Я медленно ступал по густой зеленой траве в направлении ближайшей к имению рощи, пытаясь обнаружить своего товарища по игре в прятки. Он должен был быть где-то поблизости. Дойдя до края поляны, я в очередной раз осмотрелся по сторонам.
Подул легкий ветерок, и у самой рощи закачались кусты диких роз. Целое море красно-бурых цветов привлекло меня, заставив на миг позабыть о поисках. Желая сорвать одну бархатистую красавицу, я приблизился к цветущему кусту и протянул обе руки, хватаясь за стебелек. Острые шипы не замедлили глубоко вонзиться в кожу, и я, вскрикнув, отдернул руки, испуганно глядя на свои пухлые пальцы, на которых тут же выступили капли крови.
Маура в мгновение ока очутился рядом, склонившись надо мной, и его крепкие руки приобняли меня за плечи. Очевидно, он все это время стоял за тонким деревом слева, где я и не подумал искать.
Он немного подул на мои ладони, держа их в своих, и боль от уколов шипов быстро прошла. Затем он снял свой широкий пояс из светлой ткани и аккуратно промокнул крошечные ранки.
- Ничего, скоро заживет без следа, - улыбнулся он. - Даже перевязывать не надо. - Он оглянулся на куст. - Так ты хочешь розу?
- Хочу, - я шмыгнул носом и провел по нему рукавом.
- Какую тебе?
- Вот эту, темную, - ответил я, указывая на изогнутые, почти черные лепестки.
Маура обернул пояс вокруг стебля и легко оторвал его от куста, протягивая мне. Я осторожно взял розу, подержал немного и вернул ему:
- Возьмите, пожалуйста. Я для вас хотел ее сорвать.
Он удивленно поднял брови, принимая подарок.
- Спасибо. Но знаешь, я тебе сразу скажу - я сорванных цветов не люблю. Мне они больше нравятся на кусте, живые. А эта роза скоро завянет.
Я огорченно опустил глаза - мне не удалось сделать ему приятное. Видя мое замешательство, он с демонстративным наслаждением вдохнул нежный аромат и, обломав шипы, ловко завязал концы гибкого стебля в форме венка. Это необычное украшение он водрузил мне на голову, так, что роза оказалась как раз над моим лбом.
- Вот, ты великий владыка. Владыкой чего ты хочешь быть?
Вопрос оказался для меня сложнее, чем он мог представить.
- Я... я не хочу быть владыкой, - пожал я плечами.
- Как? - опешил он. - Вообще не хочешь?
- Не хочу.
- Ну, подумай. У тебя же будут свои владения, и свои воины. Ты всем этим можешь управлять.
- А зачем?
Впервые я поставил его в тупик.
- Зачем? Ну как, зачем... Чтобы знать, что ты умный, и сильный, и тебя слушают люди. Чтобы ты им все давал, что нужно, а они в ответ охраняли тебя и весь твой край. А все, кто в твоем краю живет, были бы счастливы. Разве это не важно?
- Ну, не знаю... - протянул я. - Я не думал о всех... Вы же спросили, хочу ли этого я...
- А чего ты хочешь в жизни?
- Я... - оглядевшись вокруг, я тщетно попытался найти что-то, что подсказало бы мне ответ, ибо сам никогда не задавался этой проблемой. - Я хочу... жить, господин, - в конце концов сказал я единственное, пришедшее на ум.
- Хм... пожалуй, - задумался он. - Лучше и не скажешь.
Услышав слова поощрения, я заулыбался, хотя тема, на которую свернул наш разговор, не стала мне понятнее.
- То есть, просто жить? - уточнил он. - И не нужно ни огромных пашен, ни золота, ни армий?
- Если каждый будет просто жить... То зачем армии?
- И тебя устраивает рабство? - не отставал он.
- Рабство? - переспросил я. - У нас род земледельцев, я вырасту и тоже стану земледельцем, как мой отец, так было всегда...
- Да это все ясно, - отмахнулся он. - Но тебя не волнует, что Ильба этот помыкает тобой и твоим отцом, как хочет, а у вас прав никаких нет?
