Угаров Виктор Иванович : другие произведения.

Между бором и фронтиром

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Участник внеконкурса СК-4 "Время учителей"

  
   "Поклоняться Проппу стали еще в незапамятные времена, такие незапамятные,
   что никто и не помнил, что это за Пропп такой и зачем ему следует поклоняться".
  
   (Михаил Глебович Успенский. "Там, где нас нет")
  
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, РАЗДУМЧИВАЯ
  
   Иваныч, хозяин родовой усадьбы Неугомоновых, сидел в горнице у окна и задумчиво озирал январские сумерки. Место это - окошко и столик при нем - было любимым, давно насиженным и уютным. Уж, поди, лет десять прошло, как Иваныч опрыскал его приворотом Гутенберга, а потому мысли сюда притягивались наособицу - о высоком, широком, далеком и глубоком.
   Сегодня хозяин выбрал мысли под настроение, под легкий снежок и несильный мороз - о широком.
  
   Многоборье велико - много боров-то! - но конечно.
   То бишь размеры его конечны, хотя и не окончательны.
   Скажем, горный орел одолеет его пролета за три, ежели с ночевками.
   А вот жареный петух справится только за 38 раз. Цифра строгая, проверенная, а потому не прописная. Ох, как много птиц на этом деле загубили! Да не просто так, а по указу князя Жупела, не к ночи будь помянут! Будимир, герой былинный, узнав о таком-то варварстве над петухами, долго в ту пору печалился и, братьев поминая, кур не топтал.
   С другой стороны, в одной устарелле сказывают, что древний птах Птеродактиль одолел ширь многоборную за один раз. Заговорил ветер, оперся на него крыльями - и одолел! Подвиг сей, много позже, попытался было повторить Змей из рода Горынычей, по прозвищу Полиглот. Но старания его оказались напрасны - толст оказался. Да и поговаривают, лень ему было.
   Иваныч вздохнул, подлил себе духмяной, на брусничном листе, заварки, потрогал самовар - горячий еще! - и призвал следующую мысль. Чтобы, значит, пришла она своим чередом, ладком да вовремя! Остальные мысли защебетали, возмущаясь, но хозяин дал им укорот строгим взглядом и продолжил думать.
   А что касаемо размеров Многоборья, то вот же оно, доказательство! - Иваныч, чтобы закрепить мысль в голове, взмахнул рукой в сторону окошка, - Кольцевая дорога!
   Хозяйский взгляд скакнул за стекло наружу, привычно перемахнул забор и стал оборзе... обозрета... Нет, лучше так - обхаживать да оглаживать широкую, утоптанную и уезженную, гладь белой дороги.
   Кольцевой-то люди окрестили ее не по глупости, а по доброте душевной. Чтобы дорога, хоть бы и в мыслях, чинно охватывала родимую сторонку кольцом, а не какой-нибудь кривулей!
   А и то сказать, не сможет путник объять взглядом простым, не волшебным, Кольцевую дорогу целиком (взгляд стал растерянно озираться). Не сможет, но смиренно измыслит: вот течет река-дорога из далекого Оттуда в неведомое Туда - и наоборот, из Туда в Оттуда!
   Взгляд удовлетворенно кивнул и вернулся.
   Хорошо подумалось, решил Иваныч, и повернулся к остатним мыслям - поблагодарить да отпустить с Богом.
   Глядь, непорядок! Растолкав мысли о широком, вперед прорвалась другая компания - да поболе первой! Из кучи новичков вперед выступила мысль набольшая и стала требовательно колотить себя в грудь.
   - Ладно-ладно, - махнул рукой хозяин, - о далеком, так о далеком. Вроде, к месту.
   Опять же, если думать не вдоль Кольцевой дороги, а поперек, то и вправду думка получается не широкая, а далекая.
   В разных местах от Кольца отрываются и бегут вглубь Многоборья пути-дорожки, от малых недорослей, тропочек, и до самых больших и сильных, прозываемых Радиальными. У такой дороги, проще говоря, Радиалки, силушки немерено, как у зверя Индрика! А потому несется она неудержимо, рассекая поля-равнины, скачет на ходулях-мостах через реки и овраги, пробивает могутным лбом кряжи, хребты да отроги. И так до самого центра - Ступицы.
   Иваныч поскреб темя. Мыслить о центре мира было затруднительно и туманно - уж больно устарелла устареллая...
   Тьфу ты, блин косой, короче, давно это было!
   Сказывают, в стародавние времена в срединном месте Многоборья народился город. Сам народился, никто не заставлял - место больно удобное, чистый чернозем. И люди там проживали степенные, солидные, но деловые. И заглавные у них были выборные старейшины, которые не сидели сиднем, а ходили везде да указывали: где строить, что делать, и кто виноват. Ступали они гордо и важно, оттого и нарекли город Ступицей.
   А как обстроились мало-мальски, призвали ведунов да колдунов, самых сильных, и повелели им новому городу кровь отворить. Мол, кровь городская - это деньги народные, особливо у купцов. Покрутили кулаками под носами у чародеев: у города отворить, а не у народа - не перепутайте, ироды, зельями обкуренные!
   Судили-рядили семь дней и семь ночей.
   Иваныч хмыкнул. Нет бы, по-простому сказать - неделю. Опять же, сколько устарелл цифрами "семь" набито, и не сосчитаешь! Может, взаправду-то, пропьянствовали кудесники пару деньков и разродились. Да не простым заклинанием, а целым трактатом. По прозванию "Марксова копилка".
   Читали трактат на площади, прилюдно и нараспев. Слов народ не разобрал, но кожей и нутром почуял - вот она, настоящая волшба! Разноцветные слова вылетали из чародейских ртов, взлетали к небу и лопались, наподобие шутих. Красота!
   А когда под конец прозвучало "товар-деньги-товар", дрогнула под обувкой земля, и услышали люди далекий гром. Это от границ Многоборья рванули к Ступице семь Радиальных дорог.
   Опять семь, - хмыкнул про себя Иваныч. - Теперь-то, поди, Радиалок больше двух десятков. Да и сгинула давно гордая Ступица, а на ее месте воздвиглась Столица. Тоже гордая, но ленивая. А все потому, что сменщики тех, первых старейшин, не полюбили ходить и думать, а полюбили в хоромах сидеть, чтобы веселиться да столоваться. Оттого и Столица.
   Много веков с тех пор утоптало. И много стольных городов к званию почетному, столичному, руки протягивало. И Столенград апсурдный, и Куев-град, и Остров-батюшка. И даже Огород Великий. Но только у одного князя укороту рукам не было, дотянулся. Оттого и прозвали его - Долгорукий.
  
   - Нет худа без добра, а свадьбы без невесты! - воскликнул хозяин, но вдруг засомневался. Потому и бросил опять в окно подуставший взгляд. Взгляд уже не спешил, а лениво добрел до забора и, покряхтывая, на него взгромоздился.
   И сразу же Иваныч разглядел за Кольцом, совсем к нему впритык, дорогу другую, черную. Глаже да поширше... э-э... поширее..., в общем, шириной поболее.
   Дорога была чудной и шумной, по ней двумя непрерывными потоками неслись безлошадные телеги, из Оттуда в Туда и наоборот.
   Долгие годы была она для Неугомонова не просто дорога, а загада великая, тайна приставучая. Прозвание у той черной дороги было вовсе не Кольцевая. А как объяснил Иванычу знакомый заходяка Филя, гдетотамцы нарекли ее "Великий шоковый путь из Барыг в Абреки".
  
