Аннотация: Эта книга о злой судьбе, о безграничной любви, о чувстве долга, которое берет верх над эгоизмом, о верной дружбе, чести и, конечно же, об интригах, которые ведут к падению тех, кто их замышляет.
Скажи, чего ты хочешь? Выполню любое желание. - наголо бритая голова мужчины по цвету был схожа с сытным пузиком месячного поросенка. Так и хотелось по ней ладонью шлепнуть.
Почему-то в этот миг я только об этом и думала. Разговор был серьезный, а мне смеяться хотелось. Вот ведь, жизнь - злодейка! Моя судьба решается, а я ни бе ни ме сказать не могу. Любое желание. Что проще? Ведь больше всего на свете я хочу...
Я могу вернуть тебя назад прямо сейчас. Решение за тобой. Даю пять минут на раздумье.
А я точно этого хочу? Ну почему только одно желание?! Всегда же три было!
Я... - больше всего после подлости и предательства близких, я ненавижу нерешительность! И вот сейчас, когда необходима скорость в выборе, меня будто бревном по голове ударили.
Часы тикали, стрелка быстро приближалась к назначенному сроку, а я стояла и в растерянности смотрела на бритоголового, пытаясь понять, что на самом деле мне хочется?..
Берегиня для сноходца: Моя чужая жизнь (1 книга)
Ярко-голубые глаза Аркуды пристально следили за развалившимся в кресле бородатым мужиком. Борода была знатной приметой необычного облика - скрывала половину лица и придавала таинственности. А сбрить растительность с подбородка - и ищи-свищи товарища.
Они были знакомы чуть ли не с пеленок и Аркуда не раз видел его лицо бритым, но почему-то не мог запомнить. Будто смотрел на что-то незначительное, зыбкое - такое, что и внимания-то не стоит. Сильным ведуном был бородатый. Даже у Аркуды иногда сердце ёкало от осознания его могущества.
Свечи почти догорели, скоро дальше вытянутой руки не видно будет. Но хозяин комнаты даже не собирался зажечь новые. Темнота ему не помеха. Да что там! В его присутствии сама тьма отступала по углам, недовольно шипя и съеживаясь.
А бородатый ел. Жадно, причмокивая и обсасывая с шумом каждую утиную косточку. Аркуда напряженно смотрел как из жующего рта сыпятся и запутываются в густой бороде хлебные крошки. Вопросов не задавал. Ждал, пока ведун насытится, невольно скрестив пальцы. И не потому, что опасался его... Хотя, опасался конечно, но не его самого, а того, что он сейчас скажет. От этих слов зависело многое.
Наконец бородатый сыто рыгнул, бросил на стол обглоданную кость, вытер рот рукавом замызганной рубахи и вперил тяжелый взгляд в Аркуду. Лениво порылся в кожаном кошеле, достал щепочку и принялся с увлечением ковыряться в зубах, сплевывая время от времени на пол.
Ну, наелся? Теперь говори. - Все-таки не выдержал Аркуда.
Но бородатый не спешил отвечать, а Аркуда сейчас настолько зависел от него, что простил ему все вольности скопом. Лишь поморщился, услышав очередную утробную отрыжку.
Ну? Как все прошло?
Девочка. Все, как ты и говорил.
Мать?
С ней все в порядке. А вот...
Что? - Затаив дыхание и изо всех сил стараясь этого не показывать, выдохнул Аркуда.
Дочь твоя того... Нету в ней ничего.
Как нету? - На этот раз Аркуде не удалось справиться с эмоциями, он привстал и даже редкие волосы на его голове подались вперед. - Ты ничего не путаешь?
Три раза перепроверил, - спокойно ответил бородатый. Его умные глаза сверкнули. - Я бы не пропустил.
Как же теперь? - Почти простонал Аркуда роняя в миг побледневшее лицо в мясистые ладони. Через несколько секунд выдавил приглушенно - Все впустую? Все прахом...
Бородатый казался спокойным, даже равнодушным. Тень скрывала его взгляд в котором бушевало настоящее пламя.
Я вот что скажу. Есть у меня одна мыслишка, но она тебе может совсем не понравиться. - С его последним словом погасли разом семь свечей. Разрезая полумрак, блеснули в широкой, совсем не радушной улыбке, крепкие, нечеловеческие клыки. - Ну так что? Хочешь услышать ее или будем готовиться к...
Аркуда резко поднял голову прерывая говорившего.
Говори. Если есть лишь призрачный шанс, его надо использовать. Говори. - Твердо выдержал испытывающий взгляд бородатого и повторил, - Говори.
О подмене сути когда-нибудь слыхал?..
Надо же! Меня приняли... Пап, меня взяли! - Ликовала я кружась по тесной кухоньке с телефоном в одной руке и половником в другой. Борщ на плите выкипал, пахло горелой капустой.
Сашка, не суетись! - Отец улыбался так, как только он один мог улыбаться: вислые седые усы топорщились, от уголков глаз разбегались веселые морщинки.
Мой горячо любимый, единственный родитель медленно умирал. Невыносимо знать, что не можешь помочь родному человеку. И никто не может. Держался он с достоинством аристократа, а я в тайне от него ревела по-ночам в подушку. А три года назад, когда ему поставили диагноз - рак легких - мне хотелось разбить в кровь лицо врачу, который объяснял на пальцах, словно перед ним непроходимая дура, почему лечение не поможет. Злость тогда во мне буквально наружу рвалась, хотелось крушить все вокруг. Мне вообще в те дни стоило неимоверных усилий сдержаться и не кинуться на кого-нибудь с кулаками. От бессилия хотелось выть.
Глядя на врача и мысленно уже расчленив и прикопав его, решила никогда при отце не упоминать о болезни, всегда улыбаться и смеяться. И я четко этому следовала, словно боялась, что если отойду хоть на немного от этих правил, случиться непоправимое. К тому же, отец был уверен - только смех и улыбка способны вытащить человека даже из самой страшной ситуации, только они не позволят утонуть. И я ему верила. Изо всех сил старалась верить.
Операцию-то сделали, удалили часть легкого. Но что с того? Болезнь не отступала. Метастазы постепенно начали проникать во все органы. Оставалось лишь ждать его смерти и надеяться, что для него эти дни будут не слишком мучительны.
Но... Ему отпустили всего шесть месяцев жизни, а он держался уже тридцать шесть и всем вокруг дули крутил. Я от всего сердца молилась, чтобы там, на небесах, не вспоминали про него как можно дольше, дали пожить еще немного.
