Аннотация: Посвящается 100-летию начала Первой мировой войны
Август 1916 года выдался тёплым и дождливым.
Небо над городом периодически затягивало серой пеленой. Однако воскресное утро предвещало ясный солнечный день. Погода как будто слышала настроение людей, уставших от хмурой тяжести облаков и неутешительных сводок с фронтов.
Минула почти четверть часа, как немолодой подтянутый мужчина в чёрном костюме-тройке остановился на мосту Августа, прислонившись к массивному парапету. Удивительная по архитектурной красоте панорама набережной Дрездена, оживлённая лучами солнца, открывалась взору. Эльба уверенно несла свои воды через древний город, создавая ровным течением ощущение незыблемости и покоя. Придерживая шляпу, мужчина с волнением вглядывался в знакомые с детства силуэты зданий. Острый взгляд тёмно-серых глаз из-под кустистых бровей по очереди фотографировал террасу Брюля и Академию художеств, Дворцовую улицу и Кафедральный собор. Отдельного внимания удостоился Замок-резиденция. Чуть далее - между собором и Оперным театром Земпера - красуется величественный дворцовый ансамбль Цвингер. На переднем плане уютно расположился ресторанчик "Итальянская деревня". За ним, в центре Театральной площади, высится статуя короля Иоганна Cаксонского. Мужчина задумчиво усмехнулся, пощипывая седую бородку.
Флоренция на Эльбе...
Это достояние не только германской нации. Он мог бы пройти город ремесленников и художников с закрытыми глазами. Пешеходы аккуратно обходили застывшую фигуру, скрывая любопытство. Одеяние и портфель голосовали за коммерсанта, но богатые усы, неухоженная причёска и легкомысленный цветной галстук свидетельствовали об академическом происхождении наблюдателя.
Эльба осталась позади, он направился в исторический центр города. На площади Ноймаркт мужчина долго стоял перед церковью Фрауэнкирхе, запрокинув голову. Со стороны казалось, он смотрит куда-то ввысь, гораздо выше основного купола. Неподалёку маячили двое крепких молодых людей характерной наружности, сопровождавших его перемещение по городу с той минуты, как он вышел из гостиницы. Одинаковые дешёвые костюмы, несуразные котелки, вкрадчивые манеры и глаза-пуговицы выдавали их с головой.
Далее объект слежки неторопливо прошествовал к Вильсдруффер Штрассе, за которой раскинулась гостеприимная, по-утреннему немноголюдная площадь Альтмаркт. Мужчина перешёл улицу, купил газету и занял столик в уличном кафе. Через несколько минут официант поставил перед ним чашку кофе и пепельницу. Соглядатаи нырнули в ближайший проулок, где скучал легковой "Даймлер" с берлинскими номерами.
За спиной послышался звук трости.
Углублённый в чтение мужчина инстинктивно почувствовал неладное, когда за столик без разрешения подсел сухопарый пожилой господин в сером дождевике. Господин хотел казаться незаметным, но ему это плохо удавалось. Длинный плащ, широкополая светлая шляпа и плотной вязки шарф скрывали обличие от посторонних глаз, одновременно вызывая у окружающих недоумение - ведь холода ещё не наступили. Господин, бросив на стол белые лайковые перчатки, заговорил первым.
- Надолго в Дрезден? - небрежно вопросил он, стукнув тростью о брусчатку.
- Прошу прощения? - удивился читающий.
- Мечтал увидеть вас с того дня, когда проводил в последний путь железного канцлера. - Голос собеседника был тихий, но властный. - Извините, что делаю это с опозданием и столь бесцеремонно. Боюсь, вопрос не терпит отлагательства. Давайте знакомиться. Итак, вы - профессор Альфред Гертнер?
Визитёр слегка приспустил шарф, открывая холёное усатое лицо.
- Господин рейхсканцлер?! - Тот, кого назвали по имени, замер от удивления, роняя на колени газету. - Да, я Альфред Гертнер... Но... Чем обязан?..
- Лично мне - ничем, - сухо кашлянул пятый рейхсканцлер Германской империи Теобальд фон Бетман-Хольвег, - но есть долг перед родиной, который обязан исполнять каждый гражданин.
- Профессор, вы должны рассказать мне всё, что сообщили Отто фон Бисмарку, передавая ему предмет, который привезли из южно-американской экспедиции. - Рейхсканцлер говорил, жёстко глядя в глаза. - Абсолютно всё, без утайки. На карту поставлена судьба Германской империи. Вы меня понимаете?
Альфред Гертнер вздрогнул, потому что Бетман-Хольвег вдруг вскинул подбородок и посмотрел вверх. Убедившись в чистоте неба, он вопросительно уставился на притихшего собеседника.
- Я не имел чести быть знакомым с первым рейхсканцлером Германии, - уверенно ответил профессор.
- Конечно, конечно! - воскликнул Бетман-Хольвег с заметной иронией в голосе. - Не сомневаюсь. Тогда вы были мальчишкой. Амбициозным географом, мечтающим о лаврах Колумба! Но ваш батюшка поддерживал с Бисмарком тёплые отношения, не так ли, господин Гертнер? Именно ему вы поручили дело, с которым он, без сомнения, великолепно справился. Да вы успокойтесь! История полностью на вашей стороне, профессор! Германия волею Господа и усилиями Отто фон Бисмарка превратилась в империю. Уверен, не без помощи арауканского шара...
Альфред Гертнер инстинктивно втянул голову в плечи.
- Вы знаете о кристалле мапуче?! - прошептал он, озираясь.
Рейхсканцлер, откинувшись на спинку стула, откровенно разглядывал сидящего перед ним учёного, глаза которого наполнились страхом. Всё это время глава правительства не выпускал из рук богатую трость с набалдашником из слоновой кости.
- Я знал! Я чувствовал... - Гертнер тяжело дышал, судорожно вытягивая из кармана пиджака носовой платок. - Когда началась война, я всё понял...
- Полезная раритетная вещица всегда найдёт достойного хозяина. - Бетман-Хольвег наслаждался главенствующей ролью. - Провидение выбрало вас; вы свою миссию выполнили. Покойный Бисмарк - тоже. Но история не терпит остановок в развитии. У нашей страны великое будущее. Такова воля небес, ибо только избранный народ мог получить из рук Всевышнего столь мощную поддержку.
- Что вы от меня хотите? - Сняв шляпу, профессор вытер со лба пот.
- Насколько я знаю, сегодня вы должны отбыть в Лейпциг, чтобы продолжить в тамошнем университете курс лекций по хорологии. - Рейхсканцлер надел перчатки. - Посещение Дрездена первоначально не входило в ваши планы?
- Вы хорошо осведомлены. - Гертнер сжал губы. - Я родился в Дрездене.
- Теперь вы поедете со мной, - твёрдо заявил Бетман-Хольвег. - Через два часа мой литерный поезд отправляется в Берлин. Ради будущего Германии и в память об университетских годах я позволю себе двухсоткилометровый крюк через Лейпциг. Думаю, вам хватит шести часов, чтобы детально рассказать о той судьбоносной экспедиции в Чили. Постарайтесь вспомнить всё, профессор. До мельчайших подробностей. Если потребуется больше времени - будьте готовы сопроводить меня до Берлина. Но в таком случае вы рискуете получить аудиенцию у самого Вильгельма. Подумайте, что для вас предпочтительнее.
- Кайзер посвящён в тайну кристалла?
- Мне пришлось это сделать, - сухо отрезал Бетман-Хольвег. - У него были слишком хорошие отношения с русским императором.
- Кайзер не хотел войны с Россией? Тогда почему...
- Он не хотел воевать на два фронта, - перебил глава правительства. - Вы не ответили на мою просьбу.
- Я могу отказать? - Альфред Гертнер сгорбился, глядя вниз.
- Не думаю, что это в ваших интересах. - Светло-зелёные глаза рейхсканцлера впились в лицо профессора. - По законам военного времени я буду вынужден поступить с вами как с предателем.
Учёный окинул взглядом площадь. Некоторое время он размышлял. Рейхсканцлер терпеливо ждал. Он знал, что история, ко всему прочему, не терпит суеты.
- Я согласен. - Профессор свернул газету, мельком глянув на фотографию русского аэроплана "Илья Муромец", горящего на взлётной полосе. - Но мне необходимо забрать из гостиницы багаж.
- Ваши чемоданы в моём автомобиле, господин профессор. - Теобальд фон Бетман-Хольвег встал, укутывая лицо шарфом. - Я не сомневался, что вы примете надлежащее решение.
Альфред Гертнер, оставляя на столике внушительную стопку бумажных марок, покорно зашагал к чёрному "Даймлеру".
- Кстати, профессор! - Рейхсканцлер нагнал Гертнера, жёстко прихватил его локоть. - Нам ничто не мешает начать разговор. Естественно, тет-а-тет. В авто предусмотрено стекло, отделяющее водителя от пассажирского салона. Вы готовы?
* * *
Март на южном побережье означает начало осени.
И хотя в центральной зоне Чили по-настоящему холодно не бывает, экспедиция в предгорья Анд близилась к завершению. Из четырёх участников осталось двое, не считая проводника-метиса. Француз Пьер Казнав был вынужден отплыть в Европу в конце прошлого года из-за смерти матери. Американца Тома Уотерса из Йельского университета два месяца назад сопроводили на базу в Консепсьон с попутной группой геологов - у него появились признаки сильного кишечного расстройства.
Мапуче, как единственное племя, не покорённое ни инками, ни испанскими конкистадорами, всегда были объектом пристального внимания этнографов. Потратив более года на изучение обширной арауканской территории в бассейне реки Био-Био, профессор Вольский рекомендовал закончить экспедицию. Требовался перерыв, чтобы систематизировать накопленный материал и привести в порядок богатейшую коллекцию предметов быта и культуры местных индейцев. Кроме того поступило известие, что Императорское Русское Географическое Общество приостанавливает финансирование. В отличие от Альфреда Гертнера профессор Вольский принял новость болезненно. У него были на то причины - в свои годы он не мог позволить себе долгий отпуск.
Альфред, напротив, мечтал скорее вернуться домой.
Пришло время громко заявить о себе в германских научных кругах. Талантливый выходец из семьи дрезденских искусствоведов, он впервые принимал участие в международном исследовании подобного масштаба. Немногим молодым учёным удаётся столь блестящий старт карьеры. Едва отметивший 22-летие, он был включён в состав экспедиции в последний момент, когда выяснилось, что его научный руководитель не сможет принять в ней участие. Это и многие другие совпадения наложили определённый отпечаток на его отношение к себе и своей роли в развитии географической науки. Он часто ловил себя на мысли, что судьба откровенно благоволит ему.
С уходом из группы педантичного зануды Уотерса, отношения между Гертнером и Вольским заметно потеплели. В начале экспедиции их соперничество едва не поставило работу под угрозу. Для искушённого, но простоватого учёного-бродяги Вольского молодой немецкий географ, вдруг назначенный руководителем экспедиции, поначалу был костью в горле. На одной чаше весов лежали пожертвования российских меценатов, на другой - интересы научного мира, в котором доминировали европейские теории развития стран и континентов.
Теперь в группе настало долгожданное равновесие. Жаркие споры на привалах уступили место спокойным обсуждениям. В преддверии холодов и дождей их больше интересовал вопрос, как скорее доставить результаты двухгодичной экспедиции в Сантьяго, а оттуда в порт Вальпараисо. В общем и целом план можно было считать выполненным. И если бы не хворь американца, задержавшая их почти на две недели в Антуко, они, без сомнения, успели бы выйти к истоку Био-Био на озере Икальма. От озера до действующего вулкана Льяйма - одного из красивейших пиков Патагонских Анд - рукой подать.
Альфред не расстроился.
В следующий раз...
Длительное пребывание человека вне цивилизации стирает календарное восприятие времени, но последний вторник марта 1882 года навсегда врезался в память Гертнера. Консепсьон находился в семи днях пути. Буковые леса и кустарниковые заросли, переходящие в лесостепь, не создавали помех движению, но погода портилась на глазах. К вечеру мелкий холодный дождь застал группу в пятидесяти километрах от ближайшей деревни мапуче. Вольский предложил устроить привал. Следовало дать лошадям отдых и обсушить одежду.
Двигаясь вдоль одного из притоков Био-Био, они наткнулись на мощный скальный выступ; он заставлял реку огибать естественную преграду. За скалой явственно слышался шум падающей воды. Южный пологий склон каменистой возвышенности позволял без труда взобраться наверх. На северной стороне - почти над самым водопадом - обнаружилась небольшая площадка, рядом с которой чернело рваное отверстие грота более двух метров высотой. Лучшего места для ночлега не придумать.
