Тонина Ольга Игоревна : другие произведения.

"Череп коня Вещего Олега", или как погиб гауптман Эрнст-Зигфрид Штеен (Стин), командир I I I./ St G2?

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 3.33*16  Ваша оценка:

   Ольга Тонина
  
   "Череп коня Вещего Олега", или как погиб гауптман Эрнст-Зигфрид Штеен (Стин), командир III./StG2?
  
   Продолжение. Начало смотри:
   http://zhurnal.lib.ru/t/tonina_o_i/a_marat_01.shtml
   http://zhurnal.lib.ru/t/tonina_o_i/a_marat_02.shtml
  
  
  
   В предыдущей статье, посвященной 23 сентября 1941 года, я тупо соединила карту Кронштадта с мемуарами Руделя. Реакция тех, кто ознакомился с данной статьей меня несколько говоря шокировала. Тупая механическая работа по совмещению карты местности с текстом мемуаров была обозвана "остроумием", которое не имеет ничего общего с реальной историей. Одновременно, один из оппонентов обрушился на меня на то, что я разрушаю труд, созданный другими исследователями, при этом однако, он сдуру заявил, что я использую в статьях про "Марат" работы фальсификаторов истории - Хазанова, Зефирова, Дегтева и других. Еще более странным является то, что обвинение исходит от оппонента, якобы являющегося "мэтром" в области истории танкостроения.
   Причем здесь танки и линкор "Марат"? Единственное связующее звено в этом вопросе - копроративная солидарность - я проехалась по его коллегам по цеху на виртуальном танке и неслегка привела в непрезентабельный вид. В то же время в заявлении этого человека сквозит традиционный постулат расизма и национализма - "двойной стандарт". В чем это выражается? Выражается это в том, что труды Хазанова, Зефирова, Дегтева и иже - это серьезные исторические исследования "мэров" отечественной исторической науки. Мемуары - Руделя - это исторический документ, содержащий историческую правду. Однако! Когда кто-то использует труды Хазанова, Зефирова, Дегтева и мемуары Руделя, для доказания неправоты этих же Хазановых-Зефировых-Дегтевых - эти труды тут же обзываются фальсификацией истории и недостоверными источниками информации, при этом однако заявляется, что их нельзя разрушать, хотя они и являются фальсификацией истории. Вместо этого предлагается поработать в какой-нибудь другой нише - описать то, что никто еще не исследовал, а фальшивки и фальсификации оставить в покое, поскольку они уже заняли место, и заняли первыми. Так я этим и занялась! Взяла и тупо совместила карту Кронштадта с мемуарами Руделя! Однако выяснилось, что данная работа разрушает авторитет оных "мэтров" создавших исторические фальшивки. А я тут причем? Какие ко мне претензии? Я что ли эти фальшивки создавала? Если качество созданной фальшивки про "Марат" таково, что любая брюнетка с улицы может за полчаса работы на компьютере их разрушить, то претензии нужно предъявлять авторам фальшивок. Это они схалтурили! Сваяли туфту по-быстрому на коленке - типа пипл все схавает! Впрочем, решать проблемы качества повышения фальсификаций за фальсификаторов истории я не собираюсь. Это их проблемы - пусть на курсы какие-нибудь американские запишутся, или изучат мемуары Геббельса, почитают работы новоукраинских историков о Голодоморе и старобородатого Солженицына о ГУЛАГе. Хотя, к танкам я видимо в ближайшем будущем вернусь - из вредности. Но не сейчас.
   Сейчас я вернусь к "Марату" и Руделю, а также обвинению меня в "остроумии". Та статья еще не была остроумием! Остроумием будет эта статья!
  
   Итак, начнем "загонять клячу истории"! Поговорим о преступлении против жизни человека - убийстве по-неосторожности.
   * * *
  
   Одним из вопросов, о котором любят спорить фанаты люфтваффе с фанатами РККА - получил ли крейсер "Киров" повреждения от последней атаки Штеена (Стина). При этом фанаты люфтваффе ссылаются на следующую фразу из воспоминаний Руделя:
  
   http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/04.html
   "Я видел, как он пытается направить свой самолет прямо на крейсер, работая элеронами, но промахнулся и упал в море. Взрыв его тонной бомбы нанес "Кирову" серьезные повреждения."
  
   Противоположная сторона заявляет, что никаких серьезных повреждений 23 сентября 1941 года крейсер "Киров" не получил.
  
   Кто прав в этом споре?
   Для того, чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим вопрос о том, как погиб Стин (Штеен).
  
   * * *
   http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/04.html
  
   "Как только все мои коллеги приземлились, я спрашиваю, что случилось с командиром. Никто не дает мне прямого ответа, пока один из них не говорит: "Стин спикировал на "Киров" и получил прямое попадание на высоте два с половиной - три километра. Зенитный снаряд повредил хвост, и самолет потерял управление. Я видел, как он пытается направить свой самолет прямо на крейсер, работая элеронами, но промахнулся и упал в море. Взрыв его тонной бомбы нанес "Кирову" серьезные повреждения."
   "Этот отличный парень Шарновски погиб! Стин погиб! Оба были в своем роде образцовыми солдатами и никто не сможет их заменить."
  
   Очень странная сцена. Странная, с точки зрения анонимности говорившего! То Рудель запоминает разговор со Штееном (Стином) незадолго до его гибели, то не может вспомнить фамилию боевого товарища. Если Шарновски для него отличный парень, Стин - отличный командир и учитель, то почему он не запомнил фамилию того, кто сообщил ему печальную новость?
   Если бы эта странность, была единственной в рассказе о Штеене (Стине), то такую "забывчивость" Руделя можно было бы списать на то, что ему горестно вспоминать о погибших товарищах. Но странность в тексте не одна! В рассказе Руделя, смерть Штеена, представляется, как какая-то фэнтези-новелла с элементами нумерологии и фатализма. Два приватных разговора со Штееном, два раза упоминается хвост самолета Штеена, два самолета разбивает Штеен 23 сентября при посадке и взлете, два загадочных советских истребителя И-16 ("Рата") летающих между кораблями в Кронштадте на малой высоте. К чему все это?
  
   1. Начнем с разбитых Штееном самолетов. Один самолет по рассказу Руделя он разбивает при посадке, а другой разбивает при взлете:
  
