Аннотация: Простая история о девушке, которая полюбила.
Нина.
Нина попала в нашу палату самая первая. Когда меня, истерзанную, но бесконечно счастливую от того что роды позади, привезли на больничную кровать, Нина уже спала. Всю ночь меня бросала то в жар, то в холод, я стонала и, наверное, мешала своей соседке. Нина лежала тихо, отвернувшись к стене и сжавшись в комочек.
Утром к нам привезли еще двух рожениц. Одна из них, Галя, когда рожала свою девочку, ругалась на чем свет стоит, и к ней сбежались весь персонал роддома. А она кричала на все отделение зычным голосом:
- Ну-ка все ко мне, что Вы там столпились, все сюда!
Девчонки были молодые, шумные, все мы рожали в первый раз и разговоры велись бесконечно. Нина всегда молчала. Она лежала с открытыми глазами, бледная, осунувшаяся и мы старались ее не тревожить.
На второй день принесли детей. Сначала страшновато было брать этих головастиков с красными лицами и крохотными глазками. Я в первый раз не ощутила никакой материнской нежности, и держала сына на руках, привыкая к его тяжести. Мои соседки вели себя с детьми по-разному. Кто, как я, - обращался с ребенком как с хрустальной вазой. А Галя сразу прижала свою девочку к себе и с большой неохотой отдала ее нянечке.
Нина взяла своего мальчика спокойно, и долго вглядывалась в его маленькое личико, как будто искала там что-то.
Ночью произошло событие, взбудоражившее нас. Из соседней палаты сбежала девочка москвичка, бросив свою двухдневную дочку. Врачи ругались, нянечки плакали, забирая девочку на другой этаж к брошенным детям, а мы лежали в палате, и представить себе не могли, как можно такое сделать? Пусть ты еще молодая, пусть тебе надо еще учиться. О чем ты раньше думала? Как ты могла бросить ее, маленькую и беспомощную, для которой ты единственный родной человек на свете? Ты носила ее долгие девять месяцев, ты разговаривала с ней, ты видела ее сны. Как ты могла сделать такое? Она уже родилась, хорошая, здоровая девочка. Ты видела ее, ты слышала ее голос. Разве этот голос не будет преследовать тебя всю жизнь? Как ты потом будешь смотреть в глаза своих будущих детей? Этот грех тебе уже не искупить. Так в нашем, и так не слишком счастливом мире, стало больше на одну искалеченную судьбу.
Прошло 4 дня. С шести утра нам приносили детей, и девчонки уверяли, что в общем гвалте малышей, они уже различают голос своих детей. Мы, по шесть часов в день, терзали свою грудь, пытаясь добиться от нее молока. Как же это было сложно и больно!
Под окнами толпились родственники и друзья, камешками вызывая нас на общение. К Нине никто не приходил. Ей ни разу не принесли передачу, и за пять дней она не сказала нам ни одного слова. Даже врач, полная вредная женщина не цеплялась к ней, предпочитая нам высказывать свои замечания.
В ночь перед выпиской, мы долго не могли заснуть, обсуждая новые перспективы, которые открылись пред нами. Наконец мы угомонились.
Я уже засыпала, когда услышала тихий плач. Я так привыкла к молчанию Нины, что долго прислушивалась к всхлипам с соседней кровати. Девчонки тоже проснулись. Некоторое время все лежали тихо, а потом Галя засветила ночничок на стене, и налив в стакан воды, протянула его всхлипывающей Нине:
- Выпей, тебе станет лучше.
- Спасибо, - Нина села на постели. Она пила воду, и ее зубы стучали о край стакана. - Спасибо, мне уже не станет лучше.
- Перестань, - Галя решительно поставила пустой стакан на тумбочку, - у тебя теперь есть сын, и ты должна думать о нем. Как ты его назовешь?
Нина вытерла опухшие глаза:
- Не знаю, может быть Иваном. Так звали моего отца, - добавила она тихо.
- Очень хорошее имя, - Галя погладила ее по руке, - Иван, Ванечка, Ванюша, - настоящее русское имя, даже немного сказочное.
Нина улыбнулась. Потом ее губы задрожали, и она прошептала сдавленным голосом:
- Мне так плохо. Если бы не сын, я бы... я...
- Расскажи, что с тобой случилось? Если ты будешь держать эту боль в себе, будет только хуже. Смелее, ведь все равно это уже случилось и я на 100 уверена, что ты в этом не виновата.
