Это было традицией - в новогодних номерах журналов и газет печатать рождественские рассказы. Писались они и ныне забытыми авторами, и теми, кого мы называем классиками. Вспомним "Мальчика у Христа на елке" Достоевского или "Сапожника и нечистую силу" Чехова. У Лескова в рассказе "Жемчужное ожерелье" имеется определение рождественского или святочного рассказа: "От святочного рассказа непременно требуется, чтобы он был приурочен к событиям святочного вечера - от Рождества до Крещения, чтобы он был сколько-нибудь фантастичен, имел какую-нибудь мораль, хоть вроде опровержения вредного предрассудка, и наконец - чтобы он оканчивался непременно весело."
Сегодня нам больше, чем когда-либо, нужна вера в то, что добро восторжествует, зло будет наказано, и любовь растопит сердце злодея. Сей задаче и будет посвящен этот маленький цикл.
Конечно, вы слышали о том, что в нашем городе на одной из улиц растет Дерево историй. Ничем не примечательное дерево - довольно старое, в меру высокое, с широкой кроной и маленьким дуплом, в котором когда-то жила белка. Возможно, вы сотню раз проходили мимо него.
Под деревом стоит скамья, на которой сиживали многие знаменитые поэты и писатели. Именно здесь они находили сюжеты для своих романов, слагали лучшие рифмы и обретали вдохновение. Да и как же иначе? От того волшебного мира грез, в котором жили наши прабабки и прадеды, осталось только одно Дерево историй - все прочее поглотило Время, Асфальт и Черствые сердца. И, может быть, лишь нам, старым дворникам, известно, какое значение имеет для города обычное, но не простое Дерево историй.
Мы выходим на улицы с первым скрежетом трамваев, и утренний туман скрывает наши шаги на тротуарах спящих улиц. В дожди и в снег, в любую погоду старые дворники идут на свои участки. Нас ждут обрывки желаний, осколки честолюбия и накипь злобы, которую выплескивают бетонные дома. Этой работе не будет конца, и мы давно не рассчитываем на благодарность. Мы сметаем листву грядущих поступков и надежд, сгребаем в совки приготовленные на нынешний день события нашего города.
Мне повезло больше других. На моей территории растет Дерево историй. В канн Рождества на нем вместо листьев вырастают зеленые иголки - ну точь-в-точь как на елке. Иголочки эти волшебные. Коснется их человек, и тут же всего желания начнут исполняться. Не верите? Что ж, многие люди упускали возможность творить великие чудеса. И все от незнания. Но я. Так уж и быть, подскажу, как вести себя в таких случаях.
Прежде всего запомните - желания исполняются при определенных обстоятельствах. Нужно подгадать момент, когда вы заканчиваете как5ое-нибудь дело: приготовление праздничного пирога, покупку подарка и тому подобное. Все желания исполняются только в такие моменты. И еще одно - желания должны быть добрыми, иначе иголочки не действуют. Да, совсем забыл, не загадывайте ничего для себя - бесполезно. Это вам говорит старый дворник, так что можете поверить. Сбывается только то, что желаешь для других.
А чтобы вы лучше поняли механику чудес, расскажу-ка я вам несколько историй.
Закон отражения
...Она закрыла глаза, но тут же открыла их. Видения повторялись. Опять эти серые волны до горизонта и оранжевый плот, который швыряло с гребня на гребень. Низкое небо над головой, и смерть, которая только и ждет, чтобы сдали нервы. Она видела побелевшие пальцы на ремнях безопасности и мокрые робы пятерых парней, затерявшихся в бушующем море...
-- Сыночек, как ты там?--прошептала женщина.-- Месяц назад ты ушел в плавание, и я считаю часы до нашей встречи. Пойду в магазин, а в глазах стоят волны, и даже вода в кране стала горькой, словно морская. Сердце чувствует беду.
Она встала и открыла окно. Морозный воздух успокаивал раскаленный мозг. Лучистые звезды сулили покой. Сверху послышалось слабое мяуканье.
-- Неужели котенок? Как он туда попал?
Она, как могла, высунулась из окна. Над кромкой крыши виднелась маленькая ушастая голова.
-- Наверное, мальчишки оставили. Сорванцы. Он же может упасть. Девятый этаж...
