Аннотация: Еще один прозрачный день из жизни... О легком сумасшествии. О том, что многое обьясняет. Почти откровение... О моем личном демоне и о моей зиме. Или не о моей?.. 0_о ))
Такой тихий голос - он тише любых голосов.
Чем тики и таки часов, шаги и скрип тормозов.
Сражайся, борись.
Ты зачем все измяла, изгадила?
Знать бы мне где выключается это радио...
Такой тихий голос - изнутри и из вне, наяву и во сне.
Он что-то плохое заглушает во мне.
И я закрываю глаза, выбирая из двух,
Пытаясь понять: от меня что ты хочешь, Дух?
"Голос" - Fleur.
За окном падает снег... В моем мире за окном всегда падает снег. А в моем раю, как мы недавно постановили в разговоре с подругой, снег всегда мягкий, пушистый и, главное, теплый.
- И пахнет ванилью? - Поддел меня кто-то очень саркастичный и ядовитый.
- Нет... нет. - Я поморщилась. - Снег всегда пахнет вишней...
- 'Вишневые ягоды - это капельки крови убитых вишневых деревьев?', да?
- Ты читал мое последнее произведение?
- Зачем мне читать то, в чем ты меня сделала чуть ли не главным героем? - Приподнимает Феликс одну бровь.
У него это мастерски получается. Я потратила не одну драгоценную минуту в своей жизни, кривляясь перед зеркалом, пытаясь повторить этот маневр.
- Ох, ну, вот мы и заговорили наконец-то! А сколько драматизма то было в ваших, Г-н Савеллис в девичестве, пафосных обидах...
- Мне не нравится обращение Г-н. - Феликс хмурится. - Оно... звучит.
- Все, что я говорю - звучит. А наш с вами разговор - всегда бессмысленный набор слов, чересчур яркий и громкий. Так что радуйтесь, что в моем обращении вообще имеется смысл.
Мы помирились...
Ссориться со своим демоном - не легко. Особенно, когда ты так отчаянно в нем нуждаешься столько времени. И стоило только случайно мне ляпнуть о том, что я устала от мира иллюзий, как он сейчас же сложил свои перепончатые крылья, покидал в старый чемодан трубку, пижаму и домашний халат - и вылетел в окно, оставив на прощание форточку открытой. И это при том при всем, что Г-н Феликс не курит трубку, не спит в пижаме, а по дому предпочитает слоняться в штанах цвета "хаки" и широкой бесформенной толстовке мрачного серого цвета с умиляющими меня завязочками на воротнике.
А все началось....
Я люблю зиму. Я жду зиму летом и наслаждаюсь зимой в конце ноября и в начале марта. Я с радостью ловлю снежинки ресницами, стойко переношу гололедицу под каблуками и упорно крашу губы на морозе. И я... да, я подвластна упоительному чувству светлой печали. Когда перед глазами всего два цвета - синий и белый - тяжело видеть что-то еще кроме холода и свободы. Иногда они сливаются воедино и получается пустота. Пустота заполняет собою все пространство внутри моего личного микрокосмоса и мешает мне воспринимать что-то извне - музыку, литературу, далекие космические послания... И тогда я с радостью объявляю себя повзрослевшим, умудренным жизненным опытом, человеком, который вот-вот разучится летать в облаках и займется наконец-то делом. Например засядет за учебник Л. Н. Гумилева, продолжая штудировать теорию пассионарности в Русской истории, которая уже въелась в мой мозг так прочно, что я неумышленно фиксирую спады и возрастания пассионарности собственного пульса в висках вечно ноющей от мыслей головы.
- Неужели тебе интересно заполнять свою пустоту чьим-то псевдонаучным бредом? - Раздается в моей голове привычный, не побоюсь этого слова - родной, ехидный голос.
- Не ругай старичка. Он по-своему гениален.
- Да, действительно, чем ему еще было заниматься в одиночной камере, как ни теорию пассионарности разрабатывать угольком на тюремных стенах.
- Какой же ты злой...
- Я не злой. Я просто люблю смеяться над жизнью.
- А я...
- А ты - плакать. - Снова усмехается голос.
Феликс, как всегда, держится где-то рядом.
- Ты мешаешь мне молчать. - Холодно и отстраненно произношу я.
