Аннотация: Написан в 2019 году на конкурс "Рваная Грелка" (не вышел в финал). Тема: "Honor Versus Ego".
Развалины сверкали белизной, хотя еще километр тому назад были скрыты под слоями разноцветных маркеров. Даже самые отчаянные подростки боялись подходить так близко к лесу. Сивви пообещала себе, что сделает еще несколько шагов и сразу повернет обратно.
Неужели обманули чертовы мажоры, указавшие дорогу короткими брезгливыми фразами? А зачем? Раскусили? Нет, если бы раскусили, она бы так просто не отделалась. А они едва скользили взглядами по дешевой кукле для потрахушек. Даже для них зашквар с такими связываться. Хотя в уголках глаз прячется интерес, мол, если без свидетелей, то я бы не прочь, не прочь.
Палатка вынырнула из-за поворота. Камуфляжный бугор, едва заметный в сумерках, и на первый взгляд брошенный. Не так она представляла себе жилище знаменитого проводника. Впрочем, его все поголовно называли странным, кто поджимая губы, кто усмехаясь вызывающе. Хотя, по мнению Сивви, странными были они сами. Мир жутко изменился за время ее отсутствия. По дороге она нахваталась обрывков статей и сплетен, но так и не поняла, что произошло.
- Есть, кто живой?! - крикнула Сивви, сбрасывая с плеча рюкзак.
Прозвучало хрипло и тихо. Палатка не подавала признаков жизни.
Сивви прочистила горло и звонко добавила:
- Эй! Игмас! Ты здесь?!
Что-то зашуршало. Расстегнулась входная молния.
- Что надо? - послышалось изнутри.
- Мне нужен проводник.
- Куда?
- В Шоншукташ.
Из палатки показалась косматая голова Игмаса. Он удивленно осмотрел пухлые силиконовые губы, неестественно яркие голубые глаза, плохо скрываемые курткой сиськи, и ласково сказал:
- Ты ебанулась? Иди в жопу.
Через все его лицо шел свежий, еще розовый шрам, рассекающий губы почти пополам. Те неестественно шевелились, придавая голосу неприятный присвист. Сивви невольно отшатнулась. Игмас криво ухмыльнулся и скрылся в палатке.
В отчаянии Сивви пнула ближайшую брезентовую стенку.
Словно на замедленной перемотке, Игмас появился снова, вылез и выпрямился прямо перед ней. Некоторое время он не особо приветливо рассматривал ее идеально вылепленное лицо. Затем резюмировал с интересом:
- Дольмен.
- Нет, просто программа поломалась, - ехидно ответила она.
Он поднял бровь. Прищурился. Затем усмехнулся.
- Да уж, пропустил. Должен был сообразить... Ну и хер с ним. Ответ не поменялся, детка. Разворачивайся и пиздуй!
- Говорят, ты знаешь следопыта...
- Знаю. Но он не водит туристов на Шоншукташ. И никто не водит.
- Я не турист! - крикнула Сивви, сжимая кулачки.
Она мучительно пыталась сообразить, как доказать свои слова, не раскрывая правды, пока не поняла, что Игмас не собирается об этом спрашивать. Он смотрел на нее очень странным взглядом, одновременно задумчивым, озлобленным и немного безумным.
- Хорошо, - внезапно согласился он. - Но денег не возьму.
"У меня их и нет", собиралась ответить она, и вдруг похолодела - он провел пальцем вдоль ее нижней губы. Как она уже успела понять, для секс-куклы это было предложение недвусмысленное и максимально прозрачное.
- Нет, - сказала она.
- Тебя никто не держит.
- Пожалуйста. Мне очень нужно. Но только не так.
Хищное выражение глаз Игмаса нравилось ей все меньше и меньше.
- Хорошо, - повторил он.
И вдруг резко надвинулся, повалив навзничь.
Сивви не упала. Игмас аккуратно, почти нежно подхватил ее, и тут же вдавил всем телом в мягкий сухой мох. Ее запястья мгновенно оказались притянутыми к чему-то, возможно, к удачно подвернувшейся арматурной петле. Она попробовала закричать, но большая грязная ладонь в мелких шрамах тут же заткнула ей рот.
- Ты, правда, хочешь, чтобы оттуда, - он махнул в сторону леса, - кто-нибудь пришел? Больше ведь некому.
Его добродушный игривый голос полностью парализовал Сивви. Игмас деловито задрал ей майку, стащил джинсы и трусики, помешкал немного, потом резко вошел и с каким-то остервенением начал вбивать себя в нее. Изуродованные губы молчаливо скользили по гладкой шее.
К счастью, его хватило на пару минут, не больше. Немного полежав, он скатился набок, застегнулся и одним незаметным движением освободил ей руки. Затем начал лениво копаться в рюкзаке.
- А ты действительно собралась в один конец, - заметил он.
Она лишь рефлекторно всхлипывала, хотя ни из глаз, ни из носа ничего не текло.
Эта оболочка не умела плакать.
- Да ладно тебе, - продолжил Игмас. - А говоришь, не турист. Я же знаю, что эти куклы ничего там не чувствуют почти. Зато билет оплачен. По крайней мере, на один дневной переход хватит.
Он вызывающе широко ухмыльнулся. Сивви отвернулась.
Через минуту перед ее носом спланировал аккуратно развернутый спальный мешок. Сверху упала снятая одежда.
- Залазь. Здесь никто тебя не тронет, но если хочешь, можешь спать внутри, место есть. Как рассветет, выходим.
Не говоря больше ни слова, он исчез в палатке.
Она некоторое время недвижно сидела, глядя вглубь раскрошенных бетонных блоков. Затем медленно оделась и залезла в спальник.
Игмас был прав. Физической боли она действительно не чувствовала.
* * *
Кто-то хлопнул Кирилла по спине. Это оказался Вадим.
- Хочешь анекдот? - спросил он. - Мужик идет по улице и думает: "Жена - стерва, друзья - подонки, начальник - дебил, работа - дрянь, жизнь - говно..." За спиной мужика летит ангел, записывает в блокнот и думает: "Какие странные желания, а главное - одни и те же каждый день!"
Кирилл вздохнул.
- Это же даже не борода, это из археологии что-то...
- Я к тому, рожа у тебя больно сложная.
- Беспокоюсь я.
- За Сивви?
Кирилл кивнул. В памяти всплыло лукавое сероглазое лицо, косички с разноцветными ленточками. Из-под защитного комбинезона выбивается ярко-оранжевая фуфайка. Над головой возвышается цилиндр коврика. Такой он провожал ее три дня назад...
"Шоншукташ".
Слово прозвучало в голове как призрак, галлюцинация, произнесенная вкрадчивым шепотом злодея из восточных сказок. Так иногда взбрыкивает мозг на пороге дремоты, создавая звуки, которых на самом деле не было. С той разницей, что стоял полдень, только что закончились пары, и никакой дремоты не предвиделось и в помине.
Кирилл замотал головой.
- Ты слышал? - спросил он Вадима.
- Шоншукташ? Как-то так?
Друзья переглянулись. Люди вокруг них недоуменно оглядывались. Судя по всему, услышав то же самое.
- Ты чего? - встревоженно спросил Вадим. - Будто зомби увидел.
- Что-то произошло. Сивви же только что звонила.
Кирилл выхватил мобильник и ткнул последний входящий. После мучительно долгого ожидания абонент оказался вне действия сети.
- Она звонила только что, - повторил он. - Она вышла к этой своей ерундовине. Говорила, там огромный холм и какие-то конструкции. Говорила, странно себя чувствует. Она нашла их, понимаешь?
- Пришельцев? - ехидно спросил Вадим.
- А ты думаешь, что там?!
- Там военный вертолет наебнулся. И все.
- Вот прямо взял и наебнулся? И никаких странных сигналов не было, да?
- Да мало ли что там могло быть. Может, старикан какой прикалывается. Радиолюбитель.
- И шоншукташ этот смог организовать?
- Не знаю, - смутился Вадим. - Может, прикалывается кто.
Вадим оказался не прав.
То тут, то там в соцсетях всплывали сообщения о том, что людям в разных городах почудилось слово "шоншукташ". Его слышали в Вологде, Кирове, Великом Устюге и Сыктывкаре. А в Ярославле - уже нет. Как и в Москве, и в Санкт-Петербурге. Постепенно стало ясно, что "шоншукташ" накрыл землю ровным кругом километров пятьсот в диаметре. С центром в Вологодской области, ровно в том самом месте, где появились пришельцы Сивви.
И где она в тот самый момент пропала.
Скоро стало ясно, что Сивви не вернется.
Холм, выросший на месте крушения вертолета - по уверениям местных жителей, его там раньше не было - оцепили военные. Спасательной группе, состоящей из подобных Сивви энтузиастов, надавали по шее и прогнали чуть ли не с собаками. Ребята потом рассказывали, что военные с диковатыми глазами едва удержались от стрельбы. Страшно там было. Действительно страшно. Лес там стал каким-то не таким.
Каким именно не таким, объяснить не могли. Не таким - и все тут.
- Она будто чувствовала, - шмыгнул носом Кирилл. - Спрашивала, буду ли я ждать ее. Не в первый же раз уходила в поход. Обычное дело.
Ник собирал в Великом Устюге неофициальную экспедицию, которая собиралась к Шоншукташу. Название закрепилось среди местных так естественно, будто всегда существовало. Кирилл взял академ, одолжил у предков денег, и уехал из Вологды спасать Сивви. Мать рыдала, отец хмурил брови, но руку на прощание пожал крепко. И удачи пожелал искренне.
Вокруг Шоншукташа тем временем творились странные вещи. Военные в оцеплении таки не выдержали и частью перестреляли друг друга, частью пропали в лесу. Обычные люди снимались с места целыми деревнями и бежали. Бежали от всякого. Кому-то снились восставшие мертвецы. Кому-то чудилось, что жена каждую ночь встает и пытается придушить детей. Кто-то заставал с ножом посреди комнаты самого себя.
- Уверен, что хочешь пойти? - спросил Ник.
- Я должен, - ответил Кирилл. - Чтобы хотя бы убедиться, что...
Он не договорил.
- Слишком хороший ты человек для Шоншукташа.
- В каком смысле?
Ник задумчиво огладил бороду. Лет ему было под сорок. Основательный коренастый мужик с длинными белыми волосами, не то крашеными, не то просто седыми.
- Некоторые люди рядом с ним чувствуют себя... вполне сносно. Лес их не трогает. Они там как дома. На них стали собирать статистику, и долго не могли понять, что их объединяет. А мы вот, кажется, поняли.
- И что же?
- Они все более или менее асоциальные. Склочники. Пакостники. Отморози. Абсолютные эгоисты.
- Такие всегда и везде выживают первыми, - фыркнул Кирилл.
- Мы тоже долго считали, что это ошибка выжившего, - кивнул Ник. - Но это не она. Мы опросили достаточно людей. Всякие ужасы, о которых все твердят, эти люди просто не чувствуют. Создается впечатление, что лес создан, чтобы отфильтровать их. Вопрос только - зачем?
* * *
В лес Игмас вошел так уверенно, что Сивви сразу поняла - нет здесь никаких чудовищ, и никогда не было. Они двигались достаточно быстро, но куда, она сказать не могла. Как только она вытащила компас, Игмас отобрал его, отхлестал Сивви по лицу и злобно рявкнул, чтобы она "не выебывалась здесь". Иногда он пропускал ее вперед, чтобы пролезть сквозь очередной завал, и тогда постоянно пихал ее в спину. Выяснилось, что внешний покров оболочки секс-куклы отлично воспринимает боль. Возможно, притупленную, но легче от этого не становилось.
К вечеру Сивви превратилась в туго скрученный клубок ненависти. Ноги болели, будто свои собственные, но признаваться в этом идущему рядом отморозку она не собиралась. Когда Игмас скомандовал привал, она рухнула там же, где стояла, и некоторое время лежала без движения. Вытащить спальник казалось подвигом, требующим всей силы воли.
Игмас встал над ней, пережевывая бутерброд. Некоторое время разглядывал фигуру, будто примерялся, но потом его ухмылка потеряла напряжение, лицо стало отсутствующим, и она поняла - пронесло.
- Пожрать есть у тебя? - поинтересовался он.
Сивви нехотя кивнула. Общаться с ним ей хотелось меньше всего.
- Когда свое съешь, обращайся. У меня на двоих должно хватить.
Она отвернулась. И тут же крепкие пальцы ухватили ее за подбородок и развернули обратно. Игмас долго смотрел ей в глаза, щурясь каким-то своим мыслям, а затем прошептал:
- Только мертвые могут дойти до Шоншукташа.
И мерзко захихикал при виде застывшего от ужаса тела и расширившихся зрачков, продолжая сжимать ее лицо железной хваткой.
- Ты-то чего обосралась? Ты уже мертва. Что такое? Совсем побелела, девочка-дольмен, - ухмылка резко исчезла с его искромсанных губ. - Ты же даже не знаешь, почему вас называют именно так. Никто уже не помнит. А это всего-то случайный мемасик, подхваченный всей планетой. Ведь если человеку-кукле пересаживают мозг, это значит, что тело у этого мозга уже сдохло. Так вы и стали дольменами. Ходячими надгробиями самим себе.
Он отпустил ее лицо, выпрямился и тихо добавил:
- Здесь об этом важно лишний раз вспоминать. Не думай, что я шучу.
Игмас залез в палатку, а она долго еще смотрела в продравшиеся через чащобу веток звезды, скалясь в темноту над крошечной победой, над клочком личного пространства, над тайной, в которую он в своем самоуверенном невежестве так и не смог проникнуть.
Ибо она никогда не умирала.
* * *
Лес расползался.
Под лесом понимали здесь и поля, и деревни, а вскоре - когда он поглотил Великий Устюг - и города. Выражение "каменные джунгли" приобрело новый смысл. Теперь здесь действительно водились только звери. Прямоходящие и двуногие, но сути это не меняло.
К Шоншукташу слетались ученые со всего мира, и так же улетали восвояси, не в силах выносить постоянного давления на разум. Очень скоро стало ясно, что в лес нельзя приходить группами. В компании себе подобных люди сходили с ума за считанные часы. Но и одиночкам везло немногим больше.
Несмотря на жуткие слухи, сам лес людей убивал редко. И всегда делал это их собственными руками. Никаких монстров, хищных растений и гравитационных аномалий. Только старое доброе безумие. Часть отчаянных храбрецов находили у подножия городских башен и обрывов; у муравейников, обглоданных, напоровшихся глазом на сучок; в личных спальниках, отошедших к последнему сну с заранее вскрытыми венами.
Часть просто исчезала. Мало кто знал, куда.
Кирилл знал.
Лес их ассимилировал.
Зов леса слышали многие, но мало кто мог его понять. Для этого нужно было прожить в нем несколько месяцев. И те, кто взрывался злобой в ответ на очередную попытку леса проникнуть в свой разум, вскоре замечали, что вслед за этим эмоциональным выплеском следует облегчение. Лес будто оставлял их в покое ненадолго. Большинство воспринимали это как подтверждение подступающего безумия и спешили прочь. Но некоторые намеренно отпускали вожжи, срывали с себя остатки цивилизованности, и наслаждались полученным результатом.
И это были ученые. Интеллигенты.
Что творилось с простым населением - трудягами, крестьянами и прочим рабочим людом - Кирилл боялся даже вообразить.
Сам он нашел, как ему казалось, уникальный способ стать для леса своим. Лес отнял у него Сивви. Кирилл ненавидел его за это. И лесу нравилось это чувство. Порой Кирилл предполагал, что основная задача леса - воспитать в людях чувство ненависти.