Она отошла от окна, включила свет и тяжело опустилась на стул. Перед глазами мелькал оранжевый плот. У самого края лежал мальчишка в обгоревшей тельняшке. Мокрое лицо, навек застывший взгляд... А там дальше ей почудился сын. Она видела его поросшую щетиной щеку и ощущала, как прогибается под ним тонкое днище.
-- Сынок! О, Господи!
Она метнулась к окну. Но звезды уже не обещали счастливого конца. Их свет стал ярким и беспощадным. Маленький котенок пищал жалобно и непрерывно. Она закрыла окно и накинула на плечи платок.
-- Неужели ему никто не поможет?
В каком-то диком озарении женщина бросилась к двери, дрожащими пальцами рванула щеколду и, пробежав пролет, поднялась по лестнице. Люк на чердак оказался закрытым. Писк котенка заполнил ее голову. Он звучал все пронзительнее и пронзительнее, пока не охватил всю вселенную, превратившуюся вдруг в оранжевый плот, на котором лежал ее сын.
Она бегом спустилась по лестнице. Холодный ветер толкал ее в спину, домашние тапочки щелкали по пяткам. Продравшись сквозь колючие кусты, она подбежала к пожарной лестнице и начала карабкаться вверх. Где-то на высоте третьего этажа тапочки слетели с ног. Холодные прутья жгли руки и ноги.
-- Неужели ему никто не поможет?
Ветер трепал ее юбку. Кофта задралась. А она поднималась все выше и выше.
-- Мальчишкой он был очень ласковым. Обнимет меня за шею, прижмется к лицу и успокаивает: "Не плачь, не плачь." Это позже он стал отделяться от меня, когда встретился с отцом. Как я ревновала его. А потом он закончил училище, и моя жизнь превратилась в ожидание.
Она немного передохнула и, стараясь не смотреть вниз, попыталась отогреть дыханием руки. Серая стена вновь поползла к ее ногам.
-- В детстве он часто болел, и когда в одиннадцать лет его свалило воспаление легких, впервые задумалась над тем, что буду делать, если он умрет. Я гнала прочь эти мысли, но они преследовали меня неотступно и неотрывно. И если он не вернется, мне незачем жить. Все радости мира вязаны с ним. Пусть он живет вдали от меня, пусть плавает по своим морям и только изредка вспоминает обо мне... Пусть он бросит меня, но будет жив. Я не вынесу потери. Я не проживу и часа...
Котенок сам подбежал к ней и прижимаясь к ее щеке, жалобно замяукал. Она поправила кофту и потянула платок, чтобы завязать его на пояснице. Но ветер вырвал его из рук. Платок потащило вверх и вдруг, развернув в идеальный квадрат, понесло на запад - туда, к сыну.
Она засунула дрожащего котенка под кофту - мокрая шерсть, колючие усы - осторожно взглянула на нижние ступени и начала спускаться. Теплый комочек под сердцем давал ей силы, но когда она оказалась на земле, тяжесть горой навалилась на плечи. Она села у какого-то куста, с трудом переводя дыхание. Окно над ее головой распахнулось, и какой-то мужчина сказал:
-- Ну, ты и дура! Я, между прочим, уже полицию вызвал.
Ей было все равно. В белесом синем небе над серыми волнами, над оранжевым плотом и пятью моряками в мокрых робах повис вертолет. И она знала, что помощь пришла. Она знала, что сын вернется к ней, и они будут жить мирно и радостно.
Колесо желаний
В жизни всегда есть место для чудес. Кто-то совершает их случайно, кто-то - по долгу сердца. Но бывают и такие люди, которые творят небывалые дела намеренно. Как правило, этими творцами прекрасных историй становятся наши дети. Иногда в них вселяются божьи посланники, иногда они сами являются ангелами.
...В тот день он мог всё. Он даже читал мысли прохожих.
Мальчик шел по улице - руки в карманах, в ладони монета. Праздничный город встречал его огнями Рождества. В этот день он мог все...
На углу стоял высокий мужчина в длинном пальто, и мысли у него тоже были длинные и странные.