Все вокруг твердили, мол, все наладится, все будет хорошо... А мне хотелось орать: "Да кто вы такие, чтобы гарантировать благополучный исход в ситуации, где уже все очень плохо и шансов нет?! Господь Бог? Тогда ладно. Спасибо, Бог. Но если вы не он, то оставьте нас в покое и не говорите тех слов, в которые на самом деле не верите"! Но, естественно, я этого не делала. Натянуто улыбалась и терпела, а когда становилось совсем невмоготу, старалась побыстрее отделаться от непрошеного жалельщика.
Пап, меня взяли! - меня просто распирала гордость за себя. - Сказали завтра с документами подходить!
Ты их сначала из заводского отдела кадров забери. - Весело усмехнулся отец и щелкнул меня пальцем по лбу. - Вот видишь, если долго стучать лбом в одно и то же место, он станет или железным, или стена наконец рухнет. Упорство - наша семейная черта!
Но даже упоминание о том, что документов-то на руках нет и когда их отдадут - неизвестно (может заставят отрабатывать две недели), не смогло омрачить радостную новость. Такие мелкие препоны не могли вогнать в уныние, наоборот, лишь раззадоривали. Меня переполняла гордость за такую талантливую себя.
Последние пол года я с упорством бульдозера добивалась этого места. И наконец-то взяли! Меня, не имеющую высшего, к тому же специального образования, всю жизнь проработавшую на заводе крановщицей, тридцатисемилетнюю дважды разведенку с богатым прошлым, взяли на должность корреспондента в местной газете. И хоть она не так уж и популярна, как все остальные издания такой же направленности, ужасно хотелось попасть туда на работу с тех самых пор, как увидела объявление о найме.
Деве моих годов и упитанности скакать козой по малюсенькой кухне двухкомнатной хрущевки противопоказано в принципе, пусть даже и от радости. Но кто ж эти принципы соблюдает? Вот и я тоже. Успокоилась только после того, как расколотила тарелку и чуть не опрокинула снятую с огня кастрюлю с борщом на отца.
Серую, тощую книжечку, в которой только две записи: дата приема на работу и дата увольнения, в отделе кадров отдали сразу, я даже удивилась. Меня словно ждали и загодя подготовили все необходимые бумаги. Но я решила не думать об этом, а принять как подарок судьбы. Должна же и в моей жизни быть белая полоса! В мыслях я даже представляла себе эту полосу и начиналась она с сияющей дивным светом двери, которую я открывала пинком ноги. Всякие фанфары, дождь из цветов и, конечно же, всемирная слава, прилагались. И не надо мне говорить о том, что бабе под сорок не пристало быть такой мечтательницей! Я свято верю, что мечты имеют свойство сбываться.
На крыльях счастья и гордости за себя я летела в редакцию на следующий день и была немного шокирована царившей там атмосферой. В моем представлении редакция - бурлящий в котле пестрый суп. Там должно быть весело, необычно и невероятно притягательно. Там должно комфортно работаться, статьи писаться на полном автомате левой ногой, а материал доставаться прямо из воздуха.
На заводе именно этого не доставало - пестроты, разнообразия и легкости. А еще постоянно подгрызала зависть к своим более удачливым подругам. Мне, в отличие от них, не хватило ни ума на университет, ни таланта подцепить богатого мужа, чтобы обеспечил безбедную старость. Два неудачных брака за спиной тому подтверждение. Единственное, чем я могла гордиться по праву - богатое воображение и способность связно выражать свои мысли на бумаге.
Ладно, ладно! Не только этим. Был еще один забавный талант, впрочем, для меня совершенно бесполезный. Я полиглот. Вот так, без всяких прикрас. Могу выучить любой язык за неделю, если очень лениться - за две. Я ленилась и языков знала всего четыре - конечно же родной, русский, английский, испанский и совершенно бесполезный в наше время, древнерусский.
Последний почти и не учила, так, набрела как-то на сайт с азбукой и разными причудливыми словами, прочитала и запомнила. Естественно, пользоваться этим знанием мне было негде. Но я могла со знанием дела щегольнуть в компании, мол, а в древности говорили так-то и так-то. Этот язык служил мне исключительно для увеселения публики и показа, что даже работая на заводе можно быть очень даже эрудированным.
А испанский выучила в угоду первому мужу. Папа у него был из тех солнечных краев, которого он и в глаза никогда не видел, но ужасно кичился своим происхождением. Его мать, худенькая до синевы, с вечно печальными глазами женщина, только головой качала, да улыбалась мне, словно извинялась. В общем, и этот язык оказался бесполезным.
Забавное сочетание - крановщица-полиглот... И никому не нужное, поэтому языки я больше не учила. Зачем? И трех хватит.
Сочетание журналист-полиглот звучало гораздо лучше. А тут еще и мой незатейливый рассказик напечатали в газете... Поэтому я твердо решила, что мне самое место в журналистике.
Если бы не получилось в этот раз, я бы, конечно, огорчилась. А потом попробовала снова. И плевать, что возраст уже такой, когда начинают опасаться всяких перемен. Я их тоже не слишком жалую, но именно сейчас мне этого хотелось больше всего.
Что ж, хотела перемен - получи и распишись. Редакционная жизнь оказалась на редкость скучной. Никаких тебе пятничных посиделок с коллективом за кружечкой чего-нибудь крепкого и никакой дружбы. Серая рутинная жизнь новостной провинциальной газеты. Ну что там может произойти грандиозного? Все крупные политические деятели собрались в Москве, а на родных губернатора, да и мэра, как-то рука не поднималась, немало хорошего для области и города сделали. Да и главред не пропустит статейки, в которых трясут их грязным бельишком.
Начальник был маленьким, круглощеким, женственным, имел "добрую" фамилию Злобин и наталкивал на мысль, что природа тоже ошибается. Вот хотела она сделать женщину, не вышло и она слепила нечто среднее. Но лицом нетрадиционной сексуальной ориентации он отнюдь не был, имел жену и троих детей. А самое главное - имел совесть, что, согласитесь, большая редкость для руководителя.
Остальной коллектив оказался сугубо деловой, и, как бы это по-мягче сказать... возрастной, что ли? Самому младшему сорок шесть лет, старшему - семьдесят один год. Скорее всего, меня и взяли поэтому - чтоб не сильно выделялась в массе. А может и потому, что людьми такого возраста легче управлять, за свои места трясутся все и поорать на них можно без опаски.
День начинался всегда одинаково: с 10-00 до 19-00 все сидят по своим местам, в перерыв дружно достают пакеты с едой и наливают кипятка в чашки для чая. В туалет и то ходят по расписанию. Слышен только перестук клавиш компьютера.
Дятлы-долбунцы, честное слово!
И все дружат друг против друга.
Но даже это не сбило с меня запал, ведь я сделала огромный рывок в новую жизнь. Теперь ни Ленка, ни Янка уже не смогут смотреть на меня свысока. Сколько их знаю, а это уже больше двадцати лет, всегда почему-то казалось, что они относятся ко мне с жалостью, как к неудачнице и общаются лишь потому, что привыкли и никуда от меня не денешься. Теперь же я перестала быть простой крановщицей со скучной и неудавшейся жизнью.
Я так гордилась собой, что поневоле везде старалась упомянуть или тонко намекнуть об этих переменах. Прекрасно понимала, что своим бахвальством невероятно раздражаю всех вокруг, но ничего с этим поделать не могла. Даже когда отцу на лечение понадобились деньги и я брала кредит, то с огромной гордостью вписала в анкете строку профессия - корреспондент. Поддавшись порыву даже жирно подчеркнула это слово, заработав от молоденького мальчика, принимавшего ее, удивленный взгляд.
Не смотря на то, что редакционная жизнь оказалась совсем далека от моего представления, я все же умудрилась найти в ней плюсы. Вот тут сказался мой характер, не умею я долго расстраиваться из-за чего-либо. Для меня проще найти в самой худшей ситуации хоть что-то хорошее и сосредоточившись на нем, не обращать внимание на плохое. Так жить проще. А плохое всегда как-то само собой рассасывалось.
В редакции для меня такой ложечкой меда, были командировки. "Выезд в поля", это называлось. Я готова была торчать "в полях" неделями, изредка наведываясь в редакцию получить очередную кислую улыбку от коллег или нагоняй от редактора. Благо последнее происходило не так уж и часто - материал, что я предоставляла, ему нравился. А мне нравилось общение с людьми и свобода - отчитываться, куда иду и что делаю, ни перед кем не надо.
Настойчивая телефонная трель разбудила меня в несусветную субботнюю рань. По городскому звонят только Янка и Ленка. Знают, что сотовый я могу отключить и дрыхнуть себе дальше. А так, приходилось вставать, идти к гневно надрывающемуся аппарату и выдергивать шнур. Но обычно я этого не делаю, пока дохожу - более-менее просыпаюсь, злюсь, но на звонок отвечаю. Вот перенесу его когда-нибудь на кухню из своей комнаты, тогда посмотрим! Отключить его совсем мне даже в голову никогда не приходило, мало ли кто и зачем будет звонить.
Да. - Сонно хриплю в трубку.
Сашка, спишь? - Слышу в ответ бодрый Янкин голос.
Вот нравятся мне такие вопросы в выходной в семь утра!
Да нет уже! - Начинаю потихоньку заводиться.
Отвези меня к бабке, она, говорят, всю правду по картам предсказывает! - Учительским тоном отвечает подруга.
Убью. И суд меня оправдает. В трубку молчу, злиться начинаю по серьезному.
Ну так что? Поехали? - Нетерпеливо тараторит Янка. - В мире черт знает что творится, я должна знать, будет война или нет.
Я тебе и без бабки скажу - нет. Пока.
Отрезаю я и собираюсь отключить трубку. Но не отключаю, потому что слышу в ответ паническое:
Подожди-подожди-подожди!
Ну что еще!?
Максимка ведь твой крестник! Сердца у тебя нет!
Вроде и проснулась уже, но не понимаю к чему Янка клонит. При чем тут наш общий сын? Я его люблю, конечно, но не в семь же утра!
А вдруг его в армию заберут? И он на войну попадет! Его же там убить могут! - С надрывом стонет в трубку подруга.
Снова молчу. Соображаю, убить ее сейчас или немного погодить?
Ему восемь лет, Максимке твоему! Какая армия? Едь на такси! - Зло буркаю в трубку, отключаю и кидаю ее на стол.
Она снова заходится истошными трелями. Даже если сейчас отключу ее навсегда, с этой заполошной мамаши станется на дом приехать. А ее, колотящую в дверь, отключить тем более не выйдет.
Слушай, попей чего-нибудь седативного, а? Ну или коньячку. И вообще, пусть тебя Костик везет!
Костик - это муж. Большой и толстый начальник самому себе. В нашей области один из крупных предпринимателей. Жену и сына обожает до безумия, вот и разбаловал Янку до невозможности.
Костик не может, ему завтра на рыбалку, он спит. Я ему даже не говорила о поездке. И вообще, подруга ты мне, или нет!
Вот в этом вся Янка. Дилемма прямо по Шекспиру - друг ты мне, или портянка?
Я подруга, только не в семь утра в субботу и не с такими бредовыми идеями! - Пытаюсь достучаться я до ее розового сознания.
Тогда вези! Жду тебя через час. - И отключилась.
Вместе с трубкой залезаю обратно под одеяло и накрываюсь с головой. Лежу минут десять или чуть больше, со стоном вылезаю обратно на свет божий и топаю умываться. Я все-таки друг. Но немного все же повредничала, перезвонила ей и сказала что во двор к ней не поеду, а буду ждать на остановке. А это минут десять ходу, для Янки даль-далекая.
Новую машину покупать не думаешь? - Закинув набитую чем-то спортивную сумку на заднее сидение, присаживаясь рядом и поправляя выбившуюся из прически рыжую прядку, спрашивает она.
Где эта твоя бабка живет? - Вопросом на вопрос отвечаю я. - Пристегнись. У меня на стрижку денег нет, а ты про машину!
Да не далеко, в Максимовке. У женщины всегда должны быть деньги на стрижку, маникюр и педикюр! - Авторитетным тоном закончила она.
Я аж поперхнулась, когда узнала, куда надо ехать!
Не далеко? Что ж для тебя тогда близко? Это почти у лешего в заднице! - Мой выходной стремительно катился к чертям собачьим. А сколько было планов на него! Хорошо если к вечеру домой вернемся, ее же обязательно после бабки в родовое гнездо потянет. А там родственников, как на бродячем псе блох. Пока всех объедем... В сумке, наверное, для них гостинцы.
Не ругайся! - Морщит хорошенький носик подруга. - Тебе тоже не помешает судьбу свою узнать.
Зачем, вот зачем мне это надо? - Начинаю кипятиться.
Чтобы не проморгать свое счастье! - Подняв указательный палец заявляет она. - А то так и останешься одна-оденешенька.
Я не нахожу что ответить. Ладно, ну вылетел в трубу выходной, так завтра еще один будет. И вообще, природа - это здорово! А я неисправимый альтруист.
Резко трогаюсь с места и начинаю вспоминать дорогу до этой Максимовки. Как раз за ней находилось родовое гнездо Янки - Алексеевка, но последний раз мы ездили туда лет пять назад, когда ее дед еще жив был, правнука показать, вот дорога и позабылась. Подругу спрашивать бесполезно, она и в своей квартире иногда может заблудиться.
