Аннотация: Описание хода строительства и строительных технологий в качестве подтверждения тезиса об объективном характере изживания ГУЛАГовского уклада в экономике сталинизма
Я смутно припоминаю некий фильм конца семидесятых: стандартная производственная драма о последнем месяце перед пуском нефтезавода. Просмотр этого киношедевра был обязателен для всех учащихся городка Нефтяников, поскольку в нём действовал персонаж по фамилии Малунцев, директор строящегося нефтезавода. По этой причине фильм был причислен к обязательному элементу воспитания подрастающего поколения с профориентационным уклоном. Поколение стоически перенесло очередную принудиловку и на следующий день забыло об организованном после уроков походе в кинотеатр "Кристалл". Лично я из всего фильма отчего-то запомнил откидную металлическую ступень, которая в самом начале с оглушающим металлическим грохотом откидывается под кирзовыми сапогами ладной монтажницы. Девушка торжественно заменяла цифру на транспаранте: "До пуска нефтезавода осталось..." Оставалось действительно немного, дней двадцать. И ещё раз десять режиссёрская придумка била по слуху кинозрителей, отмечая уменьшение срока: "...15...13..10..". и в конце концов "0" дней. Задание партии и правительство снова было успешно выполнено, в чём никто не сомневался с самых первых кадров.
Я вспоминаю об этом кинокурьёзе только по двум причинам.
Первая. Спустя десятилетия имя Малунцева пользовалось заслуженным уважением настолько, что стало почти легендой, которую пытались возродить в другое время и в других условиях.
Вторая. Фильм всё-таки достаточно реалистично описывал внешний фон ударной стройки. Тогдашние мастера культуры не чурались киноэкспедициями на производственные объекты, многое из снятого тогда можно считать почти документальным. Не могу припомнить, на каком тогдашнем строящемся сибирском нефтезаводе снимался тот фильм (отчего в памяти всплывает Тобольск), хотя вообще-то такая информация наверняка присутствовала в титрах. Советская промышленность давала киношникам массу прекрасных кадров с панорамами огромных строек, динамикой технологических процессов или работы механизмов. И всё это активно использовалось к вящей славе советского общества.
Но это был фильм о конце семидесятых. Даже если кто-то случайно реанимирует его, то никакой информации о реальном строительстве омского нефтезавода с участием А.М. Малунцева почерпнуть не удастся. Обстоятельства строительства спустя всего тридцать лет разительно изменились. Лично мне, строителю 80-х, с величайшим трудом удаётся восстановить хотя бы фрагменты картины той стройки. Читающие эти строки ещё далее от описываемых реалий по возрасту, по профессии, по интересу к исчезнувшим строительным технологиям.
Как ни фантастично звучит это предположение, но в 40-50-х годах над Нефтяниками и нефтезаводом не возвышались мощные краны, не ревели огромные бульдозеры и экскаваторы, не сновали многотонные самосвалы и прицепы. С трудом приходится убеждаться, что введённый в 1955 году нефтезавод и городок создан практически вручную, с такой ничтожной долей применения механизированного труда, который сейчас считает невероятным. Даже если видеоряд с силуэтами башенных кранов присутствует в старых кинохрониках - не верьте этому. Операторы-документалисты специально строили планы так, чтобы в них попадала немногочисленная техника или же специально сгоняли механизмы под объектив камеры. Ещё меньше можно верить белозубым улыбкам стахановцев на чумазых гордых физиономиях. Пропаганда всегда была пропагандой, не более того, разве что разной по качеству.
Стройки начала 50-х, даже те, которым уделялись повышенное внимание, немногим изменились с тридцатых годов. А уж в те самые тридцатые Советский Союз был страной с ничтожной степенью механизации строительства. Так сказывались последствия Великой Отечественной, которая отбросила назад всю советскую жизнь: о каком-либо развитии не могло быть и речи. Собственного производства строительной техники не было, производство автомобилей было невелико, их парк был прорежен войной и изношен в послевоенные годы. По сравнению с тридцатыми положение даже стало хуже: Советский Союз оказался изгоем за 'железным занавесом' и страны вроде США, где сохранилось промышленное производство, не спешили снабжать своего вероятного противника современной техникой.
Если необходимо привлечь изобразительный ряд, основанный на кинематографе, то скорее подойдут кадры из какого-то военного фильма, посвящённого крупномасштабному сражению. Стройка, особенно в первые годы строительства, напоминала дивизию, закапывающуюся в предвидении наступления противника.
Представьте себе огромную плоскую равнину, заросшую бурьяном. Сорная трава по пояс, а то и в рост человека - обязательная деталь: пахотные земли Захламинского сельсовета несколько лет как были выведены из сельхозоборота и заросли жёсткими сорняками. Где-то по краям неправильной фигуры со сторонами по пять - семь километров находятся окраины Омска, пашни и пастбища пригородных деревень. Там шла нормальная жизнь. Внутри огромной стройки - совсем наоборот.