   http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/04.html
   "Стин попал в небольшую аварию, когда рулил по земле после первого вылета: одно колесо въехало в воронку, его самолет повредил пропеллер. 7-я эскадрилья обеспечивает нас заменой, но Стин снова наталкивается на препятствие и этот самолет также выходит из строя. Замены нет, все самолеты участвуют в вылете. Никто из штаба не летает кроме меня самого. Стин вылезает из самолета и карабкается ко мне на крыло.
   "Я знаю, ты будешь зол на меня, что я взял твой самолет, но поскольку я командир, то должен лететь с эскадрильей. На этот вылет я возьму с собой твоего Шарновски".
   Откуда на взлетно-посадочной полосе незасыпанная воронка? Что за игра в русскую рулетку - садиться или взлетать с подвешенными бомбами с ВПП, изрытой, воронками,? Куда смотрят и чем заняты аэродромные службы? А если самолет не просто скапотирует, а взорвется бомба, подвешенная у него под фюзеляжем? Да и второе препятствие, на которое наталкивается Стин - такое впечатление, что речь идет о взлете с поля, изрытого ямками квадратно-гнездовым способом в шахматном порядке. Разбить два самолета подряд!
   "Бедняга Штеен, наверное останься он на земле, его укусила бы ядовитая змея или он подавился бы косточкой от вишневого варенья!" - именно такую мысль впаривает Рудель читателю. Этакая старуха Ленорман, предрекшая смерть человеку в конкретный день. Для чего Руделю нужна эта ахинея?
   И еще один момент. Стин якобы берет самолет Руделя. В реальности такого не может быть, так как самолет Руделя подвергся значительным перегрузкам при пикировании и воздействию ударной волны взорвавшегося линкора, а также обстрелу истребителем из JG54 (о чем пойдет речь ниже) и все его системы и механизмы требуют тщательной проверки. Кроме того, возникает резонный вопрос - сколько времени займет расчистка взлетно-посадочной полосы, посреди которой валяется аварийный Ю-87 с подвешенной авиабомбой, наверняка из числа 1000- килограммовых?
   М.В. Зефиров, Д.М. Дегтев, Н.Н. Баженов "Цель - корабли. Противостояние люфтваффе и советского Балтийского флота" (М. АСТ,2008, ISBN 978-5-17-045858-5) (стр.141-142):
   "Поэтому неудивительно, что в Тирково не оказалось никакого оборудования для транспортировки и подъема 1000-кг бомб. В результате оружейникам пришлось при помощи другого наземного персонала сначала волоком тащить бомбы к стоянкам самолета, а потом вручную поднимать их и подвешивать под фюзеляжи "Штук". Каждую такую операцию выполняли не менее двенадцати человек."
   Для производства эвакуации аварийного самолета требуется произвести следующие действия:
   - удалить личный состав и технику на безопасное расстояние (осколки от 1000-кг бомбы летят на 1000 метров)
   - Далее необходимо перевести взрыватель бомбы в безопасное состояние.
   - Бомбу необходимо снять с самолета и оттащить на безопасное для всех расстояние
   - Эвакуировать с поля поврежденный самолет.
   - засыпать, наконец эти треклятые воронки!
   Кстати, то, что Рудель лжет насчет раскуроченных Стином двух самолетов, подтверждает и перечень "номерных" потерь, на которые так любят ссылаться знатоки истории, кроме Ju87R-2 Зав. N5836, "сбитого" вместе со Стином над Кронштадтом, других потерь за StG2 "Иммельман", в этот день не числится.
   Тогда для чего же Рудель пытается впарить читателю тезис, что Штеен был обречен изначально?
  
   2. Для этого рассмотрим вопрос о хвосте самолета Штеена, который упоминается Руделем дважды в ходе повествования.
  
   http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/04.html
   "Как только все мои коллеги приземлились, я спрашиваю, что случилось с командиром. Никто не дает мне прямого ответа, пока один из них не говорит: "Стин спикировал на "Киров" и получил прямое попадание на высоте два с половиной - три километра. Зенитный снаряд повредил хвост, и самолет потерял управление. Я видел, как он пытается направить свой самолет прямо на крейсер, работая элеронами, но промахнулся и упал в море. Взрыв его тонной бомбы нанес "Кирову" серьезные повреждения."
  
   чуть выше:
   http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/04.html
   "Но наши два штабных самолета с синими носами идут прямо сквозь строй. Дикая неразбериха в воздухе над Кронштадтом, опасность столкновения велика. Мы все еще в нескольких милях от нашей цели, впереди я уже вижу "Марат", стоящий у причала в гавани. Орудия стреляют, рвутся снаряды, разрывы образуют маленькие кудрявые облачка, которые резвятся вокруг нас. Если бы все это не было так убийственно серьезно, можно было бы даже подумать что это воздушный карнавал. Я смотрю вниз, на "Марат". За ним стоит крейсер "Киров". Или это "Максим Горький"? Эти корабли еще не участвовали в обстрелах. То же самое было и в прошлый раз. Они не открывают по нам огонь до тех пор, пока мы не начинаем пикировать. Никогда наш полет сквозь заградительный огонь не казался таким медленным и неприятным. Будет ли Стин пользоваться сегодня воздушными тормозами или, столкнувшись с таки огнем, не будет их выпускать? Вот он входит в пике. Тормоза в выпущенном положении. Я следую за ним, бросая последний взгляд в его кабину. Его мрачное лицо сосредоточено. Мы идем вниз вместе. Угол пикирования должен быть около 70-80 градусов, я уже поймал "Марат" в прицел. Мы мчимся прямо к нему, постепенно он вырастает до гигантских размеров. Все его зенитные орудия направлены прямо на нас. Сейчас ничего не имеет значения, только наша цель, наше задание. Если мы достигнем цели, это спасет наших братьев по оружию на земле от этой бойни. Но что случилось? Самолет Стина вдруг оставляет меня далеко позади. Он пикирует гораздо быстрее. Может быть, он убрал воздушные тормоза, чтобы увеличить скорость? Я делаю то же самое. Я мчусь вдогонку за его самолетом. Я прямо у него на хвосте, двигаюсь гораздо быстрее и не могу погасить скорость. Прямо впереди я вижу искаженное ужасом лицо Лемана, бортового стрелка у Стина. Каждую секунду он ожидает, что я срежу хвост их самолета своим пропеллером и протараню их. Я увеличиваю угол пикирования. Теперь он наверняка почти 90 градусов. Я чудом проскакиваю мимо самолета Стина буквально на волосок. Предвещает ли это успех? Корабль точно в центре прицела. Мой Ю-87 держится на курсе стабильно, он не шелохнется ни на сантиметр."
  
  
   Рассмотрим первый эпизод. С какого расстояния можно увидеть повреждение хвоста и работу элеронами? С небольшого! Видеть такие подробности мог только тот, кто летел рядом. И кто же этот аноним, который летел за Штееном и видел его гибель? И почему в обоих эпизодах присутствует хвост самолета Штеена? То его Рудель чуть винтом не обрубил, то в него зенитный снаряд попал!
   Это у нас уже не мемуары получаются, а арийско-готический римэйк "Песни о Вещем Олеге"! "И примешь ты смерть от коня своего!" То есть налицо у нас очередная пропаганда мысли о том, что Штеен был обречен. Причем обречен аж четыре раза (винт Руделя в хвост, два разбитых на аэродроме самолета, и наконец зенитный снаряд в роковой хвост)! Не слишком ли много? Чудес на свете не бывает! Давайте уберем из этого повествования все лишнее! Как убрать? Воспользуемся методом, предложенным академиком Фоменко - одним из пропагандистов "новой хронологии". Для этого совместим два вылета Штеена в один, предположив, что Рудель два раза рассказывает об одном и том же эпизоде.
   Итак, Рудель и Стин летят вниз вместе, и Рудель летит очень близко к Стину и попадает в воздушную турбулентность, создаваемую впереди летящим самолетом. Его самолет начинает сильно трясти, погасить скорость Рудель не может, и винт его Ю-87, разрушает хвостовое оперение самолета Штеена. Тому только и остается, что пытаться как-то исправить положение элеронами, но его ситуация швах - выйти из пикирования с углом 70-80 градусов за счет элеронов невозможно. Поскольку он опытный летчик, то ему удается уменьшить угол пикирования, но...
   http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/04.html
   "Марат". За ним стоит крейсер "Киров".
   В итоге Штеен врезается в воду около "Кирова". Бомба, подвешенная к его самолету, взрывается. Кроме Руделя, подробностей происшедшего никто не знает и не видит. Всем остальным, кто наблюдал со стороны, было видно, что Штеен, пикировавший на "Марат", почему-то уменьшил угол пикирования и попытался атаковать крейсер "Киров", при этом самолет его вел себя крайне неуверенно. Что делает Рудель? Он пытается замести следы содеянного. Переживает ли он? Несомненно, и именно поэтому и городит весь этот фаталистко-нумерологический огород с "черепом коня Вещего Олега".
   Начинает он загодя, со сцены приватной беседы со Штееном(Стином):
   http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/04.html
   "Стин, помолчав немного, добавляет: "Есть и другие вещи, которые делают мужчиной. Мало кто из наших товарищей понимает это и способен понять мои серьезные взгляды на жизнь. Однажды я был помолвлен с девушкой, которую любил. Она умерла в тот день, когда мы должны были пожениться. Когда такое происходит с тобой, забыть это непросто".
   Это вроде того, что Штеен, до сих пор терзается, и его поступок - попытку тарана крейсера "Киров" читатель должен истолковывать, как решение уйти в мир иной вслед за любимой. То есть Рудель начинает отгораживаться от своего участия в гибели Штеена, и пытается создать у читателя иллюзию, что Штеен вроде как решился на своеобразный суицид. И Рудель развивает этот тезис о суициде далее:
   "Я молча возвращаюсь в палатку. Я потом долго думаю о Стине. Сейчас я понимаю его лучше, чем прежде. Я понимаю, как много значит на фронте такое взаимопонимание между людьми и тихие разговоры, придающие силы. Разговоры -- не для солдата. Он выражает себя совсем иначе, чем гражданский. И поскольку война лишает человека претенциозности, вещи, которые говорит солдат, даже если они принимают форму клятвы или примитивной сентиментальности, всецело искренние и подлинные и поэтому лучше всей этой риторики штатских."
   То есть, со слов Руделя, Штеен дал какую-то клятву, связанную со смертью любимой. И своими сокровенными мыслями и горечью утраты Штеен делится с Руделем накануне своей гибели. Но опять же, - по словам Руделя, ибо беседа была приватной.
   Однако, не смотря на попытку замести следы содеянного, Рудель переживает. Очень сильно переживает. И он пытается оправдаться перед самим собой, говоря о происшедшем, практически открыто:
   http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/04.html
   "Дикая неразбериха в воздухе над Кронштадтом, опасность столкновения велика."
   То есть читателю, и себе самому, (главным образом себе самому) он внушает мысль о том, что столкновения в тот день избежать было невозможно, и не случись это с ним, это наверняка бы случилось с кем-то из его товарищей. Для того, чтобы понять нравственные метания Руделя, нужно рассмотреть его биографию до происшествия.
   * * *
   Ханс-Ульрих родился 2 июля 1916 г. в деревне Конрадсвальдау (Konradswaldau) недалеко от Готтесберга в Силезии в семье Йоханнеса и Марты Рудель (Йоханнес Рудель умер 23.01.1948 г. Марта Рудель, урождённая Мюкнер (Mueckner), скончалась 08.05.1960 г.). Йоханнес Рудель был католическим пастором, а его родители, в свою очередь, учителями. Ханс-Ульрих стал долгожданным наследником в семье, где уже были две дочери -- Ингеборга и Йоханна. То есть Рудель был младшим ребенком в семье, и более старшие сестры, принимали определенное участие в его воспитании, и как это водится в семьях, где дочери старше сыновей - над ним подшучивали. Исходя из состава семьи, получается, что Руделя воспитывали три женщины (мать и две сестры) и один мужчина (отец), то есть существовал сильный перекос в воспитании из-за избытка женского внимания.
   Из-за этого в семье Ханс-Ульрих получил девичье прозвище "Ули", и рос довольно впечатлительным и нервным ребёнком. Даже в 12 лет Ханс-Ульрих всякий раз при грозе и раскатах грома держался за руку матери. Старшая сестра Ингеборга, смеясь, говорила: "...В мире нет ничего, что могло бы достаточно напугать Ули, чтобы он один спустился в подвал". Итак, в результате избытка женского воспитания, получился традиционный продукт этого воспитания - "маменькин сынок".
   Его мать фрау Марта позднее в 1950 г. вспоминала, что эти насмешки сестёр так сильно задели самолюбие сына, что он немедленно начал закалять свою волю, заниматься спортом и принимать участие в спортивных соревнованиях. Произошло это в период полового созревания, когда Рудель из мальчика стал превращаться в юношу. Но впечатлительным и нервным он так и остался. Просто загнал все это вглубь себя! Никуда комплексы Руделя, заработанные им в детстве от него не делись. Начав с попытки доказать сестрам, что он не "маменькин сынок", он всю оставшуюся жизнь всегда что-то доказывал окружающим. Однако всё имеет оборотную сторону. Начав усиленно заниматься спортом, Ханс-Ульрих забросил учёбу. Говоря по-русски - у Руделя появился еще один прекос в воспитании - перекос между умственным и физическим развитием. Он превратил себя в "качка", "братка" из анекдотов про новых русских. Вместо гармонично развитого молодого человека рос этакий аналог киношных героев Арнольда Шварцнеггера. Поэтому, когда фрау Марта поинтересовалась у его учителя, как Ули в школе, то услышала в ответ: "Как мальчик -- прекрасно, как ученик -- ужасно!"
   Летом 1936 г., после окончания гимназии, Рудель сдал необходимые тесты для службы в Люфтваффе. 4 декабря 1936 г. он был призван на военную службу и для прохождения первоначальной подготовки направлен в авиашколу, находившуюся в пригороде Берлина Вердер (Werder). В июне 1937 г. Рудель на биплане FW-44 "Stieglitz" совершил свой первый самостоятельный полёт. Вскоре ему предстояло стать пилотом пикирующего бомбардировщика.
   В июне 1938 г. обер-фенрих Рудель был направлен в I./StG168 базировавшуюся тогда на аэродроме Талерхоф около Граца в Австрии. Начало лётной карьеры было совсем не безоблачным. Ибо выявился перекос между физической силой и интеллектом. Рудель оказался туп. Очень туп. Сам Рудель об этом вспоминал: "Нельзя сказать, что я быстро учился, тем более что остальные пилоты уже достаточно хорошо летали, когда я прибыл. Мой прогресс был медленен, слишком медленен для командира моей эскадрильи, который полагал, что я никогда не смогу стать хорошим пилотом".
   И это совершенно не удивительно. Для того, чтобы что-то сделать хорошо, нужно понимать, что ты делаешь. Интеллекта у Руделя не было, и он тупо повторял то, что ему говорили. Тупое и педантичное повторение тоже дает результаты при обучении, но гораздо медленнее, путем тренировки и развития мышечной и механической памяти.
   Пробелы в интеллектуальном развитии Рудель усугублял тем, что всё своё свободное время посвящал занятиям спортом и соревнованиям. Он обошёл все окрестности Граца и поднялся на все вершины, которые были поблизости. Его старшие товарищи говорили о нём: "Он не курит, пьёт только молоко, не интересуется женщинами и тратит всё свободное время на спортивные соревнования. Обер-фенрих Рудель -- белая ворона!". Именно эти высказывания товарищей и помогли Руделю остаться в авиации - у него включилось самолюбие и он благодаря этому самолюбию не сломался и продолжил тренировки и обучения, но все так же безрезультатно.
   В I./StG168 пришёл приказ о переводе нескольких пилотов в разведывательную авиацию, командир эскадрильи Руделя не упустил представившийся ему шанс и избавился от "белой вороны" и "медлительного ученика". Все усилия Руделя отменить перевод ничего не дали. 1 декабря 1938 г. он прибыл в школу разведывательной авиации в Хильдесгейме (Hildesheim) (Albert Muller-Kahle).
   Прибыв в Хильдейсгейм, Рудель получил ещё один удар. К ещё большему своему огорчению, он был зачислен даже не в группу подготовки пилотов, а в группу подготовки наблюдателей (Beobachter). По правилам, существовавшим тогда в Люфтваффе, командиром экипажа разведывательного самолёта являлся наблюдатель, а не пилот. С точки зрения командира I./StG168 это было правильное решение - человек желал служить в авиации, но пилот из него не получался.
   1 января 1939 г. Руделю было присвоено звание лейтенанта. В Хильдесгейме Рудель прошёл полный курс обучения аэрофотосъёмке, и после его завершения он 1 июня 1939 г. был направлен в эскадрилью самолётов-разведчиков дальнего радиуса действия 2.(F)/Aufld.Gr.l21 (Была сформирована 01.11.1939 г. в Пренцлау (Prenzlau) на базе 2./Aufkl.Gr.22. 24.10.1939 г. была переименована в 4.(F)/Aufkl.Gr.ObdL, непосредственно подчинявшуюся главному командованию Люфтваффе).
   В ходе боёв в Польше лейтенант Рудель совершал боевые вылеты в качестве наблюдателя и командира экипажа самолёта-разведчика. Польских истребителей в воздухе не было видно, но польские зенитчики прилагали много усилий, чтобы сбить немецких разведчиков, фотографировавших мосты и железные дороги. 10 ноября 2.(F)/Aufkl.Gr.l21 была переброшена обратно в Пренцлау, и в тот же день лейтенант Рудель за боевые вылеты над Польшей был награждён Железным Крестом 2-го класса.
   Всё это время Рудель направлял командованию один за другим рапорты с просьбой перевести его обратно в штурмовую авиацию. Почему он это делал? Потому, что был очень нервным и впечатлительным с детства, и ничего в нем не изменилось. Да, он загнал все свои страхи вглубь себя, но... Страхи невозможно удерживать вечно! И полеты наблюдателем на самолетах дальней разведки для Руделя были психологически невыносимы. Несколько часов летать над территорией противника, в тылу, без поддержки своих истребителей - на это его силы воли не хватало. Слишком долго нужно было держать себя в напряжении! Именно поэтому Рудель и стремиться перевестись в штурмовую авиацию. В штурмовой авиации вылет занимает час-полтора, далеко вглубь территории противника штурмовики не летают - то есть если подобьют самолет, можно попытаться долететь до своих.
   2 марта 1940 г. Рудель был переведён в 43-й учебный авиаполк (Fliegerausbildungsregiment 43), который находился на аэродроме Штаммерсдорф (Stammersdorf) около Вены. Там проходили подготовку курсанты, только что призванные в Люфтваффе, и Рудель был назначен адъютантом командира полка. Данный перевод говорит о том, что Рудель, во время дальних разведывательных полетов, проявлял сильную нервозность на грани паники, и командование Люфтваффе списало его "на берег" - перевело в тыл на штабную работу. То есть как наблюдатель Рудель себя проявить не смог - не хватало силы воли, и награждение Железным Крестом 2-й степени произошло не за личные заслуги, а "оптом", по-разнарядке, так сказать по итогам кампании в Польше поощрили всех участвовавших.
   Рудель понимает, что означает его перевод в штаб. Видит он и насмешки окружающих, которые говорят, что из него не получился даже пассажир самолета-разведчика. Его это очень сильно задевает и он пытается доказать, что он не такой, и что он сможет стать пилотом! Он снова и снова подаёт рапорты с просьбой направить его в штурмовую авиацию. Рудель дошёл до управления кадров в министерстве авиации в Берлине. После окончания боёв во Франции его летом 1940 г. наконец переводят обратно в I./StG76, которая в тот момент базировалась в Кане во Франции.
   1 сентября 1940 г. Рудель получил звание обер-лейтенанта. И снова он становится жертвой собственной тупости. Его инструктором стал один из пилотов I./StG76, но Рудель никак не может за короткое время восполнить всё то, что пропустил за полтора года. Большинство пилотов группы уже имели опыт боевых действий в Польше и Франции, а Рудель всё ещё не может в полной мере овладеть "Штукой". Кроме того, он по-прежнему -- "белая ворона", даже во Франции он пьёт только молоко, в то время как его товарищи -- "Кальвадос", он тратит всё свободное время на занятия спортом, вместо того чтобы окунуться в ночную жизнь Кана. Его начальники снова устают от этого тупого пилота-второгодника, и решают избавиться от Руделя.
   В январе 1941 г. Руделя направляют для прохождения дополнительной подготовки в Грац в учебно-боевую эскадрилью (Erganzungsstanel). То есть Рудель из "второгодника" превращается в "третьегодника" ( третий раз проходит курс обучения по одной и той же программе) 6 апреля началось вторжение немецких войск в Югославию, и в первые дни аэродром в Граце активно использовался немецкой авиацией. Рудель видел, как взлетают с подвешенными бомбами Ju-87, отправляясь на боевое задание, а он продолжал выполнять лишь учебные полёты. Однако, как говорил классик: "Даже обезьяну можно научить управлять ядерным реактором!". Говоря другими словами: "Если долго мучиться, то что-нибудь получится!". Многократные тренировки, и трехкратное прохождение курса обучения, наконец, дали свой результат. Рудель, выражаясь языком компьютерных игр смог перейти на "следующий уровень". В одном из очередных тренировочных вылетов Рудель внезапно понял, что "теперь он может заставить самолёт делать всё, что он захочет". Тут конечно же Рудель лукавит, равно как и лукавит дальше, говоря о том, что "из 100 бомб, сбрасываемых им, 90 попадали точно в десятиметровый круг мишени". Точнее не лукавит, ибо для того, чтобы лукавить он слишком туп, а приукрашивает свои достижения. Да у него, наконец таки после трех сроков обучения что-то получилось. Он сумел выполнить минимальные требуемые нормативы. Он сумел доказать своим сестрам, что он не "маменькин сынок", а преподавателям, что может освоить (с третьего раза!) учебную программу.Его болезненное самолюбие раздуло этот первый успех до размеров дирижабля. Фактически же он не стал супер-мега-снайпером всех времен и народов. Просто он достиг уровня начинающего пилота. Но ведь достиг! Как долго он к этому шел! Для него это великий праздник - светлое и яркое воспоминание в его жизни, и это воспоминание он раскрашивает и приукрашивает самыми яркими красками,
