Ты не пьешь уже тысячный день - Здесь вода, здесь так много воды!"
И песок из ладоней пьешь смело - Пустыня путников дурит веками.
И вот гриф клюет твое тело,
И мираж встает над песками.
"Мираж". Асарская рифмованная мудрость.
Октябрь 652 года. Где-то в небе над Пустыней Мертвых Песков.
Ковер летел неспешно и при этом старался не слишком высоко подниматься над песчаными вершинами дюн. Он словно бере́г свои волшебные силы, но даже сейчас его скорость была такова, что ни один скакун не смог бы тягаться с ним в быстроте передвижения в пустыне.
Внизу проплывали бесконечные барханы, порой, будто столбы уходящей в небо влаги, попадались оазисы: подле колодцев раскинулись небольшие поселения. Один раз ковер пересек реку - восточный приток Дель-аб, Аль-Мереджи. Речной рукав прятался под тенью густых древесных зарослей, растущих по берегам. По блестящей зеленоватой глади ползли рыбацкие лодки, громадные мельничные жернова черпали воду и гнали ее по многомильным арыкам на восток и запад. Река дышала свежестью, от нее исходил мягкий, едва уловимый запах, манящий и слегка кружащий голову после сухого ветра и нескончаемого зноя. Утомленным полетом странникам хотелось приземлиться на берегу - набрать воды, передохнуть в тени деревьев и окунуться в прохладные, должно быть, воды, но у ковра было свое мнение по этому поводу. Река не удостоилась и короткой остановки, и вскоре осталась позади, как и оазисы, как и караваны, цепочками ползущие через пустыню.
Одно время Ильдиар пытался приказывать ковру, но все попытки управлять им оказались бесполезными - тот не слушался никого, кроме себя самого. Во всяком случае, и скорость, и направление он менял самым непредсказуемым образом, и небесным путешественникам лишь оставалось уповать на то, что капризной тряпке не вздумается занести их прямиком в Бансротово Логово, которое, по легенде, было затеряно где-то в песках.
- Эмират Келери,- в какой-то момент объявил Джан, и было совершенно неясно, как он понял, что они покинули султанат Ан-Хар, - кругом была все та же пустыня, что и пять минут, что и час назад.
Они летели уже довольно долго - время подбиралось к четырем часам дня. Солнце нещадно пекло, и ковер начал напоминать раскаленный лист меди: если бы не предусмотрительно прихваченная Джаном ткань, из которой можно было сделать головные уборы-тюрбаны, беглецы давно бы уже почувствовали на себе всю прелесть солнечных обмороков. Глядя на то, как чернокожий рыцарь собирает на своей лысой голове мудреное темно-красное строение и ободряюще при этом кивает, Ильдиар с сомнением нахмурился: разумеется, он знал, что асары и прочие в пустыне носят подобное, но считал, что это всего лишь дань местной традиции и искренне не понимал, как гора полотенец на голове может избавить от солнца, если от нее еще жарче. Тем не менее спорить он не стал, а все же кое-как скрутил из длинной полосы темно-синей ткани весьма неплохой, по его мнению, тюрбан.
- Ты выглядишь, как настоящий пустынный житель, Ильдиар!- усмехнулся герич.- Ну, или как тот, кто зачем-то влез головой в пчелиный улей.
- Кривобокий пчелиный улей!- поддержал Хвали, и оба разразились громким хохотом.
Ильдиар нахмурился и попытался все исправить, но вышло еще хуже. Не в силах глядеть на его мучения, Джан передвинулся к ронстрадскому графу и помог ему выстроить, как он отметил, "вальяжный, немного самодовольный, но знающий себе цену" тюрбан.
Сахид Альири, от которого бывшие рабы держались отстраненно, будто на том месте, где он сидел, была всего лишь дыра в плетении ковра, умудрился при помощи связанных рук собрать на голове тюрбан не в пример аккуратнее, чем был у Ильдиара. Валери также неимоверно быстро и ловко обмотала голову - ее тюрбан получился изящным и придал ей весьма почтенный вид. Хвали же, отсмеявшись и прокашлявшись, громогласно поклялся своей отсутствующей бородой, что не наденет на свою голову ничего, кроме доброго шлема гномьей ковки. Упрямый Дор-Тегли продержался еще почти два часа, и все же, багровый, как сплошной сгусток крови, он был вынужден признать свою ошибку и под одобрительную улыбку Джана кое-как сбил (не иначе) на голове непривычный тюрбан. Но при этом доставшаяся Хвали ткань для головного убора оказалась богато расшита золотом и украшена большим драгоценным камнем, который он с превеликим трудом разместил на уровне лба, что, без сомнения, несколько утешило попранное гномье самолюбие.
Ильдиар одобряюще хлопнул хмурого Дор-Тегли по плечу, и даже Валери едва заметно улыбнулась, наблюдая, как Хвали все пытается неуклюже поправить постоянно съезжающий набок огромный тюрбан. Он походил в нем на карликовый минарет с несоразмерным куполом.
- Глядите, даже храбрый гном отступил перед светилом,- усмехнулся Джан Ферах-Рауд.
Хвали пробурчал в ответ витиеватую фразу, из которой стало ясно, от каких таких дел произошло это восточное солнце и кто конкретно приложил к этому руку... В перечень попали почти все известные демоны, вплоть до последних кругов.
Прозвучавшая тирада вызвала всеобщее веселье, а Валери слегка покраснела: услышать подобное в отношении небесного светила вряд ли кому доводилось прежде. Ильдиар даже закашлялся от смеха.
Гном замолчал, прекратив ругаться, только зло сверкнул глазами на весельчаков: Джана и Ильдиара. Последний поспешил примирительно вскинуть руки, мол, все, молчу-молчу. Тем не менее, небесные путешественники еще некоторое время продолжали переглядываться между собой, демонстративно сдерживая смех, а Хвали при этом каждый раз багровел, словно переспелый персик. И только Сахид Альири не принимал участия в общем веселье - ловец удачи неподвижно сидел, поджав ноги, на самом краю ковра и смотрел куда-то вдаль, за горизонт. Руки его были по-прежнему связаны, но рот никто не затыкал - бывший тюремщик Ильдиара молчал сам: то ли ему нечего было сказать, то ли одолевали какие-то невеселые думы - об этом паладин мог только догадываться.
Граф де Нот повернулся к своему врагу - пришло время поговорить по душам.
- Сахид Альири, он же Кариф, он же Лживый Друг, ловец удачи, работорговец, мерзавец и негодяй,- как можно циничнее проговорил Ильдиар.- Столько имен и столько мерзости. Назови мне хотя бы одну причину того, что ты сидишь со мной рядом и до сих пор жив.
