Аннотация: О Пристани, океане и его обитателях - приходящих-уходящих, живущих и отсутствующих
-Если вспомнить (не забыть),
-Если увидеть (не смотреть),
-Если выйти (спрятаться).
Нигде
Пребывая нигде, чтобы определиться с направлением, необходимо понять, в каком порту ты находишься. И тогда.
Он явится.
Он откроется там, куда ты выходишь ежедневно, ежечасно, ежесекундно:
-на платформу метро, на вокзальный перрон, на громадный морской или речной причал, неуклюжий дебаркадер, на автобусную остановку. На кромку вдоль дороги. На порог.
Его называют порт, пристань, причал.
Ещё можно наименовать начало и конец.
Придти на Пристань
Ты не был на Пристани? Скоро, совсем скоро, ты придёшь туда. Чтобы уйти или остаться. У всякой пристани, самой малой, вроде причала для лодочек на тихой речке, у самой большой пристани, чьё имя забыто, поскольку потерялась граница между большим городом и причальным пространством, так что зовут её часто именем города, есть брат. Он невидим, но коснись рукой строений, проведи ладонью по склизкому дереву, ступи в воду - он откроется. Отражением ли в воде, неясным призраком ли в облаках, смятенной ли тенью он явится - и другая река, иное море откроется тому взору, который не точит, но простирается, не скользит, но растёт, не видит, но открывает.
Граница Пристани
Чтобы отправиться в океан, бесконечный, неведомый, нужно прийти на пристань. Между океаном и пристанью пролегает невероятно тонкий, невидимый зазор-забор. В нём обитают многие. И разные.
Не бывает пристани без океана. Они как свет и тьма не существуют раздельно.
Летучий Голландец
С той стороны земли, где плещется океан, необъятный и могучий, пришёл к нашему берегу корабль. Я назвал его "Летучий Голландец", хотя, вероятно, у него было другое имя. Может, "Октавиус" или "Морская птица". "Мария Целеста" или "Бэйчимо". "Леди Лавин-Бонд", "Темпон Телорис", "Грифон", "Калеуче", "Фунаюрэй"... Множество имён, - но как знать, может, это всё названия одного корабля, приходящего из океанического тумана и уходящего в глубины? В глубины? Не исключено, что не по воде скользит он, а под или над водой. Кто знает эти корабли? Только их команда, но кто разговаривал с ними?
Как правило, встречается этот корабль в океане, но, бывает - очень редко, - заходит в гавань. Не к любому причалу приходит он. Но причалил к нам, подобно собаке, послушно бредущей на зов хозяина. Хотя людей на корабле не было... Как и парусов.
И когда спорая команда успела убрать паруса? Осталось только гадать по мачтам:, барк, бригантина, бриг, клипер, фрегат... я список кораблей перебрал по буквам алфавита, но так и не смог определить тип судна. Пришёл он, когда я стоял на песчаном берегу, справа от высоченного причала, возник мгновенно и застыл чёрной костистой тушей - три мачты-руки скелета с пальцами реями пролегли к луне дорожками, - скелета, одетого в складчатый саван громадного корпуса, нависшего надо водой. Скорее, скорее налево, вдоль берега к причалу, куда непременно подойдёт странник!
Наш причал огромен, словно Чёрная скала острова Синь, засмотревшись на громаду которой едва не погиб Хлок-первопроходец: он обладал даром видеть острова в глубину - где заканчивается земля и начинается океан, но тогда взгляд славного моряка заблудился в многочисленных слоях воды-как-земля, и земли-как-вода, и судно едва не разбилось о твердь.
Добрую тысячу лет мы живём на причале, но всё время открываем что-то новое. Он источен ходами, ведущими на палубы пришельцев, к складам, во многочисленные служебные помещения, в залы, где нет стен, в залы, куда задувает ветер залунных просторов и где нет ветров, как нет их в землях Железо, откуда также часто приходят корабли.