   В конце апреля 1941 г. обер-лейтенант Рудель был назначен в состав I./StG2, которая в тот момент базировалась на аэродроме Молаой в Греции. Рудель был счастлив, что наконец сможет участвовать в боях. Но не тут то было! Адъютантом командира I./StG2 майора Хубертуса Хичхольда оказался тот самый "инструктор" из Кана, который был очень низкого мнения о Руделе как о пилоте. Увидев Руделя, он с издёвкой спросил: "Что Вы здесь делаете? Вы уже так многому научились?" Рудель ответил: "Теперь я хозяин своего самолёта". Адъютант поморщился: "Я доложу о Вас командиру".
   Когда Рудель доложил о своём прибытии майору Хичхольду, тот сказал, что уже знает его. Рудель возразил, что вряд ли, но Хичхольд продолжил: "Конечно, мы "знаем" друг друга, потому что мой адъютант знает Вас. Я "знаю" Вас настолько хорошо, что не допущу, чтобы Вы в настоящее время летали в моей группе". И Хичхольд прав, несмотря на все негодование Руделя. Ибо Рудель был тупым "зеленым" новичком-переростком. Руделя это очень сильно задевает: "У меня внутри всё горело от негодования. Дисциплина! Дисциплина! Держи себя в руках, только так ты сможешь стать кем-нибудь. Ты должен понимать других, и даже ошибки старших. Не теряй контроля над собой, твоё время придёт, когда ты действительно будешь чего-нибудь стоить! Никогда не теряй уверенности в себе".
   Но командиры Руделя правы! Это Руделю кажется, что он стал летающим "сибирским стрелком", его же командиры видят, то, что есть, а не то, что кажется Руделю - пилотом "Штуки" Рудель еще не стал. Поэтому вместо боевых вылетов Рудель занимается тем, что перегоняет в Германию для ремонта в заводских условиях "Штуки", повреждённые в боях.
   Утром 22 июня 1941 г., находясь в Котбусе, Рудель узнаёт о начале боевых действий на Восточном фронте. В тот же день он на отремонтированном Ju-87B приземляется на аэродроме Прашнитц в Восточной Пруссии, куда в июне из Греции была срочно переброшена I./StG2. Теперь каждый пилот на счету, и Рудель получает назначение в l./StG2 под командованием обер-лейтенанта Эвальда Янссена (Ewald Janssen)
   К несчастью для самолюбия Руделя, Янссен уже знал о предвзятом отношении к нему командира группы. Поэтому Руделя сразу же назначают офицером по техническому обеспечению l./StG2, а в для участия в боевых вылетах разрешают использовать отремонтированный старый Ю-87. Янссен назначает его своим ведомым, и уже 23 июня Рудель совершил свой первый боевой вылет в качестве пилота Ju-87. В голове у него тогда была только одна мысль: "Я должен показать всем, на что способен и что прежнее отношение ко мне было неправильным!"
   Всего в течение 23 июня Рудель выполнил 4 боевых вылета в районе Гродно -- Волковыск. И снова выясняется, что правы командиры Руделя! Уже в первых полетах он демонстрирует опасное пилотирование! Уже в этих первых полетах, видно то, что произойдет через ровно через четыре месяца: "Во время полетов я как репей прицепляюсь к хвосту моего ведущего, так что он начинает нервничать, не протараню ли я его сзади, до тех пор, пока не убеждается, что я уверенно контролирую свою машину."
   1 августа командиром III./StG2 был назначен гауптман Эрнст-Зигфрид Штеен (Ernst-Siegfried Steen). И каких же успехов в пилотировании достиг Рудель за полтора месяца боевых действий? А никаких! Он по прежнему совершает все те же ошибки:
   "Группа получает нового командира, лейтенанта Стина. Он прибывает из той же части, в которой я получал первые уроки полетов на "Штуке". Он привыкает к тому, что я следую за ним как тень и держусь лишь в нескольких метрах от него во время пикирования на цель."
   То есть и Штеену (Стину) приходится нервничать и вздрагивать от манеры пилотирования Руделя. Почему он оставляет такого опасного спутника себе? Стин офицер с большим боевым опытом - участвовал в боях в Польше, Бельгии и Франции. В ходе "битвы за Англию" потопил в Ла-Манше несколько транспортов, а в ходе боёв за Крит повредил 2 эсминца и один крейсер. Он не желает рисковать жизнью своих подчиненных из-за опасной манеры пилотирования Руделя, и "берет его на воспитание". Тут нужно отметить, что о самоубийственной манере пилотирования Руделя были наслышаны многие, и Стину время от времени задавали вопросы: "Ну, как там Рудель, в порядке?" - видимо заключая пари о том, когда разобьется Рудель. Стин на такие вопросы отвечал стандартно: "Это самый лучший пилот из тех, с кем мне доводилось летать". Говорил ли Стин при этом правду? Конечно же нет! Просто он, как и всякий нормальный командир защищал своих подчиненных. Однако Рудель, который слышал эти высказывания Стина, в силу своей тупости воспринимал их за чистую монету. Но фраза о Руделе, как о лучшем пилоте - это для окружающих, для чужаков. Стин не хотел выносить сор из избы. Да и внутри подразделения, он тоже пресекал разговоры о непроходимой тупости Руделя - ибо понимал, что такие разговоры пользы воинскому коллективу не приносят. Однако, что не положено подчиненным, положено командиру, поэтому наедине в приватных беседах с Руделем, Стин его драл как сидорову козу, говоря: "он предупреждает, что я протяну недолго, потому что я - "сумасшедший".
   Рудель в силу своей тупости воспринимает это как комплимент: "Термин отчасти используется в шутку как оценка одного летчика другим." Но Стин имеет в виду совершенно другое! Он снова и снова ведет воспитательные беседы с тупым Руделем: "Это когда-нибудь приведет тебя к беде", вот его мнение."
   И до тупого Руделя, кое-что начинает доходить, и он начинает понимать, что он, Рудель, далеко не мегаас, которым он себя возомнил, хотя доходит это очень-очень медленно: "В общем, и целом он может быть и прав, но пока мне везет. Но опыт приходит с каждым новым вылетом. Я в большом долгу перед Стином и считаю себя счастливцем, что летаю с ним."
   Рудель прогрессирует как летчик, но очень медленно. Вначале его самолет подбивают, при попытке забрать экипаж сбитого Ю-87: "Бум! Пулеметная очередь попадает в двигатель. Нет никакого смысла садиться на поврежденном самолете, если я даже и смогу сесть, то мы не сможем потом взлететь." . Руделю везет - он успевает перелететь через линию фронта. Затем: "Я повреждаю правое крыло самолета, потому что во время рулежки меня окутала густая туча пыли, и в результате я столкнулся с другим самолетом. Это означает, что я должен заменить крыло, но запасного на аэродроме нет."
   Далее Руделя переводят в другое подразделение из l./StG2 в III./StG2 офицером по техническому обеспечению. Переводят по протекции Стина, который назначается командиром III./StG2. Видимо Стин, не оставил надежд, "не мытьем, так катаньем" сделать из Руделя хотя бы посредственного пилота. Да и не в правилах нормального командира "оставлять в наследство" нервного и впечатлительного пилота, не умеющего нормально пилотировать. Ведь если наорать на такого, так тот наверняка совершит какую-нибудь опасную для окружающих глупость.
   Рудель вновь показывает "таланты" в пилотировании, попав в грозовое облако: "Шарновски прерывает мои мысли. "У нас две дырки в крыльях, и из них торчит пара березок. Мы также потеряли кусок элерона и закрылок".
   При этом Рудель в первый раз пикировал вертикально вниз и вышел из пикирования у самой земли. То есть 23 сентября, он повторно наступил эти же грабли! Забавным, хотя и не относящимся к данной теме является эпизод из его мемуаров:
   "Они рассказывают, как построились для того, чтобы услышать краткую поминальную речь командира. "Пилот-офицер Рудель и его экипаж попытались выполнить невозможное. Они атаковали цель, спикировав на нее через грозу, и смерть настигла их"."
   Именно так, на глазах у читателя рождаются мифы о войне. Какой-нибудь Зефиров-Дегтев-Хазанов вычленит цитату:"Пилот-офицер Рудель и его экипаж попытались выполнить невозможное. Они атаковали цель, спикировав на нее через грозу, и смерть настигла их". из текста и станет использовать, как исторический факт, подтвержденный якобы немецкими архивными документами!
   Однако вернемся к Руделю! Что он думает о Стине?
   "Наш командир живет в одной палатке с нами. Нам не приходиться много говорить, но у нас есть чувство взаимопонимания. Мы, должно быть, схожи с ним характерами. Вечером, после разбора полетов он идет прогуляться в лес или по степи, а я, если не сопровождаю его, то поднимаю тяжести, метаю диск и совершаю пробежку вокруг аэродрома. Так мы отдыхаем после тяжелого дня и просыпаемся свежими и отдохнувшими на следующее утро. После этого мы усаживаемся в нашей палатке. Он не любитель выпить и не имеет ничего против того, что я не пью."
   "Он отличный товарищ, исключительно хороший офицер и первоклассный летчик. Комбинация этих достоинств делает его поистине редкой птицей."
   То есть Рудель, не смотря на свою тупость, делит людей на разные категории. Ему нравиться Стин, как начальник, и среди начальников Руделя встречались такие, которые заставляли его пить, "чтобы не отрываться от коллектива".
   Наконец, мы подошли к той последней беседе со Стином:
   "Во время одной из этих прогулок со Стином я нарушаю обычное молчание и спрашиваю его с некоторым колебанием: "Как ты умудряешься быть таким хладнокровным и собранным?"
   Он останавливается на мгновение, смотри на меня искоса и говорит: "Дорогой мой, не воображай себе, даже на секунду, что я всегда был таким. Я обязан этим безразличием тяжелым годам горького опыта. Знаешь, плохо, если находясь на службе ты не видишься со своими начальниками... и если они не оставляют разногласия для офицерских столовых и не могут забыть их, находясь на службе, это может стать сущим адом. Но самая закаленная сталь получается только на самом горячем огне. И если ты проходишь свой путь сам, не обязательно теряя при этом связь с друзьями, ты становишься сильнее". Длинная пауза. Я знаю теперь, почему он так хорошо меня понимает. Хотя я уверен, что мои замечания не будут очень "уставными", я говорю ему: "Когда я был кадетом, то пообещал себе, что если мне когда-нибудь доверят командовать, я никогда не буду поступать так как некоторые из моих начальников". Стин, помолчав немного, добавляет: "Есть и другие вещи, которые делают мужчиной. Мало кто из наших товарищей понимает это и способен понять мои серьезные взгляды на жизнь. Однажды я был помолвлен с девушкой, которую любил. Она умерла в тот день, когда мы должны были пожениться. Когда такое происходит с тобой, забыть это непросто".
   Я молча возвращаюсь в палатку. Я потом долго думаю о Стине. Сейчас я понимаю его лучше, чем прежде. Я понимаю, как много значит на фронте такое взаимопонимание между людьми и тихие разговоры, придающие силы. Разговоры -- не для солдата. Он выражает себя совсем иначе, чем гражданский. И поскольку война лишает человека претенциозности, вещи, которые говорит солдат, даже если он принимает форму клятвы или примитивной сентиментальности, всецело искренние и подлинные и поэтому лучше всей этой риторики штатских."
   Вопрос Руделя Стину, говорит о Том, что Рудель, старается подражать командиру, хотя получается это у него неважно - слишком медленно учится. Этот же вопрос показывает, что Рудель до сих пор не умеет быть собранным и спокойным в критической ситуации. Именно это и случается с Руделем 23 сентября 1941 года! Он теряет хладнокровие, собранность и допускает ошибки: "Будет ли Стин пользоваться сегодня воздушными тормозами или, столкнувшись с таки огнем, не будет их выпускать?" - Рудель потерял хладнокровие, собранность и начал нервничать, размышляя о предстоящем маневре командира. Тут кроется еще одна странность повествования. Немецкие летчики не стадо баранов и не скопище индивидуалистов. Перед атакой любой цели разрабатывается план, производится инструктаж, где указывается, кто, где, когда, как и что делает. Тем более, что речь идет об атаке сложной цели - линкора. Такой инструктаж наверняка был, но Рудель забыл, о том, что говорилось на этом инструктаже. Да, забыл - ибо он тупой. Сильный, умеет быть смелым, но тупой. Перекачался в детстве. И упоминаний в его мемуарах, о том, что он читает книгу Вы не встретите! Его командир - читает: "Почитав немного книгу, он смотрит на кого-то в кружке и замечает: "Ну что, Вейнике, ты должно быть сегодня совсем утомился?" Но для Руделя - чтение - высший пилотаж! Поэтому он ничего не запоминает!
   Однако продолжим! Рудель занервничал, забыв инструктаж командира. Что происходит дальше: "Вот он входит в пике. Тормоза в выпущенном положении. Я следую за ним, бросая последний взгляд в его кабину. Его мрачное лицо сосредоточено. Мы идем вниз вместе. Угол пикирования должен быть около 70-80 градусов, я уже поймал "Марат" в прицел. Мы мчимся прямо к нему, постепенно он вырастает до гигантских размеров. Все его зенитные орудия направлены прямо на нас. Сейчас ничего не имеет значения, только наша цель, наше задание. Если мы достигнем цели, это спасет наших братьев по оружию на земле от этой бойни. Но что случилось? Самолет Стина вдруг оставляет меня далеко позади. Он пикирует гораздо быстрее." - Рудель запаниковал, утратив навыки даже своей механической памяти. Посредственный пилот сделал бы все на автомате, а Рудель начинает думать - чего он категорически с детства не умеет! И совершает в итоге ошибку: "Может быть, он убрал воздушные тормоза, чтобы увеличить скорость? Я делаю то же самое. Я мчусь вдогонку за его самолетом. Я прямо у него на хвосте, двигаюсь гораздо быстрее и не могу погасить скорость. Прямо впереди я вижу искаженное ужасом лицо Лемана, бортового стрелка у Стина. Каждую секунду он ожидает, что я срежу хвост их самолета своим пропеллером и протараню их. Я увеличиваю угол пикирования. Теперь он наверняка почти 90 градусов. Я чудом проскакиваю мимо самолета Стина буквально на волосок."
  
   Данный отрывок говорит о том, что бортстрелком Штеена (Стина) не был Леман! Леман, был привычен к манере пилотирования Руделя, и так же как и Стин имел возможность привыкнуть к опасной манере пилотирования Руделя. Стрелком у Стина был человек, в первый раз столкнувшийся с "пилотажным мастерством" Руделя. Вероятнее всего это был Шарновски, который все-таки ушел от Руделя, напуганный его манерой пилотирования. Но уйдя от Руделя Шарновски не спасся! Наоборот - его молчаливость наверняка сыграла роковую роль в судьбе Стина. Наверняка бы Леман, прокомментировал действия Руделя Стину, и Стин совершил бы маневр уклонения. Шарновски же тупо и с ужасом смотрел на пилотажные выкрутасы своего недавнего пилота со стороны. И досмотрелся - Рудель таранил самолет своего командира. В те секунды на него навалилось еще и пикирование под углом в 90 градусов, и происшедшего он полностью не осознал, но он сумел вывести самолет из пикирования у самой воды, и сумел выскочить из гавани Кронштадта - и вот тогда, до Руделя стал полностью доходить смысл происшедшего. Он был нелюдим и малоразговорчив. Непьющий. Друзей кроме Стина у Руделя не было. Стина он только что убил по собственной неосторожности. Посоветоваться не с кем! Что делать? Как поступить в данной ситуации? И покойный Стин оказал Руделю еще одну услугу! Он не зря возился с этим малоразговорчивым тупицей. Многому он научить его он не успел, но примером для подражания стать успел. И Рудель вспомнил, как поступил Стин, когда он Рудель, занимался выдиранием березок, вспомнил ту речь поминальную речь Стина, о нем Руделе: "Пилот-офицер Рудель и его экипаж попытались выполнить невозможное. Они атаковали цель, спикировав на нее через грозу, и смерть настигла их".
   Вспомнил и сочинил свою: "Стин спикировал на "Киров" и получил прямое попадание на высоте два с половиной - три километра. Зенитный снаряд повредил хвост, и самолет потерял управление. Я видел, как он пытается направить свой самолет прямо на крейсер, работая элеронами, но промахнулся и упал в море. Взрыв его тонной бомбы нанес "Кирову" серьезные повреждения."
   А дальше стало проще! Бортстрелок Руделя в момент столкновения со Стином смотрел назад - то есть процесса столкновения не видел, хотя ощутил какой-то удар по самолету - этот удар вписался в картину разрыва зенитного снаряда в хвосте самолета Стина. Дальше - больше. Появились две "Раты" (И-16), которые самоубийственно летали над своими зенитками, и которых "сбили" свои же. Затем, Рудель приплюсовал атаку его самолета своим же немецким истребителем. Информацию о "Ратах" - не проверить, информацию об ошибочной атаке самолета Руделя - тоже, ибо никто из пилотов не станет говорить, что он облажался.
   Позже, когда Рудель, взялся за мемуары, он решил добавить красок, создать римэйк "Песни о Вещем Олеге", точнее "Песни о Вещем Штеене" и на всякий случай отделил гибель Стина от своей летной карьеры - придумав историю с разбитыми Стином самолетами, с тем, что Стин, забрал его самолет, собираясь атаковать "Киров". В сцене с забранным самолетом Рудель прокололся:
  
