Ты можешь стать крепкой табуреткой или податливой и гибкой фанерой. До тех пор, все мы - сырьё.
***
Для того, чтобы распил получился ровным, тебе нужно держать свои руки напряженными все время, пока лезвие пилы движется сквозь бревно. Очень важно соблюдать концентрацию, иначе каждый раз придется просить твою соседку покормить тебя, потому что у тебя, видите ли, нет пальцев на руках. С этим вообще не шутят. Никогда не знаешь, что с тобой случится в следующую минуту или час. Может быть опасность совсем не в циркулярной пиле, а, например, в той злосчастной вывеске над потолком цеха - "С последнего инцидента прошло __ дней". Новую цифру еще не повесили, но, кажется, это 185. А сейчас под этой вывеской стоят два человека в костюмах- один выше другого на голову - а я же думаю, не о том, что делают эти два чудака в своих начищенных ботиках на лесопилке в 15 км от ближайшего населенного пункта, а о том, насколько им безопасно стоять под той вывеской.
-Альмонд Николаевич?, - спросили хором чучела в костюмах, а потом тот, что повыше вопросительно произнес мою фамилию - "Кулебякин?", как будто бы я не единственный человек с именем Альмонд (ударение на "о", не на "а") в радиусе ближайшей сотни километров.
- Это я, - сказал я и, улыбнувшись, добавил - Вы что, из полиции?
-Нет, - ответил тот, что пониже и изобразил что-то лишь отдаленно напоминающее улыбку. Мы из фирмы вашего отца. Боюсь, кое-что случилось.
***
Мои глаза застыли на вывеске с идеей, взятой у американцев. Дней без инцидента может быть сколько угодно много, но это все равно не спасет тебя от дерьма в один день, когда, например, лезвие пилы выскочит тебе в лицо или живот. Это лишь мнимая мишура благополучия, а на деле же все не так. Совсем не так.
Вся правда в том, что люди умирают. Умирают каждый день. Твоя же забота заключается в том, чтобы смотреть по сторонам, когда переходишь через дорогу, не ходить под крышами с сосульками, да иногда решать, нужно ли "обнулять" ближайшую к тебе "вывеску" или можно жить дальше.
Так было с Белым. Звали его Сергей, и все звали его Серым, как и подобает обычным представителям рабочего класса вроде нас. Ему это до жути не нравилось, вот мы и перестали. Белый - это классно, когда-то сам признался Серега. А в прошлом месяце на него с помоста свалилось несколько десятков бревен, раздавив его грудную клетку, как орех. Никто не застрахован.
Это произошло на внешнем дворе, там, где круглый лес бревнами - сырье - грузят на машины. Начальник решил, что это не территория цеха, а значит "обнулять" запись на нашем самодельном баннере не нужно. Он так кстати и объяснил жене Белого, Маше.
Теперь в моей голове крутятся аргументы, которые приведет начальник в случае, если на этих двоих свалится тяжелая металлическая вывеска:
"Они вообще-то даже не рабочие этого цеха",
"С какой стати, если этот случай даже не является производственным?"
И все такое в этом духе. Не любит у нас начальник несчастные случаи.
- Альмонд! Так вы подпишете или нет?
Я кладу доску к остальным.
Папочка, конечно молодец, что успел составить завещание за 3 дня до своей смерти. Предусмотрительно. Но глупо. Глупо доверять управление корпорацией с 10 тысячами рабочих мест своему сыну, 5 лет назад покинувшему родительский дом и не написавшего ни одного письма своему отцу с тех пор. Мне.
У меня урчит живот. Скоро время обеда.
"А не пойти ли вам в жопу, уважаемые?", - думаю.
- Нет, - произносят мои губы вслух. - Не подпишу.
Я вижу проблеск улыбки на их лицах, который они тщетно пытаются скрыть.
-Кто вы?
-Мы следим за исполнением завещания вашего отца.
Пока они продолжают что-то говорить, я пытаюсь вспомнить, как он выглядел. Мой отец.
Помню только галстук - красный. Он менял костюмы, менял туфли, менял прическу на своей лысеющей голове, но галстук всегда оставался одним и тем же. Он приносил ему удачу. Ну кроме последнего случая, когда его взорвали в его собственной машине.
-Альмонд, вы слушаете?
"Нет", - думаю. Говорю им вслух: "Да, конечно". Выдерживаю паузу и спрашиваю:
- Так что это за документы?
- Первый - бумага о вступлении в должность председателя совета директоров компании с принятием в ведение 50-ти процентов и одной акции настоящей компании, - начал тот, что пониже. Голос у него был очень тихий, и я едва разбирал, что он там бормочет. По большому счету мне было плевать на них и на то, что они мне предлагают - возвращаться я не собирался. Мне было интересно, что они задумали, и почему ко мне не приехал мой младший брат или, например, Игорь, крупнейший после моего отца акционер компании.
Я знал его с детства - дядю Игоря, хорошего друга нашей семьи. У него были смеющиеся карие глаза и приятный голос. Он всегда рассказывал мне истории по дороге из школы до дома. Еще он часто ругал меня за неуважение к нашему водителю - Алану, негру. На то время мы были единственными в городе владельцами роскошного мерседеса с собственным водителем-негром, который по-русски говорил с трудом, но, по словам дяди Игоря, все прекрасно понимал. Я вообще многому научился у него, в частности, всегда знать собеседника и представлять, что можно от него ожидать.
