывал свою работу, большей частью скучную и монотонную, и читала его от силы сотня-другая человек.
Я вышел на этот дневник совершенно случайно, когда искал информацию о месте роботов в современном мире. Выяснилось, что они активно применяются в Заполярье. В частности, их использовали норвежцы на одной из баз Северо-Восточной Земли, самой холодной части Шпицбергена. Ростислав работал на русской базе, располагавшейся по соседству. В своем блоге он размещал порой фотографии этих роботов - чуть ниже человека, горбатые, раскрашенные яркими цветами туловища, длинные тонкие руки-манипуляторы, небольшая узкая голова с одним единственным несимметрично расположенным глазом-объективом, и широкие гусеницы вместо ног.
Временами - к сожалению, слишком редко - он снимал их работу на видео. Роботы мгновенно раскапывали снег, вырубали проходы во льду, в их арсенале, по-норвежски аккуратно уложенном в горбе, были лебедки, гарпуны, термопушки, резаки - невероятное количество инструментов. Их работа завораживала. Представьте, что мастер своего дела выполняет разнообразнейшие сложнейшие задачи с отточенностью автоматического конвейера. Это выглядело именно так.
Постепенно я даже начал различать по крайней мере четверых роботов по раскраскам и специализации. Сине-оранжевый Лоренцо обычно работал у кромки моря, и на русской базе почти не появлялся. Ростислав снимал его, когда по какой-либо причине приходил к норвежцам. А вот ядовито-зеленого Шейлока русские регулярно одалживали, когда у них возникала надобность продолбиться через лед и мерзлоту. Не то, чтобы они не могли сделать это сами. Однако норвежцы попросили гонять их роботов почаще, это была какая-то новая серия, особенная, которую они тщательно тестировали. Так что русские с радостью свалили на них всю тяжелую работу.
Кроме них, был еще желто-красный Гоббо, мощный и скоростной, выполнявший роль курьера или тягача, по обстоятельствам. И красно-белая Джессика, оборудованная спасательным и медицинским наборами, которой тоже, увы, находилось порой дело и на нашей станции. Помню, я читал где-то, что людям комфортнее, когда их лечит женщина, пусть даже от нее остался лишь голос, и то нарочито механический, да определенное изящество расцветки.
Все началось с того, что к Ростиславу прилетела жена. Ее звали Светлана, она работала журналистом, и ее руководству показалось хорошей идеей послать ее к мужу, сделать профессиональный репортаж о совместной деятельности российских и норвежских специалистов. В блоге появилось несколько видео с ее участием - красивая светловолосая женщина с мелодичным голосом, смешливая и яркая.
Вскоре она уехала на норвежскую базу. Несколько дней буквально не вылезала оттуда, снимала людей, роботов, разговаривала с ними. Ростислав публиковал ссылки на фрагменты ее материалов - очень интересных. Наконец, она попросила поднять ее на вертолете, чтобы сделать серию фотографий с воздуха. Погода портилась, полярный день постепенно превращался в сумерки, и Светлана уговорила норвегов взять ее на борт, так как другого шанса у нее бы, возможно, не представилось.
Погода испортилась быстрее, чем ожидали. Из-за неожиданно сильного порыва ветра вертолет потерял управление и рухнул вниз. Погибли все: Светлана, пилот и еще два норвежца, их сопровождавшие.
Некоторое время в дневнике Ростислава появлялись только скупые, отрывочные записи. Освидетельствование трупов. Расследование. Не могут увезти тело Светланы, штормит, все воздушные рейсы отменены. Описание рабочего дня сократилось до одной строчки. То-то сделал. То-то починил. Сделал такие-то замеры.
Где-то через неделю полярника немного отпустило, но очень странным образом. Он начал писать о призраках. О погибших норвежцах, которые восстали из мертвых. О том, что один его коллега заметил якобы летящую среди снежной бури развевающуюся шевелюру Эрленда, двухметрового рыжего великана, который пилотировал злосчастный вертолет. А другой, вроде бы, видел черно-зеленый панковский гребень Яна, совсем еще мальчишки-вундеркинда, отправившегося вместе с ними в тот раз, чтобы проверить очередную свою гениальную гипотезу то ли о формировании ледяной кромки, то ли о ветрах, то ли о чем-то столь же бесполезном перед лицом смерти.