   Кто такие заходяки и гдетотамцы? О том особый сказ.
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ, ПРИГРАНИЧНАЯ
  
   Кто бы ни подслушал сейчас мысли Иваныча, тать какой или человек безвредный, всяк бы согласился: не может быть за Кольцевой дорогой пустоты пустынной, пустоши пустяшной или, говоря по-заходяцки, вакуума. И там люди живут. Едят-пьют, языками разговаривают, многими разными. А уж пишут как! Думаете, только пером шоркают или кисточкой машут? И палочкой продавливают, и даже клиньями дубасят. Ей-ей, так и зовется - Клинопись.
   А недавно - по меркам Многоборья, конечно - люд задорожный и вовсе писать перестал! Нашлись среди тамошних колдунов умельцы - перевели буквицы, вольные и веселые, в сухую цифирь, да и заточили в ящики на вечное рабство! Даже великий Гутенберг такое сотворить побоялся. У него-то все было задумано по-простому: хочешь - печатайся, не хочешь - так гуляй. Если позволят, конечно.
   Интернет, Рунет, Электронный Кабинет, - громким шепотом зачастила залетная мысль. Иваныч с досадой отмахнулся от надоеды - не вовремя, погоди! Сначала о людях, а колдовство потом, понимать надо. Очень не любил Неугомонов, когда мысль прерывают, не дают домыслить. Получается, недомыслие. А тогда что? У хозяина не разум, а недоразумение?! Так что, брысь, прерыватели!
   В жизни той, шебутной и задорожной, многоборцы так и не разобрались. Уж больно много там языков и народов обитает. Живут быстро, колдуют непонятно.
   Любопытных, правда, везде хватает. И у нас нашлись, сунулись, было, за Кольцо, а перед черной дорогой оробели: шастают туда-сюда разноцветные телеги, от коротышек до громадин, да так быстро - разглядеть не успеваешь! Заробели, короче. Жизнь одна, да и ужин скоро.
   Ночью, надо сказать, безлошадных телег мало, можно и проскочить. Да что там в темноте-то разглядишь?! Дураков нет. Так и соседствовали: где-то там люди живут, ну и дай им Бог здоровья.
   Так вот и получились гдетотамцы из Гдетотамии.
   Иваныч взгрустнул.
   И у него была жизнь молодая да быстрая! Только вот отец все испортил: выдрал мальца из столичной жизни, не дал восьмилетку закончить. Увез малолеточку от тетушек-нянек, от друзей-товарищей, от зелена ви... гм.
   Приволок в усадьбу, посадил перед собой и молвил строго: ты теперь новый Иваныч, глава рода. Хотел было будущий глава возмутиться, но глянул в отцовы глаза и ахнул: сиял в них неугасимо Фамильный Дух, в просторечии Шило. Возбудился, гад! А каким страшным может быть Шило при фамилии Неугомонов, разумеете?!
   - И куда ты теперь, батя? - спросил тогда обреченно еще малец, но уже Иваныч.
   - Туда, - полыхнул взглядом отец в сторону Кольцевой дороги. - Узнать хочу доподлинно: откуда есть пошла гдетотамская земля!
   И сгинул. То ли пронырнул черную дорогу насквозь, то ли унесла она непутевого папашу в Барыги. Или в Абреки.
  
   Хозяин усадьбы встрепенулся. Домашние дела не ждут, пихают под микитки!
   - Да иду я, иду! Хватит пихаться, микиток на вас не напасешься.
   Иваныч проверил тесто в квашне - скоро уже - подхватил легкую куртейку и вышел в сени за ведрами. Ничего, дело думке не помеха. О чем бишь я? Ах да, заходяка!
   Лет десять прошло, как Иваныч на хозяйство уселся, подрос вверх и в плечах, а ни единого гдетотамца так и не встретил. К шуму на черной дороге попривык. А что шум? Половицы скрипят, ходики тикают, жильцы пищат подпольные. А ежели вдалеке что-то тихо трещит, гудит да бибикает - ущербу нет ни ушам, ни хозяйству. Так-то!
   Но однажды - хорошее начало для новеллы, надо запомнить! - углядел Иваныч в любимое окошко, как из суеты черной дороги выскочил вдруг человечек и завертел головой. А тут верти не верти - картина одна, Неугомонова усадьба. А вокруг поля да поля, вплоть да опушка бора вдалеке.
   И почесал человечек прямо к иванычевой калитке.
   Задумался тогда хозяин - а как прозывают людей, которые не вдоль Кольцевой дороги шествуют, а поперек бегут?
   Усадьба - не хутор глухой, на видном месте стоит. К Иванычу многие заходят - дорогу спросить, попить водицы, поесть-переночевать:
  
   ходоки всякие - гоголем, налево и в баню;
   идуны, двигуны и прыгуны;
   шоп-бредуны и отходняк-ползуны;
   рыцари-бронееды (кто на лошади) и рыцари-бронеходы (кто лошадь потерял);
   калики перехожие, недохожие и даже недоперехожие.
  
   И знаменитости бывали, а как же!
   Полигарх Христопродайло с супругой ночевать изволили. Певунья Магналия капустный рассол-антибодун вкушала да нахваливала. А сам премьер-заманистр, после вишневой настойки, от налогов освободил. На целый месяц!
   Не последний человек хозяин Неугомонов на большой дороге-то.
   А этот кто?!
   Пока до конца домыслил, незнакомец уже калитку открыл и шасть к крыльцу!
   Распахнул дверь хозяин, а перед ним - молодец, пешеход пешеходом, растрепанный и хмурый. Стоит и крыльцо лаптем бьет. А лапоть чудной, из зеленой кожи.
   - Кто ты, человече? - грозно вопросил Иваныч. - Калика али ходок?
   - Заходяка я! - гордо молвил незнакомец. - Из породы думофилов!
  
   - Ах, ты ж, блин!.. Ну, чува... брател... имхо... уважу..., - Иваныч осердился и взревел. - А ну, брысь отсюда, чувырло задорожное!
   Бес, который его только что за язык тянул, прозвищем Сленг, хихикнул и скрылся в щели между половицами.
   А надо сказать, у Иваныча в подполе много бесов-языкотягов проживало, и родовых, и столичных. И даже гдетотамские попадались, как этот Сленг.
   Было время, когда пробовал с ними молодой Неугомонов бороться. Боролся истово, да так и не выборол. А потом привык и даже полюбил. Хорошие оказались ребята, а что рычит на них иногда, так то не со зла - для порядка!
   С ними, с бесами, тоже история немалая приключилась. Когда отец мальчонку, тогда еще не Иваныча, из столицы тягал, то увязался за семейством один бес, Ругателем зовут. Влез тихонько в школьный рюкзачок, да и затаился посреди тетрадок и карандашей. А уж в усадьбе любому бесу тайно нырнуть в подполье - плевое дело.
   Пока юный Неугомонов хозяйство осваивал, да пока научился от дотошных дел микитки беречь - месяцы прошли. А потом почуял неладное: бесы вялые стали, показываются редко, а уж за язык хозяина потянуть - и не припомнишь, когда было. А вдруг у них мор или чума, ихняя, бесячья?! Испугался хозяин и впервые со своего приезда из Столицы в подпол полез.
   А там, батюшки-светы-маши! Жмутся по углам бесенята, маленькие да испуганные, а на полке с соленьями бес лежит, банки и горшки раскидав. Вдвое выше, втрое толще. Лежит, хозяйское варенье жрет! И узрел Иваныч для себя новое: бес оказался с хвостом! Сроду у языкотягов такого не было. А у этого - вон торчит, мух отгоняет.
  
   С этого мгновения и началась жизнь настоящего Иваныча, главы рода, а не школьника сопливого.
   Потому как не стал он ругаться и лаптями топать, а вежливо извинился и вылез наверх. Достал из укрывища родовой талисман Словесник, надел на шею и вышел во двор. Нашел бревешек ладный, по плечо. И, поплевав на руки, взялся за топор.
   Так исстари, плюнув в ладони, Неугомоновы Фамильный Дух в помощь призывали. Но осторожно, без крику, чтобы Дух в Иваныча не влез, как в его отца непутевого.
   Не спеша, глава рода придумал даже не слово, а целый вопрос - и начал топором махать. Это обычные многоборцы не могли слово топором вырубить, а Неугомоновы с помощью Духа и Словесника - запросто.
   Закончив вырубать слова, Иваныч втащил бревно в избу и поставил вопрос ребром, прямо посреди горницы. А потом ласковым словом - Словесник подсказал - выманил всех бесенят наверх. Последним явился Ругатель, вальяжный и ленивый. Но как увидел сияющий амулет на груди хозяина, открыл рот и обмер.
   Иваныч спокойно взял его, круглоротого, за шкирку, перенес в центр комнаты и поставил рядом с вопросом тоже ребром, в смысле, столбиком.
   Никаких грозных речей не было, хозяин молча ткнул пальцем в Ругателя, а потом в вопрос на бревне "Сколько можно терпеть?" Зашумели бесы, залопотали. Только Ругатель молчал, волшебно заткнутый. Порешили единогласно - изгнать. Иваныч, повторяя за Словесником, прочел отворот "Прощание Агапки", медленно и старательно. Ругатель сдулся впятеро и поплелся к выходу. По дороге бормотал непонятное: я, мля... меня, мля... да такие, мля, как я... - а у порога лопнул искрами и исчез.
   Долго тогда Иваныч гневался на трусливых бесов и гонял их почем зря - с неделю, примерно. А потом успокоился.
   Как жили подпольщики при Ругателе, бесы не сказывали. Стыдно им стало: не смогли гуртом батьку-пахана побить! Только самый молодой, Букволей, не удержался и нашептал кое-что хозяину: Ругатель не только их бил, но и унижал всяко. Даже приказал не называть его больше Ругателем - мол, кликуха позорная - а величать красиво: граф де ля Нецензур или барон Гроб Вокабель.
   - А ведь тесно им там, ребятам малым, в подполье-то. Расширять надо помещение, бригаду землеедов из Поганьково высвистывать, - Иваныч остановился и потянулся почесать темя. Ан нет, руки ведрами заняты, а в ведрах - колодезная вода для бани, не поднять. Третью бы руку в помощь!
   Заходяки вон бесперечь бахвалятся, какие у них кудесники смышленые, в ихней Гдетотамии. А до третьей руки так и не додумались. Заместо чего полезного, мелкие штуки клепают, прозванием самым гадским - Гаджет! Иваныч сплюнул и перекрестился.
   Предварительно поставив ведра на землю.
   - Решено! - молвил хозяин усадьбы и глава рода, а для закрепления мысли топнул лаптем по снежку. - Свистать всех землеедов наверх! Тоись, вниз, в подпол.
   Иваныч огляделся. Ладно, с подполом он позже разберется. Не о том он думает, сейчас-то! Так, проверим: нужную воду в баню натаскал, ненужная пока в колодце томится. Банька топится, веники замочены.
  
