Спускаясь по лестнице, я чуть не наступила на огромного таракана, лежащего навзничь на одной из нижних ступенек. Видимо, накануне провели у нас на работе очередную потраву. Длинные усы слабо шевелились. Ему было очень плохо.
- Ах ты, бедолага, - сказала я, поднимая почти безжизненное тускло-коричневое тело. Оно оказалось тяжёлым, и очень хотело жить. Это чувствовалось по тому,
как сразу задвигались его усы: жалобно, но решительно.
- Надо помочь. - решила я, и протянула ему руку помощи. Принесла его в комнату для чаепитий, положила на длинный ядовито-зелёный стол и, как учили когда-то на медсестринских курсах, сделала больному промывание желудка, да и искусственное дыхание пришлось проделать - очень уж он был плох. Всё это явно пошло ему на пользу: полежав немного, он встал на ноги и, покачиваясь, пополз к краю реанимационного стола.
- Эй-эй! Ты куда, дорогой? - подхватила его я и отнесла на улицу, в кусты, подальше от человечьей еды и ядов, иногда её заменяющих.
Посмотрел он на меня как-то отчуждённо и пополз себе прочь - ни плохой, ни хороший - обычный таракан, большой только очень. И, конечно, он вернётся в человечьи места, где быть ему не положено, потому что он как раз и питается тем, чем не положено. И тут уж я поделать ничего не могу.