Этот район области, куда мы сейчас ехали, был очень живописным, тихим, чистым и богатым на грибы, землянику и гадюк. Находился он очень далеко, да и от основной трассы надо было еще по грунтовке прилично ехать, потому и не был загажен городскими туристами. Хорошо хоть погода без дождя уже неделю стоит и можно не бояться застрять там на вечно.
Ленка снова в Таиланд укатила. - С завистливым вздохом сообщила мне Янка то, что я и без нее знала. - А Костик только через месяц вырваться сможет.
Так едь с Максимом без него.
На обочине мелькнул указатель со стрелкой - Жабки 10 км. Интересно, кто такие названия придумывает?
Даа-а, одной скучно! Поехали с нами? - Она резво ко мне повернулась. - Там здорово!
Не сомневаюсь. - Фыркнула я. - Бездельничать всегда классно. Я только четыре месяца как на новую работу устроилась, ну куда мне ехать? Да и кредит висит... По любому - нет. Чего с Ленкой не поехала?
Ну ты же ее знаешь! - Скривилась Янка. - Она своими экскурсиями лошадь загоняет. И на пляже не даст долго повалятся. И спать ложиться в девять, когда все порядочные туристы только веселиться начинают...
Три часа в пути за болтовней пролетели быстро, а я чуть не проворонила поворот на грунтовку. Деревушка была маленькая, тихая, разморенная жарким солнцем. В пыли у низких калиток и штакетников рылись куры, дорогу важно переходили гуси вытягивая в нашу сторону шеи и недовольно шипя. Не хватало только белокурых пастушек с розовыми овечками для полной пасторальной картинки.
Куда дальше?
Да в самый конец улицы. Она под лесом живет.
От кого про нее узнала?
Ни от кого. Она всегда тут жила. Еще дед рассказывал, как она ему после войны раны на ноге лечила. Он на ней чуть не женился. - Со смехом вспомнила Янка. - А потом бабушка приехала в Алексеевскую школу работать и дед про знахарку забыл. Ее баба Нюняха зовут, она реально людям помогает и берет за работу кто что даст.
Нюняха - это Аня, что ли? - Как только имена не коверкают! Меня, вот, раз пытались Сантером окрестить, так я быстро этого "крестителя" отучила, кулаком по лбу.
Не знаю. Может и Аня. - Пожала плечами Яна. - Вон дом, на пригорочке, видишь?
Ухоженный домишко смотрел на мир маленькими окошками затянутыми ярко вышитыми шторками-задергушками. В палисаднике буйно цвели розовые пионы, возле забора раскинулся куст чайных роз весь на бутонах. При нашем появлении из-под калитки вылез рыжий, лопоухий цуцык и зашелся визгливым лаем, его длинный лохматый хвост мотался при этом с немыслимой скоростью.
Пока мы выходили из машины, калитка медленно распахнулась и показалась статная пожилая женщина. Бабушкой, а тем более старушкой, ее язык не поворачивался назвать, а ведь ровесница девяностолетнего деда Янки. Тот в последние годы как крюк согнулся и еле шаркал на слабых ногах. Она окинула нас строгим взглядом и поздоровалась. Мы в разнобой ответили.
Ты Василия Черняева внучка, что ли? - Взгляд прямой, цепкий, совсем не старушечий. - Зачем ко мне? Что понадобилось?
Да мы... Судьбу вот... Сын у меня, а я не знаю... - Тушуясь под ее пристальным взглядом промямлила Янка.
Я объяснять ничего не стала, просто ответила таким же прямым взглядом, когда она ко мне повернулась.
Ну заходите. - Усмехнулась она и неожиданно мне подмигнула.
Сумку из машины достань, там плата! - Шипит Янка и юркает за знахаркой в калитку.
Тяжеленная! Что она туда наложила? Перекладывая сумку из руки в руку, пошла следом за ними. В коридорчике разулась и потащила свою ношу дальше, туда, где слышались голоса.
Ты выйди, я потом позову. - Обернувшись ко мне, сказала сидящая за круглым столом и теребящая в руках карты, баба Нюняха.
Янка суетливо подскочила и забрала у меня сумку. Я пожала плечами и пошла на улицу. Сначала было хотела вернуться в машину, но передумала - денек славный, успею еще в машине насидеться. Устроилась во дворе на низкой лавочке под огромной яблоней. Подбежал познакомиться цуцык. Я почесала его за ухом, он обнаглел и вскочил ко мне на колени. Сгонять его не стала, было лень и жалко - животинка ласковая, добродушная, стыдно такую обижать. Воткнула наушники в уши, выбрала недослушанную неделю назад книгу Стивена Кинга и принялась ждать.
Главы через две стала клевать носом под монотонный бубнеж чтеца.
Иди, она просила тебя позвать. - Из дремы меня вырвали осторожные прикосновения Янки. Выглядела она на редкость серьезно и торжественно. И что ей там такого нагадали?
Да не хочу я! - Отмахнулась от предложения. - Все узнала? Успокоилась? Тогда поехали домой.
Начала подниматься и наткнулась взглядом на стоящую возле крыльца бабу Нюняху. Вот что за дурацкое прозвище?
Зайди-ка, милая. Ты-то уж точно не зря ехала.
Вот не хотела идти, честно! Но ноги сами понесли меня в след за гадалкой. Уселась за стол напротив нее и принялась со скучающим видом оглядываться. Старенький сервант, а в нем стандартный набор рюмок, бокалов и чашек. На тумбочке древний ламповый телевизор, а на нем три горшка с цветущей геранью. Крашеные половицы поскрипывают даже когда сидишь на стуле неподвижно, словно кто-то невидимый вокруг ходит. Продавленный посередке плюшевый диван-книжка у стены и большой, битком набитый книгами шкаф рядом.
Что, не нравится обстановка? - Лукаво спросила гадалка.
А вам-то самой нравится? Не мне же здесь жить.
Я привыкла. - Пожала она плечами не переставая тасовать карты.
Не хочу чтобы вы мне гадали. - Сложив руки на груди, заявила я. - Я с Яной просто за компанию приехала.
Ну и молодец, что приехала. А ну-ка, сдвинь. - С видом змея-искусителя она протянула мне карты.
Я и сдвинула. Дальше было как будто и не со мной, словно я наблюдаю все со стороны. Пока она раскладывала карты на столе, пока переворачивала их на выбор, пока цокала языком и качала головой, я находилась в каком-то непонятном оцепенении. С жадностью следила за ее руками и также жадно слушала.