   - Вспомнил! Про заходяку-то я и не додумал!
   Ну, ничего, это как съесть второй пирожок с вишней. Он ведь чем от первого отличается? Да ничем! Все соразмерно, как в природе, голода меньше - сытости больше. А ежели второй пирожок, скажем, не с вишней, а с ливером? - Иваныч задумался, а потом махнул рукой. - Сойдет, и не такое едали!
  
   Итак, второй пирожок с вишней... тьфу ты, с ливером.
  
  
  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ, ЗАХОДЯЦКАЯ
  
   - Заходяка я! - гордо молвил незнакомец. - Из породы думофилов!
   Про Сленга пропустим и...
   - Ну, заходи, заходяка, гостем будешь, - степенно ответил тогдашний Иваныч, чуток помоложе. - Чаи погоняем, новости обсудим, косточки перемо...
   - Я ненадолго, отец, - прервал его паренек невежливо и скакнул через порог. - Не до костей мне, объяву надо разместить!
   Удивился хозяин, но не хамству малолетнему. Эка невидаль! Может, ему мамка в детстве мало вежества в кашу накладывала? Экономила, бывает.
   Удивило другое: вот сказал малец слово новое, загадочное, а в голову будто кто нашептал - "объява, она же объявление - вербальное послание одного человека другому". Ух, ты! И "вербальное" Иваныч тоже понял, но вслух не сказал, припрятал на будущее. Да что же за день такой сегодня?!
   - Погоди-ка, погоди-ка... - махнул хозяин гостю, а сам поспешил к дальней стене. Там, рядом с ходиками, висел отрывной календарик. Иваныч смахнул вчерашнюю страничку, а сегодняшняя проснулась и зевнула.
   Так, что тут у нас? Сверху год-месяц-число, а ниже, как полагается - дневное пророчество. То есть на один день, на сегодня. Иваныч прочел:
  
  Предсказание: "День открытий чудных"
  Подпись: "Просвещенья Дух"
  
   Обрадовался хозяин, подобрел.
   Коли научится он сегодня гдетотамца понимать, глядишь, и сохраниться навык полезный! Опять же волшебство многоборное поможет, да и бесята, когда надо, за язык потянут. Хотя.... Когда надо, у них редко получается. Ничего-ничего, не могут - научим, не хотят - заставим!
   В благодушном настроении он открыл следующую страничку календаря, прочитал: "опыт, сын ошибок трудных" - и испуганно вернул листок на место. Пыл просвещения у главы рода слегка поостыл, и он повернулся к гостю.
   Тот времени зря не терял, даже крошки не уронил. Бублики-баранки так и летали из тарелок ко рту гдетотамца, с хрустом и без. Гость уже опростал чашку чая и наливал вторую.
   - Ай, молодца! - умилился Иваныч.
   Вот бы и ему молодой аппетит вернуть! Да где уж, тот давно сбежал и не попрощался,
   - А не испить ли и мне с тобой чайку, мил человек?
   Тот закивал и замычал. А прожевав, добавил:
   - У бедя део, ояин.
   - Ну, део так део. Не спеши, а то спех надорвешь, - Иваныч привычно налил заварки и подставил чашку под самоварный краник. - А как тебя величать-то, носитель объявы?
   Заходяка окончательно справился с бубличной кашей во рту и запил ее чаем.
   - Димон! - протянул руку паренек.
   Но не пожал хозяйскую ладонь, а хлопнул по ней и тут же уцепился за новый бублик.
   - Мне бы объяву повесить.
   Надо же, удивился Иваныч, и ест, и пьет, и о деле толкует. И все зараз. Шустрый малый! Поди, все там такие, за черной дорогой-то.
   - Неугомонов, Иван Иванович. Можно, просто Иваныч, - привычно представился хозяин и попробовал на слух имя гостя. - Димон-Димон-Димон.... В ушах звенит! Ты ведь из рода думофилов, Димон? - тот кивнул. - А давай я буду звать тебя Филей, раз ты думофил, а?
   - А зовите, как хотите, у меня погонял туча, - махнул рукой Димон-Филя. - А в сети моих ников еще больше. Как блох на собаке!
  
   Иваныч застыл с раскрытым ртом, пытаясь постичь длинный перевод, который ему нашептывал Просвещенья Дух с гдетотамского на привычный, многоборный. И всего-то два слова: сеть и ник - а как многотрудно понять! Какой-то новый мир - виртуальный, поди ж ты! - и войти туда можно легко, через множество дверей. Но самому человеку туда хода нет - только словам и картинкам. И все равно - войти легко, а выйти трудно, почти невозможно! Да как же так, поразился Иваныч, и войти не можешь - и обратно ходу нет?! Не бывает в Многоборье такого волшебства, заломно-мозгового, не додумались.
   И тут хозяин усадьбы прозрел: нельзя ему Димона-Филю упускать. Вот она, его личная дверь в Гдетотамию - Филя!
   Засепетил Иваныч, заерзал, мысли в разгон пошли. Поднатужился он и испытанным приемом - лаской и таской - собрал заполошные мысли в пучок и расположил по порядку.
   - Слышь, Филя, что сказать хочу, - заговорил Иваныч голосом специальным, медом намазанным. - Что ты все простые бублики метешь? Я вот прямо перед твоим приходом пирожков налепил - с вишней, с брусникой, с грибами да с ливером - только в печь сунуть! Неужто со своей объявой ты часок-другой не подождешь? Мы бы посидели, потолковали. Ты, я вижу, человек ученый, - лесть понравилась, Филя надулся и заулыбался. - Просветил бы ты меня, старика из глухомани, ответил бы на вопросы мои, незатейливые, а?
   Иваныч добавил в голосе чуток варенья к меду:
   - А созреют пирожки-то, с пылу, с жару, я и тебя угощу, и на дорожку в узелок насыплю!
   - Время есть, - солидно ответил Филя и икнул. Слова про узелок явно пришлись ему по душе. - У меня тачка на стоянке на сутки проплачена. Я в ней и ночевать планировал.
   Ночевать предложу, - екнуло у Иваныча под ложечкой, - за вечер и наговоримся!
   Но виду не подал, встал достойно.
   - Я мигом, - и направляясь к печи, небрежно, через плечо, спросил. - А как это ты из вашего черного Кольца выпростался? В смысле, выскочил?
   Филя озадачился. А потом сообразил:
   - А, это ты про автостраду спрашиваешь? - он хихикнул. - Черная, надо же...
  Асфальтовая она, Иваныч. А с чего ты ее кольцом-то обозвал? И вовсе она не кольцо, а петля!
   Хозяин усадьбы споткнулся на ходу и поперхнулся новым вопросом.
   Одновременно.
   Многоборье в петле?!
   - Как это?.. - просипел он, застыв в проеме двери.
   - Да просто все, - Филя скрестил руки, - автострада обходит весь ваш заповедник петлей, а потом ее концы встречаются разводкой. Один конец идет на северо-запад, в Барыги, - он пошевелил пальцами правой ладони, - а второй - на юго-восток, в Абреки. Великий шоковый путь! Усвоил, отец?
   Филя пошевелил левой ладонью и хихикнул.
   Иваныч перевел дух. Потом, переставляя ноги, как кукла на ярмарке, прошаркал к печи, бездумно заправил внутрь первую порцию пирожков и вернулся.
   - А зачем наш э-э... заповедник в петлю-то?
   Филя пожал плечами.
   - А бес его знает, - Из разных углов тут же показались любопытные мордочки, но хозяйский кулак их тут же прогнал. - Это ты у строителей спроси. Нам не мешает, с автострады много съездов сделали - удобно. Я вот заметил, на вашей петле, - оживился Филя, а Иваныч скривился, - мотели появились, стоянок много. Наверно, скоро она модной станет!
   - И отчего же? - насторожился хозяин. Филя воскликнул:
   - Места тут красивые, речки, леса. А еще, - паренек перешел на шепот, - в сети слух прошел - ну, среди этих... экстрасенсов там, уфологов - что где-то возле вашего заповедника аномальные зоны есть!
   Неугомонов ахнул, но про себя, а потом насупился.
   Неужто доберутся до путей волшебных в другие страны-земли, вплоть до Кромешных? А там и до корней Волшебной Сказки?! - хозяин сжал кулаки. - Ну-ну, поглядим еще, слухоплеты!
   Филя, не замечая, тараторил дальше:
   - В заповедник-то ходу нет, везде таблички. Но мы с пацанами на той стороне местечко присмотрели, недалеко отсюда - будем на пикники приезжать!
   - Ты заходи, если что, - осторожно просипел Иваныч. - Хоть один, хоть с друзьями, - и спохватился. - А объява твоя где? У меня оставишь?
   - Да не, - хмыкнул паренек, - я попросить хотел - вон на забор прилепить, снаружи.
   - А лепи, - согласился Иваныч, - время есть.
  