Точного чертежа пристани нет даже в гильдии архитекторов порта, поскольку строился он миллионы лет и, говорят, был уже древен, как первозверь тогда, когда время текло наоборот и деревья росли наоборот, и те, которые с той стороны Земли, ходили в гости к тем, которые с этой.
Ходы то широки, будто проспекты, то узки, как крысиные норы; какие-то из них ведут на палубы судов, приходящих сверху (где океан чёрен и звездист), снизу (океан фиолетово-зелен и плотен), слева и справа (океан то дымный, то огненный), оттуда-где-не-так (там океана-то нет, но в тоже время есть нечто, чему нет имени в нашем языке). Ведомые и неведомые гости выходят на причал из гигантских строений, возвышающихся на территории подобно дворцам (иные пришельцы мелки как мыши или тараканы, но в то же время тяжелее, чем звёзды), гости выбираются из крохотных будочек (но не факт, что выбравшийся вдруг не откажется намного больше, чем строение, откуда появился он), разгружают и загружают свои товары с помощью хитроумных механизмов, иные из которых выглядят подобно жирафам, другие - бабочкам или птицам Жго, отдыхают во многочисленных барах пристани, затем всегда отбывают своим путём.
Бывает, гости оставляют товары в складах и не возвращаются за ними в положенные сроки. Тогда нам, согласно пункту 4 раздела 5 "Правил портового имуществоразмещения", гласящему "Ино еже не забирается груз на сутки пятые от положения без оплаты, то выносится на бесприсмотр" приходится выносить на этот самый бесприсмотр, в общем-то просто на свалку. Она простирается на тысячи километров за портом, и там уже образовались целые города, в которых умудряются кормиться, одеваться со свалки, плодить детей. В каких-то складах пребывание товаров оплачено на сотни лет, и тогда, конечно, мы не касаемся странных коробок и тюков. Но время идёт, писцы фиксируют время и деньги - срок подходит и груз вывозится...
Суда приходят и уходят, только мы остаёмся. На причале много работы - латать здания, чинить механизмы, вести делопроизводство, закупать продукты для кухонь... Некоторых работников я видел, но не говорил с ними, других - не видел, но беседовал с ними. Кто только не работает на причале! Сотни поколений несут вахты - семьи ремонтников, знающие досконально механизмы и без конца осваивающие новые; кланы философов, ведающих место и смысл любого причала и корабля в мире-мириада-звёзд; семьи поваров, чиновников... Приходят новенькие - беглецы с кораблей, бродячие спецы по самым разным отраслям знаний. Каждый пришедший без труда находит работу, будь он воин или пьяница.
Суда ведомы самым разным людом, иные подчас весьма воинственным, но все свято почитают законы океанского гостеприимства, умеряя свой пыл на территории причала. Любой самый странный гость обязан блюсти неприкосновенность работника пристани, но и работник должен, как сказано в пункте 6 Канона Пристани, "Соблюдать неприкосновенность своей сущности относительно прибывающих и убывающих при всех параметрах их, а именно: когда пребывающий не пребывает, уходящий уходит но пребывает" и т.д. Поэтому без опаски можно беседовать с любым, и мы никогда не боимся, когда спускаемся в трюмы пришельцев. К тому любого беглеца не имеют права преследовать, если у него заключён Договор Канона Пристани.
С причала открылся вид на палубу пришельца, подёрнутую покрывалом лёгкого тумана, в котором колобродила рассветная розовинка. Сверху судно выглядело бы не так устрашающе, как с песчаного берега, если бы не мачты, взметающиеся выше меня, выше причала, - мачты, вокруг которых так же плавал проницаемый, но словно бы липкий туманец. Я вгляделся, стараясь обнаружить обитателей судна, но то ли столь был он огромен, что туман, вроде прозрачный, затопил крохотные фигурки, то ли все скрылись, однако палуба виделась пустынной.