- Так он же из рода торговцев, а у них и все владения, они с нами делятся, мы же должны подчиняться, чтобы это все иметь... Так было всегда... Ведь вы тоже так хотите, великим правителем быть... Чтобы вас слушались.
- Я сказал 'слушали', а не 'слушались'. Это же разные вещи, понимаешь? Раз-ны-е!
- Почему?
- Потому, что я говорил о совместном деле, а не о тупом повиновении! - резко пояснил он. - Бана́!1
Я обиделся и пошел к лесу, оставив его одного на поляне. И тут же об этом пожалел.
Прямо передо мной возникло серое чудовище - волк огромных размеров, вышедший навстречу мне из чащи так, что мы почти столкнулись. Длинные клыки были обнажены, и с них стекала слюна. Желтые глаза смотрели на меня неподвижно, угрожающе. Я попятился, открыв рот от ужаса и не в силах закричать.
- Не беги! - вдруг услышал я громкий шепот Маура сзади. - Отступай медленно, спокойно. Не показывай страха.
Я попытался последовать совету, осторожно делая шаг назад на дрожащих ногах. Но, как назло, зацепился ногой за сучок и с криком повалился на землю, больно ударившись.
Волк прижал острые уши к голове и глухо зарычал. Шерсть на его загривке встала дыбом, когда он пружинисто припал к земле, готовясь к прыжку. Я не успел отползти.
Но у Маура была молниеносная реакция; и еще у него был нож. Он с размаху навалился на животное, прервав его прыжок. Длинное лезвие блеснуло на солнце и тут же окрасилось темной кровью.
В наступившей тишине Маура поднялся. Мертвый хищник остался лежать на земле с перерезанным горлом. Кровь с ножа капала в траву крупными багровыми каплями, и мой взгляд постепенно полз вверх, задерживаясь на потертой рукоятке и на сжимавших ее тонких пальцах. Эти пальцы иногда мягко гладили мои щеки и плели дивные венки из цветов. Он дарил венки маленьким дочкам рабов, которые хлопали в чумазые ладошки, танцуя кружком и притворяясь лесными волшебницами.
Теперь его пальцы были цепкими и твердыми, и оружие казалось их неотъемлемой частью, словно продолжением руки.
Сидя на траве, я заплакал. Слезы текли по моему лицу грязными ручейками, и я безуспешно вытирал их, шмыгая носом. Маура подошел ко мне, опускаясь на колени.
- Все, бояться нечего. Успокойся. Сильно ударился?
Он протянул руку, чтобы утереть мои слезы, но я инстинктивно отшатнулся, потому что на руке были капли волчьей крови. На его одежде тоже было несколько пятен. Маура проследил за моим взглядом, затем встал и снова отошел к распластанной туше.
- Вы убили... - прошептал я.
- А ты предпочел бы, чтобы это милое животное разорвало тебя на части? - резко отпарировал он. - Зато смотри: из шкуры выйдет прекрасная накидка на зиму, - Маура приподнял одну из мохнатых лап.
Меня передернуло.
- У нее, может, были дети... Она их кормила... Теперь она к ним никогда не вернется...
Маура помрачнел, вытирая нож о траву, и внимательно взглянул на волка.
- У него, - поправил он, - возможно, и были дети.
Как можно более тщательно очистив руки, он сделал еще одну попытку приблизиться ко мне.
- Ну не надо, Бан. Эх... - Маура махнул рукой, собрал веток и забросал ими тушу так, что она быстро скрылась из виду под густым покровом. - Все. Не буду я его брать.
Я позволил ему поднять себя с земли, утирая нос и глаза рукавом.
Дойдя до небольшого лесного ручейка, он разделся по пояс и окончательно смыл с себя все следы атаки.
- Волки - нормальные ребята, но тут пойми, или ты, или тебя, - говорил он, сидя на бревне недалеко от опушки. - Закон выживания.
Уже успокоившись, я сидел рядом, насупленно его слушая. Тогда, пребывая в шоке, я даже не подумал, что его атака на волка спасла мне жизнь.
