С начала наших встреч прошли года,
И вот я узнаю, что умер он.
Не видела я раньше никогда
Таких богатых пышных похорон.
Прекрасны ректора прощальные слова.
Оркестра скрипки Реквием играли.
Гроб в позолоте, а его вдова
Пугающе бледна в прозрачной черной шали.
Вдова рыдала, а вокруг пестрели
Еловые венки, все в лентах золотистых,
И любопытные прохожие смотрели. -
Кого хоронят? Может быть, артиста?
Был слышен плач, и музыка Шопена,
И звон колоколов хрустальный.
Уходит ректор, дряхлый и степенный,
А я сажусь в автобус ритуальный.
Блеск показной прощального финала.
Скорбящих мало, много равнодушных.
Невольно радуюсь, что не связала
Судьба навеки наши души.
Я провожаю жадным взором
Качающийся гроб в роскошнейших цветах,
И признаюсь себе с немым укором,
Что ощущаю не печаль, а страх.
Ужасно это. Ни тоски, ни горя,
Ни даже сожаленья, - ничего.
Лишь только страх и злое торжество
Горят в моем надменном взоре.
И брошенная мной гвоздика,
Небрежно павшая на белые цветы,
Вдруг показалась несомненною уликой
Моей душевной тайной черноты.
Он здесь. Над кладбищем витают тени.
Как хорошо, что до меня ему нет дела.
Я помню расставанья день осенний,
Промозглый день в метели белой.
Его неловкость помню при прощаньи.
Он отвернулся, взгляд потупив.
Стоял холодный, строгий и печальный,
Уже недосягаем, недоступен.
Тогда я чувствовала боль, и рана
Не заживала долгие года.
И вот уже лежит он, бездыханный,
Не в силах больше ранить никогда.
Все кончено. Я в храм старинный
Вхожу и свечи зажигаю.
Мой мартиролог ныне длинный.
Кто следущим уйдет, гадаю.
Стихотворение является дополнением к моему роману "Ошибка профессора".