Руки в кожаных перчатках замерзли и я грею их в карманах белого пальто. Музыка в наушниках, выученная мною до самой тонкой фоновой ноты, не цепляет ни ниточки моего сознания и не вытаскивает на поверхность ни чувств, ни эмоций. Я замерзала изнутри, я замерзла снаружи... И это состояние для меня приятнее самого ласкового и теплого летнего солнца.
- Ты не такая. - Качает головой мой незримый спутник, с видом всезнающего специалиста по людям.
- Я в тебе не нуждаюсь... - Произнесла я совсем 'вдруг'... совсем нечаянно...
Не знаю, зачем я сказала это, не разжимая замерзших губ. Может быть, мне давным давно хотелось сказать это моему мучителю, а может быть меня просто вывела из себя его самоуверенность... Со мной случаются иногда вспышки нервозности. Я горячо бросаю что-то резкое и тут же потухаю... Говорю же, я - живой холод. А он недолго сохраняет в себе огонь. В любом случае - я сказала это и испытала несказанную радость от уверенности в своих словах. И тут же забыла о сказанном. В конце концов, из нас двоих он всегда был сильнее. И я, как полноправная слабая женщина в нашей странноватой паре, могла ругаться на него до хрипа в голосе... Обычно в ответ он только посмеивался и продолжал смотреть сквозь меня, напоминая старые деревянные часы с маятником. Они раздражают своим монотонным тиканьем, отдающимся ежесекундным ядерным взрывом в голове... но с ними все же как-то уютнее. Да и кричи ты на них, не кричи - каждый час они с таким же безнаказанным радостным идиотничеством будут радовать тебя насмешливым "ку-ку".
- Ку-ку. - Произносит мой Г-н Феликс сухим голосом, лишенным эмоций, и начинает свой очередной поток нравоучений от астрального учителя.
А тут я сказал ему: "Я в тебе не нуждаюсь...".
Не чувствуя руки, открыла стеклянную дверь, выбрала деревянный столик у окна и заказала кофе и пирожное...
Как все творческие люди - я по-своему актер. И пусть театр мой давным давно погорел и остались от него лишь два неприкаянных клоуна - я, да Феликс, вдвоем мы как-то умудряемся создать обаятельную труппу. Как бы там не было - люди ко мне тянутся, изредка лишь замечая, что я вроде как "тысяча людей в одном". О, да, мы с Феликсом - отличная толпа, гармонично образующая двоих сумасшедших.
- Фел, мы с тобой страдаем раздвоением личности? - Иногда подозрительно спрашиваю я его.
- Мы им страдаем? Нет, мы им наслаждаемся. - Отвечает мой бессмертный оппонент и поправляет стоечку воротника на своем старом коричневом пальто, прихваченным, как мне иногда кажется, из славных времен далеких шестидесятых.
И я продолжаю играть на своей просторной сцене одновременно за всю театральную группу. Сейчас я играю себя. Мне редко удается эта роль, она слишком сложная. Однако, госпожа Пандора того стоит. И я играю ее - в длинном белом пальто, которое изящным движением скидываю с плеча, в старом, но красивом шарфе благородной окраски сухих золотистых листьев, с пастельно-кирпичной помадой на губах. Легче всего мне изобразить уставший взгляд безразличия... Так уж получается, что у всех моих героев одна пара глаз на всех.
Справа от меня огромное окно. За окном синие дома, синие люди и синие машины. И все застыло в какой-то опостылевшей картине, будто кто-то нажал на кнопку "пауза". Мое восприятие собственного существования истерично скакнуло вперед, отматывая два дня из будущего, испуганно метнулось в далекое прошлое, заклубилось в тяжелых воспоминаниях и застыло в настоящей минуте. Минута была прекрасна... Мною неожиданно овладело состояние эйфории, синий цвет за окном зашевелился, снова превращаясь в живую движущуюся массу, и мне наконец-то принесли мой заказ. Все вокруг стало каким-то нереально прекрасным, и я сама замерла с чашечкой кофе в руках, любуясь на сочетание моих тонких пальцев с фарфоровой ручкой посуды. Белая чашка, красные ногти и голубоватая замерзшая кожа.
- Наверное, если я превращусь в мраморную статую именно сейчас, то выйдет очень даже неплохой памятник самой себе. - Обратилась я по привычке к мужчине, который всегда был со мной. - Мрамор будет белый в синеватых разводах...
Не получив обыкновенного язвительного ответа - пожала плечами, достала из сумки карманный портативный компьютер и углубилась в составление списка подарков своим друзьям и близким.