Стройка была опоясана забором из колючей проволоки, представляющим первую линию обороны. Причём был враг внутренний - заключённые, в разы превышающие число вольных, так и враг внешний - вредители, расхитители социалистический собственности, шпионы и диверсанты. Поэтому трудно сказать, против кого в первую очередь направлено заграждение: скорее его функция символическая - обозначение 'особости' данной территории. Сама огороженная территория без особого порядка рассекалась на отдельные участки дополнительными заборами. Так выделялись лагеря разной подчинённости, их филиалы - а сами лагеря подразделялись на отделения для 'фашистов' с печально известной 58-й статьёй и на другие, для обычных уголовников, с ослабленным режимом; лагеря окружали бараки охраны и лачуги семейных; та же колючая проволока отделяла участки, где жили советские люди по самым справедливым в мире советским законам. Точно так же огораживались стройплощадки - чтобы загонять туда зеков и чтобы не позволять разворовывать стройматериалы. Огороженные стройплощадки кочевали по всему огороженному пространству.
Это было скопище землянок и бараков, словно боявшихся оторваться от поверхности, слепленных на скорую руку. Пространство было заполнено суетящейся толпой, которая упорно зарывалась в землю. В земле хоронились землянки, в земле прокладывали коммуникации, в земле возводились фундаменты, земляные массы передвигались вручную при планировке. Территорию рассекали типичные просёлки с загибами, которые навевали определённые подозрения о содержании алкоголя в крови шофёра. На самом деле, извилистось имела более трезвую причину: её знает тот, кто хоть раз пытался вести автомобиль по корке грязи и убедился, что выдержать прямое направление на протяжении хотя бы десятка метров - задача невыполнимая. По колее первопроходца шли остальные, постепенно вбивая колею до такого состояния, что машина не ехала на колёсах, а ползла на мосте.
Омская глина, оторванная лопатой от материка, далее существует в двух состояниях, из которых: сухое - пыль, увлажненное - грязь. Над будущими Нефтяниками висела постоянная завеса пыли, вздымаемая при малейшем порыве ветра от грунтовых дорог, котлованов и раскопов. В дождь Нефтяники в буквальном смысле тонули в прудах и протоках из грязи, в которые обращались стройплощадки и дороги. Зима спасала от этих бед, но приносила новые - лютые морозы и сугробы, против которых с той же степенью обречённости вели борьбу люди.
Описываемый мною укрепрайон, опутанный колючкой и опоясанный траншеями, жил на казарменном положении, на скудном пайке и на вере в победу. Над ним реяли кумачовые полотнища, ветер трепал лозунги и разносил бравурные марши из репродукторов. Для кого-то победа была выживанием в лагерном беспределе, для кого-то - победа коммунизма во всём мире. Но "тогда" и "там" они были вместе.
Помимо визуального отличия стройки 50-х и 70-х имели принципиальное различие в методах подготовки.
В период расцвета СССР любая стройка - особенно стратегическая, имеющая статус всесоюзной - основывалась на ресурсах передовой державы. Её общие потребности определялись на стадии проектирования и подлежали полному удовлетворению. Стройка, пусть даже в неосвоенной местности с суровыми климатическими условиями, обеспечивала приемлемые условия проживания и работы стройперсонала - а неудобства компенсировались весьма высокими зарплатами. В распоряжении строителей был парк механизмов, который соответствовал общемировому уровню: строители могли прибегать к услугам научно-исследовательских институтов, которые в состоянии были выработать оптимальные решения.
Меня, студента-строителя 80-х, готовили к работе в высокомеханизированной и специализированной индустрии, для которой не было неразрешимых задач и которая страдала только от недостатков управления. Поэтому я прекрасно понимал антураж и логику стройки некого киношного нефтезавода под управлением киношного Малунцева. Мне потребовались позднее значительные усилия, чтобы отрешиться от штампов иной эпохи и воссоздать реалии, когда ничего подобного не было и не могло быть.
В 50-е всё вышеперечисленное было недостижимой мечтой, теорией, которая только частично претворялась в практические решения.
Потребности стройки, повторяю, более чем скромные, в действительности покрывались на половину - две трети, даже несмотря на всесоюзный статус и особый контроль со стороны правительства. Планы в советской плановой экономике имели обыкновение не выполняться: обещанное стройке на самом высоком уровне по мере прохождения через инстанции к исполнителям заметно уменьшалось в количестве. Требовались особый талант и энергия руководителей, наличие высоких покровителей, чтобы не задушить стройку из-за недопоставок самого необходимого. Чтобы выпутаться из такого, весьма предсказуемого положения, опытные управленцы-строители заранее шли на максимально возможное упрощение строительных технологий и замену строительных материалов. Единственный ресурс, который они имели в избытке - неквалифицированная рабочая сила, не имеющая особых стимулов к качественному сложному труду. Люди должны были заменять все недочёты и своим трудом компенсировать провалы планирования и техническую отсталость.
Такая практика была привычной до Советского Союза - так начинались все великие стройки и промышленные центры 30-х. Иногда подобные трудовые десанты заканчивались катастрофами. Из первой партии строителей Комсомольска-на-Амуре четверть комсомольцев-добровольцев в первую зиму вымерла от холода, болезней и голода, столько же пустились в бега по руслу реки за сотни километров в сторону ближайшего города. Выжившие построили бараки и речные причалы к открытию новой навигации. Летом стройка продолжилась. Новый промышленный центр на Дальнем Востоке был построен. Советская пропаганда породила два фильма на эту тему: 'Аэроград' и 'Город на заре'. Нетрудно догадаться, что об умерших и бежавших там упоминали мимоходом как о досадных случайностях.
