Аннотация: Коротенькая сказочка про любовь, призванная не загружать мозги философскими мыслями.
Дело для Самобранки
Есть женщины в русских селеньях
Их бабами нежно зовут
Слона на бегу остановят
И хобот ему оторвут! (с)
Было у царя три дочери. Старшая - Марья Искусница, средняя - Дарья Красавица, а о младшенькой Аленке прилюдно и не говорил никто. А чего говорить-то? Ну, не удалась девица - лицо не бело, волос не длинен, черен, а руки и вовсе, казалось, совсем не из того места растут, откуда им природой расти приказано. Но такая она была выдумщица, такая фантазерка, что ни в сказке сказать ни еще как изобразить... Впрочем, есть, конечно, способ, но тогда получится малость непечатно...
А в Тридевятом-то царстве вообще с нецензурной лексикой очень напряженно было - запретила лет двадцать тому назад царица мужикам выражаться под страхом трехдневного заточения в подвалах царских без медовухи. Подействовало, как ни странно. Мужики сначала повозмущались, что наказание дюже жестокое, но потом успокоились, собрались ночью и решили, что каждому слову нецензурному замену сыщут, заучат и будут ругаться приличными словами, но так, что б всем понятно было, что они в виду имеют! И ведь сыскали! И не просто выучили, а даже писаря дворцового позвали, и тот за кувшин медовухи все их перлы на листочек записал и на дверях ратуши повесил. "Пускай, - говорит, - приезжие знают, какими словами их ругают! А местным все это без надобности, кто тут вообще читать умеет?"
И листочек исправно переписывался, вносились изменения и процветало Тридевятое царство...
Да только отвлеклись мы от основной мысли.
Ну так вот - три дочери, всем уже замуж выходить пора - на выданье значится.
Марья Искусница на всех троих приданое готовит, Дарья Красавица женихов на свои портретики из чужеземных королевств заманивает, а Аленка по всему дворцу носится, всю деревню по именам-отчествам перечислить может, да каждую тропинку в рощице березовой назубок знает. Да только толку ей от знаний тех никакого нету. И заняться ей нечем - никто ее к работе не подпускает - боятся, что переломает все. А посему приходит она на полянку потаенную в лесочке, сядет на травку зеленую, хрумкнет громко яблоком краснобоким да начинает мечтать. И о чем только она не мечтала, и каких только шалостей не напридумывала да не проделывала за свои шестнадцать лет.
И сегодня пришла Аленка на поляну, достала яблоко, протерла юбкою да так и застыла с открытым ртом - сидит на ее полянке мужик незнакомый, черноволосый, цветочки нюхает да, улыбаясь, на солнышко щурится.
- Вот ведь выбрал время! - возмутилась Аленка, убирая яблоко за спину. - И какого зеленого1 он здесь нашел?
А мужик достал из кармана трубочку какую-то бумажную, не русскую и, метнув из глаз молнии, поджег один конец. Объяснив непечатно Аленке, хотя и не знал, что сидит она в ближайших кустах смородины, что совсем даже не этого он добивался, мужик наконец потушил огонек и, вставив трубочку в рот, блаженно прикрыл глаза, пуская клубы едкого дыма.
"Колдун!" - тем временем оценила ситуацию Аленка и выронила из рук яблоко.
Вышеупомянутый повернулся на звук, и глаза его остановились на ней. Аленка поднялась, вышла на поляну, но сказать так ничего и не успела. Со стороны деревни, весело гомоня, на них летела толпа. Колдун подпрыгнул высоко, зацепился за ветку дуба старинного и мигом на тот дуб и взлетел.
_______
1Зеленый - корешок горький, что в соленья добавляют да на него же и посылают. Начинается на "х"... (из грамотки мужицкой, что на ратуше висит)
здесь и далее примечания автора.
- Царевна Алена! - Взревела толпа голосом Демьяна Потапыча. - Вы здесь мужика не видали? Странный такой, волосы черные, глаза неживые - точно говорю, колдун злой. Может, и сам Кощей Бессмертный, а может просто рогатого приспешник!
- А что он сделал такое, что вы за ним всей деревней по лесу гоняетесь? - полюбопытствовала Аленка. - Гуся съел, али корову увел?
Демьян бросил на нее недовольный взгляд.
- Дочку мою, Светланушку, за амбар сманил! - пояснил он, насупившись. - Кто ее теперь замуж-то возьмет?
Аленка посмотрела на Демьяна с жалостью, пригладила свои волосы черные.
- Нет, не видала я здесь колдуна. Быть может, он побежал к реке? - Неуверенно предположила она.
Толпа покивала и побежала прочь.
