|
|
||
Как это ни может показаться странным и даже неправдоподобным, но помог нам, мне и моей семье, выбраться из Союза... Ильич. Содействовал. Ускорил выезд. И вот как это произошло.
Стоим мы в овировской очереди где-то в конце второй сотни и дико нервничаем: пропускает ОВИР только человек десять в неделю, и, как подсчитали мы, сдать документы на выезд нам удастся не раньше чем месяцев через пять. А там ещё столько ждать "их" решения... То есть выберемся отсюда, если, конечно, выберемся, чуть ли не через год... А как этот год протянуть? И всякие изменения в "их" политике произойти могут.. А вдруг и вообще "дверцу" прихлопнут? От "них" всего
ожидать можно.Отмечаемся. И нервное напряжение наше увеличивается от неотвязного ощущения, что и дела здесь определённые делаются. Но только потом узнали мы, что за полсотни можно было сразу перескочить на сотню-полторы человек вперёд. Если б сразу тогда знать про это да и к кому обратиться--не было бы этого рассказа.
Итак, топчемся мы в очереди и вдруг узнаём, что Яша Блок, как раз перед нами стоявший, уже больше не будет ходить отмечаться. Кончилась его нервотрёпка на этом этапе, сдал он документы. Сумел. Как же он это провернул? Как объяснил нам вечером наш общий знакомый, самым честным образом. Никаких взяток, ни-ни... Так как же всё-таки? А Яша--автомеханик. Золотая профессия. И ещё этот дефицит на запчасти. Неужели не понимаете? Да, Яша достал здешнему начальству недостающее к их машинам и вообще предложил им свои услуги по ремонту, пока он здесь. Везёт же людям! И профессии же они имеют! Всегда нужные. А я? Я художник-оформитель. Ну, знаете, витрины, диаграммы... Кому я со своим умением? Не врач я, не директор гастронома, не автомеханик, не... А постой, дружок,--говорю я себе,--ты никому не нужен лично, никто не закажет тебе, скажем, диаграмму с кривой подъёма и падений настроений в своей семье и всего такого прочего, но... учреждениям! Милиция, ОВИР-
-это же... А может быть...Утром я уже стоял в приёмной начальника райотдела милиции и записывался к нему на приём.
И вот, в который раз, спрашиваю себя--правильно ли поступаю. И отвечаю--правильно. В худшем случае, при неудаче, ничего мне не будет. Авантюра, фактически, без риска...
-Следующий!
Вхожу и... повернуть бы назад! Я довольно свободно обращаюсь к стоящим выше меня по своему положению, робости перед начальством не ощущаю, но тут... То, что сидело передо мной в мундире полковника милиции, похоже было скорее на морскую корову, не в обиду ей будь сказано, чем на мыслящее существо. Голова и шея и туловище--нечто единое, разве что сужающееся кверху в клин купола с редким ёжиком волос. А выражение лица (лица ли?), а глаза... Кажется, оживи пень, и он глядеть будет осмысленней. И уставилось это чудище на меня... Нет, не цепко и совсем не заинтересованно. А как-то сонно, совершенно инертно. Но уйти я уже не мог. Я уже был "на карандаше".
-Фамилия, имя-отчество, адрес...
С опущенным сердцем отвечаю. Записало мои данные это чудо морское и смотрит. Смотрит совсем безучастно и вопросов не задаёт. Чувствую, предоставляет инициативу мне.
Беру себя в руки и, была-не была, довольно связно--ещё бы, столько про себя репетировал--предлагаю полковнику свои услуги художника-оформителя. Могу, говорю, лозунги нужные вам написать, стенгазету оформить, могу также нарисовать (по клеткам!) портреты ваших отличников и даже... самого Леонида Ильича могу. И, конечно же, всё совершенно бесплатно, но только... Вы, понятно, интересуетесь, почему это я так? Так вот. Я стою здесь в очереди в ОВИР, подаю документы на выезд. Но стою очень далеко, и стоять ещё, как представляется, много месяцев. Да нет, ничего... Постоять можно. Только вот семья моей сестры, в другом районе они живут, тоже
подаёт на выезд, так вот на днях их очередь подходит... А так хотелось бы нам ехать вместе! Вот и решился я обратиться к вам, может быть, вам нужен бесплатный художник...-Что?!! Какая очередь? Никакой очереди я не видел. Капитан, ты видел какую-нибудь очередь тут у нас?
Это он к высокому офицеру, курящему у окна. Фигура его силуэтом, и я сначала внимания на него не обратил, впечатление от внешности полковника всё забило.
И, не дожидаясь ответа капитана:
-Это вы имеете в виду еврейское кодло, что толпится у второго подъезда? Никакая это не очередь, это толпа, которую разогнать надо. Сейчас я распоряжусь...
(О Боже! Что я наделал! Я срываю эмиграцию...)
-Ваши предложения?.. Ну, ладно... Выйдите. Мы решим.
Выхожу я в приёмную, устраиваюсь на свободном стуле и пытаюсь переварить всё то, что увидел, услышал, воспринял... Справиться.
