|
|
||
|
Молодильное зелье |
|
|---|---|
|
Стар стал полевик, дальше носа своего не видит, глаза по сторонам не ворочаются. А вороны с воробьями да порельками-посвистушками и прочими пернатыми разбойниками только того и ждали: налетели тучами на земляные угодья, пустились колосья трепать, репу расклевывать.
Трудяги-человеки уж и пугал целое войско насооружали — стращать крылатых воров-грабителей, уж и самому полевику домашних харчей понатащили, с сытной похлебкой луково-сметанной да горячим пивом вареным. Понаставят даров у края поля, поклонятся в пояс, помашут кулаками небу и по домам разбредаются, трудяжный день заканчивают. А полевик вылезет из стожка сена крохотного — сам сметал, сам гнездо свил, да выбредет на запах манкий к дарам человечьим, задабривающим. Лопает полевик кашу сладкую рассыпчатую да мучается. Трескает пироги мягкие ревневые да себя ругает. Пьет пиво наварное, горячее да глазной жижкой горчинку солодяную разбавляет. Ослабли глаза-то в конец. Измаялся от стыда перед людом трудовым полевик, обул лапты лыковые новые, подпоясался стеблями, сорной травы плетеными, да побрел лекарство от старости искать. Старый был полевик, а хоть хозяйство свое никогда раньше не бросал — видал и слыхал всякое за долгий свой срок нелюдской. Знал он, что если и есть у кого зелье чудесное, то только у Охоты. А охотники — головы ведовские, сердца воинские да пятки-то — бродяжные — не сыскать на одном месте никогда того, кто надобен. Потому полевик и шуршал лапоточками потихоньку, воздух дневной летний нюхая — гарь костряную учуять силился, что теплом бы да нелюдом пахла. Топал по дорожке полевик, топал, поднимал пыль сухую да чихал, и притопал на запах к Костру Певчему. — Мать-Тьма да Отец-Предел! — выдохнул какой-то муж да хлопнул себя по коленам. — Дед полевик, ты откуда такой пропыленный? Или обидел кто?.. И берут его под локотки да к теплу очаговому, костряному усаживают, пичкают морсами-квасами бражными да пирогами-кашами домашними. А полевик натопался-набродился, оголодал не меньше вороваек пернатых, ест всё, что дают, благодарит да слезами из глаз невидящих и без того мокрую бородёнку поливает да про беду свою сказывает, винится за бездонное чрево свое да стыдом-позором за немощь мается. — Лекарство бы, молодцы охотники, — тёр неподъемные веки полевик, — зелье бы какое от старости сыскать, глаза омолодить... — Подожди, деда, — прогудел другой, охотным духом разящий. Сунулся к самому носу да чуть не оглушил укоризной: — Дед, ну ты что — лешачонок мелкий, зеленый?.. Глаза-то ведь мыть надо! Умываться чаще!.. Одно для тебя молодильное зелье: вода ключевая, колодезная да озёрная... Хоть и не ржут охотники жеребцами землепашными над промахом стариковским, а всё одно — и тихое похмыкивание в жар почище очагового кидает. Умывают полевика водицей теплой, а он серчает — стыд свой прячет: — Так, ить, пивом-то вареным пользительнее для здоровки умываться! — Где ж ты, дедушка, такое услыхал? — вздохнул поприветствовавший его намедни. — Как где, — насупился полевик. — Девицы трудовые баяли, что солод, в пиво вываренный да на морду нанесенный, дюже пользителен: «молодость налицо» и «наливное, как яблочко, здоровье для глаз». От так! — Охо-хо, — вздохнул-прогудел его знахарь, — ну ты слушай больше девок людовских, они тебе еще и не такие притирки набают... Проморгался полевик, узрел и знахаря дюжего и гостеприимца удалого и улыбнулся тишком, бороду просохшую пощипывая: — Так как же их не слышать? Щебечут пташками краснопёрыми, что ручейки — смехом звенят да в песнях переливчатых разливаются. Как тут не слушать — не смотреть?.. — Ой, мама-Тьма, — тер лицо гостеприимец. — Дедушка, не рви сердце, не бай про девок... Какое тебе зелье молодильное?.. — Точно ж, молодец охотник! — опомнился полевик и кашлянул в кулак. — Знахарь-охотник, так сыщешь средство ведовское, чтоб морда у меня помолодела да девки дедом не дразнили и седину в бороде моей не считали?.. И гостеприимец поперхнулся ковшевой белой дрянью, закашлялся да от света Костра к темноте отвернулся, видно, чтоб в Очаг не харкать. А знахарь кивнул: — Есть одно средство, дед полевик, только тебе его нельзя пока — рано еще, а не то — вмиг в лешачонка зеленого обратишься. Ты вот что, деда, как глохнуть начнешь да девичий щебет слышать перестанешь... из-за немощи ушной, так и приходи. А там и зелье доспеет, так и быть, попотчую. И улыбка у знахаря была теплой, что очаговое пламя Костра Певчего. Погрелся еще немножко полевик, налакомился пирогами-лепешками да хлебами теплыми домашними да и заспешил к своему душистому гнезду — разбойников пернатых с зари в полную силу привечать да девиц щебетуний прибаутками смешить.
|
|