- Спасибо тебе, красна девица! - удивленно пробормотал колдун, спрыгивая с дерева. - Ты только объясни мне, почему меня не выдала? Али ты думаешь, что не виновен я в порче девицы? - Мужик задорно улыбнулся, а у самого словно только что камень с души.
Аленка посмотрела на него и рассмеялась толи весело, толи грустно:
- Знаешь, как у нас люди говорят? Одно и то же яблоко дважды в первый раз не надкусишь... А то яблоко уже года два как обглодали до костей...
"А насчет замужества, - подумалось вдруг ей, - так нынче любую девку выдать можно. Стоит только с каким-нибудь колдуном вроде этого договориться, что б он девку похитил да подговорить какого-нибудь молодца ее спасать отправиться, а там уж намекнуть, что спасенную девицу молодец обязан в жены взять. Впрочем, приданое чуток увеличить, конечно, тоже не помешает..."
Однако задумалась снова Аленка.
- Эй, девица, не случилось ли чего? Лицо у тебя вдруг печальное стало да глаза, вроде, померкли совсем, - всполошился колдун. - Я тебе, между прочим, жизнью обязан... а если и не жизнью, то пятью-шестью сломанными ребрами - точно. Помогу я тебе. Проси у меня что хочешь, но знай, что не все я возьмусь выполнять... у нас, колдунов, свои запреты...
И Аленка поняла, что настал ее час. До захода солнца оставалось около пяти часов и именно эти часы она намеривалась прожить так, чтобы всю жизнь потом вспоминать можно было.
А если точнее, то она села рядом со смородиновым кустом, затолкала в рот горсть кисловатых ягод и начала мечтать...
Уже к концу первого часа колдун начал проявлять недовольство - он-то не знал привычек царевны Алены. К третьему часу он стал сам предлагать ей разные варианты, но та была непреклонна.
В конце концов, он плюнул на все и достал из своей сумки грязный серый комок ткани.
Расстелил он его. Оказалось - скатерть самобранка... Было ей уже годков пятьдесят, но, как ни странно, а работала она отменно.
Аленка очнулась, посмотрела на колдуна, лениво жевавшего ватрушку и стянула со скатерти пирожок. Откусила раз и скривилась недовольно.
- Что ж это у тебя за самобранка такая, что пирожки в ней такие невкусные да и вид у них такой, словно их слепили в тот день, когда я на свет появилась! Давно пора новую покупать!
- Да нет, - ухмыльнулся колдун. - Я просто скатерть так зачаровал, чтобы вся пища в ней становилась очень питательной и полезной. А получается так, только за счет уменьшения вкуса.
- Ооо... - глубокомысленно вздохнула Аленка. И вдруг ее глаза вспыхнули. - А нельзя ли наоборот, а? Ну, чтобы вкусно было настолько, что оторваться нельзя? До помутнения рассудка!
- Отчего ж... можно! - хмыкнул мужик.
- Научи меня! - решительно заявила Аленка.
- Научить не научу, - остудил ее пыл колдун, - но вот если принесешь мне самобранку - зачарую в лучшем виде!
И Аленка побежала в светлицу к Искуснице.
- Дай, - говорит, - сестрица мне тряпочку ту волшебную, самобранную...
- У меня все ткани культурные! - Возмутилась Марья и пояснила застывшей сестре: - Не бранятся они.
- А как же самобранки? Ты ж их на прошлой седмице добрую партию настругала. Вот и подари мне одну!
Мастерица молчала, решая, что хуже - отдать ее чудесные творения несносной сестрице или терпеть ее общество рядом.
За нее все решила сама Аленка.
- Скажи, куда ты их положила - я сама достану, лишь бы тебе зад свой от скамейки отрывать не приходилось! - недовольно пробормотала она. На Марью словно целый ушат воды вылили:
- Ну, Аленушка, сестричка моя родненькая! Подарила бы я тебе скатерку волшебную, да ведь я их тогда на заказ делала. Их сегодня из соседнего государства забирать приедут!...
- Ну, тогда научи, как делать их!
- Ну не-е-е-ет... - дернулась нервно ручка Марьи Искусницы, ткань самотканую в ненужном месте прошила да пальчик беленький уколола.
Взвыла Марьюшка не хуже медведя бурого, покраснела ликом белым да побежала к сундуку ближнему. Распахнула его, вынула гору белых скатертей и давай их сестре в руки запихивать. Стоит, лоб нахмурила, скатерти Аленке толкает да приговаривает:
- На, кружевную возьми, на расписную возьми, на беленькую возьми, а вот с узором заморским, а вот с позолотой!... Подавись! Я еще сделаю, только уйди подальше, не мешайся!!!
Схватила Аленка чисто белую скатерть да и выбежала из светлицы под ехидное предложеньице дать пинка для скорости.
Прибежала Аленка на поляну, видит - ждет ее колдун, скучает.
