Борис лежал на кровати с закрытыми глазами. Потом кровать открыла глаза и сбросила Бориса на пол. Она выспалась и захотела привести себя в порядок. Кровать сосредоточилась и принялась передавать Борису телепатический приказ. Борис, неосознанно уловив его, принялся безропотно застилать кровать.
Затем Борис вспомнил, что забыл напоить унитаз, а заодно и накормить его.
Унитаз глотал жадно, урча от удовольствия.
После пришел черед бритвенного станка. Тому взбрело в голову сделать несколько физических упражнений - ничего особенного, легкий комплекс привычной утренней гимнастики. Но, поскольку сам он двигаться не мог - запретил доктор - передвигать его пришлось Борису. Разминка необходима всем.
Пока Борис торопливо проделывал все эти эволюции, одежда терпеливо взирала на него. Терпеливо, хотя и с некоторой укоризной. Она молча напоминала, что замерзла за ночь, и настала пора ее погреть.
С особым тщанием Борис затянул шнурки: они стремились сохранить стройность и хотели всегда находиться в тонусе.
Посмотрев на штиблеты, Борис подумал, что не мешало бы купить новый крем и намазать их. Уловив его телепатическое пожелание, туфли пришли в бурный восторг и весь путь до гаража проделали вприпрыжку.
Потом Борис, повинуясь очередному телепатическому приказу, долго гладил пальцами руль - мягкий целебный массаж никому не повредит - и дергал рычаг переключения передач. У того была легкая мазохистская наклонность.
Еще большим мазохизмом страдал резиновый коврик у дверей учреждения, где работал Борис. Он просто пищал от удовольствия, когда по нему елозили грязными ногами.
На работе Борис ждали новые сюрпризы. Лифт перегрузился сверх всякой меры и теперь поднимал людей, покряхтывая. Но у него была своя мечта: накачать мускулы, поднабраться силенки - и поэтому подобные упражнения не были ему в тягость. А началось это у лифта после прочтения трактата о бодибилдинге, который забыл в кабине один из пассажиров. Лифт подобрал книгу и спрятал между двойной обшивкой.
Борис вошел в офис и опустился в кресло. Оно томно вздохнуло и прильнуло к нижнему бюсту Бориса со всей нежностью неудовлетворенного сексуального влечения.
Ручку распирало от чернил. Она надеялась в один прекрасный день написать что-либо значительное, а пока тренировалась, изводя себя в бесконечных начертаниях замысловатых извилистых линий.
Впрочем, уделять все внимание ручке Борис не стал. Он протер фланелькой экран монитора, клавиатуру, а потом принялся ожесточенно нажимать на клавиши. Это напоминало игру в прятки или догонялки: Борис старался нажимать пальцами на те клавиши, которые приседали, уклоняясь от давления.
В обеденный перерыв Борис спустился в буфет. Есть особо не хотелось, но вид одинокого кексика, сиротливо лежащего на подносе, пробудил в Борисе отеческие чувства. Он вспомнил о десятках и сотнях иных кексиков, уже соединившихся где-то далеко-далеко со своим Верховным Воплощением, и решил незамедлительно присоединить бедолагу к небесному братству. Кексик благодарно запищал на зубах.
"Мы - рабы вещей, - уныло подумал Борис вечером, омываеќмый потоками воды, - даже под душ я становлюсь только потому, что теплая вода хочет остыть на мне, а холодная - согреться..."