Аннотация: Могущественный бизнес никогда не упустит случая сделать себя более могущественным. И чем бы перед ним явилось человеческое достоинство, если бы не было на земле рыцарей храбрости и чести.
Юрий Тола-Талюк
Д Е М О Н Ы П О И С К А
(часть четвертая)
КАПКАН
Описав кольцо по площади Минина и Пожарского, Горин припарковал "чароки" на стоянке муниципальных властей. Оставив машину, он глубоко вздохнул и огляделся вокруг. После возвращения зрения, мир, состоявший из звуков, обогатился миром пространственных форм. Выход из автомобильного салона, означал для него перемещение в новое пространство - огромное.
Резиденция областного начальства находилась по ту сторону толстых стен Нижегородского Кремля, но автомобили парковались за пределами административной святыни. Из будки технического надзора выскочил крепыш с набитым ртом и недоеденным бутербродом. Свободной рукой он делал выразительный жест, который можно было истолковать как: "пошел вон!" Понятные резоны автомобильного привратника не устраивали Мишу. Стоянка находилась в какой-нибудь сотне метров от клуба "Континент" и было глупо оставлять ее. Он вполне освоил секрет успешных переговоров, рассчитанный на такой случай. Наличность, взятая под жесткий федеральный контроль и уступившая место кредитным карточкам, размягчала суровые нравы уличного начальства как масло на сковородке. Наблюдая, как крепыш приближается, поспешно заглатывая остатки бутерброда, Горин достал из кармана и зажал между пальцев пару евро, имевших и внутрироссийское хождение. Деньги исчезли в кармане широкого комбинезона незаметно даже для бдительного глаза камеры, контролирующей стоянку. Теперь можно было уйти, получив на кредитную карточку талон контрольного автомата, с указанием таксы и начала парковки. "Чароки" вводился в компьютерную память и брался под беспристрастную защиту. В принципе, можно было предъявить удостоверение, но, как убедился Горин, в состязании между правом и жадностью преимущество получала наличность.
Его взгляд обратился к другой части пространства, где, сверкая свежей краской и позолотой, возвышался закрытый клуб "Континент". Какие события притаились за его стенами? Что ожидает в одном из кабинетов этого богатого здания? Приглашение Уварова, сделанное через секретаря Сандру Тугай, казалось загадочным и странным. Но от таких предложений не отказываются. Чтобы избежать случайностей и не опоздать, Горин приехал пораньше и сейчас имел время постоять и осмотреться. Солнце коснулось крыш, бросив багровые искры на еще яркую зелень. Оно вспыхивало в просветах невысоких домов, но лучи заката уже терялись в пылающей рекламе, кольцом охватившей площадь и убегающей по фасадам зданий Большой Покровки. За чертой волжского откоса, где-то над Борским далеким берегом, висел оранжевый туман. Черные тротуары отдавали тепло, и оно, встречаясь с холодным вечерним воздухом, вытягивалось над землей призрачным покрывалом, исчезая в движении людского потока.
Район Верхневолжской Набережной и Большой Покровки принадлежал богатым и очень богатым людям. Они были истинными хозяевами главного "кармана России", как называли Нижний Новгород со времен далеких Нижегородских ярмарок. Следы предыдущих эпох, оставивших нищету и ветхие строения в нижней и заречной частях города, странно контрастировали с вызывающей роскошью современных архитектурных ансамблей. Но здесь это не бросалось в глаза. Каждый сантиметр исторических зданий нагорных районов тщательно реставрировался, обогащаясь модерном строительного прагматизма.
Был первый день Яблочного Спаса, выпавший в этом году на пятницу. Зажиточная публика, охотно принимающая всяческие предлоги для разгульного отдыха, двигалась по сверкающему чреву Большой Покровки, переливаясь как россыпи самоцветов в сказочной пещере Алладина. Миша смотрел на праздник и видел блеск, но не разделял настроений царящих в толпе. Сейчас физическая близость опьяненной вожделением массы, вызвала у него странное чувство потерянности. Оно быстро пронеслось, прикасаясь к каждому нерву, словно пальцы искусного пианиста и притаилось, не решаясь всплыть на поверхность сознания. Впервые за время пребывания в Нижнем, он ощутил свою инородность здесь. Всё ему представлялось чужим, даже язык. Его русский, усердно шлифовавшийся на классиках и прекрасных переводах мировой литературы, казался слишком правильным. Вокруг звучали слова, которые он вспоминал с трудом. К тому же слова соединялись между собой без правил или вопреки правилам грамматики.
От языка мысли обратились к Наташе, и он невольно открыл смысл размышлений последних дней, после служебной командировки в Цюрих. Его волновало возвращение в Россию переживаемое каждый раз заново. Здесь впервые возникла непередаваемая атмосфера близости Наташи, близости, когда ее красота еще была невидима для него. Когда он, тяжелораненый лежал в больнице Семашко, она ухаживала за ним. Она была первой, кого увидели его глаза. Он преклонялся и ощущал свое бессилие перед ней. Оценивая возможные последствия встречи с Уваровым, Миша подумал, - а не является ли его профессионально неосторожный шаг следствием личного чувства? И зафиксировав эту мысль, он ощутил потребность исследовать ее до конца, без страха перед выводами.
Из размышлений вывел внезапный толчок. Он обернулся. Дюжий смотритель стоянки, не разбирая дороги, ринулся навстречу автомобилю въезжавшему на его территорию. Физическое воздействие прервало направление мысли. Миша вспомнил солнечные картины безоблачного мира, когда они с Наташей учились. Он никогда не позволял вольности по отношению к ней, и казалось, что между ними присутствует гармония и согласие. Потом продолжилась их служба. Наташа окунулась в работу со свойственным ей напряжением. В заполненном до предела мире деятельности ему, кажется, уже не оставалось места. Это была и его работа, здесь и ему принадлежала законная территория. Но там имелся высший авторитет, с которым никто не мог соперничать - Барк. В действиях Горина появился вызов, способный спровоцировать срыв. Миша выпрямился и посмотрел на расстояние, отделявшее его от клуба "Континент". До встречи оставалось пять минут.
Стена Нижегородского Кремля прислонилась к дороге и зеленому газону как щека к раскрытой ладони. Отсюда был хорошо виден подъезд клуба. Само здание, заложенное в девятнадцатом веке, носило следы церковнославянского стиля. На цоколе и фасаде изобилие византийских деталей было воссоздано в двадцать первом с ювелирной тщательностью, и подчеркнуто многообразием цветов и оттенков. Дом, в прошлом имевший длинный список хозяев, ныне принадлежал Порфирию Уварову, президенту научно-промышленного объединения, со странным языческим названием "Сварог". В международных каталогах он значился концерном промышленной бионики и генной инженерии. Значительное пространство перед клубом "Континент" было огорожено серебристыми цепями. За ограждение въезжали лимузины, длинные как пожарная лестница. Лакеи, в зелёно-золоотистых ливреях, стремительно подбегали к ним, выпуская очередную пару членов клуба, так как только они были вхожи сюда. Автомобиль немедленно отгонялся, чтобы уступить место очередному. Мужчины, неторопливо направлявшиеся к подъезду, были облачены в черные смокинги; женщины - в платьях до пят, с открытыми плечами. На фоне пестрой уличной толпы эти пары напоминали пингвинов, оказавшихся в джунглях среди обезьян. Дамы курили тонкие сигареты, свернутые из табачных листьев. Дым от них вытягивался голубоватыми струйками, делая зримой границу теплого и холодного воздуха.
Из "парсифаль-классик", престижного дорогого лимузина, изготовленного на заказ старой английской фирмой, вылезла внушительная фигура Порфирия Уварова. Он раздвинул плечи, подтянул живот и поприветствовал собравшихся у подъезда благосклонным жестом обеих рук.
"Ну вот, - пробормотал Горин, - штатный период нижегородской командировки заканчивается и рядовая инспекция превращается в чрезвычайное обстоятельство". И он двинулся навстречу неизвестности, словно массивная фигура Уварова образовала водоворот, который с неизбежностью затягивал его в двери клуба как щепку в речной омут.
На пороге стоял швейцар с азиатской внешностью, освещенный мерцающим сиянием реклам и матовым светом падавшим из холла. В гладких полушариях его щек сочилась почтительная улыбка. Безусловно, этот чемпион "сумо" знал в лицо каждого члена клуба, и Миша ожидал вопросов. Легко скользнув глазами и не изменив выражения лица, швейцар обратил взгляд на следующих посетителей. Предупрежденный заранее о регламенте встречи Миша, как и вся мужская часть присутствующих, надел смокинг. Разумеется, эта упаковка деловых людей была взята на прокат, но смокинг великолепно сидел на его фигуре. Вообще он являл собой образец спортивного и обаятельного мужчины. Его смуглое лицо, с большими голубыми глазами выражало уверенность. Прямой нос, твёрдый подбородок и чёткий рисунок губ говорили о решительности. Среди присутствующих мужчин, многие из которых имели незаурядную внешность, он, всё же, выделялся. Взгляды дам, привыкших видеть здесь всё красивое, увлажнялись, останавливаясь на нём.
В холле висел неуловимых аромат вина, духов и сигарет. Прямо перед входом, между двумя дугообразными лестницами из мрамора, бил фонтан. Его струи, с лазерной подсветкой, напоминали стопку золотых монеток, которые набирали высоту и, падая, рассыпались с лёгким звоном. Оглядев открывшееся великолепие, Миша подумал, что с появлением на свет английской буржуазии, смокинг, мрамор и золото остаются неизменными атрибутами власти и денег. Не обошла этого правила и российская буржуазия. Ему впервые довелось попасть в недра заповедника, где очень богатые укрывали блеск своей роскоши от остального населения. Внутреннее убранство клуба отличалось от подобного европейского или американского как православная церковь от католического костёла, но имелось и сходство.
Остановившись у фонтана, Миша подождал, понимая, что его как эстафету доставят в нужное место без усилий с его стороны. И действительно, в тот же момент рядом возник мужчина в униформе клуба.
- Господин Горин? - спросил он, заученно наклонив голову.
Снизу доносилось журчание светской болтовни, лёгкий звон бокалов и тихие звуки вальса Сибелиуса. Красные ковры, лежащие на полу, выглядели приторно, но делали поступь бесшумной. Шагая по ним как по воздуху, они подошли к массивной двери с резным рисунком Городецких сирен среди фруктово-цветочного изобилия. Портье откашлялся и легонько постучал в дверь. Глаза сирен вспыхнули светом изумрудов. Со словами: "Пожалуйте сюда", - сопровождающий бережно приоткрыл дверь и пропустил Горина.
Миша оказался в небольшом помещении. Если пребывание в клубе можно было сравнить с посещением музея, то кабинет Уварова с его хранилищем - так много было здесь редких и дорогих вещей.
Уваров поднялся навстречу, протягивая руку с располагающей улыбкой. Цепко глянув в лицо Миши, он непринуждённым жестом указал на глубокое кресло из красной кожи и сам сел напротив, в точно такое же. Сейчас их разделял небольшой столик с фруктами и минеральной водой. В этой обстановке и костюме шоколадного цвета, Уваров выглядел как секретер из ценнейшего дерева в королевских покоях. Несколько полноватый, с редкими черными волосами на массивном черепе, он смотрел глубоко посаженными пытливыми глазами, холод которых прятался в сеточке добродушных морщин. Мясистый нос, широкий и слегка приплюснутый, придавал лицу сходство с портретами известных джазменов или тренеров по боксу, это впечатление усиливала тяжёлая челюсть и изогнутые подвижные губы большого рта. На правой щеке Уварова повисла набухшая тёмная бородавка, сказавшая Мише о характере президента больше, чем всё остальное: её удаление было пустячным делом, но, не обращая внимания на дефект полученный от природы, Уваров считал важным не то, как его воспринимают другие, а то, каким он является перед ними. Всё в этом человеке было породистым и холёным.
"Очень большой босс, - подумал Миша. - Чего же он хочет от сотрудника МАКНАД, ревизующего деятельность концерна с серверов опорной базы?"
Спустя два года, после того, как интересы Уварова странным образом переплелись с интересами МАКНАД, Миша, закончив экстерном полицейскую академию ООН в Лозанне, курировал нижегородское направление, через информацию, поступавшую на серверы "Марии Марабеллы" - базы МАКНАД. В концерне действовали технологии, недоступные другим фирмам, потому что их создателем был Осоргин. До сих пор деятельность концерна не вызывала вопросов со стороны контрольных органов и Миша недоумевал, что могло заставить президента "Сварог" искать встречи с рядовым инспектором.
-Вы - ниточка, связывающая меня с комиссаром Барком. Я знаю о вас наверно больше, чем вы могли бы предполагать. Как-то случилось, что наши пути не пересекались. С тех пор как мы обручались с технологиями Осоргина, у меня не было случая ближе познакомиться с вами Михаил Романович. Вам эти технологии тоже помогли, быть может, даже изменили жизнь.
-Так вас посетила ностальгия, Порфирий Моисеевич, или вы задумали совершить что-нибудь наказуемое?
Уваров рассмеялся.
-Чувствуется школа Барка, - ирония и скептицизм, - он одобрительно кивнул. - Да, может быть и ностальгия, но кроме этого, вы ведь тоже проявили интерес к нашей работе. Вот вы вошли в память наших мэнфреймов, анализируя не просто финансовую деятельность, а финансирование лишь одного проекта, точнее, научных разработок Вельдмана и Берлинга. Зачем вам понадобилось это?
Уваров помолчал, с удовольствием взирая на Горина.
- Глядя на вас, невольно думаешь, - если этот человек начнет что-то копать, он обязательно докопается. Вас распирает от талантов, и они видны невооружённым глазом. - Уваров сделал жест, видимо означавший, что против талантов он ничего не имеет, - но... когда таланты применяются там, где разместились мои интересы... Надеюсь, вы внимательно следите за моей мыслью и видите, что в ней отсутствует обвинительный уклон.
- Благодарю, - хладнокровно заметил Горин, - все, что вы говорите приятно слушать.
Уваров понимающе взглянул на него, вздохнул и, кивнув в сторону стола, взял бутылку с минеральной водой. Наполнив бокал и полюбовавшись искрящимися пузырьками, он продолжил:
- Мы имеем друзей по всему миру и оказываем друг другу разнообразные услуги в рамках взаимных интересов. Мы обратились за консультацией и получили её, - ну, можно сказать всё о вас. У вас искалеченное детство, неоднозначный период юности и совершенно неожиданный поворот в зрелом возрасте. Сейчас вы иностранец, но я всё же смотрю на вас как на соотечественника.
Рассуждения Уварова показались Горину бесцеремонными и он сухо заметил:
- В наших отношениях это ничего не меняет.
- Ну, хорошо. Я не хотел выглядеть бестактным. Мне требуется точность для формирования нормальных отношений. Так что давайте, Михаил Романович не будем обижаться на слова, а будем учитывать только то, как они согласуются с обстоятельствами.
- Какими?
- Ради которых я попросил встретиться.
Уваров немного помолчал и вздохнул.
- Итак, у вас началась новая жизнь в Лозанне. Вы получили высокий рейтинг по шкале Бергера, и отличились в интеллектуальной и спортивной областях. Вы прошли суровую школу в оперативных войсках ООН, откуда были направлены в интернациональное отделение Вест-Пойнта, которое и закончили с отличием, став специалистом по стратегической разведке. Вы изучали право и стажировались в Сорбонне. Но удивительная кривая ваших разнообраззных интересов всегда была привязана к главной оси - МАКНАД, вы не смогли уйти от человека давшего вам настоящую жизнь... Девис Даниель Барк, - Уваров на секунду замолчал, и лицо его оживилось. - Вообще-то он русский эмигрант в третьем поколении и имеет национальный вариант имени - Давид Данилович Барков... Не знаю, - хмыкнул Уваров, - может быть, окончание фамилии вызывает у него отрицательные ассоциации.
Глазки Порфирия Моисеевича заблестели, видимо он был неплохим знатоком творчества скандального русского поэта Баркова.
- Это, конечно, шутка, - посерьезнев, сказал он, - Когда-то наши дороги сошлись на одном странном деле, - его лицо заволокло дымкой воспоминаний. - Кажется, и вы имели к тем далёким событиям какое-то отношение... Да... Комиссар... Очень сильный человек. Хотелось бы сохранять с ним хорошие отношения.
Закончив длинный монолог, Уваров обмяк, уютно и по-домашнему притёршись в кресле, ободряюще посмотрел на Горина, ожидая взаимной порции откровения.
Нелогичное и многоплановое разглагольствование Порфирия Моисеевича вызывало у Миши легкое недоумение. Быть может, Уваров испытывает смущение от сознания того, что ему придется говорить о какой-то щекотливой теме? Люди всегда тушуются, обращаясь с просьбами, ведь в данной ситуации Миша был представителем надзирающей инспекции. Или Уваров хотел выяснить, насколько хорошо он информирован о делах концерна? Часто слова не раскрывают, а напротив, маскируют подлинную мысль. Миша чувствовал, что такая подлинная мысль имеется и у Порфирия Моисеевича, но не был уверен, что Уваров озвучит ее. Мотив для подозрения был как бы встроен в саму специфику работы МАКНАД - никому не нравилось вмешательство международных органов контроля в просторы научной деятельности, на которых учёные и бизнесмены выгуливали свои доходы. Он посмотрел на Порфирия Моисеевича, прикидывая, насколько тот заражён негативными идеями. Лицо президента выражало доброжелательность, но оставалось непроницаемым.
- Господин президент, надеюсь, вы пригласили меня не для того, чтобы высказать комплименты?
- Ну, ну, ну, - Уваров примирительно поднял руки. - Понимая ваши чувства я не возразил против "господин президент", но ведь мы не на дипломатическом приёме. Так что Михаил Романович, пускай для вас я буду Порфирием Моисеевичем.
Уваров приумолк, пошевеливая губами, словно давая Горину прорепетировать произнесение своего имени-отчества, и продолжил:
-Не будем горячиться. Мы должны знать, кто есть кто, чтобы перейти к предмету разговора. Спокойствие пригодиться и вам и мне. Не исключено, что впереди серьёзная дуэль... А теперь скажите, Михаил Романович, почему агентство заинтересовалось Берлингом и Вельдманом?
- Это те, кого мы стараемся не выпускать из поля зрения. Они выдающиеся учёные. В некотором смысле наши должники, некогда получившие могучую интеллектуальную подпитку.
- Помню, помню, - недовольно поморщился Уваров.
- Их исследования, как правило, имеют отношение к жизненно важным сторонам экологии и безопасности общества. Денежный потоп, пролившийся в настоящее время на эту пару, просто поражает воображение.
- Да, да, - Уваров задумчиво посмотрел на Горина. - Такие работы просто невозможно скрыть. Но тайна - эта вечная спутница большого бизнеса и политики - имеет много приёмов, чтобы замаскировать то, что ей принадлежит. Работы можно фальсифицировать, провести за пределами юрисдикции контрольных органов, и, наконец, осуществить сговор заинтересованных лиц.
Глаза Уварова лучились доброжелательностью.
"Он раскачивает меня как молочный зуб, в поисках подходящего момента, чтобы дёрнуть, - подумал Миша. - К тому же желает, чтобы я ему доверял. Но что стоит искренность его слов и внешнее обаяние? Большая власть даёт человеку силы на удивительное самообладание. Человек играет так, словно богатство оплачивает его фальшь, но они и мгновенно ломаются, лишённые опоры власти. Интересно, как бы повёл себя господин президент, брошенный на нары в общей камере? - Горин подумал, что с удовольствием взглянул бы на это зрелище, и поймал себя на том, что мысленный эксперимент обозначил характер отношения к президенту "Сварог". - Но в этом человеке чувствуется сила эгоизма и способность отвоевать место в любых условиях, даже на тюремной параше. Я ощущаю его изъяны не только на уровне подсознания. Его доброжелательность - опасный товар".