   http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/04.html
   "Через полтора часа эскадрилья возвращается. "Единица", штабной самолет с синим носом, мой самолет, отсутствует. Я предполагаю, что командир сделал вынужденную посадку на нашей стороне фронта".
   "Единица" - не самолет Руделя. Первым в подразделении обычно обозначается самолет командира подразделения. И "Единица" - изначально самолет Штеена, а не Руделя. Рудель, как один из штабных обладает самолетом с большим порядковым номером. И на той фотографии, на которой фигурирует скапотировавшая "Штука" с номером "пять", изображен самолет Руделя, а не Штеена, как нас пытаются уверить некоторые авторы. И скапотировал Рудель не случайно - ему требовалось на глазах у всех повредить винт самолета, который он повредил о хвостовую часть самолета своего командира.
   []
   Кроме того Рудель прокололся и с тонной бомбой. Известно, что в 1942 году в Киров попала бронебойная бомба весом в тонну. Эта бомба пронизала "Киров" насквозь, но ее взрыватель не успел взвестись. Стин, как опытный летчик не мог не знать этого! И на вылет против "Кирова" Стин полетел бы с 500-кг фугаской, поскольку фугаска была бы более эффективна для уничтожения слабобронированного крейсера.
  
   http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/04.html
   "Стин попал в небольшую аварию, когда рулил по земле после первого вылета: одно колесо въехало в воронку, его самолет повредил пропеллер."
   Это не Стин повредил самолет! Это Рудель вернулся! Пропеллер он повредил, чтобы замести следы. И ему поверили, ибо Рудель был аварийщиком и до сих пор не отучился от опасной манеры пилотирования.
   Конечно, наверняка найдутся дотошные читатели, которые скажут что все это вымысел, но... В этой же главе книги Руделя, есть еще один эпизод, по прочтении которого возникнут мысли о том, что за штурвалами самолетов люфтваффе сидели законченные наркоманы и хронические идиоты. Это эпизод, об атаке Руделя немецким истребителем.
  
