Аннотация: Рассказ написан в рамках конкурса "О чём молчат сталкеры" по Вселенной Метро 2033 (2015 год). Он выбыл из конкурса на втором этапе - 29.02.2016. Я предлагаю его к прочтению.
Цветок.
Стёпка лежал на топчане и смотрел в потолок. Ничего интересного там не было, но заняться всё равно было нечем. Этот потолок он уже разглядывал три дня с продолжительными перерывами на "беседы", очень смахивающими на допрос. "Надо переждать!" - он поднялся и энергично забегал по карцеру. Два шага, поворот, два шага. "Спокойствие! Главное - спокойствие!" - это мультяшное напутствие Парамона Лукича он повторял снова и снова. Стёпка улыбнулся, вспомнив детский мультик, случайно оказавшийся в одном из компьютеров бывшей воинской части, надёжно спрятанной в горах северного Забайкалья. Лукич напоминал героя этого детского мультика, хотя был тонок в кости. Может носом-картошкой и повадками?
Стёпка улыбнулся, вспомнив старика. Если он не шутил, то ему было уже более ста лет. Он рассказывал о своём детстве в Российской Империи. Стёпка и страны такой-то и не знал! Нет, он, конечно, слышал, что до Удара были разные государства, в том числе, и Россия, но об империи не слыхал. Потом, по словам деда, была Великая революция, которая должна была принести освобождение, но принесла много горя, разрушила эту империю. Но на руинах была построена новая империя - советская. Ещё более могущественная. Мировая война подтвердила жизнеспособность этой державы. И её примеру последовали многие страны мира. Но грянула перестройка. Чего перестраивали и зачем Стёпка так и не понял. Если была великая держава, то какой смысл её как-то перестраивать?! Для себя он просто решил, что до власти дорвались интеллектуальные уроды и моральные подонки. А остальное большинство трусливо промолчало. Россия покатилась по пути колониальной демократии. Но "катилась" не долго. Как только стала поднимать голову, так по ней ударили. Результат - весь мир под землёй! - "Русские всегда приходят за своими деньгами". Стёпка улыбнулся, вспомнив листок в кабинете Парамона Лукича со словами Отто фон Бисмарка.
Стёпку посадили в карцер сразу же, как он вернулся с поверхности. Да, и как не посадить, если из пяти сталкеров, отправившихся на поверхности два месяца назад, вернулся он один. Цветок, который он нёс для Васьки, отобрали. Подумал с грустью: "Наверное, уже разобрали по лепесточку в лаборатории".
Васька! Его ангел. Его невеста. Миниатюрная, быстрая, с карими живыми глазами. Его любовь с детства. Сирота без роду и племени и он - сын одного из соправителей бункера. У них, казалось, нет будущего. Но Стёпка шел к своей цели напролом, плюя на запреты и условности. Поэтому когда она вдруг вытянула жребий сталкера, заявил, что согласен заменить её в сталкерском отряде добровольно. Это был шок для родителей: мама рыдала три ночи, отец кричал, что всё было подстроено, что это наезд на него, узнает кто - сотрёт в порошок. Когда посыпались оскорбления в сторону Васьки, Степан просто встал и ушёл из дома. У каждого человека внутри есть предел. Предел чувств. Предел боли. Предел слёз. Предел ненависти. Предел прощения. Поэтому люди могут долго терпеть. Молчать. Делать выводы. А потом встать и уйти. Без объяснений. Такой предел настал - Стёпка просто ушёл из дома. Навсегда. С тех пор он жил у старого сталкера Ивана Ивановича, определенного ему в наставники, в его маленькой клетушке, постигая сталкерское искусство, так сказать, без отрыва от места жительства.
Иванович, как просто называла его сталкерская братия, не добавляя при этом какого-нибудь жизненного прозвища, - высокий и нескладный старик - хозяйство держал аккуратно, сразу определив, кто какую часть домашних обязанностей выполняет и какой вклад вносит. Конечно, на первых порах Стёпка жил у него в долг. Но он не возложил на него обязанности прислуги за всё, как делали это другие сталкеры, честно взял с него только то, что озвучил в первый день: по тарифу, - не использовал его и не драл три шкуры.
Потихоньку Стёпка стал выходить на поверхность вначале в ближние рейды, а потом всё более длительные и, благодаря наставлениям Ивановича и своему усердию и трудолюбию, превратился в удачливого охотника, приносящего в бункер ценную добычу. Его стали уважать и считаться с ним... до последнего выхода.
Задание для их группы сталкеров было на первый взгляд обычным: выйти на поверхность, найти артефакты, пригодные в использовании в бункере. Но параллельно необходимо было произвести разведку в определённом квадрате на предмет нахождения там входов в подземный аэродром. Вот это и было необычным. Никогда никакими конкретными координатами сталкерские отряды не снабжали. Они были вольны самостоятельно определять район своих поисков, исходя из обстановки на поверхности.
Слухи об аэродроме постоянно циркулировали в бункере. Рассказывали, что прямо в горе открывался выход, оканчивающий взлётно-посадочную полосу, и самолёты прямо взмывали в небо, или садились. Он был построен ещё в двадцатом веке и входил в третью линию обороны Забайкальского военного округа, а потом в годы перестройки и последующего передела собственности и сфер влияния был законсервирован и так засекречен, что даже в документации под грифом "совершенно секретно" о нём исчезла всякая информация. Говорили также, что там базировались не только самолёты, но был организован продуктовый склад на случай ядерной войны и кое-какое производство товаров первой необходимости. Старые сталкеры также рассказывали, что подземный горный аэродром на самом деле (как будто бывали там не раз!) представлял собой разветвлённую сеть подземных тоннелей, залов, гротов. Ходило также утверждение, что подземными тоннелями этот аэродром был связан с таким же, но на другой стороне Кодарских гор. А тот в свою очередь выводил к самому Байкалу.
Именно, из-за большого количества разнородных слухов Стёпка им не доверял. Поначалу, в самом начале катаклизма, бункер пытался связаться на военных частотах с другими воинскими частями и соединениями. Сигналы SOS посылали во все стороны. Но с течением времени само наличие другого человеческого поселения стало казаться химерой. Но каждый раз, когда сталкеры отправлялись на поверхность им давалось стандартное задание в дополнение к основной задаче искать горный аэродром.
Вполне возможно, что отец, являясь соправителем бункера, знал об этом больше. Но спросить у него Стёпка не мог. До его ухода из дома он этим не интересовался. А когда стал сталкером, то отношения с отцом настолько испортились, что он с ним не только не общался, но и не разговаривал даже на проводимых инструктажах.
Стёпка, хотя и пробыл в сталкерах уже два года, но был среди них самым молодым. "Зелень пузатая", - как любил выражаться видавший виды старший группы Примус. Стёпка поначалу боялся, что эта кличка намертво прилипнет к нему, но нет: Примус так называл всякого, кто последним пришёл в отряд. Да, и привычка победила: почти все в бункере и Стёпку и его отца издавна кликали Ворота, иногда Ворота большие и Ворота маленькие.
Кроме Стёпки и Примуса постоянными членами отряда были Хвост, Забрало, Трепач и Иванович. Но с появлением Стёпки Иванович редко выходил на поверхность. Вот и на этот раз он остался в бункере, дав Стёпке несколько ценных указаний и наставлений.
Их отряд из пяти человек вышел из бункера на рассвете. Все были одеты в старенькие, но всё же более-менее подобранные по фигуре комбинезоны ОЗК, и фильтрующие противогазы. Вооружены все были калашами и пистолетами Макарова. Чего-чего, а оружия и боеприпасов в бункере было достаточно - всё же бывшая секретная воинская часть. С одеждой тоже не бедствовали: научились шить и рубахи и штаны, не говоря уже о шубах и шапках, из шкур диких животных. Благо в радиационном фоне поверхности они вырастали до огромных размеров: и из шкурки соболя можно было сшить небольшую шубку. С водой тоже напряга не было: скважина, заложенная еще при строительстве бункера, функционировала нормально. Хуже обстояло дело с продуктами питания. Консервы кончились давно и бесповоротно. Питались белковыми дрожжами, бесцветными подземными грибами, да по праздникам небольшим куском чахлой курицы, выращенной на ферме бункера. Лечились мумиём и каменным маслом.