Раздаются звонки (селектор), и бегут в кабинет начальника майоры, капитаны... Все, находящиеся сейчас на своём посту. И вот, запыхавшись, последними... Бог ты мой! Работники ОВИРа с какими-то бумагами в руках, те самые работники, что документы принимают! Все мы, вся очередь, их наглядно знаем...
Обитая дерматином дверь, вопреки законам акустики, не может удержать звуки, рвущиеся из кабинета полковника. Крик его, стук кулаком по столу, вероятно... Продолжалось это недолго, минут десять примерно. И вот дверь распахнулась, и сотрудники, с поникшими лицами, побрели к боевым постам своим.
Последними выходят овировцы: она, молодая, весьма интересная дама с недобрым всегда лицом, и он, молоденький, чем-то напоминающий Есенина и одновременно героя советских приключенческих фильмов о милиции. Этакий симпатичный, русоголовый и располагающий к себе лейтенант.
Овировская дама пристально вглядывается в лица находящихся в приёмной. Останавливается на моей физиономии и намётанным на работе глазом безошибочно определяет: он! И, глядя на меня с негодованием, с испепеляющей ненавистью просто, обращается к присутствующим:
-Работаешь, не покладая рук, всё для них стараешься, а они... Они приходят жаловаться на нас, на нашу работу... Плохо работаем, не устраивает их, видите ли... Кляузники, лгуны!
И обессилено падает в кресло, обмахиваясь анкетами.
"Боже, неужели этот жлоб-полковник, этот кретин, не понял меня, не принял такие взаимополезные и никому нe вредящие предложения? Или... Или с провокационной целью извратил смысл моего предложения?.."
Подхожу к даме, в совершенном изнеможении распластанной в кресле.
-Простите, пожалуйста...--И объясняю, пытаюсь объяснить ей суть моего обращения к полковнику. Куда там! Изнеможение и ненависть перекатываются в ней. Она не слушает меня, не желает слушать. Поднимаю глаза на "Есенина" и встречаю сталь его взгляда. И негромкий голос его:
-Мы вас запомнили, мы вам припомним!
Ужас пронимает меня. Ведь их никак не обойти! Все дороги... Очередь, очередь-то ведёт к ним!
С отчаяньем в сердце и опущенным кишечником, обречённо схожу я вниз и кляну себя.
В чём же мой просчёт?
Ведь я себе представлял дело так. При неудаче--скажем, не примут мои предложения--разведут руками, и... будьте здоровы. Стойте себе честно в своей очереди. А тут... Такой бессмысленный идиотизм (бывает разве осмысленный?). Что же делать? Всё пропало... А жена? Боже правый! Что мне будет... Хорошо ещё, что посоветовался с ней. Одобрила. Вина пополам...
Стою у доски, указывающей кабинеты и замечаю рядом с собой... Да. Это тот самый капитан, что при моём разговоре с полковником присутствовал, курил у окна. Обращаюсь к нему, извинившись:
-Товарищ капитан! Вы ведь слыхали мой разговор с начальником. Ну что я такое предложил? Ведь я бы с дорогой душой всё сделал, оформил, нарисовал. Ну, не понравилось моё предложение... так за что же так?..
Смотрит капитан на меня искоса, потягивает свою сигарету.
-Вот что... Оставьте мне свои координаты. Телефон, адрес. Может быть...
Кишки мои стали подтягиваться на положенное им от природы место. Может быть, ещё не всё потеряно. У этого офицера умное и даже интеллигентное лицо... Во всяком случае-- человеческое, вроде бы.
-Да я готов к вам прийти... ну, завтра, можно?--Поди жди звонка или приглашения по почте.
-Ну, завтра нет. А вот на той неделе...--И он сказал мне свою фамилию и номер кабинета.
Дома--совещание. Как быть? Может быть, что-нибудь предложить ему можно? Бутылку коньяку... Коробку конфет... Подарок какой... Нет-нет. Нельзя. Могут принять за взятку, за провокацию, и вообще поедешь в обратную сторону. Как говорится: не на ближний, а на дальний...
И, кажется, я нашёл! Эврика! В кладовке у меня пылился бюстик Ленина, нет, не массового штампованного производства, а гипсовый отлив с бронзового оригинала скульптора Андреева, известного автора "Ленинианы". Профессиональная штука, скажу я вам, не халтура откровенная, что сейчас так расплодилась. В квартире не поставить всё же. Воспринимается какой-то двусмысленностью, что ли. У кого сейчас, в наше время, висит дома портрет Ленина? А если и висит портретик, то или как маскировка какая-то или же своеобразное, ничем не грозящее выражение чувства юмора. А выбросить бюстик жалко всё же было--работа Андреева всё-таки... А тут, того гляди, и пригодиться сможет.
Обтёр я пыль и паутину с Ильича, покрасил его бронзовой краской, и он как новенькой засверкал. И с надеждой, и с опаской тоже--крепко я уже ожёгся--понёс я это произведение в милицию. А оно тяжёлое, дьявол! Авоська трещит!
Постучал я в нужный мне кабинет, захожу и разворачиваю принесенное.
