как из семян, тотчас вырастали

десятки новых ведьм"

Февр

Поговаривают, что встречать надобно по одежке.

Ватага Ориса предпочитала встречать пришлых огнем. Ничто так не характеризует человека, как своевременно выпущенный файербол, считал Орис. Слабый убегает там, где сильный обнажает меч и опускает забрало. Уле вдосталь насмотрелся и на тех, и на других - облюбовав телегу, груженную сеном, как пункт для наблюдения, он раз за разом ждал, что правило Ориса даст сбой.

И таки дождался.

Уже одно то, что незнакомец предпочел для себя оплавленные и покореженные Западные Ворота, ставило его вне известных Уле правил. Гости всегда попадали в город, минуя цветущие и сияющие позолотой Северные Ворота. Но Орис редко внимал мелочам. Визжа и улюлюкая, он и его мальчишки обрушили на пришлого огненный дождь.

Бывало, что очередной бедолага улепетывал от файерболов до самых городских стен, или же Ватага загоняла его на крышу какого-нибудь ветхого сарая, словно глупую курицу.

Было и так, что странствующий рыцарь затевал нешуточную охоту на гогочущих сорванцов, угрожая поотрывать им головы. Но даже здесь Орис и его мальчишки чувствовали себя победителями. Их пыл не способен был остудить ни арбалетный болт, пробивший Молту Краезубу плечо, ни сломанные кости.

Тот странный человек... Он просто прошел мимо них, словно они были не более чем ветром, шумом листвы в ночной чащобе. В отблесках гаснущего огня Уле увидел растерянность в глазах Ориса.

Глазах обычного двенадцатилетнего мальчика.

***

Если Ориса и его Ватагу объединяла страсть к файерболам, то в жизни Уле главенствовали сны. Яркие, праздничные и пестрые, как городская площадь в час ярмарки, они служили основой его вечерних историй в трактире Тристана. Однако, нынче ночью цветные краски ушли из его сна, и виной тому был приход того странного человека. Уле вновь видел его, словно въяве.

Лысая голова блестит от капель влаги, мокрый балахон облепляет худое тело. Жалок, как шелудивый пес, сказал бы Орис, отпразднуй он очевидную для себя победу. Но вблизи незнакомец оказался другим. Вода, льющаяся сверху, не доставляла ему неудобства. Похоже, в ней он черпал лишь силу - для безмятежной улыбки, для решительного шага и взгляда, излучающего спокойствие. За его плечами внушительных размеров бочонок, но человек держит спину прямой. Рука сдавливает кожаный пузырь, и труба, нависающая над человеком, проливается дождем...

"Нелепость, которая устрашает".

Так Уле назвал свой сон поутру, после чего отправился на поиски незнакомца. Мальчишке редко присуща рассудительность, он более доверяет нюху и слуху. Посему вскорости Уле вышел на Площадь Семи Ярмарок, где по обыкновению было не протолкнуться. Сюда приходили, чтобы поглазеть на мастеров волшбы и чтобы самому прослыть мастером. Получалось далеко не у каждого. Толпа собиралась возле людей, подобных Мастеру Танцующих Мечей. Он создавал оружие на любой вкус, от коротких кинжалов до эспадонов и громадных боевых топоров. Все это кружилось в воздухе, со звоном и лязгом, осыпая мостовую сверкающими осколками. Зрителей завораживала эта феерия стали. Уле обнаружил здесь Ориса, и нескольких мальчишек из Ватаги, но так и не нашел странного незнакомца. Рассудив, что пришлый может быть голоден, отправился к лотку Мастера Вкусных Блюд. Тщетно. В конце концов он забрел на ту часть площади, где колдовали дохлых жаб и червивые фрукты. Еще тут ставил свой лоток хмурый кузнец по имени Жиль, который не колдовал вовсе. Никого не интересовало скучное мертвое железо, но сейчас с кузнецом беседовал человек.

Тот самый человек.

***

- Жечь ведьму! - завопил инквизитор, тыча в жертву костлявым пальцем.

- Жечь! Жечь! - грянули десятки глоток.

Старуху схватили и поволокли на костер. Затрещали сложенные дрова, запылал огонь, но ведьма обратилась драконом, чтобы нести погибель городу. Мастер Танцующих Мечей бился с ней три долгих дня и победил.

Люди в таверне застучали кружками, и под их крики довольный Уле закончил свой рассказ. Тогда он и заметил незнакомца, которого не видел вот уже неделю.

