Катсухико, разучившись вдруг (от наивысшего наслаждения - не иначе) курить, вдохнул в себя дым и забыл выдохнуть. Проглотил развеянное в воздухе облако никотина, закашлялся...
Господа Блюстители Порядка промучили его больше двух часов. Через двадцать минут общения с полицией, Катсухико уже запутался в постоянно повторяющихся по кругу вопросах - с подтекстом, с подвохом и чрезвычайно каверзных. Через час перестал соображать и отвечал невпопад, первое, что придет ему в голову, не особенно следя за логикой своих убеждений, путаясь в фактах и доказательствах... Наверное - в этом и заключался весь смысл этих словесных блужданий, вызывающих сонливость и путающих мысли, которые и без того уже напоминали комок из слипшейся переваренной лапши. А еще через некоторое время его вдруг посетили сомнения в подлинности профессии его истязателей. Задаваемые ими вопросы все больше и больше затрагивали тему его личной жизни и непосредственно отношений с сыном погибшего. Диалог напоминал уже не вежливый допрос, а самое настоящее интервью для любого глянцевого журнала. Уж в подобных темах Катсухико знал толк. Или у него уже начались фобии? Но зачем им, спрашивается, знать, в какой именно связи, и как часто (!) состоял Ито-сан с Исида Кано? Спохватившийся модельер честно заверил их, что связь была дружеской. Друзья, мол, не разлей вода. Насколько близкие - уточнять не стал. А вдруг ребята в форме в свободное от работы время приторговывают жареными фактами для прессы?
Он был вымотан. Он не хотел никого видеть и ни с кем разговаривать... Икко утомлял его своей невменяемостью. Как будто это его всю первую половину дня мурыжили каверзными вопросами и его грязным нижним бельем трясли перед носом своего же заместителя! И самым страшным было осознание того, что сегодняшнее общение с законом было только лишь началом... Катсухико чувствовал, что в недалеком будущем его ждут По-настоящему серьезные разборки с законом. До этого времени самое близкое общение с полицией для Катсухико заключалось лишь в предъявлении штрафов за превышение скорости.
Перед тем, как покинуть гостеприимный офис известного модельера, незваные посетители назначили ему вежливую встречу на завтрашнее утро. Для необременительного светского общения... Сейчас же Ито казалось, что куда легче будет накинуть петлю себе на шею и, сделав ручкой всему своему подчиненному персоналу, шагнуть с любимого балкона любимой фирмы, на радость всем обидчикам мира... А потом он встретится с Отогору Исида и выскажет ему все, что так давно и сильно хотелось. И о том, как нужно было правильно сына воспитывать - тоже намекнет. А то распустил совсем мерзавца...
Катсухико почти что со слезами на глазах сделал последнюю затяжку и медленно извлек из кармана мобильный телефон. Тонкий складной аппарат не поддавался непослушным рукам и норовил выскользнуть из ослабевшей хватки и треснуться о пол. Мужчина упрямо справлялся с вредной техникой. Со второго раза раскрыл телефон, с четвертого раза попал по нужной кнопке, не сразу заметил в записной книжке искомое имя... О, как же он сейчас хотел услышать этот неровный голос с визгливыми нотками... Наверное, когда он услышит его - половина пережитых тревог и волнений покинут его, а все неприятности сегодняшнего дня отойдут на второй план. Они смогут поддержать друг друга. Наверное, в их положении это будет самым правильным, что они смогут сделать. И, конечно, Кано должен подтвердить, что всю прошлую ночь провел в его, Катсухико, компании. И тогда все наладится... При живом свидетеле никто не сможет предъявить ему ни малейшего обвинения. Даже, если придется признаться в их с Кано некоторых грешках... Легко, с удовольствием!.. Только пусть от него все отстанут... Оставят в покое его интровертную натуру...
После двенадцатого протяжного гудка Ито чуть не зарычал от разочарования и безысходности... Как сильно ему не хватало сейчас этого голоса. Но, справедливости ради, стоит заметить, что Катсухико сейчас преследовал чисто эгоистичные цели. Просто он знал, что стоит ему немедленно услышать теплый, обычно такой полный жизни, голос Кано, как все изменится и внутри него перевернется и встанет в нужном, гармоничном порядке... Но это было раньше. А в каком сейчас состоянии находится Кано, мужчина и представить боялся. Но, все же, как бы он хотел сейчас быть рядом с ним...
Катсухико готов был посмеяться над самим собой. Над своей внезапной растерянностью. Подумать только, он мечтает найти защиты и утешения у подростка, который целиком и полностью мечтает зависеть от него самого! Это так смешно.... Вот только Ито-сану было не до смеха.
Танака Юджиро хотелось кричать. А потом впасть в глубокое отчаянье. А еще лучше - в летаргический сон. Хотелось срочно обратиться к кому-нибудь за помощью. Услышать хоть от кого-нибудь, что все наладится и в скором времени станет хорошо. Хотелось целиком и полностью положиться на кого-нибудь сильного и уверенного в себе... Но вот беда - он сам являлся этим кем-нибудь "сильным" для своего лучшего друга, который на данный момент времени находился в состоянии полнейшей прострации. Ему было страшно... Нет, не за себя. За Кано. Потому что Кано было плохо... Очень плохо... Слишком плохо, чтобы кто-то еще, кроме редких личностей, тех, кому был дорог Исида, смог тоже понять это. Ужасала мысль, что сегодня таких людей было слишком, слишком мало.
Юджиро метался, как стая перепуганных мышей. Куда-то звонил, кого-то умолял о помощи, что-то говорил... Иногда возвращаясь в спальню, чтобы проверить ровное дыхание художника, напичканного снотворным, как только что снятый с крыши самоубийца.
Тер глаза ребром ладони, полоскал лицо холодной водой. Выкурил несколько сигарет, бесстыдно выпотрошив новую пачку, найденную в сумке Кано. Вот только Юджиро, по правде сказать, не курил...Никогда до этого даже не пробовал... А Кано никогда не спал с открытыми глазами... Да, да, он периодически распахивал сухие, лишенные осознания, глаза, часто моргал длинными девчачьими ресницами... И закрывал глаза снова. При этом он не просыпался. По крайней мере, Юджиро искренне надеялся на это.
Вот и сейчас он резко открыл глаза, уставившись куда-то в пустоту. Дернулся, со стоном повернулся на кровати, сворачиваясь, пригибая колени к груди... Это было страшно. Это было похоже на молчаливую истерику. Или состояние перед ней... Иногда Юджиро казалось, что его друг совсем сошел с ума. Что он уже не проснется. Не придет в себя и так и останется затерявшимся в недрах своего защитного мира. Не вернется... Тогда он садился на колени, прижимаясь лицом к коротким, с недавнего времени, волосам художника, гладил его по голове и что-то говорил ласковым голосом. Все равно, что... Главное, чтобы тон его был печально-утешающим.
Танака не мог понять только двух вещей. Первое - почему ему казалось, что он остался один в целом мире? Парадокс - не со своей бедой, а с бедой своего беззащитного перед реальными трудностями, Кано. Второе - где можно было найти Катсухико Ито? Ему с каждой новой минутой прожитого времени становилось все безразличнее - у кого просить помощи. А Катсухико - сильный. Влиятельный, уверенный в себе. Ах, да... И Катсухико - новый любовник его лучшего друга.
В записной книжке Кано его номера не оказалось. Но, может быть, ради осторожности он записал его под другим именем? Нет. Бред. Вряд ли Кано мог всерьез опасаться, что Отогору, или Арако будут проглядывать его телефон на предмет наличия там подозрительных знакомств и связей. При воспоминании об Арако у Юджиро сжалось сердце от жалости. Он всегда хорошо относился к этой женщине - такой же непосредственной и честной в своих чувствах, как и ее сын. Который был Юджиро настолько дорог... И, как не стыдно Юджиро было за осознание своих мыслей, Отогору ему жаль не было.
- Где же тебя искать?! - В досаде воскликнул молодой человек, в бессилье кидая дорогую игрушку на стол.
По всей видимости, придется ехать в фирму, где работает Катсухико и разговаривать с ним там. Юджиро и сам не понимал, что именно ему нужно было от модельера. Поддержка для Кано? Его съедала ревность... Но еще больше его страшило бессилие в этой ситуации.
Что будет? Что теперь будет с ними? А главное - как переживет случившееся Кано?