Подала она ему самобранку, колдун поводил над нею рукой, пошептал слова волшебные да и отдал ей.
- Вот, - говорит, - самобранка, которая вкуснее всех на свете пищу подавать будет. Только не забывай, что в самобранку что положишь, то и вынешь да съешь...
- Что ты хочешь этим сказать? - удивилась Аленка, старательно сворачивая скатерть кривым рулоном.
- А то, что эта скатерть хоть и сделает всю пищу вкусной да сочной, а пользительней да краше - не сможет.
- Ну, это мы уже проходили! - отмахнулась Аленка.
- Ну, может быть... - хмыкнул он. - Да я тебе сказать хотел, что просьбу твою я точь в точь исполнил - кто с этой самобранки чего откушает, так и не сможет остановиться, покуда все ее недра не проест, а до того момента он сам не сознает, что творит...
Глаза у Аленки пуще прежнего разгорелись, чмокнула она колдуна в небритую щеку и, прибежав в свою светлицу, разложила скатерть на сундуке.
Долго ли, коротко ли, путь царевича Ивана к концу подходил. Ровно год назад отец отправил его "мир повидать да себя показать". Мир царевич поглядел, а вот показать себя так и не удалось.
Колдуны недобрые на царевича не нападали, а злостные Чуды-Юды ну никак не желали, чтобы кто-то их победил, то бишь посередь дороги богатырей не поджидали и в плен аль под меч не просились. Посему единственное чудовище, которое Иван повидал за этот год, сидело за соседним столом в корчме "Сочный бычок", но и оно на честный бой не пошло, только матом грозно обругало...
А на позапрошлой седмице получил Иван письмо с голубем заколдованным - такой голубь адресата где угодно найдет и лететь к нему будет без устали.
В письме просили его матушка с батюшкой возвращаться домой, а по дороге заглянуть в соседнее Тридевятое царство - забрать партию скатертей-самобранок. Их как раз к его приезду Марья Искусница изготовить должна.
И теперь Иван, въезжая в городские ворота, чуть пришпорил коня и поскакал прямиком ко дворцу. В тронный зал прямо перед его носом вбежали все три дочки царя, на ходу поправляя украшения да юбки. Старшая с серьезным видом встала подле сундука, средняя уселась на подлокотник трона царского и принялась строить глазки царевичу - то так глянет, то улыбнется, то ресницами, как птичка крыльями, помахает, - а третья дочка хотела за трон царский зайти, да только натолкнулась на взгляд батюшкин острый и, привычно развернувшись, встала в угол.
Ошалел Иван от удивления и с шага сбился.
- Привет тебе, царь Тридевятого царства! - крикнул он в сторону трона, забыв, что приличиями совсем не так положено. - Я Иван-царевич, младший сын царя из Тридесятого царства пришел к тебе на поклон. Привет передать да товары забрать...
Царь хмыкнул и кивнул старшей своей дочери.
Марья распахнула сундук, достала оттуда скатерку расписную, расправила складочки и показала царевичу. Иван рассеянно бросил взгляд на ткань и мимо ушей пустил рассказ о том, что "вот это - гладкий узор, а вот здесь, приглядитесь, сама ткань узорная! А какие лебеди! Да яблоки как настоящие! А это все крестиком, а тут еще цветочки..."
А Дарья все глазками стреляет, кокетничает...
Иван почувствовал, что сейчас всенепременно озвереет со скуки и на месте передушит обеих дочек. И до того ему захотелось от них избавиться, что даже руки зачесались... Он с минуту потоптался на месте и, не сдержавшись, зевнул, прикрывшись рукавом. Вроде, никто не заметил...
Ан - нет. Из угла, ехидно поблескивая глазами, хитро глядит на него младшенькая Аленка да волос черный на палец мотает. И Иван мог бы поклясться, что все время аудиенции она не сводила с него глаз.
"Маленькая настырная девчонка - она прекрасно знает, что не красавица, а таким, как она ошибки не прощают, но неизменно лезет не в свои дела..." - Так подумал про нее Иван и не знал еще, насколько он был прав ...
Вышел из тронного зала Иван уставший, сонный да недовольный дюже - воспользовалась Дарья-Краса его состоянием измученным - предложила денек-другой погостить, а он спросонья возьми да и согласись...
Среди слуг целые легенды бродили о том, как царь с дочерьми своими может разговаривать, ни слова не вымолвив... И они всегда с интересом за ними в такие моменты подглядывали...
Царь-батюшка ерзал на троне да бросал на дочек взгляды многозначительные - "Гляньте, мол, какой парень! Царевич богатый, из процветающего царства! Да красавец молодой!"
Дочки же бросали на отца ответные взгляды.