-Вот,--говорю,--бюст Владимира Ильича работы выдающегося скульптора Андреева. Два или три, мол, отлива таких только и есть, а оригинал--в Москве, в Третьяковке. Свой я в подарок от учителя своего в прошлом получил (вру, сам не помню, откуда он), и вот сейчас... Забрал бы с собой его, да не пропустят ведь--произведение искусства! И, с одной стороны, с тяжким сердцем, ведь от него отрываю, а с другой--с радостью и надеждой... Примут, может быть, от меня подарок, и будет Владимир Ильич в соответствующей обстановке, и будет радость товарищам работникам милиции...
Мой капитан кивнул:
-Добро. Поставьте вот туда, на этажерку. Как я понимаю, это вы всему нашему отделению презент делаете... Ну, что ж. Думаю, можно. Только я вам ничего не обещаю.
-Да, да, конечно... Но я ведь не только бюстик, я могу ведь...
-Да, хорошо. Обдумаем. Координаты ваши у меня есть... Или вот что: приходите где-то через недельку.
Тянулась эта неделя, вы понимаете... Но только я, постучав, открыл дверь кабинета, как капитан мне сразу, без всяких околичностей:
-Завтра, в 10.00 в ОВИРе вас ждёт лейтенант Дымарчук. Всё. Я договорился.
Назавтра, за час до назначенного, мы с женой сидим у дверей ОВИРа. Нет, не у наружной, запертой ещё, открывают которую ровно в 10.00, и около которой днюет и ночует наше многострадальное, а теперь ставшее привилегированным "кодло", а у той, что в вестибюле. Пробрались мы заранее через совсем другой ход. Сидим себе и от напряжения еле в руках себя держим.
Вот, наконец, показалась та самая молодая дама, не она ли лейтенант Дымарчук? (На табличке две их фамилии, но без "половых признаков"--лейтенант Дымарчук и лейтенант Офирко, поди разбери...) Ответила на приветствие, или она не запомнила меня, или все мы у неё, как китайцы, на одно лицо, и скрылась в своей приёмной. Что делать? Ведь через пять, нет, через четыре минуты откроют парадную, и хлынет толпа... Я решаюсь, ведь есть договорённость, и, постучав деликатно, вхожу. Прекрасная дама причёсывает свои бровки и, изумлённая моей наглостью--появился-то я за несколько минут до приёма, молча даёт мне выпалить несколько фраз о капитане, о его с ней договорённости... Молчит и... вдруг взрывается. Ничего она не знает и знать не хочет, и разговаривать со мной... Будьте любезны
--выйдите! Не дают привести себя в порядок перед работой, нахалы этакие!Кишки мои заняли место, уже привычное им. Где-то там, внизу... Ниже колен.
Что же это такое? Ведь капитан не шутил, как будто. Значит, Дымарчук--это тот, блондинчик. Но его ведь нет. И будет ли он сегодня? Ведь сказано: 10.00. Что же делать? Иду к своему капитану.
Капитан не отказывается: ждите. Скоро выйду, вот только освобожусь. Дымарчук должен быть.
И вот сидим мы с женой, как на углях сидим, и, наконец-то, видим Дымарчука. Пришёл всё-таки. А вот и капитан. О чём-то разговаривают довольно долго, но в нашу сторону и мельком не глянут. Поговорили--разошлись. Ушёл капитан, не вышло у него, должно быть, а Дымарчук--дел-то у него сколько--всё бегает по кабинетам туда-сюда; на нас же--ноль
внимания.Остатки надежды совсем уж было испарились, как вдруг... Проходя мимо и совершенно не глядя на нас (какая конспирация--кино!), лишь чуть разлепив губы, Дымарчук коротко бросил: сегодня в четыре.
Спешу уверить осуждающих меня, что приняли нас не в ущерб стоящим в очереди. Приняли нас в приёмные часы для отъезжающих в "капстраны". Какая там любезность, какая предупредительность! Одна холера за австрийца замуж вышла и едет к нему--пожалуйста! Не хватает нужных бумажек? Ничего, в другой раз принесёте.
И всё это с любезнейшей улыбкой. Настоящий, импортный просто, сервис.Вот и всё. Документы были у нас благополучно приняты. Лейтенанты-овировцы или не узнали меня, или не сочли нужным ворошить прошлое. Через три месяца мы получили разрешение и, вместе с семьёй моей сестры, выехали навстречу нас ожидающему. В надежде на лучшее, но и готовые... На всё готовые.
Да, забыл совсем. Капитан так и не обратился ко мне. Я, как порядочный человек, звонил ему как-то, поблагодарил его. Он сказал, что надо будет, он ко мне обратится, но так и обошлось, не обратился.
И вот ещё что хочу сказать. Не слишком ли часто ругают у нас Ильичей? И тот, который Первый, плох, и этот самый, Второй, тоже. А я, я лично, весьма благодарен Первому за то, что он, хоть и в гипсовом своём варианте, принёс реальную пользу реальной семье.
И Второму благодарен. Ведь что ни говори--мог и не приоткрыть клетку!