В остальных случаях смертность, разумеется, не достигала таких масштабов, но все равно потери среди первопроходцев великих строек социализма всегда была велики.
Близость к большому городу не играла особой положительной роли для первых обитателей Нефтяников: город мало чем мог подсобить новой стройке, так как все его ресурсы были нацелены на решение других задач. В лучшем случае обитатели первых палаточных лагерей могли рассчитывать на экстренную помощь в случае приостановки снабжения из централизованных продовольственных фондов или же в эвакуации тяжелобольных в городские больницы. Это примечание относится только к вольнонаёмным - на все поколения партии зеков это не распространялось. Для них не имело значение, находится ли центр одного из крупнейших городов Союза в полутора часах ходьбы от их палаток, или же в недели ходьбы от ближайшего села. Им всё равно предстояло выживать годами внутри колючей проволоки в рамках лагерной инфраструктуры без всякой помощи извне.
Необходимо на всякий случай ещё раз прояснить такое начало Нефтяников: почему стройка на окраине значительного города велось так, как будто в беспросветной глухомани, почему с самого начала закладывалось обособление нового района города. Объяснение звучит просто для человека, знакомого с функционированием советской плановой экономики.
На тот момент Омск не имел избытка в несколько тысяч квалифицированных строителей, снабжённых необходимой техникой и располагавшихся в собственных благоустроенных базах. Сомневаюсь, что весь существующий строительный комплекс города того времени вообще мог обеспечить стройку такого масштаба. В годы основания нефтезавода Омск с величайшим трудом обеспечивал выполнение других строек военной промышленности, которые в несколько раз превышали масштаб работ в Нефтяниках. Причём - точно в таких же условиях: единственное отличие было в том, что палаточная эпопея омской оборонки закончилась ещё в годы войны, в 50-х связанные с ней работники имели хотя бы крышу барака над головой. В таких условиях стройка союзного значения и масштаба могла производиться только за счёт общесоюзных ресурсов. Город Омск даже при всём своём желании не мог участвовать в стройке: не мог выделить квалифицированную рабочую силу, снабдить её всем необходимым, предоставить жильё и всё прочее из списка жизненно необходимого. Ещё меньшую помощь мог оказать в организации транспортировки рабочих из центра на окраинную стройку - городской пассажирский транспорт не справлялся даже с плановыми задачами.
Новая стройка могла начинаться только при условии, что под выделенные условные рубли плановой экономики извне Омска будут наняты - или согнаны насильно - строители; из общесоюзных фондов в ведение министерства нефтяной промышленности будет выделено всё, вплоть до последнего гвоздя и доставлено на северную окраину Омска. При этом - минуя сам Омск, чтобы не перегружать перегруженные городские коммуникации. И так - на протяжении нескольких лет, до окончания строительства. Так работала советская экономика, обладая уникальной способностью концентрировать на жизненно важных направлениях необходимые ресурсы из централизованных союзных фондов. По этой причине союзные министерства имели полную возможность действовать автономно от региональных властей и от интересов местного населения.
Нефтезавод исключался из снабжения и управления стройки: она подчинялась непосредственно Москве. Обширная огороженная территория и палаточные лагеря подчинялись столице Советского Союза, будучи совершенно изолированными от местной власти. Так по объективным причинам формировалось особое устройство Советского Союза, который пронизывался силовыми каналами влияния центра во всех частях огромной страны. Омск не мог дать даже людей. Омичи все 50-е годы были в меньшинстве среди первых строителей и обитателей Нефтяников: подавляющее большинство их было приезжими, для которых центральные районы города были не более чем остановкой на пути следования. Что касается зеков - они, в общем, понимали, что находятся где-то в окрестностях Омска, но считали местом своего заключения Захламино.
Позднее это проявится в определённом антагонизме между двумя группами населения Нефтяников: одни будут считать себя нефтяниками, добровольцами-первопроходцами Советского Союза, другие - захламинцами, изгоями той же великой державы.
Строительные технологии достаточно наглядно отражают уровень культуры начала строительства и её дальнейшее развитие. Коротко - в них прослеживается материальное отражение эволюции сообщества нефтяников.
Промышленное и жилое строительство изначально отличались по многим параметрам: первое считалось ведущим, второе - остаточным, первое меньше испытывало дефицит в квалифицированных кадрах и современных материалах, в нём принудительно внедрялись новейшие технологии.
Поскольку целью данного очерка является изучение социального эксперимента, а не строительного и технологического, то поневоле строительство самого нефтезовода остаётся на периферии изложения. Я ограничусь краткой справкой об этом перед тем, как перейти к более актуальному жилому и общественному строительству.
На стадии строительства эти проблемы выявились в полной мере. Неопытность в проектировании, дешёвая неквалифицированная рабочая сила и стремление обезопасить себя первое время лежали тяжким спудом на стройке.