"Да где ж он богатый, младший сын-то? - Думала в ответ Марья. - Он и нити мне хорошие для вышивания купить не сможет!"
"Да где ж он красавец-то? - Мыслила Дарья. - Он мне и в подметки не годится! Я ж опозорюсь, коли за такого замуж выйду да с ним покажусь на людях!"
"А по-моему, он ничего. - Внезапно подумала Аленка. - Только глуповат малость... Но да он же в этом не виноват - это у него, наверняка, от прапрадеда. Тот, читывала я, тоже слабоват умом был..."
"Э-э-э нет! - Тут же подумал царь. - Сама дура, вот тебе все дурными и кажутся! Не про тебя он!"
И тут же на Аленку переметнулись все четыре глаза ее старших сестер.
- Ну, доченьки, что думаете вы о Царевиче Иване? - Спросил наконец батюшка вслух, пытаясь разрядить обстановку, но ответа не дождался - старшие сестры уже поедали друг друга глазками и мира вокруг для них не существовало.
Аленка понурила взгляд - жалко ей стало Ивана - сейчас сестры из-за него поспорят, завтра будут перед ним хвостами крутить, а как он за кем-нибудь поведется, бросят его со скандалом да совсем про него позабудут. А парень мучиться будет...
Надо его уговорить уехать завтра же утром, пока не случилось ничего...
И Аленка тихонько вышла из тронного зала, притворив за собою дверь.
Воспитание Аленке не позволяло просто прогнать царевича из Тридевятого царства, а значит, следовало сделать так, чтобы он сам захотел уехать. И именно ночь представлялась ей самым удачным для этого временем.
Ужинать Аленка не спустилась - села она и стала думать, как бы ей так царевича напугать, чтобы он тотчас же и убежал, не задерживаясь. Решила она забраться на крышу, пересидеть там вечер, а когда придет он, спать ляжет, залезть через окно, напугать его и сбежать. Вышла из своей светлицы, в простыню замотавшись да босяком, чтобы сапожки по черепице не стучали, и полезла на крышу...
А царевич тем временем обнаружил, что ужинать спустился один лишь царь, а все дочки сидят по комнатам - маются от головной боли. У царя почему-то настроение тоже было не очень. Сидит, вроде улыбается, а сам думает о своем...
Быстро ушел оттуда Иван да в сад направился - подышать свежим воздухом. Не нравилось ему в Тридевятом царстве. Вроде и красиво, и воздух чистый, а только все кругом какие-то дурные...
И тут ему на голову упал кусочек черепицы, которой крыша терема покрыта была...
Задрал царевич голову и увидел девицу черноволосую, по крыше идущую. Одежды на ней - одна простыня белая и та по ветру развевается. Глядит девица перед собой, лицо мученически сжалося. Узнал он в ней царевну Алену.
Испугался Царевич, подумал, что девица решила грех великий совершить - с крыши спрыгнуть да разбиться насмерть, окрикнул он ее по имени.
Аленка вздрогнула, сделала еще шаг и остановилась. Простыню гоняло ветром и она не могла увидеть, кто кричал. Замерла, сгребла простыни руками и вытянула шею, вглядываясь в темную фигуру. Когда же, наконец, признала в фигуре царевича Ивана, так удивилась, что не заметила, как черепица начала уходить из-под ног.
И в ту секунду, когда она, потеряв равновесие, с нехорошими словами летела на Ивана, в сад с двух сторон влетели ее сестры, из резного окошка высунулась голова царя-батюшки, а с кухни понабежали слуги. И что им всем понадобилось в саду именно в это время - то никому кроме них не ведомо.
Иван Аленку поймать не смог - слишком большое она ускорение в полете набрала и упала не к нему в руки, а прямо на него самого, повалив на землю.
Он сдавленно хрюкнул и зачем-то обнял ее за талию - вероятно, голова у него от удара закружилась и он попытался схватиться за что-нибудь более устойчивое, чем шатающаяся замля.
Толпа, включавшая в себя не менее половины населения Тридевятого царства, восторженно загалдела - не каждый день находился молодец, что позарился бы на Аленку.
Царь тут же начал строить планы - сколько за Аленкой приданого дать, чтобы самому не разориться, но и царевич от нее не отказался... Хотелось ему, конечно, за Ивана какую-нибудь другую дочку отдать, но и от младшенькой избавиться - тоже не плохо.
Аленка тем временем открыла глаза, огляделась и посмотрела на Ивана, что под ней лежал не шевелясь.
- Ты не ушибся, царевич? - Тихо прошептала она.
- Ушибся... - Подтвердил все ее подозрения царевич. - И ошибся... что сюда сам приехал, а не прислал бояр неугодных, что б им тут, как курям, шеи посворачивали...
Аленка сжала губки, посмотрела обиженно и, выпутавшись из его рук, побежала в свою светлицу, прижимая руки к горящим щекам.
С утреца пораньше царь позвал к себе Ивана и Аленку.
- Вы, дети мои, совсем... - Начал он и осекся, а продолжил уже мягче. - Имеется в виду, что до помолвки вам не стоило так явно выражать свои чувства... Ведь мало ли что бывает... Вдруг кто-то из вас расхочет на дочке моей жениться, а у ней и так репутация... хорошая... а теперь совсем будет... В общем, когда свадьбу играем?
- Никогда! - В два голоса проорали они.
- Что еще за... - Начал было царь, а потом снова потонул в улыбке. - Да, влюбленные и думают одинаково, и стеснительны одинаково!
- Нет, батюшка! - Взмолилась Аленка. - Не пойду я за него! Мне моя хорошая репутация не дорога - не было у меня ее никогда. А посему - не пойду замуж!
Царь покраснел:
- Пойдешь за царевича.
- Нет, не пойдет! - Подтвердил царевич. - Потому, что я не возьму!
И они вместе выбежали из тронного зала. Аленка и царь.
- Как понимать сие? - Орал он.
- А как хотите, батюшка. - Отвечала дочь, полезая на дерево.
- Да как смела ты? - Прокричал он снизу, подпрыгивая и пытаясь стянуть ее с дерева за косу.
Этот вопрос она оставила без ответа, выдирая волосы из рук батюшки.
Еще около часа царь скакал под старым дубом и орал речи, долженствующие внушить Аленке любовь к старшим и желание следовать приличиям.
- Это же надо! - Заходил он на второй круг. - В первый раз видишь парня утром, а вечером уже при всем честном народе полуодетая в саду на травке с ним обнимаешься!
- Злой вы, батька. - Обиделась Аленка. - Уйду я от вас. Вещи самые нужные соберу, а как все готово будет - сразу же и уйду.
Царь пуще прежнего ругаться начал, но девчонка уже спрыгнула с дерева и побежала в свою светлицу.
Аленке как что в голову втемяшится, и топором не выбьешь. А тут еще и обида сильная!
Собрала Аленка вещи свои в узел и положила на кровати. Грустно стало - с родным домом, все же, расстается.
Оглядела она комнату в последний раз, сняла со стены образок и тоже в узел положила.
Поднялась, смахнула слезу - не след заплаканной уходить - и потянулась за самобранкой. Да не тут-то было: нету скатерти ни на сундуке, ни внутри. Секунду спустя, тяжеленный сундук отъехал к противоположной стене, и Аленка, сидя на корточках, придирчиво изучала грязный прямоугольник из пыли и грязи - прямо по форме сундука - покрытый частыми обрывками паутины.
Самобранки нигде не было.
И тут дверь в светлицу раскрылась и на пороге возникла Марья Искусница.
- Уходишь насовсем? Или вернешься? - спросила она. Не дожидаясь ответа, добавила: - А я вот тут тебе самобранку принесла. Пойми, я не успевала приготовить новую и мне пришлось отдать царевичу твою... Но вот, я только сегодня доделала эту... На, бери. В дороге пригодится...
- Ты отдала мою самобранку царевичу? - удивилась Аленка.
- Ну, да... но какая разница? Я сделала тебе такую же...
- Прости, сестрица, бежать мне надобно! - пробормотала Аленка и, чмокнув сестру на прощание, - не держать же на нее обиду! - схватила свои вещи и побежала вниз. Теперь у нее была цель - догнать Царевича и скатерть заколдованную у него отобрать. Не абы какой подвиг, а дело нужное - мало ли каких бед он по незнанию натворить может...
Кобылу подсунули полуживую - об этом подумала Аленка когда поняла, что копытное создание, вынужденное доставить ее от Тридевятого царства в далекое Тридесятое, едва ли сумеет дотащить царевну до ближайшей деревни без дозаправки.
Пришлось спешиться и пешком идти в соседнюю деревню. Там она продала старую клячу и новую самобранку (как ни крутись, а денег, что давали за ту лошадку, едва хватило бы на один обед в самой захудалой корчме) и купила более-менее живую кобылку, хотя та тоже пребывала не в самой лучшей форме... Зато в кармане теперь позвякивали монетки - сдача.
Вот так, с огромными потерями, царевна Алена выехала за пределы родного царства.
К вечеру свернула Аленка с тракта на деревню Малые Холодки, надеясь, что там должна быть приличная корчма и кто-нибудь, кто пустит ее на ночлег, а иначе придется в соседнюю деревню ехать. Впрочем, та Большими Холодками прозывается, а посему там уж точно корчма будет. Проехала Аленка вдоль деревеньки и тут же обнаружила вполне гостеприимный домик под вывеской "Толстый кот". Села за столик, и полосатый символ корчмы тут же запрыгнул к ней на колени да принялся такие песни петь, что любо-дорого послушать...
А пока Аленка ждала суп-рассольник, вошли в кабак две личности в сильном подпитии и начали разговор:
- Ты, Кузьма, больше за забор ночью не выходи! У нас тут Чудо-Юдо завелось! Мы с Любавой совсем измучались, пока дождались тебя. Ты ж не знаешь лесов здешних, заблудишься, а чудище тебя найдет да и схарчит...
- Не буду, дядька Еремей! - испуганно отвечал парень помоложе. - Я ж не знал, что здешние леса страшной нечистью заселены.
Наступила минута молчания. - Корчмарь принес им кружки с медовухой и те, в благоговейной тишине, бережно влили их содержимое внутрь себя.
- Старейшины наши обещали, что тому, кто им голову Чуды-Юды принесет, они шапку золота отвесят!
Аленка прикинула в уме, сколько золота может влезть в шапку и решительно подсела к пьяным мужикам.
- Доброго вечера! - начала она.
- И тебе того же, красна девица, - ответствовали они.
- А расскажите-ка мне, пьяны молодцы, про Чудо-Юдо местное, - решила Аленка сразу коня за рога брать.
- Отчего ж не рассказать! - вымолвил Еремей, глядя на Аленку осоловевшими глазами. - От деревни нашей в лес тропинка ведет. Вся она лопухами да крапивой поросла - ибо не ходит там никто. А недавно завелось в лесу Чудо болотное!
- А почему болотное? - заинтересовалась Аленка.
- Да потому, что тропинка та как раз к болоту ведет, а Чудо-Юдо завсегда с той стороны и приходит. Как придет - украдет то овцу, то корову. А недавно забор в одном месте проломило... То-то собаки всю ночь лаяли...
- И, ежели по той тропке идти, можно к логову Чуды-Юды добраться? - уточнила Аленка.
Еремей покивал и прилип к кружке.
Аленка подумала немного, позвала корчмаря да попросила налить ей самогона в самую большую посудину, которую тот только найти сможет.
Корчмарь полазил в погребе и выкатил бочонок для засолки огурцов.
Еремей с Кузьмой уважительно на Аленку покосились.
- Да, девка! - восхитился Еремей. - Не дура ты, коли хочешь своего мужика на Чуду-Юду натравить, а в награду ему бочонок сей золотой отдать... За такую награду и я на чудище пойду, хоть сию же минуту!
Усмехнулась Аленка, напряглась и выкатила бочку из корчмы. На телеге по тропинке не поедешь, пришлось ей всю дорогу бочку перед собой катить. Зато тропа сразу вдвое увеличилась и никакой крапивы на ней не осталось!
Половину дороги прошла, взмокла вся, когда услыхала, как ручеек где-то бежит. Закатила бочку в кусты, а сама свернула с дороги и пошла по чуть видной тропке.
Вышла к роднику холодному, что из-под камня большого бил. Умылась Аленка, стала возвращаться, как вдруг слышит, идет кто-то на нее, крадется.
Задрожала Аленка. Думала она, что прикатит бочку с самогоном к болоту, откроет, а когда ночью Чудо-Юдо вылезет, увидит бочонок да полезет внутрь, Аленка его по затылку чем-нибудь стукнет, свяжет и деньги за плененное Чудо-Юдо получит. У ней даже веревка была припасена для этого.
Но тут - еще и стемнеть толком не успело! - оно тащится прямо на нее и грозно сопит. Напряглась Аленка, воздуху побольше в грудь втянула, но чудище дернулось вперед и зачем-то зажало ей рот.
- Не кричи... тихо... все хорошо... если я отпущу руки, ты не будешь визжать?
Аленка отрицательно помотала головой, и чудище ее отпустило. Подняла Аленка на него глаза, а увидела Ивана-царевича.
- Царевна Алена! - удивился он, разглядев ее лицо. - Что ты здесь делаешь?
- Чудо-Юдо ловлю, - огрызнулась она.
- Нет, это я ловлю Чудо-Юдо! - Возмутился царевич. - Мне в Больших Холодках рассказали, что водится здесь такое... Но это, оказывается, просто ты безобразничаешь... - Иван заметно расстроился. Ну, тогда я пойду.
Аленка поджала губы и пошла к дороге, где оставила бочонок с самогоном, злясь на царевича за все на свете. Ну как он мог подумать, что она станет изображать из себя чудовище!
Она почти вышла на тропинку, когда до ее слуха донесся подозрительный шум.
Выглянула Аленка из кустов и увидела такую картинку:
Стоят на дороге три мужика тощих да усатых в татарских платьях и смотрят на бочонок.
- Русский Водка! - произнес один из них с благоговением.
- Русский это пить? - удивился второй, заглядывая в бочку. - Пахнет не хорошо! Я страшиться...
"Раскупорили, гады! - разозлилась Аленка, а потом сообразила вдруг. - Да это ж басурмане! Как смели они на Русскую Землю ступить?"
- Я хочу пробовать! Делись Русский Водка! - заявил, наконец, третий. Он сложил руки лодочкой и набрал в них мутной жидкости из бочонка.
Алена развернулась и побежала за царевичем - может девица против Чуда-Юда пойти, но супротив басурман только мужская рука с мечом острым сгодится... Догнала Аленка Ивана у самой деревни. Рассказала ему про басурман проклятых и побежали они назад ворогов бить.
Да только, когда пришли они, бить было уже некого - басурмане, меры не зная, полбочонка вылакали и теперь валялись живописной группой прямо на дороге.
Связали они их, вытащили оружие. Пробежалась Аленка по лесу, нашла шатер, остатки баранины жареной, да трех коней - значит всего басурман трое и было.
К вечеру пришли те в сознание, застонали от головной боли да с непривычки. Вышел к ним Иван, и поделился секретом, что боль как рукой снимет, коли он им лекарство верное даст.
Загалдели басурмане.
- Чего хотеть Русский воин? - спросил один из них.
- Расскажите мне, что делаете на Земле Русской,. - потребовал Иван.
- Дай лекарство - расскажу! - попросил второй.
- Расскажи сначала! - упорствовал царевич.
И басурманин рассказал:
- Послал нас хан на Русский Земля, узнать, чего Душа Русский боится, чего любит, чем дорожит. Дал нам на то хан девять дней, а по истечении срока велел ехать в Тридесятый царство, который он измором покорять будет.
- Чего? - ахнул царевич. - Мое царство покорять? Измором?
Дал Иван с размаху басурманину по морде усатой и еще бы добавил, но Аленка его остановила, отвела в сторонку да сказала в деревню идти за мужиками, что б басурман в плен брать.
Мужики деревенские первым делом посмотрели, что осталось в бочке, и очень обиделись на басурман, за то, что так мало им оставили. Первой из леса опять же выкатили бочку, а пленных уже после с заметно менее почетным эскортом. Заперли их в сарае деревенском и стали решать, что делать с ними.
Ивану отдали золото, что за убийство Чуды-Юды полагалось, а об Аленке никто даже и не вспомнил. Подошла она к Ивану.
- Делись, - молвит она, - наградой. Вместе ведь басурман победили...
Царевич задумался на секунду и, ванезапно, сунул ей в руки всю шапку с золотом.
- Ты, - говорит, - одна басурман победила, вот тебе и награда твоя, а я в награду весть плохую получил, что родной город мой в опасности, а посему поеду я скорее в Тридесятое царство.
- А можно я с тобой? - робко поинтересовалась Аленка. Не хотелось ей одной оставаться. Вдвоем - оно всегда лучше...
А царевич глянул на нее и подумал о том же.
Ехали они день и ночь. Останавливались, лишь, когда кони едва ноги от усталости волочили, либо сами они начинали из седел выпадывать. И так три для и три ночи.
А на четвертый день предстал перед ними Сокол-град - Столица Тридесятого царства.
Ворота гостеприимно открыты, детишки за стенами города в озере купаются, ярмарка в разгаре...
Удивились Иван с Аленкой, пришпорили уставших коней и въехали в город.
Встретил их царь у самого порога.
Представил Иван Аленку как: "Воительницу страшную (это в буквальном, что ли, смысле?) из Тридевятого царства, что помогала ему ворогов пленять".
Оглядел ее царь, ручку поцеловал да к столу повел.
А за обедом рассказал Иван отцу, как басурман они "били", да что те собираются Тридесятое царство измором брать.
Не поверил ему царь. Басурман-то в первый раз прогнали, когда ему самому было семь лет отроду. И всю жизнь он свято верил, что не посмеют они вернуться на Землю Русскую.
Однако ж, виду он не подал, только тему сменил:
- А привез ли ты скатерти самобраные из Тридевятого царства?
- Привез, батюшка. - Ответил Иван, а Аленка вдруг поняла, что совсем позабыла забрать у него заколдованную скатерть.
После обеда она взяла его за руку и, сев в саду на скамейке, честно рассказала все с самого начала.
Подивился Иван-царевич и предложил пойти в амбар царский, где скатерти лежат. и вычислить опытным путем самобранку-дурманку.
Взяли они на кухне пирожков горку, и разложили их по штуке в каждую белую самобранку.
Встали с двух концов и стали идти навстречу друг другу, откусывая от пирожков по кусочку.