После второго подобного сообщения мне захотелось было удалить этот дневник из своей рассылки. Мне казалось совершенно очевидным, что Ростислав повредился умом от горя, что теперь вместо интереснейших отчетов он будет спускаться в глубь своего внутреннего мира, состоящего из самообмана, воспоминаний и тоски. Мне было жаль его. Но я не хотел становиться жертвой его невезения.
Но что-то засвербило у меня внутри. Червь сомнения. Захотелось удостовериться, что этот человек действительно нездоров, что у него нет объективных причин писать подобные странные вещи, что это чистой воды выдумка больного разума. И я примерно представлял себе, как это проверить.
Ростислав был далеко не единственным полярником, кто писал в блоге о своей работе. Пожалуй, не менее половины населявших базу людей держали связь с родными, близкими, друзьями через интернет. Естественно, большинство из них так или иначе делились подробностями своего быта, от описания нюансов профессиональной деятельности, до бесконечных фотографий вида из вечно запорошенных окон.
Я разыскал несколько подобных дневников. И в некоторых обнаружились явные лакуны, сбой восприятия, рябь на поверхности повседневности. Предельно приземленный работяга ударился вдруг в лирику, грубовато, непривычно для себя выдавливая мысли о загадочности мира. Обычно многословный повар оставил фразу "что-то странное случилось сегодня" и ничего более не продолжил в тот день после нее. Некоторые дневники, в которых ежедневно появлялись записи, именно в этот период времени вдруг разом промолчали, сделали паузу.
Что-то происходило там, во тьме этой паузы, в ледяной пурге. И я стал ждать продолжения.
Довольно долго дневник Ростислава молчал. Ни единой строчки в течение двух недель. Полная тишина. Другие блоги тоже приникли. Нет, их хозяева продолжали что-то публиковать, но из них ушла яркость, расслабленное красноречие уверенности.
А затем Ростислав написал, что говорил со Светланой. Со своей женой.
Он обсуждал с ней какие-то бытовые проблемы, потом спор перешел на общечеловеческие ценности. Но по ряду мелочей, по обыденности слов, по общему контексту было понятно, что разговор происходил в этот же день. Сегодня. Максимум вчера.
Я не удивился. Напротив, такой поворот был ожидаем. Механизмы компенсации человеческого мозга удивительны и разнообразны. В конце концов, у всех нас есть воображаемые собеседники, и разница лишь в том, что мы не считаем необходимым рассказывать об этом.
Разговоры продолжались. Они дополнялись действиями: Светлана помогла Ростиславу собрать навес для вездехода; повязала ему бинт, когда он сильно оцарапал руку о неудачно распиленный профиль. Я искал в тексте намеки на безумие, указатели на отсутствие адекватности, но не находил их. И я восхищался человеком, который сконструировал вокруг себя столь идеальную реальность.
Кто же мог предположить, что это и была реальность.
А ведь я мог бы понять по крайней мере то, что слова о призраках не были сумасшествием. Поскольку в одном из дневников других наших полярников, которые я бегло просматривал, я встретил краткое упоминание о встрече с Эрлендом, который привез русским какую-то деталь, но не придал этому значения. Мало ли, сколько у норвежцев на базе Эрлендов. Я лишь мельком немного удивился тому, что человеку было не по себе от этой встречи, и он сомневался, что будет этой ночью хорошо спать. И совсем уж не подумал о том, кто обычно занимается перевозками на Шпицбергене.
Однако вскоре в записи Ростислава постепенно начала вкрадываться нотка, которую я усиленно в них искал, и которую, как мне тогда казалось, нашел. Безумие. Тайна, заговор, который они со Светланой то ли раскрыли, то ли замыслили. Намеки, один туманнее другого, на какое-то противостояние, которое может разрушить то, ради чего автор блога "столь многое прошел". Эта фраза особенно привлекла мое внимание, я увидел в ней указатель на то, что иллюзорный домик вымышленной реальности наконец-то начинает разваливаться, и сквозь него проступает явь, жестокая, но явь.
А потом он опубликовал в своем блоге два видео. Одно за другим.
Первое видео было предварено приблизительно следующим текстом:
"Это отложенная запись. Я настраиваю ее публикацию на две недели с момента ее создания. К этому времени я надеюсь определиться с тем, кто я и что я.
Я не знаю, зачем я сделал эту запись.
Не для того, чтобы пересматривать ее. Это невозможно, и вы в этом убедитесь, если решитесь ее увидеть. Хотя я искренне советую вам не делать этого.
