Тутенко Вероника : другие произведения.

Дом изгнанников

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Вероника Тутенко
  ДОМ ИЗГНАННИКОВ
  (АРТ-ДНЕВНИК В КАРТИНАХ. ИЛЛЮСТРАЦИИ, ОНИ ЖЕ КАРТИНЫ, АВТОРА)  []
  Нарисовать птице счастья глаза все равно, что вдохнуть в нее душу. Вот так...
  Еще одна разноцветная птица в длинном ряду, длинном - не то слово. Могут всю Землю опоясать, наверное.
  В общей коморке кровати. Четыре железных кровати, потому что обитателей четверо. Три женщины и мальчик. Они не знают, как друг друга зовут, да это и не важно. Они тоже что-то раскрашивают.
  Что нужно художнику? Краски. Кровать. И немного еды. Остальное - от лукавого.
  Главное, у них есть общая цель, но никто из них не знает, в чем она заключается.
  Птицы счастья тянутся вдоль длинного лабиринта. В конце дня их забирает смотрительница. В руках у смотрительницы бубен. Она ударяет в него, и птицы счастья разлетаются в разные стороны.
  Художница не помнит, как зовут эту женщину, но помнит, что чем-то обязана ей, очень обязана. Иногда смотрительница приносит немного денег.
  Расписывать птиц счастья, это высшее счастье, дано не всем. Птицы счастья знают, где свет, но их должно быть очень, очень много - больше, чем сама бесконечность...
  
  Нарисовать матрешке глаза все равно, что вдохнуть в нее душу. Вот так...
  Смотрит весело и ясно. "Аленкой назову тебя", - подмигивает матрешке мальчик. В последнее время он часто разговаривает вслух со своими творениями, и совершенно этого не замечает.
  Их так много, что если они возьмутся за руки, то опояшут всю землю, и конечно, выведут на свет.
  Иногда он задавался вопросом, где находится их рабочая артель, на Дальнем Востоке или, может быть, в Японии, но какая-то женщина ударяла в бубен и все мысли растворялись в этом звуке. Все, кроме одной: надо делать матрешек, много, много, много, много матрешек, больше, чем сама бесконечность.
  
  Что начитается там, где заканчивается бесконечность? Куклы фукурамы могли знать ответ. Самая ответственная работа в артели - раскрашивать фукурамы.
  Она поручена двум женщинам. Они никогда не смотрят друг другу в глаза, но обе совершенно точно знают, нужно сделать много, много, очень много кукол, больше чем сама бесконечность. Они заполнят все коридоры лабиринта и выведут на свет. Кажется, их родина в Японии, вспоминает вдруг одна из женщин. Удар бубна. "Больше, чем сама бесконечность", - шепчет другая и, почти не дыша, рисует фукураме глаза.  []
   Часть I
   1
  - Лисичка?
  - Да нет, - вздохнула женщина. - Не ЛисичкА, а ЛисичкО. Такая украинская фамилия.
  Ее обладательница по-видимому привыкла к этому вопросу.
  Она и впрямь была похожа на лисичку. Чуть вытянутое лицо, длинноватый с чуть вздернутым кончиком нос, хитроватый разрез небольших глаз. Невысокая, худая и юркая.
  - Странная фамилия - все, что оставил мне отец, - совсем не грустно улыбнулась Лисичка.
  Я не знаю, откуда у меня эта дурацкая потребность записывать все, что со мной происходит. Записывать безжалостно честно, за что на меня нередко обижаются знакомые, и тем более не думала, уж никак не ожидала, что меня вдохновит Лисичка.
  Мы с ней даже немного похожи. Разрезом глаз и тем, что ей тоже искренне интересны другие люди. Конечно, не все, а те, которые вызывают щелчок в мозгу, и на какое-то время судьба незнакомого даже порой совсем человека становится твоей.
  Лисичка не писательница и к писательству не имеет никакого отношения. А кто она по профессии? Нет, не бухгалтер, но что-то, связанное со счетами, бумагами. Надо будет спросить у нее при следующей встрече. Но она хорошо разбирается в людях и сразу заметила, что я привыкла к комфортабельным квартирам, а потом, слегка прищурившись, добавила:
  - Здесь тебе тоже понравится. Но не сразу.
  Пока все, что мне нравится здесь, это две картины, большие, в узорчатых рамах. На одной цветы и фрукты, на другой - пруд и лилии, и то, мне кажется, цвета могли бы быть поярче. Пожалуй, полностью меня устраивает только мякоть арбуза, хоть она почему-то без косточек, вернее, они темно-красные, и лилии на фоне пруда.
  Художник, имени которого Лисичка не помнит - один из многих обитателей этой квартиры. На полотнах неизвестных художников всегда остается какая-то таинственная недосказанность, так что иногда забываешь, что по другую сторону холста - стена типовой многоэтажки, а вовсе не дверь в другое время и пространство, где в ожидании тебя даже ветер замер над рекой и вечно цветет апельсин.
  Кого здесь только не было! Об этом Лисичка рассказывает долго и увлеченно, скурпулезно заполняя от руки договор с очередным арендатором, то есть со мной, а меня все это время не отпускает ощущение, что я здесь не просто так, а зачем-то.
  Собственно говоря, я вообще не верю в "просто так". Все на земле имеет свой, да-да, сакральный смысл.
  Собственно говоря, с писательством я решила завязать, вернее так, закончить неоконченные шедевры, иначе потомки не простят, и уже потом завязать, но тут появилась Лисичка, и я пишу о ней и ее квартирантах на ее кухне, которая по совместительству является также ванной комнатой.
  "Ванной комнатой", конечно, сказано громко, но зато теперь я понимаю, почему она, когда я позвонила по объявлению, спросила про мой рост и вес. Я в общем-то довольно компактна для того, чтобы забраться в сидячую мини-ванну, но это весьма неудобно, а я, как заметила Лисичка, привыкла к комфорту. Но я довольно скрытна, поэтому буду писать не о себе, а о квартирантах Лисички. Мне почему-то хочется назвать их постояльцами. Каждый оставил какой-то след после себя в ее квартире, в ее душЕ, а чаще попросту наследил.
  Иногда Лисичка по ошибке называет меня Кристина. Так зовут девушку, которая жила здесь до меня, правда, съехала через десять дней, оставив залог, как предусмотрено условиями договора. Деньги, полученные от постояльцев, Лисичка сразу же высылает дочери в Москву. Там подрастают трое внуков, старшему года четыре, и по три года мальчику и девочке - двойняшкам.
  О Кристине хозяйка рассказывает с сожалением, хотя знает о ней только то, что она путешественница и приехала из Обояни.
  Я чувствую, также Лисичке очень хочется, чтобы и я прижилась в ее квартире. Я тоже ей нравлюсь, хотя, возможно, и не так, как Кристина.
  О всех своих постояльцах Лисичка говорит с какой-то даже ностальгией (хотя многие из них и доставили ей хлопот) за исключением, конечно, Оборотня. Так Лисичка окрестила одного из них, имени которого не помнит или не хочет называть и, конечно, Лисичка никогда бы не впустила в свой дом такого типа, если бы он самолично пришел заключать договор.
  Но договаривался с ней об аренде весьма приличного вида мужчина. Видимо, отвратительный тип знал, какое производит впечатление.
  Уже наутро, когда Лисичка по своему обыкновению наведалась в квартиру, где они жили когда-то с матерью, она увидела мерзкую харю, руки сплошь в татуировках. Вдобавок при нем была голая женщина, которую совершенно не смутил приход хозяйки.
  Представив, что уютный однокомнатный мирок, где прошло ее детство, превратится в притон, Лисичка строго поинтересовалась, что здесь происходит, и, услышав от наглой морды "я здесь буду жить" потребовала немедленно убираться вместе с голой девицей.
  Наглая морда ответил на тюремном жаргоне, чтобы Лисичка убиралась сама, и ей пришлось употребить всю свою хитрость и смелость и даже козырнуть тем, что у нее есть знакомые в администрации. Нехотя, но Оборотень с подружкой убрались.
  Последним здесь жил дальнобойщик-армянин, точнее, наведывался, но за те несколько дней, которые он проводил в квартире, умудрялся развести мокриц и прочую живность, о которой я даже писать не хочу.
  Не отличался аккуратностью и бизнесмен, открывший фирмочку по очистке воды недалеко от дома Лисички. Его она выгнала за пьянство. В доме Лисички должен быть порядок.
  - Как-то сдавала квартиру студентке-вьетнамке, - возмущенно рассказывает Лисичка. - Прихожу утром, а рядом с ней еще одна подружка на диване, и две еще на полу на матрасе, хлопают испуганно узкими глазками.
  Уверяю Лисичку, что буду жить здесь одна и что именно потому и собираюсь снять ее квартиру на полгода, что мне просто необходимо в последнее время творческое уединение.
  Она недоверчиво смотрит на меня:
  - Не зарекайтесь.
  И добавляет, что если в квартире будет происходить что-то подозрительное, соседка, живущая через тонкую стенку, услышит, что что-то неладно и доложит обо всем Лисичке.
  - А есть у вас духовка? - перевожу разговор на более приятное.
  - Ты собираешься здесь печь? - почему-то удивляется она.
  Печь я люблю. Нечасто, но месить тесто для меня примерно то же, что играть на фортепиано. Играю я, правда, неважно. Мне нравились в детстве ударные, но родители не стали меня даже слушать, приняли мои слова за шутку и отдали в музыкальную школу на фортепиано, где я мучала семь лет учителей. Но пальцы у меня музыкальные. "Такими пальчиками хорошо тесто месить", - говорила моя бабушка. Оно и впрямь у меня воздушное, ажурное, стремящееся над кастрюлями ввысь, словно музыка.
  - Только противень надо почистить, - предупреждает Лисичка. - Здесь раньше только Саша очень вкусные пирожки пек. У него всегда в квартире такая была чистота!
  Недовольным взглядом обвожу ковры. Я их не слишком люблю, и Лисичка это сразу замечает.
  - У него был пылесос, - голос ее почему-то становится грустным, и она замечает, что я смотрю, как на врага, на огромный разлапистый стул в несвежей обивке.
  - Можешь закинуть его на антресоли. Там искусственная елка и игрушки. Их, правда, никогда никто не доставал. Только Саша. У него на Новый год всегда была елка. А встречал он Новый год один. Жена от него ушла, и я всегда еще думала "надо же, каких мужиков бросают".
  Лисичка включает телевизор. Местные новости. Телеведущий сообщает, что в последнее воскресенье декабря на главной площади города пройдет ежегодное шествие Дедов Морозов. Надо же, скоро и впрямь Новый год.
  - А где он сейчас? - мне почему-то становится важна и интересна судьба этого Саши, который так замечательно пек пирожки.
  - Он умер, - будничным тоном отвечает Лисичка и смотрит на лампу в скромном бутоне люстры. Поспешно добавляет "в больнице". - Его сбила машина, пять лет назад... Очень жаль... Такой был Квартирант!
  Это слово мне хочется написать именно так, с большой буквы, иначе мне и не выразить интонацию Лисички.
  Она еще долго проводит экскурсию по квартире, подробно информируя о назначении каждого пластикового контейнера и обрезанных пластиковых бутылок, так что я начинаю неприлично зевать, опираясь на дверной проем, который осадили искусственные розовые и нежно-голубые искусственные плетистые розы. Они в ее доме повсюду, как в джунглях лианы. Довольно, кстати, мило, хотя вообще я не отношусь к поклонникам стиля шебби шик.
  
  
  
   2
  Прежде я не раз замечала, дом, в котором когда-то жил большой художник, автоматически становится раз и навсегда свободным от всякого рода условностей, в том числе от условностей пространственно-временных.
  Но кто этот большой художник? Где он сейчас?
  Никаких улик, в смысле, следов, которые могли бы привести к разгадке.
  Да, это странное и приятное ощущение осознавать, что там, где ты сейчас живешь, совсем недавно жил кто-то, кто, возможно, очень велик, но и сам еще не знает об этом. Однажды художник умрет, а картины его будут жить еще века, может быть, тысячелетия даже, а на месте, где он когда-то творил, может быть, откроют музей, а может, и нет - не в этом суть. Гораздо важнее всех этих музеев и самых обычных картин сама атмосфера искусства.
  Однажды я была в мастерской художника, точнее, мастерской служила комната в двухкомнатной квартире на окраине города, где по соседству жили мы до того, как родители смогли купить свой дом.
  Я прослышала, что недалеко от нас живет самая настоящая писательница, у которой самое настоящее издательство издало несколько книг. Мне хотелось посмотреть на небожительницу вблизи, поговорить с ней, но надо же было найти какой-то более или менее уважительный предлог, чтобы вот так взять и заявиться без приглашения, и я не придумала ничего лучшего, кроме как собрать свои первые рукописи в папку и, собственно, отправиться в гости. Зовут писательницу Марианна Рэйн.
  - Что я ей скажу? - судорожно размышляла я, нажимая кнопку звонка.
  Дверь мне открыла невысокая женщина с большими голубыми глазами и медно-русыми естественными локонами до плеч.
  Пухлые губы, чуть вздернутый нос... У нее было серьезное выражение лица, но во всем ее облике чувствовалось что-то озорное, и от этого неуловимого моментально ушло все мое напряжение, и я простыми словами сказала ей, что хочу писать романы и пробую сочинять и что хотелось бы, чтобы она посмотрела мои рассказы и сказки и сказала, стоит ли мне вообще сочинять.
  Последнее было, конечно, лукавством. Даже если бы она сказала "ни в коем случае", я бы, погоревав немного, все равно взялась за свое.
  - Стоит ли сочинять, - чуть тронула губы женщины озорная улыбка, - на этот вопрос может дать ответ только сам сочинитель. Но если вам интересно мое мнение, я посмотрю.
  Она пригласила меня войти.
  Осторожно, как хищное животное породы кошачьих, я проникла на ее пространство. Именно так мне хочется назвать ее квартиру, которая даже на первый взгляд не была обычной двушкой.
  Отовсюду, как в джунглях, в ней торчали какие-то коряги, сползали лианы, на полках со старинными книгами и новинками затаились кедровые шишки, монеты разных стран, букетик лаванды, каштаны, ракушки, кусочек метеорита, фигурки морского коня, папирус, разбитый кокос, бивень мамонта - у каждой из этих вещиц была, конечно же, своя история. Я готова была их слушать часами.
  - У вас не комната, а целый музей...
  Определение "музей" было не совсем верно, правильнее было бы сказать "страна" или "мир", но это прозвучало бы слишком патетично, хотя я и впрямь чувствовала себя в комнате писательницы, как Алиса в Стране Чудес.
  Хозяйка, видимо, заметила, что я пытаюсь урезонить свой восторг, и улыбка ее стала не просто озорной, а какой-то заговорщицкой даже.
  - Все самое интересное - там, - показала в сторону комнаты сына. - Он никому не показывает свои картины, но я чувствую, они великолепны! Признаюсь, мне бы очень хотелось их увидеть, но... раз художник не разрешает, значит...
  - Но почему не разрешает? - мне страшно хотелось пробраться в запретную комнату, служившую художнику мастерской. - Картины для того и нужны, чтобы ими любоваться.
  - Полностью согласна, но если бы я и хотела войти в эту дверь, она все равно закрыта. Он говорит, картины еще не дописаны, - вздохнула женщина и бессильно подергала ручку двери.
  Неожиданно дверь поддалась.
  - Надо же, - удивилась женщина. - Забыл закрыть...
  Она осторожно крадущейся походкой прошла внутрь, и моя шея почти непроизвольно вытянулась в сторону дверного проема, откуда доносились восхищенные возгласы.
  - Только посмотри!
  В ту же секунду я стояла рядом среди картин. Они были наполнены таким счастьем и такой грустью, что на какое-то время я совершенно забыла, что обступивший меня пронзительно-волшебный мир - только краски и холсты.
  - Это не просто картины. Разве можно прятать такое? Нет, я вечером скажу художнику, что это безобразие - скрывать такие картины, - женщина называла сына исключительно художником.
  - Разве они не закончены? - удивлялась я.
  - По-моему, куда уже законченней, но он постоянно что-то в них переписывает. Наверное, хочет, чтобы птицы запели на его картинах...
  - Мне кажется, она вот-вот запоет, - я остановилась у картины, на которой была изображена какая-то невиданная птица, похожая на нашу дикую уточку, но с флейтой вместо клюва, и это почему-то было совершенно естественно, так, что хотелось услышать, какие звуки она издает этим изумительным клювом.
  Я совершенно забыла, для чего пришла.
  Птица высиживала в чаще леса золотые яйца.
  Другие картины я толком рассмотреть не успела, потому что на лестнице послышались шаги, и, быстро пятясь, хозяйка покинула комнату. Я на цыпочках последовала за ней.
  Мы спрятались в комнате хозяйки за закрытыми дверями. Она устроилась в плетеном кресле-качалке, предложила мне сесть на диванчик, покрытый мягким белым искусственным мехом. Включила настольную лампу, потому что уже темнело, и принялась вполголоса читать мои рассказы.
  - По-моему, - она перевела взгляд с моих рукописей на меня, - и романы у вас получатся превосходно.
  Ее слова, ставшие неслыханным ободрением для тогда еще не слишком уверенной в себе старшеклассницы, для меня некая мантра. И кто бы мне что не говорил, при всем моем уважении к критике, у меня есть невидимый для других ярко сверкающий щит, который всегда помогает мне двигаться дальше туда, куда я стремлюсь.
  
  Почему-то сейчас, глядя на полотна без подписи, я вспоминала тот случай. И даже в манере художников, мне показалось, есть что-то общее, хотя, конечно, я не искусствовед, чтобы делать подобные выводы.
  
  3
  В квартире где-то тикают часы. Я слышу их каждую ночь. Днем они почему-то молчат. Странные какие-то часы. Кто их мог оставить и зачем?
  Время-верховный судья, только лекарь неважный.
  Впрочем, и сам он хронически болен дождем.
  В этот бесснежный декабрь, то промозглый, то влажный
  верится мне, что мы все же друг друга найдем, - пришла ко мне однажды вечером разгадка. Откуда? Я не знаю, откуда приходят стихи. Я как будто случайно подслушала чьи-то мысли. Саши? Кристины? Дальнобойщика, который развел на кухне мокриц? Я не знаю, не знаю, не знаю...
  
  4.
  Снега как не было, так и нет. Время добралось до середины декабря и замерло, увязло в слякоти. Мне хочется ему помочь, и я ставлю на большую устойчивую табуретку другую, поменьше и лезу на антресоли, где пылятся старый чайник и старый утюг. И, конечно же, елка и горы игрушек из фольги. Наряжаю зеленую в спальне. Расправляю ей ветки, и иглы осыпаются на ковер, который пылесосил только Саша, как настоящие. От этого мне почему-то становится весело, не хватает только мандаринов и "Jingle bells". Зато у меня есть пара маленьких пакетиков из фольги из-под подарков.
  Неожиданно блестящие вещицы, которые я хотела было отправить в мусорный пакет, смотрятся на елке удивительно уместно и современно как воплощение праздника в экостиле. Не надо рубить красавицу, покупать игрушки из китайского пластика. Добираюсь до макушки. Туда бы какую-нибудь звезду, и мои пальцы останавливаются на искусственной ветке.
  Несколько живых светлых длинных волос там, где должна быть звезда. Снимаю их, бросаю в унитаз.
  Нет, мне не страшно. Квартира, я знаю, освящена, а дорога от нее ведет к старинному храму, а рядом еще один, я была там в воскресенье, был как раз какой-то великий Праздник, но я попала на него случайно, а после Службы молодой батюшка говорил, что любовь - это все, где нет ее, там искажается сама природа, становясь противоположностью самой себе.
  Мне жаль, что мы с Сашей встретились в пространстве, но разминулись во времени. Мы бы вместе пекли пирожки. Он бы влюбился в меня, а я полюбила его, и он бы мигом забыл ту свою неверную жену. Не знаю, почему я решила, что она неверная.
  Если бы не было той машины...
  Не сходится опять. Мы бы также продолжали жить, не зная друг о друге, в одном пласте времени, но никогда бы не сошлись так близко на пересечении меридианов-параллелей.
  
   5.
  Сегодня звонила Лисичка, и я не сразу узнала ее. Хорошо, не сказала ей об этом.
  Удивительно, что я ни разу ей не позвонила, так что она даже немного испугалась за меня, тем более, сегодня ей звонил какой-то странный тип, сказал, что какая-то хозяйка (видимо, имелась в виду я) сказала ему, что съезжает 21-го, и он хотел бы въехать в квартиру Лисички.
  Я понятия не имею, кто бы это мог быть. Уверяю Лисичку, что дверь никому не открывала, как и обещала настоящей хозяйке.
  Но договор я, действительно, заключила 21-го. В этот день я окончательно решу, нравится ли мне квартира Лисички. Расположение очень удобное: магазины, развлечения - все рядом, но минусов тоже немало. По ночам очень холодно. Не спасает и одеяло. И страшно гремит канализация, когда кто-нибудь с верхних этажей берется за ручку сливного бочка. Из-за этой особенности старого дома я просыпаюсь за ночь несколько раз. Лисичка догадывается об этом. Не удивительно, что поэтому и придумала таинственного потенциального квартиранта, чтобы во мне заговорило "такая корова нужна самому". Если только кто-то не следит постоянно за квартирой Лисички и не видел, как двадцать первого я заселялась я нее. Двадцать первого приедет Лисичка.
  
   6
  Я разговариваю с Небом, облаками. Одни из них похожи на стаю дружных дельфинов, другие - на рыбацкие лодки. А как-то я увидела в синеве два сердца рядом, как связанные невидимой нитью воздушные шарики.
  Я знаю, кто и откуда прислал мне привет. Облака красноречивее слов.
  Иногда я думаю о том, что было бы, если бы мы с Сашей не разминулись в материальном мире. Как бы он смотрел на меня, как держал бы за руку, каким был бы первый поцелуй, и какие хорошенькие у нас были бы дети.
  Когда я вижу где-нибудь на выставке картину, где двое идут под одним зонтом, я представляю, что его держит Саша над нами. Но ливень вдруг становится настолько сильным, что зонт уже не спасает и мы вместе мокнем под дождем. Мои пальцы путаются в его волосах влажных и мягких, слегка волнистых от обложившей нас влаги. В этих мечтах нет ни логики, ни смысла. Только глупая какая-то надежда. Хотя на что я надеюсь?
  
   7
  На мою елку Лисичка даже не взглянула, направилась прямиком на кухню. Забрала квитанции, которые я к ее приходу достала из почтового ящика, и положила поверх них предназначенную мне бумаженцию - перечень всего, что есть в доме, включая перешитые из хирургических халатов подлокотники, предназначенные для того, чтобы такие, как я, не запачкали ненароком диван. (Кстати, работала Лисичка много лет до самой пенсии начальником склада).
  Список меня позабавил и вместе с тем немного расстроил. В нем пунктов двадцать - не меньше, и напротив каждого мне предстояло поставить отметку, что да, эта баночка или губка, действительно, в доме есть, заглядывать снова на антресоли в поисках старой кастрюли и чего-то там еще. И все это накануне Нового года.
  - Уезжают и прихватывают с собой все, что попадается под руку, все столовые приборы забрали, - оправдывалась почему-то Лисичка. Я понимающе кивнула, не собираясь развивать эту тему, тем более, меня ждали в бане - этакий ежемесячный девичник.
  И все же я задала хозяйке вопрос, который интересовал меня в последние несколько дней: какого цвета волосы были у Саши.
  - Он был лысый.
  Она не удивилась вопросу, но я все равно рассказала ей о белокурой прядке на елке.
  - Скорее всего, к нему приходила какая-то женщина, может, дочь, а может... - Лисичка пожала плечами. - И соседка видела какую-то блондинку, а она, если что подозрительное, все сразу замечает и рассказывает мне.
  Хозяйка строго посмотрела на меня, а я многозначительно и неприлично на белые наручные часы, которые недавно заказала в Интернете.
  Лисичка отступила к порогу и пожелала мне найти мужа в Новом году, а я ей - здоровья и счастья.
  
  
   8
  Со мной происходит что-то странное, это даже похоже немного на влюбленность. Мысль "если бы мы встретились с Сашей" стала для меня идеей-фикс и, не слишком считаясь с судьбой и реальностью, я часто мысленно веду беседу с Сашей, спрашиваю у него совета, рассказываю о своих успехах и поражениях. И он всегда поддерживает меня и слышит, и понимает. У него всегда чуть насмешливый голос.
  Когда я сажусь на кухне вечером ужинать, мне часто кажется, что Саша сидит напротив и смотрит мне в глаза серьезным долгим взглядом.
  
  
   9
  Первый снег еще недавно только-только стыдливо прикрывал нагую землю, а теперь нереально огромными хлопьями опускался на крыши, головы прохожих и капоты вечно снующих, особенно в час пик, автомобилей. Из-за пробки я все же опоздала в баню, но почему-то в этот раз в парилке мне было совершенно неуютно и все время тянуло в холодный бассейн.
  Мне хотелось снова оказаться на улице под снегом, но несметные полчища снежинок уже атаковали остановки и супермаркеты и, кажется, терпели поражение.
  Меня предали, поняла я вдруг, что со мной происходит.
  Дело было не в снежинках, конечно, - в той женщине, блондинке, таинственной Снегурочке. Гораздо лучше было бы, если бы Саша оказался блондином с волосами до плеч, как у Курта Кобейна, тогда я пошла бы поставить свечу в старинный храм, к которому ведет дорога от старого дома, в котором временно живу я и другие, и который построили пленные немцы, которых всех уже нет на земле.
  А дом с его гремучей канализацией и сидячей ванной, отгороженной от кухни лишь клеенчатой шторкой с разноцветными герберами, дом , капитально отремонтированный, ждет долголетие, потому что он памятник архитектуры, и не исключено, что в нем бывали какие-нибудь великие люди, надо покопаться в Интернете.
  И все же Лисичка была права. Мое съемное жилище начинает мне нравиться.
  
  
   10
  Ночью перестали тикать невидимые часы. Я хочу увидеть разгадку во сне, но снится мне какая-то бессвязная ерунда, что отнюдь не мешает мне проспать почти до обеда.
  Мне часто снится один и тот же сон. Как будто я иду по улице, где прошла моя юность, и вижу знакомую дверь. Но за дверью теперь не то, что было раньше, за ней теперь живут садовые гномы, и они почему-то меня пугают, хотя в жизни я отношусь к садовым гномам даже с симпатией.
  Они охраняют магазин. В нем почему-то всегда очень мало покупателей. Я часто в нем что-то примеряю, но почему-то никогда и ничего не покупаю.
  В реальности там находится магазин канцтоваров, я люблю покупать в нем красивые тетрадки и ежедневники.
  Я вообще люблю писать только в красивых тетрадках и красивыми ручками, это сродни фетишизму, наверное.
  Мне нравится сам процесс, когда в меру жирный и темный стержень соприкасается с гладкой бумагой (непременно в клеточку), и тетрадь, желательно, чтобы в твердой обложке.
  И, разумеется, обложка должна вызывать у меня какие-то приятные эмоции, а в идеале - вдохновлять. Сейчас у меня блокнот с голубыми лодками на черно-белой реке и надписью "Live as you want", и это целое искусство иногда (я о надписи на обложке).
  Я не люблю сразу набирать текст на клавиатуре, хоть и, не спорю, это быстрее, и в чем-то правы те, кто говорит, что я делаю двойную работу. Но, с другой стороны, когда стержень находит сцепление с бумагой, мысли разгоняются легко, как по взлетной полосе, и эта белая тропинка, которую чаще называют полосой, уведет тебя за облака и медленно растает, но будет другой идущий на посадку самолет. Железные птицы летают по расписанию, хотя погода и обстоятельства постоянно и вносят в него свои коррективы.
  Книги я покупаю в том магазине редко, и в основном только подарочные издания.
  
   11
  Наспех причесавшись, выхожу за кефиром. Когда меня что-то беспокоит, могу брать в рот только его. Я как будто больна. Разошлись меридианы-параллели. Но звуки музыки перемещают меня в плоскость беззаботного веселья, что нередко случается в предновогодние дни.
  Навстречу праздничной толпой идут Деды Морозы со Снегурочками.
  Конечно! Последнее воскресенье декабря. Шествие Дедов Морозов! Снег снова валит хлопьями и сразу тает прямо в воздухе, так что пальто мое вскоре становится мокрым насквозь, но это меня не особенно волнует. В эти дни я всегда жду не больше - не меньше - волшебства. И оно приходит, но все эти маски, бутафория - забыть о них довольно сложно, но на какое-то мгновение я все равно забываю о том, что Деды Морозы со Снегурочками ненастоящие и машу им рукой в ответ, следуя немного впереди шествия, пока оно не рассыпается у главной елки города.
  Под ней всегда один и тот же снеговик, с которым тем не менее из года в год постоянно кто-то фотографируется.
  Некоторые персонажи остаются у сцены, но мне не хочется смотреть концерт с их участием.
  Пусть сказка так и останется сказкой, а я пойду в старый дом пить чай и куплю по дороге пирожок с яблоками.
  Дорогу мне перебежали два Мороза, один из них в сверкающих капроновых черных колготках был девушкой. Срывая с себя бороду, он прыгнул в автобус. Второй Мороз последовал за ним.
  Девушка Мороз рассмешила.
  
  
   12
  Возможно, кому-то мой образ жизни может показаться довольно странным. Мне и самой он кажется иногда довольно странным, тем не менее это мой выбор, и я не жалею о нем.
  В оправдание свое могу сказать лишь то, что когда-то я жила, как все нормальные люди, и даже вставала в шесть утра на работу, что сущая пытка для сов.
  Работала я менеджером по развитию на фабрике по производству натуральной косметики. В помещении, у входа в которое росли петуньи в пиалах, пахло сладковато и немного душно, но прежде, чем вдыхать лаванду, розу и множество других ингредиентов, стоявших в отдельном помещении, нужно было пройти сначала мимо кожзавода, где постоянно что-то жгли. Запах стоял невыносимый и постоянно вторгался в мир растительных ароматов; так в сказках герой-антагонист не дает спокойно жить и дышать хорошим и добрым героям.
  В общем, однажды я решила: хватит себя истязать, ведь все-таки жизнь одна... вы меня понимаете. Конечно, первое время, не скрою, было страшновато. Бывало, я даже ругала себя: подумаешь, цаца, запахи ей не те, вставать ей рано, начальница не та. Она мне, кстати, тоже не нравилась своим тотальным контролем, который был еще почище той вонищи, которая давала нам прикурить.
  Ровно в 18.00, а работать, как я уже говорила, приходилось от звонка до звонка, у моей начальницы возникало хроническое жаркое желание обсудить с подчиненными планы на завтра или только что вышедший продукт нашей компании, а они появлялись чуть ли не каждый день, что, в общем-то, не удивительно.
  Нет, дело не в чудо-технологиях и гениях-технологах. Чтобы появился новый продукт, частенько достаточно заменить один-единственный компонент и - вуаля - был крем для нормальной кожи "клубника", стал "ежевика" - суть та же, но разные запахи и коробочки. Их разрабатывает в компании очень милая девушка, талантливая художница Олеся.
  Признаться, если бы за соседним столиком сидела какая-нибудь грымза, я бы покинула фабрику гораздо раньше. Я отношусь к тем женщинам, которым, как капризным цветкам, важно окружение. Если рядом с ними сорняки или дерево отбрасывает тень или, напротив, солнцепек, расти они не будут и увянут.
  Так и я. Вторая моя коллега, Ира, тоже приятная общительная девушка, но мы с ней мало поработали вместе. Вскоре после того, как я пришла, ее пригласили на освободившееся место в администрации.
  Вдобавок ко всему у меня началась аллергия - не то на правильный образ жизни, не то на нашу замечательную продукцию, которую, как гордо возвещал наш слоган, мы не испытывали на бедных зверушках. Конечно, ведь ее испытывали на нас. Каждый день на наших столиках появлялись новые пробники, а утром в кабинете директора мы рассказывали, как и что влияет на нашу кожу.
  Да, конечно, сначала по инерции я попробовала найти себе другую работу, где прекрасное руководство, платят много и вовремя и при этом ты обожаешь то, чем занимаешься в несвободное время и имеешь массу свободного на собственные проекты... Но такую работу я не нашла.
  Итак, я предпочитаю жить так, как мне нравится, делать то, что я хочу и, что немаловажно, тогда, когда хочу, и, да, получать за это деньги.
  Знаю, вам не раз в Инстаграме или где-то еще присылали якобы подобные предложения ничего не делать и... на самом деле в это случае вкалывать придется, как папа Карло, и получать (во всяком случае первые несколько лет) очень, очень скромный доход, это немного похоже на секту, хотя те, кто промышляет сетевым маркетингом и примутся мне с жаром возражать, особенно те, кто поднялся уже с низшей ступени пирамиды. Что ж, я знаю нескольких людей, у которых работа в сетевом маркетинге это, действительно, призвание, и у них получается продавать косметику или что-то еще легко и даже играючи, но таких в этом бизнесе процента два, не больше.
  Да, кто-то из остальных девяноста восьми процентов имеет, конечно, полное право мне сказать, ты что такая умная, учишь людей жить?
  Да, он имеет полное право раскритиковать мой нынешний образ жизни.
  Каждое утро я начинаю с рассылки своих историй. У меня уже немало написано, и теперь, когда у меня есть вышедший в настоящем издательстве роман, мне легче продавать журналам свои короткие рассказы и сказки. Да, не все журналы платят гонорары, и хотя я зарабатываю текстами на жизнь, я не отказываюсь время от времени и от бесплатных публикаций. Все же это привлекает ко мне внимание как к автору, а без рекламы сейчас никуда.
  Затем с наслаждением пью, замотавшись в плед, на кухне Лисички кофе, обдумывая предстоящий день. О да, я обожаю строить планы - на сегодня, на завтра, на целую жизнь. И все же с заданного трезвым расчетом курса меня частенько сбивают лень и вдохновение. И если с первым еще можно что-то поделать с помощью того же мокко, то второе завладевает творческим человеком неожиданно, всецело и надолго.
  Да, я знаю, многие гуру от психологии учат жить именно так - по вдохновению, следуя за радостью, и... нет, пожалуй, они все-таки правы.
  Итак, я пью кофе с молоком из большой чашки цвета марсала из каменной керамики.
  На чашке мчатся белые олени, небольшое такое оленье стадо опоясывает ее, и, если быстро поворачивать ее в руке, кажется, один олень бежит по кругу.
  Эту чашку я вожу с собой везде, где мне предстоит пожить более трех дней. Она из разряда любимых вещей, с которыми уютно и светло, и хочется творить и даже петь.
  Нет, голос у меня, если честно, не очень, но слух, определенно, имеется.
  
  
   13
  На Новый год меня пригласили в гости друзья. Влад и Лена живут всего в двух остановках от меня, в самом центре города, разумеется, огороженном в праздники во имя порядка, так что добраться до дома друзей можно только пешком. Тем более у меня закончились деньги на телефоне, что в канун Нового года весьма неприятно, и значит, нужно срочно найти автомат. Магазины все, конечно, были закрыты.
  На огромном экране над сценой на главной городской площади россиян поздравлял президент, но слушали его в основном одни студенты-иностранцы и те, кого бой курантов застал на улице.
  - Шампанского? - протянул мне пластиковый стаканчик незнакомец лет пятидесяти пяти и достал из пакета бутылку "Советского".
  - За счастье! - зашипел алкоголь.
  Над моей головой рассыпались блестящими ошметьями хлопушки.
  - А теперь танцы! - провозгласила на сцене Снегурочка в большой серебристой короне, и африканские студентки, одна в белой шубке, а другая в белой шапке, пустились в пляс. Рядом под русские песни о зиме танцевали вьетнамцы, чуть поодаль зажигали бенгальские огни индийцы.
  - Одни иностранцы, русских почти нет, сидят по домам, - как будто прочитал мои мысли новый незнакомый знакомый. - Одни в незнакомой стране и не у всех есть деньги, чтобы вернуться обратно, так и будут здесь жить, как изгнанники.
  Вздох незнакомца заглушили залпы фейерверка. Небо над городом, над многими и многими городами превратилось в сверкающую палитру, и я отправилась дальше на поиски автомата.
  Я нашла его чуть поодаль от дороги. Следом за мной от праздничной толпы отделился молодой человек с иссиня-черными бровями и волосами и смугловатым лицом. Национальность его определить было сложно. Возможно, метис.
  Говорят, метисы самые красивые люди на земле. Молодой незнакомец, вероятно, иностранный студент, был, действительно, очень хорош.
  - Меня Тойле зовут. Я могу чем-нибудь помочь?
  - Спасибо, - отказалась я.
  - Можно пригласить тебя в кафе или бар?
  - Сколько тебе лет? - зачем-то спросила я.
  - Двадцать т... - осекся Тойле, - пять, - надбавив себе парочку лет.
  - Я старше тебя, - предупредила я тоном строгой старшей сестры.
  - Я вижу, - остался невозмутим Тойле, - тебе двадцать шесть или двадцать семь.
  На самом деле мне больше, но продолжать играть в "угадай возраст" было бессмысленно и неинтересно.
  - Ты такой красивый, необычный... - продолжал иностранец с полусказочным именем. - Тебя, наверное, где-то ждут.
  - Да, - не солгала я.
  Ждали меня зря. Когда палитра неба снова стала беззвездно синей, я отправилась домой, получая по дороге поздравления от подвыпивших молодых людей.
  Хотелось спать, но в новогоднюю ночь как-то не принято так сразу отправляться в царство Морфея, и я надела туфли-лодочки на шпильке и подошла к большому зеркалу. В уложенных на одну сторону светло-коричневых волосах путались конфетти, что и правда придавало мне необычный и праздничный вид. Ажурное желтое платье было связано когда-то давно на заказ, но надевала я его крайне редко, потому что оно слишком уж прозрачное. В белом цвете такое можно надевать невесте. А в желтом замечательно встречать год Желтой Собаки, что и сделала я. Желтой Собаке, я думаю, понравилось, и теперь весь год меня ждет большая, огромная даже удача. Но к Владу и Лене идти в таком наряде точно не стоило, иначе Лена бы решила, что я намереваюсь соблазнить Влада, и год Собаки был бы испорчен у всех троих. И идти с Тойле в кафе не стоило тоже. Пусть лучше останусь в его памяти, если останусь, конечно, девушкой с конфетти в волосах, чем вульгарной дамой в платье, сквозь которое видна вся ее анатомия. Нет, стыдиться мне в принципе нечего в том смысле, что тело у меня упругое, подтянутое даже. Немногим женщинам нравятся их фигуры, и я как раз из числа этих счастливиц, хотя некоторые считают, что мне стоило бы немного похудеть, другие, - что, наоборот, слегка поправиться. Но в целом это как раз и говорит о том, что я нахожусь где-то в золотой середине, и не полнеть, не худеть мне не надо.
  Да, я выгляжу, пожалуй, моложе своих лет, одно из тех лиц, по которым трудно определить возраст. У меня интересный овал лица, сильно сужающийся к подбородку, широкие и высокие скулы. Идеальным считается по канонам красоты правильный овал, но мне больше нравится такой, как у меня. Красная помада на губах. Мне идет, хоть, говорят, мужчины не любят яркий макияж, но он прекрасно сочетается с конфетти и моими, скажу без лишней скромности, красивыми ярко-синими глазами.
  Я села за стол с ананасами, маслинами и сыром, налила в бокал морковный сок и включила телевизор. Все эти так называемые новогодние шоу, мишура, толкотня и беготня страшно раздражают меня. Я пощелкала кнопки на пульте, на всех каналах именно эта возня и бессмыслица.
  Лисичка говорит, что я слишком раздражительна и это мешает мне жить. Отчасти она права, хоть и я оправдываю себя тем, что творческие люди в принципе легко возбудимы, и поэтому любая ерунда может дать толчок вдохновению. Но об этом я говорить хозяйке не стала, а она посоветовала мне, как когда-то своему старшему сыну, наклеивать на лоб этикетку от банана, чтобы не залегали мимические морщины, обличающие злую сущность человека.
  У меня как раз в холодильнике была пара бананов. Я выключила телевизор, наклеила на лоб этикетку, услужливо оказавшуюся на одном из них, стряхнула с волос конфетти, взяла в руки телефон и подумала, не забыла ли я кого-то поздравить с Новым годом.
  У меня много друзей и еще больше знакомых, случайных и неслучайных, у меня прекрасные родственники, так что даже странно, почему я одна в новогоднюю ночь в прозрачном платье и этикеткой от банана на лбу.
  Наверное, и впрямь, характер у меня неважный, а, может, мне просто потребовалось уединение именно сейчас, и я вовсе не обязана сверять свои внутренние ощущения с календарем.
  В конце концов, многие поздравили меня, и те, чьих поздравлений ждала, и те, о ком забыла, и еще пришли sms-ки от тех, кого я вспомнить не смогла. Перебирая в телефоне номера, я вдруг остановилась на одном из них, по которому вообще звонила очень редко, но именно сейчас именно эту знакомую, талантливую художницу, мне захотелось поздравить с наступившим Новым годом. Наверное, потому что мой временный дом невольно, а может, и вольно послужил мастерской живописцу.
  Среди моих друзей много художников, вообще так называемых представителей богемы - слово, которое тускнеем с годами, как старая люстра, которую давно не протирали смесью воды и нашатырного спирта.
  Я обещаю себе, что скоро обязательно найду время, чтобы заглянуть наконец в гости к Лене и Владу, тем более, что они настойчиво меня приглашают, а мне все время некогда. Да, время в последнее время как будто уходит в какую-то черную дыру.
  Когда произносят "черная дыра", представляют обычно темноту и пустоту, но, как сказала как-то одна знакомая художница-фантаст, может быть, это всего лишь переход в другую галактику или другое какое-то измерение, где все мерцает, переливается иными красками и, возможно, звучит даже музыка. Да, я хотела рассказать вам об Эле.
   У меня есть ее деревянная птица счастья-кулон. Я тогда переживала непростые времена, разрыв с моим бывшим мужем. Он подал на развод всего через два месяца после нашей несчастной супружеской жизни, сказав, что больше не может так жить, и сообщил мне об этом в день восьмого марта.
  
  А начиналось все конечно совершенно иначе... До сих пор в моей жизни не случалось ничего столь радикально романтичного. Сейчас, конечно, кажется странным, как я могла целый год носить, не снимая, розовые очки, ведь меня нельзя назвать наивной и доверчивой, а некоторые и вовсе считают циничной.
  Не смейтесь, его звали Карл. Кораллы он, правда, не крал, но я до сих пор не знаю, откуда он появился. Он говорил на разных языках и жил во многих городах - учился в Лондоне, не помню, на кого, работал в Испании, Греции, Швеции, Франции и почему-то решил обосноваться в нашем городе.
  Я умышленно не упоминаю его названия, чтобы ненароком не всколыхнуть того, что все уже почти забыли. Карл обладал удивительной способностью производить сильное, сродни гипнотическому, воздействие на всех женщин, попадавших в радиус его взгляда, - от соседской девчонки, ненароком влюбившейся во взрослого дядю, до заведующей ЗАГСом - достопочтенной замужней женщины, неистово желавшей всем без исключения молодожёнам прожить в любви и согласии до бриллиантовой свадьбы.
  Как видите, у моей глупости есть смягчающие обстоятельства...
  Чувство собственного достоинства... я всегда отмечаю это качество в людях - есть оно или отсутствует, истинное или показное. Последнее, конечно, не более, чем снобизм. Истинное чувство собственного достоинства не имеет ничего общего с самовозвеличиванием, которое, как известно, является одним из синдромов маниакального синдрома. Я часто вспоминаю Пушкина: "Ты, Моцарт, не достоин сам себя"; и каждый раз удивляюсь, как же это возможно: гений без чувства собственного достоинства?
  А ещё когда-то читала о Мерелин Монро "звезда без чувства собственного достоинства" - что-то в этом роде.
  Или это исключения из правил, слияние с бесконечностью - быть всем и ничем одновременно? Музыкой, красотой, бесплотностью во плоти?
  А заявить себе объявленную ценность - значит поставить пусть даже высокую или просто завышенную - так или иначе, цену. А значит ты уже не бесценность, не абсолют.
  
  Мужчина, любящий дарить цветы, обречен на успех у женщин. Что же говорить о мужчине, составляющем эксклюзивные букеты со вкусом и знанием дела. Да, он был дизайнером цветов, и сам он был холеный и свежий, как бутон орхидеи, который вот-вот распустится...
  Он дарил мне корзины орхидей, выкладывал моё имя из роз... С тех пор я не люблю розы, особенно голубые. Их он особенно жаловал. Теперь, конечно, очевидно, что может быть более неестественным и жалким, чем белая роза, напичканная синькой и даже пахнущая ею? А тогда мне казалось, он срезал их специально для меня в Эдеме, пока с меня не спали розовые очки.
  
  Только не смейтесь, она была продавщицей очков. Нет, слово "продавец"
  здесь не совсем корректно. Вероятно, она была менеджером, я даже не знаю, как называется эта профессия - раздавать у входа в супермаркет буклеты с рекламой фирмы оптики, обещавшей к тому же бесплатную проверку зрения. Я ни в коем случае не хочу принизить её занятие, тем более, что, вероятно, у неё есть и, может, не одно высшее образование, с которым трудно найти работу по специальности - не исключено, что даже и медицинское.
  Дело не в этом, а в самой ситуации - продавец очков помогла мне увидеть правду, замечать которую я упрямо не хотела.
  - Да, - думала я, - Карл нравится женщинам всех возрастов и калибров, но сам-то он к чужим юбкам безупречно равнодушен.
  Разве можно винить пышный цветок за то, что он источает аромат такой сильный, что на него слетаются все пчелы вокруг? Нет, нельзя...
  Да, он был банальным бабником, но когда я пыталась его в этом уличить, он счастливо улыбался и говорил: "Мне нравится твоя ревнивая речь" и принимался подробно объяснять, почему та или иная женщина не может вызывать у него тех чувств, которые вызываю я. Потому что Таня еще совсем ребенок, тщедушный к тому же, Аня, да, формы у нее, соблазнительные, конечно (это даже он не отрицает), но ты посмотри на ее лицо... Лицом она похожа на мужчину, да, конечно, она хороший друг, и отличный менеджер, но нет, не более того. Маня? Да кто вообще такая Маня? Тем более для человека, у которого есть любимая жена. И дальше в том же духе...
  Действительно, после такого разбора полетов из его жизни Аня, Таня и Маня исчезали, но на смену им вскоре появлялись Галя, Аля и Валя...
  В конце концов я убедила себя в том (не без помощи Карла, конечно), что сама себе все напридумываю, пока одна из пассий не стала слишком явно заявлять о своем существовании. "Да кто она такая?" - кричал он возмущенно. Я не била посуду, вообще не люблю это дело, а просто в первый раз собрала вещи и ушла к родителям.
  Мама сначала расстроилась, а потом сказала, что все к лучшему, и что она сразу меня предупреждала, что с этим Карлсоном, как она называла Карла, у нас ничего хорошего не выйдет. Так и получилось.
  Но благоверный мой считал иначе. Он уговаривал, скандалил, приезжал за мной на машине и в конце-концов сказал по телефону, что во всем виновата теща, потому что сразу настроила меня против него, и что я, взрослая женщина, должна иметь собственное мнение и немедленно возвращаться туда, где меня любят и ждут. И что лучше всего будет, если мы уедем в другой город (подальше от тещи!) и начнем там все сначала без Тань и Галь...
  Мне хотелось верить ему, но лимит доверия закончится, хотя, если бы он не стал винить в наших проблемах маму, возможно, я бы решилась на еще одну отчаянную попытку.
  Через час он позвонил снова и сказал, что уезжает в другой город с другой женщиной. И спрашивает меня в последний раз, не хочу ли я к нему вернуться. Конечно, я ответила "нет".
  - Хорошо, - ответил он бодро. - До встречи на небесах!
  
  Может быть, и впрямь, я слишком зависима от мнения мамы, мучили меня сомнения, но их вытеснял образ другой женщины, а потом опять по кругу - внутренний голос, которому я давно уже не верила, малодушно успокаивал, что никакой другой на самом деле нет. Просто фраза, брошенная в сердцах, чтобы сделать больно в ответ на причиненную боль.
  Вся эта сложная гамма эмоций звучала в душе полнейшей какофонией.
  Не представляя, как ее унять, я поднималась по лестнице эскалатора в развлекательном центре, и уже приближаясь к краю четвертого этажа, поняла, куда я еду. В то самое кафе, где так много цветов и где мы любили бывать с Карлом.
  Мне даже показалось на какой-то момент, что я вижу нас со стороны, как будто смотрю кино о собственном потерянном счастье. Но я ошиблась, в главной роли на этот раз была не я, а та самая продавец... жаль, что не розовых, очков, которую я уже упомянула в повествовании.
  Я заказала мороженное и села за соседний столик. Продавец очков вскочила и потащила к эскалатору изменника. Он обернулся на прощание. Как ни в чем не бывало, я ела мороженное. Да, потом были слезы и жалость к себе, но в тот момент мне, правда, хотелось только сливочно-мятной прохлады.
  Не скажу, что мне было легко спускаться на землю с небес
  
  В международный женский день шел дождь, но я не замечала его. Навстречу шли мужчины и женщины с тюльпанами и мимозами, а я отчаянно завидовала их тихому счастью.
  День стал бы одним из самых ужасных дней в моей жизни, если бы не Эля.
  Магазин "Птица Счастья" встал как вызов на моем пути, и я приняла этот вызов. Решительно завернула в полуоткрытую дверь, как будто здесь ждали меня.
  
  Иногда мне кажется, что вся наша жизнь - один огромный магазин, где мы одновременно и продавцы, и покупатели, а самый ходовой товар, конечно, счастье или грубые его подделки - зависит от совести продавца и разума покупателя, ведь даже оценщики и те не всегда отличают его от подделки. Мне повезло. Я знаю, где купить продукты с высоким содержанием счастья, экологически чистые к тому же и сделанные с любовью.
  Да. Если бы Эле требовался PR-менеджер, я бы с радостью согласилась им стать.
  Людям нужны деревянные птицы счастья, сделанные искусными мастерами-художниками. Нет, конечно, если у вас нет такой птицы счастья, вам все равно оформят кредит в банке, вас пригласит на свидание Максим из соседнего отдела, а если вы сами и есть этот Максим или Слава (вставить нужное имя), то вам не требуется птица счастья, чтобы Леночка из соседнего отдела согласилась выпить с вами по чашечке кофе в соседнем кафе после работы.
  Но. Вы же не станете утверждать, что кредит, чашечка кофе с Максимом или Леной, работа это и есть то самое сверкающее восхитительное счастье, которое так нужно нам всем?
  Какое оно, часто мы не знаем сами. Оно одно на всех и у каждого свое, и птицы счастья безошибочно знают к нему дорогу.
  Колокольчики дружно звякнули над дверями. Наверное, что-то это означает по фэн-шуй, привлекает любовь и удачу. Да, наверное, так, хотя вряд ли Эля придает какое-то особое значение этим милым звенящим вещицам.
  У этого счастья есть крылья, а в крыльях есть ветер, и оно летит. Летит туда, где порой его уже не ждут.
  
  Птицы счастья в магазине Эли разлетались на подарки только так.
  Вид у меня, наверное, был промокший и жалкий, потому что, едва заметив меня, хозяйка магазина ободряюще мне улыбнулась и протянула на ладони птицу счастья.
  Именно так я представляла себе птицу счастья - белую, похожую на голубку, но с огромными сильными крыльями. Я тоже улыбнулась - Эле и птице счастья одновременно - и потянулась за кошельком.
  - Сколько?
  - Что сколько? - не сразу поняла Эля. - Нисколько! Это - подарок. Она принесет тебе счастье. Обязательно. Вот увидишь.
  По лицу Эли было видно, что она, действительно, желает мне этого - сильно и искренне, хотя в сущности мы не были даже близкими знакомыми - просто встречались время от времени на каких-то мероприятиях.
  
  С тех пор птица счастье всегда со мной в сумочке, так некоторые носят в ней с собой каштан на счастье.
  
  Я знала об Эле совсем немного - только то, что она художница, очень талантливая художница, и мастерица. Ее муж делает из дерева птиц счастья, а Эля расписывает их. Они идеальная не только супружеская, но и творческая пара. Пожалуй, это и все.
  Птица счастья довольно скоро принесла мне удачу - вскоре у меня вышла первая книга, и первый авторский экземпляр я подписала - да, Эле, а она пригласила меня в гости.
  
  Бывать в домах художников - совершенно особое удовольствие. Экскурсия в другое измерение, можно сказать, где каждая вещица обретает особый смысл.
  Но дом Эли и Леонида особенный даже для дома художников. Само определение "дом" даже не слишком подходит ему.
  Если бы меня попросили нарисовать дом моей мечты, я бы изобразила в точности такой, как у Эли - из красного кирпича, похожий на терем. В нем очень уютно было бы семи гномам.
  Скорее, его уместнее было бы назвать замок искусств. Снаружи он очень похож на замок, но не огромный, где правят бал приведения, а маленький, уютный, где живут любовь и радость, и это видно невооруженным взглядом, и дело вовсе не в семейных фотографиях в веселеньких фоторамочках.
  -Проходи... Нет-нет, не разувайся, - от улыбки круглое лицо Эли так и засияло и стало похожим на солнышко, каким его рисуют на детских открытках - с полукруглыми глазами и широкой улыбкой. Даже ее чуть взлохмаченные (художественный беспорядок на голове) русые волосы хочется заплести в мелкие косички, и каждую дополнить маленьким ярким бантиком - будет настоящее мультяшное солнышко.
  Такие, как Эля, впускают в дом и душу без стука и даже в обуви, совершенно не заботясь о том, что у кого-то грязные ботинки или намерения, и следы потом придется оттирать. Я бы назвала таких людей слишком добрыми и открытыми для этого мира, но без них он давно бы пропал.
  Полное отсутствие фальши и каких бы то ни было задних мыслей многими распознаются как некая аномалия, странность, или же на всякий случай к такому человеку приклеивают ярлык "себе на уме", потому что поверить вполне человеку с сердцем, полным благородства, бескорыстия, довольно сложно.
  Да, мои мысли скакнули от мультяшного образа до высоких материй, пока, сняв вопреки протестам Эли ботинки, я проследовала за ней на кухню.
  Она была похожа на бар, где собираются друзья и просто хорошие знакомые.
  Плетеные стулья и прозрачный столик в углу молчаливо приглашали к приятной беседе за чашечкой кофе, который уже варила заботливая хозяйка.
  Я не большая поклонница кофе, но в трудные минуты моей жизни он выручает меня неожиданно, словно джин.
  Обычно я литрами пью несладкий зеленый чай.
  Но в тот момент, когда в моих мыслях возникают струйки кофейного пара, кто-то, неслучайно оказавшийся рядом, берет на себя роль доброго волшебника и спрашивает: "Будешь кофе?"
  
  Да, вы уже догадались, какой вопрос задала мне Эля и как я на него ответила.
  Удивительно, но в доме было немного картин. Впрочем, правило "сапожник без сапог" никто не отменял. У хорошего художника картины живут не взаперти, хотя, справедливости ради надо сказать, что истинный талант могут признать и после смерти, когда самому какому-нибудь Ван Гогу уже совершенно безразлично, за сколько там миллионов долларов ушли на аукционе его "Подсолнухи".
  Мне нравятся подсолнухи. И если бы у меня был домик в деревне, я посадила бы много подсолнухов. Разных. Декоративных и с вкусными семечками. Они бы росли вдоль плетня и радовали меня и соседей и всех, кто случайно заехал бы в нашу деревню.
  Люди останавливались бы возле нашего дома и удивлялись: "надо же какой плетень, как в старину, и сколько подсолнухов! Даже на подоконнике. Не знал, что декоративные подсолнухи - это так красиво".
  Декоративные подсолнухи я люблю даже больше, чем розы. Вернее, розы я люблю только живые, и желательно, когда их целый огромный розарий.
  Да! У меня был бы великолепный розарий...
  На мысли о розах меня навела картина в позолоченной, довольно громоздкой раме.
  Бутонов роз на холсте даже не было видно, их дорисовывала фантазия. Только листья и огромные шипы. И стебли, как стволы экзотических каких-то деревьев.
  Среди них пробирались три девушки, похожих и не похожих друг на друга.
  - Твоя картина?
  - Нет, это картина Жанны, нашей старшей сестры. Жаль, она забросила живопись, стала серьезной бизнес-леди. Помнишь магазин "Виолетта"?
  Я кивнула.
  Такие магазины я обхожу стороной. Они, как правило, слишком помпезны. Несколько секунд, и ты сама не замечаешь, как вещи захватывают тебя в плен, и уже не ты выбираешь что-то из одежды, а платья выбирают тебя.
  Неплохой бы получился слоган.
  Одна из барышень, показалось мне, похожа на саму Элю. Только стройнее, моложе.
  - Да, это я, - озорная улыбка сделала художницу еще больше похожей на себя саму в юности. - А это мои сестры - Жанна и Мила. Мы в детстве так всегда и ходили вместе, неразлучные сестрицы.
  Взгляд Эли стал мечтательным, а улыбка немного грустной.
  На столе из чашек поднимались к потолку кофейные джины. Я вдруг подумала о том, что хочу написать картину и назову ее "Кофейный джин".
  
  В школе мне часто говорили, что я хорошо рисую, а в университете я была из тех, к кому обращались, когда нужно было сделать стенгазету, даже ставили за это зачеты автоматом по какому-нибудь второстепенному предмету.
  Кофе Эля варила отменный, но все-таки мне было интересно, есть ли в доме художницы хоть одна ее собственноручно написанная картина.
  - Есть, одна, - не сразу ответила Эля, как если бы речь зашла о чем-то сокровенном.
  Я выразила нетерпение увидеть творение.
  Эля вздохнула и предложила продолжить кофепитие в зале.
  Там, на стене напротив дивана, и висела картина Эли. Довольно простая и вместе с тем завораживающая картина. Какая-то дверь.
  За этой дверью прятались и страхи, и надежды, и ответы на какие-то самые важные вопросы.
  Мне показалось, я где-то видела ее, может быть, даже была за этой полукруглой деревянной дверью, за которой жили...
  "Гномы!" - едва не вскрикнула я, рискуя показаться сумасшедшей, но вместо этого только благоразумно спросила, точнее, мой вопрос звучал как простое повествование, так, мысли, вслух...
  - Да... Необычная картина. Как будто дверь в стене. Так и хочется войти в нее и узнать, что находится за ней.
  Эля не заметила подвоха, а улыбнулась странной блуждающей улыбкой.
  - Там... часто идут дожди.
  К гномам это не имело ни малейшего отношения, поэтому мое предположение о том, что Эля тоже знает о двери, преследовавшей меня во сне, было, конечно, абсурдным.
  - Писала с натуры? - уточнила я на всякий случай.
  - Нет, - ответила Эля. - Заказ одной знакомой... - по взгляду художницы было понятно, что ей будет жаль расставаться с картиной, которая так прочно обосновалась на гвозде, что, казалось, вовсе не собиралась переезжать ни в какой другой дом.
  А потом Эля надолго куда-то исчезла из поля моего зрения, а этим летом я снова встретила ее и не сразу узнала.
  Нет, внешне она почти не изменилась, только похудела. И все же я не сразу узнала ее, когда она окликнула меня на Фестивале блинов. Эля продавала жар-птиц и свои написанные маслом картины.
  Вообще-то я равнодушна к блинам, но само название Фестиваль блинов вытащило меня в тот залитый солнцем день из дома в городской старинный парк, где врасплох заставали звуки электрической скрипки. Красавица с распущенными темными волосами, казалось, была со смычком единым целым. Те же, кто приходил на фестиваль не со стороны центральных улиц, по мосту, тропинками, по обе стороны поросшими ромашками, попадал прямиком в этакое царство книг, где гостей встречали девушки в старинных сарафанах и домовенок Кузя.
  Лодки покачивались на привязи у берега, приглашая в дальнее плаванье с убедительностью прощерлыги-ловеласа, сулящего доверчивой красотке с неба звезды и золотые горы впридачу.
  Конкурсанты в белых фартуках ловко подбрасывали блинчики на сковородках и относили свои кулинарные творения на блюдцах восседавшему чуть поодаль жюри.
  Детишки с разукрашенными аквагримерами лицами обступили мастеров.
  Самая большая девчачья компания собралась вокруг моей давней знакомой художницы Розы.
  Они учила детей расписывать матрешек.
  - Я назову свою Огнецвета.
  - А я свою... Дариэл, - объявили девчушки.
  - Отличные имена, - похвалила Роза, - но надо еще много-много имен. Не забывайте, что внутри них может вместиться сколько угодно матрешек.
  - Сколько? - вскинула любопытные глаза девочка с кошачьими усами и носиком.
  - Даже представить невозможно, - развела руками Роза, - очень, очень, очень много, бесконечно много, но они были бы такие маленькие, что их невозможно было бы рассмотреть даже в микроскоп.
  - В Огнецвету поместится миллион матрешек, - сделала вывод девочка с ромашкой на щеке.
  - А в Дариэл - миллиард и даже еще больше.
  - Сколько угодно матрешек поместится в любую из них, согласилась Роза и улыбнулась сразу обеим девочкам.
  Мы договорились с Розой как-нибудь созвониться и где-нибудь посидеть поболтать, но так и не встретились до сих пор.
  "Абонент недоступен или находится вне зоны действия", - уведомил меня автоответчик, и, вздохнув, я отправилась спать.
  
  
   14
  У меня появился дружище-кот. Конечно, у меня есть и другие поклонники мужского пола, но кот, признаться, мне нравится больше. Он отчаян и смел, а слышали бы вы, как он кричит мне "мяу", когда видит меня идущей из магазина, рассказывает что-то на кошачьем своем языке.
  Он не любит, когда я возвращаюсь с цветами и поздно.
  В знак протеста может исчезнуть на неделю, а потом, как нежданная радость, вдруг мелькнет во дворе его полосатый хвост.
  Бесцеремонно и изящно, как вошел в мою жизнь, кот ступает по квартире Лисички к холодильнику, нетерпеливо ждет, когда я ему что-нибудь дам и, погревшись немного, уходит обратно по каким-то своим кошачьим делам. Будет голоден - снова вернется ко мне. Лисичка сказала, он увидел во мне доброту. Этикетка от банана все же сделала свое дело.  []
  
  
   15
  Наконец, я добралась до длинного списка Лисички. В этом перечне немало хлама, и стульев, явно, больше, чем в ее квартире. Их здесь ровно четыре плюс один разлапистый в несвежей обивке, который сильно мне мешал, даже заброшенный на антрисоли, как некая гигантская пиявка, от которой надо беречь свою кровь. От этого пятого я благополучно избавилась и даже не просила об этом Лисичку. Каким-то образом она догадалась сама, и ее сын приехал на машине и увез огромную пиявку, то есть стул. Мне сразу стало легче дышать.
  Удивительно, но в перечне Лисички не было картин - единственной, пожалуй, ценности в этом замкнутом пространстве. Во всяком случае, я бы, если б была вором, больше ничего и даром не взяла, даже не совсем еще старый телевизор "Витязь".
  Солонки - три, но их всего лишь две. Может, сахарница имеется в виду (ее тоже нет в длинном списке)? Недостающее, то что я не нашла и чем не пользовалась, Лисичка сказала искать на антресолях. И я клею на лоб этикетку от очередного банана и встаю на один из четырех стульев.
  Там в дальнем углу и впрямь есть что-то кроме елки и гирлянд, но чтобы достать это что-то, на табурет нужно поставить еще один.
  Какая-то старая кастрюля и что-то еще - явно не солонка. Я едва не падаю с обоих стульев, но чудом сохраняю равновесие.
  Сломанный будильник.
  Он кажется мне живым существом, а перечень Лисички вдруг обретает шарм детективного романа. Несколько раз прочитываю его от начала до конца - будильника среди всех этих подставок и губок тоже нет.
  
  20.02 Стрелки выбрали этот отрезок времени конечным пунктом своего назначения. Вспоминаю некстати чью-то фразу о том, что даже остановившиеся часы два раза в день показывают правильное время. Почему-то я знаю: на циферблате не утро, а вечер.
  Перевожу взгляд на запястье. 20.02 на моих наручных часах.
  - Что это? - спрашиваю вслух будильник по привычке разговаривать с котом.
  Вслушиваюсь в тишину. Время остановилось в моих руках.
  Часовщики - немного волшебники, я же просто завожу часовой механизм советских времен "Победа".
  - Твое время... - слышится откуда-то голос нет, не Лисички.
  - Время для чего?
  - Жить в этом доме.
  - Кто ты? - мне немного страшно.
  - Не бойся. Я просто изгнанник, такой же изгнанник, как и ты.
  Мне, наверное, стоило бы что-то придумать, какой-то художественный прием. Например, Саша мог бы мне присниться, и сказать эти же самые слова во сне, но я, правда, не знаю, откуда они пришли, так явно звучавшие в моей голове, как будто тиканье часов - какой-то язык, который где-то учила когда-то, но потом почему-то забыла, сменила дом, страну, планету, выучила новый язык. И вдруг какая-то ассоциация одним штрихом создает целую картину, и я снова владею языком времени и понимаю, что только на время. Картина снова разлетается на штрихи, и я спешу выяснить что-то важное.
  - А где ты сейчас?
  - Изгнание окончилось, и я снова здесь.
  - Где?
  - Где однажды будешь ты.
  - Скажи мне... - (картина начинает рассыпаться). - Что самое важное? Здесь, на земле.
  - Все написано на двери, - голос и краски теряются в смехе.
  Правила Лисички просты. В золоченой рамочке из фольги красуются на обшарпанной двери. Каждый квартирант обещает ее обновить, но все благополучно забывают об этом.
  - Подмести и вымыть пол
  - Вынести мусор
  - Проверить, закрыты ли краны
  - Вынуть из ящика почту
  - Вытереть на подоконнике пыль. Протереть зеркала и стекла окон.
  - Выключить газ
  - Перекреститься, прежде, чем выйти из дома
  И приписка
  Ваша Лисичко Вера Сергеевна
  Так просто, что хочется взяться за веник, стоящий в углу, хотя я сторонница творческого беспорядка во всем. Интересно, художник тоже соблюдал все правила Лисички? Или они появились после него, а может, и благодаря ему, потому что он, как и я, тоже был ярым приверженцем творческого беспорядка?
  
   16
  Под Рождество позвонила мама, сказала, что я никудышная тетя и крестная, на племянников мне наплевать и вообще живу непонятно где и как и не собираюсь становиться человеком.
  Послышалась какая-то возня и голос старшей, Алисы.
  - Привет! Хочешь, расскажу тебе что-то очень интересное? - она сделала акцент на слове "очень". Катька родила двоих козлят. Они такие хорошенькие... Ты приедешь к нам на Рождество?
  Кажется, я, действительно, никудышная тетя и крестная.
  Племянники растут невероятно быстро, или я, и правда, слишком редко приезжаю, и с каждым разом их все больше и больше, и больше. Уже пятеро -Алиса, Никита, Максимка, Берт и совсем еще кнопка Ландыш.
  Никиту и Максима назвали в честь прадедов, остальных - в честь каких-то сказочных героев, один из них, по-моему, енот, в смысле, один из героев.
  В доме, где живет наша разросшаяся семья, всегда шумно, но уютно.
  К слову "уют" мне часто хочется добавить приставку "арт", потому что она все равно подразумевается. Уют это то, что создано со вкусом и любовью, а значит, творчество в лучшем его проявлении.
  А зимой уют, на мой взгляд, совершенно немыслим без снеговиков с носом-морковкой и улыбкой до ушей. Поэтому первое, что мы сделали с Алисой, это слепили возле дома двух снеговиков, надели им на головы старые ведра.
  Погода к нам благоволила. Снег так и лип к рукам, как тесто.
  Мама испекла огромный яблочный пирог.
  Потом мы с Алисой сшили лису из старой маминой шапки.
  - Вот бы каждый день был таким, как этот, правда? - спросила крестница, а мне захотелось вдруг взять краски, кисти и мольберт и выйти в темноту - запечатлеть на холсте, как выглядит домашний уют. К нему ведет заснеженная дорога из темноты, и в этой зимней холодной ночи горят гостеприимством большие окна небольшого дома. Жаль, я не художник.
  
  
   17
  Нет, я вовсе не собиралась писать мемуары, и все же не могу не рассказать о лете в деревне у бабушки.
  Моим любимым местом в ее старом деревянном доме был, конечно, чердак, где прятались от лета новогодние игрушки.
  Мне нравилось их перебирать и читать вместе с ними потрепанные книги. В доме было много книг. Богатую библиотеку и свои картины оставил мой дедушка писатель и художник. Он ушел из жизни, когда мне было три года, и я в своем тогдашнем детском эгоизме не могла осознать, как могут умирать те, кто нас любит. Уже намного позже я поняла, что может умереть человек, но не любовь. Если она настоящая, она остается с нами навечно. А тогда меня мучали совсем уж меркантильные мысли: если дедушка умер, то кто, как не он, научит меня теперь писать книги и рисовать? Как же я стану писательницей без него?
  Хотя по-настоящему чем я хочу заниматься в этой жизни, я поняла только года через два, когда нашла на чердаке у бабушки Корнея Чуковского. Меня поразило тогда, что рисунки, сделанные художником, разительно отличались от тех солнышек, мишек и радуг, которые старательно малевала я в альбом для рисования, куда записывала и свои сказки о каком-то там медведе, уже не помню, как его зовут. Наверное, просто медведь. И еще про наши с бабушкой приключения, а их в деревне было немало. Одно только купание на ракушечном острове посреди речки-Усолки чего стоило! А когда потерялась корова, и мы искали ее и еле вытащили ее за хвост из болота! Точнее, тащила ее бабушка, а я подбадривала ее и рогатую Милку словами. В общем, мне казалось, у меня выходила самая настоящая книга - увлекательная и интересная, с яркими иллюстрациями, но Чуковский открыл мне истинное положение дел, и я решила, что все дело было в каких-то особенных красках. Не зря же в книжке они гладкие и сочные, как спелые фрукты - не то что в моем альбоме.
  Я попросила бабушку купить мне краски, как у настоящего художника. Мы вместе пошли в магазин и выбрали и краски, и карандаши, и еще фломастеры.
  Всем вместе я нарисовала, как мы с бабушкой вытаскивали Милку и как удивляется приехавшая из города соседка, увидев, как ее дочь, очень умная девочка в очках, плещется вместе с нами у ракушечного острова.
  Девочка выглядела такой счастливой, что ее мама только всплеснула руками "Котеночек мой!" и вынесла ей из дома панамку.
  Пожалуй, только панамка и получилась более-менее похожей из всего, что я пыталась изобразить.
  А мне пришлось признать: дело не в красках. Горечь осознания скрашивал новый маленький блокнот и ручка с темным стержнем. Так приятно было забираться вместе с ними на огромный пень и представлять, что это машина или автобус, и я еду на нем куда-то для того, чтобы записывать что-то очень, очень интересное. Настолько интересное, что все будут читать это даже без картинок, как я сама недавно прочитала "Сказку о мертвой царевне и семи богатырях" в хрестоматии для внеклассного чтения.
  
   18
  Кажется, краски обиделись на меня, что я так легко сдалась. Время от времени мне приоткрывался так завораживавший меня мир, где из каких-то линий и пятен рождались миры.
  Как-то в студенческие годы один мой друг, будущий художник, даже уговорил меня поработать натурщицей у них на худграфе.
  Оказывается, натурщиком может стать практически любой. Одни люди более графичны. Другие - более живописны.
  ... На подиуме Настя - девушка с выразительным лицом, напоминающая античную Нику. Полуобнаженная. Но, похоже, молодых людей это совершенно не волнует. Вооруженные карандашами и окрыленные вдохновением, они обеспокоены тем, чтобы правильно передать пропорции натурщицы. Настя позирует для рисунка.
  Следующая пара - живопись. Общими усилиями меня нарядили в этакую романтичную цыганочку, посадили в красивой позе на фоне романтично-размытой драпировки.
  Взгляд художника - как взгляд врача. Позируя для полуобнаженной натуры, не чувствую себя раздетой. Вот только нелегко долго сидеть в одной позе. Зато когда холст оживает под кистью художника... На одних работах цыганка... На других - русалочка... Вот знойная женщина из песка... А здесь -томная барышня, словно вылепленная из теста... И это все - я?
  Одна картина мне особенно понравилась. Она была... описать картину словами все равно, что изобразить на плоскости поэму. Возможно, получится тоже прекрасно, но все же это нечто совершенно иное.
  Да, эта картина была особенно хороша.
  Я казалась на ней похожей одновременно на цыганочку и на нимфу.
  Не знаю, каким образом художнице удалось добиться такого изумительного небесно-речного оттенка. Да, пожалуй, больше всего я походила на картине на русалку.
  В реальности сине-зеленая накидка служила мне неким подобием шлейфа.
  Студенты писали полуобнаженку, а их преподаватель обещал заплатить мне как за обнаженную натуру целиком и сдержал обещание, что стало предметом раздора между кафедрой и штатной натурщицей - тридцатишестилетней длинноволосой в меру полной особой с пикантными веснушками.
  Позже студентки мне рассказывали, что она требовала прибавки к гонорарам, размахивая зонтиком-тростью, и даже грозила увольнением, но потом успокоилась.
  Да, та картина...
  Я хотела было купить русалочку. Что-то завораживающее было в картине. На ней была я и в то же время не я - мой прекрасный двойник.
  Я даже договорилась уже с художницей о цене, которая нас обеих устраивала, как дело испортила ее подружка.
  - Смотри, вот здесь, - подошла со спины, - здесь надо порезче, - показала на тот изгиб, на котором, я была рада, художница изначально не стала акцентировать внимание и, надо признать, именно этим легким несходством прежде всего мне и импонировал портрет и вовсе даже не глубиной творческого замысла и не цветовой палитрой, о которой я говорила выше.
  Художница кивнула и добавила мазок.
  Всего один лишь мазок, но картина в моих глазах была безнадежно испорчена. Такую русалочку, слишком похожую на оригинал, я не хотела видеть у себя дома.
  Так неприятие себя помешало мне обзавестись шедевром.
  
  
   19
  Много интересных событий в жизни иногда начинаются с телефонного звонка от незнакомого человека.
  Сначала вы спрашиваете незнакомого человека, откуда он, собственно говоря, узнал ваш телефон. Потом... нет, я, конечно, не имею в виду те случаи, когда менеджеры обзванивают потенциальных клиентов. Здесь все более или менее понятно. Потом незнакомый голос обычно сообщает что-то необычное, и это ни что иное как завуалированное приглашение стать частью какой-то истории.
  - Извините, - неуверенно начал женский голос, смутно показавшийся мне знакомым. - Я сестра Эли Радченко. Меня зовут Жанна. Ваш телефон... визитку... я нашла в вашей книге. Пару лет назад Эля дала мне почитать вашу книгу, и я так до сих пор ее и не вернула.
  Начало разговора заставило меня улыбнуться.
  "Жаль, она забросила живопись, стала серьезной бизнес-леди, - вспомнились мне слова Эли. - Ты помнишь магазин "Виолетта"?"
  - Наверное, книга вам понравилась, раз до сих пор не вернули, - резонно предположила я.
  - Нет. Дело не в этом... - Жанна явно не отличалась особой тактичностью, - а в том, что на обложке записан ваш телефон, и Эля говорила так много хорошего о вас, что я подумала, может быть, хотя бы вы сможете нам помочь.
  Я не стала акцентировать внимание на уничижительном "хотя бы", хотя, пожалуй, и следовало бы сделать это, но все-таки важнее было помочь Эле, а не преподать урок вежливости ее сестрице, которая, по слухам, не отличалась особой воспитанностью.
  - Случилось... - звонившая громко набрала в легкие побольше воздуха и также громко выдохнула. - Эля... Мы в таком ужасе... Она попала в рабство. Ее держат взаперти в каком-то подвале, и она давно не отвечает на наши звонки... Ее как будто зазомбировали. Мы не узнаем свою сестру.
  - В какое рабство? - остановила я монолог Жанны. - Кто и где держит Элю взаперти?
  - Я не знаю, но она несколько раз говорила о какой-то двери, в которую можно войти, но нельзя выйти.
  - Двери?
  Некстати, а может быть, кстати, я вспомнила дверь на картине в доме Эли.
  - У нее в доме была картина... На ней была дверь...
  - Да при чем здесь картина? - прервала меня Жанна. - Эля попала в рабство, а вы о какой-то картине.
  - Да о каком рабстве вы говорите?!
  - Да, трудно представить, что в нашем двадцать первом веке такое возможно, но, поверьте, это именно так. В этом замешана какая-то секта, а управляет ей мошенница Ветрова. Да-да, та самая чиновница из администрации, а на самом деле она черный риелтор, нет на нее управы. Куда только не обращались. Я, уж поверьте, и до президента дойду, если надо. У меня и все документы есть. Давайте встретимся с вами, я их все вам покажу.
  - А в полиции вы их показывали?
  - А то! Говорю же, куда только не обращались. Мы уже не знаем, к кому обращаться. В полицию, прокуратуру - все бесполезно, газеты, телевидение - никто не хочет связываться с Ветровой. Вся надежда на вас. Больше у нас не осталось никаких контактов друзей Эли. Она порвала со всеми.
  Эля без друзей - такое и представить было невозможно, так что я на всякий случай даже уточнила та ли сестра и той ли Эли Радченко мне звонит.
  - "Виолетта" - это ведь ваш салон?
  - Да. Был мой, но уже полгода как его нет. Так вот Эля порвала с родными, друзьями, дети полуголодные и все время повторяет, что мы все в неоплатном долгу перед Ветровой, молиться на нее должны. Вы представляете?
  - Не представляю, - никак не укладывалась в голове подобная информация. - Эля... Она же такая общительная. Я видела ее полгода назад, летом, и она не показалась мне похожей на сектантку. Такая же улыбчивая, как всегда, в окружении своих учеников и других детей, которые пришли на праздник. Или тогда она еще не была в секте?
  - Была, - с голосе звонившей уже явно сквозило отчаяние, - это продолжается уже несколько лет, но когда она с детьми, она прежняя, солнышко, как ее мама называла. Младшая, самая любимая из трех сестер. Эля-Солнышко. И Эля ее обожала. "Мамусик, говорила, - это всё". А теперь такими словами на нас, каких мы от нее никогда не слышали даже, а недавно говорит, не лезьте не в свое дело, знать вас больше не хочу.
  Бывшая владелица "Виолетты" всхлипнула.
  - Давайте встретимся, когда и где вам удобно, и я вам все расскажу, покажу документы, - повторила она.
  - А чем я могу вам помочь? - недоумевала я.
  - Вы не могли бы встретиться с Элей, поговорить с ней, узнать, что происходит? - осторожно, как будто шла босиком по битому стеклу, попросила женщина. - Но пока ей не звоните. Понимаете, самое ужасное, что она не считает себя жертвой, думает, что все делает правильно, отписала Ветровой дом.
  - А где же она сама сейчас живет?
  - Не знаю. Какое-то временное жилье, снимает где-то коморку, но нас туда ни под каким предлогом не пускает. Может быть, вас пригласит в свой дом изгнанников?..
  Женщина вздохнула.
  - Давайте встретимся и подумаем вместе, как помочь Эле... Пожалуйста...-
  голос бизнес-вумен стал жалобным и каким-то тонким, как у обиженной девочки.
  Конечно, я могла бы сказать, что уже два месяца веду затворнический образ жизни и, по сути, живу на границе миров, причем, реальный меня интересует, похоже, меньше, чем тот, в котором я встречусь с Сашей.
  Но я не стала этого говорить. Мне показалось вдруг, что, действительно, именно я и смогу, возможно, помочь Эле.
  Я это именно почувствовала, как будто меня коснулась крылом какая-то невидимая птица, и почему-то я точно знаю, она прилетела от Эли.
  
  
  
   20
  С Жанной мы договорились встретиться в столовой при институте менеджмента, где сестра Эли читала какие-то лекции.
  Столовая служила одновременно выставочным залом.
  Я совсем немного опоздала. Жанна по всей видимости отличалась большей пунктуальностью, потому что она уже вовсю рассматривала картины и так увлеклась, что не заметила, как я подошла сзади.
  - Здравствуйте, вы, наверное, Жанна, - обратилась я к единственной на тот момент посетительнице выставки-столовой - пышнотелой женщине в элегантном черном платье в мелкий ярко-розовый горох, дополненном фактурными, тоже ярко-розовыми, текстильными бусами.
  Черные волосы, чуть тронутые сединой. Властный и немного беспокойный взгляд небольших карих глаз, слегка поджатые губы. Нос в точности, как у Оли - небольшой, чуть вздернутый, как-то даже контрастировал со строгим выражением лица и отчасти смягчал его.
  - Да... Какая интересная картина, - задумчиво бросила женщина таким тоном, как начинают светскую беседу.
  На мой взгляд, картина, заинтересовавшая Жанну, была совершенно обычной. Раскрытый блокнот и белая роза на нем. Сзади кринка с молоком.
  Я только пожала плечами.
  - Ведь кринка непрозрачная, но совершенно точно откуда-то знаешь, что в ней молоко, парное, почти что полный кувшин...
  - И правда, молоко, - удивилась я и искусствоведческой проницательности Жанны, и столь ненавязчиво яркому таланту художника.
  - Каждый, кто хоть раз взял в руки кисть, - продолжала бизнес-леди, - уже старается выпендриться, как ребенок, когда только научится кувыркаться вперед и назад. "Смотрите, я и так могу, и этак" и подпрыгнет еще на одной ножке. Но за всем этим ничего на самом деле нет - так, одни кривляния, а не искусство, а попробуй так напиши глиняный кувшин, чтобы сразу было каждому ясно, что в нем - молоко.
  - Да, - пришлось мне согласиться.
  - Интересно, кто художник? - близоруко прищурилась Жанна. - Подпись неразборчиво. Светлана Т. какая-то, но что-то знакомый стиль, где-то я видела ее картины... Ладно, может быть, вспомню когда-то...
  Жанна деловито прошла к прилавку. И вернулась с двумя чашками чая.
  Пирожные уже ждали на столике у окна, где предложила расположиться Жанна.
  Я не возражала. Она умиротворенно улыбнулась, нахмурилась и снова, выдохнув воздух, улыбнулась. Со стороны это выглядело немного забавно, как будто актриса в театре одного актера готовилась к выходу на сцену.
  Отчасти так оно и было. По всей видимости, Жанна относила к демонстративному типу людей, которому необходимы зрители и внимание.
  - Наверное, вы немного уже в курсе нашей семейной истории, раз знакомы с Элей... - негромко начала Жанна, как будто опасаясь, что нас могли подслушать.
  - Кое-что знаю, совсем немного, - честно ответила я.
  - Что же, например? - во взгляде Жанны заметалось любопытство, и в этом беспокойстве было что-то неприятное.
  - Например, то, что вы мечтали стать художницей, а занялись бизнесом.
  Не знаю, может быть, в моем взгляде или голосе Жанна усмотрела жалость или осуждение, во всяком случае, она вдруг принялась оправдываться:
  - На рынок я пошла не от хорошей жизни, - вздохнула она. - Хотя в роду у нас и были купцы. Ездить в другие города за товаром, продать так, чтобы и самому прибыль, и покупатель остался доволен - это от купцов пошло. Мы купцы. Но они в отличие от нас, современных купцов, челноков, были в чести и уважении.
  Знаете, что такое "челнок"?
  - Лодка, - пожала я плечами. - В швейной машинке еще челнок есть.
  - Вот-вот, - покачала головой Жанна. - В швейной машинке. И в ткацком станке такая штуковина имеется. Так же и мы, как те челноки, мотаемся туда-сюда, - и не без некой гордости Жанна добавила, - целый класс сложился, целая эпоха страны - челночество. Нас когда-то, в начале девяностых, спекулянтами называли. Государственные предприятия скопом переходили тогда в частные руки, кто-то на этой волне оказался за бортом. На дно или в свободный полет - каждый волен выбирать сам. А кто-то, как я и мой муж, просто увидели новые возможности в челночестве, когда поднялся железный занавес. Муж, как и я, челнок. Знаете, по образованию я художник - колледж, потом вуз, но, получается, государство учило меня девять лет для того, чтобы я работала в совершенно другой сфере. Да, челночество для меня, можно сказать, призвание.
  Мы были первыми ласточками, которые успели наладить постоянные партнерские отношения с зарубежными производителями, договориться о скидках.
  Как-то в Грецию мы с Элей поехали вместе. Но для меня Греция это шмотки, для Эли... - ... - пейзажи, все эти Афродиты, нет, они, конечно, тоже нужны, я не спорю, но Эле лезть в бизнес не стоило, точно. В Греции я это окончательно поняла. Ничего хорошего обычно не выходит, когда человек, рожденный для чего-то высокого, для творчества, начинает заниматься вдруг торговлей. Грязная это, скажу я вам, работа, обнажает все пороки человеческого сердца. На рынке, как в джунглях, выживает сильнейший.
  - И процветает тоже.
  - Процветание это довольно относительное, за все те двадцать лет, что я проработала на рынке, ни один из нас не выстроил шикарный особняк, не меняет джипы. В лучшем случае удастся накопить на квартирку. Когда мы с мужем только начинали, первые пять лет не могли позволить себе купить новые кроссовки или новые джинсы. На морозе стояли, тяжести таскали. Кучу болезней нажили. Но болеть "челноку" можно только за свой счет. К тому же, выпасть надолго из обоймы, тем более, если еще не имеешь твердой почвы под ногами - значит лишиться лицензии. Поэтому только после десяти лет работы на рынке я смогла позволить себе родить ребенка, но уже через три месяца снова вернулась на рынок.
  - Виолетту? Это ведь в честь нее вы назвали свой магазин?
  - Да, - мечтательно улыбнулась Жанна. - Виолетточка. Моя радость, моя гордость. Хорошо, в свое время государство дало нам хотя бы голую площадь, где мы отстроили три торговых павильона. Но опять-таки, когда они появились, и арендную плату, соответственно, подняли в десять раз. Хотя другой жизни кроме челночной я себе уже не представла. На рынке остаются только самые шустрые, кто успевает вовремя взять кредит, снять дополнительную площадь и, конечно, умеет найти общий язык с покупателем. Все бы ничего, если бы не такие, как Ветрова. Вот они-то и процветают... До чего же неприятная дама, - поморщилась Жанна. - У нее же на лице написано "проходимка и мошенница", не надо быть физиономистом, чтобы сразу ее раскусить. Как она могла войти в доверие к Эле, с ее тонкой душой, интуицией? Не представляю. Она же сразу видит, кто есть кто. А эта Ветрова... Она частенько наведывалась к нам с проверками, когда мы открыли "Виолетту". Недвусмысленно намекала, что неплохо бы прибарахлиться, и уходила каждый раз с огромными сумками. Сидит на ней все, конечно, как на корове седло, но какие вещи, какого качества!
  
  Мне часто говорят, что я необыкновенно интересная собеседница. На самом деле я просто умею внимательно слушать, особенно когда вижу в рассказываемой кем-то истории потенциальный сюжет для новой книги.
  Нет, дальнейшая судьба Эли меня, конечно же, тоже волновала и даже очень, не такая уж я законченная писательница, но... даже не знаю, что сказать в свое оправдание...
  Как бы то ни было, люди, иногда и совсем не знакомые, порой обнажают передо мной душу, даже если не собирались этого делать. Я внушаю людям доверие, из меня получился бы хороший следователь. При этом я мало рассказываю другим о себе, я достаточно скрытна, хотя и произвожу впечатление весьма открытого человека.
  По-настоящему откровенна я, наверное, только с бумагой, потому что всегда есть возможность сказать, что мои чувства это вовсе не мои чувства, а той книжной героини, которая хоть, действительно, во многом похожа на меня, но все же не я, и вообще в моей жизни ничего подобного не происходило, а если и происходило, то все равно роман-то не документальный, а художественный.
  Соотношение правды и художественного вымысла - как пропорции основных продуктов в рецепте от шеф-повара, и что там еще - знает только он сам.
  
  - Таких, как она, - продолжала Жанна, - вообще не стоит пускать на порог, не то что строить с ними какие-то отношения. Она ненормальная, состоит в какой-то секте, а теперь и Эля в нее попала, отписала Ветровой дом, и теперь в нем проходят какие-то сектантские собрания. Она моя знакомая к ним ходит и тоже хотела даже подарить им свой дом, но родственники ее спохватилась, переписала все на себя. Она и меня звала зайти к ним как-нибудь. Они собираются в основном по воскресеньям. Но я ей сказала: "Это же дом моей сестры". Больше она меня не приглашала.
  - Но вы могли бы ей сказать, что передумали.
  - Да, - поняла, куда я клоню, Жанна.
  Вечером она перезвонила и долго рассказывала, как вызнала у знакомой, что собираются они ближе к одиннадцати утра.
  - Она, конечно, что-то заподозрила, но потом сказала, что после того, как я погружусь, пусть даже ненадолго, в жизнь их, как она говорит, духовной семьи, я стану другой и изменю свой взгляд на многие вещи. Наверное, надеется заманить меня в секту.
   - Вы сказали, что придете со знакомой?
  - Да. Она сказала "очень хорошо". Спросила, давно ли мы знакомы. Я ответила "давно". Так что, чтобы она ничего не заподозрила, давайте будем при ней на "ты". Не возражаете?
  
   21
  Как-то незаметно мы с Жанной перешли на "ты" не только при общей знакомой.
  Переделка, в которую попала Эля, отвлекла меня немного от навязчивых мыслей о Саше. Отчасти нас сблизило сходство Жанны с младшей сестрой, отчасти то, что старшая хоть и не обладала чуткостью младшей, но была человеком компанейским. Такие, как она, сходят за своего в любой компании.
  Наверное, я тоже принадлежу к породе людей-хамелеонов. Во всяком случае Жанна меня не узнала, когда ждала меня со своей знакомой на углу магазина элитных мужских костюмов, где мы договорились встретиться.
  Честно говоря, я бы тоже прошла мимо, если бы меня не остановила мысль "вот женщина, похожая на Элю".
  Они одновременно очень похожи и очень непохожи. Так бывает. Да.
  Милые, уютные черты круглого лица старшей у младшей сестры обретали неожиданную почти аристократическую утонченность и в то же время во взгляде, улыбке легко считывалась доброта и простодушность.
  Старшая сестра выражение лица носила как униформу. Как будто быть открытой и осторожной одновременно ей предписывал некий дресс-код.
  - Привет! - я постаралась произнести это слово непринужденно и весело, так, как здороваются со старыми добрыми знакомыми.
  - Здравствуйте! - брякнула Жанна, но тут же красиво вышла из положения.
  - Ой, я тебя не узнала!
  - Богатой буду! - продолжала я в том же духе. - Красивое пальто, - сказала первое, что пришло в голову, хотя пальто было самое обычное - серое в мелкую темно-зеленую крапинку.
  И знакомая торжественно повела нас в бывший дом Эли.
  Внутри он теперь представлял собой один просторный зал с возвышением для сцены, под которой внизу притаился баян.
  Мы с Жанной хотели остаться у входа, откуда было удобно незаметно наблюдать за происходящим, но Люда (так зовут знакомую) решительно запротестовала.
  - Нет, нет, вон там свободные места! - и вместе с симпатичным парнем, которого можно было принять за ди-джея, а может, он им и являлся, потащила нас к самой сцене.
  - Это Максим, - торопливо знакомила нас на ходу Люда. - А это... - к нам, широко улыбаясь, подошла высокая светловолосая девушка, - это Майя, - если что задавайте ей любые вопросы, она обо всем расскажет, - вручил нас на попечение красавицы Максим. Видимо, он, действительно, был кем-то вроде тамады.
  Да. У меня было ощущение, как будто мы с Жанной случайно попали на свадьбу, и сейчас нас будут развлекать, чтобы мы, как незваные буки, не сидели в стороне от всеобщего веселья.
  Под потолком покачивались на ветру бумажные фонарики, салатные и розовые.
  Улыбка Майи лучилась восторгом и счастьем, а глаз, ее взгляда я почему-то не помню.
  Стройную фигуру удачно обтягивало простое, но изящное мини-платье. Лазурного цвета, оно прекрасно сочеталось с ее солнечно-русыми волосами.
  - Наверное, вы здесь давно, раз все знаете? - спросила я, потому что нужно было с чего-то начать разговор.
  - Что вы, совсем не все, - всплеснула даже руками Майя. - Я здесь четыре года.
  - Майя у нас целительница, - важно представила Люда.
  - Исцеляю не я, а, - Майя подняла взгляд к салатному фонарику, спускавшемуся над нами. - А я... я просто поверила и молюсь с верой об исцелении.
  - Очень интересно, - в голосе Жанны, действительно, звучал самый неподдельный интерес. - А от каких болезней исцеляете?
  - Не я... - повторила она. - От всех, но такого при мне, чтобы кто-то исцелился, я не знаю, от рака... вы же это хотели услышать? Такого не было, но нет ничего невозможного. Приходите к нам в субботу и сам увидите, как происходят исцеления, - подытожила Майя.
  Люда с беспокойством следила за Жанной.
  - Ну как вам у нас?
  - Необычно, - сдержанно ответила Жанна.
  - Да, у нас нет икон, колоколов, мы считаем, это все не нужно, а нужна только искренняя вера.
  - Молодежи много у вас, - обвела Жанна взглядом зал.
  - Не только молодежи, я, например, бывший партийный работник, всю свою прежнюю жизнь была атеисткой.
  Жанна вздохнула.
  - Думаешь о доме? - заволновалась Люда.
  - Об Эле, - уточнила Жанна. - Она приходит к вам?
  - Мы ее звали, - уклончиво ответила Люда. - Не все, как я, приходят каждую неделю, кто-то чаще, кто-то реже...
  Людмила осеклась на полуслове, потому что на сцену поднялся бритоголовый плотный мужчина в ярко-красном галстуке. Он поприветствовал всех нас, широко улыбаясь и простирая к небу руки.
  Максим стоял внизу перед ним и повторял каждое его движение, будто призывая собравшихся делать то же самое.
  Речь, впрочем, была недолгой, и мужчина в красном галстуке уступил место какой-то рок-группе.
  Я спросила у Майи, как она называется.
  - Просто группа, - ответила девушка.
   Просто рок-группа состояла из музыкантов разных возрастов. Совсем юный бас-гитарист, мужчина лет сорока пяти с соло-гитарой, за барабанной установкой дама лет тридцати с небольшим. Примерно столько же солистке - пышнотелой блондинке с несколько хищным лицом, но черты его красивы и правильны. Голос тоже красивый и сильный, но от него постоянно отвлекает внимание слишком устойчивый каблук батильонов. А может быть, я обратила на них внимание, потому что слишком старалась подмечать каждую деталь - существенную, и не очень. Почему-то эти каблуки и красный галстук одного из их, по-видимому, лидеров были важными чертами этой нестатичной картины. Иногда мне кажется, вся наша жизнь бесконечное гениальное полотно, пришедшее в непрерывное движение.
  Такая ересь вертелась в моей голове, когда я обводила взглядом по контуру три высоких бело-голубых свечи на журнальном столике.
  Их почему-то так и не зажгли.
  На сцену снова вышел господин в красном галстуке.
  Людмила сообщила нам полушепотом (почему-то восторженным), что он семь лет отсидел за разбой.
  Раскаявшийся разбойник между тем призывал отрешиться от всех земных проблем, от насущных забот.
  "От всего, что еще вас там волнует", - поймал мой приклеившийся к столику взгляд.
  А потом на сцену снова вышла та же группа и снова исполнила те же песни, во всяком случае, одна из них точно уже звучала второй раз за утро.
  Следующим выступал с проповедью какой-то мужчина с небольшой бородкой. Людмила шепотом сообщали нам, что он просто активный член общины, и что никому не возбраняется призывать к делам добра.
  Он говорил о взаимоотношениях детей и родителей, сопровождая свой рассказ видеорядом с инфографикой, и ставил в пример всем кавказцев, почитающих отцов и матерей.
  В проповеди время от времени проскальзывал один и тот же сюжет, как кто-то продал свой временный дом ради дома вечного и никогда ничуть не пожалел об этом, хотя это и не имело прямого отношения к теме.
  - Сегодня мы видим среди нас новые лица, - остановился, не доходя до сцены, господин в красном галстуке. - И это замечательно, все не случайно в этом мире. Всему свое место и свое время. Давайте же возьмемся все вместе за руки и все вместе помолимся за них, пошлем им свою любовь, свои добрые пожелания.
  Я сжала протянутые мне ладони - прохладные Майи и теплые Жанны...
  - Отпусти, отпусти, отпусти, - услышала я горячий шепот Людмилы, обращенный к Жанне. - Вот оно, настоящее, вот оно!
  При этих ее словах откуда-то из-за стульев появился вдруг большой бархатный мешок, отделанный золотом, - для пожертвований.
  Людмила достала из сумочки приготовленную заранее пятитысячную купюру и с чувством благоговения опустила ее в мешок.
  Добрые пожелания на этом не заканчивались. На сцену вышла полная красивая брюнетка в платье цвета электрик с ажурными вставками. Оно отлично гармонировало с ее длинными, отливающими синевой, блестящими волосами и ровно обрезанной челкой и букетом белых хризантем в руках.
  Появление яркой красавицы послужило сигналом для Майи и она, прихватив с подоконника стопку шоколадок, поспешила с ними на сцену.
  Шоколадки предназначались для именинников. Их, чуть смущенных, выстроили в ряд, желали им всяческих благ и новых духовных побед, а одной, женщине средних лет со стрижкой, в простом, но симпатичном черном платье-трапеции вручили букет хризантем. Белое на черном смотрелось как-то очень уж показательно-торжественно, как на первосентябрьской школьной линейке.
  Позже в кафе-столовой, бывшей мастерской Эли, Людмила рассказала нам полушепотом историю той женщины.
  - Ее подобрали в лохмотьях с тремя детьми на вокзале, отмыли, одели, накормили... Живут они здесь же, в общине. А скольким еще несчастным можно будет помочь, спасибо Элечке и всей вашей прекрасной семье...
  
  
   22
  Жанна довезла меня до дома. Автомобиль, настоящий дом на колесиках, располагал к разговорам.
  Я села сзади за столик, а Жанна впереди рядом с мужем, приехавшем ее забрать.
  Сначала я приняла его за ее личного водителя, так подчеркнуто старался он не привлекать к себе внимания ни поведением, ни одеждой, ни лишним словом, ничем.
  - Ты знаешь, что Виктория - известная писательница? - с какой-то гордостью даже представила меня благоверному.
  - Ты прочитала мою книгу?
  - Нет, - честно призналась Жанна и тут же солгала. - Но собираюсь прочитать. Если честно, я больше люблю детективы или что-нибудь про любовь.
  - Там есть про любовь, - навязчиво рекомендовала я собственный шедевр. - Еще какая любовь! Герой спасает героиню от болотной гадюки.
  - Отчаянный мужчина, - чуть заметно поморщилась Жанна.
  - Он вырос в тех местах, среди болот.
  - Тогда понятно.
  - Да. Бесстрашный сельский парень.
  - А кто его соперник?
  - У него нет соперника, - растерялась я.
  - Как это нет соперника? - возмутилась Жанна. - А в чем же тогда интрига?
  - Интрига в другом, в том, что героиня бросает вызов обществу, в котором все решают деньги и связи.
  - Она проиграет, - уверенно и грустно произнесла Жанна.
  - Нет, - еще более уверенно ответила я.
  Жанна пожала плечами и вздохнула, и я решила проявить тактичность, не вынуждать ее повторять обещание прочитать мой роман. По-моему, она сочла его несколько надуманным и слишком замысловатым для того, чтобы хотя бы начать читать, и, значит, она никогда не узнает Джордану.
  Для тех, кто не читал это прекрасное произведение, кратко перескажу сюжет.
  "Когда растает снег" - так называется мой роман.
  Книга о девушке с необычным именем Джордана пока единственное, что я написала, хотя иногда я подумываю о продолжении, но потом все же прихожу к выводу, что сказала все, что хочу сказать.
  Джордана любит живые цветы, не те, которые уже чахнут, сорванные, в вазе, а те, которые растут в земле. Сорвать, как бы не так, Джордана никому их не позволит! Она с детства одержима идеей сделать мир лучше. Ее мечта сбылась. Она довольно известный ландшафтный дизайнер, к ней обращаются власть и деньги имущие, и она превращает в живые произведения искусства площадки перед супермаркетами и коттеджами, что позволяет ей купить подержанный автомобиль и путешествовать по старинным городам. Как для любого по- настоящему талантливого человека, смысл искусства для Джорданы не в зарабатывании денег. Она создает шедевры возле детских приютов и домов престарелых. Но как бы не старалась Джордана, в мире по-прежнему остается много зла, а ее шедевры неизменно погребает толща снега, и к весне люди уже забывают о них. Земле нужно очень много ландшафтных дизайнеров, чтобы она постоянно пребывала в красоте. В общем, однажды Джордана обнаруживает на разбитой ей на окраине города прекрасной клумбе в форме двух плывущих рядом и касающихся друг друга боками дельфинов следы пребывания человека, а попросту говоря, свалку. Страшно разочаровавшись в горожанах, Джордана решает самоудалиться в деревню, то есть становится даун-шифтером. Вдали от цивилизации она решает обустроить собственный восхитительный мир, у нее даже появляются друзья - семья фермеров-отшельников с семью детьми и смешной фамилией Жук. Старший сын Жука Джастин однажды спасает Джордану от болотной гатюки и влюбляется в необычную отшельницу. И все бы хорошо, но цветы неизбежно вянут осенью, а впереди такая длинная зима. И в ожидании весны Джордана лепит из снега цветы. Но с приходом тепла они становятся водой, а Джордана с самого марта ждет новой зимы...
  
  
   23
  Казалось, промозглые затяжные дожди, так неуместные зимой, хотели смыть с людей одежду и даже тела.
  Как назло в квартире Лисички вырубило все лампочки разом, как это случается в старом доме. Электрик обещал приехать рано утром, а пока я смотрела на дождь из окна.
  На этот случай у меня имелась настольная лампа в форме свечи.
  "Надо бы ее зажечь", - подумала я и приготовилась повернуть лампочку, вытянутую вверх наподобие пламени, но неожиданно электрический огонек вздрогнул и ярко засиял, как настоящая свеча.
  Старый дом сотрясается от шагов, от голосов, от чего угодно, вот и пришел в движение нехитрый механизм, нашли я самое простое объяснение.
  Я прислушалась. В дождливой тишине не было слышно тиканья часов. Или, может, музыка непогоды заглушала его? И все же они прячутся в этой квартире, как затаившийся зверек.
  На столе зазвонил телефон, и это было очень кстати. Номер показался мне знакомым.
  Да. Сегодня меня приглашали в театр, а я совершенно забыла об этом, как вообще перестала придавать какое-либо значение всем новым знакомствам. Да, иногда я выбиралась на свидания в кино, кафе или ресторан, потом меня провожали до дома и, оказываясь за дверями Лисичкиной квартиры, где жил Саша, я тут же забывала об очередном ухажере. Еще недавно сама мысль хранить верность человеку, которого никогда не видела и даже не знаешь толком, как он выглядит, и которого уже нет на Земле, показалась бы мне абсурдной, но именно это происходило со мной. Даже строгая соседка Лисички и та ни в чем не могла меня уличить. До этих пор никто кроме кота из представителей мужского пола не переступал порог моего временного дома.
  Я с вызовом посмотрела на искусственный огонек пластмассовой свечи, повернула его обратно и, твердо решив влюбиться сегодня же в кого-нибудь реального, впотьмах направилась к выходу.
  Стратегия чувств, которую я придумала, пока спускалась с первого этажа, была проста - не замечать недостатков и отмечать малейшие достоинства.
  Знакомый вышел мне навстречу без зонта и с букетом, открыл мне дверь машины.
  "Галантный", - поставила я в уме жирный плюс.
  - Ты знаешь, в театре сегодня трагедия. Шекспир. Итак погода не важная, да и трагедии я как-то не очень люблю. Лучше сходим в другой раз на какую-нибудь веселую комедию. Может, лучше в кино или где-нибудь посидим, или... - знакомый слегка притормозил возле филармонии. - Что там у нас сегодня? Моцарт, золотая флейта... Скукотища... Поедем лучше в "Старую Прагу", неплохой ресторанчик...
  - А я очень люблю Моцарта, - призналась я, почему-то чувствуя неловкость за свои пристрастия.
  - Хорошо, хочешь на Моцарта, пойдем на Моцарта. В любом случае, лучше, чем Шекспир.
  Саша бы так никогда не сказал - выбралась, как мышь из норы, непрошенная мысль из черной дыры подсознания.
  Флейта, на которой играла юная богиня в лиловом бархатном платье в пол, была, действительно, золотой, марка какой-то известной фирмы, не в этом дело. Теперь я знала, как поет та птица с флейтой вместо носа, которая высиживала золотые яйца в чаще неземного леса. Я как будто брела по этому лесу, и Моцарт-шутник смеялся над временем из Вечности, и зимний дождь за окнами становился забавной шарадой.
  - Ничего, можно послушать для разнообразия, - вынес в антракте вердикт мой новый знакомый. - Мне больше нравится современная эстрада.
  Я тщетно пыталась выискать в моем новом знакомом что-то, что могло бы меня удивить и восхитить, но он, похоже, совершенно ничем не интересовался, кроме бани, шашлыка и рыбалки, и то рыбак он был, судя по всему, так себе.
  Театр, который и ввел меня поначалу в заблуждение, тоже не входил в сферу его интересов. Он всего-то три спектакля и видел, один из которых "Винни-Пух" (дочь выиграла в школе два билета, и пришлось ее вести), а два других - комедии, какие, он не помнит.
  Всю свою жизнь он проработал на одном месте и в одной должности - прорабом в строительной фирме, и ничего в своей жизни менять не собирался. Разве что после развода года три он наслаждался свободой, а теперь ему хочется, чтобы рядом был близкий человек, но я уже точно знала, что этот близкий человек не я.
  Умом я понимала, что мой новый знакомый, возможно, неплохой человек, пусть и не особенно разбирается в музыке, а чтение книг считает пустым времяпрепровождением. Он так и сказал "зачем тратить время на книги, лучше сходить на шашлыки и на рыбалку". Да, такой глупости Саша, уж точно, никогда бы не сказал!
  Не знаю, какие книги читал Саша, но уверена, он их читал. И много. Не то, что мой новый знакомый зануда, с которым я, конечно же, больше никуда не пойду. Да. Мой новый знакомый (как, впрочем, и все прочие мои новые и старые знакомые) с треском проиграл в битве с невидимым Сашей.
  Я пробралась на кухню, села за стол, зажгла свечу.
  - Ну что? - обратилась я в пустоту съемной квартиры. - Ты доволен? Ладно, не обижайся, - я поставила букет в вазу. - Я знаю, ты не виноват. Это все Моцарт...
  За тонкой перегородкой завозилась соседка. Наверное, решила, что у меня гость. Мужчина. Я даже отчетливо представила ее ухо, плотно прижатое к стенке и расхохоталась.
  Да, согласна, разговаривать с собой, смеяться в квартире без света - все это несколько странно. Хотя вся моя жизнь в последнее время стала какой-то странной.
  Влюбиться в умершего человека - за гранью моего понимания, вообще за гранью. Я слышала, влюблялись в Есенина и других умерших поэтов, но Саша не поэт и не художник, не один созданный им шедевр не пережил его самого. Хотя ничего страшного не произошло. Просто напишу новый роман.
  
  
   24
  Ночью меня разбудило тиканье часов, и это было не страшно, а странно, только как будто навалилась со всех сторон пустота.
  
   25
  Под моим окном все время пасется тип, и я бы приняла его за тайного поклонника, если бы он не отводил от меня так быстро глаза, как будто боится встретиться взглядами.
  Он поглядывает на меня как-то искоса. Какое-то шестое чувство подсказывает мне, что нужна ему именно я. Остается только гадать, зачем.
  Я видела его во дворе уже несколько раз, у нашего подъезда.
  Нет, совершенно точно, он в нашем доме не живет, у меня отличная память на лица.
  Мои соседи напротив - молодая счастливая пара Андрей и Лена. Как и все люди, довольные своей жизнью, они стараются сделать лучше и жизнь окружающих.
  Соседка, от которой меня отделяла тонкая перегородка, Тамара Васильевна относилась ко мне высокомерно-пренебрежительно, точнее, совсем меня не замечала, но замечала соринки у порога, накренившийся почтовый ящик - все-все-все, и докладывала напрямую Лисичке, а та уже звонила мне и просила подмести у порога и заодно поправить ящик. Просила заискивающим тоном, дескать, да, соседка та еще грымза и вредина, но лучше с ней не связываться.
  Связываться я с ней совсем не собиралась, вряд ли вообще когда-либо позвоню в ее квартиру.
  Тем более в моей есть все, что нужно мне сейчас, образно говоря, зачем Магомету идти в горы, если все горы, моря и леса, какие он только пожелает, сами придут в его крошечную квартирку?
  Вот только закончились спички, и пришлось идти за ними в соседний магазин, благо, соседних магазинов вокруг великое множество, больших и маленьких, и в том числе работающих круглосуточно.
  Нет среди них только художественного, в который я наведываюсь все чаще.
  Процесс покупки профессиональных акварельных красок сродни инициации. Магически звучат названия цветов - кадмий, умбра, охра, ультрамарин, индиго - и ты уже не ты, не та, которая была до приобретения.
  Еще в нашем доме живет тот самый дальнобойщик, который развел мокриц у Лисички, но теперь двумя этажами выше и в двухкомнатной квартире.
  "Как-то встретил меня, - не без злорадства поведала мне как-то Лисичка, - и говорит "а плачу я почти столько же, сколько за однокомнатную". Это он не знает еще, сколько ему насчитают за коммунальные услуги, особенно сейчас, когда зима".
  На обратном пути из магазина я снова заметила того типа, который прятал нос в поднятый высоко воротник. Может быть, просто замерз, но у меня интуиция, как у дикой кошки, и она не посылает просто так сигналы "Осторожно". Зачем он следит за мной?
  - Осторожно, здесь очень, очень скользко, - резво обогнал меня пожилой мужчина с прекрасной выправкой. Он жил с дочерью и двумя внуками на втором этаже. Наверняка, военный, в отставке.
  - Дамы вперед, - открыл передо мной дверь и чуть наклонившись, сделал шаг назад, как на балу.
  Я обернулась. Тень странного типа мелькнула за забором.
  
