Исполняют: Талли Брекенбок, просто отличный парень, и... еще кто-то там.
Место действия: Сцена и занавес на чердачке Талли Брекенбока, дом номер 23 по улице Глухих Часов, Сонн (Сонный район), Габен. И еще где-то там.
Музыка стонет. Как будто игла вырывает жалостливые звуки из пластинки под пытками. Режет ее и колет, пока та не заплачет. Громыхает гроза. Гроза, начавшаяся за окном у Талли Брекенбока. И гроза - в номере.
Свет крошечного прожектора выхватывает из темноты круг на стене с занавесом. Круг этот сходится в точку, укутывая все происходящее во тьму, но за тем лишь, чтобы всего через мгновение разойтись снова. Но показывает он уже вовсе не старенький чердак.
Талли Брекенбок (кукловод) куда-то исчезает вместе с зажатой в его руках крестовиной. Также тают и нити, оставляя от себя лишь жалкие обрывки, свисающие из суставов прямо в грязь.
По сторонам деревья. Стоят скамейки. Но они пусты. Вдалеке проглядывают очертания афишной тумбы и покосившегося газетного киоска. Это аллея парка.
Идет дождь.
Неба из-за ливня и вовсе не видно.
Кое-где горят фонари. Фонари тут идут не по сторонам мощеной аллеи, как на любом уважающем себя бульваре, - здесь они вырастают из плитки то здесь, то там, будто сами выросли, где им хотелось.
Главный герой (Марионетка по имени Я) потерян. Я здесь совершенно один. Кажется, Я болен. Спина согнута, плечи опущены, руки дрожат. Я стоит и почти не шевелится, силясь припомнить хотя бы что-то. Но нет, Я не знает, как здесь оказался. И себя Я не помнит. Я для себя - не более, чем незнакомец.
Я бормочет. Я думает. Я молчит об этом:
Я не знаю, кто я такой.
Я не помню, куда я шел.
Кататония моя захлестнула меня целиком.
Я не понимаю, что делаю здесь.
Я оглядывается... И тут вдруг на аллее появляются люди. Сперва прямо из дождя возникают зонтики, а уже из них вырастают и их хозяева. Молчаливые, хмурые, они бредут себе по бульвару. Только что Я был здесь совершенно один, но вдруг с непониманием и страхом осознает, что находится прямо в сердце двух людских потоков. Люди его, кажется, и вовсе не замечают - проскальзывают через аллею, словно тени. Появляясь из дождя, и в него же уходящие.
Я озирается по сторонам. Он словно во сне.
У людей кругом зашитые рты,
У людей кругом пустые глаза,
Я бы мог их спросить, но не смогут сказать.
Куда ты торопишься, мистер Прохожий?
В луже под ногами отражение. С любопытством Я глядит на него. В расходящихся кругах на глади луж Я походит на что-то странное - попросту несуществующее или вернее... несущественное. Как будто отражение вчерашнего дня или ускользнувшего прямо из-под носа трамвая, или полузабытой первой любви. Отражение подрагивает под каплями дождя.
Я смотрю на себя - я всего лишь кукла!
На мне глупый кафтан и остроносые башмаки.
И оборванные нити торчат из шарнирных суставов.
Колпак на голове. По ком звонят его колокольчики?
Где я? В старом парке.
Куда я шел? И откуда иду?
Память пуста, как мышеловка,
Но даже сыра в ней не осталось.
Все верно. Я словно в западне. Всего мира, как будто и вовсе не существует - лишь эта аллея. Как не существует и прошлого. Я просто тут появился. Небытие вдруг просто почему-то стало существованием. Такое случается... каждое утро. Когда ты просыпаешься.
Кругом идет дождь, и лужи и зонтики здесь.
И все торопятся домой, а по моему лицу стекает краска.
И дождь все стучит по глади лужи.
Рябь, будто корка, которая пытается сорваться, но никак не сорвется...
Как ожидание без возможности дождаться.
И тут Я увидел это! Что-то в глубокой луже! Какой-то комок, похожий на мокрую, грязную мышь, на трясущуюся от ужаса, едва не утонувшую мышь.
Я нагибается и достает комок, обтирает рукавом и как следует присматривается. Горячий комок в руке Я дрожит.
Что это? Алое сердце, пошитое из бархата.
Откуда оно здесь? Кто-то его потерял или выбросил...
Чье оно? Большое. Добрый был человек, потерявший его.
Он, наверное, тоскует. Он, должно быть, горюет.
Я оглядывается. Я пытается понять, кому принадлежит это сердце. Но ливень застилает все кругом. Я уже давно вымок, промок насквозь. Дождь не дает увидеть.
Несмотря на страх и сомнения, Я начинает подходить к людям. Но тем нет до него дела. Они бегут, они спешат, летят куда-то - словно лишь бы только прочь отсюда. Гонимые ветром, из дождя появляющиеся и в дождь уходящие. Ни мистер Пальто, ни миссис Платье не теряли сердце. Я так и не обнаруживает ни шрамов, ни уродливых глубоких дыр.
Простите, мистер в Пальто, это не вы потеряли?
Я спрашиваю у проходящих мимо людей.
Девочка милая - не твое ли это сердце?
Но никто не узнае́т - все торопятся домой.
Я не знаю, что мне делать со своей находкой.
Я ищу хозяина куска бархата, но не нахожу.
Я мокну под дождем, и краска стекает по моему лицу.
Эй, старая женщина, ты ничего не теряла?
И повар, и горшечник, и столяр, и портной.
И робкий студент, и дети в коляске, и красивая няня.
Кто же из вас? Кто потерял?
Я просто верну. Мне не нужно награды.
Я уже словно сам состоит из дождя. Становится и вовсе не отличим от всех этих серых людей. У Я нет зонта. Я промочил ноги. Промочил сердце. Где-то в душе хлюпает. Находка почему-то стала невероятно важной - самой важной вещью за всю жизнь Я. А найти ее хозяина почему-то стало не просто существенным, а необходимым. Я вдруг понимает, что хозяин сердца умирает без него - медленно и очень мучительно, обманывая окружающих, что все, мол, хорошо и прекрасно: "Вы только поглядите, какой прелестный дождь за окном!", "Да нет, все просто замечательно! А когда подадут чай?".
Я так и не смог найти хозяина сердца. Его будто и не существует. А быть может, и сердце только мерещится? Я обошел всю аллею, но так и не нашел хозяина сердца.
Сердце. Бархатное. Алое. Сердце.
Оно все в грязи, я протер его рукавом.
Оно больное и раненое, если приглядеться.
Но чтобы увидеть это, нужно иметь хорошее зрение.
Хорошее зрение, не присущее бытовым слепцам.
Я отчаялся, устал. Я упал коленями в грязь. И найденное сердце к груди прижал. И Я стало печально и горько. Как, должно быть, горюет тот, кто его потерял. И продолжает лгать: "Бледность? Отнюдь... Это все из-за дождя" и "В сон что-то клонит, пойду прилягу". Но он не может заснуть, не может лечь, потому что уже никогда больше не проснется. Да и пачкать вытекающей из дыры в груди кровью простыни он не хочет.
Я сидит в луже. Я глуп и потерян. Я подавлен и убит. Дождь прибивает ссутуленное тело Я к земле все ниже и ниже. Кто-то из прохожих задевает Я ногой, и Я падает в грязь. Поднимается, глядит вслед толкнувшему его человеку, но все они одинаковы, эти снующие туда-сюда люди. Одинаковые заботы отпечатались на их лицах, идентичные мысли в угасших глазах, схожие мотивы толкают их вперед и вдаль - сквозь дождь. Они все одина...
И тут я увидел Ее. Она отдалялась в дожде.
На ней было тонкое синее платьице,
А волосы ее были прекрасны, хоть и мокры.
Она уходила все дальше, а силуэт ее походил на струю ливня.
И я вдруг понял! Я все сразу понял!
Это сердце принадлежит ей!
Прекрасной уходящей девушке!
Как она не замечает, что потеряла его?!
И тогда Я побежал...
Грохочет гром.
Блестит молния. Она отвешивает пощечину другой молнии.