Он снова вернулся в комнату, опускаясь на кровать рядом со спящим художником. Провел по его напряженному, даже во сне, лицу ладонью... Потом, испуганно, еще раз, ощущая пальцами мокрую горячую кожу... Жар. Высокая-высокая температура... Юджиро обессилено вздохнул. Устало поднялся на ноги и вышел в кухню, чтобы найти аптечку. Достать нужное лекарство для Кано и немного успокоительного для себя. Большего он сейчас себе позволить не мог - ему нужно было быть в форме... Молодой человек приоткрыл скрипнувшую дверцу шкафа, не слыша, как надрывается в соседней комнате телефон.
31*
Кано был уверен, что он не выживет. Мало того... Ему этого очень сильно хотелось - умереть. Может быть, тогда ему разрешат побыть в тишине и одиночестве? Вчера у него почти получилось представить себя мертвым. Он просто выпил снотворное и уснул... Ему почти ничего не снилось и он не просыпался до глубокой ночи. Иногда, правда, во сне приходили какие-то смутные мысли и отдаленные образы. Но он сбегал от них снова и снова... Куда-то в глубь себя.
В самом начале печальной церемонии он уже чувствовал себя абсолютно уставшим и болезненно слабым. Дорогие, проверенные средства в форме принятых в большем количестве таблеток, должны были сделать свое дело. Но ему казалось, что они лишь отравляют его организм, впитываясь в кровь и замедляя биение сердца. Температура, благодаря лекарствам, немного спала, но вместе с этим на него напало какое-то сонное оцепенение. А так же его постоянно била дрожь. Этот холод - он был и снаружи и глубоко внутри него Он сводил с ума, сковывая сознание и мешая мыслям течь в их простом, привычном ритме. Мысли стопорились и мешали ему дышать. Ему постоянно казалось, что он задыхается. От холода, покрывающего невидимой ледяной коркой гортань, от запаха цветов... Было так много цветов, что Кано казалось, что он дышит сплошь их пыльцой. Вдыхает в себя их стебли, лепестки, листья... И от этого задыхается еще больше. А ведь он так любил цветы... Они казались ему олицетворением счастливой жизни и любви... Пока он не увидел их в изголовье своего умершего отца. Его тело, то есть его очертания, какие-то ссохшиеся, казались непривычно тонким. Грудь, руки и плечи его... того, что осталось от могучего известного человека, - его отца, покрывали цветы... То есть они покрывали что-то, что была укрыто белой непрозрачной тканью.
"Тело было сильно повреждено огнем... Лицо изуродовано... Пожар, правда, из-за ветра перекинулся на западную часть дома и пощадил останки несчастного..."
Эту фразу он услышал от своей тети. Она обсуждала смерть брата со своим мужем, равнодушно... Нет, скорее даже с непосредственным, каким-то детским любопытством. На его присутствие никто внимания не обратил. Окружающие воспринимали его, как нечто, находящееся в состоянии комы. Наверное, если бы Кано увидел себя со стороны, он бы и сам не смог поверить, что это изморенное существо на дрожащих ногах способно трезво воспринимать услышанную информацию. И даже вслушиваться в ее смысл.
"Он умер не от ожогов, а от сердечного приступа. Не выдержало сердце..."
Огонь, огонь, огонь... Он мог оставить от того, кто был его отцом, кучку пепла. А оставил кусок обгорелого мяса... Эту фразу он прочел в глазах половины собравшихся здесь. Правильно... Отогору не любил никто.
Что-то, накрытое белой тряпкой было усыпано лепестками и бумажными свертками... На свертках пестрели иероглифы. Молитвы...
Кано вдруг отчетливо понял, зачем нужно было такое излишнее количество цветов... Чтобы не чувствовать запах обгорелой кожи и мяса...
Он судорожно схватился за невысокий стенд с плакатами и фотографиями. Что-то, посвященное достойной жизни, прожитой его отцом. И там - венки из живых цветов... Теперь его всегда будет мутить от этого запаха, он был уверен...
Он согнулся от жестоких спазмов, раздирающих желудок. Его вырвало. Странно... Он не помнил, чтобы ел хоть что-нибудь за эти два дня... Кто-то оказался рядом. Нет, ни кто-то из тех людей, которых он хотел бы увидеть рядом. Не Юджиро. И не Катсухико... Кто-то с чужими, равнодушными руками. С холодными глазами, с отсутствующим взглядом. Кто-то, кто говорил пустые слова, пытаясь наполнить их ощущением сочувствия. Пустое... Ему помогли дойти до постеленного на полу одеяла. Усадили на пол. Принесли миску с водой, помогая вымыть лицо и руки... Протянули влажное полотенце...
Ему недавно снился Катсухико. Он снился ему постоянно. Наверное, потому что Кано постоянно спал. Недавно, сегодняшним утром... или это был день? Или вечер? Или это было неделю назад?.. Ну, да не важно... Важно то, что ему удалось понять... Тот сон. В нем он потерял не Катсухико... Тогда он понял только, что лишается кого-то важного для него. В обычной жизни недоступного и далекого, а теперь и отстраняющегося от него все дальше и дальше... Кого-то сильного. Нет, это был не Катсухико. Его потери он бы не пережил. Во сне он почувствовал смерть своего отца.
Происходящее же Кано переживал. Постепенно, медленно и, находясь в каком-то отключенном состоянии, он проходил этот день, как необходимую пытку. Как сталь через огонь, чтобы закалиться и стать сильнее. Хотя... Никакая он не сталь... Так... Нечто слабое и послушно ломающееся.
Он почти физически чувствовал, как шестерни окружающей реальности проворачивают его тело через колеса с грубыми резными краями, превращая его в рассыпанную костную муку. Было очень тяжело и страшно. И непривычно от настоящей, а не придуманной боли. Но он был жив... И знал, что справится.
Неужели ему не настолько больно? Должно было быть хуже... Или нет? Или ему настолько плохо, что он уже не ощущает этого? Он ничего не ощущает, кроме пустоты. Он чудовище, да? Он путался в своих эмоциях и мыслях. Какие из них были настоящими, а какие он придумал сам? Все происходящее - очередная его безумная выдумка? Игра его больного, страшного воображения?
"Катсухико, где ты, Катсухико, Катсухико..."
Мягкость татами под босыми ногами. Деревянные окна закрыты деревянными решетками, затянутыми рисовой бумагой. Один низенький столик с угощениями - единственная мебель во всей комнате. И много-много лиц. Близкие и дальние родственники... Люди сидели на подушках, подогнув под себя ноги, и тихо переговаривались... И никого, кто мог бы быть близок Кано. Все чужие и равнодушные. Он чувствовал себя одиноким и потерянным... И даже не мог спрятаться в своем привычном, выдуманном мире. Все было таким неожиданно-настоящим... Путь в себя был закрыт. С каких-то недавнишних пор он разучился прятаться в своем ярком и веселом мирке безмятежности. И ему нужно было учиться жить в этой страшной реальности.
Ему протянули зеленый чай в маленькой пиале. Он сейчас же выронил ее себе на колени, расплескав горячую жидкость, которая должна была помочь ему прийти в себя, на официальное кимоно, которое его заставили одеть. Церемония... Все должно было выглядеть так, как положено ритуалу.
Кано, совершенно не ощущая боль в обожженных ногах, поднял невидящий взгляд перед собой и... наткнулся глазами на огромную фотографию. С нее, черно-белым изображением в черной раме, на него смотрел его отец. Относительно молодой. Живой еще... С полуулыбкой на строгих, острых чертах лица. Кано улыбнулся ему в ответ...
- Мальчику-то, кажется, совсем плохо... - Раздался чей-то голос в смешении звуков.
Кано не обратил на это особого внимания. Он затерялся где-то между действительностью и своими чувствами, разобраться в которых не мог.
"Катсухико, где ты?"
Пустые надежды... Его бы все равно не пустили сюда. Он не был родственником погибшего. То есть был чужим... И всем было безразлично, что сам Кано чувствовал здесь себя еще более посторонним человеком.
Церемония шла своим чередом. Молодой человек не принимал в ней никакого участия, своей израненной душой блуждая в переулках мертвого сознания. Он пытался найти хоть что-нибудь, что могло бы подтвердить его существование в происходящем. То ли он уже сошел с ума, то ли был близок к этому... Тело его работало в независимости от него самого. Мозг, пытаясь спасти рассудок своего хозяина, заставлял его руки сами собой зажигать вместе со всем благовония. Палочки медленно тлели, заполняя пространство удушающим едким запахом.