Про двух мужчин в костюмах я знал только то, что они очень озабочены тем, подпишу я документы или нет. Судя по грязи и собачьему дерьму, налипшему на их начищенные ботинки - они совсем не смотрели под ноги все то время, пока они ходили за мной по цеху.
-Правильно ли я понимаю, что вы отказываетесь от прав на имущество вашего отца?
Я думаю о том, что подадут сегодня на обед - курицу с гречкой или рис с рыбой. У нас система, как в самолетах. Все стандартное. Стандартные наборы трехдневной давности. Но это мой выбор.
-Да, в общем-то так и есть, - говорю, а затем немного думаю и добавляю - значит теперь все получит Сашка? (Сашка - это мой младший брат).
Долговязый наконец таки заметил говно на своем ботинке, поставил грязный ботинок на стопку чистой фанеры и принялся усердно счищать его белым носовым платком. Тот, что пониже все тем же еле различимым голосом произнес:
-Не совсем так. Имущество, скорее всего, останется в компании, так как его расформирование приведет к ее банкротству, а вашему брату, возможно, отойдет лишь малая часть акций вашего отца, так как он не является вкладчиком в ее уставный капитал. Все акции распределятся между учредителями в соответствии с размерами их паевых взносов, - он остановился на секунду, почесал затылок. - Ваш младший брат останется ни с чем.
Из столовой звучит сигнал к обеду.
***
-Простите, но мне нужно позвонить.
-Не думаю, что в этом есть необходимость. Уверен, ваш отец бы мечтал, чтобы его дело продолжали его сыновья. Ну, или хотя бы один из них.
Он протягивает мне вторую папку с документами, оранжевую, и говорит:
-По завещанию отца вам переходит его квартира, три автомобиля и сеть ресторанов "Быстров". Согласно этим документам, вы передаете все свои права на имущество корпорации отца своему брату, таким образом, вы сможете продолжать свое изгнание здесь, живя на проценты от доходов и сдачи жилья. Если машины вам ни к чему, сможете их продать. Могу даже посоветовать вам одного парня.
Он улыбнулся, а я тем временем думал обо всех тех вещах, что я узнал из этого сегодняшнего разговора. Первое - отца убили не просто так. Это же очевидно. К тому же стал бы он в такой спешке составлять свое завещание, дыша здоровьем в свои 55? Не думаю. Второе - по какой-то причине отец не оставил моему младшему брату ровным счетом ничего. Ни ценных бумаг, ни квартиры, ни даже ресторанного бизнеса, о котором тот так мечтал. Третье - тот, что повыше все время придерживает правой рукой полу своего пиджака, как будто боится что-то выронить. Или прячет что-то. Еще одну папку с документами. Порнографический журнал. Или пистолет, кто знает?
Я думаю около минуты. Беру из его рук бумаги и ручку. Использую свежие пахучие доски, как твердую поверхность.
-Вторая, пятая и последняя страницы, - подсказывает мне долговязый.
Я хочу, чтобы на него упала вывеска с отсчетом дней. Говорю:
- Спасибо.
Ставлю три загогулины, кладу бумаги назад в папку, щелкаю кнопкой и отдаю их придурку с тихим голосом.
-А теперь, если вы не против, я пойду и пообедаю, - говорю я и иду к выходу из цеха. Только сейчас я понимаю, что в нем только мы, все уже давно ушли на обед. Я даже не заметил, как выключили станки и пилы. В тишине только урчит мой желудок и слышно, как за моей спиной что-то щелкает.
-Это вряд ли, Альмонд.
Раздается свистящий звук и мою грудь пронзает дикая боль, затем я чувствую боль в животе и шее.
Пистолет с глушителем, не журнал - догадываюсь я.
Только вряд ли теперь это знание мне поможет.
***
Я вспоминаю тот день, когда я уехал из большого города. Тот день, когда я расстался с Соней. Она была не так плоха. Только хотела она не меня, а деньги моего отца, не зная, что все - квартира, машина, наш с ней отпуск - заработано мной. Только моими усилиями.
Это был один из тех моментов, когда я понял, что не смогу быть самим собой. Что я всегда буду сынишкой богатого папочки. Альмонд Кулебякин, миллионер поневоле.
Я плевал на них всех. На их мнения обо мне и на их завистливые взгляды.
Я всегда был лучше их всех.
Теперь я - Альмонд Кулебяки - старший смены и лучший работник на всю лесопилку.
Отхаркивая кровь, я кричу им, что они олухи.
Что в документах - не моя подпись.
Что плакали теперь Сашкины денежки.
Я пытаюсь смеяться, но получается только хрип.
Через минуту стихает звук колес их отдаляющейся машины. Слышны только отдаленные разговоры и смех из столовой. Лежа в луже собственной крови на грязном полу цеха, я вспоминаю, что сегодня четверг, а значит будут рис и рыба с этими здоровыми кусками вареной моркови.
Едва слышно, как свистит ветер в лежащих на помосте досках.
Слышно, как, скрипя, покачивается вывеска над моей головой.
"Дней с последнего инцидента - ноль", - шепчут мои губы.