Так вот, в то утро ничего не предвещало каких-либо изменений или эксцессов. Против злобной флоры и фауны на поверхности отряд был хорошо защищён и вооружён. Проблемы начались, когда почти вышли в квадрат, где необходимо произвести разведку. Оставалось подняться на двухкилометровую высоту, чтобы попасть в нужную точку.
Здесь в горах Кодарского хребта господствовал альпийский рельеф с зубчатыми скальными гребнями и вершинами, карами и цирками, пятнами снежников, россыпями озер, ледниками, курчавыми скалами. Но существовал ряд "затерянных миров" со спокойным, даже мягким рельефом, отрезанные от остального мира обрывистыми ущельями.
Тайга из низкорослой и тонкоствольной лиственницы и сосны кончилась. На скалах кое-где встречался кедровый стланик, но он тоже сильно замедлял путь. Оставалось пройти ущелье, после которого предстояло подняться на гору. Для этого за спиной каждого было надежно закреплено альпийское снаряжение: без верёвок и кошек делать в горах было не чего.
Только вошли в ущелье как на Забрало сверху со скалы бросилась огромная куница. Ударив мощным пушистым хвостом, выбила автомат и стала рвать когтями противогаз, пытаясь добраться до горла. Эти твари каким-то образом чувствовали, где бьется главная артерия и стремились её перекусить. Впрочем называть её куницей было как-то пренебрежительно. Ростом в полтора метра, с зубами в десяток сантиметров, острыми когтями. Старые сталкеры говорили, что раньше она питалась грызунами, мелкими птицами, птичьими яйцами, убивая их и складывая в ряд. Теперь в ряд она могла уложить несколько человек, даже вооружённых автоматами.
- Оружие к бою! - окрик Примуса привёл всех в чувство.
Стёпка, поудобнее перехватив автомат, стал целиться в перекатывающийся клубок из человека и зверя, никак не решаясь нажать на спуск.
Тук-тук... Выстрелы раздались справа. Клубок продолжал крутиться несколько секунд, а потом распался. Примус, как всегда был на высоте, попал кунице в глаз. Автоматные пули разворотили половину черепа, не задев при этом Забрало. Стёпка подбежал к нему. Противогаз был разорван когтями. Лицо представляло рваную рану. Из-под воротника и противогаза без остановки лилась кровь. На шее зияла огромная рана.
- Забрало, - Стёпка дотронулся до руки товарища. Но она была уже безжизненной. Выстрелы Примуса хоть и не задели его, но уже ничем не помогли. Тварь успела добраться до горла и перекусила его.
- Трепач, в дозоре. Смотри внимательно. Ворота, Хвост похороните Забрало, - раздал команды Примус, направляясь к кунице и доставая нож.- А я сниму с этой твари шкуру. Передадим родным. Пусть будет память.
Бросать добычу, даже приобретенную таким путём, было не в характере сталкеров. Если Забрало остался бы жив, то тогда шкура досталась бы Примусу. А поскольку куница причинила смерть, то по справедливости её шкура и должна была достаться родне умершего. Так было заведено давно. Кем? Стёпке было не ведомо, да и не интересно. Но справедливость такой делёжки сомнений не вызывала.
Пришлось задержаться более, чем на час: пока похоронили сталкера, пока забросали камнями его ОЗК, шкуру куницы и рюкзак, предварительно переложив съестные припасы, патроны и альпийское сооружение к себе в рюкзаки: решив, что заберут на обратном пути. Передвигались ещё с большей осторожностью. Но беда пришла совсем с другой стороны: при подъеме на вершину, когда осталось метров двести, оборвался идущий в связке с Трепчом Хвост. Трепач, очевидно, не закрепившийся надежно на скале, не смог удержать его. И они оба упали в пропасть почти с двухкилометровой высоты.
Когда добрались до вершины, Примус разразился бранью. Его можно было понять: никогда ещё поход сталкеров не проходил так неудачно. Он потерял трёх человек, а к цели похода, так и не приблизился. По идее, уже после потери Забрала надо было возвращаться в бункер, но у него было секретное предписание соправителей бункера, обязательно выйти в этот квадрат и произвести разведку. Дался им этот аэродром!
Отведя душу изощрённой руганью, Примус скомандовал тридцати минутный привал.