Пепел, в который падали осыпающиеся столбики благовоний, разлетался от тихого дыхания людей... Вместе со всеми он бездумно бросал щепотку засушенных трав на блестящий в пестроте видимости уголек тающей палочки. Затем ударил, как и положено, ею о металлический колокольчик. Ритуалы... Катсухико сейчас сказал бы, что ему отвратительны все эти церемонии... Ударил еще раз. Раздалось чуть слышное звяканье... Собравшиеся воткнули свои благовонья в коробочку, наполненную пеплом. Кано поклонился, автоматически, повторяя за всеми, и сложил руки на груди. Сейчас, по известному сценарию, была положена небольшая пауза на молитву.
Дверь в одной из стен отворилась. Кано нервно вздрогнул, когда зашел служащий, который должен был проводить вторую часть церемонии. Еще один незнакомый, равнодушный человек. Юноше хотелось закричать, заплакать, потребовать, чтобы он убрался отсюда, исчез, ушел обратно в свою дверь... Или самому убежать из этого страшного места, где он был совсем один... Но все эти чувства, так и не вырвавшись на волю, остались где-то глубоко внутри него, постепенно растворяясь в его невысказанной, непрочувствованной боли.
- А сейчас я прошу всех сесть около нашего достопочтенного родственника и проводить его в последний его путь. - Скорбно начал служащий и поклонился.
Кано дернулся всем телом, снова ощущая прилив тошноты и озноб. Наверное, у него опять поднималась температура...
Чужие, безликие люди вокруг переговаривались... Шептались. Иногда с опасением косились на Кано. Он ощущал себя тяжелобольным, который находится при смерти и от которого все еще продолжают скрывать сей печальный факт. Или прокаженным... До которого нельзя было дотрагиваться, чтобы не заразиться его безумием, плотно поселившимся в черных, глубоких и всегда таких живых глазах...
"Чувствительность этого парня не подходит деловой и собранной обстановке". - Так, наверняка, думали они все.
Он не заметил, когда появился монах. Такой же, как и все, бесцветный. Художник не видел его эмоциональной окраски... Значит и ему было наплевать. И от него исходил такой же холод, как и от всех... Или просто Кано уже сам промерз насквозь? Или он просто помешался? Да, наверное, второе было ближе его состоянию. Маленький, смешной старичок, совершенно лысый, похожий на куклу в пестрых одеждах, затянул монотонную длинную молитву. Сухими, похожими на лапки мертвой курицы, он сжимал свиток с записями. Иногда он посматривал в него, ненадолго замолкал и начинал читать дальше. Кано вдруг показалось, что это не кончится никогда. Что это испытание будет длиться вечность. Всю его жизнь... Пока он не умрет сам и его не похоронят здесь же. Заодно... Все те же бледные, бесчувственные, лишенные красок, родственники и служители.
Ему хотелось в тепло. Хотелось, чтобы его укутали в одеяло и грели живым теплом. Единственный взрослый и сильный человек, который остался живым. Близкий. Чтобы он был рядом. Настоящий, улыбающийся, живой... Чтобы дышал и двигался. И заставил его забыть об этом кошмаре. Но его здесь не было... Был только мертвый отец, которого он даже не мог увидеть, потому что его обгоревшее лицо закрывала непроглядная тряпка.
Кано вскрикнул, обнимая себя руками. Слезы стекали по подбородку, попадали в приоткрытый, кривящийся в непроизвольной гримасе, рот, падали на грудь и сбегали по шее. Окружающие косились с непониманием, будто происходило что-то неприличное. А ему было очень страшно...
Монах старательно игнорировал происходящее. Впрочем, как и все, собравшиеся здесь, дабы проводить Отогору Исида в его последний, завершающий путь. Наверное, так было принято правилами приличия. Он взмахнул длинной тростью с белой кистью на конце и замолчал... Чтобы через несколько секунд заговорить снова. Кано мерещилось, что его голос каждым произнесенным звуком взрывает барабанные перепонки. Ему казалось, что по стенкам черепа стекает его собственная горячая кровь. Обжигающе-горячая, она уже просочилась в глаза и застилала их бордовой пеленой. Его бросило в жар...
- Достопочтенный Исида-сан, покинувший нас на положенном этапе жизни, был... - Продолжил служитель таким же безличным тоном.
Кано закрыл голову руками и зажмурился. Сил плакать больше не было. Хотелось просто упасть и потерять сознание. Но, видимо, на это сил у него не осталось тоже. Ему всего и оставалось, что сидеть на своем месте и раскачиваться в такт произносимых речей, пугая своим видом окружающих.
Они ведь не знали, каким был Отогору... Да и он, наверное, тоже.
- А теперь мы помянем усопшего. Ешьте и пейте за его достойно прожитую жизнь. - Монах поклонился.
Начались поминки... И все, что смог запомнить Кано после его последней фразы - был выпитый бокал теплого пива, вызвавший лишь новые рвотные позывы....
Юджиро помог ему дойти до машины. Обеспокоенно дотронулся рукой до его лба, проверяя самочувствие. Видимо результат его не обрадовал, потому что он отвел вяло сопротивляющегося Кано на заднее сидение, где заставил его лечь, укрывая своей курткой. Долго всматривался в серое, изможденное лицо внимательными печальными глазами.
- Я нашел его... - Произнес он.
С удивлением присмотрелся... Его друг то ли спал, то ли снова впал в бессознательное состояние. Что же, оно и к лучшему... Хватит ему и одного потрясения. Обо всем остальном Юджиро пока постарается ему не сообщать. Зачем лишний раз тревожить и без того вымотанную душу ребенка... Впереди у которого еще не одно потрясение.
Танака казалось, что второй день - церемонию сжигания тела, Кано уже не переживет.
32*
Тошнотворный запах медикаментов и резкий электрический свет приводили Кано в состояние эмоционального ступора. Молчаливого протяжного стресса. А вид его матери, уставший и нездоровый, ее лица - осунувшегося и исхудавшего, заставлял его отросшие ногти впиваться в подушечки ладоней, прерывая готовые сорваться с губ болезненные крики. Он чувствовал себя слабым и беспомощным. Никчемным и потерянным. Он не знал, что ему - испуганному и обессиленному, делать рядом с его стойкой и сильной матерью.
Она находилась в другой части дома, когда разгорелся пожар. Легла спать, не дожидаясь мужа... Решила не мешать ему работать. И даже тревожные мысли о странном письме не помешали сну сморить ее, уставшую за день. Это ее и спасло... Пламя, охватившее одну часть дома, вовремя заметили соседи. Можно сказать, что ей повезло... Потому что травмы ее оказались не столь существенными. Несколько ожогов и сильный шок, с которым сильная женщина быстро справилась.
- Ока-сан... Почему даже сейчас вы продолжаете меня утешать? Разве должно быть не наоборот?
Кано сидел на полу, подогнув под себя колени и положив подбородок на край кровати. Он постепенно успокаивался... Он чувствовал себя тепло и защищено, как в детстве... И все настойчивее в голову пробивалась пугающая в своей сути мысль:
"Хорошо, что не..."
- Наверное, потому что я все еще твоя мама... - Губы женщины дрогнули в едва различимой улыбке.
Кано смотрел прямо перед собой и взгляд его все больше и больше расплывался от набегающих на глаза слез. Он снова мог плакать. Он снова чувствовал, как в его груди бьется горячее сердце с оплавленными краями. Сжимающееся от боли, израненное, но... живое. Опять.
Его мама была с ним всегда, насколько он мог помнить свою жизнь. Утешала его в случаях его детских неудач... Таких смешных сейчас и таких важных тогда. Поддерживала, радовала какими-то мелочами, дарила свое тепло и заботу... А он почти все свое время, как он себя помнит, тратил на безнадежные попытки добиться внимания его отца. Которому-то, в сущности, было глубоко плевать на эти жалкие попытки. И почему он был так невнимателен к людям, которые по-настоящему любили его, берегли его, заботились о нем? Почему стоило почувствовать этот страшный вкус потери, чтобы осознать всю его серьезность и важность? Чтобы научиться ценить тех, кто окружал его всю его жизнь? Почему только сейчас он начал понимать хоть что-то?
Каким же жутким эгоистом он был... И как он гордился своим эгоизмом, считая его достойным и очень удобным качеством. Гордостью, самоуверенностью... Он думал, что если он будет восхищаться собою так откровенно, то никому и в голову не придет сомневаться в его неотразимости. В его талантливости, оригинальности, красоте... Его красота на поверку была вычурностью. А он сам - прав был Катсухико - был чудовищем. Безвольным существом, зависящим от мнения о нем окружающих. О, сколько всего ему предстояло пересмотреть в себе... Почувствовать, открыть и узнать заново... И это было так тяжело сделать сейчас.
Но он начинал оживать... Отмирать... Отогреваться после того, как сердце его замерзло... очевидно в целях самосохранения. Он просыпался... И боль просыпалась вместе с ним. Но так было куда легче. Он предпочитал умирать от чувств... а не от собственной бесчувственности. Все-таки с ним рядом были его любимые люди... не смотря ни на что.
А сегодня ему предстояло пережить заново все то, что он с трудом перенес вчера. Но на этот раз - по оголенным нервам. По открывшимся чувствам. По живому, как острой бритвой, ему нужно будет пройти через все это заново. Пережить второй день прощания с его отцом. Прощания с его прошлым. Привычным, знакомым, защищенным.
Его прошлое, как и память о его детстве, слишком глубоко вросли в его сердце, чтобы можно было так легко вырвать их из него, не испытав убийственного по силе своей болевого шока. И он не сможет быстро оклематься от этого удара. Нет...
- Кано, не переживай за меня, ладно? - Арако ободряюще улыбнулась. Уже куда увереннее, чем в первый раз. - Не волнуйся. Со мной все будет хорошо.
- Это означает, что вы устали и вам хочется отдохнуть? - Понимающе кивнул её сын, улыбаясь в ответ.
Между ними было какое-то необъяснимое взаимопонимание... Которого никогда не могло бы возникнуть между ним и его отцом. Покойным отцом...
- Мама, держитесь. Мы со всем справимся, обещаю... - Кано заставил свой голос звучать решительнее.
В конце концов, он теперь был единственным мужчиной в семье. И он больше не будет таким эгоистом... Он изменится. Хотя бы даже для того, чтобы больше не быть отвратительным самому себе.
Весь вчерашний вечер... Остаток вечера, он рисовал. Нет, не размытые образы из своего подсознания. Если бы на тот момент он попытался изобразить на холсте свои внутренние чувства, он бы, наверное, сошел с ума от увиденного. Он пусто и безучастно выводил на бумаге какие-то предметы из комнатной обстановки, безвкусные композиции, эскизы... Ему необходимо было занять чем-то руки и свое расползающееся внимание. Куда-то потратить ту сжигающую его нездоровую энергию, которая заполняла его болеющее существо изнутри.
Потом пришел единственный друг, мягко уговорил его оставить это пустое занятие и отвел в спальню. Наверное, он просто не понимал, что ему нужно было рисовать... необходимо было для спасения себя же. Юджиро во многом его не понимал. Но он честно беспокоился о нем. И Кано уже от одной этой мысли, от понимания этого, становилось легче и лучше.
А потом, посреди ночи, после долгих и бесплотных попыток уснуть, Кано по темному коридору, ступая босиком по холодному полу, отправился на кухню. Выпить пару таблеток снотворного. Последних, как он поклялся сам себе... И, проходя мимо гостиной комнаты, он вдруг замер, вроде как вспомнив что-то важное... Не включая свет, прошел в комнату. И замер у недописанной картины. Закрыл глаза, вдыхая уже исчезающий, тающий постепенно в пространстве, запах краски. Вспоминая...
- Где ты? - Произнес он, обращаясь к изображенному на его же картине Катсухико. - Почему тебя нет рядом?
Он опустился на пол, аккуратно прислоняясь спиной к металлической ножке мольберта. Ее холод узкой полосой проникал через футболку. Обхватив ладонями колени, с трудом сохраняя равновесие и трясясь от холода, он смотрел - снизу вверх - на картину и говорил... С человеком, который был далеко, но который, как Исида свято верил, в тот момент, слышал его. Он должен был его услышать... Обязан был!
- Ты ведь знаешь о том, что произошло. Ты не можешь не знать. Тогда почему, Катсухико? Ты испугался? Я не верю... Ты слишком глубоко открыл меня, чтобы бояться моих чувств... Какими бы страшными они не были...
Он перевел взгляд за окно. За окном слабо сияли звезды, перебитые свечением городской иллюминации. Ночной воздух безмолвствовал... А он продолжил говорить.
- Я знаю, что ты ничего не боишься. Потому что ты самый сильный, смелый... и просто самый лучший... - Кано замолчал. Голос его охрип, а в горле щемило от воспаленной боли. - И если ты хочешь... Если на самом деле ты все-таки хочешь быть со мной, даже, если и сам не можешь признаться себе в этом... Пожалуйста, вернись ко мне. Если я не безразличен тебе, то останься... Ты ведь уже однажды поступил так? Останься со мной, пожалуйста...
Художник с трудом поднялся на ноги. Его шатало. Лицо горело от накатывающего и сменяющегося ознобом, жара.
- Но только если ты хочешь этого сам. Если тебе важно... - Он закашлялся. И понял, что больше ему сказать нечего. На данный момент. - Оясуми-насаи. - Улыбнулся он спокойной и всепрощающей улыбкой куда-то в тишину спящего города.
У него даже и в мыслях не было обижаться или злиться на любимого человека.
До кровати он дошел уже почти в бессознательном состоянии. Может быть - этот разговор с пустотой отнял последние его силы, а может быть просто прогрессирующая болезнь взяла свое, но уснул он сразу же, как только оказался под одеялом, а голова его коснулась холодной подушки. Спать в одиночестве с внезапных пор стало тяжело и страшно... Хотя, сном это состояние было назвать сложно. Скорее глубоким трансом, не дающим успокоения и отнимающим силы. Кано казалось, что даже во сне он продолжает уставать... и терять последнюю энергию, связывающую его с этой жизнью. Иногда ему казалось, что когда-нибудь все жизненные силы в нем иссякнут и он просто упадет на землю и перестанет двигаться. Он все еще будет дышать, чувствовать, понимать происходящее... Но уже ничего не сможет сделать, просто потому что в нем больше не будет его обычной энергии. В конце концов он просто умрет от своего бессилия... А Катсухико так и не узнает об этом. А если и узнает - то не обратит на это событие никакого внимания. А вдруг?..
Когда Исида проснулся - Юджиро в квартире уже не было. Одиночество сейчас же наполнило его сердце ужасом. Он закрыл глаза, спрятался под одеяло и попытался уснуть снова... Но желанное забвение не шло. А на то, чтобы встать с кровати - просто напросто не было сил. Его телом овладела какая-то убийственная апатия, губительная для такого эмоционального, в прошлом, создания. Рядом не было ни малейшего источника тепла, который помог бы ему прожить лишние пару часов... И Кано так и остался лежать, вытянувшись на одеяле и бессмысленно глядя в потолок.
Таким вот образом он и встречал второе утро, в котором не было Катсухико.
"Я погибаю без тебя, неужели ты не понимаешь этого"? - Промелькнула холодная, едва слышная мысль.
Даже закрывать глаза было лень... Он просто лежал, уставившись в несуществующую точку, и ждал... Неизвестно чего. Возвращения Катсухико. Возвращения Юджиро. Своей смерти... Начала церемонии торжественного сжигания тела его отца...
33*
Все когда-нибудь происходит впервые. Это великий закон всего мироздания. Впервые ребенок делает первый самостоятельный шаг. Впервые птенец распускает крылья, чувствуя в них ту самую силу, которая помогает ему взмыть высоко над землей. Впервые извергаются вулканы, молчавшие тысячелетиями... Впервые Ито Катсухико ведет машину медленно, осторожно и соблюдая все правила дорожного движения, в ужасе вцепляясь в кожаный ободок на колесе руля, при виде каждого постового полицейского. Впервые Ито-сан с самого утра по настоящее время непрерывно думает об Исида Кано.
Когда Юджиро, в сопровождении встревоженной охраны, появился в его офисе, бледный, с покрасневшими глазами, растрепанный и с загнанным взглядом, Катсухико пребывал в самом мрачном расположении духа, распивая черный, терпкий черный кофе в своем кабинете и морально готовясь к предстоящей встрече с правоохранительными органами. Размышления его, что вообщем то понятно, заметного позитива в себе не носили и поэтому легко было представить себе состояние модельера, который, предаваясь самым тяжелым раздумьям на тему жизни и смерти, вдруг увидел неожиданно возникшего перед его глазами ближайшего друга его любовника... в почти рыдающем состоянии и с погребальным взором.