Я спустился по коротенькой, но крутой лесенке на сгнившую палубу таинственного гостя. Мимоходом почтительно тронул выбеленную мачту, оглянул ветхие реи да серые ванты. Туман так же продолжал клубиться, словно влага штормов выпаривалась из дерева. Я настороженно поздоровался, надеясь на какой-нибудь отклик, однако не услышал, только скрипнуло что-то и словно бы вздохнуло да туман стал гуще.
Заскрипело, зашумело - я открыл дверку и пошагал вниз по шатким ступенькам. Они вывели в огромную каюту. Там оказалось всё несколько иначе. Так же ветхо и серо, но среди пыли стоял телевизор, в окошке которого шла замысловатая передача про путешествия, на столах, окружённых удобными креслами, лежали морепродукты весьма съедобного вида, стояли бутылки с жидкостью, легко отзывавшейся на слово "алкоголь". Приглушённо мерцали светильники. Сиденья - запылённые, но пища - как будто только изготовлена, словно бы ждали кого-то странные хозяева, ждали да вот не дождались - ушли, спрятались в бесконечных трюмах...
Ну и ладно. Я поднялся и рассказал друзьям о странном пришельце. Конечно же, все ринулись вниз. Где пришла мысль всем одновременно: "Нас ведь ждут! Для нас накрыли столы, включили телевизор с интересной передачей! Работников пристани нужно угостить перед долгим трудом!" Глянули на меня, мол, точно ли на судне нет никого? Может, придут загадочные хозяева, компанию составят или, наоборот, выгонят? И безопасна ли пища? Я попросил ничего не трогать и кинулся по трюмам. Рыскал, рыскал - никого не нашёл. Только водоросли, ракушки, словно бы в трюмах стояла вода, будто лежал корабль на дне. И свет сочится, туманный такой, как будто стены покрыты светляками. Впрочем, кто его знает, что в океане происходит? Вдруг там водоросли такие плавают и сквозь толщу корабельных стен проникают, которые излучают сияние? Какая-то опаска появилась: не может столь запросто появиться угощение в таком месте, неспроста всё это.
Помчался наверх, к своим. И опоздал. Они рассевшись за столы, ели-пили, вели беседы, смеялись, поглядывали на экран телевизора. Увидев меня, примолкли, насторожились.
- Мне кажется, в этом месте опасно находиться. - сказал я. - Не знаю, почему. Нужно уходить наверх.
Загалдели, загомонили.
- Опять ты чего-то боишься, - осудило большинство. - Такой гостеприимный корабль не может причинить вреда! Вспомни Канон! Оглянись, как здесь уютно! Туман складывается в замысловатые фигуры, запах стоит приятный...
- Опасность. - Настаивал я. - я чувствую... Я чувствую только сладковатый запах прелого дерева - приятный в лесу, но вовсе не на корабле. Туман таит что-то.
- Да что ты чувствуешь?! Просто боишься! Никто не имеет права трогать работников причала!
- Боюсь. И советую немедленно уйти отсюда. Подождать наверху. Потом, если всё будет хорошо, вернуться.
Нехотя, кто-то встал. А кто-то так и остался на месте. Это их выбор. Я вернусь за ними. Но пока нужно вывести согласных.
Поднялись на причал. Где царило солнце. А в нутре странного пришельца стоял туман...
У нас наверху тоже имеется комната, где стоит телевизор и столы могут быть заставлены едой, напитками. Конечно, не столь изобильными, но которые любовно приготовлены жёнами или на кухнях причала. Вышедшие уселись и хмуро уставились в экран. Конечно, злятся, вспоминая удобнейшие кресла, обильные столы, занимательные передачи по ТВ и лёгкий расслабляющий туман в чреве крутобокого пришельца.
Надо бежать к оставшимися. Странные предчувствия... Ступеньки, палуба. Туман сгустился, в нём проступила неприятная желтизна, будто лицо кого-то старого, такого старого, что волосинки не растут уже, осталась только кожа, серовато-восковая... Туман вился змеями вокруг моих ног, образуя странные фигуры саламандр, мандрагор. И вдруг замер. Я взглянул на свои руки - они стали терять очертания, становясь прозрачными, сливаясь с мглистым туманом. Но мгла пребывала ниже меня! Покойно стелилась в районе колен! Скорее за оставшимися!
