Он расслабил руку, и перо мягко коснулось дерева стола. Черная чернильная точка на глазах высыхала и впитывалась в бумагу. Он наконец-то закончил работу над романом. Глубокий вдох и медленный выдох нарушил молчание темной комнаты, освещенной лишь желтым светом от нагревшейся настольной лампы. Теперь можно закрыть на минуту глаза и потереть рукой лоб и веки. Его губы, окрашенные в легкий красноватый цвет, изобразили усталую, но искреннюю улыбку. Сигаретные окурки громоздились неподалеку в хрустальной пепельнице, словно рижские шпроты в консерве. Запах дорогих сигарет и итальянского "Кьянти" медленно циркулировал по комнате, ударяясь о закрытые шторы и смешиваясь с легкой пылью.
- Мы сделали это, - с удовольствием проговорил он в темноту, - роман дописан до точки. Логический конец судьбы необычного человека. Всё, как мы и хотели.
- Ну, мы хотели не совсем одно и то же, не так ли? - проговорил вслух он же, сидя в кресле. Хоть в комнате больше не было ни души, но он увидел перед собой самого себя, но более смуглого и с другой прической. Он был одет в классические черные брюки модного покрова, белоснежную шелковую сорочку и в черные дорогие туфли. Со стороны могло показаться, что он говорил с самим собой. Точнее с одной из выдуманных им же проекций самого себя. Каждого человека, как минимум, двое. - Ты с самого начала сомневался в концовке романа, но даже мои советы не смогли повлиять на выбранный тобой конец. Думаешь, это честно? Я считал, что имею столько же прав на это произведение, как и ты.
Сидя в кресле, он тихо вздохнул.
- Это так, но ты забываешься - писал роман я, с помощью вот этих рук. Ты, несомненно, был ценным советчиком в процессе написания, но делать выбор в пользу того или иного решения - это моя прерогатива. В том числе, соглашаться или игнорировать твои советы. И не надо обижаться - ты меня знаешь.
Он встал с кресла и подошел к окну, предварительно отодвинув суконную штору в сторону. Огни вечернего города ничем не выдавали шум вечеринок, жару клубов и громкие голоса баров и пабов. Казалось, город размеренно дремлет, а огни горят сами по себе.
- Тогда, может, объяснишь мне, почему ты превратил меня в какого-то неуверенного желторотого юнца, который не может даже дотронуться до обнаженной девушки без дрожи в руках? - прозвучал непоставленный голос с другого угла комнаты. Он отвернулся от окна с приподнятыми кверху бровями, но увидев источник голоса, только еле сдержал улыбку.
Хоть в комнате было больше тени, чем света, но он с легкостью узнал себя, только на 15 лет моложе, стоявшего на иранском ковре в пыльных кедах, джинсах и в белой футболке с причудливым узором посередине. Шестидневная неравномерная щетина покрывала его щеки и подбородок, а прическа больше походила на кустарник после сильного ветра.
- Ах, это ты, - всё-таки не сдержавшись и улыбнувшись, произнес он, - да, прости, но я тебя ни в кого не превращал, а описал то, каким ты...каким я был на самом деле. Разве это неправда? Я даже несколько приуменьшил некоторые...особенности нашего характера и поведения в общем. Иначе, ты бы смотрелся слишком жалко, а драматизм был нужен в меру. Нам ведь нужна правда, не так ли? И в том, что я описал тебя с большей долей правды, чем тебе хотелось - это даже лучше, чем если бы я пошел на поводу литературных стереотипов..., - он замолчал и, повернувшись, открыл окно. Ночной воздух ворвался в комнату и предсказуемо растаял на полпути в духоте комнаты. - Сказ о том, как уродливая личинка превратилась в прекрасную бабочку. Что может быть более предсказуемым и безвкусным? Даже личинка по-своему красива, но никто никогда не акцентирует на этом факте своего внимания. А ведь очень важно то, с чего все начинается, - он повернулся обратно и спокойно посмотрел на молодого себя, - и ты сыграл в моем романе очень важную роль. Ту самую, которую должен был.
Он расстегнул пару верхних пуговиц и подошел к книжному шкафу.
- Все эти авторы бестселлеров, которые занимают место в моем шкафу - занимают его только потому, что шкаф должен быть чем-то заполнен. В данном случае, книгами, - обшарив глазами книжные полки, он удовлетворенно улыбнулся и достал толстую книгу в ветхом переплете, - но есть книги, которые будут жить даже после смерти их авторов. Взять хотя бы Библию, - с этими словами он шумно положил книгу на стол, пыль дробью отдалась над поверхностью твердого переплета, - это - книга книг. Книга обо всем, книга, отвечающая на все вопросы, но не дающая прямых ответов. Книга, покорившая умы и сердца сотен миллионов людей. Какая еще книга может конкурировать с таким числом читателей? Только Коран, Тора, Веды...Книги, которые описывают одну и ту же историю, только на разных языках. Они - вечны...
- И ты думаешь, что и твой роман займет место рядом с ними? Думаешь, твоя история настолько уникальна, что может соперничать с такими монолитами, как Библия или Коран? Не льсти себе, - мягко, но уверенно прозвучал приятный баритон с кресла напротив стола. Там сидел мужчина с ухоженной шкиперской бородкой и аккуратной прической. Легкая и элегантная седина волной покрывала его челку. Дорогой синий костюм облегал крепкое тело, а на мизинце блестел изумруд в серебряной оправе. - У тебя раздутое чувство самомнения, - констатировал он, разглядывая свои ухоженные ногти.