Одна из самых трудоёмких операций в строительстве - возведение фундаментов. Нынешние фундаменты установок представляют собой железобетонные монолиты площадью от нескольких сотен квадратных метров и толщиной в несколько метров. В начале 50-х выполнение их было практически невозможно технически - не было достаточно мощных бетоносмесительных установок, которые могли практически непрерывно подавать товарный бетон в конструкцию, грузоподъемных механизмов, обеспечивающих подачу партии бетона в требуемую точку. На этом этапе приходилось вручную разрабатывать огромные котлованы, на тачках свозить песок или щебень в основание, уплотнять, а потом слой за слоем укладывать камень в заливке из бетонного раствора (бутобетонные фундаменты), выкладывать из кирпича или бетонировать отдельными участками. Такая организация требовала множества рабочих: землекопов, каталей на тачках, вывозящих грунт за пределы разработки, плотников, сооружающих опалубку, которая формирует контур конструкции, бетонщиков на маломощных установках, опять же каталей, доставляющих бетон на место - и до бесконечности. Так как работу выполняли люди, мало знакомые со строительной спецификой, то работали они медленно и качество работ было крайне низким. Проектировщики подозревали об этом обстоятельстве, вследствие чего размеры конструкций увеличивались в размерах - таким образом они компенсировали запрограммированный брак.
Значительная часть земляных работ производилась зимою. Напомню, что в среднем к марту грунт промерзает до полутора метров и превращается в камень. Даже сейчас строительные организации, снабжённые мощной техникой, стараются не планировать земляные работы при отрицательных температурах - затраты слишком велики, а качество гарантированно ниже. Стройку нефтезавода такие мелочи не останавливали. Землю прогревали неделями кострами и тлеющими углями, вбивали колья, которые рвали грунт на блоки, упорно долбили ломами и кирками. У землекопов был стимул работать как можно быстрее - стены котлованов служили хоть какой-то защитой от пронизывающего зимнего ветра. Примерно так работали древние каменоломни - в СССР ручная разработка мёрзлого грунта была обычным делом до начала 60-х.
Нефтезавод внешне представляется хаотичным переплетением труб различного назначения и самых разных диаметров, которые в несколько слоёв пронизывают всё пространство: под землёй, на поверхности земли и на эстакадах. Нефть при замерзании теряет текучие свойства - для избежания этого все магистральные трубопроводы в России являются подземными. На нефтезаводах защита от замерзания может выполняться изоляцией трубопроводов - но в то время она была дефицитной. Трубопроводы загоняли под землю, под слой грунта, способный служить теплоизоляцией. Десятки километров траншей с кирпичными каналами-коробами и трубопроводами внутри них проложены под первым нефтезаводом. Увеличение трудоёмкости и удорожание строительства - дань технологической отсталости и дефициту материалов, в которых задыхался послевоенный Союз.
Особый раздел следует посвятить строительно-монтажным работам с применением механизмов - точнее, работам, которые требовали их присутствия, но при этом обходились без них.
Основной объем земляных работ был выполнен вручную - речь идёт о сотнях тысячах кубов плотного связного грунта в год на протяжении нескольких лет. Современеные нормы считают реальным разработку вручную в течение 8-часовой смены 5-7 кубических метров глины. В ковш экскаватора входит до куба грунта, а цикл работы механизма от зарезания в грунт до высыпания грунта из ковша в отвал или в кузов - 45 секунд. Разница наглядная - но экскаваторы были редкостью, немобильны - на гусеничном ходу и громоздки, требовали нескольких платформ для перемещения. В тридцатые широко применяли паровые экскаваторы, но, скорее всего, на нефтезавод такие раритеты не попадали. Применялись дизельные, столь же громоздкие и способные перемещаться по стройплощадке со скоростью пешехода. Поэтому несколько единиц, которыми располагали строители в начале стройки, стояли на особых котлованах, отличающихся размерами и глубиной.
Землеройная техника была представлена бульдозерами и прицепными скреперами, у которых в качестве тягачей использовались тракторы. Всё, что сказано об экскаваторах, можно повторить о бульдозерах - малочисленность и низкая производительность. По характеру работы - срезание грунта и перемещение на десятки метров - бульдозеры не могли быть замены ручным трудом. К счастью, проектировщики удачно использовали равнинный характер местности, и в первый период недостаток в технике не имел принципиального значения.
Краны - статья особая.
Сейчас для сооружения объектов нефтепеработки применяются краны грузоподъемность 100 тонн и с высотой подъема крюка до 40-50 метров. Дополнительными манипуляциями эти характеристики можно увеличить. Ничего подобного в 50-е не было даже в промышленно развитых странах. Представить нынешнюю стройку без кранов с разными функциями и характеристиками невозможно. Стройка начала 50-х могла использовать их только в крайних случаях - не потому, что в них не было необходимости, а потому, что существовала масса приёмов и приспособлений для подъема и перемещения грузов. По сути тогда использовались технологии середины девятнадцатого века: подъём опрокидыванием, подъём домкратами, подтягивание через блоки, порталы и многое другое. В основном использовалась мускульная сила. Я ещё застал прорабов в пятом тресте, которые молоденькими фэзэушниками начинали работать в послевоенные годы. Они слышали рассказы очевидцев о стройках военных лет на "Баранова" и "Полёте": как полторы-две сотни человек, распределившись по канатам, устанавливали вертикально колонны двадцатиметровой высоты, а потом забрасывали на них стропильные фермы. Омск в годы войны не имел ни одного мощного крана - что совсем не мешало вести стройки ударными темпами. Строительные управления тех лет имели резерв в сотни человек именно для использования в качестве заменителей лебёдок и кранов, а также переносчиков тяжестей.
