Ткаченко Константин Николаевич : другие произведения.

"Адмиралъ" 1924 года

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Поэма о Колчаке "Адмиральский час", написанная в 1924 году очевидцем его правления. Любопытна не только авторством, которое принадлежит известному поэту Леониду Мартынову, но и перекличкой многих тем с "шедевром" 2008 года. И моя отсебятина в виде комментариев.
  
  Поэма Леонида Мартынова "Адмиральский час", написанная в 1924 году.
  
  1
  
  Парад. Толпы нестройный гул.
  Бомонд вокруг премьер-министра.
  "Шеренги, смирно! На к-раул!.."
  Колчак идёт, шагая быстро.
  И помнишь -
  рейд. Республиканцы.
  "Колчак, сдавай оружье нам!"
  Но адмирал спешит на шканцы
  Оружье подарить волнам.
  И море страшно голубое:
  "Жить, умереть, не всё ль равно?
  Лети, оружье золотое,
  Лети, блестящее, на дно!"
  А после -
  Омск. и пыльный май.
  Киргиз трясётся, жёлт и глянцев.
  Его узорный малахай -
  Экзотика для иностранцев.
  Моторов шум, торговцев крик...
  Капризничают интервенты.
  Коверкать Английский язык
  Пытаются интеллигенты.
  Самарцы в каждом кабаке.
  Свой "шарабан" горланят хором.
  И о "великом" Колчаке
  Бормочет пьяный под забором.
  
  2
  
  Над зданиями флаги ярки,
  Но город сер и немощен.
  За кладбищем, в воздушном парке,
  Французских аппаратов стон.
  Идут белогвардейцев взводы,
  Перкликаясь и шумя;
  Сторожевые пароходы,
  Плывут по Иртышу, дымя,
  Вот к набережной мирный житель
  Спешит, сопутствуем женой,
  Смотреть,как чёрный истребитель,
  Шипя, вползает в Омь кормой.
  Стремительный автомобиль
  Сбегает с наплавного моста.
  Солёная стпная пыль
  Покрыла город как короста...
  И всюду - беженская тля.
  Сенсации ей надо громкой:
  "Вечерний выпуск! Близ Кремля
  Пристрелен Троцкий незнакомкой!"
  "Мсье НУлланс царскую семью
  Увёз в автомобиле крытом" -
  Так уверяет интервью
  С архангельским митрополитом...
  А в общем - гниль. Эсерский вздор.
  Конец бы этому кагалу!
  И вот крадётся, словно вор,
  Посол казачий к адмиралу.
  О том узнавшие - молчат.
  Лишь шепчут старые вояки,
  Что волк морской степных волчат
  Готовит к предстощей драке.
  
  3
  
  А в "Люкс", "Буффало" и "Казбек"
  И в залы дорогих гостиниц
  Глядит прохожий человек
  С таким же чувством, как в зверинец,
  Возможен ли народный гнев,
  Дерзнут ли выступить повстанцы,
  Когда туземок, опьянев,
  Взасос целуют иностранцы?
  Таков неписанный закон!
  И коль француз угоден дме,
  То русский, хоть и возмущён,
  Но удаляется задами...
  Жара. И в дорогих мехах
  Сопят красотки как зверухи.
  Делец хлопочет впопыхах
  Жилет не застегнув на брюхе.
  Купить-продать он всё готов:
  Валюта, спирт, медикаменты,
  Не покупают лишь домов -
  Спокойней есть апартаменты.
  Какие? - Например, экспресс.
  Вы помните судьбы уроки?
  В Самаре сел, а после слез
  Ну, скажем, во Владивостоке...
  Ах, стала б Хлоя в этот час
  Беспутнее, чем Мессалина!
  Ведь плата старсти: первый класс
  От Омска прямо до Харбина.
  А те, кто честью дорожа,
  Пусть путешествуют, дрожа,
  В теплушке вшивой и вонючей.
  