За отца не шибко переживай, там хорошо все будет. Та-а-ак... А вот то, что веры в тебе нет - плохо! В себя-то хоть надо верить. Хотя бы и ради приличия. Злишься. И не возражай! Карты не врут. На весь белый свет сердишься. Скоро эта злость в ненависть превратится, так что осторожнее будь. Когда ненавидишь всех и вся вокруг, жить вдвойне тяжелее. Так, а вот это - любовь твоя... Ну, это - как посмотреть. А это... У одних карта беду предвещает, но у тебя, я думаю, счастливая. Вооот! Я же сказала! - Перевернула очередную карту и даже лицом посветлела. - Любовь тебя ждет, крепкая. Самой судьбой тебе любимый дан будет. Но не сейчас, позже, года через два-три где-то. А сначала дальняя дорога и хлопоты. Ну, эти карты почти у всех выпадают, не стоит на них внимание заострять. Что там дальше?
Она перевернула еще одну карту, непонимающе нахмурилась и перевела на меня взгляд.
Что-то любовь у тебя больно молодая выходит. - Она прикрыла глаза и замерла, словно пыталась расслышать что-то внутри себя. Резко распахнулись веки, вместе с этим раздались слова. - Ну да, так и есть. Годится тебе суженый такой? Первые два ведь старше были, справишься с молодым-то? Зря ты тех двоих послушала и ребеночка не завела. Теперь тяжелее будет. Но и тут все хорошо - и замуж выйдешь, и ребеночка родишь, да не одного!
Она еще несколько раз переворачивала карты и рассказывала мне всю мою жизнь с самого рождения. Я даже ей начала верить, что она на самом деле обладает какими-то таинственными способностями, позволяющими видеть невидимое.
Ну вот и все, дальше тебе знать, что будет, не положено.
Она проворно сложила карты, а я словно как от толчка вышла из ступора. Медленно поднялась и пошла на выход даже не попрощавшись. Ноги - как вареные макаронины, в голове пустота ватная. Уже спустившись с крыльца и сделав пару шагов к калитке, спохватилась, и обернулась. Гадалка стояла на верхней ступеньке, пришлось задирать голову. Чувствовала я себя при этом сиротой казанской пред очами боярыни Морозовой. Баба Нюняха и вид имела соответствующий.
До свидания. - Робко проблеяла я глядя снизу вверх на ее величественное лицо. - И вы ошиблись, в чудеса я, все-таки, верю.
И тебе прощай, вряд ли еще увидимся. - Улыбалась она ярко, лицо сразу стало светлое и теплое. - А в чудеса, детонька, все разумные существа верят. Я тебе не о той вере говорила.
Объяснять она мне, о какой именно вере шла речь, не стала, но пошла провожать нас за калитку. Янка все так же торжественно молчала. Тут гадалка внезапно остановилась, будто налетела на что-то невидимое, протянула ко мне руки:
Подожди! - Воскликнула она. - Не надо тебе туда, нельзя!
Куда не надо? - Изумилась я.
Та смотрела на меня безумными глазами, секунда и пелена с них словно сползла, взгляд стал нормальным, осмысленным.
Так куда нельзя? - Переспросила я.
Что? Куда нельзя? - Ее искреннее удивление сбило меня с толку, может быть мне послышалось? Янка на происходящее вообще никак не отреагировала, значит и вправду послышалось. - Почему у меня спрашиваешь?
Да так, просто.
Погодь немного, - легонько похлопала меня по плечу баба Нюняха, - я скоро!
Она метнулась назад в дом с такой прытью, что тапки с ног соскочили. Миг - и снова стоит на крыльце, спустилась, дробно стучит пятками по деревянным ступеням, и вот уже сует что-то мне в ладонь.
На! Всегда с собой носи, этот амулет не даст саму себя потерять. - Ласково коснулась кончиками пальцев моей щеки и ушла.
На моей ладони осталась лежать деревянная, покрытая лаком фигурка - змея с лапами кусающая себя за хвост. Уроборос? Крокодило-змей? Змее-дракон? Зачем мне-то? Хотела было вернуть, но пальцы уже сами собой прятали непонятно для чего нужный амулет в карман джинсов. И на душе вдруг сделалось настолько спокойно, будто все проблемы разом исчезли.
Назад ехали в гробовом молчании, размышляя каждая о своем. Попрощались так же молча. А уж дома, окончательно придя в себя и немного подумав, я поняла, что бабуська меня надула. Все, что мне поведала, она скорее всего загодя у Янки узнала. А потом выдала за свои немыслимые способности. Ну и ладно. Вреда от этого никому нет. А я переживу.
Но... Это же надо! Повестись на бредовые слова старухи о молодом муже и куче детей! Солить мне их, что ли? Только, вот, зачем старой все это? Денег она с меня не взяла, ничего другого не просила, да еще и амулетом одарила. Надеялась, что я всем знакомым про нее расскажу? Вроде рекламы бесплатной? Ну так обманулась, не любитель я кому-то рекламу создавать на ровном месте.
С легким сердцем выбросив все воспоминания об этой странной старухе из головы, я продолжила жить. Да и Янка кстати улетела в Таиланд. Напоминать мне о странной поездке было некому. Но амулет, все же, повесила на шнурке на шею.
Через месяц я и думать об этом забыла, закрутилась, замоталась на работе так, что тут хотя бы помнить, как тебя зовут! Хорошо что дома все в порядке, даже анализы отца порадовали - без изменений.
Этот день не задался с самого утра. Я проспала. Впервые за девятнадцать лет моей трудовой деятельности, проспала! Будильника не слышала, а отец уже как три дня в санатории, в общем, будить некому. Да уж. Сегодня лихо проснулось в скверном настроении и тут же начало выкидывать трюфеля.
Вскочила с кровати лихорадочно выискивая ногами тапки под ней и случайно бросила взгляд на окно. Потрясающее зрелище! На подоконнике бешено цвел декабрист. Листьев из-за цветов практически не было видно.
Чего только в природе не бывает... - Пробормотала я себе под нос спешно натягивая на себя футболку и джинсы.
Даже не причесавшись, лечу на улицу к верному железному коню как безумный стриж. Минут пять пытаюсь открыть дверь машины, потом понимаю, что вставила в замок ключ от квартиры и уже изогнула его серпантином. Тихо матерясь, меняю на нужный. Завожусь, правда, с пол оборота, еду... и к чертовой матери сношу бампером забор дворового палисадника.