- Порфирий Моисеевич, - невинно спросил он, - когда вы говорили о дуэли, вы имели в виду дуэль между профессиональным долгом и взяткой, или между вами и мной?
Уваров хмыкнул.
- Может быть, это и красивые экстремы, но отношения к делу не имеют. Я не намерен вовлекать вас в сговор против правовых институтов, и уж конечно, не подозреваю в продажности. Мой интерес к вам содержит определённую цель. - Уваров кивнул, задрал подбородок и погладил провисший на шее жирок. - Видите ли, всегда имеются обстоятельства существующие независимо от нас. Иногда они становятся нашими попутчиками, но иногда подобны обвалу на горной дороге - внезапно он возникает на вашем пути и, не убрав камни, вы не продвинетесь ни на шаг. То, перед чем я сейчас оказался, похоже на обвал - с одной стороны пропасть, с другой - отвесная стена, а сзади уже подпирает и дышит в затылок свора таких же одержимых как я... - он сделал паузу, давая сравнению укорениться в сознании, и закончил: - Правда, это не что-то материальное - это проблема выбора.
Горин улыбнулся.
- Вы не похожи на Датского принца, Порфирий Моисеевич. Вы - делец. В требнике вашей касты записано: "Никогда не сомневайся! Никогда не отступай!" Даже развязав кровавый конфликт, вы не отступите назад, потому что не можете проиграть. Вы обречены выигрывать. Единственное чего вы боитесь - проиграть там, где игра идёт по правилам, придуманным вами же, и тогда ваша каста и ваши деньги окажутся бессильны перед сменой светского гардероба на полосатый костюм.
Уваров искренне рассмеялся.
- Ну, вы Михаил Романович, выражаетесь слишком изящно. Во-первых, деньги в России не бывают бессильны. Что касается "полосатого костюма" - это униформа гнилого Запада; у нас уже много лет носят серую робу, да фуфаечку. Но... - Уваров поднял обе руки, зажмурившись как ведущий популярного шоу, который хочет остановить лестные, но затянувшиеся аплодисменты, - давайте успокоимся! При такой форме разговора мы ни до чего не доберёмся. Быть может вам нравится эмоционально воздействовать на людей, но в моём случае это неконструктивно, хоть и имеет эстетическую ценность. В одном вы правы: "казённый дом" витает за кулисами нашего разговора... Ну, да ладно, - Уваров сделал жест как бы отпускающий Горину все его прегрешения. - Будем считать, что мы достаточно полюбовались друг другом. Перейдём к делу.
Слегка прихлопнув по столу руками, на которых из-под дымчатых манжет мелким рубчиком, выбивались, подобно спирали Бруно, упрямые чёрные завитушки, Уваров продолжил:
- Мы остановились на том, что исследования Вельдмана и Берлинга щедро финансируются и что они такие учёные, которые способны одушевить опасных демонов науки...
Уваров говорил неторопливо, отделяя слова паузами разнообразной длины. Так говорят большие политики перед большой аудиторией. Они считают, что если говорят, то нечто значительное. Впрочем, Миша видел здесь осторожность в подборе слов.
- Но это всего лишь бухгалтерский взгляд. В реальности всё выглядит сложнее, если не сказать - хуже. Суть в том, что опасные "демоны" выходят из-под контроля и начинают обслуживать интересы лиц способных придать им опасное направление.
- Одним из них являетесь вы, Порфирий Моисеевич.
- Разумеется. Ведь если что-то происходит в лабораториях и на предприятиях принадлежащих мне, я имею к этому отношение. Но концерн "Сварог" - это гигантское финансовое царство, земли которого принадлежат не только мне. В этом царстве ведётся постоянная междоусобная война, как испокон веков на матушке Руси. Мне бы хотелось обуздать некоторых удельных князей. Здесь наши цели могут совпасть с гуманитарными задачами вашей организации и позволят мне избежать необходимости поддержать сомнительные решения.
- Давайте не будем переводить популизм в покаяние, а остановимся на той иронии, с которой вы говорите о членах своей "семьи". У вас что - идеологические расхождения?
- Та-ак, - протянул Уваров, остро пощупав глазами Горина, - я посеял сомнения в вашем уме. Вы думаете, что с моей стороны ведётся игра, цель которой обвести мальчика вокруг пальцев? Попробую развеять ваши сомнения. - Уваров потянулся и хрустнул пальцами. - Разумеется я хищник, а не ягнёнок. Но чем старше становишься, тем более убеждаешься, что жизнь - не сладость, приготовленная специально для тебя, а если сладость - то от неё выпадают зубы. Нам вдруг приходится жертвовать совсем не тем, что мы готовы отдать, и действия приобретают не тот смысл, который мы пытались вложить в них. У Киплинга есть рассказ, очень наглядно выражающий эту мысль: Некий матрос получил талисман - обезьянью лапу - способный выполнить три любых желания. Конечно, первым желанием были деньги. Стук в дверь, входит клерк: "Ваш брат погиб, вот сумма, на которую он застраховал жизнь". Второе желание - вернуть брата с того света. И когда появился леденящий душу призрак, матрос пожелал, чтобы призрак исчез... Видите, как изящно справился художник с глубочайшей философией наших желаний и их последствий! Мы эгоистичны, но вселенная-то имеет свои собственные законы. Ей наплевать на наши пожелания, и она порождает последствия в точном соответствии со своей природой. Ещё это называется законом Кармы или Нравственным Законом. Лет до сорока я считал, что он - плод чрезмерного воображения, но после сорока прихожу к выводу, что понимание и приятие его - результат опыта. Однако не все, как вы выразились, члены моей "семьи", разделяют такую точку зрения.
- И вы хотели бы навязать её им?
- Что-то в этом роде.
- Для этого вам требуется помощь сотрудника МАКНАД?
- Да.
- И как вы её представляете?
- Видите ли, Михаил Романович, в конечных результатах наши цели совпадают. Вы пресечете незаконную научную деятельность, а я избавлюсь от её опасных последствий. Но это осуществится через обуздание моих партнёров. А "родню", как говорится, не выбирают. Она останется роднёй и после того, как мы с вами расстанемся. Я дам вам возможность проникнуть в наши тайны, но вы сохраните тайну моего участия в этом действии.
- Так-так, - на этот раз протянул уже Горин. - Итак, Порфирий Моисеевич, вы прелагаете неофициальные отношения, в которых используете меня, оставаясь в тени?
- Да. Это так. Но почему "используете"? - Всякое дело должно выполняться разумно. Если нет необходимости рисковать моей репутацией в глазах деловых партнёров - лучше не рисковать ею.
- Тогда почему в нашей встрече так много свидетелей?
- Вы имеете в виду персонал и членов клуба? А где мы могли поговорить ещё? - в машине, на прогулке? Можно сказать без преувеличения, что право на уединение я получаю только здесь, в клубе. Так что это самый безопасный вариант.
- "Безопасный", в каком смысле?
Уваров ответил не сразу. Он посмотрел на Горина, пытаясь уяснить, является ли вопрос следствием буквального восприятия слова "опасность" или его волнует степень риска.
- Вы же не коктейли взбиваете на своей службе, Михаил Романович, вы на ней постоянно рискуете. Я имею в виду опасность, в которой мы оба можем получить крупные неприятности.
Миша не понял, намеренно ли Уваров употребил слово "коктейли" - ведь он когда-то был барменом. Президент "Сварог" достаточно продемонстрировал свое знание биографии Горина. Как бы то ни было - такое замечание выглядело бестактным или, по крайней мере, неосторожным, что казалось не свойственным для Уварова. Миша решил показать, что подобная небрежность в обращении с ним неуместна. Он ответил:
- Неприятности готовятся вашими партнёрами, риск отводится для меня, а вам остаётся хорошая репутация, свобода и все остальные выгоды.
Уваров строго взглянул на Горина.
- Простите, я, кажется, выронил неосторожное слово, тем не менее, ваша ирония беспочвенна. Мы находимся в той стадии, когда совершается выбор. Если я не найду аргументов в пользу исследований в рамках закона, последующие действия могут стать преступными. Пока же ещё ничего не известно. Ваша роль - роль решающего аргумента в умиротворении алчности моих партнёров.
- А у вас для этого мало сил?
- Понимаете, Михаил Романович, со стороны кажется, что чем больше власти у человека, тем больше свободы и легче выбор. Ан, нет. Политическая и финансовая власть основана на паутине самых разнообразных связей и эта паутина крепка. Чем выше стоит человек, тем меньше шансов вырваться из неё. Босс запрограммирован этой паутиной, и чтобы разорвать её, необходима внешняя, хорошо организованная сила. ВНЕШНЯЯ. В моём случае только вы, ваша организация имеет достаточную силу для преодоления вечных интересов моей касты. В той роли, которую я хочу предложить вам, или, вернее, указать на возможность её исполнения, вы должны продемонстрировать, что располагаете данными об исследованиях Берлинга и Вельдмана в полном объёме и МАКНАД намеренно контролировать все последующие стадии разработок. Но поскольку для меня это вопрос моего положения в мире бизнеса, моё имя ни в коем случае не должно быть связано с полученной вами информацией.
- Такие сложные и рискованные меры имеют смысл, если исследования действительно таят в себе большую угрозу, - осторожно заметил Горин. - Насколько велика их потенциальная опасность?
Уваров переплёл пальцы, с хрустом потянулся, словно потеряв всякий интерес к разговору. Некоторое время он разглядывал потолок, как будто там, или ещё где-то в небесах у него появилась потребность получить консультацию по вопросу, потом вздохнул и ответил довольно прозаично:
- Очень. - И немного помолчав, повторил: - Очень и очень.
Горин закрыл глаза и, расслабившись, отпустил тело назад. Его не смущало присутствие Уварова. Он научился сосредоточенно размышлять в любых условиях. Кресло вобрало его в себя как сугроб пушистого снега. Казалось, в нём можно было проваливаться и проваливаться как во всей внезапно возникшей истории. Он мысленно проигрывал стадии поисков, которые предприняли они с Долиным, извлекая на свет божий глубоко законспирированные научные исследования Вельдмана и Берлинга. Уже там, в агентстве, у них появились основания для беспокойства. Горин решил проверить предположения на месте. Сейчас его уверенность в правильности выбранного направления поиска окрепла. К тому же, похоже, они копнули достаточно глубоко. Видимо Уваров сумел обнаружить, что в стене, окружающей тайну, пробита брешь. Со стороны президента концерна последовал неизбежный и логичный ход, чтобы обезопасить себя пока информация не приобрела разоблачительный характер. Но Горин знал также, что когда на кон поставлены большие деньги, интеллектуалы фирм и их службы безопасности разрабатывают удивительно изощрённые и убедительные версии событий. Иногда эти версии рассчитаны на нейтрализацию конкурентов, а иногда направлены против представителей закона. Настойчивость требования Уварова принять решение сейчас и безотлагательно, не случайна, - наступил момент, когда события переходят в область своих последствий. Правда, Барк предупреждал, да и сам Миша прекрасно знал об этом - что решения русского чиновника и бизнесмена могут носить спонтанный и нелогичный характер, но действия Уварова не выглядели импульсивными или лишёнными оснований.
Миша внимательно посмотрел на Порфирия Моисеевича, пытаясь прочесть на его лице ответ, разрешающий сомнения. Большие боссы зря ничего не делают. Они привыкли к безнаказности, но признают сложность мира как нечто, что требуется преодолеть или переиграть. Для этого используется власть денег и политики. Политика выводит комбинации из-под удара, деньги делают их осуществимыми.
- Ну, что ж, Порфирий Моисеевич, - произнёс Горин, выпрямляясь в кресле, - я готов стать силой, с помощью которой мы попробуем разорвать вашу паутину.
- Прекрасно, - оживился Уваров. - Надеюсь, Михаил Романович, ваше согласие относится ко всем условиям, которые мне придется предложить. Если это не так, то ещё имеется время отказаться.
Уваров умолк, выжидающе поглядывая на Горина. Миша молча кивнул головой.
- Понятно. Вы согласны, - удовлетворённо констатировал Порфирий Моисеевич. - Мой план предельно прост, надеюсь, настолько же эффективен...
Он опять вздёрнул подбородок, выпятив нижнюю губу, и привычным жестом погладил распрямившийся на шее жирок.
- Вы станете свидетелем совещания, на котором будет решаться судьба открытия Берлинга и Вельдмана... Я как-то незаметно произнёс слово "открытие", которое, кажется, не употреблял до этого. Да, это открытие и оно может быть использовано. Нелегальная монополия на его эксплуатацию чрезвычайно соблазнительна - гигантские деньги. Почти наверняка члены совета захотят получить их. Я же считаю, что открытие должно быть либо запрещено, либо находиться под контролем МАКНАД. Учитывая сказанное, я могу оказаться бессильным перед алчностью моих... "моей родни", без вашей помощи, - закончил он с улыбкой.
Порфирий Моисеевич поднялся, широким жестом протянул Горину руку, закрепляя договорённость, и подтвердил это словами:
- Я рад, что вы согласились сотрудничать со мной. А теперь я познакомлю вас с человеком, ведающим технической стороной проблем безопасности концерна. Профессиональные вопросы будете решать с ним. Я в этом мало разбираюсь.
Уваров взял со стола серебреный колокольчик, выполнявший, вопреки предположению Горина, не только роль ювелирного украшения, и позвонил в него.
Находясь почти с самого детства среди тщеславных и с жадностью самоутверждавшихся людей, Миша всё же никак не мог спокойно воспринимать мелочную символику самоутверждения и тщеславия, именно в привилегированном российском слое общества. Это сбивало его с толку, и он пытаться проникнуть в тайный смысл происходящего - что это глупость или атрибутика чиновного шаманизма. Вот и сейчас ему показалось, что зов колокольчика, является для Уварова тайным символом власти, даже в такой, почти домашней обстановке, где ему и без того принадлежит всё.
В кабинете оказалась ещё одна дверь, через которую вошёл мужчина лет тридцати пяти. Его появление обдало Мишу волной какого-то неясного предчувствия, словно этот человек вошёл не в одно общее с ним пространство, а в ткань его жизни.
Мужчина был невысокого роста, крепко сложен и в хорошей физической форме. В манерах присутствовало что-то кошачье и, вместе с тем, бюрократическое. Его близко посаженные, светло-серые глаза, с чуть покрасневшими белками, смотрели спокойно и холодновато. Но самоуверенность, излучаемая всем его обликом, подсказала Горину, что этот тип относится к знакомой породе людей, у которых вера в свои возможности стёрла чувство самокритичности, а вместе с ним и широкое восприятие жизни. Для них профессионализм становится главной внутренней установкой. Развивая профессиональные качества, в ущерб человеческим, они потихоньку превращаются в зомби, видимо гордясь этим.
- Эрнест Прохорович Цуг, - Уваров указал рукой на вошедшего. - А это наш гость - Михаил Романович Горин.
Порфирий Моисеевич с интересом переводил взгляд с одного на другого, как бы пытаясь определить, на кого лучше поставить, словно они были фаворитами конного тотализатора.
Цуг кивнул и протянул руку.
- Эрик, Михаил Романович согласился оказать нам необходимую помощь, - пророкотал Уваров. - А теперь ненадолго забудем о делах. Распорядись, чтобы подали ужин.
Владения Нижегородского филиала концерна "Сварог" располагались на обширной территории от Оки, в районе Береговых Новинок, до Казанского шоссе. Некоторые административные корпуса поглядывали на вековые липы Ляхово и Ближне Константинова. Своё могущество концерн строил главным образом на разорении химического гиганта - города Колонтай, созданного ещё в советское время по зову первых пятилеток. Как многое, возникшее в результате партийно-административных решений, Колонтай служил амбициозным целям военно-промышленного комплекса и раскручивал маховик производства без оглядки на здоровье людей и окружающей среды. Да и сам город, вместе с заводом и жилым фондом, возводился на неведомых нетерпеливым проектантам карстовых пустотах. И, как положено, в начале первого столетия третьего тысячелетия от Рождества Христова, всё это убожество хозяйственной мысли стало плодоносить. Болезни эмунной системы, профессиональные экземы, туберкулёз, сердечно-сосудистые заболевания, многочисленные формы поражения эндокринной системы человека вызвали массовый исход. Процесс социальной агонии сопровождался процессом разрушения самого городского и промышленного массива. Несколько кварталов и заводских корпусов провалились в карстовые пустоты.
Прекрасно подготовленных учёных и инженеров проглотил "Сварог", вместе с рынками, некогда принадлежавшими товарной продукции города Колонтай.
Строительные работы при создании Нижегородского филиала концерна "Сварог", проходили под знаком восточного влияния. Российский архитектурный дизайн, со свойственной отечественным начинаниям заторможенностью, открыл для себя эстетику Японии и Китая тогда, когда Запад начал создавать своё новое постмодернистское архитектурное уродство. Неповоротливость, как это не раз случалось в Российской истории, благотворно отразилась на результатах проектирования комплекса. Стилизованные традиции средневековой Японии, в их подходах к ландшафту и пространству, оживили и очеловечили территорию и корпуса концерна.
Миша Горин и Эрик Цуг, проехав на "чароки" от гостиницы "Ока", по проспекту Гагарина, свернули у площади Жукова на Вятскую улицу и, миновав внушительную по своим размерам лечебницу Ляхово, остановились на гостевой стоянке перед главным административным корпусом концерна. Горин и Цуг не расставались со вчерашнего дня. Этот контакт, продолжавшийся даже в тесных комнатках гостиницы, был достаточно загружен работой, но, как понимал Миша, не работа была причиной такого, в полном смысле "тесного", сотрудничества. Провожая их вчера после ужина, Уваров сделал последнее напутствие:
- Михаил Романович, - произнёс он, как бы смущаясь, - у вас может появиться искушение сыграть в свою игру на самой начальной стадии. - Он посмотрел в глаза Горину и добавил уже более сурово:
- Для нас это недопустимо. Пока вы не будете располагать результатами совещания, вы не можете действовать в наших интересах.
- Но есть и наши интересы, Порфирий Моисеевич, - возразил Миша.
- Да, конечно. Согласитесь, мы их учитываем. Но у вас они ограничены законодательной базой и не влекут тяжёлых последствий связанных с жизненными интересами. Если на совещании примут решение о ликвидации работ или передаче их под контроль правительства, то ваши преждевременные действия нанесут непоправимый ущерб лицам исключительно уязвимым в глазах общественного мнения и болезненно подверженным влияниям конъюнктуры рынка.
Фраза была произнесена без привычного очарования, и Миша подумал, что созданная атмосфера встречи и многословие, сопровождавшее её, были рассчитаны на то, что личное обаяние Порфирия Моисеевича будет подтачивать возникающие у Миши сомнения. Этого не произошло. Видимо определив, что очарование оказалось не достаточным способом достижения цели, Уваров потребовал принять в качестве гаранта оговорённой линии поведения и контроля безопасности "уязвимых лиц", Эрика Цуга. Тот сразу же последовал за Гориным и плюхнулся на сидение "чароки" как неодушевлённый предмет. Они вместе поднялись в номер гостиницы "Ока", где остановился Миша, вместе позавтракали и вот, сейчас, вместе, прибыли к главному административному зданию научно-технического центра. Здесь предполагалось совершить намеченное действо.
