Аннотация: Деревня, лето, и новые происшествия...а как же без них?
Ладно, глупости не о том я думаю. С сегодняшнего дня прописываю себе абсолютный покой. Да будет так!
Оставшаяся дорога настолько вымотала меня морально, что если бы не необходимость, развернула машину обратно.
Асфальт закончился прямо после кладбища, которое находилось прямо в начале деревни. Дальше шла обычная грунтовая тропинка, и здесь я имела реальный шанс лишиться колес или еще какой-нибудь нужной детали.
Никогда я столько не материлась.
Не зря деревня называется Холмы, и пока что я находилась в ее нижней части, другая же, где располагался дом бабушки Маши, уходила круто вверх.
Еще меня жутко напрягло не дюжее внимание местного населения, особенно ее нетрезво-небритой части. Здесь в деревне в отличие от города женщины занимались хозяйством, а не с утра до вечера перемывали соседям кости. Но вот мужики в силу их врожденной "мужественности" выражали свое веское негодование. А уж после того как мне пришлось открыть окошко, для проведения очередного маневра, и, увидев за рулем вместо солидного бизнесмена, худую бледную меня, уверились в моей нелестной репутации. Только на их ущемленное...достоинство мне глубоко плевать.
Верхние Холмы встретили меня тишиной и покоем. Он буквально разливался в воздухе, в легкой пыли на дороге, в сонных домах. Меня уже здесь ждали, и это ожидание настоящее радостное, как могут встречать только желанных гостей. Хоть я и не являлась родственницей, бабушка Маша всегда называла внучкой.
Она почти не изменилась, почти. Чуть белее стал аккуратный пучок, чуть больше появилось морщин на добром умном лице. Одни лишь глаза, остались прежними, и как прежде от них сложно что-либо утаить.
-- Сашенька, внучка, как ты повзрослела, - она заключила меня в объятия, и такой знакомый аромат детства окутал меня, - ты стала женщиной. - Не вопрос, утверждение, но мне от этого стало грустно.
-- Как я рада тебя видеть бабуля, - тепло отозвалась я.
-- Пойдем в дом, я там пирожков напекла, - и тут она подозрительно покосилась на машину, - только вот, твою эту громадину деть некуда.
-- Да ничего, завтра пойду, поспрашиваю, может, у кого гараж пустует, или сарай какой, - отмахнулась я.
Оставшийся день мы провели на кухне. Я пила чай, ела пирожки, потом бабушка закидала меня вопросами о городе, о Ксюхе, и так обо всем на свете. Мне пришлось приложить все усилия, чтобы удовлетворить бабулино любопытство и не наговорить ничего лишнего. Под конец разговора я настолько обессилела, что просто засыпала с открытыми глазами и только тогда я решила, посиделки закончены.
Комната, в которую вошла, пахла детством и шалостями, ну и еще сушеными яблоками. Здесь мы с подругой играли, бесились, рассказывали страшилки, и только уморившись, засыпали мертвым сном. Тут все осталось на своих местах, как год назад, и десять лет спустя...
Поставив на пол сумку, я попробовала найти пижаму, но тяжелый и нервный день дал о себе знать. Я бросила на приоткрытую сумку сонный взгляд, и без зазрения совести завалилась спать. Следующий день представлялся мне новой другой жизнью, и я не знала, нравится мне это или нет.
Утро не подкралось неожиданно, оно даже не настигло резвым похрюкиванием будильника, и не проорало подлым голосом Стюши: - "Алька, на работу проспишь!". Оно просто настало. Тихо застелило занавески золотистым светом, отчего в воздухе засветились искорками былинки пыли.
Я сладко потянулась под мягким одеялом и натянула его до самых глаз. Спать уже не хотелось, но в желании понежиться в постели, отказать себе не смогла. В доме стояла умиротворяющая тишина, видимо бабуля куда-нибудь ушла.