  4
  
  Вот юноша (неловок он
  В шинели длинной, офицерской)
  Насилует здоровый сон
  Он по ночам в таверне мерзкой.
  Но юноша идёт туда
  Не пить и не забавы ради -
  Поэтов сонных череда
  Там проплывает по эстраде.
  И песенка у всех одна -
  Читают медленно и хмуро.
  Что к гибели присуждена
  Большевиками вся культура...
  Вот девушка, она мила.
  Из Мани превратилась в Мэри.
  Она присуждена была
  Чекой Московской к "высшей мере".
  За что? - Не всё равно ли вам!
  И тень на личике невинном:
  Она недоедала там
  И...торговала кокаином.
  Теперь: наряды, хлеб в избытке,
  Театр, купанье в Иртыше,
  Наикрепчайшие напитки
  И жуть какая на душе.
  
  5
  
  Но алый пламень не погас, -
  Он в хижинах мерцал нередко.
  Угрюмых слов и дерзких глаз
  Не уследила контрразведка.
  И ночь была, и был мороз,
  Снега мерцали голубые,
  Внезапно крикнул паровоз,
  Ему ответили другие.
  На паровозные гудки
  Откликнулся гудком тревожным
  Завод на берегу реки
  В поселке железнодорожном.
  Центральный загудел острог.
  Был телефонов звон неистов:
  "Приказ: в наикратчайший срок
  Прикончить племенных коммунистов!"
  И быстро стих неравный бой.
  Погибла горсть нетерпеливых.
  И егеря трубят отбой.
  У победителей кичливых
  Банкеты, речи и вино.
  И дам,до ужасов охочих,
  Везёт гусар в Куломзино
  Смотреть растрелянных рабочих.
  
  6
  
  Был день последний бестолков.
  "Падёт ли Омск?" - кипели споры
  Пьянчуг, а внутрь особняков
  Уж заглянули мародёры...
  А вечером, часам к восьми,
  Просторы степи стали мглисты,
  И. чтоб под Омском лечь костьми,
  Вооружились гимназисты.
  Но мягким снегом замело
  Иртышский берег - поле боя.
  И боя не произошло.
  Без боя отдали былое.
  Киргиз-погонщик закричал,
  Затерянный в лохмах метели,
  И, потянувшись на вокзал,
  Обозы чётко заскрипели.
  Бегут вассалы Колчака,
  В звериные одеты шкуры,
  И дезертир из кабака
  Глядит на гибель диктатуры.
  
  .........................................
  
  Морозным утром город пуст.
  Свободно, не боясь засады,
  Под острый, звонкий, снежный хруст
  Вступают красные отряды.
  Буржуй, из погреба вылазь!
  С запасом калачей и крынок,
  Большевиков слегка страшась,
  Идут молочницы на рынок.
  Обосновавшись у лотка,
  Кричит одна, что посмелее:
  "Эй, красный, выпей молока,
  Поди-кось нет его в Расее!"
  
  В 1924 году Леонид Мартынов был начинающим поэтом. Как впоследствии будут писать в уточнении биографы: "русским советским". Его талант, его правильная политическая ориентация в двадцатых сомнения не вызывали. Злободневность поэмы была понятна - она была написана всего через пять лет спустя описываемых событий.
  У поэмы есть предыстория - набросок, сделанный по горячим следам в 1919 году тогnа 14 летним омским мальчиком из культурной семьи. В пожизненные собрания сочинений стихотворение не входило по вполне очевидным причинам - слабости и подражательству.
  
  Бегут вассалы Колчака,
  В звериные одеты шкуры,
  И дезертир из кабака
  Глядит на гибель диктатуры.
  
  А ты, Пьеро, манерный плакса,
  Ты слышишь орудийный гром,
  Ты слышишь, бьёт тревожный "мксим"
  Там на холмах за Иртышом!
  
  Неяркий свет лежал в равнинах,
  А в городе он был багров,
  И, путаясь в одеждах длинных,
  Толпа крикливых Арлекинов
  Выматывалась со дворов.
  
  И лес лилов, и снег стал розов,
  И розовая ночь была,
  И с отступающих обозов
  Валились мёртвые тела,
  
  За взрывом взрыв над полем боя
  Взлетал соперником луне,
  И этот бой покрыл былое
  И день настал
  В другой стране.
  