В каюте царил покой. Люди о чём-то тихо разговаривали, посмеивались, попивали вино. Туман разошёлся. У них почти стаяли конечности.
- Вон отсюда! - Заорал я. - Всем наверх! Быстро.
Замолчали. Кто-то вскрикнул:
- Мы таем!
Двое неспешно встали, трое вскочили, остальные почему-то продолжали беседовать о чём-то своём, недоумённо поглядывая на меня.
- Вы чего? - спросили сидящие. - Посидите, посмотрите телевизор - показывают чудесные путешествия там, где мы, прикованные к причалу, никогда не были! Мы только что просмотрели телепередачу об Индии, Царстве Пресвитера Иоанна, Чёрной пустыне, где водятся пауки размером с жирафа! Выпейте вино, съешьте что-нибудь. Здесь всё такое чудесное, особенно этот туман, который так замечательно пахнет. Просто фимиам какой-то.
- Здесь нет тумана. - резко сказал я. - Телепередач тоже нет. У телевизора запылённый экран. Нужно уходить, иначе вы растаете. Спасайтесь.
И побежал наверх. Мои руки уже стали еле видимы. Вставшие пошли следом. Неспешно. На ступеньках столкнулся с некоторыми из верхних.
- Мы немного посидим и вернёмся. - беспечно проговорили они. - Не задержимся.
- Нельзя. - бессильно сказал я. - Они тают.
- Да брось ты, - отмахнулись спускающиеся. И двинулись вниз.
На палубе царил туман. На этот раз он клубился на уровне пояса. Поднимающиеся, видимо, наконец, почуяв опасность, ускорились. Вот и ступеньки причала. В комнате остававшиеся понуро смотрели в экран, где показывали причальные новости.
Очертания моих рук снова стали чёткими. Туман вышел из них. Вернувшиеся недоверчиво глядели друг на друга.
- Кажется, мы и вправду таяли. - удивлённо сказал кто-то. - И не замечали. Странное дело...
- Что это было? - обратились ко мне. - Ты встречался с таким? И как быть с теми, внизу которые остались?
- Нет. Не встречал. Их надо скорее забрать. Я побегу за ними. Только вот окончательно приму нормальный вид...
Вид принял. И побежал вниз.
Они сидели, так же о чём-то переговариваясь. И тумана не было. Как не было некоторых из оставшихся.
- Где они? - крикнул я.
- Кто? - Удивлённо отозвался один из сидящих. У которого почти стаяло лицо. И руки...
- Здесь лишь команда, - проговорил другой. - Они прожили миллионы лет и прошли столь же много путей. Хозяева предлагают нам остаться. Среди них - недобор.
- Посмотри телевизор, - ткнул одобрительно сидящий в экран. - Потрясающая передача. Север Европы в 11 веке. Путешествия на драккарах! Мы тоже может странствовать в тех временах!
Экран был пуст, только свет фонарей бродил по густой серо-жёлтой пыли.
Я не стал спрашивать, где остальные и какая такая команда предложила остаться. Я просто побежал наверх. Потому что вместо рук у меня образовались некие подобия туманных змей и ноги превратились в клубы пара. Странно: убегая, я чувствовал, как перебираю конечностями, опираюсь о стены, хотя ни рук, ни ног вроде не было... Или они были, но где-то в другом месте - за гранью тумана. Я увидел призрачный тени, бродящие по кораблю - и понял: мои глаза также почти растаяли. Я услышал смутную речь: "Останься с нами - мы вызываем тебя странствовать..." - значит, мои уши развоплотились.
Скорее прочь!
На этот раз восстановление длилось гораздо дольше. Остававшиеся наверху наконец-то встревожились, глядя на меня.