Как вскоре выяснилось, он был не так уж далек от истины.
* * *
Они проходили по заброшенной деревне, когда Сивви больно прилетело камнем в плечо. Почти сразу же раздался смех. К изумлению Сивви - детский.
За покосившимся забором обнаружились двое полуголых ребенка лет восьми - мальчик и девочка. Не особенно скрываясь, они хихикали, показывали языки и, похоже, готовили новые снаряды. Выглядели они оборванными и худыми, но не сказать, чтобы оголодавшими.
- Дети? - выдохнула Сивви, забыв о своем бойкоте. - Откуда здесь они?
- Из жопы! - огрызнулся Игмас. - Откуда и все остальные дети. Родились они здесь. Отгони их, а то либо заебут в конец, либо... еще хуже будет...
Он скривился и не договорил, даже если и хотел.
- Как? - не поняла Сивви.
- Отогнать? Камнями!
- Но... вдруг я попаду? Это же дети...
- Дура тупая, блядь! - разозлился Игмас.
Он подхватил с земли несколько комьев засохшей грязи и начал изо всех сил швырять их в детей. Те с восторженным визгом бросились врассыпную.
- Как будто... - кричал он между бросками, - в них... попадешь... блядь!.. А если попадешь, тем лучше, - закончил он, отдуваясь.
Сивви смотрела на него с плохо скрываемым ужасом. И тут же получила зуботычину.
- Они здесь живут, - неожиданно беззлобно сказал Игмас. - С рождения. Они знают, как здесь выживать. Перенимай опыт.
Понимания на ее лице он, видимо, не встретил, поскольку сокрушенно покачал головой, пробормотал "пиздец не лечим" и пошел дальше, не оборачиваясь.
- Сколько еще до Шоншукташа? - спросила она.
- Не задавай глупых вопросов, - буркнул Игмас. - Так быстро, как сможем. Здесь очень вредно на что-то надеяться. Ты мне нахуй не сдалась, возиться с тобой лишнюю секунду, будь спокойна.
* * *
Лес расползался. Он уже поглотил Киров и вплотную подобрался к Вологде. Кирилл предупредил родных, и с удивлением выяснил, что был едва ли не единственным, кто это сделал. Остальным было наплевать.
Сам он так и не уехал от Шоншукташа. Хотя находиться здесь становилось все тяжелее. Ненависть из-за гибели Сивви притупилась, а заместить ее было нечем. Немного помогали кулачные бои. Делая ставку, он начинал искренне желать смерти противнику. Это действовало - до тех пор, пока хватало денег.
Уезжать Кирилл не то, чтобы не хотел. Просто будто не имел такой опции в списке возможных действий. Он чувствовал, что за проведенные здесь годы он полностью потерял способность нормально общаться с людьми. Не говоря уже о потере специальности, и толпе беженцев, которая и так заполонила остальную страну. Здесь он был своим - в некотором извращенном смысле слова. К тому же лес неуклонно расширялся. Возможно, скоро на Земле смогут жить только такие, как он.
Иногда ему казалось, что лес - это испытание, которое нужно пройти, чтобы доказать что-то самому себе. Или кому-то еще. Кирилл не был религиозен, но все чаще ему казалось, что за Шоншукташем стоит некая непознаваемая воля, которая ждет от людей правильных поступков. Но те делают лишь неправильные.
Однажды, когда деньги полностью кончились, и Кирилл едва удерживался, чтобы не бросаться на идущих по улицам людей из-за мельчайшего раздражения, кто-то схватил его за плечо. Кирилл развернулся и ударил - не думая, на рефлексах, вложив всю силу. И тут же растянулся на земле. Противник оказался быстрее.
Это был Ник.
Он подождал, пока Кирилл поднимется - руку помощи здесь не предлагали и не принимали - и спросил:
- Хочешь научиться выживать здесь?