Строительство нефтезавода происходило в тех же условиях и теми же методами. С одной стороны нефтеперабатывающий комбинат был в чём-то проще производств омской оборонки - он не требовал сооружения циклопических корпусов с мощными мостовыми кранами. С другой - установки требовали осуществления монтажа на высоте десятков метров, постоянной работы на эстакадах на расстоянии нескольких метров от земли. При строительстве высотных башнеообразных сооружений часто применяется метод сборки на земле в горизонтальном положении с последующим подъемом в вертикальное проектное положение. Сейчас мощные краны позволяют выполнить эту работу в одну смену - тогда это превращалось в сложную операцию с участием сотен человек, строительством вспомогательных временных порталов, установкой блоков разного назначения и необходимостью координировать работу всех участников. Необходимость монтажа без помощи механизмов превращала чуть ли не каждую сборку трубы или установку оборудования в уникальную операцию: требовались расчёты приспособлений (или выбор оптимального варианта), подготовку вспомогательного оборудования - а она могла занимать времени не меньше чем основная работа, распределение людей и, наконец, сам подъём (или перемещение) - медленный, рассчитанный на возможности человека, которому надо давать отдых через несколько минут такого напряжённого труда. В совокупности отсутствие механизмов приводило к невероятному перерасходу человеческих ресурсов. На одну и ту же работу бригада образца 70-80-х тратила времени на порядок меньше, чем их предшественники из 30-50-х.
Автомобильный парк с самого начала насчитывал десятки, а позже сотни машин. К сожалению, количество не соответствовало качеству. Основные машины имели малую грузоподъемность - от двух тонн у бортовых грузовиков до шести у самосвалов. Поэтому перевозка длинномерного или крупногабаритного груза (характерного для такой промышленности) превращалась в сложную операцию, в которой техническая выдумка измысливала оригинальные решения. Тогда в качестве тягачей использовались тракторы, трубы или оборудование волочили на салазках, переваливали на катках из труб или комплектовали целые поезда из тягачей. Перевозка подобного рода от станции или причала к месту установки могла занимать несколько дней. Впрочем, сама по себе средняя скорость движения автотранспорта была мала - движение шло по грунтовкам.
Для меня особый интерес представляла информация о применении автомобилей на газогенераторных двигателей, в которых в качестве топлива использовались высушенные деревянные чурки. В 40-50-х автомобили и тракторы на них были весьма распространены - таким образом во всём мире пытались компенсировать дефицит бензина. Средства передвижения с таким двигателем отличались тихоходностью - до 20 км/час и расходом древесины до 30 кг на сто километров пробега. Такой автотранспорт был весьма распространён в Омской области, но в памяти нефтяников не отложился. Видимо, сказывался статус стройки, которая могла получать достаточное количество ГСМ.
В перевозках в начале стройки использовался гужевой транспорт - для перевозки кирпича, других сыпучих или штучных материалов. Он имел скорее второстепенный характер - сам характер промышленной стройки с множеством грузов, которые конной тяге были не под силу, изгонял лошадей с центральной строки. В жилом строительстве гужевой транспорт применялся шире. Лошадь в состоянии вести бревна, то есть обеспечивать строительство деревянных домов. Поэтому лошадей чаще можно было видеть на месте строительства Нефтяников, чем нефтезавода. Ни них же держалась вся работа по обеспечению немудреного, но обширного хозяйства лагерей. Вообще, лошади удержались в сельском строительстве чуть ли не до 60-х. Поэтому мне приходилось видеть людей, которые описывали штатные конюшни, конюхов и особые обязанности руководителей, которым вместе с кирпичом приходилось выбивать овёс для тяги мощностью в одну лошадиную силу.
Мне не удалось получить подтверждение, что на перевозках от временного порта до нефтезавода использовался грузовой трамвай. Такое практиковалось в Омске, но не нашло применения в Нефтяниках. Трамвайный маршрут заработал в 1957 году, когда оснащенность стройки стала удовлетворительной, временный порт потихоньку ликвидировался и основные грузы пошли по железной дороге - сперва до Комбинатской, потом по ведомственным путям.
Значительную часть перевозок брали на себя железная дорога и речное сообщение. Вдоль строящейся ветки к Комбинатской организовывали временные площадки для приёма грузов. Временный порт на берегу Иртыша по объему разгружаемого груза мог соперничать с постоянно существующим Омским. Везде разгрузка производилась вручную или с помощью временных транспортеров.
Теперь, надеюсь, понятно, чем занимались тысячи зеков в начале 50-х. Без них стройка заглохла бы в самом начале. Всё же потенциал лагерной экономики имел пределы.
Великие стройки 30-х по устанавливаемому оборудованию были достаточно примитивны. В них удавалась соединять большой объем работ строительных работ с импортными технологиями и закупленным за рубежом оборудованием, тем более что перед войной производственные лини стали замещаться отечественными. Так удавалась сочетать малопроизводительный принудительный труд заключённых с передовыми приемами высококлассных специалистов, занятых монтажом и наладкой оборудования. Возрождение 40-х и лихорадочное строительство 50-х не могло дублировать тот относительно успешный опыт - успешный в смысле достигнутых результатов, но не применяемых средств. Промышленные технологии сделали рывок вперёд: теперь кайло и лопата, привычный инструмент зеков и неквалифицированных подсобников, значили всё меньше и меньше, не обеспечивали успешного завершения стройки. Скорость строительства и масштабы строек требовали совсем иные кадры - узкоспециализированные, снабжённые необходимой техникой и инструментами, способных применять передовые методы строительства и организации труда. И управляться кнутом такие кадры не могли...
А нефтезавод был именно таки производством - едва оторвавшись от земли, он требовал совсем иного подхода. Оборудование нефтепереработки на добрый десяток лет опережало уровень строителей, которые могли быть собраны насильно или завербованы. Сотня землекопов не в состоянии заменить одного сварщика, а десяток сварщиков не могут служить заменой наладчику оборудования. Махать лопатой может неграмотный человек из - под палки; для работы сварщиком необходимо хотя восемь классов образования и два года обучения специальности; монтажник-наладчик - вообще штучный товар, специалист высочайшей категории, имеющий представление о неорганической химии на уровне института и прошедший большую практику. Не случайно в более поздние времена наладчиками становились люди с высшим образованием.
Нефтезавод был обеспечен строителями, но не специалистами. Если в работах нулевого цикла данное обстоятельство было не так важно, то в дальнейшем составило непреодолимое препятствие. Возможность широкого применения заключённых в монтаже металлических каркасов, трубопроводов и оборудования кажутся весьма сомнительными. Если брать, к примеру, специалистов - сварщиков, то в СССР того времени были редкостью даже на воле, если они и попадались среди зеков, то не было возможности грамотно организовать их труд и заставить отвечать за качество выполненных работ.
Сама логика строительства, дойдя до определённого этапа, стала отрицать ГУЛАГовскую экономику.
В общих чертах смена строительных технологий в жилищном строительстве укладывается в схему: бревенчатые срубы - малоэтажные кирпичные дома - пятиэтажные кирпичные дома со сборными перекрытиями. Далее произошел переход на панельное скоростное строительство, но это выходит за хронологические рамки очерка и упоминается в послесловии.
Но сначала были палатки, землянки и бараки.
Первые вольные строители всесоюзной стройки даже зимой жили в палатках: вряд ли зеки обитали в более комфортных условиях. О палатках перестают упоминать с 1951 года. До этого несколько сотен человек даже зимой, которая в Сибири легко переходит за 20-градусный рубеж и регулярно доходит до '-40', спали в брезентовых армейских палатках с земляными полами: для отопления служили железные печки. Прочие детали санитарно-бытового обслуживания мне представляются так: продуваемые уборные с земляными выгребами, умывание на открытом воздухе, отсутствие душа; устроенные по армейскому образцу банно-прачечные подразделения в тех же палатках; рабочие столовые, работавшие чуть ли не круглые сутки, так работа организовывалась в несколько смен, а какой-то возможности приготовить пищу самостоятельно в тех условиях не было. Такие палаточные лагеря просуществовали год-полтора; возможно, в первой половине 50-х они периодически возникали снова в других местах, когда существующие жилые площади не справлялись с наплывом рабочей силы.
Следующим этапом жилищного строительства были землянки и бараки лагерей.
Руины землянок (или каких-то других заглубленных сооружений с бревенчатой кровлей) около нефтезавода мне приходилось видеть воочию в юности. Популярность землянок понятна - они давали завидную экономию материала за счёт отсутствия расходов на стены и фундаменты. Дефицитны были материалы, а не рабочая сила. Проще было выкопать яму и убрать землю, чем доставать брёвна или кирпич. В условиях, когда скорость имела первостепенное значение, землянки были единственным выходом. Поэтому лагеря начинались обычно с них. В Омске землянки с начала двадцатого века были обычной деталью застройки на окраинах.
Чаще землянки были полузаглубленными, их перекрытие располагалось выше земли на расстояние, достаточное для устройства продухов и отверстий для вентиляции и освещения (назвать это окнами язык не поворачивается). Обычно они имели небольшие размеры, так ширина определялась длиной бревна - основного несущего элемента перекрытия - и обычно составляла до пяти метров. Брёвна укладывались вплотную к друг другу "накатом", поверх них для утепления насыпалась земля толщиной до полуметра. Вертикальные грунтовые откосы укреплялись вертикальными стойками, устанавливающимися также вплотную, из горбылей, жердей, досок - они же служили элементом дизайна. При большой длине землянок они разделялись на секции бревенчатыми перегородками. Срок существования землянок был невелик, поскольку через пять, максимум десять лет, сырость приводила к гниению древесины и перекрытие обрушивалось.
Бараки в Омске в основном были срубными - сказывалась близость тайги, хвойный лес-кругляк был дёшев и доступен. Так как обычная длина кондиционного бревна составляет от пяти до семи метров, то такими были обычные размеры сруба в плане. Высота помещения обычно составляла метра два. В бараках секции пристраивались одна к другой до требуемой длины. Окна в начальный период могли быть исключением, так как изготовление рам требовало времени и добротной столярной мастерской, а стёкла были дефицитом. Бараки для заключённых могли ограничиваться волоковыми окнами - то есть быть прорезанными в одном бревне: для вентиляции этого было достаточно. Потолка могло не быть - доски тоже были дефицитны и внутренний вид кровли, балки и стропила, были открыты из помещения. В те времена практиковались перегородки, не доходящие до потолка (которого чаще всего и не было), высотой по грудь или выше человеческого роста. В том случае, когда условия позволяли отгораживать обитателей одной каморки от других, использовались занавеси. Стоит ли уточнять, что это признаком избранности - зеки такого права не имели. Для бараков могли использовать в качестве покрытия дранку, а то и ветки с дерниной - по крайней мере, такое не было редкостью в лесостепи Западной Сибири в то время. Полы для зеков были земляными, для вольных и лагерной обслуги - из досок. Отопление - железные печки: кирпич был дефицитом, да и квалифицированные печники - редкостью.