"...Она меня совсем не понимает. Опять этот дикий скандал, злорадное любопытство соседей, и дрожь во всем теле. Бруно говорит, это оттого, что я сдерживаю себя, не даю выход эмоциям в крике или каком-нибудь поступке. Но мне кажется, здесь что-то другое. Когда я смотрю, как она заламывает руки, когда поток ее жалоб становится необратимым, мне хочется бежать, бежать от горьких слез и глаз, в которых нет ничего, кроме ненависти. Я знаю, она хочет ребенка. А разве я не хочу? Конечно, тогда бы все изменилось. Ведь мы так любили друг друга. И если бы у меня появился маленький карапуз, все стало бы на свои места. Толстые ручки, радостный взгляд, сердце, которое тебя всегда понимает... Мне страшно подумать, что будет дальше. Скоро она выйдет из этих дверей, спустится по ступеням, подойдет и скажет: "Нет, мне это только показалось". И в ее глазах я прочитаю приговор судьбы... Ну, что он так смотрит на меня, этот пацан?"
И мальчик зашагал дальше - мимо магазина и скамьи, на которой сидел небритый человек с небритыми мыслями.
"...М-мм. Где же достать денег? Где? Марис дал пятерку только на два дня. Он снова будет быть меня. Прямо у магазина. И никто не заступится. Если я не отдам долг, он больше никогда не поверит мне. Он будет бить, а толстый Раймонд опять начнет подкалывать... О Боже! Если ты есть! Хотя бы ради праздника... Пошли мне денег."
-- Эй, шкет, деньги есть? Нет? Тогда, давай, вали отсюда. Чего глаза таращишь?
Мальчик свернул на парковую аллею. Оставалось совсем чуть-чуть. Он на миг остановился у цветочного киоска и взглянул на пожилую женщину.
"...Я уберу посуду, старый Альберт возьмет аккордеон, и мы начнем танцевать. Валдис пригласит меня, и вальс закружит нас в стремительном вихре. От его рыжих усов будет пахнуть крепким табаком, и этот запах пробудит забытые мгновения прошлого. Он начнет шептать мне на ухо ласковые шалости и говорить о былой любви... Скорее бы продать последние цветы - и домой. Совсем окоченела. И люди все какие-то замерзшие. Разве таким нужны цветы?... Я разожгу камин. Веселые языки пламени закружатся по поленьям, наполняя комнату теплой истомой и ожиданием. Мы будем смотреть на горящие угольки, пока не потекут слезы, и никто не узнает, от дыма они или от судьбы, которая могла быть гораздо лучше..."
-- Чего тебе, мальчик? Цветы понравились? Эй, подожди! Куда побежал?
Он пробежал мимо девочки с большими печальными глазами, которая грустно сидела на качелях.
"...Если бы у меня была собака, я больше не терпела бы их обид. А когда мамины гости начинали бы кричать и драться, я с собакой заходила бы в комнату и прогоняла их из дома. И никто бы тогда не смел запирать меня в кладовке, и мама больше бы не плакала..."
Он пронесся мимо старухи, тяжело бредущей к перекрестку, мимо полицейского, которому хотелось поймать опасного преступника. У входа в зал его ждала подружка. Они кивнули друг другу и вошли в ярко освещенное помещение. Подойдя к автомату, он немного постоял, собираясь с мыслями, затем опустил в щель монету, оттянул ручку и резко отпустил ее. Шарик покатился по игровому полю, проскочил малые ворота, задел мельницу...
...Дверь консультации распахнулась. Она сбежала по ступенькам и положила руки на его плечи. Он никогда не видел столько счастья в этих зеленых глазах. Ее ресницы дрожали, и даже морщинки в уголках рта исчезли.
-- Милый, я люблю тебя! У нас будет ребенок!
Как драгоценность, как хрупкое стекло, он бережно поднял ее, прижав свою голову к ее лицу.
Мальчик нажал левую кнопку, и рычаг подбросил шарик вверх. Тот коснулся вертушки, отклонился влево и помчался вниз, набирая очки...
...Он тупо смотрел на деньги. Бумажка казалась новой, чуть согнутой посередине. Резкий порыв ветра погнал ее прямо в лужу. Только что дылда в длинном пальто купил у старухи на углу целую корзину цветов и, встав на колени, протянул ее своей женщине. Вот люди гуляют! Она кружилась, закрыв глаза, в каком-то медленном танце. А десятку, выпавшую из кошелька дылды, потащило в лужу. Странная парочка отправилась дальше, обнимаясь, как дети, а он, подтянув штаны, облегченно вздохнул.
-- Есть на свете Бог!
Шарик со звоном влетел в треугольник, его отбросило вверх.
"...Какая прекрасная пара. Этот мужчина так похож на Валдиса. Такой же галантный и щедрый. Купить корзину цветов для дамы может только настоящий джентльмен. Домой, домой! О, мой праздничный пирог!"
Шарик понесло по узкому коридору, он проскочил по полю вниз, а затем направо...
-- Песик, песик, иди ко мне, иди. Не бойся, маленький. Вот тебе хлебушек. Ешь! Какой ты мокренький. Ай, не лижись! Миленький, я так тебя ждала. Идем со мной. Я буду тебя любить. Буду чистить тебя и кормить. И никому не дам в обиду. А когда ты подрастешь, мы уйдем с тобой далеко-далеко.
Мельница закружилась в веселом треске, на счетчике мелькали цифры очков...
...Постовой на перекрестке поднял жезл, остановил поток машин и подошел к старухе, которая сиротливо топталась у светофора. Он взял женщину под руку, медленно и чинно провел ее через улицу. Машины вытянулись по стойке "смирно". Водители скрипели зубами и нетерпеливо поглядывали на часы. Все спешили домой, за праздничный стол.
Мальчик не успел нажать на кнопку. Шарик влетел в широкие ворота и выкатился с игрового поля.
-- Ого!--воскликнула его подружка.--У тебя рекорд. Идем, я ставлю мороженое.
...Постовой тоскливо вздохнул, провожая взглядом спешащих на праздник людей. Машины неслись нескончаемым потоком. Опасный преступник, сжимая в руке шампанское, прошел по другой улице. А в сумерках раннего вечера, высоко в небе, мелькнули три яркие искры. То ангелы несли свет вашей доброты к далекой Вифлеемской звезде, которой завещано раз в год сиять над миром до тех пор, пока в сердцах людей живут надежда, вера и любовь.
Простая история
Святочное время особое: оно пробуждает в нас счастливые воспоминания и тихую тоску о потаенных, но несбывшихся мечтах. Мы зажигаем новые свечи, надеясь на лучшие времена. Мы накрываем стол, и запах хвои уносит наши мысли к прошлому счастью. Но сердце томится о чуде. Сердце знает и ждет, потому что лишь в такие дни года, дни Рождества, случаются самые светлые и удивительные события жизни.
Блаженны те, кто встречает этот праздник в кругу семьи. Блаженны те, кто имеет кров, еду и стол для свечи. Но мой рассказ не о них. Я старик, и мне трудно судить о нынешних временах. Однако судить их стоит.
Каждый город в зрелом возрасте обретает свои семь чудес света. Я не знаю, сколько чудес у тьмы, но мне кажется, что люди, уничтожая одно, порождают другое. Помните, когда-то на Набережной цвела сирень. Там были аллеи и влюбленные на скамейках. А потом это чудо закатали в асфальт, и птицы любви улетели в другие места. Точно так же мы теряем теперь и доброту. Я слышу ее предсмертный крик в новостях по радио, и она прощается со мной глазами голодных детей и бездомных нищих.
Они уже улетают -- ласковые птицы доброты...
* * *
В церкви было уютно и тепло. В воздухе пахло ладаном, и ярко горели свечи. Из-за женских платков и седых голов доносился голос священника.
-- И сказал Он им: истинно, истинно говорю вам, что Я дверь овцам... Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет и пажить найдет. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком.
Михалыч сдернул шапку и втиснулся в толпу. После мороза посеченную руку кололо, как горячими иглами. Но уже привык к морозу и уколам судьбы. Что сделаешь -- не у каждого она похожа на сахар. Был и он когда-то счастливым: имел семью, работу, уважение. До сорока годов служил в саперных частях -- "баюкал" ржавые снаряды и сворачивал им злые головы. Где он только землицу не ковырял: и в вентспилском порту, и на слокском ЦБЗ, и у лудзенской больницы. Семь смертей миновал, а попался на газовом баллоне. Выносил соседского мальчонку из горевшего дома, да тут его и накрыло -- два пальца оторвало, ногу покалечило, продырявило тело, как сито.
Списали Михалыча вчистую, пенсию дали -- живи, мол, радуйся. А радости не получилось. Разъехались дети по далеким далям, умерла жена, и стал он под старость нищим по кличке "Оккупант". Говорят, если сокола в клетке держать, разрывает он себе грудь в тоске по свободе. Вранье все это. Привыкает сокол к унижению. Вот и Михалыч привык.
