Заканчивалось правление Черненко. Было самое начало эпохи Перестройки. На сотрудников нашего конструкторского отдела вдруг свалились большие премии. Денег было много, и казалось, этому не будет конца. Все были веселы и миролюбивы. За целый год - ни одной склоки! Обедать мы ходили уже не в столовую, а в ближайшее кафе. Юноши платили за дам. На десерт брали пирожные.
Но все неожиданно быстро закончилось. Заводы останавливались, контракты разрывались. Нам перестали платить премиальные. В институте началось разложение. Не то медленное гниение, которое наблюдалось в конце Застойного периода, а настоящее разложение, преддверье Большой Катастрофы. Оно ощущалось в воздухе, оно развращало людей, и многие проявляли себя с совершенно неожиданной стороны. Начальник отдела и его заместитель начали непрерывно пить. Денег на зарплату почти не было. То есть они были, - от аренды пустующих помещений, - но доставались уже не всем, а только тем, кто пил вместе с начальником. И еще Толе Пятовичу. Пятович был гений, конструктор от бога. Без него просто не могли обойтись. Он мог создать замечательный проект даже в состоянии сильного алкогольного опьянения. Ошибку в его чертежах найти было невозможно. Но Пятович большую часть рабочего времени занимался халтурками для студентов. К подачкам от начальства он относился со скептическим высокомерием.
Начальник напивался в самом конце рабочего дня, нетрезвым ехал в метро, постоянно теряя по дороге часы и головные уборы. Шапка сначала была норковая, затем были три ондатровых, потом он пришел в кепочке из меха нерпы и выглядел при этом немножко сумасшедшим.
Мы все ждали момента, когда он придет на работу в кроличьей ушанке. Но началась весна, и начальник явился в итальянской куртке, со стильной сумкой через плечо и вообще без головного убора. Сказал нам, что с завтрашнего дня он - за рулем, что автоматически означало полную трезвость. Но этого так и не случилось.
Начальник привел к нам в отдел нового сотрудника - проектировщика Олега Сергеева. Начальник радовался, что нашел для отдела этот бесценный клад. Олег закончил МГУ, у него было много статей и свидетельств об изобретениях. Он нам понравился, - собранный, эрудированный, очень спортивный. Мы решили, что ему лет тридцать пять. Оказалось, гораздо больше, - сорок семь.
Олег не спешил погружаться в работу, но работать явно умел. Пятович совсем погряз в своих халтурках, и надежда была только на Олега.
В самый критический момент, когда год заканчивался и нужно было сдавать чертежи и отчеты, Олег занялся какими-то профсоюзными списками.
Я сказала, - Ты с ума сошел! Мы же опять останемся без премии!
- Мы и так останемся без премии. Разве ты не чувствуешь Ветер Перемен?
- Да типун тебе на язык! И на кой черт тебе эти списки?
- Видишь ли, здесь - бумаги, а там реальные люди. И они могут пострадать.
Самое удивительное, что у него не было личной заинтересованности. Он не нуждался ни в путевках, ни в улучшении жилищных условий.
На своем маленьком участке работы Олег был совершенно незаменим. Начальник почти умолял его оставить профсоюзные дела и заняться проектом.
- Хорошо, я сделаю, - голос его прозвучал сухо, он не старался понравиться руководству.
Пятовича, меня и Трубаеву начальник попросил выйти на работу в субботу. Пятович отказался. Он купил себе новенький японский видеомагнитофон и в субботу собирался смотреть порнуху. А мы с Трубаевой весь выходной до одури вносили изменения в чертежи, и за один день, но без перерывов на чай и праздные разговоры выполнили месячный объем работы. Уже по дороге к метро Трубаева рассказала мне, что на прежнем месте работы у Олега случился облом. Сорвалась защита кандидатской диссертации. Кто-то его обманул, воспользовался трудами его исследований.
- То-то я заметила грусть в его глазах. Чувствуется какая-то разочарованность.
- Вот именно - разочарованность! Ты нашла верное слово. А сейчас он увлекся философией.
- Философией? Ну, это уже что-то предсмертное! - я засмеялась. И, как оказалось, попала в самую точку.
Закончился год. Зарплату опять задерживали. Половина отдела сидела в отпусках без сохранения содержания. Начальник трусливо улыбался. От него разило дорогим коньяком.
- Потерпите, дорогие мои! Денег нет, но это же ненадолго!
И тут у него из кармана вываливается скомканная бумажка. Ба! Да это же смятая ведомость по зарплате! И надо же этому документу попасть в руки наших женщин!
А в ведомости фамилии:
Начальник отдела, жена начальника отдела, заместитель начальника, сын заместителя начальника. И суммы - ну просто астрономические!
Но уже витали слухи о предстоящем сокращении штатов. Все злились и все молчали. В душной атмосфере отдела ощущались потоки ненависти и враждебности.