- Может, виной всему твое малодушие, паладин?- язвительный ответ не заставил себя долго ждать.
- Ха!- Ронстрадский граф усмехнулся, пропустив колкость мимо ушей.- А ты не находишь забавным, что наши роли теперь поменялись? Теперь ты мой пленник, а не я твой.
- А так ли они поменялись, Ильдиар?- голос Сахида Альири был совершенно спокоен.- Мы все еще вместе и все так же связаны между собой множеством незримых, но с тем крепких нитей, как и тогда, в Ангер-Саре.
- Множеством нитей? Может быть, объяснишь?
- Тебя терзают вопросы, паладин? Пожалуй, ты заслужил несколько ответов.- Сахид Альири снисходительно улыбнулся, повернувшись вполоборота, и обратил свой взор на ронстрадского графа.
- Почем мне знать, что ты не солжешь?- Ильдиар заглянул в бесцветные глаза Сахида Альири и невольно вздрогнул: воспоминания о мучениях, которым подверг его обладатель этого взгляда совсем недавно, в иссушающей душу пустыне, были достаточно свежи.
- Ты можешь не верить.- Ловец удачи лишь пожал плечами, показывая, что доверие северного графа - отнюдь не та вещь, которая его беспокоит.
- Да что ты с ним церемонишься, Ильдиар!- Хвали вскочил на ноги и выхватил из-за пояса здоровенный нож.- Сейчас живо развяжем ему язык! С работорговцами у меня разговор короткий.
- Нет!!!- закричала Валери.- Не надо!
Ильдиар и сам понимал, что пытки - не тот язык, на котором можно разговаривать с его непреклонным врагом... Рука паладина резко осадила угрожающе приблизившегося к пленнику гнома, при этом ковер хорошо тряхнуло, и Хвали повалился на спину, разразившись новыми проклятиями, и ругался бы еще, должно быть, довольно долго, если бы Джан не помог ему подняться и сесть.
- Осторожнее, Ильдиар,- тихо сказала девушка,- ковер слушается только тебя, и, раз он признал в тебе хозяина, теперь любые твои неосторожные мысли и переживания могут привести к самым неожиданным виражам в небе. Из-за тебя мы все можем упасть с него.
- Не бойся, Валери,- медленно проговорил Сахид Альири, с усмешкой глядя на Ильдиара,- эти гилемы так закляты, что по инерции ни ты, ни твой груз не можете с них упасть. Только если подтолкнуть... Пусть наш кормчий усмирит свой гнев и прикажет ковру лететь ровнее...
- Да я даже спуститься вниз приказать ему не в состоянии!- искренне возмутился паладин.- Эта бансротова тряпка летит, куда сама хочет!
- Он летит туда, куда хочешь ты,- чеканно изрек асар,- если ты поведаешь нам о своих тайных желаниях, мы будем знать, где вскоре окажемся.
Ильдиар покачал головой, на его лице проступила злость: как северный паладин и говорил, он не знал, куда и зачем они летят, и, как он считал, у него нет никаких тайных желаний. А еще ему показалось, что ловец удачи пытается увильнуть от разговора.
- Я ожидал твоих признаний, а не советов,- напомнил Ильдиар.
Сахид Альири смиренно кивнул:
- Спрашивай.
Ильдиар на мгновение задумался: вопросов и впрямь накопилось немало, но первое, что пришло на ум, это его последний бой в Ан-Харе.
- Ифритум из числа ифритов,- сказал он.- Что это такое?
- Странно, я думал, ты спросишь совсем не об этом,- удивился ловец удачи,- но этот вопрос тоже неплох.
- Позволь мне самому судить.
- Как скажешь.- Сахид Альири сел напротив графа, устраиваясь поудобнее.- Может, развяжешь мне руки?
Под неодобрительное ворчание гнома и назидательное замечание чернокожего рыцаря: "В песчаной гадюке меньше подлости и коварства, чем в ловце удачи", Ильдиар молча обнажил меч и разрезал веревки. Его поступок, должно быть, выглядел со стороны весьма странным, но что-то говорило паладину, что пустынного негодяя ему больше не следует опасаться.
- Итак, слушай,- Сахид Альири заговорил, разминая затекшие запястья.- Я рассказывал тебе о вере асаров?
- Помнится, ты говорил, что вы поклоняетесь солнцу, пустыне и ветру...
- Ветрам. Так будет правильнее. И не считай нас простаками, паладин. В пустыне ты не встретишь храмов Девяти Вечных, а вот стихию, одушевленную и беспощадную, тебе уже довелось увидеть. Есть высшие и низшие стихии, и они повелевают разными силами. Ифритум - один из тысячи пустынных ветров, при определенных обстоятельствах способных обретать форму и плоть. Их всегда тысяча, и если погибнет один, тут же рождается новый, чтобы восполнить число. Могущественные колдуны способны заклинать их, обманом или жертвами привлекая служить себе, но каждая такая служба чревата страшной платой, которую потребует Ифритум от мага. Что, кстати, в корне отличает их от джиннов, которые служат совсем по иным причинам. Знавал я и тех, кто якшался с джиннами, и тех, кто спускал с цепи ифритов, - ни для первых, ни для вторых их общение с духами добром не кончилось. Случается, пустынные ветра бесчинствуют и сами по себе, но, в любом случае, следует помнить, что их нельзя призвать к голосу разума, с ними не договориться, никакие посулы их не заботят.
- Он говорил со мной.- Слова паладина прозвучали как-то безжизненно и отрешенно - слишком кошмарными были воспоминания о бое с ифритом. Но еще более пугающими были воспоминания о том, кто завладел им самим и едва не прожег насквозь его душу...
- Говорил? Кто, ифрит?- хохотнул Джан. Чернокожий рыцарь с интересом прислушивался к беседе.- Люди не способны понимать язык стихии, это тебе скажет любой колдун, если будет в здравом уме.
- Почтенный прав,- подтвердил Сахид Альири.- Ни один человек не сможет ничего понять в шепоте ветра, даже если прожил в пустыне не одну жизнь. Разве что дервиш, который рожден в песках, обогрет небом и выпестован ветрами.
Ильдиар промолчал. Что тут можно было сказать? Он и сам пока не слишком-то понимал, что именно произошло. Тогда ему показалось, что он слышит не своими ушами, как бы невероятно и безумно это ни звучало. Но при этом чужак, на время поселившийся в его теле и сознании будто бы и вовсе не был чужаком. Опасная мысль родилась в голове Ильдиара: во время поединка с ифритом ему почудилось, что он сам в тот миг был незваным гостем в себе самом. И что бы это могло значить? Что он сходит с ума? Да было ли вообще все это, или жаркое солнце Ан-Хара вконец затуманило его истерзанный страданиями разум? Он пока не знал, не мог знать...
- Ладно, оставим пока духов,- перевел разговор в другое русло Ильдиар,- поведай-ка мне вот о чем. Сила пламени, которую ты отнял у меня, она ненадолго вернулась ко мне в Ан-Харе,- "И едва не свела меня с ума",- мысленно добавил северный граф.- Но сейчас я вновь ничего не ощущаю. Если это негатор магии, то где он? Он здесь, с нами?
- Ты сам ответил на свой вопрос.- Сахид Альири чуть улыбнулся.- Пустыня...
- Пустыня?
- Конечно. Самый надежный естественный негатор. Признаюсь, поначалу я угостил тебя весьма непростым чаем. У одного из ваших северных некромантов я купил негаторный порошок, его и подсыпал тебе в питье, но в дальнейшем не было ничего, кроме песков кругом и твоих мучительных догадок, паладин.
- А яма рабов в Ан-Харе?- напомнил Ильдиар.
- А разве ты пробовал там дотянуться до своей силы? К твоему счастью, впрочем,- мрачно заметил ловец удачи.- Ведь рынок рабов охраняют не только ятаганы.
- Охраняли,- язвительно вставил Хвали и заулыбался беззубым ртом,- больше там нечего охранять.
- Я бы не уповал на это, почтенный гном,- возразил асар,- бергары и прежде, случалось, разграбляли Ан-Хар, но город всегда восставал из пепла. Недаром его герб - огненная птица, способная умирая возрождаться вновь.
Ильдиар вздрогнул - когда случаются подобные совпадения, следует задаться вопросом: кто их устраивает?
- В пыль твои крылья рассыплются, в небесах они станут золотом,- едва слышно проговорил паладин - он не замечал, что думает вслух.- Крылья твои отяжелеют, и ни один ветер не расправит их перья. Ты упадешь и разобьешься о каменную твердь Пустыни. Песок заметет тебя. Про́клятая на Сапфировом Пути птица...
- Где ты это услышал?- спросил Сахид Альири.
Ильдиар поднял на него взгляд и увидел... нет, всего на мгновение ему показалось, что в глазах ловца удачи промелькнул страх.
- Ты знаешь, что это значит?- с ясно прозвучавшей тревогой в голосе проговорил паладин. В его сердце поселилось дурное предчувствие.
- Сапфировый Путь - это незримая небесная дорога, мосты и лестницы, соединяющие дворцы джиннов на облаках.
- Это ведь все легенды, так?- Ильдиар не удержался и задрал голову, пытаясь различить среди облаков лестницы и мосты, шпили и минареты... хоть что-нибудь. Но ничего необычного так и не увидел.
Сахид Альири не спешил отвечать.
- Конечно, сказочки все это!- Хвали погрозил небу кулаком.- Пусть сюда немедленно спустится любой из джиннов и покарает меня, если только он существует!
- Ну-ну, Хвали,- поспешил одернуть своего не в меру грубого друга Джан.- Джинны существуют. История об Амумали и...
- Снова эта заплесневелая история об Амумали!- раздраженно махнул рукой гном.- Как одна сказочка может служить подтверждением того, что все остальные сказочки правда?!
- Мой... отец...- негромко проговорил Сахид Альири, и все повернулись к нему.- Мой отец однажды повстречал джина. Он разговаривал с ним на палубе "Каа"сина". Джин прикидывался почтенным купцом по имени Фахри-Ревеяд, странствующим морем с грузом тончайших шелков. Отец раскусил его, и в тот час глаза джинна стали золотыми, после чего сам он превратился в дождь и исчез. Тогда моряки проверили груз мнимого купца, и оказалось, что он целиком состоит из ржавых гвоздей.
- Если бы меня качало на неуклюжих морских волнах, я бы тоже превратился в дождь,- проворчал Хвали - очевидно, он просто ненавидел странствовать морем.
- Джинны бродят среди людей,- заметил герич.- Кто-то из них может прикинуться богатым шейхом или же жалким нищим на рыночной площади. Нрав их злокозненный, они любят потешаться над простыми смертными.
- А еще они наглые воришки,- добавил Сахид Альири.- Как думаете, откуда они берут все то, что загадывают им "счастливчики", сумевшие заполучить их себе на службу? Джинны славятся своей ленью, их быстро одолевает скука. Создать нечто прямо из воздуха долго и трудно - даже для них. А вот быстренько и незаметно переместить из одного места в другое...- асар бросил подозрительный взгляд на Ильдиара.- Тема джиннов, бесспорно, весьма занятна, но ты так и не сказал, паладин, от кого услышал или где прочел те строки, которые сказал? Ты все верно понял, в них речь идет о фениксе: про́клятая на Сапфировом Пути птица - это голая ярость, концентрированное безумие и всепоглощающая стихия пламени.
- Отчего же она проклята?
- Согласно легенде, первый феникс был взращен именно в Небесном Граде Джиннов, но совладать с ним не смог даже сам Лазурный Султан. Феникс убил многих джиннов, едва не выжег все небеса, а чтобы его пленить семеро сыновей Лазурного Султана отдали свои жизни. С тех пор на Сапфировом Пути - феникс проклят. Так откуда ты услышал то, что сказал?
- Это слова ифрита из Ан-Хара.
- Он обращался к тебе?- спросил Сахид Альири.
- Я... я не уверен. Мне кажется, что он так говорил из-за моего огненного дара, который именно в тот момент пробудился. Быть может, это было сказано образно и...
- Вы же твердили, что стихия...- мрачно заметил Хвали,- ну, этот ветер... ничего не говорит.
- Не говорит,- кивнул Сахид.- Или вернее, смертные не могут понять его речь.
- Тогда, может, тебя солнце как следует стукнуло, Ильдиар?- предположил гном.- Мне-то часто в этом зловонном Ан-Харе мерещилось, будто со мной лимонные деревья болтают - причем, без умолку - не могут заткнуться.
- И о чем же они болтают?- отстраненно спросил Ильдиар.
- Да о всякой чепухе. Чаще всего о султанских налогах, да о форме глиняных горшков. Им, понимаете ли, не по вкусу как первые, так и вторые.
Джан и Валери рассмеялись, Сахид покачал головой. Ловец удачи пристально глядел на Ильдиара. А тот уставился в геометрический узор в плетении ковра. Его посетило далекое воспоминание...
...Должно быть, это было одно из самых сильных впечатлений из раннего детства Ильдиара, и возникло оно вдруг так ясно, что он буквально видел все произошедшее перед глазами, слышал тот голос так, словно он раздается совсем рядом.
Грозный мессир Архимаг Элагонский гостил у них в замке. Мать и нянюшка стращали непослушного семилетнего Ди, что хмурый старик с седой бородой и в черной остроконечной шляпе - страшный-престрашный волшебник, и он часто занимается тем, что превращает разбалованных детей, таких, как Ди, в уродливых пухлых лягушек с множеством бородавок или в летучих мышей-визгунков, или в гадких жуков. Само собой, и мать, и нянюшка, совершили роковую ошибку. По сути, они сказали именно те слова, которые нужны были для того, чтобы ребенок не испугался, а, напротив, заразился неуемным любопытством. Мальчишка решил, что он собственными глазами должен увидеть, как дети превращаются в лягушек, или хотя бы самого́ страшного-престрашного волшебника.
Так и вышло, что Ди пробрался в комнату для гостей и начал производить в ней обыск на предмет "интересностей и волшебностей". К его великому разочарованию, ни одной банки с лягушкой или даже завалящей летучей мыши он не обнаружил, но при этом обнаружили его самого. Старик кашлянул - он сидел в кресле у окна, глядел на дождь и курил трубку. Как Ди его не заметил, было неясно - ведь он проходил мимо того кресла несколько раз и мог бы поклясться, что в нем никто не сидел. Мальчик не на шутку перепугался...
Волшебник был в своей черной остроконечной шляпе, та отбрасывала глубокую тень на лицо. При этом он сидел в полной темноте, а из его трубки поднимался дымок.
- Плохая погодка для феникса, не находишь?- спросил он хриплым голосом и повернулся к мальчику; в тени от полей шляпы задорно блеснули глаза.
- Для фенисса?- спросил Ди - тогда он сильно шепелявил.
- Разве ты не знаешь о фениксах?- удивился волшебник с таким видом, будто науку о фениксах должны были преподавать юному наследнику графского рода наравне с правилами этикета и поведения за столом. Старик щелкнул пальцами, и на конце указательного загорелся огонек. Он засунул его в гаснущую трубку и раскурил ее сильнее.
- Не-а!- восхищенно сказал Ди, в тот миг еще не зная, что запомнит первое в своей жизни волшебство навсегда.- А что вы о них знаете?
И куда только делся страх? Мальчик был покорен волшебником: его черной остроконечной шляпой, седой бородой, трубкой и, конечно же, вспыхивающими пальцами.
- Я знаю то, что мокрый феникс,- сказал Тиан,- самое грустное и жалкое зрелище на всем свете.
- Почему?- спросил Ди.
- Ты держал когда-то зажженную лучину под дождем?
- Да! Она шипит и гаснет.
- Вот и феникс также. И превращается в мокрую ворону.
- Почему?
- Почему?- Тиан удивленно поднял лохматую бровь.- Здесь так написано.
И только в тот момент Ди увидел, что на коленях у волшебника лежит раскрытая книга. Очевидно, когда мальчик вторгся в покои гостя, тот был занят чтением.
- Что это?- спросил Ди.
- "Странные приключения сэра Бодивера Чокнутого", пылилась в вашей замковой библиотеке. Занятные истории, занятные встречи. В одной из историй сэр Бодивер увидел феникса под дождем. Но если ты спросишь мое мнение, то я бы предположил, что на деле сэр Чокнутый встретил всего лишь ту самую мокрую ворону.
- Как это?
- Потому что фениксы - это необычайно редкие птицы, и легче встретить единорога, чем феникса. У них алое, как кровь, оперение, когда они тоскуют, и оперение, горящее рыжим пламенем, когда они счастливы. Фениксы живут полтысячи лет, а когда им приходит пора умирать, и они чувствуют, что конец близок, то сжигают себя в гнезде, обращаясь в пепел, после чего возрождаются в виде птенца и начинают жить заново. Фениксы - гордые создания, а еще они весьма не любят людей, они умело скрываются и ни за что кто-то из них не показался бы на глаза кому-то вроде сэра Бодивера Чокнутого.
- Я хочу увидеть фенисса!- заявил Ди.
- Когда-нибудь увидишь,- волшебник улыбнулся,- если не будешь совершать оплошности, как сэр Бодивер.
- Какие такие оплошности?- Глаза Ди расширились от предвкушения: вот-вот волшебник расскажет ему рецепт, как встретить этого феникса!
- Вроде тех, что ты устроил в галерее славы семейства де Нотов.- Тиан поглядел на него так строго, что Ди даже сжался под его взглядом. Мальчик тут же пригорюнился, а еще разозлился: судя по всему, отец пожаловался на него, и волшебник прибыл в замок специально, чтобы его наказать и превратить его в лягушку. "Ну что ж,- он решил.- Если этот старик превратит меня в лягушку, я упрыгаю отсюда и буду жить в болоте, а они будут плакать и горевать, а я не вернусь!".
- Зачем ты поджег портрет прадедушки?- прямо спросил волшебник.
- Я не нарочно!- заявил Ди.- У него на носу сидела муха, я хотел ее поймать, и эта глупая картина загорелась! А я ничего не делал! И мне никто не верит!
- Прямо, как сэру Бодиверу Чокнутому. Поэтому, собственно, его и прозвали Чокнутым.
- Я не хочу быть Ильдиаром Чокнутым!- в ужасе воскликнул Ди и представил, как над ним будут потешаться принц Тели и его несносный кузен принц Клэр.
- Ты и не будешь, не беспокойся,- заявил Тиан. Это прозвучало, как угроза.
- Вы приехали к нам из-за этой глупой картины?- Ди все понял: его вот-вот превратят в лягушку.
Трубка волшебника погасла. Он вновь проделал свой трюк с горящим пальцем. И Ди снова восхищенно раскрыл рот, глядя на самое настоящее волшебство.
- В том, что ты маг, есть свои преимущества,- проследив за взглядом мальчишки, сказал Тиан.
- Какие такие преимущества?
- Не нужно бежать за огнивом, к примеру.- Тиан напустил на себя загадочный вид.- Ну да, если у меня будет сильно болеть голова для волшебства, я всегда могу попросить тебя разжечь мою трубку, так ведь?
- Что?
- Ты ведь уже делал это? Галерея славы семейства де Нотов, портрет прадедушки, паук на его носу...
- Там была муха!- исправил волшебника Ди.- И я ничего не делал. Просто хотел ее поймать!
Тиан поглядел на него снисходительно.
- А то, что прадедушка был мерзким хрычем, никакого отношения к мухе не имеет?