Он убрал руку с открытой книги, лежащей на столе, и процетировал вторую заповедь Господню, - "Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу...". Я не настолько наивен, чтобы даже полагать, что мой скромный роман достоин той же судьбы, что и великие книги, принадлежащие человечеству, - он спокойно посмотрел в сторону нахального красавца, сидящего в кресле, - я лишь отдаю им дань уважения. Мой роман написан, прежде всего, по велению сердца и не рассчитан на широкую публику. Особенно, учитывая, каким ты...каким я был совсем недавно. Лощеным. Высокомерным. Эгоцентричным. Но я изменился...
- Ты не изменился, - перебил его голос с кресла. Парень в пыльных кедах и молодой мужчина в белоснежной сорочке посмотрели в сторону кресла.
- Люди не меняются только потому, что считают, что изменились. Они купируют свои пороки, но не излечиваются от них. Ты не изменился. Ты просто решил потешить себя показным самобичеванием и отрешенностью от всего земного. Временная слабость, которая закончится также быстро, как и началась. Ты всегда будешь мной, а значит собой, - закончил он и удовлетворенно растянулся в кресле.
- Не стану говорить, что ты не прав - это все равно бесполезно, - мягко проговорил мужчина, стоящий у стола. Двое мужчин, один помоложе, другой постарше повернулись в его сторону, - скажу одно: когда ты принимаешь решение, ты или стоишь на своем до конца, не идя на компромиссы и уговоры с самим собой, не поддаваясь искушению бросить это дело, или ломаешься пополам где-то посередине. Тогда ты ломаешься здесь, - он указательным пальцем дотронулся до лба, - и здесь, - он опустил руку к сердцу. - Я не сломался, а ты, прекрасно зная это, - да. Я уже не ты, а ты никогда не станешь мной. Ты - мое прошлое. Там и оставайся, - резко закончил он и снял со спинки кресла несколько помятый пиджак.
- Свою судьбу я знаю. Её каждую строчку...
С этими словами он направился к двери. Уже выйдя за порог, он услышал голоса, доносящиеся из комнаты, предназначенные ему. Молодой парень в пыльных кедах, замеревший в метре от двери, с испуганными глазами и протянутой рукой, как будто стремясь придержать дверь, повторял одно и то же: - Не уходи, не надо. Не уходи. Не надо. Молодой мужчина в белоснежной сорочке заглядывал в дверной проем и почему-то шепотом обеспокоенно говорил: - Постой! Давай поговорим! Так не должно все закончиться и ты это знаешь! Постой же!
И только громкий голос с нотками равнодушия и сарказма перекрывал все голоса, доносившиеся до него из комнаты.
- Пусть идёт! Это ведь его выбор. Он хочет быть героем сейчас, раз не получилось при жизни! Пусть идёт!
Убедившись, что все идёт как надо, он захлопывает дверь. И тишина. Голоса перестали доноситься до него. Поправив воротник, он направился к лифту, а через несколько минут он уже выходил на улицу. Ночь была в самом разгаре. Ночная жизнь города кому-то дарила то, чего не смог подарить солнечный день. Он направился по привычному маршруту - в парк. Он считал минуты до события. Тик-так, тик-так. Секунды.
Вдруг за углом раздались приглушенные крики о помощи. Двое незнакомых мужчин держали за руки молоденькую привлекательную девушку в легком коротком плаще, одетую в такое же короткое платье. Она извивалась как змея, пытаясь высвободиться, но руки незнакомцев, словно клешни рака, крепко держали ее в своих объятьях. Один пытался вырвать из ее рук сумочку, другой пытался задрать ей платье. Очевидец окинул взглядом улицу - ни души, крики о помощи никого не приведут. Действовать - вот, что остается. Сейчас или никогда. Он вспомнил каждое слово в заключительной части романа. Всё так и есть. Ничего не изменилось. Ничего не изменить...
Через час девушка давала показания в полицейском участке. Она рассказала, как один мужчина появился из-за угла и напал на того бандита, что пытался изнасиловать ее. Ударом в голову, он, видимо, вырубил нападавшего. Второй же, держа сумку в одной руке, вытащил револьвер и три раза выстрелил в мужчину и сбежал с места преступления. Она пыталась звать на помощь, но никто не шел на ее крики. Незнакомый мужчина остановил ее жестом руки, улыбнулся и протянул ей электронный ключ, видимо, от своего номера в отеле, который находился неподалеку. Он сказал лишь два слова: "моя книга" и перестал дышать. Записав показания девушки, полицейские отправились в отель и открыли дверь номера 181 тем самым электронным ключом. В номере гулял прохладный ветер. Повсюду были разбросаны исписанные листы бумаги. Лишь один лист удержался на столе. Заключительная глава, где в героя три раза стреляет из револьвера грабитель, который скрывается с места преступления с сумкой молодой привлекательной девушки. Герой, умирая, передает девушке электронный ключ от своего номера в отеле. Через час в его номер приходят полицейские и видят разбросанные ветром страницы романа, написанного героем. Полицейские в недоумении переглядываются друг с другом. Всё описано в мельчайших подробностях. Лишь в конце последнего предложения блестит багровая капелька крови вместо черной чернильной точки...
На двери номера, цифра 8 срывается с верхнего гвоздика и обретает новое место, защищенная единицами, словно стенами, по обе стороны. Номер остаётся прежним - 181. Номер, где пишется судьба и где она решается...