Оба охранника одновременно, в идеально выработанной слаженности, поклонились, прижимая руки к бокам и лишь на мгновение выпуская, крепко зажатые до этого момента, локти Танака Юджиро. Чем оный и не преминул воспользоваться. Рванувшись к мужчине навстречу и взмахнув руками, молодой человек сбивчиво заговорил...
- Ито-сан, вы должны помочь... Кано... Он все время говорил о вас... - Подоспевшие, с опозданием в долю секунды, стражи спокойствия и безопасности великого модельера, сейчас же скрутили его руки за спиной. Однако, Юджиро это замолчать не заставило. - Потом мы поехали в больницу... Просто, когда он умер...
- Кто - умер? - Глухо произнес Катсухико, прирастая ногами к полу и впиваясь похолодевшими пальцами в подлокотники кресла.
- Ну, Исида-сан же!
- Отогору?! - Катсухико резко дернулся, приходя в себя.
- Да, когда Кано был вчера на церемонии... Вообщем, ему очень тяжело. Сейчас он в больнице...
- Да отпустите же вы уже его! - Прикрикнул модельер на своих выдрессированных церберов. Последние, впрочем, приказание исполнили сразу же. - Кано в больнице? - Деланно спокойным тоном поинтересовался Ито, впиваясь в лицо Танака сощуренными, колючими глазами.
Бледно-зеленые, травяные глаза в лучиках темных ресниц... Пугающий, иноземный взгляд...
Молодой человек, повинуясь какому-то подсознательному желанию, невольно подался назад, с опаской вглядываясь в сузившиеся черные зрачки. Ему даже показалось, что они стали узкими и вертикальными, как у гремучей змеи. И голос был таким же тихим и шипящим... И в нем, как и в ранее упомянутых зрачках, сквозила что-то тяжелое, сильное и глубокое... Что-то соленое и уязвимое... Страх?
- Он в больнице у матери! - Выдохнул Юджиро, с трудом отдышавшись.
Катсухико громко выругался. Взмахом руки отпустил охрану и вышел на середину офиса.
- Что же ты меня путаешь-то, а? - Очень тихо и очень спокойно спросил Ито-сан у молодого человека.
Однако плохо скрытые нотки едва сдержанной ярости Танака уловил. И разозлился еще больше. Настолько, насколько нужно было разозлиться, чтобы высказать такому опасному, совсем жуткому и устрашающему человеку, как Ито-сан, всё то, что накопилось у уставшего, испуганного Танака на душе.
- Где вы были раньше? - Покачал головой Юджиро, в свою очередь всматриваясь в лицо модельера. - Почему вы оставили его сейчас? Когда вы так нужны ему? - Танака приблизился к мужчине, не сводя с него пристального, осуждающего взгляда. Он едва доставал макушкой до подбородка модельера. - Вы нужны ему... Но я не понимаю... Если он так же нужен вам... где вы были все это время?
На лице Катсухико не дрогнул ни один мускул. Взгляд, как был пространственно-равнодушным, таким он и остался.
- Я давал показания... О том, что ту ночь, когда случилось это... печальное событие, я проводил в компании Кано.
Теперь уже Катсухико мог полноправно насладиться реакцией Юджиро, которая из негодования плавно перетекла в удивление, а затем и в крайнее изумление... Остановившись на странной гамме чувств, отдаленно напоминающей уважение. И опасение.
"И почему эти люди так боятся правды"?
Он искренне не понимал. Терять им обоим все равно уже было нечего. Тогда, почему бы не развлечься в своих последних возможностях? В любом случае он сам себе ни в чем отказывать не собирается. Погибать - так с песней. Громкой и заливистой. Под аккомпанемент звона бьющихся надежд и треска ломающихся судеб. Все происходящее напоминало модельеру развлекательное катание на американских горках. Даже тошнило его уже так же, как после подобного аттракциона. С той лишь разницей, что после мертвой петли они оба не поднимутся обратно к посадочной площадке, а так и зависнут в положении висящих вверх ногами.
- Наверное... - Юджиро нервно сглотнул ком, внезапно вставший в горле. - Наверное, вы правильно поступили. Вы ведь понимаете, что...
- Что об этом теперь узнает весь мир? О, да. И о том, что я не спросил на то согласия Кано, я понимаю тоже. Ах, да, кстати, я забыл сказать... Я в своем уме. - Осклабился Ито в широкой, чуть сумасбродной улыбке. - И в трезвой памяти.
- Кано должен будет вас простить... Иначе все это будет бесполезным... - Отстраненно произнес Юджиро. - Все эти жертвы уйдут впустую, если он не разделит ваших стремлений.
- У него уже нет выбора. И он простит меня.
- Вы так уверенно говорите...
- Просто он меня слишком сильно любит. - Без малейшего сомнения в голосе произнес Катсухико. - Сейчас ты поедешь со мной. И подтвердишь, что видел меня в вашей квартире ранним утром. Очень ранним...
Ито-сан, не оборачиваясь, вышел из офиса, по своей любимой привычке накидывая куртку уже на ходу. Юджиро устало прикрыл глаза. Он вытерпит все это... Он должен... Он заторопился следом за Катсухико, слушая, как мерным хронометром звучат отзвуки тяжелых шагов, с трудом поспевая за ними, ориентируясь в коридорных изгибах почти наугад.
Он сможет пережить все эти унижения... Ради благополучия Кано.
"Я делаю это ради себя. В первую очередь - ради себя". - Убеждал себя Ито-сан.
Этот тренинг почти что помог... На одну долю секунды. Вплоть до того момента, когда усталый мужчина пересек порог своей квартиры, скинул пиджак, изморенным движением убрал ладонями короткую челку со лба, растирая руками утомленные лицевые мышцы, и наткнулся глазами на картину. Она просто висела на своем привычном месте... И ничего больше. Просто висела уже который год... И медленно изводила его. И как он раньше этого не чувствовал?
Наверное, если бы он снял ее и повесил на ее место что-нибудь такое... Без глубокого умысла, без скрытой в себе тайны, без связующего с прошлым... Какой-нибудь красивый морской пейзаж, или натюрморт из фруктов. Или...
"Картина, которую рисовал Кано! Нас с ним... Которых никто и не узнал бы, кроме нас самих..."
Он вдруг вспомнил, что собирался повесить ее вместо той, старой и злой.
"Подумать только! На третий день знакомства у нас с ним уже появилось что-то общее... Материальное - общее".
Мужчина прошел в кухню, с неприязнью оглядел помещение, выполненное в резких и холодных тонах, достал из холодильника бутылку вина и отправился в спальню. Растянулся на кровати, повернулся на бок и откупорил пробку. Сделал медленный задумчивый глоток... Настолько одиноко ему не было уже... Чушь. Ему никогда раньше не было одиноко. Пока не появился в его жизни человек, с которым было сложно засыпать и легко просыпаться. Которого не хотелось по утру выгнать из своей квартиры, без завтрака и возможности натянуть брюки. К которому не просыпалось отвращение... еще раньше, чем просыпался он сам... После которого не хотелось долго принимать душ, с удовольствием смывая с себя остатки пережитой ночи и думая о том, что же все-таки в его жизни не так... Он не знал, что такое ощущение настоящего одиночества... пока не понял, что, оказывается, испытывает его постоянно. Всю свою жизнь.
Кано не был ему отвратителен. И как бы Катсухико не убеждал себя в обратном... Этого не было. Ему хотелось спорить с каждым его словом, периодически унижая его, демонстрируя свое превосходство... Но, черт возьми, это было весело. И не надоедало. А к тому же, как показала та ночь, которую они вместе провели в его, Ито, квартире, оказывается с Исида можно было и просто спокойно поговорить за бокалом вина. И это его тоже не раздражало. Катсухико считал себя очень сложным человеком и существовал в полной уверенности, что ужиться с ним не сможет никто и никогда. Любые мимолетные размышления на тему своего личностного одиночества он хладнокровно душил в себе еще в зародыше. Любые мимолетные связи обрубал на корню... То есть на следующее же утро. Просто потому что сама мысль о том, что придется впустить кого-то в свое личное пространство, приводила его в ужас. Кано же, не гнушаясь лишними церемониями, сам пересек границу этого пространства и... катастрофы не произошло и катаклизма не последовало... Вместо этого появилось чувство легкости и интереса к жизни. Не только к работе. Но и к себе самому... Наверное, если бы это чувство продолжалось... если бы оно крепло с каждым днем... если бы оно сопровождало его и на любимой работе - Катсухико было бы приятнее возвращаться домой. А если бы дома его еще ждал кто-нибудь, такой восприимчивый и непосредственный, живой и говорливый... Кто-то, с кем можно было бы за ужином обсудить прожитый день и выпить чашку зеленого чая. Он бы больше не чувствовал себя одиноким. Не представлял бы себя большим и покинутым айсбергом в огромном океане предпринимательства, больших денег, лицемерия и пресловутой жестокости.