   Неугомонов, сидя у окошка и уперев лицо в ладонь, с удовольствием наблюдал, как Филя, шустро выскочив за калитку, заметался влево-вправо, не зная, куда прилепить свою объяву. Шутейный Буриданов наговор, поставленный еще дедом, работал вполне себе исправно.
   Когда Филя после долгих трудов вернулся и на пороге щеткой обмахнул с себя снег, хозяин уже успел сменить противень в печи и приволок первую кучку пирожков, немалую и ароматную.
   Разговор сразу оживился. И гость, наконец-то, открыл тайну, как он смог сквозь дорогу просочиться. Непросто, однако!
   - Законы трафика суровы, чуть что и... - Филя чиркнул себя по горлу. - Места тут глухие, для пешкодрала на твою сторону, отец, сервис не предусмотрен. Да и на стоянке из сервиса только разметка на асфальте. Но! - Филя самодовольно задрал палец. - Молодежь - будущее России, мозг давит - руки делают!
   Видя недоумение хозяина, Филя дожевал пирожок и объяснил:
   - Слоган называется. Короче, я свою тачку пристроил, спускаюсь в кювет и отхожу, чтоб со стоянки не видели. Гляжу, а за кустами - оба-на! - труба дренажная. Повезло, думаю, и полез внутрь, чтобы спокойно отли.... В смысле, на разведку. Хорошая труба оказалась, не засиженная. Я и врубился: клевый сквозняк в ваш заповедник!
   Филя ослабил ремень на штанах и, оттопырив живот, стал выбирать пирожок уже не впопыхах, а с разбором.
   - С ягодами и грибами у меня уже были.... А с ливером где? - Неугомонов молча ткнул пальцем и задумался.
  
   Было заметно, что Просвещенья Дух подустал изрядно, с переводом запаздывает и все чаще утирает пот. Ничего, пусть грызет ученый гранит, ему полезно. А где, интересно, такой гранит добывают, чтобы ученый? Ну да ничего, недолго Духу трудиться, до полуночи. Пока справляется - и то хорошо.
   А вот о дорожном движении перевод не понравился, длинный и какой-то мутный. И хозяин усадьбы попытался представить себе грозного Трафика не словами, а вживую. Но в голову, почему-то, все время лез князь Жупел - а это плохая примета! - и Иваныч сплюнул через плечо.
  
   Хорошо поговорили, душевно.
   Цельный вечер так и ушел в недоумении, не замеченный. Часов не наблюдали, а зря - ходики обиделись! Когда цепь заводная сползла до пола, ходики брякнули гирькой громко и противно. Филя вздрогнул, повертел головой, но пирожки были интереснее, пересилили.
   На выручку пришли языкотяги. Трое, покрепче, стали цепь тянуть. А та возьми и давай трещать, ехида такая! Пришлось малолетке Букволею за спиной заходяцкой летать и шуметь, бросая буковки. Ж-Ш, Ц-Ч и Ф-Х - заглавные, чтобы громче.
   Филя поначалу забеспокоился: в каком ухе жужжит, цокает да шикает? Но Иваныч не растерялся и стал разматывать для гостя устареллу, да не простую, а о Жихаре Великом!
   Филя замер, об угощении забыл. Так и сидел, рот отворивши, чтобы, значит, в уши легче влетало. Тут-то Неугомонов и схитрил: размотал устареллу до зверя Индрика, да и оборвал! Мол, время позднее, все устали - приходи, Филя, вдругорядь, можно и с друзьями. Тогда, мол, и размотаем.
   Зашумел вьюнош, застучал своими лаптями диковинными, потребовал продолжения. Успокоился не сразу, а через два пирожка и под малиновое варенье. А потом признался, что в его классе про такую устареллу никто и не слыхивал! Его приятели, думофилы и думофилки, все больше про зомби, ведьм и попаданцев читают.
   К полуночи Филя задремал за столом. Только и успел, бедняга, перед сном глянуть в окно и пробормотать:
   - А почему забор светиться?..
   Чудак-человек, а еще ученый, - подумал хозяин. - Чтобы люди в темноте не плутали, вот зачем! Усадьба Неугомоновых - не сарай какой, а этот... как его, по-гдетотамски... Бренд, вот!
   На ходиках стрелки объединились и уткнулись строго вверх. На маковке часов открылась дверца, и вылезла заспанная кукушка. Она сердито посмотрела на Иваныча и проскрипела:
   - Ну что, Неугомонов, не угомонился еще! Спать иди, ку-ку тебе под микитки!
   Иваныч почесал микитки и махнул рукой - иду, мол, и кукушка полезла обратно. Он вздохнул. Птица-то в ходиках была с понятием, и, ежели все спали, зазря не вылезала.
   Вот и кончился "день открытий чудных". А завтра "опыт, сын ошибок трудных", свят-свят!
   Иваныч отволок паренька в гостевую комнату, а сам вернулся в горницу, прибраться. Когда же, наконец, добрался до своих полатей, то рухнул в сон, как прибитый.
   Но на секунду, у самого краешка сна, мелькнул-таки в голове страшный образ Трафика в костяной короне.
  
   День тот, первый из заходяцких, Неугомонов запомнил накрепко. И все благодаря Духу. На остатних своих силенках, шатаясь и с одышкой, Просвещенья Дух собрал и разложил нужные сведения по мозговым полочкам хозяина.
  
   На первой полке о Великом шоковом пути:
   - Почему это телеги, в смысле тачки, без лошадей?! Лошади есть - они внутри, в движках.
   - Тачки не на двух колесах - не путай меня, отец! - а на четырех. На двух - это байки.
   - Школьник и на тачке? А ксиву купить? Делов-то, не смеши мои ботинки!
  
   На второй полке о гдетотамском волшебстве:
   - Интернет, Иваныч, это наше все! Ну и книжки... Есть они еще, есть, не боись!
   - Тусовка в сети, что же еще? А ники и аватарки - так принято. Кем принято? Да не стыдно нам - че пристал?!
   - Твои новеллы и устареллы можно на цифру снять и выложить в сеть. Будешь там, как живой! Не крестись, все равно у тебя тут с сигналом фигня какая-то.
  
   На третьей полке о думофилах:
   - Только свои, отец, крест на пузе! Сквозняк в заповедник - только для тех, которые любители фантастики. Ручаюсь! Чем ручаюсь? Э-э-э...
   - Ни-ни, никакого мусора, и пластик, и бутылки - все назад, за дорогу. Даешь экологию!
   - Друзья-то? Конечно, приедут послушать! Сейчас это модно - аудиокнига называется.
  
   На четвертой полке о самом Неугомонове:
   - У тебя забор ого-го! Места много, будет для думофилов информационный центр. А че? Все равно мобилы тут не берут. А Интернет какой-то чудной. Разберемся!
   - Ты говоришь, Иваныч, у тебя тут приграничье? Значит, ты приграничник, то есть пограничник! Боец фронтира, сталкер зоны! Ну, ладно, заповедника. Без разницы, все равно ты герой, нашим понравится. Почему это зона не тут, а за дорогой?! Хотя...
   - Да понял я, что Неугомоновы мзду не берут! Я же не бизнес предлагаю. Просто неудобно в гости без подарка. А если книжки?.. Ага, глазки-то забегали!
  