А он надежный, тяжеленный, из нержавейки. "Чтоб не уперли" намертво забетонированный в землю. Но что какой-то там заборчик моей родимой девятке? Даже поглядеть не вышла, итак знаю, что влетела на кругленькую сумму с этим забором. Машине-то что, на нее детали стоят сто рублей за ведро, а вот забор... Кричу, выглянувшей из окна на скрежет, соседке, что все оплачу и мчусь со двора под ее изумленным взглядом.
До редакции долетела под гневные гудки испуганных водителей за десять минут. В спокойном темпе на дорогу уходит тридцать. Бросаю коня на стоянке, перекрыв всем на свете дорогу и мчусь дальше. Оба лифта заняты, да и толпа перед ними - как в мавзолей. Перескакивая через две ступеньки, несусь на пятый этаж. На третьем понимаю, что спорт для моего телосложения - смерть и лучше еще больше опоздать, чем раскорячиться недвижимой тушкой на лестнице и тут перекрыв дорогу всем на свете.
Смирнова, тебя Злобин уже спрашивал. Ты где шляешься? На сорок минут опоздала! - Я киваю на все слова как болванчик, пытаясь дышать носом, а не ртом, как загнанный кобель.
Ааа-а, Сашенька! - С самой доброжелательной улыбкой, на какую только способен, встретил меня главред. Теперь-то я привыкла, а первое время вздрагивала и все тянуло перекреститься. - Давай в Ольховатку выдвигайся, там то ли фермеры что-то натворили, то ли кредиторы. Поезжай, разберись.
Пронесло!
Опять эти банки! Ну дайте же им развернуться, а потом требуйте вернуть кредит! Овец и то стригут после того, как они шерсть нагуляют. - Шиплю себе под нос по дороге к лестнице.
Ехать "в поля" почему-то не хочется.
"Поля" сегодня были в 120 км от города, поэтому никто не ждал от меня быстрого возвращения. Но я же ответственная. Статью надо сдать завтра и точка, поэтому вернуться необходимо сегодня же. Вот как черти в задний бампер мою девятку толкали, не иначе! Знала бы я, к чему приведет эта обязательность.
Середина лета, на небе ни облачка, дождя уже как две недели не было. Дорога ровная, без колдобин, отец про такую говорит: "Гладенькая, как яичко". Машина двигается со скоростью 70 км/час, на встречу ни души, сзади и спереди - тоже. В общем, одна-одинешенька во всем сумеречном дорожном мире.
Откуда он появился? До сих пор гадаю. Словно из воздуха вынырнул. А, возможно, из него соткался. Посреди дороги стоял бородатый мужик в белой рубахе до пят с длинной палкой в руке. Посигналила. Тот - ноль внимания. Я откуда-то точно знала, что он меня видит, но не уходит. Спешно нажала на тормоз, но моя верная девятка точно взбесилась, стрелка спидометра скакнула вперед до 140. Холодея от страха, продолжала жать на тормоз, педаль уже в пол уперлась, но машина не останавливалась, а скорость нарастала. В панике я отпустила все педали и резко крутанула руль в право.
Машина пролетела мимо улыбающегося бородатого смертника. Миг - и я лечу в кювет успевая только подумать: "Ешкин, мать вашу, кот"!
Амулет на груди раскалился словно металлический, прожег дыру в коже и мясе до самых ребер, где-то рядом с сердцем взорвалась маленькая бомба и я отключилась...
...Есть только миг между прошлым и будущим. Я люблю эту песню. Мы ее часто с отцом напевали. Хотя, скорее орали на два голоса. Но с душой. И вот теперь я могу с уверенностью сказать, этот промежуточный миг действительно существует, и это на самом деле всего лишь миг, а не целая жизнь. Коротюсенький отрезочек, как говорят, крутой переломный момент. Ни больше ни меньше. Из прошлого в мое персональное, совсем не радужное будущее, унес ослепительно белый луч, в конце пути взорвавшийся в голове на миллион маленьких лучиков...
На свет божий я выплывала медленно, хорошо хоть без боли. Мир проявлялся как фотография на бумаге с каждой секундой становясь все четче. Сразу, как только осознала что жива, обрадовалась так, что захотелось заорать во все горло что-нибудь ликующее. Но ничего кроме "Боже, царя храни!" в голову не лезло и орать перехотелось. Я попыталась пошевелиться. Безуспешно. Тело было неподвижно словно я находилась внутри какого-то кокона связавшего по рукам и ногам. Наверное, так себя и должен чувствовать парализованный. Я тут же запаниковала.
Наконец перед глазами все прояснилось настолько, что смогла рассмотреть белую подушку с ярко-алым маком во всю наволочку. Я лежала уткнувшись в нее носом. Вокруг кто-то ходил, к щеке нежно прикоснулись мягкой влажной тканью с приятным травяным запахом. Я заворочалась, пытаясь перевернуться на спину и чуть не взвыла от нахлынувшей боли. "Ну, здравствуй, родная! Ох, уж лучше бы неподвижно лежала". - Стиснув зубы, подумала я.
Матушка, матушка, да что же ты?! Да как же ты?! Дитятко мое неразумно! - в ответ на мой вырвавшийся таки сдавленный стон послышались взволнованно-ласковые причитания, кто-то придержал за плечи не давая двигаться.
Из всего сказанного поняла только, что упоминают матушку и дитятко. "Это я матушка, что ли? Почему матушка? Или это не я? А кто я? Дитятко? Впрочем, какая разница, обо мне заботятся, значит не все еще потеряно". - Подумала я перед тем, как снова провалиться в беспамятство.
Последующие дни прошли как в тумане. Когда на короткие мгновения приходила в себя, попеременно мучили то тошнота, то головная боль, а то и все вместе разом. Свет, даже слабый, не давал открыть глаза, широкое окно стали занавешивать чем-то плотным, погружая комнату во мрак. И все так же величали матушкой.
Сколько прошло времени, с того момента, как очнулась в первый раз, я понятия не имела. Да и не хотела иметь. Но, скорее всего, ремонтировали меня долго, раны после такой аварии быстро не проходят. За все это время лишь уверилась, что со спиной дела совсем плохи. Хорошо хоть позвоночник не совсем рассыпался, иначе бы ноги не двигались. Я все так же лежала на животе уткнувшись носом в подушку. На наволочке уже не было алых маков, сейчас на ней красовались дивные, вышитые разноцветным шелком, бабочки. Пахло от подушки летним лугом и немного земляникой. Матушкой все также продолжали называть.
День, когда я окончательно пришла в себя, был пасмурным. Окно, всегда занавешенное, сейчас было открыто позволяя любоваться хмурым утром. Ливень на улице был не шуточный, вон, и на подоконник уже натекло. "Интересно, кого небо так оплакивает"? - Пришла мне в голову дурацкая мысль. С опаской пошевелилась и замерла в ожидании боли, потом с облегчением поняла, что ее не будет. А вот чесалась спина так, что слезы на глазах выступили. Да еще и промеж лопаток, ни за что не достать.