Мужчина сделал еще один глоток, отставил бутылку в сторону, положил руки под голову и прикрыл глаза.
После того, как они с Юджиро вернулись из полицейского участка (по мнению Катсухико, японская полиция была еще более отвратительна, чем все, то многочисленное, отвратительное в этой стране беспредела), Танака отправился в больницу к Кано, а он, в свою очередь - домой. Принять душ, переодеться и... впасть в пространственные размышления.
Вспомнив молодого, но очень мужественного для своих лет, Танака Юджиро, Катсухико усмехнулся. Он кожей чувствовал исходившее от молодого человека неприятие. Недоверие, ревность, осуждение... Интересно, сколько лет они знакомы с Кано? Что испытывает к нему Кано? С тем, что испытывает по отношению к художнику его друг, все и так было ясно и понятно. Ох, и влюблен же был несчастный... И куда только смотрел раньше, о чем думал? Это же надо - любить с таким самоотречением! Зная о чувствах Кано к его сопернику, а то есть, собственно, к Катсухико, самоотверженно помогать ему, давая свидетельские показания в его пользу. Он что, действительно настолько желал счастья Кано, что готов был отказаться от своего собственного?
"Ну и слабак"! - Ито ни грамма не было его жаль.
Наверное, если бы Ито любил кого-то так же сильно, он бы не оставил сопернику никаких шансов. Он бы сделал все и даже большее, чтобы объект его желаний принадлежал только ему и никому больше. Он бы просто напросто схватил бы любимого в охапку и похитил. Изъял бы от общества, увез бы к себе домой и запер бы на все замки. Если бы он любил так же сильно... Он бы так и поступил. Да.
Катсухико бросил хмурый взгляд на бутылку. Злобно хмыкнул, быстро поднялся с кровати и ускоренным шагом направился в сторону ванной, подхватывая с пола измятый пиджак. Так же ожесточенно забросил когда-то дорогую вещь, которая сейчас потеряла свой презентабельный вид, в стиральную машину, скинул с себя остатки одежды и залез под душ, с наслаждением подставляя уставшее тело упругим теплым струям... И тут же со злобными ругательствами вернулся обратно на холодный кафель. В дверь кто-то настойчиво и агрессивно ломился.
34*
- Какого... Ты с ума сошел?? - Покачал головой Ито.
Ярость его сменилась растерянностью. В проеме двери, покачиваясь, стоял его драгоценный заместитель, состояние которого колебалось от "очень сильно пьян" до "ну совсем уже".
- Катсухико, дорогой мой Катсухико... - Икко рывком втолкнул начальника обратно в прихожую и, не рассчитав силы, чуть не отправил оного в нокаут с одной левой.
- Да ты же пьян, как скотина! - Откашлявшись, произнес Ито. Он поднялся с пола, отряхнулся и развернул к себе лицом уже направившегося в сторону кухни Икко. - Да погоди ты! Что случилось? - Он заглянул в помутневшие глаза Рану.
- Что случилось? - Передразнил его тот. - А ты не знаешь, что случилось будто бы, да? Старик погиб, теперь "Ичибан" полностью и навсегда принадлежит нам. Ты разве этого не знал? - По слогам произнес он последнюю фразу. - А ведь говорят, что ты к этому свою руку приложил, Ито-кун.
Он попытался вырваться, но Катсухико крепко держал мужчину за плечо.
- Ты решил его помянуть таким оригинальным способом? - На последнюю часть реплики он ответил лишь еле слышным скрежетанием зубов. - Тогда, прошу тебя, продолжи это в одиночестве. У меня другие дела. - Жестко произнес Ито, подталкивая его обратно к двери. Он уже понял, что спокойно принять душ не удастся. Оставлять в своей квартире без присмотра не трезвого, мягко говоря, товарища ему не хотелось. А выставить его из вон и слушать его крики и треск ломающейся двери сквозь шум воды, ему хотелось еще меньше.
- Что? И у тебя даже нет времени на общение со старым другом? - Икко пьяно засмеялся. - Дай мне немного времени, немного выпивки и я расскажу тебе славную историю, друг!
- Мне сейчас не до историй! - Катсухико снова начал заводиться.
- Неужели? А куда ты торопишься? Хотя, я кажется знаю, куда...
Икко Рану уселся на невысокую скамейку в прихожей, закинул ногу на ногу и выжидательным взглядом уставился на друга. Катсухико, старательно игнорируя присутствие пьяного приятеля, сосредоточенно натягивал туфли.
- Выметайся. Мне пора. - Он накинул шарф на шею. - Истории ты будешь рассказывать мне позже. Когда у меня появится на это время.
- Время... Как не стыдно, Катсухико! Все твое внимание в последнее время направлено на этого маленького и хорошенького сыночка Отогору. Так ведь?
Он нехотя поднялся и вышел вслед за Ито.
- Так. - Кивнул модельер, гремя ключами и возясь с замком.
- В таком случае ты просто обязан знать...
- Ты уверен? - Скептически ухмыльнулся Ито.
Замок по неизвестной причине не поддавался. А может быть у него просто тряслись руки. Уж очень ему хотелось заехать по наглой роже своего заместителя.
Приехал в таком состоянии к нему домой, да еще и начал нести какой-то пьяный бред. Зачем??
- Ты должен знать сейчас, потому что рано или поздно ты все равно узнаешь, как и все остальные...
- Да, Рану-кун, полиция Токио уже обо всем знает, так что ты со своими предостережениями неактуален.
- Работники прессы Токио тоже уже обо всем знают. - Икко заметно посерьезнел. Даже, будто протрезвел на то короткое мгновение, пока произносил следующую фразу. - У одного активного журналиста, который был в "Юми", есть фотографии вас... с Кано.
Катсухико замер. Но лишь на секунду. Он все-таки запер дверь, убрал ключи в карман куртки, застегнул его на молнию, провел ладонью по коротким волосам... И лишь тогда повернулся к своему собеседнику.
- А ты откуда это знаешь, Икко?
- Именно я и направил этого журналиста к вам.
Ито помолчал. Еще раз пригладил волосы. Пожалуй, в последнее время это стало у него привычным нервным жестом...
- Знаешь... Я даже не буду спрашивать тебя, зачем ты это сделал... Но зачем сейчас ты рассказываешь это мне?
- Я подумал... что мне станет от этого легче. - Честно признался ему заместитель.
И тут же отлетел к соседней стене. Катсухико, невольно поморщившись, прижал кулак к подбородку. С непривычки костяшки пальцев сильно болели.
- Надеюсь, от ЭТОГО тебе действительно станет легче. - Произнес он, с брезгливостью глядя на поверженного.
Ему было мерзко. Да, он был циничным и непробиваемым владельцем огромной фирмы, хладнокровным и безжалостным Катсухико Ито... Но ему в предательстве только что признался тот, кого он считал если не близким другом, то доверенным лицом. И ему было мерзко.
- Я не знал, что все так выйдет. - Тихо проговорил Икко, продолжая сидеть на полу, облокотившись о грязную стенку дома.
Он тер покрасневшую скулу и старался не смотреть на своего начальника.
- Ты не знал... что?
- Что все так произойдет... Что умрет этот старикан... Отец Кано. Что все случится так сразу. Я не думал, что на этого парня свалится сразу же так много неприятностей.
- Какой ты благородный... - Придал Катсухико своему лицу умиляющееся выражение. И тут же нахмурился опять. - Значит, если бы ничего этого не случилось, а в начале недели вышла бы газета, посвященная нашим с ним... Интересно, а что именно запечатлено на фотографиях? Впрочем, это уже не имеет столь важного значения. О чем ты вообще думал, Икко? - Катсухико склонился над заместителем в ожидании ответа.
- Я думал... Я не думал, что для тебя это может быть так важно, Катсухико. Прости...
- Да пошел ты. - Равнодушно бросил Ито.