Из санитарных удобств землянки и бараки имели умывальники, а для категорий нефтяников, коим ограничивалось свободное перемещение - параши. Вольные пользовались дощатыми туалетами на улицах, там же могли располагаться общие умывальники летнего типа.
Можно предположить, что бараки по качеству очень отличались от деревенских изб, которые строились тщательно и без особой торопливости, а потому могли простоять века. С самого начала они продувались насквозь из щелей в плохо проконопаченных стенах, заливались водой в дождях и при таянии снега, а потому быстро приходили в негодность. Обитатели их также не были заинтересованы в сохранении своего жилища. Никаких следов бревенчатых бараков к началу моей сознательной жизни не сохранилось - они окончили свою жизнь гораздо раньше, разобранные на другие срубы или на дрова.
Вот эти сооружения были типичными для лагерей и первых посёлков вольных в начале 50-х. Такие, с позволения сказать, дома расставлялись как попало вдоль проездов и каких-то объектов. Начало Нефтяников имело впечатление спешки и временности.
Теперь настало время рассмотреть плановое жилищное строительство.
В более позднее время сооружались бараки из кирпича и шлакобетонных блоков. Нечто похожее в Омске до сих пор существует (и даже заселено!) на окраинах. Мне хорошо знаком их квартал на Третьем Разъезде, принадлежавший строителям пятого треста - они строились также в 50-е. По сравнению со своими предшественниками такие бараки были шагом вперед: в них отдельные изолированные комнаты площадью до восьми квадратных метров располагались вдоль общего коридора, имелись всамделишные окна и двери. По тем временам такое жильё на одну семью считалось вполне комфортабельным.
В Нефтяниках кирпичные бараки носили вполне узаконенный статус, их размещение согласовывалось с планом застройки, кварталы из них обеспечивались водоснабжением с разборными колонками и местной канализацией с выгребами. Основная полоса из них тянулась вдоль нынешней улицы имени 22 Апреля, то есть на границе "жилой трапеции"; они дополняли или внедрялись в жилую одноэтажную застройку.
Первые дома в Нефтяниках были бревенчатыми, двухэтажными, на два подъезда. Общее количество малометражных квартир - не более 10-12. Фундаменты были кирпичными или бутобетонными, неглубокого заложения. Из эстетических соображений и повышения пожаробезопасности стены с потолками оштукатуривали: для этого на бревенчатые внутренние поверхности стен набивалась дранка, а поверх неё накладывался раствор. Сруб обладает достаточной прочностью и устойчивостью, мало зависит от огрехов в основании. Недостаток - ограниченная этажность: даже трёхэтажные бревенчатые дома являются исключением, требуют особого подхода и грамотных строителей. Дома в Нефтяниках являются типовыми, близнецами множества строений "от Москвы до самых до окраин"
Приведённый выше пассаж содержит ответ на вопрос, почему первыми стали строиться двухэтажные бревенчатые дома. Во-первых, дешевизна материала, во-вторых, обитатели лагерей в своём большинстве были выходцами из сельской местности, где каждый мужчина имеет навыки обращения с плотницким инструментом - топором, стругом, теслом, долотом, рубанком, буравом и так далее. При таком строительстве достаточно иметь несколько квалифицированных специалистов - поугольщиков, которые занимаются сборкой сруба по углам, примеряя и обеспечивая плотное соединение брёвен в пазах. К этому добавлялись плотники, на долю которых приходились обшивка досками потолков, настилка пола, вставка дверей и окон. На бригаду хватало одного-двух специалистов. Для выполнения вспомогательных работ достаточно было деревенских навыков. При строительстве бревенчатых домов можно было не использовать механизмы: гужевой транспорт обеспечивал перевозку, брёвна и изделия из них доступны для перемещения вручную и подъема на высоту. Подсобные рабочие набирались в любом количестве из заключённых.
По планировке кирпичные двухэтажки ничем не отличались от бревенчатых прототипов. Кирпичные - достаточно условно, так как часть из них на самом деле выстроены из шлакобетонных блоков. Дома оштукатуривались и покрывались фасадной краской светлых пастельных тонов - светло-жёлтой, розовой, кремовой. Штукатурка наносилась не только по эстетическим соображениям, но играла определённую роль в укреплении и теплоизоляции постройки. Шлакобетонные блоки чувствительны к атмосферной влаге, из них вымывается цемент и они теряют прочность. А омский кирпич того времени был настолько низкого качества, что также требовал внешней защиты.
Первые кирпичные дома, которые можно видеть на улице Строителей, сугубо утилитарны, лишены всякого декора. Также как и бревенчатые первостройки, они предназначались только для проживания, выстраивались линиями вдоль нешироких улиц-проездов. Кварталы из них имели только озеленение и скромное обустройство дворов - лавочки у подъездов, щиты наглядной агитации на видных местах.