-- Господи,-- шептал он,-- где же жизнь та с избытком? Поверни ко мне свое лицо, пожалей несчастного человека. Два дня не ел... Не сплю ночами от болей. Забрал бы ты меня к себе. Уж больно тоскливо мне жить ныне стало...
Тепло толпы отогрело закоченевшее тело. Покатились по его щеке горячие слезы, застревая в недельной щетине. И вдруг услышал он в своем уме далекий голос: "Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих..."
Из церкви Михалыч вышел с радостным сердцем. Надежда -- она ведь как ветер -- то к небу поднимет, то по камням протрет. Шальная племянница судьбы. А город жил в ожидании праздника. В витринах горели лампочки гирлянд. За стеклами мелькали лица красивых женщин, и люди спешили по тротуарам в веселой и радостной спешке, как будто уже опаздывали к столу, за которым собрались друзья и близкие.
-- Эй, хромой! Подойди!
Он обернулся и увидел богатого господина, который стоял рядом с коричневым "ягуаром". Господину было чуть больше двадцати, но кольца на руках выдавали в нем сына богатых родителей.
-- Слышь, старичок. У меня к тебе такое дело. Через час я привезу к этому дому своих друзей. Мы приедем на трех машинах, но сам я буду во второй. Сечешь? Когда мы выйдем, ты подойдешь ко мне, встанешь на колени и попросишь милостыню. Ну, типа, "Пожалей, кормилец, не дай умереть от голодной смерти. Спаси, как спасал и в прежние дни". Я дам тебе латов десять-двадцать, и ты уйдешь. Годиться?
Михалыч покраснел. Жизнь обкатала его, как морскую гальку, но становиться на колени перед каким-то юнцом...
-- Нет, я не могу. У меня...
-- Все без обмана, старик. Скажешь речь, и свободен. Такие деньги за пять минут! Не дури! Соглашайся!
Деньги были большие, и Михалыч согласился. Орел за решеткой и тот рвет мясо из рук, так что уж тут говорить о гордости человеческой.
Сев на скамью у трамвайной остановки, он начал ждать. Мороз пробирался под порванное пальто, хватал его за нос и щеки. Но Михалыч знал, как обмануть собачий холод. Он прикрыл глаза, вспоминая былые дни. Перед ним замелькали лица детей и покойной супруги. В печи пылал огонь, а на столе посреди закусок и снеди стоял запотевший графинчик с водкой. Маша хлопотала у плиты. Высокая елка упиралась макушкой в потолок, и мишура на лохматых ветках сверкала, словно иней в погожий день.
Он вздрогнул и с испугом вынырнул из сна. Неужели проспал? Вот тетеря...
Свои именные часы Михалыч продал год назад. Потом продал медали и библиотеку Маши. Но денег все равно не хватило, и хозяин дома выгнал его, как паршивого пса. А ведь раньше считались добрыми соседями.
Взглянув на часы солидной дамы, сидевшей рядом с ним на скамье, он вскочил и хромая потрусил к большому, нарядно освещенному дому. Михалыч едва успел добежать до ажурных ворот, когда у обочины остановились три машины. Он с ходу упал на колени перед хмельной компанией молодежи и протянул дрожавшие руки к своему благодетелю.
-- Не дай умереть голодной смертью, кормилец,-- прохрипел он пересохшим горлом.-- Помоги несчастному во имя Христа!
Упитанный отрок в расстегнутой шубе вальяжно осмотрел своих удивленных друзей и вдруг ударом ноги повалил Михалыча на грязный асфальт.
-- Много вас таких попрошаек, а я один,-- ответил он сквозь зубы.
Его друзья захохотали.
-- Ну, круто, брат! Ну, ты его уделал!
-- Ах, ты, гад!-- зашептал старик, даваясь от слез обиды.-- Ты же сам меня попросил...
Кто-то с оттяжкой пнул его в живот, и он задохнулся от боли. Низкие тучи метнулись к нему и впились в мозг, как осколки фугаса.
-- Уберите отсюда этого калеку,-- произнес капризный девичий голос.-- Не хватало мне, чтобы он тут околел.
Михалыча схватили под мышки и поволокли в сквер. От толчка в спину он перелетел через низкую скамейку и растянулся на снегу.
-- Эй, старик,-- пролаяла темнота в глазах.-- Вот тебе пятерка, и держи язык за зубами. Будешь надоедать, уроем. Понял?
А потом чьи-то маленькие ручки стали растирать ему лицо, и он устало открыл глаза.
-- Дедушка, ты не умер?-- спросила его девчушка с чумазым и милым личиком.-- Ой, как ты меня напугал.
Михалыч с трудом добрался до скамейки и угрюмо начал стряхивать снег со своего пальто.
-- Вот твоя денежка. Возьми!-- сочувственно произнес ребенок.
Подражая кому-то из взрослых, она тяжело вздохнула и села рядом со стариком. Заглянув ему в глаза, она погладила его искалеченную руку. Два голубя взлетели ей на колени и тихо заворковали о чем-то на птичьем языке.
-- Меня отчим тоже колотил почем зря. Я сначала плакала и обижалась. А потом моя мамочка потерялась, и я стала жить на чердаках вместе с этими птичками. Теперь мы одна стая -- летаем, где хотим.
Она вдруг тяжело закашляла, и ее маленькое тело натужно согнулось вперед. Михалыч с ужасом смотрел на тонкие струйки крови, которые потекли изо рта ребенка. Голуби отлетели в сторону, искоса посматривая на старика.
-- Доченька моя, что с тобой, милая?
Он прижал к себе ее дрожавшее тельце и пригладил растрепанные волосы. Девочка доверчиво обняла его за шею.
-- Я узнала тебя,-- шептали ее посиневшие губы.-- Мама показывала мне фотографии, и я запомнила твое лицо. Она говорила, что ты ходишь с палочкой.
Шмыгнув носом, малышка посмотрела ему в глаза.
-- Иногда мне так страшно и одиноко... Хочется, чтобы кто-то был рядом. А ты чуть не умер, когда я тебя нашла.
Она заплакала, и Михалыч поднял глаза к нависшим серым тучам. Грудь ломило от боли и тоски. "Господи,-- думал он,-- Ты дал мне в руки этот огонек. Но у меня не хватит сил, чтобы защитить его от злых ветров..."
Он повел ее к старому угловому дому возле арены "Рига". Здесь, на четвертом этаже, жила женщина, которую знали почти все бедняки города. В былые дни она работала главным врачом военного госпиталя, а теперь, покупая на пенсию одежду и медикаменты, помогала тем, кто не мог оплачивать свое лечение в больницах.
-- Дедушка, давай я тебе здесь подожду,-- сказала малышка, останавливаясь у разбитых стекол парадной двери.-- Я немножко порисую, ладно?
Достав из кармана уголек, она подошла к стене, расписанной свастикой и нецензурной бранью. Михалыч кивнул и, постанывая, начал подниматься к знакомой двери. На его звонок из квартиры выглянула молодая женщина.
-- Ну, вот! Еще один приперся. Ваша докторша здесь больше не живет. Уходите отсюда и дружкам своим скажите, что переселили ее в бараки в Кенгараксе. Так что нечего тут больше шляться.
Снизу послышался надрывный кашель.
-- Мне нужна ваша помощь,-- прошептал Михалыч.-- Моя внучка тяжело больна.
-- Кто там, Валя?-- прорвался через музыку мужской голос.
-- Старик какой-то. Про нашу соседку бывшую спрашивает. Не волнуйся, сама разберусь. А вы, папаша, уходите. Меня на слезу не возьмешь! Внучка у него больная! Придумал тоже! Эх, ни стыда, ни совести...
Дверь закрылась. Михалыч, хромая, спустился к парадной двери. Стоя на цыпочках, малышка рисовала углем на стене. Когда он увидел ее рисунок, у него перехватило дыхание.
-- Что это?-- прошептал он, рассматривая прекрасную крылатую лошадь.
-- Это дочь Снежной королевы,-- ответила девочка, вырисовывая почти живые глаза.-- Я видела ее во сне. Она обещала, что принесет нам на праздник сказочный снег.
Ее подбородок был перепачкан кровью. Михалыч вздрогнул и, игнорируя боль в ноге, побежал наверх по ступеням. Он останавливался у каждой двери, нажимал на кнопки звонков, стучал кулаком и кричал в темную шахту лестничной клетки:
-- Люди! Мне нужна ваша помощь! Умоляю, помогите!
Но двери отвечали молчанием или приглушенной музыкой. Там, в освещенных квартирах, хозяйки накрывали столы, мужья и дети смотрели веселые программы на цветных экранах, и далекий зов не достигал их уютных миров.