По большому счету, вся эта информация уже не имела такой огромной важности. То, что он собирался сделать, было куда серьезнее. И перекрывало всевозможные их прошлые промахи.
- И что ты теперь собираешься делать? - Мужчина, опираясь о стену, сгреб себя с пола и с трудом поднялся на ноги.
- Завершу начатое тобой. - Пожал плечами модельер. - А, да, кстати... - Он обернулся, направляясь к лифту. -... Ты уволен.
Икко проводил его глазами. В который раз он смотрел в удаляющуюся спину Ито Катсухико. В который раз он остался позади... И опять... и теперь уже отнюдь не образно выражаясь... он ощущал себя побежденным. И почему всегда так бывает?
Это было странно... Но, наверное впервые Икко не ощущал зависти. И злости он не ощущал тоже. Он вообще не чувствовал ничего. Ну, кроме может быть, легкого сожаления, что так вышло. Ему было немного жаль Кано, на которого вдруг обрушились все тяготы мира. И Катсухико, который, вроде бы, серьезно все это переживает.
Проехать к самому зданию крематория у Катсухико не вышло. Еще издали он заметил нечто шевелящееся, огромное в массе своей, суетящееся и пугающе оснащенное видеотехникой. Репортеры, фотографы, просто зеваки... они были везде. Казалось, что от такого повышенного внимания к этому тихому в обычные дни, месту, сам дух Синигами* покинул это последнее пристанище умерших.
Катсухико оставил машину у ворот здания и двинулся навстречу бушующей толпе. Он с какой-то неведомой доселе радостью задумался о том, что ему предстояло прибавить ажиотажа, да веселья этому взбесившемуся обществу. Ох, и подкинет же он пищи для ума и сплетен старательным работникам прессы его города. А там, глядишь, и на всю страну прославится... В конце концов, он слишком редко делает необдуманные поступки. Уже можно... на старости лет позволить себе сойти с ума... А там, дальше, посмотрим, как что будет.
Он с трудом пробился сквозь толпу у входа. Может быть - это могло показаться странным. А может быть - что вероятнее всего - как раз естественным... Последними остатками естественности... Но люди дальше ворот не рвались. За воротами проходила церемония, за воротами был Кано в окружении безумной толпы его многочисленных (или не очень) родственников. Там царила сумятица лицемеров, готовая поглотить юношу, глаза которого обычно сияли таким счастливым и беспечным светом... Катсухико решительно направился к воротам.
- Ито-сан! - Окликнул его чей-то знакомый голос.
Мужчина обернулся на голос. Опираясь на приоткрытую дверцу машины, в нескольких метрах от толпы, нерешительно переминался с ноги на ногу, стоял его недавний знакомый - Юджиро Танака. Катсухико ненадолго замедлил свой шаг, всматриваясь в молодого человека с ожиданием... И, получив лишь напутственный взмах руки и одобрительную улыбку, пожал плечами и с увеличенным рвением двинулся дальше - через толпу. Миновал чугунную ограду, удивленные возгласы, вопросы, вспышки, снующих любопытствующих, дуло фотокамер и микрофоны... Не оборачиваясь, пошел по узенькой тропинке крупнейшего Токийского кладбища, удивляясь непохожести его на старинные Английские погосты и отсутствию какой-либо мрачности в атмосфере сдержанных надгробий, их ровному ряду и непрезентабельности.
Да, в Японии вряд ли можно где-либо наткнуться на заброшенные готические кладбища, окутанные паутинами тайн и зловещих легенд...
Он малость застопорился у входа. Сделал глубокий вдох и ручкой - своему относительно беспечному прошлому. И вдруг вспомнил слова Кано... О нем. О том, что...
В голове Катсухико, как будто нарочно издеваясь, прозвучал чуть искореженный писклявый голосок:
"Такие, как ты, любят свою работу, свой Мерседес, или что у тебя там... Свое положение в обществе и свой креативный образ, который не всегда соответствует тому, что есть внутри них самих. Вы хотите выглядеть крутыми бесстрашными ребятами, но больше всего на свете боитесь потерять свою стабильность. Иногда, такие, как ты, хотят, чтобы их любили и оттого заводят себе собаку, потому что окружающие люди редко любят таких, как ты. Такие, как ты, хотят выглядеть смелее и более вызывающе, чем они есть на самом деле."
Ну да... Кое в чем Кано тогда действительно был прав. Катсухико как-то задумывался над приобретением большой выдрессированной собаки. Но некоторое время назад надобность в этом отпала, ибо ручной домашний зверек в ближайшем будущем у Катсухико все равно появится... А вот во всем остальном художник ошибался. И сейчас Катсухико ему это докажет... Вот, прямо сейчас...
Плюс одна новая - к скандальным новостям, сопровождающим незыблемый образ бастарда-скандалиста. Катсухико открыл дверь и шагнул в гущу событий...
Синигами* - Божество смерти в Японии.
Они вытерпели все. Кано стойко перенес крики и обвинения, причитания и урезонивания родственников, возмущенное удивление служителей и монахов... То есть перенес скорее все это Катсухико. И почти что бездыханное тело Кано в придачу. Через толпу, настигшую их в воплощении инквизиции. Через карающие фотовспышки, назойливых репортеров, изумленных зрителей, исполняющих роль суетливой массовки во всем этом трагически-комедийном представлении. Через широкую полосу асфальта, разделяющего их от спасительной машины Катсухико...
Модельер открыл переднюю дверь, пропуская перед собой Кано, который вдруг вернул себе всю свою живительную энергию и юрко проскочил на сидение. Повернулся к угрожающе нацеленным на него камерам. Улыбнулся. Вежливо поклонился. И быстро исчез следом за своим любовником в машине, ударяя по газам и распугивая стремительно движущимся бампером остатки разрозненного человеческого стада.
- Как красиво... - Восхитился художник, возвращая своему телу вертикальное положение и удобно усаживаясь на сидении.
- Что - красиво? - Удивился Катсухико.
Мысли его все еще были заняты происшедшим. Он отчаянно хотел украдкой смахнуть, выступившую было на висках, испарину, но, не желая пока еще расставаться с ролью супер-героя - спасителя беспомощных и хрупких, сдерживался.
- Ты красиво появился, красиво похитил меня оттуда и теперь красиво же удираешь от погони. - Кано слабо и все еще немного грустно улыбнулся.
- Ну, для начала я тебя разочарую - погони никакой за нами нет. Прости, если развеял твои детские мечты. А похищать я тебя, извини, конечно, не похищал. - Спокойный голос дался Катсухико привычно легко. Как всегда, вообщем то. - Ты сам повис у меня на шее с воем и криками, размазывая по мне слезы и сопли...
- Катсухико...
Мужчина, как будто в ответ на обращение художника, остановил машину у обочины. Обернулся...
Когда он ехал туда - с целью забрать Кано прямо с середины церемонии, не думая о смутных для него традициях и ритуалах, он просто хотел оградить юношу от тяжелых для него переживаний. Он думал, что вот - он придет, возьмет его за руку и уведет... И Кано с уверенностью пойдет за ним. Даже не потому что так сильно любит, а потому что так нужно. Потому что они оба должны были понимать, что так правильно... Ведь он не ошибся, нет?
- Говори, мальчишка...
Кано подвинулся, укладывая ладони на плече Катсухико, пристраивая на них подбородок. Прикрыл глаза.
- Я люблю тебя.
- И все?
- Спасибо?..
35*
Кано ждал... Свернувшись калачиком под теплым тяжелым одеялом, он ждал. И думал... Переосмысливал. Пока что не планировал - нет. Для этого ему еще было слишком рано. В первую очередь он хотел успокоиться, поднабраться сил и разобраться в себе. В своих переживаниях. В своих чувствах. В своей жизни. У него было не так уж много времени на это... Совсем скоро должен был вернуться Катсухико, а это значило, что так же скоро Кано уже не захочет ни о чем думать. Он просто прижмется к сильному плечу, зажмурится и будет вот так вот лежать без движения. Сутки, двое, трое... И все проблемы сразу же отступят, боль исчезнет, а внутренние смятения рассосутся сами собой. Но пока этого не произошло - он размышлял. Снова и снова загоняя острые иглы в свое подсознания. Ковырял в нем свои чувства, с каким-то мазохистским удовольствие и любопытством наблюдая за реакцией своего сердца. По хорошему (а то бишь по совету Ито-сана, который уже несколько дней для него был совсем не Ито-сан, а просто "карэ"*), он должен был усмирить свои эмоции и холодно и логично подумать над всем происшедшим. Но, по всей видимости, "по-хорошему" для изощренной и творческой натуры Кано было слишком скучно. Поэтому он все перебирал и перебирал в уме случившееся, вспоминая каждый прожитый час, каждую мелочь, произошедшую с ними, каждую мысль, мимолетное чувство... Перед глазами уже темнело от набегающих слез... но он не разрешал себе себя жалеть. Он размышлял...