К тому времени, когда список уже набрался немаленький и угрожающе рос до завершающей черты моих финансов, которыми я располагала на момент двадцать шестого декабря, мое кофе успело сначала остыть, а потом кончиться, а пирожное умерло и из него уже давно вылетела полупрозрачная душа умершего пирожного. Это я только люблю петь всем желающим о своем одиночестве... А на самом деле, меня окружают столько людей, сколько и их мнений. А это ужасающая цифра, скажу вам честно. Я потенциальный экстраверт, умеючи изображающий из себя меланхоличного интроверта, нуждающийся в одиночестве куда больше, чем в общении и получающий его куда реже, чем новые ненужные знакомства... О, господи, я вынужденный экстраверт, смирившийся со своей участью публичного человека настолько, что приходится получать удовольствие от общения!
Меня отвлек стук в окно. Я недовольно обернулась, готовясь скорчить пугающую рожицу нетрезвому воздыхателю на той стороне стекла, и с удивлением заметила двухлетнее на вид чудо в образе ребенка в розовом комбинезончике и в шапке с кошачьими ушками.
- Чиби-неко. - Автоматически выдал мой ум, в обыденности противоречащий популярным иностранным названиям и формулировкам.
Дитенок стучал по стеклу большой конфетой в блестящем фантике и улыбался. Я расплылась в улыбке в ответ. И готова была уже услышать насмешливую реплику вроде того, что "в каждом деятеле искусства, который красит губы, скрывается сформированный в женском теле материнский инстинкт", но... не услышала ее.
"Ты не такая." - Вспомнила я.
И "Я в тебе не нуждаюсь..." - я вспомнила тоже.
- Ты обиделся что ли, старик? - Искренни удивилась я.
Дите с кошачьими ушками радостно запихало край конфеты в почти беззубый рот, и тут же было подхвачено невесть откуда взявшимся заботливым папашей и так, на родительских руках, пропало из поля моего зрения.
- Феликс, заканчивай дуться, не маленький! - Позвала я, сгребая свой немногочисленный хлам со столика и автоматически прихватывая чашку, пепельницу и салфетки.
А ведь он мне тоже - Заботливый отец. Настоящего отца со мной рядом никогда не было...
Наверное, все беды моей жизни от того, что меня воспитал созданный мною же демон.
Мне было весьма не по себе... То есть, не поймите меня не правильно, "не по себе" - это мое обычное состояние... Но вот, когда в голове не звучит посторонний голос с перечной хрипотцой - мне становится как-то не по-своему 'не по себе'. И... пугающе пусто.
Я не живу в мире теней. Я как бы существую на той тонкой грани, разделяющей мир живых и мир отражений. Кто-то верит в мир Зазеркалья. Кто-то в мир живых. Кто-то в мир мертвых... Я с радостью верю одновременно во все миры, с такой же оптимистичной радостью и поистине бесконечным любопытством глупой кошки, которая опалила свои усы в камине, я путешествую по этим мирам, теряясь во времени, параллелях и пространстве. Но все же, избранное мое место, на котором я установила свой трон, - это та самая едва заметная граница между Теми и Этими. Я предпочитаю роль наблюдателя. И в участники выхожу в двух случаях - когда кончаются чернила и бумага, или когда требуется вдохновение. Тончайшая пленка на воде, окрашенная радужными цветами... Вы знаете, СКОЛЬКО всего может скрыто в этом тонком мире? А сколько вообще их - этих тонких миров?..
Лежа под одеялом, на своей кровати, укрывшись до подбородка, я замираю, уставившись в потолок. По потолку плывут тени и я пытаюсь угадать - какая из них моя. Вы когда-нибудь были в Океанариуме? В таком, где аквариумы расположены над головой посетителя, как бы вместо нормального потолка? Дельфины там неспешно проплывают высоко над людьми, напоминая ленивые подводные лодки... Чтобы увидеть их, нужно задирать головы до боли в шее. Довольно пугающее ощущение, я вам скажу, когда ТО, что ты как бы инстинктивно ожидаешь увидеть под своими ногами, пролетает над твоей беззащитной макушкой. Так вот, точно такие же силуэты движутся над моей головой, когда нормальным послушным теням положено следовать за ногами своих хозяев.
'Эти тени потеряли своих хозяев'. - Объясняет мне Феликс, когда от страха я взываю к нему за помощью. - 'Они безобидны и глубоко несчастны'...
