Ангел Василий сидел на ящике перед снарядом для тренировки мышц спины и считал до десяти. Майка была в пятнах пота, пятый подход к снаряду был не обязательным, но долг есть долг и поэтому он считал. Счёт он оборвал на восьми так как услышал в голове своей чужой шёпот "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий...".
Не поднимая головы и не открывая век, он увидел взором своим, того, кто читал из послания к коринфянам. Одинокий пожилой человека был невдалеке от огромного города, в дачной конгломерации и через сломанные очки, которые он придерживал на бугристом носу разбирал слова найденной в свалке книг измятого и разорванного "Нового Завета". Сидел он в сторожке дачного кооператива около стола на протёртом тёмно-коричневом дерматине канцелярского кресла, сбоку от которого были свалены книги. Звали его Казимиром Ивановичем, был он шестидесяти пяти лет от роду и ему очень не нравились груды книг, которую устроил здесь его младший напарник и собутыльник Пётр Крычевский.
Будучи выходцем из потомственной интеллигенции, Петруша продал квартиру бабки своей, урождённой светлейшей княжны Александры Петровны Дурново, но соблюл семейные договорённости - сохранить и передать следующим поколениям библиотеку, накопленную за все годы советского и отчасти досоветского периода. Поэтому все помещения куда имел постоянный доступ беспутный дворянский отпрыск были завалены уже месяца три как разваливающимися стопками книг. "Книги стали не нужны!" ворчал старый Казимир, спотыкаясь о них в ставшей родной за годы нелёгкого труда на поприще охраны чужих дач сторожке.
Василий открыл глаза и перевёл свой взгляд на стройную женщину в спортивном трико, стоящую неподвижно у зеркала и глядящую в него.
- Господи, господи! Прости! - шептала женщина, она закрыла глаза и спрятала лицо в бледные ладони.
"Просить прощения надо не у Бога," Василий вздохнул: "А у того, кому сделано зло, или принесена боль!". Он поднялся от ящика и пошёл перевести настенные часы, заодно прихватил телефон в розовой футляре, который лежал на оранжевом полотенцем на скамье для жима пресса. Женщина не обернулась и не увидела исчезновения её аппарата, она продолжала стоять, погрузив лицо в ладони и не понимала, как ей теперь быть.
Она ещё не изменила мужу во всех смыслах, но, кажется, этого ей было не избежать. Неправда уже отодвинула от неё прежнюю жизнь, хорошую и правильную. Впереди предстояло...! Что предстояло она толком разобрать не могла, но её сердце сжималось и сильно билось от перемен, то ли ведущих к радости, то ли горестных и от того гибельных.
Незнакомец был старше её года на три-четыре, они долго стояли на месте мелкого дорожно-транспортного происшествия, она ему доказывала, что он не прав, но в ответ было только молчаливое согласие и странный блеск в его карих глазах. "Могу ли я компенсировать ваши потери, сударыня?" голос его прозвучал низко и бархатно, в него хотелось завернуться и согреться. Богдана осознала, что почти кричит, что мужчина просто хорош собою, аккуратная лёгкая небритость на щеках и тёмные очки придавали сходство с забытой знаменитостью, а молчаливая сдержанная улыбка говорила о его страстности. Потом они сидели в каком-то ресторанчике и неторопливо и спокойно говорили обо всём: