Ткаченко Наталья : другие произведения.

Пути кошачьи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 9.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Кошки - чудесные создания, они ходят тропинками, неведомыми людям. Впрочем, человек тоже может вступить на такой путь - если захочет и если достанет смелости.


  

Пути кошачьи

  
   - Признаться, я рассчитывал всего лишь на квартиру, - с некоторым сомнением заметил я, окидывая удивлённым взглядом своё будущее жилище.
  
   Мрачноватый из-за тёмного камня (владельцы явно не желали следовать классической французской моде на известняк), двухэтажный особняк гостеприимно подмигнул освещёнными окнами на первом этаже. Похоже, перебои с электричеством - общая беда маленький селений, в детстве... впрочем, воспоминаниям я предаваться не стал: интереснее было разглядывать строение: глухая стена слева, широкие ворота посередине, справа - уже упомянутые окна и длинный кованый бортик пустого балкона наверху - ставни закрыты, ни проблеска света. Старичок, середины прошлого века, не иначе; хмурый, как осеннее небо над нами, но полный неопределимого очарования пожившего дома.
  
   А всё же странная планировка - что для того времени, что для нынешнего.
  
   - Хозяйка живёт одна, - объяснил Широ. - Она с удовольствием сдаст тебе левую половину. Раньше там обитал её племянник, но этот шалопай уже год как сбежал в Тулузу. Ей пишет, что учится, но скорее всего бегает по вечеринкам и пожинает плоды сексуальной революции. Мадам Дютри собирается на днях переехать к нему, присматривать. Кстати, что за музыка сейчас в моде в столице?
  
   Я рассеянно ответил. Новый приятель спрашивал это уже в третий раз, надеясь выудить из меня полный список, о котором я, к сожалению, имел весьма смутное представление. Я был уверен, что Жан-Батист Широ, вопреки евангельскому имени, тоже не прочь бы сбежать - в Париж. Во всяком случае, в баре, единственном на все окрестные городки и деревеньки, вместе с незабвенной Эдит он крутил новомодные мелодии. Свою единственную пластинку я уже презентовал ему - ведь именно у Широ, дальней родни знакомого крёстной, я жил уже почти неделю.
  
   Моего брата ничуть не обрадовало возвращение бывшего студента с дипломом врача - не больше, чем с чином майора. Меня чин тоже не радовал - я бы предпочёл, чтобы тот, кто носил его до меня, остался жив. После двух мировых войн алжирская была особенно противна - нет ничего хуже, чем воевать не за свою землю. Но когда восемнадцатилетним мальчишкой я записался в армию (у брата родился второй ребёнок и в отцовском доме стало тесно: Шарль и Женевьева не могли уйти, не говоря уж о малышне, так что понятно, кому пришлось отправиться восвояси), тогда я ещё этого не понимал. До армии я мечтал стать гонщиком и работал в автомастерской; плывя из Магриба домой, я знал, что буду учиться на врача. И вот - обучение закончено, я вернулся, и Шарль в тот же вечер, за знаменитой "курицей в горшочке" Генриха Четвёртого, обрадовал меня тем, что уже нашёл для меня место - на другом конце Франции, чуть ли не в самих Пиренеях. Я поблагодарил любящего родственника и назавтра отбыл по указанному адресу.
  
   Широ - племянник так вовремя отошедшего от дел врача - оказался персонажем весьма приятным, несколько навязчивым, но в целом доброжелательным. Поскольку городок Сен-Мартэн не мог похвастаться гостиницей, я жил пока у него, но не мог квартироваться там вечно, и потому попросил подыскать мне апартаменты. Однако с жильём здесь оказалось непросто, и единственный вариант высился сейчас передо мной. Пока что он не выглядел привлекательным: я был стеснён в средствах, и половина дома рисковала и вовсе меня их лишить. Единственное, что радовало, так это отсутствие соседей за стеной и бара на первом этаже - оно позволяло надеяться на относительную тишину.
  
   О, тишина! Я мечтал о ней, но робко и безнадёжно - это редкое и пугливое создание нечасто посещало бурлящие жизнью улицы Парижа и его тесные дома, где сквозь стены квартир легко проникали гогот соседей и грохот музыки. Увы, я мог бы полюбить The Beatles - если бы не приходилось выслушивать глухие отзвуки их песен по десятку раз за вечер.
  
   Широ постучал легко в окно, колыхнулась тюлевая занавеска с пасторальной сценкой, на нас бросили насторожённый взгляд; через пару минут послышались шаги и распахнулась дверь, прорезанная в воротах. Перед нами предстала сухая, неопределённого возраста женщина с нервным лицом. Встретила нас хозяйка, как ни странно, благожелательно, несмотря на поздний час.
  
   Широ представил меня, сослался на необходимость открывать бар и скрылся с поспешностью владельца страховой компании, узнавшего о наводнении. Поборов нехорошее предчувствие, я шагнул внутрь и оказался в широком проходе, ведущем во внутренний двор. Его толком рассмотреть не удалось: квартирная хозяйка тут же открыла дверь в левой стене и повела меня вверх по узкой лестнице.
  
   - Из соседей у вас буду только я, - говорила она. - Дом напротив принадлежит пожилой даме, которая живёт у внучки. Двор тихий, квартиру недавно отремонтировали, всё есть. Но если нужна ещё какая-то мебель, говорите, я посмотрю на чердаке.
  
   Увидев за добротной дверью просторную кухню, с немолодыми, но в отличном состоянии мебелью и плитой, я было расслабился, но тут же мои предчувствия оправдались: кухня оказалась проходной. Хуже того: за дверью показалась лестничная площадка.
  
   - Я так рада, что могу вам чем-то помочь! - хозяйка поспешила пересечь неуместное расширение площади и снова загремела ключами. - Когда Батист сказал, что вы ищите жильё, я сразу предложила своё. Для чего же ещё нужны родственники, как не для того, чтобы выручить в трудную минуту? И для вас, как для друга моего дорогого Батиста, я немного скину плату. Раньше я сдавала это жильё учителю, но он недавно женился на моей дальней родственнице...
  
   Всё встало на свои места. Ай да Широ! Ловко он провёл меня! Но отказаться теперь неудобно - всё же его гостеприимством не стоит злоупотреблять. Придётся согласиться на странную квартиру, тем более что дядя моего хитроумного знакомца и так передал мне свой кабинет в кредит.
  
   Я огляделся. Низ лестницы терялся в темноте - света из небольшого витражного окна с крупными ячейками хватало лишь до поворота влево. Лестничная площадка оказалась просторной; странное расположение квартиры меня смутило, и я спросил растерянно:
  
   - Что же, мне каждый раз надо будет запирать двери, если я пойду готовить обед?
  
   - Нет-нет, - поспешно ответила хозяйка. - Внизу никто не живёт, там я храню всякий хлам. Город у нас тихий, вам нечего бояться. Вот, посмотрите, как здесь хорошо, - она повела рукой внутрь, приглашая проверить её слова.
  
   Достоинства комнаты возместила недостатки планировки: она оказалась большой и светлой, со всей необходимой мебелью. Ванная, в которую по всё той же странной системе можно было попасть только из комнаты, также превзошла мои ожидания. Поэтому, услышав цену, я с трудом удержался от удовлетворённой улыбки: названная сумма соответствовала моим возможностям. Даже лестница, сильно смущавшая поначалу, показалась оригинальным расширением площади. Я невольно спросил о причинах таких странностей.
  
   - Раньше дом был больше, - словоохотливо пустилась в объяснения мадам Дютри. - Но сильно обветшал, и городской совет обязал меня отремонтировать его или снести. Ремонт бы уже не помог! К счастью, мэр выделил немного денег, и я смогла не только убрать совсем уж развалившееся крыло, но и отремонтировать оставшееся. Поэтому планировка несколько необычна... Но не волнуйтесь, месье Дюмон быстро привык, вы тоже привыкнете. Ну как, вам подходит?
  
   Как будто у меня был выбор!
  
   Я спросил о возможности переехать завтра же, получил положительный ответ и смирился со своей участью.
  
   В последующие недели я видел хозяйку лишь дважды: назавтра, в день въезда и прочих хлопот, и через некоторое время, когда она предупредила, что переезжает к племяннику, и оставила телефон.
  
   Начало практики и связанные с нею сложности так захватили меня, что я толком освоился в новом жилище лишь к середине октября. Впрочем, вниз я всё же спустился почти сразу, с фонариком, поскольку провести туда электричество забыли. На крохотную лестничную площадку выходила только одна решётчатая дверь, и, судя по количеству пыли на замке, висящем к тому же на моей стороне, ею давно никто не пользовался. Свет просунутого меж прутьев фонарика позволил рассмотреть слева ворота-близнецы входных, и, похоже, их ровесника - громоздкий автомобиль, прадедушку нынешних. Эх, рассмотреть бы его поближе! Но было мне, признаться, не до этого.
  
   Я вскоре полностью забыл и об автомобиле, и о гараже, и о сам[i]о[/i]й нижней лестничной площадке. Местные больные (или таковыми себя считающие) поставили себе целью перебывать у меня по два-три раза - надо же составить мнение о новоприбывшем. Никаких чудесных средств я предложить не мог, да и здесь каждая пожилая мадам сама себе и всей семье врач; но Широ сообщил мне по секрету, что меня находят весьма приятным молодым человеком.
  
   - Поверь мне, друг, - хлопнул он меня по плечу, - скоро к тебе зачастят не здешние матроны, а их внучки!
  
   Увы, его предсказания оправдались, но ни одна из местных нимф не заставила моё сердце биться чаще. К тому же, я прекрасно знал, что в подобных городках стоит прогуляться пару раз с девушкой под руку, и у тебя начнут выпытывать дату свадьбы. А жениться ради соблюдения приличий я не собирался.
  
   В один из пятничных вечеров я от скуки забрёл в бар Широ. Посетителей было немного: методично напивающийся мужчина моего возраста в дальнем углу, да кот, нагло развалившийся на стойке. Этого ободранного рыжего бандита я видел уже не первый раз: он ходил по городку с видом "я здесь хозяин", и, когда в баре было не людно, с удовольствием украшал своей персоной здешнюю скромную обстановку.
  
   Я был всецело поглощён разделыванием куска мяса, сожженного почти до углей (ах, если бы сестра Широ меньше времени проводила у моего стола, и больше - на кухне!), когда на поле битвы с деликатесом неожиданно упала тень. Я поднял глаза и обнаружил, что одинокий посетитель решил присоединиться ко мне.
  
   - Вы позволите, месье?
  
   Я неохотно кивнул: меньше всего мне хотелось усугублять неудачность вечера выслушиванием излияний бедолаги, но и отказать духу не хватило. Будь в Сен-Мартэне река, я не удивился бы, если бы из неё выловили на следующее утро его тело с "Прошу никого не винить" в кармане отутюженного костюма.
  
   - Вы живёте у мадам Дютри, не так ли?
  
   Я кивнул. Лицо собеседника нехорошо оживилось, и я пожалел, что не отправил того восвояси: сейчас меня снесёт лавиной сплетен.
  
   Мужчина подался вперёд, налегая грудью на стол, и жадно спросил:
  
   - Вы видели её?
  
   - Мадам Дютри?
  
   Я невольно отклонился - собеседник был абсолютно пьян и вряд ли отдавал себе отчёт в том, что говорит и делает. Только привязчивого пьяницы мне не хватало!
   Он замотал головой, замер и тихо, с надеждой произнёс:
  
   - Нет... Её?..
  
   - Извините, не понимаю, о чём вы, - сдержанно произнёс я, бросая недовольный взгляд за барную стойку.
  
   Но Широ выбрал именно этот момент, чтобы отлучиться. Или - озарила меня догадка - незнакомец дождался, пока хозяин отойдёт. И теперь лишь рыжий прохвост ответил мне ленивым изучающим взглядом.
  
   - А кот? Вы видели к-кота?! - всё с тем же лихорадочным нетерпением требовал ответа выпивоха.
  
   - Видел и сейчас прекрасно вижу, - отрезал я, вставая. - Вон он, лежит, как обычно, на барной стойке.
  
   Я задвинул стул и, на ходу отсчитывая деньги, поспешил туда, куда мгновение назад указывал.
  
   - Нет! - раздалось сзади, и меня тут же ухватили за рукав пиджака. - Не этот... этот всё ему докладывает... У-уу, скотина! - свободной рукой, сжатой в кулак, мужчина погрозил котяре, в ответ лишь презрительно шевельнувшему хвостом.
  
   Я вырвал руку и резко заявил:
  
   - Месье! Немедленно оставьте меня в покое!
  
   Не знаю, послушался бы меня разошедшийся пьяница, но тут дверь бара распахнулась, и быстрым шагом вошла запыхавшаяся девушка, темноволосая и довольно миловидная.
  
   - Венсан! - она подошла к нам и крепко взяла мужчину за локоть. На безымянном пальце левой руки блеснуло кольцо. - Дорогой, пойдём домой. Сердце моё, поздно уже!
  
   Она коротко попрощалась со мной и увела бормочущего супруга. Обернувшись, чтобы положить деньги, которые всё ещё держал в руке, я увидел Широ, торопящегося ко мне.
  
   - Извини, приятель, за некрасивую сцену. Я как раз уходил звонить, а он успел... Это Дюмон, Венсан Дюмон, он учитель. И муж моей кузины, её ты тоже только что видел. Они первый год женаты, и не всё у них гладко. Он жил раньше у мадам Дютри. Он иногда напивается, но человек он безобидный. Ну да появится ребёнок, и всё наладится. Ты сам-то пока не думаешь обзавестись семьёй?
  
   Я не думал, о чём прямо ему и сообщил, хотя подозревал, что подобным ответом огорчу его сестрицу. Но увы, разбитная малышка Одиль совершенно не в моём вкусе, да и слишком я ценю одиночество - и меньше всего хочу кончить как бедолага Дюмон.
  
   В Сен-Мартэне ложатся спать рано, так что домой я шёл в тишине, настраивающий на раздумчивый лад. О чём я думал? Толком объяснить не могу, пожалуй, о серости бытия, о тягостном отсутствии волшебства в моей жизни. Это началось в Алжире. В самый первый месяц мы с сослуживцами оказались на краю пустыни, я ушёл за дюны и на несколько минут погрузился в полный покой. И понял, что не хочу возвращаться в свою тогдашнюю жизнь. Взрывы, смерти, плач - это всё будет после... С тех пор часто приходило ощущение, что я живу словно во сне; люди и события не вызывали ни яркого отклика, ни привязанностей. И в то же время меня не покидало осознание неполноты бытия, временами становившееся болезненным.
  
   Я пытался разделить своё одиночество с женщиной, но не смог почувствовать необходимость быть рядом ни с одной из немногочисленных подруг. Те девушки, с которыми я свёл знакомство за время учёбы в столице, зачастую отталкивали меня грубостью, принимаемой ими за уверенность в себе, и распущенностью, трактуемой как необходимый атрибут освобождения от тягостных уз общественной морали. Когда другие мужчины радовались тому, что юбки становятся всё короче, я чувствовал себя всё более неловко. Впрочем, и праведно одетые мадмуазели тоже оставались чужими, как и все вокруг. Они дышат, разговаривают, смеются - но не затрагивают ничего во мне. И я заполнял пустоту службой, учёбой и работой, хотя и желал себе вовсе не такой жизни - но что поделаешь, человек обречён существовать в том мире и в том обществе, в котором он родился, пусть даже и чувствует себя в нём анахронизмом.
  
   Подходя к дому, я был так занят грустными раздумьями, что не сразу заметил, что у меня гость.
  
   У ворот, терпеливо обернув лапы пышным хвостом и сохраняя невозмутимо аристократичную осанку, меня ожидал белоснежный кот, в сумраке осенней ночи, разгоняемом слабым светом дальнего фонаря, похожий на прижавшееся к земле маленькое облако.
  
   - Э, приятель, а не о тебе ли говорил месье Дюмон или как его там? - я подошёл ближе, и кот встал, поворачиваясь к двери. - Что ж, заходи.
  
   Гость принял приглашение и перешагнул через порожек ворот. Издалека донёсся бой часов мэрии - оказывается, я загулялся до первого часа ночи.
  
   Пока я запирал ворота, визитёр неспешно прошёл до выхода во двор и обернулся на меня, словно приглашая следовать за ним.
  
   - Э нет, друг мой, - я провернул ключ в замке входной двери своей квартиры. - На сегодня с меня прогулок достаточно. Спокойной ночи!
  
   Готовясь ко сну, я в который раз с удовольствием отметил, что единственный звук, доносящийся до меня, это птичий топоток по жестяной обивке широкого козырька под окном - я устроил там кормушку. Выглянув машинально в окно, я убедился, что она полна, и уже отошёл было, как что-то заставило меня вернуться.
  
   Моё внимание привлёк белый комок на бортике чаши фонтана в углу двора. Было слишком темно, чтобы увериться полностью, но я подозревал, что это недавний знакомец занял позицию для слежения за моими окнами.
  
   Я хмыкнул, пожал плечами и задёрнул занавеску.
  
   Наутро кота во дворе не оказалось, более того, я обнаружил, что зрение сыграло со мной глупую шутку: чаши фонтанчика тоже не было, вместо неё торчал голый конец трубы, так густо оплетённый засохшими стеблями вьюнка, что немудрено было ошибиться.
  
   Как бы то ни было, больше кот не приходил, и я даже подумал, вспомнив однажды этот эпизод, что мне это приснилось: ведь гость как-то должен был уйти.
  
   Впрочем, вскоре я убедился, что мне не почудилось. В начале зимы кончились мои тихие дни: в дом напротив, завершающий колодец из моего-хозяйкиного, въехали супруги с ребёнком. Их девочку я и застал однажды на месте преступления, когда она тащила к дому вырывающегося белого кота - да-да, тот снова заглянул к нам (животному удалось сбежать).
  
   Жаль, что всё имеет объяснение и чудеса обходят нас стороной. Я ощутил разочарование, какое бывает, когда узнаёшь секрет фокуса: волшебство исчезло, осталась лишь сухая схема, простая последовательность жестов, и оттого только ещё более скучная. И всё же, на Рождество, внешне смеясь с Широ и компанией его приятелей и приятельниц, а затем отсчитывая секунды до боя часов, возвещающего полночь, я попросил: "Пошли мне чудо".
  
   Вместо чудес пришла настоящая зима и традиционные простуды и обморожения - пациентов у меня значительно прибавилось. К тому же, у соседей появилась машина, которая заводилась с рёвом отбывающего поезда, и они регулярно грохотали воротами. А мне всё никак не удавалось их поймать, чтобы попросить производить меньше шума (да и, признаться, я плохо представлял, что они могут сделать). Тогда же к ним переехала и бабушка кого-то из супругов. Бойкая мадам Деларю ненавязчиво обязала меня заглядывать "по-соседски" к ним и следить за здоровьем бабули. Та, тихая, живущая в своём мире, неизменно вызывающем у неё лёгкую улыбку блаженной, обладала редким, особенно у пожилых людей, даром умиротворения, и поэтому я охотно заглядывал к ним. Старушка нечасто выходила на улицу, предпочитая сидеть у окна гостиной, где я её и увидел впервые. И каждый раз, когда я открывал окно, чтобы добавить птицам корм, мы махали друг другу.
  
   Пичуги прилетали всё реже - холода ушли, и им просто уже было найти привычный корм. Вообразите же моё удивление, когда в выходной день я проснулся от бешеного хлопанья крыльев и заполошных птичьих криков. Подбежав к окну, я отдёрнул занавеску и бросил вниз сердитый взгляд. Мне ответил разочарованным пышношёрстный белый кот, под передними лапами которого валялось на карнизе несколько перьев из голубиного хвоста.
  
   Я открыл окно.
  
   - Хулиган! - пожурил я его не очень строго: знаю, что инстинкты сильнее разума.
  
   Да и коту, судя по всему, моё мнение о его неподобающем поведении было глубоко безразлично. Гораздо более его интересовал интерьер комнаты: недолго думая, он сжался в комок, оттолкнулся и грациозно взлетел на подоконник. Ловко зацепившись, гость быстро оглядел новую территорию, не нашёл угрозы и с хозяйским видом спрыгнул на пол.
  