Луис - так звали проводника - неодобрительно воспринял идею заночевать в пещере. Ему всюду мерещились злые духи. У индейцев это место имело дурную репутацию, но грот выглядел обжитым. Осветив внутреннее пространство факелом, путники увидели кострище, запас дров и просторную лежанку из сухих веток. Свод пещеры опускался под углом. Чтобы пройти вглубь, нужно было сильно пригнуться. У входа кто-то смастерил коновязь из древесного ствола. Вероятно, пещеру облюбовали заезжие охотники. Остатки сил ушли на то, чтобы затолкать четырёх вымотанных лошадей в грот. Животные испуганно таращили глаза и тревожно всхрапывали, когда Луис привязывал их.
После ужина Альфред бросил на лежанку пару одеял. Ему чертовски хотелось спать. Луис расположился ближе к выходу, не выпуская из рук винчестер. Вольский подбросил в костёр дров, извлёк путевой дневник и готовился потратить часть ночи на заметки. Тем временем ливень усилился, раздались первые раскаты грома. Судя по отдалённым сполохам молний, гроза шла с севера.
Гертнер почти уснул, когда одна из лошадей вдруг забилась у коновязи. Послышалось громкое восклицание Луиса и клацанье затвора винтовки.
- О, боже! Кто здесь?! - испуганно вскрикнул русский.
Альфред резко сел, нашаривая револьвер, с которым не расставался. Он искал причину переполоха у входа, но глаза почти не видели в сумраке. Внезапно осенило, что проводник с окаменевшим лицом смотрит в дальний угол пещеры. Винчестер лежал у его ног. Гертнер медленно повернул голову. Вольский стоял у огня. Дрожащими руками он прижимал к груди тетрадь. Его лоб покрылся крупными каплями пота, губы что-то беззвучно шептали, кончик рыжей бороды вздрагивал. Напротив него...
Из темноты, словно приведение, появился старик-индеец.
Высокая худощавая фигура, укрытая чёрной накидкой-шалью до пят, бесшумно приблизилась к огню. На плече поблёскивала большая серебряная заколка в виде головы кондора с глазами из жёлтого камня. Длинные седые волосы рассыпаны по плечам, голову венчал убор из тканой алой ленты, украшенный полированными металлическими пластинками. Старик окинул путников пронзительным взглядом, жестом предлагая сесть. Вольский первым плюхнулся на землю, отодвинувшись от костра как можно дальше. Альфред сидел, держа револьвер так, чтобы его не видел странный гость. Луис медленно присел на корточки. Увидев в руке Гертнера пистолет, он попросил убрать оружие.
- Бесполезно... - сказал проводник шёпотом по-испански. - Это мачи... Шаман горного племени мапуче. Его нельзя убить...
Профессор Вольский несколько раз перекрестился. Альфред, чуть помедлив, отбросил револьвер, Луис разрядил винчестер. Старик приблизился к костру, подобрал руками подол шали. Теперь было видно, что он очень стар. Тёмная кожа лица изрезана глубокими морщинами, над тонкими губами нависал крючковатый нос, будто клюв. Высушенные кисти рук жутко походили на птичьи лапы. И только чёрно-карие блестящие глаза не соответствовали возрасту. Когда он садился, пластинки на головном уборе еле слышно звякнули, подтверждая материальную природу владельца. Несколько долгих минут индеец смотрел на огонь. Наконец, он высоко поднял голову, спрятал руки под накидку и начал говорить. Резкая отрывистая речь, похожая на клёкот, лишь усилила сходство пришельца с огромной птицей.
Старик произнёс длинную фразу, взглянул на Луиса. Тот виновато покачал головой. Гертнер понял, что шаман говорит на неизвестном проводнику наречии. Индеец тем временем изучал русского профессора, словно принимал важное решение. Вольский под его взглядом буквально уменьшился. Он несколько раз оглянулся, ища поддержки у коллеги, но Альфред предпочёл оставаться на месте.
Гроза неожиданно стихла, дождь закончился.
В пещере воцарилась тишина, нарушаемая потрескиванием горящих поленьев. Индеец качнулся из стороны в сторону, замер. Вытянул из-под шали белый шерстяной мешочек. Положив его перед собой, возобновил речь. Луис вздохнул с облегчением; он знал кечуа - традиционное наречие инков, ставшее универсальным языком общения для большинства южноамериканских индейцев. Когда проводник хотел перевести фразу, старик что-то быстро добавил, властно подняв руку.
- Шаман сказал, что не может оставаться здесь дольше полуночи, - пробормотал Луис. - Он обращается к чужестранцу с бородой, который понимает его. С молодым белым он будет говорить позже.
Альфред видел, что профессор едва заметно кивает. Охватила досада. Значит, русский понимает кечуа? Но Вольский ни словом не обмолвился об этом за время совместной работы! Он всегда разговаривал с аборигенами через Луиса, делая вид, что не знает языка индейцев. Гертнер впервые посетовал на судьбу. Выучить экзотический язык в Германии не представилось возможным.
Две четверти часа шаман вещал вполголоса, делая паузы. Профессор Вольский старался казаться спокойным, хотя не вызывало сомнения, что он сильно взволнован. Время от времени его руки хватали блокнот, но старик громким восклицанием заставлял слушать. Альфред незаметно потянул цепочку хронометра. До полуночи оставалось двадцать три минуты. В тот момент он едва не пропустил главное.
Индеец замолчал.
Вытряхнул что-то на ладонь из белого мешочка. Бережно взяв предмет двумя пальцами, он посмотрел сквозь него на пламя. Это был хрустальный шар, три-четыре сантиметра в диаметре, с мелкими вкраплениями серебра. Он испускал холодное ровное свечение. Старик приблизил шар к лицу, вновь отдалил от себя. Зрачки глаз индейца расширились, он словно впал в транс.
После непродолжительной медитации шаман улыбнулся Вольскому, строго взглянул на Гертнера. Завершая монолог, старик не спускал с немца глаз. В его голосе появились сердитые нотки. Это длилось минут пять, затем индеец вновь проделал с шаром аналогичные пассы. Последовала короткая директива проводнику.