- Ты только, Ворота, автомат на предохранитель не ставь. В этих местах обитают не только соболи, куницы, но видели и рысь, и чёрного оленя, и косулю, и архара, а также наведывается и медведь. Чтоб они все сдохли! Как только на такую высоту забираются?!
- Хорошо, Примус, - Стёпка сбросил рюкзак, держа автомат на изготовке, и уселся на землю, оставляя за спиной обрыв.
Перед ними простиралась идеально ровная площадка из скального мрамора. В нескольких километрах за ней возвышался уступ горы. С этого расстояния было не понятно оканчивается ли площадка этой горой или обрывается ущельем. "Да, места, лучшего для аэродрома, не сыскать! Может и не врут, что он есть?!" - Стёпка перевёл взгляд на вершину горы.
- Примус, посмотри!
На срезанной вершине горы на фоне неба четко выделялся силуэт человека. На таком расстоянии разглядеть его было невозможно, но это был человек, обычный человек. Примус схватился за бинокль и человек тут же исчез. Стёпка протёр глаза.
- Примус, ты видел? Или у меня уже глюки начались?
- Видел. Блин, разглядеть не смог.
- Слушай, Примус, а может у нас уже групповая галлюцинация? Я читал, что иногда такое происходило в пустыне.. Забыл слово.. А - мираж. Может теперь у нас в горах такое происходит?
- Не мели языком, как Трепач. Мир его праху! - Примус перекрестился. - Пошли. Подойдём к горе, а там посмотрим, что это было: мираж или человек.
Стёпка одел рюкзак и, контролируя тыл, пошёл за Примусом.
Тишину карцера нарушили звяканье ключей и запоров в коридоре:
- Ворота, на выход, - в открывшуюся дверь просунулось рыжее веснушчатое лицо Тимофея, бывшего детского сотоварища, а теперь вот и охранника. Он подмигнул ему желтым глазом, - Не дрейфь, ещё не на казнь.
С детских лет к Стёпке прилепилась кличка - Ворота - сокращённо от фамилии Воротняк - да так и осталась, став вторым именем.
Они двинули знакомым коридором: Стёпка впереди, а Тимоха сзади, неся под мышкой винтовку.
- Слышь, Ворота, что я тебе скажу. Притормози, - Тимоха остановился в самом тёмном углу.
Стёпка повернулся к нему:
- Ну?!
Тимоха как-то странно смотрел на Стёпку.
- Я тебя хотел предупредить... когда-то мы были друзьями....
- Чего мнешься? Говори!
- От тебя скрывают... все мы специально предупреждены... разговаривать с тобой запрещено...
- Слушай, Тимоха, ты давай не мямли. Решился сказать - говори!
- В общем, Ворота, Васька твоя вышла замуж...
Стёпка поперхнулся будто ему дали поддых:
- Врешь! За кого?
Тимоха ещё больше замялся, переступая с ноги на ногу.
- Говори! А то... - Стёпка поднёс к его носу кулак.
- Ну, вот так и знал, опять крайний, - отшатнулся от кулака Тимоха, - за твоего отца.
Стёпка прислонился к каменной стене и обхватил голову руками, в этот момент весь его мир рухнул.
- Ты, постой, постой. А потом мы потихоньку пойдём. Знаешь, дружбан, я не мог тебе не сказать. Они тебя всячески обрабатывают. Если, не можешь говорить, то молчи.
- А как же мама? - еле выдохнул Стёпка.
- А Прасковья Степановна умерла через месяц, как ты пропал... Она всё плакала и плакала, корила Лаврентия Львовича, что он ради карьеры, предал собственного сына. А потом... потом тихо угасла, как свечка. А отец твой через неделю женился на Ваське.
- А Васька? Как она могла?
- Ты знаешь, Ворота, я не хотел тебе говорить, но она как-то не скучала без тебя. Вначале к Стасу клинья подбивала, потом к твоему отцу.
- Врёшь ты всё!
Стёпка бросился к Тимохе. Но тот отскочил назад и направил на него винтовку.
- Стой.
- Ну, убей меня. Убей! Мне теперь незачем жить!