  Леонид Мартынов был непосредственным свидетелем и участником описываемых событий. Его воспоминания "Воздушные фрегаты" - самое интересное описание жизни Омска конца 10-х - начала 20-х годов. Поэтому "Адмиральский час", написанный в 1924 году, можно считать зарисовкой с натуры, конечно, не "шершавым языком плаката", а на образном поэтическом языке.
  Причём - достаточно объективном. 20-е годы интересны тем, что Советская власть тогда допускала плюрализм, причём в масштабах, примерно соответствующих нынешнему 2008 году. Иначе говоря - есть правящая диктатура, усиленно формирующая общественное мнение в нужном направлении образа мыслей, но при этом допускаются другие мнения, которые не в состоянии привести к зарождению полноценной политической борьбы против власти. Оценка белогвардейского движения была, с одной стороны, достаточно объективной - так как все перипетии были всем известны и их было невозможно оспорить, с другой - весьма идеологизированной в духе красной пропаганды. В 30-е года произойдёт ревизия фактов и оценок под чутким руководством лучшего друга всех историков и архивистов тов. Сталина, будет создана иная история со сместившимися акцентами и повторение написанного в 1924 году станет уже невозможно.
  Колчак должен был тогда быть несчастной марионеткой, продавшим Россию английскому агенту Ноксу, его сподвижники - бандой злодеев, а вот красное подполье проступать более выпукло. Что касается победного марша Красной Армии, то тут бы пришлось очень внимательно отслеживать очередные списки репрессированных, дабы вовремя убирать или вставлять нужные фамилии.
  
  Что касается самой поэмы, то многое в ней непонятно без комментариев. Стихотворение 1919 года наглядно показывает эволюцию поэтических образов и дополняет несколькими характерными деталями.
  
  Образ Колчака.
  Он романтизирован, причём в стиле передовой интеллигенции, которая пришла в революцию не из гиблых окопов Империалистической или из вымирающей деревни, а из университетских и гимназических аудиторий с мечтой о светлом и прекрасном будущем утопических фаланстеров. Эти люди мыслили в особой образной системе европейского свободомыслия, отчего адмирал Российской империи отчего-то оказывается участником событий Французской революции. Матросы Черноморского флота, принуждавшие отдать своего командира георгиевское оружие, никоим образом не могли быть "республиканцами" - такая терминология была им самим непонятна. Описывается сцена в духе бессмертного романа Гюго "Девяносто третий год", а никак не реальные события начала 1917 года. Сам Колчак как человек честный, легенду о выброшенном за борт наградном оружии опровергал по мере сил, но общество живёт мифами, а не прозаическими фактами.
  Колчак показан более активным политическим деятелем, чем был в действительности. Он не воспитывал "степных волчат" и не подготавливал переворот 1918 года. Власть была ему предложена и он воспользовался ею, так как видел в исполнении своей миссии спасение России. Эта реплика поэмы полностью соответствует версии красной пропаганды - разгром жалких последышей Учредительного Собрания правыми монархистами при поддержке Антанты. Колчак идеально подходил на роль организатора - но в действительности им не был. Тут Мартынов или же добросовестно заблуждается, воспринимая свои собственные воспоминания через призму пропаганды, или же полностью следует сложившемуся трафарету.
  В общем, изображение Колчака как человека волевого вполне соответствовало духу тому времени. Красная Армия не преуменьшала стойкость и умелость своих противников, марионетка Антанты сама по себе должна была обладать собственной силой, чтобы ярче заставлять сиять ордена Боевого Красного Знамени бойцов восточных фронтов. Иначе говоря, "Да, враг был храбр - тем больше наша слава...". Эти строки Константина Симонова относились к боям за Халхин-Гол и тогда были встречены критикой в штыки: как можно признавать наличие смелости во врагах советской власти. Поэта спасло чуть ли не личное заступничество Сталина, только после этого в литературу стало возвращаться осторожное предположение, что враги могут быть не только карикатурными, но и вполне честными, умными и храбрыми. В 20-е годы таких проблем не возникало. Колчак входил в историю в своей настоящей славе, хотя и с отрицательным знаком.
  