- Не знаю, - Нина зябко поежилась, - что уж тут рассказывать, просто я не везучая с рождения.
История ее действительно оказалось самой обычной. История брошенной женщины с ребенком.
Ее мать умерла, когда Нине было 12 лет. Отца своего девочка никогда не видела. Хотя мать, которая в перерывах между пьянками вспоминала, что у нее есть дочь, пару раз показывала ей фотографию красивого молодого человека, и, утирая горькие слезы, говорила, что это и есть ее отец - Иван. Затравленная, вечно избиваемая пьяной матерью девочка, навсегда запомнила его лицо.
Когда мать умерла, Нина не знала, радоваться ей или огорчаться. Все их жалкое имущество, то которое Римма Петровна, мать Нины, не успела пропить, растащили ее сожители, оставив девочке домик-развалюху. В детдом она не попала, ее к себе взяли соседи, какие-то очень дальние родственники, а, в сущности, совсем чужие люди.
Оба они были уже в возрасте, и своих детей у них не было. Дед, Николай Петрович, был строгий молчаливый мужчина. Евдокия Степановна, его жена, была женщиной доброй и ласковой. Но она не смела перечить мужу и всегда во всем ему подчинялась.
Нина научилась шить, готовить. Ей понравилось у стариков. В доме всегда было тихо, даже телевизора не было, и она здесь отдыхала, особенно после шумных попоек матери.
В 15 лет Нина попробовала подкрасить губы помадой. Дед, увидев это, ударил ее по лицу, а помаду раздавил ногой. Высокий, жилистый, он и в свои 70 лет был очень силен. Нина тихо плакала, прикусив зубами край платка, а старуха сидела рядом, не осмеливаясь утешить девушку.
Так Нина выросла. Она окончила 8 классов школы и пошла в швейное училище. В семье было плохо с деньгами и ей надо было поскорей начать работать.
О матери она почти не вспоминала, а от ее предполагаемого отца, у нее сохранилась только помятая фотокарточка.
В 17 лет появился Он, ее первая любовь, на которого она робко смотрела все школьные годы. Он успел отслужить в армии, и работал в автомастерской. Высокий, с густыми черными волосами, кареглазый, белозубый. Нина тоже была не маленького роста, с милым, круглым лицом, с косой до пояса. Почему Он выбрал ее? Ведь Он не страдал от недостатка внимания со стороны девушек их городка. Нина не была первой красавицей, и подруги, учуяв с какой стороны дует ветер, сразу предупредили ее, что он известный ловелас, и с ним надо держать ухо в остро. Кто она такая, что бы Он женился на ней?
Но как она могла противостоять ему? Как можно противостоять стихии? Она шла в училище, Он ждал ее на дороге. Она возвращалась, Он шел рядом, провожая до дома. Куда бы она ни шла, везде встречала его, и скоро ее глаза сами искали его среди людей.
Он подарил ей любовь, и она даже теперь счастлива, что встретила его. Ее никто никогда не любил. Били, обижала, жалели, но не любили. И ее сердце таяло, когда Он называл ее самой Красивой, самой Любимой. Нина похорошела, начала смеяться, и летала как на крыльях. Нет, Он не подлец, Он очень хороший, а то, что она осталась одна, - просто у нее такая судьба, - не любит ее Бог.
Нина сразу поверила ему. Он был так похож на ее отца. И она чувствовала, что Он не мог сделать ей плохо. Она давно ждала счастья, она его заработала, выстрадала всей своей нелегкой жизнью. Нина также приходила домой к 9 часам вечера, крутилась по хозяйству, и когда узнала, что беременна, скорее даже обрадовалась. У них будет ребенок, и теперь они обязательно поженятся. Нина сразу знала, что у нее будет мальчик, какой же мужчина откажется от сына?
Через неделю, с бьющимся от волнения сердцем, она все ему рассказала. Он помолчал, и сказал, что конечно, очень рад, но жениться ему еще рано, а, кроме того, они с ребятами завербовались работать на Север, и ему надо скоро ехать, не может же он подвести ребят!
Нина слушала его, улыбка еще не сошла с ее румяного лица, а по щекам уже катились слезы. Что она могла ему ответить? Лучше бы Он ее избил.
Она встала и пошла к двери, не в силах больше оставаться в этой комнате. И уже в дверях ее догнали его слова, что надо сделать аборт, денег он ей всегда даст.