Его маму вчера перевели в другую палату. Для тех пациентов, состояние которых не внушало особенного опасения. Совсем скоро ее должны были выписать. Кано понимал, что рано или поздно ему придется сообщить ей обо всем... или хотя бы о том, что он живет на квартире у мужчины, который совсем недавно был сотрудником ее погибшего мужа, а еще ранее - его конкурентом. А так же было бы, наверное, не лишним объяснить ей, почему он вдруг решил жить с человеком, которого совсем недавно так открыто ненавидел. И, самое главное, о том, что он собственно... спит с этим мужчиной. Он в принципе спит с мужчинами, да...
О похоронах отца Кано старался не вспоминать и не думать. До поры до времени... Присутствие Катсухико не позволяло ему окунаться в мрачные мысли. А пока его не было рядом, Кано старательно отвлекал свое внимание на любую интересующую его мелочь, дабы не переживать и не рефлексировать. Сегодня же он впервые решил взглянуть в лицо реальности... Откровенно признаться, это лицо ему совсем не нравилось. Реальность, как и раньше, его пугала. Но, если раньше он чувствовал себя одиноким и никому не нужным, то теперь с ним был Катсухико. И он пообещал себе научиться жить ПОНАСТОЯЩЕМУ. И с сегодняшнего дня он начнет...
Не будет бегать от правды.
Не будет скрываться от мира.
Не будет прятать свои переживания в свои картины.
Сегодня же и начнет. Точно.
Совсем недавно ему удалось понять кое-что важное. Он потерял человека, любви которого всю жизнь хотел добиться. Который был для него самым лучшим, самым великим, самым умным и сильным... Ему очень нужен был такой человек... И он не потерял его. Он его нашел.
Кано поднялся с кровати, походил по комнате, замер у окна, очарованный переливающимся в свете вечерних огней Токио. Закрыл глаза, представляя, что где-то по извилинам дорог скользит автомобиль его любимого мужчины, взрывая шинами неглубокие лужи и огибая дома и кварталы... Любимый мужчина, естественно, нервно материт окружающих его автомобилистов, которые по какой-либо причине мешают ему пойти на победный и феерический обгон, постукивает пальцами по рулевому колесу, напевает себе под нос какую-нибудь мелодию... А пока он еще в дороге, у Кано есть немного времени на себя самого. Вот только на что его можно потратить, если он решил отказаться от творчества на некоторое время? Продолжить болезненное самокопание? Потратить драгоценные минуты единения с самим собой на анализ собственной жизни?..
Исида тоскливо вздохнул и, как это обычно и бывало в такие моменты, схватился за сигареты.
Карэ* - С Японского "Любимый".
Катсухико лениво и с огромным нежеланием покинул теплый салон автомобиля и оказался на свежем воздухе. Поежился... Воздух был слишком свежим. Перевел взгляд на носки своих туфель, замечая, что гордо стоит в самой глубокой луже во дворе, чертыхнулся и поспешил быстрее оказаться в своей квартире. В последнее время домой его тянуло куда больше, чем на работу, с которой у него неожиданно начались огромные сложности. Со смертью Исида Отогору, с которой долгое время совсем не двусмысленно связывали его, Ито, имя, от них отвернулись многие постоянные клиенты. Людей пугала загадочная история с ночным пожаром, вспыхнувшим неизвестно с чего бы это вдруг... Людей пугало смелое заявление Катсухико об их с Кано совместном проживании. И уж, конечно, мало кого могло оставить равнодушным неожиданное исчезновение Исида с похорон собственного отца. Люди думали о правилах приличия, которые нельзя было нарушать. Но мало кто думал о самом Кано Исида. А вот пресса, напротив, бросилась на свежую новость, как собака, сорвавшаяся с цепи - на большую кость. И теперь глодала ее своими острыми зубами, не оставляя ни клочка мяса на гладкой поверхности. Катсухико пришлось явственно ощутить на себе остроту их зубов. А заодно и языка некоторых особенно предприимчивых работников газет и телевидения. Но им с Кано было не привыкать шокировать общество. До настоящего времени они делали это по-разному. И, как ни странно, когда Катсухико чувствовал незримую поддержку художника, справляться с временными, как он был уверен, неприятностями с его репутацией, ему было куда легче. Да, карьера его переживала не лучшие дни. И в недавнем прошлом подобная трагедия полностью выбила бы его из колеи. Но сейчас... Сейчас в его жизни появилось нечто новое и посему - более важное. У него наконец-то появилась личная жизнь. Непредсказуемая - благодаря основному виновнику происходящего, и... невероятно уютная...
Однако, после того, как он открыл входную дверь и очутился наконец-таки в собственном доме, на счет последнего пункта касательно уюта родных стен, Ито-сан чуть было не усомнился. По крайней мере, разбросанные у дверей одной из комнат тюбики из-под красок и несколько разноцветных следов, оставленных по направлению в эту самую комнату, заставили его слегка забеспокоиться. Наверное, потому, что мольберт Кано с собой принципиально со старой квартиры решил пока не забирать. Откуда у этого одержимого существа оказались краски, модельер тоже, честно говоря, и представить не мог.
- Кано! - Строго окрикнул мужчина своего недавнего сожителя, внутренне подбираясь и спокойно и неторопливо готовя себя к самому худшему.
"Он решил покрасить потолок в гостиной? Или - что еще хуже - самого себя?.. Что еще, черт возьми, можно сделать с красками, при полном отсутствии какого либо материала для изобразительного творчества??"
Как оказалось, Ито-сан был почти прав в своих догадках. Почти... И он бы даже с огромным удовольствием высказал молодому человеку все, что он думает по поводу его умственного развития, душевного здоровья и вообще назначении его пребывания в его квартире... Если бы не потерял дар речи. Потому что впечатление от увиденного, после долгого блуждания по его расшатанной в последнее время нервной системе, резкого импульсного удара в мозг и поражения глубины найденной в теле бесчувственного модельера души, полностью парализовало его голосовые связки. Конечно, Ито-сан знал своего любовника уже довольно приличный отрезок времени, был готов ко всяким его выходкам, а перед тем, как перевести его скромный багаж из трех сумок с ненужным, по мнению Ито, барахлом, провел сам с собой долгую подготовительную медитацию... Но, очевидно, художник еще не утратил своей великой способности шокировать человека, который, как сам Ито был уверен раньше, по крайней мере, видел в этой жизни ВСЁ.
- Кано... Что ты делаешь? - Прочистив горло, произнес Ито. Очень аккуратно и тихо.
Конечно, сам по себе вопрос был весьма глупым. Потому что модельер, если, конечно, собственное зрение его не обманывало (ах, как он хотел бы в это верить!) и сам прекрасно видел, как совершенно обнаженный художник... не считая конечно тонкого слоя краски, которой было разрисовано его тело, самозабвенно раскрашивает оконное стекло.
- Катсухико? - Кано удивленно обернулся на зов. Зрачки расширились, ресницы пару раз опустились и снова распахнулись длинными густыми лучиками. Сама невинность... - Я не слышал, как ты пришел... О, наконец-то ты пришел!!
- Ты сейчас пожалеешь, что я пришел... - Процедил сквозь зубы Ито, уговаривая себя разозлиться.
Злиться откровенно мешал вид красивого юноши в неглиже, раскрашенного разноцветными символами и знаками.
- Почему?? - Кано снова непонимающе моргнул. - Я так ждал тебя! - Он искренне заулыбался и бросился обниматься, повисая на шее у модельера.
- Мой костюм!!! - Катсухико взял художника за плечи и оттянул от себя на приличное расстояние. - Черт... Я даже не буду спрашивать тебя, что за дрянь на тебе нарисована и что она значит...
- Это древние символы, они нужны, чтобы вызвать прилив вдохновения...
- Я сказал, я не буду тебя спрашивать!!.. Мне куда интереснее... Что тебе сделало мое окно!!?? Чем тебя не устроило... - Ито замысловато и продолжительно выругался. - ... обычное прозрачное стекло в нашей гостиной комнате?!