   Так и началась для Неугомонова новая полоса в жизни - заходяцкая. Путаная, но интересная. Думофильная братия - иногда с сестрией - стала появляться регулярно, по выходным, но не по всяким. Школьники же!
   А в прошлом году все заходяки почти что запропали - был у них выпускной. Это когда темницы учебные отворяют, школьные программы (вериги такие, специальные) с разума снимают и выпускают на волю - чешите, мол, отсюдова, свободны! От такой-то радости выпускники дуреют напрочь и спать не могут до рассвета. А с утра болеют, соразмерно своей глупости и энтузиазму.
   А недавно привалили целым гуртом - что-то о встречи выпускников толковали, да хозяин усадьбы и не вслушивался. Просто рад был компании. Возмужали все, заматерели. Или наоборот - замужали и возматерели? Неважно! Короче, как грибы выросли, быстро.
   Одеты все были по-разному, а один - так и вовсе по-солдатски: в шнурах, бляхах и нашлепках, а на голове - берет. Народ в Гдетотамии любит слова (а иногда и смысл) укорачивать. Был оберег воинский, а стал - берет. Оберег нужный, чтобы начальство плешь не проело.
   Сама усадьба тоже потихоньку матерела. Захотел как-то Иваныч забор покрасить - ан поздно! Весь забор объявами заляпан, даже щелей не видать. Хорошо получилось, двойная польза: и зимой ветер сквозь забор не пролезет, и красить не надо! Ту, первую Филину объяву, хозяин нашел-таки под слоем таких же, аккуратно вынул и сохранил - на память.
   Чтобы как-то разместить новые книжки, то бишь подарки заходяцкие - молчи, совесть, молчи! - пришлось главе рода новую комнату пристраивать, вглубь сада. Деревья плодовые: вишни да сливы, яблони да груши - всегда в саду Неугомоновых были с понятием. И сами уползли от стройки, кто вбок, а кто назад, ближе к лесу. Места хватало. Только самым стареньким деревьям помогать пришлось. Иваныч для таких особые тропки нарыхлил, к новому месту. А одно и на руках перенести пришлось, пенсионера по-гдетотамски.
  
   Хватит воспоминаний!
   Пора настала главе рода перенестись из раздумчивого прошлого в спокойное настоящее.
   Средство для такого переноса в Многоборье известное - паста "Презент". Иваныч достал из комода нужный горшочек, размотал тряпицу и глянул внутрь. Волшебная паста, в отличие от других мазей, с годами только прибавляла, оставляя для паров Презента все меньше места.
   Рецепт переноса простой: намажь пастой руки и прочти Балаболку. Можно было позвать беса-языкотяга с тем же прозвищем, если лень самому. Но хозяин усадьбы и сам любил побалаболить и сейчас не отступил. Сложного ничего не требуется: рифмуй да рифмуй, пока не надоест. Язык мелет, а мысли отдыхают - одно удовольствие!
   Неугомонов приосанился и забубнил:
  
   Тары-бары, растабары, плыли по морю гусары,
   не на службу, а домой, ширли-мырли, о-е-ей!
   Тары-бары, уси-пуси, ты горишь, а я во вкусе,
   на спирту и смерть красна, лето, осень и весна!
  
   А теперь посолидней, решил Неугомонов и приосанился еще пуще:
  
   Не догадались ни мечтатель,
   ни случай, бог изобретатель,
   ни дети в толпах многолюдных,
   что опыт - сын ошибок трудных!
  
   Ну и довольно! Огляделся Иваныч, хозяин родовой усадьбы Неугомоновых, и с чувством глубокого удовлетворения убедился, что сидит он опять, как и в первой части, в своей горнице у окна и задумчиво озирает январские сумерки.
   Все мысли - о высоком, широком, далеком и глубоком - исчерпаны, на сегодня то есть. Да и приворот Гутенберга зазря напрягать не стоит, не чужой, поди!
  
   Хозяин потянулся, до хруста костяного - хорошо! Банька топиться, вода в ней греется, а тесто в квашне вообще само себя творит.
   Теперь и на полати можно, на пол часика, с какой-нибудь заходяцкой книжкой: о любви неземной, об упырях или попаданцах. На полатях славно, они бездумные - все стерпят.
   Приподнялся было Иваныч, да и замер, полусогнувшись.
  
   Потому как в дверь постучали, негромко, но настойчиво.
  
  ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГОСТЕВАЯ
  
   И стоял в сенях, за порожком, какой-то очень знакомый незнакомец!
   Стоял, снегом обсыпанный, и улыбался. Иваныч привычно напрягся, мысли в пучок собирая, но без толку. Тут его за язык потянули, но он стерпел, язык прикусил - неудобно же перед гостем! Тогда в голове против его воли зашептало:
   - "...всякий враз признал бы высокий лоб, добрый взгляд, аккуратные усы и крошечную бородку. Очи Владыки обведены были двумя кружками - без них, верили, он плохо будет видеть".
   - Владыка Пропп! - ахнул хозяин и обернулся. Сзади, опираясь обеими руками на тросточку, стоял Книжный Мемор, старейшина языкотягов, и укоризненно качал седой головой.
   Иваныч повернулся к дорогому гостю:
   - Не признал, богатым бу... - и, окончательно растеряв умные слова, замахал руками, приглашая в дом.
   Гость переступил порог и с интересом стал озираться. Теперь, не в привычно-деревянном обличье Владыка выглядел, как говорят гдетотамцы, импозантно и вполне себе комильфо.
   Серый костюм, галстук и рубашечка. Брюки со стрелками, понизу обвязанные шнурками от лаптей.
   Матка боска, ченстоховска! - вырвалось у Иваныча (из-за Мемора, не иначе), когда он глянул на пропповские лапти. Они были заляпаны снегом так, что и не распознать - липовые они или вязовые? А ведь и верно, из лесу шел-то, дорогой худоходной, по сугробам. Не простудить бы дедушку ненароком!
   Хозяин поспешно сунул гостю щетку, и, уронив на пол "Я щас!", бросился в кладовку.
   Там, в шкафу, помимо прочей рухляди, располагалась кучка обрезанных валенок. Со времен дедов-прадедов, можно сказать, коллекция. Нет лучше них средства для сугрева ног, особенно с мороза! С валенками после обрезания завсегда так - становятся уютными да удобными. У людей для такой полезной вещи разные есть названия: угги, чуни или еще как. Но в семье Неугомоновых исстари прозывали их ласково - теплушки.
   Хозяин задумчиво поворошил кучу теплушек. Нужны были не маленькие, но и не такие громады, как для нынешних лап хозяйских. Ага, нашел!
   Вот они, черные да ладные. Серебром прошиты, акрил-травой раскрашены, по давней столичной моде. И обитали они в далеком прошлом на ногах переростка гордого, незаконченного восьмиклассника Неугомонова!
   Иваныч вернулся в горницу и как раз застал знакомство Мемора с Проппом.
   Владыка протянул руку старому языкотягу и вежливо представился:
   - Пропп, Владимир Яковлевич, по совместительству Владыка, - и, усмехнувшись, добавил. - А можно и Герман Вольдемар.
   Старый бес поклонился и вложил свою ладонь в гостевую:
   - Книжный Мемор. Можно, Мемор Бухович, - а потом хмыкнул, в точности по-пропповски, и добавил:
   - А можно и Сувенирович. Или Либрович.
   - Или Ливрович, - засмеялся Владыка.
   Старички явно веселились, а хозяин был в недоумении: какое веселье при знакомстве?!
   Чем-то очень схожа была эта парочка, и не поймешь сразу. Роста разного, у Проппа круги вокруг глаз, а у беса стеклышки на носу. На одном костюм, на другом балахон. А вот похожи, хоть тресни!
   Иваныч тряхнул головой, прогоняя наваждение - бесовское, наверно - и встрял в разговор:
   - Переобуйся, Владыка, согрей ноги! А я пока чаю сгоношу.
  
   И стал Неугомонов подобен вихрю морскому, заштормил: бесов разогнал, но не Мемора, пусть гостя занимает - а парочку языкотягов к делу приставил. Одного сапог на самоваре давить, а другого - метать на стол, возле любимого окошка, посуду и угощение.
   В схрон заветный, в подпол за кувшином медовухи, сам полез. Достал, пыль обтер и любовно пристроил к соседнему окошку на подоконник. Чтоб не сразу, а ко времени! Продукт это особый: не бражка простецкая и не самовозгон, который неклюды на мухоморах настаивают - а медовуха натуральная, по семейному рецепту и под семейным заклятием, чтоб не кисла.
   Часа не прошло, как уже сидел гость дорогой у самовара, согреваемый теплушками снизу, а чаем сверху.
   Книжный Мемор вежливо дал гостю передохнуть, но недолго. А потом не выдержал, подошел к столу и попросился в разговор.
   Пропп вопросительно посмотрел на хозяина. Тот сердито вперился в беса и постучал себя по языку. Мемор тут же чиркнул пальцем по рту, как бы застегивая, и нарочито заложил руки за спину. Хозяин хмыкнул и махнул рукой, а Владыка благодушно кивнул. В один прыжок-полет Мемор оказался на подоконнике перед чаепивами - или чаепивцами? - и сел сбоку, чтобы обзор не портить. Сел по-южному, скрестив ноги. Спину распрямил, а рот закрыл ладошкой.
   Иваныч восхитился: вона как поговорили - ни слова не потратили!
   Пропп стал серьезен.
   - Я ненадолго к тебе, хозяин, по делу, - начал Владыка.
   Иваныч удивился, как похоже на Филю сказал гость: сразу по делу, как заходяка!
   Владыка, обладавший великим даром - чуйкой - тут же подхватил:
   - О заходяках и разговор...
   История Проппа была столь удивительна, что сами не заметили, как под эту новеллу приговорили по две чарки медовухи.
  
   О думофилах и думофилках Владыка, конечно, знал. Иваныч каждое лето, бывая в бору по грибы-ягоды или на охоте-рыбалке, к концу дня непременно заходил на старое капище, к дедушке. Отдохнуть и поговорить. Не плутал никогда, к нужному месту всегда его направляла Владыкина чуйка. Она же, между прочим, обронил Пропп - экстрасенсорная перцепция, по-гдетотамски.
   - Ух, ты, е... - начал было удивляться Иваныч, но вовремя спохватился и стал озираться. Ан нет, никто за язык не тянул - сам чуть не оконфузился. Вот они, школьные годы в Столице, будь она неладна!
   - А что же ты только летом захаживаешь? - попенял ему Владыка - Я видел, у тебя лыжи в сенях прохлаждаются. Охота, она и зимней бывает. А лов подледный? А весенние сморчки-строчки? А осенние опята?
   Не дожидаясь ответа, Пропп стал распутывать новеллу дальше, а Иваныч смолчал. А что тут скажешь? Владыка, конечно, могучий дедушка, зато лень - матушка...
   А в начале этой зимы учуял Пропп, как из-за черной дороги вынырнул в Многоборье человек новый, вроде бы добрый и умный, но гдетотамец. Любопытно стало дедушке, он и притянул заброду к себе, через чуйку.
   Иваныч насторожился: заходяки обещали в лес не ходить, им экология не велит. Неужто, обманули?!
   А вот и нет, не заходяка это был! Выдрался из чащи детина в возрасте, под сорок, бородатый и лохматый, в зипуне, но без шапки. Не трезвый, но и не пьяный в хлам, где-то посередке. Говорил в охотку, но все время путался. Ну, да Владыке не привыкать. Он, в отличие от Иваныча, умел мысли в пучок собирать не только свои, но и рассказчика. Где надо - направить, где не надо - остановить. Когда заброда устал и нацелился было на снегу прикорнуть, Пропп его пожалел, влил немного силы. Той самой, из-под корней Волшебной Сказки. И направление внушил, к черной дороге.
   - Он ко мне еще раз забрел, неделю назад, перед самым Новым годом, - Владыка оживился. - Разговор завел - мол, какой-то Градус виноват, который понижать нельзя, вот и заблудился опять, по новой. Но разговор получился правильный, о гдетотамских новеллах и устареллах. Детинушка оказался большим до них охотником. Божился, что в Интернете их тыщи и тыщи! Я и направил его мысли в нужную сторонку: где они все, где найти-то?!
   А он мне: да где угодно, в Интернете их везде полно. Надо только адрес знать! - Пропп вздохнул. - Ох, и помучился я, выпытывая - что за адрес-то такой?! Так этот путаник ничего не объяснил, только сказал: вот мой любимый - начертал что-то на бумажке, сунул ее мне за ухо - и был таков.
   Пропп сник, а хозяин засуетился, предлагая чайку, стал пододвигать блюдца да плошки. Владыка, не обращая внимания на его суету, сказал горестно:
   - Вот штука какая, Иваныч! Живем тут в Многоборье неторопливо, время у нас, как речка тихая ползет, через отмели да омуты. А в Гдетотамии несется быстро, по перекатам и порогам, не уследишь...
   Хотел было хозяин согласиться, но тут встрял Мемор.
   - Роза при имени прежнем, - нараспев произнес старый языкотяг, - с нагими мы впредь именами! - и с испугом припечатал рот ладошкой.
   - Это еще откуда?! - вскинулся Иваныч.
   Мемор замотал головой: не помню, не пытай!
   - А что, - развеселился вдруг Пропп, - перевод неверный, зато красивый. Спасибо, Мемор Бухович!
   Хозяин успокоился: оживился дедушка, вот и ладно, не всегда бесы невпопад лезут.
   - Стало мучить меня любопытство, спасу нет! - продолжил Владыка. - Что у меня за ухом торчит?! Ни взять, ни посмотреть. А любопытство ничем не одолеть, ты-то знаешь, нет таких заклинаний. Только бражкой или дрим-травой, да и то ненадолго.
   День всего промучился Пропп, а потом не выдержал: призвал через чуйку, во всю свою силу, знакомцев ближних - плотника и ведьму.
   А плотника зачем? - чуть не брякнул Иваныч, но, вовремя сообразив, промолчал.
   Работяга справился быстро, дел там для пилы было немного, на полчаса. А вот ведьма помучилась, хотя была старой и опытной. Не многим умельцам дано закон Джекила-Хайда обойти, причем по самому краюшку! Потому провозилась далеко за полдень. Да и то, обернула она Проппа в человека ненадолго, до завтрашней утренней зорьки.
   Лишь только руки-ноги стали хоть как-то гнуться, пусть и со скрипом, Пропп хвать листок из-за уха и сунулся прочесть. Куда там! Мало того, что Латиница - Владыка ею владел - так слова незнакомые, гдетотамское колдовство. И понял тогда старец многомудрый, что если и поможет кто, то это Неугомонов, богатырь приграничный!
  
   Владыка махом всосал остатки медовухи, стукнул чаркой по столу и полез во внутренний карман пиджачка. Иваныч с опаской принял листок, с одной стороны грубо-рваный, развернул и прочел: Genii tuta.ru.
   Подумал и еще раз прочел, уже вслух: Genii tuta.ru.
   Ни мысли, ни смысла - пусто было в голове. И приворот Гутенберга не помог.
   - Ну, что скажешь? - Пропп смотрел с надеждой, но требовательно. Попал, понял богатырь приграничный, как жареный петух к Жупелу!
   - Охти мне... - начал было хозяин, но тут его понесло. - Владыка! Это ты у нас умнющий, а я кто? Я же сущеглупый! О сущем токмо глупости и мыслю. Маслом мысли текут. Не глупо ли суть всякой сущности глупо-мудрой мыслью маслить? - Иваныч насторожился и осторожно посмотрел под стол.
   А там, на полу, бесенята Аллитерат и Тавтограм, сцепив лапки, весело танцевали вальс "Вальсон". Танцевали старательно, даже вприсядку, выписывая вензеля вокруг четырех ног, гостевых и хозяйских. А правая теплушка дедушки выбивала для малышей ритм вальса, но как-то неуверенно, в стиле "я не нарочно".
   Следом за Иванычем наклонился и Пропп. Улыбнулся, протянул руку, и парочка языкотягов с удивленным "ухи-мухи!" поднялась в воздух и уселась Владыке на ладонь.
   - Перед гостем позорите! - зашипел было хозяин усадьбы сердито.
   Но сердито не получилось, рот сам, без приказу, стал растягиваться к ушам.
   Предатели, подумал Иваныч.
   Владыка Пропп аккуратно покрутил гостей перед лицом, рассматривая с любопытством, а парочка, стесняясь, пыталась прятаться друг за дружку. Наконец, дедушка смилостивился, опустил их на пол и тихонько подтолкнул.
   - Извините-звените! - пискнули бесенята хором и, не расцепляя рук и робко оглядываясь, засеменили в угол.
   - Хорошие ребята, - улыбнулся Владыка. - Ты их не обижай.
   Иваныч только махнул рукой и подумал: а ведь не отвяжутся! Интересно же им - гость-то какой важный! Хозяин с опаской обозрел горницу: изо всех щелей торчали веселые мордахи.
  
   Вот и весь род у главы рода, загоревал Иваныч.
   А Владыка, видать, воспользовался чуйкой, хитро прищурился и спросил:
   - А ты чего не женишься, хозяин усадьбы Неугомоновых?
   - Успею еще! - опять махнул рукой Иваныч. - Я у родни в Поганьково часто бываю, а там каждую субботу - ярмарка невест.
   - Не бывал... - задумчиво произнес Пропп, а хозяин спохватился.
   Неловко получилось! Конечно, до Владыки новости доходят, но сам-то он на своем месте стоймя стоит, куда ему в идолах гостеваться!
   Иваныч зачастил:
   - Поганьково на букве Т стоит, где Радиалка в Кольцевую дорогу упирается. Я тебе вроде сказывал, только не помню, когда... Просто из Т-городов он ко мне ближний. И Неугомоновых там полно, - Иваныч привычно почесал темя. - Да их везде полно, ни один город не увернулся.
   А по субботам у них ярмарка, самая обыкновенная. Невесты стоят рядком, в праздничной упаковке, некоторые даже шелковыми лентами перевязаны. А рядом топчутся сваты и свахи, товар нахваливают, особыми словами цены надувают. Приворотные колдуны, работа у них такая.
   - И почем? - полюбопытствовал Владыка.
   - От сезона зависит, - строго ответил хозяин, - и урожая.
   - А почему у вас в роду все главные - всегда Иванычи? - заинтересовался вдруг Пропп. - А если неурожай на сыновей, к примеру?
   - И такое бывало, - кивнул Неугомонов. - У прапрадеда моего одни дочки народились. Так семья приговорила самую смышленую, Глафиру - будешь Иванычем!
   - Как-то это нескладно выходит, - засомневался дедушка. - Местами даже обидно.
   - Знаю, называется дискриминация, - солидно произнес хозяин. - По половому признаку.
   - Гляди-ка, а хорошо сказано, уважительно, - Пропп встрепенулся и замахал руками. - Не отвлекайся, Иваныч, у нас своя дискриминация!
  
   Неугомонов в третий раз, уже вскользь и тоскливо, прочитал: Genii tuta.ru - и хлопнул себя по лбу:
   - Вспомнил! Вспомнил, где я эти точки с "ру" виде..., тоись, "ру" с точками видел! - Пропп поглядел обнадежено. - На заборе же, в объявах!
   Тут же и решили посмотреть.
   Иваныч зашел в кладовку за верхней одеждой. Там, подслушивая, сидела компания языкотягов, которая при виде Неугомонова засуетилась, изображая уборку. Иваныч с досадой пихнул в них теплушку, которую сам же пару часов назад и вывалил из шкафа. Ее подхватил гдетотамский бесенок Фанфик и, выпучив глаза, проблеял:
   - Хозяин подарил мне одежду!
   - Тьфу на тебя, пропасть, сгинь! - в сердцах шумнул хозяин.
   Фанфик заржал и сгинул. Подхватив шубейки с шапками и строго зыркнув на бесят, Неугомонов удалился.
   Оделись.
   Пропп, утонувший в хозяйской одежке, взмахнул рукавом:
   - Вперед, к знаниям!
   Иваныч кивнул со значением и распахнул дверь. Из сеней повалил пар.
  
  ЧАСТЬ ПЯТАЯ, ИНТЕРНЕТ-ЗАВИСИМАЯ
  
   Колдовская подсветка на заборе не помогла.
   Все было видно, но ничего не понятно. Разноцветное море объяв, с бородами и без, пестрело смесью Кириллицы с Латиницей, а ru с точками мелькали десятками.
   А толку? Перед ru попадалось всякое: Lubov morkov, Baby lovi moment, SF Fontan, Dieta v kaif, Fantasy Forever - и многое другое. А те самые Genii tuta - аж четыре раза.
   Видя, как Пропп все больше впадает в отчаяние, Неугомонов затосковал. Ужели так и возвернется гость дорогой на свое капище в горести?! Подхватив приунывшего дедушку под руку, Иваныч потащил его к дальнему углу забора - может, там какие-никакие объявы интересные?
   Повернули они за угол и застыли. Как два идола. Владыка - привычно, а Иваныч еще успел выдохнуть бесяцкое "ухи-мухи".
   Не было тут объяв, а стояла будка.
   Красивая: боковые стенки белесые, как обрат, а дверь прозрачная. Крыша блестящая, в ребрах. А внутри будки, на задней стенке - большая доска, по которой лениво плыли темно-синие волны.
   - Таки-таки-таки-так... - забормотал Иваныч и заходил вокруг Проппа. - Ути-мути-тути-фрути...
   Дедушка удивился: какой вокруг него круг славный на снегу образовался - ровный и без изъяну! Наконец, Неугомонов закончил:
   - ...шуры-муры-куры-дуры-тпру! - остановился и топнул копытом, то есть теплушкой.
   - Это оно, Владыка, колдовство гдетотамское!
   - Интернет! - ахнул Пропп и полез в будку.
   Но Неугомонов, как истинный Иваныч, глава рода и знаток заходяк, гостя придержал. Для объяснений.
   Из объяснений выходило вот что. Доска эта синяя - дверь в Интернет и не простая, а требующая волшбы. Небольшой, но обязательной.
   - Филя и его приятели-думофилы мне все растолковали. Они такие доски-двери с собой таскают, только махонькие, с ладонь. Или поболее, с крышкой, длиной по локоть.
   Иваныч хотел было показать такой размер на своей руке, но постеснялся.
   А колдовать надо не как обычно: наговором или снадобьем - а пальцем. Иваныч показал как: тычешь в буквы или цифирь пальцем, и новое окошко появляется, со словами и картинками.
   - Ну, и чего же мы медлим? Вперед! - Пропп повторил попытку проникновения в будку, но Неугомонов опять применил процедуру задержания.
   - Такое дело, Владыка... - смущенно сказал он. - Тут Интернет немного другой, нежели у них, в Гдетотамии...
   - Поломанный?! - испугался Пропп.
   - Не-не-не! - замахал руками Иваныч и стал с усердием искать в голове слова, для чего опять полез чесать маковку. Ну, да ничего, у дедушки чуйка, разберется!
   - У них там, за черной дорогой, что в Интернете напишешь, то на доске и появится, как у нас на бумаге. А на этой стороне наше колдовство, многоборное, ихние слова начинает пихать.
   - Как это? - удивился дедушка. - Врать, что ли, заставляет?
   - Наоборот, правды подкладывает! К смыслу добавляет кусочек души, вот слова и меняются. Знаешь ведь, Владыка, колдовство наше сказочное, душевное - вот и лезет ко всем! - Неугомонов хмыкнул. - А заходяки мои потыкали-потыкали пальцами в свои доски, да и бросили. У тебя, говорят, хозяин, в усадьбе сигнал не такой - глючит и фигачит.
  
   Собрались с духом.
   Вдруг дедушка засомневался: а если настоящий хозяин объявится? Законный?
   - А мы только посмотреть, - загадочно, но уверенно сказал хозяин (усадьбы, а не будки) и полез вовнутрь.
   Осмотрелся и позвал:
   - Глянь-ка, Владыка!
   На боковой стенке будки обнаружилась приделанная тонкая дощечка из белого камня. На ней были прорезаны аккуратные буквицы, золотом заправленные:
  
   Славным российским многоборцам!
   От благодарных болельщиков!
   Не выиграете - найдем.
  
   И ниже в завитушках подпись:
   Братья Спонсоры.
  
   - Косяк! - брякнул Иваныч по-заходяцки, но тут же поправился. - Ошибочка вышла, Владыка. Нас за игрунов приняли.
   - Мы-то не игруны, конечно, - согласился дедушка. Но потом напряг чуйку и выдал грамотный ответ. - Но многоборцы же!
   Вот что значит, образованный человек! - восхитился Иваныч. - И не скажешь, что идол, - а потом задумался. - А он и в виде идола - образованный и вечно живой, разве нет? Тогда кто он сейчас-то, вживую?! Неугомонов махнул рукой: он ему по-любому нравится!
   Пропп попытался поправить нарисованные вокруг глаз круги и воскликнул:
   - Вперед, мой юный друг! Пальцевую магию - на штурм Интернета!
   Иваныч сделал глубокий вдох, потом пропел для храбрости: "Там, где багряное солнце встает!" - и ткнул пальцем в синие волны. От пальца побежали круги, и доска сменила цвет. На светло-розовый, как на утренней зорьке. Из глубины доски, как рыбки, выплыли слова:
  
   Уважаемые пользователи, лохи и деловые, чайники и знатоки!
   Добро пожаловать на бескрайние просторы Рунета!
  