- Ты стал прозрачным, - со страхом проговорил кто-то. - Что будет с теми, которые в корабле?
- Нужно скорее звать причальных вояк. - Выдал наконец кто-то верное решение.
На пристани находится целая армия. Чуть ли ни миллион человек. Военные ежедневно маршируют, чистят и точат оружие. Зачем содержать столько солдат, кормить и одевать их, - никто не знает. Для соблюдения порядка хватило бы тысячи. К тому каждый работник обязан проходить ежегодно короткую, но тяжёлую воинскую подготовку: неделю мы должны маршировать, вспоминать как стреляет арбалет, ружье; обновлять знания о силе огненного вихря с острова Мэн, вихрях-пальцах земли Галс и прочих воинских штучках. В общем, дать ответ злодеям мы сможем, только вот не было никогда войн и нападений. Приходящим и уходящим выгоднее не трогать Пристань. Драки - и те редки на причале. И тут такое...
Я восстановился. Выбежал на причал. От северных башен уже бежали передовые отряды оцепления, от Солёных кранов приближались закованные в латы солдаты отражения. Я ринулся на корабль. Но, кажется, поздно: судно отчаливало. Вокруг него образовалось густое облако, в котором смутно проглядывали мачты. Затем вдруг туман заискрился и стал опадать на палубы, так что мачты, реи, ванты обнажились из мглы. От кухонь, с юго-западной стороны, двигались лучники; с третьего района приёмки кораблей мчалась кавалерия. Вряд ли успеют. Оседая, туман становился всё гуще и в конце-концов превратился в сияющую желеподобную субстанцию. Медленно корабль уходил в океан. И тут я увидел чудесное превращение. Субстанция разделилась на размытые столбики, у которых проступили черты рук, голов, ног... Там стояли люди. Среди них я разглядел тех, кто не вернулся с корабля - Сергея (он поваром трудился), Рыжего Мыша (странноватый тип из клана спецов по кранам), Людоеда (это не имя, а прозвище - очень он любил подойти сзади, тронуть тихонько и потом заорать в ухо "Щас съем!"), Селёдку Мерлеева (из раздельщиков рыбы), Сэма, Крона, Перелеева. Они стояли молча, но потом вдруг стали прощально махать руками и улыбаться.
"Счастливо оставаться! Когда-нибудь свидимся!" - услышал я голос Рыжего Мыша. Кричал именно Мыш, другой бы не смог так точно подделать интонации: ведь недаром я тысячелетия учился отличать явь от нави. Кажется, не сильно-то он опечалился своим новым местом... Почему? Что произошло? Попали наши на корабль, подчинившись странному лиходейству, поддавшись мороку, и волшба вихрилась вокруг меня на корабле - я это чувствовал, потому как принадлежу к Ордену Философов Пристани: моё сознание века оттачивалось воспринимать и понимать различных пришельцев. Во многих из них внутри было черным-черно; в них - я видел это как чёрный дым в колбе - колобродило желание уничтожать, насильничать, резать, выпивать внутренний огонь других, окутывать тьмой Крайних-к-краю-земель, обливать цепенящей слюной. Но им приходилось сдерживаться, чтя свою выгоду, которая зависела от неприкосновенности порта, непрерывной работы кранов и писцов, философов и поваров. Те, которые с темнотой внутри, уходили в океан, исправно платя за хранение и погрузку товаров.
Что же всё-таки произошло??? Туман проникал в тело, размывал его, но в то же время конечности находились на своих местах - недаром мы, почти развоплотившиеся, могли двигаться, чувствовать ноги да руки и видеть хозяев судна. Опасность, конечно, чувствовалась, но была она... иной, что ли. Вызовом. И, значит, предложением? Предложением остаться.