   Следующие полчаса были посвящены обнюхиванию и обтаптыванию моего жилья (кот обернулся, когда я закрыл окно, задумчиво посмотрел на меня, очевидно, убедился в отсутствии нехороших намерений, и продолжил инспекцию). Он последовал за мной и на кухню, возле лестницы задержавшись, глянув вниз и пару раз медленно качнув кончиком хвоста, но очевидно, желание познакомиться поближе с содержимым моего холодильника пересилило любопытство. Я мог порадовать его лишь блюдцем сметаны, которое он принял со сдержанной благодарностью, не сочтя нужным ни потереться об ноги, ни помяукать, ни позаглядывать в глаза. После трапезы джентльмену необходимо умыться, и так я его и оставил: старательно трущим мордочку боковой стороной передней левой лапы.
  
   Пустой холодильник напомнил мне о необходимости сходить в магазин. Одевшись, я отправился за котом, но нигде его не нашёл. В конце концов я решил, что он вновь покинул мой дом одному ему известным путём (дыра в стене гаража?), оставил сметаны перед дверью кухни и ушёл.
  
   Когда я вернулся, блюдечко стояло нетронутым.
  
   Вскоре, впрочем, выяснилось, что кот считает эквилибристические экзерсисы на карнизе единственно возможным способом нанести мне визит. Он стал настоящим завсегдатаем: не реже, чем раз в три дня я слышал сдержанное царапанье в оконное стекло и торопился впустить гостя. Внутри кот вёл себя наилучшим образом: не носился, сшибая всё на своём пути, а ходил неспешно и с достоинством; не мяукал, а хранил сдержанное молчание; предпочитал сворачиваться на коленях или в ногах, а не разваливаться поверх бумаг и поперёк подушки.
  
   Я завёл ему миску, поилку и лоток, хотя он редко оставался дольше суток - вероятно, где-то ждали хозяева. Тем не менее, я придумал ему имя. Вернее, имя он выбрал сам, отвергнув различных умаляющих его достоинство "Снежков" и прочих, и соблаговолив принять лишь гордое "Маркиз". Впрочем, я тут же согласился с его предпочтениями: аристократизм чувствовался в каждом его мягком, сдержанном движении, сиял в белоснежной ухоженной шерсти, светился в ярко-жёлтых глазах. Признаться, я раньше не испытывал особой любви к кошкам, но к этому красавцу привязался. Более того, бывало, придя домой и так и не услышав до вечера знакомое поскрёбывание, я ложился спать с ощущением, что мне чего-то недостаёт.
  
   Однажды ночью (это была одна из тех ночей, что он провёл у меня) я резко проснулся - мне показалось, что в комнате кто-то есть. Уже полностью очнувшись ото сна и открыв глаза, я отчётливо услышал в мёртвой ночной тишине шелест переворачиваемых страниц - и никогда бы не подумал, что столь обыденный и в чём-то даже уютный звук способен вселять ужас. Вероятно, страх вызвала невероятность единственного возможного объяснения: какой вор залезет в дом и примется за ознакомление с хозяйской библиотекой в полной темноте, рядом с кроватью хозяина?!
  
   Пока мои мысли метались в беспорядке, жуткий шелест смолк, и с замиранием сердца я протянул руку и включил лампу на прикроватной тумбочке. Мигнув, она осветила комнату - в которой, разумеется, никого не было. Я с облегчением вздохнул, укорил себя за глупость и хотел было уже выключить свет, как взгляд мой упал на Маркиза.
  
   Кот сидел у моих коленей и немигающим взглядом пронизывал пустоту перед собой. Он словно видел нечто, недоступное моему восприятию, и это нечто находилось едва ли в паре шагов от меня.
  
   Хотя я никогда не считал себя трусливым человеком, мне вновь стало не по себе, и я поднялся и включил верхний свет. Кот моргнул, отвернулся и лёг, поджав под себя передние лапы и прикрыв глаза. Комнату по-прежнему заполняла бескрайняя тишина, но углы больше не таили теней, и я устыдился минутной слабости. Открыв окно, я вдохнул полной грудью прохладный весенний воздух, хранящий отдалённые запахи цветущих деревьев, и стоял так некоторое время, пока основательно не замёрз. Настоящий страх простудиться вытеснил иррациональный перед шелестом страниц (глупо, право же, и что на меня нашло?!), и, окончательно успокоенный, я лёг спать.
  
   На следующее утро ночное происшествие показалось мне и вовсе смехотворным, тем более, что оно не повторялось. Меня сильнее заботило другое: шум отъезжающей машины, будивший меня в самые неподходящие часы. Я становился всё более нервным, особенно потому, что, не посвятив сну положенные восемь часов, я весь день чувствую себя разбитым и решительно неспособен сконцентрироваться на работе. Наконец, терпение моё истощилось, и, поднятый с постели рёвом мотора в ранний час, я с раздражёнием накинул халат, отворил дверь и вышел на площадку.
  
   К моему несказанному удивлению, шум доносился не с улицы, а с лестницы. Маркиз, спавший в ту ночь в моей комнате, подтвердил догадку, поспешив вниз. Я последовал за котом, и моим глазам открылось удивительное зрелище: кто-то принёс в гараж тускло светящую лампу, завёл древний драндулет (однако начищенный и явно в исправном состоянии) и отворил ворота. Самого хозяина я не увидел, вероятно, он открывал выезд. Я запоздало понял, что вести разговор через решётку и в одном домашнем халате поверх пижамы неудобно, и потому поднялся наверх, привёл себя в надлежащий вид и спустился по внешней лестнице.
  
   Оказавший под аркой ворот, я неожиданно осознал, что звук уже смолк, и поспешил во двор, надеясь перехватить водителя. Однако, вопреки моим ожиданиям, ни машины, ни её владельца в рассветной серости я не различил. Тут же меня отвлекли: на крыльцо вышла соседка, в домашнем халате и в бигуди. Не поздоровавшись, она возмутилась:
  
   - Наконец-то я вас поймала! Чем вы думаете, заводя машину в пять утра! Вы едва ли не каждый день будите мою бедную девочку! Не говоря уж обо мне самой! Ваше счастье, что мой муж очень крепко спит, он бы показал вам!
  
   - Помилуйте, мадам, я сам не менее вашего возмущён подобной практикой, - сдержанно возразил я. - И собирался высказать своё неодобрение владельцу автомобиля. Однако он уже уехал.
  
   Женщина хмыкнула:
  
   - Сбежал! Вот что, поговорите с хозяйкой. Она же оставила вам телефон? Она должна прекратить это безобразие. Она, наверно, сдала кому-то гараж!
  