Но ненависть отравляла не всех. Всегда находились люди, которые обладали иммунитетом против этого чувства. Они были пофигисты по своей сути. Например, я. Ну и что, что не выдали зарплату? Зато муж, врач, занимается частной практикой. И теперь за это уже не сажают! Хватало денег на французские духи.
Был в жизни столицы такой чудный короткий период. Цены еще не отпустили, и во всех московских универмагах стояли духи "Poison". По цене сто рублей за флакон. И - больше ничего! Пустые прилавки. По крайней мере, ничего стоящего. Но и духи покупать никто не хотел. Сто рублей! Это же больше половины зарплаты! Но потом и духи, конечно, исчезли.
Самым большим пофигистом был Олег Сергеев.
В нашем отделе на высокооплачиваемой должности работала мадам Чернопятова. В чертежах она не разбиралась, специалистом была вообще никаким. Начальник ее терпел и даже ценил за услужливость. И еще - за активность в партийной работе. Олег не терпел ее вовсе.
Олег разговаривал со своим другом, разговор вел с единственного в нашей комнате телефонного аппарата.
- Расскажи мне, как ты живешь.
Чернопятова юлой вертелась вокруг стола.
- Олег Дмитриевич! Мне срочно нужно позвонить!
Олег - спокойно и безмятежно:
- Ты мне ПОДРОБНО расскажи, как ты живешь!
Мы с трудом сдерживаем смех. Чернопятова, окинув нас змеиным взором, убегает в другую комнату.
Я ему говорю:
- Олег, напрасно ты ее злишь. У тебя будут проблемы. Когда ты захочешь продвигаться по служебной лестнице...
- Я не захочу.
- Как это? Все мужчины этого хотят.
- Но я - не все. Я не хочу.
- Не хочешь становиться начальником? Почему?
- Потому что нужно будет много работать.
- Да те же восемь часов.
- Нет. Все-таки напряженнее. И упустишь что-нибудь важное. Не останется времени на книги и музыку.
- А я слышала, что на прежнем месте работы ты вкалывал как ишак.
- Было такое. Однажды я закончил один серьезный проект. Мне дали премию. Очень большую премию. Тогда мне посвятили стихотворение, пародию на Анну Ахматову:
Вот она, плодоносная осень!
Поздновато ее привели.
А пятнадцать блаженнейших весен
У прокатного стана прошли.
Но ближайшую весну я собираюсь провести не на заводе, а на собственной даче.
- Если будут деньги на дорогу!
Олег в ответ мрачно улыбнулся.
Мы все уже знали, что работа перестала быть для него главным делом жизни. А что было главным? Семья? Но и в семейной жизни ему не повезло. Он разводился со своей женой. И обожал свою семилетнюю дочь Катю. Ласково называл ее "Мой Кыс". Вскоре я познакомилась со всем его семейством.
Его мама - интеллигентная, необыкновенно обаятельная женщина. Она учила внучку музыке, кулинарии, хорошим манерам. Девочка умела красиво накрыть стол, делала украшения для салатов. Его жена Надя - скромная, приятная женщина, но бросалось в глаза, что по своим способностям она уступала Олегу и его матери буквально по всем статьям. Даже готовил Олег лучше своей жены, и делал это с большим удовольствием. О жене он говорил, - она как россaмаха, у нее все валится из рук. В доме его было очень уютно. Красивая мебель, идеальный ремонт. Ремонт, конечно, сделан руками самого Олега.
Он начал внушать своей дочери, что после развода ей лучше жить с ним и его мамой, а Надя - это как бы существо второго сорта. Катя обожала своего отца. Не считаться с мнением семилетнего ребенка было невозможно. Надя очень переживала, но готова была сделать так, как лучше для дочери.
Отнять любимую дочь у матери - жестокое решение. И случилась трагедия, которая все изменила.
В магазинах уже были перебои с продуктами. Я увлеклась ездой на велосипеде. Ездила по всей Москве, доезжала до магазинов в центре столицы. Там удавалось перехватить какой-нибудь дефицит, например, ветчину или овощные консервы фирмы" Глобус". Я хвасталась на работе своими покупками.
Олег по моему примеру тоже купил себе спортивный велосипед и стал разъезжать по Москве. На углу улиц Профсоюзная и Островитянова его насмерть сбил выскочивший на красный свет грузовик.
Его мать обзванивала морги. Ей сказали, - у нас есть один велосипедист, но ему лет двадцать пять. Мать сразу поняла, это - ее сын. Ведь он выглядел моложе своих лет. Из ГАИ мы забрали протокол ДПС.