А Я, будто подстегнутый ими, как хлыстами, бежит по лужам - уже поздно бояться промочить ноги. Я наталкивается на людей. Толпа выросла, словно к станции неподалеку подошел вагон трамвая, выпустив всех пассажиров под дождь. Каждый в толпе стал еще менее различим, но вместе они обрели плотность. И волю. Они словно нарочно не пускают Я. Или это просто так кажется?.. Они по-прежнему спешат вернуться к себе домой, сбежать от дождя, высохнуть и, быть может, умереть. Что им за дело до какого-то незнакомца в колпаке.
Стой! Вернись! Я кричал ей вслед.
Но она не слышала из-за дождя.
Я бежал и бежал, но никак не мог ее догнать -
Она была неуловима, словно воспоминания о сне по пробуждении.
И с каждой секундой она становилась неуловимее...
Ветер сметает полосы ливня прямо в лицо Я. Капли дождя, словно когти, остры и холодны, они царапают скулы, нос, подбородок. А Я все бежит, продираясь через людей. И люди отвечают ему: они толкаются, бьют его чемоданами и сумками, преграждают ему путь колясками. Но Я бежит...
Закутанная в дождь, в синем платье, она вот уже совсем близко, но Я никак не может ее догнать. И Я уже испугался, что вовсе ее не догонит, и в первое же мгновение Я сам не осознает, как касается ее плеча. Ее тонкого плеча под мокрым облепившим ее платьем.
Она оборачивается и глядит на меня изумленно.
Она действительно прекрасна.
Она прекраснее дождя, а в глазах ее - удивление.
Она незабываема, как уже окончательно забытый сон.
Я не может сказать ни слова и молча протягивает ей сердце. Она смотрит и говорит: "Зачем? Почему ты даешь это мне?"
Я сбит с толку: "Это ведь твое?"- спрашивает Я.- "Твое потерянное сердце".
Она качает головой. И дождь стекает по ее бледному, но прекрасному лицу. Он касается ее губ. И она говорит: "Нет", и указывает на глубокую черную дыру в груди Я.
Я опускает взгляд. Он нашел...
Дыра такая уродливая, что Я становится стыдно и неловко перед девушкой в синем платье. Как будто она осудит - или презрительно рассмеется. Или просто уйдет. Я может просунуть руку в дыру. Если изловчиться и согнуться, то можно увидеть сквозь нее, как за его спиной идет дождь. Я сжимает собственное сердце и не понимает, что с ним происходит. Его что-то переполняет. Что-то поселилось внутри. Это словно растение, которое проросло и вот-вот вырвется наружу. И Я сейчас будто вырвет этим растением...
Она глядит на меня изумленно. В глазах ее странное чувство.
Я крепко сжимаю свое найденное сердце.
Я рухнул в ее душу, как сломанная кукла.
Жалость и любовь - вот смешно-то...
Я понимает, что опоздал. Что девушка в синем платье тает. И тоска в ее глазах - симметрична тоске в его сердце, которое он сжимает в руке. Ноги подкашиваются. Я падает. Но почему-то так и не приземляется. Я просто повисает в воздухе в нескольких дюймах от земли. Что-то невидимое держит его. Тянет назад - вверх, заставляет снова подняться на ноги.
Но он не может. Не хочет. Ливень и люди заполонили собой все кругом. Ни неба, ни деревьев, ни фонарей. Ни скамеек, ни даже афишной тумбы и покосившегося газетного киоска больше не видно из-за зонтов.
И тут Я понимает вдруг, что парка больше нет. Он моргает, и исчезают силуэты в ливне. Моргает снова - и нет дождя.
Я оказывается на чердачке своего создателя - шута Талли Брекенбока. Вот же он сам стоит, за его спиной! Возвышается, как башня. В его руках - крестовина, от нее тянутся нити к его суставам-шарнирам.
Я вспоминает. Он не Я. Он - безымянная кукла, законченная этим же вечером на потеху злобного шута. И все развеялось. Его дождливый сон. И даже дыры в груди больше нет. Единственное, что осталось от его сна, это бархатное сердце в руке... и чуть-чуть... совсем немного... Я.