Эй, кто-нибудь! - позвала я и сама испугалась своего громкого скрипучего голоса.
Матушка! Родненькая! Совсем очнулась! Ох, а мы уже и не надеялись! - Радостно запричитал кто-то над ухом.
Я на минуту замерла, прислушиваясь к голосу и пытаясь понять, что мне только что сказали. Такое впечатление, что нахожусь в церкви - и вроде понятно все, но слова звучат как-то неправильно. Ладно, потом разберемся в этой тарабарщине.
Спина чешется, помогите, - Попросила и не дожидаясь помощи извернула руку пытаясь достать до нестерпимо зудящего места.
Терпи родненькая, нельзя ее пока тревожить, спину-то, - испуганно уговаривал голос, удерживая мою руку на весу. - Лекарь сказал, что еще по крайней мере пять дней трогать нельзя!
Я зарычала от ненужной сейчас заботы. Со второй попытки перевернулась на спину и замерла при виде лица склонившегося надо мной. "Вот это шапка! Всем шапкам шапка! Нет. Не шапка. Это огромная куча волос, закрученная завихренью на голове. И не тяжело ей этакую башню на голове носить?" - Забыв про все на свете подумала я. Но лицо посреди этой кучи было ласковым, морщинистым, с подслеповатыми глазками. Нос пуговку, прямо на самом кончике, украшала крупная родинка.
Почему нельзя? Да я сейчас сдохну от чесотки! - И не обращая внимания на причитания старушки, осторожно заерзала спиной по простыне, зуд немного унялся.
Волька! Пришла в себя, зараза такая! Всем тварям на зло!
В комнату бряцая чем-то железным, ворвалась девушка и ринулась прямо на меня. Хлипкая старушка с башней на голове ее не смогла остановить, хоть и попыталась. Меня приподняли и сдавили в таких объятьях, что я всерьез испугалась за свою жизнь. Захрипев, дернулась освободиться и поняла, что девица рыдает, поливая слезами мою макушку. "Вот это номер! Кто она? А где врачи?" - Пытаясь хоть как-то дышать в ее железных тисках, подумала я. И первым делом спросила, когда наконец объятья ослабли:
Ты кто? Где я?
Девица утерла лицо ладошками, чуть склонила голову на бок и удивленно уставилась на меня, словно пыталась проникнут ко мне в мозг и понять, не шучу ли. А старушка, всплеснув руками расплакалась.
Все как лекарь и говорил. Крепко ее балкой по голове приложило. Он не сказал, надолго это? - Девушка потирала подбородок с жалостью смотря на меня, но задавая вопросы старушке. Та не спешила отвечать, хлюпала носом и что-то бормотала.
Он предполагал, что такое может с нашей красавицей произойти, но надолго это, сказать точно не смог. Возможно, навсегда. - старушка, наконец, угомонилась, утерла слезы, только распухший красный нос напоминал о том, что она секунду назад рыдала.
Где я?
Дома. Это твои палаты. Не узнаешь?
Я обвела комнату взглядом. На больничную палату она совсем была не похожа. Скорее, на богато обставленную комнату в боярском доме, что на картинке как-то видела - расписанный павлиньими хвостами и сказочными цветами потолок, тяжелая деревянная мебель вдоль стен, в углу печь вся в пестрых изразцах.
"В боярском?! Черт знает, что твориться"! Откинувшись на подушку, постаралась собрать разбежавшиеся мысли в кучу. "Так. Первый вопрос - где я. Второй - кто я. И третий - что делать"? - Пришел мой черед пугаться и заливаться слезами, но делать я этого не стала, потому как бесполезно. Разве рыданиями решишь проблему, особенно когда она уже приключилась?
На второй вопрос четко ответ знаю, я - Смирнова Александра Игоревна, 37 лет, живу с больным отцом после второго развода. На первый и третий ответ был один - фиг его знает.
Что ты помнишь? - спросила только что душившая меня в объятьях девушка.
Я пригляделась к ней. Узкие штаны из плотного серого материала заправлены в высокие сапоги без каблука, кожаный жилет поверх белой рубахи с просторыми рукавами перетянутых на запястьях, для плотного прилегания, широкой тканевой лентой. На поясе покачивается длинный не то нож, не то кинжал в простых ножнах. Белокурая, стройная, можно даже сказать, тощая. Огромные зеленые глаза смотрят с тревогой, курносый нос морщиться. То ли его хозяйка снова плакать собралась, то ли наоборот, смеяться.
Я домой ехала, а потом дед этот и я слетела с дороги в кювет... Он живой? - Да, все так и было. Или не так? В душу начал просачиваться страх. Что происходит?!
Какое домой? Припомни, последний месяц мы с тобой никуда не ездили, здесь безвылазно сидели, устраивая свадьбу братца твоего, Воислава. - Ласковые слова девицы нагнали еще большей паники.
"Воислава? Какого?..У меня нет братьев! Я единственный ребенок в семье! Понятно. Я сошла с ума... И когда я рехнуться успела, до аварии или после? А почему ничего не помню? Так сильно головой ударилась?"
Ты чего так уставилась? Меня тоже не узнаешь? А няньку свою? - Девица ткнула пальцем в жалостливо улыбающуюся старушку.
Я шлепнула себя по щеке, подождала немного и снова шлепнула. Поглядела на ладонь и врезала себе еще раз. Девушка и старушка не исчезли, я бы даже сказала, стали еще реальней - молодая схватила меня за руки, а старая подскочила к столику у окна и налила что-то в чашку. "Что вообще происходит"? - Мое сознание четко регистрировало все их движения, мозг покорно скомандовал открыть рот и выпить какую-то бурду до капельки.
А где врач? - продышавшись от горечи, спросила я.
"Наверное, не стоило у них это спрашивать. Он здесь что, злобен аки демон? Или они совсем меня не понимают? Но я же их понимаю! Вон, даже слова говорю как они. Черт... А как это, собственно, у меня получается? Даже полиглот не может язык за пять минут выучить". Девица попятилась к выходу увлекая за собой старушку. Я смотрела, как обе исчезают за дверью, услышала ее тихий стук, следом раздался оглушительный рев:
Порошка! Лекаря, быстро!
"Ну, хоть врача позвали и на том хорошо. - Попыталась приободрить себя я. - Если буду делать все, что он говорит, быстро отсюда выйду".