Тот поманил его пальцем.

- Я с интересом слушаю твои истории, мальчик.

Он по-прежнему лил себе на голову воду из трубы, подведенной к бочонку. В трактире у Тристана, где колдовать было столь же естественно, как и рыгать, подобное никого не заботило.

- Однако, есть одна вещь, которая меня смущает, - продолжил незнакомец. - Вчера ты говорил, что злую ведьму победил Мастер Големов. А третьего дня, что Мастер Зелий плеснул в нее отваром, отчего чудище превратилось в жабенка.

- Так и есть, добрый господин, - согласился Уле. - В нашем городе есть и другие умелые Мастера, которые могли бы победить ту ведьму.

- Но кто же тогда сделал это на самом деле?

- Почем я знаю? - нахмурился Уле. - Это же просто история.

- Ты ничего не говоришь про инквизитора.

- Инквизитора?

- Инквизитор мог победить ту ведьму?

Уле совершенно запутался.

- Но как же он может победить, если не умеет колдовать?

Человек поднялся со своего места и пошел к выходу из таверны. У двери он ответил Уле:

- У меня есть еще один финал этой истории. Победила ведьма.

***

Может это прозвучит странно, но инквизитор Шарле де Мале действительно не умел колдовать. Поэтому в проклятом городе он скитался подобно бродяге, а питался у Тристана, взамен позволяя тому испытывать на себе разномастное пойло, творимое волшбой. Инквизитор отличался немногословием, лишь одно слово повторяя чаще других.

- Жечь! Жечь, жечь, жечь!

В нынешнем жалком положении ему мнилась ужасная насмешка ведьмы, сгинувшей на костре, что давным-давно догорел на Площади Семи Ярмарок.

- Ты только погляди, Бродяжик, - хлопнул его по спине трактирщик. - Новый Мастер объявился у нас.

Инквизитор ненавидел кличку, данную ему горожанами. Впрочем, листок бумаги, брошенный Тристаном на стол, заставил его забыть об этом.

Чудеса науки!

Мастер Сообщающихся Сосудов побеседует с любым желающим.

Это ваш шанс обрести счастье и гармонию.

Скомкав бумагу, Шарле де Мале встал из-за стола.

- Жечь!

***

- Закон сообщающихся сосудов гласит, что уровень однородной жидкости, налитой в них, равновелик. Я считаю этот закон универсальным. В данной трактовке машина, созданная мной, всего лишь символ, но человек, способный обрести в обращении с ней гармонию, станет моему сознанию истинным сообщающимся сосудом.

В этой части Площади Семи Ярмарок всегда было малолюдно, ведь здесь колдовали дохлых жаб и червивые фрукты. Тут ставил лоток молчаливый кузнец Жиль, который не колдовал вовсе, однако, именно он сделал диковинную машину - ту, что расхваливал человек с Запада. И уже семь дней горожане, гонимые любопытством, испытывали ее, чтобы уйти с проклятиями, будто отведав несвежего ученического пива, но все это только привлекало сюда новые толпы, накатывающие волна за волной, штурмуя необъяснимый бастион науки.

На восьмой день разразилась буря.

- Мои клинки стали ржавой трухой! - вопил Мастер Танцующих Мечей.

- Ерунда, - сокрушался Мастер Вкусных Блюд. - После треклятой машины я не могу создать даже горохового супа.

- Големы рассыпаются в пыль...

- Паршивец...

- Шарлатан...

- Да даже пиво у Тристана теперь отвратная кислятина, - выкрикнул кто-то.

Толпа гневно взревела.

Костлявый палец копьем нацелился на пришлого.

- Жечь!

***

Уле покидал город через Западные Ворота. Многие нынче уходили, прихватывая свое и чужое добро. Впрочем, были и такие, кто хотел попасть в подмастерья к кузнецу Жилю или гончару Люнге. Когда с улиц и площадей облетела позолота волшбы, под ней оказались скрыты незаметные прежде кузницы, мыловарни, пекарни.

Плечи Уле оттягивал увесистый бочонок, а мокрые волосы все норовили залезть в глаза. Он знал то, что никогда не увидит странного человека, и был уверен, что обязательно увидит того, кто будет мыслить точь-в-точь как странный человек.

Уле не снились цветные сны, и он больше не рассказывал историй - тех, что всякий раз заканчиваются по-новому.

Теперь ему интересны истории, что по-новому начинаются.