- Я думал, что умею, - огрызнулся Кирилл.
- Не очень убедительно. Но предположим. Хочешь ли ты, в таком случае, научиться помогать выживать другим?
Кирилл медлил с ответом. Перед ним, как наяву, раскинулась карта России. Крошечный городок, из которого он был родом, лес поглотил одним из первых. К счастью, много лет назад, еще перед его поступлением в ВоГУ, семья переехала в Вологду. Но теперь лес подступал и к ней.
Родители спешно искали варианты, напуганные рассказами сына. Беда была в том, что остальные делали то же самое. Власть, удостоверившись, что люди могут жить и в лесу, пустила ситуацию на самотек.
Всем было плевать.
- Хочу, - сказал Кирилл.
И Ник научил его всему, что знал и умел.
* * *
Вечером третьего дня Сивви решила вскрыться.
Некоторое время она размышляла, не прихватить ли с собой Игмаса. Тот сегодня не приставал, огрызался в меру, почти не распускал рук. И это Сивви особенно бесило. Она знала, что он отводит ей глаза, выжидает, это было ясно по его постоянным хмурым взглядам. Но в конце концов она побоялась лезть ночью к нему в палатку. Лишь вытащила из рюкзака складной нож, спрятала его в спальнике, и собралась было залезть туда сама...
Как получила сильнейший удар в ухо!
Застонав, она упала на бок, и тут же прилетел пинок в живот. С полминуты, показавшиеся вечностью, единственным ее желанием было вдохнуть воздуха. Игмас тем временем не медлил, молча сдирая с нее одежду и осыпая ударами. Когда она, абсолютно голая, скорчилась перед ним на холодной земле, он двумя уверенными тычками заставил ее распрямиться, налег всем телом и схватил за горло.
- Я тебя, сука, доведу до Шоншукташа! - хрипел он. - Руки повыдергиваю нахуй, но доведу. Расслабился, блядь! Уебище лесное. Дети эти еще сраные! Всегда вышибают. Обходить надо было. Мудак старый.
Он отвесил ей несколько пощечин, привязал руки к стволу дерева и изнасиловал, постоянно придавливая рукой горло, так, чтобы она не могла нормально вздохнуть. Отвязать ее он не озаботился. Лишь пнул напоследок по ребрам и ушел спать.
В кромешной тьме, в теле, дрожащем от холода и боли, где-то глубоко внутри кокона унижения и ненависти, маленький червячок разума продолжал анализировать происходящее и наблюдать. И червячок этот заметил довольно странное обстоятельство.
Теперь Сивви не хотелось никого убивать.
В том числе себя.
* * *
Их было трое. Грязных, заросших, небритых, отличавшихся лишь ростом и комплекцией. Женщин среди них не было. Позже Кирилл понял, почему.
- Вы все, - сказал Ник, - отличаетесь от остальных тем, что вам здесь не нравится. Вы остаетесь здесь из чувства долга. Поэтому я хочу научить вас тому, что знаю. Ну или думаю, что знаю.
Самая первая группа Ника, в состав которой входил Кирилл, развернулась практически на границе леса. Насколько знал Кирилл, кроме него и Ника никто больше не пытался проникнуть туда. Все боялись. Сон разума рождал слишком кошмарных чудовищ.
С тех пор круг Шоншукташа прошел Вологду и остановился почти сразу за ее пригородами. Ровно по границе прозвучавшего много лет назад слова.
Кирилл продолжал бродить по лесу, все сильнее опускаясь, но не пытаясь вырваться. Каким-то извращенным образом он сроднился с лесом. Это было похоже на мазохизм, бесконечное наказание за собственную никчемность. Иногда он пытался мысленно проложить себе путь за пределы круга, но всегда мешало то одно, то другое. Вне круга перспектив не было точно так же. Словно горизонт событий, он закрывал для Кирилла все возможности.