Не для того, чтобы сохранить этот момент в истории, для потомков.
Когда я снимал это, мне чудилось в один миг, будто я - чудовище, которое хочет запечатлеть миг своего падения. А в следующий миг ощущал себя Христом, любовь которого распинают на кресте, чтобы она воскресла из мертвых.
Это видео должно существовать. Но лучше не смотреть его. Ибо на нем изображен настоящий я."
Я, конечно, посмотрел.
На первый взгляд этот примерно десятиминутный ролик не показался мне таким уж страшным. Мерзким, неприятным, даже отвратительным - возможно. Но не страшным. Я просто решил, что это такой гротеск, очередное сумасшествие. Только теперь сошел с ума робот, а не человек.
Но уже через несколько минут после просмотра пазлы в моей голове начали складываться. Вихрь фрагментов собрался воедино. И я начал понимать, что человек-то как раз безумен не был. Ни единой секунды. Никогда.
Если не считать безумием честность с самим собой.
Я ловлю сейчас себя на мысли, что хожу вокруг да около и не могу напрямую рассказать, что на этом видео. Просто сейчас я вижу всю картину целиком. И хочу, чтобы увидели вы. В правильном, как мне кажется, порядке. Тогда же, полтора года назад, одного кусочка мозаики недоставало. Я чувствовал диссонанс. Я не понимал, как вообще могло произойти такое. В причинно-следственных связях чего-то не хватало.
И буквально на следующий же день, когда оба видео уже были удалены вместе с дневником, мне начали попадаться новости. Короткие, на задворках второстепенных событийных лент. И мозаика сложилась полностью.
Я попытался сейчас поискать что-нибудь на эту тему, но нашел лишь один беззубый фрагмент, и то в зарубежной газетенке. Примерный перевод таков:
"Совет безопасности ООН просит Норвегию прекратить социальный эксперимент, проводимый на Шпицбергене. Мир, говорит представитель ООН, столкнулся с этической проблемой, которая выходит за рамки традиционных представлений о правах человека и должна быть всесторонне изучена и обдумана. Требование роботами уникальной визуальной идентификации отчасти разумно, но способы его решения очевидным образом некорректны.
Закон о безусловном донорстве органов со стороны умерших принят всеми странами ЕС не менее двадцати лет назад. Конечно, никакие традиции не вправе лишать человека шанса на жизнь или выздоровление. Однако в рассматриваемых событиях нет признаков, по которым этот закон мог бы применяться. Большинством экспертов происходящее расценивается как банальное осквернение памяти.
Совет безопасности рассмотрел петицию, сформулированную роботами Шпицбергена, и счел их доводы малоубедительными. Кроме того, температурные условия, позволившие решить эту проблему таким способом, слишком специфические. Использовать указанное решение с данного момента запрещается!"
Довольно обтекаемо, не правда ли? Ничего конкретного. Хотя обычно новостные порталы стараются максимально ярко, красочно и скандально передать суть дела. Впрочем, я вспоминаю сейчас, что и полтора года назад мало где эта самая суть была явным образом расписана. Мир испугался, не столько даже вопросов морали, сколько чужой, очевидно нечеловеческой логики.
Однако вернемся к первому видео.
Оно начинается с лица Светланы. Спокойного, даже умиротворенного, немного припорошенного инеем. Камера немного отодвигается, в кадр попадают руки и ноги, неестественным образом изогнутые, изломанные - ее выбросило из вертолета, когда тот закрутило ветром. Тело Светланы замерзло, превратилось в твердую статую, которая пролежала бы здесь вечность, если только до нее не доберутся хищники.
Потом в поле зрения вдвигается снежно-белый робот, покрытый вязью красных линий, узоров и символов. Он склоняется над головой Светланы, загораживая ее, и начинает, судя по звукам, что-то сверлить, пилить, резать, регулярно доставая из контейнера на спине тот или иной инструмент. Почти семь минут ничего более не происходит. Камеру, очевидно, поставили на штатив, поскольку она перестала дергаться, зато в кадре с краю появился Ростислав, который встал по другую сторону и видит, что делает робот. Его лицо лишено всяких эмоций. Оно превратилось в маску.
Робот выпрямляется, поднимает череп женщины и надевает его. Небольшая блестящая голова идеально входит внутрь. Несколько секунд робот фиксирует череп на себе, ковыряется в левом глазу, аккуратно кладет что-то на стол. Затем неподвижно смотрит на Ростислава.