   * * *
  
   http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/04.html
  
   "Сейчас пересекаю прибрежную полосу. Эта узкая полоса - опасное место. Я не набираю высоту, потому что не смогу сделать это достаточно быстро. Поэтому я остаюсь внизу и пролетаю над самыми головами русских. Они в панике бросаются на землю. Затем Шарновски вдруг кричит: "Рата" заходит сзади!"
   Я оглядываюсь и вижу русский истребитель в 100 метрах за нами. "Шарновски, стреляй!" Шарновски не издает ни звука. Иван проносится мимо на расстоянии всего несколько сантиметров. Я пытаюсь маневрировать. "Ты что, Шарновски, с ума сошел? Огонь! Я тебя под арест посажу!", кричу я на него. Шарновски не стреляет. Потом говорит медленно: "Я не стреляю, господин лейтенант, потому что вижу, как сзади приближается "Мессершмитт" и если я открою огонь по "Рате", то могу в него случайно попасть". Это закрывает тему, как ее понимает Шарновски, но меня пробивает пот. Трассеры проходят справа и слева. Я раскачиваю машину из стороны в сторону как сумасшедший. "Можете обернуться. "Ме" сбил эту "Рату." Я накреняю самолет и смотрю назад.
   Мимо нас проходит "Мессершмитт".
   "Шарновски, будет большим удовольствием подтвердить сбитого для нашего Пилота". Он не отвечает. Скорее всего, обиделся на то, что я не доверился раньше его суждениям. Я знаю его, он будет сидеть там и дуться, пока мы не приземлимся. Сколько вылетов мы совершили вместе, когда он не размыкал губ все время пока мы находились в воздухе."
  