Мир за пределами круга воспринимался, как другая планета. Там люди умели радоваться и любить, одно за другим создавались удивительные вещи, победили ВИЧ, научились выращивать искусственные тела, и все такое прочее. По слухам, многие открытия совершались теми, кто побывал в лесу, поэтому толпа ученых со всего света, желающих пощекотать себе нервы, не оскудевала. Возвращались не все. Но про то всех честно предупреждали.
Родители осели где-то в Подмосковье. И то хлеб.
Ник, напротив, все это время пытался что-то предпринять. Он водил ученых, сначала группами, затем поодиночке. Статус одного из лучших проводников позволял ему без особого опасения злобно на всех орать и даже временами распускать руки. Поэтому лес считал его за своего.
В какой-то момент ему попался крепкий мужик, какой-то скандинав, с которым они чуть друг друга не убили, но вовремя осознали, что крови больше не хотят. И попытались вдвоем распутать загадку Шоншукташа. Сначала грешили на биохимию, адреналин, но потом поняли, что многие обитатели леса под такое условие не подходят.
- И тогда мы придумали эксперимент, - сказал Ник, - который я буду ставить на каждом из вас. Я уже ставил его на нескольких ученых, но вы тоже должны его пройти, так как это основная часть обучения. Предупреждаю, будет тяжело. Вы должны безоговорочно доверять мне. На каждого мне нужна максимум пара недель. Кто первый?
Кирилл слишком долго раздумывал, поднимать ли руку, и опоздал.
Очередь до него дошла через три дня. Ник, недобро ухмыляясь, сообщил, что предыдущий кандидат не выдержал. И что он, Кирилл - следующий.
Обучение началось с того, что Кирилл получил в морду. Не успев удивиться, получил еще раз. И еще. Ни одну негодующую фразу довести до конца он не успевал - кулак Ника обрывал его на полуслове. В конце концов он решил перетерпеть избиение и свалить отсюда как можно дальше. Ник явно сошел с ума.
- А теперь пойдем к Шоншукташу, - сказал вдруг Ник.
- Куда? - удивился Кирилл.
До Шоншукташа он ни разу так и не дошел. Считалось, что это невозможно. Вдалеке от города исчезали живительные источники раздражения, разум начинал метаться в пустой клетке мозга, и неминуемо нападал на самого себя. Это касалось всех без исключения, даже тех, кто чувствовал себя здесь, как дома. Как выяснилось, подонки - животные социальные.
Кирилл пытался дважды. В первый раз отрезвила боль в неумело распиленном запястье. Второй раз он уже был настороже и регулярно тыкал в ладонь иглой, чтобы сравнить мысли до и после укола. Поэтому до попытки суицида не дошло.
Ему повезло, он здесь жил. Он привык. На менее подготовленных людей лес наваливался с такой силой, что те просто не чувствовали боли. И доводили дело до конца.
- Если сейчас ты не пойдешь со мной, то никогда не дойдешь до Шоншукташа, - сказал Ник. - Или ты забыл, зачем ты здесь? Я и то помню, а ты - забыл?
Кирилл не смог сказать "нет". Не имел права.
Иначе он бы умер окончательно.
Они дошли туда за неделю. Нашли кривые белые конструкции без окон и дверей, будто творения безумного абстракциониста. Холм, непривычно лысый, лишь на самой верхушке растут более-менее приличные деревца. И порванные остатки оранжевого рюкзака, защемленные полусгнившим стволом.
Сивви любила все оранжевое.
Может быть, это был и не ее рюкзак. И уж точно это не означало, что она погибла. Но Кирилл рыдал над этим клочком ткани в совершенной уверенности, что никогда больше ее не увидит. Он даже не обращал внимания на мерзкое ощущение в голове, будто он смотрит на себя со стороны. С нескольких сторон.
В конце концов, Ник разозлился и избил его в очередной раз.
В этом заключалось его обучение.
Когда они дошли до Устюга, и Кирилл прикидывал, глядя в зеркало, можно ли что-то сделать с нагромождением синяков на лице, Ник спросил его:
- Ты понял, как выжить в лесу?
Кирилл молча кивнул.