   26
  Впрочем, о данном эпизоде я забыла уже на другой день. Другой день был в общем-то самым обычным днем, но в любом самом обычном дне всегда можно найти что-то необычное, судьбоносное даже. Правда, осознаешь, что да, вот же, это был знак, иногда не сразу.
  Нехотя, так как погода была пасмурная и холодная, в общем, неважная, я выбралась из дома и направлялась в ближайшее отделение банка. И деньги, и продукты в холодильнике уже закончились, но, к счастью, перечислили гонорар из детского журнала за сказку, которую я отослала им уже давно и, признаться, уже забыла о ней.
  Рассказывалось в ней о неких фантастических существах, и чтобы художнику было понятнее, как они выглядят, я их даже отважилась изобразить. Как ни странно, редактору понравилось, и он даже решил опубликовать сказку вместе с моим же рисунком. И теперь, шлепая за гонораром, я думала о том, что здорово было бы стать настоящим художником-иллюстратором.
  Не удивительно, что я оказалась на одной волне с одной своей очень давней и не очень близкой знакомой.
  Она, как и я, с детства мечтала быть художницей, но работала много лет в банке. И вот теперь, встретив ее на улице, возле того самого банка, я поняла в полной мере смысл фразы "заново родиться".
  Татьяна (так зовут знакомую) с таким восторгом и упоением рассказывала о Профессоре живописи, у которого она взяла пару уроков, и который как раз набирал группу, что мне тоже захотелось исполнить свою детскую мечту.
  Правда, пока дело ограничилось тем, что я купила акварельные карандаши, акварельные краски, тюбик лимонно-желтой масляной, небольшой листок грунтованного картона, кисть и лимон, который собиралась изобразить, как сказать, с натуры. Но у меня ничего не вышло. Кисть оказалась слишком тонкой и мягкой, так что лимону была одна дорога - в чай.
  
   27
  Да. Среди моих близких и неблизких знакомых почему-то много художников.
  Вчера после обеда позвонила Роза. Мы с ней не то, чтобы подруги, но прекрасно понимаем друг друга. Роза расписывает матрешек, глиняную посуду и игрушки, а ее муж Кондратий их создает. Познакомились мы довольно давно на какой-то творческой тусовке и с тех пор время от времени общаемся. Они даже приглашали меня погостить на денек в их загородный дом, кто бы мог подумать, в готическом стиле.
  При этом они были так искренни и дружелюбны, что я не смогла им отказать. Мне нравится описывать чужие дома, наверное, потому, что собственного у меня нет. Мне нравится заглядывать в окна домов незнакомых мне людей. Не подглядывать, а мимоходом как будто случайно ухватить силуэты, цветные какие-то пятна, может быть, обрывки разговора - воображение сложит все воедино. А потом какое-то время спустя спросить у кого-то, кто знает, кто живет в таком-то и таком-то доме и как там живут. Такая игра в "Угадай, что творится за окнами дома", мне кажется, прекрасно развивает интуицию, раз за разом ты все ближе к истине и часто, как опытный оценщик пробу золота, видишь уже на глаз - за этой занавеской обитает чье-то счастье, а эти шторы скрывают фальшь.
  А такие дома, как у Розы и Кондратия, я просто обожаю.
  У таких домов есть характер, душа.
  По деревянной лестнице-спирали можно, как в трюм, спуститься в подвал и подняться наверх, усесться, свесив ноги, на окно уютной башни. Под ногами верхушки цветущих садов. Среди яблонь, груш и вишен притаилась японская гостья сакура.
  В саду - небольшой пруд. Возле зарослей ирисов цвели маки всевозможных оттенков - красные, белые, розовые, желтые и даже голубые.
  - Мало кому удается вырастить голубой меконопсис, - с невольной гордостью сообщила мне Роза. - Если хочешь, я тебя научу.
  Я кивнула. Само имя Розы, мне казалось, предопределяло ее любовь к цветам.
  Она даже подарила мне семена удивительного цветка, привезенные другом Кондратия из какой-то гималайской экспедиции. Многие коллекционеры флоры позавидовали бы сокровищу, которое лежит, завернутое в белый лист, вырванный из блокнота для эскизов, у меня на полке в квартире Лисички.
  - Еще хочу, чтобы у меня в саду были голубые плетисные розы, - мечтала вслух Роза, - правда, говорят, оттенок у них совсем не такой, какой представляется многим, не кобальтовый, а слегка голубоватый, ближе к сиреневому, но все равно хочется. Пойдем, покажу тебе свою новую картину.
  На новой картине Розы голубело целое поле меконопсисов. У картины не было рамы, и она казалась совершенно бескрайней.
  "Бескрайний" - на Земле сплошная аллегория. Мы говорим "бескрайнее поле", прекрасно зная, что и у леса, и у поля, конечно же, есть края, как даже у океана, как ни хочет он выйти за предначертанные грани.
  А у поля голубых меконопсисов на картине Розы не было границ, оно было, действительно, бескрайним.
  Меконопсисов на нем могло оказаться как звезд. Целая Вселенная голубых меконопсисов.
   Роза учила меня писать их маслом.
  Когда-то пару лет тому назад я брала несколько уроков керамики у одного маститого мэтра, во всяком случае именно так нескромно, хотя ему, наверное, казалось, с самоиронией, себя называл "маститый мэтр". У него было морщинистое, слегка брезгливое лицо, высокий умный лоб и беспокойные, как у пойманной мыши, глаза.
  Не знаю, почему мне пришло в голову это сравнение с грызуном. Наверное, потому, что мы с ним делали полую мышь. Она вполне могла бы стать колокольчиком. Но я почему-то не захотела. Решила, пусть будет полая мышь.
  На мой взгляд, она получилась отличной. С вздернутым носиком, наивной и с хитрецой.
  "Мышь с характером" - одобрил маститый мэтр.
  При обжиге шов на платье моей мыши слегка разошелся, но это, на мой взгляд, ничуть не портило ее внешнего вида.
  Маститый мэтр тоже сказал "Ничего страшного. Так бывает", и мы остались бы довольны друг другом, если бы я не задала один вопрос.
  Мастер был не только керамистом, но и художником-живописцем, и я знала это.
  Осторожно я поинтересовалась, можно ли у него взять заодно и уроки живописи.
  - Да вы что! - воскликнул он таким оскорбленным тоном, что у меня не осталось ни малейших сомнений: я покусилась на святое. - Этому двадцать лет, всю жизнь учатся, а вы думаете, так все просто: пришел и научился. Так не бывает. Керамика - другое дело, и здесь тоже можно совершенствоваться и совершенствоваться - хоть всю жизнь. Глина - материал благодатный.
  Но мне расхотелось уже заниматься керамикой... Но сегодня позвонила Роза.
  - Послушай, - начала она чуть заискивающим тоном. Такой обычно не предвещает ничего хорошего, но в этом случае вышло как раз наоборот. - У Кондратия в группе не хватает одного человека. Можно записать тебя для галочки? В смысле, фиктивно.
  - Пожалуйста, - разрешила я и добавила, что как-нибудь, не прямо сейчас, а попозже записалась бы в группу к Кондратию не фиктивно, а с удовольствием научилась бы делать и обжигать горшки. Пока же это дело кажется мне слишком трудным, и вкратце я рассказала Розе о Маститом Мэтре и Мыши.
  - Ха! - издала Роза победный клич амазонки. - Нашла, у кого учиться! У дилетанта! Кстати, что ты делаешь завтра вечером?
  - А что?
  Голос Розы звучал так многообещающе, что я готова была отменить чуть ли не любые планы.
  - Завтра Кондратий едет к Никите обжигать котов, - продолжала интриговать Роза. - Если хочешь посмотреть, как работают настоящие профессионалы, он возьмет тебя с собой.
  Что я могла на это ответить?
  Только то, что ответила.
  - Хочууу!
  
  
   28
  По настоящему талантливые люди остаются детьми на всю жизнь. А таких взрослых детей как Кондратий и Никифор еще поискать!
  Кондратий даже верит в бабу Ягу. Мне кажется, он говорит об этом вполне серьезно.
  По образованию Кондратий геолог, о чем он сообщает, чуть смущаясь, словно чувствует досаду и почему-то вину за то, что не смог выведать у каменистых пород и половины их тайн, но теперь решил взять реванш и привлек в союзники высокое искусство.
  Кто-то скажет, горшки и кувшины никакое не высокое искусство, а простое ремесло. Что ж, этот кто-то, скорее всего никогда не был в мастерской Кондратия и Никифора.
  Гораздо больше она похожа не на мастерскую художников, а на лабораторию алхимиков, и так отчасти и есть.
  Дом Никифора настолько просторный, что кажется мне похожим на лабиринт. Как будто стены в нем только условность, и кажется, что комнат в нем на самом деле гораздо больше, чем те несколько просторных залов, которые я видела. Я, правда, не помню, сколько их там. В одном из помещений находится печь, гончарный круг, куча еще какого-то оборудования, которое превращает глину в почти ожившие создания. А может, они и впрямь оживают, когда хозяев нет дома?
  Ежики, распушив иголки, громко топают ножками и сопят, а коты и мышки играют в кошки-мышки.
  Глиняные черные коты с завитушками хвостов уставились на меня, выстроившись в ряд в соседнем зале.
  Лакированные, с черными ушастыми головами, мне показалось, они улыбались мне все, как один, как старой знакомой. Рядом с ними ждали обжига такие же белые. Так и хотелось ответить: здравствуйте, мы где-то с вами встречались? Может быть, в этом огромном готическом замке из глины у соседней стены. Интересно, найдется ли у него покупатель, какой-нибудь обеспеченный эльф?
  "Вы не летали на корабле в позапрошлую среду?" - подсказывает улыбчивый котяра и косит на летучий корабль, на всех парусах стремящийся к звездам, но звезд не видно из-за потолка, только молодильные яблочки притаились наверху в углу.
  Зато в третьем помещении, где собраны горельефы, один из них вобрал в себя все мои мысли, закрутил их в воронку вместе с небесными телами, так что не сразу понимаешь: планеты - из стекла, которое Кондратий и Никифор искусно вживили в глину.
  - Она же живая, они, планеты движутся!.. Как вам это удалось?
  Я не могла и не хотела сдерживать восторг.
  - Игра света, - в двух словах объяснил Кондратий. Они с Никифором довольно улыбались и предложили нам с Розой тортик и чай из бузины.
  Женщины редко попадают за их алтарь искусства, но тех, кому повезло, они всегда угощают напитком на травах и чем-нибудь сладким.
  
  
  
  
   29
  Умершего человека любить легко. Он не храпит по ночам. Не разбрасывает носки по углам. Не спросит, почему не отвечала на звонки.
  Да, в таком тяжелом и легком случае можно только самой решать, что ему говорить и думать, и делать. И не важно, что все это только твои фантазии. Мир эмоций и чувств куда реальнее, чем ободранная клеенка на старой двери Лисички.
  Да, еще чуть-чуть, и эта клеенка истлеет вконец. Надо хоть чем-то заклеить ее.
  Мысли о Саше так плотно заполнили мою реальность, что практически заменили мне ее, даже более того, стали важнее реальности. Гораздо важнее.
  Вырвать меня из этого наваждения могло только что-то из ряда вон выходящее. Я даже не знала, что.
  Может, поискать какую-то работу?
  Внутренний голос порой дает весьма неплохие советы.
  Пролистав доску объявлений на сайте рекламной газеты я пришла к неожиданному выводу - прельщает меня всего-навсего одно объявление - экскурсовод на выставке обезьян. Туда я и отправила свое резюме.
  
   30
  В тот день у меня не было совершенно никаких планов, но никогда не знаешь, что произойдет в следующий момент, а произошло вот что. Мне позвонили с выставки обезьян. Звонивший представился, почему-то чуть смущенно, Иваном.
  Собеседование назначили на вечер.
  В восемь вечера рабочий день еще продолжался. Молоденькая билетер ждала посетителей у входа. Посетителей, правда, уже не было.
  - Вы на собеседование? - появился из-за ширмы молодой мужчина с гибким телом и подвижным лицом
  За ней более пятнадцати приматов - одни прыгали по клеткам, другие скучали в них.
  - Как вообще, животных любите?
  По-видимому, это был решающий вопрос.
  - Да, - честно ответила я.
  - Но надо не только проводить экскурсии, но и убираем за животными сами. Как вы к этому относитесь?
  - Нормально, - не увидела я особой проблемы.
  - Вот и хорошо. Не только утром, но и в течение дня, в процессе, но вы, я вижу, девушка подвижная, справитесь. И смотрите, чтобы обезьяна не укусила посетителей. За это у нас штрафуют. Экскурсовода на 5 тысяч, администратора - на 10, а меня - на 20. А как вы относитесь к частым переездам? Вас ничто не держит? В каждом городе мы останавливаемся максимум на месяц, потом переносим клетки, но это уже у нас делают мальчики, и едем дальше. Следующий город - Ростов-на-Дону.
  - Нормально.
  - Вот и хорошо, а то работала у нас недавно одна девушка, тоже сначала ее ничего вроде бы не держало, а через месяц оказалось, что это не так.
  Мартышки протягивали мне лапки, словно приглашая в свой нескучный коллектив. Одна из них, правда, посматривала на меня как-то настороженно, а крупная надпись возле клетки предупреждала:
  "Женщинам и детям не кормить".
  - А мужчинам можно?
  - Можно, - удивил Иван. - Мужчин она любит. Это мартышка брасса, у них на одну самку в природе приходится по десять самцов, поэтому в каждой женщине, не только в мартышке, они видят соперницу.
  Обезьяний мир начинал меня завораживать.
  - А это, - продолжал потенциальный работодатель, - капуцин, они у нас артисты, такие особи снимались в "Пиратах Карибского моря", "Ночь в музее", такую обезьянку можно увидеть и в детском мультфильме "Алладин".
  В какой-то передаче я видела, что капуцины по своему развитию находятся на уровне пятилетнего ребенка и могут даже помогать ухаживать за больными или выполнять работу официанта.
  - Зарплаты у нас хорошие, - перешел молодой человек от обезьян к людям. - Первые три дня, пока вы будете стажироваться, то есть смотреть, как нужно правильно делать, и учиться у второго экскурсовода, оплата - 500 рублей в день, потом тысячу, а когда уже научитесь всему, тогда и суммы совсем другие - проценты от общей выручки. В ином городе, где на выставку хорошо идут, и по 120 тысяч на каждого, жилье, проезд оплачиваем. Работа интересная, но не у каждого, конечно, получается, да и обезьяны могут не принять...
  - Как это?
  Обезьянки кажутся самим воплощением приветливости и дружелюбия, особенно гиббон Микки, который, по-видимому, здесь чувствует себя "главарем".
  - Сейчас я позову администратора, она расскажет детали.
  Администратором оказывается шикарная длинноволосая натуральная блондинка с необычным именем Виолетта.
  - Главное, чтобы обезьяна не укусила посетителя, - еще раз акцентирует она, так что это уже начитает настораживать.
  - А что часто кусают?
  - Очень редко, но случается. Поэтому обезьян даем в руки не всех.
  - Может, проще вообще не давать?
  - Нет, так нельзя, выставка у нас контактная. Если видите, обезьянка настроена дружелюбно и готова идти на руки, тогда можно доставать ее из клетки, если нет, предложите другую или сначала прижмите к себе, незаметно успокойте... Посетитель должен уйти довольным. Поэтому сейчас вам нужно начитывать всего о мартышках как можно больше, и если что, звоните, спрашивайте у меня, можно и очень поздно, я иногда до двух ночи не сплю. Но рассказывать надо не факты из энциклопедии, а что-то интересное. Например, черные хохлатые мангобеи во многом лучше людей, никогда не бросят детенышей, принимают в свою стаю даже потерявшихся маленьких обезьянок других видов. А кто-то приходит сюда, просто хочет поговорить, здесь надо по ситуации смотреть. Людей иногда много и все разные, поэтому у нас и работает сразу два экскурсовода, потому что если посетители будут ждать, пока наберется большая группа, им надоест и они могут уйти. Ну что завтра к одиннадцати? - переводит взгляд с подошедшего босса на меня администратор.
  В одиннадцать начинает работать выставка.
  - К восьми, к началу рабочего дня, - не собирается он делать поблажки новичкам.
  Впрочем, позже пришла sms от администратора: "Завтра начало рабочего дня в 8.30".
  
  Где-то на самом дне сумки у меня завалялось старое немаркое платье, видимо, как раз на такой случай. Как фокусник, вытаскиваю его и, оставив на столе, иду за утюгом и гладильной доской.
  Когда же снова поднимаю платье, весь низ его оказывается в какой-то противной желто-зеленой жидкости.
  Пытаюсь краску оттереть, но платье проще выбросить, что я, собственно говоря, и делаю. Художница!
  Одежды у меня в моем временном доме совсем немного, и утром влезаю в первое, что подвернулось под руку, а подвернулось мне простое, но элегантное бежевое трикотажное платье, в котором я была вчера на собеседовании.
  Стрелки часов по своему обыкновению куда-то несутся, как с ними обычно происходит в начале дня, особенно, если рано встаешь.
  Ладно, решаю я, все равно, первый день, мартышек брать на руки не буду, зато платье хорошо сидит, и нем приятно будет встречать экскурсантов.
  
  Утром запах в помещении выставки стоит такой, что как говорится, хоть топор вешай, но быстро привыкаешь. С ним предстоит бороться, в частности, и мне, с помощью моющих средств, но прежде обезьян нужно накормить
  В 9.45 молоденькая девушка-экскурсовод уже почти нарезала курицу и зелень для мартышек.
  Девушку зовут Настя. Познакомившись, интересуюсь подробностями работы. Оказывается, в каждом городе компания снимает на всех одну или две квартиры.
  - У каждого отдельная комната.
  - А на чем переезжаете?
  - На автобусе. Будете ехать вместе с обезьянами, - присоединяются к разговору двое симпатичных ребят. - Они у нас переезжают в других транспортировочных клетках поменьше. Ехать шумно, но весело.
  - А выходные есть у вас?
  - Конечно, можно брать любой день недели, кроме субботы и воскресенья. В выходные посетителей больше всего.
  Обход с едой начитается с гиббона Микки, который, раскачиваясь, не то поет, не то плачет, как будто пытаясь себя успокоить.
  - Куда ты ему столько курицы? - подходит к экскурсоводу администратор и обращается уже ко мне. - Микки по утрам у нас любит петь. Потом после того, как они поедят, нужно подождать пятнадцать минут, чтобы они покакали, а потом уже мыть клетки и купать Тишку. В десять приходит уборщица мыть пол, а в один...
  Микки тем временем, возомнив себя Кинг Конгом, ухватил меня за край одежды с явным намерением затащить в клетку. Коллеги бросаются мне на помощь, но Микки ловок и силен и сдаваться так просто не собирается. Клочок ткани остается в его руках, в смысле, лапах.
  - Микки так всех проверяет, - утешает администратор, - Сколько у меня волос было выдернуто клоками первое время. Испытывает, кто сильнее. Если из раза в раз не обращать внимания на выходки Микки, то успокаивается "да ну тебя!" и тоже перестает обращать внимание.
  Но пока до такого взаимопонимания с альфа-самцом, который держит всю мартышачье-людскую стаю в своих цепких лапках, мне еще далеко.
  В общем, я уже посматривала на дверь, проводить экскурсию в таком потрепанном виде совершенно не хотелось, особенно если среди посетителей окажутся знакомые, но загадочное "Тишку купать" заставило остаться и вымыть несколько клеток снаружи. Внутри - мужская работа, раньше, чтобы сделать ее, работникам передвижной выставки приходилось забираться внутрь, но с тех пор, как компания обзавелась новой современной техникой для уборки, все стало гораздо проще.
  Купание малого толстого лори Тишки, к слову, стоило того, чтобы задержаться. На ощупь очень мягкий, как кошка, с огромными инопланетными глазами.
  - Кошку когда-нибудь купала? - спрашивает напарница. - То же самое.
  Мы аккуратно намыливаем зверушку хорошо разбавленным водой детским шампунем. Купаться лори не любит, но, тем не менее, не сопротивляется. Медленно поднимается по руке, как по ветке. Если взять его, как кошку, зверьку это может не понравиться. Тишка вообще очень медлителен по своей природе, именно поэтому она снабдила лакомого для хищников красавчика двумя язычками, один из которых ядовит. Тишка обмазывается защитным секретом и оказывается словно в невидимом панцире, а зверюге, который надумает его сожрать, уж точно не поздоровится.
  Тишку купать мне определенно нравится, и это едва не становится причиной остаться.
  - Запоминай, завтра будешь все это делать одна, - наставляет напарница. - Я сегодня последний день.
  - Но как же? - купать одной мартышек, толком еще не привыкших ко мне, нет, мне это совершенно не улыбается.
  - Я не думала, что совсем не буду видеть семью... Поэтому ухожу.
  - А потом планируешь вернуться?
  - Да, хотелось бы...
  Сердечко у Тишки уже начинает учащенно биться - пора заканчивать с купанием и вытирать насухо большим полотенцем.
  - А что купают только Тишку?
  - Всех, но сегодня очередь Тишки, - поставила меня в известность Виолетта.
  Да, пожалуй, если бы в этот день была очередь маленького кинг-конга Микки, я бы не стала рисковать своими волосами и ушла раньше. Но что-то меня еще удерживает. Возможно, протянутая из клетки рука Микки. Выглядит он очень дружелюбным, и я снова поддаюсь на провокацию. Через секунду мы с Микки сцепились в схватке: кто кого. Нет, я не собиралась уступать. "Ты слышишь, я не боюсь, тебя, Микки!" - хотелось мне крикнуть в лицо гиббону.
  Он резко ударил меня когтем по руке. Мой указательный палец левой руки теперь выглядел так, как будто его окунули в алую краску.
  И в этот самый переломный момент судьбы раздался звонок.
  Звонила Татьяна.
  - Помнишь, я тебе говорила, профессор живописи, у которого я брала уроки, набирает новую группу, как раз одно место свободно. Подумала, тебе может быть интересно.
  - Мне очень интересно, - увидела я знак судьбы в звонке и втором испорченном за второй день платье.
  Мне, действительно, было интересно, и очень хотелось, чтобы лимонно-желтая краска, которую я так и не смогла до конца оттереть от черного платья, чтобы она ожила автомобилем, подъехавшим осенью к дому. Отражение фар дробится в мокром асфальте на оттенки, как будто в лужицах растеклись акварельные краски.
  Да, поймать, заключить в раму это неуловимое ... это было важнее даже мартышек.
  Мне приносят кусочек ваты и какое-то дезинфицирующее средство и, попрощавшись, я уходу подальше от зловредной обезьяны.
  
  На другой день я поняла, что со мной творится невероятное: я скучаю по мартышкам и хочу ехать с ними в автобусе в Ростов-на-Дону и "зато не надо вставать в шесть утра" равно как и прочие "зато" слабо меня утешают. Поборовшись с собой еще пару дней, я снова отправляюсь на выставку, уже в качестве посетителя. Но, увы, мне уже нашли замену.
  - Двоих экскурсоводов нашли?
  - Двоих, - убивает надежду администратор.
  - А где же они?
  В зале только мама с двумя детьми, сами читают таблички.
  - Отдыхают перед завтрашним переездом.
  Признаюсь, что скучаю по Тишке, и мне любезно достают его из клетки. Он, похоже, сразу узнал меня.
  - Вот кошачий лемур у нас любит фотографироваться, - достает сотрудник выставки, парень лет двадцати пяти, из клетки мартышку с длинным полосатым хвостом, как у кота, но та, похоже, иного мнения на этот счет. Сделав ему прямо в руку свои дела, зверек, вернувшись в клетку, сворачивается клубком, как самая настоящая кошка.
  - А Микки?
  Микки любопытно поглядывает из клетки. На обезьянке розовое платье.
  - Нет, у нее сейчас режутся зубки.
  - Так значит ты у нас девчонка и к тому же модница? Платье сшито на заказ?
  - У нее таких платьев штук десять, - рассказывает другой парень с маленькой макакой на руках - ей всего полтора месяца. Она недавно родилась в другом филиале выставки и здесь еще не совсем освоилась. - Микки у нас еще и на велосипеде катается, а капуцин Шурик - танцует.
   Микки в этот раз дружелюбна и даже не пытается проказничать, да и мне известны уже ее повадки.
  Маленькие посетители выставки, усмотрев во мне знатока обезьян, расспрашивают, какая мартышка самая старшая, а какая самая быстрая и кто из них еще снимался в кино. К слову, все обезьянки с выставки родились в неволе, в Московском зоопарке, где были куплены для частной коллекции. Самой старшей из них, мартышке брассе, девять лет. Мальчики, похоже, довольны моими ответами и совершенно не спешат уходить.
   Я тоже ухожу неохотно, но у выхода останавливаюсь перед столиком администратора:
  - Если все-таки от вас уйдет экскурсовод, - (судя по роликам с выставки, меняются они довольно часто), - приглашайте меня обратно.
  - Второй раз мы никого не берем. Такое у нас правило... - ставит точку администратор, протягивая мне фото с большеглазым Тишкой, начисто вымытым с детским шампунем.
  Признаться, я немного завидовала им..... Я хотела ехать с новыми коллегами и мартышками, хотя к коллегам в данном случае можно отнести и приматов, куда-то на другой конец страны, где также буду резать корм для обезьян, чистить их клетки и создавать ощущение праздника у посетителей выставки.
  Но мне совершенно не хотелось жить вшестером в одной квартире, пусть даже в отдельной комнате. К тому же, очередь по утрам в ванную и туалет, не говоря уже о подъеме в шесть утра - нет, это мне определенно не нравится.
  
  
   31
  В общем, как и все в жизни встречи, встреча с Профессором была не случайной.
  Профессор говорит, что в этот раз у него подобралась очень интересная группа, в том смысле, что это мы все такие интересные.
  Нас семеро - моя любимая цифра, и мы все, действительно, разные.
  О Татьяне я уже мельком рассказывала. В толпе в ней вряд ли даже опытный физиономист сразу же вычислит художника. Уверенная быстрая походка, строгая прическа - стрижка выше плеч, взгляд тоже уверенный и даже строгий. Стильные и строгие очки. Качественная одежда простого покроя. И непременно яркая деталь - туфли, шарф или зонтик или все вместе. Любимые цвета Татьяны - черный, серый и красный. Такая элегантная особа. О своем внутреннем мире не распространяется особо, но что-то неуловимое выдает, что он богат и интересен.
  Пожалуй, единственный человек в нашей группе, в ком я бы мгновенно и безошибочно распознала художника, это Марта.
  У Марты всегда несколько отрешенный взгляд, и в ее походке, каждом движении ощущается что-то бунтарское. Ей как будто наплевать, а может, и в самом деле наплевать, что происходит вокруг, и уже тем более она не позволит, чтобы это что-то помешало разноцветным брызгам на влажном холсте обрести расплывчатую и в то же время очень точную форму.
  Влажная дымка, как будто только что закончился разноцветный акварельный дождь, видимый одной только Марте.
  Она высока и стройна и часто говорит на тему, что она, Марта, была когда-то настолько красива, что постоянно страдала от этого. И теперь даже рада, что нет уже назойливого, как августовский комар, внимания, а есть возможность духовного роста и самосовершенствования, и можно поехать на Тибет и на Гоа, открывать новые грани себя самой в искусстве.
  При этом Марта как будто невзначай посматривает на окружающих, видимо, ожидая уверений в том, что она по-прежнему хороша собой, но все, включая меня, это понимают и все почему-то молчат. Марту это расстраивает и немного злит, она неистово бросает на лист кисточкой кляксы, и через какое-то время снова возвращается к той же теме.
  У Марты есть младший брат. Его зовут Руслан, и он тоже наконец-то решился, ну вы понимаете, на что. Несмотря на то, что Руслану уже за сорок, Марта продолжает обращаться к нему исключительно с назидательными интонациями. Его это ничуть не смущает.
  Руслана можно к равной степень принять как за художника, так и за мелкого фермера, кем он в сущности и является. Но фермер, он, конечно, не совсем обычный. Недавно Руслан заказал себе флейту и научился на ней играть на каких-то on-line - курсах, и теперь музицирует на ней козам, и говорит, что от этого их молоко становится особенным и заряжено позитивом.
  Рисует Руслан кропотливо и основательно, аккуратно раскладывая композицию на тона. Профессор говорит, что для художника важнее чувствовать тон, чем чувствовать цвет, и хвалит за это Руслана.
  Мне всегда нравились люди, способные бросить вызов самим себе. Когда я впервые увидела Галину, в ее взгляде еще были сомнения "туда ли я пришла?" Она их даже озвучила вслух.
  - Вы, наверное, УЖЕ умеете рисовать? - обратилась она ко мне, сделалав акцент на слове "уже".
  - Нет, - ответила я. - Я ТОЛЬКО собираюсь учиться.
  Галя с облегчением вздохнула, и я украдкой тоже.
  Меня мучали те же сомнения, что и ее, хоть я их и довольно успешно скрывала.
  У вас когда-нибудь распускался цветок на глазах?
  Есть такой удивительный цветок Ночная красавица. Если повезет, можно увидеть, как он приветствует сумерки, расправляя в реверансе лепестки, и тянется сердцевиной к первым звездам.
  Нечто подобное происходило на моих глазах и с Галиной.
  Не знаю, замечали ли эти перемены ее коллеги по цеху на заводе, где она работала двадцать пять лет укладчицей, но здесь в студии Профессора это было очевидно, особенно после его одобрения:
  - Хмм... Интересно. Своеобразно, - в задумчивости останавливался он перед работами Галины. - Как точно передана глина, а вот бутылочки надо поизящнее, они как будто тоже из глины, - и он брал из рук Галины кисть и добавлял изящества стеклу, изображенному на листе.
  Лучше всех в нашей группе рисует Женя, самая молодая из нас ученица. Даже странно, почему она, обладая столь ярким талантом, имеет диплом бухгалтера, а не художника. Впрочем, Профессор видит в этом свой плюс. Говорит, академический подход убивает индивидуальность. Делать что-то не так, как надо, а так, как хочется, в этом вся Женя, и в этом ее сила.
  Так и хочется протянуть руку и, нарушив законы физики, взять написанное Женей яблоко, ощутить его прохладу и гладкость.
  Видимо, именно этого эффекта и добивалась художница.
  И сама она как-то слишком реальна, экспрессивная, яркая - невысокая и худенькая, но ее обязательно выхватишь взглядом из толпы, тем более что ее короткие густые волосы выкрашены "под тигра". Конечно, ее неординарность проявляется не только в этом.
  - Мне кажется, у тебя склонность к гиперреализму, - заметила как-то хозяйка арт-школы, рыжеволосая миловидная дама средних лет Марина Владимировна, когда Женя писала уже другой натюрморт.
  - Вы думаете?
  - Да... Если посмотреть вот так... - она отошла на несколько шагов назад, - то кажется, что твой бокал танцует. Удивительно.
  - Мне кажется, он просто слегка кривоват, - слегка нахмурилась Женя.
  - Нет, нет, - с жаром принялась возражать Марина Владимировна. - В этом вся прелесть. Танцующий бокал. Он, и правда, танцует.
  
  Иногда чем ближе мечта, тем более недосягаемой она кажется и обиднее, когда не можешь дотянуться до нее. Как до яблока, которое и не звезда с неба, и висит как будто бы не очень высоко, но с земли - не достать, и залезешь на дерево - не достать - мешают ветки, как будто охраняя заветный плод. И остается только ждать, когда оно само созреет и упадет в чуть влажную прохладу подвыгоревшей сентябрьской травы.
  Пожалуй, никто из нас не был так близок к миру живописи, как Полина Андреевна. Большую часть своей жизни она проработала хранительницей фондов в галерее.
  Сколько разных встреч было за эти годы с профессорами искусств и обычными гениями. Полина Андреевна разговаривала с великими художниками, даже давным-давно покинувшими Землю, и, кажется, знала, как никто другой на белом свете, что они хотели сказать тем или иным полотном. У каждого творца - свой язык, своя поступь. Грациозные и тяжеловесы - одни едва касались восприятия, но оставались в сердце навечно, другие впечатывались в сознание, царапали и порой даже пугали.
  Полина Андреевна старше всех в нашей группе. У нее уже взрослые внуки, но только теперь она осмелилась воплотить свою давнюю трепетную мечту - стать художником. Наверное, поэтому у нее часто вид такой, какой, вероятно, был бы у Наполеона, одержи он победу над Россией.
  В каждом из нашей группы я в чем-то узнаю себя. Со мной вы уже знакомы немного.
  Профессор совершенно не похож на профессора. Точнее, не соответствует моему представлению о профессорах. Когда при мне произносят это слово, мое воображение рисует самоуверенного, но чудаковатого индивидуума.
  Наш профессор склонен к самоиронии, но совершенно не склонен к эксцентрическим выходкам. Основательный, правильный - в нем даже есть нечто мужицкое, что сам он старательно подчеркивает и с какой-то даже гордостью, как когда-то Есенин, говорит о том, что родился в деревне.
  Хотя он мог бы этого не говорить. Кто еще с такой любовью напишет заблудившегося в лопухах цыпленка или встречу петуха и павлина, как не человек, выросший в деревне?
  Профессор оказался несколько дотошным, придирчивым даже. То одно ему не нравится (в моих рисунках), то другое. Хотя ясно же, мы только что собрались в этой студии, похожей на общую мастерскую, именно для того, чтобы учиться. У кого-то получается сразу разложить натюрморт с муляжными фруктами и бутылками на тона, а у кого-то и нет.
  Оказывается, я даже не умею держать в руках карандаш. Да-да, и не только я. Художники держат карандаш совершенно не так, как нормальные люди, и сначала это жутко неудобно, но где-то уже в середине первого занятия мы все вполне научились владеть орудием художника, приготавливать бумагу (здесь тоже свои тонкости) к творческому процессу и правильно прикреплять ее к планшету.
  К тому же, я, видите ли, не вижу главного, оно у меня утопает в деталях; это как женщина, надевшая сережки и колечки-браслетики, забывшая влезть утром в платье. Примерно так же, как эта незадачливая дама чувствовала себя и я, когда Профессор на примере моего рисунка показывал, как не надо передавать цветовой спектр на черно-белом рисунке. Впрочем, заметил, что все мы пришли сюда не зря и у всех нас есть шанс стать художниками, но, конечно, не сразу.
  Тем не менее, однажды, в детстве, я уже сдалась, и теперь ни за что не успокоюсь до тех пор, пока не нарисую к одной из своих историй такую иллюстрацию, чтобы кто-то другой, увидев ее, спросил, а что за краски у художника?
  Я не сдамся. Нет. Ни-за-что.  []
  
   32
  К уже знакомым нам бутылкам и чайнику, луку сегодня добавляются яблоко и разноцветное полотенце в мелкую полоску. Когда все это наконец разместилось (правда, не так, как мне хотелось) на моем акварельном листе, прежде, чем взяться за краски, стираю все ненужные линии. Незамысловато, но неожиданно профессор находит, что это небезынтересно. И еще более неожиданно - предлагает мне перерисовать полотенце в деталях.
  "Какая-то в этом... странная наивность, - остался, наконец, доволен мной, когда я закончила рисунок. - Но в ней есть все".
  
  
  
  
   33
  Наверное, пройдет сколько-нибудь, может быть, даже и немного времени, и я буду с легкой ностальгией вспоминать свою каморку папы Карло, где училась рисовать.
  Почему-то именно здесь я как-то по особенному ощущаю Пространство и Время, как они, постоянно взаимодействуя друг с другом, то сужаются до карандашной точки на листе, то расширяются до того невообразимого, что принято называть абстрактно "бесконечность".
  И со мной тоже происходит что-то не вполне объяснимое. Например, я вспомнила вдруг...
  В детстве у меня были друзья, их звали... я даже не помню их имен.
  Собственно говоря, они даже не были реальными людьми, но это ничуть не мешало нашей крепкой дружбе.
  Один из них стал мне старшим братом, а вторая была моей сестрой-близнецом. Мне, конечно, стоило немалых усилий тогда напрячь фантазию, чтобы как-то оправдать их появление на свет. Брат должен был быть именно на семь лет старше, в моих мечтах его появление на свет выглядело довольно странно. Мама переносила его в животе семь лет и даже не заметила, что в ней кто-то живет. А потом он выбрался на белый свет вместе со мной и моей сестрой-близнецом, но их украли прямо в роддоме злые люди, которые были не то учеными, не то какими-то колдунами. В общем, мы встретились и подружились с моим братом и сестрой, но ни я, ни они, как в индийском фильме, не догадывались, что мы родные души. Мариэлла и Ив обладали удивительным даром - они умели оставаться невидимыми для всех остальных и были видимыми для меня. Благодаря этому мы часто попадали в разные передряги. А потом Мариэлла и Ив как-то незаметно ушли из моей жизни, и я даже никогда не задавалась вопросом, куда, как сложились их судьбы.
  Почему теперь я вспомнила вдруг о них?
  К слову, у меня есть и настоящий, невыдуманный, брат, но младший и зовут его не Ив.
  
  
  
   34
  До сих пор мне так и не удалось поговорить с Элей по телефону.
  Похоже, ее номер заблокирован для всех.
  Мне ничего не оставалось, кроме как нагрянуть к ней к гости без приглашения. Благо, адрес Жанне известен. Она предупредила, чтобы я ни в коем случае не упоминала о Ветровой, эта фамилия действует на Элю, как гипноз, и она яро бросается на защиту мошенницы.
  Мое глубокое убеждение - невозможно помочь человеку, если он сам хотя бы немного, хотя бы совсем чуть-чуть не хочет себе помочь. Иначе это просто-напросто насилие над чьей-то волей.
  Я сказала об этом Жанне, когда она мне позвонила в очередной раз.
  - Какое насилие? - возмутилась она, стала почти агрессивной. - Эля думает, что у нее все хорошо, она живет в каком-то своем темном мире и не хочет из него выбираться. О чем ты говоришь? Она была нормальный адекватный бизнесмен, а теперь она овощ! Она ничего не решает, она полностью под властью Ветровой, зависит от нее, как наркоман от новой дозы.
  Слово "овощ" неприятно резануло слух. В тоне Жанны ощущалось презрение, которое она и не пыталась скрыть.
  - Оля - талантливая творческая личность, у нее свой жизненный путь и свое право, в том числе, и на ошибки.
  - Она умница, талант, - согласилась старшая сестрица. - Но сейчас ее талант полностью во власти Ветровой, и она делает с ним все, что захочет, лишь бы получить побольше денег. Больше, кроме денег, ее ничего в жизни и не интересует. Даже с собственной дочерью не общается годами. Через неделю приедет Виолетта, она у меня юрист, очень хороший юрист, но и она не может сделать ничего с этой гадиной. Виолетта сама тебе все расскажет...
  
   35
  Я стала замечать, что мои новые друзья-художники стали для меня чем-то вроде второй семьи, а живопись все больше и больше затягивала меня, как секта, где нашим гуру был, конечно, Профессор.
  Он мог рассказывать о себе порой совершенно неприглядные вещи, например, как однажды в старинном городке, куда он отправился с женой на пленэр, его приняли за бомжа. Или о том, как мастерской ему раньше служил подвал с крысами, которые постоянно поедали все съестное, что он изображал на натюрмортах, и инсталляцию приходилось постоянно обновлять. При этом наш профессор законченный романтик, в чем мы убедились на недавнем пленэре в зимнем лесу на окраине города.
  - Рисуйте, кто что хочет, - обвел профессор заснеженное пространство взглядом, и мы разбрелись с мольбертами кто куда, а наш учитель тем временем достал из кармана три мандарина, бросил их в снег.
  Обычные оранжевые фрукты на наших глазах обретали статус волшебных заснеженных мандаринов, похожих на притаившихся в сугробе снегирей.
  Кисть профессора остановилась на минуту.
  - Кстати, обычное пиво обостряет восприятие цвета, - давал он по ходу ц/у, - но главное в этом деле не переборщить, иначе получится совершенно обратный эффект. Несколько глотков вполне достаточно.
  Снег на его новой картине превращался на наших глазах в серебро наивысшей пробы, переливающееся всеми мыслимыми и немыслимыми оттенками морозного дня.
  У Профессора есть и другие прекрасные натюрморты, целая серия, с мандаринами, но эти, в февральском снегу, особенно, на редкость хороши.
  
  
   36
  Виолетта была настоящим сокровищем, сочетала в себе утонченность Эли и практичность Жанны.
  Девушка только что вернулась из Лондона. Влажная поволока Темзы еще осталась в ее взгляде, и вместе с тем он был уверенным, с легким кошачьим прищуром.
  Длинные гладкие волосы черным зеркалом, в котором отражается, бликует окружающий красавицу мир, доходят по того великолепного изгиба спины, который является одной из составляющих грациозной женственности. Точеный носик, приветливая улыбка, стройная фигура - все вместе дает его обладательнице полное право претендовать на титул богини или как минимум хозяйки жизни.
  Такой я увидела Виолетту в зале кафе "Амстердам", где мы договорились о встрече.
  - Я знаю, что случилось с тетей Элей, но я знаю не все детали, - начала издалека Виолетта. - Последние два года я живу в Великобритании, мой муж - англичанин, но основные моменты, конечно, знаю.
  Мне показалось, слова Виолетты звучат как подстрочник, каких-то нескольких лет хватило для того, чтобы навсегда разорвать пуповину с Россией.
  - По документам никакого криминала нет, после долгих, правда, уговоров, но тетя Эля показала их мне. Да, она сама подарила свой дом этой... не помню фамилию.
  - Ветрова...
  - Да, точно. Пыталась с ней и поговорить, но, знаете, не у всех людей есть совесть, а у Ветровой ее, по-моему, совсем не осталось. Страшная женщина.
  - Но неужели нельзя доказать, что Эля была в невменяемом состоянии, как я понимаю, так, по сути, и было?
  - Можно, - согласилась Виолетта, но кто это может подтвердить? Сама тетя Эля говорит, что ничего такого не было, что она действовала в здравом уме и трезвой памяти. Она просто боготворит эту Ветрову, все время защищает ее! Какой адвокат здесь поможет?
  Виолетта развела руками.
  Я вздохнула.
  - Это же вы написали "Когда растает снег"? - спросила вдруг Виолетта.
  - Да, - была польщена я ее осведомленностью.
  - Я читала вашу книгу еще до того, как уехала из России. Мне понравилось. Имени автора не запомнила, но сейчас смотрю на вас, и такое чувство, что где-то вас уже видела, а потом вспомнила - на обложке книги. Я ведь тоже увлекаюсь немного ландшафтным дизайном, особенно сейчас, когда не работаю по своей основной специальности. Иногда мне хочется, как ваша героиня, бросить все и уехать куда-нибудь в глушь, но это, к сожалению, только мечты. Нет, я обожаю Лондон, - Виолетта поймала мой взгляд. Видимо, в нем было что-то, что перенаправило ее слова в другое русло. - Это абсолютно мой город, как будто я там родилась. Я очень быстро в совершенстве выучила английский. Да, - Виолетта вдруг как будто вспомнила, что ее где-то ждут. - Извините, я приехала всего на две недели, столько всего надо успеть. Спасибо вам, что хотите помочь тете Эле. Есть один человек, который, возможно, знает, что с ней. Но со мной он разговаривать не стал, он вообще общается только с художниками.
  Виолетта достала из сумочки изящный блокнот, что-то записала в нем, вырвала листок и протянула его мне.
  - Еще раз спасибо. Если что, обращайтесь, и до свидания.
  Девушка протянула мне руку. Через минуту Виолетта уже ехала куда-то в такси.
  Я неспеша пешком вернулась в мой временный дом, достала из сумочки врученный мне племянницей Эли листок. Летящим почерком на нем было написано: Кроу
  И, кажется, я знала, где его искать.
  
   37
  Говорят, иконы - окна в другой мир, но мне кажется, в какой-то степени то же самое можно сказать и о талантливо написанных картинах.
  Они гораздо больше, чем полотна.
  Пробовать то, что тебе пока не доступно, стоит хотя бы для того, чтобы восхищаться тем, чего сам пока не умеешь. В каждой телесной оболочке, как джин в кувшине, заточен свой гений, но не каждому дано вырваться из него.
  В России много гениев, и мне кажется, эра, которую предсказывал Тальков, уже наступила.
  Мне часто приходят на ум слова этой песни, хотя я довольно далека от бардовской романтики, и песни у костра в моем сознании тесно связаны с огромными кровопийцами-комарами.
  Почему-то там, где встречаются мрак и гитара, их всегда возмутительно много.
  "Но точно знаю, что вернусь пусть даже через сто веков в страну не дураков, а гениев".
  
   38
  - Гениально! - мурлыкала Ирина, раскладывая стопку работ своих учеников на две в классе арт-студии. В одну, поменьше, попадали гениальные, в другую обыкновенные. - Только посмотри, Вика, как прекрасно передана фактура предметов, а ведь женщине этой уже за шестьдесят, и раньше она нигде не училась живописи. Какая сочная рябина! А горшки, кувшины!.. У тебя так никогда не было, когда смотришь иногда на картину и вдруг совершенно четко понимаешь, что можно переступить раму и оказаться там, в другой реальности?
  - Было...
  - Никогда не знаешь, кто станет твоим следующим открытием... Кстати, почти все самые талантливые из прошлой группы остались на второй курс, по масляной живописи. У тебя, кстати, тоже вырисовывается собственный стиль - что-то от французской живописи, что-то - от востока. Профессор хвалит тебя.
  Я сказала Марине Владимировне, что, конечно, останусь, поскольку с детства мечтала писать картины маслом.
  - Кстати, ты видела, я обновила выставку.
  Разобравшись в акварелями, хозяйка студии прошла в фойе. - Вот уже работы маслом этой женщины.
  "М. Беляева", - прочитала я подпись. Алые розы на подоконнике с морозным узором горели, как вызов.
  - Этой картиной уже даже заинтересовались заказчики.
  - Да?
  - Да. Очень солидная дама из администрации. Я постоянно контактирую с ней по работе, и она полностью изменила мое представление о чиновниках, проверяющих предпринимателей. Милая такая женщина, прекрасно разбирается в искусстве.
  Я хотела уточнить, не о Ветровой ли речь, но сзади послышался звук шагов и веселый женский голос.
  - Я опять раньше всех?
  - Здравствуйте, Мария Викторовна, - приветливо улыбнулась хозяйка. - Мы как раз любовались вашими розами.
  - Ой! Ну что вы, - не то в шутку, не то всерьез прикрыла художница рукой лицо, которое, казалось, тоже вот-вот зардеется, как зимняя роза. - Я же только начинаю...
  - Начало прекрасное, - ободряюще улыбнулась Марина Владимировна. - Я вас ставлю в пример нашему первому курсу, чтобы видели, к чему стремиться. Виктория, кстати, тоже очень перспективная начинающая художница.
  (Настала моя очередь зардеться).
  Вы встретились с заказчиками?
  - Да, - стал вдруг настороженным взгляд женщины.
  - И что за заказ? Натюрморт?
  - Вроде того, - шагнула в сторону классной двери женщина.
  - Профессора еще нет, - остановила ее Марина Владимировна. - Постойте пока с нами. Что-то вы от нас скрываете. Наверное, чтобы потом сразу сразить шедевром наповал. Иногда ведь заказчики большие оригиналы. Как-то один состоятельный человек заказал нам серию картин с бутылками элитного алкоголя. С каждой у него было связано какое-то важное или приятное событие, и он хотел таким образом остановить прекрасные мгновения.
  Работали тогда всей артелью. Благо, на втором курсе у меня тогда тоже хватало талантов, одна Света чего стоила, жаль, оборвалась с ней связь. Уехала куда-то за границу и никаких контактов не оставила.
  Так над чем вы сейчас работаете, Мария Викторовна?..
  - Это... это довольно сложная работа...
  - Если вам заказали портрет, умоляю, не беритесь за него, а если уже взялись, будьте готовы, что ваша работа может не понравиться. Нет, я не сомневаюсь в ваших способностях. Но... Портрет - это сложно даже для профессиональных портретистов. Чтобы угодить заказчику, нужно быть не только и не столько хорошим художником, сколько врожденным льстецом. Искусство приукрашивать жизнь - это самое низкое из всех искусств, порнография и то стоит на несколько ступеней выше, поскольку имеет хотя бы шансы дорасти до глубокомысленной эротики. А портрет на заказ - это такая коварная вещь... Каждый подсознательно рассчитывает увидеть на нем себя лучше, чем он есть на самом деле, что художник поможет ему слиться с его идеальным "я" и заставит поверить, что изображенный на портрете точь-в-точь такой, какой он есть на самом деле, ни на штришок не лучше. Не каждый художник умеет бессовестно лгать. Поэтому я всегда говорю своим ученикам. Никогда. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. Ни за какие деньги, если только за очень-очень большие. Не пишите портреты на заказ!
  - Да не пишу я портрет! - обиделась Мария Викторовна.
  - Извините, дорогая, - приобняла ее за плечи Марина Владимировна. - В самом деле, как я могла так плохо подумать о вас? Вам, вероятно, заказали написать домашнего любимца? С этим, конечно, проще, чем с портретом, животные, действительно, очень милы на самом деле, здесь художнику не придется кривить душой, но тоже есть свои нюансы, поэтому если вы пишите домашнего любимца...
  - Я не пишу любимца.
  - Что же тогда? Что-то аппетитное? Натюрморт для кухни? Угадала, Мария Викторовна? Угадала?
  Марие Викторовне, явно, не нравилась игра в "угадай сюжет", но Марина Владимировна уже вошла в азарт и не замечала неловкости, которую выдавало выражение лица и вся фигура художницы.
  - Почти, - сдалась она.
  - Почти, почти... - закатила глаза Марина Владимировна и даже всем телом как-то потянулась вверх, как кошка, приготовившаяся к прыжку. - Это что-то... интерьерное... Да? Угадала? Сейчас это модно. Угадала? Что-то вроде этих алых роз на белом окне. А представьте, если бы эта картина была одна на совершенно белой стене. - Ладонь Марины Владимировны описала в воздухе круг. - Только одна картина. В белой раме.
  Белые морозные узоры и алое пятно на стене. Взрыв цвета. Креативно. Да? Вижу по вашему лицу, Мария Викторовна, я наконец-то попала в точку.
  На лестнице снова послышались шаги.
  Мария Викторовна кивнула, явно, не желая продолжать диалог, больше похожий на монолог и поспешила ретироваться, а я, прежде, чем зал наполнится голосами, узнать то, за чем, собственно говоря, пришла...
  - Марина Владимировна, вы знаете художника по фамилии Кроу?
  - Кроу... - на секунду задумалась хозяйка школы. - Да, знаю. Он немного странноват, но очень талантлив, это несколько его оправдывает, но не совсем. Прятать от людей свои картины это все равно что... когда талантливый автор пишет в стол - нашла подходящее сравнение Марина Владимировна. - Он редко участвует в выставках, хотя мне интересно было бы увидеть его новые работы, они такие живые, оригинальные.
  Ни его адреса, ни даже телефона Марина Владимировна не знала. Он, как мой друг кот, приходил, когда хотел, без предупреждения и приглашения.
  Я остановилась перед картиной, очень похожей на ту, которая заинтересовала Жанну. Еще один наполовину полный кувшин с молоком и рядом свежий каравай ароматного хлеба.
  - А это чья работа?
  - Светланы Тимофеевой. Сейчас она живет, кажется, в Германии. Одна из немногих ее работ, оставшихся в России. Кажется, она вообще перестала писать картины.
  - Жаль... Такой талант.
  - Жаль, - согласилась Марина Владимировна.
  Мне захотелось вдруг написать ее портрет - перенести из реальности на полотно, ничуть не приукрашивая, напротив заострить слегка черты лица, в волосы добавить медно-стальных оттенков. Женщина- железный персик.
  
  
   39
  Неожиданно Жанна захватила часть моей жизни. Мое время. Много времени. Она звонит мне часто именно тогда, когда мне наименее удобно с ней разговаривать, и, перезванивая, подолгу пересказывает мне все ту же историю.
  Я по-прежнему сочувствую Жанне, но меня уже начинает немного раздражать ее назойливость.
  Однако вчера Жанна позвонила и сказала, что неожиданно ее свела судьба со старой знакомой, у которой в похожую историю попала невестка.
  - Самое интересное, - взволнованно рассказывала Жанна, - что ее невестка тоже художница.
  В общем, Жанна предложила встретиться со своей знакомой, тоже какой-то бизнес-леди, в офисе этой дамы завтра вечером.
  
   40
  Лифт в девятиэтажном офисном центре почему-то не работал, и мы поднялись на четвертый этаж по лестнице.
  Навстречу нам из коридора выплыла внушительных объемов гейша со шваброй в руках. С приятным бледным лицом, украшенным алой помадой, в бордово-зеленом кимоно, она бы отлично подошла для бодипозитивной рекламы.
  - Лариса, привет, - радостно обратилась к гейше Жанна. - Это Виктория, та самая девушка, писательница, о которой я тебе говорила.
  - Лариса, - представилась гейша, и ее рука со шваброй проделала в воздухе какую-то странную сверкающую траекторию, приглашая нас войти в офис.
  Каждый палец (каждый!) гейши был украшен перстнем с огромным разноцветным камнем или же с целой россыпью камней.
  Офис... в общем-то он был бы обычным скучным мини-офисом, если бы не еще парочка кимоно, висевших на вешалке у стенки прямо напротив входа.
  - Люблю японский стиль, вообще обожаю Японию, - ответила на мой незаданный вопрос Лариса. - Кстати, здесь у меня натуральная косметика и пищевые добавки из Японии. - Рука гейши триумфально взмыла по направлению к шкафчику, полки которого были уставлены флаконами и коробочками. - Можем подобрать вам что-нибудь...
  - Как-нибудь в другой раз, - стандартно-вежливо отказалась я. - Вы хотели поделиться какой-то историей?..
  - Да-да, - охотно согласилась Лариса. - Моя невестка... точнее, моя бывшая невестка, отписала свою квартиру Ветровой.
  - Ваша невестка... бывшая невестка, - поправилась я, - художница?
  - Да, - неохотно ответила Лариса.
  - А как ее зовут?
  - Светлана...
  - Тимофеева?
  - Вы знаете, - стал вдруг неуверенным голос Ларисы, - не хотелось бы, чтобы лишний раз где-то звучала наша фамилия. Она ведь хотела, чтобы о ней забыли здесь, мне, кажется, только потому развелась и уехала, живет теперь где-то за границей с новым мужем и ребенка с собой забрала.
  - А ваш сын?
  - Что мой сын?
  - Общается с ней и ребенком?
  - Нет. Она оборвала все концы, не отвечает на звонки. У него теперь другая семья.
  - Да, грустная история, - я никак не могла отвести взгляд от рук Ларисы.
  - Все было хорошо, пока в ее доме не появилась Ветрова. Не знаю, что она сделала со Светой, но она стала совершенно неадекватным, неуправляемым человеком. Вернее, ей как раз-таки управляли, и вы понимаете, кто.
  - Ветрова! - прищурила глаза, как будто прицеливалась, Жанна.
  - Да. Все из-за нее. Напоследок Света сказала: "Я хочу все забыть и уехать и начать все сначала. А вы забудьте обо мне. Так будет лучше для всех". И вот еще что... Мир тесен, как говорится. Однажды я летела в Японию одним рейсом с одной знакомой дамой, они с этой Ветровой заодно, какие-то денежные дела их связывают. Летела эта мадам с группой. Небольшой, из разных городов. Мне, в общем-то, и не было любопытно, я не любопытна от природы, думала, обычные туристы. Но подошла поближе, и услышала, что они говорят о каких-то там практиках, медитациях и управлении реальностью. Заметив меня, а дама эта меня немного знает, пересекаемся иногда по работе, она сразу как-то заволновалась, как будто я застала ее с поличным. Очень подозрительная особа. В общем, что-то нехорошее мутят эти дамочки.
  - А не помните, была ли какая-то табличка, как обычно в аэропортах у гидов, где группами собираются туристы?
  - Нет, никаких табличек точно не было, но у одного в руках, видимо, гида, была японская кукла, как наша матрешка, забыла, как она называется. Фукурама. Точно!
  
   41
  Свет и тени - в их вечном противоборстве рождаются цвета.
  Кисти и краски - сачок художника.
  Грецкие орехи и каштаны, забытый на подоконнике кувшин, дешевая стеклянная ваза с тесемкой-ленточкой у узкого горлышка - все вместе сливается в симфонию.
  