   Я попытался успокоить собеседницу, всё больше повышающую тон:
  
   - Постараюсь перехватить его в следующий раз и свяжусь с хозяйкой сегодня же.
  
   - Хорошо, а то сил моих уже нет!
  
   На том мы и расстались. Я поднялся к себе и тут же спустился - к гаражу. Вопреки моим ожиданиям, неизвестный автолюбитель выключил мотор и оставил машину в гараже. Вновь с раздражением подумав о наглеце, я поднялся к себе и следующие часы провёл в тщетных попытках заснуть.
  
   Разумеется, это не прибавило мне вежливости в обращении, и с хозяйкой я заговорил достаточно холодно. Вообразите же моё негодование, когда в ответ на описание утренних событий я получил лживое:
  
   - Вам показалось.
  
   В первую секунду я не нашёл слов, но, опомнившись, возмутился:
  
   - Я своими глазами видел распахнутые ворота и заведённый автомобиль!
  
   - Автомобиль стоит там со смерти деда, - нервно ответила хозяйка. - И с тех пор его никто не заводил. Более того, ворота открыть невозможно, их заложили кирпичом, ещё когда моя мать была жива.
  
   Я был настолько поражён подобной наглостью, что, не прощаясь, повесил трубку. Минуту постояв в растерянности у телефонного автомата, я нашёл, наконец, объяснение подобному поведению в несомненном душевном расстройстве квартирной хозяйки. Однако, чтобы подтвердить диагноз, требовалось проверить её слова, поэтому, вернувшись вечером домой, я вопреки привычке не стал подниматься к себе, а сразу прошёл во двор.
  
   Только выходя из арки, я понял, что никогда не обращал внимания на стену под моими окнами - обычно я торопился наверх и лишь в наутро после первого визита Маркиза бросил равнодушный взгляд на ничем не примечательный дворик. И вы можете представить, насколько я был поражён, действительно обнаружив, что въезд в гараж, всё ещё обозначенный крупными камнями, образующими широкую арку, заложен кирпичом, заштукатурен, покрашен и, более того, зарос плющом!
  
   Сомневаясь уже в собственном умственном здоровье, я подошёл к стене, отнюдь не выглядящей новой, и прикоснулся к шероховатой, местами потрескавшейся поверхности. Её твёрдость убедила меня в реальности преграды.
  
   Я вернулся домой, взял фонарик и уже внимательно оглядел гараж. Тут же глаз подметил множество ранее упущенных деталей: и слой пыли на автомобиле, и сильно помятое левое крыло, и спущенные шины, и огромную, проржавевшую цепь на воротах, и полное отсутствие дневного света, который должен был бы проникать через щели между створами и притолокой.
  
   Я начал сомневаться уже в собственном душевном здоровье.
  
   Не в силах найти разумное объяснение произошедшему, я надеялся успокоить напряжённые нервы разговором с соседкой. К моему несказанному облегчению, она подтвердила, что слышала шум, однако о воротах ничего с точностью сказать не могла. По её лицу было понятно, что она находится в замешательстве, ведь из окна гостиной, где мы вели разговор за чашкой чая в компании бабушки, все прекрасно могли видеть глухую стену напротив. Однако и косвенного подтверждения было достаточно - я смог восстановить душевное равновесие.
  
   Когда я уходил, бабушка, дремавшая во время нашего разговора, неожиданно очнулась и оживлённо укорила меня:
  
   - Отчего же вы приходите без невесты?
  
   Я растерялся и оттого ответил резковато:
  
   - У меня нет невесты.
  
   - Как же? - искренне удивилась она. - А кто же та милая девушка, что я видела в окне?
  
   - Не представляю, о ком вы. Вы видели кого-то в окне моей комнаты?
  
   - Вот в том, - старушка подняла дрожащую руку и указала на выходящее на лестничную площадку окно, - узком. Оно было открыто. Мари заменила остальные на простые стёкла... Ах, какая жалость! А так было красиво... Такая очаровательная девушка, но такая грустная, - она замолчала ненадолго и задумчиво повторила: - Такая грустная.
  
   Я только и смог, что покачать головой.
  
   - Она похожа на мою сестрицу, да, похожа, - уже почти неразборчиво проговорила она, кивая в такт своим словам и вновь погружаясь в дрёму. - И такая грустная...
  
   Отчего-то от этих слов моё собственное сердце наполнилось печалью - которую я постарался тут же изгнать.
  
   - Простите бабушку, - извинилась, провожая меня, хозяйка дома. - Она уже очень стара и заговаривается. Её сестра умерла много лет назад, но я не уверена, что бабуля это осознаёт.
  
   Я заверил её в полном понимании, и мы расстались дружески. Направляясь домой, я не удержался и бросил взгляд наверх - но никого не увидел за разноцветным стеклом.
  
   Владелец автомобиля - кем бы он ни был - словно бы устыдился, и стал заводить его реже. Пробуждаясь от ставшего уже привычным шума, я то и дело вскакивал и бежал наперегонки с Маркизом вниз, но ни разу мне не удалось застать неизвестного возмутителя спокойствия. Более того, творились странные вещи: стоило отвернуться или даже всего лишь отвлечься, и я обнаруживал себя в полной темноте, рядом с закрытым пыльным гаражом, хотя ещё секунду назад имел возможность любоваться на ярко освещённую машину и слушать урчание мотора.
  
   Я никогда не был подвержен суевериям, но подобные необъяснимые происшествия смущали меня, и я начал подумывать о смене квартиры. Однако, когда я в шутку заговорил об этом с Маркизом и предложил последовать за мной, кот отреагировал столь бурно, что я был шокирован. Не вызывало никакого сомнения, что он прекрасно понял мои слова и по неизвестной причине отнёсся к подобным планам крайне отрицательно. Мне вспомнилось загаданное под Рождество желание, и с удивлением, смешанным с ужасом и трепетной радостью причастности к невероятному, я понял, что оно уже исполняется.
  
   Разговор этот (если можно назвать разговором сцену, во время которой один говорит, а второй мяукает), состоялся в конце весны, а после мне было не до странностей дома, да и она словно поняли, что мне необходим покой, и пропали на время. Через очередных родственников Широ я смог купить по вполне приемлемой цене старенький "Рено", который, приведённый в приличный вид, позволил мне значительно расширить клиентуру. К концу лета я понял, что заслужил полноценный отпуск, и задумался о том, как проведу каникулы. Мне одновременно хотелось бежать прочь от непонятных чудес и претило покидать загадочный дом. К тому же, в пенатах обосновался брат с семьёй, и можно было даже не мечтать о тишине и покое в полном детей деревенском доме. Итак, после недолгих размышлений я решил остаться в Сен-Мартэне.
  