- Ты, Стёпка, не шали. Стрелять я в тебя не буду. Шагай в комендатуру. И помалкивай, что я тебе всё рассказал. А рассказал, потому что видел, как в кабинет Опера вначале шмыгнул твой отец, а потом Васька, а потом меня отправили за тобой. Не чисто это всё. И подло. А ты меня тогда, давно спас. Я тебе обязан был. А теперь мы в расчете. Пошли. - Тимоха повел стволом вдоль коридора, - да, когда будем подходить, руки держи за спиной. Мне ни к чему неприятности.
Через двадцать минут они вышли в более освещенный коридор, где помещалась оперчасть.
Стёпка шагнул в кабинет. За столом сидел Опер. Возле двери стоял отец. Такие вчерашние домашние лица.
- Здравствуй, сын, - он потянулся обнять Стёпку. Стёпка от объятий уклонился. - Да, ты на меня не обижайся. То что было, то быльём поросло. Только узнал, что ты появился. Иваныч, - обернулся к Оперу, - ты нас оставь одних.
Стёпка смотрел на отца и видел, что отец соврал. О том, что он появился в бункере, отцу доложили сразу же и, очевидно, по его же приказу Иваныч, чаще называемый Опер и отвечающий в бункере за безопасность, три дня держал его в карцере, изредка выводя к себе в кабинет и пытаясь выяснить, где всё это время находился Стёпка. Озвученной Стёпкой версии, о том, что пятеро других сталкеров погибли: были убиты мутировавшими хищниками, сорвались со скалы, а он тяжело ранен и выходил его старик, Опер не верил. Может потому, что Стёпка не мог сказать, где это всё произошло. Точнее он утверждал что, где погибли сталкеры, он помнит и называл конкретные места. А вот, где его выхаживал старик, не мог сказать. К его уверениям, что дед перед расставаниям вкатил ему какой-то укол, который начисто отшиб память за последний месяц, не верили.
- Сынок, - отец избрал задушевно-доверительный тон, - ты садись, садись. Уж извини, что тут встречаемся, но порядок - есть порядок.
- Что-то я не помню, чтобы вернувшегося сталкера держали в карцере, - с сарказмом произнёс Стёпка, усаживаясь на табурет возле стола.
- Так времена меняются. За то время пока тебя не было многое изменилось. Умер Командор. Светлая ему память! - отец сделал скорбное лицо и посмотрел в потолок, - теперь я один являюсь Правителем. Народ решил, что второго выбирать не надо.
- Как же тебе, единоличному правителю, не докладывали в течение трёх дней, что я вернулся? - вновь не удержался от сарказма Стёпка.
Отец холодно на него посмотрел. Затем, очевидно, вспомнил, что пришёл сюда с целью расположить к себе сына, разговорить его, закрыл глаза.
- Вижу обижаешься на меня... Мне трудно с тобой разговаривать, сынок. Мы расстались так нескладно... Но ты мой сын, поэтому я тебе прощаю всё.
Отец вновь замолчал. А Стёпка сидел и ждал, когда отец расскажет о семейных делах: о смерти матери, об измене Васьки.
- Я тебя прощаю, - повторил отец, придав голосу ещё больше душевности и надрыва. - Я тут за тем, чтобы поговорить о том, что с тобой случилось, где ты так долго был, где остальные сталкеры?
- Тебе, разве, Иваныч не передал мои показания? Он их все аккуратно записал.
- А читал, читал, - отмахнулся отец, - но я хочу, чтобы ты мне всё рассказать подробно. Так сказать, по родственному.
- Я всё рассказал Оперу. Всё, что знал. Больше мне рассказывать нечего. А ты, отец, - Стёпка впервые за последние годы назвал его так, - не хочешь мне рассказать ни о чём? - и осёкся, сообразив, что о разговоре с Тимохой лучше помолчать.
Отец опустил голову, но потом как-то встряхнулся, быстро встал, положил руку на Стёпкино плечо.
- Да, что у нас может произойти?! Всё по прежнему... Я могу попросить Иваныча, чтобы дал тебе свидание с Васькой. Нарушение инструкций, конечно. Но, полагаю, он сделает исключение. Жди.
Отец вышел из кабинета.
Буквально через несколько минут (прав был Тимоха, всё подготовлено заранее!) на пороге появилась Васька. Она не изменилась. Чистое лицо, застенчивая улыбка, густая чёлка и собранные в пучок на затылке волосы. Но... но была одета в дорогой комбинезон защитного цвета. Такой мог позволить себе только очень состоятельный человек. Она не бросилась ему навстречу, не повисла в него на шее как обычно, а молча остановилась возле двери.
