Аннотация: Copyright, 2000, Кишинев, CZU 882(478)-3 T66 ISBN 9975-72-077-3
Любовная история
Они почти не знали друг друга. Мимолетно встречались, и, не замечая, проходили мимо. Но однажды, в его прогретой тяжелым августовским солнцем комнате, она вдруг почему-то решила заинтересоваться им, узнать, что он за человек. Быть может потому, что вблизи него ей вдруг стало страшно, и она, чтобы скрыть от самой себя и от него этот страх, быстро, но натянуто заговорила о том, что его интересовало, о горах, о слайдах, привезенных им с летнего восхождения на Памир, об его альпинистском снаряжении. Ей были даже неинтересны ответы на это вопросы, она принялась уже жалеть, что, воспользовавшись ничегонеделанием и обыкновенной скукой, все -же заглянула в его дом. Незатейливый холостяцкий быт не говорил ни о чем радостном. Он вообще ни о чем не говорил. Но впереди был еще долгий томительный летний день, и, чтобы заполнить его, она решила посмотреть старинную архитектуру недавно открытого для посетителей монастыря...
В монастыре было как-то глухо, влажно и как будто холодно. Солнечное тепло, разговляясь все лето, казалось вовсе не проходило не только через монастырские стены, но и сам воздух, тяжеловесно закрываемый вековыми тополями и лиственницами. Они, как бы находясь некоем закрытом от мира аквариуме, не спеша поплавали у барельефных изображений стен, закрепивших военные героические походы предков. Он старался выказать свою энциклопедическую осведомленность и образованность, специфическую, с философским уклоном начитанность. А она, хоть и не считала себя дурочкой, многие вещи воспринимала интуитивно, чисто женским интеллектом, с его ветвистыми разворотами: нравится и отчего, на эмпирике, не нравится. Он же совсем никак не принял это свойство ее тонкого женского интеллекта, или предпочитал академизм: и в мышлении, и в самом образе жизни.
Знаешь, - говорил он ей, - наши далекие предки долго накапливали силы, сейчас время ужимает все до фрагментарного: быстро накапливаем - быстро отдаем. Жизнь требует мгновенных взрывных усилий... В наследство от предков мне досталось умение копить и рассчитывать силы.
Да, он и в правду академически, совсем не типично для современного мужчины строил не только свой интеллект, но и свое тело. Многочасовые изнурительные тренировки сделали его мускулатуру объемной, дух - свободным от предрассудков, наделили, а может и пробудили дремлющий, почти звериный инстинкт. Это особое чутье позволяло ему босиком ходить по хрустящему насту только что замерзшего льда, и не проваливаясь в полыньи, чувствовать: вот здесь еще совсем не примерзло, здесь - шаг влево. Но это все она увидела потом, уже значительно позже, а пока, ведомая каким-то странным любопытством, она заморожено остановилась у потрясшей ее надгробной статуи плакальщицы в павильоне монастыря. Опущение перетекания форм в другую было столь вязким, тягучим, что она почувствовала его даже на вкус, войдя в эту плакальщицу, слившись с нею, отождествив себя с мраморным изваянием. Эти полуобнаженные груди, вполоборота абрис лица, руки, бедра. Да, античный мастер вдохнул в эту каменную плоть часть своей души. Душа поселилась в скульптуре, как в нише, и, видимо, прожила там уже несколько веков, открываясь тонкому взгляду другой, живой души, носимой в теле из плоти...
Им как-то удалось выбраться из этого водоворота покоряющей власти, чужой силы, культуры, что веками пригибала головы непокорных и вела их на эшафот. Они оба, истомленные и усталые, уже силились бежать из всего этого торжествующего ликования, мимо маленькой с кукольными шатрами другой церковки, мимо красных каменных стен, заложенных еще Дмитрием Донским, келий монахов в узкий, с пригнутой головой выход под каменными сводами монастыря...
Москва современная встретила их деловыми ритмами позвякивающих трамваев, все тем же щедрым, но уже закатным солнцем, долгими рельсами шпал, по которым они пешком возвращались обратно. Нет, их ничуть в этом походе не тянуло друг к другу, он уже не пугал больше ее, только удивлял бог весть откуда появившейся чуткостью ко всякому звуку, стрекоту ли кузнечика, или дальнему хлопку какого-то взрыва.
Я всегда всей кожей реагирую, - сказал он ей.
Она не одергивала его и не поощряла, Она, казалось бы, совсем уже перестала интересоваться им, и когда они дошли до ее дома, лениво взяла протянутую ей сумку и махнула ему гудбай. А когда он ушел, в лифте ощутила вдруг как -бы нехватку воздуха, будто он, уходя, выкачал весь кислород. Так повторялось потом много раз. Когда они расходились в жизни по разным дорожкам, ей всегда казалось, что она некоторое время как бы задыхалась без него. Потом это чувство проходило, заменялось своим измерением, своим видением мира, своим дыханием.
А пока... Она рванула за ним из лифта, бежала до колик в боку по пустынным дорожкам улиц, все дальше и дальше к его дому. Она настигла его на той грани темноты, когда разум, угасая, теряет свою власть над нами и в силу вступает ночное видение. Интуиция зверя, вышедшего на охоту. Чуть помедлив, она остановилась у приоткрытой щели его дверей, помедлила было войти, но потом вдруг, разом, с полным вдохом ворвавшись, предстала перед ним, удивленным, с недоуменно поднятыми бровями, растрепавшаяся, совсем неэротичная и сказала: Я хочу тебя!..