   Через пару дней я едва не пожалел о принятом решении. Меня разбудило мяуканье Маркиза: мой друг, обычно сдержанный, отчаянно скрёб дверь. Его тревога передалась мне, я вскочил с кровати и распахнул створку. Против ожидания, кот замер на пороге, вызвав невольно раздражённое:
  
   - Ты для этого меня разбудил?!
  
   Кот ответил строгим взглядом, и в тот же миг я ощутил в воздухе странный запах. Поначалу я решил, что забыл закрыть горелку на плите, бросился в комнату за ключами и лихорадочно открыл замок на кухонной двери - лишь затем, чтобы убедиться в полной необоснованности опасений. Остановившись растерянно на пороге, я услышал доносящиеся снизу тихие голоса и заунывную восточную музыку. Смешиваясь с неприятным запахом, они порождали крайне раздражающее сочетание, однако раздражение это обострило мою память, и потребовалось менее минуты, чтобы понять: внизу расположились курильщики опия.
  
   Не мешкая, я спустился, едва не споткнувшись о бросившегося мне под ноги Маркиза, спешащего проделать намеченный путь раньше меня. К огромному моему удивлению, в полутьме крохотной лестничной площадки я различил две фигуры у открытой решётки. Подойдя ближе, я понял, что передо мной две женщины, или, скорее, ещё девушки. Та, что стояла справа, была одета более чем скромно: светлая блуза с зауженной талией и пышными рукавами, и тёмная юбка до пола. О подол настойчиво тёрся кот, которого я уже почти привык считать своим. Тёмные же волосы собраны в причёску, детали её ускользнули от меня в сумраке, однако я прекрасно разглядел встревоженное и удивлённое выражение милого лица незнакомки - и сам ощутил недоумение: она ничуть не походила на курильщицу опиума, однако запах окутывал меня теперь вязким, плотным, почти ощутимым саваном. На мгновение что-то в чертах её лица показалось знакомым, но я тут же уверился, что никогда раньше её не встречал.
  
   В замешательстве я перевёл глаза на вторую девушку - та, в противоположность хозяйке Маркиза, выглядела как многие из моих парижских знакомых и сильно походила на Одиль: яркое платье с глубоким декольте, короткая стрижка, густо накрашенное лицо и вызывающий взгляд. И всё же, несмотря на очевидное различие, нечто в их чертах подсказывало, что передо мной сёстры.
  
   За их спинами угадывались ещё несколько человек, сидящих, прислонившись спиной к дверце и колёсам автомобиля. Все они, очевидно, находились в наркотическом опьянении, поскольку никак не отреагировали на моё появление.
  
   Старшая из сестёр одарила меня смущённым взглядом, и я вспомнил, что пришёл, как был, в пижаме. Однако я счёл, что обстановка не располагает к скрупулёзному соблюдению приличий, и строго произнёс:
  
   - У вас есть три минуты, чтобы погасить кальяны и покинуть помещение, в противном случае я не поленюсь сообщить жандармам о происходящем здесь. Запах доходит даже до моей квартиры, и вы глубоко ошибаетесь, если считаете, что я намерен терпеть здесь притон.
  
   По взгляду, который строго одетая девушка бросила на сестру, я понял, что она, вероятно, сама только что обнаружила хулиганку и пыталась воззвать к её совести и разуму - их голоса я и слышал сверху. Однако в тоне наркоманки не прозвучало раскаяния, когда она неохотно протянула:
  
   - Ладно.
  
   Сестра обняла ей одной рукой за плечи и повела внутрь; ощутив, как Маркиз трогает меня лапой за пижамную штанину, я опустил глаза и пожурил его:
  
   - Эх ты, слуга двух господ!
  
   Моя реплика в большей мере предназначалась уходящей девушке - я надеялся завязать разговор и больше узнать о происходящих здесь чудесах и, возможно, о ней самой. Но когда я, не дождавшись ответа от истинного адресата замечания, поднял глаза, взгляд мой натолкнулся на знакомые прутья решётки и, миновав это досадное препятствие, утонул в кромешной темноте гаража.
  
   В последующие дни я не раз вспоминал странное событие, гадая, кто же эти девушки, откуда они пришли и куда исчезли, стоило лишь отвести глаза. Призраки, феи, обитательницы параллельного мира, галлюцинации, вызванные запахом опиума, исходящим из совершенно реального притона, устроенного приехавшим на каникулы племянником хозяйки? Впрочем, от последней версии я отказался: мои сверстники предпочитали более сильные и современные наркотики, коих, к моему огромному сожалению, в последнее десятилетие создали великое множество.
  
   Пожалуй, единственным человеком, способным дать хоть какие-то ответы, был Венсан Дюмон, прежний жилец. Узнав у Широ его адрес, я некоторое время раздумывал: всё же странно явиться к малознакомому человеку с вопросом: "Месье, а не встречались ли вам две девушки в гараже под квартирой?" Однако мысли об этом не давали мне покоя, и я наконец решился.
  
   Дверь мне открыл сам хозяин. Выглядел он несравненно лучше: лицо посвежело и глаза глядели спокойно. Впрочем, увидев меня, он нахмурился. Мы обменялись дежурными фразами - он становился всё более насторожённым и даже не пригласил меня войти - я попытался перейти к делу:
  
   - Я хотел бы поговорить с вами о доме, в котором вы жили, и в котором сейчас живу я. Вы однажды сказали, что видели там кого-то...
  
   - Нет! - он резко подался назад. - Нет, я никого там не видел.
  
   - Но...
  
   - Нет, - повторил он.
  
   Послышались торопливые шаги и над плечом учителя возникла темнокудрая головка:
  
   - Милый, что такое? Здравствуйте, месье!
  
   - Ничего, всё в порядке, - Дюмон отстранил жену, разворачиваясь, чтобы захлопнуть створку, замер на секунду, глянул мне в глаза и бросил: - Берегитесь пожара.
  
   В следующий миг я уже стоял перед закрытой дверью.
  
   Что это было, угроза, предупреждение? Отчего Дюмон принялся всё отрицать, даже толком меня не выслушав? Впрочем ответ на второй вопрос мне ясен - я успел заметить округлившуюся фигуру мадам Дюмон. Похоже, у них действительно всё наладилось, а я пробудил ненужные воспоминания.
  
   Только дома я понял, кого мне напомнила незнакомка - или вернее, кто мне напомнил её.
  
   Тем временем, с моей соседки чудес оказалось достаточно: шумы окончательно вывели её из себя, и она решила вернуться в тесную, но тихую бабушкину квартиру. Я помогал носить вещи, когда до меня долетел обрывок разговора между матерью и дочерью, и я понял, что девочка не раз приносила Маркиза в дом вопреки его явному нежеланию следовать за ней. Признаться, я порадовался их отъезду: и не подозревал, что некий диверсант мешает Маркизу вернуться ко мне - и привести к той, кто всё чаще занимала мои мысли.
  
   Однако в начале осени бдительность Маркиза позволила мне \вновь увидеться с его загадочной хозяйкой. К несчастью, встреча эта произошла в обстоятельствах, ничуть не располагавших к мирному общению.
  
   Прошло не более месяца, и я с ощущением дежавю проснулся от истошного крика Маркиза, мечущегося между моей кроватью и дверью. Как и в прошлый раз, я вскочил, не раздумывая; но теперь, стоило мне приотворить дверь, как кот проскользнул в щель и бросился вниз по лестнице. Я поспешил за ним, перепрыгивая через ступеньки: пролёт окутывали клубы дыма, а в лёгкие мгновенно ворвалась удушающая вонь горящей резины, краски и дерева. Решётка вновь оказалась отворена, и в слабых отблесках пожара я различил тела в знакомых позах и скорчившуюся у ворот тонкую фигуру: ноги уже не держали её, судорожный кашель разрывал горло, но моя незнакомка из последних сил пыталась отворить ворота. Я мгновенно пришёл ей на помощь: засов с трудом поддавался, но мне всё же удалось сдвинуть его и распахнуть створки.
  
   Я подхватил на руки опустившуюся бессильно девушку и вынес её на свежий ночной воздух, но взглянув на её бледное лицо, с тревогой понял, что она потеряла сознание. Опустив свою бесценную ношу на землю, я осторожно похлопал её по щекам, надеясь, что чистый воздух вскоре окажет целительное воздействие, и досадуя, что не храню дома ничего более эффективного.
  
   К моей несказанной радости, она быстро пришла в себя, и в обращённом на меня взгляде я прочёл искреннюю и горячую благодарность, позволившую почувствовать себя героем. Однако тут же лицо её исказилось тревогой и, приподнявшись в моих объятьях, она резко показала мне за спину, вымолвив лишь:
  
   - Там...
  
   И тяжело закашлявшись. Её отчаянный жест заставил меня вспомнить об оставшихся внутри людях, я осторожно разжал руки и бросился назад, намереваясь вынести стольких, скольких смогу. Однако первым мне под ноги попался Маркиз, я кинулся за котом, опасаясь, что он задохнется - и оказался на лестнице. Обернувшись, я увидел закрытую решётку, а выбежав на улицу - ровную стену, затянутую буйными джунглями неподвижных, чёрных в лунном свете плетей плюща.
  
   Моя чудесная незнакомка тоже исчезла, и мне оставалось только надеяться, что здоровье её не пострадало, и что я ещё увижу её. А также, что кто-то подоспел на помощь оставшимся в гараже людям - хотя, признаться, я чувствовал глухое раздражение при мысли о том, что их пагубное пристрастие могло стоить жизни моему прекрасному видению. Пожар - вот о чём меня пытался предупредить Дюмон: сам он, видимо, ничего не смог сделать или просто испугался...
  
   Мысли о ней настолько занимали меня, что несколько дней я провёл как лунатик, мало интересуясь происходящим вокруг. Из этого отрешённого состояния меня вывел цветочный горшок, пролетевший на расстоянии вытянутой руки и разбившийся о дно огромного мусорного бака. Я очнулся и понял, что стою под домом, а наверху квартирная хозяйка вытягивает руки с новым снарядом.
  
   - Что вы делаете?! - воскликнул я.
  
   - О, простите, я вас не заметила, - испугалась она. - Я выбрасываю эти ужасные горшки. Здесь жила моя тётка. Старуха на днях умерла, и я могу наконец избавиться от её балконной оранжереи и сдать этот этаж. Кстати, если хотите, можете переехать сюда.
  
   "Какая такая тётка?" - едва не спросил я. Потом вспомнил, в каком доме живу, и решил ничему не удивляться.
  
   - Благодарю, но меня устраивает нынешняя квартира, - сухо ответил я. - Однако, если цветы вам не нужны, я заберу их.
  
   - Пожалуйста, - пожала плечами мадам Дютри. - Поднимайтесь, дверь открыта.
  
   На втором этаже оказалось чисто, светло и уютно; следующие полчаса я был занят размещением растений на своей лестничной площадке. Когда я выносил уже последний горшок, взгляд мой упал на пожелтевшую фотографию, стоящую на комоде поверх кружевной салфетки тонкой работы. И сердце моё замерло: со снимка глядела моя незнакомка, а на коленях у неё - ошибки быть не могло - с гордостью восседал Маркиз.
  
   - Кто это? - выдохнул я, услышав шаги хозяйки.
  
   - Это она, моя тётка, - ответила она. - Тут она ещё до падения. Потом-то она долго не могла сидеть, не то что ходить. И с тех пор часто болела.
  
   - Она вышла замуж?
  
   - Нет, что вы, - фыркнула хозяйка. - Кому нужна такая жена... А прожила столько лет! И всё это время я вынуждены была ухаживать за ней и за её цветником... Одно мучение такая жизнь... Моя мать вон умерла рано... хотя моя мать сама виновата, - и она со вздохом отвернулась.
  
   Только тем огорчением, что я испытал при этом разговоре, можно объяснить следующий жест: я схватил рамку и спрятал её под рубашку, и лишь затем осознал, что творю. Но мысль вернуть украденное так и не посетила мою голову.
  
   Найдя место для последнего цветка, я опустился на верхнюю ступеньку, тяжело опёрся спиной о стену и достал фотографию.
  
   Что же это?! Неужели я спас её лишь для того, чтобы она влачила подобное тягостное существование? О, такая несправедливость вполне в духе мироздания! Но нет, я не собираюсь сдаваться, я должен увидеть её снова, я должен всё исправить!
  
   Но кончился отпуск, и вновь меня затянула рутина; глядя вечерами на её портрет, переживая вновь и вновь краткие, но волнующие минуты нашей встречи и сожалея о том, что завершилась она прежде, чем мы смогли перемолвиться хотя бы парою слов, я не сразу осознал другую потерю: исчез Маркиз. Страшнее всего было подумать, что он погиб в том пожаре, приведя меня к хозяйке, однако эта самая горькая возможность была и самой вероятной.
  
   Я вскакивал на каждый шорох, однако раз за разом это оказывались голуби либо моё разыгравшееся воображение. Пока однажды, душной сентябрьской ночью, в которую я оставил окно открытым, не случилось то, чего я давно уже подспудно боялся: по пути ко мне Маркиз сорвался с карниза.
  
   Я очнулся от раздирающего слух скрежета когтей по металлу и от короткого кошачьего вскрика; мгновенно угадав, что произошло, я бросился к окну. Белое тельце словно светилось на фоне поросших травой камней внизу; отчаянно надеясь, что он успел перевернуться в воздухе и упал на лапы, я поспешил на улицу. Спустившись, я увидел, что кот идёт мне навстречу, но вид у него был неважный. Я аккуратно взял его на руки и отнёс наверх, устроив в кровати на свёрнутом удобно одеяле. Когда Маркиз не отказался от принесённого блюдца сметаны, я вздохнул с облегчением: похоже, мой друг отделался испугом. Я сидел рядом, пока он не заснул, затем выключил свет и расположился на любезно оставленной половине кровати.
  
