Вечером Симон за письменным столом рассматривал Скарининские инициалы. Инициалы - это заглавные буквы текстов в печатных книгах. Красиво оформленные, обрамлённые завитушками, цветами, звёздочками, листочками, веточками и человеческими фигурками, они привлекали внимание и радовали глаз.
Неграмотные бедные люди, нечаянно глянув на эти буквицы, уже не могли оторвать от них своего любопытного взгляда, мечтая научиться чтению, а уж более того письму.
Разнообразной цветовой гаммы инициалы в обрамлении орнаментов - непременный атрибут в печатном издании. Нужен умелый художник, который смог бы взять на себя труд и ответственность за оформление заглавных букв.
Ещё далеко до создания типографии. Ещё не хватает денег. Но Симон уже связался с российским первопечатником Фёдоровым и получил от него образцы книг, издающихся в московской друкарне. Иван Фёдорович - знатный мастер.
Родом из Белоруссии, из-под города Кричева. Сначала самоучка, потом в учениках у голландских мастеров, подмастерье - в немецких типографиях, познал полную науку книгопечатания. Овладел десятью языками, но волею судьбы оказался в России, где пришёлся ко двору Ивану 4.
Типография в Москве существовала и до Ивана Фёдорова, но влачила она жалкое существование и за десять лет смогла издать лишь два евангелия и одну книжицу о соблюдении церковного поста.
Иван Фёдорович сумел увлечь царя грандиозным проектом, который предусматривал такое развитие типографского дела, которое выводило бы Россию в передовые просвещенные державы, а книги бы российские распространялись по всей Европе.
Царь, которому опостылила бесконечная проигрышная ливонская война, который с трудом читал и писал по латыни, в одночасье загорелся этой идеей. Были отпущены средства и сам Фёдоров принят на гражданскую службу в двести рублей серебром годовых.
Он скоро ответил своему белорусскому собрату, а впоследствии они встретились и познакомились лично в городе Заблудове. Обоим было, что рассказать о своей работе, о трудностях и успехах на поприще книгоиздательства.
Иван 4 в войне нервов /Ливонской/ проявил свою несостоятельность, оказался профаном в военном деле, а теперь отыгрывался на соотечественниках, обвиняя их в ошибках и предательстве.
Но не только взял себе Симон за образец для подражания московское типографское дело.
Хороши и краковские издания Фиеля и Макария. Стиль заимствован с венецианской графики эпохи резонанса, но книги то на языке польском.
Потому Симон решил заменить некоторые орнаменты, присущие западным и российским образцам на мотивы собственно белорусские. Почему, например, не ввести в орнамент полевые цветы или даже ту же конюшину.
Скажут, что он, Будный, упрощает традиции? Что опускается до уровня вкусов черни. Но, для кого же тогда печатаются книги?
В первую очередь для народа. Для черни. Печатные книги много дешевле рукописных и на изготовление их идёт бумага, а не тонкая телячья кожа. Потом краски, которые применяются в печати совсем другие, нежели в инкунабулах. Они не столь прочны, но дешевизна их очевидна.
Со времён Иоанна Гуттенберга в 1440 году, когда великий первопечатник делал свои первые пробы на поприще книгоиздания, прошло уже более ста лет.
Сколько воды утекло! Ведь только через сто лет в 1544 Будный поступил в Краковский университет, а сегодня на дворе уже 1560 год.
Старец Артемий прислал письмо, в котором убеждал Будного в преимуществах православия над реформированным христианством. Он писал, что мусульмане считают христиан "неверными" по отношению к Богу, что христиане обожествляют Христа, в то время как он всего на всего пророк, но православные христиане по убеждению богослова Артемия - есть неприступная крепость, которую никогда никому не взять.
"Мы получили Веру в святую Троицу из рук отцов Византийской церкви. Из рук тех самых людей, которых римляне терзали клыками зверей на аренах цирка. И мы не можем предать этот великий подвиг первых христиан.
Славяне - истинные христиане и порукой тому наша Вера и наша борьба с язычеством".
В своём ответе старцу Симон возражал. Он говорил, что постулаты не могут оставаться неизменными. Что время течёт безостановочно, люди меняются в силу изменчивости условий жизни. Как Моисей запрещал изваяния каменные, медные и образы рукописные, так Иисус разрешил всё, что не противоречит заповедям и интересам людей.
У вас иконы, у нас скульптуры - суть неизменна. Око видит, а чувства осязают. Человеку нужно во что-то верить, а верить в НЕЧТО, что всегда отсутствует, только бросает человечество в лапы всякого рода обманщиков и мошенников.
Человечество ходит тупиками и задними дорогами тысячи лет. Кружит по пустыням, не зная во имя чего. Приносит жертвы, несмотря на клятвы вождей и пророков в их заботу о людях.
Так пусть человек полнее реализует и себя и тогда дороги к Богу распрямятся и путь окажется короче, а значит, всем от этого будет только польза".
На что Артемий парировал:
" Что господом завещано жить как птица в небе, как зверь в чаще. Жить одним днём, думая только о хлебе насущном. Если, думать о дне завтрашнем - крамольными мыслями заполнятся головы. Крамола сладостна. Она манит сатанинским сластолюбием. Она обещает человеку блага такие, чтобы он меньше работал, а жил припеваючи. И тогда Земля заполнится толпами бездельников и жить станет невмоготу и небеса разверзнутся и станет людей трясти и валить с ног, а города рушиться, как разрушены были Содом и Гоморра.
Мало этого, люди пойдут друг на друга и войны Моисеевы покажутся детскими играми по сравнению с войнами, которые разбудят Молоха для мирового погрома.
Византийские евреи, основавшие отколовшуюся от Рима империю, не зря подарили России православие. Право славить Бога, Иисуса Христа и Святой Дух - ныне у российского народа".
На что Будный отвечал, что:
" вы, русские, потеряли это право тогда, когда подняли руку на своих бояр /хозяева в переводе с иврита/. Вы заполонили просторы великой страны монгольскими ордами и ваши опричники-дворяне вовсе не христиане по убеждениям, а "выродки" царя Салтана - монгольского хана, правившего Россией по своему усмотрению.
Вы пролили столько же христианской крови, сколько и римляне. Вы поднялись на византийских сокровищах, но растранжирили их и пропили даже Александрийскую библиотеку, которую Софья по глупости вывезла в Москву.
Вы самозвано присвоили себе право называться третьим Римом, что говорит само за себя".
Старец перестал отвечать Будному, потому что не хотел метать жемчуг перед человеком, который враждебно относится к Московскому государству и православной вере.
Но Будный так не считал. Наоборот он склонен был видеть в православии чистую религию, то есть ту, которую выстрадали народы христианские ещё в рабовладельческом мире.
Однако, как говорят русские: хозяин - барин. Но на помощь православной Московии в создании типографии клецкой, теперь рассчитывать не приходилось.
Однако есть добрые люди на Земле. Например, Лаврентий Крышковский,
и Матвей Кавячинский. Последний в пятидесятые годы перебрался в Белоруссию, получив от Радзивилла Чорного должность смотрителя всех его угодий и строений.
В содружестве с Исааком Долгицером, он основал бумажную фабрику в г. Несвиже.
Долгие вечера проводил Симон в беседах с этими уважаемыми людьми.
Кавячинский был хорошим хозяйственником. Он закончил Витенбергский университет и разбирался не только в проблемах высокорентабельного хозяйства, но и был инженером-строителем, художником и немного поэтом.
Радзивиллы ценили его как специалиста и вообще честного малого, на слово которого можно положиться.
Если уж Матвей попросил хозяев, будьте уверены, они ему не откажут.
Напротив Лаврентий Крышковский был весельчак, пустослов, но при деньгах. Одарённый от рождения многими талантами он не владел профессионально ни одним. Он также баловался кистью и красками. Писал оды и сонеты, пытался привлечь внимание властей острыми памфлетами, направленными неизвестно против кого.
Голова его была полна идей блестящих. Он одухотворённо бросался исполнять их, но постепенно пыл его угасал, желания сходили на нет и, в конце концов, он охладевал и к этому делу, и к следующему.
Непостоянство было его натурой. Кавячинский говаривал: - не дай бог связаться с Матвеем и вложить деньги в его предприятия. По миру пустит своим разгильдяйством и расточительностью.
Симон был несколько иного мнения. Матвей человек слова. Он никогда ни у кого не украл ни полушки. Наоборот одаривал и прощал должникам. Если с Матвеем крепко договориться он ссудит деньги под типографию и сам войдёт в дело.
Одному ему не справиться, но втроём мы - сила.
У Радзивилов - власть, а значит, Лаврентий обеспечит правовое решение вопроса. Выделит помещение, договорится с поставщиками оборудования. Исаак Долгицер - отменный поставщик сырья. И бумага на его фабрике сегодня почти не уступает немецким и литовским образцам.
Времена берестяных грамот прошли безвозвратно.
Симон имел на руках перепечатку Библии, исполненной собственноручно Франциском Скориной с титульным листом в орнаменте диковинных украшений. В прямоугольной рамке красными буквами название книги: "БИБЛИЯ РУССКАЯ в изложении доктора Франциска Скорины из славного града Полоцка с божью и людскою помощью справлена".
Между виньеточками по обеим сторонам заголовка взлетающее техническое чудо из книги пророка ИЕЗЕКИИЛЯ.
"... будто колесо находилось в колесе...А ободья их - высоки и страшны были они; Ободья их у всех четырёх вокруг полны были глаз.
Куда дух хотел идти, туда шли и они куда бы не пошёл дух и колёса поднимались наравне с ними, ибо дух животных был в колёсах." Гл. 1.
Между виньетками хорошо просматривались "обода" с множеством окошек, а снизу вырывался упругий столб пламени, толкающий летающее чудо вверх, в небо.
Молодец Скорина, хотя и набожный человек и печатал религиозные, приемлемые для христианской церкви книги, а угадал что-то мистическое в болтовне Иезекииля и дал в печать.
Будный не вполне доверял выдержкам из библейских книг. Когда дело шло о смене власти или очередном восшествии на престол нового владыки, куда ни шло. Но когда пророки пророчествовали о самих себе, в нём возгорался дух противоречия.
Наоборот фантасмагорические сказки пророков его всегда привлекали. В них было что-то от непонятного, но обострённо интересного. Такие откровения библейских старцев возбуждали его и фантазия Симона разгоралась как костёр, в который брошена охапка сушняка.
Вот и Скорина не лишён юношеского свободомыслия и полёта мечты.
Чего стоит изображение солнца с лицом Молоха, на фоне которого месяц выглядит как посмертная маска фараона. Или гравюра "Троица" из книги "Бытие", где Бог изображён монархом, левая рука лежит на "державе", правая тычет пальцем в свору окружающих его ангелов. Ниже трепещут крылья и архангелы, с услаждающими божий взор ухмылками, бьют копьями, пронзают стрелами неких чёрных, то ли арапов, то ли арабов.
Нет, нет. Скорина прожженный атеист. Вся его набожность - видимость. В своих гравюрах он полностью себя изобличает. Да и не может быть настоящий учёный слепо верующим человеком.
Зато нельзя не отметить, что титульные листы его изданий выполнены на высочайшем художественном уровне. Даже у венецианского печатника Э. Ратдольта, работавшего сто лет назад титулы беднее и не имеют смысловой нагрузки.
На днях из Копенгагена пришла посылка на имя Лаврентия. В ней оказались чертежи типографских станков разных марок. Для всех видов печати.
Лаврентий передал чертежи Симону со своими пометками. Новые модели были предпочтительнее, хотя и стоили намного дороже.