- Здравствуй Василиса!
Она смотрела на Стёпку и молчала.
- Чем занимаешься?
- Ничем. Живу.
- Я вижу, что живешь неплохо. Почём материальчик? - Стёпка подошёл к ней и коснулся её плеча.
Она будто очнулась, вспомнила написанную для неё роль. Прошла к столу, села на табурет. Заговорила как-то лихорадочно.
- Как ты Стёпа? Где ты это всё время находился? Расскажи. Мне очень интересно.
- Ну, не только ты этим интересуешься... Меня уже допрашивают об этом три дня. И держат в карцере. А я тебе принёс цветок. Знаешь - настоящий, небольшой, такой оранжевый бутончик. Но у меня его отобрали, когда я вернулся в бункер. Тебе отец не передавал его?
- Нет. Ну расскажи же мне, где ты был?
- Был я, Василиса, на поверхности. Искал горный аэродром по заданию соправителей бункера. Впрочем, уже одного правителя - моего отца. Ты, наверное, это знаешь. Это знают все в бункере. И знали, когда нас отправляли. Ты лучше мне расскажи, как ты живёшь? Чем занимаешься?
Стёпка всё надеялся и ждал, когда ему его когда-то близкие и родные люди скажут правду. С того момента, как он увидел отца, а потом Ваську, он уверился в той правде, о которой ему сообщил Тимоха. Но они всячески увиливали от разговора об этом. А прямо спросить Стёпка не мог, чтобы не подставить Тимоху. Разрывалось сердце на куски. Стёпка поморщился.
- Васька, почему ты молчишь? Ты меня уже не любишь? Что с тобой случилось?
- Нет, нет... я не могу!
Она стремительно вскочила и выбежала из кабинета. Тут же в кабинет вошёл отец.
- Что, батя, ты подслушивал и подглядывал? Тебе было интересно наше любовное свидание? - Стёпка через силу рассмеялся.
- Остряк! Тем, кто смеётся шутка продлевает жизнь, а тем, кто острит, - укорачивает!
- Я не понял, отец, ты дал мне свидание с моей невестой, а сам ведёшь себя, как озабоченный подросток... Кстати, ты лучше бы дал мне свидеться с мамой. Надеюсь, она меня ещё не разлюбила?
У отца задёргался угол рта. Стёпка хорошо знал, что так всегда бывало, когда отец готов был сорваться.
- Она умерла. И ты виноват в этом! Ты пропал, она не смогла жить так... без тебя.
- А ты, отец, смог жить без неё? На меня ты никогда не обращал внимания. Даже в детстве. Я тебе никогда не был нужен. А она была нужна? Что ты сделал, чтобы утешить её? Женился? Вижу, что попал в точку. На ком же? Неужели на Василисе. То-то, смотрю, она шугается своего жениха. Скажи мне правду!
Стёпка смотрел отцу в глаза. Тот побледнел, сжал кулаки, но не отводил взгляда.
- Скажу. Да, я женился на Ваське, когда умерла твоя мать.
- Отец, как ты мог? Она была моей невестой... Меня ведь не было всего два месяца. Два!
- Время для разных людей идет по разному. Для тебя - это мгновенье. Для других века.
- А Васька? Как она могла?
- Видишь ли любовь - это теорема, которую надо доказывать каждый день. Ты ушёл, я пришёл.
- Неужели, отец, ты специально отправил нас в эту экспедицию?
- Извини, Лаврентий, вынужден прервать. Тебя требуют к телефону, - в дверном проёме стоял опер Иваныч.
Он проследил, как отец вышел из кабинета. Закрыл дверь.
- Ну, Степан, продолжим. Меня прежде всего интересует...
- Всё! Я вам сказал всё. Велите отвести меня в карцер.
В карцере Стёпка упал на топчан. Хотелось выть и биться головой о стену. Но он только сильнее сжал зубы. Ему вновь вспомнился Парамон Лукич. Он будто предвидел такое развитие событий: предупреждал, что его будут долго проверять, ломать психологически, а может даже применять физическую силу.