   42
  Авантюризм в сочетании с элементарной порядочностью - вот два качества, которые вызывают у меня наибольшее восхищение в людях. Правда, то и другое довольно редко сочетаются в одном человеке, а по отдельности эти два качества совсем не так привлекательны.
  Эля как раз из этой лучшей породы людей, но, пожалуй, она чрезмерно порядочна для авантюристки. Идеальное соотношение 50:50, а у нее явно перевешивает порядочность.
  Она считает, что, как и она сама, никто в мире не способен предать, подвести, обмануть. Но если бы было так, мы жили бы в идеальном обществе.
  Как бы то ни было, такие люди, как Эля, не знают, что значит скучно жить, и благодаря им их хорошие знакомые, друзья, а особенно родственники тоже живут весьма насыщенно, а порой и совершенно непредсказуемо, но не все тому рады. Примерно с такими мыслями я поднялась на девятый этаж, где находился временный дом Эли, и нажала кнопку звонка.
   - Напрасно тратите время, - открылась соседняя дверь. На ее пороге неодобрительно качала головой женщина в темно-зеленом коричневом пальто и черной шляпе, придававшей давно не мытым волосам еще более неопрятный вид. По всей видимости, дама собралась в магазин. В руках у нее была вместительная сумка, в какой удобно носить продукты.
   - Здесь открывают только одному человеку. Очень скрытные у нас соседи. Не поймешь, чем занимаются, за счет чего живут. Никуда не выходят, может быть, разве что только ночью, когда все спят. Непонятно вообще, что за люди...
  - Что за люди? - прервала я ворчливый монолог. -Известная художница Элеонора Радченко и ее семья. Вы разве не знали?
  - Мне это имя ни о чем не говорит, - женщина так резко откинула голову назад, что с нее едва не свалилась шляпа. - Я вообще ни разу ее не видела, только считается, что соседи. Вот раньше здесь люди жили - в любое время откроют, а эти подкрадутся, посмотрят в глазок...
  - Может, это вы им не внушаете доверие? Кому-то же они открывают ...
  - Открывают... ведьме одной...
  Мое лицо, видимо, выражало теперь искреннее любопытство, так что женщина продолжала уже воодушевленно.
  - Очень неприятная женщина к ним ходит и все озирается по сторонам. На первый взгляд посмотришь, вроде и ничего, а глаза змеиные.
  - А выглядит она как?
  - Да как... Не высокая, не маленькая, не худая и не полная - вроде вас, волосы длинные темные...
  В двери Эли щелкнула задвижка, и на пороге появилась сама художница в каком-то выцветшем некогда ярком платье и небрежно собранными на затылке волосами.
  - Это кто вам дал такое право обсуждать моих гостей? Уж от тебя, Вика, вообще не ожидала... Так вот ходить по городу, собирать сплетни, кто что скажет. Вы ведь ничего на самом деле не знаете. Ни-че-го... Все эти домыслы ваши. Знали бы вы, насколько они далеки от реальности.
  Эля с негодованием громко захлопнула дверь.
  - Вот, пожалуйста, - развела руками соседка. По лицу ее разлилось удовольствие от удовлетворенного любопытства. Всеми правдами-неправдами она все-таки увидела соседку!
  Мне же оставалось только признать, я все больше и больше запутывалась. На скамейке перед временным домом Эли я на всякий случай покопалась в телефоне. Вдруг кто-то из моих многочисленных знакомых мог что-нибудь знать о Ветровой или этой таинственной брюнетке. Знать бы еще ее имя.
  Дойдя до буквы И, я вновь почувствовала что-то похожее на азарт. А может это он и был. Наверное, сейчас у меня был такой же заговорщицки довольный вид, как у соседки Эли в шляпе.
  Ира. Моя бывшая коллега из отдела развития. Та самая, которую пригласили на работу в администрацию, как и Ветрова, она работала с предпринимателями, но потом кто-то там вышел из декрета, и Ира оказалась без работы, но с ее характером ненадолго. Сейчас она продает мебель, и говорят, довольно успешно.
  Номер Иры оказался заблокированным, но я знала приблизительно, где находится тот мебельный салон и прыгнула в троллейбус, прямиком направлявшийся к самому большому торгово-развлекательному центру города.
  
  
   43
  ...Если бы кто-нибудь вдруг поинтересовался моим мнение относительно того, каким должен быть кухонный стол, я бы, не задумываясь, ответила: "Такой, как у ... чуть не написала "моей"... Лисички".
  Да, обычный, под дерево, но лучше бы, конечно, деревянный. Круглый и скамейка-уголок, хоть Ира и говорит, что это мещанство и прошлый век, а сейчас все неглупые люди покупают большие столы и красивые стулья, чтобы за них могла сесть вся семья и гости, если вдруг приедут.
  Мнению Иры на этот счет, конечно, можно доверять. Она ведущий менеджер самого большого салона мебели в городе. Точнее, огромного.
  Ира может часами расписывать ее достоинства, тем более, что она вообще в принципе любит поговорить.
  Да, мне нравится мебель, как в простеньком баре, навевающем мысли о кубинских пляжах.
  Да, мне нравится думать о солнце и море, хоть на Кубе я ни разу не была. А, сидя на огромном кожаном диване, думаешь совсем не о том, а как бы заработать на другой, еще больше, и так до бесконечности, как фигурки Фукурамы.
  Я спустилась вниз на эскалаторе в поисках Иры.
  Справа мне подмигивали люстры лампами, всячески зазывая хрусталем. Напрашивались на бумагу, но слишком навязчиво, так что сразу пропадало желание возиться, натягивать ее на планшет. Слева уводила взгляд куда-то за горизонт диванная рать, так что среди мебели вполне можно было заблудиться.
  В общем, я почувствовала себя неуютно в этом кожаном царстве и стала искать взглядом слово "выход".
  Диваны заметили мой маневр, и он им явно не понравился. Не знаю, какой они подали друг другу знак, а может, и не было никакого знака, просто они все разом решили, что я не должна выйти снова на поверхность земли.
  Во всем этом был молчаливый какой-то протест, упрямый, как точка в конце романа. Напрасно я оглядывалась в поисках помощи. Менеджеры, те самые менеджеры, которые спешат обычно заполучить клиента, в этот раз сидели, как сговорившись, за столиками, так что их можно было принять за роботов в отключке, а может, даже так и было.
  Вместо них выступали сами диваны.
  Диваны наступали во всех сторон, как бизоны. Вслед за ними устремились на изящных ножках, важно откинувшись узорчатыми спинками, стулья.
  Я старалась делать вид, что ничего особенного не происходит, как будто я просто прогуливалась по салону элитной мебели, но собираюсь выйти по другим срочным, да-да, совершенно неотложным делам. Но я обязательно снова как-нибудь вернусь, например, за тем довольно миленьким обеденным громоздким столом.
  Кажется, я почти перешла на бег, и, соглашусь, это было довольно странно. Меня остановил взгляд охранника у выхода из этого торгового лабиринта. Я немного замедлила шаг, но сделала вид, что не заметила удивления, почти испуга на его лице.
  - Девушка! - окликнул он тогда.
  - Что случилось? - остановилась я.
  - Ничего. Просто хотел вас рассмотреть.
  Он, действительно, изучал меня с жадным интересом. Может, подумал, что я что-то украла, а, может, хотел таким странным образом познакомиться.
  - Вы странный, - пожала я плечами и уверенно, с чувством мерзковатого превосходства адекватного индивидуума над неадекватным уверенно зашагала к огромной надписи Exit над крутящейся стеклянной дверью.
  Знаю, что сейчас обо мне подумали те, кто никогда не испытывал подобной фобии.
  Признаться, еще неделю назад на вашем месте я подумала бы о себе то же самое. Теперь же думаю, что, возможно, нечто подобное испытал Корней Чуковский, иначе не написал бы так реалистично своего "Мойдодыра", и вообще у многих есть свои странные фобии. Кто-то боится кейтчупа, кто-то - острых предметов. О пауках, мышах и гадах я вообще помолчу. А мой брат, весьма уже представительный мужчина, до сих пор до ужаса боится вокзалов и, представьте, изюма. Оба страха, конечно, из детства.
  
  Я не знаю и никто не знает, зачем нашему городу столько супермаркетов сразу. Они не представляют никакой архитектурной ценности, эти огромные коробки, набитые вещами и людьми. Последних, правда, по мере разрастания коробок в них становится все меньше, и это понятно - супермаркеты сами изживают себя.
  Вообще я не очень люблю шоппинг и захламлять свою жизнь и пространство, где я живу, лишними вещами. Вся моя одежда после того, как обезьяны испортили мне два платья, - это лиловое платье, которое сейчас на мне, и еще одно коралловое на смену, которое может одновременно служить и повседневным, и вечерним. Уютный белый вязаный свитер, джинсы и юбка к нему вмещаются в один разборный короб из бамбуковых палочек.
  
  "Ладно, - утешала я себя. - Не каменный век на дворе. Ира есть у меня в соцсетях, хоть, правда, и редко в них заходит".
  Но в этот раз мне повезло. Ира ответила почти сразу и написала свой новый номер. С Ветровой они не просто сталкивались по работе, но и сидели в одном кабинете.
  - Тетка как тетка, нормальная тетка, - Ира была рада меня слышать, она вообще из тех кто любит долго поговорить по телефону. - Веселая, приятная, а почему она тебя интересует?..
  - Возможно, от нее пострадал один хороший человек, а, может быть, и не один...
  - В смысле, пострадал, что она сделала? - стал еще более любопытным голос Иры.
  - Пока я не уверена...
  - А если окажется, что все так и есть, чем ты сможешь помочь тому хорошему человеку?
  - Пока не знаю. Обращусь к другим хорошим людям, к журналистам. В конце-концов у меня подписчиков в Соцсетях больше, чем подписчиков у наших местных бумажных газет... Но доказательств у меня пока нет.
  - Но я ничего плохого о ней сказать не могу. У меня о ней осталось хорошее впечатление...
  Через полчаса Ира перезвонила.
  - Хочешь сама с ней пообщаться? - неожиданно предложила бывшая коллега. - Она разрешила дать тебе телефон.
  - Ты рассказала ей, что я ей интересовалась?
  - Да, ты не сказала, что это секрет.
  - Да нет, не секрет. Диктуй...
  Ветрова назначила мне встречу на следующий день в кафе бизнес-центра. Голос ее звучал слегка недовольно, с легким оттенком снисхождения. Мол, столько дел, а тут всякие бездельники беспокоят понапрасну, ну да ладно, проще все объяснить, все равно ведь такие не отстанут, еще и сделают из мухи слона.
  Все это Ветрова, конечно, не озвучила, но мысли ее было трудно не услышать.
  
   44
   Теперь, когда я покупаю фрукты, я выбираю те из них, которые будут смотреться лучше, когда станут частью моего натюрморта. Я проверяю их на устойчивость на прилавке или прямо на ладони, если у меня возникают сомнения, что та зелено-желтая с просинью груша, похожая на прячущего голову в пальто замерзающего любопытного джентльмена... что этот джентльмен, в смысле груша, удержит равновесие, когда я буду воплощать очередную практически гениальную идею.
  Предметы обретают форму на бумаге и холсте. У меня теперь есть свой огромный мир, и он не искусственный, нет.
  
  Да, есть общие законы для всех миров, ведь миры, как фруктовые соки в пакетике с надписью "мультифрукт" или как океаны перетекают один в другой и становятся единым мировым океаном или пусть даже просто вкусным напитком, особенно если на улице жарко.
  Когда-то, помню, с замиранием сердца я читала о "Бродячей собаке" - кафе, ставшем приютом неприкаянным гениям. Но со временем мое отношение к так называемой богемной жизни изменилось, потеряло свой налет романтики.
   - Ба! Знакомые все лица!
  - И ты здесь?
  - А то!
  Лица, действительно, одни и те же везде, с той небольшой разницей, что где-то они собираются чуть ли не в полном составе, где-то - в далеко неполном спонтанном узком кругу за чашечкой чая или чего покрепче.
  Я, признаться, не очень люблю эти снования шумными стайками по кафешкам с приставкой АРТ, хотя иногда и оказываюсь в таких компаниях.
  Особенно не люблю я квартирники с их натужным весельем и лейбмотивом "гении рождаются в андеграунде, и их никто не понимает". Как-то так. Одиночки, штурмующие Интернет и заваливающие всех без разбора просьбами, призывами подписаться на их ютуб-канал и проголосовать за них в каком-нибудь конкурсе, по-моему и то лучше динозавров-рокеров с их вечной юностью и неухоженной щетиной.
  В общем, творить или не творить из себя кумира - сложный философский вопрос, ответ на который, уж точно, давать не мне. Я же лучше просто расскажу одну весьма, на мой взгляд, показательную историю. Дело было летним днем. Я просто шла куда-то (куда - не столь важно) по центральной улице, как вдруг мне навстречу...
  Да. Навстречу мне шел человек. Не совсем обычный человек. Один из моих многочисленных давних знакомых с тех самых кафешников и квартирников, которым я с некоторых пор предпочла уединение.
  Человек порхал, спеша куда-то вприпрыжку и, казалось, еще чуть-чуть и взлетит всем своим огромным ростом, всеми своими ста с лишними килограммами. Последние пару недель этому человеку отчаянно завидовала добрая половина нашего города, а другая половина, менее творческая и, соответственно, менее завистливая так же отчаянно им восхищалась.
  Дело в том, что у человека только что вышла в Москве трилогия. Герои ее какие-то орки и гномы, но написано с юмором, хотя дело происходит после конца света, когда на планете не осталось людей. Мне, в общем, понравилось, хотя обычно я об орках не читаю.
  Человеку было двадцать восемь лет. Звали человека Иван Иванович. Именно так почему-то все его вокруг называли или чаще сокращенно Ван Ваныч.
  В одной руке Ван Ваныч сжимал армянский коньяк, в другой шампанское брют и пакетик винограда.
  - Пойдем, - сказал он вместо "привет".
  - Куда? - спросила я вместо ответного "привет".
  - К нашим дедам, отметим успех.
  Дедами он называл по большей части немолодых уже членов местного отделения Союза писателей. Уже две недели при одном даже упоминании Ван Ваныча они мгновенно покрывались красными пятнами, начинали громко сопеть или проявляли другие признаки стойкой аллергии.
  Ван Ваныч стойко старался всего этого не замечать и сейчас направлялся к дедам с явным намерением разбавить их ряды своей молодой кровью, и мне было интересно узнать, что из этого выйдет.
  Как я и предполагала, вопреки оптимизму Ван Ваныча, ничего хорошего.
  Главный дед по фамилии Горбунов его, впрочем, ждал и даже пригласил двух других дедов и секретаршу Машу на шампанское, коньяк и виноград.
  Маша, правда, благоразумно ограничилась несколькими виноградинами. Шампанское пила только я, и в такую жару, явно, стоило ограничиться одним-максимум двумя бокалами.
  - За искусство и за то, чтобы мы любили искусство в себе, а не себя в искусстве, - провозгласил главный дед.
  - Николай Владимирович! - после первого глотка попытался взять быка за рога Ван Ваныч и хитро прищурился. - Сколько книг должно быть издано у писателя, чтобы он мог вступить в Союз?
  - "Писатель" и "вступить в Союз" это, знаешь ли, разные категории, писателем сейчас себя называет каждый, кто умеет писать.
  Шутка была коронной, и главный дед повторял ее при любом удобном и неудобном случае.
  Два других члена Союза и Маша услужливо хихикнули.
  - Я бы сказал, писатель - это тот, кто хорошо умеет писать, кого издают и читают и кто зарабатывает на этом деньги, - возразил Ван Ваныч и отхлебнул коньяка.
  - Э, нет, молодой человек, - категорично заводил в воздухе пальцем один из членов Союза, поэт Светлаков. - "Мастер и Маргарита", например, был издан только через семь лет после смерти Булгакова, и что же, скажете, Булгаков Михаил Афанасьевич - не писатель, а какой-нибудь Иван Иванович Пупкин, у которого напечатали какую-нибудь белиберду, - настоящий русский писатель?
  Вопрос был, явно, провокационный, и в воздухе, явно, попахивало битвой, но Ван Ваныч оказался хитрее.
  - Так сколько нужно издать книг, чтобы вступить в Союз? - переспросил он.
  - Две, - примирительно ответил главный "дед".
  - Отлично, - сверкнул глазами и улыбкой Ван Ваныч. - У меня их уже три.
  - Э, нет, - помотал головой главный дед. - Я имею в виду достойно изданную книгу. Надо представить книгу в Москве так, чтобы она смотрелась достойно - в твердой обложке, полноцвет.
  - Но у меня итак в твердой цветной обложке. Все три книги. Что значит "достойно"? - насторожился Ван Ваныч. - Книги, изданные в московских издательствах, что, значит, выглядят по-вашему не достойно?
  - "Достойно" - это значит, что обе книги должны быть изданы в нашем издательстве при обществе литераторов.
  Ни для кого не секрет, что все потенциальные члены Союза в обязательно-негласном порядке должны издать как минимум две книги за свой, естественно, счет, в издательстве, которым владеет главный дед, а также стать сначала членом общества литераторов и платить за это приличные взносы.
  - Послушайте, Николай Владимирович! Все-таки я считаю, что писатель - это тот, кто зарабатывает писательским трудом, а не тот, кто тратит собственные и немалые деньги на то, чтобы считаться писателем.
  Ван Ваныч схватил с полки первую попавшуюся книгу. Ей оказался томик стихов Светлакова "Голубые дали".
  - "Голубые дали", - торжественно прочитал название. - Интригующе... Да...
  Раскрыл сборник наугад. - ... Вскочил верхом на скакуна. Скакал на нем три дня подряд. Так что натер себе я зад... Господа! - Ван Ваныч гневно захлопнул книжку. - Ведь это даже не смешно! А возмутительно и грустно! И это ведь не розыгрыш, не шутка, это, действительно, написал так называемый писатель, член Союза, потому что он оплатил издание двух книг, хотя двумя книгами, думаю, здесь не обошлось. Семь - не меньше!
  Маша не сдержала смешок и сбежала из-за стола, скрывшись в той самой двери, где печатались книги членов общества литераторов.
  Светлаков, действительно, издал семь книг за свой счет - это было общеизвестным фактом, но теперь, став членом Союза, публиковался уже за счет казны.
  Разоблаченный поэт густо покраснел и ударил бокалом по столу, так что в стекле весело подпрыгнули остатки недопитого коньяка.
  - Формализм! Всюду сплошной формализм! - сделал Ван Ваныч еще глоток и тоже громко поставил бокал. - Формалисты - они и развязали Вторую мировую войну!
  - Вообще-то! - вставил свое веское слово молчавший до сих пор прозаик, критик и тоже член Союза Кучерявый. - Вторую мировую развязал Гитлер.
  - Спасибо, что просветили, но только Вторая мировая началась раньше, чем вы думаете! Вторая мировая началась тогда, когда Гитлера во второй раз не приняли в Венскую художественную академию! И сделали это - формалисты, потому что, видите ли, у Гитлера было мало портретов, а то, что у парня были толковые пейзажи, формалистов это мало волновало!
  - Только не надо оправдывать Гитлера! - хлебнул коньяку, поставил бокал и налил себе еще Горбунов. - Этак знаете, можно до чего договориться! Не знаю, действительно ли хороши его пейзажи. В отличие от вас я не интересуюсь творчеством тиранов. Но точно знаю, любой художник должен быть прежде всего гуманистом, а не самонадеянным выскочкой. Никакие - ни литературные, ни художественные способности не могут оправдать холокост! Формалисты вам во всем виноваты!... Гитлер - чудовище, и точка!
  - Однако если бы это чудовище издало у вас пару своих увесистых альбомов, да еще полноцвет, да еще хорошим тиражом - вы бы с радостью приняли бы его в свой паршивый союз графоманов!
  Ван Ваныч стал бледным от злости, а Горбунов, напротив, багровым. На лицах обоих читалась решимость развязать третью мировую. Ван Ваныч был готов идти с войной на формалистов, а Горбунов - на таких самонадеянных выскочек, которым неизвестно кто и за что дал в Москве зеленый свет.
  - Но я никогда не приму в наш Союз вас с вашими паршивыми орками! Потому что оркам не место среди нормальных людей! - Горбунов гневно указал дрожащим пальцем на дверь Ван Ванычу и мне заодно, потому что я пришла вместе с ним...
  В Союз Ван Ваныча, конечно же, не приняли.
  
   45
  Теперь у меня будет новое имя. Мне не нравится слово "псевдоним", поэтому я не буду употреблять его здесь. "Псевдо" значит "ненастоящее", ненастоящее имя. Но у меня оно настоящее, только другая его грань. Свои работы я буду подписывать "Тори". Потому что зовут меня Вика, но подписывать "Вика" глупо, да и мало ли Вик, равно как и Викторий? Хотя и Tory тоже на свете немало. Пусть, пожалуй, будет так ВикTory.
  В этом, как мне кажется, есть некий смысл и мощный заряд на удачу.
  Творцы, как монахи, могут иметь несколько имен, которые сменяют друг друга, как времена года. Ты тот же, как пейзаж за окном, но снег уже растаял, скоро зацветет жасмин.
  Искусство стало моей молитвой, моей второй религией, как ни кощунственно это звучит.
  Недавно в галерее видела картину - два монаха отдыхают в лесу. Мне показалось, что я там, среди дубов, подсматриваю из-за огромного дерева, которого нет на картине, но там, за пределами рамы, его мощные корни уходят глубоко в созданную вдохновением художника землю.
  
  
   46
  Ночью мне приснилась трехголовая змея. Я очень боюсь всяких-разных рептилий, но эта, как ни странно, была не страшная. Я даже погладила ее - без особой любви или даже симпатии, сама не знаю, зачем.
  Вообще-то я не слишком верю снам. Все это суеверия и предрассудки. И все же забралась в Интернет, почти в полной уверенности в том, что такие странные сны вижу только я и, значит, у сна нет толкования. Но нет, подобная чушь уже снилась и другим и даже не раз и, пытаясь как-то ее упорядочить, толкователи снов предупреждали, что тот, кто видит подобный сон, может стать жертвой обмана, который исходит от родственных друг другу людей, например, двух сестер и их матери. Так и было написано.
  Надо же было увидеть такой сон накануне встречи с Ветровой.
  
  
   47
  Она была похожа на лису, хвостатую мошенницу, какой ее изображают в русских сказках, и вполне могла бы играть этого персонажа в каком-нибудь любительском спектакле, а может быть даже в небольшом провинциальном театре.
  С ярко-рыжими волосами и в такого же цвета куртке, в руке она держала костыль. Увидев, что я смотрю на нее, Ветрова стала припадать на одну ногу и, опираясь на костыль, направилась ко мне.
  - Это вы? - спросила она и многозначительно покосилась на костыль. - Вот, видите, до чего меня бывшая подруга довела.
  - Жанна? - на лице моем, вероятно, нарисовалось удивление.
  - Да, эта стерва. Думаете, годы, когда тебя обвиняют в том, в чем ты не виноват, проходят бесследно? - объемная куртка мешала Ветровой пробраться за столик, но снимать ее она почему-то не хотела. - Растолстела, за стол не пролажу, - прокомментировала она свои действия и все-таки уселась напротив.
  Похоже, она ждала, что я ей возражу или хотя бы понимающе улыбнусь. Но это бы сразу невидимо сблизило нас, и я предпочла сохранить на лице маску безучастного равнодушия.
  Я чувствовала себя следователем - эту роль мне почему-то отвела судьба, и хотя я не имела никакого, кроме морального, права кого бы то ни было расспрашивать, я начала разговор с Ветровой именно в таком тоне.
  - Вы же понимаете, почему я попросила вас прийти.
  - Честно говоря, нет, - пожала плечами Ветрова. - Наверное, хотите, чтобы меня уволили с работы, но я уже на пенсии, мне все равно. Может быть, хотите, чтобы меня посадили, но сажать меня не за что, я ни в чем не виновата, кроме того, что вечно помогаю тем, кто этого не заслуживает.
  - Элеоноре Радченко? - на всякий случай уточнила я.
  - Ее я мало знаю, а вот с ее сестрицей мы были когда-то большими подругами, после работы каждый день вместе на шашлыки. Я гуляла на свадьбе ее дочери, она на свадьбе моей дочери. Не возражаете, если я закурю? Врачи не рекомендуют, но ничего не могу с собой поделать. Столько стрессов на мою голову. А как она обошлась со своими сотрудниками... Повесила на них свои кредиты. Магазин ее все равно закрыли, а некоторые до сих пор расплатиться не могут. Вы были у нее дома? У нее дома все диваны - кожаные. Золотые подсвечники, - сигарета сделала мертвую петлю над столиком. - А сестре она, значит, помочь не могла... Что ж ей так неймется до сих пор, ведь столько лет уже прошло! - Ветрова посмотрела на меня так, словно приценивалась. Несколько секунд прикидывала, стоит ли продолжать о сокровенном, о том, чего настойчиво требовал мой любопытный взгляд.
  - Мужчина, с которым я живу. Оказывается, она на него какие-то виды имела, когда-то очень давно, до того как вышла замуж за своего остолопа. Кто ее еще бы взял? Но я, честное слово, ничего об этом не знала. Да если бы и знала, - Ветрова яростно потушила окурок о дно пепельницы. - Зачем отказываться от мужчины, с которым тебя столько связывает, ради так называемой... подруги, которая сто лет ему не нужна, и которая, как выяснилось, никогда и не была мне подругой? У меня нет теперь подруг - только знакомые и коллеги. И мои близкие. Все.
  Ветрова посмотрела на меня с какой-то странной надеждой, и я почувствовала, враг Жанны хочет найти во мне ни что иное как женскую солидарность и только поэтому и пришла сюда, сама назначила встречу, чтобы, как и ее соперница, выплеснуть наболевшее, а я невольно оказалась подходящим и благодарным сосудом. Они ведь не знают еще, что обе станут героинями романа...
  
  
  
   48
  Ни в какую Москву Ветрова в этот день не уехала. Я увидела ее на следующий день в центре города. В лиловом пальто, отделанном песцом, и в симпатичной лиловой шляпке, тоже с мехом, она шла довольно бодро и совершенно не хромала.
  Увидев меня, она сделала вид, что она это не она, и зашагала еще быстрее, скрывшись за ближайшим углом.
  А я посмотрела ей вслед и пошла туда, куда шла, - на выставку в новый выставочный центр. В последнее время я полюбила ходить по выставкам картин. Не пропускаю практически ни одной, и мне нравятся все, даже те, от которых плюются иные ценители. В общем, я благодарный зритель.
  Новая выставка называлась "Шок-искусство".
  Организовавшие ее две темноволосые красавицы, не то сестры, не то подруги, похожие друг на дружку, обе с прическами, как у греческих богинь, выглядели на фоне посетителей выставки несовременно и эпатажно и, видимо, именно к этому эффекту и стремились.
  - Обычный банан, обычные гвозди, не вижу ничего авангардного в этой картине, - услышала я голос Влада и увидела его ноги из-под рамы. Рядом переминались Ленины красные ботильоны с белой опушкой.
  - Может быть, художница и добивалась именно такого эффекта, - примирительно предположила Лена, - чтобы кто-то увидел Луну и звезды, а кто-то - банан и гвозди, а кто-то, может быть, и то, и другое. Ты отойди на несколько шагов, все-таки такие картины надо смотреть издалека.
  Влад послушался совета.
  - Банан и гвозди, - остался при своем мнении. - И ладно бы еще настоящий банан, это было бы по крайней мере эпатажно...
  - Здесь и был настоящий банан, - остановилась, услышав спор, одна из греческих богинь, проходившая мимо. - Мы заменили его на время выставки пластиковым. Она продлится до апреля, а бананы быстро портятся, да и по цвету не каждый подойдет.
  - Все равно, - не согласился Влад, - банан не похож на луну. Ее нужно изображать совсем не так. Вот если бы я был автором этой картины, я бы взял, скорее, дыню. Или даже апельсин. Но точно не банан.
  - Влад знает, о чем говорит, - заверила Лена. - Ему известно о Луне все. Или почти все.
  - Вы астроном? - спросила богиня.
  - Почти, - ответил Влад.
  
  Влад носит узкие, подкрученные, как у Сальвадора Дали, усики и возглавляет какой-то обком профсоюзов, все время забываю, какой. Работа, к которой он относится со всей ответственностью, несколько угнетает его как творческую натуру. При всем при этом он любит поразглагольствовать иногда, особенно приняв на грудь стопочку коньяка, что профсоюзы никакая не умирающая структура, что они нужны и будут нужны во все времена, а те, кто не согласен с такой гражданской позицией - все они узкомыслящие люди. Поэтому в присутствии Влада я старательно обхожу тему профсоюзных организаций.
  Лена работает редактором в издательстве, в котором и издан моей первый роман. Она обожает платья с драматическим, как бы рваным низом и любит замысловатые прически, причем, укладывает свои ярко-рыжие волосы сама и в домашних условиях.
  - Привет! - помахала мне издали рукой Лена.
  Я знала, что они с Владом тоже будут здесь.
  Влад со своим неизменным фотоаппаратом, которым он страшно гордится, потому что он позволяет приближать поверхность Луны, как самый настоящий телескоп. Для Влада это страшно важно, он вообще помешан на Луне. Не знаю, как давно это у него началось, наверное, с самого детства.
  Все в его трехкомнатной квартире обвешано черно-белыми и бело-голубыми фотографиями этой самой Луны, и стихи он тоже пишет, разумеется, о ней, и иногда, конечно, о Лене. Первый и на сегодняшний момент единственный стихотворный сборник Влада называется, понятное дело, "Лунная пыль". Он долго выбирал между "Лунная пыль" и "Лунная быль" и остановился, наконец, на первом варианте, хотя, на мой взгляд, второй более соответствует истине.
  - Вот скажи, - Влад стремительно уволок в свидетели меня по ту сторону холста, - что это? - ткнул пальцем в банан-луну.
  Лена подошла к месту спора и с интересом ждала, что я отвечу.
  Сказать "луну" означало встать на сторону Лены против Влада. Сказать "банан" означало встать на сторону Влада против Лены. Я не хотела ни того ни другого. А заявить, что вижу и то, и другое, значит поставить себя на пьедестал этого ценителя авангардного искусства, что тоже меня устраивало не вполне. Поэтому я просто сказала:
  - Интересная техника.
  Но Владу этого было, явно, не достаточно:
  - Нет, ты все же скажи, банан, - сделал он явный акцент на этом слове, подсказывая мне правильный с его точки зрения ответ, - или луна?
  - Если бы я была художницей, - увела я друзей к другой картине, где в технике импасто была изображена роза с лепестками разного цвета, этакий цветик-семицветик из бутона, - и хотела изобразить луну, я взяла бы холст и масляные краски.
  - Кисти, - подсказала Лена.
  - Да, - представила я свой будущий шедевр, - И изобразила бы...
  Мне вспомнился натюрморт на моей временной кухне, ломтик арбуза с бледно-розовыми косточками...
   - ... ломтик арбуза, - представила я красный с зеленой хрустящей косточкой месяц, или нарастающую луну, раз уж спор именно о ней, - изобразила бы его над разноцветными крышами в лиловом небе и разбросала бы в нем черно-коричневые косточки, как будто это звезды.
  - Это было бы поинтереснее, чем луна и гвозди, - одобрил Влад.
  - Что ж, а когда твоя фотовыставка? - обратилась к Владу. - У тебя уже достаточно работ.
  Мне нравятся фотографии Влада. В них есть недосказанность. Почти все черно-белые, но ты невольно представляешь в цвете и букет на снегу, и эту птицу с ярким оперением в клетке, а в окошко смотрит, конечно, луна...
  - Вопрос риторический, - ответил Влад нараспев. - Давайте, лучше я вас с Леной сфотографирую на фоне картин.
  Мы ничего не имели против, даже наоборот.
  - И все же... - настаивала я.
  - Я еще не готов, - протестовал он.
  - Он никогда не будет готов, - опустились уголки губ Лены, и она обратилась к Владу. - Ты слишком самокритичен.
  - Это будет очень необычная выставка, - рисовала я перспективы, надеясь, что успех других художников подвигнет Влада на собственные творческие достижения.
  - Пойдем с нами есть стейки? - пригласил он. - Как раз и обсудим, стоит ли мне заморачиваться с фотовыставкой.
  - Хорошо, - сдалась я, тем более, до дома Влада было недалеко.
  
   49
  Из прихожей Влад первым делом направился к компьютеру.
  - Мы тебе еще не показывали фотографии из Минска? Мы там недавно победили на одном фестивале.
  Вспомнив, что, точно, нет, Влад нашел нужную папку и выбрал функцию слайд-шоу.
  - В этом ресторане можно попробовать настоящую белорусскую кухню. Это угадай что?
  По своему обыкновению Влад не стал дожидаться ответа.
  - Библиотека в центре Минска. Креативно, правда?
  Поехали с нами в следующем году?
  Вспомнив о стейках, Влад скрылся на кухне.
  - Кстати, - спохватилась Лена. У тебя, случайно, нет новых сказок?
  Я покопалась в памяти. Новых сказок у меня не было.
  - Есть цикл стихов о дожде, - предложила альтернативу. - Я его читала недавно на фестивале, кстати, тоже в Белоруссии, но в Гродно.
  Перед началом я попала под дождь. Волосы и мое длинное платье не успели высохнуть, но было уже пора выступать. Но все решили, что так все и было задумано, и даже известная белорусская журналистка Маргарита Прохор взяла у меня небольшое интервью.
  Но Лену больше интересовала проза для детей.
  - Но ты же писательница, напиши что-нибудь... - не отставала она.
  - Сама и напиши, у тебя прекрасные рассказы, и сказки, уверена, получатся не хуже.
  - Нет, свои вещи я принципиально не ставлю в альманахи и сборники, ты же знаешь.
  В скромности, излишней, на мой взгляд, Лене не откажешь.
  - Это очень интересный проект, - продолжала она, - мы даже сейчас договариваемся с одной анимационной студией, планируем сделать несколько мультфильмов по произведениям из альманаха.
  - Хорошо, напишу, не знаю, правда пока, о чем или о ком, - сдалась я.
  - Ты в последнее время куда-то пропала... - прищурилась Лена. - Даже с Новым годом не зашла поздравить.
  - Некогда, - вздохнула я. - Новая книга и бурная личная жизнь.
  - У тебя кто-то появился? - предположила Лена. У Влада зашипели на кухне стейки, заставив нас подняться с уютного диванчика и проследовать на кухню. Их готовить он не доверял даже своей верной сподвижнице и Музе.
  - Да, - ответила я, не испытывая ни малейшего неудобства от того, что лгу в глаза своим давним друзьям. Более того, я чувствовала себя так, как будто говорю чистейшую правду, и это открытие, признаться, меня саму немало удивило.
  - В этот раз все серьезно? - продолжала допытываться Лена
  - Да, - произнесла я интригующе, чем разбудила любопытство и нашего шеф-повара.
  - И кто он? Сколько ему лет?
  - Почти сорок, - ответила я.
  - Тридцать девять? - уточнила зачем-то Лена.
  - Да. Тридцать девять, - подтвердила я.
  - Был женат?
  - Да. В разводе.
  - А дети есть?
  - Есть дочь, но уже взрослая.
  - Это ничего не значит, - поморщилась Лена. - Думаешь, с взрослыми детьми меньше проблем? Взять хотя бы мою Катю. Подростковый возраст - самый сложный.
  - Ладно, - остановил ее монолог Влад, раскладывая ужин по тарелкам. - Это кто-то из наших общих знакомых, из творческой среды?
  - Нет. Он совсем нетворческий человек, но отлично печет пирожки.
  - Это даже неплохо, - приободрила Лена, - тебе - высокое, ему - быт, это даже хорошо, когда мужчина и женщина дополняют друг друга, двое творческих людей под одной крышей - это, знаешь ли, тоже... много своих нюансов, - она многозначительно посмотрела на Влада.
  - Ладно, - нахмурился Влад. - А чем он занимается?
  - Он спасает людей.
  - МЧС-ник что ли? - взялся нарезать салаты Влад, а Лена, спохватившись, принялась ему помогать.
  - Спасатель.
  - Где жить, надеюсь, есть у него. Квартира, машина?
  - Только временный дом.
  - Съемная квартира? - как-то разочарованно посмотрел на меня Влад. - К сорока годам у мужчины уже должно что-то быть.
  - У него и было, но после развода он оставил квартиру жене и дочери, - встала я на защиту Саши.
  - Благородно, - согласилась Лена. - Симпатичный?
  - Да. А главное, добрый и умный, смелый. К тому же, не пьет и не курит.
  - Приходите следующий раз в гости вдвоем, - пригласил Влад. - Посмотрим, чем он так тебя зацепил.
  - Хорошо, - согласилась я, лихорадочно соображая, где теперь искать мужчину, похожего на Сашу.
  По сути, все, что у меня есть, - это одна, но большая надежда, что когда-то, очевидно, когда я отойду вслед за Сашей в мир иной, там мы наконец-то будем вместе.
  Я вышла на улицу. Мне было почти до слез обидно за Сашу. Похоже, в глазах Влада он был ничем не выдающимся человеком, не то что он, Влад. Конечно, не пишет стихов и песен, не снимает Луну, даже в мягкое кресло начальственное креслице не устроился. А чем еще можно зацепить женщину? Мысленно обозвав лучших друзей обывателями (при чем под это определение автоматически попала и Лена, которая как раз-таки была на моей стороне) я решила, что порву с ними раз и навсегда, что Саша мне дороже, и я останусь с ним.
  И даже хорошо, что я знаю теперь, ху из ху. Эх, друзья, называется!
  Не знаю, от чего мне было более обидно, от того, что друзья не оценили моего избранника или оттого, что его, если быть честной с собой, как бы и нет в моей реальности.
  Земля вдруг ушла у меня из-под ног, и я оказалась сидящей на льду. В бок мне слабо ткнулся красный бок автомобиля, а в лицо смотрел красный свет светофора.
  - Куда на красный, идиотка! - открылась дверца.
  - Извините, я не нарочно выехала на проезжую часть... гололед, - оправдывалась я, поднимаясь.
  Я быстро дошла до нашего с Сашей временного дома. Разбросав по прихожей сапоги и не думая их собирать, впрыгнула в серебристые балетки, которые донашивала в своем временном доме вместо тапочек.
  Сняла с себя бусы из желтого кошачьего глаза, интересно сочетавшиеся с моим уже давно не новым, но по-прежнему любимым коралловым платьем-туникой.
  Из украшений на мне остался только кулон - Элина птица счастья, которую я носила на одной цепочке с нательным крестиком. Я вытащила ее из горловины и в который раз за последнее время вспомнила об Эле. Да, она бы, точно, не стала, как Влад, делать акцент на том, что кто-то живет во временном жилье. Она... она прекрасно понимает, что и замки, дворцы - все временное, и только искусство долговечно в этом мире.
  Сломанный будильник, затаившийся, как белка в ожидании ореха, на холодильнике, что-то протикал в ответ и снова затих.
  Я взяла его в руки. 20.02. Какая-то мистика, от которой я порядком устала. Да. Порядком устала. Я глубоко вздохнула и медленно выдохнула воздух, и за эту минуту успела многое переосмыслить. Например, то, что я слишком позволила фантазиям завладеть своим разумом и даже чувствами, из-за чего потеряла за последнее время уже несколько потенциальных любимых и любящих людей, только что едва не лишилась лучших друзей и чуть не попала под машину.
  "Хватит. Довольно", - сказала я уже вслух, и взгляд мой остановился на застывших стрелках.
  Я сгребла будильник в ладонь, как будто он был виноват во всех свалившихся на меня сегодня неприятностях, и решила, что самое место ему там, где он и был - в дальнем углу антресолей.
  Одним прыжком пантеры я вскочила на табурет и отдернула тяжелую пыльную штору, скрывавшую от взглядов хозяев и гостей искусственную елку и старый чайник и... все это не важно.
  Я даже встала на цыпочки, чтобы будильник "Слава" наверняка долетел до стены, и лучше вдребезги разбился об нее.
  От звука удара я зажмурила глаза. Кажется, свалился табурет и я вместе с ним. Соловьиной трелью заливался дверной звонок. С протяжным криком пронеслась над головой огромная птица счастья.
  Где-то рядом заскрипели тормоза, свет фар запоздало ударил в лицо. Чужая боль пронзила меня, как своя. Я вскрикнула голосом Саши.
  
  
  
  
   Часть II
   1
  Никакой аварии. Просто упал табурет. Но рядом его почему-то не было. Я огляделась вокруг. Почему-то я была уже во дворе. Вокруг никого, только жаркое солнце, проглядывая между тучами, гладит лучами по голове.
  Дом Лисички. Мой подъезд. Все то и как будто не то. Может, я просто сплю. В таких случаях, чтобы убедиться в обратном, полагается ущипнуть себя и побольнее, но мне не было в этом нужды.
  Боль в руке и свежий синяк чуть пониже локтя убеждали меня в моем недавнем падении с табурета. Но почему я оказалась во дворе, и где лед и снег, ведь только что был гололед? Только что, да...
  На мне было то же коралловое платье-туника и те же балетки, прекрасно служившие мне тапочками. Иную домашнюю обувь я в принципе не приемлю, за исключением, пожалуй, шлепок на платформе. Колготки, конечно, душноватым летним днем были совсем не уместны, и я поспешила от них избавиться.
  Теперь я вполне органично вписывалась в дворовый пейзаж. Можно было подумать, что я вышла вынести мусор или прогуляться до ближайшего магазина или бани.
  Все еще не вполне понимая, что со мной произошло, я опустилась на скамью за столиком во дворе; они были не такими обшарпанными, как я привыкла их видеть и, подперев подбородок рукой, я стала ждать, что вскоре все как-то само собой прояснится.
  Духота, как это обычно и происходит, вылилась сначала в морось, а потом - в самый настоящий теплый летний дождь. Тот самый, после которого отлично растут грибы, но они меня сейчас волновали в последнюю очередь.
  Зонта у меня, конечно, не было, и это заботило меня намного больше, чем не собранные мной маслята, и, не долго думая, я бросилась обратно в подъезд.
  Дверь моей временной квартиры была закрыта, а ключа при мне не оказалось, и я напрасно ее отчаянно дергала, судорожно соображая, что я скажу Лисичке и как вообще мне попасть теперь внутрь.
  Я даже не заметила, как тяжелая входная дверь громыхнула, и кто-то грузно поднимался по лестнице.
  - Эй! Что вы делаете? - окликнули меня сзади.
  Я обернулась и увидела мужчину средних лет со светлыми сдвинутыми бровями, надвинутой на них камуфляжной кепкой, какими-то бесцветными глазами и носом-картошкой. Прежде я не видела в подъезде его лица. Одет незнакомец был как-то безлико - в затертых, тоже камуфляжных штанах и выцветше-серой футболке.
  Не удостоив любопытного ответом, я сосредоточенно продолжала свое дело.
  - Девушка, что вы творите? - повторил мужчина ту же мысль, но немного другими словами.
  - Не видите, - полувздохнула-полувсхипнула я, - пытаюсь попасть домой.
  Мне вдруг показалось, что человек в камуфляже может мне как-то помочь, в крайнем случае, не знаю, может, выломать дверь.
  - К кому домой? - удивился мужчина.
  - Ко мне, к кому же еще, правда, это не совсем мой дом.
  - Вы родственница хозяйки? - предположил незнакомец.
  - Нет, - помотала я головой.
  - Тогда кто вы?
  - Какая вам разница? - я была раздосадована назойливым любопытством в то время, как рассчитывала на немедленную помощь.
  - Разница есть и очень даже большая, - эти слова мужчина произнес с такой странной интонацией, что я вздохнула и ответила. - Я снимаю здесь квартиру и, пожалуйста, или помогите мне, или проходите дальше, куда вы шли, - я недвусмысленно скользнула взглядом вверх по лестнице.
  Судя по внешнему виду, любопытный - друг дальнобойщика.
  К моей еще большей досаде и удивлению, странный товарищ вовсе не думал следовать по заданному мной маршруту.
  - Вы снимаете здесь квартиру? - повторил он мои слова, но как то очень отчетливо.
  - Да. Я. Снимаю. Здесь. Квартиру, - еще более внятно и громко произнесла я, надеясь, что от меня отстанут, наконец.
  - Это какая-то шутка? - спросил незнакомец и, действительно, засмеялся, но как-то недобро.
  - По-моему, шутите вы, - настороженно предположила я.
  - Вы говорите, что снимаете здесь квартиру, но почему в таком случае я ничего не знаю об этом?
  - Вы, наверное, кто-то из родственников хозяйки, - начала вырисовываться гипотеза в моей голове.
  - Так... - он решительно извлек из кармана мобильник и быстро нашел в нем какой-то номер. - Здравствуйте, Вера Сергеевна, - недовольно поглядывая на меня, начал телефонный разговор мужчина, и я поняла, что он звонит Лисичке.
  - Да, это я. Здесь такая ситуация. Какая-то девушка говорит, что вы сдали ей квартиру... Не знаю, в первый раз ее вижу. Вот и я не понимаю, как вы могли сдать квартиру кому-то другому и не предупредить меня. Да нет, что вы, я не сомневаюсь в вашей порядочности. Да, я так и понял, что какое-то недоразумение.
  - Подождите, дайте мне, пожалуйста, телефон! - я буквально выхватила его у звонившего. - Алло! Вера Сергеевна! Здравствуйте, это , - я представилась, мне пришлось представиться, хотя обычно Лисичка прекрасно узнавала меня по голосу. Но в этот раз мое имя, похоже, ровным счетом ничего ей не говорило.
  - Но как же! - недоумевала я. - Вы сдаете мне квартиру с...
  Я хотела сказать "с ноября" и для большей убедительности добавить, что уже три месяца живу в этом доме, но теперь уже и сама не была в этом уверена, особенно после того, как Лисичка пригрозила вызвать полицию и позвонить своим родственникам из администрации.
  - Не надо, я уйду без полиции, - примирительно пообещала я, так как спорить было, явно, бесполезно.
  Я вернула телефон мужчине. Он еще раз неодобрительно посмотрел на меня и тут же забыл. Звякнули ключи. Я неуверенно направилась к выходу. Странные догадки метались в моей голове, но никак не могли уложиться в рамки привычного.
  Входная дверь подъезда снова, громыхнув, отворилась. Навстречу мне шли Андрей и Лена. Как обычно они были в хорошем настроении.
  - Добрый день, - машинально поприветствовала их я. Хотя, кажется, было еще утро.
  - Добрый день, - любезно, как всегда, ответили супруги и оба посмотрели на меня с каким-то оттенком любопытства.
  - Лена, Андрей, - воззвала я к ним неожиданно для самой себя, так хватается утопающий за соломинку. - Вы помните меня?
  - Извините, нет, - помотала головой Лена и кивнула странному мужчине, открывавшему своими ключами дверь моего временного жилища.
  - Не припомню, - ответил и Андрей. - Вы здесь, наверное, недавно живете. И обратился к знакомому Лисички. - Привет, Саш!
  Тот протянул ему руку.
  - Саша?! - едва не подпрыгнула я.
  Все невероятные звенья мозаики сложились, наконец, в единое целое.
  - Вы меня знаете? - удивился он.
  Андрей и Лена деликатно скрылись за дверью, оценив ситуацию. Вероятно, решили, что нам с Сашей есть о чем поговорить наедине, и были более, чем правы.
  Но квартиросъемщик Лисички был пока, явно, другого мнения.
  - Да! Я знаю, и вас, и Андрея, и Лену, и женщину за стеной, к ней часто приезжает дочь с внуком, и бывшего военного с третьего этажа, он живет один с двумя внуками, и ... Вы меня не знаете, но я много слышала о вас. Поверьте мне, я понимаю, что это очень сложно, и то, что я сейчас говорю, вам кажется странным, но ... просто поверьте...
  - Так. Понятно. Вас прислала моя бывшая жена.
  - Нет. Нет, я вообще не знаю ее и должна быть сейчас в другом месте. Не помню только, где.
  - Вот и оставались бы на своем месте, - стал еще более сердитым голос квартиранта. - Не беспокоили бы людей понапрасну.
  - Я не могла, - честно призналась я. - Сегодня именно тот день, когда можно все изменить. Я должна предупредить вас, понимаю, что это выглядит странно, но, прошу, поверьте мне. Не выходите сегодня из дома.
  Саша открыл дверь, сделал шаг, и теперь нас разделял порог.
  - Да. Очень странно, - согласился Саша. - С чего бы это вдруг?
  - С того, что вам угрожает опасность.
  - Откуда такая информация? - недоверчиво усмехнулся Саша.
  - Из очень достоверного источника, - уверила я. - Если не можете просто поверить мне на слово, разрешите мне войти, и я вам подробно все расскажу.
  - Извините, но сейчас, - громко зевнул Саша, - мне хотелось бы принять душ и поспать пару часов, если вы не возражаете.
  - Нет, - обрадовалась я. - Отличная идея. Только спите, пожалуйста, как можно дольше. Лучше всего дотемна.
  - Не могу обещать, - вновь нахмурился . - Обычно в выходные я сплю до обеда.
  - А что потом?
  - Вам не говорили, что вы слишком любопытны? - тем не менее хозяин сделал назад еще один шаг, что несколько укрепило мои позиции.
  - Только если это любопытство во благо.
  - Все любопытные так говорят. Так и быть, удовлетворю ваше любопытство, - вздернул брови Саша. - Потом... Потом... Потом я буду...
  - Хотите, угадаю? - пришла мне в голову шаловливая мысль.
  - Что угадаете? - не сразу понял
  - Что вы будете делать потом...
  - Что ж... Попробуйте, - усмехнулся мужчина.
  - Потом... - интриговала теперь уже я. - Потом вы будете, - и выпалила так, что он оторопел. - Потом вы будете печь пирожки!
  - Так... так... , - подозрительно прищурился и сразу же по-доброму рассмеялся Саша. - Откуда, интересно, такая информация? Хотя... я, кажется, догадываюсь, откуда. Лисичка рассказала?
  - Вы тоже называете ее Лисичка? - хихикнула я.
  - Что поделать, если так произносится ее фамилия? Лисичко, - пожал плечами квартирант . - А что вам еще она обо мне рассказывала?
  - Да так... Ничего особенного... Только то, что вы хороший человек. И наряжаете елку на Новый год. И я знаю, что этот Новый год вы встречали не один.
  - Это тоже она рассказала?
  - Нет... это я знаю сама.
  - А что еще вы знаете?
  - Еще кое-что, очень важное, но вы все равно мне не поверите.
  Я поняла, что сказала большую глупость. Из-за моих слов он явно теперь не уснет. Дернуло же меня вспомнить об этой елке! Хотя...
  - И с кем же, интересно, я встречал Новый год? - сердито продолжал Саша.
  - Я не знаю, - честно призналась я. - Знаю только, что она блондинка.
  Саша рассмеялся.
  - Вы ее видели?
  - Не ее. Ее волосы остались на елке.
  - На какой елке?
  - На той искусственной елке, которая сейчас на антресолях вместе с гирляндами. Если не верите... - я проскользнула в такую знакомую мне квартиру, свалила пластиковую этажерку со щетками для обуви с неуклюжей табуретки у входа и мигом взобралась на нее. Прежде, чем временный хозяин успел опомниться, одним движением сдернула с них замотанную в целофан елку. Она удивленно ударилась о пол. Кто посмел потревожить ее жарким летом?
  - Вот! - осторожно развернула ее. На самой макушке елочки красовались те самые несколько волосков. - Вы, конечно, спросите, откуда я знаю, и, конечно, понимаете, что мне об этом рассказала не Лисичка, и в ваш дом я не проникала тайно...
  - Как же тогда?... - оторопел Саша.
  - Как я узнала, что вы встречали Новый год с блондинкой? Очень просто! Я тоже решила нарядить эту елку на Новый год.
  - На какой Новый год?
  - На этот, который наступит еще через несколько лет.
  - Ничего не понимаю.
  - Что непонятного? Через несколько лет я встречала Новый год в этой квартире и наряжала елку.
  -Вы хотите сказать, что вы... из будущего.
  Саша явно принимал меня за сумасшедшую, и я его понимаю.
  - Как-то так. Но я сама не понимаю, как это получилось. Будильник. У вас есть будильник "Слава"?
  - Да, - пролепетал Саша. - Но в последнее время он стал звонить невпопад, надо будет отнести его в ремонт...
  - Не успеете, - я чувствовала, что Саша мне верит, и значит, лучше сказать всю правду до конца.
  - Почему?
  - Потому что, - я набрала воздух в легкие, как будто собиралась погрузиться на большую глубину, и произнесла, наконец. - Потому что сегодня вечером в восемь ноль две вас собьет машина, когда вы будете переходить улицу.
  Нет, Саша не покрутил пальцем у виска, даже, кажется, не слишком удивился. Видимо, привык уже к моим странным речам и как-то непонятно усмехнулся.
  - Допустим, так. Значит, вы здесь, чтобы обмануть время?
  - Получается, так, - я почувствовала облегчение оттого, что мне верят, наконец.
  - Но... зачем?
  - Я не знаю, я не специально, - глупо оправдывалась я, как будто меня уличили как минимум в том, что я просиживаю полдня в офисе на сайте знакомств. - Так вышло. Я даже не знаю, как я оказалась здесь. Наверное, зачем-то это нужно.
  - Ведь если зажигаются звезды, значит, это кому-то нужно, - неточно и ворчливо процитировал Саша Маяковского.
  - Да.
  - Хорошо. Что вы хотите от меня?
  - Спасти.
  - Спасти спасателя это даже интересно, обычно это я спасаю людей, и я не совсем понимаю, зачем меня спасать. Если... меня собьет сегодня машина, значит, пришло мое время, значит, я спас всех, кого должен был спасти, и больше не нужен здесь на Земле.
  - Наверное, вышла ошибка. Нужны, но, может быть, разминулись во времени с тем, кому нужны.
  - Какая может быть ошибка? Вы понимаете вообще, о чем говорите?
  - Нет, - честно призналась я. - Но давайте попробуем.
  - Обмануть время?
  - Да.
  - Хорошо, - сдался Саша. - Но сейчас уходите.
  - Только пообещайте не выходить из дома.
  Саша громко выдохнул воздух и сдался:
  - Хорошо. Я обещаю.
  - Я ухожу.
  Саша улыбнулся и помотал головой, и я поспешила обратно в дождь.
  
  Мне показалось, он стал еще теплее. Зонт так и остался в моей руке. Он вообще не особенно нужен творческим натурам, как я, тем более, летом. С каким-то сентиментально-мазохистским остервенением мы любим мокнуть даже под проливными дождями и находим в этом и поэзию, и прелесть. Во всем, даже в этом мокнущем на дожде белье, вывешенном жильцами первого этажа сушиться на веревке в углу двора.
  
  Но, как известно, поэзия идет рука об руку с прозой, и этот дождь не стал исключением. Неромантично скрипнула входная дверь, и в ней появился обманщик-Саша, снова в этой своей кепке и какой-то коробкой в руке.
  Что и говорить, нашел время выносить мусор, еще и, явно, собирался выбросить эту свою коробченцию не в баки, высящиеся за углом, а прямо здесь, перед подсобными помещениями, возле которых нерадивые хозяева и квартиросъемщики скидывали в кучу всякий ненужный хлам.
  Саша шел в мою сторону и явно не ко мне.
  - Я же предупреждала. Просила вас не покидать дом, - мой голос слегка даже дрожал от возмущения.
  - Скажите это - ему! - усмехнулся Саша, глядя в сторону и вниз.
  Из-под скамейки в траве сверкали два глаза-фонаря, и, не увидев во мне опасности, навстречу мне вывалился пушистый маленький клубочек, в котором я без труда узнала своего большого вальяжного друга.
  Кажется, он тоже узнал меня. Во всяком случае, потерся о ноги, но к Саше, явно, благоволил больше, возможно, конечно, потому лишь, что в его коробочке было что-то вкусненькое, что я не успела разглядеть, а голодные котята, как известно, довольно меркантильны.
  Мой дружище, благодарно урча, набросился под своим столом, выступавшим сейчас зонтом, на принесенное лакомство.
  Меня же был озноб - не столько от дождя, сколько от нереальности происходящего.
  - Вы совсем замерзли, - вспомнили, наконец, и обо мне. Саша опустился рядом со мной на скамью из какого-то странного чувства непонятно какой солидарности мокнуть под теплым дождем. А может, ему тоже просто нравился дождь. - Может, зайдете в дом, напою вас чаем. Если вы, конечно, не возражаете.
  Это была отличная идея, но я согласилась не слишком охотно, чтобы не вызывать напрасных подозрений.
  - А вот кот меня узнал, хоть теперь он котенок, а тогда был взрослым котом, - заметила я с укором. - Животные более чутки, чем люди. Говорят, они способны услышать информационный гул и поэтому могут предвидеть какие-то события. А еще они могут свободно перемещаться из одного измерения в другое. Вы верите в это? - стала я вдруг болтливой, как мой друг-кот, когда идет следом за мной в знакомую дверь.
  Саша открыл ее и жестом пригласил меня на кухню. Я тут же устроилась на мягком уголке за столиком под натюрмортом.
  - Не знаете, кто его написал? - полюбопытствовала я.
  - Один художник, который жил здесь до меня, - задумчиво ответил Александр, копаясь в Лисичкином кухонном шкафчике. - Чай только черный, - извлек оттуда коробочку. - И сахар закончился, как назло. Но ничего, посидите, отогрейтесь, я сбегаю куплю, здесь рядом много магазинов.
  - Нет! - подскочила я на месте. - Ни в коем случае! Вы уже забыли все, что я вам говорила! Вам нельзя выходить сегодня из дома.
  - Только мне решать, что мне можно и что нельзя, - стал вдруг почти агрессивным голос Саши.
  - Я хотела сказать, что люблю именно черный и как раз без сахара.
  Последнее было правда. Сахар способен заглушить вкус любого кофе, любого чая, черный я, правда, вообще терпеть не могу, и почему-то мне было немного жаль, что у нас с Сашей вкусы не совпадают.
  Я обожаю крупнолистовой зеленый чай, заваренный в чайничке, которого сейчас здесь на моей временной кухне, конечно же, нет, а вовсе не пакетированное непонятно что.
  Но Саша, видно, был другого мнения. Сняв с огня тот самый старый чайник, который пылится у меня на антресолях, он поставил на стол две кружки - одну абсолютно белую - для себя и с крупными цветами для меня.
  Я быстро извлекла свой пакетик, чтобы кипяток не успел слишком окраситься коричневой мутью, и положила его на край блюдца - одного на двоих, но в данный момент меня это совершенно устраивало.
  - Ну-с, - многозначительно произнес Саша и в несколько шагов отпрыгнул к холодильнику. - С виноватым видом поставил на стол тарелку с лимоном.
  - В холодильнике пусто, только несколько яиц и капуста.
  - А дрожжи?
  - Дрожжи есть, - удивился Саша.
  - Отлично, - обрадовалась я. - Испечем пирожки.
  - Но нет ни сахара, ни масла, а в магазин вы меня не пускаете, - развел руками Саша. - Хорошо, - подмигнул мне. - Попрошу взаймы у соседки.
  К моему огромную удивлению, соседка, живущая через стенку-перегородку, моментально нашла для него и сахар, и полпачки сливочного масла.
  - Спасать меня, это даже интересно, - вернулся Саша за стол. - Обычно это я спасаю людей.
  - Я уйду ровно в восемь ноль три и не минутой позже, а потом делайте, что хотите.
  - Н-да, - почесал затылок Саша. - Серьезное заявление. Извините, конечно, но, честно говоря, мне ужасно хочется спать.
  - Да... Понимаю, конечно... Вы ведь с дежурства.
  - Именно так.
  - Что ж... - вздохнула я настолько весело, насколько могла, - я, пожалуй, прогуляюсь пару часиков. Заодно навещу старых знакомых. Но потом я вернусь. Как раз и тесто подойдет к этому времени.
  При слове "время" у меня заныло в груди, но я постаралась успокоиться.
  - Конечно. Буду ждать на пирожки, тем более, как понимаю, у меня нет выбора, - вполне даже по-доброму улыбнулся Саша, так что я хотела было обидеться, но передумала. - Но и вы смотрите, осторожнее. В собственном прошлом опасно что-то менять.
  Саша бросил взгляд в окно.
  - Дождь еще не кончился. Возьмите зонт.
  - Я верну его... После обеда, - я еле сдерживала радость от того, что есть повод встретиться снова. - Кстати, я тоже люблю печь пирожки.
  Саша протянул мне зонт на всякий случай, и дверь закрылась. И я осталась за ней одна с черным мужским зонтом в руке.
  
  
   2
  Дождь, впрочем, закончился так же внезапно, как и начался. Конечно, у меня и мысли бы не возникло вмешиваться так грубо в чью-то судьбу и даже сам ход времени, но раз уж меня отбросило какой-то невидимой волной на пять лет назад, наверняка, не просто так, а для чего-то. И поскольку этот тот самый день, нет никаких сомнений, для чего я оказалась в нем.
  В такой философской задумчивости, которая, как принято считать, ничуть не красит женское лицо, я изящно ввалилась в кафе "У Марго", где время от времени встречаюсь со старыми и новыми друзьями.
  Маргарита называет себя Марго, и ее кафе называется "У Марго" - не долго думая, хозяйка назвала его в честь себя. Кафе не обычное, а с приставкой арт, и Рита страшно гордится, что в нем напиваются до беспамятства не какие-нибудь алкаши с улицы, а художники, телеведущие и даже известные барды и жеманно закатывает глаза.
  Она похожа на богемную пташку двадцатых годов, живущую в Париже. Четкое темное каре с двумя прядями, подвитыми к лицу. Обведенные черным драматические глаза, красная помада и тонкая талия при пышных бедрах. Грудной голос диссонирует с ее невысоким ростом, но все вместе дает полное право Рите называть себя Марго.
  Но время от времени и даже часто в арт-кафе наведываются господа, иногда похожие на представителей богемы внешне, но мало по внутреннему содержанию и стучат таранкой по столу и требуют пиво и виски, потому как водку Марго принципиально исключила из меню, чтобы такие обходили ее заведение стороной.
  По пятницам в нем проходят концерты и иногда показы альтернативного кино, созданные звездами местного кинематографа. Иногда в кафе выступают и неместные звезды - так Маргарита называет обычно музыкантов, отправившихся покорять столицу, но не совсем покоривших, зато узнаваемых теперь всеми завсегдатаями "У Марго", стены которого украшены изготовленными в соседнем фотосалоне постерами с их изображениями.
  В арт-кафе Маргариты ничего не менялось уже много лет, наверное, именно поэтому, а еще потому, что оно находится совсем недалеко от моего временного дома, я отправилась именно туда. Честно говоря, меньше всего я ожидала встретить там нашего Профессора, но встретила там именно его да еще и за кружкой пива.
  Нет, я, конечно же, знаю, что не стоит рассматривать незнакомых людей в кафе пусть даже с приставкой "арт", но в том-то и дело, что мы с Профессором не были незнакомыми людьми, хоть он еще не знал об этом.
  - Думаете, я пью просто так? - почувствовал художник на себе мой взгляд.
  - Я вообще не думала о вас, - солгала я, растерявшись.
  - А вот и врете, - обличил меня художник. - Вы думали сейчас именно обо мне.
  - Может быть, скажете тогда, что именно? - я перебралась за соседний столик, так было удобнее разговаривать.
  - Я не умею читать мысли, - обиделся почему-то художник. - Но могу предположить. Вы решили, что я законченный алкоголик, но я без пяти минут профессор.
  - Вы обязательно им станете, - пообещала я.
  - Вы думаете? - не совсем уверенно спросил профессор.
  - Я не думаю, я это знаю, и, пожалуйста, не спрашивайте, откуда. Даже если и скажу правду, вы все равно не поверите.
  - Интересно... Но на первый взгляд я не очень похож на профессора.
  - Только на первый, - едва сдержала я смех, вспомнив случай, который профессор рассказывал нам на занятиях. - Я даже знаю, зачем вы пьете пиво.
  - Интересно. Стало быть, вы читаете мысли? - с акцентом на "вы" поинтересовался профессор.
  - Что-то в этом роде, - уклончиво ответила я.
  - Итак? - вскинул брови профессор.
  - Вы пьете пиво, - я сделала, как и полагается в подобных случаях интригующую паузу... потому что оно... обостряет восприятие цвета!
  Профессор был явно огорошен ответом.
  - Похоже, вы и впрямь читаете мысли.
  У меня такое странное чувство, как будто мы с вами знакомы... Вы тоже художница? - терялся в догадках профессор.
  - Пока еще нет, но обязательно попробую себя в живописи.
  Профессор одобрительно покачал головой.
  - Похвальное стремление. Тогда вам нужно больше общаться с художниками, ходить на выставки.
  - Да. Именно так я и поступаю.
  - Сегодня как раз открывается новая выставка в "Пабло". Имя художницы мне, правда, незнакомо, но это ни о чем не говорит. Сейчас столько интересных художников среди новичков, столько разных материалов - в мою молодость все было гораздо проще - краски и холст.
  Профессор перевел взгляд на стену, как всегда увешанную самодельными афишами и фотографиями.
  "Светлана Тимофеева", - красовалось на распечатанном на печатном принтере листе сплошь в разноцветных кляксах.
  - А с моими работами вы знакомы? - отхлебнул пива профессор.
  - Да. Конечно. У вас удивительные акварели, легкие, воздушные и в то же время такие насыщенные, яркие, особенно цикл с мандаринами. Смотришь на них - и настроение новогоднее, какое бы ни было время года. Как будто даже чувствуешь запах цитрусов, корицы и шоколада.
  -Цикл с мандаринами? - вскинул голову профессор. - У меня нет таких натюрмортов, хотя я давно собираюсь написать цикл в таком роде. Никак не могу поймать момент, чтобы в нем было все именно так, как вы сейчас сказали, - и мандарины, и корица, и шоколад, и чтобы стрелки на часах замерли в ожидании Нового года, чтобы этот момент, - профессор схватил воздух рукой, как будто поймал невидимую птицу, - и оставить его на бумаге, но здесь работать надо даже быстрее, чем на пленере. Успеть за пару мгновений сделать хотя бы эскиз.
  - У художников особое отношение со временем, особенно у настоящих.
  - Да уж, как говорил мой учитель, художник не профессия, а всего лишь благовидное оправдание любых безумств.
  
  Не помню, была ли я у Марго в тот самый день пять лет назад, и уж точно, если и видела нашего Профессора, точнее, пока еще будущего профессора, то просто-напросто не обратила на него внимания, равно как и он на меня. Мы просто разминулись.
  В своем собственном прошлом я чувствовала себя как-то странно, как будто втиснулась в старое платье, в которое уже не влезала и собиралась выбросить, но почему-то решила снова примерить и оно оказалось в самый раз. Но все равно боишься сделать в нем лишнее движение, чтобы оно с треском не разошлось по швам.
  Ассоциация с платьем вызвала еще одну - с магазином "Виолетта". Ведь, кажется, его еще не закрыли и не открыли на его месте магазин мужских костюмов...
  
   3
  Вывеска с красивой девушкой в голубом вечернем платье, в которой я без труда узнала Виолетту, приглашала дам примерить красоту, и я вошла вовнутрь.
  Меня заметили не сразу. Две женщины, юная и зрелая, что-то оживленно обсуждали.
  - Здравствуйте! Вам что-то предложить? Вы что-то конкретное ищете? - повернулась в мою сторону юная консультант-продавец.
  - Нет. Спасибо. Если что-то понравится, я вас позову.
  У меня с собой не было сумки, но, как ни странно, консультанты этого даже не заметили, их занимало нечто гораздо более важное.
  Я набрала гору вечерних платьев и скрылась в примерочной.
  - Татьяна Петровна, да у вас же пенсия на носу, уволят вас, и куда вы пойдете? Выплатит Жанна Александровна кредит, не бойтесь, не повесит на нас.
  - Вам помочь? - снова вспомнили, наконец, обо мне.
  - Да, пожалуйста.
  Я вышла из-за ширмы, предоставив застегнуть мне сзади замок.
  Платье, ярко-красное с открытым верхом и широким низом, село отлично.
  Были бы у меня деньги, я обязательно бы купила его, но в данной ситуации мне пришлось солгать.
  - Нет. Мне на свадьбу. Я подружка невесты, а в красном... невеста решит, что я хочу ее затмить. Нет ли у вас такого же, но другого цвета?
  - Есть такое же бардовое.
  - Нет, только не бардовый! - снова пришлось изворачиваться. - Бардовый меня старит! Что-то светло-голубое, но не слишком светлое...
  - Нет, такого нет.
  К счастью, второе платье не сошлось мне в груди, а третье оказалось тесным. Четвертое, ярко-розовое, село довольно неплохо, и мне пришлось сказать, что оно, скорей, для выпускного, чем для моего случая. А пятое, серебристое, в груди село хорошо, но в бедрах было великовато.
  - Можно немного ушить, мы сделаем небольшую скидку, - предложила молодая консультант.
  - У меня уже нет времени переделывать, мне нужно уже готовое платье, - я так изовралась, что уже и сама поверила в подружкину свадьбу.
  Девушка-консультант пожала плечами. У нее были негустые темные волосы и правильные черты лица, которые могли бы быть красивыми, если бы их не искажало как будто прилипшее к коже брезгливое выражение. Его хотелось снять, как медузу, и выпустить в море.
  - Не берите кредит, - предупредила я на прощание Татьяну Петровну. - Она вам его не вернет.
  - Странная девушка, - услышала я вслед.
  
   4
  Я продолжила путь вниз по переулку, туда, где высился дом Эли и ее мужа, но меня встретили только запертые ворота.
  
   5
  Молодой человек порхал, спеша куда-то вприпрыжку и, казалось, еще чуть-чуть и взлетит
  В одной руке Ван Ваныч сжимал армянский коньяк, в другой шампанское брют и пакетик винограда.
  - Пойдем, - сказал он вместо "привет".
  - Куда? - спросила я вместо ответного "привет".
  - К нашим дедам, отметим успех.
  Главный дед по фамилии Горбунов его, впрочем, ждал и даже пригласил двух других дедов и секретаршу Машу на шампанское, коньяк и виноград.
  Маша, правда, благоразумно ограничилась несколькими виноградинами. Шампанское пила только я, и в такую жару, явно, стоило ограничиться одним-максимум двумя бокалами.
  - За искусство и за то, чтобы мы любили искусство в себе, а не себя в искусстве, - провозгласил главный дед.
  - Николай Владимирович! - после первого глотка попытался взять быка за рога Ван Ваныч и хитро прищурился. - Сколько книг должно быть издано у писателя, чтобы он мог вступить в Союз?
  - "Писатель" и "вступить в Союз" это, знаешь ли, разные категории, писателем сейчас себя называет каждый, кто умеет писать.
  Шутка была коронной, и главный дед повторял ее при любом удобном и неудобном случае.
  Два других члена Союза и Маша услужливо хихикнули.
  - Я бы сказал, писатель - это тот, кто хорошо умеет писать, кого издают и читают и кто зарабатывает на этом деньги, - возразил Ван Ваныч и отхлебнул коньяка.
  - Э, нет, молодой человек, - категорично заводил в воздухе пальцем один из членов Союза, поэт Светлаков. - "Мастер и Маргарита", например, был издан только через семь лет после смерти Булгакова, и что же, скажете, Булгаков Михаил Афанасьевич - не писатель, а какой-нибудь Иван Иванович Пупкин, у которого напечатали какую-нибудь белиберду, - настоящий русский писатель?
  Вопрос был, явно, провокационный, и в воздухе, явно, попахивало битвой, но Ван Ваныч оказался хитрее.
  - Так сколько нужно издать книг, чтобы вступить в Союз? - переспросил он.
  - Две, - примирительно ответил главный "дед".
  - Отлично, - сверкнул глазами и улыбкой Ван Ваныч. - У меня их уже три.
  - Э, нет, - помотал головой главный дед. - Я имею в виду достойно изданную книгу. Надо представить книгу в Москве так, чтобы она смотрелась достойно - в твердой обложке, полноцвет.
  - Но у меня итак в твердой цветной обложке. Все три книги. Что значит "достойно"? - насторожился Ван Ваныч. - Книги, изданные в московских издательствах, что, значит, выглядят по-вашему не достойно?
  - "Достойно" - это значит, что обе книги должны быть изданы в нашем издательстве при обществе литераторов.
  - Послушайте, Николай Владимирович! Все-таки я считаю, что писатель - это тот, кто зарабатывает писательским трудом, а не тот, кто тратит собственные и немалые деньги на то, чтобы считаться писателем.
  Ван Ваныч схватил с полки первую попавшуюся книгу. Ей оказался томик стихов Светлакова "Голубые дали".
  - "Голубые дали", - торжественно прочитал название. - Интригующе... Да...
  Раскрыл сборник наугад. - ... Вскочил верхом на скакуна. Скакал на нем три дня подряд. Так что натер себе я зад... Господа! - Ван Ваныч гневно захлопнул книжку. - Ведь это даже не смешно! А возмутительно и грустно! И это ведь не розыгрыш, не шутка, это, действительно, написал так называемый писатель, член Союза, потому что он оплатил издание двух книг, хотя двумя книгами, думаю, здесь не обошлось. Семь - не меньше!
  Маша не сдержала смешок и сбежала из-за стола, скрывшись в той самой двери, где печатались книги членов общества литераторов.
  Разоблаченный поэт густо покраснел и ударил бокалом по столу, так что в стекле весело подпрыгнули остатки недопитого коньяка.
  - Формализм! Всюду сплошной формализм! - сделал Ван Ваныч еще глоток и тоже громко поставил бокал. - Формалисты - они и развязали Вторую мировую войну!
  - Вообще-то! - вставил свое веское слово молчавший до сих пор прозаик, критик и тоже член Союза Кучерявый. - Вторую мировую развязал Гитлер.
  - Спасибо, что просветили, но только Вторая мировая началась раньше, чем вы думаете! Вторая мировая началась тогда, когда Гитлера во второй раз не приняли в Венскую художественную академию! И сделали это - формалисты, потому что, видите ли, у Гитлера было мало портретов, а то, что у парня были толковые пейзажи, формалистов это мало волновало!
  - Только не надо оправдывать Гитлера! - хлебнул коньяку, поставил бокал и налил себе еще Горбунов. - Этак знаете, можно до чего договориться! Не знаю, действительно ли хороши его пейзажи. В отличие от вас я не интересуюсь творчеством тиранов. Но точно знаю, любой художник должен быть прежде всего гуманистом, а не самонадеянным выскочкой. Никакие - ни литературные, ни художественные способности не могут оправдать холокост! Формалисты вам во всем виноваты!... Гитлер - чудовище, и точка!
  - Однако если бы это чудовище издало у вас пару своих увесистых альбомов, да еще полноцвет, да еще хорошим тиражом - вы бы с радостью приняли бы его в свой паршивый союз графоманов!
  Ван Ваныч стал бледным от злости, а Горбунов, напротив, багровым. На лицах обоих читалась решимость развязать третью мировую. Ван Ваныч был готов идти с войной на формалистов, а Горбунов - на таких самонадеянных выскочек, которым неизвестно кто и за что дал в Москве зеленый свет.
  Какое-то дежа вю. Хотя почему какое-то? Дежа вю. Я когда-то уже проживала этот день, я снова в нем. Но теперь мне нужно прожить этот день не так, как тогда. Иначе...
  Но я знаю наперед каждое слово. Нужно как-то нарушить предсказуемость рокового дня, и я разжимаю руку и роняю бокал.
  Бокал рассыпался на части.
  - На счастье! - неожиданно обрадовался хлипкий Светлаков какой-никакой развязке и принялся помогать мне собирать осколки. - Кажется, вы поранили руку. Маша! Мария! Принесите зеленку и бинт!
  А Ван Ваныч решил, что надо бы немного разрядить обстановку и снова наполнил бокалы.
  Мне хотели принести новый, но я солгала, что спешу.
  - Мне кажется, для того, чтобы стать популярным, сегодня вообще важно не столько то, насколько ты талантлив, сколько то, насколько ты умеешь эпатировать, ненавязчиво навязывать себя, - услышала я, уходя, голос критика.
  Дискуссия перешла в более или менее мирное русло.
  Я выбежала на улицу, счастливая, что мне снова, второй раз за этот день, или не знаю даже как правильно обозначить этот отрезок времени, в общем, что мне снова удалось обмануть время.
  
  
   6
  Хозяин галереи сидел нога за ногу на стуле и слушал рок, что-то из ретро.
  - Здравствуйте, - улыбнулась я ему как хорошо знакомому и встретила его чуть недоуменный взгляд. Да, спохватилась я, обо мне он узнает позднее, когда я напишу свой первый роман. Пока же я просто праздно слоняющаяся девица, пришедшая на открытие выставки раньше на сорок минут.
  Я хотела было извиниться и уйти, а вернуться, когда начнут собираться все нормальные люди, как мой взгляд вдруг примагнитила картина на стене, точнее, это была не совсем даже картина.
  - Да. На меня она произвела такое же впечатление, - снял наушники Игорь Жаров, хозяин галереи "Пабло". - Даже не представляете, чего мне стоило уговорить художницу выставить эту работу. Она как будто срослась со своей картиной. И шедевр, представьте, пылился в мастерской. Разве это не преступление для художника?
  - Преступление, - согласилась я, не вполне осознавая, в чем именно оно заключается.
  Преступниками мне виделись другие люди, те кто стоит за Ветровой - стопроцентные авантюристы, лишенные каких бы то ни было представлений о порядочности.
  В галерее пахло деревом и лаком - запах, предвещающий неожиданные метаморфозы, превращение одной реальности в другую, еще более реальную, чем та, которую мы привыкли называть материальным миром.
  - Случайно заметил эту дверь в углу. У картины даже нет названия, хотя в этом случае оно, может быть, и лишнее...
  Дверь была такой, что ее непременно хотелось открыть, но ключ от нее был только у одного человека - у хозяина двери. И был ли ключ вообще?
  Притягательность двери и заключалась в невозможности попасть за нее. И в том, что точно знаешь: за ней что-то есть.
  Обычно за такими дверями живут садовые гномы и иногда какие-то дожди, но не факт, что они живут за всеми нарисованными дверями. Совершенно не факт.
  Входная дверь с грохотом растворилась.
  - Игорь! - ворвалась в галерею хрупкая темноволосая женщина с беспокойными глазами под безупречно очерченными бровями.
  Моего присутствия она, кажется, даже не заметила. - Я передумала!
  - Что передумала? - строго спросил хозяин галереи.
  - Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Зря я вообще согласилась. Понимаешь, это очень, - женщина сделала небольшую паузу, чтобы "очень" прозвучало огромной каплей, сорвавшейся с крыши, - личное!
  - Все картины художника это что-то личное, очень личное, - он также выделил тембром "очень", но оно позвучало слегка иронично и очень недовольно. - Как же так, люди придут посмотреть на твою выставку, и что они увидят - пустое место вместо картины?
  - Игорь, ну что ты привязался к этой картине? Здесь и без нее достаточно картин.
  - Достаточно, да, но... - вздохнул хозяин галереи.
  - Что но? - в глазах художницы появилось какое-то заискивающее выражение, дисгармонировавшее с агрессией в голосе. - Хочешь сказать, что я больше не написала ничего стоящего? Да. Я и сама знаю, что эта картина лучшая, но я обещала людям... заказчику, что больше эту картину никто не увидит. И не говори, что они не имеют права ставить художнику такие условия. Да, я знаю, убеждать ты умеешь, но только... не в этот раз!
  Художница решительно вздернула голову.
  - Это лучшее, что ты написала, это не просто картина... Это... Дверь, и в нее можно войти...
  - Войти, но не выйти, Игорь. Выйти оттуда нельзя. Можно только войти, в этом-то все и дело. Ты не понимаешь! Ты ничего не понимаешь! Наверное, думаешь, я рехнулась. Может, ты и прав. Я ненормальная. А ты... Ты... Тебе лишь бы устроить очередную сенсацию, чтобы прессы побольше, телевидение, а что при этом чувствует художник - наплевать.
  Глаза женщины наполнились таким неподдельным отчаянием, что хозяин галереи поднялся со стула, выпрямился во весь рост.
  - Так. Все. Хватит делать из меня Карабаса-Барабаса.
  Он и впрямь слегка походил на этого персонажа благодаря длинной густой бороде и всегда слегка взлохмаченной шевелюре, но добрые глаза и чуть ироничная улыбка художника сводили на нет первое впечатление, такое, какое, вероятно, ему самому нравилось производить. - Забирай свою картину!
  Владелец галереи решительно сдернул шедевр со стены.
  Художница перевернула картину и поставила таинственной дверью к стене в дальний угол галереи и, наконец, облегченно улыбнулась и почти расслабленно выдохнула:
  - Спасибо...
  Входная дверь снова открывалась и закрывалась, открывалась и закрывалась...
  - Шедеврально! - услышала я рядом голос Марины Владимировны. -Так и хочется напиться молока из этого кувшина... Вот и скажи мне, Игорь, - обратилась она к хозяину галереи, - скажи мне как художник художнику, нужно ли художнику академическое образование?
  - Как художник художнику говорю, что на фиг не нужно, у меня и самого его нет.
  - Это моя ученица, - сквозь меня посмотрела Марина Владимировна и, обойдя меня, обняла за плечи Светлану, радуясь вместе с ней ее успеху.
  Было как-то не по себе оттого, что меня не замечают знакомые, и в то же время так было спокойнее. Саша прав, в прошлом лучше не совершать лишних телодвижений, поэтому я не слишком обрадовалась, услышав в свой адрес просто и теплое "привет".
  Приветливо улыбаясь, ко мне направлялись Лена и Влад.
  - А мы как раз говорили о тебе! - воскликнула Лена.
  - Богатая буду, - буркнула я, кажется, не слишком приветливо, но друзья не обратили на это внимание.
  - У нас для тебя сюрприз. Пойдем, посидим куда-нибудь, в "Марго" или "Старый фонарь". Ты там уже была?
  - Раз сто.
  - Оно же открылось только на прошлой неделе, когда ты успела?
  - Сто не сто, конечно, была пару раз, - пришлось мне выкручиваться.
  Да, Саша прав, в прошлом нужно вести себя довольно осмотрительно, об этом единогласно заявляют все книги и фильмы о попаданцах, которые я терпеть не могу, потому что, согласитесь, это глупо, живет-живет себе человек в режиме своего времени и вдруг бац, не поймет, где он. Вернее, мне казалось, что это глупо, потому что кто бы поверил, что это может произойти наяву, да и границы яви, кажется, начинают для меня терять очертания.
  - Может, завтра, я очень спешу.
  - Если бы только ты знала, о чем речь, ты бы отложила все сегодняшние дела на завтра, - многообещающе улыбнулась Лена.
  Да, я, конечно, знала, о чем она хочет со мной поговорить. Директор издательства, где работает Лена, решила выпускать свой журнал. То есть не совсем журнал. Каждый номер - отдельная книга в красивой глянцевой обложке, благо у Влада полно фотографий на любую тему, а романы, хоть и щедро проиллюстрированы фотографиями, но напечатаны на простой газетной бумаге. Их приятно листать, и стоят они недорого. И мой роман о Джоанне и откроет этот цикл. Да, я знала все, что скажет Лена, но пришлось делать удивленные глаза, думая совершенно о другом.
  Значит, в то время, пока Саша... Пока с ним случилось то, что случилось, я в то время сидела с Леной и Владом в кафе, мы говорили о важном и всякой ерунде. На столе появилось шампанское, и мы пили за будущий успех всех нас. Мы много смеялись и верили, что так и будет, да.
  Может быть, если бы тот день я провела как-то иначе, моя рукопись до сих пор пылилась бы где-то в столе.
  Наконец, сделав последний глоток, я вспомнила, ради чего, собственно говоря, я преодолела время и Сашино недоверие, и опрометью, наскоро попрощавшись с Леной, ринулась к двери.
  Пару остановок прошла пешком. Кошелек с деньгами остался в будущем, да и просто мне необходимо было слегка протрезветь.
  Ну и денек, бурлящий, как шампанское в бокале, и угораздило же Сашу перейти в мир иной именно в этот день. С мыслями о том, сколько же их, миров, всего, и главное, как мне спасти Сашу, я и добралась до нашего с ним временного дома.
  
   7
  На нашей кухне вкусно пахло пирожками. На Саше был какой-то женский фартук, который сразу мне не понравился. Значит, в дом захаживает какая-то дама. Но кто бы она ни была, она не удержала его на краю, а я смогу.
  С вызовом я окинула взглядом табуретки, неуклюжие, как медвежата на картине Шишкина "Утро в сосновом лесу", и поудобнее устроилась на одной из них возле тарелки с пирожками.
  - Вы знаете, я тоже очень любила сидеть вечерами на этой кухне.
  - Странно... вы из будущего, но говорите о себе в прошлом времени.
  - Да. Странно. Времена перепутались в моей голове. Такое ощущение, будто все часы мира остались без стрелок.
  - Вам нравятся эти табуретки? - неожиданно поднял Саша одну из них.
  - Да. А почему вы спросили?
  - Потому что их сделал я.
  - Лисичка мне не говорила.
  Мы помолчали. Но нужно было что-то сказать, что-то очень важное. Это что-то висело в воздухе и требовало, чтобы мы подыскали нужные слова.
  -Хорошо, - громко выдохнул Саша и поднял даже руки, как будто сдался в плен. - Вечером я не выйду на улицу. Водитель того самого автомобиля спокойно поедет дальше по своим делам, сегодня его не будет трясти от стресса. Но дальше... Я пытаюсь и не могу представить, что дальше...
  - Зачем пытаться увидеть будущее? Просто позволь ему быть... -кажется, мой голос звучал не совсем уверенно.
  - Позволь ему быть, - недовольно передразнил Саша. - А что, интересно, ты сейчас делаешь, как не мешаешь случиться тому, что должно было случиться.
  - Послушай... - мои глаза, наверное, просили пощады.- Я итак уже совершенно запуталась в настоящем, прошлом и будущем. Не запутывай, пожалуйста, меня еще больше.
  - Ладно, - неожиданно согласился, развел руками Саша. - С женщиной спорить бесполезно, сколь бы абсурдной не казалась ее правота. Угощайтесь, сударыня! И чувствуйте себя, как говорится, как дома!
  Я засмеялась.
  Да, я была одновременно и дома и не дома. Все так и немного не так. Вместо моих любимых разноцветных гербер крошечную ванную отгораживала какая-то другая клеенчатая ширма в клеточку.
  Такая же клеенка была на столе вместо прозрачной, которая нравилась мне больше. Но в целом кухня казалась мне даже уютнее. Запах печеного теста сделал свое дело.
  Я полюбопытствовала, как Саша вмещается в эту ванную, слишком тесную даже для меня.
  - Да. Здесь нужна сноровка, - расплылся он в улыбке. - Чтобы вымыться как следует, я хожу в баню напротив.
  В свою очередь я рассказала о наших банных девичниках и удивилась, о каких глупостях мы говорим.
  Когда я представляла нашу возможную (невозможную!) встречу, точнее, когда в моей голове прокручивались фразы, начинавшиеся с "если бы мы с Сашей встретились однажды"... дальше я видела нас сидящими за столом, и мы говорили о вечности, о том, как бесконечно соскучились друг по другу и что истинной любви не помеха ни время, ни расстояние.
  Конечно, эти диалоги звучали в моем воображении не так возвышенно-напыщенно, но смысл был примерно такой. Во всяком случае, совершенно точно, мы не говорили в тех воображаемых беседах ни о тазах, ни о березовых вениках.
  Самое возмутительное было то, что Саша знать не знал ни обо мне, ни о моей любви. Значит, все те диалоги, которые я вела все эти три холодных месяца с ним, я вела сама с собой, с тем придуманным Сашей, который существовал только в моем воображении?
  И я неожиданно осознала, что с тем воображаемым Сашей было проще. Он говорил и делал только то, что я хотела. Такой покорности бессмысленно ждать от живых людей и даже от литературных персонажей, хоть у Лены по поводу последних совершенно иное мнение.
  Да, тот марионеточный Саша, который говорил со мной из Вечности стихами, отвечал на вопросы дождями и снегом, он был мне гораздо понятнее и ближе. А сегодня я потеряла его навсегда с тех пор, как появился этот другой, настоящий Саша. Хотя... Надо признать, он тоже довольно мил.
  - Тебе нравится в доме Лисички?
  - Я не знаю, - честно ответила я.
  Стены старого дома привычно вздрогнули. Кто-то потянул за ручку на сливном бочке.
  - Саша, можно задать вам один, очень личный вопрос?
  - В этом дне можно все.
  - Скажите, вы пишите стихи?
  - Кажется, мы перешли уже на ты, или мне показалось? А вопрос, и правда, очень личный. Почему ты спросила? Не помню, чтобы я кому-то когда-то читал стихи...
  - Мне...
  Саша наморщил лоб, как будто пытался вспомнить что-то очень важное, и, неловко рассмеявшись, ловко перевел разговор на другую тему:
  - Этот дом... Его строили пленные немцы. Ты знала об этом?
  - Нет, - солгала я зачем-то.
  Саша улыбнулся, довольный своими познаниями и продолжал:
   - А еще раньше здесь рядом были еще два храма, и к одному из них, который ближе к центру, приезжал император Николай II, - этого я, действительно, не знала. - Здесь недалеко проходил смотр войск гарнизона. Представь, если бы ты попала в то время в тот исторический момент? Это было бы гораздо интереснее, чем есть со мной на кухне пирожки.
  Саша улыбался одними уголками глаз.
  - Нет! - уверенно помотала я головой. - Я попала в совершенно нужное время и в нужное место.
   Взгляд Саши стал серьезным.
  - Ты знаешь, это очень странное ощущение знать, когда и отчего ты умрешь. У тебя было когда-нибудь какое-то предчувствие на этот счет, что ты умрешь во столько-то лет и при таких-то обстоятельствах?
  - Мне кажется, мне будет шестьдесят пять и умру я тихо-мирно от какой-нибудь глупой болезни вроде гриппа.
  Саша натянуто рассмеялся.
  - А у меня всегда был страх автомобилей, я даже за руль сажусь нечасто. Мой старенький Пегасик уже третий месяц без дела скучает в гараже за углом. Да. Так я его назвал. Думаешь, это глупая привычка давать имена машинам? Хочешь, я вас познакомлю?
  Я засмеялась и, наверное, посмотрела на Сашу с беспокойством, потому что он торопливо и иронично добавил:
  - Переходить дорогу не нужно.
  - Хорошо! - сдалась я.
  
  Саша просунул руку в прорезь в обшивки, прикрытой гирляндами голубых и розовых роз, двери, похожую на мышиную норку, и извлек оттуда ключ от гаража.
  
   8
  Гараж находился недалеко, за баней, рядом с другими гаражами.
  Саша торжественно открыл дверь большим ключом.
  - Прошу! Никогда никто здесь не был, кроме меня, - улыбнулся Саша, и я поняла, он очень одинок.
  Внутри в солнечных лучах, рассекавших, как мечи, полумрак, поблескивали, роились пылинки, оседая на стареньком желтом рено.
  Его двери снова торжественно отворились передо мной, как ворота дворца, и я удобно уселась на место пассажира. Кажется, здесь уже давно никто ни сидел.
  Автомобиль как будто радовался моему внезапному появлению.
  - Хочешь, поедем куда-нибудь? - предложил вдруг Саша.
  - Поедем, - согласилась я, готовая на любые безумства, если он за рулем.
  - Нет, - помрачнел вдруг он, и я скорее почувствовала, чем поняла, о чем он думает. - Я не буду и не имею право рисковать... тобой, - добавил чуть сдавленным голосом, так что я даже рассмеялась.
  - Вот как?! А если ... если я хочу пойти с тобой?
  - Нам пора возвращаться домой, - стал строгим голос Саши.
  Он так и сказал. Нам. Домой. Да, дом Лисички и был нашим временным домом, и как не пыталось время помешать нашей встрече, ничего у него не вышло. Мы как будто сошлись со временем в неравной схватке, и чего бы это мне ни стоило, я должна победить.
  - Пойдем, - протянул мне Саша руку.
  Железные двери гаража скрипнули за нами. Наши пальцы переплетались, и Саша чуть сжал мою руку, что означало примерно следующее: мы всегда будем вместе, и ничто не в силах нам помешать.
  Так мы и дошли до дверей нашего временного дома.
  
   9
  Ключ увяз в замочной скважине, дверь ни в какую не хотела открываться, и вдруг что-то щелкнуло, и она легко распахнулась перед нами.
  
  На меня возмущенно смотрела полная миловидная девушка с роскошными белокурыми волосами.
  - Надеюсь, не помешала? - скорее всего, она хотела произнести эту фразу равнодушно и насмешливо, а вышло так, как будто бросила сразу две перчатки, в лицо Саше и вторую - мне.
  - Нет, - ровным тоном ответил Саша и разжал руку. Замок наших пальцев разомкнулся, будто повернулся невидимый ключ. - Но ты могла бы предупредить о своем приходе.
  Значит, они на ты. В свою очередь, я неодобрительно посмотрела на незваную гостью, гадая, кто она.
  - Мама попросила заглянуть, проверить. Сказала, к нам в квартиру ломилась какая-то дама. Так понимаю, вы с ней поладили.
  - Правильно понимаете! - ответила я за Сашу дочери Лисички. - А вы еще разве не уехали в Москву?
  Саша удивленно посмотрел на гостью, он, явно, был еще не в курсе насчет Москвы.
  - Ты собираешься уезжать?
  - Да, - вздохнула дочь Лисички. - Как раз хотела тебе сказать. Нашелся достойный человек.
  - Рад за тебя! - хмыкнул Саша. - Достойный человек, так понимаю, москвич?
  - Правильно понимаешь, - прошлась блондинка, не разуваясь, от прихожей к кухне и обратно, что категорически не приветствовалось Лисичкой .
  - Завтра утром и уезжаю. Зашла попрощаться со старым другом. - Что здесь у вас? Новый год? Елку наряжать собрались? А где же шампанское? Мандарины? "Оливье"? "Селедка под шубой", наконец? Непорядок. Хорошо, хоть со Снегурочкой. Уж простите, что я так, без Деда Мороза.
  Толкнув ногой разобранную елку, незваная гостья вернулась на кухню.
  - Что здесь у нас? Пирожки! Как мило! Правда же, это мило, - обратилась уже ко мне, - когда мужчина печет пирожки? Кстати, это я его научила. Ты говорил ей, Саш? Я особенно люблю с рисом, зеленым луком и яйцами. С чем здесь у нас?.. Угостите гостью?
  Не дожидаясь ответа, Лариса взяла с тарелки пирожок.
  - Ммм... - зажмурилась от удовольствия. - С капустой? Великолепно. Очень вкусно. Правда. А я никогда не пеку с капустой. А зря. Теперь обязательно попробую. Прямо в следующие выходные и испеку любимому, нет, к этому времени мы уже будем мужем и женой, короче, побалую ненаглядного пирожками с капустой.
  - Послушайте... - мне совершенно не нравилось, что нахалка крала у нас драгоценное время, хотя, по всей видимости, нахалкой в ее глазах была как раз-таки я. - Вы не опоздаете на поезд?
  - И правда, - скривила губы незваная гостья. - Мне еще надо привести себя в порядок перед свадьбой.
  Она кокетливо поправила волосы и, бросив Саше "прощай" и ничего не сказав мне, хлопнула дверью.
  Саша чуть с сожалением смотрел на дверь и чуть виновато на меня. Неожиданное появление дочери Лисички нарушило волшебство.
  - У нее все будет хорошо, - холодно пообещала я Саше. - Через год у них родится сын, а еще через год двойня - девочка и мальчик, так что Лисичка даже задумается о том, чтобы продать эту квартиру и отдать деньги внукам.
  - Что ж, - немного грустно улыбнулся Саша, - я рад за нее.
  - У нее есть ключ? - не удержалась я от глупого вопроса ревнивой женщины, которая при данных обстоятельства не имела особого прав ревновать, но ревнивцы не считаются с подобными доводами.
  - Да, у нее есть ключ, - с каким-то даже вызовом ответил Саша. - И что из того? Почему у дочери хозяйки не должно быть ключа?
  Все-таки пусть агрессивно, но он оправдывался, и это окончательно убеждало меня в том, что между ними что-то было.
  - Конечно, но... Да, конечно, я понимаю... Я появилась неизвестно откуда и...
  Я понимала, что не имею никакого морального права вмешиваться в личную жизнь Саши, и это-то и злило меня.
  Я остановилась на пороге, как на перепутье двух миров, и вид у меня, наверное, был растерянный, обиженный и, может быть, даже забавный, потому что Саша вдруг подхватил меня на руки и отнес в гостиную, или спальню - в общем, в ту единственную комнату, где стояли кровать, телевизор и стол.
  - Лисичка была бы возмущена, узнав, что ходят, не разуваясь, по ее коврам.
  Меня волновали какие-то мелочи.
  Саша поставил меня посреди комнаты, как новогоднюю елку.
  - Ничего. Я завтра уберу.
  Слово "завтра" засияло всеми красками надежды. У нас будет завтра!
  В комнате было чисто, и все аккуратно разложено по полочкам, совсем не то, что я мою бытность. Здесь точно не увязнешь ненароком в лимонно-желтой краске, забытой на столе.
  На полках было много книг. Собранный диванчик, еще не превращенный в громоздкую рухлядь другими квартирантами, под мохнатой зеленой накидкой, похожей на газон, приглашал посмотреть телевизор.
  Как непреклонный надзиратель, косил на нас из угла будильник.
  - Который час? - с хитроватой улыбкой спросил Саша.
  Я вздрогнула от этого вопроса, совершенно банального в другой ситуации, и с ужасом посмотрела на циферблат.
  Стрелки неумолимо подбираются к восьми. Еще десять минут тревожного ожидания.
  Галантным жестом хозяин пригласил меня присесть.
  - Немного странно чувствовать себя одновременно и дома, и в гостях, - призналась я.
  - Мы все здесь одновременно и дома, и в гостях, - немного грустно улыбнулся Саша.
  - Ты помнишь то место, откуда ты вернулся? - не могла я удержаться от того, чтобы не узнать, что там, за гранью.
  - Я же еще не умирал, - хитровато подмигнул Саша, - и мне сейчас совсем не хочется умирать, вообще не хочется выходить на улицу из дома.
  Саша взял меня за руку, провел ей по своему лицу, и по нему пробежала волна тихого счастья.
  Зажмурив глаза, как кот на летнем солнце, он прошептал:
  - Останься. Сегодня. Завтра. Всегда.
  - Скоро восемь. А вдруг...
  Саша поднес палец к моим губам:
  - Бесполезное слово "вдруг".
  - Бесполезное, - согласилась я.
  Мое сердце тикало, как часы, так что, мне кажется, Саша мог слышать их ритм.
  Саша медленно убрал палец с моих губ - единственную преграду, мешавшую мне ощутить губами мягкую влажность его губ. Как после летнего дождя, когда художник Солнце уже прошелся Кистью по траве.
  Я чувствовала его влажные губы на своих губах.
  Бестактно зазвонил противный будильник.
  - Он вечно спешит, ну и пусть себе звонит, - недовольно посмотрел в сторону третьего лишнего Саша, и я снова ощутила привкус Вечности на своих губах.
  Вечернее летнее солнце венчало нас веселыми бликами.
  Пальцы Саши путались в моих волосах, как стайка дружных рыб, попавшая в золотистые сети.
  
  
   Часть III
   1
  Потоки утреннего света захлестнули нас со всех сторон.
  - Как же так? - удивилась я, - секунду назад был вечер.
  - Где-то сейчас даже ночь, - улыбнулся Саша. - В каких-то других часовых поясах. Не думай ни о чем. Кажется, я начинаю узнавать знакомые места. Так что здесь я твой проводник.
  - Где мы?
  - А ты не догадываешься?
  - Ты хочешь сказать, что мы внутри картины?
  Александр молчал и улыбался.
  - Но как? - я не могла поверить и не могла не поверить, потому что кувшинки, как звезды, облачившиеся в цветочную нежность, покачивались и уводили взгляд вдаль по течению в бесконечность.
  Деревья протягивали ветви, словно приглашая в гости, как радушные хозяева.
  Что-то треснуло.
  С нижней ветви слетела большая птица. Очень красивая белая птица. Я не сразу поняла, что она точь-в-точь такая же, как птица-талисман, которая всегда со мной.
  Моя, точнее Эли, птица счастья, летела медленно и низко, не иначе, чтобы мы могли последовать за ней. Саша держал меня за руку, и так мы дошли до леса сирени. Не просто какие-нибудь кустарники, а высокие, как березы, сиреневые деревья.
  - Обожаю сирень, - я жадно вдыхала ее аромат, который смешивался в воздухе с удивительной нежной мелодией, как будто тысячи кузнечиков играли на маленьких скрипках. - А где музыкант?
  Саша вопросительно посмотрел на меня.
  - Кто играет на скрипке, - пришлось уточнить мне.
  - А, да, я забыл, что ты еще не... - Саша засмеялся. - Музыка звучит сама по себе.
  - Она записана на каком-то носителе? - не могла я поверить глазам и ушам.
  - Зачем? - пожал плечами Саша. - Хотя, можно и так сказать, но этот носитель везде, назовем его Вселенским накопителем. Это я только что придумал.
  - Я где-то слышала эту мелодию. Да. Конечно. Фестиваль блинов. Там была девушка-скрипачка.
  - Ее здесь, видимо, еще нет, а музыка есть. Ей ничего не стоит жить везде и сразу.
  - Как удивительно и странно. Мне здесь нравится.
  - Ты еще ничего не видела, - снова засмеялся Саша.
  
  
   2
  За лесом сирени начинался другой не менее удивительный лес. Как игрушки на елке, с ветвей по обе стороны широкой лесной дороги свешивались яблочки-дички. Яблонь было очень-очень много, целый лес. Именно так. Лес, а не сад. Лес диких яблонь, а, может, и не диких, как знать?
  Из чащи яблоневого леса навстречу нам летела амазонка на кауром жеребце.
  - Тпрру! - резко остановила его, поднимая столп пыли.
  Нет, она даже не натягивала поводья. Их, как, впрочем, и седла не было и в помине, и очевидно, девушка прекрасно чувствовала себя и без них.
  Черты ее лица были одновременно и резкими, и мягкими - это довольно трудно передать словами.
  - Привет, подруга или сестрица, не знаю, как лучше тебя величать! - соскочила с коня амазонка.
  - Мы, кажется, знакомы? - я перевела взгляд с красавицы на Сашу, но он только хитро улыбался.
  - Как, ты не узнаешь меня? - возмутилась девушка.
  - Ты кто-то из моих умерших знакомых?
  - Нет! - громко и недовольно вздохнула до боли знакомая незнакомка. - К счастью, мне не пришлось умирать, не смотря даже на то, что ты едва не утопила меня в болоте. При всей моей любви к опасным приключениям это было... гмм... скажем прямо, весьма неприятно.
  - Джордана? - не могла я привыкнуть к невероятному и в тоже время странно закономерному.
  - А потом, когда вдобавок ко всему из-за коряги появилась эта... брр, - поморщились Джордана... - гадюка, я и вовсе чуть не умерла от страха. Уж лучше бы ты отправила меня к амурским тиграм!
  - Но если бы она не появилась, тебя не спас бы Джастин, вы бы не полюбили друг друга.
  - Мы могли бы познакомиться и каким-нибудь менее экзотическим образом, например, у меня мог заглохнуть или увязнуть в колее мой Лягушонок, и в этот момент появился бы Джастин на своем убитом мотоцикле или коне, могла бы, кстати, сделать его белым или на худой конец черным. И вообще ты могла бы поместить меня в какое-нибудь еще более прекрасное место, - капризно закатила Джордана глаза, - например, к дельфинам. Я всегда мечтала жить среди дельфинов.
  - Знаешь что, Джордана Жук, - вышла я из терпения, - не забывай все же, что это я придумала тебя, а не наоборот, и я, возможно даже, напишу продолжение, которое тебе может не понравиться.
  Угроза подействовала, Джордана испуганно захлопала ресницами и плотно сжала губы, видимо, чтобы с них не сорвалось что-то вроде "только и можешь, что загнать в болото".
  - Ты, правда, хочешь, чтобы я переписала роман? - расстроилась я.
  - Да нет, - потрепала она по холке коня, - отличный жеребец, никакого белого нам не надо, это я так сказала.
  - И вообще, Джордана, - смягчилась я, - ничто не мешает тебе и Джастину уехать на берег океана, и, пожалуйста, живите там на здоровье, рожайте детей и можете даже изучать язык дельфинов. Кто вам может помешать? Или пусть дельфины сами приплывут к тебе прямо по этой реке. Наверняка она впадает в море, а море - в океан. Да. Пусть приплывут. Да хоть прямо сейчас. Здесь ведь все возможно?
  Мне самой было интересно, что из этого получится.
  - Дельфины, плывущие по реке, - передразнила меня Джордана и с сомнением покачала головой. - Ты когда-нибудь видела дельфинов, плывущих по реке? -
  (Вопрос был риторическим). - А если в это не веришь ты, почему должна верить я или кто-то другой?
  Джордана была права. Я не верила в дельфинов, плывущих по реке.
  - С таким же успехом они могли прилететь по небу с облаками, - Джордана что-то сосредоточенно высматривала вдали, пока облака не выстроились в стаю пушистых дельфинов, но такое воплощение мечты не устраивало Джордану. - Ничего не выходит, это можешь сделать только ты.
  Она смотрела на меня почти умоляюще.
  - Но, - под ее натиском мне только и оставалось, что развести руками. - Я... я не могу тебе придумать дельфинов, тем более прямо сейчас.
  - Но... почему? - страшно расстроилась Джордана, как будто я бесцеремонно одним движением или словом разбила ее заветную мечту.
  - Потому что... - пришлось признаться мне. - Я никогда не видела дельфина, даже в цирке.
  - Ты? - стали огромными и без того блюдцеобразные глаза Джорданы. - Никогда? Не видела? Дельфина?
  И она принялась так бесцеремонно хохотать, даже согнулась от смеха пополам, что теперь полное право обижаться имела уже я.
  - Да. Я никогда не видела дельфина, - с достоинством подтвердила я. Это чистая правда, и в этом нет моей вины, я искала дельфинов повсюду, в Кабардинке, Эйлате, но принципиально не хожу в дельфинарии. Я хочу, чтобы наша первая с дельфином встреча произошла непринужденно, в естественной среде.
  - Прости, - разогнулась Джордана. Глаза ее моментально стали серьезными и грустными. Ничего удивительного, у таких ярко выраженных холериков, как она, это в порядке вещей. - Ладно... Пойдемте, что ли, в гости... Подождите. Я сейчас, - подняв столп пыли, исчезла Джордана в яблоках и листьях и вскоре снова вернулась, уже на зеленом своем драндулете. - Здесь совсем недалеко.
  - Но я не помню, чтобы рядом с Новым Колодезем был какой-то яблоневый лес.
  - Его и не было, - поморщилась Джорданна. - Одни болота. Сколько нам с Джастином стоило сил, чтобы... Но ладно, не будем о грустном. Скоро все сами увидите.
  В яблоневом лесу на огромной поляне стоял дом Джастина и Джорданы.
  Красивый светлый теремок с резными ставнями - дело рук Джастина. А цветущая красота вокруг - заслуга Джорданы.
  - Украшаю землю, - весело вздохнула Джордана. - И воду тоже. Видела, сколько кувшинок на реке?
  - Невероятно красиво.
  - А представляешь... - широко развела руки, расфантазировалась Джордана, - океан, и по всему океану лилии.
  А мне вдруг почему-то вспомнились слова профессора о странной наивности, в которой есть все.
  Это все - океан белых лилий, придуманный мечтательной амазонкой Джорданой.
  - Признайся, - продолжала она. - Ты... всегда мечтала жить в собственном доме, таком же, как мой. Скажи, я хороший психолог? Потому-то и поселила меня вдали от высоких домов. Я и сама их не очень люблю. То ли дело наш с Джастином дом! Красота и снаружи, и внутри.
  - Красота, - согласилась я, - переступая порог их теремка с резными ставнями.
  - Прованс, - сказала Джордана, - мой любимый стиль, да что я говорю, ты же все знаешь обо мне лучше, наверное, чем я сама о себе.
  Мы с Джорданой опустились на белый диванчик в гостиной.
  - Смотри, вот... Ты же знаешь, что я увлекаюсь фотографией.
  Я фыркнула. Еще бы, мне не знать.
  - Смотри. Мои снежные розы. Целый альбом! Они всегда получаются разные.
  - Жалко, что я могу увидеть их только на фотографиях, - вздохнула я.
  - Почему? - удивилась Джордана. - Разве ты не останешься у нас до зимы?
  У меня не было ответа на этот вопрос, и я посмотрела на Александра, а он изучал что-то взглядом за окном.
  Я машинально последовала его примеру, и в который раз за... я не знаю, как обозначить этот отрезок времени, и есть ли оно здесь вообще... в общем, я снова не поверила глазам, потому что за окном шел снег. Точнее, не шел, а валил, как в самый сказочный Новый год, который только можно изобразить на праздничной открытке.
  - Снег! Снег! - кричит, как ребенок, Джордана и выбегает во двор. Мне тоже хочется кричать, смеяться и бежать, но непосредственность Джорданы если и присутствует во мне, то только в зачаточном состоянии и, снисходительно улыбаясь, я неспеша выхожу на улицу, где Джордана задумчиво собирает слипшиеся хлопья в ладони.
  Мокрый снег - такая радость для ее утонченно- бунтарской натуры, особенно в конце сентября, когда созревают яблоки.
  Или нет, ведь за лесом цветет сирень. Березы в нежной зелени.
  Значит, май - предвестник лета.
  Времена года перепутались, смешались, как грибы в лукошке - вынимай любой наугад.
  Я хочу написать мухомор. Он ведь очень красив, куда эффектнее, чем белый гриб или какой-нибудь рыжик.
  Нереально красивый гриб мухомор.
  Окраской он похож на божью коровку. Окрас один и тот же и такая разная суть. В природе так часто бывает. Те же тигры и пчелы в полосатой форме сухопутных моряков.
  Да, я напишу коровку, пролетающую над мухомором. Маслом на холсте или, может быть, акрилом, я не знаю. Но мне хочется иметь в моем временном доме, если я, конечно, в него еще вернусь, такой сюжет в белой раме.
  И дубраву, чтобы всем деревьям было по две тысячи лет. Но где же такую найти?
  И зеленую розу в бокале. Бокалы и розы я писать уже умею.
  