Через несколько минут дверь распахнулась и на пороге предстал он. Первое, что мне пришло на ум при виде доктора - коромысло, длинное и изогнутое. С чудной остроконечной шапочкой на макушке. На ее верхушке мотался целый пучок бубончиков разного размера на длинных веревочках. Подол коричневого халата (или рубахи?) в пол, развевался вокруг его ног при каждом шаге так, словно он под ним свой персональный ветер носит. Запахло полынью. Взгляд был серьезен и полон решимости. "Залечит до смерти, - мелькнуло у меня в голове, - Выйти быстро не получится".
Разрешите вашу руку? - Голос доктора больше походил на мурлыканье довольной кошки.
Зачем руку? - я попыталась подсунуть обе ладошки под спину, но не успела, доктор проворно перехватил одну и приложил пальцы к запястью.
Надо пульс прощупать. Вы очнулись, это хорошо, а вот то, что ничего вспомнить не можете - плохо. Но ничего, память как ушла, так и вернется, не утруждайте себя ее возвращением.
Тихие убедительные слова доктора обволакивали подобно теплому пушистому пледу. Бубончики покачивались в такт движению его губ. Я невольно следила за этими пестрыми шариками взглядом, пока они не начали сливаться в один большой шар. Томная нега ласково окутала, начала просачиваться в душу, веки отяжелели, нестерпимо потянуло в сон. Я не стала ему противится, надеясь, что когда проснусь, все само-собой как-нибудь разрешиться...
В мире есть люди, которые считают, что наша судьба начертана на левой ладони, а то, что проявляется на правой - результат личных усилий. Мол, мы сами строим свою судьбу, сами правим и какая она будет, исключительно наш выбор.
Мы не выбирали себе судьбу. Ни я, ни мой отец. Никто из людей не способен на ее выбор. Как бы ни старался. Ее можно всего лишь немного изменить, да и то не на долго. Изогнутая нашими усилиями линия непременно возвратится на тот путь, что предначертан.
Это не мы выбираем судьбу. Это она выбирает нас.
Разве я желала оказаться неизвестно где, да еще и в чужом теле? Даже мысли никогда такой не мелькало! Ну, почитывала иной раз книги про попаданцев, некоторые даже нравились. Но чтобы самой вот так же вляпаться... Да бред-бредовый! Скажи мне раньше кто, что скоро со мной случиться нечто подобное, я бы к психиатру его послала.
Белая полоса на самом деле оказалась чернее ночи.
И вот после всего случившегося со мной кто-то посмеет утверждать, что наша судьба в наших же руках? Чушь! Помноженная на тысячу раз, чушь! Судьба любого человека написана задолго до его появления. А вот кто этим занимается - вопрос.
Не зря, все-таки, декабрист зацвел тем утром, словно предупреждал о грядущей беде...
С того момента, как осознала, что пополнила собой ряды переместившихся в чужой мир, то запретила себе паниковать, иначе рехнусь окончательно. А перед этим наревелась всласть, жалуясь на вселенскую несправедливость.
Я стояла напротив большого напольного зеркала и в который раз за день разглядывая новую себя. В голове творился такой бедлам, что не только слова было сложно подобрать, а даже мысли не хотели связываться во что-то путное. "Интересно, я здесь навсегда останусь или мною немного поиграют и вернут обратно"? - Этот вопрос сильно волновал. Домой хотелось зверски. А еще вся эта ситуация напоминала бред сивой кобылы.
Как такое вообще могло произойти? Почему именно со мной? Чем я так отличаюсь от других? Да я даже в НЛО не верю! Но в то, что параллельные миры существуют, поверить пришлось. Еще бы не верить! Тут только два варианта - либо я конкретно съехала с катушек, либо смирись и поверь в то, что видишь перед своим носом.
Девица, чей облик я сейчас разглядывала, была молода и восемнадцати еще нет, и хороша собой. Высокие скулы, ярко-голубые миндалевидные глаза с густыми короткими ресницами под бровями вразлет. Тонкий прямой нос с чуть загнутым к низу кончиком придавал лицу хищное выражение но улыбка возмещала этот недостаток.
Цвет глаз, в зависимости от эмоций становился то темнее, то светлее. В гневе - почти сизые, как грозовая туча, когда радовалась или смеялась, их цвет больше напоминал васильки, при задумчивости, они чуть подергивались дымкой становясь прозрачными, отчего казалось, будто их хозяйка спит наяву. Взгляд немного наивный, сомневающийся, словно саму себя спрашивает: и как я удостоилась такой чести родиться и жить в этом мире? Но, скорее всего он не настоящей хозяйки тела, а появился под влиянием моей души. Черные волосы до поясницы того глубокого цвета, которого с помощью краски никогда не добиться. Стройная фигурка довершала образ.
"Этому лицу еще бы пухлые губки бантиком - и кукла-куклой". - С некоторой долей брезгливости подумала я - "Слава тебе Господи, что хоть они совершенно обычные, чуть розоватые, без всяких припухлостей. Вот ушки подкачали, да. Не то, чтобы совсем лопушки... Ну да ладно, под такой гривой если и вылезет краешек - не страшно. Зато грудь размера третьего и шикарная попа - на жесткой лавке сидеть одно удовольствие". А зубы, меня, что всю жизнь не вылезала от стоматологов, просто восхитили. Хоть и не идеально ровные, но ни одной дырочки!
Спасибо настоящей хозяйке, что так о своей внешности заботилась. Тело мне досталось в прекрасном состоянии.
Кстати, с нею, этой самой хозяйкой, я познакомилась в тот же день, когда окончательно пришла в себя. Во сне, в который лекарь отправил. Ее душа заняла крохотный уголочек в голове и не захотела его покидать на отрез. А я, между прочим, благородно согласилась уйти, вздумай она вернуться! С горяча, конечно, предложила, ведь жить после произошедшего, захотелось с удвоенной силой. Да и как ее вернуть, я не знала. Потому и вздохнула с облегчением, когда та отказалась.
"И вот кто я теперь"? - я повернулась правым боком к зеркалу с удовольствием разглядывая выпуклости первых и вторых "за девяносто".
Ну, для всех вокруг - княжна, дочь правителя вполне приличного по размерам княжества. Независимость оно обрело всего пятьдесят три года назад, нынешний правитель тогда еще из колыбели даже не вылез. А до этого было всего лишь крупной приграничной провинцией в огромной империи. Называлась она Алима - яблоко, то есть.
Богатой провинцией, кстати, раньше было наше княжество, имело массу полезных ископаемых, плодородные земли, леса, поля, реки - без счету. Даже парочка горных гряд немалой протяженности, с заснеженными пиками была. А в них железная руда, рудное золото и драгоценные камни.