Стёпка закрыл глаза. И вновь (в который раз!) стал вспоминать произошедшее.
Вот они настороженно идут с Примусом по скалистому плато в горах. Примус впереди, Стёпка сзади. Вдруг Стёпке показалось, что сзади что-то щелкнуло. Он резко развернулся. Сзади никого не было. Только в расщелине между камней рос маленький оранжевый цветок. Как он вообще вырос среди этих камней?! Какая же тяга к жизни заставила его пробиться вверх к солнцу?! Его потянуло к этому цветку. Он сделал шаг. Нога потеряла опору и он стал падать, непроизвольно нажимая на курок автомата. Он ещё помнил соприкосновение с камнем плато: хруст, боль в голове и цветные всполохи. А дальше наступила чернота.
Потом чернота медленно сменилась рассеянным светом. Стёпка долго лежал и смотрел вверх, пока не сообразил, что над ним не небо, а потолок, облицованный плиткой, и обзору не мешают стёкла противогаза. Попытался повернуть голову, но та отозвалась вспышкой боли. Пошевелил пальцами: руки на месте. Осторожно поднёс руку к глазам. Рука была голой. На локтевом сгибе обнаружилась повязка, крепящая какие-то трубки. Провел рукой по туловищу. Он был укрыт тканью скользкой на ощупь и прохладной. Пошевелил ступнями, согнул ноги. Обрадовался - слушаются. Вновь попытался повернуть голову, перед глазами расцвёл оранжевый цветок. Тот цветок, который он видел недавно. Или давно? Сколько времени прошло? Он не знал. Но усилия так утомили его, что он вновь погрузился в забытьё.
Когда в следующий раз открыл глаза, над ним был тот же потолок. Потом услышал чмокающий звук и перед глазами появилось лицо человека. Он подмигнул глазом и спросил:
- Ну что, касатик, очнулся? Очень хорошо. Сейчас я тебе поменяю капельницу, а потом напою тебя.
Лицо человека исчезло из поля зрения Стёпки. Он попытался проследить за ним взглядом, но не сумел, а поворачивать голову не рискнул, памятуя свои прежние неудачные попытки. Звякнула дверца. Вновь появилось лицо старика. Он аккуратно поменял бутылку на капельнице. Поднёс к губам трубочку поильника.
- Ну, попей. Вода для тебя теперь - самое главное. Она вылечит и восстановит. О! Люди привыкли к ней и не замечают её целебных свойств! Меня зовут Парамон Лукич. Я - здешний сторож, - сообщил старик на движение Стёпки.
Впрочем не уточнил, "здешний" - это где ?!
Но Стёпка не успел додумать мысль - провалился в сон.
Проснулся он в том же помещении. Кто-то напевал мотив и тихо звякал склянками. Стёпка осторожно повернул голову, прислушиваясь к себе. Но боли не последовало. Возле стола стоял Парамон Лукич и что-то наливал в поильник.
- А проснулся! Очень хорошо. Сейчас я дам тебе бульончика питательного на водице родниковой.
У Стёпки расширились глаза: "Какая родниковая водица?! Вся поверхность заражена. Возле всех родников, рек и водоёмов счётчики Гейгера зашкаливают!"
- Да ты, милок, не пугайся. Тут у нас источник, под землёй. Водица матушкой-землёй очищенная от всякой скверны. Давай - попей.
Старик поднёс к губам поильник. Бульон был горячим и изумительно пах. Стёпка, выросший без кулинарных излишеств, никогда не мог бы даже подумать, что еда может быть такой: "А может это не еда? Старик сказал: бульон. Может это лекарство? Но все равно!" Стёпка быстро расправился с тем, что старик назвал бульоном. Он прямо почувствовал, как тепло от желудка распространилось по всему телу. Ему сразу стало тепло. Голова стала лёгкой.
- Ну вот и славненько!
Стёпка вздрогнул. Он совсем забыл про старика. А тот внимательно наблюдал за ним.
- Дело пошло на поправку. Через недельку будешь бегать.
- Где я нахожусь? Как я тут оказался? Где Примус?
- Это тот человек, который поднялся с тобой на плато?
- Да.
- Он тебя оставил и спустился вниз. Я не знаю, куда он пошёл. Так как я вынужден был заняться тобой. Ты неудачно упал. Если бы я промедлил, то не спас бы тебя.
- Где я?
- В одной из секретных военных лабораторий, - старик рассмеялся и уточнил, - в прошлом секретной. А ты откуда?
- Из бункера секретной воинской части. Бывшей...
- А искали чего?
- Аэродром.
Стёпка замолчал, раздумывая, стоит ли рассказывать обо всём. Дед хмыкнул:
- И как нашли?
- Нет. Мы добрались только до этого плато.
- Ну понятно... Расскажи мне о своём бункере.
Стёпка на миг задумался, стоит ли, но потом всё же решился. Он не собирался откровенничать, но как-то незаметно старик вытянул из него всё: и о самом бункере, и о конфликте с родителями, и о сталкерстве, и о его неземной любви, ставшей причиной этого конфликта и выбора им работы сталкера.
Через неделю, когда он смог самостоятельного передвигаться Парамон Лукич показал ему лабораторию. Это было огромная территория, вырубленная прямо в горе. Кроме лабораторий, здесь были военные склады, жилые помещения и взлётно-посадочная полоса, простиравшаяся за пределы лаборатории. Но самолёта не было.
- Улетели, сволочи, хотели спасти свои шкуры, - пояснил Парамон Лукич.
Особенно Стёпку поразили костюмы проекта "К-1323". Старик объяснил, что они позволяют свободно передвигаться в условиях ядерного взрыва, как с участием человека, так и без. Именно такой костюм с экзоскелетом помог ему перетащить Стёпку с плато в лабораторию.
Ещё ему понравилось, что куда бы они ни следовали, всюду по их маршруту загорались неяркие лампы. Старик пояснил ему, что вопрос с источником энергии в лабораториях не стоит. В своё время правительство распорядилось смонтировать тут два реактора холодного синтеза: большой и малый. Большой находился и находится в резерве. Используется только малый.
Размах построенного когда-то был поистине огромным. Впечатлял и размерами и оснащением.
- А что в этих лабораториях производили? - спросил Стёпка, когда они вернулись в комнату, которую хозяин именовал - кабинет.
- Да, всякую всячину. Вот эти костюмчики, которые тебе очень понравились. Разрабатывали способы синтеза еды из отходов производства и всякой дряни. Да и много ещё всего.
- А вы тут работали? Кем? - поинтересовался Стёпка, усевшись на кушетку напротив каких-то экранов во всю стену.
- Работал.. Был учёным. Да вот теперь остался сторожем. Мне вот скоро сто тридцать три года стукнет. Если первую единичку убрать, то можно сказать - возраст Иисуса Христа.
Стёпка от неожиданности разинул рот.
- Как сто тридцать три? - спросил с запинкой.
- Да, вот так, милый. Стар я уже. Ты не смотри на мою физиономию - это тоже эксперименты нашей лабы, да моей генетики.
За два месяца, поведённые в лаборатории, старик умудрился перевернуть всё Стёпкино представление о Земле. Стёпка узнал очень много о том, каким был мир до... Каким должен стать мир после... Каким должен быть человек, чтобы выжить. Они много беседовали и о жизни Стёпкиного бункера. Незаметно для себя Стёпка стал, как и старик, склоняться к мысли о том, что если в данный момент люди получат все разработки лаборатории, то они не пойдут им на пользу - они только быстрее уничтожат друг друга.
И всё же он должен быть вернуться за Васькой. Лукич его отпустил, взяв с него слово, что о существовании и местонахождении лаборатории он будет молчать, а для подстраховки ученый "подкорректирует" его воспоминания.
Они уговорились встретиться через полмесяца. Он должен был забрать Ваську и вернуться.
Незаметно для себя Стёпка уснул.
Ему приснилась Васька. Она в новом комбезе кружилась на середине карцера. В руках у неё был небольшой оранжевый цветок. "Как я погубил цветок, сорвав его. Так теперь погибла моя жизнь," - горько подумал Стёпка во сне - "Но я отомщу!" Тут же вместо Васьки в карцере оказался старик Лукич. Он склонился над ним, улыбнулся и сказал: "Не спеши мстить сам. Посмотри, как это красиво сделает жизнь! Ты должен вернуться."