Аннотация: На конкурс "Традиционной фантастики" Пайкрафт, Пайкрафт... замучили своим Пайкрафтом! Нате вот, получите...
Границы грозно ощетинились грозовыми облаками. Ступенчатые гряды темных туч тремя ярусами перекрывали подступы к воздушному пространству страны, змеясь над сухопутными рубежами и в точности повторяя их.
Но если на земле охрану границы мог осуществлять кто угодно - жандармерия, конная полиция, национальная гвардия, отмобилизованное народное ополчение, - то в небесах царили воздушные пограничники.
Сержант Пайк медленно обходил вверенный ему участок границы, передовые рубежи защиты государства. Медленно - потому что быстро двигаться в своем нынешнем состоянии он не мог. Это не земля, где можно носиться, как угорелому. Мешало все: и сопротивление воздуха, и непомерно огромные размеры тела, и нынешнее состояние воздушных масс. А также - чего греха таить? - и необходимость тщательного соблюдения правил маскировки. Но если последнее оправдывалось соображениями безопасности, то со всем остальным ничего поделать было нельзя: оно являлось объективной реальностью, закономерно проистекающей из обновленной сущности Пайка как Воздушного Пограничника.
Сержант обходил вверенные ему укрепления. Все было давно и до боли знакомо - и позиции генераторов молний, и стрелковые ячейки градометчиков, и окопы любимцев сержанта - "повелителей ливней", которых кое-кто из штатских, коим вовек не дано оторваться от земли, обидно называл "плевалками".
Конечно, дождь в лицо - не то же самое, что свинцовые пули, но свинцовые пули на такой высоте долго не удержатся, а два часа секущего ливня выдержит не всякий. Сержант помнил, как на последних учениях взвод, имитирующий действия противника, снесло внезапным порывом случайного ветерка, и он попал под водяные капли действующей на половинной мощности установки. Военнослужащих продырявило насквозь, буквально изрешетило! И хотя многие остались в живых, из воздушных пограничников их пришлось списать: при повторных трансформациях старые раны начинали расходиться, и появлялась невосполнимая потеря массы. Причину этого феномена не смог выяснить никто.
Поэтому особенно тщательно сержант осматривал подчиненных. Постоянная забота о личном составе - залог успешного выполнения боевой задачи. Сейчас ему кое-что не понравилось:
- Лоуэлл! Колин! - негромко скомандовал он.
От острого взгляда Пайка не укрылось, что у этих двоих индивидуальные ячейки выглядят глубже, чем остальные. А ведь оборудовались-то они одновременно! Это могло означать только одно: бойцов пора отправлять вниз, на землю. Их плотность становилась выше допустимой для пребывания на данном ярусе.
Потому он и позвал их тихо, чтобы они не вскочили резко в служебном рвении, и не прорвали бы горизонта позиций. Такие случаи бывали. И хорошо, если военнослужащим удавалось задержаться на нижележащем слое, и они не падали на землю. Но обычно этому препятствовали и большая плотность нижележащих слоев воздуха, и, соответственно, большая густота нижней пелены туч.
Но случались и падения на землю - чаще с самого нижнего яруса, разумеется. Особых последствий для воздушных пограничников это не вызывало, опасности для жизни не было никакой, разве что закладывало уши от резкого перепада атмосферного давления. Но хуже всех последствий были насмешки: они длились достаточно долго, и никакими нарядами вне очереди прекратить их не удавалось.
Лоуэлл и Колин среагировали правильно: повернув голову, они шепотом произнесли "Я!" и медленно поднялись.
- Сколько времени вы здесь находитесь?
- Часов восемь... - раздумчиво протянул Колин.
- Или девять, - добавил Лоуэлл.
- Быстро на нижний ярус! Через два часа - на землю, на инъекцию!
Лоуэлл недовольно поморщился:
- Каждый день колоться! Сержант, когда изобретут более долгоиграющую вакцину?
- Разговорчики! - оборвал подчиненного Пайк. - Когда изобретут, тогда и изобретут. Обещаю тебе: когда она появится в войсках, ты узнаешь о ней первым! Готовь задницу!
Подчиненные привычно заржали.
- А в самом деле, сержант, - добавил медлительный Колин. - Ходят слухи...
- Это не нашего ума дело! - отрезал Пайк. - Не забывай: слова носит ветер, а ветер дует всюду. В том числе и в чужие уши.
Микстура была секретным изобретением военного ведомства. Будучи введенной военнослужащему, она запускала механизм уменьшения плотности человеческого тела, как бы "разжижала" организм. И одновременно вызывала жуткую жажду: получивший инъекцию выпивал зараз не менее десяти ведер воды, а спустя некоторое время - еще столько же. И вся она незамедлительно разлагалась на кислород и водород. Но если кислород сразу фильтровался сквозь поры постепенно распухающего тела - отчего от военнослужащих в этот период приятно пахло озоном, - лишь частично расходуясь на внутриобменные процессы, то водород наоборот, задерживался в тканях, создавая подъемную силу, компенсирующую прежний вес. В результате солдаты - нет, теперь уже Воздушные Пограничники - могли свободно прогуливаться среди туч, создавать в них позиции, строить фортификационные сооружения, окапываться... словом, делать все то, чем испокон веков занимаются солдаты всех времен и народов матушки-земли. Небольшое повышение устойчивости облачного слоя - для осуществления надлежащей прочности оборонительных сооружений - достигалось другими средствами, также тщательно засекреченными.
Пайк приблизился к позициям генераторов молний. Солдаты лениво крутили громадные рукояти, поддерживая работоспособность генераторов едва ли на трети их истиной мощности. Но Пайк знал: получив приказ, они отдадут все силы, раскрутят валы до максимальной скорости, и врага встретит полная мощь испепеляющих грозовых разрядов.
Что находилось внутри генераторов, за плотной завесой темных туч, не знал никто из обслуживающего персонала. Рассмотреть что-либо было невозможно: сплошная чернота грозовых облаков надежно хранила военную тайну.
Столь же секретной была и другая боевая техника: градометы и капельные установки. Но действовали они надежно, в ремонте не нуждались, а большего от них и не требовалось.
Закончив осмотр позиции второго яруса, Пайк направился к лестнице. Инъекцию ему сделали недавно, она продолжала набирать силу, и сержант чувствовал, что начинает подпрыгивать при каждом шаге. А это означало, что пора подниматься выше.
По пути он оценил новую линию окопов - их сделали в более теплом слое воздуха, и сержант не мог не одобрить такое нововведение: поясницы у солдат не будут мерзнуть. Как удалось ученым совершить подобное?
Но сержант знал, что спрашивать об этом нельзя: военная тайна. Более того, прояви он любопытство, его могут незамедлительно зачислить в агенты врага. Сочтет начальство необходимым поставить сержантов в известность о нововведениях - его уведомят.
Разумеется, для подъема Пайк мог воспользоваться коммуникационным люком, великое множество которых призывно зияло отверстиями в верхнем ярусе туч, однако дул весьма ощутимый ветерок, и сержант опасался, что его, не защищенного бруствером, просто-напросто сдует в сторону, и он пролетит мимо люка. А это могло уронить его в глазах подчиненных.
Продолжая чувствовать легкое распирание изнутри, сержант подошел к лестнице.
Была ли микстура опасной? Не могли ли повредить человеческому организму постоянные распухания и схлопывания? Пайк не задумывался над этим. Он привык подчиняться приказам, а приказа опасаться или задумываться не было. Пайк надеялся, что благополучно выйдет на пенсию, хотя и предполагал, что будет тосковать без родной воздушно-пограничной службы. Откуда еще открывался такой обзор? На многие-многие мили вокруг.
Лестница была единственной устойчивой реальностью во всем окружающем мире. Все остальное - и позиции градометчиков, и окопы "повелителей ливней", и грозные генераторы молний - окутывала легкая дымка, надежно скрывающая детали оборонительных сооружений. Лестница же, окруженная системой подпорок и растяжек, смотрелась мощно и незыблемо. Она походила на поперечно-полосатый наконечник стрелы, направленный к земле, и состояла из пристыкованных друг к другу все увеличивающихся перевернутых трапеций.
За время службы в воздушных пограничниках сержант поднимался по лестницам много тысяч раз. Он давно собирался сосчитать, сколько точно, и каждый раз оставлял это занятие.
"Выйду на пенсию, подсчитаю", - думал он.
Он поднимался и по раскаленным лестницам тропиков, и по обледенелым лестницам полярных широт, и по обдуваемым яростными ветрами лестницам "ревущих сороковых", для которых собирались, да никак не могли собраться установить защиту от воздушных потоков.
И на какую только высоту ему не приходилось подниматься! От самого нижнего яруса, "сотки", находящегося на высоте всего-наќвсеќго ста метров, и до "десятки", означающей на этот раз не метры, а километры. Вот там было по-настоящему тяжеловато.
Сержант поставил ногу на ступеньку и осмотрелся.
Отсюда было видно все: родные поля и леса, исчерченные ленточками рек и полосками каналов; луга с разноцветными пятнышками коров; города, окруженные фабричными дымами; соединяющие города дороги...
И вражеская сторона, где, казалось, было все то же самое, но... какое-то не такое.
"Как жаль, что никто другой не может увидеть эту красоту!" - подумал Пайк. И потому, что гражданским запрещено подниматься ввысь, исходя из соображений военной тайны; и потому, что подняться сюда может лишь тот, кому сделаны соответствующие инъекции. Но инъекции трижды засекречены, поэтому враг не может создать армию воздушных пограничников.
Ни у кого в мире нет таких войск! Мысль об этом наполнила сержанта гордостью, которая окрыляла не хуже любых инъекций.
"Но мы - люди миролюбивые, мы ни на кого нападать не собираемся", - добродушно думал сержант, поднимаясь по лестнице, и с каждой ступенькой распухая все больше и больше.