Постоянное присутствие Цуга действовало на нервы, но внешне Миша не проявлял раздражения. В подобных обстоятельствах, как говорил комиссар Барк, нельзя покушаться на правила чужой игры, иначе противнику придётся импровизировать, а это затрудняет возможность планировать контригру. Но принятый сценарий предполагал неудовольствие, подумав об этом, Миша решил слегка пошевелить "муравейник".
- Я согласился воздерживаться от контактов, - невинно начал он, - однако, должен сказать, что в шестнадцать часов у меня штатная связь с агентством.
Эрик Цуг оторвал взгляд от раскрытого кейса, с частью содержимого которого он собирался познакомить Горина, и посмотрел на него с холодным удивлением.
- Надеюсь, своё замечание ты выдвигаешь не как непреклонное требование?
Вчера вечером, обсуждая всякие деловые мелочи, они перешли на "ты".
- Мы действуем, исключая случайности, - монотонно продолжал Цуг. - В любую связь можно включить кодовую фразу, которая сведёт на нет все наши усилия. Из центра последует: "Инспектор требуем объяснений, выезжайте для получения инструкций, прекратите отсебятину" - и всё такое прочее... А я не рискну составить собственный текст, чтобы успокоить твой служебный очаг, не зная, присутствуют у вас условные фразы или нет. Принимая наш план, ты, Миша, не хуже меня понимаешь, что в действие запускается огромный механизм. Он разработан нами и в нём предусмотрены все варианты направленные на конечную цель.
Цуг поморщился как от боли, признавая необходимость заново объяснять такие простые вещи.
- К тому же я защищаю инкогнито своего босса и из нас двоих только я заинтересован в этом. Ты или выполняешь, что требуется, или мы немедленно расстаёмся.
И Цуг снова уткнулся в кейс.
- Ну, хорошо, здесь я могу согласиться с тобой, - продолжил Горин начатую игру, - но не кажется ли тебе, Эрик, что в тщательно разработанном плане уже сейчас заметны некоторые странности?
- Мне не кажется. Что ты имеешь в виду?
- Вот эту, чрезмерную таинственность. Какой в ней смысл, если после моего подключения к решениям совещания, станет совершенно очевидно, что моя роль была подготовлена и исполнена с помощью изнутри. Тогда возникнет вопрос: а кто это организовал?
Горин с интересом взглянул на Эрика. То, о чём он спросил, не было пустым со всех точек зрения. Если Цуг разработчик плана, он должен думать о безопасности последствий, хотя бы для себя. Такой план всего лишь часть большого бизнеса, а принцип бизнеса довольно прост: до тех пор, пока можно получить больше, чем отдать, ставки могут расти и меняться. А они и есть условие игры. Покупать можно всё, что работает на доход - жизнь, смерть, тайну. Оставаясь за кулисами, Уваров неизбежно выталкивает на сцену Эрика Цуга.
- Ты понимаешь, что тебе придётся признаться в организации информационной диверсии? - закончил свой вопрос Горин.
- Да, - бесстрастно подтвердил Эрик.
- И ты считаешь, они ограничатся простым увольнением, без выплаты выходного пособия? Сколько бы ни заплатил тебе Уваров, обещая обеспечить безбедное существование вдали от родины, твоя тайна всегда будет стоить неизмеримо дороже. Для меня лично пока непостижима твоя наивность.
Некоторое время Эрик смотрел на Мишу, как бы прикидывая, заслуживает или не заслуживает тот его откровения.
- Я отвечу тебе. Но хочу заметить, что, то, что я скажу, только это, - подчеркнул он, - представляет лично для меня угрозу.
Он меланхолично вздохнул и продолжил:
- Но я не вижу выхода. Надеюсь, у тебя не возникнет мотива использовать мою тайну. Твои сомнения необходимо развеять, иначе мы никогда по-настоящему не перейдём к делу.
Цуг откинулся на сиденье и нехотя, наискосок, посмотрел на Горина своим оловянным взглядом.
- Неделю назад, в службу безопасности концерна, подал заявление и начал проходить проверку некий специалист... После саморазоблачения и покаяния, Эрнест Петрович Цуг исчезнет, его труп будет найден и даже идентифицирован, а некий специалист начнёт работать на его месте.
Эрик зевнул и, зажмурившись, слегка потянулся.
- Тебе этого достаточно, Михаил Романович?
Неожиданная откровенность по поводу иезуитского плана показалась Горину чрезмерной. "Пречистая Дева! - подумал он, - что за самопожертвование! Поистине зомби! У него, что - нет девушки, друзей, родных?! Для него Уваров - всё в одном лице. Он делает работу ради работы, и успех занимает место его личности".
- Благодарю за откровенность, скрипучим голосом произнёс Миша. - Твои признания не войдут в протокол.
Высказав заверения вслух, он всё же ощутил холодок при мысли о цене слова в глазах "специалиста". Никто ничего ещё не успел сделать, а все уже повязаны кровавой круговой порукой. Боже, что за мир?! Как эти люди ухитряются на ровном месте создавать смертельно опасные отношения.
- Надо сказать, что одно из основных сомнений развеяно, - после паузы не без желчи заключил Горин.
- Что ещё? - непроницаемо спросил Цуг.
- Боюсь, что после очередного откровения нервы не выдержат, и ты вцепишься мне в горло, - рассмеялся Миша.
- Пока задача не выполнена, я буду оберегать тебя как зеницу ока, - скупо улыбнулся Эрик, показывая, что он тоже понимает юмор.
- Ну, хорошо, - согласился Миша, - перейдём к делу. Начнём со связи. Я ограничен со всех сторон, но разоблачения будут пустыми, если я не передам сообщения в МАКНАД.
- Разумеется. Для этого ты используешь возможности своего автомобиля. - Эрик ткнул пальцем в тумблер моста спутниковой связи. - В информационном центре, несмотря на его неограниченный ресурс, отсутствует внешняя связь с миром по соображениям безопасности. Но там есть лазерная установка, луч которой можно использовать для передачи быстрого сообщения на компьютер "чароки". Ты записываешь совещание, и после принятия решения передаёшь информацию в МАКНАД. К тому моменту, когда потребуется твоё вмешательство, содержание совещания будет лежать за пределами совета... Твоя машина будет стоять здесь, - Эрик ткнул пальцем вниз. - А сейчас давай посмотрим, как выглядят с этого места окна информационного центра.
Он включил мониторы внешнего обзора, получил изображение административного центра и дал приближение. На экране появились окна. Они были зеркальными и, судя по лёгкой ряби на дисплее, имели противоволновую защиту.
- Вот они, - продолжал Эрик, - окна непроницаемы и защищены от всякого проникновения снаружи, но изнутри можно увидеть твой автомобиль. Впрочем, в этом ты убедишься сам через несколько часов.
Эрик положил кейс на сиденье и повернулся вполоборота к Горину.
- А теперь главное в отношении проникновения не только в научно-технический центр, но, так сказать, и в его душу - информационный отдел. Это невозможно сделать тайно или незаметно. Даже прямое указание Уварова не может изменить режим безопасности объекта. Однако мы это сделаем! - Он похлопал по крышке кейса. - С помощью вот этой штуки... Система нашей охраны проста, но надёжна. Какое-то время мы следовали техническому прогрессу обеспечения безопасности и идентификации сотрудников, - лазерная проверка, сличение радужной оболочки, кожного покрова... Но потом убедились, что всё это легко подделать. Остаётся единственный надёжный способ - личное свидетельство сотрудников. Если на рабочее место приходит человек, которого ты знаешь, и начинает заниматься тем, чем должен заниматься - значит, на территории концерна находится тот, кому там и надлежит быть. - Эрик оглядел Мишу с ног до головы. - Проникнуть в центр можно только в качестве штатного сотрудника. Следовательно, к атрибутам обычного пропускного режима, который имеет такой сотрудник, ты должен внешне и профессионально ничем не отличаться от него.
Эрик сделал торжественную паузу, открыл кейс и снова полюбовался его содержимым.
- Ты попадёшь на объект как сотрудник внутренней охраны. Здесь всё для твоего превращения в сержанта службы внутренней безопасности Сергея Петровича Мазина - его внешность, удостоверение личности. Пропуск получишь перед сменой.
Эрик подумал и добавил:
- У нас с Серёжей заключён договор о согласии и сотрудничестве... Это так, чтобы тебя не волновала его судьба.
Цуг достал небольшой контейнер, внутри которого, в условиях микроклимата, находилась капсула. Он улыбнулся, показывая его Горину.
- Последнее время, я пользуюсь вот этим макияжем, заново устраиваясь на службу. Он имеет своё научное название "ad exemplum" и изменяет внешность на желаемую с абсолютной точностью.
Миша вспомнил. Эта парфюмерия упоминалась в отчётах МАКНАД полтора-два года назад, как "паста Котляра", в связи с её запрещением. Но он ничего не сказал Цугу.
- Вот здесь, - Эрик показал дискету, - планы расположения внутренних помещений, расписание графика и особенности работы дежурной бригады; коды, шифры запорных и охранных устройств. Знакомься, осваивайся и проигрывай варианты. На этом моя миссия обучения заканчивается. Я покидаю тебя и вместо себя оставляю вот это.
Цуг вынул из кейса небольшой кубик с короткими усиками - волновой блокиратор, предназначенный для поглощения сигналов любой радиосвязи.
- Это я ставлю на "чароки" до своего возвращения. Блокиратор закодирован на твоё присутствие, так что придётся дожидаться меня, не сходя с места. Но я думаю, тебе не будет скучно, - закончил он с коротким смешком.