- Уверен? Я спрашиваю не о том, как помочь выжить другому. Как выжить тебе самому?
Кирилл хотел было кивнуть снова, но застыл в задумчивости.
- Шоншукташ требует презрения, злобы или ненависти, - устало сказал Ник. - Для презрения и злобы ты слишком чистенький. А вот для ненависти - подходишь в самый раз. Ты ненавидел меня, и поэтому выжил. Но кого ты будешь ненавидеть, когда сам туда кого-то поведешь?
И тут Кирилл понял. Осознал мгновенно, но еще долгие секунды укладывал эту мысль в голове, привыкал к ней, давил порожденную ей тьму.
- Да, - прошептал он. - Я понял.
Почему-то в этот момент он боялся посмотреть Нику в глаза.
* * *
Последующие дни слились в нескончаемую пелену отчаяния и страха. Теперь она начинала понимать, что означает фраза Игмаса про мертвых. Все человеческие чувства умерли, оставив глубоко в центре лишь неистребимое желание дойти до Шоншукташа. Сивви плохо помнила, что из хранящегося там должно быть ей доступно, но как минимум оружие там будет. А значит, она окажется в безопасности, как только доберется до него.
Так думала внешняя, мертвая часть Сивви. Но внутри упрямый червяк продолжал вертеть и подгонять друг к другу части головоломки. Он спрашивал ее - зачем ей понадобилось умирать? Ей, пролетевшей тысячи световых лет. Ей, знавшей об этом месте стократ больше остальных. Зачем?
Ее кошмарного проводника состояние спутницы, похоже, устраивало. Он не говорил ни слова, и не делал попыток даже дотронуться до нее, будто старался сохранить это хрупкое равновесие едва не сорвавшегося в пропасть человека.
Все-таки она оставалась человеком. В этом все дело. Несмотря на чужое тело, несмотря на чужие знания, она оставалась тем самым кодексом моральных правил, без которых человека просто не существует. Никакого. Даже Игмаса.
Что-то не совпадало. Шоншукташу не нужны боль и отчаяние. Она это точно знала. Это всего лишь машинный комплекс. Люди чувствуют его влияние - о да, она сама хорошо помнит, как ее сознание чуть не рассыпалось на множество отражений - но они не умеют управлять им.
Но "не умеют" - не значит "не могут".
Червяк внутри нее похолодел от страха, но продолжал свою работу.
Что произойдет, если обезьяны вломятся на современный завод? Или ракетную базу?
Теперь она понимала, в чем заключается ремесло Игмаса. Она даже прониклась к нему определенной благодарностью. Что не мешало продолжать его ненавидеть, бояться и презирать. Игмас был подонком, оставшимся здесь только потому, что ему здесь нравилось. Избивать и насиловать, прикрываясь осознанием того, что ты таким образом спасаешь чью-то жизнь. Что может быть прекраснее?
Ну почему, почему за время ее отсутствия сраные земляне успели изобрести сраных искусственных людей?! Почему ее разум угодил в сраную куклу?! Ничего бы этого не произошло, если бы не дольмены. Или это случайный сбой машин пришельцев? Или - намеренный? Она ведь, по сути, так и не смогла понять извилистые пути их мыслей.
Червяк бился в истерике, надеясь, что мертвая внешняя оболочка спрячет его от Игмаса.
И от Шоншукташа.
* * *
Молодой парень, почти подросток, шлепнулся на скамью перед ним. Чуть погодя подтянулись остальные. Штук пять, или шесть.
- Это тебя Игмасом звать? - спросил первый.
Он не спеша допил пиво, отставил кружку в сторону.
- Меня, - ответил коротко.
Однажды он осознал вдруг, что старая жизнь окончательно умерла. Безвозвратно. Вместе с глупым именем. И ему пришла в голову дурацкая идея сделать самому себе надгробную плиту. Поставить ее в родном городке. Прямо на главной улице, которая уже заросла травой. Людей там уже не осталось. Лес выгнал всех.