Самое замечательное в этом утре оказалось мое состояние. Спокойствие, пустота в мыслях, и абсолютное безразличие ко вчерашним происшествиям. Не знаю, насколько долго продлится такая тишина в моей жизни, я не буду об этом думать, но постараюсь продлить ее как можно дольше.
Поваляться хотелось очень, но природа требовала как можно скорее сбегать в кабинку с окошком "сердечком". Быстренько накинув на себя простынь, я выскочила во внутренний двор, пролетела мимо грядок, нырнула в заветную кабинку.
Назад я возвращалась не спеша, жадно впитывая красоту летнего вишневого сада, буйное многоцветие флоксов, ярких бархатцев, острых головок хризантем и сочных кисточек люпинов. И только я предалась самозабвенному разглядыванию дивной клумбы, откуда-то с боку раздалось тихое покашливание.
-- Кто здесь? - испуганно сказала я, озираясь по сторонам.
-- Я здесь, - послышался голос из-за кустов смородины, а потом появился владелец голоса, - меня зовут Миша, я помогаю Марии Степановне по огороду.
-- А-ааа, - протянула я, пытаясь разглядеть парня сквозь бьющее в глаза солнце, - молодец, - и пошла обратно в дом.
Зайдя внутрь, мне пришлось некоторое время созерцать сочную зелень стен, мебели и даже моя спортивная сумка с красными вставками стала после яркого солнца зеленой. На кухне я заметила накрытый белоснежной салфеткой завтрак, но сначала стоило одеться и привести себя в порядок.
Распаковывая сумку на наличие зубной щетки и расчески, я нашла чистый альбом и мои карандаши, новый роман известной писательницы и собственно на самом дне искомые предметы. Натянув на себя майку и старые шорты, я отправилась на кухню, где висел доисторический умывальник с ручным приводом и регулярным подливом воды при помощи себя любимой.
Зубы были почищены, волосы расчесаны и убраны в хвост, когда я вспомнила про парня в огороде. Тоскливо покосившись на завтрак, я вышла во двор и громко крикнула:
-- Завтракать будешь? Работник грабли и лопаты, - парень оторвался от грядки с картошкой, отерев тыльной стороной ладони вспотевший лоб, и прищурившись, посмотрел в мою сторону.
-- Спасибо, не откажусь, - он, как мне показалось, с радостью бросил надоевшую тяпку, зашагал в сторону бочки с водой. Нагнувшись над ней, он вымыл руки и поплескал воду на лицо. Я, понимающе хмыкнув, вернулась в прохладу дома.
На столе под салфеткой стояла крынка с молоком, свежий домашний хлеб, желтая долька масла на блюдечке и вазочка с вишневым вареньем. Из шкафчика я достала две кружки, ложки и нож. Порезав хлеб, разлила по кружкам молоко и, не дожидаясь Мишу села завтракать.
Миша появился через минуту. Он сел напротив меня, внимательно посмотрел в мою сторону.
-- Что? - спросила я, намазывая варенье на ароматный хлеб, и опомнившись, представилась, - ах да извини, меня зовут Александра, можно просто Саша и на "ты". Я вчера приехала к бабушке Маше, погостить.
-- Спасибо, - смущенно пробормотал Миша, но, совершенно не смутившись, приступил к трапезе.
В помещении, где нет назойливого сияния солнца, я наконец-то разглядела его. Ничего такой, симпатичный, белобрысый и сероглазый...улыбчивый.
-- Сколько тебе лет? - спросила я, заглядывая в глубину умных глаз.
-- Двадцать пять, - механически ответил он, в перерыве между уплетанием варенья и глотком молока, а потом вдруг замер, метнув на меня недоумевающий взгляд. На что я пожала плечами и отвернулась к окну.
Машина стояла на месте, а я вспомнила, что не помешает ее куда-нибудь пристроить.
-- А ты не знаешь, тут ни у кого пустого гаража нет?
-- Твоя? - спросил он.
-- Не-а. Одолжила, - отмахнулась я.