Пояснительные тексты были уже переведены на белорусский язык
Вот общий рисунок "варстата друкаръского. Почти полностью деревянная станина, столешница, вертикальные полозья. Вполне приемлемая модель, хотя прижимной винт несколько длинноват и ручка не вполне удобна для мастера-печатника. Нужно будет постоянно прогонять её, отстраняясь назад, чтобы не зацепиться, случаем, за одежду.
Другой станок. "Станок и шуруп". Просто типографский пресс. Конечно, что ждать и от Европы, когда знающие люди рассказывают, что в типографском деле новшества плохо приживаются. На сегодняшний день вся подобная техника одинаковая, что в Париже, что в Копенгагине, что в Москве.
Работа мастера нелёгкая. Покрути целый день вагу, туда-сюда. Прижми покрепче к торелю форму, а потом вытягивай с помощью медного калаврота с зубцами тисковую доску для других операций. Смени бумагу, ксилографии и тому подобное. Работа идёт медленно. Не дай бог допустить брак. С мастера порча вычитается из жалования.
Телячья кожа нежная, требует ухода и чистки. Деревянная рамка на которой она крепится /тимпан/ тонкая. Снизу всегда должен быть чистый ровный пергамент тоже в рамке/фрашкете/.
Типографские станки исполнены из древесины дуба. Дуб дерево вечное. Если заказ будет сделан, нужно предложить условие, чтобы дуб поставлялся исполнителю заказа из Белоруссии от купца И. Долгицера. Тогда продукция европейская станет намного дешевле.
Это только кажется, что станок ерундовый. На самом деле каждое изделие съедает иногда до пятидесяти пудов дубовой древесины в зависимости от её качества.
Кроме того, есть и медные и бронзовые детали. Иван Фёдоров продаёт свои станки из дерева, меди и бронзы за 120 рублей золотом за штуку. Это невиданные деньги! Копенгагские станки много дешевле.
Решено. Станки закажут в Европе, а вот шрифты привезут из Литвы. Литовские шрифты проще в изготовлении.
Долгицер деньги даёт, пока только взаймы и под проценты. Татыржа Иван ещё не решил. Кавячинский и Крышковский уже в деле.
Всё же накоплена едва ли половина суммы.
Тяжело Симону Будному дело организовывать. Читая проповеди, обращается он к христианам с просьбами о пожертвованиях на доброе дело. Но простой люд осторожен. Всё, что выходит за пределы его разумения ему не понятно и не нужно. Время лихое. Много народу ходит по весям не имея собственного угла и кормятся кто чем и как придётся. Есть и божьи люди, приходят, помолятся на углы, корочку поданную милосердия ради пососут, пожелают дому сему благоденствия и подаются дальше.
Но ходит и другой народ. Эти на углы смотрят, чтобы заметить иконки в дорогих окладах. А за иконками они- то знают, стоят тайные коробочки, в которых золотые дублоны или червонцы. Не успеют хозяева глазом моргнуть, как ничего уже нет.
Ничего и не было, - говорят лихие люди.
Поди, докажи! Исправника не докличешься, а эти и зарезать могут.
Ходят нестарые ещё бабы, но по виду не скажешь, а дашь все сто годочков.
Эти норовят запугать своими чарами на колдовстве замешанными. Мол, не ссудишь добровольно некоторую сумму, потеряешь всё. С тех пор как он, Симон, проповедует, много раз к нему являлись подозрительные личности обеих полов. Наслышаны видать, что денежки водятся у кальвиниста. Подъезжали по - разному, однако не на того человека напали.
Намедни обчистили войта. Уж на что грамотным человек был! Обошли, обманули и сам он собственными ручками выложил денежки аферистам на радость. Обещали они ему поддержку в обеих столицах, от власть имущих людей и гарантии на получение банковского кредита.
Оказалось всё ложь. Всё обман. Документы, что представлены были, подложные. На письмо войта банк ответил категорическим отказом. Тех людей, поди сыщи теперь!
Подверглись атакам мошенников и Иван Татыржа, чашу сию пришлось испить и Исааку Долгицеру. Ещё держался Будный.
Своим аналитическим умом Симон понимал, что будь он богом среди людей, прозорливым и всемогущим, но проследить и обезвредить Иуду даже он не в силах. Подлость от Сатаны. А у Сатаны своя школа отличная от школы Иисуса Христа.
Можно предполагать, даже предвидеть, но упредить Божий промысел никто на этом свете не в силах. Однако, остерегающегося, Бог бережёт.
И Симон остерегался.
Вот он давший обет безбрачия, слуга сына Божьего, выучен и посажен вразумлять людей. Может ли он считать себя вполне левитом, членом избранного колена, которому начертания господа дороже его собственной рубашки и даже жизни настолько, чтобы отречься от благ, от сытости, от мирских удовольствий...
Симон говорит вслух: господи вразуми грешную душу мою, остуди жаром пышущее тело моё. Я верен тебе, тебе вручил власть над собою.
Но голос дьявола так громко, что Симон в ужасе оборачивается, не услышал бы кто, провозглашает, подтрунивая над мнимой преданностью проповедника:
А не ты ли в месяце этом четырежды предавался греху с блудными девками, а дважды в месяце этом совратил замужних женщин и воспользовался состоянием безутешной вдовы для исполнения низменных плотских желаний?
Ты можешь обманывать Иисуса. Меня же обманывать опасно, ибо я могу не простить, как это делает мой брат, а наказать жестоко и беспощадно.
С головой, накрывшись одеялом, Симон выслушивал нечистую силу покорно, сил для самозащиты и слов для самооправдания у него не было.
Он было уже заснул, но подскочил, услышав:
" А хочешь жемчужину тебе верну? За десять тысяч ассигнациями купит у тебя её Радзивилл. В придачу экипаж даст и дворовую девку подарит, гораздую на разные разности.
Непроизвольно вырвалось: хочу!
Утром в его двери постучалась полиция. Симона удивило столь раннее посещение пристава да ещё с командой. Разные мысли стремительно пронеслись в голове.
За собой вины он не чувствовал.
Но пристава интересовало старое дело. Оказывается, Исаак Долгицер дал показания о пропаже жемчужины адвокатам в столице. Приметы цыган и цыганского табора были разосланы в разные присутственные места. Все ювелиры были предупреждены властями об ответственности за сокрытие преступников и объекта преступления.
И следы цыганского табора обнаружились.
А вели они в город Глубокое, что лежит у одноимённого озера с островком в центре. Глубокое,- город, что между Докшицами и Плиссой.
В старых лесах этого места, говорят люди, до сих пор живут древляне. Народ такой, что шалаши себе строят в ветвях вековых дубов и сосен. Древляне- коренное население этих мест. Увидеть их нельзя. Чураются они цивилизации, но часто, особенно по вечерам, мечутся их тени то внизу меж кустами, то поверху в ветвях леса могучего.
Иногда ловили зазевавшегося дикаря. Вязали и продавали в цирк или зоопарк, в Европе таких публичных мест для всеобщего обозрения становилось всё больше.
Так случилось, что праздник намечался в честь открытия ярмарки. На площади недалече от еврейского кладбища отслужили в православной церкви молебен. После службы открылось множество ларьков с товарами. Ходили десятки лотошников и коробейников, понаехавших с разных концов христианской земли. Открылись балаганы с чудными представлениями, играми, сказочниками и кобзарями.
Толпы народа заполонили всю площадь и прилегающие улицы. Каждый торговал тем, чем хотел, и тем, что имелось на руках в достатке или в избытке.
Чтобы праздник стал веселее и игривистее, народ рядился во что горазд.
В оленьи шубы, которые именовались то малки, а то малицы, в зависимости от меха снаружи и внутри. В шапки с бараньими рогами, у иных на головах клыкастые медвежьи пасти.
На женщинах яркие кацавейки, подвязанные красными кушаками. Резкими звуками полонили слух еврейские скрипки, наигрывая рвущие душу мелодии. По параллельным шляхам проносились удалые, тройки разгоняя зазевавшихся и пьяных бряцаньем колокольчиков и бубенцов.
Ряженные потели в шубах, но мужественно прыгали по брусчатке, бодались и кидались на участников ярмарочного карнавала.
Тут торговали шорными изделиями и толпились извозчики, ямщики, дворовые люди. Там стремительно мелькал металлический блестящий аршин, отмеряя ситец. Рулоны то раскатывались, то скатывались назад, потому что покупатели, заказав товар, вдруг разбегались и приказчики ругались, щёлкая приготовленными напрасно ножницами.
Один мужичонка уже совсем приладился купить наборную сбрую из сыромятных ремней, но вдруг, пошёл на попятную, потому что кто-то из толпы вдруг, заметил, что "нет, не выдержит эта сбруя наш мельничный жернов". Почему именно жернов, продавец так и не понял, но покупатель уже исчез.
Чудный шум стоял над ярмаркой. Он складывался из звона бубенцов и колокольчиков, щёлканья ружейных замков, звона медной и оловянной посуды, дребезжание фаянсовых чашек и чайников, треска разрываемой "чёртовой" кожи, пробуемой на прочность, свиста плетённых кнутов: одинарных, двойных и тройчатых по числу хвостов; сапожки с подковками на каблуках грохотали о булыжную мостовую,
а выше всего этого многообразия, на возведённом специально помосте стояли брички на рессорах. Красивые, воздушные, на взгляд почти невесомые, с откидным верхом, багажником и кожаными сидениями.
Облучки обшиты стриженным мехом речных грызунов, ондатры и выдры. Непромокаемые, прочные, неподвластные стихиям и ветрам. Продавцы стояли гордые, неприступные - они де не кастрюлями торгуют.
Но находились в народе шутники, которые кричали:
То неправда, что он врёт! Зад мужицкий всё протрёт!
На другой стороне ярмарки, где торговали растительным и живым продуктом расположились небольшой группой цыгане. Они привели нескольких красавцев коней. Два гнедых жеребца не могли устоять на месте, гарцевали и рвали поводья из рук старшего таборщика. Кобылка в яблоках вела себя более спокойно, а вороной скакун не шевелился вовсе. Он стоял, вознеся выше толпы свою маленькую грациозную голову на длинной изогнутой по лебединому образцу шее.
Здесь люди стояли наиболее плотно. Красота немыслимая!
Что кони ворованные, всякий понимал, но даже в богатых конюшнях вряд ли встретишь подобное изящество. Не иначе уворовано из княжеского стойла.
Зря цыгане явились на Глубокскую ярмарку. Полиция была начеку. А может быть, на руках у стражей порядка и закона уже некое предписание было?
Неслышно подошли люди в штатском и скоро все цыгане оказались в кандалах. Их потащили в избу на съезжую, где по обычаю проводилось предварительное следствие. Что с конями стало, нам неизвестно, а вот у цыганского борона в таборе при последующем обыске, нашлись интересные вещи.
Среди опознанных изделий из дорогих металлов, серебра и платины, сыщики обнаружили множество драгоценных и редких дамских украшений, разыскиваемых уже давно.
Если бы не бумага от Глубокского прокурора, который внёс жемчужину в реестр наиболее ценных объектов государственного значения, эту безделушку никто бы и не заметил. Уж больно велика она, чтобы быть естественного происхождения.
Пока ярмарка шумела, арестантов допрашивали дознаватели. Иногда приходилось приступать к ворам и с пристрастием.
Раду нашли на заднем дворе старого замшелого дома пьяницы Матея. Она не выдержала пыток и созналась в краже, и подробно поведала о своих подельниках.
Где, когда, у кого и почему.
Хотела выучить сына и таки послала его за границу на деньги табора. А за помощь сородичей отдала жемчужину барону, у которого она должно и хранилась.
Не сразу сие чудо было возвращено Будному. Жемчужину описали, долго проверяли её подлинное качество. Затем передали в прокуратуру, а у прокурора её вызволил уже Матвей Кавячинский при посредстве Радзивилла Чорного.