Подход к застройке проспекта Культуры и улицы Малунцева был иным - фасады домов разнообразили эркеры (выступы) и балконы, детали лепнины. Дома группировались по периметру в кварталы, оставляя внутри обширный двор. Жилые кварталы разнообразили общественные здания - школы, детские сады, комплекс Больничного городка и дворцы культуры - строителей и нефтяников.
Двух-трёхэтажные кирпичные дома тоже не требовали обязательного применения механизмов, но были гораздо сложнее в строительстве. Тут уже был необходим более квалифицированный стройперсонал, к тому отвечающий за качество своей работы. Строительство только с помощью заключённых не обеспечивало этих требований. Можно вспомнить, что зеками строились легендарные сталинские высотки в Москве, но в столице нашей Родины можно было обеспечить должную концентрацию специалистов и управленцев, а состав заключённых в Омске вряд ли изначально подбирался по такому признаку. Кирпичная (или каменная) кладки требуют гораздо бОльшего количества специалистов и применяемых материалов.
Кладка становится монолитом при точности выполнения и равнопрочности во всех частях. Особые требования предъявляются фундаменту, который должен заглубляться ниже глубины промерзания грунта - то есть на глубину до двух с половиной метров для Омска, иначе на него будут действовать силы морозного пучения глинстых грунтов. Кирпич и шлакобетонные блоки были местной продукцией, а вот используемые в качестве кладочного раствора известь и цемент поставлялись издалека. Для того, чтобы известь приобретала вяжущие свойства необходима длительная операция - гашение в специальных ямах. Известь была традиционным материалом, цемент - относительно новым, более практичным, так как позволял приготовлять раствор из сухого порошка. И в том, и в другом случае требовалась точная дозировка, без которой кладка на некачественном растворе рассыпалась и лишала конструкцию монолитности. Дерево достаточно пластично и оставляет массу возможностей для исправления ошибок - кирпичная кладка такой возможности не предоставляет. Есть ограничения по кладке при отрицательных температурах, то есть на протяжении половины года.
Первые кирпичные/шлакобетонные дома в городке имели перекрытия из деревянных брусьев. Такие дома можно было возвести без применения кранов, используя дополнительных людей на доставке кирпича, раствора, установке деревянных конструкций. К середине 50-х строительство пошло по проектам, в которых перекрытия были из сборных железобетонных плит. Такое новшество стало следующей ступенью индустриализации отрасли: укладка в проектное положение одной плиты заменял десятки операции при сборке перекрытия из брусьев, настилки досок для пола и потолка, укладки шлака в виде утеплителя и т.д. Но вес плиты достигает тонны (для тех пролётов) и более. Для её монтажа однозначно требуется кран, причём с солидной высотой подъема и вылетом стрелы. Передвижных кранов с требуемыми характеристиками тогда в СССР не было - сейчас, к примеру, для сооружения аналогичных объектов применяют краны грузоподъемностью свыше 15 тонн и высотой стрелы свыше 20 метров. Тогдашние автомобильные краны имели от силы грузоподъемность до 5 тонн и стрелу до 10 метров, их характеристик едва хватило бы для монтажа первого этажа. В Омск стали поступать первые советские башенные краны.
Применяемая технология, обеспечив выигрыш в скорости и качестве, резко усложнила как управление стройкой, так и повысила требование к строителям. Неквалифицированные рабочие тут были совершенно не к месту, а многочисленных подносчиков и каталей мог заменить один кран.
Всё это делало почти невозможным новое строительство силами заключённых - они могли использоваться только в ограниченных количествах на подсобных работах. В строительной отрасли СССР при строительстве кирпичных домов шли по пути создания постоянных бригад каменщиков, в которых оптимально сочеталось количество квалифицированных специалистов (6-5 разрядов) и подсобников (4-2 разряда). Бригада возводила коробки зданий, на работу с такими бригадами было организовано управление производством. Стандартное строительное управление имело в своём составе несколько бригад соответствующей специализации - каменщиков, бетонщиков, плотников, отделочников, кровельщиков и так далее как вполне сложившиеся коллективы с чётким распределением обязанностей. Без коренной ломки производственных отношений - кстати, законодательно закреплённых - внедрить вольную строительную бригаду в ГУЛАГ или выделить зеков на помощь бригаде было невозможно. Количество не переходило в качество, прикомандирование зеков только тормозило работы бригады, так отвлекало силы на объяснение того, чего от них требуется, и принуждение к труду. Переход к строительству кирпичных домов означал, что тысячи зеков в лагерном городке Нефтяников оказывались ненужными - реально общему строительству требовалось небольшое количество их, в пределах нескольких сотен, для вспомогательных работ. А основная часть работ перекладывалась на вольных строителей.
Таким образом, как в промышленном, так и жилом строительстве нефтяники столкнулись с тем, что используемые средства перестали отвечать поставленной цели, а ГУЛАГовский задел исчерпал себя и стал тормозом. Уклад лагерной мобилизации должен был уступить место чему-то другому.
Временем осознания этой проблемы можно считать в Нефтяниках 1953 год. Но если принуждение перестало быть эффективным - что могло прийти ему на смену, что могло организовывать людей на тяжёлый малооплачиваемый труд? Вот тогда, наверное, в полной мере был задействован советский резерв - новые люди и новые отношения между ними. Их грамотность, умение сотрудничать и трудиться сменили труд, основанные на принуждении.