И почему на мачтах не было парусов? Глядя на странного пришельца, я вспомнил, что в трюмах не было груза. Конечно, к нам приходили и такие суда, груз на которых оказывался невидим обычному взгляду, но мы, философы пристани, всегда видели тюки, коробки, мешки - пусть размыто, неясно. Зато в трюмах этого корабля стоял густой туман... Не был ли он тем самым содержимым корабля? Смотря, как мглистые змеи вьются вокруг мачт, я вдруг понял, что вот они - паруса, несущие судно: души принятых на корабль, души, предавшиеся мороку бесконечного странствия, вечной смене картин в круговороте мира.
Корабль легко поднялся над водой, одномоментно окутался туманом и сияющее облако поплыло вверх по диагонали от воды. Кажется, ему предстоит увидеть то, что я никогда не смогу увидеть на причале. Кажется, я завидовал уходящим. Океан бесконечен, и для этого корабля - уж точно - открыты все пути.
Пусть став чем-то вроде тумана, пусть на странном корабле, пусть с необычной командой - они побывают на Островах блаженных, в земле Антиподов, в городе Иерусалиме, в крайней Туле, острове Да-Друмма и прочих удивительных местах. Ему не страшны ни зверь Экпозита, ни Лазоревый из Ганга, ни пески Чёрной пустыни, ни морской зверь Фох, ни летучая Людолакра, ни деревья-каннибалы, ни Пистер, ни Пила, ни Сцилла, ни Зитрионы, прозываемые также "Морскими рыцарями".
Может, странный парусник тоже был вписан в Каноны уходящих-приходящих: "Всякий приходящий приносит товар, забирает товар. Он обязан платить и забирать. Всякий платящий и забирающий - на своём месте, как звезда Севера, дерево Иггдрасиль, неразменная деньга".
Призрачный гость оставил свой товар на причале: картины новых миров, неведомых стран колобродили в головах тех, кто побывал на корабле и вынес возможность дальнего путешествия туда, куда простым смертным путь заказан.
Большая Белая
Далеко на Севере, так далеко, докуда даже большие толстые птицы долетают не все, а только самые сильные и жирные, теряя две трети своего веса за время странствия над безжизненным океаном, лежит Пристань. Её называют Большой Белой. Половина года там - нежаркое лето, половина - холодная зима. Даже летом льды вокруг пристани не тают, и сквозь блеклое небо видны звёзды. Лето - самая тягостная пора, поскольку весь мир выглядит тусклым. Другое дело - зима! Сияние дробится в гигантских льдинах, вырастающих с осени, словно грибы, от испарений с океана. К зимнему солнцевороту льдины громадны, будто горы, и прозрачны, так что сквозь них можно увидеть, чем занимаются существа отдалённейших жёлтых и фиолетовых звёзд. Сияние бродит по гладким ледовым граням, по поверхности никогда не замерзающего свинцово-серого моря, по крышам причальных строений. Склады, таверна, гостиница к зимнему солнцевороту заметены почти по самую крышу; крохотное поселение, в котором нет постоянных жителей, кроме нескольких сотен человек, буквально утоплено в снегу. Но зато здесь бывает много приходящих-уходящих. Кто только ни проходит через Пристань! На просторах земли, простирающихся от океана добывают золото, драгоценные камни, там бродят странные животные - всё это притягивает многочисленный люд, который то на собачьих упряжках, то на оленях, уходит за добычей. Однако не только за богатствами уходят люди, но и нечто другое влечёт многочисленных бродяг. В отдалённейших местах земли-от-океана лежат оазисы, в которых растут плодоносные деревья, обильны травы, упитаны животные. В ещё более дальних пространствах снег превращается в не-снег, и гигантские ледяные кристаллы ускользают в небо, врастают в землю, становясь за неким порогом кристаллами земель совершенно иных: к чему можно приставить "-не" - не-земли, не-неба; кристаллами земли Ветер, ветра Земли и такого, чему нет именования в языке тех, кто говорит ртом и мыслит мозгом.
В пространства земли-за-океаном уходят не только бродяги, жаждущие получить богатство, но и другие, цели которых неведомы. Многие проходят через Пристань, растворяясь в снежных пространствах. Кто-то возвращается. Но чаще - нет...