  
  Два Омска.
  Тогда было два Омска, разделённых не только топографически, но и по идеологическим признакам.
  Первый - город мирных обывателей, превратившийся при Колчаке в мишурную столицу со всеми сопутствующими атрибутами: фантастическим казнокрадством, подковёрной борьбой группировок, чудовищно раздутым бюрократическим аппаратом, парадной небоеспособной армией, проститутками и спекулянтами. Свою лепту в образовании фантасмагорической картины вносили иностранцы, которые логически пытались понять российскую нелогичность, белочехи, которые действовали в стиле своего великого соотечественника Швейка, а также декаданствующая накипь от искусства, перемещавшаяся из голодающих регионов в те, где можно было заработать на хлеб и шампанское ужимками в духе столичных салонов. Из вечной омской грязи вырастали пышные рестораны и бордели, вокруг которых сосредотачивалась вся жизнь. А также штабы и министерства, которые от вышеперечисленных заведений ничем не отличались.
  Второй Омск - два городка строителей Транссиба, тогда не входившие в городскую черту. Атаманский хутор, посёлок у станции Омск и бывший городок строителей железнодорожного моста через Иртыш - на левом, западном, берегу реки. Его назвали Куломзино в память об одном из идеологов прокладки Транссиба. Основные обитатели их были железнодорожные рабочие, застрявшие столыпинские переселенцы и прочая голытьба. Нетрудно догадаться, на чьей стороне были их симпатии в Гражданскую войну. Колчаковский режим чувствовал себя там как оккупационная власть и вёл себя соответственно. Фактически власть белых ограничивалась полосой отчуждения железной дороги, где ещё удавалось справляться с саботажем. В глубине трущоб коммунистические эмиссары действовали почти открыто. Два рабочих посёлка были оплотом большевизма и дважды по приказу ЦК поднимались на восстания. Они заканчивались резнёй и экзекуциями.
  Леонид Мартынов жил в первом Омске, но отлично знал второй.
  
  
  Женщины.
  Как бы предвосхищая появление сюжета шедевра "Адмиралъ" в духе исторического любовного романа (жанр ныне весьма процветающий), в поэме описывается гораздо более реалистичное положение женщин в кошмаре Гражданской войны. Тех самых "военно-полевых жён", к категории которых относилась гражданская жена Колчака и которые воспринимались шлюхами по обстоятельствам. Благородство, ни женское, ни мужское, тогда в чести не было.
  На совести Колчака и его руководства ужас "трассы смерти" - перегона Транссиба от Омска до Новониколаевска. Он был забит при эвакуации десятками составов: застрявшими в пробке, лишёнными топлива, брошенными поездными бригадами и непрерывно атакуемыми мародёрами и партизанами. Большая часть застрявших в пробке из неё не выбрались. Они замёрзли, были убиты или погибли в эпидемии тифа. Советской власти пришлось прилагать огромные усилия, чтобы захоронить или уничтожить до наступления весны трупы, по описанию очевидцев лежавшие штабелями вдоль путей или на полустанках.
  Первыми, ломая все графики движения и захватывая паровозы, на восток уходили составы с награбленным белочехами nhwdhk и отставшие союзники. Следующими - камарилья и спекулянты под охраной контрразведки. Подлежащие эвакуации по Транссибу воинские части брали паровозы и вагоны с боем. При описании отступления белых к Оби я только раз встретил упоминание о полке, который, хотя и не без мытарств, с задержками и боями, по железной дороге всё-таки выбрался к Новониколаевску. Основная масса воинских частей отступала в пешем порядке или в реквизированных санях.
  Офицерские семьи, особенно семьи фронтовиков, которые не имели возможность лично позаботиться о безопасности своих близких, должны были вывозиться по железной дороге. Вот эти составы уходили в самом конце, если для них вообще находились паровозы и уголь. Они безнадёжно застревали в пробке, в продуваемой буранами сибирской степи, без топлива и продовольствия, в десятках километрах от ближайших населённых пунктов. Выжил ли кто-то из них - Бог весть.
  