Аленка как раз прицелилась к третьему по счету, как вдруг услышала громкое некультурное чавканье с другого конца. Царевич стоял на коленях и жадно запихивал себе в рот большой горелый треугольник. Подошла Аленка к нему, села рядом.
- Дай попробовать! - Попросила она, протягивая руки к остаткам треугольника. Отломила кусочек, сунула себе в рот и перед глазами у нее все поплыло. Помнится, Иван пытался съесть крошки, что остались на Аленкином платье, а она замахнулась и...
Как все было на самом деле они не помнили, но, когда очнулись, Щека у Царевича слегка распухла, а Аленкин кулак нещадно ныл. Они молча скатали дурманку в длинный рулон и спрятали ее за шкаф в комнате Ивана - туда, уж точно, кто попало не полезет...
Ночью Аленка проснулась от ужасающего звука. В душе у нее все похолодело, а кровь застучала в висках. Выбежала она из комнаты. Глядит, тут же и Иван бежит. Как и она - в чем спал. Только кафтан накинуть не забыл, да штаны натянул. Аленка же так в рубахе ночной и выскочила. Бросил Иван на нее взгляд, взял за руку и побежали они вместе.
На улице собралась толпа. Мужики, бабы, молодки и детишки. Последние или отчаянно ревели, напуганные страшным ревом или бегали в толпе, не проникнувшись серьезностью момента.
На их с Иваном появление отреагировали весьма бурно.
Встрепанные, неодетые, пришедшие вместе... Иван недовольно оглядел толпу и накинул на покрасневшую Аленку свой кафтан, но только разжег тем самым любопытство толпы.
Аленка же подумала, что люди всегда думают совершенно одинаково, что бы ни происходило вокруг и где бы она не находилась...
И тут из-за городских стен раздался все тот же страшный рев.
- Басурмане! - пошептал в наступившей тишине седой старец, поддерживаемый под руки двумя взрослыми сыновьями.
И народ вновь заголосил. Матерились мужики, причитали бабы, ревели дети...
- Молчать! - донесся до них могучий голос царя Тридесятого царства. И в наступившей тишине он продолжил: - Раньше у басурман поганых терпение кончится, чем у нас запасы продовольственные, ибо партией самобранок, едой заполненных ву смерть, сможем мы весь город полгода кормить!
Загудела толпа одобрительно. Продолжай, мол, царь, раз новости у тебя хорошие. И тот продолжил:
- А посему панике не поддавайтесь, делайте дела свои обычные, а ко мне приходите только если басурмане станут покои мои приступом брать.
На том он и закончил да в терем удалился.
Народ стал разбредаться по домам, громким шепотом благодаря Бога за то, что послал им такого мудрого и запасливого царя.
- Когда ж ты успел самобранки заполнить? - спросила Аленка у Ивана.
- А я и не успел, - ответил царевич и, понизив голос до шепота, добавил: - Врет батюшка, чтобы народ успокоить. На самом деле, запасов нам на две недели хватит, не больше. Мы ж еще и урожай собрать не успели! А богатыри, как назло, почти все поразъехались...
Переглянулись они с Иваном и пошли в кладовые считать, сколько дней смогут басурманам противостоять.
Зашли они внутрь, а Аленке вдруг в голову втемяшилось, что можно и без богатырей басурман победить, нужно только хорошенько подумать...
Минут через десять вылетели они из амбара и побежали к царю, рассказать план Аленкин... Всю ночь проговорили, а к утру спать разбрелись.
Ближе к вечеру народ собрался на площади, возле закрытых ворот.
Мужики подтащили высоченную деревянную лестницу, приставили ее к стене, и царь, держа щит наперевес, полез наверх.
Забрался, встал поудобнее на перекладине и глянул вниз: басурмане толпой собрались и глядят на ненормального царя, а тот щитом прикрылся - только макушку и видать. "Это что б на тебя смотрели поменьше, - заявил ему Иван. - А не то сглазят еще стрелой промеж глаз..."
В тот же вечер Аленка впервые увидела старшего брата Ивана. Выглядел он, мягко говоря, не очень презентабельно... Маленькие поросячьи глазки потонули в складках огромных щек, а руки едва сходились на пузе...
- Счастливо, папаня! - пробасил он и плюхнулся на землю так, что лестница дрогнула.
- Иди, Петруша, на кухню, подкрепись! - мигом опомнился Иван, всерьез испугавшись за жизнь папани.
Петруша натужно дернулся, поднялся и потрусил на кухню, а царь благодарно глянул на младшего сына и, обернувшись к басурманам, крикнул:
- Уважаемые... гм... господа захватчики! Прошу минуточку внимания. Я хочу сделать объявление!
Басурмане загалдели, одни сбивчиво переводили другим слова царя, другие не менее настойчиво переспрашивали.