   Проснулся я поздним утром - очевидно, организму потребовалось возместить ночные треволнения. Маркиза на прежнем месте не оказалось, и я ощутил лёгкое беспокойство. Одевшись, я заглянул под кровать и в ванную, но нигде его не обнаружил. Беспокойство переросло в тревогу: я понял, что не закрыл комнату, и с ужасом вспомнил, что кошки ищут тёмное место, чтобы умереть. Я бросился вон и поспешил вниз по лестнице, и лишь на последней ступеньке осознал, что вновь вижу решётку отворённой, а из гаража льётся свет. Но не это заставило меня замереть: внутри кто-то тихо плакал.
  
   Я беззвучно вошёл и увидел на табурете в углу мою незнакомку, всхлипывающую, спрятав лицо в ладонях. Тут же нашёлся и Маркиз, встревоженно шерстящий белым боком тёмно-синюю юбку хозяйки. Я подошёл ближе и сочувственно спросил:
  
   - Что случилось, мадмуазель? Могу ли я чем-то помочь?
  
   Девушка отняла руки от залитого слезами лица и поспешила выпрямиться и промокнуть глаза платком:
  
   - О нет, месье, со мной всё в порядке. Я... я всего лишь очень устала, - она взглянула на меня и ахнула: - Вы! Я помню вас, месье! Вы вынесли меня отсюда в прошлом году, когда случился пожар... Но куда вы исчезли затем?! Нет, не подумайте, что я вас укоряю, вовсе нет, напротив, я хотела вас поблагодарить. Отец сказал, что друзей моей сестры уже было не спасти, да и сама она выжила лишь чудом. Но, боюсь, мы всё равно её потеряем, она уже никого не слушает, лишь вам тогда удалось повлиять на неё, пусть и ненадолго... Простите, - спохватилась она, неловко улыбнувшись. - Мои тяготы ничуть вас не затрагивают.
  
   - Отчего же, - горячо возразил я. - Если есть что-либо, что я могу совершить, чтобы высушить ваши слёзы, скажите, и я сделаю это с радостью!
  
   Она зарделась смущённо и опустила взгляд, и сразу же на ум ей пришёл очевидный вопрос, заставивший её вновь поднять на меня прекрасные глубокие глаза:
  
   - Месье, но откуда же вы пришли?
  
   - Со второго этажа, - ответил я, улыбаясь.
  
   - Вероятно, вы ангел, сошедший со страниц Библии, - с лёгкой иронией заметила она. - Поскольку на втором этаже библиотека.
  
   Я рассмеялся подобному предположению и покачал головой:
  
   - О нет, я всего лишь простой смертный, - я предложил ей руку, на которую она оперлась с благодарностью, поднимаясь, и кивнул на следующего за хозяйкой кота. - Если и есть во всей этой истории чудесное существо, то это Маркиз.
  
   - Месье, вы назвали имя моего питомца, и продолжаете утверждать, что в вас самом нет ничего чудесного? - с очаровавшей меня логикой спросила она.
  
   В тот же миг я понял, что сдался без боя взгляду этих глаз и заранее готов согласиться с любым утверждением. Однако что-то во мне требовало и её приобщить к творящимся в этом доме чудесам, и я предложил:
  
   - Идёмте со мной, и вы убедитесь сами, что на втором этаже моя квартира.
  
   Девушка задумалась на миг, а в следующий уже решительно кивнула. Сад её очаровал, она с детским восторгом перечисляла названия цветов и восхищалась их красотой. У окна она на миг замерла и задумчиво произнесла, глядя во двор:
  
   - Я шла сюда, но в гараже нахлынули воспоминания... Я часто ходила наверх после того, как встретила вас, пыталась понять... И я привыкла, покидая библиотеку, бросать взгляд во двор. Несколько лет назад я стояла здесь же и думала. Мысли мои были невесёлыми: отец работает врачом, часто его будят посреди ночи звонки пациентов, и он несётся к ним сквозь темноту в этом ужасном автомобиле... Я так боюсь за него! Он обещал, что прекратит поездки, когда найдёт ученика или компаньона, но он так требователен... И сестра... я думала о сестре... и вдруг увидела в окне дома напротив пожилую даму, улыбнувшуюся и помахавшую мне рукой. Я улыбнулась и помахала в ответ, и мне стало легче, сама не знаю, отчего. И лишь потом я поняла, что в доме напротив живут две юные сестры... странно, не правда ли? - порывисто обернулась она ко мне. - И вы...
  
   - Странно, - согласился я, подходя ближе и беря её за руку. - Странно и чудесно, и разве не прекрасны эти чудеса, если они помогли нам встретиться?
  
   Она улыбнулась и кивнула, смутилась собственной смелости и попятилась к лестнице:
  
   - Пожалуй, мне пора уже идти. Отец должен скоро вернуться, а обед ещё не готов.
  
   Она резко развернулась, и вдруг словно запнулась, взмахнула руками, вскрикнув - и в последнюю секунду я успел подхватить её, удержав от падения вниз по ступенькам.
  
   - Маркиз! - воскликнула девушка. - Вечно он крутится под ногами!
  
   Я собирался уже выругать кота, но не смог произнести ни слова: он смотрел на меня с таким облегчением и благодарностью, словно... впрочем, отчего же "словно"? Я действительно спас его хозяйку. Сначала от гибели, а затем, когда всё повернулось не так, как нам с ним хотелось - и от тяжёлого увечья. О, я знаю, что Маркиз не желал ей зла, отнюдь! Не его вина, что любимая хозяйка шагнула к лестнице, глядя в окно и думая обо мне, и потому не заметила кота, стремящегося отвлечь её от печальных мыслей. Но отважный друг смог вновь привести меня, чтобы я раз и навсегда изменил её судьбу. Дорога была долгой, но, право же, ради той, что ожидала нас, мы оба готовы были повторить пройденный путь ещё тысячу раз.
  
   Я взял Маркиза и подал его хозяйке, а затем поднял и её на руки, и с величайшей осторожностью принялся спускаться по лестнице.
  
   - Что вы делаете! - воскликнула моя фея. - Если отец увидит...
  
   - Если он увидит, - подхватил я, - надеюсь, это побудит его серьёзно отнестись к моему предложению руки - а сердце и так уже вам принадлежит.
  
   Она покраснела, но не возразила ничего и предпочла спрятать лицо в пышной шубке кота. Впрочем, слова нам были и не нужны: последняя ступенька осталась позади, а наша история - только начиналась.
  

Оценка: 9.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"