Через два дня мы узнали, что версия аварии уже иная. Что это Олег выехал на красный свет и что он был пьян - на месте аварии был запах алкоголя. - Этого не может быть, - сказала его мать. Экспертиза показала, что в крови у Олега алкоголя не было. Он вез подаренную ему бутылку вина, при падении она разбилась, и алкоголь пропитал одежду Олега.
Состоялись похороны. Осенний холодный день. Мы идем через кладбище. Ветер гонит по аллеям мертвые листья. Подходим к свежевырытой яме.
Маленькая девочка, накаченная валерьянкой, бродит среди нас, как сомнамбула, и все повторяет: - Не был мой папа пьян, не был!
Вперед проходят две женщины с заплаканными лицами. Та, что постарше, - с аристократическими чертами лица, на голове у нее - накидка, старинные черные кружева. Вторая, помоложе, тревожно оглядывается, ищет глазами дочь.
Наши сотрудницы тоже в черных платках. Пятович, обычно скупой, как черт, пришел с огромным букетом алых роз. Начальник неожиданно трезв. Явился даже главный инженер, хотя Олег проработал у нас совсем недолго. Я знаю, почему. Он недавно похоронил сестру, и у него развилась навязчивая потребность ходить на разные похороны.
Гроб медленно опустили в землю. На несколько минут воцарилась мертвая тишина. Никакого воя, никаких истерик.
После похорон мы подали в суд на эту продажную автобазу. Ту самую, где работал водитель, сбивший Олега. Я не хотела идти в суд. Считала, что это бесполезно. Шофер же дал взятку, - прокурору или кому там еще, кто все решает. Но мои коллеги оказались настойчивы. Суд мы выиграли. Дочери Олега назначили пенсию за погибшего отца.
После суда мы еще долго спорили.
- Почему это случилось именно с ним?
- Он был чересчур самоуверенный. Он ездил на велосипеде даже на завод. А это - двадцать километров по оживленному шоссе.
-Но почему мать молчала? Почему не сказала, - нахрена так рисковать?
- Может, это желание риска означало подсознательное желание смерти? Психологи утверждают, что такое возможно.
- Да он не чувствовал никакого риска. Он же беспечный. Пофигист. Разве ты забыла?
- А знаете, какая у меня версия? Его смерть - это некий мистический акт, восстанавливающий справедливость. Ребенок должен оставаться с матерью.
- Чушь собачья! Нет здесь никакой мистики. Такое может случиться с каждым из нас.
После его гибели я больше не ездила по Москве на велосипеде.
Некоторое время мы навещали мать Олега. У нее был рак, она знала, что вскоре умрет. Держалась спокойно и мужественно. Уговорила Надю переехать в свою шикарную квартиру. Сама поселилась в комнатке, принадлежавшей Наде. Чтобы Катя могла ходить в хорошую школу. А мне сказала, - Может быть, я умру под забором. Но этого не случилось. Когда ей стало совсем плохо, Надя забрала ее к себе, ухаживала за своей свекровью.
Однажды мы позвонили матери Олега поздно вечером. Сказали, что утром приедем. Она уже была совсем больна, но всю ночь пекла для нас пироги. Накрыла великолепный стол.
А на сороковой день после смерти Олега я возвращаюсь домой с поминок и вижу, - моя маленькая дочка держит на руках красивую белую кошечку. Дочь рассказала мне, что на детскую площадку пришла какая-то женщина, спросила, - Кто хочет взять кошку? И моя дочь ее взяла.
Дамочка, конечно, полоумная. Могла бы у родителей спросить. Но мне сразу пришло в голову, что это - привет от Олега.
Кошка была совсем молоденькая, сиамская, с удивительными ярко-синими глазами.
Мы принесли ее в дом. Она прыгнула на сервант. На серванте у меня стояли фарфоровые статуэтки и две большие хрустальные вазы. Я замерла от испуга. Но изящное животное плавно обогнуло все бьющиеся предметы, ни один даже не задев своим гибким телом. Своей красотой и невероятной грацией она покорила наши сердца. Мы назвали кошку Гердой. Прожила у нас она недолго, ее украли во время прогулки.
Я надеюсь, что Герде хорошо в ее новом доме. Я надеюсь, что Олегу спокойно в том, другом мире. Я надеюсь, что Надя счастлива и что дочь Катя любит ее так же сильно, как любила своего отца.
Наш конструкторский отдел все еще переживает трудные времена. Но есть кое-что, внушающее оптимизм. Начальник закодировался по Довженко. Пятович научил нас чертить на компьютере, без кульмана. Чернопятову торжественно проводили на пенсию. Зарплата оставляет желать лучшую. Не только кафе, но и столовую приходится обходить стороной. Берем с собой бутерброды с колбасой, изготовленной не по ГОСТу. Зато можно отпрашиваться с работы, когда захочешь. Свобода - она же ценнее денег. Для тех, кто относит себя к Пофигистам. А их в отделе стало даже чуточку больше.