И я, в секунду превращаясь из чопорной уставшей дамы в маленькую испуганную девочку, таращусь на них, вспоминая все знакомые мне мантры и на ходу выдумывая новые. И эта тонкая пленка на воде переворачивает мой мир вверх ногами, превращая потолок - в разделяющую черту. И вот, я уже знаю, как чувствует себя человек, ничком лежащий на воде. И я - заглядываю к Ним, лежа в своей постели. А они слетаются к своей хрупкой поверхности и не отличить уже - где вода, а где небо. И мир вдруг представляется мне ящиком с потайным дном. Я под потолком - мир теней над потолком. Я под ребристой поверхностью воды - ночное небо где-то далеко... над океаном.
И я, опытный игрок в ночные фигуры, все еще, идя по коридору от своей комнаты до кухни, ожидаю столкновения с чьей-то мощной грудной клеткой, готовая в любой момент бросить пустую кружку на пол и, с боевым девичьим визгом, заколотить по этой самой грудной клетке руками и ногами. Даже, когда дома нет никого кроме меня и зашуганой кошки.
Да-а... что только не принесешь с собой из детства прошлых воплощений.
- Пакет шевелится... - Меланхолично замечаю я, краем зрения замечая трепыхание на подоконнике.
- Закрой форточку и половина твоих ночных призраков испустит дух.
- Закрою форточку - выгоню зиму.
- Закроешь форточку - остановишь сквозняк и спасешь себя от возможного воспаления легких. И пакеты, глядишь, перестанут шевелиться.
- Я не боюсь пакетов! - Отважно заявляю я. - И я реалист, не забывай об этом.
"Щелк-щелк-щелк" - Вывожу я на клавиатуре.
- С тех пор, как прогнала меня и закрыла дверь в ссюреальность?
- С тех пор, как ты покинул меня... А если честно - мне просто нужно кого-то изображать сегодня. Пусть сегодня я буду реалистом.
- А дверь?.. Она снова открыта?
- Сквозняк. - Пожимаю я плечами.
Кто же убежит от теней? Та, что считает, что театр теней - лучшее зрелище - не убежит точно.
Я наконец-то отрываюсь от экрана монитора и с легкой улыбкой наблюдаю, как двухметровая худая фигура пытается уместиться на моем подоконнике, скидывая длинной ногой стопку книг и надутый холодным сквозняком пакет. В моей комнате снова пахнет кофе, крепкими сигаретами и старинными вещами. Хотя я и не курю крепкие сигареты и пью бергомотовый чай, а из старинных вещей у меня только большие деревянные часы со впавшей в кому кукушкой, для меня это - самый лучший запах в мире.
- Феликс, ты мой демон, или мой ангел хранитель?
- А что на этот счет думают твои друзья - специалисты оккультных наук?
- Они пугают меня сухими научными формулировками.
- Например?
- Они говорят, что ты - порождение моего ментального уровня, управляющее моим ментальным телом.
- Погоди, так это же твоя формулировка!
- Вот, а они меня ею пугают...
- Ты... - Феликс качает головой, усмехаясь в воротник кофты. - Ты неисправима, Марья.
- Для вас, Г-н Савеллис, Мария Викторовна...
И ничего больше не меняется в моем мире... Все те же уставшие тени плывут по моему потолку, все те же ожидаемые незнакомцы с широкой грудной клеткой бродят по моему узкому коридору (и где они там, бедолаги, в этих полутора-метрах разворачиваются-то??), все то же состояние "не по себе" в моей душе успокаивающей тревогой разливается по сердцу, все та же нервная кошка... да показное одиночество на моем философском лице... И все та же фигура, скрестив длинные ноги, восседает на моем подоконнике, пьет кофе, вдыхает через нос зиму и дым сигарет... И дает мне мудрые советы. Или все-таки моему ментальному телу?
- Ты больше не уйдешь? - Интересуюсь я как-то, между делом, старательно делая вид, что ответ его мне вообщем-то совсем безразличен.
- У нас же с тобой симбиоз... Если я и уйду - то только отхватив на прощание порядочную часть твоего сознания, энергетического баланса и...
- Ладно-ладно, я поняла. - Ворчу я недовольно.
Вот еще, допустить, чтобы меня мои же демоны пугали. Пусть лучше берегут меня от теней да прочих сущностей, живущих в тонкой пленке на моей воде.
И, в моем мире ничего не меняется... И в его мире - тоже.