- У меня просто реакция на них теперь такая... - продолжал Маура. - В детстве, в Зараке, на моих глазах пес вцепился зубами одному мальчику в руку, и оторвал ее.
- Оторвал?! - ужаснулся я.
- Ну да, почти от плеча, - подтвердил он. - И это не дикий пес был, соседская семья его на привязи держала. Утверждали, что полностью ручной, домашний. А он возьми и сорвись с привязи, и прямиком к детям, которые неподалеку играли. Они его даже не дразнили. Он от запаха крови озверел совсем, и на следующего кинулся.
- Так он их... всех... того?.. - у меня пересохло во рту от потрясения.
- Не успел. Я его камнем в голову завалил. Меня за это из приемной семьи и выгнали, потому что хозяева пса пришли плату за убыток требовать, и крепко поругались из-за этого с той семьей.
- Так вы же... спасли всех этих детей! - не поверил я. - А если бы их собственные дети среди них были?!
- Тогда, может, и не выгнали бы, - пожал он плечами. - А впрочем, кто знает...
- А мальчик тот без руки остался? - с сожалением спросил я.
- Остался. Но выжил. Ладно, что мы все о бедах, - перебил он сам себя. - А почему ты подумал, что это именно волчица, а не волк? - последовал неожиданный вопрос.
Я не знал, как объяснить.
- Моя мама... она... не вернулась... - наконец сбивчиво сказал я, сопя и низко опустив голову. - Она... - я не закончил, но ему и так уже было понятно.
- Вот оно что... - проговорил он с грустью. - Я должен был догадаться.
Видя, что я опять на грани слез, он дотянулся до ближайшего куста ежевики, быстро набрал пригоршню сладких ягод и положил мне на ладонь.
- По крайней мере, ты ее знал, - добавил он задумчиво. - Хотя, что я говорю, это же еще хуже. Прости.
До того, как у меня с языка сорвался вопрос, он снова поднялся, протягивая мне руку:
- Идем домой, а то скоро смеркаться начнет.
- Я просто болван, - огорошил меня он на следующий день, присев на траву рядом со мной, когда я разворачивал узелок с завтраком.
От моей вчерашней обиды уже не осталось и следа, и я встретил его широкой улыбкой, что, судя по всему, повергло его в такое же недоумение, как и меня его реплика.
- Что вы говорите, господин? - округлил я глаза.
- Говорю, что я виноват, - продолжил он. - Кто я такой, чтобы осуждать твое мнение? И кто сказал, что лучше быть правителем, чем земледельцем? Так что прости. В твоих словах больше правды, чем во всех моих великих планах по улучшению общества.
Он вынул из-за пазухи и протянул мне самодельное ожерелье из мелких высушенных желудей - в каждом он аккуратно проткнул дырочки, нанизав их на тонкую крепкую бечевку.
- Мир? - вопросительно посмотрел он на меня, наклонив голову.
- Конечно же! - с жаром и смущением проговорил я, восхищенно рассматривая его подарок и тут же надев его на шею. - Спасибо, хозяин!
- Это тебе спасибо, - улыбнулся он в ответ, дружески потрепав меня по голове.
Мы вместе позавтракали, и я обменялся с ним ломтиками пареной репы, а он со мной - свежесобранным крыжовником и купленными на рынке медовыми сухариками; и в душе моей снова надолго воцарился покой.
* * *
Ильба настаивал на том, чтобы Маура перенял торговое ремесло, а для этого нужно было в совершенстве овладеть счетом. Но в голове у старика никак не укладывалось, что кто-то может овладеть чем-либо 'в совершенстве' за гораздо более короткий срок, чем в свое время удалось ему.
- Ты задаешь слишком много вопросов, - гневно произнес Ильба за одним из уроков. - Думай молча. Итак, у меня пять мешков яблок, в каждом из них по три десятка штук. Приходят четверо покупателей, сколько каждому продам, если поровну?