Рада сказала, что жемчуг приносит удачу только в одном случае, если он дался кому-то в руки. Если же жемчуг украден или добыт нечестным любым другим путём, он приносит только горе и разочарование. Нельзя хранить его в шкатулке под замком. Нужно всегда держать на воздухе и только по ночам этот животворный камень отдыхает, а с первыми лучами солнца просыпается и, горе тому, кто заточит его в кладовые своей тайной сокровищницы.
Жемчуг - символ моря и неба; он очищает кровь и просветляет мозги. Носящий, на теле жемчуга, не подвластен болезням и старению.
Радзивилл Чорный купил великолепный экземпляр за очень большие деньги. Помог разместить заказ на типографские станки у лучших европейских промышленников.
Симон принял участие в освобождении Рады. Она уехала к сыну в Италию и там со временем следы её затерялись. Доходили отрывочные сведения о том, что появился на Западе великий музыкант - скрипач, до того виртуоз, что нет в мире равных ему в исполнительном искусстве.
Так получилось, что Радзивилл обещался содействовать только в случае если типография размещена будет в его ординации, в Несвиже.. Город Несвиж - столица Радзивилловского удела. Город плотно населённый. Хорошо развиты всевозможные ремёсла. Сильное купечество. На реке Уше крепость. Фортификация солидная. В ней Радзивиллы разместили свой воинский гарнизон и невеликий, но флот.
Город защищало и "Магдебургское право", по которому жители освобождались от феодальных повинностей, власти воевод и так далее. Однако Несвиж считался городом частновладельческим и потому Радзивиллы были полными хозяевами этих мест.
Хозяевами, но не крепостниками как в России. Крепостничеством здесь и не пахло, и потому город пышно расцветал, и считался неплохим местом на Европейском континенте.
Пришла пора открыть и типографию. Чем Несвиж хуже Москвы или Варшавы!
Будный не противоречил. Он хорошо понимал, что перспективы в Несвиже гораздо надёжнее, чем допустим в том же Клецке. Несвиж - один из многих развитых городов Европы.
+ Белоруссия с её культурным и экономическим потенциалом не уступала Польше, а в расцвете свободомыслия превосходила другие западные страны. Существуй, в Белоруссии инквизиция, и он ,Симон Будный, взошёл бы на костёр. Но в Несвиже нынче правит просвещённый магнат Радзивилл, покровительствующий наукам и презирающий институт инквизиции, считающий её скорее сатанинским изобретением, нежели изобретением христианской церкви.
Радзивиллы говорят:
- церковь проникла во все поры общественной деятельности, а сатана проник в церковь. Такая церковь нам не нужна. -
При исключительной порядочности сего магната типография Будного в безопасности. В прямом смысле, её оборудование находится за крепостной стеной Несвижского замка.
Ветра зловещих западных призраков пролетают мимо. Атеистические произведения вольных авторов свободно издаются в Белоруссии, свободно распространяются по Европе, шокируя христианскую церковь во всех её догматических и реформаторских проявлениях.
Полемизируя со своим однофомильцем Беняшем Будным, служившим переводчиком у М.К. Радзивилла, и отстаивавшим взгляды древних греков на незыблемость идей естественной морали, и естественного права; а также на разделение философии от религии, необходимое для утверждения человеческого достоинства и свободы духа, Симон говорит:
-Нет человека - нет души. Раз нет души то не может существовать мир для души отдельно от человеческого тела. Таким миром церковь считает Рай или Ад в зависимости от поведения человека в мире бренном. В наше время мы не можем отказаться в пользу демоса по греческому образцу от крепостничества, но вполне можем ограничить феодальное самовластие.
Наши люди, я убеждён, не в состоянии пока самостоятельно обрабатывать землю, потому что социально мужик противится оседлости, его тянет назад в кочевой образ жизни, из образа которого он вышел, соединив скифское своё стремление к свободе, с монгольским обычаем полного и безоговорочного подчинения власть имущему.
Давайте лучше подумаем, как уравнять в правах перед законом все сословия без исключения.- "