-- У деда сарай пустой стоит, - ответил Миша, я повернулась в его сторону, - наполовину, - уточнил он.
-- Я заплачу, - на всякий случай сказала я.
-- Да что ты! Не надо, пусть так стоит, и водку деду тоже не приноси, - строго добавил он, а я кивнула.
-- Хорошо, а ты не знаешь, куда бабуля ушла?
-- Да ты не переживай, у них тут ежедневный обмен опытом, - усмехнулся Миша, - собираются в полдень, когда самая жара на краю деревни, в доме бабы Нюры.
-- Ага, значит можно пойти прогуляться, - самой себе сказала я, поднялась из-за стола, собираясь выйти на улицу.
Закрыв за собой калитку, я медленно побрела в сторону поля.
Дома что стояли на другой стороне дороги покосились под напором природы, здесь холм уходил вниз, утаскивая по склону некогда крепкие строения. В низине холма располагались небольшие огороды, а вверх уходили крутые края, поросшие травой, полевыми цветами и луговой земляникой. Тут часто пасли коз, и эти рогатые проглоты наперегонки с нами обирали с кустиков сочные ароматные ягоды. Мы тогда были счастливы, а, после, придя поздно домой, получали заслуженный нагоняй от бабули, за порванную и испачканную одежду. Но все это ни шло, ни в какое сравнение с полученным удовольствием.
Как все это осталось далеко... Беззаботное детство сменилось бездумной и агрессивной юность, а та в свою очередь переросла в молодость...глупую, безответную, но и она ушла. Состояние души стало другим, года все еще молодости, но нет уже глупости, мудрость еще не пришла. Воцарилось безвременье - корявое, безобразное оно рвало меня из крайности в крайность, но определиться не давало. А неопределенность рождала тоскливую безысходность, казалось, что уже ничто не переменится.
Почему-то вспомнилась испуганная зареванная Вика, ее слова о Никольском и их ребенке. А еще я ей не верила, вот ни единому слову. Она прекрасная актриса, но все это никак не вязалось с решимостью Андрея. Он из типа тех мужчин, которым сложно проецировать свои чувства как-то: привязанность, нежность, любовь. Они обладают, ибо по природе собственники, но показать толику эмоций не могут, это сложно.
Андрей...он, безусловно, интересный, сложный, но я не вор, к сожалению и отмычку к сердцу не смогла подобрать, а может, просто не успела? Меня тянуло к нему. И эта тяга сродни болезни, у которой симптомы не проявляют. Он мог не заметить моих робких попыток наладить хоть подобие отношений, или проигнорировал их.
Тот месяц, что мы провели под одной крышей, не принес ничего кроме разочарования. Андрей боялся на меня дышать, боялся, что я снова сломаюсь. Берег. Мне же хотелось общения, тепла, ощущения крепких мужских объятий. Только он страшился. Наше общение напоминало отношения брата и сестры, нежели чем мужа и жены. Иногда я видела, как ему хочется вместо пожелания спокойной ночи, пойти со мной, но лихорадочный блеск в глазах гас, руки сжимались в кулаки. Бешеное упрямство терзало его. Или устраивало?
Андрей Никольский, ты так и остался для меня тайной за семью печатями.
Деревня давно осталась позади, а под ногами стелилась тонкая тропинка, уводящая меня в поле. Травяное море мерно колыхалось под редкими порывами знойного ветра, принося с собой разнообразные запахи.
Ноги непривычно гудели, я решила отдохнуть присев прямо на траву, а потом легла, раскинув руки в стороны.
Надо мной текло небо. Нежное, лазурное, бесконечно далекое и такое близкое, что протяни руку, и кончики пальцев утонут в золотой дымке.
Я закрыла глаза. Было ощущение, что я стала частью этого равнодушного мира. Почему? А разве земле есть до нас дело? Или ветер ищет общения с нами? А деревьям все равно где им расти, и кто их будет поливать дождь или человек.
