-- Ну что ты, -- откуда-то сверху появляется большое, теплое, доброе, старое лицо бабушки. -- Все когда-нибудь становятся взрослыми. И ты станешь. Чего плакать-то, маленький? Слезки-то утри.
Очень хочется сказать, закричать бабушке в лицо -- от которого пахнет поспевшими сдобными булками, кипяченым молоком, свежевыстиранным бельем -- хочется объяснить, что нет! не маленький! и взрослым никогда не буду!
Не могу. Не понимаю -- почему. Не понимаю -- как. Не понимаю -- что. Что объяснить-то? Была мысль -- улетела птицей вдаль, как всегда. Да и бабушка не поймет. Она сама взрослая, она уже не может понять...
Иногда -- смотришь на бабушку и видишь маленькую девочку, которая замерзала в снегу, когда шла в родную деревню из города. Которая лучше всех танцевала на праздниках. Которая смеясь бегала играть в поросший колючим кустарником заброшенный барский дом.
Я не могу этого знать. Мне всего пять лет, но все, что рассказывала бабушка -- все огнем осталось в памяти. Кем-то злым и бессердечным дарованная способность смотреть и видеть человека изнутри, ребенка. Во взрослом.
Когда следующий раз? Сколько мне лет?
Не знаю!.. Не помню?..
И без того маленькая семья молча сидит на диване. Прошли похороны, поминки. Наверное, даже бабушкина смерть уже почти прошла... Если открыть глаза и поглядеть, то, наверное, точно уже прошла.
Нет, не открою. Знаю, не ушла она никуда, здесь сидит, рядом. Четвертая среди остальных. Сидит и смеется -- Скоро, скоро. Все ко мне придете, никуда вам от моих ласк не деться.
Почему вы ее не видите? Вот же она, рядом с тобой, мама. Прогони ее, я боюсь!
Прочь, пшла вон со двора, старуха старая! И косу свою забирай!
Как там?
Далеко, во окияне, на острове Буяне, лежит Алатырь-камень...
Не помню... Смеется, уходит.
Вернется потом, я знаю. Она никогда не уходит навсегда, всегда возвращается. Она повсюду -- в желтеющих листьях, в осени, в старушке, которая переходит улицу, в ржавой консервной банке у гаража на детской площадке.
Напоминает, чтобы не забыл. Смеется исподтишка, за спиной. Бросает пригоршню желтых кленовых листьев, они ползут вместе с ветром неспешно по пыльному асфальту дороги ко мне. Разворачиваюсь, бегу домой.
Я боюсь, мама. Прогони ее!
Пожалуйста...
Однажды, на детской площадке, я видел соленую рыбу. Я заметил ее на четвертый или пятый раз, когда проходил мимо. Она лежала себе спокойно и лежала -- ее не трогали ни время, ни солнце, ни бродячие собаки-кошки.
Заметив ее, я присел рядом, знакомясь с рыбой. Потыкал ее пальцем -- она была твердой, как камень. Такую не всякий клык возьмет, не то что мелкий червячок или микроб. Рыба и маленький мальчик на корточках.
Каждый раз, проходя мимо, я здоровался с ней.
Она лежала так несколько лет, бросая немой, свой соленый рыбный вызов смерти и тлену. А потом куда-то исчезла. Когда я ее не увидел на ее привычном месте, то несколько раз обошел детскую площадку, обошел гаражи, что были рядом, тщательно перерыл помойку между рядами гаражей. Ее там не было. Наверное, какой-нибудь особо заботливый родитель заметил ее, подошел, взял за хвост, кривя лицо, и навсегда оградил свое чадо от этой мерзости.
Когда рыба не нашлась мне очень долго было совсем плохо.
-- А чего ты хотел бы достичь в жизни?
Тихий, мечтательный голос рядом. Темно, ночь лучше любого одеяла. За стенкой опять пьют, поют дурным голосом дурные песни -- тошно. Там тоже старуха с косой, смеется меж голосами поющих. Убежал бы, забился бы в угол, с головой закутался бы в одеяло, если бы не тепло под боком. Живое, любящее.
Мама, где ты?! Прогони ее!
-- Не знаю... -- легко отвечать под одеялом из темноты, когда не видно лица. -- Славы, наверное. Может быть, денег. Вообще, солнышко, писателем быть хочу.
Старуха за стенкой смолкает и прислушивается. Внимательно. Слышно, как она прислушивается.
-- Жить хочу вечно. И все время быть молодым, чтобы никогда не становится взрослым.
Старуха уходит злая. Забывая свою косу. Завтра я увижу как сосед заточит ее и отвезет на огород.