Ди опустил голову.
- Нет,- сказал он.
- Послушай, мальчик...- Тиан сплел пальцы.- Я не буду тебя наказывать. Я здесь не за этим. Я просто хочу увидеть, как ты это сделал.
- Я ничего...
- Я все знаю!- грозно проговорил Тиан.- Думаешь: откуда? Я ведь - маг! А магам все известно! Отпираться бессмысленно!
- Я... я не думал, что прадедушка загорится.- Ди всхлипнул.
- Вытяни руку, мальчик,- велел Тиан, и Ди послушался.- А теперь зажги кончик пальца, как я это делал только что, и как ты это сделал два дня назад.
- Я не могу! Ничего не получается! Это случайно вышло!
- Ничего не случайно.- Волшебник покачал головой.- Тебе просто нужно сильно-пресильно захотеть и представить себе, что твой палец горит. Захоти! Представь! Ну же!
...И Ди сделал это - где-то с четвертой попытки сильного-пресильного хотения. Сказать, что Тиан был поражен, значило ничего не сказать.
- Даже раньше, чем...- пробормотал волшебник.- Этого стоило ожидать...
Он почему-то был весьма испуган и взял с мальчика клятву никому не рассказывать о том, что тот сделал, и не повторять подобное, пока ему не исполнится тринадцать лет. Ди не хотел давать такую клятву, он хотел зажигать пальцы и вообще делать то, что делает сам Тиан, но ему пришлось. Конечно же, втайне мальчик полагал, что клятва ему нипочем, что стоит ему выйти за дверь гостевой комнаты, как он тут же попробует еще раз, а потом возьмет и удивит принца Тели, но... у него ничего не вышло. Он был весьма разочарован и даже не рассказал Тели о произошедшем, потому что боялся прослыть сэром Чокнутым.
Тиан, как он сам признался Ильдиару, когда тот был уже взрослым, связал тогда у ребенка способности к волшебству. Граф де Нот, узнав правду, нисколько не обиделся на старика: он помнил, каким он был маленьким бедствием, и был благодарен волшебнику за то, что тот не позволил ему сжечь родовой замок.
С того самого дня из детства Тиан временами шутливо называл Ильдиара фениксом, а для будущего рыцаря и великого магистра произошедшее постепенно померкло, поистерлось, как воспоминание о застаревшем сне...
- ...Глупая свечная птица!- выругался Хвали и вырвал Ильдиара из воспоминаний.- Бормочущий ветер! Странные, непонятные штуки! Вот у Дор-Тегли все просто! Никаких интриг...
- Только вечная война,- закончил Ильдиар.
- Ну да,- простодушно кивнул гном.- Зато все ясно.
Граф де Нот закусил губу, раздумывая: "Дор-Тегли, каким бы он наивным ни был, кое в чем прав. Все как-то слишком сложно, мудрено, за всем происходящим, если вдуматься, проглядывают едва заметные очертания чьей-то руки. Назойливое ощущение чьих-то козней не отпускает... Кто-то играет в непонятные игры. Их цель не ясна, как и в чем они, собственно, заключаются. Что же здесь происходит в этой Пустыне? Сперва я попадаю в город, чей герб - феникс, восстающий из пепла. Там появляется этот монстр, живая стихия, которая, как все здесь думают, не говорит со смертными. Ифрит заговаривает со мной и называет меня фениксом. Причем здесь вообще эти фениксы?"
Было еще кое-что, о чем Ильдиар не смел сознаться даже себе. Он гнал от себя воспоминания о тех горделивых мыслях, которые посетили его, когда он вновь почувствовал силу Священного Пламени в Ан-Харе. Он пытался забыть тот приступ безумия, с которым она вернулась к нему, его ощущения себя чужаком в собственном теле и разуме - все это были отнюдь не симптомы какой-то лихорадки. Он чувствовал, что превращается во что-то... быть может, именно в ту птицу, которую видел перед собой Ифритум? Ильдиар не понял, что с ним происходит, тогда, не понимал он этого и сейчас и, был уверен, еще не скоро поймет. Зато, как ни хотелось это отрицать, он осознавал, что боится. Боится, что если начнет копаться в своей душе, в своем я, живущем под кожей, он выроет нечто, что не позволит ему вернуть все, как было. Ведь больше всего на свете Ильдиар де Нот боялся безумия. Поэтому он заставил себя прекратить думать о том, о чем думать, в его понимании, не следовало, и обратить внимание на вещи, гораздо более реальные и злободневные. Тем более что он, наконец, мог задать вопросы и получить на них ответы. Только Хранн знает, как долго он ждал этой возможности.
Сахид Альири молчал. Ильдиар отметил, что ловец удачи глядит на него испытующе.
- Тебя интересует легенда основания Ан-Хара?- спросил асар.
- Не сейчас.- Больше всего паладина интересовало то, с чего все началось, - быть может, ответ на это прольет хоть какой-то свет на происходящее?- Лучше скажи, кто заплатил тебе за мою смерть в Гортене?
Сахид Альири разочарованно вздохнул, вскинув перед собой руки, при этом пальцы сына песков сложились домиком:
- Ты же неглупый человек, Ильдиар, и однажды уже задавал мне этот вопрос. Разве я стал бы утаивать от тебя имена этих ничтожных, если бы знал их? Кто они для меня, как не пыль под ногами?
- Может, ты боишься их гнева?
- Я ничьего гнева не боюсь,- спокойно возразил Сахид Альири, и Ильдиар склонен был ему поверить.- Врагов у меня столько, что даже ученые из Леторана не сосчитают. Кстати, после нашего бегства прибавился еще один...
- Тогда почему?
- Повторяю, если бы я знал, то сказал бы,- словно терпеливый мулла непонятливому ученику разъяснил Сахид Альири.- Он не представился. Я не видел его лица - да и было ли у него вообще лицо?! - мне привиделись лишь мороки. А еще там был голос... когда он говорил, я будто слышал хрипы разрываемого на куски ракшаса, попавшего в лапы злобному джинну. Не приведи Пустыня мне еще раз пережить ночь столь кошмарную, как та, которую я пережил в вашем проклятом дворце. Я до сих пор не понимаю, был ли в здравом уме, когда был там, но я скажу все, как было: меня преследовала черная тень с пастью, полной клыков, а ее голос проник в мою голову - он требовал убить тебя.- Сахид Альири перевел дух, вытирая выступивший на лбу пот.- Я вижу, что ты не веришь мне, и не могу не признать: я бы сам не поверил, расскажи мне кто подобное, но я говорю правду.