- Тридцать семь яблок каждому, но только если вы два яблока разрежете и раздадите всем четверым по половинке, - мгновенно ответил Маура. - А когда мы дойдем до задач с неполными числами?
- Какими-какими? - прищурившись, переспросил Ильба, решив не комментировать свою ошибку.
- Ну, я имею в виду то, что меньше единицы, например, две трети от единицы, три четверти...
- Где ты этой чепухи набрался? - возмутился его наставник. - Я тебя учу только тому, что может пригодиться! Ты еще предложи горшки и кувшины пополам разрубать при продаже!
- Хорошо, простите. Я просто хочу понять, почему счет идет только на полные единицы, - не сдавался Маура. - Ведь число можно раздробить, и тогда точность будет бо́льшей...
- Как так 'раздробить число'? Что ты несешь?! Не воображай себя умнее меня, молокосос! - И он с силой ударил ученика по рукам длинной хворостиной.
Молниеносно вскочив, Маура схватил старика за грудки и отбросил его. Да так, что тот, пролетев через всю комнату, приземлился у противоположной стены, по пути задев стол.
Несколько секунд стояла полная тишина.
- Почтенный... почтенный, вы ушиблись? - этот вопрос прозвучал бы кощунственно, если бы на лице Маура не было неподдельной тревоги. Он подбежал к упавшему, приподнял его за плечи и стал ощупывать.
Ильба закряхтел и сморщился от боли.
- Простите меня, я не хотел... Я просто не успел остановиться... - сокрушенно говорил Маура, но старик только отмахивался от его рук, отползая в сторону со словами:
- Оставь, оставь меня в покое... Уйди...
Еще недели две хозяин Лабин-нег ходил, прихрамывая и опираясь на палку. Со страхом я ожидал, что он выгонит провинившегося подростка из своего имения, но ничего не происходило. Сам же Маура старался не показываться ему на глаза, и целыми днями где-то пропадал, не возвращаясь в дом даже поесть или переночевать.
Как-то утром я медленно брел по лесной тропинке, волоча за собой плоскую тележку для хвороста. В ветвях зашуршало, и передо мной возник Маура, вверх ногами свесившийся с низкой ветки дерева. Я вздрогнул, хотя он уже неоднократно появлялся таким образом.
Мы немного поглядели друг на друга.
- Отойди, - сказал вдруг он.
- Что, господин?
- Отойди, я спрыгну.
Я отодвинулся к кустам, и он, перевернувшись в воздухе, спружинил на ноги. Снова поворачиваясь ко мне, он объявил:
- Я ухожу.
- Куда? - спросил я встревоженно.
- В Зарак, наверное, вернусь. Но это неважно. Ты передай Ильба, что он может подыскать другого наследника.
- Но... но он же вас не выгнал! - воскликнул я.
- Знаю. Я сам уйду. Он уже жалеет, что вообще меня взял, но боится что-то предпринять. Поэтому я за него это сделаю.
Он направился вдаль по тропинке.
- Нет! Не уходите, - побежал я за ним. - Вы же даже вещей никаких не взяли!
- Не волнуйся, я о себе позабочусь, - невозмутимо ответил он на ходу.
- Не уходите! - Неожиданно для самого себя я заплакал и крепко уцепился за него, утыкаясь лицом ему в грудь, так как только до груди я тогда ему доставал.
Наконец он обнял меня как-то растерянно, и погладил по голове, успокаивая:
- Ладно, не уйду я. Не уйду. Не плачь.
К моей огромной радости, тем вечером Ильба все же принял его обратно в дом. Покаявшись перед приемным отцом, Маура изо всех сил старался впредь ему не перечить. А тот, в свою очередь, никогда больше не поднял на него руки.
* * *
В конце лета выдалась прохладная ночь, и мы сидели неподалеку от речки на густой траве, незаметно улизнув из имения, когда господин Ильба лег спать. Я бы никогда не осмелился совершить нечто подобное до того, как познакомился с Маура.
Теперь он расположился рядом, лежа на спине и устремив взгляд на небо.
- Так, значит, с плаванием еще нужно будет постараться, - подытожил он. После многократных попыток добиться того, чтобы я поплыл, как рыбка, руки Маура были сплошь покрыты царапинами от моих ногтей, а я никак не мог избавиться от солоноватого привкуса водорослей во рту. И все эти страдания - с нулевым результатом.
- Счет и буквы... - продолжал он уже сидя, скрестив ноги и упершись в колени локтями, а подбородок опустив на переплетенные пальцы. - Ты ведь не собираешься стать торговцем, правда? Так что немного только подтянуть. Что еще... А ты на лошади ездить умеешь?
Я покачал головой, тяжело вздохнув от вновь охватившего меня чувства собственной никчемности.
- Вот этим и займемся, - удовлетворенно кивнул он. - Впрочем... Я, наверное, неправильно поступаю. Может, это мне надо учиться у тебя.
Не поверив услышанному, я вытаращил на него глаза.
- Да-да, - подтвердил он с улыбкой. - Вот ты что больше всего любишь делать?
- Я люблю... смотреть, - ответил я, немного поколебавшись от стеснения.
- Смотреть? В смысле, наблюдать? - уточнил Маура, не удивившись.
- Ну, смотреть. Я люблю смотреть на красивые вещи и красивых... - запнувшись, я вовремя замолчал.
- Понятно, - не стал он допытываться о подробностях. - Я тоже люблю смотреть. На звезды, например. Или на воду. Но на звезды больше. А что ты при этом думаешь?
- Ничего.
- Совсем ничего? Этого я еще не пробовал. - Маура снова прилег на траву, закрывая глаза. - Ни о чем не думать... Я вот сразу начинаю размышлять о том, как было бы, если бы можно было достать до звезд, или как мне научиться подольше удерживаться под водой, чтобы выиграть любой спор. А если расслабиться и просто глядеть на что-то... - Он затих, а потом стал насвистывать какую-то мелодию.
- Что это? - спросил я.
- Песенка про гусеницу. Ее часто мальчишки пели в Зараке. А потом отправлялись ловить этих гусениц, с целью посмотреть, что у них внутри.
Увидев, как я ужаснулся, он уже сам захохотал.
- А ты что, никогда не мучил гусениц?
- Нет, господин, - пожал я плечами.
- И не крал урожай прямо с деревьев?..
Я опять покачал головой.
- ...Не ловил ужей руками, не охотился на белок, не швырял камнями в полевых воробьев?
- Нет.
- Интересный образ жизни, - он задумчиво приподнял брови и долго еще молчал.
- Никак у меня не получается выкинуть все мысли из головы, - наконец произнес он огорченно. - Иногда я жалею, что вообще способен думать.
- Почему? - искренне удивился я.
- Ну... Мысли - это как металлическая клетка, - попытался объяснить он. - Вот ты, например, свободен?
- Нет, - сразу сказал я. - Я принадлежу господину Ильба.
- Да хватит уже! - махнул он рукой. - Это все не важно. Ты внутренне, в сердце своем, свободен? Ведь твои чувства, твои желания никому не принадлежат?
- Наверное, нет, - ответил я с сомнением.
- Значит, свободен. А мысли сковывают. Человек становится как бы пленником самого себя, когда начинает думать, кто он вообще такой, и почему все так, как оно есть. Тогда он не может обрести настоящий покой. Или свободу. Как ты считаешь?
Я еще не успел переварить предыдущие вопросы, но мой собеседник, похоже, проникся истинным интересом к моей персоне, желая выяснить как можно больше. С этой точки зрения он немногим отличался от тех мальчишек, которые препарировали гусениц со здоровым детским любопытством.
- Не знаю, - пролепетал я.
- Ну и ладно, - рассмеялся он. - Не буду тебе голову морочить. - Сорвав травинку и покусывая ее, он посмотрел вдаль.
- Ильба пытается из меня нормального человека сделать, но у него, как видно, плохо получается, - сказал он, посерьезнев. - И в этом только моя вина.
- А почему он вас выбрал? - решился я задать давно занимавший меня вопрос.
- Да ума не приложу, на кой я ему сдался, - пожал он плечами. - Мог бы и другого беспризорника найти, и более послушного.
Снова дав волю своему любопытству, я уже не мог остановиться, хоть и не имел никакого права спрашивать о личных делах кого-либо из хозяйского сословия.
- Так у вас что, вообще не было дома? Как же вы жили?
- Так и жил, - хмыкнул он. - Очень даже неплохо, посвободнее, чем сейчас.
- А зимой?! - округлил я глаза.
- В кустарнике прятался, из жердей шалаш делал, ягоды и желуди заранее припасал. Вон, все звери на природе отлично зимуют, и ничего. Ты лучше еще про свою семью расскажи, - снова сменил он тему. - Значит, братьев у тебя трое - Зоа́р, Альма́р и Кета́н, сестры две - Гата́н и Си́да, и ты самый младший в семье, правильно?
- Ух ты... - протянул я в восхищении, не веря, что все это можно было сходу запомнить после нашей последней откровенной беседы еще в новолуние. - Какая же у вас память, господин!
- Да ну тебя, - отмахнулся он. - Так почему у вас с Зоаром такие плохие отношения?
- Он меня всегда стыдился, - опустил я глаза. - За то, что я толстый, и неуклюжий, и вообще... А когда его друзья меня дразнили, он с ними заодно дразнил...
- А Альмар и Кетан защищали?
- Нет... Они тоже старались со мной поменьше водиться, чтобы над ними их товарищи не смеялись... Я с сестрами всегда гораздо лучше ладил, хотя они со мной только в куклы играли, скучно было...
- Набить бы им рожи, мерзавцам этим, - задумчиво сказал Маура, и тут же покосился на меня: - Ну, я не сестер имею в виду, конечно. Да и про братьев ты меня извини, погорячился. Просто скотское это поведение, вот что я тебе скажу.
* * *
- Забирайся, - Маура ловко подсадил меня, и я оказался верхом на молодой лошади, самой небольшой из тех четырех, что были в стойле господина Ильба.
Однако для меня, семилетнего, и такая лошадка казалась гигантской. С высоты ее хребта я мельком взглянул вниз и тут же крепко зажмурился.
- Э, нет, так не пойдет, с закрытыми глазами тебе ездить пока рано, - пошутил хозяин, ободряюще хлопнув меня по спине. - Не трусь, эта смирная, если что, я тебя подстрахую.
Изо всех сил вжавшись пятками в гнедые бока, а руками вцепившись в густую гриву, я решился выпрямиться.
- Так, теперь понемногу, чувствуй ее движения, двигайся с ней в такт, - продолжал мой наставник, медленно ведя кобылу под уздцы.
Ощущая, как перекатываются твердые позвонки подо мной, я пытался приноровиться к лошадиным шагам.
- Расслабь пятки, неудобно ей. И гриву отпусти, тебе вот приятно было бы, если б тебя за волосы оттаскали?
Сразу пожалев животное, я освободил его от своей мертвой хватки, и лошадь слегка тряхнула головой, словно говоря мне 'спасибо'.
Шаг за шагом Маура терпеливо шел рядом, и к концу первого дня занятий я уже научился почти без страха держаться прямо, сам натягивать уздцы, направляя лошадь вправо и влево, и даже попробовал перейти на медленный галоп, правда, при этом чуть не свалившись.
Лошадь оказалась на редкость покладистой, выдерживая все издевательства над собой, и только время от времени пофыркивала, наверняка посмеиваясь над моей неуклюжестью.
Примерно за месяц Маура удалось выучить меня азам верховой езды, да так, что мне уже самому это нравилось, и я, обычно любящий поспать допоздна, теперь сам будил его ни свет ни заря, чтобы поскорее приступить к занятиям.
__________________________
1 На деревенском наречии слово 'бана́' означало примерно 'дурачок', 'недоумок', 'недоделанный', поэтому имя 'Баназир' сокращалось только как 'Бан', а иначе становилось оскорблением.