  - Я же не показала тебе моих деток! - возвращает меня из той, прежней реальности Джордана.
  - У вас с Джастином есть уже дети? - радуюсь за них.
  Джордана нетерпеливо тянет меня в глубь сада.
  Осторожно смахивает с цветов снег и дышит на зеленые лепестки, так что от ее дыхания с них скатываются росинки.
  - Зеленые розы! - я уже не пытаюсь сдерживать восторг и показаться Джорданне наивной. Я вижу отражение собственной радости в глазах Александра, и прошлое и будущее уже не имеют значения.
  - Я знала, они тебе понравятся! В снегу они еще красивее, чем в траве.
  Снег, впрочем, быстро растаял, оставив росинки на лепестках.
  - А что начинается там, где кончается яблоневый лес? - спросила я Джорданну.
  - Он не кончается, а переходит в дубраву. Она уже часть бабьего царства.
  - Но я не придумывала никакого бабьего царства...
  - Мало ли выдумщиков!
  - Много, - согласилась я. - Значит, наверняка, здесь есть и дельфины.
  - Есть... Но ты же знаешь сама, встретить дельфина непросто. И как я надолго оставлю свой сад? Красоту надо поддерживать постоянно. Разве не ты меня этому научила?
  - Почему обязательно надолго? Есть же самолеты, наконец. Где здесь ближайший аэропорт?
  Джордана истерически захохотала. Да, я же сама поместила ее подальше от благ цивилизации.
  - Смотри! - неожиданно нашла я выход.
  В небе появились две девушки в русских костюмах, восседавшие на больших, как телята, птицах, с ярким многоцветным оперением и коронами-хохолками. Нет, они не похожи ни на павлинов, ни на фазанов, ни на жар-птиц, какими их изображают в книгах. Скорее, на лебедей неизвестной породы.
  - Ты могла бы полететь, как они, на птицах.
  - Это птицы сестер, - вздохнула Джорданна. - Они похлеще самого норовистого жеребца.
  - Значит, ты уже пыталась?..
  По выражению лица Джорданны я поняла, что вопрос глупый и риторический. Разумеется, она пыталась и не раз.
  Неожиданно одна из птиц опустилась совсем низко над нами, и я оказалась в ее цепких лапах прежде, чем успела вскрикнуть, и мы поднялись высоко над лесом.
  За дубравой простирались города, похожие на старинные русские, с сияющими на солнце куполами.
  Но мы не долетели до них, приземлились в чаще дубравы у дуплистого старого дерева.
  - Здесь наш с Огнецветой дом, - показала на него, изящно повернув кисть ладонью вверх девушка в зеленой косынке и сарафане такого же цвета, усеянном ромашками.
  У меня не было нужды спрашивать ее имя. Я точно знала его. Дариэл.
  Гораздо больше меня интересовало другое.
  - Вы живете в дупле?
  Сестры переглянулись и рассмеялись.
  - Мы живем друг в друге, - ответила Огнецвета. - Смотри!
  На какое-то мгновение мне показалось, что у меня двоится в глазах. Передо мной стояли уже четыре сестры, и число их стремительно увеличивалось у меня на глазах в геометрической прогрессии. Целый лес сестер!
   - Иди к нам в хоровод! - звали они, но мне хотелось чего-то более экстремального, чем водить с сестрами хороводы в лесу.
  Не знаю, как мне могла прийти в голову такая безумная мысль. Наверное, действительно, во мне очень много от Джорданы или, скорее, наоборот, в ней от меня. Как бы то ни было, я решила сделать то, что не удалось ей - оседлать птицу счастья.
  Я подкралась к ней сзади и - ап! - ухватила ее за хвост.
  Три пера остались в моей руке, а птица страшно рассердилась и погналась за мной, как обезумевший страус, с явным намерением заклевать.
  Спасло меня только дупло, достаточно вместительное для того, чтобы спрятать меня от наглой пернатой и достаточно узкое для того, чтобы она не проникла в него.
  - Вот, смотри... - я протянула на ладони птице счастья кулон из дупла. - Я знаю, кто вас придумал.
  Птица что-то примирительно проклокотала на своем языке - я не сильна в птичьем - и в знак прощения подставила мне спину, чем я не приминула воспользоваться, удобно устроившись на межкрыльях.
  
  
   3
  - Летим к океану! - приказываю я, и под нами мелькают цветочные долины и березовые рощи, пробегают стада оленей, пока, наконец, меня не накрывает соленой волной. Брызги рассыпаются о сапфировые скалы. Вдали плеяда разноцветных парусов - зеленые, желтые, синие, красные. Голубые сливаются с цветом волны, а лиловые зовут за собой в таинственные дали, где мы встретим дельфинов.
  Я шепчу своей птице, что хочу на корабль, и мы опускаемся на просторную палубу.
  Сверкая на солнце, лилово-серебристые паруса как будто соперничают блеском с океаном, и потому он так волнуется, шумит. Кажется, на корабле никого нет, кроме меня и капитана.
   - Остров справа по борту, - подмигивает мне человек за штурвалам, и мы причаливаем к берегу. - Там тебя давно уже заждались.
  Птица счастья услужливо подставила мне спинку, видимо, поняв, что ей теперь никак не отделаться от меня, и мы полетели над островом, который только на первый взгляд казался необитаемым.
  
  Среди скал стоял разноцветный, похожий на игрушечный, домик. Его дверь была такой маленькой, что я едва протиснулась в нее.
  За столиком сидели мальчик и девочка. Дети если клубнику и пирожные.
  -Неужели? - рассмеялась я, узнав своих придуманных старшего брата и сестру. Точнее, теперь-то я была гораздо старше, и это, похоже, их обоих очень расстроило.
  - Ты стала взрослой... - грустно сказала Мариэлла, - мне жаль, что с тобой случилось такое несчастье, но, к сожалению, здесь мы не можем тебе помочь. Так что... нам пришлось найти себе новых друзей, они приплывают к нам с капитаном с соседних островов, не можем же мы дружить с женщиной.
  - Да, я вас понимаю, - мне оставалось только вздохнуть. - И все же не забывайте обо мне... ну, той девочке, которой я когда-то была, а я напишу о вас сказку для детей, и у вас появится еще много-много новых друзей. Я все равно рада нашей встрече.
  - Мы тоже, - вздохнул Ив.
  Мне оставалось только вернуться на корабль, но он уже отчалил без нас. Но к счастью, простите за тавтологию, у меня была птица счастья, которой ничего не стоило долететь до берега. Но сначала мы приземлились на еще одном острове, показавшемся мне сверху необычайно симпатичным. Таким он и был.
  
   4
  На острове росли такие огромные дубы, о которых мечтают поэты и художники, но две тысячи лет живут разве только оливы. Но этим деревьям в желтоватых колокольчиках желудей было ничуть не меньше.
  Деревья-стражники. Стражники тишины.
  Здесь была какая-то совершенно особенная тишина. Умиротворение, которое никто никогда не потревожит, его можно было бы взять за эталон и отправить на выставку в Париж. Если это можно проделать с куском чернозема, то почему нельзя с атмосферой?
  Дело, вероятно, было в самом воздухе, голубоватом, наполненном солнечными бликами, он, как море, то и дело менял цвет, как будто невидимая кисть смешивала краски на палитре. И, кажется, будто из самого этого воздуха появились две прекрасных женских фигуры, а вовсе не вышли из-за дубов.
  
  Почему-то я знала их имена. Златовласку звали как сорт винограда. Изабелла. И это имя удивительно ей шло. Вторую красавицу со светло-коричневыми волосами звали Оливия. На обоих были длинные черные одежды с капюшонами, похожие на одежды монахинь.
  Глядя на них, я, кажется, осознала, что такое совершенная красота, настолько безукоризненно прекрасны были незнакомки.
  - Мы прекрасны? - засмеялись, переглядываясь, девушки, которые, как оказалось, ко всему прочему умели еще и читать мысли. - Сразу видно, ты не видела Юнию.
  - Кто это, Юния?
  - Наша старшая сестра, - ответила Изабелла.
  - Вы монахини?
  - Лесные сестры, - кивнула Оливия.
  - Значит, здесь на острове есть обитель?
  - Весь остров, весь океан - наша обитель, - улыбнулась Изабелла.
  - Где вы живете? - спросила я по-другому. Вопрос, должно быть, прозвучал довольно глупо, потому что сестры переливчато засмеялись.
  - Везде, - ответила Изабелла и обвела взглядом остров, океан и, кажется, все, что за ним. Необозримое пространство ответило ей музыкой. Как будто множество волшебных флейт исполняли симфонию сбывшихся надежд.
  - Она играет сама по себе? - спросила я, вспомнив, что здесь такое возможно.
  Сестры помотали головами.
  Я шла, завороженная неземной мелодией, следом за лесными сестрами на звуки гениального оркестра. Какого же было мое удивление, когда я увидела музыкантов.
  Пела птица, и ей подпевали только что вылупившиеся ее птенцы. Похожие на земных диких уточек пернатые, но с флейтами вместо клювов.
  Оливия достала откуда-то из своих просторных одежд не то из кармана, не то из рукава флейту, всеми оттенками огня сверкавшую на солнце.
  Кажется, девушка решила состязаться с птицами в искусстве игры на флейте, так прекрасна была мелодия и то, как играла Оливия. Нет, это нельзя назвать камерным словом "исполнение". Девушка, как эта самая диковинная птица, будто срослась с флейтой.
  - Она золотая? - удивилась я.
  - Ты что никогда не слышала золотую флейту? - в свою очередь удивилась Изабелла.
  - Слышала, но... не в лесу.
  - В концертном зале, - догадалась Изабелла и покачала головой. - это совсем не то. Звук бьется о стены и не может взлететь. Не дает потолок. Концертные залы должны быть без потолков, а лучше еще и без стен.
  - А если дождь? - задала я очередной мещанский и глупый вопрос. - Если гроза?
  Впрочем, по глазам сестер я видела, они меня не осуждают - просто не могут понять.
  - Гроза - это очень красиво, а гром и мелодия флейты - отличная пара. Вместе они учат ценить тишину.
  Заключительный аккорд растворяется в радуге, и всем становится понятно, она не семицветная. Восьмой ее цвет, золотой, присвоила флейта.
  
  
   5
  Как бы ни хотелось мне остаться не неземном острове, но все же я не забыла, что в яблоневом лесу меня ждал Александр, и это ведь ради него я невольно нарушила законы пространства и времени.
  -Пора возвращаться, - кивнула я птице, - и мы полетели обратно.
  Снова под нами проносились нереальной красоты пейзажи, и вот уже показалась вдали знакомая дубрава. Уже совсем недалеко до домика Джорданы и Джастина.
  Радостные птичьи крики доносились до нас. Завидев мою птицу счастья в небе, ее подруги тоже взмыли ввысь и принялись кружить рядом, так, что мне показалось, они исполняют в небе какой-то диковинный танец, но насладиться им мне было не суждено, потому что одна из птиц задела меня своим огромным крылом, и я уже не парила, а стремительно падала вниз.
  Ожидая удара о землю, я закрыла глаза. Никакого удара не было. Я угодила в какую-то вязкую жижу. Трясина. Болото. Кажется, это я его здесь и придумала и теперь медленно погружалась в него, и поблизости не было никого, кто мог бы мне помочь.
  В небе беспечно кружили птицы счастья. Кажется, они и не заметили моего отсутствия среди них. Противная жижа уже затекала мне в уши, когда я увидела, как кто-то мелькнул за деревьями.
  - Так и знала, что найду тебя здесь, - ворча, осторожно наступила на кочку и протянула мне руку Джордана, следом за ней на помощь подоспел и Саша, ухватил за руку ее и таким образом одним рывком вытащил нас обеих на твердую почву. Перелетая через мою конопатую амазонку, я оказываюсь прямо в объятьях Александра. Он смотрит мне в глаза, испытывающе, долго и почему-то насмешливо. У него всегда такой особенный взгляд.
  Мне кажется, даже птицы счастья в небе и бабочки остановились в полете, чтобы не нарушать нашего мгновения счастья.
  Здесь среди заступников-великанов нет ни злобы, ни зависти, ни корысти, ни иного зла, а только одна бесконечная нежность.
  - Обратно поедем на лягушонке Део , - напоминает Джорданна, что мы не одни. - Ты ведь хочешь познакомиться с Джастином? Он, наверное, уже вернулся домой.
  
  
   6
  Джастин встречал нас на пороге. Он был очаровательным сельским пареньком, даже лучше, чем я могла себе его представить.
  - К нам нечасто заходят гости, очень приятно вас видеть... Надеюсь, вы не обидитесь, - обратился он к одному Александру и, прежде чем тот успел понять смысл вопроса, метнулся к зарослям шиповника и показался оттуда с зеленой розой в руке.
  - Это вам от нас с Джорданой, - протянул ее мне.
  - Зачем ты сорвал цветок? - неожиданно набросилась на него Джордана.
  - Джо, давай не будем при гостях, - бросил в ее сторону сквозь зубы Джастин, смущенно нам улыбаясь.
  - И не называй меня Джо. Я этого не люблю, а еще больше я не люблю, когда губят живые цветы, и ты это прекрасно знаешь, Джастин... Почему ты не придумала его верным мужчиной? - вздохнула Джордана.
  - Он верный и вообще лучший мужчина во всех отношениях, не считая, конечно, Александра. Насколько я знаю Джастина, он никогда не интересовался никем, кроме тебя, - встала я на сторону хозяина терема. Кому как ни мне ручаться за Джастина.
  - А только что? - обиженно посмотрела на меня Джорданна. - Он сорвал мою розу и отдал ее тебе.
  Я засмеялась. Неужели Джордана ревнует ко мне? Ведь это я придумала их с Джастином.
  - Поверь мне, это всего лишь знак уважения к гостье, уж я-то знаю Джастина.
  - Ладно, - выдохнула Джоанна. - У меня тоже есть для тебя подарок.
  - Неужели? - не смогла я сдержать ехидства. - Еще одна зеленая роза?
  - Да, - смущенно призналась Джорданна. - Я хотела подарить ее кому-нибудь особенному. Так и случится.
  - Что ты... Я самая обыкновенная. Я всегда хотела быть похожей на тебя, делать мир лучше, но, видишь сама, из-под моего пера выползают гадюки, - подмигнула я Джордане.
  - Неужели? - удивилась Джордана. - Разве плохо быть такой, как ты? И не говори, что не можешь сделать мир лучше. Посмотри, здесь все и твое тоже, а здесь я посажу еще абрикосы.
  - Отличная мысль, - устроилась я в беседке. - Только их здесь и не хватает для полной гармонии. Не переживай из-за дельфинов. Обещаю, я что-нибудь придумаю, в крайнем случае, схожу, наконец, в дельфинарий.
  - Да, моя зеленая роза, - спохватилась Джордана и исчезла в доме, но вскоре появилась на пороге с небольшой картиной в руке. На ней красовалась зеленая роза в бокале.
  - Очень красиво.
  - Повесишь ее на стену, будешь вспоминать обо мне. О нас с Джастином.
  - Я итак никогда не забываю о вас.
  
   7
  На поляну возле дома Джорданы и Джастина опустилась стая птиц счастья. Мне показалось даже, что они специально следуют за мной, но придуманная мной героиня сказала, чтобы я не обольщалась - это у них в порядке вещей.
  - Они как будто дразнят меня, - закатила Джордана глаза. - Вроде и близко, но полетать невозможно.
  - Думаешь, невозможно? - захотелось мне удивить Джордану.
  - Ты хочешь сказать... - так и засияло улыбкой ее веснушчатое лицо. - Знаешь, мне бы тоже хотелось полетать однажды на птицах сестер. Ты могла бы это устроить?
  - Попробую...
  Я прикоснулась к кулону и тихонько присвистнула, пытаясь подражать птицам счастья, но они прекрасно поняли намек и стали дружелюбно предлагать нам свои спины в качестве мест для вип-пассажиров.
  Мы оседлали самую огромную птицу счастья.
  - Куда полетим? - спросила я.
  - К океану, - не удивила оригинальностью Джордана.
  - Если ты надеешься увидеть дельфинов, совершенно напрасно, - вздохнула я. - Я только что оттуда. Так куда полетим?
  - Летим в Париж, - мне показалось, Саша пошутил, но птица счастья, кажется, прекрасно его поняла и что-то курлыча, поднялась над поляной.
  Город с черепичными крышами, где мы вскоре оказались, и впрямь был похож на Париж, но старинный, до того, как его украсило, а до того многие считали, что, напротив, изуродовало, творение месье Эйфеля.
  Мы опустились на одну из этих крыш рядом с двумя изящными черными кошками.
  В небе взошел ломтик арбуза, рассыпая над нами созвездия зерен.
  - Арбуз! Ломтик арбуза! - удивилась и обрадовалась я.
  - Ничего авангардного, - осталась невозмутима Джордана. - Прошлую ночь нам вообще светили гвозди и банан.
  - Летим обратно, - спохватился Саша. - Нас там уже ждет Крамской.
  - Неужели сам Крамской? - не поверила я. - Может быть, он подождет еще чуть-чуть?
  
   8
  В городе N, назовем его так, потому что мне так никто и не дал вразумительного ответа, как он называется. Может, у него и нет названия, а, может, их много или просто мне не нужно было этого знать. В городе N , кажется, вообще нет времен года. Точнее, здесь всегда полувесна-полуосень с приметами весны и лета.
  В этом городе так много фонарей, что, кажется, сами звезды спустились с Седьмого Неба, чтобы слиться в симфонию вечерних улиц.
  Кошки прекрасно гармонируют с фонарями, каждому художнику это известно, конечно же, да. Я не буду настаивать на том, что красота такая, какой увидела ее я, она многограннее любого из алмазов.
  Двое черных котяр смотрели на ломтик арбуза. Им явно было хорошо вдвоем. Любовь между ними возникла давно, что подтверждали слегка непринужденно соприкасавшиеся, будто навечно срослись, кончики хвостов.
  Но мы нашей дружной и несколько странной компанией ворвались в идиллию на крыше. Геометрия чувств, но не сами чувства, была нарушена.
  Кот слегка качнул хвостом, как будто приглашая последовать за собой в путешествие по крышам. Или я поняла его так, как хотела понять.
  А может быть, все дело в том, что каждая женщина в глубине души мечтает стать кошкой. Конечно, не помойной Муркой, хотя и в них есть своя прелесть, а грациозной особой семейства кошачьих. Этакой полукошкой-полурысью-полупантерой.
  Я старалась ступать очень мягко, так, как могут ступать только кошки и, как оказалось, - я.
  Я обернулась победно на кошку и вскрикнула, но крик вышел странным, как будто что-то застряло в горле, и каким-то урчащим.
  Мое зрение заставляло меня снова и снова верить в невероятное.
  Кошки на крыше уже не было. Вместо нее рядом с моими друзьями восседала девушка, похожая на меня, как отражение в зеркале, даже в такой же одежде.
  Неожиданно мой двойник подмигнула мне, и от внезапной догадки у меня на спине шерсть встала дыбом, и я судорожно вцепилась когтями всех своих четырех лап в черепицу.
  Мы с кошкой поменялись телами.
  Видимо, ей тоже хотелось стать молодой женщиной, и наши желания совпали в пространстве и времени, если, конечно, эти категории вообще здесь применимы.
  Кошке же, судя по ее, в смысле моему, выражению лица, так понравилось быть мной, что я даже забеспокоилась, согласится ли она поменяться телами обратно.
  А пока мне не оставалось ничего другого, кроме как отправиться вслед за котом.
  
  
  Преимущества хвоста, честно признаться, я оценила не сразу. Сначала он и вовсе показался мне неким бесполезным атавизмом, ведь одно дело видеть кошачьи хвосты со стороны. Тогда, конечно, да, это красиво.
  И совершенно другое дело, когда эта самая часть тела торчит, как пропеллер, у тебя из позвоночника и так и норовит снести тебя то вправо, то влево. Да. Хвост пытался мной вилять, и это никакое не метафорическое выражение вроде "хвост виляет собакой".
  Насчет собак я, правда, не знаю. У них и хвост обычно короче кошачьих. Но вот что касается кошек, здесь я могу сказать наверняка. Научиться пользоваться хвостом это, нет, не как делать первые шаги, а скорее как... пересесть с трехколесного велосипеда на двухколесный. Скептики скажут: но ведь лап четыре. Не упадешь. Ха!
  Во-первых, сначала по привычке пытаешься передвигаться только на задних и помахивать передними в такт. Но сделав так шага два - не больше - я едва не сорвалась с карниза и только чудом успела уцепиться за край, и мой новый друг-котище помог мне вернуться на крышу и показал, как правильно удерживать равновесие с помощью хвоста.
  Собственно говоря, этому можно научиться только на практике, поэтому не буду вдаваться в теорию. Скажу только, непростое это искусство. А вот выгибать спинку, напротив, удивительно приятно, когда ты черная кошка, гуляющая по крышам убаюканного звездами города.
  Во-вторых, если кому-то кажется, что четыре лапы это примерно то же самое, что четыре колеса, то он очень сильно заблуждается.
  Если не верите, попробуйте встать на четвереньки и поднять одновременно все четыре конечности. Вот так-то! Но можно поднять правую руку вместе с левой ногой, затем левую руку вместе с правой ногой. Примерно так же, но, конечно, гораздо более изящно и легко перемещаются и кошки.
  Знаете, в чем огромное преимущество у кошек перед женщинами, перед людьми вообще? Они слышат пространство. Подумаешь, скажет кто-то, чей слух довольно остр, и будет неправ. Я имею в виду внутренний слух, который позволяет уловить некий гул.
  Я не сразу поняла, что это то, что люди называют информационным полем. Оно как кольца у Сатурна, но не так очевидно.
  Да, быть кошкой, скажу я, весьма занимательно. Кошачий язык я освоила довольно быстро. Не хочу показаться хвастливой, но у меня вообще способность к языкам. Из всех, которые я более или менее знаю, кошачий более всего схож, пожалуй, с итальянским, но гораздо выразительней, конечно.
  Я ощущала себя, не побоюсь этого слова, как птица.
  Да, согласна, мне не с чем сравнивать. Я не знаю, как чувствуют себя птицы, но ступать на кончиках лап по карнизам это тоже почти что полет.
  Кот рассказал мне, что под самой крышей есть одно окно, где живет одна женщина. Ему нравится считать ее своей хозяйкой, потому что она удивительно мила и поит его парным молоком, которое каждое утро покупает специально для него на рынке.
  И в то же время кот любит, бравурно, по-мушкетерски топорща усы, отвечать "ничей" на вопрос людей и животных "это чей такой котик?".
  И мой кот не может определиться, что ему больше по душе.
  Говорят, у кошек нет души, но есть девять жизней.
  Конечно, я не могла упустить уникальную возможность и не поинтересоваться напрямую у представителя семейства кошачьих, что он думает по этому поводу.
  - Насчет девяти жизней, разумеется, все это россказни-сказки, только люди могли придумать подобную глупость, - деловито зашагал туда-сюда по краю крыши. - А душа у кошек, конечно же, есть, и этому есть неопровержимый довод.
  Люди считают, а вы все-таки в некотором роде человек, что только у них есть душа, а душа, если она того заслуживает, попадает в рай. А можете ли вы себе представить рай без кошек? Рай без кошек - это ад!
  В аду, кстати, кошек нет и быть не может.
  Кошки не способны грешить, и за это многие народы считают нас священными животными. И чтобы переместиться из плотного мира в тонкий, нам не нужно сбрасывать тело. Мы, кошки, проводники между мирами, наполовину духовные существа, поэтому в том понятии, какое в него вкладывают люди, можно сказать, у нас, действительно, нет души. У нас иная высшая кошачья душа. Правда, - повел ухом четвероногий философ, есть и среди людей индивидуумы, живущие на пересечении миров. Во всяком случае одного такого человека я знаю.
  - Твоя хозяйка, - догадалась я.
  - Разрешите пригласить вас на парное молоко, мурмуазель, - распушил усищи кот.
  
   10
  Женщину, с которой дружил мой кот, звали Лэя. Она была маленькая и хрупкая, как ее имя или как белые лилии, которые никогда не отцветали в ее комнате.
  Лэя любила лилии, а лилии любили Лэю.
  - О, Бетховен, - (так звали кота - прим. авт.) - ты нашел себе новую подружку! - насмешливо улыбнулась Лэя. - Она, конечно, хороша, но, боюсь, тебе не пара.
  Кончик хвоста моего дружка нервно задергался.
  Котику явно не хотелось мириться с реальностью.
  Никогда в жизни я не пила такого молока.
  - Весь Млечный путь в одном кувшине, - облизываясь, нахваливал кот.
  Мы пили с ним из одного блюдца, то есть практически и даже больше, чем на брудершафт.
  О да, это было какое-то совершенно особенное молоко, его даже нельзя назвать молоком, такой неземной восхитительный был у него вкус.
  Не удивлюсь, если, и правда, таков вкус Млечности.
   - У Лэи есть сестра-близнец Ирэна. Она смотрительница маяка, - загадочным полушепотом сообщил мне кот. - Хочешь, заглянем в гости и к ней?
  Видимо, мой кавалер решил развлечь меня по полной программе.
  - Но как же мы попадем на маяк? - спросила я кота.
  - У меня есть лодка, - ответил он. - И лодочник.
  Собственно говоря, лодочник считал иначе. Он думал, что кот его. Обычное, в общем-то явление. В то время, как коты считают, что люди принадлежат им, люди считают наоборот.
  Остров был каменистым и тесным, но на таких уютно маякам, они как будто бы вырастают прямо из пучины океана - этакие озаряющие путь великаны.
  
   11
  Ирэна, как и ее проницательная сестра, тоже сразу же догадалась, что я, скорее, женщина, чем кошка.
  - У всех людей, которых я когда-либо встречала, я видела в глазах эту тоску по горнему миру, - улыбнулась Ирэна. - Она неизлечима, нет. Вы любите чай? Я обожаю цветочный, я добавляю в него цветущие абрикосы, фиалку, бузину...
   Конечно, я не отказалась. Прежде я никогда не пила чай на маяке с его смотрительницей, и не известно, представится ли мне еще когда-нибудь такая возможность, пусть даже мне пришлось лакать его из блюдца.
  - Кто ты? - спросила смотрительница Маяка.
  - Даже не знаю, что сказать. Еще недавно я была женщиной, теперь я кошка.
  - Я не об этом. - Дорог немало, вот только одна из них, - показала Ирэна взглядом на лунную дорожку, заговорщицки светящуюся на поверхности бесконечного океана, как улыбка Ирэны. - Что ты любишь? В смысле, мы то, что мы любим.
  - О, я очень, очень много чего люблю, например, я без ума от голубых маков. Люблю апрель, шоколад, разноцветные листья на деревьях где-то в середине октября, когда они вот-вот отправятся в свой первый и единственный полет. Продолжать?
  - Продолжай, - улыбнулась Ирэна.
  - Конечно же, кошек. Люблю маяки, готику, но не мрачную и не слишком изящную, а веселую, как будто получказка-полуявь. Люблю герберы, летние дожди, люблю электроскрипку на поляне. Мне нравятся моря и корабли, и люди, говорящие стихами. Поэты? Нет... И я ведь не поэт, а так, словами жизнь живописую. И не художник - нет и снова нет, хоть красками рисую жизнь простую. Люблю, когда шуршат страницы книг, морозные узоры мне по нраву. И жизнь люблю. Я к ней уже привык. Я никогда любить не перестану. Чьи это стихи?
  Ирэна загадочно улыбалась.
  - Они пробрались в мои собственные мысли и спутались с ними.
  - Такое случается. Думать в рифму гораздо естественнее, чем думать прозой, - улыбнулась Ирэна.
  - Но я не готова, - жалобно пискнула я, - у меня вот-вот произойдет передозировка красотой, и я не готова стать одной сплошной любовью.
  - Не готова - учись, возвращайся обратно за парту, - беззлобно съязвила Ирэна и расхохоталась. - Мне тоже еще учиться и учиться.
  Она вздохнула, но тоже легко, радостно.
  - А ты знаешь, что такое настоящая веселая готика? Есть здесь на одном соседнем острове город. Он, наверняка, тебе понравится. Кот, посмотришь немного за маяком?
  Кот недовольно потянулся:
  - Иногда у меня возникает вопрос, кто из нас главный смотритель маяка? Нельзя ли нам на остров втроем?
  - Ты сам прекрасно знаешь, что нельзя, - строго сказала Ирэна. - Кто-то ведь должен поддерживать свет на маяке.
  - Кругом одни запреты, - недовольно промурлыкал кот.
  
   12
  Голубой остров в коконе тумана почти сливался с морем. Я уже догадывалась, что увижу на острове что-то волшебное, и, как ребенок, нетерпеливо распаковывающий подарок на Новый год, я спросила у Ирэны, что там на острове.
  - То, о чем ты мечтаешь, - улыбнулась Ирэна. - На острове живет мой старинный друг Якобс.
  Якобс оказался садовником, хотя, на мой взгляд, холмистому острову, сплошь усеянному голубыми маками, садовник был совершенно не нужен. Они и так росли повсюду, как сорняки, взявшие в плен маленькие готические замки, как грибы, разбросанные здесь повсюду. Кажется, на острове всегда было не слишком раннее утро.
  Якобс же полагал, что это всецело его заслуга, точнее, его ханга, на котором он играет меконопсисам.
  - Если хочешь, могу сыграть на ханге и тебе, - предложил Якобс.
  Я была, конечно же, не против.
  - Звуки ханга и голубые меконопсисы это и есть формула счастья, - шепнул мне на ухо Якобс.
  - Ты забыл главный компонент, - подслушала его Ирэна и улыбнулась.
  - Разлюбезнейшая Смотрительница Маяка, как же ты любишь делать открытия из чего-то само собой разумеющегося. Разумеется, не музыка ханга делает остров бескрайним.
  - Позвольте, у островов всегда есть края, на то они и острова, - возразила было я, но Смотрительница Маяка и Якобс, переглянувшись, так безудержно рассмеялась, как будто я только что озвучила что-то в высшей степени нелепое.
  А остров... Он был совершенно не на моей стороне, сговорившись с этими двумя, и с меконопсисами и хангом.
  Пространство стало вдруг музыкой ханга, наполненной вечным цветением. Голубые звезды-меконопсисы превращали туман в Млечный путь, и каждый, кто ступал на него, понимал, это путь без конца и без края.
  Остров стал вдруг воронкой, то сужавшейся до бесконечности, то до бесконечности расширявшейся.
  И я бы, пожалуй, осталась навечно в этом голубом тумане, если бы в нем не раздалось пронзительное "мяу".
  - Я знаю кое-что покрасивее, чем голубые маки. Один прекрасный дом в квартале фонарей. Хочешь побывать в квартале фонарей?
  - Но как? Ведь лодка всего одна...
  Очень странно, как мы с котом могли так хорошо слышать и понимать друг друга, не смотря на расстояние. Впрочем, сами понятия "расстояние" и "время" стали вдруг каким-то абсурдом, упорядоченным грубым сюрреализмом.
  - Иди на свет маяка.
  - Но тогда я вернусь на маяк.
  - Свет маяка приводит не на маяк, а туда, куда надо идти,- наставлял меня кот.
  Как ни странно, он оказался совершенно прав. Коты иногда бывают проницательнее и мудрее людей.
  
   13
  С нашей крыши, самой высокой в этой части города, открывался великолепный вид на плеяды фонарей, так что окнам ничего не оставалось кроме как отстраненно наблюдать за сверкающей кутерьмой.
  - Послушай, - стал вдруг жалобным голос моего кота-философа. - А может, останешься так, в смысле, кошкой?
  - А как же настоящая кошка, твоя подружка? - обличила я неверного мышелова.
  - Она, наверное, уже привыкла к твоему телу, кошки быстро привыкают к новому дому, если он уютен и красив.
  Надо ли говорить, что после такого комплимента мне еще больше захотелось вернуться в мое старое доброе, в смысле молодое и такое, оказывается, удобное тело.
  - Ты знаешь, - погрустнел вдруг мой кот.
  Обычно после слов "ты знаешь" произносится что-то сокровенное или глупое или глупое и сокровенное одновременно, как в этот раз.
  - Ты знаешь, мне сейчас немного жаль, что я не пришел на свет человеком. Особью мужского пола, - уточнил Кот, и я сразу поняла, куда он клонит, но сделала вид, что не догадалась, потому что, признаться, немного смутилась.
  - Тогда мы бы встретились, полюбили друг друга, и у нас были бы красивые, умные и ловкие дети, - задумчиво продолжал Кот. - Свесив ноги с крыши, мы смотрели бы по ночам на луну и читали друг другу стихи французских поэтов.
  И кот продекламировал отрывок из Мишеля Дега о женщине с прекрасным телом и душой, живущей в гармонии с миром.
  Фонари начали гаснуть один за другим, как будто лопались сверкающие мыльные пузыри.
  - Что случилось? - спросила я.
  - Утро, - ответил кот.
  Электрический свет уступал рассвету его законное место.
  Рядом с нами тихо села птичка (неслыханная дерзость, да). Впрочем, птичка была очень красивая - разноцветная, как весенний павлин, но маленькая, как воробушек.
  Вероятно, она была и невероятно вкусная, но проверить, так ли это, мне не пришлось. Но инстинкт охотницы никто не отменял. Мой хребет невольно изогнулся, и правая лапа приподнялась, а когти вытянулись и даже, кажется, немного заострились.
  - Здесь не принято, - полушепотом промурлыкал Бетховен мне на ушко, и мне показалось, в его голосе и взгляде сквозило какое-то сожаление. Все-таки мы, коты, наполовину телесные сущности, особенно в марте.
  Ощутив безнаказанность в полной мере, красивая, но вредная птичка пододвинулась еще ближе, так что мы с ней уже почти соприкасалась хвостами, и, кажется, нарочно поддразнивала меня. По-моему глубокому убеждению, птицы, даже такие красивые, должны уважать кошек, поэтому я зашипела на нее, как змея.
  Нахалка отпрыгнула в сторону и оттуда, усевшись на край крыши, (совсем уже неслыханная дерзость!) показала мне хвост.
  - Я тебе покажу! Я тебя проучу! - я летела в прыжке, как петарда в новогоднюю ночь, и поняла, что не рассчитала точку приземления, только когда, перемахнув через карниз, неизбежно приближалась к земле, истошно крича "мяу" и погрузилась с непроглядную темноту.
  Мысли мои погасли на какое-то мгновение, как утром фонари, и вдруг одна из них зашевелилась довольно бодро. Это была мысль "кошки приземляются на лапы" и я рефлекторно пошевелила всеми четырьмя лапами сразу. Ощущения были какими-то странными. Мое ловкое и гибкое кошачье тело стало вдруг каким-то неуклюжим. Я открыла глаза и увидела себя со стороны... или я это уже не я, а снова кошка, то есть я это снова я, а кошка это снова кошка, - мысли уже не просто бодро шевелились, а метались, натыкаясь друг на друга.
  - Всего лишь восемь жизней осталось, - сокрушалась Кошка надо мной.
  - Какие глупости, Лапочка, - возражал ей Кот. - Кошки бессмертны. Бессмертны. Я знаю кота-экстримала, который уже сменил больше сорока шкур и не собирается на этом останавливаться.
  Довод лохматого друга обнадеживающе подействовал на Лапочку и, успокоившись немного, она принялась показательно умываться, всем своим видом демонстрируя, как она недовольна тем, что кое-кто потрепал ее шубку.
  Кстати, и у меня были обломаны все ногти, как будто кто-то точил их, как какие-нибудь когти, о новую мебель.
  - Чувствовало мое сердце, и точно! - отчитывала кошка кота.
  - А где же мои друзья? - спросила я Лапочку, которая, скорее всего, прилетела сюда вместе с ними на моей птице счастья.
  - Там, - показала кошка лапой в сторону цветников и садов и затерявшихся среди них, как островки в цветущем море, домов.
  
   14
  Один из них был особенно, просто невероятно прекрасен. Я не взялась бы передать словами, что представлял собой этот дом, потому что он был более, чем шикарен, более, чем дом.
  Сказка начиналась с ажурных ворот, их хотелось трогать руками, как настоящее кружево. Дом сплошь состоял из острых углов, но был при этом уютным, как будто строился специально для того, чтобы в нем жили добрые мифические существа.
  Плющ и виноград повторяли живописные изгибы. На крышу поднимались плетистые голубые розы того кобальтового оттенка, который никогда не встретишь на земле.
  В траве, как разноцветные звезды, в творческом беспорядке рассыпаны герберы вперемешку с ромашками.
  Клумб, что интересно, во дворе не было.
  Приходилось ступать осторожно, чтобы невзначай под ногой не оказался цветок.
  "Наверное, много цветов и внутри", - подумала я.
  Мне хотелось поскорее войти в дом и проверить свою догадку, и в то же время я медлила, точно чувствуя, что за загадочной дверью меня ждет какой-то сюрприз.
  Чувствовалось, что дом построен с расчетом на то, чтобы в нем жили внуки и, может быть, даже правнуки.
  Казалось, вот-вот, и из зарослей сирени послышится детский смех.
  Даже прислушалась неосознанно.
  Странное место. Готическое. Нет, не жутковатое, именно странное. Я осторожно нажала кнопку звонка с каким-то странным ощущением, что нахожусь в хорошо знакомом месте.
  - Входите, - донесся до меня женский голос, показавшийся мне знакомым.
  Дверь открыла юная длинноволосая красавица в зеленом платье с длинными рукавами и неровным низом, чуть прикрывающим колени. Красные колготки и серебряные балетки привлекали внимание к безупречно стройным ногам.
  - Откуда ты? - вскинула изящно очерченные брови.
  - С острова голубых меконопсисов.
  Странное дело, откуда я, интересовало ее больше, чем кто я, как будто мы знакомы, а может, так и есть?
  - У меня такое чувство, как будто я тебя когда-то где-то видела, - пыталась я вспомнить.
  - Не удивительно. У меня тоже такое чувство, как будто я тебя когда-то где-то видела.
  Юная красавица явно помнила, когда и где, и теперь поддразнивала меня.
  - Мне кажется, что мы похожи, и я бы, пожалуй, решила, что ты моя младшая сестра, если бы...
  - Если бы у тебя была младшая сестра, - рассмеялась красавица. - Мы, и правда, похожи. Тебе не кажется.
  - Ты хочешь сказать, что ты - это я? - предположила я невероятное.
  - В каком-то смысле так и есть, - внезапно посерьезнела красавица, - то есть, конечно, ты это не совсем я, а я это не совсем ты, но именно такой меня... или тебя увидела художница.
  - Ты - образ! Мое изображение! - вспомнила я картину, для которой позировала однажды. - Но... я позировала полуобнаженной, - уличила я, - у меня никогда не было такого зеленого платья.
  - И зря, - покачала головой красавица, - тебе оно очень идет. Не могу же я, подумай сама, ходить постоянно в одном и том же, это надоедает. Иногда мне больше нравится зеленый, а иногда я обожаю голубой. Мне был бы к лицу такой наряд, - мысленно она примерила на себя мое платье и улыбнулась.
  - Послушай, мне кажется, нам есть о чем поговорить, о гораздо более важных вещах, чем одежда. Не каждому удается встретиться лицом к лицу с самим собой. Не правда ли, нам очень повезло?
  - Пожалуй, ты права, - согласилась красавица.
  - Ты - мое идеальное я, - догадалась я.
  - Можно сказать и так...
  - Ты знаешь обо мне что-то такое, чего не знаю я.
  - Так бы и говорила, ТЕБЕ повезло, а не НАМ повезло. Хотя... благодаря тебе я узнала уже кое-что полезное и интересное.
  -То, что коралловый не менее красив, чем голубой и зеленый? - начинала я раздражать саму себя.
  - Нет, я не об этом, - не обиделась красавица. - Впрочем, да. О цветах. О голубом маке. Я поняла, наконец, чего так не хватает в моем саду. Пожалуй, мне тоже стоит наведаться на Голубой остров за голубыми меканопсисами. Да. Да. Да. Посадить голубые меконопсисы. Это очень, очень важно. Какие из них получатся цветущие картины! Проходи... - пригласила хозяйка.
  Удивительно, все в незнакомом доме было обставлено по моему вкусу.
  Именно здесь я сама поставила бы стеклянный журнальный столик. Диванчик утопал бы также в зелени, а главное, в зеленом этом море - фрегаты белых парусов - спатифиллумов и алых - антуриумов.
  Здесь было очень, очень хорошо, но я вдруг вспомнила о своем временном доме и о тех, кто остался там, на земле.
  С одной стороны, я, конечно же, была счастлива, что теперь-то нас с Сашей уж точно ничто не разлучит. С другой... Ведь надо же было как-то предупредить родных, даже Лисичку, что я здесь.
  Меня будут искать. Решат, что я пропала без вести, пока я летаю здесь на птицах счастья и гуляю с котами по крышам.
  - Ладно, - заторопилась я. Где-то поблизости меня разыскивали друзья. - Мне пора.
  
   15
  
  Миновав прекрасный сад, где не хватало голубых меконопсисов, я осмотрелась, и неожиданно мой взгляд уперся в ту самую, полукруглую дверь, которую я не раз видела во сне.
  Напрасно я осматривала ее в поисках звонка. Его просто-напросто не было.
  Я постучала.
  - Входите, открыто! - ответили мне, вероятно, жившие здесь гномы.
  Я толкнула дверь и оказалась внутри небольшого холла, выложенного морскими камнями. У стенки в больших газонах тянулись к потолку цветы.
  На меня с любопытством смотрели несколько клоунов в одинаковых черных пиджаках и черно-белых клетчатых штанах и котелках в такую же некрупную клеточку.
  - Незачем стучать, когда приходишь в магазин, - беззлобно проворчал один из них.
  - А где же гномы? - спросила я.
  Почему-то это было очень важно.
  - Они здесь больше не живут, - ответил клоун.
  - А где же они теперь?
  Почему-то это тоже очень волновало меня. Я чувствовала, что клоуны знают разгадку той загадки, которую я сама себе загадала.
  - Скажем так, - призадумался клоун, так, что мне захотелось посоветовать ему наклеить на лоб этикетку от банана.
  - Скажем так, они растворились в дожде. Тебя устраивает ответ?
  Ответ меня, разумеется, не устраивал. Как так вообще? Где это видано, чтобы гномы растворялись в дожде?
  Наверное, мне тоже следовало в этот момент наклеить себе что-нибудь на лоб, лучше мушку, как у индианок.
  - Чтобы дождь стал цветным. Он был слишком долгим и серым, а у этих гномов были такие яркие колпачки. Ты ведь любишь разноцветные дожди?
  Клоуны посмотрели на меня довольно строго.
  Я пожала плечами и призналась, что никогда не видела разноцветных дождей, а только разноцветные радуги.
  - Разноцветные радуги видели все, вынес мне клоун вердикт. - Если ты не видела разноцветных дождей, то о чем мне с тобой говорить?
  - Разноцветные дожди обычно вызваны радиацией, - слабо защищалась я.
  - Клоун вздохнул и театрально схватился за голову, всем своим видом показывая, до чего тяжело общаться с такой посредственностью, как я.
  - Радиация. Обычно, - поворчал он. - Я говорю о совсем других цветных дождях. Что может быть естественнее разноцветных дождей?
  Я вздохнула. Мне нечего было сказать в свое оправдание.
  - Ладно, - смягчился Клоун. - Не все еще потеряно. Хочешь посмотреть?
  - Разноцветный дождь? - обрадовалась я.
  - Он скоро начнется, - пообещал клоун.
  - Откуда вы знаете?- удивилась я. - Ведь, кажется, не было туч.
  - "Кажется, не было туч", - перекривлял меня клоун. - Скажи еще "кажется, не было разноцветных туч", ведь если следовать твоей логике, разноцветные дожди должны идти из разноцветных туч. Так ведь?
  - Так, - растерялась я.
  - А тебе никто никогда не говорил о том, что радуги всегда возвращаются туда, откуда пришли.
  - Только что сказали вы. Значит, они снова становятся дождями, цветными, - догадалась я. - А потом? Снова радугами?
  - Ну конечно! Смотри! - клоун подбежал к окну, и я проделала то же самое.
  Разноцветные струи оставляли повсюду следы акварели.
  - И все равно какой-то странный магазин, здесь есть еда и одежда, и их никто не покупает, но нет ни блокнотов, ни красок. Почему?
  - Как это нет блокнотов и красок? - возмутился клоун.- Ты же столько раз бывала в нашем филиале и твой блокнот с надписью "Живи, как ты хочешь" по-английски на обложке именно оттуда, не так ли?
  - Откуда вы знаете?
  - Я читал в детстве много книг, - было непонятно, шутит клоун или говорит серьезно.
  - Разве обо мне написана книга? - ответила я в тон.
  - Разумеется, - ответил клоун.
  - Вот как? - продолжала я удивляться. - И где же ее можно прочитать?
  - Спрашивай у продавца канцтоваров и книг, - ответил клоун, - когда она поступит в продажу.
  - Вы всегда и со всеми говорите загадками?
  - То, что для одних загадки, для других понятное и очевидное.
  Клоун словно намекал на то, что я не знаю чего-то, что открыто ему, но я почувствовала облегчение от того, что узнала тайну попавших гномов.
  - Как тебе эта сумочка? - предложил он мне желтую сумочку-чемоданчик. Такая была у меня когда-то.
  - Уже не модно, - ответила я.
  - Что такое мода? Пшик! Сегодня модно то, а завтра это. Люди идут на поводу у непостоянства.
  - Ладно, мне пора, - направилась я к выходу.
  - Купи хотя бы зонт, - предложил клоун. - Ты никогда ничего не покупаешь у нас кроме книг и блокнотов и ручек.
  Клоун снял откуда-то с верхней полки желтый зонт, о котором я давно мечтала, и покрутил его в руках.
  - Нравится?
  - Да, - ответила я, но здесь и сейчас он мне был ни к чему, я ведь еще никогда не гуляла под разноцветным дождем без зонта, а он, между тем, мог скоро закончиться. - Но, спасибо, как-нибудь в другой раз, - вежливо отказалась я от приобретения и поспешила на улицу.
  - Возьми тогда вот это, - протянул мне клоун коробочку, аккуратно перевязанную кремовой ленточкой, на прощание.
  - Что это?
  - То, что тебе нужно, а порой просто крайне необходимо.
  Я хотела было потянуть за кончик ленты, но клоун меня остановил.
  - Откроешь, когда будет нужно.
  - Ладно, - поддалась я на маркетинговые уловки и машинально потянулась к сумочке и, конечно же, не обнаружила ее на плече.
  - Но у меня... - спохватилась я.
  - Нет денег, - закончил за меня клоун. - Было бы странно, если бы ты взяла их с собой. Ничего страшного, они и не нужны, это, скажем так, пиар-компания.
  И клоун галантно открыл передо мной дверь, в которую я столько раз входила во сне, но почему-то никогда не выходила из нее...
  Разноцветные пятна растекались, засыхали, складывались в картины, легкие, прозрачные. Акварель, не иначе.
  
   16
  Мне казалось, струи проходили сквозь меня, и все мое тело зазвучало, как гитара, только что обретшая струны. Испанская гитара. Шелест моря как страницы книги жизни на ласковом ветру.
  Я совершенно точно знала, что никогда уже не буду прежней.
  Я нарисую разноцветный дождь. Он смоет страхи, живущие за таинственной дверью. Теперь у меня есть доказательства того, что даже если в твоем мире сегодня дождь, ты точно знаешь, что смысл его в радуге, потому-то стоит доверять дождям.
  
  - Ну наконец-то! - вывел меня из философской задумчивости насмешливо-укоризненный голос Саши. - И, конечно, как всегда без зонта. Мы уже думали, ты совсем забыла о нас...
  - Не забывала ни на минуту, - нагло соврала я и поспешила к заждавшейся птице счастья.
  Под ее большим крылом, прямо на траве, сидели, обнявшись, Джордана и Джастин.
  - И каково это быть кошкой? - не стала занудствовать и задавать глупых вопросов Джоржана.
  - Оо! - ответила я междометием.
  - Я так и думала! - мечтательно вздохнула Джордана. И мы полетели обратно, но другой дорогой. За садами простиралась березовая роща, среди деревьев приглашал войти деревянный храм. На окраине большого села блеяли козы, звали нас спуститься к ним на луг, но мы лишь помахали им, белоснежным, как облака, руками с высоты.
  Мы миновали дубраву и яблоневый, и сиреневый лес и вернулись к тому же мостику, откуда началось мое необыкновенное путешествие.
  - Куда дальше? - спросила я Сашу, ожидая, что сейчас снова увижу что-то необыкновенное.
  - Куда скажет она, - посмотрел он наверх. К нам приближалась огромная белая птица.
  На межкрылье птицы восседала девушка необыкновенной красоты.
  - Тебе пора возвращаться, - обратилась она ко мне.
  - Но... а как же он? - взяла я за руку Сашу.
  - А он останется здесь.
  - Но... ты ведь хочешь вернуться ... со мной? - я с надеждой посмотрела на Сашу.
  - Нет. Он вернется со мной, - возразила красавица.
  Она была, явно, намного красивее, чем я, но дело было совершенно в другом, здесь вообще не действовали земные законы. Ревность, зависть - все эти глупости здесь не имели ровным счетом никакого смысла.
  - Кто ты? - спросила я неземную красавицу.
  - Юния, - ответила она.
  У меня не было ни малейшего сомнения, что это та самая Юния, о которой рассказывали лесные сестры.
  Я также поняла, что Саша немного заскучал по земле, и может быть, даже уже обо мне.
  Тем не менее, он ободряюще улыбнулся.
  - Будь счастлива, и время пролетит быстро.
  - Но зачем тогда вы отпустили его, если ... от меня ничего не зависело, - с укором обратилась я к Юнии.
  - Тот человек, который следит за тобой... - покачала она головой. - Ты же оставила ключ снаружи.
  - Какой ключ? Какой еще тот человек? - мне определенно не нравились загадки и все эти "бы". - Тот человек, который следит за мной во дворе?
   Юния кивнула.
  - Но кто он?
  - Один из тех, кто жил во временном доме до тебя.
  - Неужели Оборотень?
  Юния снова кивнула.
  - Но ... он еще вернется?
  - Нет, - ответила Юния. - Время его на исходе.
  - И где была бы я, если бы не оказалась внутри картины?
  - Здесь же, но уже навсегда.
  - Значит, еще не время? - догадалась я.
  - Не время, - улыбнулся Саша.
  - Значит, получается, не я спасла тебя, а ты спас меня?
  - Получается так...
  - А если я решу остаться здесь?
  Саша нахмурился. Похоже, он ждал от меня слов благодарности, а вовсе не этих.
  - Если не захочу возвращаться обратно в квартиру Лисички?
  - Тогда он убьет ее, она сейчас приедет за деньгами, а она тоже еще не готова... - ответила Юния.
  - Тебе пора возвращаться, - повторил Саша. Общество прекрасной Юнии ему, явно, было приятнее, чем мое. Нет, нет, нет, я не чувствовала ревности. Она была прекрасна до совершенства, а к совершенству глупо ревновать, им можно только восхищаться, как гениальнейшим из Творений.
  - Но как я вернусь обратно без тебя, если я не знаю дороги?
  - Тебе покажет дорогу Крамской. Он там, за деревьями, - царственным и простым одновременно жестом показала Юния на дубовую рощу.
  Я попрощалась с друзьями и попросила Сашу проводить меня еще немного. Он улыбнулся и кивнул.
  Юния не возражала.
  Мы миновали рощицу, но никакой Крамской меня здесь не ждал, как, впрочем, и никто из великих художников.
  - Кис-кис... - позвал тихо Саша, и из зарослей сирени вышел пестрый кот, мой дворовый любимец.
  - И ты здесь, дружище! - обрадовалась я. - Я всегда знала, что кошки спокойно перемещаются из одного измерения в другое.
  - Как видишь, не только кошки, - стал привычно насмешливым голос Саши. - Иди за ним, он знает дорогу.
  - Но... нам почти не удалось побыть здесь наедине, - разочарованно вздохнула я.
  - По-моему, это не помешало тебе весело провести время.
  Слово "время" заставило меня вздрогнуть. Я снова начала его ощущать.
  - А где ты живешь?
  - Везде, - Александр обвел взглядом бесконечное пространство вокруг. Здесь все - мой вечный дом, все леса, города, реки, моря, океаны, даже звезды.
  - Я тоже хочу... остаться с тобой... здесь.... Поедем вчетвером с Джорданой и Джастином к океану...
  - Напиши сначала дельфинов, - по- доброму усмехнулся Александр.
  - Ты будешь ждать меня?
  - Не тебя, - был беспощаден Саша.
  - А как же я?
  - Твоя любовь еще на земле, - вздохнул он.
  - Но где?
  - Ты сразу узнаешь, - уклончиво ответил Саша.
  - Как?
  - У тебя не останется сомнений.
  - До встречи.
  - До встречи, - улыбнулся Саша, а я вздохнула и подумала, что, может быть, тоже напишу однажды картину, в которую кто-нибудь войдет без стука.
  - Так значит ты Крамской, - потрепала я кота.
  - По-моему, совершенно нормальное имя для кота, - промурлыкал он в ответ.
  
   17
  Мы шли не по горизонтали и даже не по вертикали - перемещались по какой-то странной траектории, то падая, то взлетая, и было непонятно, мы идем вперед или назад или просто топчемся на месте, где сначала мчались мужчины на конях... В руках у всадников были луки, а одна стрела едва не угодила мне в грудь, и я даже зажмурила глаза, а когда открыла, увидела других всадников, в доспехах.
  На своих конях рыцари мчались прочь от нас с котом в ту сторону, где происходило нечто более важное, чем наше внезапное появление. Там вдали виднелись очертания крепости, а потом она вдруг начала рушиться прямо на наших глазах, улицы наполнил малиновый перезвон. Сколько же куполов сияло на солнце!
  "Государь, государь", - слышалось вокруг радостное перешептывание.
  На нас с котом не обращали ровным счетом никакого внимания, и я даже взяла Крамского на руки, чтобы кто-то ненароком не наступил на котейку.
  Людской поток вынес нас на площадь, где на породистом скакуне восседал государь.
  - Николай II, - шепнула я Крамскому, вспомнив наш с Сашей разговор на кухне.
  Я уже знала, что будет дальше.
  Смолкнут, рухнут на землю колокола. Только один храм останется, как вызов, как отчаянная надежда будет золотиться куполами над обугленными домами.
  Где-то рядом прогремел взрыв, и нас с котом отнесло воздушной волной к груде камней.
  Их носили люди в рабочей одежде. Я слышала немецкую речь. Пленные строили мой временный дом. Один из немцев мрачно посмотрел на меня и взгляд его стал удивленным, наверное, потому, что мы с котом исчезли у него на глазах в новом временном проеме.
  Дом уже построен. Я видела молодую женщину, выходящую из моего подъезда, с маленькой девочкой за руку. Обе чем-то похожи на Лисичку.
  Нас готова была поглотить новая воронка, но, нет, я не могла упустить шанс, который вряд ли выпадает многим, и изо всех сил рванулась обратно, и всем своим телом, всеми своими мыслями нырнула в другую воронку.
  Кот устремился за мной.
  - Что ты творишь? Так нельзя! - мяукал он вслед.
  - Мы ненадолго, мне это нужно, чтобы... написать роман, - наспех подыскала я не слишком убедительное оправдание, но оно, как ни странно, устроило Крамского.
  - Хорошо! Только сразу назад!... Будет повод лишний раз увидеться с Нарри! - добавил кот с едва сдерживаемой радостью.
  Так вот в чем дело, маленький проказник!
  - Нарри - это кошка?
  Я была недалека от истины.
  - Скорее, я бы назвал ее пантерой, если бы не этот восхитительный голубой окрас...
  
   18
  ... Пожалуй, больше всего она, действительно, была похожа на пантеру и в то же время на кошку-сфинкса, но с голубоватым как будто велюровым покровом. А еще она напоминала длинношеих темнокожих женщин из африканского племени Карен, и даже на шее у нее поблескивали такие же кольца.
  - Кто она? - спросила я Крамского. Как вы заметили, с некоторых пор мы с ним стали прекрасно понимать друг друга.
  - Она - богиня! - мечтательно вздохнул он.
  Богиня оказалась экскурсоводом музея, которым стал дом, где жили когда-то я, Лисичка и Саша.
  Окружали музей какие-то остропикие небоскребы, из-за которых было трудно разглядеть храмы, а их было снова три.
  У подножия небоскребов, как грибы под деревьями, ютились какие-то сказочные одноэтажные и двухэтажные домики, похожие на маленькие замки и теремки. В общем, мой город, который итак никогда не был выдержан в едином архитектурном стиле, утратил его окончательно, и в этом, надо сказать, что-то было, точнее, что-то будет. То, что раньше было просто безвкусным, вылилось в сюрреализм. Город будущего выглядел довольно симпатично.
  Мне захотелось прогуляться дальше по центру, но кот сказал свое твердое мужское "нет", точнее, зашипел на меня и, впившись мне в ногу когтями, поволок меня обратно к музею, где встречала посетителей ненаглядная Нарри.
  - Проходите, мы рады вас видеть, - начала экскурсию женщина-кошка. - Наш дом-музей не просто один из древнейших памятников архитектуры, - (Кем бы она ни была изначально, женщиной или кошкой, с бодимодификацией она, явно, переборщила. )- В разное время в нем жили выдающиеся художники, писатели, музыканты. Энергетика этого места всегда притягивала представителей так называемой богемы. Причем, большинство из них жили в квартире, принадлежавшей семье Лисичко. Именно с ней связана одна удивительная история... Все вы, - обратилась Нарри ко мне к Крамскому, - так или иначе знакомы с поэтическим наследием Александра Кроу...
  - Вы имели в виду художника? - уточнила я.
  - Нет, - безучастно возразила Нарри. - Владимир Кроу однофамилец Александра Кроу. Всем вам, наверное, знакомы эти его строки "Люблю, когда шуршат страницы книг, морозные узоры мне по нраву. И жизнь люблю. Я к ней уже привык. Я никогда любить не перестану". Поэт Александр Кроу жил в том же доме, в той же квартире, но несколькими годами позже, также в эпоху Миллениума, вошедшую в историю как платиновый век искусства. При жизни поэт работал спасателем и писал исключительно для себя самого или, как раньше говорили, в стол. И только несколько лет спустя после трагической гибели поэта тетрадь с его стихами обнаружила квартирная хозяйка в его несанкционированно построенном и не сохранившемся до наших дней гараже. Вероятно, Лисичко и отнесла их в издательство Елены и Влада Павловых, хотя есть и другая, насколько правдоподобная, если можно было бы допустить возможность перемещения во времени, настолько и фантастическая версия...
  Самое интересное кот дослушать мне не дал.
  - Нам пора! - побежал он, распушив усы и хвост, к двери.
  - Уже уходите? Дальше будет самое интересное, - пыталась нас остановить Нарри.
  - В другой раз, - нагло солгала я, почти наверняка уверенная, что другого такого раза не будет.
  - Иначе навечно застрянем здесь, и мир никогда не увидит стихи Александра Кроу и... и многое другое!
  - Кот! Похоже, ты знаешь все. Или думаешь, что знаешь все. Во всяком случае, мне, кажется, стоит пересмотреть точку зрения о том, что люди гораздо умнее котов.
  Как бы то ни было, мы снова оказались вне пространства и времени или сразу во всех пространствах и временах.
  - Правда, это как-то странно? - вздохнул мой кот. - Кот и робот - между нами не так уж много общего, но, мне кажется иногда, это неправда, что роботы совершенно не способны чувствовать. Безусловно, они не столь тонкочувствующие создания, как кошки, но все же, ты видела, как она расстроилась, когда мы уходили? Ты ведь напишешь в романе о Нарри и обо мне?
  - Конечно! - пообещала я.
  - Только сделай что-нибудь, чтобы мы с Нарри были вместе, писатели ведь это могут - все преувеличить, приукрасить, и пусть у нас родятся котята или маленькие роботы - не важно...
  - Но кот! - Крамской переходил все мыслимые границы реального. - Это же будет неправдоподобно, да и ты все равно не умеешь читать!
  Кот вздохнул так жалобно, что мне стало стыдно: какая-то книга оказалась для меня важнее чувств живого теплого кота, который, рискуя собственной пушистой шкуркой, так отважно возвращал меня... домой?
  Кажется, мой кот задумался, и мы снова оказались не в той воронке.
  - Где мы? В другой воронке?
  - Хуже. В другой плоскости.
  Кот был по настоящему напуган. Мне было проще взять себя в лапы, то есть да, уже в руки, ведь я не знала, с чем мы имеем дело.
  
   19
  Мы стояли с котом за закрытой дверью.
  - Мы оказались в собственном плену. Понимаешь? Можно обхитрить или победить стражников у ворот, если бы они были, но здесь... Здесь стражник каждому - он сам. Никто еще не смог перехитрить самого себя, - Крамской впал в настоящую панику и, видимо, у него были на то основания.
  - Но, может, нам поможет кто-то извне? Если дверь закрывается, значит, она, наверняка, и открывается.
  - Все дело в том, - дернул кончиком хвоста кот, - что никто и не хочет отсюда уходить. Во всяком случае, я никогда не слышал, чтобы кто-то пытался взломать изнутри эту дверь.
  - Не хочет, значит, может быть, здесь все совсем не так уж плохо, как ты говоришь, - тщетно всматривалась я в темному.
  - Вот! Ты говоришь уже "не так уж плохо", еще немного и скажешь, что лучше нет места во всей Вселенной, чем за этой нарисованной дверью.
  - Нарисованной дверью! Конечно! Как же я не догадалась сразу, что это та самая дверь? Или их много таких дверей?
  - Дверь одна, но у каждого она своя. Я дальше не пойду, - кот ощетинился и уперся всеми четырьмя лапами в пол.
  - Как хочешь, - не стала я настаивать. - А меня... меня за этой дверью ждут.
  Кот потоптался немного на месте и поплелся-таки за мной.
  Со всех сторон наступали, обступали тяжелые стены.
  - Эй! Есть здесь кто-нибудь? - крикнула я в лабиринт.
  - Эй! Есть кто-нибудь? - повторило эхо.
  - Лучше не задавать подобных вопросов, - тихо заметил кот. - Вдруг окажется, что в лабиринте кто-то есть, и этот кто-то может нам совсем не понравиться...
  Пришлось признать, что кот был прав. Нужно всматриваться в лабиринт постепенно.
  Всматриваясь постепенно, я увидела несколько согнутых фигур в конце коридора. Они были чем-то сосредоточенно заняты и совершенно не обращали на нас никакого внимания, даже когда мы подошли совсем близко.
  - А что это вы не работаете? - вскинул на нас голову один из них - мальчик лет десяти и закашлялся. - Никто не должен здесь сидеть без дела.
  - Никто не должен сидеть без дела, - повторили тяжелые стены голосом чиновницы Ветровой.
  - К котам это никак не относится, - возразил четвероногий ленивец. - Хотя некоторые беспощадно эксплуатируют котов, заставляя их ловить мышей, но, по моему правильному убеждению, охота должна быть исключительно в азарт и в удовольствие.
  Но, видимо, в лабиринте давно забыли и об азарте, и об удовольствии, потому что мальчик сказал:
  - Не знаете, чем заняться, идите к нам... Никто не должен прохлаждаться в лабиринте. Лучше помогите нам.
  - Помогите нам, - повторило эхо голосом чиновницы Ветровой.
  - Не поддавайся на провокацию,- заверещал мой кот. - Искусство сродни мышиной охоте, нельзя ставить его на конвейер.
  - Кто-нибудь знает, где здесь выход? - перевела я разговор на другую тему.
  - Отсюда никто никогда не выходил, - обреченно ответил мальчик.
  - Но если есть вход, - возразила я, - значит, должен быть и выход, и даже если выхода нет, всегда можно выйти во входную дверь.
  - Как это выйти во входную дверь? - услышала я голос, показавшийся мне знакомым, и встретилась с взглядом Эли.
  - Очень просто. Пойдем, - рывком я подняла Элю за руку и осторожно подталкивала ее к выходу-входу.
  - Куда? - удивленно спрашивала она.
  - Туда, где заждались твоего возвращения.
  - Бессмысленно, все бессмысленно. Выхода нет, одна сплошная стена, сплошная стена, - повторяла Эля.
  "Сплошная стена, сплошная стена..." - снова и снова повторял голос Ветровой, и мне показалось, что я стала увязать в пространстве, как будто передо мной провели вдруг невидимую черту, через которую переступить было невозможно.
  - Иди, иди дальше, - истошно мяукал Крамской, и из последних сил я подалась отчаянным рывком вперед.
  В глаза мне вдруг ударил яркий свет, настолько яркий, что я машинально закрыла руками глаза.
  Крамской вскарабкался мне на руки, и я слышала, как бешено колотится сердце в кошачьей груди...
  Сквозь свечение ко мне протянулась рука. Изящная рука, обтянутая коралловым рукавом. Я схватилась за нее и едва успела ухватить за руку и Элеонору.
  Я снова встретилась лицом к лицу с самой собой, точнее во своим идеальным я или образом, я не знаю, как будет правильно, но это точно была я... или она - в общем та красавица в зеленом, которую в встретила недалеко от квартала фонарей в доме своей мечты. Но теперь на ней было коралловое платье точь-в-точь как на мне.
  - Ты? - удивилась я.
  - Сомневаюсь, что кто-то еще смог бы вытянуть тебя из этого места... - покачала она головой.
  Коралловый ей, то есть мне, шел, действительно, ничуть не меньше, чем зеленый.
  - Вечно мне приходится кого-то спасать, - вздохнуло мое идеальное я, - тех, кто попадает в глупые ситуации, которых вполне можно было бы избежать. А между прочим, у меня есть и более интересные дела.
  - Ладно, успеешь ты вырастить свои голубые маки, целая вечность у тебя впереди.
  - Вечность не повод растрачивать ее понапрасну, - подмигнула мне красавица в коралловом платье.
  
   Часть IV
   1
  
  Под рукой у меня дребезжала кнопка звонка.
  Я открыла глаза. Я стояла по ту сторону двери. Обычной двери многоквартирного дома.
  - Сейчас, сейчас, - услышала я знакомый голос.
  Дверь громко открылась.
  - Извини. Руки в краски. Не смогла быстро подойти, со мной это часто бывает.
  - Понимаю...
  Честно говоря, лично я в подобной ситуации пока ни разу не оказывалась, но теоретически вполне могла, я ведь тоже в какой-то степени художница.
  - Только что закончила очередной шедевр. Хочешь взглянуть?
  - Конечно.
  Я стянула с себя серебристые балетки, в которых путешествовала по мирам.
  - Я приехала на такси, - осторожно ответила я, солгав, на вопросительный взгляд Эли и мимоходом заглянула в окно удостовериться, что на улице по-прежнему зима.
  Да. Снег так же кружил, машины скрипели тормозами, а фонари смотрели на все это дело как всегда свысока, но отсюда с девятого этажа казались горбатыми циклопами.
  - Да. Отсюда прекрасный вид. Троллейбус. Фонари как старцы, у них даже нимбы. И много-много снега. Хочется взяться за новую картину. Как раз сейчас готовлюсь к новой выставке. Соберу на ней всех своих птиц счастья. И на картине - тоже они...
  Эля зажгла свет. Уже совершенно стемнело, и из раскрытой клетки, громко хлопая крыльями, на меня полетели с полотна птицы счастья.
  Дверцы клетки поскрипывали, покачиваясь на легком ветерке.
  Шелестели голубые, лиловые, серебристые листья таинственных деревьев.
  - Это деревья счастья, - улыбнулась Эля.
  Они протягивали мне ветви, обступая со всех сторон.
  - Мне кажется, будто я тоже лечу вместе с ними, - призналась я.
  - Так и есть, - улыбнулась Эля. - Пусть теперь с этого момента у тебя впереди и будет только свет и радость.
  Лицо Эли светилось, как фонарь в Рождество.
  - Значит, ты совершенно счастлива?
  Она так щедро бросалась направо и налево пригоршни счастья, что я не могла не задать ей этот вопрос.
  В съемной однокомнатной квартирке царил, как водится у художников, творческий беспорядок. Обои давно просили замены, подспудно навевая опасения, уж не попала ли Эля в лапы сайентологов.
  В замке повернулся ключ. Пришел муж Эли. Ужином даже не пахло, но, видимо, он к этому привык и, наскоро поздоровавшись с нами, пошлепал на кухню. Там что-то заскворчало, запахло жареным луком.
  - Дамы, прошу к столу, - заглянул он к нам.
  Жареная картошка дымилась над маринованными грибами.
  Телефон Элеоноры зазвонил.
  - Да, Жанна, привет, у меня все хорошо, вот хорошая знакомая зашла... Вика. Я тебе о ней рассказывала...
  - Сестру твою, видно, совесть замучила, - мрачно усмехнулся Слава, когда Эля нажала "отбой".
  - Ладно, Слав, это прошлое дело, что теперь вспоминать, - отмахнулась художница. - Сейчас-то хорошо все, а будет еще лучше.
  - Она у нас неисправимая оптимистка. Сестрица ее уговорила мать, чтобы выписать Элю из квартиры, и все ей одной осталось. Хотя денег у Жанки тогда хватало, "Виолетта" ее процветала, но сестре в долг не дала, когда трудные времена у нас были, даже голодали одно время.
  - Слава, да ладно тебе! Зачем все это Вике?
  - Эля... Помнишь, у тебя была картина... Дверь. Заказ одной знакомой.
  - Да. Она всегда со мной, - нахмурилась Эля.
  - Но ты же вроде писала ее на заказ.
  - Да. Но есть такие картины, с которыми не можешь расстаться. Слишком много в них вложено - вся душа как будто на холсте, и расстаться с картиной все равно, что душу отдать.
  - Значит, заказчица не пришла за заказом?
  - Пришла, - вздохнула Эля. - Принесла деньги и коньяк. Мы с ней посидели немного, и я сказала, что не могу отдать картину. Она удивилась: "Тебе не нужны деньги?" Знала, что у меня большие долги, а банки отказывались перекредитовать. Заказ стоил очень дорого. "Хочешь, возьми все остальные картины, которые есть у меня", - предложила я. Она сказала, что они того не стоят, и я чувствовала, что она говорит правду. Та картина была гораздо больше, чем картина, это была самая настоящая дверь.
  - А что было за ней?
  - За ней... был страх. Все мои страхи - щупальцами они проходили сквозь меня и не отпускали. Я сама оказалась заключена в собственной картине, но сегодня дверь как будто открылась сама, или кто-то помог, и страхи рассыпались.
  - Все неприятности из-за этой картины, - покачал головой Вячеслав. - Сколько раз я хотел ее сжечь или изрезать на мелкие кусочки...
  - Можешь ее уничтожить, - тихо, но отчетливо произнесла Эля.
  - Что? - Вячеслав явно не ожидал услышать подобное от своей жены и даже отложил вилку в сторону.
  - Ты можешь уничтожить картину, - повторила Эля тем же тоном.
  - И прямо сейчас. Я сделаю это немедленно, - он схватился за кухонный нож, как будто наступал на невидимого врага и двинулся в комнату, служившую одновременно и залом, и спальней.
  Мы с Элей, как маленькое войско, шли за ним.
  Вячеслав остановился возле шкафа и торжественно извлек из-за него ту самую картину и от удивления выпустил ее из рук.
  - Что с ней случилось? - Паутина патины рассыпалась на глазах, отваливаясь по частям, как будто кто-то рвал письмо на мелкие кусочки. - Ей как будто тысячи лет!
  - Но краски были хорошие, - недоумевала Эля.
  - Значит, дело не в красках, а в чем-то другом, - покачал головой Вячеслав. - В самой этой... Она мне сразу не понравилась, а уж когда ты продала ей весь дом и все, что было в нем, по цене одной картины.
  - Эта дама, случайно, не Ветрова?
  Эля вздрогнула.
  - Я не собираюсь ее обсуждать, - твердо сказала она.
  - Хорошо хоть больше не называешь ее благодетельницей, ведь это такое благодеяние оставить художнику его же картину и забрать все остальное взамен, - покачал головой Вячеслав.
  - Не все, - улыбнулась Эля. - У меня осталось самое главное. Моя семья, друзья, у меня есть талант. А дом - он везде, сегодня здесь, завтра в Москве, а послезавтра - вообще где-нибудь в Рио-де-Жанейро.
  Вячеслав рассек крест-накрест осыпавшееся полотно. Теперь я была спокойна за Элю и ее семью. Но... Оставались еще и другие двери в никуда...
  
   2
  Свет горел в моем окне. Моего появления извне, похоже, совсем не ждали.
  Чья-то сгорбленная тень, ослепленная фарами, скрылась за подсобкой.
  - Странный тип, - приоткрыл дверь водитель.
  Ключ услужливо торчал в дверном проеме, я хотела его повернуть, но он по своему обыкновению увяз в замочной скважине.
  Какое-то дежа-вю. Я бессильно вздохнула.
  - Помочь? - услышала я рядом мужской голос и даже вздрогнула, ожидая увидеть... Но нет, это был не Саша, а дальнобойщик с третьего этажа, армянин с веселыми глазами.
  - С этим замком иногда такое случается. Нужно сдвинуть его... вот так... немного вправо. В этой квартире постоянно что-то ломается. На третьем этаже гораздо лучше.
  Он произнес эту фразу с каким-то мстительным упрямством, что заставило меня улыбнуться.
  - А здесь, значит, вам не нравилось жить?
  - Не то, чтобы не нравилось совсем, но как-то в ней и тесно, и все постоянно теряется, как будто в ней не одна, а десять комнат.
  - А по-моему так даже уютно, чистота, картины...
  - Картины, - проворчал дальнобойщик. - Та, которая над раздолбанным диваном, мне все время казалось, что она на меня упадет. Хотел ее даже снять, но кто-то так прикрутил ее к гвоздю, то не выдернуть и вместе с ним. Ладно, решил я, значит, не упадет. Так после этого она мне сниться стала. Каждую ночь, будто я в эту картину каким-то образом попадаю. Нет, не кошмарный сон. Там хорошо, но как-то странно, непривычно и, кажется, что можешь не вернуться назад.
   Дальнобойщик заметил, с каким я смотрю на него любопытством, и смутился собственной откровенности.
  - Если что обращайтесь, - быстро побежал вверх по лестнице.
  
   3
  В моем временном доме все оставалось на своих местах, как будто прошло всего лишь несколько минут.
  В сумочке разрывался телефон. Звонила Лисичка, сказала, что через полчаса приедет за деньгами. Голос ее был каким-то настороженным.
  Я старалась отвечать как можно спокойнее и, чтобы не терять напрасно секунд, нащупала за лианами искусственных роз у двери тот самый ключ, вышла на улицу.
  Уже совсем стемнело, но так было даже лучше.
  Расплатившись с водителем я, как сумасшедший вор, быстро кралась к гаражу. Мне не хватало воздуха, было душно и холодно одновременно. Ключи позвякивали в воздухе колокольчиками, я кралась очень быстро и размахивала руками, а моя тень выглядела так смешно, что да, я засмеялась, и если бы в этот момент меня увидел кто-нибудь еще... Я бы сказала, что иду в баню. Да, просто иду в баню. Она здесь рядом.
  Я обогнула баню и мое сердце начало выделывать кульбиты в груди. Саша не договорил что-то сокровенное, главное, вечное. То, что никогда не скажешь в прозе.
  Возле гаражей никого не было. Тяжелый ключ легко повернулся в замке, как будто кто-то помогал мне, и я оказалась в знакомом полумраке гаража.
  Мне казалось, автомобиль вот-вот подмигнет мне фарой и, не дожидаясь, когда это произойдет, я открыла его.
  Открыла бардачок и сразу же увидела ее - толстую потрепанную тетрадь. Я открыла ее немедленно где-то на середине и сразу же нашла ответ на свой вопрос.
  
  Кто-то не вскроет конверт, не напишет ни строчки.
  Кто-то уйдет, и "вернись" в пустоту не кричи.
  Кто-то не прав, значит, кто-то правее, и точки
  годы расставят, как львов по местам, циркачи.
  
  Время - верховный судья, только лекарь неважный.
  Впрочем, и сам он хронически болен дождем.
  В этот бесснежный декабрь, то промозглый, то влажный
  верится мне, что мы все же друг друга найдем.
  Беззвучно я снова и снова повторяла последние строки, готовая вот-вот разрыдаться, но в кармане запрыгал в такт музыке индейцев майя, которую я давно уж собираюсь сменить в настройках, телефон.
  Звонила Лена.
  - Влад наконец-то созрел для фотовыставки, - сообщила счастливым заговорщицким полушепотом безо всякий предисловий. - И ты знаешь, у меня возникла тут одна идея. Хочу к фотовыставке выпустить открытки со стихами на обратной стороне. Знаешь, чтобы философские, но не слишком заумные. Понятные всем. И чтобы раньше нигде не публиковались, даже в Интернете. Не знаешь, где найти такие стихи?
  - Знаю, - сжала я в руке тетрадь.
  
   4
  К счастью в этот раз Лисичка ушла довольно быстро.
  "Мне соседка звонила, - призналась она. - Сказала, к вам приходил какой-то странный мужчина".
  - Не ко мне. Ваш бывший квартирант, дальнобойщик, столкнулись с ним в подъезде, спрашивал, не нужна ли мне помощь.
  - А, - удовлетворил ответ Лисичку.
  Всю ночь я набирала стихи и сразу же по одному пересылала их Лене.
  Но сначала я сбегала в магазин, купила мандаринов и шампанское, банку шпротов, батон и немного кошачьего корма для Крамского.
  Неделю я возвращалась домой без цветов, наверняка, он будет ждать. Я не ошиблась. Крамской заговорщицки поглядывал на меня и попросил чего-нибудь съестного.
  На улице было холодно, и я позвала его в дом. Он радостно разлегся на Лисичкином ковре.
  "Хорошие стихи. То что надо, - пришел ответ от Лены. - Кто автор?"
  - Александр Кроу, - ответила я.
  Открыла шампанское.
  Получилось беззвучно.
  Кот подкрепился и вожделенно косил глазами на пробку, и я отдала ее в его цепкие лапки.
  Он принялся катать ее по квартире Лисички.
  За стенкой недовольно завозилась соседка.
  Я налила шампанского в бокал и вспомнила, что в шкафу стоит еще одна бутылка, так и не открытая в Новый год.
  - Присылай еще, если есть, - написала мне Лена.
  - Много, - ответила я.
  - Отлично, - написала Лена. - Спокойной ночи!
  - Спокойной ночи! - ответила я.
  От мандаринов еще больше разыгрался аппетит, и мы с котом принялись за шпроты и батон. Я запила шампанским бутерброд и отправила бутылку на морозный подоконник. Поставила чай.
  Было холодно.
  Пузырьки весело лопались в бокале.
  Крамской, довольно мурлыча, запрыгнул на дубовый табурет.
  Кто-то сверху привычно гремел унитазом.
  Высоко, где-то там, где кончается Млечный Путь, в эту ночь загоралась новая звезда поэта Александра Кроу.
  
   5
  Мы были как будто вместе. Ночь напролет Саша читал мне стихи, которые никогда никому не показывал прежде. Время от времени на страницах мелькали призраки другой женщины или, может быть, разных женщин, это уже не имело большого значения. Мы никогда не будем вместе, и в то же время здесь и сейчас мы вместе навсегда, взявшись за руки, летим стремительно в Вечность.
  Я открыла последнюю страницу уже под утро. Странно, но я совершенно не чувствовала усталости. И это последнее стихотворение было адресовано мне, и не важно, что Саша еще ничего тогда не знал обо мне. Строки сами нашли адресата, пусть даже и шли ко мне несколько лет.
  
  
  Ты здесь и сейчас не случайно, поверь мне.
  Я встретил тебя по причине причин.
  Как будто открылись тяжелые двери.
  Я, узник, за ними дожил до седин.
  
  Я смыслом часы наполнял, как бокалы
  шампанским. Куранты пробьют Новый год.
  Добычу почуяв, секунды-шакалы
  задрали носы у высоких ворот.
  
  За ними вне времени в пику прогнозам
  я - раб, я - свободен, я - трус, я - герой.
  Растерзан, забыт и любовью воссоздан,
  я встану в свой час с Совершенствами в строй.
  
  
   6
  Говорят "любовь умирает", но то, что умирает, это что угодно, только не любовь. Любовь - тот единственный смысл, который все так отчаянно ищут, но все очень просто. Люби так сильно, как только можешь, все мы - фонари во Вселенной, и пусть сердца сияют на миллиарды киловатт и сильнее, сильнее и ярче - за гранью, где кончаются земные измерения и числа.
  
  
  
   7
  Нужно ли говорить о том, что я совершенно не представляла, что мне делать теперь в мире, который принято называть реальным. Как мне казалось, я безнадежно утратила к нему интерес, как будто какие-то злые дожди смыли вдруг с мира все краски разом. Остался только черный цвет. И белый. И как ни смешивай их, получатся лишь серые оттенки.
  Пустота наступала на меня изо всех углов. Бессмысленно спрашивать ее о чем-то. Комната незаметно покрылась слоем пыли. Я провожу пальцем по тумбочке, на которой стоит телевизор. И пишу букву С. И стираю ее, хватаюсь за тряпку. Делать хоть что-то. Хотя бы просто вытереть пыль. Просто вытереть. Неожиданно я нахожу в этом успокоение, попутно собирая в кулак ненужный хлам - какие-то колпачки от ручек, рекламные буклеты, какая-то свернутая бумажка...
  Скомкала и ее. Что-то посыпалось на ковер Лисички. Какие-то семечки... Собрала их. Что это? Откуда? Конечно же! Подарок Розы. Семена, которые привезли из экспедиции.
  Да. Да. Да. Посадить голубые меконопсисы. Это очень, очень важно, - услышала я свой собственный голос сквозь эту серую стену, намеревавшуюся раз и навсегда отгородить меня от всего остального мира.
  Да! Теперь я знала, что мне нужно делать. Как моя Джордана, я буду украшать землю и, как Роза, переносить быстротекущую красоту на полотна.
  Я привела себя в относительный порядок и почти бегом направилась в "Усадьбу". Сегодня же я посажу почти мифический цветок, пока не знаю, правда, где будут расти такие же голубые прекрасные маки, как в саду у Розы и на Голубом острове.
  
   8
  На обратном пути возле доме меня ждал еще один сюрприз.
  Художник с мольбертом на снегу. Признаться, не ожидала увидеть такую картину в нашем маленьком дворике, где нет ничего, кроме старых скамейки и столиков, каких-то сарайчиков и протянутой к ним от угла дома веревки с разноцветным бельем.
  Она-то и привлекла живописца, вдохновенно раскидывавшего на холсте разноцветные пятна.
  Я незаметно встала за его спиной, немного даже обиженная тем, что на меня не обращают никакого внимания.
  Так бы я, наверное, и осталась незамеченной и, может быть, даже не решилась бы нарушить вдохновенную тишину, если бы громко не отворилась дверь подъезда. На обледеневшем крыльце нарисовалась моя соседка, та самая, от которой меня отгораживала лишь тонкая фанерная перегородска.
  - Простите, молодой человек...
  (художник был уже не молод)
  ... что это вы здесь творите?
  - Творю, - эхом повторил живописец, что, впрочем, было итак очевидно.
  - В том-то и дело, что творите. Скажите, зачем вы рисуете мое белье?
  - С ним, вашим бельем, ничего не случится, - сочла я почему-то своим долгом вступиться за художника, ведь художника, как известно, может обидеть каждый.
  Мне жалко было недописанной работы, которая обещала быть трогательной и осязаемой. Проступающие на ней очертания создавали эффект, как будто белье покачивается на ветру.
  Было бы любопытно подсмотреть, с помощью каких приемов художник добивается такой поразительной сверхреалистичности. В общем, соседка вышла во двор совсем некстати.
  - Простите, - растерянно оправдывался художник, - я не знал, что это ваше белье.
  - Мое и моего внука, - важно уточнила соседка.
  - Никто не узнает, что это ваше белье и вашего внука, - привела я следующий довод. - Вам жалко что ли?
  - Все равно, - не сдавалась соседка, это вторжение на мою территорию в мою жизнь без моего разрешения.
  - Простите, я не знал, что это ваше белье, - повторил художник, продолжая рисовать.
  - Вот я сейчас возьму и сниму белье, тем более, что оно уже высохло, и рисуйте пустую веревку, - злорадно ухмыльнулась соседка.
  - Тамара Васильевна, - оторвался от мольберта художник, - повторяю, я не знал, что белье ваше и вашего внука, иначе обязательно спросил бы у вас разрешения.
  - Алик? - удивилась соседка. - А я тебя и не узнала. Богатым будешь. Постарел как... Сколько лет уже прошло...
  - Двадцать пять, Тамара Васильевна. Немудрено не узнать.
  - Женился? Дети есть?
  - Один живу. С матерью, - уточнил художник.
  - Правильно. За нами, стариками, ухаживать надо, если не дети, то кто? Ко мне вот тоже внук Максимка приезжает, каждые выходные живет у меня. Двенадцать лет уже ему. Говорит, у бабушки лучше. Как же время летит!
  - Летит, Тамара Васильевна.
  - Ну ладно, рисуй, рисуй, я тебе не мешаю, - соседка на цыпочках вернулась обратно в подъезд.
  Я хотела было сделать то же самое, но художник неожиданно обернулся, весело мне подмигнул.
  - Искал вот подходящий дворик, старинный, тихий, и память привела меня сюда. Когда-то давно я жил в этом доме.
  - По соседству с этой дамой, - догадалась я.
  - Теперь вы там живете?
  - Да. Мне нравятся ваши картины.
  - Они там по-прежнему висят?
  - Да. Вы ведь знаете, что ваши картины особенные?
  - Особенные? - искренне удивился художник. - Ничего особенного. Я вообще самоучка.
  - Особенные, - повторила я. - Особенно одна, с лилиями.
  Художник как-то странно усмехнулся.
  - Да, натюрморт совсем не удался. Лилии намного лучше.
  - А вы могли бы написать на заказ дельфина? - пришла мне в голову неожиданная идея, как помочь моей Джордане. Художнику, который раздвигает пространство, ничего не стоит создать на холсте живого дельфина для моей героини.
  - Я никогда не пишу на заказ, - отрезал он. - Сколько бы мне за это не предлагали. Недавно какая-то дама предложила мне написать какую-то дверь... странная такая особа... красивая такая брюнетка... Красивая, но неприятная. Очень настойчиво просила. Как-то насторожила меня эта настойчивость, но дело даже не в этом - я никогда не писал на заказ, думаю, даже вряд ли это у меня получится. Мне надо самому увидеть какой-то образ, а не так, чтобы кто-то мне сказал, как и что я должен изобразить. Мне это неинтересно. Я вообще люблю писать с натуры.
  - А лилии... написаны с натуры? - я старалась, чтобы мой голос звучал праздно-любопытно, но художник по-видимому обладал прекрасной способностью к эмпатии.
  - Почему вы спросили про лилии? - насторожился он и, как мне показалось, погрустнел.
  - Потому что я вижу их каждый день и пытаюсь разгадать, что хотел сказать художник...
  - Только то, что сказал.
  Взгляд художника вдруг стал угрюмым и сосредоточенным и, надвинув шапку на брови, он набрал на кисть зеленой краски, и футблока Максимки заколыхалась на картине на ветру.
  
   9
  Соседка. Она, похоже, была единственным человеком, который мог хоть что-то прояснить. Но я не представляла, как проникнуть к ней за тонкую перегородку.
  И не нашла ничего лучшего, кроме как снять с веревки бледно-розовую рубашку и постучаться с ней в дверь.
  Соседка мягко подкралась к дверному глазку и, увидев меня и рубашку, не сразу спросила "кто там".
  - Кажется, ваше упало с веревки. Вчера художник рисовал...
  Она быстро схватила рубашку, пробормотав "да, спасибо" и хотела закрыть дверь.
  - Подождите... - остановила я ее.
  - Что еще? - недовольно спросила соседка.
  - Вы не знаете, как фамилия того художника?
  - А зачем это вам? - стало любопытным лицо соседки.
  - Нравятся картины его, особенно одна - река и лилии. Он оставил ее в квартире.
  - Лилии... Знаю я эти лилии, - усмехнулась соседка. - Раньше песня была такая была "А я в пруду для Лилии нарвал три белых лилии" . Так и у него видно что-то с этими лилиями связано. Сколько его помню, все время грустный ходил и всегда один, как будто после тяжелой болезни.
  - А как же его фамилия? - повторила я.
  Соседка наморщила лоб.
  - Да откуда я знаю его фамилию, не такой уж он известный художник. А вот мать его знаю, но она не своим именем подписывает книги, а Марианна Рэйн.
  И соседка захлопнула дверь.
  
  
   10
  Ни-ког-да. Слово-слон в лавке хрусталя, мне даже хочется пририсовать ему огромные уши и хобот. Вдребезги люстры, бокалы, но совершенно точно знаешь - не склеить, не собрать, и находишь в этом неожиданное успокоение.
  
   11
  Дождь. Третьи сутки подряд. В небе много загадок. Но я не хочу больше читать по облакам. А может, оно оплакивает мои мечты?
  Я знаю одно: дождь неизбежно закончится. Не знаю, когда. Но дожди всегда рано или поздно заканчиваются, даже затяжные. Даже сезоны дождей.
  Будет и солнце, и радуга. Непременно.
  Барометр-радость приведет меня туда, где самые прекрасные полотна гениев выходят океанами из рам, стирая грань между реальностью и искусством.
  Я вернулась из своего путешествия со странным - горьким и приятным одновременно чувством, и с удивлением поняла - это определенность.
  Саша ждет по ту сторону картины не меня. Может быть, свою бывшую жену, может быть, кого-то еще, и это не означает, что я хуже или лучше, просто у меня другая судьба, и я сама могу раскрасить ее самыми яркими красками - кисти в моих руках. От этого тяжелого открытия на душе стало легче, тем более, что кисти и краски у меня есть и даже, возможно, талант. И Профессор, который поможет его развить.
  
   12
  Нужно ли говорить о том, что на занятиях живописью я абсолютно отключалась ото всего остального мира.
  И окружали меня такие же абоненты вне доступа. Только Женя как-то раз отличилась, пропустила занятие, перед самым его началом позвонила Марине Владимировне, сказала, что подобрала по дороге собачонку.
  - Причина уважительная, - ответила по телефону хозяйка студии.
  - Действительно, это уважительная причина, - согласился Профессор.
  Через час все же появилась и Женя, причем ни одна.
  С ней в помещенние, заставленное мольбертами, вбежала собачонка.
  - Это Мерфи. Он будет рисовать сегодня с нами, - безапелляционно сообщила Женя. - Я уже все объяснила вахтеру, и мы с ним поняли друг друга. Простите, если это милое создание причинит кому-то неудобство, но я не могла пропустить урок.
  Руслан засмеялся и зааплодировал
  Женя немного смутилась. В ней странно сочетались застенчивость и дерзость и даже как-то гармонировали друг с другом.
  Мерфи завилял хвостом всем сразу и тихо-мирно уселся у мольберта новообретенной хозяйки.
  
  
   13
  Да. Я ни на секунду не забывала об обещании, данном Джордане, что она увидит живого дельфина и все-таки без особого, правда, энтузиазма, но засела за продолжение истории.
  История, как я того, впрочем, и ожидала, никак не хотела повествоваться и сквозь строчки меня преследовала насмешливая улыбка Джорданы. Моя героиня как будто поддразнивала меня. Интересно, как ты будешь описывать дельфина, которого никогда не видела, не слышала, не трогала?
  В самом деле, как? Надо прочувствовать то, о чем рассказываешь другим, поверить самой в осязаемость происходящего на страницах романа, только тогда и другие поверят.
  Ради этого я отправилась даже в дельфинарий. В город как раз приехало шоу дельфинов. Шатер с бассейном, наполненным грязноватой водой, произвел на меня удручающее впечатление. В этой мути барахтались, неохотно исполняя трюки, два симпатяги полярных дельфина и морской кот. Они играли мячами, катали на надувной лодке детей, а дельфины, как водится, нарисовали цветами радости рисунок гуашью, который тут же был и продан на аукционе.
  Тренер дельфинов с телосложением тяжелоатлета оседлал двоих дельфинов сразу, поставив им на спинки свои мускулистые ножищи, и ехал так по кругу. Зрители аплодировали, а тренер жестами подбадривал их. Давайте, давайте, дельфинам нужны ваши аплодисменты.
  Долгожданная встреча с дельфинами получилась совсем не такой, как я ожидала.
  Нет, им были не нужны мои аплодисменты.
  Дельфин уже кружил с розой в руке, предназначавшей его подружке. И вдруг, отклонившись от заданной траектории, направился к краю бассейна, туда, где на первом ряду сидела я. Мне показалось, он видит мои мысли и поэтому в знак утешения ... да-да, дельфин потягивал мне розу.
  Я тоже протянула руку ему навстречу, это вышло как-то само собой, и, подпрыгнув, полярный артист коснулся моей ладони, что-то сказал в утешенье на своем языке.
  Дельфин был прохладным и мягким, каким-то скрипуче-мягким, как будто я ощущала под ладонью хруст тающего снега и могла бы даже уйти с головой, как в сугроб, в естество дельфина, и трогать его хотелось снова и снова.
  Роза упала на край бассейна.
  Тренер поспешил за ней - за этим представлением сразу же начиналось следующее, где также понадобится цветок.
  - Хватит, Вилли! - и снова сделал жест ладонью вверх, приглашая зал к аплодисментам.
  Дельфин сделал то, что не являлось частью шоу-программы. В голосе тренера недовольство смешивалось с беспокойством, но вскоре он снова зазвучал спокойно, ровно, а в бассейн снова полетели разноцветные мячи, которыми дельфины играли теперь не только друг с другом, но и со зрителями. На этом шоу и закончилось.
  Еще раз оглянувшись на Вилли, я понуро направлялась к выходу.
  - Что? Не так представляли себе встречу с дельфинами? - остановил меня у шатра одновременно насмешливым и понимающим взглядом мужчина лет сорока пяти в рабочей одежде. В руке у него догорала сигарета.
  - Как вы догадались?
  - Не надо быть психологом, чтобы увидеть ваши мысли на вашем лице, к тому же, у вас очень выразительная мимика, - он бросил окурок в урну. - Я думаю об этом уже пятнадцать лет, с тех пор, как работаю на этой дельфинобойне.
  - Дельфинобойне? - повторила я слово, которое резало мне слух наверняка и невзначай, как ровный край бумаги пальцы.
  - Иначе это все не назовешь. Именно поэтому я и написал сегодня заявление об увольнении, и, знаете, полегчало. Полегчало, и захотелось об всем об этом кому-то рассказать, а тут вы... Умел бы писать, написал бы об этом статью в газету или целую книгу, как издеваются в дельфинариях над бедными дельфинами, а то пишут сейчас одну ерунду.
  - Вы знаете, я как раз пишу книгу и обещала одному человеку познакомиться с дельфинами, буду очень рада, если вы расскажете мне о них...
  - Такой симпатичной даме с удовольствием...
  - Эй! - прервал его недовольный голос билетерши из окошка кассы. - Еще и уволиться не успел, а уже сор из избы выносить. Вы больше слушайте его, девушка! Дельфины - артисты, никто их ни к чему не принуждает. Он и не такого наплетет, лишь бы познакомиться с красивой девушкой.
  - Пойдемте-ка лучше отсюда, - мужчина достал из кармана на груди пачку сигарет. - Здесь через дорогу есть сквер, там я вам все и расскажу...
  В сквере, где мы опустились на скамью, было прохладно и пусто.
  - Артисты! Ишь, артисты! - покрутил мужчина в руках сигарету. - Но вы не слушайте Галю, она в дельфинарии недавно, и много еще не понимает. Я тоже когда-то думал, что они артисты, что нравится им все это - подбрасывать мяч, прыгать через обручи, как дрессированные тигры. Хотя, говорят, и тигры не очень-то счастливы в неволе, но дельфины особые создания. Они рождены на свободе и для свободы. Их нельзя держать в неволе!
  В дикой природе дельфины очень дружелюбны, вы и сами, наверное, не раз слышали истории о том, как они спасают людей, а в неволе дельфины становятся агрессивными и могут быть даже опасными.
  ... Дельфины... они ведь намного умнее людей... Я уже не говорю о том, что гораздо порядочнее. И они не могут жить по чьим-то правилам. Вы плавали когда-нибудь с дельфином?
  - Нет, - ответила я. Хотела было добавить "к сожалению", но мой собеседник так одобрительно закивал головой, что я передумала.
  - И правильно! Не плавайте с дельфином никогда, с дельфином, на котором люди зарабатывают деньги. Я видел не раз, как они травмировали людей - дельфины, доведенные до отчаяния, попросту начинают сходить с ума, когда вдруг осознают, что непонятно за какие грехи двуногие приговорили их к пожизненному заключению, и уже никогда не увидеть океан, не стать частью дельфиньей стаи... Да, о случаях нападения дельфинов, как правило, замалчивают. Владельцы дельфинариев чаще всего предпочитают замять эти истории, заплатив пострадавшему. Меня и самого однажды сильно укусил за плечо дельфин, и, да, мне оплатили лечение и еще сверх того - за молчание, но молчать я больше не могу. Понимаете, устал от человеческой глупости. Дельфинарии лишь жалкое искажение мечты человечества о прекрасных дельфинах.
  Разве такими затравленными существами, плескающимися в загаженном фекалиями бассейне, должны быть дельфины? Нет. Кстати, испаражняются дельфины довольно часто, вот и представьте, что такое плаванье с дельфинами. Романтично, правда?
  - Но если дельфины так несчастны в неволе... почему тогда они улыбаются?
  - Улыбка дельфина? - горько улыбнулся мужчина. - Вы далеко уже не ребенок, но верите в эту сказку - улыбку дельфина? А знаете ли вы, что дельфины вообще никогда не улыбаются или улыбаются всегда? Это одно и то же. У них такое строение черепа, из-за которого у дельфина всегда радостное выражение лица. Понимаете, всегда. Может быть, в процессе эволюции и мы придем к тому, что всегда, хотим мы того или нет, уголки наших губ будут немного приподняты, как бы мерзко при этом не было на душе. Даже умирая в муках, дельфины продолжают улыбаться...
  Увидев, что его слова произвели на меня достаточно сильное впечатление, мужчина выдохнул, молча докурил сигарету и бросил окурок в стоявшую поблизости урну. Резко поднялся.
  - Извините, что убил вашу мечту, но так лучше. Она слишком далека от реальности.
  Он улыбнулся, как дельфин, таинственно, дружелюбно и немного грустно, мне даже показалось на пару секунд, что он дельфином и был, перевоплотившемся на время для того, чтобы донести до меня какую-то важную истину.
  Прости, Джорданна, я так и не смогла тебе помочь, это была совершенно глупая идея отправиться в шатер, где мучают морских обитателей.
  Я поняла: бывший работник дельфинария обрел новый смысл жизни. Он станет разрушителем мечты. Мечты наивной, глупой и жестокой. Словно осознавая свою миссию, он расправил плечи и неспеша направился в сторону дельфинария.
  
   14
  Конец тетради - примерно то же самое, что конец эпохи. За ней наступит новая, конечно, но для этого нужно выбраться из дома в такую, как сегодня, моросящую погоду и зайти в магазин канцтоваров, тот самый, который мне снился и в котором теперь жили клоуны.
  По дороге за новой тетрадью я вспомнила радужный дождь.
  Неужели я, в самом деле, надеялась снова попасть под него здесь, на грешной земле, и поэтому (да, именно поэтому!) намеренно забыла зонт?
  Впрочем, дождь был не сильным, и я оказалась за стеклянными дверями с надписью "канцтовары" раньше, чем успела промокнуть.
  - Могу я вам чем-нибудь помочь? - как хищник, подошла со спины продавец-консультант.
  - Да, возможно, - я, наверное, с надеждой посмотрела на молодую женщину, потому что она как-то сразу еще больше приосанилась, всем своим видом выражая полнейшую готовность быть мне полезной.
  - Вы не знаете, что раньше находилось в этом доме?
  Заинтересованность сменилась на лице молодой женщины озадаченным выражением.
  - Не знаю, - пожала она плечами и больше не проявляла ко мне интереса, даже ушла в другой зал, так что я могла спокойно, так долго, как захочу, выбирать себе блокнот.
  Одни блокноты просились в руки, но их тотчас же хотелось поставить обратно на полку. Буквам как будто тесно под их привлекательной обложкой. На другие взгляд ложился невзначай, и хотелось погладить их шершавую бумажную кожу, под которой таятся еще не созданные чьим-то воображением миры, а может, созданы без нас давным-давно и только ждут-не дождутся своего воплощения, когда кто-то отыщет созвучный настрою блокнот.
  Я искала его среди ярких и неброских обложек старательно и неумолимо, как будто собиралась отыскать в магазине канцтоваров, захваченном в параллельном мире клоунами, свергнувшими мрачных гномов, не больше не меньше, чем счастье.
  "Счастье в мелочах", посияли мне как ответ на незаданный вопрос золотистые буквы из блокнотно-книжного умиротворенного полумрака. С обложки мне подмигивал черно-белый клоун с красным носом, жонглирующий разноцветными мячиками. Он как будто предлагал мне самой раскрасить этот мир.
  Я подмигнула клоуну в ответ.
  Направилась было к кассе с блокнотом, но вспомнила, что мне также нужны к следующему занятию жесткие кисти.
  - Здравствуйте, Вика, - вывел меня из задумчивости голос Полины Андреевны. - Вы тоже пришли за кистями? Вот как раз с жесткой щетиной, как говорил Профессор. Вы тоже живете здесь где-то рядом?
  - Нет, я живу далеко отсюда, но мне нравится этот магазин.
  - Да, здесь не так уж много покупателей, гораздо меньше, чем в центре, поэтому здесь часто бывают распродажи, недавно я купила здесь себе прекрасный ежедневник почти что даром и пару блокнотов, и внучке говорящую книжку. Очень удобно, когда магазин канцтоваров возле дома, а раньше, помню, здесь была огромная прачечная. Со всего города приезжали сюда за чистотой, да, интересно, сейчас где-то остались еще в городе прачечные или все стирают своими руками?
  Значит, прачечная... Неожиданным образом мое любопытство было удовлетворено, и мне стало от этого значительно легче и даже захотелось нарисовать красноносого клоуна под проливным разноцветным дождем.
  Может быть, нарисовать его акрилом?
  И я поехала за акриловыми красками в другой магазин, где не было никаких загадок, но было все, что нужно для творчества будущему великому живописцу.
  
   15
  Лена из тех людей, которые добавляют красок в мою жизнь, а я из тех людей, которые добавляют красок в жизнь Лены, поэтому ее звонку я рада почти всегда.
  - Меня тут посетила креативная мысль... - задумчиво начала Лена.
  - Разве у тебя бывают другие?
  - Да. Выпить кофе, например. Что скажешь насчет "Фонаря"?
  - Там уютно, - ответила я так, как всегда отвечаю на вопрос Лены "Что скажешь насчет "Фонаря"?".
  - Что ж, значит, в семь как обычно?
  В выборе кафе Лена и впрямь не блистала оригинальностью, раз за разом отдавая предпочтение тому, которое ближе к дому.
  В нем с каждым месяцем, а может, даже днем становилось все светлее и светлее. Хозяин непитейного заведения явно вознамерился перетащить сюда дачные фонари со всего пригорода. Излучающие мягкий таинственный свет по одиночке, все вместе они создавали несколько навязчивую иллюминацию, лично мне напоминавшую улицы, по крышам которых я бродила, когда была кошкой, и немного Новый год.
  От голоса, интонации Лены мне в душу, как с еловой ветки мандарин, упало предвкушение, и я чувствовала, каким-то образом эта цитрусовая радость связана с Джорданой.
  Я не ошиблась. Раньше, чем кофе появилось на столике, Лена поинтересовалась дальнейшей судьбой Джорданы, то есть пишу ли я продолжение книги, которую они готовы издать, или окончательно деградировала во фриланстера.
  - Понимаешь... - я не знала, как рассказать Лене об обещании, данном Джордане, что она увидит дельфина. - Мне надо сначала съездить на море. Кстати, вы собираетесь с Владом на море в этом году?
  - Вот что значит долго не общаться с друзьями. Мы около ста фотографий выложили в Сети, но ты, похоже, не выходишь ни в Интернет, ни туда, где собираются все творческие люди...
  Лена развела руками.
  - И где вы были на море?
  - В Кабардинке.
  - Видели дельфинов?
  - Целых три! Плавали у берега.
  Я завистливо вздохнула.
  - А я их видела только в дельфинариии.
  - Я каждое лето их вижу, и в Кабардинке, и в Анапе, а были с Владом в Израиле, там в Эйлате их как здесь фонарей, - засмеялась Лена.
  - А я была в Эйлате, но ночью, экскурсионный автобус долго стоял на границе. Огней там было много, а дельфинов...
  Я снова вздохнула.
  - Зачем тебе дельфины? Ты же пишешь не о море, а о земле? Твоя Джордана вполне земная девушка, хоть, конечно, и с прибамбасами, но она сама своими мыслями, руками создает красоту, ей не надо искать ее в море, лететь куда-то в Эйлат. Красота сама находит ее, где бы она не была, даже на зоброшенном хуторе. Этим мне и нравится твоя Джордана. Зачем ей в деревне дельфины?
  - Не знаю. Лучше спросить об этом ее саму.
  - Только не надо говорить, что герои начинают жить сами по себе и перестают слушаться автора - всю эту ерунду, растиражированную графоманами, чтобы придать себе значимость. Если писатель нормальный, герои всегда подчиняются ему, а если наоборот это уже поток сознания, а не роман. Кстати, и выставка, и открытки к ней - все почти готово, остались кое-какие детали. Загляни к нам как-нибудь на днях, посмотришь со стороны. Кстати, приходи со своим спасателем. Когда ты уже познакомишь нас с ним?
  - Хорошо, - пообещала я.
  
  
   16
  В последнее время я все чаще замечаю, что нахожу утешение не у друзей, а среди книг и журналов в магазинах, которые мне даже хочется иногда высокопарно назвать царством книг. Иногда я даже захожу в библиотеку, чтобы взять там какую-нибудь редкую книгу, хотя я терпеть не могу заполнять бланки и возвращать книги ровно в срок.
  Но некоторые книги стоят таких мучений. Так думала я, стоя в очереди из двух человек, одним из которых была я сама, и другим - молодой мужчина впереди меня.
  - У вас есть книга "Когда растает снег"?
  Произнесенная фраза была так неожиданна, что я не смогла сдержать смешка.
  - Да. Я люблю фэнтези, - обернулся и с каким-то даже вызовом произнес симпатичный незнакомец, как будто его уличили в чем-то постыдном.
  - Это не фэнтези, - почему-то обиделась я, хотя многие и причисляют книгу о Джордане к фэнтези, но я с этим категорически не согласна. Скажите мне, есть в этой книге какие-то гномы, драконы, не говоря уже о хоббитоподобных? (Садовые гномы - не в счет). - И вообще отличный выбор, - похвалила я литературный вкус незнакомца, хотя тот, похоже, и не нуждался в моем одобрении.
  Я сочла за лучшее удалиться, пока чего доброго незнакомец не вернул книгу обратно библиотекарю или хуже того не перевернул ее и не увидел мое фото на обложке.
  Взяв книгу, он направился к двери, украдкой снова оглянувшись на меня. Видимо, счел мое поведение странным, а, может, я просто ему понравилась.
  
  
   17
  "И правда, не совсем фэнтези, но очень здорово", - получила я через пару дней сообщение в соцсетях. Писал тот самый ярый поклонник фэнтази. Он оказался довольно интересным молодым человеком с тонким чувством юмора. Звали его Андрей.
  В общем, с первых слов я уже знала, что он предложит мне увидеться, и что я, пожалуй, соглашусь.
  Мы договорились встретиться на первом этаже супермаркета, но я почему-то поднялась на четвертый. В этом не было совершенно никакой логики, кроме того факта, что здесь повсюду, как зонтики, торчат из горшков спацифилумы.
  Под один из них, огромный, как в августе лопух, я и забралась, едва не сломав его, и хотела было звонить Андрею, как вдруг услышала "Привет".
  Да, видимо, у нас, любителей фэнтази, похожая логика, но нет, не совсем.
  - Я сейчас! - метнулся он вниз к эскалатару и через минуту поднимался на нем снова с букетом длинных белых роз.
  Теперь я оказалась со всех сторон в белых цветах и была весьма довольна этим обстоятельством.
  Незнакомец был тоже доволен, что мы встретились, пусть и не там и не в то время, где договаривались.
  - Какой-то я рассеянный сегодня, - виновато улыбнулся он.
  - Наверное, вы творческая личность. Они часто рассеянны, - осторожно предположила я.
  - Нет, я совсем не творческий, к сожалению, человек. Обычный спасатель.
  - Спасатель? - обрадовалась я. Теперь мне было кого предъявить Владу и Лене.
  Он был не лыс, худоват, но тоже очень симпатичный. Хорошо, я не описывала друзьям Сашу в деталях. Андрей, пожалуй, даже симпатичнее, с темно-русым ершиком волос и забавными, островатыми, как у эльфа, ушами. Они мне почему-то понравились в нем больше всего. И еще голос, веселый и чуть извиняющийся одновременно. Мне даже не хочется давать какую-то оценку его тембру - высокий или низкий, почему-то в этом случае важна была не окраска, а именно интонация.
  - Спасатель - это просто замечательно. А нет ли у вас случайно дочери?
  - Нет, я не был женат.
  - Жаль, - расстроилась я.
  -Что? - не понял Андрей.
  - Так, ничего, - я решила не расстраиваться по пустякам, наверняка, Влад и Лена уже забыли нюансы. Главное, спасатель, симпатичный и не творческий. Хотя Саша оказался очень даже творческой личностью, а теперь он уже не только спасатель, но и с легкой Лениной руки поэт Александр Кроу.
  - Вы знаете, - призналась я,- меня пригласили в гости, и дело в том, что мне надо там появиться с симпатичным спасателем где-то вашего возраста. Вы не согласитесь составить мне компанию? Понимаете... мне нужно срочно, лучше прямо сегодня, представить вас друзьям.
  - Как это так "представить друзьям"? - не понял Андрей.
  - Ну так... это довольно странно и трудно объяснить, возможно, я когда-нибудь и сделаю это, хотя, пожалуй, не стоит, ведь все уже позади.
  - Тогда, и правда, не стоит, - легко согласился Андрей. - А твои друзья не могут подождать до завтра? Завтра к вашим услугам, а сегодня я обещал прийти в гости к тете.
  - У нее День рождения?
  - Нет, она ждет меня сегодня просто так.
  - Ты так любишь свою тетю?
  - Ты тоже полюбишь ее. Если хочешь, мы заглянем к тете, а потом поедем к твоим друзьям.
  Мне было даже интересно узнать, что за тетя такая особенная у Андрея, что я должна непременно ее полюбить.
  