   Итак, что происходит?
      -- Стрелок Ганса Руделя докладывает Руделю о "Рате" - советском истребители И-16, который зашел им в хвост.
      -- Рудель кричит бортстрелку, чтобы тот стрелял, но стрелок огня не открывает.
      -- Мимо Руделя, впритирку проносится И-16, который висел у них на хвосте.
      -- Рудель запоздало начинает маневрировать, пытаясь, сбросить с хвоста советский истребитель, только что пролетевший мимо него вперед.
      -- Стрелок Руделя отвечает Руделю, что он не стреляет по И-16, ибо на хвосте у И-16 висит Ме-109 из JG54, и если он будет стрелять по И-16, то попадет по своим, очевидно он упускает из виду, что И-16 их уже обогнал, и принимает летящий у них на хвосте Ме-109 за И-16.
      -- Итак, диспозиция после диалога следующая - летят три самолета. Самый первый летит И-16. Летит он очень далеко, ибо с момента обгона Ю-87, Рудель успел поманеврировать, наорать на бортстрелка, и выслушать его медленный ответ. Вторым летит самолет Руделя в котором пилот и бортстрелок обмениваются неспешными диалогами. Третьим летит Ме-109 из JG54, который спугнул советский истребитель.
      -- Пилот Ме-109, очевидно не разгадал хитрости советского пилота, и считает что у него в прицеле советский И-16, который на самом деле уже умчался вперед.
      -- Пилот Ме-109 уменьшает свою скорость до скорости летящего впереди Ю-87, ошибочно принятого за И-16, и начинает не спеша расстреливать.
      -- Рудель начинает раскачивать свой Ю-87, чтобы сбить прицел.
      -- Наконец бортстрелок, правильно идентифицирует летящий за ними самолет и докладывает Руделю, что И-16 атаковавший их сзади сбит "Ме-109", и он может посмотреть и убедиться сам.
      -- Рудель наклоняет Ю-87 и смотрит назад, и видит Ме-109, который идет чуть с большей скоростью, чем его Ю-87 ( Ме-109 "проходит", а И-16 "проносится"). И-16 сзади отсутствует, ибо он еще хрен знает, когда умчался вперед.
      -- Пилот Ме-109 видит на наклоненных крыльях летящего впереди самолета немецкие опознавательные знаки и понимает, что впереди него уже не советский самолет, а немецкий, а советский он видимо обстрелял и сбил.
      -- Рудель говорит своему бортстрелку, что будет здорово, что они подтвердят победу пилота Ме-109 над И-16. Но его бортстрелок молчит, обидевшись на Руделя.
  
   Данный эпизод кажется театром абсурда - два самолета с заторможенными и ни фига не видящими экипажами. Тупой, еще тупее, и еще тупее. Анекдот? Для чего этот идиотизм включать в мемуары? Чтобы читатели посмеялись над тупостью летного состава люфтваффе, курившего траву перед вылетами?
   Однако все становится на свои места, если Рудель таранит самолет Штеена. На лицо попытка оправдаться - да, я сбил товарища, но и меня в том вылете чуть не сбил свой истребитель!
   Но Рудель на этом не останавливается! Чтобы оправдаться он включает в свой рассказ еще один эпизод про две "Раты"(И-16)-самоубийцы:
   http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/04.html
   "Два русских истребителя", рапортует Шарновски.
   "Где они?"
   "Преследуют нас. Они летят над своим флотом прямо в разрывах зенитных снарядов. Сейчас их свои же и собьют".
  
   Он пытается убедить читателя, что свои своих сбивают повсеместно и это очень часто случается на войне. И не только у немцев! Русские тоже сбивают! И он видел это собственными глазами! Причем если немцы ошибаются помалу - "Я-то сбил одного своего, и меня чуть одного не сбили", а вот русские сбивают своих пачками по два и более за один раз!
   Штеен как-то сказал о нем "Он - лучший в моей группе! Но этот сумасшедший долго не проживёт!".
   Но не прожил долго Штеен, тараненный Руделем. И когда самолеты вернулись с вылета, командование эскадры "Иммельман" стало задавать вопросы о том, где их командир. И анонимом, рассказавшим о том, что: "Стин спикировал на "Киров" и получил прямое попадание на высоте два с половиной - три километра. Зенитный снаряд повредил хвост, и самолет потерял управление. Я видел, как он пытается направить свой самолет прямо на крейсер, работая элеронами, но промахнулся и упал в море. Взрыв его тонной бомбы нанес "Кирову" серьезные повреждения.", был именно Рудель. Именно он видел, как и где погиб его командир.
  
   И нижеследующая сцена:
   http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/04.html
   "После приземления все экипажи выстроены перед штабной палаткой. Стин говорит нам, что командир полка уже звонил и поздравил третью эскадрилью с успехом. Он лично видел впечатляющий взрыв. Стину приказано доложить имя офицера, который нанес решающий удар для того чтобы рекомендовать его к Рыцарскому Кресту Железного креста.
   Посмотрев на меня, он говорит: "Прости мне, я сказал коммодору, что настолько горд всей эскадрильей, что предпочел бы наградить за этот успех всех подряд".
   В палатке он пожимает мне руку. "Больше в депешах об этом линкоре не прочитаешь", говорит он с мальчишеским смехом."
  
   Выглядела совершенно по-другому:
   http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/04.html
  
   "Старший капитан из штаба временно принимает на себя командование эскадрильей."
  
   Проявляются снимки, полученные при атаке "Октябрьской революции", ошибочно принятой за "Марат", на снимках видно, в линкор попали авиабомбы. Строятся экипажи перед штабной палаткой, и ВрИО командира объявляет о том, что ему приказано доложить о том, кто попал авиабомбой в советский линкор. Рудель заявляет, что это сделал он, и штабной офицер уводит его в палатку, где произносит примерно следующий монолог:
   "Теленант нах! Меньше месяца, как в пикировщиках служишь, а уже такие заявы делаешь! Там в строю стоят и поопытнее тебя! Прослужи с их, тогда и тебе Рыцарский Крест обломиться! Если кто и заслужил награду, так это покойный гауптман Штеен, таранивший во славу Третьего Рейха и фюрера большевистский крейсер "Киров"!"
   Поэтому Рудель и пролетает с наградой. Только 28 октября 1941 г. за свои успешные действия Рудель был награждён "Почётным Кубком" ("Ehrenpokal"), причем не за "Марат" а за успешные вылеты при наступлении немцев на Москву.
   []
   Чуть позже вечером того же дня становится ясно, что "Октябрьская революция", заявленная как потопленный "Марат" пребывает в полном здравии, и не утонула, поэтому наград, кроме Штеена "таранившего" "Киров" никто не получает. Штеена награждают посмертно Рыцарским Крестом. Награды за потопление настоящего "Марата" получают капитаны Й.Поттер и Д.Пельц - I и II/KG77. Первого из них наградили "Рыцарским Крестом", а второго удостоили Дубовых Листьев.
   Читатель спросит, а как же все-таки со Штееном и Руделем? Кто попал в "Октябрьскую революцию"? В "Октябрьскую революцию" попал бомбой Рудель. А Штеен после столкновение с Руделем полетел дальше в сторону "Кирова", упал в воду и взорвался, слегка не долетев до крейсера. Но крейсер "Киров" повреждений от этого взрыва не получил, ибо между ним и упавшим в воду Штееном находился бетонный причал, к которому крейсер был пришвартован. Поэтому повреждения получил бетонный причал, хотя со стороны было похоже, что повредили сам крейсер.
   Что касается подробностей повреждений "Октябрьской революции" в результате атаки Руделя, то этот вопрос будет рассмотрен в отдельной статье. См. далее. Та самая бомба Ганса Руделя.
  
Оценка: 3.33*16  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"