Возле его дома она упала, - ноги ее совсем не держали. Ее подняли встревоженные прохожие, но Нина отказалась от их помощи. Домой дошла сама, держась за стенки домов.
Как она жила дальше, трудно сказать. О своей беременности Нина никому ни сказала. Она вообще перестала разговаривать. Беременные, обычно поправляются, а Нина худела. И живот у нее появился только на 7 месяце. Нина стала носить широкие юбки и бабка, Евдокия Степановна, догадалась обо всем первой. Она стала насильно кормить Нину, часто пекла ей что-нибудь вкусненькое, и когда Нина отказывалась, пытаясь замкнуться в своем горе, старая женщина говорила:
- Это не тебе, дурочка, это твоему маленькому. Зачем делать его несчастным еще до рождения, он успеет в жизни хлебнуть лиха.
Постепенно, ближе к родам, Нина переломила себя. Она старалась жалеть ребенка, который доставил ей столько горя. Она пыталась думать о нем как о своем призрачном отце. Это был единственный человек, которого Нина беззаветно любила, и который не сделал ей ничего плохого.
Нина хотела любить своего мальчика. Это было трудно. Боль и отчаяние не сложившейся жизни, душили ее, не давали ей спокойствия. И сил на любовь почти не оставалось.
На девятом месяце Дед вызвал ее в свой кабинет, и, после долгого молчания, сказал, не глядя на нее:
- Ты пошла по дороге своей распутной матери, и для тебя нет места в моем доме, уходи!
С побелевшим лицом Нина пошла в свою комнату, собирать вещи. И сквозь закрытую дверь слышала, как бабка, впервые в жизни, кричала на мужа. Тот, видимо, тоже опешил от такого поворота событий, но решения своего не изменил:
- Вон!
Следующие две недели были самыми кошмарными в ее жизни. Ей некуда было идти, она села со своим стареньким чемоданом на автобусной остановке, и просидела там всю ночь. Тогда, она уже не в первый раз подумала о смерти. Это было просто, - кинуться под колеса любого грузовика и дело с концом. Но она так устала, ей было так плохо, что не было сил оторвать дрожащие ноги от холодной деревянной скамьи.
Под утро она упала в обморок, прямо на чемодан. Ее подобрала молодая женщина и перенесла в свою крохотную комнатушку, где Нина почти неделю металась в горячке. А потом начались схватки, и она даже не успела сказать спасибо приютившей ее женщине, которая ухитрялась жить на 10 квадратных метрах площади, с двумя детьми и старенькой мамой.
Вот и все. Завтра ее выписывают, и что ей дальше делать, она не знает.
Мы молчали. Не описать, как было жаль эту растерянную, молодую женщину. Но чем мы могли ей помочь? Не у кого из нас не было собственной квартиры, да и как объяснить мужьям, появление одинокой женщины с грудным ребенком? А ведь ей надо было где-то жить, чем-то кормить своего мальчика. Как же это больно, когда кто-то страдает, а ты ни чем не можешь помочь!
Так ничего и, не придумав, мы уснули. А утром начались хлопоты, связанные с выпиской, и девчонки бегали по палате, стараясь ничего не забыть. Только Нина лежала на кровати, в своей обычной позе - отвернувшись к стене.
Мы посовещались и оставили Нине все деньги и продукты, которые у нас были. Тут пришли за первой девочкой, и началось прощание. Следующие пол часа мы были как на иголках, ежеминутно выглядывая в окна, и, гадая, за кем же приедут теперь.
И вот, в палату вошла наша любимая медсестра Таня:
- Зубенко, - обратилась она к Нине, - ты чего лежишь? Ну-ка давай собирайся, за тобой пришли!
Нина подняла испуганное лицо:
- Как пришли? Кто?
- Собирайся, - Таня улыбалась, - тебя люди ждут.
Нина дрожащими руками запахнула халат, попыталась пригладить волосы, потом беспомощно оглянулась на нас, и вышла в коридор. Там она сначала пошла, а потом, не выдержав, побежала по длинному больничному коридору, придерживая полы халата руками. Мы тоже выскочили вслед за ней.
В большом холле родильного дома, среди радостных молодых папаш, стояли маленькая старушка и высоченный хмурый дед с банкой меда в руках. Увидев Нину, бабушка заплакала и прижала ее к себе, а дед растерянно начал гладить ее по голове.
И мы с Галкой, вслед за Ниной, зарыдали в голос. Вот, наверное, было зрелище, почище, чем в мексиканских сериалах!