Миша ничего не ответил. Скучать, действительно, не придётся. Изучение плана корпуса, систем обеспечения безопасности и поэтажные шифры, вмещали большой объём работы. К тому же, следовало отрепетировать предстоящую роль. В одной бригаде с Сергеем Мазиным находились Лия Шафарова и Василий Мочкин. Надо было вжиться в характер их взаимоотношений, чтобы фальшивого Мазина воспринимали как настоящего. Василий любил комиксы и заумные кроссворды, которые плодила не имеющая другого применения яйцеголовая часть населения. Очаровательная Лия заботилась о "мальчиках" как о членах семьи и опекала их с материнской добротой. Она обязательно прихватывала с собой из дома что-нибудь изготовленное собственноручно и с удовольствием выслушивала одобрительные замечания о своей стряпне. Если решение кроссвордов продвигалось с трудом, Вася обращался к Лие или Серёже, а когда их эрудиция капитулировала, переходил к комиксам.
Горин прослушал образцы бесед между ними во время вечерних дежурств. Немного поупражнявшись, он попробовал отвечать на вопросы и реплики Василия и Лии, подражая голосу и интонациям Сергея. Записав варианты с собственным участием, он с удовлетворением отметил, что на слух невозможно отличить копию от оригинала. Закончив подготовку, предусмотренную Цугом и Уваровым, он перешёл к подготовке собственного плана.
Методы работы сотрудников МАКНАД более всего напоминали методы Интерпола по борьбе с наркотиками и организованной преступностью. Ограниченные ресурсы планеты делали всё более жестким соперничество капиталов. Криминальное использование состояний приняло лавинообразный характер. Риск капиталовложений переходил из коммерческого в уголовный. Денежные тузы хватались за любую возможность обогащения. В этом плане научные открытия, дающие преимущества в конкуренции, внедрялись без соображений морали и права. Деньги, можно сказать, совсем перестали "пахнуть". Противостояние закона и беззакония принимало всё более ожесточённый характер. Так возникла необходимость в надзоре за криминальными наклонностями учёных и ужесточению силовой линии МАКНАД. Но, как международный орган, агентство не имело агентурной сети и опиралось на местные правоохранительные органы. Иногда это приводило к провалам, так как полиция и даже государственные чиновники стран-участниц конвенции по МАКНАД, под влиянием связей и коррупции, политического и физического давления, служили местным интересам. Поэтому инспектора МАКНАД старались действовать по возможности автономно. Вот и сейчас Горин готовил операцию, рассчитывая только на себя.
Логика событий, в результате его встречи с Уваровым, приобрела фатальный характер. С того момента как Цуг начал контролировать его действия, игра стала почти открытой. Обе стороны, изображая на поверхности взаимное доверие, отчётливо понимали противоположность своих задач. Миша уже представлял, какой плод может созреть на ветвях развивающегося сюжета. Если ему удастся выиграть, завершение сложнейшего расследования и громкое разоблачение произойдёт за несколько минут. Обычная следственная процедура по всем признакам безнадёжно запаздывала. Такой вывод следовал из компьютерного моделирования, где Горин проанализировал варианты предложения Уварова.
Эрик Цуг появился в 15,45. Он ощупал взглядом внутреннее пространство "чароки", пробежав глазами по Горину как необходимому предмету салона. Убедившись, что всё находится на своих местах, нырнул на сиденье рядом.
-На сегодня это наша последняя встреча, Михаил. Вот пропуск Сергея Петровича Мазина. - Цуг критически осмотрел Горина. - Учти, у твоего прототипа фигура обыкновенного человека, а не супермена, так что смотри, чтобы с этой стороны не произошло опечатки. Расслабься, расслабься немного. Просто обвисни.
- Учту, - сухо отрезал Горин.
- Итак, проходим ещё раз: В твоих обязанностях охрана и проверка первого уровня. Там три этажа - два часа десять минут работы. Совещание у Уварова в 18,40. Теперь, в 16,00 - обход до 18,10; отчёт, замечания. В 18,40 - обход. Таким образом, у тебя имеется два с небольшим часа на совещание и прочее. Ты можешь начать пораньше и занять место в информационном отделе. Остальное зависит от обстоятельств и прямых указаний Порфирия Моисеевича. Оружие и технику оставь здесь, наши проходные не пропустят и лишней пуговицы. В служебном помещении, в личной секции Сергея Мазина, имеется штатное табельное оружие... Это всё. Желаю удачи, Михаил.
Горин и Цуг протянули навстречу руки, сделав заключительное рукопожатие не лишённым тепла.
Эрик Цуг пересел в свою машину. Горин с неудовольствием проследил, как тот устраивается на сидении и, кажется, не прочь слегка вздремнуть. Разумеется, он будет торчать здесь, пока не убедиться, что Горин прошёл через проходную, потом, ещё раз проверит "чароки". Впрочем, с этим ничего не поделаешь.
Миша вернулся к своим проблемам, мысленно покидая машину. Путь до предстоящего места работы был рассчитан по секундам. Ему следовало пройти раньше "своей" бригады, потому что он не имел вариантов поведения при случайной встрече перед проходной. Миша уже хотел идти, но в последний момент сообразил, что это было бы ошибкой. Действительно, преждевременное появление создаст десяток ситуаций, требующих непринуждённой реакции, необходимости найти нужный ответ. Лучше их пропустить вперёд, получив возможность увидеть сейчас и инициативу, явившись последним. Он с неудовольствием отметил, что присутствие Цуга, наблюдающего за ним, действует на нервы, и едва не подтолкнуло на непростительную оплошность.
К служебной стоянке проехало несколько автомобилей. На проходную потянулась редкая цепочка людей. Большинство из них было одето в униформы обслуживающего персонала и охраны. Миша увидел Лию Шафарову. Стройные ноги отлично несли ладную фигурку, манеры и движения были раскованы. Курносый носик и большие миндалевидные глаза делали ее симпатичной . Даже отсюда глаза казались огромными, придавая лицу радостно-удивлённое выражение. Через несколько секунд появился и Василий Мочкин. В его облике и походке было что-то напоминающее шагающую ворону, когда она садится на дорогу и важно выступает, покачивая в такт головой. Длинный нос, скошенный подбородок и громоздкое туловище, широкое в талии, усиливали это впечатление.
Горин вылез из машины и захлопнул дверцу "чароки". Призрачно взглянув на Цуга, он понял, что не доставил тому удовольствия своей поспешностью.
Помещение дежурной бригады состояло из нескольких секций. Они закреплялись за каждым сотрудником, получавшим персональный доступ. Здесь хранилось боевое табельное оружие и спецсредства, рассчитанные на чрезвычайные обстоятельства и нейтрализацию возможного противника.
Миша вошёл лучезарно улыбаясь.
- Привет, детки, пришёл ваш папочка.
Лия высунулась из своей секции и сердито посмотрела на него.
- Серёжа, ты становишься ветреным как деревенский петух. Обещал сегодня отвести меня на работу. Я едва не опоздала, ожидая тебя.
Она с грозным видом подошла и ущипнула его за ягодицу.
- Боже! Мальчик мой! - удивлённо воскликнула Лия. - Что с твоей задницей - она как барабан?!
- Вот поэтому я и не заскочил за тобой, детка, - Миша сморщился, - ты же сама учишь - будьте внимательны к женщинам! Вот я и решил проводить подвыпившую старушку, чтобы она не свалилась перед постом доверия. Но у старушки оказался провожатый, который в это время писал на милицейскую будку. Как только я взял бабусю за локоть, этот пёс прекратил своё занятие и занялся мной. Там, где ты ущипнула меня, находится вакцина от безумия, а само безумие, вместе с зубами бульдога - на другой стороне.
Лия с сомнением посмотрела на Мишу.
- Боже, какая трогательная история. Если это правда, то только потому, что так похоже на тебя. Бедный пёсик понял, что даму ничего хорошего не ожидает.
- Никогда не подходи к незнакомым собакам! - менторским тоном вставил своё Вася.
Сердитость Лии прошла и она заботливо, и даже с некоторым беспокойством, поинтересовалась:
- Может тебе чем-то помочь?
- Только когда появится пена на губах, - рассмеялся Миша и, подумав, что можно переиграть с собачей историей, скрылся в своей секции.
Что-то было не так с обещанием подвести Лию на работу. Цуг говорил о добровольном соглашении с Мазиным, в таком случае тот обязательно бы предупредил, что обещал подвезти Лию на работу, да и сами разработчики должны были бы поинтересоваться, не имеется ли в расписании дня чего-то способного заинтересовать посторонних. Значит, не было добровольного соглашения. Тогда как они собираются возвращать на работу Сергея Мазина? - с лёгкой амнезией? В таком случае это должно означать... Миша не стал додумывать мысль и достал табельный пистолет. Простой милицейский "таиров" с полированной деревянной ручкой удобно лёг на ладонь. Миша выбросил обойму и тщательно осмотрел патроны. По виду они не отличались от обычных. Он вставил обойму в патронник и нажал курок. Раздался сухой щелчок, как и ожидал Миша. Что-то уж очень грубо они запихивали его в рамки своих правил, не только грубо, но даже демонстрируя эту грубость. А может быть в грубости и отсутствии тщательной подготовки, скрыт намёк на какое-то сильнодействующее средство в арсенале Уварова и Цуга, средство, способное заставить Горина работать на их планы?
Размышляя таким образом, он закончил переодевание и подготовку к несению дежурства. Проверил всё ли в порядке в экипировке и ввёл персональный код в компьютер для получения инструкций. Инструкция напомнила, что он ответственен за безопасность особо охраняемого участка информационного центра. Он должен подтверждать квалификацию и психофизическое состояние перед каждым дежурством. Далее следовали тесты, проверяющие его знания, бдительность и мышечный тонус. Ставилась оценка. Покончив с личностью дежурного, инструкция перечисляла опасности, о которых нельзя забывать. Миша обратил внимание на надпись "митоморная эмульсия", выделенную раздражающе пульсирующим шрифтом. Он прочитал предостережение ещё раз. Насколько он знал, такая эмульсия являлась препаратом со строго ограниченным применением. Разрешение имели объекты, проникновение на которые угрожали тяжёлыми последствиями. Оказывается, Уваров сумел для своих объектов получить статус "особо опасных", но ничего кроме жадности не могло лежать в основе такого решения. Сам по себе информационный центр не представлял опасности. Предупреждение персонала, заострявшее внимание на эмульсии, соответствовало угрозе заключавшейся в препарате. Эмульсия избирательно воздействовала на организм, проникая даже через ткани радиационной защиты, если человек прикасался к запрещённым объектам. Действие же её начиналось тогда, когда нарушитель подвергался облучению, проникая в зону лазерного контроля. При обработке лазером импульсная доза микрочастиц активизировалась, создавая кристаллические образования из органических веществ, разрывая ткани, вызывая болевой шок и смерть.