  
  Развязка.
  "Красные отряды" немного режет слух. Сразу вспоминается: "Партизанские отряды занимали города". Это явное клише, перепев строк, которые были у всех на слуху. В Омск 14 ноября 1919 года вступали не воодушевлённые революционным порывом красные отряды, а части регулярной армии - батальоны, полки и дивизии. Входили чётко, организованно, вторгаясь в город по нескольким направлениям и одновременно совершая глубокие фланговые обходы. У 24-летнего Тухачевского были прекрасные военспецы и не менее прекрасные комиссары, которые доходчиво объясняли личному составу, почему надо действовать по приказу, а никак иначе.
  Захват Омска - одна из вершин красной стратегической науки времён Гражданской войны.
  Наступавшие части 3-й и 5-й Армий контактировали с большевистским подпольем, располагали необходимой информацией о состоянии противника и вовремя получили необходимых проводников. Благодаря этому - случай действительно редкий - после марша в сотню вёрст авангард не остановился у естественной преграды, каковую представлял полузамерзший Иртыш, не стал ожидать подкреплений и установления настоящего льда, а с ходу ворвался в город.
  Проводники-пролетарии промерили неокрепший лёд, комиссары и коммунисты встали впереди цепей и по их следу, вслед партийным вожакам, штурмовые группы в утренних сумерках перешли на правый берег Иртыша, в собственно Омск. О каком-то организованном сопротивлении ничего не известно. Стычки были только с заблудившими в суматохе эвакуации одиночками или же с арьергардами уходящих на восток частей. При свете дня по вехам по льду шли уже походными колоннами, не ожидая встретить сопротивление.
  Это особенно контрастировало с параличом воли у колчаковского командования.
  Вопрос о судьбе Омска стал на повестку дня после Челябинской катастрофы. Всю осень 1919 года в ставке Колчака усиленно обсуждалось: "Как удержать Омск, столицу Белого дела и крупнейшую базу снабжения, при полной практической невозможности выполнить это?". Белые в Сибири уже не располагали боеспособными соединениями, имеющиеся тыловые части были неподготовлены или ненадёжны политически, а партизанское движение на Енисее грозило прервать сообщение с Дальним Востоком. Бои на Тоболе в октябре дали временную передышку. Колчаковцы в последний раз перешли в контрнаступление, заставили повернуть назад красноармейцев. Но в этих хаотичных стычках растаяли последние кадровые части, всё ещё верящие правительству и в собственную победу.
  Началось отступление белых, которое не было даже вызвано напором красных, тоже истощённых и измотанных. Части уходили на восток просто потому, что не имели возможности сражаться дальше, потому, что не имели плана действий, потому что не знали - встретят ли на своём пути линию обороны, за которой смогут переформироваться в резерве и снова вступить в бой.
  Колчак колебался между разными мнениями.
  Сейчас кажется правильным решение приступать к планомерной эвакуации огромного тылового хозяйства Омска на восток, вплоть до Иркутска, отводить туда части, там формировать боеспособную армию, при этом по возможности задерживая красных на всех естественных рубежах - сибирских реках. То есть действовать по-кутузовски: потерять территорию, но сохранить армию. Другое мнение - защищать Омск, символ Белого Дела, прикрытый от наступления широкой рекой, на которой устойчивый лёд появлялся к декабрю. У белых были все ресурсы для осуществления такого плана. Даже задержка во времени на месяц-другой могла спасти колчаковцев: у них появлялся шанс возродить армию в тылу и успеть развернуть её на Оби или на Енисее.
  До самого последнего момента Колчак склонялся к последнему. Честь морского офицера требовала от него умирать в боевой рубке корабля, а не спасаться в шлюпке. В итоге случилось самое худшее: приказ об отходе был отдан тогда, когда уже не мог быть исполнен. Эвакуация превратилась в хаос. Не было сделано ничего хотя бы для уничтожения имущества, для подрыва единственного железнодорожного моста через Иртыш - свалить в реку удалось только один пролёт. Вконец деморализованные белые после Омска просто уходили человеческой массой без всякого подобия организации, уже не помышляя о сопротивлении. Они гнали перед собой волну беспорядка и безнадёжности, которая до их прихода заставляла разбегаться тыловые корпуса, восставать и сдавать города партизанам. Из 700 тысяч списочного состава армии Колчака в 1920 году в Забайкалье после Сибирского Ледового похода вышли считанные тысячи бойцов, сохранившие оружие и знамёна.
  Победный марш Тухачевского на восток был остановлен только политическими причинами.
  В поэме есть уникальное упоминание о мобилизации гимназистов (возможно - и других добровольцев) на защиту города. Это чем-то напоминает события, описанные в "Белой гвардии" Булгакова: осаждённый со всех сторон Киев. Даже в таких условиях в обывателях "центрального" Омска была решимость если не биться до последнего, то хотя бы дать бой. У Колчака под конец не осталось воли даже на попытку сохранить честь армии.
  
  Стихотворение 1919 года даёт несколько дополнительных штрихов. Оно написано по горячим следам, если отбросить антураж Серебряного века в виде манерных Пьеро и Арлекинов, то его можно считать историческим свидетельством.
  Пулемёты в холмах за Иртышом.
  Сразу отбрасываем поэтические холмы, наличие которых вызвано только неумеренным чтением виршей - в окрестностях Омска такие топографические детали отсутствуют, окрестности Омска идеально ровны. То, что был слышен "Максим", подтверждает версию об отсутствии боёв на левом берегу Иртыша - отступающие белые и преследующие их красные не имели боевых соприкосновений. Звуки настоящего боя заглушили бы пулемётный стрекот.
  Трупы, вываливающиеся из подвод. Или - ещё живые умирающие.
  Омск был во власти эпидемии испанки, с которой не пытались бороться. По неточным оценкам ТифЧК (название точно не помню, возможно - ЧеКаТиф), созданной в первые дни Советской власти, в первые недели в городе от эпидемии умерли от десяти и более тысяч человек. Это те, чья смерть была официально зарегистрирована в самом городе. Первый субботник в Омске был посвящён отрывке братских могил и транспортировке туда трупов. Есть упоминания о том, что трупы попросту сжигали. Больных белогвардейцев вывозили без всякого медицинского присмотра, а умерших выбрасывали по ходу следования. Русские не были бы русскими, если бы не изобрели свой оригинальный способ борьбы с тифом. По некоторым утверждениям, сибирские морозы спасли не одну жизнь безнадежно больных, которые оставались сутками на морозе, в теплушках и на подводах - холод-де помогал справиться с жаром.
  Розовая ночь.
  В мемуарах красноармейца, участника захвата Омска, я встречал упоминание о зареве над городом. В ночь на 14 ноября уничтожались вагоны с боеприпасами, скопившиеся южнее Атаманского хутора. Это была одна из тех малоудачных попыток хотя бы уничтожить то, что могло достаться красным. Основная часть имущества, оплаченного золотом Колчака и с величайшим трудом доставленного в Омск, досталась Тухачевскому. В других мемуарах есть описание трогательной сцены, в которой белогвардейский интендант по описи сдаёт красному командованию своё хозяйство.
  Обстрел.
  Не имея всех документов Омской операции Красной Армии, трудно представить необходимость - и тем паче эффективность артиллерийского обстрела города. Однозначно, что огонь мог вестись только с левого берега Иртыша и только полевой артиллерией, имеющейся в распоряжении передовых частей. Лёд на реке был слишком тонок, чтобы перетащить пушки на правый берег. Дальность полёта снарядов была вроде бы достаточной, чтобы накрыть весь Омск и Атаманский хутор, но каким образом штурмовым отрядам удавалось бы корректировать стрельбу, причём в условиях городского боя без карт и подготовки - совершенно непонятно. Скорее всего одна или две батареи были установлены на левобережной террасе у Куломзино и дали несколько залпов по железнодорожным путям, по которым уходили последние составы. У меня есть подозрение, что обе стороны принимали за обстрел деятельность подрывных команд, поскольку о разрушениях жилых домов ничего неизвестно.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"