Джек давно жил на улице. Сколько, он не помнил. Иногда на него наплывали воспоминания о мужском голосе, то ласковом, то требовательном. Было так здорово бежать на зов этого мужского голоса, оскальзываясь в мокрой траве. Еще он помнил, как закончилась та его жизнь: что-то ужасно загрохотало, в небе расцвели золотые шары, падающие вниз золотыми же искрами. Накатил такой ужас, что он побежал, не разбирая дороги. Джек пытался вернуться, но вокруг почему-то все равно оказывались незнакомые дома и незнакомые люди. Потом он привык. Не сразу, конечно. Новая жизнь была тяжелая. О том свидетельствовали несколько шрамов на морде и вечный голод. Но бывали и хорошие дни. Например, сегодня ему удалось переночевать в подъезде. А сейчас к нему приближался обед: молодой человек с шаурмой в руке. Джек облизнулся. Шаурма была большая. Молодой человек о чем-то сосредоточенно думал, рассеяно откусывая от сочащегося соком свертка.
Джек пристроился вслед, стараясь идти как можно тише. Он выжидал. Сейчас, вот сейчас... Молодой человек откусил в очередной раз, отвел руку в сторону. "Пора", - понял Джек и прыгнул.
- Ах ты ж...
Но Джек уже уносился прочь, держа в пасти свой обед.
Шаурма исчезла в его желудке за несколько секунд - в новой жизни есть нужно было быстро. Она несколько пригасила голод, и пес потрусил по улице уже спокойно, с интересом оглядываясь по сторонам. Потом Джек немного покатался в автобусе. Ему даже удалось там подремать. Жаль, что его заметил водитель. "Было здорово", - с сожалением подумал Джек, летя кувырком в придорожную пыль.
С неба закапало, и Джек свернул во дворы, где виднелась беседка. Тем более, приглушенный было шаурмой голод снова стал невыносимым, а в беседке слышались голоса людей.
"Может, дадут что-нибудь?" - с надеждой подумал Джек.
Он решительно направился к беседке.
Точно, там были люди, и люди что-то ели. Еще от людей неприятно пахло. Джек чихнул, но постарался не обращать внимания: люди, от которых так пахло всегда были добрее.
Джек подошел, сел так, чтобы его видели и негромко гавкнул. Потом развесил уши и улыбнулся во всю пасть. Обычно это работало. Вот и сейчас:
- О, смотри какая собака! Иди сюда собака.
Ему протягивали хлебную корку. Джек схватил ее жадно. Вопросительно уставился на людей. Ему дали еще и еще. Пес ел, совсем забыв про осторожность, поэтому не среагировал, когда на шею ему накинули ремень. Да он и не стал бы сопротивляться: люди, которые не пинали его, а давали еду, не могли быть злыми.
- Хорошая собака, большая, - переговаривались люди, - много мяса. На, собачка, возьми еще.
Джек вилял обрубком хвоста. "Наверное, возьмут меня с собой?" - с надеждой думал он. Ему ужасно надоело быть на улице. Чтобы люди точно не передумали, он лег, сел, встал, снова сел. В той, прошлой жизни, хозяин ужасно радовался, когда он выполнял эти команды.
- Это что вы тут делаете?
Женский голос не сулил ничего хорошего, и Джек сжался. Но оказалось, женщина обращалась не к нему, а к тем добрым людям, которые собирались взять его домой.
- Да мы это... вот... Собачку угостили, - забормотали мужчины.
Но женщина уже заметила ремень на шее Джека.
- Сожрать хотите? Быстро отпустили! Послал бог соседей!
Ремень соскользнул с шеи пса.
- Люд, ты чего? Пусть идет. Никто его не держит.
Женщина по имени Люда еще раз окинула грозным взглядом собравшихся в беседке и совсем собралась идти дальше, когда взгляд ее упал на Джека. Пес ушел совсем недалеко. Он сидел, все также развесив уши. Обрубок хвоста ходил по земле.
- Сожрут ведь, алкашня проклятая, - пробормотала она и, решившись, позвала:
- Эй ты, как там тебя? Иди сюда.
Дома Люда упала в кресло и с опаской покосилась на Джека.
- Здоровенный какой, - пробормотала она. - Надеюсь, ты меня не сожрешь.
Джек укоризненно посмотрел на нее из-под занавеси шерсти, которая когда-то была челкой. Если бы он умел говорить, он сказал бы "нет", но Джек хоть и был очень умным псом, говорить не умел, поэтому он ограничился тем, что подполз к женщине и лизнул ей руку.
Потом была миска теплой еды. И стрижка. В прошлой жизни Джек терпеть не мог стричься, но сейчас он стоял, не двигаясь, блаженно чувствуя, как спадают с тела тяжи черной, спутавшейся в войлок, шерсти.
- Красавчик, - сказала женщина, озирая дело рук своих. - Сейчас еще от блох избавимся. Думаю, Джоном тебя назвать. Да, будешь Джон.
- Ризеншнауцер, - признала породу ее дочь. - Только стрижешь ты криво.
Добавила с опаской:
- Серьезная порода. Непредсказуемая.
Джек только вилял хвостом. Он не умел злиться. Даже рычать не умел.
- Ну ты даешь! - смеялась Люда, когда Джек пытался рычать на других собак.
Выходило действительно потешно - больше похоже на хрюканье. Но Джек старался: ему вовсе не улыбалось, чтобы его хозяйка взяла себе какую-нибудь другую собаку вместо него. На улице он всегда шел у ее ноги - снова боялся потерять хозяина.
Джек был счастлив. По своей сути служебная собака, он получил не только хозяина, но и смысл жизни: служить человеку. Люде он служил, стараясь изо всех сил: охраняя ее сумку на рынке, принося тапочки и перчатки. Правда, иногда бродячая жизнь давала о себе знать. Джек не мог удержаться от соблазна вырвать у кого-нибудь еду на улице. Женщине каждый раз приходилось извиняться и возмещать ущерб.
- Дуралей, - замахивалась она.
Джек только развешивал уши и улыбался: он уже не боялся.
...Джон, гулять! - ввалилась запыхавшаяся Люда в квартиру.
Джек уже ждал ее у двери с поводком в зубах.
- Ну извини, на работе задержали, - повинилась женщина в ответ на укоризненный взгляд пса.
После дождя воздух был напоен запахом промытых до блеска тополиных листьев. Люда не спеша шла по тропинке меж темных кустов. Джек шуршал где-то невдалеке. Внезапно на тропинку перед женщиной вывалился молодой человек. Молодой человек был тощ, а его бледность не скрывали даже густые вечерние тени.
- Дай денег, - пробормотал он. - Дай! Дай!
- Да иди ты! - шарахнулась от неожиданности Люда.
- Дай, дай, - продолжал бормотать молодой человек. Его слегка подтрясывало.
Он протянул к ней руку. Неизвестно, зачем. Но больше ничего не успел сделать. Сзади раскатился могучий рык. Рычал Джек. Черные глаза пса холодно и внимательно следили за каждым его движением.
Никто и никогда не смеет покушаться на его хозяйку.
Бледность молодого человека стала меловой. Он отступил, почти споткнулся и упал спиной назад на упругие ветви пузыреплодника. Снова вскочил, заметался и исчез среди кустов.
Люда опустилась на тропинку прямо там, где стояла. Но все-таки улыбнулась: