Обычно они летали, занимались своей кутерьмой, садились на самую высокую антенну над дуплексом наискосок напротив и крутились там в разные стороны от птичьей непоседливости. Он сидел на своей прекрасной белой терраске уже полчаса, вытянув удобно ноги из кресла на тумбу, потягивал горячую воду с лимоном и, как всегда, в этой утренней сонной тишине, пока никто не мешал созерцал мир. Мир был всё тот же: небольшое открытое пространство в семь соток, отгороженное от забора непроницаемыми туями. Зелёная ровная трава с лоскутиками несгибаемых одуванчиков радовала и нежила своими переливами глаз. Над туями возвышались из бежевого кирпича соседские два дуплекса, один напротив, другой наискосок по диагонали с этой самой антенной. Мир был очарователен и мил в любую погоду, пригодную для наблюдения за ним. Было ли небо серым от туч или голубым, в порывистых летних облаках и лёгким от солнца, его всегда было много и от этого пространство видимое из кресла, на котором он сидел по утрам, вытянув ноги, вытягивалось из терраски, продолжалось по зелёной траве, поднималось над туями и, задев верхние окна и коричневые крыши двух дуплексов, уходило высоко в небо, к самолётам, ищущим посадки во Внуково.
По утрам ему было хорошо от безлюдья. К горшкам с цветами прилетали разные чудища: то ли пчёлы, то ли осы, иногда шмели с сумками на ногах, иногда полосатые мухи похожие на пчёл. Бестолково гудели и вились вокруг цветов. В их полётах была какая-то жизненная логика, но он не мог осознать её.
Терраса была ограничена с двух сторон: настоящей боковой стеной из красного кирпича, в которой был выход на неё и задней стенкой из панели, покрытой пластиковой имитацией такого же кирпича и отходящей от основной под прямым углом. Горшки стояли у задней стены и олицетворяли женское стремление супруги изменить этот мир к лучшему. Они не пахли на его взгляд, но были полны загадочным притяжением для всякой летающей твари.
Он научился по звуку определять кто пожаловал к их цветам. Если гудящий звук был низким и протяжным - значит прибыл шмель, если он звучал более высоко и несколько вибрировал, то оса. Мухи гудели отрывисто и хаотично, быстро приземляясь на поверхности и так же быстро убираясь с них.
Однажды он наблюдал чудо-муху похожую на пчелу, одну из тех, кто умеет задумчиво висеть в воздухе на одном месте. Красавица около двух минут жужжала в своей неподвижности около красной задней стенке, чуть ли не упёршись в неё головой. Что её там заинтересовало было неизвестно, но упорство, с которым она продолжала висеть восхитило наблюдателя. Муха, почувствовав возрастающий к ней интерес, на месте развернулась, наверное, бросила прощальный взгляд на него и была такова, юркнув между перилами наружу.
Чуть более далее от него, за террасой начинался животный мир. Местные коты, обходя свои территории двигались вприпрыжку вдоль забора, неожиданно останавливались, принюхивались и шли дальше по своим кошачьим делам. Их логику он тоже понять не мог, потому как движение их изменялось иногда на противоположное, иногда они на полном ходу заваливались в траву и кусты и нежились, крутясь и смешно переворачиваясь всеми лапами...