Луис будто очнулся от гипноза, повернулся к Гертнеру.
- Великий шаман передаёт белому человеку с бородой священный камень мапуче, - перевёл он. - Так решил Нгенемапун. Это верховное божество. Мачи не может ослушаться воли главного бога.
Альфред превратился в слух, ловя каждое слово легенды.
Много лет назад, когда большая гора Льяйма бросала в небо жидкий огонь, мать-земля отдала светящийся круглый камень первому вождю племени мапуче. С тех пор шар оберегал племя и подсказывал вождям, как защищать свой народ от враждебных племён. Инки не смогли отнять у свободолюбивых мапуче землю, но это сделали белые люди с волосатыми лицами. Они укротили ветер и приплыли к индейцам на огромных лодках. Мапуче храбро сражались, но боги отвернулись от них. Сегодня у мапуче нет вождя, кто мог бы остановить завоевателей. Нет армии - осталось слишком мало воинов. Нет того оружия, что есть у белого человека...
Шаман умолк. Гертнер мельком глянул на хронометр. Одиннадцать пятьдесят шесть. Почему-то его более всего занимал вопрос: что произойдёт, если индеец не успеет закончить до полуночи. А также - задним фоном свербела мысль - как он покинет пещеру. Неужели уйдёт пешком?
- Священный шар больше не помогает мапуче, - продолжил старик. - Вчера ночью ко мне явился верховный бог Нгенемапун. Я увидел пещеру над водопадом, чужеземцев, индейца-полукровку. Нгенемапун приказал отдать шар белому человеку, у которого на лице больше всех волос. Теперь он принадлежит его племени.
Гертнер покосился на Вольского. Профессор неподвижно сидел у костра. Несмотря на обширную лысину, у него действительно самая роскошная борода в экспедиции. Даже если бы Казнав и Уотерс присутствовали на встрече с шаманом, им вряд ли полагалось стать преемниками арауканского оберега.
Тем временем шаман спрятал артефакт в мешочек, легко поднялся. Вольский торопливо вскочил. Обойдя почти догоревший костёр, индеец прошептал молитву и торжественно вручил комок белой шерсти русскому учёному. Не удостоив взглядом Гертнера, он вполголоса что-то сказал проводнику. Запахнув шаль, старик попятился, исчезая во тьме пещеры.
Луис поднял винчестер, поклонился темноте. Взял пончо, выскользнул наружу, что-то бормоча себе под нос. Вольский сидел у огня, бросая в костёр остатки дров. Его руки непроизвольно комкали подарок шамана. Иногда он внимательно посматривал на коллегу-немца. Альфред лежал на спине, закинув руки за голову. Ему хотелось взять факел и обследовать угол пещеры, куда ушёл старик, но липкий страх сковал волю. Через полчаса дрова догорели, пещера погрузилась в непроглядную тьму. Люди молча лежали, осмысливая случившееся. Остаток ночи никто не сомкнул глаз.
* * *
Вагон не отличался роскошью.
Мебель, убранство, отделка и посуда - всё очень скромно и функционально. Рейхсканцлер Теобальд фон Бетман-Хольвег, следуя традиции, придерживался аскетического образа жизни как большинство его предшественников. В поезде он сменил гражданскую одежду на военную форму. Профессор отметил, что пикельхельм - форменный металлический шлем с острой пикой на макушке - глава правительства надевал перед зеркалом с видимым апломбом. Впрочем, когда Гертнер приступил к рассказу, Бетман-Хольвег снял тяжёлую каску. Наверное, будучи неглупым политиком, он понимал, что лишний раз кичиться формой не стоит. Ведь он никогда не служил в армии.
- Ещё чаю? - спросил рейхсканцлер.
- Благодарю вас. - Гертнер старался не встречаться взглядом с высокопоставленным собеседником.
- Куда, по-вашему, делся шаман? - Бетман-Хольвег закинул ногу на ногу, демонстрируя лакированную кожу генеральских сапог. - Он не мог пройти через скалу.
- Эта загадка волновала всех. - Профессор натянуто усмехнулся. - Утром мы попытались выяснить. В дальнем конце пещеры, куда Луис пробрался на четвереньках, открылся лаз, ведущий вглубь скалы. Но туннель, проделанный в камне неизвестно кем, был столь узок, что в него не смог бы пролезть даже кролик. Луис клялся, что к нам приходил дух гор.
- Занятно, - усмехнулся рейхсканцлер. - Вы уверены, что старик не пользовался основным входом? Шаман мог вас отвлечь. Заколдовать, к примеру, или усыпить, в конце концов. Как я понимаю, вы были изрядно утомлены.
- Ошибки быть не могло, - сказал Гертнер. - У входа сидел проводник. Он хотя и метис, но потомственный охотник. У него слух и обоняние как у зверя. Луис чувствовал опасность даже во сне. Мы убеждались в том неоднократно. Шаман появился словно из ниоткуда. Он не мог бесшумно проскочить мимо Луиса и Вольского, чтобы выйти из дальнего угла пещеры. Они не спали. Мы все бодрствовали, когда он покидал нас. Это же очевидно! Вы бы заснули, увидев и услышав подобное?
- Охотно верю. - Улыбка исчезла с лица рейхсканцлера. - Но меня не покидает ощущение, что вы рассказали не всё, уважаемый профессор. Вы ничего не забыли? Этот дикарь больше ничегошеньки не сообщил? Буквально в последнюю минуту. Напрягите память! Вы не могли забыть. Ведь вы осмелились возражать духу гор. Ну! Учёные редко страдают склерозом.
- Я не понимаю, о чём вы... - Альфред Гертнер побледнел.
- Не понимаете?! - Рейхсканцлер встал, глядя на притихшего профессора сверху вниз. - Я просил ничего не скрывать! Германия в состоянии войны! Почему вы умолчали о гигантских птицах, бросающих на поселения белого человека огненные камни?! Насколько мне известно, ваш родной Дрезден тоже был упомянут?! Выкладывайте!
Гертнер побледнел ещё больше.
Казалось, он близок к обмороку, ему не хватало воздуха.
- Но, позвольте... - прохрипел он, оттягивая ворот сорочки. - Откуда вы... Знаете?
- От Луиса, вашего проводника. - Бетман-Хольвег сел. - Мы нашли его. Неужели вы думаете, лучшая в мире разведка бездельничает, в то время как у России появились воздушные корабли, способные достичь наших границ? Итак, что вам говорил напоследок мачи?