Мои руки гладили колкую траву, солнце припекало обнаженную кожу. Так хорошо, что захотелось поделиться своим настроением с кем-то еще. Зря я считала себя одиночкой, это не так. Сейчас мне особенно остро хотелось находиться рядом с близким человеком. Но его не было, а значит я одиночка.
Я еще долго лежала, то, закрыв глаза, слушала песню природы, то открывала, до слез вглядываясь в бескрайнее небо. Тоска накатывала, и мне хотелось вскочить, броситься со всех ног вперед, бегом, не разбирая дороги и бежать до тех пор, пока легкие не станут разрываться от жара, пока в боку не заколет, а в груди застучат два сердца. Но тоска отступала, и тогда не хотелось ничего.
Прошло не мало часов, прежде чем я решила вернуться в деревню. Я шла опустошенная, чувства притупились, в душе появилась обреченность. Здесь я не нашла облегчения, загнав себя в угол. Нужно было что-то изменить, как-то переосмыслить, к чему придти, а я все еще стояла на распутье и ни одна дорога не манила меня.
К дому я подошла задумчивая, открыла калитку, занесла ногу над ступенькой крыльца, как из террасы послышался бабулин голос.
-- Сашенька ты, что с этим обормотом сделала, он мне весь огород перелопатил! - я открыла от удивления рот.
-- Да ничего я с ним не делала, - фыркнула я, так и не поняв, что произошло, - а разве не нужно было ему картошку прополоть?
Взбежала по ступеням прошла в кухню, где рухнула на табуретку.
-- Да нужно, только он у меня на огороде уже читай неделю, ковыряется, и толку ноль! А тут на тебе, все сделал! - восторженно заговорила бабуля, то и дело, закатывая глаза.
-- А-аааа, значит, испугался он меня, решив, что не стоит со мной связываться, - пошутила я, а бабуля отмахнулась от моих слов, как от назойливой мухи, - пойду я посплю, а то разморило меня на солнышке.
Бабушка кивнула, и, удалившись на кухню, загремела посудой. Несколько минут я наблюдала за хлопотами бабушки, но глаза слипались, жутко хотелось опустить тяжелую голову на подушку. Кажется, я только и делаю, что сплю и ем, ну еще думаю...
Проснулась я поздно, но на улице небо еще золотилось от закатного солнца. С кухни доносилось тихое бормотание включенного телевизора и звон посуды. Я поднялась с постели, но почувствовала себя еще более разбитой, чем до сна. Пригладив рукой волосы я, жмурясь, прошла в ярко освещенную кухню. На столе в горшочке исходила горячим паром вареная картошка, на тарелке горкой лежала жареная курица. Я сглотнула набравшуюся слюну, зачарованно уставилась на блюдечко с солеными огурцами.
-- Садись соня, ужинать будем, - улыбаясь сказала бабуля. Мне же приглашение и не особо нужно было, я только сейчас поняла, что просто умираю от голода. Но стоило мне сесть за стол, как свет мигнул и погас, телевизор потух, воцарилась тишина, а бабулин голос разрезал воцарившиеся сумерки.
-- Опять пробки выбило. Сашенька, возьми в шкафу свечи, поужинаем, а потом пойдем за Мишкой, может он нам все починит, - я кивнула и полезла в шкаф.
Свечи были зажжены, а я, наконец, смогла утолить первый голод.
-- И часто их выбивает? - спросила я с набитым ртом.
-- Бывает, - философски произнесла бабушка, поглядывая в окно, где ночь стремительно набирала силу.
-- А Миша, где живет?
-- Пройдешь через сад, там калитка в заборе, повернешь налево, их дом крайний, - проинструктировала меня бабушка, - ты иди, а я пока чаю заварю, - я кивнула и поднялась из-за стола.
Идти по темному саду оказалось совсем не романтично, даже страшно. Тени от тонких веточек вишни падали на землю причудливыми узорами. Они шагали попятам, бежали впереди. Ветер перешептывался с листвой, пробирался под тонкую ткань майки, поднимая на коже сотни мурашек.