Взрослые -- это особенный мир, населенный особенными людьми. Старыми и уставшими. Они все подружились со старухой, заискивают перед нею, лебезят.
Иногда они такие смешные. Иногда.
А на самом деле страшные. У каждого за спиной стоит старуха с косой, положив одну костлявую ладонь на плечо взрослого. И у каждого своя старуха.
У них у всех усталые лица. Бабушка, мама, брат деда, его жена.
Они страшные.
-- Поздоровайся с дядей Володей, сынок, -- мама улыбается. Устало.
Она иногда улыбается радостно. Когда весело мне. Только мне редко бывает радостно. Больше страшно и одиноко среди взрослых и старух.
Подхожу, здороваюсь. Мама опять улыбается. Опять устало. Думает, что я рад. Что мне хорошо. Она взрослая, а потому ничего не видит. А может и видит, но тогда зачем?..
Ухожу к себе в комнату. Читать или рисовать. Или играть с солдатиками, построить их двумя армиями и разыграть битву. Одному гораздо лучше, когда один -- нет старухи и забываешь о взрослых. Их нет.
-- На самом деле, солнышко, -- пожимаю плечами. В темноте этого не видно, но она чувствует, потому что лежит рядом, обняв меня. -- Я хотел бы быть Спасителем.
Мы смеемся.
-- Чтобы прийти и показать взрослым, какие они на самом деле. Чтобы они увидели себя, не смогли отвернуться и тут же забыть, как они это обычно делают. Или просто не захотеть слушать.
Он не понимает. Очень обидно и опять одиноко. Старуха возвращается за стенку, на этот раз торжествующая. А сосед уже унес косу в чулан. Но старуха боится -- вдруг я и взаправду стану Спасителем? Тогда я мог бы прогонять ее. Навсегда.
На самом деле она не просто смерть. Она -- усталость. И смерть тоже. Я это понял, когда впервые увидел своего ровесника с нею за плечами.
Было еще страшнее. Я видел облака необычной формы, лежа в ковыле. Я с радостью исследовал овраги в степи, ища аммониты или отпечатки листьев в камне. Я всякий раз радовался синему небу, как будто впервые видел его.
А он -- нет. Он был такой же уставший, как и все остальные. Был взрослый.
И -- как все взрослые -- не мог видеть неба, не видел желтые саваны умирающих, чтобы воскреснуть, деревьев. Не чувствовал зова весны, когда та срывает тебя с места, ведет за собой по улицам города, по лужам, по грязи, мимо реки, мимо церкви, на гору, откуда виден весь город. И река тоже, но в дымке. Даже противоположный город видно, только плохо.
Взрослые живут только плохим и не видят окружающего их света. Они не могут прекратить своих глупых ссор и обид, не могут простить собеседника. Не могут не придавать никакого значения разбитой чашке, убежавшему молоку, пролитому варенью. Старуха не дает, дергает за плечо, заставляет смотреть туда, куда нужно ей. Показывает только плохое, и все сильнее и сильнее давит на плечи, сгибает до самой земли. Ледяная Королева -- костлявая старуха.
Мама, почему ты ее так и не прогнала?! Почему она всегда рядом?!
Кто-нибудь?!..
Взрослые не умеют любить. Наверное, это самое страшное -- лишиться такого дара, счастья. Когда они любят, они перестают быть взрослыми. Становятся детьми.
Единственная сила, способная с позором изгнать старуху -- любовь. Любая любовь. Старуха боится тех крыльев, которые вырастают за спиной её жертвы. Уходит.
Взрослый начинает улыбаться. Сначала испуганно озираясь при каждой улыбке, несмело радуясь давно потерянному миру, который он внезапно обрел вновь. Он становится ребенком, молодеет на десять лет, двадцать, тридцать. Он слышит песню весны, бежит за ней, удивляясь, откуда у него только берутся силы. Распахивает объятья любимому человеку, радуется ему и смеется вместе с ним.
Старуха не прощает поражений и всегда бродит поблизости, расставляя свои ловушки. Старается подойти как можно ближе. Избегает взмахов белых, сияющих крыльев за спиной взрослого-ребенка. Хочет зайти сзади и снова положить руку на плечо. Только на этот раз наказать сильнее, еще ниже пригнуть к земле -- наука на будущее.
Я ее боюсь. И ненавижу.
Когда я это покажу тем, кто захочет это прочитать...
И если найдется хоть один человек, который скажет Да! Все так и есть! -- останется только улыбнуться через силу, отвернуться и промолчать.
Кто этот человек? Кто эта старуха у него за плечами?