   18
  - Она живет на двенадцатом этаже, под звездами, можно сказать, - рассказывал Андрей о своей тете, пока мы ехали к ней на трамвае, - и еще обожает трамвайчики, говорит, без них город был бы не тот.
  - Пожалуй, твоя тетя, и правда, мне понравится.
  Я люблю необычных людей, особенно чудаков, особенно тех, кто сами себя с достоинством и дружелюбной улыбкой называют чудаками.
  Лифт почему-то не работал, такое случается с лифтами, и нам с Андреем ничего не оставалось кроме как подниматься пешком по ступеням.
  На каждой лестничной площадке помимо дверей квартир была еще одна, покрытая зеленой краской.
  К ней хотелось прикоснуться и открыть.
  "Ничего интересного, подсобное помещение", - останавливала мысль, более надежная от любопытства, чем самый прочный замок.
  На седьмом этаже зеленая дверь была полуоткрыта, и я толкнула ее, и мы с Андреем оказались на просторном балконе.
  Внизу, как каменное море, постирался город, пробуждая желание подобраться поближе к облакам.
  Забыв про усталость, я не заметила, как оказалась на двенадцатом этаже.
  Сердце сжалось на секунду - вдруг закрыта заветная дверь - правила безопасности и все такое. Но нет, к счастью, она легко поддалась.
  Ракурс меняет все, превращает повседневность в волшебство, равно как и иногда наоборот. Почему-то именно здесь, на открытой площадке двенадцатого этажа дома, стоящего на возвышенности и чуть в отдалении от других домов, открывалось, что город - это море, территория каменных волн, а церкви - корабли, которым нипочем девятый вал.
  
   19
  Если бы у кошек были крылья, в мире было бы меньше птиц и больше мышей, потому что парить и кувыркаться в воздушных потоках куда интереснее, чем поджидать добычу возле норки. Так и сыпались бы перья на грешную землю, и их бы частенько принимали за снежные хлопья.
  
   20
  Да, я предполагала и небезосновательно, что тетя Андрея мне понравится. Но я никак не ожидала, что двери откроет моя новая знакомая. По радостным искоркам, вспыхнувшим в ее взгляде, я сразу поняла, что она тоже узнала меня, а еще я поняла, Андрей не должен ничего об этом знать, это был наш молчаливый сговор с Ирэной. Да. Как вы уже догадались, это была она.
  В пору юношеского максимализма я называла обычных хороших окружающих меня людей высокомерно "правильные люди". "Правильные" в моем тогдашнем представлении означало "живущие по правилам". И мои друзья, тоже, разумеется, неправильные люди, с таким же оттенком пренебрежения относились ко всякого рода правилам и всем, кто строит свою жизнь в соответствии с ними.
  Мне всегда был милее бунтарь, преступающий, но не слишком, закон, обычного законопослушного обывателя. Но если бы тогда, в пору отрицаний, я встретила Ирэну, я была бы очень удивлена.
  В квартире пахло ароматными какими-то травами. Дым-дымок заглядывал в каждую щель, обволакивал лилии, но не собирался тягаться с живыми цветами ароматом.
  - Будете грог?
  - Будем, тетя Ирэна, - протянул ей торт Андрей.
  У тети Ирэны были очки с толстыми стеклами, сквозь которые на тебя любопытно и открыто смотрели добрые глаза со зрачками, как спелые вишни.
  Ирэна куталась в кошемировый персиковый свитер, почти полностью скрывавший ее плиссированную бежевую шелковую юбку миди. Такие то входят, то сразу же выходят из моды и вскоре входят опять, но, видно было, что Ирэне до этого нет ровным счетом никакого дела.
  Я говорила уже, что Ирэна очень маленького роста с необычной эльфийской улыбкой и здесь в привычной среде обитания эта ее не-от-мирность еще больше бросалась в глаза.
  ... Если бы моя тетушка пекла такие же сконы, как тетя Андрея, я бы тоже бесконечно ее обожала.
  А еще она приготовила нам грог, а еще кофе по-гречески.
  - Сегодня снова расцвела моя лилия, значит, жди чего-нибудь хорошего - верная примета, -Ирэна говорила как будто присказками, и казалось, это какой-то особенный язык, понятный не всем.
  - Но как же так? - улучив момент, пока Андрей ушел курить на балкон, вполголоса спросила я Ирэну. - Я же только недавно видела вас Там, а вы уже Здесь...
  - Но вы ведь тоже были Там, - резонно заметила Ирэна и добавила, - если видели меня Там.
  - Да... Но я была Там... в гостях, а вы... живете одновременно и Там, и Здесь. Разве такое возможно?
  Ирэна загадочно улыбнулась. Видимо, не все дозволено говорить любопытным, как я.
  - Хотите, кое с кем вас познакомлю?..
  Ирэна отвела меня за книжный шкаф с явным намерением посекретничать.
  - Здесь живет одна моя приятельница... - с этим словами Ирэна открыла толстую книгу с маяком на обложке. Закладкой служил рисунок, нарисованный на картоне самой хозяйкой - уточка с флейтой вместо клюва. Таинственная птица восседала на лежащей бочке.
  Поймав мой удивленный взгляд, Ирэна улыбнулась чуть хитренько и в то же время очень по-доброму.
  - Я никому ее не показывала, вы первая.
  - Вы знакомы с Владимиром Кроу? - предположила я. - У него есть похожая картина...
  - К сожалению, никогда не слышала о нем, вообще редко выхожу из дома, не бываю в галереях. Все больше читаю книги. Я очень люблю книги. И когда прочитаю какую-нибудь особенно интересную, мне так хочется поделиться ею с кем-нибудь еще, кто ее тоже поймет.
  А здесь у меня книги из серии "Жизнь замечательных людей", - перешла она к другой полке. - Правда, мне в жизни никогда не встречались незамечательные, мне попадаются только удивительные. Каждый человек в какой-то степени волшебник.
  - Тетя, ну вот я, например, - вернулся в комнату Андрей. - Скажи, какой я удивительный? Ведь самый обыкновенный...
  - Все удивительные люди удивительно скромны, - подмигнула мне Ирэна, видимо, предоставляя мне самой разгадать эту загадку.
  В самом деле, задумалась я, все, что привлекло меня в Андрее (если не брать в расчет флюиды) это любовь к фэнтази и схожесть с Сашей. Поверхностное сходство. Да.
  А любил ли Саша фэнтази? Вряд ли.
  Мне совершенно не хотелось уходить, таким необыкновенным уютом светилась и согревала маленькая квартирка на двенадцатом этаже, но нужно было предъявить спасателя друзьям, пока меня не заподозрили во лжи.
  Мой новый приятель им, похоже, понравился, а Лена шепнула мне в прихожей, что примерно так его и представляла и что мы с Андреем отлично смотримся вместе. Пожалуй, да, она права. Мы приятно посидели, но совершенно забыли о предстоящей выставке Влада и прочих наших общих творческих делах.
  
  
   21
  Все дети любят рисовать мелками на асфальте, но мало кто из них догадывается, что они пишут картины пастелью, пусть часть их и останется на автомобильных шинах, а остальное смоет дождь.
  Что поделать.
  Пастель недолговечна.
  Разве что под стеклом.
  Но водителям и стихиям этого не объяснить. Именно по этой причине я не могу сказать, что в восторге от разноцветной пыли. К тому же мелки ужасно ломаются и пачкают одежду и пальцы. А когда рисунок наконец готов, особенно остро и некстати начинаешь осознавать, что одно неосторожное движение, и красота превратится в разводы и пятна, рассеется в воздухе, осядет тонким слоем на полу. Но вопреки всем этим очевидным минусам руки сами тянутся к поломанным мелкам, и ты забываешь о свойствах материи, и ты снова ребенок.
  
   22
  Сегодня на вокзале видела девушку, почти еще девочку, с ребенком на руках. Он показался мне сначала куклой. Большая уже девочка решила поиграть в дочки-матери. Но, кажется, нет, малыш был самый что ни на есть настоящий, хоть и в кукольном каком-то конверте в горошек. А мама была похожа на юную весеннюю пчелу в расстегнутом оранжевом пальто, салатно-черном полосатом просторном свитере и светлых джинсах. Волосы, непослушные, гладкие, с красноватым отливом, упали ей на лоб, закрыли поллица, но его красивые и легкие черты все равно врезались в память, как первый теплый день сильно припозднившейся весны.
  - Нужно было взять не масляную, а сухую пастель, получилось тяжело, - остался недоволен работой Профессор, впрочем, добавил, что в целом творческий процесс у всех нас идет неплохо, но ему хочется, чтобы было еще лучше.
  Сам он усиленно готовился эти дни к выставке.
  - А что если мне организовать не просто свою юбилейную выставку, а моих работ и работ моих учеников, - размышлял он вслух, прохаживаясь на занятии между нашими работами. - Мне кажется, это будет оригинально. Что скажете?
  - Да что вы? Где мы и где вы, профессор? - всплеснула даже от возмущения руками Марта.
  - Наши работы будут хорошо оттенять работы профессора, - возразила я. Мне хотелось выставку, но не хотелось выглядеть нескромной, Марта же могла все испортить.
  - Если только так, - неохотно, но радостно согласилась Марта, которой, видно, тоже не терпелось показать свои шедевры миру.
  - Так что? - в раздумьях переспросил Профессор.
  - Прекрасная идея, - спокойно и ровно ответила Женя за всех, не отрываясь от мольберта.
  Итак, у нас будет! Первая! Выставка! Ни где-нибудь, а в самом большом выставочном зале города. Одна на всех, но это не имело особого значения, и уже на следующий день мы радостно принялись обзванивать багетные мастерские, а Руслан гордо заявил, что прекрасно и сам может оформить свои работы.
  
   23
  Да, пожалуй, зеленый идет мне ничуть не меньше, чем коралловый. Давно уже стоило сшить себе зеленое платье, - ловила я на себе восхищенные взгляды посетителей выставки. Ценители прекрасного начинали уже понемногу расходиться. Я пришла, похоже, последней.
  Перед моей "Арбузной ночью", написанной мной по мотивам моего же почти сюрреалистического путешествия, остановились мои друзья.  []
  - Представляешь, если бы в нашем мире вместо луны светили кусочки арбуза или банан, апельсин - каждый раз новый фрукт? - обратилась Лена к Владу.
  
  Но все же по сравнению с картинами Профессора наши смотрелись несколько простовато, даже работы Жени в духе гиперреализма, хотя им досталось и немало восторженных эпитетов.
  Девушка, между тем, стояла одна в самом дальнем зале галереи, пребывая в несвойственной ей меланхолической задумчивости.
  - А ты что грустишь? - подошла я к Жене.
  - Мне поступил первый заказ, - сказала она монотонно.
  - Поздравляю. Но ты должна радоваться.
  - Вот и мне казалось, что я буду радоваться.
  - А что за заказ? - передалась и мне тревога Жени.
  - Не знаю. Подошла какая-то девушка и сразу ушла. Сказала, что ей понравились мои картины и что хочет сделать какой-то заказ и сразу же ушла. Предложила подойти вечером, обсудить все детали.
  - А где?
  - В какой-то забегаловке, возле магазина мужских костюмов.
  Значит, возле дома Эли.
  - Может, и правда, не пойдешь, послушаешь интуицию?
  - Я пойду, - упрямо помотала головой Женя, может быть, решила даже, я просто завидую, что ей уже поступил заказ, а мне еще нет.
  - Тогда хотя бы возьми кого-нибудь с собой.
  Женя молча отвернулась к окну, что означало примерно следующее: "я сама прекрасно разберусь со своими делами, зря я вообще рассказала все это".
  - Я знаю, что это будет за заказ...
  Женя медленно повернулась. Она смотрела на меня с любопытством.
  - Дверь. Они закажут тебе дверь. В нее легко войти по настоящему талантливому художнику, но выйти почти невозможно, - для убедительности я, кажется, даже развела руками, что неожиданно произвело на невозмутимую Женю впечатление.
  - То есть как это, невозможно выйти? Дверь же нарисованная.
  - Я тебя предупредила. Ты не первая, кому поступил такой заказ...
  По обескураженному лицу Жени я поняла, что мои слова достигли нужного эффекта.
  - Положительно, ранний Ван Гог, - услышала я за спиной голос Андрея.
  - Хорошо, что не поздний Малевич, - направилась я в другой зал, где висели наши, учеников, работы.
  - Между прочим, и тот и другой были хорошими рисовальщиками, особенно Ван Гог. Многие принимают творческие эксперименты за... У тебя что-то случилось?
  Андрей внимательно посмотрел на меня.
  - Девушка, с которой я сейчас разговаривала. Ей заказали картину. Дверь. Но не обычную дверь. Не знаю, как, но все, кто берется за этот заказ, попадают в какую-то странную зависимость от одной дамы, точнее, их, две.
  - Н-да... Попасть в зависимость от дамы это страшно, а уж от двух... А ты знаешь, где они встречаются?
  - Да, знаю. Но одна из дам знает, как я выгляжу...
  - Но она не знает, как выгляжу я, - вскинул брови Андрей. - Во сколько они там встречаются?
  - Вечером...
  - Отлично. Ты, наверное, уже догадалась, где я проведу сегодняшний вечер?
  
  
   24
  Поздно вечером, не дождавшись новостей от Андрея, я собралась было уже позвонить ему сама, но дверной звонок нестройно и настойчиво возвестил о приходе нетрезвого гостя.
  Пошатываясь, Андрей ввалился в мой временный дом.
  - Мадам, - разбросав верхнюю одежду и ботинки, плюхнулся на пол в прихожей, - только не надо так смотреть на меня. Трезвый разведчик - плохой разведчик. Она пришла... только на третьей бутылке, но, честное слово, я пил только пиво, хотя вообще я предпочитаю вино.
  - И?
  - Что "и"? А, ты хочешь знать, что было там, в кафе. Я расскажу тебе, но это будет стоить много, много, много, очень много поцелуев.
  Андрей резко запрокинул назад мою голову и впился в меня губами так, что мне стало больно.
  - Прекрати!
  - Хорошо, - обиделся Андрей, - если здесь мне не рады, я вызову такси и поеду... куда-нибудь поеду, а ты так и не узнаешь, что здесь, - он достал из кармана джинсов телефон и поводил им перед моим носом.
  - Ты записал их разговор? - обрадовалась я и протянула руку к телефону.
  - Дааа, я записал их разговор, - пропел Андрей, - но тебе это совсем, совсем неинтересно, так же как, впрочем, и я сам совсем, совсем неинтере...
  Андрей захрапел на полуслове и выронил телефон.
  Н-да... Мне вспомнились намеки Ирэны, какой Андрей удивительный и какие приятные открытия меня ждут, когда я узнаю его поближе.
  Да уж... Невольно я снова и снова сравнивала его с Сашей, с почти придуманным Сашей, с которым встретилась лишь однажды за гранью возможного.
  Накрыв Андрея пледом, я последовала с его телефоном на кухню. Поставила чайник. Заварю, как Ирэна, цветы. Я купила вчера жасмин и лаванду. Еще бы плед, но под ним храпит пьяный Андрей.
  "Он же старался как лучше", - озвучил мои мысли голос Саши. Ох уж эта мужская солидарность!
  "Ты же сама и втянула его в эту историю. Чем ты теперь недовольна?" - продолжал обличать знакомый голос, прерываемый храпом Андрея.
  "Молчите оба!" - я заткнула уши.
  Чайник выпустил пар. Я заварила кипятком жасмин и щепотку лаванды и принялась искать в мобильном Андрея папку "Аудиозаписи".
  Некрасиво, конечно, копаться в чужом телефоне, но, возможно, Жене срочно нужна была помощь, и ее еще можно спасти...
  
   25
  Вначале разговор был мало интересный, какая-то дама и Женя обсуждали банальные вещи, сроки, оплату. Дама обещала щедро оплатить заказ, но только всю сумму сразу, в тот же день, как будет готова картина.
  - Только, - понизила голос дама, - никто не должен знать об этом заказе.
  - Почему? - спросила Женя.
  - Потому что это не обычная дверь, - дама перешла на полушепот, так что было уже невозможно разобрать ее слова, заглушаемые то и дело смехом пьяных посетителей.
  - Я подумаю над вашим предложением, - отчетливо, но не слишком уверенно прозвучал в этой какофонии голос Жени.
  Почти не ощущая вкуса чая, я глотала его почти машинально, пытаясь ухватиться за какую-то мысль. Из этого хаоса меня вывел звонок. В моей сумочке мелодично требовал внимания мобильный.
  Звонила Женя.
  - Виктория, - начала она немного взволнованно. - Ничего, что я поздно?
  - Ничего, я все равно сегодня не сплю.
  - Что ж, хорошо... Вы представляете, она, действительно, заказала дверь. Сегодня ночью я должна начать ее писать. В определенное время, под определенную музыку. Я обещала ничего никому не говорить, но вы итак почти все знаете.
  - Да, - подтвердила я. - И что ты собираешься делать?
  - Писать картину, - обреченно ответила Женя и нажала отбой.
  Напрасно я пыталась вызвонить ее. Зная характер Жени, я понимала, все бесполезно, она все равно все сделает по-своему.
  От ощущения собственного бессилия я едва не расплакалась.
  - Ты видишь, какой я спасатель, - обратилась я мысленно не то к своему высшему "я", не то снова к Саше. - Еще и этот Андрей...
  Мне показалось, я слышу Сашин смех, а на подоконнике сам собой зажегся фонарик в форме свечи.
  
   26
  Полночи Андрея рвало, сливной бочок гремел, как никогда, пугая соседей и окончательно убеждая меня в том, что я связалась с законченным мужланом. Нет, он совершенно не тот, с кем мне хотелось бы сидеть на крыше под арбузной корочкой луны. Я даже вышла во двор без пледа мерзнуть на лавочку.
  В небе скиталась луна, похожая на спелую дыню, а в бок мне ткнулось что-то теплое. Котейка...
  - Крамской! - обрадовалась я. - Давненько мы не виделись в тобой.
   Кот замурлыкал в ответ в знак согласия. Он тоже успел соскучиться по мне...
  - Видишь, какой у тебя соперничек!
  Так мы и сидели, обнявшись, с Крамским на скамейке, когда в узком проеме ворот ни свет ни заря показалась Лисичка.
  
   27
  - Я сдавала квартиру приличной, как мне казалось, женщине, а не пьяным дебоширам, - начала она без долгих предисловий.
  - Да не было никакого дебоша!- тщетно оправдывалась я.
  - Соседи все слышат, тем более, в доме, как вы знаете, хорошая акустика.
  - Чересчур. В туалете особенно. И слишком громкая канализация.
  - У нас в доме правильная канализация, а если кого-то что-то не устраивает, то я никого не держу. На квартиру в центре города, да еще и по такой цене желающих всегда хватает.
  - Особенно в сырость на первом этаже, куда недавно чуть не забрался грабитель, ваш Оборотень!
  - Оборотень? - забеспокоилась Лисичка. - А почему же вы не вызвали полицию или меня?
  - Потому что я была очень далеко отсюда...
  - Да, соседка мне говорила, что вы наведываетесь сюда только, чтобы устраивать трам-тарарам.
  - Какой тарарам? Никакого тарарама я не устраивала.
  - Ворам дорога открыта, заходи и бери все, что хочешь.
  - Да не волнуйтесь, он больше не придет. А мне, пожалуй, и правда, пора уезжать куда-нибудь в другое место.
  - Вам хватит часа, чтобы собраться?
  - Мне хватит и пятнадцати минут...
  - Что ж... Собирайтесь, не спешите, - перешла на миролюбивый тон Лисичка,- а я пока зайду к соседке. У нее из-за вас сегодня бессонница.
  
   28
  Андрей уже пришел немного в себя и хозяйничал на кухне, пока я собирала вещи. Их, я уже говорила, у меня в моем временном доме было немного.
  В квартире Лисички запахло кофе.
  Честно говоря, я не представляла, куда мне идти и что мне делать дальше. Мое уединение было варварски нарушено. Возвращаться в наш шумный общий загородный дом мне, признаться, не хотелось. Да, это прекрасно и замечательно, когда одна разросшаяся большая семья живет в большом доме в двадцати минутах от города. Но мне еще многое нужно было рассказать в тишине блокноту с надписью "Счастье в мелочах".
  Тем временем Андрей, все еще держась за голову, вызывал такси.
  - Да, с багажом, - бросил взгляд на мои короба.
  - Хочешь подбросить? Любезно с твоей стороны...
  Нет, хочу отвезти тебя в твой новый постоянный дом и познакомить с мамой и еще кое с кем.
  - И еще кое с кем... - я не знала, радоваться мне или злиться, что Андрей так вдруг раскомандовался в моем временном... нет, пардон, уже не моем, доме, ведь в дверь настойчиво звонила Лисичка.
  В руках у нее был длинный список, а взгляд вызывал ассоциации с лучами рентгена.
  - Коврик у двери поистрепался немного, - оправдывалась я, но я взамен купила другой и новую скатерть...
  Лисичка одобрительно покачала головой и остановилась у моей картирны акрилом - клоун танцует под разноцветным дождем.
  Мне тоже хотелось оставить загадку, чтобы следующий квартирант гадал, что же хотел сказать художник, живший здесь до него.
  - Это вы сами нарисовали? Какая вы молодец!
  Завершая обход, Лисичка приподняла скамейку-уголок на кухне. Крышка с грохотом открылась.
  - Это еще что такое?
  Хозяйка извлекла оттуда небольшую коробочку, перевязанную белой ленточкой и быстрыми пальцами развязала ее.
  - Что это?
  В руке ее повис на веревочке красный клоунский нос.
  Перевела взгляд на мою картину:
  - Это, кажется, ваше!
  - Да, я возьму его с собой, - улыбнулась я подарку клоуна.
  - А это что? - следом за коробочкой из-под крышки скамейки, как фокусник из некого волшебного сундучка, Лисичка извлекла картину Джорданы.
  Конечно же, я захватила с собой и "Зеленую розу", и мои чудо-ростки меконопсисов. Для них, как и для меня, настала пора покидать наш временный дом.
  Лисичка еще немного повздыхала, тщательно осматривая со своим длинным списком все углы. Не обнаружив в нем пробелов, а только наоборот лишние вещи, которые не было смысла тащить с собой в новую жизнь, Лисичка очень миролюбиво с нами попрощалась и даже пообещала, что будет молиться за нас с Андреем, чтобы у нас все сложилось хорошо и желательно не порознь, а вместе.
  Ее лицо и впрямь приняло такое благожелательное выражение, как будто голова ее была светильником и в нем включили лампу.
  Я тоже улыбнулась в ответ, хоть и не столь лучезарно.
  
   29
  Как бы то ни было, я чувствовала себя по-настоящему счастливой, когда Андрей сбрасывал мое барахло в багажник такси.
  - И все же кто этот еще кое-кто, с кем ты хочешь меня познакомить? - спросила я по дороге.
  - Эта.
  - Женщина?
  - Ага. Молодая. Девушка.
  - Твоя сестра?
  - Соседка.
  - А почему мне нужно познакомиться с ней прямо сейчас?
  - Неужели тебе не интересно будет пообщаться с Джорданной и еще другими, поверь мне, очень интересными людьми?
  
   30
  Но прежде мне предстояла еще одна неожиданная встреча в доме Андрея.
  - Вы обязательно понравитесь друг другу, - подмигнул мне он на пороге комнаты с камином, служившей гостиной. Но когда я вошла в нее, я не думала ни о том, чем она служит, ни даже о камине, о только о том, что я увидела над ним. Раму.... Зеркало, а в нем себя - пятнадцать лет назад.
  Каждый, наверное, мечтает о встрече с прошлым и каждый боится ее.
  Страшно напрасно прожитых лет... А может ли что-то быть в этой жизни напрасно?
  Да, эта была та самая картина. И встреча с прошлым мне была уже не страшна. Я знала, что сказать себе самой.
  - Да, посажу я, посажу твои голубые маки! Как к тебе попала эта картина? - спросила я Андрея.
  - Это долгая история, - загадочно начал он. - Сначала картина побывала в Москве, там проходила какая-то крутая выставка, но организаторы в последний момент решили, что в картине слишком много... чувственности, - развел Андрей руками. - Начинающая художница восприняла возвращение картины как серьезную неудачу и, кажется, вообще перестала заниматься живописью.
  - Как жаль... - я не только расстроилась, но и почему-то почувствовала себя виноватой.
  - Жаль... - согласился Андрей. - Впрочем, она занялась вместе с мужем изготовлением беседок и каминов, они довольно скоро разбогатели.
  - Откуда тебе все это известно? - удивилась я.
  - Я заказывал у них камин для своего дома, - хмыкнул Андрей. - Муж художницы - мой знакомый. Тогда-то я и увидел эту картину, и решил, что она отлично будет смотреться над моим камином.
  - Но, - задала я, наконец, главный вопрос, - почему ты захотел, чтобы эта картина была у тебя? Потому что это шедевр?
  - И поэтому тоже. Но главное, мне интересно было узнать, как произойдет эта встреча...
  - Какая встреча? - не сразу поняла я.
  - Встреча девушки с портрета со своей реальной копией.
  - Но ведь этой встречи могло и не быть, - удивилась я.
  - В картине какой-то магнетизм, и я был уверен, что однажды она обязательно притянет в мой дом изображенную на ней.
  Да, Ирэна права. Андрей - совершенно необыкновенный человек, и я даже уже перестала сравнивать его с... В общем, уже не важно.
  
   31
  Если бы вас попросили описать дом, где вы живете, с чего бы вы начали? Я начну его описывать с крыши из красного кирпича с веселыми готическими башенками. Они, как горшки с цветами и кошки на подоконнике, притягивают уют.
  Именно так и выглядит дом Андрея, который стал теперь и моим.
  Я, конечно, изображу его на картине. Не сейчас. Когда-нибудь потом. Когда достигну такого уровня мастерства, что смогу изобразить не дом, а сам ступающий на мягких пружинистых лапах уют.
  Он мурлычет, зажигает лампады и гирлянды на елке, прячет подарки в красный огромный носок, отороченный мехом, складывает желуди и шишки в корзину, подкладывает поленья в камин.
  Есть особое удовольствие в том, чтобы описывать дом, в котором тебе предстоит прожить немало времени.
  Пожалуй, он нравится мне настолько, что я хотела бы жить в нем и в Вечности.
  Заросли малины так непролазны, что в них вполне бы мог заблудиться медведь.
  Пруд у дома, наоборот, небольшой, обложенный каменьями и мхами. В нем забавно ныряют утки - то и дело над водой поднимаются вверх красные лапки и хвостики.
  Да, конечно, им никак не сравниться с зелеными и белыми хвостами прекрасных павлинов, то важно выхаживающих, то суетливо снующих по хутору. Они как будто никак не могут определиться, кто они - небесные жар-птицы с сомнительными голосами или просто очень красивые курицы?
  Конечно, превосходство павлинов едва ли признают розы, их красота складывается в розарий, как звуки в мелодию, а буквы в роман.
  О чем он? О гармонии, конечно, о свивших на столбе гнездо аистах, о каплях росы на красных и розовых герберах. Они слегка похожи на подсолнухи, образующие живую изгородь, за которой, собственно, и начинается малина.
  За домом душистых сад. В нем сакура видит сны о Японии, все глубже прорастая в земле.
  
   32
  Джорданну звали вовсе не Джорданной и даже не созвучно Джоанной или Анной, например. Нет, ее звали Анжиолетта. Слишком запутанно и длинно, никогда бы не назвала так свою героиню.
  Но родители Анжиолетты моего мнения не спрашивали, когда давали имя дочери.
  Впрочем, в деревне ее зовут просто Аня и иногда Анж. Анж выращивает лаванду и вышивает гладью.
  А мама Андрея ткет фантастические гобелены, а во дворе у нее целая ореховая роща, и я бы назвала этот хутор, где всего три двора, экопоселением, но Анжиолетта страшно не любит приставку эко, говорит, что в ней что-то искусственное.
  Джастина звали, конечно, не Джастин, а Тим. Он отличный рыбак, ловит щук, карасей и даже порой на его удочку попадаются зеркальные карпы и, конечно же, множество мелких рыбешек, но их все равно не хватает зеленым и белым павлинам, которых разводят они с Анжиолеттой, поэтому Тиму часто приходится ездить за кормом для красавцев в город.
  В общем, они могли бы стать героями пасторалей, конечно, если оставить за рамками картин грязные резиновые сапоги и бушлаты, лопаты и вилы и старенький минитрактор, которыми они и создают всю эту идиллию.
  Кое-как я примирилась с тем, что Джастина и Джордану в реальности зовут иначе, но мысленно я предпочитаю называть Анж и Тима их книжными именами, а иногда даже вслух.
  Анж это не удивляет, она привыкла к тому, что ее имя произносят кто во что горазд. А Тим как-то поинтересовался, почему это я уже не в первый раз называю его Джастином. Пришлось объясняться... Сказала, что он очень похож на одного моего старого доброго друга, который живет очень далеко отсюда.
  - Я так и понял сразу по имени, что он иностранец, - устроило объяснение Джастина, то есть Тима... то есть... буду продолжать называть за глаза его Джастином.
  
   33
  В общем, я была бы счастлива вполне, если бы ее не постоянные мысли о тех, кто остался за тяжелой дверью в лабиринте.
  Снова и снова я набирала номер Жени и снова и снова слышала монотонное "абонент недоступен или находится вне зоны доступа". Меня это совершенно не устраивало и я позвонила Марине Владимировне. Все-таки скоро набор на второй курс у Профессора. Вряд ли Женя остановится на полпути...
  - Я звонила ей, - вздохнула Марина Владимировна. - Что-то странное с ней происходит. Она сказала, что ей сейчас не до студии живописи.
  - У вас есть ее адрес?
  - Да...
  Беспокойство о Жене, к слову, было не единственным поводом для меня, счастливо и бесповоротно одичавшей в нашей восхитительной глуши, выбраться в город. Друзья-художники пригласили меня на выставку, где можно будет увидеть и птиц счастья Эли, и новых матрешек Розы, и много еще интересного.
  Открытие в четыре, но выехала я пораньше, чтобы был запас времени пообщаться с Женей.
  При всей ее оригинальности она не являлась тем редким представителем человечества, кто всегда рад незваным гостям, да и я, представьте себе, не из тех бестактных особ, которые приходят в гости без приглашения, но так уж в последнее время складываются обстоятельства.
  Как бы то ни было, я звонила и стучала полчаса совершенно напрасно. Ответом мне был только щенячий лай. Потом, наконец, послышались шаги.
  - Я же сказала, не приходите пока. Не готово еще. Я вам сама позвоню, - недружелюбно бросила через дверь Женя.
  - Это я. Тори.
  - А, Виктория... - стал чуть более миролюбивым голос. - Все равно уходите, я не хочу сейчас общаться ни с кем. Я должна закончить картину. Завтра я должна отдать ее заказчику...
  Я вздохнула. Мне слишком хорошо было известно, что эти картины, вынутые из самых потаенных и страшных недр подсознания, не доходят до заказчика.
  Двери... Должна закончить, должна отдать... Им нужны новые и новые двери. Двери, в которые можно только войти.
  
   34
  Возле здания выставочного зала к входу спешил телеоператор. Значит, внутри уже происходит или вот-вот будет происходить что-то интересное.
  "На грани реальности. Сельская фантасмагория", - обещала афиша, рядом с которой красовались Огнецвета и Дарэл. Это были именно они, я узнала бы их и из миллиона других матрешек.
  Чуть поодаль, недалеко от входа, пестрели птицы счастья. Вернее, просто птицы, от них отнюдь не исходило того волшебного сияния, которое окружает настоящих птиц счастья.
  - Простите, кажется, это работы Эли Радченко? - остановилась я перед столом, зная ответ наперед.
  - Нет, - гордо ответила темноволосая молодая женщина с красивым, но неприятным лицом. Но вы почти угадали, это ее школа, я ученица Элеоноры Радченко.
  Бывшая продавец-консультант магазина "Виолетта" не узнала во мне посетительницу магазина "Виолетта", да и мало ли там было посетительниц.
  - Странно... Разве у Эли есть ученица?
  - Да. И не одна, - ответила брюнетка и отвернулась.
  Издалека мне помахала рукой Роза, и я поспешила в смежный зал, где она и Кондратий выставили полукругом матрешек.
  - Ты не знаешь, что это за дама у входа? - спросила я Розу.
  - Брюнетка? Конечно, знаю! Никодимова. Она организует выставки и ярмарки, а так вообще она психолог.
  - Арт-терапевт, - уточнил Кондратий, - так она себя называет. - Но, скорее, это не арт-терапия, а наоборот. Шаманство, словом.
  - Да какая она шаманка? - не согласилась Роза. - Любишь ты навешивать на всех ярлыки. Лиля - молодая современная девушка, много путешествует, увлекается самопознанием.
  - Ага, ездит в Туву к шаманам, - стоял на своем Кондратий.
  - Ну и что! Человек интересуется непознанным, хочет узнать тайны мира. Что в этом плохого?
  - То, что человек этот манипулирует другими людьми.
  - Не обращай внимания, - отвернулась от супруга Роза, - это тайга на него так повлияла. С тех самых пор он верит в шаманов и колдунов, но где-то в тайге они, может, и есть, но чтобы чиновница, организатор выставок, художница занималась... шаманством - ни за что не поверю в такое.
  - Да какая она художница! Ты разве не видишь сама, все ее работы как будто делали разные люди.
  - Ты злишься на нее потому, что она не дала вам с Никитой провести выставку в администрации.
  - Потому что мы не взялись рисовать ей дверь.
  - Могли бы и нарисовать. Не такие уж и важные птицы вы с Никитой.
  - Никите не интересно рисовать двери, а я... знаю я, что за ними, - покачал головой Кондратий. - Есть одна древняя шаманская техника, она называется "Запертые двери". Только сам шаман может выйти из них обратно. Остальные навечно остаются в созданном ими лабиринте, затерянном где-то между мирами, и делают все, что прикажет шаман.
  - Птиц счастья и матрешек, - сложились вдруг отдельные элементы всей этой истории в единую картину.- Они делают в лабиринте матрешек и японские фигурки...
  - Фукурамы, - блеснул познаниями Кондратий. - Символ бесконечности, бесконечный поток энергии, бесконечный поток денег - то, что и нужно современным шаманам.
  - Но можно же их как-то остановить? - с надеждой посмотрела я на Кондратия.
  - Наверное, да, - неуверенно ответил Кондратий, - но шаманские техники очень сильны.
  - Фукурама... - наморщила лоб Роза. - Странно, но недавно я слышала это слово от одного из своих учеников.
  - А ты не замечала за ним ничего странного? - вспомнился мне мальчик из лабиринта.
  - Талантливые люди всегда немного странные, чем ближе к гениальности, тем больше тараканов. Была у меня еще одна такая ученица с большими жирными тараканами, а из этого мальчика, думаю, мог бы выйти настоящий художник, но что-то он давно не приходит на занятия.
  - Конечно, он расписывает японских матрешек... фукурамы, в лабиринте.
  - В каком таком лабиринте? - вскинула брови Роза.
  - Он не совсем реальный, но выбраться из него невозможно, - вздохнула я.
  - Ты писательница и у тебя богатое воображение, - все еще не могла поверить до конца Роза.
  "Писательница" прозвучало как "сумасшедшая". - Я так в подобные вещи не верю. Верю только в светлые силы.
  - И правильно делаешь, - встал на сторону жены Кондратий. - Кто не верит в шаманство и прочее колдовство, того оно точно не возьмет, даже если на одного человека ополчатся все колдуны и шаманы мира.
  - Да отстань ты со своими шаманами, сами уже с Викой как шаманы стали с такими разговорами, - засмеялась Роза, - а Данила, наверное, просто заболел.
  Она достала из сумочки телефон, нашла в контактах номер.
  - Здравствуй, пропавший наш. Почему перестал ходить на занятия?.. Я так и подумала.
  Роза победоносно посмотрела на нас с Кондратием, и ее взгляд выражал что-то вроде "темные вы люди!". - Что с тобой случилось?... - Роза нахмурилась. - Ладно, как сейчас себя чувствуешь?
  Видимо, мальчик ответил "хорошо", потому что Роза сказала:
  - Заходи тогда в выставочный зал. Здесь много мастер-классов, тебе будет интересно и полезно, - назидательным тоном добавила Роза.
  Взгляд Розы на каких-нибудь пару секунд стал беспокойным, но тут же снова обрел привычную веселую умиротворенность.
  - Что-то он, и правда, сегодня какой-то странный.
  В Розе было слишком много чего-то такого, чему я не могу найти иного определения кроме как духовное здоровье.
  Да. У нее было поистине сибирское духовное здоровье, духовный иммунитет, стойко, как непробиваемый щит, отражающий любые стрелы-вирусы.
  Таким же здоровяком был и Кондратий, и у него был такой же блестящий щит, но Кондратий, в отличие от Розы, всегда осознанно, как воин, держал его наготове. В общем, они были прекрасной парой.
  - Расскажи мне о своем ученике, - попросила я Розу.- Кажется, я немного знаю его. С виду обычный рыжий мальчик.
  - Рыжие обычно вообще неординарные люди, - возразила Роза. Было бы странно услышать иное мнение о рыжих от рыжей художницы. - Очень талантливый мальчик и очень общительный, но в последнее время стал каким-то скрытным.
  - А вторая?
  Роза вопросительно посмотрела на меня.
  - Твоя вторая ученица?
  - Да, была у меня ученица лет, наверное, пять назад, очень талантливая девушка. Света... помнишь? - обратилась она к Кондратию. - Она куда-то уехала несколько лет назад.
  - Вообще-то это моя была ученица, - возразил Кондратий.
  - Она много чем занималась - и гончаркой, и росписью по дереву, - не стала спорить Роза, - и картины прекрасные писала, много у кого брала уроки, хотя у нее и не было в этом особой надобности. У нее как будто само собой получалось все, за что бы она не взялась. Очень разносторонняя девушка.
  Наш разговор оборвали внезапные крики.
  Пришел тот самый ученик Розы, о котором мы только что говорили, и что-то спрашивал у Никодимовой.
  - Я вызову сейчас полицию! - пригрозила вдруг она.
  - Это я вызову сейчас полицию, это вы преступница, мошенница! - на голос мальчика уже спешили со всех концов выставочного зала журналисты. - Вы были там! И у меня есть улика против вас! Вот она! Пусть увидят все! Больше ни один художник не попадет в ваш лабиринт.
  - Какой лабиринт? О чем говорит этот мальчик? Ну что вы собрались? Вы разве не видите, парень сошел с ума, ему нужна скорая психиатрическая помощь. Да уберите же камеры!
   - Тот самый лабиринт, в который ведет эта дверь, - мальчик торжественно поднял раму с совершенно чистым холстом со следами осыпавшейся краски. - Да как же так? - он готов был разрыдаться. В негодовании он бросил холст на пол с такой силой, что рама раскололась. - Теперь, конечно же, никто мне не поверит...
  - Поверит, - раздался тихий, но отчетливый голос Эли. Неторопливо и уверенно она вышла из дальнего зала. - С моей дверью произошло то же самое.
  - Кажется, ни двери, ни лабиринта больше нет, - предположила я.
  - Вы все сошли с ума, - оставалась невозмутимой брюнетка. - Массовое какое-то помешательство. О каком лабиринте вы говорите?
  - А ведь здорово придумано, - усмехнулся мальчик. - Даже если бы приехала полиция, даже если бы сохранилась эта дверь, они бы все равно не смогли в нее войти, и решили бы, что это какой-то глупый флэшмоб, нас приняли бы за хулиганов или сумасшедших. А если бы вошли, то не вышли бы, ведь в лабиринт можно только войти. Но все же кто-то же разрушил эту дверь и нашел выход?
  Мальчик и Эля вопросительно смотрели на меня, но я, правда, не знала, кто взломал эту дверь. Хотя...
  
   35
  Вечером, когда я уже подъезжала к хутору, позвонила Женя. Сама.
  - Я дописала картину, - радостно сообщила художница. - Не хотите посмотреть, прежде, чем отдам ее заказчику.
  - С удовольствием.
  На следующее утро я снова ехала к Жене, но уже в качестве званого гостя.
  - Как у тебя дела? - осторожно поинтересовалась с порога.
  - Отлично! - весело тряхнула девушка блестящими волосами, теперь уже не тигрового окраса, а естественными, темными, почти черными.
  - Тебе идет твой натуральный цвет, - похвалила я ее новый образ.
  - Мой натуральный цвет - блонд, - засмеялась Женя. - Платиновый блонд, как у мамы. И мне, говорят все, идет. Но блондинка - это так скучно, я чувствую себя девушкой без лица с моим настоящим цветом волос. Поэтому вот... Вчера закончила картину и сразу с новыми силами в парикмахерскую, приводить себя в порядок.
  - А где же картина? - оглядывалась я по сторонам.
  Никакого творческого беспорядка. Стиль минимализм, белая мебель, несколько фото в золотистых рамках и даже обои белые. Я представила на них дверь и, кажется, даже поежилась.
  - Дверь в никуда? - рассмеялась Жанна. - Сейчас покажу. Правда, это очень личное, я больше никому не показывала ее, только Мерфи.
  Мерфи вертелся под ногами на круглом зеленом ковре в красных маках, повизгивая и отчаянно колотя себя хвостом по бокам.
  Женя взяла любимца на руки и чмокнула в мокрый нос.
  - Правда, проказник?
  - А где же картина? - повторила я вопрос.
  - Я уже повесила ее на кухне.
  - Повесила на кухне? - испугалась я, что история с картиной повторяется. - Ты не хочешь ее отдавать?
  - Признаться, не очень, - весело ответила Женя, шутливым жестом приглашая меня проследовать в распахнутую кухонную дверь. - Она мне нравится и самой, правда, не совсем то, что просила заказчица, получилось. Заказ мне показался, как бы сказать, скучноватым и я...
  Я в восхищении остановилась перед дверью на еще не просохшем полотне на подрамнике.
  Дверь была одновременно и похожей, и не похожей на те, которые я видела раньше. Она была даже более реальной, и в нее хотелось войти, тем более, что она была слегка приоткрыта, как будто приглашала выйти из темноты в цветущий сад.
  - Я так подумала, почему я должна писать в точности так, как мне говорят? В общем, решила, что немного креатива не повредит. Они, правда, пока не знают об этом. Будет сюрприз... И назвала я ее не "Дверь в никуда", как они хотели, - заговорщицки улыбнулась Женя, а "Выход из ниоткуда". Это название ей больше подходит. Завтра я отдам им картину. Но если не захотят забирать, я уже говорила, что не слишком расстроюсь. Она отлично смотрится на кухне.
  
  
   36
  Я наконец-то знаю, как мне жить и что мне делать дальше. Я посажу волшебный розарий, и вокруг станет вдвое больше красоты.
  Мне нравится бывать в гостях у соседей, часами валяться в дальнем уголке их яблоневого сада с книжкой и чаем из листьев смородины. Есть яблоки, только что сорвавшиеся в траву с отяжелевших ветвей.
  Яблоки красные, на ощупь слегка бархатистые, сочные, сладкие. Трава слегка прохладная, пушистая и мягкая - живой ковер, посаженный Джорданной, в смысле Анж.
  В следующем году я обязательно обзаведусь таким же и буду также разуваться прежде, чем вступить в свой сад, как инстинктивно делаю в саду друзей.
  Их это сначала немного смешило, но потом они тоже попробовали снимать обувь в своем саду и сказали, что я это здорово придумала, что это полезно для здоровья, особенно если прихватишь с собой большую прозрачную кружку со смородиновым чаем и что вообще я молодец.
  Надо сказать, у моих новых друзей, которые стали для меня гораздо больше, чем просто друзья, есть один недостаток. Они не читают книги. Вообще. Шкаф с книгами, доставшийся им от прежнего владельца дома, стоит в их прихожей просто для мебели, хотя в нем много интересного - от редких детских книг и золотой и серебряной классики до талантливых современных авторов, о многих из которых я даже не слышала.
  В общем, я часто прихожу к друзьям как в библиотеку. Но постепенно я стала замечать, что мир персонажей и литературных героев окончательно теряет для меня очарование. Блокнот давно распахнут на одной и той же странице, один лишь сквозняк беспокоит его. Мир, где живут прототипы, гораздо интереснее и непредсказуемее книжного.
  Даже писателям-фантастам с их буйным воображением не додуматься, не домечтаться до того, что происходит порой на земле наяву.
  По этой причине художественному вымыслу я теперь предпочитаю биографическую прозу, но еще интереснее писать свою собственную книгу жизни, но не ручкой в блокноте и не на вордовском листе, а каждый день своими мыслями, поступками. Стараться наполнить их любовью и радостью, и тогда они сами наполнятся смыслом.
  Я написала все, что хотела сказать. Три книги, две из которых еще не дописаны - одна о Джордане, и одна та, которую, надеюсь, вы читаете сейчас, то есть не сейчас, а когда она будет дописана и издана. Не слишком-то много, согласна, да, но в каждом слове там моя душа, мои невероятные надежды. Теперь они сбылись.
  Осталось совсем немного - одно неисполненное обещание. Джордана до сих пор так и не увидела своего дельфина. Не отправлять же ее в самом деле в дельфинарий, это было бы глупо, бездарно и пошло. Джордана заслужила совсем другую Встречу.
  Послать их с Джастином на море отдохнуть или по какому-то делу, например, изучать язык дельфинов? Снова что-то не то. Совершенно другая история.
  Лена права. Джордана не из тех, кого отделяют от красоты километры. Если бы Джордана жила изначально у моря, она бы, конечно, занялась изучением дельфиньего языка, но птичий ничуть не менее интересен и куда богаче диалектами.
  В общем, проще заставить Нарри ответить взаимностью Крамскому. В конце концов светит же Луна отраженным светом, хоть и не излучает его, как солнце, но свет Луны тоже свет. Так и Крамской это, образно говоря, Солнце, а Нарри - Луна. Ничто не мешает ученым будущего встроить в Нарри какой-нибудь отражатель чувств, уж не знаю, как они там это назовут, но абсолютно убеждена, что у Нарри и Крамского наступит гармония и идиллия.
  О своих соображениях на этот счет, как можно любить отраженной любовью, я совершенно спокойно рассказывала Тиму, пока мы с ним гуляли по окрестностям, в то время как Анж доила коз, а Андрей как обычно кого-то спасал, и мой новый друг совершенно не считал меня сумасшедшей. Огромное счастье встретить людей, с которыми не нужно притворяться адекватной.
  Мы миновали дубраву, и дорогу нам преградила колючая изгородь. Дикий шиповник как будто сросся с ветхим забором, поддерживая его. Калитка легко открылась, приглашая в яблочное царство. Кисло-сладкие дички потихоньку наливались солнцем.
  Из-за яблонь на нас смотрели два окна.
  В деревянной избе, было видно, давно никто не живет - именно этим так притягательны старые избы - любая мелочь приоткрывает чьи-то тайны.
  По моему глубокому убеждению, старые дома для того и существуют, чтобы кто-нибудь однажды разгадал их загадки.
  Но у Джастина иные убеждения на этот счет.
  - Узнаешь что-нибудь, и мы останемся без тайны, - поморщился он.
  Конечно, я не послушала хозяина здешних мест и вопреки его недовольству потянула на себя дверь с тяжелым разомкнутым замком, бессмысленно болтавшимся на ручке.
  Джастин вздохнул и поплелся за мной. Видно, ему и самому давно хотелось войти в этот дом.
  - Кто здесь раньше жил?
  - Юния, - неохотно ответил Джастин.
  - Юния? - вспомнила я красавицу из лесных сестер. - Кто она?
  - Разве бабушки из соседних деревень еще не рассказывали тебе эту историю? - удивился Джастин.
  - Нет. Расскажи...
  Но Джастин в отместку за то, что я не послушалась его, решил наказать меня, оставив в неведении сгорать от любопытства.
  - Не буду отбирать хлеб у наших бабушек, они мне не простят, - отшутился Джастин. - Они любят пересказывать необычные истории. Смотри-ка! Мне письмо, - вертел Джастин в руках какой-то сложенный вдвое листок.
  - Тебе? - удивилась я.
  - Да. Здесь написано "Тому, кто войдет в этот дом после меня".
  - Значит, оно адресовано мне, - возразила я. - Ты же даже не хотел заходить в этот дом.
  - Хорошо, - как истинный джентльмен не стал спорить Джастин. - Все равно будем читать его вместе.
  И торопливо развернул листок.
  - Дорогой друг, - таинственным голосом начал Джастин. - Если ты здесь, в этом доме, скорее всего, ты ищешь разгадку, как и я, но я загадаю тебе другую загадку. Совершенно точно могу сказать, что ты не искатель земных сокровищ, ты ищешь иные клады, и здесь бессильны металоискатели.
  Ты хотел найти чудо, но оно тебе не принадлежит, как не принадлежит никому на земле. Возможно, ты художник, как и я. Я угадал? Или почти угадал.
  Ты хотел найти красоту, но она так совершенна, что, увидев ее однажды, ты поймешь, как безлики краски мира. Ты хотел найти смысл, докопаться до сути, но смысл не нужно искать. Зачем я тебе все это пишу? Я не знаю и сам. Я не знаю ни твоего имени, ни сколько тебе лет, но я знаю, ты обязательно придешь, не важно, через год, через десять лет или сто, и почему-то мне очень важно тебе все это рассказать.
  Я, конечно, ничего не знаю и сам, но точно могу сказать, этот дом не зря обходят стороной. Он не заброшенный, нет. Здесь по-прежнему живет Чудо. Оно не любит пустой суеты. Смотри, не вспугни его. Просто смотри и верь, что все именно так.
  И знай, исток ведет в огромный океан, поэтому дельфины приплывают по реке.
  
  "Дельфины приплывают по реке", - изумленно повторили мы с Джастином почти одновременно и уставились друг на друга, и я поняла, он тоже почему-то думал о дельфинах.
  
  Мы долго с Джастином сидели у реки, и я думала о непостижимом, о том, почему любовь проходит иногда кометой мимо, а иногда метеоритом пронзает атмосферу и входит в самые недра земли.
  Джастин вдруг бросил прибрежный камешек в воду, потом другой и запел, и такой приятный оказался у него голос, что хотелось слушать и слушать и смотреть бесконечно на круги на воде.
  - Хотел бы я жить в распрекрасной стране,
  Такую однажды увидел во сне.
  С тех пор исходил все дороги-пути,
  Но так и не смог ту страну я найти.
  Вокруг говорят "Не нашел - не твое",
  Но как же мне быть, я ведь видел ее?
  "Живи, - мне твердят, - как все люди живут",
  Но буду я жить в том краю наяву,
  Пусть даже находится он под водой.
  Услышал я вдруг: "Подожди, я с тобой"...
  Любимая, брат, вереница друзей
  Со мной в ту страну отправляются. В ней
  Лишь радость и свет, побеждающий боль,
  И я той страны распрекрасной - Король.
  
  Тим рассмеялся.
  - Так, сочинилось вдруг.
  - Как это вдруг?
  - Не знаю, как будто сами пришли откуда-то слова. Может быть, лилии нашептали?
  Вдоль по реке уходили созвездия лилий, как будто лето зажигало свечи.
  - Пойдем за водой? Здесь рядом ключ и обитель.
  - Давай еще немного посидим...
  Не знаю, на что я надеялась. Наверное, на то же, на что и Джастин.
  - Боишься пропустить дельфинов?
  Голос Джастина звучал иронично, и я посмотрела на него недовольно, а может, даже с возмущением.
  - Думаешь, они приплывут сюда? - спросил он серьезно, сделав акцент на "сюда".
  - Не думаю, - честно ответила я, - но знаю, кто их увидит и где.
  - Кто же и где?
  - Могу сказать только "кто"?
  Взгляд Джастина стал как у любопытного мальчугана, который смотрит на мешок в руках у Деда Мороза. Мешок из плотной красной ткани, велюра или, может быть, бархата, и хочется поскорее узнать, что внутри.
  - Джордана и Джастин, - продолжила я.
  - Тот, на которого я похож?
  - Да-да...
  - Сейчас мне даже жалко, что я не он, - усмехнулся Джастин.
  - Не о чем жалеть, ты и Анж, вы тоже такие... - я не могла подобрать нужное слово.
  - Милые? Классные? Ну же! Какие мы? - подсказывал Джастин.
  - И то и другое, все вместе, и вообще замечательные.
  Джастин не стал баловать меня ответным комплиментом, хотя я втайне и ожидала услышать ответную любезность, что им всем ужасно повезло, а особенно Андрею, что я приехала сюда на их хуторок, и жизнь на нем сразу расцвела и заискрилась по-новому.
  Нет, ничего подобного он не сказал и, может, даже не подумал.
  Да это было и не так уж важно...
  - А ты знаешь, милая, - вывела меня из задумчивости тихо подошедшая к нам местная жительница, старушка в белом платочке, одна из тех, о ком говорил мне Джастин, - шиповник растет там, где кончается один мир и начинается другой. Здесь вокруг у нас много шиповника.
  Кажется, я снова оказалась на границе миров.
  - Да, и вообще красотища здесь у вас такая, что так и хочется написать все это на холсте, - ответила я.
  - Был здесь у нас один художник, - хихикнула местная. - Целое лето жил в деревне, комнату у одной женщины снимал.
  - А что же привело его в деревню? Вдохновение?
  - И вдохновение, - загадочно усмехнулась старушка, - и любовь.
  - В деревенскую девчонку что ли влюбился?
  - Не совсем... - старушка снова помолчала, подогревая мое любопытство, - это сначала она была простой деревенской девчонкой, а потом, как сестры сюда приехали, стали строить обитель... Когда появился здесь этот художник, она уже инокиней была, а потом монашеский постриг приняла. Сестра Иуния теперь. Даже время ее не берет. Такой же молоденькой осталась, как когда-то была. Художник тот... ничего не хочу о нем плохого сказать, Иунией только молча любовался издалека, боготворил ее, только, говорят, решился попросить ее посидеть на берегу, хотел нарисовать ее портрет на фоне лилий.
  Они каждое лето цветут, а прошлым летом здесь даже лотос цвел и телевидение приезжало заснять такое чудо.
  - А портрет?
  - Не было никакого портрета. Юния даже слышать об этом не захотела. Сказала, что много красавиц в миру. Нет, такую, конечно, трудно найти...
  Мне очень хотелось увидеть Юнию, которую так и не смог забыть мой знакомый художник, и мы с Джастином дошли до обители, но у ворот нам решительно преградила дорогу пожилая монахиня.
  - Вы ищите кого-то?
  - Юнию, - честно ответила я.
  - Зачем вам Юния? - строго спросила монахиня и грустно вздохнула. - Праздность все это!
  В общем, нам с Джастином ничего не оставалось кроме как вернуться на берег реки и смотреть на воду вдаль. Тогда-то я и увидела дельфина.
  Да. Дельфин был воображаемым, но я видела его так отчетливо, что не сомневалась, Джордана и Джастин, точно, увидят его.
  - Мне показалось, там, - подсказал Тим вдаль реки, - мелькнул... дельфин.
  Тим даже протер глаза руками.
  - Может, это была огромная щука?
  - Наверное, да, - согласился Тим. - Мне просто показалось.
  Очень странно, конечно, что дельфин одновременно пригрезился и мне, и Тиму. Я не стала говорить ему, что тоже видела дельфина. Тим бы не поверил или решил, что спятил или что спятила я. Как бы то ни было, оба варианта меня не устраивали. Все же всю правду до конца не стоит открывать даже лучшим друзьям, разве что если они соблаговолят прочесть ее в романе. Тогда ведь всегда можно солгать, что я это не совсем я или даже совсем не я, а некая литературная героиня. Они, конечно, не поймут и не поверят.
  И почему тот художник написал мне ... или Тиму (не важно) в письме, что дельфины приплывают по реке?
  Лесные сестры, конечно же, знают ответ, но прячутся в раскидистой дубраве.
  До поры, до первых мерцающих звезд, отдаленно похожих на цветущие нежные лилии.
  
  
  Р. S. Совпадения, конечно же, случайны, даже если кому-то и может случайно показаться, что неслучайны
  Р. Р. S. Образ уточки с клювом-флейтой позаимствован мной с картины Алексея Прокофьева "Нежность". Позже такую же птицу я увидела на рисунке Ирины Отдельновой, но там такая же птица восседала на бочке. Что особенно интересно, художники не знакомы и не видели эту птицу друг у друга
  Р. Р. P. S. Поет она, конечно, виртуозно.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"