Опасность напомнила о себе очередной раз. Если его допустили к секретам, охраняемым с такой жестокостью, ему доведется на себе почувствовать тяжесть последствий, если он решится отстаивать позицию идущую вразрез с интересами Уварова. В этом случае главным будет не сохранение жизни, а возможность защитить свою волю и сознание. Ему нельзя оказаться беспомощным. Только тогда появится возможность уравнять шансы в предстоящей борьбе.
Он ещё раз прочитал инструкцию, описывающую действие митоморной эмульсии. Возможно, она поможет обеспечить личную неприкосновенность.
Подошло время проверки этажей предусмотренную графиком. Первыми в обход уходили он и Лия; Василий оставался страховать на пульте визуального контроля. Второй обход делал он и Мочкин, Лия страховала. И, последний, - он должен был страховать, Лия и Вася обходили этажи. Обменявшись между собой легкомысленными репликами, они разошлись по местам. У Миши появлялась время спокойно обдумать положение, принять или отвергнуть выработанный план действия.
Стремление Уварова заполучить в свои ряды сотрудника МАКНАД, позволяло дорисовать недостающие штрихи интриги закрутившейся вокруг Берлинга и Вельдмана. Сам по себе интерес к определённым действиям навязчиво преследуемый Уваровым и Цугом, обнажал пружину собственной интриги. Горин необходим, и затянуть петлю на его шее Уваров может, сделав свидетелем принятия важных решений. Горин должен своими ушами услышать и своими глазами увидеть, чтобы понять - с такой информацией, которую ему дадут возможность получить, он не имеет возможности покинуть "Сварог" противником или живым. Они готовятся отрезать пути к отступлению.
А почему разработчики плана сочли, что с ним можно поступить подобным образом? Впрочем, на этот вопрос он уже знал ответ. Психологи, обслуживающие интересы воротил финансового, политического и преступного мира, всегда внимательно наблюдают за людьми, которые могут стать ключевыми фигурами в определённых условиях. Психология - поле преобразования личности. Там, где невозможно изменить состояние искусственно, наблюдают и ждут, когда возникнет душевный кризис, чтобы использовать его в нужном направлении. Взглянув беспристрастно на себя после изменений перевернувших всю его жизнь, Миша должен был признать, что в нём появилось достаточно много изъянов. Он умел контролировать своё поведение, у него была твёрдость и воля, но он ничего не мог поделать со своим чувством к Наташе. Её внезапное появление из мира его вечной тьмы, оставило неизгладимый след. С этим он ничего не мог поделать. Наташа не дала ни малейшей возможности усомниться или омрачить свой образ сомнением. Чем более он узнавал её, тем более она казалась совершенно и недосягаемой. Он должен был признать, что слегка ошалел от переполнявших его чувств. Но он старался, чтобы это никогда не вырывалось наружу. Он понимал, почему не позволяет чувствам проявиться - был другой человек, рядом с которым претензии его влюблённости казались смехотворными - комиссар Барк. Барк опекал Наташу с чисто отеческой заботой, но Миша понимал, быть достойным Наташи и претендовать на её взаимность можно только приблизившись к человеческим качествам, которыми обладал комиссар. Все эти сложные и противоречивые переживания отразились на работе. У него снизился уровень ответственности и долга. Такое может происходить только при возникновении бессознательного сомнения в ценностях определяющих профессиональное отношение к делу. Значит, от него исходил душок гниения, на запах которого слетелись стервятники. Они выбрали его для вербовки, потому что стали заметны его чувства, его любовь. Они знают, как удивительно перестраивается сознание, стремясь преодолеть сопротивление соблазну. Твёрдость и преданность долгу, начинавшие его раздражать в Наташе и сотрудниках, подтверждали их правоту. Сохранить друг друга можно только тогда, когда чувства не превращаются в слабость, на которой можно построить предательство.
"Наше агентство, - говорил комиссар Барк, - защищает людей от разрушительных случайностей, давая возможность опереться на закон. Закон - это юридический язык общечеловеческих ценностей. Он отражает мораль и нравственность, насколько это возможно для состояния общества. Если мы хотим служить закону, то должны чувствовать себя подобием религиозного ордена - меченосцами закона. Но это возможно до тех пор, пока внутри самих нас непоколебим нравственный закон. Он - единственное условие созидательного отношения к работе". Вот этот закон, как начинал понимать Миша, поколебали его слепые чувства к Наташе...
Закончив первый обход, во время которого он старался изучить всё, что ему может прийти на помощь, Горин вернулся в служебное помещение. Лия уже была там и, судя по разложенной на салфетке нестандартной пище, готовилась предложить "мальчикам" утолить голод своими выпечками. На дисплее перед Васей всё ещё виднелась раскрытая страничка "Развития интеллекта", с кроссвордом на две третьих состоящем из незаполненных клеточек.
- Наука изучающая собак - девять букв, - спросил он, как только Горин показался в дверях.
"Кинология", - едва не сказал Миша, но вовремя спохватился и пожал плечами.
- Мальчики, - укоризненно заметила Лия, - мы же проходили служебное собаководство и сдавали экзамен по КИНОЛОГИИ.
- Способность человека принимать решения, - монотонно продолжил Вася. - Две буквы.
- Может быть ум, - робко предположила Лия.
- Конечно, ум, - согласился Вася, приподняв брови и удивляясь, как это ему самому не пришло в голову.
Миша прошёл в свою секцию. Ему надо было побыстрее закончить отчёт о первом обходе и минут на пять пораньше уйти на второй. "И что это за 18,40? - пробормотал он, - как будто боссы собираются прогуляться со мной по этажам". Впрочем, здесь не было смысла гадать. Придёт время, придут и ответы на вопрос. А сейчас следовало заполнить имеющиеся пробелы информации. Он достаточно хорошо изучил хозяев концерна - тайных и явных, и предполагал с кем придётся иметь дело. Но и это знание требовало проверки. Горин связался с проходной и, представившись старшим смены, попросил уточнить список приглашённых лиц, чтобы ещё раз проверить сигнализацию разрешающих устройств. Предупреждая вопрос о полномочиях, он зачитал собственный предположительный список.
- Всё правильно, - подтвердил дежурный, - только ты не внёс генерала Заславского.
- Да, да, - быстро сообразил Миша, - но поскольку он со стороны, мы его провели отдельной строкой.
Дежурный кивнул.
"Генерал Борис Фёдорович Заславский! - Мысль Горина получила толчок, давший предположениям уверенность.
Он взял дискету с записью служебных инструкций и закодировал на ней меморандум для МАКНАД, с изложением всего, что с ним произошло за последние сутки, версию событий и предполагаемый вариант совещания. Теперь надо обеспечить отправление отчёта в электронный архив. Для этого необходимо включить терминал мэйнфрейма в информационном отделе. Горину оставили возможность находиться в отделе, считая, что он не сумеет воспользоваться его техническими возможностями. Но техника центра была совершенством по своей безотказности и надёжности в работе. Созданная когда-то Осоргиным, она обслуживала творческие группы и, значит, включалась на знакомые голоса. Один ключ-голос Миша знал. Это должен быть басок президента, он же член научного совета. К компьютерных архивах наверняка есть файл идентификации голосов. Горин затребовал образец голоса Порфирия Моисеевича и получил знакомое: "Прошу внимания". В информационном отделе отсутствовала связь с наружной информацией, но там имелась селекторная связь. Он подключил селектор к своему компьютеру и запрограммировал его так, чтобы в 18,35, когда он войдёт в центр, там прозвучала фраза произнесённая Уваровым.
И здесь он снова столкнулся с инструкцией по применению митоморной эмульсии. Горин вздохнул. Сами обстоятельства подталкивали к использованию эмульсии. На выходные дни, а сегодня была суббота, терминалы защищались зоной применения митоморной эмульсии. Даже открывая доступ к архиву кодовым голосом, Горин, при работе с компьютером, будет обработан эмульсией. Правда, лазерный контроль в помещении отключён, но так или иначе, чтобы вернуться из временного пребывания в чистилище, потребуется дезактивация, которую можно получить только с благословения Уварова...
Из-за перегородки раздался смех Василия, к нему присоединилась Лия. Как любая неожиданность, смех требовал реакции, и Миша бодро поинтересовался, что их так развеселило.
- Да вот, свежий анекдот вычитал, - всё ещё не в силах остановиться ответил Вася. Ему видимо наскучили интеллектуальные усилия, и он решил сменить рубрику в журнале, перейдя к юмору. - Зайца спрашивают: "Если на тебя плюнут слон и верблюд, на кого ты обидишься?" "На верблюда, - выпалил заяц, потом подумал и сказал: "На слона обижусь, на верблюда - нет".
И они с Лией снова расхохотались. "Блаженные дети. - подумал Горин, поддерживая смех, и, пока они не могли задавать вопросы, выскочил в коридор.
Решение было принято. Дальше он действовал как автомат. Суровая практика Вест-Пойнта научила его простой военной мудрости, что следствием принимаемых в штабе решений является смерть; сомнение и колебание в выполнении решений - просто увеличивает её количество. Поэтому, решения должны быть оптимальными, их выполнение - безупречным.
Горин подошёл к двери информационного центра и ввёл карточку в считывающий паз. Послышался шипящий звук, и створки дверей разошлись в разные стороны. Он вошёл в помещение. Глубокая тишина огромного зала подчёркивала его абсолютную изоляцию от внешнего мира. Полукольца рабочих пультов, с тёмными экранами дисплеев в несколько ярусов уходили вниз. За ними поднималась панель гигантского мэйнфрейма. Практически неисчерпаемая и неразрушимая память его была условием выполнения замысла. Здесь отсутствовало внешнее наблюдение, и Горин не опасался, что ему помешают. Запрет наложенный на наблюдения внутри информационного отдела объяснялся не столько отвращением персонала к слежке, сколько опасением, что подключение к внешним источникам может оказаться причиной утечки научных тайн.
В соответствии с заложенной программой, в 18,35 прозвучал голос Уварова: "Прошу внимания!" - и вспыхнула панель восьмого терминала: Теперь можно было отправить подготовленный меморандум, внеся записи в единый реестр, с шифром, под которым в МАКНАД числилось досье Вельдмана и Берлинга. Горин включил готовность, и скорее представил, чем ощутил, что его тело насыщается опасными микрочастицами. Все действия заняли несколько секунд. Горин выскочил в коридор и, переждав минуту, вновь вернулся в информационный центр. На ближайшем операторском пульте экран осветился и ожил с появлением на нём физиономии Порфирия Моисеевича.
- Где это вы пропадаете, Михаил Романович? - Подозрительно глядя на Горина, спросил он.
- Я заглядывал сюда минуту назад, но, не обнаружив вас, счёл себя не вправе оставаться в научной святыне.
- Ну, ну, какая щепетильность, - хмыкнул Уваров. - Однако, подготовимся. Сейчас прибудут члены моей "семьи". Вы должны сесть за пульт, с которого я говорю. Остальные под автоматической защитой, кстати, смертельно опасной. Всё, что произойдёт в моём кабинете, вы будите видеть и слышать. С вашей стороны связь пока прерывается.
Горин машинально кивнул, но его мнение уже не имело значения. Ещё раз обшарив Горина недоверчивым взглядом, как скупой рыцарь открытый сундук, Уваров прервал связь.
Совет директоров, состоял из шести человек с решающим правом голоса. Присутствовавший генерал Заславский не относился к числу владельцев концерна. Собравшиеся в кабинете Уварова боссы были малоизвестны широкой публике. Они редко появлялись на страницах печати или экранах телевизоров, но их дела весомо отражались на хозяйственной и политической жизни России. Они определяли позицию учредительного совета официально и через подставных лиц. Но имена тех и других были хорошо известны Горину, и он безошибочно внёс их в текст меморандума. Глядя на чопорность, с какой они рассаживались по местам, можно было предположить, что они более привыкли находиться там, где им принадлежит всё пространство и нет надобности считаться с равноправным партнёром. Рассевшись вокруг фасолеобразного стола, присутствующие с ленивой брезгливостью подвигали к себе тематические проспекты, разложенные перед каждым секретарём Уварова. Это была красивая молодая женщина, с точными и изящными движениями. Она исполняла своё дело с профессиональным совершенством, хотя, конечно, понимала, что в глазах присутствовавших была не более чем живой манекен.
- Благодарю, Сандра. - Уваров кивком головы отослал её и оглядел собравшихся.
- Господа, - начал он, и когда наступившее молчание подтвердило, что его слушают с должным вниманием, продолжил: - Все вы хорошо информированы о состоянии дел, связанных с разработкой программ Вельдмана и Берлинга. Наступил момент, когда необходимо принять решение, выводящее "Сварог" из под удара последствий этих программ, или, точнее, сопутствующих им обстоятельств. У нас сложилось положение, когда могут подвергнуться риску и наши капиталы и наша свобода, поскольку проводимые исследования способны повлечь тяжёлые правовые последствия. В этой связи, главная, если не сказать единственная опасность, исходит от Агентства Контроля Научных достижений, прежде всего, от его чудовищно настойчивого, бескомпромиссного руководителя Российского отдела - комиссара Барка.
Уваров весомо оглядел слушателей, зная, что они не привыкли слишком быстро переваривать услышанное, и в значительной степени предпочитают полагаться на интонации и мимику. - Для устранения опасности мы разработали следующую программу...
Горин обратился в слух. Сейчас он мог использовать только ресурсы собственной памяти. Он понимал, что, несмотря на то, что ведётся запись совещания и даже случайных фраз, произнесённых в этом помещении, однако существует несколько обстоятельств, не дающих возможности получить копию. Уваров не позволит такому убийственному компромату покинуть пределы его владений. Потом, существует автоматическая цензура самих компьютерных программ. В зависимости от установки, компьютер может по-разному разлагать содержание получаемой информации - от полного уничтожения, до расщепления текста по темам, с извлечением цензурных купюр. А то, что слышал Горин, подтверждало самые мрачные предположения. Надежда на исход без смертельного противостояния, уходила с каждой озвученной фразой. Неизбежной становилась дорога, на которую он встал с таким легкомысленным авантюризмом. Сердце его сжималось от предчувствия беды и неотвратимости происходящего.
Компаньоны Уварова, холёные и лоснящиеся, все, кроме Заславского с избыточным весом, сидели с непроницаемыми лицами, как опытные игроки в покер. Горин смотрел на них с таким чувством, словно перед ним раскрыли банку с пауками. Так близко ему ещё не приходилось видеть, как очень богатые люди делают очень большие деньги. Понять совершаемый ритуал могли, видимо только им подобные. Ему не нравилось всё происходящее, а прямое отношение действия к его жизни делало зрелище вдвойне неприятным. Но для собравшихся были неведомы переживания Горина. Легко сложив изученные материалы, факты и обстоятельства в общую кучу, они небрежно свалили их со стола и выбросили из головы. Считая себя становым хребтом общества, они уже планировали совершить впереди многочисленные дела, посвящённые наживе или чувственным утехам.
Итак, держатели акций рассеялись как лёгкий дым карнавальной петарды, оставив в сознании Горина подобные многочисленным разрывам отчётливые вибрации своих голосов и образов.
- Ну, вот, - Уваров взглянул прямо на него с экрана монитора, перейдя на двустороннюю связь. - Всё так просто... Признаться, для вас, Михаил Романович, у меня была приготовлена речь. Но когда становишься нервом события, оказывается, что внутри всё не так, и совершенно очевидное становится сомнительным.
Миша рассмеялся.
- Вы появились, как овеянный семейными легендами дядюшка является на рождество. Он хотел бы выглядеть Дедом Морозом, но, увы, всего лишь спившийся бомж, героическую биографию которому сочинили родственники, чтобы поддерживать в глазах детей семейный престиж. Что у вас там, в кармане - ворованные мятые карамельки?
- Ну, вы поэт. Однако, бизнес - есть бизнес. Он самое бессовестное занятие из всех человеческих деяний. И всё же, я испытываю неловкость, поставив вас перед необходимостью такого сложного выбора.
- Да вы не стесняйтесь, Порфирий Моисеевич, - иронически произнёс Горин, - я всё пойму - и вашу скромность и вашу наглость.
Уваров неодобрительно посмотрел на него.
- Полагаю, ваша ирония не к месту.
- Отлично, только растолкуйте, в чём я заблуждаюсь.
Уваров помолчал, изобразив, что он тоже не лишён чувств, и ему необходимо справиться с волнением.
- Вы мне глубоко симпатичны, Михаил Романович. В свою очередь, я бы хотел заверить, что вы имеете дело отнюдь не со зверем. Давайте-ка, посмотрим на логику, которая, так или иначе, определит ваше поведение. Мы живём в обществе, в основе которого лежит конфликт личности с окружением. Конфликт раскрывает другую банальную истину - стремление выжить. Эта истина усложняется или мистифицируется тем, что для каждого понятие "выжить" включает широкую панораму ассоциированных с выживанием обстоятельств. Она включает близких, знакомых, комфорт, удовлетворение психологических и эмоциональных потребностей - то есть всё то, что можно назвать ареалом личности. Там, где один ареал перекрывает другой, возникает конфликтная ситуация. Вы считаете, что есть лишь один способ не превращать конфликт в смертельное противостояние - договор, принимающей в обществе форму закона и традиционное служение моральным заповедям и нормам. Вы считаете, что мудрость закона и духовного видения мира содержит мирный прогноз относительно будущего решения человеческих противоречий. Но ведь совершенно ясно, что законы и прочие общественные соглашения пишутся на языке непереводимом для потребителей этой нормативной стряпни. Ведь пастырь законодательства готовит общую клетку для волков и ягнят, которые и воспринимают её соответственно или как загон или как западню.
Уваров передохнул и продолжил с искренним пафосом:
- Где же ключи ада и рая?! - Созерцание, как правило, отрицает то, что производит деятельность. Но и то и другое - всего лишь следствие человеческого темперамента, того, с чем он рождается. Вы думаете, почему в Индии, в период её наивысшей мудрости и расцвета сложилось и жестко поддерживалось кастовое деление? По религиозно культовым соображениям? - Нет! Это реалии соответствующие особенностям человеческой популяции - брахман, кшатрий, шудра - философ, воин, слуга - духовное, деятельное и пассивное начало. Всё это сохраняется и в нынешнем обществе. Вы должны определить, что преобладает в вас: если саттва - идите в священники, раджас - наслаждайтесь жизнью. Роль полицейского - это случай неудачи на жизненном пиру. Полицейский - воин, кшатрий, но кшатрий исполняющий чужую волю - это уже шудра. Я же хочу предложить вам свободу и экономическую независимость!
- Ой-ёй-ёй! - Горин даже зажмурился. - Не случайно социологи считают отличительной чертой нашего времени чрезмерную говорливость. Так вы прелагаете отыскать ключи ада и рая, покопавшись в моём кармане? Это и есть та речь, которую вы приготовили для меня? - Миша вздохнул. - Риторика впечатляет.