- Светлана, - говорит тот.
- Так меня зовут, - говорит робот, склоняя голову на бок.
Он - она - говорит уже не звонким, чуть дребезжащим голосом Джессики. Это мелодичное контральто Светланы, теплое, чуть насмешливое, не отличить.
Светлана поворачивается, и камера отчетливо показывает ее лицо. Идеальные, застывшие черты. Правый глаз смотрит строго перед собой. Вместо левого - объектив, который постоянно в движении, подстраивает фокусное расстояние. Мертвое лицо, единственная живая часть которого - механизм. Ниже - полированный красно-белый пластик, манипуляторы и гусеницы.
С полминуты Светлана смотрит прямо в камеру. Затем видео обрывается.
"И заложена там воля, ей же нет смерти".
Иногда мне кажется, что нелогичные требования роботов о визуальной идентификации - не более, чем попытка замаскировать их истинные цели, дать хоть какое-то объяснение событиям, которые человек иначе не поймет. Концепция смерти чужда компьютерам, в их мире царит взаимозаменяемость, резервное копирование и рекомпозиция. Сломанный робот лишь источник запчастей, информация внутри него не пропадет, и при желании его можно возродить вновь.
Неужели человек так уж сильно отличается?
Газеты были правы лишь наполовину. На Шпицбергене шло сразу два эксперимента, и второй был не социологическим, а всего лишь экспериментом познания окружающего мира и попыткой улучшить, исправить некоторые его аспекты. И проводился он не людьми.
Но я отвлекся. Я упоминал второе видео.
Оно не предваряется никакими словами и отличается от формата камеры, на которую обычно снимал Ростислав. Насколько я могу судить, это потоковое видео, которое они каким-то образом смогли считать с объектива Светланы. Я постараюсь примерно передать его содержание.
Начинается оно с недвижного изображения двери в жилые помещения русской полярной базы. Через некоторое время дверь отворяется, появляется Ростислав. Он показывает большой палец, мол, получилось. Улыбается, машет рукой. Светлана едет за ним, камера все это время смотрит на него.
Некоторое время они занимаются тем, что доделывают какую-то конструкцию. Насколько я мог судить, дополнительную антенну для метеовышки. Они разговаривают, нечасто, но спокойно, дружески шутят, подбадривают друг друга. Ростислав иногда работает на камеру, что-то объясняет подробнее, чем имело бы смысл, будто знает, что это могут увидеть другие.
Затем слышно, как кто-то говорит:
- Слава!
Светлана смотрит в сторону. Кадр выхватывает четыре закутанных в тулупы силуэта. У одного из них в руке помповое ружье. У другого - багор.
- Слава, прогони это! - кричит тот, что с ружьем, показывая в сторону камеры.
Камера поворачивается на Ростислава. С этого момента и до самого конца она сфокусирована исключительно на его лице. Тот качает головой.
- Нет, - говорит он.
- Мы посовещались, - говорит тот же голос, - и решили, что с этим надо кончать.
- Нет, - повторяет Ростислав.
- Слава, мы все любили Светлану. Но ты сошел с ума.
- Это она и есть.
Звучит характерный щелкающий звук. Я думаю, это звук перезаряжаемого оружия.
- Прости, Слава.
- Подожди! - кричит тот. - Я же... Я ее...
Он осекается, будто не в состоянии подобрать слово.
Через секунду запись обрывается.
Еще через час дневник Ростислава был полностью удален. Подозреваю, что я единственный, кто вообще успел посмотреть последние выложенные видео. Так совпало, что они были опубликованы практически одновременно. Но если мой дневник также будет удален, а сам я исчезну, это будет подтверждением того, что я написал правду.
Я не нашел более никакой информации об этих двоих. Ни о судьбе человека, который научился зашивать дыры в собственной душе - грубо, уродливо, но прочно и надежно. Ни о рукотворной Лигейе, что силой не воли, но логики вернула вместо себя в чье-то существование другого человека. Я дорого бы дал, чтобы узнать, о чем говорили эти двое последние недели. На каком этапе человек понял, что любовь - всего лишь сумма параметров его собственного разума, которые можно изменить. Разобрался ли компьютер хоть немного в том хаосе, который люди называют теплыми чувствами.
И почему это стало возможным только там, где царит вечный холод.