- Значит, черная тень с клыкастой пастью и голос?- хмуро спросил Ильдиар.
- Именно.
Хвали покосился на Джана, тот лишь пожал плечами.
- Что это еще за новые напасти?- спросил гном.- Клыкастые тени? Ты что, оскорбил какую-то тень, Ильдиар?
- Я не знаю.
- Или проигрался ей в кости?
- Вроде бы нет.
- Тогда что? Наступил ей на ногу или не уступил дорогу?
- Я не знаю, Хвали. Все это очень... странно...
Гном утешительно похлопал Ильдиара по плечу, отчего тот едва не рухнул носом в ковер.
- Хвала Дрикху, эта несносная тень далеко отсюда, так что нечего переживать! Верно же?!
- Почтенный гном прав.- Сахид уже успел унять страх, вызванный воспоминаниями, и его лицо переменилось - на нем заплясало его коронное коварное самодовольство.- Тень далеко отсюда, очень далеко. Так что ты можешь оценить, паладин, мои заслуги в твоем от нее спасении.
- Что?
- Ну как же, паладин, - твой враг так и остался ни с чем, а вместо того, чтобы совершить убийство, как он приказал мне, я охранял тебя все это время, берег, как своего лучшего друга, и доставил в Ан-Хар, как и обещал. Ты должен быть мне благодарен, ведь благодаря мне ты не только добрался, куда было нужно, но и почти воплотил свое предприятие. Это ведь не моя вина, что ты сбежал из Жемчужины Пустыни так быстро, что не успел совершить свое... кхм... посольство.
Не ожидавший подобного лицемерия, Ильдиар вскочил на ноги, глаза паладина сверкнули яростью, а рука сама потянулась к мечу. Ковер еще раз тряхнуло, а скорость полета значительно возросла. Вокруг поднялась песчаная мгла, в налетевшем режущем глаза мареве ничего нельзя было разобрать.
- Хорош друг!- вскипев, бросил в лицо асару Ильдиар, стараясь перекричать свист жестокого ветра, который тут же угостил губы скрипучим песком.- Чуть было не продал меня в рабство! Может, ты это мне объяснишь?!!
- Нет,- отрезал ловец удачи,- на этот вопрос я отвечать не стану. Это не только моя тайна.
Меч графа де Нота моментально очутился у горла Сахида Альири. Балансируя на колышущемся ковре, паладину трудно было удержать равновесие, и острый клинок в ту же секунду окрасился кровью - шею асара пересекла красная полоса.
- Тогда лучше для всех будет бросить твой труп в пустыне, а не ждать новой подлости!
Негодяй молчал, уперев свой стеклянный взор в острие меча у самого горла. Ни единый мускул не дрогнул на его смуглом лице. Тонкая струйка крови, между тем, стремительно текла вдоль по лезвию, до самой рукояти, где ярко-красные капли подхватывал ветер и уносил прочь.
- Он сделал это ради меня!- слабый голос принадлежал Валери, и Ильдиар не сразу услышал его.
- Ради меня! Это все из-за меня!- девушка рыдала, не отрывая взгляда от того, кто был ей так дорог.
Ильдиар изумленно смотрел на нее, не веря своим глазам, - какой же он слепец, ведь она любит этого негодяя, как же он раньше этого не понял! Да уж, не зря старик Тиан сказал ему, напутствуя в это, ставшее роковым, посольство: "Не пытайся понять восток, а если поймешь - все равно не пытайся". Старый мудрец, как всегда, оказался прав.
Ильдиар опустил меч и сделал шаг назад. Волшебный ковер, будто почувствовав перемену его настроения, замедлился, его полет вновь стал неспешным. Ветер, им поднятый, постепенно стих, песчаной метели, собранной с вершин барханов, как не бывало.
Ильдиар размотал свой тюрбан и отрезал от него длинный кусок ткани. Он протянул его Сахиду Альири, и встревоженная Валери засуетилась рядом, пытаясь помочь асару перевязать горло. Ловец удачи достал из складок широкого белого пояса крошечный сверток, извлек из него немного бурой мази и принялся втирать ее в рану. Памятуя о том, как быстро от подобного снадобья срослись его собственные сломанные ребра и истерзанная плетью спина, ронстрадский паладин ничуть не сомневался, что сын песков будет совершенно здоров уже к утру. Но сейчас его мутило - рана была глубже обычного пореза. Асар лег в самом центре ковра, его накрыли большим покрывалом, извлеченным для такого случая из все того же бездонного мешка с трофеями Джана.
Ильдиар же, оставив раненого ловца удачи на попечение чернокожего рыцаря, повернулся к Валери:
- Я думаю, пришла пора услышать вашу историю. И хватит уже отговорок и недомолвок.
Девушка кивнула, но не успела произнести ни слова. Сахид Альири захрипел:
- Я сам расскажу. Не заставляй ее...
И он начала рассказывать...
...Кариф крался по широкому темному коридору, куда выходило четыре двери, в каждую из которых в любую минуту могли выйти хозяева дома или кто-нибудь из прислуги. Ноги в мягких кожаных сапогах аккуратно ступали по златотканому, с вьющимися синими узорами, ковру, что длинной дорожкой был выстелен на полу. Кариф отметил, что это был гилем, тканое чудо басхаров, привезенное с его родины, и здесь, в землях Империи, он представлял очень большую ценность. Асар знал многих харумских торговцев шелками и бархатом, значительную часть товара которых составляли изумительные гилемы. Восточные ковры отличались от местных обилием красок, дорогой отделкой, сложностью узоров и тонкостью ручной пряжи, над которой трудились сотни рабынь, изрезая до крови все пальцы нитями. Кариф никогда бы не накопил честным трудом на подобный гилем, в его стране такие вещи обычно украшали дома именитых шейхов или покупались богатыми чужестранцами...
А хозяева этого ковра и этого шикарного особняка могли позволить себе жить в роскоши, не боясь никого: ни жестокой инквизиции, фактически правящей Империей Сиены, ни легионеров императора, ни безжалостных магов из тайного братства иерофантов. А все потому, что глава этого рода был верным солдатом Империи и последователем церкви Синены. К тому же, он являлся еще и иерофантом, ибо среди имперской знати всегда было модным состоять в различных тайных обществах, даже находящихся вне закона.
Род хозяина особняка был едва ли не таким же почитаемым, как род императорского Дома, а все благодаря его давно почившему основателю, легендарному имперскому легату Гаю Сторусу. Гай участвовал в Великом Походе, шедшем к самому западному краю света, дошел до места, где заканчивается мир, принял там бой с ордами ужасных тварей, сумел заглянуть за край, прямо в бездну и установить над ней сигну Темной Империи (тогда эта страна называлась так). После легат Гай принял участие в бесславном походе на север, в мятежный Ронстрад, где силы Темного Императора и его магов потерпели сокрушительное поражение, коих у Империи не бывало со времен полуночного короля-вампира Райвена Когтя Ворона. Легионы северной армии были полностью уничтожены войсками мятежников в топях. Из всех легатов великой армии лишь Гай Сторус со своими солдатами вернулся в уже разваливающуюся на части Империю. Лучше бы он не возвращался тогда назад, потому как не узнал своей прекрасной родины. Власть захватил мятежный племянник старого Императора, Максимилиан, а если точнее, то после множества кровавых интриг и предательств жезл управления государством оказался у Святой Инквизиции, которая и помогла вернуться Максимилиану из изгнания. Империя раскололась на два лагеря: сторонников старого времени (магов, некромантов, военную элиту) и борцов нового порядка - слуг веры. Очень скоро народ принял речи понтифика Аллекто, в которых тот с яростью и горячностью уверял, что во всех бедах, постигших Империю и ее народ, виновны не кто иные, как маги, ибо они, слепые алчные безумцы, отринули богиню света и, обратившись во тьму, прогневили Синену. Именно по вине магов, согласно его словам, были потеряны северные провинции (то есть, мятежный Ронстрад), а западные - все погрязли в "служении тьме и богопротивной ереси", которые следует избыть навеки, выкорчевать с корнями, подняв на щит истинную веру.
По стране заполыхали огни пожаров и костры аутодафе. Некромантов и их сторонников распинали на крестах, топили в прудах, растягивали конями и подвергали еще уйме различных пыток и казней, чтобы они выдали своих соратников и отреклись от своих еретических помыслов. И они выдавали... выдавали и отрекались, после чего все равно подвергались ужасным казням - потому что нельзя попускать силам зла!
Храброго Гая Сторуса самого едва не отправили на костер, когда в рядах его легионеров обнаружили скрывавшегося там бывшего Темного Императора Титуса Люциуса XIII. Чтобы доказать свою истинную невиновность, легата обязали лично казнить "главнейшего врага Империи", что он и сделал.
После возвращения в Сиену Гай Сторус вышел в отставку, отошел от дел и женился на женщине, которую давно любил. Дальнейшая судьба хранила его от интриг, вражеских козней и подозрений в ереси. Будучи очень богатым и влиятельным человеком, он построил себе этот особняк в пятидесяти лигах от столицы. Жил Гай долго и видел на своем веку правление трех императоров: Юлия V, Титуса Люциуса XIII и Максимилиана III, но и его в один из дней забрала к себе Синена. На его похоронах присутствовали сам понтифик Аллекто и император; в честь почившего легата был проведен торжественный парад трех легионов.
У старого легата было двое сыновей и дочь, которые, в свою очередь, продолжили славный род Сторусов. Сейчас же в особняке главенствовал внук великого Гая, Илиус, также бывший в прошлом легатом и великим воином. Грозного старика боялись все без исключения члены семейства: трое сыновей с женами, дочь, ее супруг, их дети, племянники, кузены. Илиус железной рукой правил своим родом, и его слово было законом для всех домочадцев...
Все это прекрасно знал крадущийся по коридору второго этажа правого крыла особняка Сторусов незваный гость по прозвищу Кариф, проникший туда через окно.
Он был уже у самой лестницы, ведущей вниз, на первый этаж, когда услышал шаги по ступенькам. Звук приближался...
Асар затаился за беломраморной скульптурой какого-то древнего императора, слившись с ее широкой каменной спиной.
В коридоре появился высокий человек, одетый в светлую свободную тунику. Кариф крепче сжал ладонь на рукояти кинжала, готовясь нанести стремительный и безжалостный удар, чтобы слуга, или кто он там был, не успел даже хрипнуть, перед тем как отправиться на тот свет, если вдруг заметит незваного гостя. Но человек не оглядывался по сторонам и быстро прошел мимо, после чего скрылся за дверью и больше не появлялся. Вновь стало темно.
Незваный гость выглянул из укрытия, никого не увидел и вновь продолжил свой путь.
Вот, наконец, и третья дверь от лестницы, по левую сторону, сразу возле статуи высокого воина в роскошном доспехе и с гладиусом в руке. Осталось теперь дождаться того, за кем он и явился сюда, в этот хорошо охраняемый дом, преодолел хитроумные ловушки, обошел караульных из легатской сотни, приставленных для охраны особняка, обманул острый нюх сторожевых двухголовых псов и с риском для жизни влез по отвесной стене дома в окно второго этажа. Пока все продвигалось хорошо, более того - просто замечательно. Все шло по хорошо продуманному плану.
Кариф помолился ветрам, чтоб те и дальше отводили нюх собакам, песку, чтобы твердь, по которой он ходил, не выдала его присутствия скрипом и шорохом, помолился небу, чтобы свет звезд и луны не пробежал невзначай по его лицу.
Сейчас уже почти настало время для того, чтобы ящерица попала в силок. Никто лишний не явится - все семейство сейчас в этом их триклинии, столовой зале, - принимают дорогих гостей и угощают их ужином. Слуги также все там, подают кушанья, следят за готовкой еды.
Все идет, как надо. Убийца занял свою позицию. Нет, его не заметят... только не сейчас. Скоро здесь должна появиться его жертва...
Затаившись за статуей легата, он спрятал клинок под полу черного плаща - чтобы невзначай не блеснул... не блеснул раньше времени. Но вот и они - шаги в конце коридора. Рано. Ближе... Стены и потолок помещения осветились желтым светом - человек нес в руке длинноносую масляную лампадку.
Кариф смог, наконец, разглядеть того, за кем он так долго охотился: полностью лишенное бороды и усов узкое лицо, короткие темные волосы, идеальной прямоты нос и тонкие губы - родовые черты Сторусов. Одет человек был в длинную алую тогу (неудобный и тяжелый изыск имперской моды, по мнению Карифа), обут - в легкие открытые сандалии.
Было видно, что господский внук (убийца прекрасно знал о том, кто это) торопится. Простите, господин, но отправлять это письмо вам уже без надобности - ваша переписка, наивный глупец, с прекрасной и таинственной Викторией была лишь уловкой, чтобы заманить вас именно сегодня, когда все будут заняты гостями, в это уединенное крыло, в этот коридор, оканчивающийся широким открытым окном, сквозь которое дует легкий весенний ветерок.
Когда человек поравнялся с застывшим чужаком, тот выпрыгнул из своего укрытия, крепко схватил мужчину за плечо и приставил к его незащищенному горлу кусок острой стали. От неожиданности внук Илиуса Сторуса даже выронил свою лампадку, но Кариф извернулся и подхватил ее, пока она не упала на ковер. Асар аккуратно поставил светильник на пол, не убирая кинжала.
- Кто вы?- спросил пленник. Было ясно, что он не из пугливых.
- Молчать,- в самое ухо ему прошипел Кариф.- Слушай меня внимательно. Я не прирежу тебя, как собаку, только в том случае, если ты сейчас честно расскажешь мне все, что я хочу узнать. Если солжешь или попытаешься кричать - присоединишься к тем, кого я оставил вдоль моего пути, и учти, что путь мой был долог - там много покойников на обочинах...
- Хорошо,- отвечал обладатель алой тоги,- что я... что я должен вам рассказать?
- Вот и вся хваленая храбрость Сторусов,- усмехнулся Кариф.- Меня интересует некий корабль, прибывший сюда семь лет назад, участь его капитана и раба-пустынника. Пиратское судно-"дракон" с флагами Ан-Хара. "Каа'син", то есть "Беспощадный" на вашем языке, ты ведь знаешь, о чем я толкую...
- Я не...
- Отвечай,- сквозь зубы выдавил убийца. Ледяное лезвие придвинулось еще ближе к мокрой от пота коже.
- Это было целых семь лет назад. Я уже и не помню всех подробностей...
- Ты прекрасно все помнишь - это было в день твоего назначения центурионом. Вспоминай...
Молчание. Пленник стал вспоминать.
- Ну же!- Кариф устал ждать.
- Ан-Харские корабли здесь редкость. В основном суда из Эгины... - наконец ответил центурион.- Я помню тот "дракон". Три мачты. Носовая фигура в виде оскаленного демона в тюрбане. Косые сумеречные паруса.
- Все верно, продолжай...
- Пиратский корабль ушел по Канену, моим воинам удалось взять в плен только двоих: простого чернокожего пирата и какого-то вельможу.
- Что стало с вельможей?- голос незваного гостя первый раз дрогнул.
- Инквизиторы распяли его близ тракта на Тириахад...
Это известие Кариф готов был услышать - иерофанты сказали правду: отца давно нет в живых.
- Кто отдал приказ о казни?
- Кардинал Сина из Ре-мула распорядился лично. Тогда он был духовным отцом нашего легиона.
"Значит, придется навестить и этого кардинала",- подумал Кариф. Он с затаенной злобой представил себе, каково же будет удивление людей, когда они увидят на одном из крестов у дороги старика в красной сутане и кардинальской шапочке. Эта жестокая мысль на мгновение согрела его душу.
- А раб-пустынник?
- Был умерщвлен под пытками,- последовал ответ.
- Тогда, может, ты мне скажешь, центурион, как это капитан корабля и его личный раб оказались вдруг на берегу в окружении твоих легионеров?
- Не...- начал было мужчина, но лезвие кинжала царапнуло кожу,- не могу знать. Из когорты в дозоре нас было всего три десятка, и я ожидал хорошей схватки. Но корабль, пиратский "дракон", не предпринял никаких попыток отбить своих, и вообще, как мне тогда показалось, их высадили нарочно, прямо к нам в руки. Некоторое время с корабля наблюдали за тем, что происходит на берегу, но не выпустили ни единой стрелы. А потом он и вовсе уплыл, лишь на мачте поднялся флаг: какие-то... письмена вокруг двух скрещенных сабель на синем поле.- (Кариф кивнул - узнал герб "Каа'сина", отцовского "дракона").- А затем к нему присоединился еще один... что же там было? Да! Тонкий и длинный, что язык. Мы специально рассматривали с берега эти флаги в увеличительные трубы, легат требовал подробных докладов обо всех чужеземных кораблях. Так вот, тот, второй, был белого цвета, двуязычный флаг с изображением какого-то крылатого чудища с копьем.
- Какого чудища? Вспомнить можешь?
- Тело вроде человечье, но у него были два серых оперенных крыла и птичья голова. То ли ястреб, то ли коршун...
- Али,- яростно вырвалось у Карифа. Это ведь его герб - крегарянин, прислужник ветра, с которым себя тщеславно и высокомерно сравнивал мерзавец. Треклятый старший помощник на судне и лучший друг капитана поднял бунт и бросил отца на верную смерть. А он еще клялся ему, шакалий отпрыск, что отца убили в бою, выказывал свою лживую скорбь, коварная гадюка... Вот каким образом на самом деле получил он свой первый динар из всего нынешнего богатства...
- Я рассказал все, что...- начал было центурион, но не успел договорить - в коридоре послышались шаги и шуршание длинных одежд.
Это застало Карифа врасплох - он так и замер, держа пленника одной рукой за плечо, другой приставляя к его горлу кривой кинжал.
В коридоре стояла женщина, хотя нет, скорее, молоденькая девушка.
- Юлиус! Дед в ярости: как ты мог сбежать в такое вре...- начала она, но, увидев всю создавшуюся ситуацию, поперхнулась словами и замолчала.
Девушка была весьма красива: длинные черные волосы были увязаны в пучок, перевитый алой лентой; необычайная бледность на изумительном лице в первый миг испугала Карифа, но он понял, что она отбелила себе лицо при помощи толченого мела, что считалось особенно модным у здешних богатых женщин; кроме того, у нее были подведены специальной краской глаза, отчего они казались яснее и выразительнее, да еще и губы были подкрашены чем-то алым.
Кариф был против подобной раскраски, считая, что женщина красива лишь в собственном обличье, но не мог не признать, что в этой девушке все изуверские хитрости для создания искусственной красоты ничуть не затеняли ее собственные свежесть и нежность, а совсем наоборот - подчеркивали их. Облачена незнакомка была в длинное белоснежное платье-столу, сходящую на ковер многочисленными складками. В руке она сжимала небольшой веер, собранный из серых костяных пластинок.
Большие глаза девушки были полны ужаса. Казалось, сейчас она или упадет в обморок, или закричит - третьего не дано. Ну, зачем? Зачем ты пришла сюда? Неужели придется и тебя убить?
- Не смей кричать, девочка,- прошипел вышедший из оцепенения ночной гость.- Иначе Юлиус тут же умрет, а с ним - и ты. Кто это, друг-центурион?- спросил Кариф у своего пленника.
- Это... это Сильвия, наша служанка.
- Лжешь, почтенный,- усмехнулся убийца.- С каких это пор служанки начали носить шелка и прятать лица под сиенскими красками? Как тебя зовут, луноликая услада глаз?