Служба дошла до "Верую" и хор на клиросе расслабился.
Некоторые даже сели.
Ничего. "Верую" и без нас споют.
И, если честно, слушала я слова молитвы весьма рассеянно. Вспомнился анекдот.
Старушка спрашивает священника: "А кто такой Жезаны?"
--
Какой Жезаны?!
--
Как какой Жезаны?!! Поют же: "Распятого Жезаны..."
И вдруг - горло перехватило. Перед глазами - совсем другое.
Вспомнила!
Ощутила себя совсем маленькой. Четырехлетней, наверное. Бабушка рассказала мне про крестные муки и я все смотрела на свою детскую ладошку. Как же это? Гвоздями? Ни за что?
Ведь больно!
И причастие какое-то давнее-давнее вспомнила. Сколько мне было тогда?
Так меня еще маленькую, получается крестили?
А я думала - в двадцать лет.
Аще не крещена...
Как это - гвоздями, ни за что? Больно?
Это потом уже, благодаря стараниям третьего рейха, узнали: что да, гвоздями. Но нет, не в ладонь. Потому, что ткани ладони под весом тела не выдерживают - рвутся. (Они-христиане, с истинным педантизмом арийцев, проверяли, благо, было на ком...) Поэтому - не в ладони, а чуть выше запястья. Там кости держат, да еще и нервное сплетение какое-то.
И умирает распятый, оказывается, совсем не от потери крови. Умирает - от удушья.
Тело подвешено на вбитых в руки гвоздях. Грудь сводит - не вдохнуть. Чтобы вдохнуть - надо опереться на ноги, приподняться, провернуть гвозди в этих ранах... Просто, чтобы вдохнуть.
Так и дышали. До тех пор пока голени не перебьют.
А Он от чего умер?
Как там, у Иоанна? "Но, придя к Иисусу, как увидели Его уже умершим, не перебили у Него голеней, но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода" (Иоан., 19, 33-34).
Видимо, от разрыва сердца умер. Сильный был человек, здоровый. Но ведь еще с четверга - Его били, издевались, одевали в шутовские одежды...
Ладно. Свидетельства о смерти нам все равно не выписывать.
Я вот, например, вообще - не доктор.
Дело не в этом.
Ради чего?
Попробуем - уподобиться?
Ведь не только Богом - Человеком Он тоже был.
Есть ли на этом белом свете (был ли, будет ли, возможно ли представить) хотя бы один человек, ради которого вот так - можно.
Причем - не ради спасения чужой жизни. Нет.
В сиюминутном сиюмирском и житейском плане никаких жизней Он не спасал. Он говорил о большем. И страдал - ради большего.
Не ради близкого. Нет.
Не был же этот разбойник, которому обещано "ныне же будешь со Мною в раю" (Лк, 23, 43) последователем, апостолом, христианином... Не был.
Да и было ли тогда понятие "христиане"?
Не ради стопроцентной уверенности - что примут жертву, поймут, услышат, последуют, изменятся. Нет.
Ведь ясно же, что и не поймут, и не услышат, и не последуют, и не изменятся.
И посмеются, и прицепятся к словам, и все истины - нивелируют. По крайней мере - в большинстве своем.
То есть - все это.
Я даже не могу сказать что - это.
Это уничижение. Это смирение. Эти муки.
Дело даже не в гвоздях, наверное.
Это же отчаяние какое, безнадежность.
Смерть от богооставленности.
Все это - только чтобы дать шанс. Может быть, хоть кто-то услышит...
Глас вопиющего в пустыне.
И все это - не ради родных и близких, с готовностью к неприятию и непониманию, не ради простой и понятной цели.
Ради людей.
Ради КАЖДОГО из людей.
Не ради хорошего и симпатичного человека.
Ради плохого и низкого.
И - отвлечемся на время от конфессий - не ради последователей. Не ради христиан.
Ради ВСЕХ.
Ради КАЖДОГО.
Ради каждого, кто не слушает и не слышит. Ради каждого, кто не находит времени. Ради каждого, говорящего "что естественно, то не безобразно", или "не согрешишь - не покаешься", или "ничего, Господь милостив, все стерпит", или "не полощите мне мозги", или "не мучьте себя, вы еще не отсидели за старое..."