- Шаман запретил мне прикасаться к священному кристаллу, - еле слышно прошептал Гертнер. - Но сказал, что я могу помочь профессору Вольскому доставить шар вождю его народа. Это воля богов, они накажут племя того, кто осмелится самовольно взять кристалл мапуче. На землю ослушника придут несметные полчища врагов...
Гертнер тяжело дышал.
Его взгляд как будто остекленел.
- Много дней и ночей продлится жестокая война, - вспоминал он, глядя в одну точку. - Земля будет захвачена, поселения разграблены, жилища сожжены. Большое количество белых воинов погибнет, гораздо больше чем погибло индейцев. Враг построит хижины из металла, которые двигаются по земле быстрее, чем лодки по воде. В этих домах спрячутся его воины. Они бросают длинные огненные копья, оставаясь недосягаемыми для стрел и дротиков. Прилетят большие злые птицы, держа в когтях огненные камни. Шаман сказал, что моя родная деревня будет уничтожена небесным огнём... Неужели это... Бомбы?! О, господи! Конечно, огромные бомбы! Простите, господин рейхсканцлер, мне трудно говорить. Теперь я понимаю, о чём шла речь. Но что такое эти железные дома, способные передвигаться вместе с людьми?..
- Не паникуйте! - Бетман-Хольвег хрустнул костяшками пальцев. - Бомбовозы "Илья Муромец" не способны доставить нам серьёзных неприятностей. Их не так много, всего несколько десятков. Это весьма уязвимый деревянный биплан. У русских нет своего мотора, они покупают за границей "Аргусы" и "Санбимы". Германская воздушная эскадра полностью контролирует небо над полями сражений. Кроме того, у нас довольно зенитной артиллерии и цепеллинов. Всё, что они могут - сбросить пару фугасов на австро-венгерские боевые порядки.
- Молю бога, чтобы пророчество шамана оказалось мифом...
- Что вы ему ответили?
- Я сказал, - Гертнер закрыл лицо ладонями, - что моя деревня очень большая. Наши дома построены из камня, их нельзя сжечь, как постройки индейцев... Тридцать лет назад про военные аэропланы и бомбы думать никто не мог. Откуда мне было знать?! У туземцев много сказок и поверий...
- Мне странно слышать это от учёного, - удивлённо констатировал Бетман-Хольвег. - Однако достаточно об этом. Прошу вас, рассказывайте дальше. Я хочу знать, что произошло, когда вы добрались до Консепсьона. Как вы узнали о свойствах шара?
Взгляд географа рассеянно блуждал, он с трудом собирался с мыслями.
- Господин профессор, - неожиданно мягко сказал Бетман-Хольвег. - До Лейпцига три с лишком часа ходу. Предлагаю сделать перерыв на отдых. Сейчас вам покажут гостевую комнату, а я проведу совещание. Через тридцать минут жду вас.
Гертнер послушно кивнул, вставая.
Он одёрнул сюртук, нерешительно шагнул к выходу. За спиной учёного раздался щелчок, будто открылась шкатулка. Это рейхсканцлер нажал на потайную кнопку под набалдашником трости. Откидная крышка маскировала полость для мелких предметов. Любопытство против воли развернуло Гертнера, заставив искать глазами источник звука. Рейхсканцлер стоял напротив, в его руке...
- Это он? - спросил Бетман-Хольвег.
Гертнер оцепенел. На ладони рейхсканцлера лежал священный кристалл племени мапуче, или... Или не очень искусная подделка. Профессор был готов поклясться, что шар стал менее прозрачным, словно обычное стекло. Кроме того серебристые крапинки внутри уже не восхищали необычайно ярким блеском. Они скорее напоминали металлические опилки.
- Похож, - неуверенно пробормотал Гернер, убрав руки за спину. - Но... Шар мапуче переливался и светился, блёстки внутри горели как звёздочки. От него исходили какие-то волны, будто гипнотическая сила, я точно помню. Теперь он...
- Ступайте! - желчно бросил рейхсканцлер. - Жду вас через полчаса. Надеюсь получить исчерпывающую информацию. Кстати, профессор, совсем запамятовал! Мне очень жаль, но ваш проводник Луис безвременно скончался от грудной жабы. Буквально спустя неделю, как его разыскали наши агенты. Надо сказать, очень вовремя разыскали, он был совсем плох. Вы теперь моя единственная надежда. Отдохните хорошенько! Постарайтесь ничего не забыть.
Никакого совещания не планировалось.
Оставшись в одиночестве, Теобальд фон Бетман-Хольвег углубился в чтение секретных донесений. Через четверть часа он в сердцах захлопнул папку для бумаг. Даже ему, далёкому от воинской науки чиновнику, уже ясно, что кампания 1916 года не приблизила Германию к победе. Мощь её индустриальной машины безнадёжно растрачена в позиционной войне. Тщательно подготовленный прорыв на Западном фронте не состоялся. Французские войска сумели вовремя перегруппироваться. Затянувшееся сражение у Вердена исправно перемалывает живую силу и оружие воюющих стран. Такого история боевых действий не знала. Более 400 тысяч убитыми с обеих сторон за полгода при движении вглубь территории противника на пять-семь километров. Торжество военного абсурда...
Луцкий прорыв генерала Брусилова в корне изменил диспозицию на Восточном фронте в пользу русских. Штаб ещё не представил окончательные сведения, но уже известно, что потери Германии и Австро-Венгрии превысили миллион убитыми, раненными и пропавшими без вести. Враг тоже заплатил немалую цену за летнее наступление, но русские армии заняли Буковину и Восточную Галицию, отодвинув линию фронта более чем на сто километров. На волне этого успеха к Антанте немедленно примкнули Италия и Румыния.
Крупное водное сражение у полуострова Ютландия формально выиграл германский флот, но главная цель не достигнута - морская блокада империи не снята. Английские линейные крейсеры и линкоры по-прежнему сохраняют господство в Северном море. Наметился острый дефицит сырья для заводов и фабрик. Ощущается нехватка продовольствия. Моральный дух войск упал. Немецкое командование, обещавшее скорую победу благодаря химическим зарядам, не учло отрицательного резонанса мировой общественности. Над Германией нависла угроза политической изоляции. Почему рейхсканцлер не смог предвидеть столько неудач?
Хвастаясь перед географом успехами имперской авиации, он тоже откровенно кривил душой. Русские аэропланы "Илья Муромец" и "Киевский" наносили ощутимый урон не только австро-венграм. Для германской территории они пока не представляли опасности, но разведка всё чаще доносила, что вероятность подобного бомбометания весьма высока. Гений Сикорского без устали вносил в конструкцию улучшения. Бомбовозы летали всё дальше, фугасы становились мощнее, а счёт уничтоженных в воздухе "Муромцев" пока шёл на единицы. Эти четырёхмоторные исполины имели потрясающе эффективное пулемётное вооружение - до пяти стволов на корабль. Германские авиаторы побаивались вступать с ними в воздушные бои. Несколько сожжённых в Зегевольде машин русские заменили модернизированными образцами буквально за месяц. Известие об успешных испытаниях в России 410-ти килограммового фугаса ввергло кайзера в уныние. Ему часто снился один и тот же сон - родной Берлин, наводнённый русскими казаками, говорящими на чистейшем французском.
А вот Гертнеру, похоже, мерещатся вражеские аэропланы над Дрезденом. Слишком часто он туда ездит, чтобы целыми днями бродить по городу. При этом географ украдкой поглядывает в небо и осеняет себя крёстным знамением. Рейхсканцлер вспомнил, как утром наблюдал за учёным из своего автомобиля. Впрочем, Бетман-Хольвег понимал профессора. Саксонская столица прекрасна. Неужели есть на земле люди, способные посягнуть на её великолепие? Он неожиданно уловил в размышлениях историческую аналогию. Римская империя когда-то была уничтожена варварами.
Рейхсканцлер гнал прочь унылые мысли.
Следовало думать о насущных задачах. Германская экономика трещала по швам, снабжение армий топливом, амуницией, боеприпасами и продовольствием ухудшалось с каждым днём. Разведка сообщила о готовящемся наступлении англо-французской коалиции на Сомме. Англичане перебросили на фронт новейшее оружие - бронированные тракторы "Марк", оснащённые пушками и пулемётами. Неужели шаман мапуче предсказал появление сиих монстров? По сути, это действительно самоходные металлические дома, в которых укрываются солдаты. Им нипочём ружейно-пулемётный огонь, а сами они поражают врага огненными копьями и дротиками. Ни одно фортификационное сооружение не остановит многотонную ползучую махину. Рейхсканцлера убедили, что английские тихоходные железяки послужат отличными мишенями для германской артиллерии. Но никто из штабных умников не смог внятно ответить на вопрос, насколько опасен быстрый и хорошо вооружённый гусеничный броневик "Рено", который ускоренными темпами создают французы.
Каков же исход операции на Сомме?
Бетман-Хольвег запер дверь на ключ, установил на столе массивную свечу в золотом подсвечнике. Пожалуй, это единственный предмет роскоши в вагоне. Подсвечник являлся фамильной ценностью. Рейхсканцлер зажёг огонь, извлёк из трости кристалл. Надел пенсне, внимательно рассмотрел шар. Поместив его между собой и пламенем, он попытался настроиться на должный лад, но что-то заметно раздражало.
Что?..
Несомненно, профессор Гертнер отметил очевидный факт - кристалл постепенно теряет прозрачность. В тот день, когда сестра милосердия, завербованная будущим рейхсканцлером Германской империи, выкрала шар в поместье умирающего Бисмарка, кристалл действительно поразил чистотой и мистическим внутренним сиянием. Но с тех пор прошло целых восемнадцать лет.
"Однако, что за глупость! - Бетман-Хольвег мысленно пожурил себя. - Если шаман не врал, кристаллу несколько веков, если не больше. Причина в чём-то другом".
Шар начал мутнеть осенью 1914 года - вскоре после начала войны. Именно тогда рейхсканцлер заметил, что кристалл убавил шкалу предсказуемого времени. Если раньше удавалось разглядеть и почувствовать события на три-четыре месяца вперёд, то теперь будущее просматривалось не дальше, чем на одну-две недели. Отто фон Бисмарку, похоже, открывались более длительные промежутки времени. Неужели он видел вперёд на годы? Иначе как объяснить его потрясающее политическое чутьё? Первый рейхсканцлер оставил после себя великую Германскую империю, сумев преодолеть раскольнические настроения правителей мелких государств и земель. Не зря его прозвали железным...
"Любопытно, какое прозвище достанется мне в случае победы в Великой войне? - подумал рейхсканцлер. - Не хотелось бы делить триумфальный венок с кайзером".
Бетман-Хольвег вновь посмотрел на огонь через шар.
Результат сражения на Сомме по прежнему не был ясен рейхсканцлеру. Он решил, что дело в свече. Перед камином получается намного лучше. Недаром Отто фон Бисмарк каждый вечер сидел у камина...
"Бисмарк всегда ратовал за добрые отношения с Россией", - подумал Гертнер.
Когда сопровождающий офицер вышел, учёный закрыл шторки окна. Милые сердцу пейзажи Саксонии не давали возможности сосредоточиться. В голове царил сумбур. Но одно обстоятельство радовало, если не брать во внимание его погребальный оттенок. Рейхсканцлер, несомненно, перегнул палку, навязывая Гертнеру свои правила игры. Жив Луис или мёртв, это уже не имеет значения. Даже если его устранили агенты имперской разведки, вряд ли он сообщил им то, что знает теперь только Альфред - последние слова шамана, адресованные Луису. Старик не учёл, что в жилах проводника текло пятьдесят процентов испанской крови, причём мужской крови. Отец Луиса эмигрировал в Южную Америку в середине XIX века. Женившись на девушке из осёдлой индейской семьи, он дал сыну неплохое образование. Луис, тем не менее, выбрал ремесло охотника. Ему нравилась жизнь на природе, услуги проводника хорошо оплачивались. Всю дорогу до Консепсьона он хранил молчание, но при подходе к городу вдруг заговорил. Его слова загнали Гертнера в ступор, а Вольского рассмешили.
- Когда шаман уходил, он приказал неусыпно охранять вас, - многозначительно изрёк Луис. - Боги накажут меня, если шар не попадёт в руки белого вождя.
- Гертнер, вы слышали? - засмеялся Вольский. - Луис намекает на двойное жалование! Что ещё интересного сказал дух гор? Мне казалось, я всё расслышал.
- Я не верю шаману, - серьёзно добавил Луис. - Вам следует избавиться от камня. Мапуче всегда ненавидели белых людей. Вы не можете использовать его во благо себе. Бог Нгенемапун - не ваш бог. Глаз в будущее принесёт белому человеку горе. Шар служит индейцам, даже если он в руках чужеземца.
- Ты хочешь сказать, лучший способ избавиться от кристалла - подарить его Луису, так? - заговорщицки подмигнул Вольский. - А ты хитёр!
- Я предупредил! - обиделся проводник.
До Консепсьона добрались без приключений. Метис получил вознаграждение, оставляя путников на волю богов. Альфред Гертнер, увлечённый сборами, ненадолго забыл об индейском подарке. Необъяснимые события начались по прибытии в Вальпараисо. Изучив расписание движения пароходов, Гертнер предложил Вольскому ускорить сборы. Но русский профессор, напротив, делал всё от него зависящее, чтобы оттянуть выезд. Отношения между учёными портились, Вольский становился угрюмо-молчаливым. Внезапно газеты сообщили, что недавно отплывший в Европу пароход затонул на траверсе мыса Горн. Пассажиров спасти не удалось. Вольский демонстративно бросил свежий номер газеты на стол, когда вышел к завтраку. Наблюдая за читающим Гертнером, он вдруг негромко сказал:
- Мне надо с вами посоветоваться. Видите ли, я знал, что "Валькирия" потерпит крушение.
- Откуда? - удивился Гертнер.
- Кристалл мапуче предрёк это событие. - Вольский несколько раз обернулся, но никто из постояльцев гостиницы не обращал внимания на двух путешественников. - Я... Как бы это помягче сказать. Я нарушил запрет шамана. По его словам, только вождю дозволено заглядывать в будущее. Однако я не могу вручить государю невесть что - индейскую головоломку. Я хотел проверить. Учёный должен лично убедиться...
- Убедились? - холодно осведомился Гертнер.
- Как видите... - Вольский стрельнул глазами в газетную статью.
- Почему не предупредили власти?
- Вы в своём уме, Гертнер? - зашипел Вольский. - Кто мне поверит? А если и поверят, неужели вы думаете, нам дадут спокойно отплыть? Вы не общались с местной полицией. Такими находками не шутят! Я не всё сказал...
- Если вы действительно рассчитываете на мою помощь, - как можно более равнодушно заметил Гертнер, - я должен знать не меньше вашего.
- Хорошо, - сдался русский. - Идёмте ко мне в номер.
Гертнер освежил в памяти воспоминания тридцатичетырёхлетней давности. Вольский продемонстрировал, как работает кристалл. Для этого он разжёг в пепельнице небольшой костёр. Если долго смотреть через шар на огонь, можно увидеть будущее. Когда Альфред задал прямой вопрос, что представляет собой это видение, русский профессор ничего толком не объяснил. Сказал лишь, что это надо видеть своими глазами.
На следующий день Вольский мрачно сообщил, что смог заглянуть вперёд на целый месяц. Вид у него был таков, словно ему довелось наблюдать собственные похороны. На просьбы Гертнера самому взглянуть в будущее он отвечал жёстким отказом. Якобы тот слишком молод, да и Вольскому заниматься ясновидением небезопасно.
Альфред вспомнил слова Луиса.
Шаман несколько раз предупреждал, что кристалл предназначен исключительно для вождей. Простому воину знание грядущих событий вредно, так как он не способен оценить их значимость применительно к целому народу. Посему воин должен слушать вождя. Так решили боги. Именно боги наделяют вождей ответственностью и властью. Главное условие - помыслы человека, владеющего кристаллом, должны быть чистыми и бескорыстными. Всякий, кто попытается использовать его для причинения вреда, будет наказан.
Следующий пароход отплывал через две недели.
Всё это время Вольский избегал разговоров о кристалле. Вечерами он запирался в номере, утром на него было тяжко смотреть. Он выглядел измотанным, под глазами обозначились тёмные круги. Накануне отъезда русский пригласил Альфреда к себе в номер, чтобы сообщить нечто важное. Аудиенцию он назначил на вечер. У Гертнера день ушёл на отправку в порт багажа и утряску вопросов с разрешением на вывоз многочисленных ящиков и коробок с результатами экспедиции. Профессор остался в гостинице.
К ужину он не вышел.
Гертнер наскоро перекусил, спешно поднялся в номер Вольского. То, что увидел немецкий учёный, потрясло его не меньше, чем визит шамана в пещеру. Комната пропиталась дымом. Походный котелок для приготовления пищи стоял в центре стола, доверху наполненный пеплом. Пол был усыпан обрывками палёных газет, сам Вольский лежал на кровати в одежде и обуви. Услышав шаги, он попытался приподняться, но ему не хватало сил. Ошеломлённый Альфред присел на стул, не зная как поступить.
- Россия... - вдруг прохрипел Вольский. - России больше нет...
- Вам плохо, профессор? - Гертнер коснулся его ладони, но тут же отдёрнул руку.
Кожа на ощупь была ледяная.
- Я вызову доктора! - Альфред понимал, что отъезд может сорваться.
- Не надо врача... - Вольский с трудом сел, обхватил голову руками. - Не надо... Хозяин гостиницы вызовет не только доктора, но и полицию. Мне уже лучше...
- Что с вами?
- Кажется, я переусердствовал с шаром, - подавленно сообщил Вольский. - Заглянул слишком далеко... Не знаю, какой это год, но то, что мне открылось... Я едва не потерял сознание... В России нет императора... Страна ввергнута в хаос... Много вооружённых людей... Самое ужасное - это не похоже на войну... Я видел как солдаты расстреливают мирных граждан, отбирают скот и продовольствие! Но они говорили по-русски... Я чётко расслышал команду "Пли!.." Что это, Гертнер?! Я схожу с ума...
- Советую вам прекратить опыты с кристаллом, господин Вольский, - Альфред попытался навести в комнате порядок. - Я бы на вашем месте не играл с огнём. Уверен, вы достаточно экспериментировали с шаром, чтобы внятно объяснить царю, как пользоваться им. Завтра мы покинем Чили. Сосредоточьтесь на отъезде, приведите себя в порядок. Вы ещё успеете к ужину.