Сад закончился, со скрипом открылась старая калитка, где-то в деревне залаяла собака, а ее песню подхватили еще несколько хриплых голосов. В темноте за забором сверкнули зеленью кошачьи глаза, а через секунду гибкая серая тень скользнула на крышу.
Я шла вдоль домов, вдыхая полной грудью ночную прохладу, смешанную с запахом смолы и ночных цветов, стараясь гнать прочь мысли о таящейся во тьме опасности. Хорошо, что это всего лишь плоды моей богатой фантазии.
Когда я дошла до нужного дома, ночь полностью вступила в права, заткав небо густо-синим шелком, на котором светилась тусклым светом растущая луна в окружении ярких, таинственно мигающих звезд.
Окна дома светились желтым электрическим светом, значит, хозяева еще не легли спать. Я толкнула калитку и нерешительно застыла.
-- Ты так и будешь стоять? - насмешливо спросили из темноты.
-- Миш, это ты? - осведомилась я, вглядываясь в вязкую черноту, которую сплели ветки деревьев и густая тень от дома.
-- Ага, я на крыльце, - отозвался он, а я увидела, как шевельнулась тень около дома.
-- Тут не видно ни черта, - выругалась я.
-- Что-то хотела? - спросил он, подойдя ко мне, я поежилась.
-- Да, у нас в доме пробки выбило, ты не посмотришь? - парень как-то обреченно вздохнул.
-- Сейчас, только фонарик возьму и вернусь, - он ушел, а я так и осталась стоять, боязливо озираясь по сторонам.
Пару минут спустя вернулся Миша, он держал в руках большой яркий фонарь, и идти теперь было не страшно, а даже весело. Возможно, компания Миши прибавляла мне настроения, одно лишь присутствие рядом со мной человека вселяло эфемерную уверенность.
-- Бабушка в восторге от твоей работы, - сказала я первой, нарушив тишину.
-- Да-аа, сегодня я постарался, - смущенно заулыбался Миша.
-- А ты сможешь починить свет?
-- Посмотрим, я уже не первый раз делаю свет Марии Степановне, там очень древний счетчик, вот и ломается, - я кивнула.
-- Слушай, а чем ты тут занимаешься, ну кроме прополки грядок, - хихикнула я, а Миша бросил на меня полный укоризны взгляд.
-- Отдыхаю от цивилизации и высоких технологий, - важно произнес он, распахивая передо мной калитку.
-- И как? Продуктивно?
-- Нет. Скучно, - кислым голосом ответил он.
-- Ясно, - мы снова замолчали, продвигаясь в глубину сада.
В темноте, около дома нас ждала бабушка со свечой в руке, это зрелище напугало меня, и я с трудом удержалась от крика, лишь в последний момент, прикрыв рукой рот.
Миша сразу же полез возиться со счетчиком, мне же ничего не оставалось, как пойти на кухню в ожидании результата.
Бабушка поставила передо мной дымящуюся кружку с ароматным чаем и вазочку с печеньем и конфетами. Я обняла горячие бока кружки, и только сейчас почувствовала, какими холодными стали пальцы. Опустив лицо к самой чашке, меня обдал горячий пар, отчего по спине прошли мурашки. Наверное, я все же замерзла.
Глоток чая прокатился по горлу, оставляя после себя расслабленное тепло. Меня снова потянуло в сон.
Да что же это такое! Может, я впадаю в спячку?
Допив чай, я вышла на террасу, где возился Миша, и, судя по всему, дела у него шли из рук вон плохо.
-- Не получается? - спросила я.
-- И не получится, - раздраженно отозвался Миша, - аппарат вконец сдох, его нужно менять, а это, - он потыкал в черную коробку, - уже работа для специалиста, а не дилетанта, такого как я.
-- М-да. Ладно, пошли чай пить, я завтра что-нибудь придумаю, - он недоверчиво покосился на меня, на что я махнула рукой.
-- Не переживай, сама не полезу, вызову специалиста.