- Альфред... - вдруг тихо попросил Вольский.
Он впервые назвал Гертнера по имени.
- Альфред, я прошу вас помочь мне. Будьте любезны, заберите у меня кристалл. Пусть он хранится у вас, пока мы не достигнем берегов Европы. Я действительно боюсь... Невероятно... Страшно... Церкви без крестов? С храмов сбрасывают колокола... Теперь не знаю, должен ли я отдавать шар государю. Я вообще не имею представления, как поступать...
Казалось, он разочарован. Рассказ профессора Гертнера не добавил ясности. Пожалуй, всё, что сообщил географ, выглядит убедительно. Но ключевой вопрос - как надлежит правильно пользоваться арауканским шаром - остался открытым.
- Должен ли я полагать, что вы не решились самостоятельно заглядывать в будущее? - неожиданно спросил рейхсканцлер.
- После того, как Вольского наутро обнаружили мёртвым? - иронично ответил Гертнер вопросом на вопрос.
- У вас были неприятности?
- Мне пришлось задержаться в Чили ещё на пару недель.
- Какова причина смерти?
- Разрыв сердца.
- Печально, - как можно более искренне подытожил разговор Бетман-Хольвег. - На всё воля божья. Вам нечего добавить к сказанному?
- Нет, господин рейхсканцлер, - твёрдо ответил Гертнер. - Теперь вы знаете всю историю. Надеюсь, я могу сойти в Лейпциге?
- Вы свободны. - Бетман-Хольвег выдержал паузу. - Но я бы очень попросил вас об одном одолжении. Пообещайте хранить этот разговор в тайне до конца ваших дней.
- Даю слово. - Гертнер протянул руку. - Как вы понимаете, господин рейхсканцлер, меньше всего я бы хотел скоропостижно покинуть этот мир по причине грудной жабы.
- Благодарю, - холодно усмехнулся Бетман-Хольвег. - Всего доброго, господин профессор. Вас проводят.
* * *
Глава правительства Германской империи взял с Альфреда Гертнера честное слово. Вероятно, он хотел показать, что в его силах контролировать поступки и слова географа до самой смерти. Рейхсканцлер имел право так думать, будучи моложе профессора на три года. Однако далеко не всегда жизнь первых лиц государства ознаменована долголетием. По иронии политической судьбы Теобальд фон Бетман-Хольвег скончался в 1921 году - вскоре после окончания Великой войны.
Четырьмя годами ранее его отправят в отставку.
В день, когда произошли описываемые события, он не ведал, что война продлится ещё два года и унесёт жизни более 10 миллионов солдат. Цифра, повергшая человечество в шок. Не считая более 18 миллионов искалеченных и 11 миллионов убитыми среди мирного населения. Без учёта колоссальных экономических потерь и долгосрочных последствий для всего мира. Без учёта исчезновения с европейской карты Второго рейха и появления взамен ущербного политического образования Веймарская республика.
Рейхсканцлер ещё надеялся на победоносный исход войны, хотя сам уже не верил в это. Войны, поспешно начатой Германской империей в его лице. Стоившей ей всех побед и заслуг железного канцлера Отто фон Бисмарка, который оказался настолько мудрым, что не счёл возможным играть в судьбу родины со сверхъестественным. Шар мапуче, вручённый ему отцом Альфреда Гертнера, до самой кончины Бисмарка покоился на каминной полке в его поместье во Фридрихсру. Всего несколько человек из ближнего круга знали, что это древний индейский артефакт из Нового света. Честно говоря, большого значения тому не придавали. В эпоху колониального передела мира подобные безделушки встречались на каждом шагу.
Кайзер Вильгельм так не считал. После проигранной битвы на Сомме он отобрал у рейхсканцлера "глаз в будущее". История умалчивает, насколько далеко он смог продвинуться в амплуа ясновидца, но доподлинно известно, что в ноябре 1918 года Вильгельм II сложил с себя полномочия германского императора и короля Пруссии. Современники едва не учинили над ним международное судилище, намереваясь объявить военным преступником. Его спасла эмиграция и личный патронаж нидерландской королевы Вильгельмины. Несмотря на проигранную войну, он остался ярым государственником и убеждённым патриотом. Доживая остаток жизни в Нидерландах, он внимательнейшим образом следил за развитием событий в бывшей Германской империи. Главной своей заслугой он считал исторический факт, что улицы Берлина не услышали топота копыт российской кавалерии.
Его смерть 4 июня 1941 года отмечена мистическим совпадением, как впрочем, и дата рождения. Будущий правитель Германской империи родился в 1859 году. В тот же год на свет появился известный немецкий путешественник Альфред Гертнер, покинувший бренный мир на целых двадцать лет позже Теобальда фон Бетман-Хольвега, но... В один год с кайзером Вильгельмом II-м.
Географ никогда не считал себя причастным к событиям, которые впоследствии войдут в анналы истории, как Первая мировая война. Много лет понадобилось Альфреду Гертнеру, чтобы вытравить из памяти зловещие предсказания шамана. Он не упускал случая навестить родной Дрезден, чтобы в одиночестве побродить по улочкам старого города. Профессор умер в Гейдельберге в августе 1941 года, где преподавал в университете до конца своих дней. Таким образом, ему довелось второй раз в жизни стать очевидцем вступления Германии в войну против России.
Вильгельм II, усопший за семнадцать дней до перехода войсками Третьего рейха границы СССР, не был награждён аналогичным реверансом судьбы. Но умирал он с чувством выполненного долга. Его страна возрождалась семимильными шагами. Более всего Вильгельма мучило, что поделиться этой радостью ему было не с кем. Как и воспоминаниями о тайной встрече с будущим фюрером нацистской Германии в начале тридцатых годов. Глубоко засекреченное рандеву готовилось с одной целью: передать новому лидеру страны небольшой круглый предмет, умещающийся в ладони. На вид - отполированная сфера из тёмного янтаря, внутрь которой попала медная стружка. Именно так воспринял подарок отрёкшегося императора молодой рейхсканцлер с характерными чёрными усиками.
Последний германский кайзер хорошо запомнил день встречи.
Она состоялась 12 февраля 1933 года. Спустя ровно двенадцать лет произошла бомбардировка Дрездена англо-американскими воздушными силами. В мае 1945-го в Берлин войдут советские танки...
Посвящается 100-летию начала Первой мировой войны