   Многоборцы (не игруны) полюбовались надписью и озадачились: а дальше что? Неугомонов присмотрелся и заметил в верхнем углу окошко, а в нем - Латиница непонятная и тоже ru с точкой! Он показал на нее Проппу, и тот поспешно достал записку - не та надпись!
   - Не спеши, Владыка, не спеши, - Иваныч забубнил опять, - Таки-таки-таки-так...
   - Опять круги нарезать будешь? - поинтересовался дедушка.
   - Не, вспомнить пытаюсь. Был у нас в семье наговор на подмену, как бишь его? Я им в столице торговцев на базаре... э-э, хороший наговор, короче. Вспомнил - "Железная Маска"!
   Неугомонов отобрал у Проппа записку и прижал к ней ладонь. Наговор полагалось произносить про себя, чтобы все было тихо и тайно. Закончив внутреннюю бормоталку, Иваныч быстро приложил ладонь к окошку с Латиницей. Когда защипало, быстро отдернул. На окошко налепился зеленый отпечаток ладони, который медленно стал бледнеть. Латиница мигнула, и появилась другая надпись: Genii tuta.ru
   - Ура!.. - начал было Иваныч, но, вспомнив про пальцевую магию, ткнул в поверхность доски.
   Картинка сменилась - на голубом поле засветились слова:
  
   Фан-Форум гениальной молодежи
   Вперед, заре на встречу!
   Загремим под Фан-Форы!
  
   Мы на месте, с облегчением подумал Неугомонов и ткнул пальцем в "Фан-Форум". Появился список, а вверху замигала стрелка влево.
   - Во-во, гляди, Владыка! Ткни в слова - вглубь уйдешь, а в стрелку - назад возвернешься, - и широким жестом истинно иванычева радушия призвал:
   - Тки, дедушка Пропп! В смысле, тычь!
   Пропп, как Владыка основательный, сначала погонял Интернет "к заре на встречу" и назад несколько раз, а уж потом стал внимательно изучать список. Список оказался длинным, и дедушка махнул рукой: давай по порядку, благословясь!
   После первого ткнутия - в "Литературные объявления" - появилось непонятное:
  
   Нанозвоны постмодернизма: будущее или диагноз?
   Дискуссионный клуб. Круглосуточно
  
   Бобры на мейнстриме. Доколе!
   Дискуссионный клуб. Лучше после обеда
  
   Многоборцы переглянулись и пожали плечами. В следующее окошко, "Новости публицистики", входили уже осторожно:
  
   Зомби и революция: нужен ли черепу мозг?
   Мемуары восставшего
  
   Прогрессорство - чисто, конкретно, как у реальных пацанов
   Тайны дипломатии США
  
   Приваловские миллионы - от "Алдана" до Сколково
   Исповедь программиста
  
   А вот "Книжные новинки месяца" порадовали - книжки же! Каждую сопровождала картинка, разноцветная и завлекательная. Иваныч снисходительно посмотрел на Проппа. Сам-то он уже видел таковские, заходяки постарались.
   Дедушка рванулся было нырнуть в первую же книжку, новеллу почитать, но бдительная чуйка заставила его вглядеться в мелкие буковки под картинкой. Пропп, близоруко щурясь, разглядел: 474 стр - и отпрянул в страхе.
   Как человек умный, он сразу сообразил, что "стр" - это страницы. И под другими картинками этих "стр" - сотни. Ни разжевать, ни проглотить, зараз-то! Месяцы нужны. Пропп вспомнил прозвание этого окошка и пригорюнился: в следующем месяце не меньше навалят. Прав был тот пьяный заброда, что ему записку оставил - тыщи и тыщи!
   Пока дедушка горевал, Иваныч с удовольствием читал названия и пялился на картинки.
   Близкие его душе слова радовали взор и призывно манили на бездумные полати в усадьбе Неугомоновых.
  
   Героическое фэнтези:
   Черный властелин вновь отвечает за базар
   Гримуар Пацюк. Из цикла "Черный властелин"
  
   Любовно-философское фэнтези:
   В лабиринте заколдованной страсти - 2
   Фаина Блескучая. Из цикла "Я вся твоя!"
  
   Киберпанк:
   Пятое колесо кибера
   Ганс Тотенкопф. Пятая книга серии "Кибер-колеса"
  
   Под любимой строкой "Ужасы и мистика" было аж две книжки:
  
   У крови тоже есть послевкусие
   Раиса Клыцкая
  
   Иван Помидоров contra Блейд
   Азраил Сивушных. Первая книга цикла "Кровь - не водица"
  
   И в этот сладостный миг влезли хрен с горчицей: в плечо Неугомонова вцепилась рука дедушки.
   - Притомился я, Иваныч, передохнуть надобно, - Пропп устало потянулся к возвратной стрелке.
   Неугомонов заполошно ширкнул по доске пальцем вверх.
   Вот же! Тут еще и "попаданцы", и совсем новая серия: "Метро под Зоной"! Но дедушка дотянулся-таки до стрелки, и картинка на доске задрожала. Последними промелькнули непонятные "Кхмеры вселенной", и объявился заглавный список.
   И пришли на ум Иванычу в это горькое, хреново-горчичное, мгновение строки заходяцкой песни:
  
   Как ныне сбирается вещий Олег
   И с ним батальон попаданских коллег.
  
   Вздохнул Неугомонов и побрел вослед Проппу.
   Отдышаться вышли под ночное небо.
   В колдовской подсветке забора сонные снежинки покрывали шапки и плечи богатырей и блестели задумчиво, под стать настроению.
  Наконец, Пропп, поднабрав силушки от земли, встряхнулся и сказал:
   - Еще заход, хозяин. Не волнуйся, только в одно окошко гляну. Думаю, там что-то полезное может быть.
   Притормозил у двери, хмыкнул, пробормотал: Что-то чуйка примолкла! - и занырнул обратно в будку. Поискал взглядом и уверенно ткнул в длинное название "Школа литературного мастерства". Это уже не книжки, заскучал Иваныч и лениво стал читать:
  
   Нужны ли вы вам?
   Анализ современной фантастики. Доктор Хунта
  
   Иваныч открыл было рот для удивления, но передумал. И, покосившись на Владыку, стал читать дальше.
  
   Судьба ведьмы: стерва, воин, секс-партнер. Как все успеть?
   Курс лекций по выживанию в литературе. Яга Суккубова
  
   Тебя бы в Поганьково, - мелькнуло в голове злорадно, - да в субботний день. Там бы тебя в момент научили, как все успеть!
  
   Секреты богатырства (славянский минимум). Уфим Статных
  
   Слова тут были прописаны не просто так, а под цифирью. Солидный мужчина, уважительно подумал Иваныч. И учил Уфим Статных солидно:
  
   1. Как биться щитом, мечом, шлемом, копьем и булавой одновременно.
   2. Как защитить заветные места от фаербола (советы муромских дизайнеров).
   3. Как точно разлить на троих по звуку: в новолуние, в засаде, во вражеской темнице.
   4. Как выбрать боевой клич: устарелку, матерку, шансонку и еще до...
  
   Углядев знакомое слово, Пропп приободрился:
   - Вот куда мне надо! - и смело ткнул в "Секреты богатырства".
   Но доска вдруг налилась черным, и из тьмы медленно выплыли кроваво-красные слова:
  
   Забыл пароль?!
   Верни взад, храпоидол!
  
   А рядом замигал красный кулак с пальцем, торчащим влево.
  
   Неугомонов поспешно ткнул в палец и вернул прежнюю картинку. Видя, что дедушка наливается дурной кровью, как тамошний кулак, Иваныч завопил:
   - Не виноватый он, храпоидол сам пришел! Не гневайся, дедушка, слова эти за черной дорогой писаны, вежливые слова, а тут поменялись!
   - Так меня величать?! Я, хоть и идол, но не настолько же!
   - Не о тебе речь, Владыка, а обо всех этих... как их... лохи, чайники? Не суть! Может, у того, кто писал, тогда жена приболела? Или чадо в школе учится, как я учи... э-э, плохо учится, а? Вот и вылезло!
   - А если это жена написала? - грозно вопросил Пропп, но уже успокаиваясь.
   Заметив это, Иваныч повеселел:
   - Значит, наоборот! И выскочила бы к тебе, дедушка, храпоидолица.
   Посмеиваясь, пошли в избу.
   Спохватившись, Неугомонов вернулся и все на доске оборотил к началу: через стрелку и наговор "Железная Маска". Пробормотал: вот тебе! - и показал доске язык. А потом перекрестил.
   На всякий случай.
  
  ЧАСТЬ ШЕСТАЯ, ПРОЩАЛЬНАЯ
  
   Изба напоминала картину "Неклюдово побоище" знатного заморского некрописца Ит-Мита.
   Бесы, в отсутствие хозяина, как сказал бы заходяка Филя, оттянулись по полной. Обувка, рухлядь, чашки-плошки валялись на полу, как павшие воины. А выжившие герои жались по углам.
   Иваныч заглянул в кухонный закуток. Так и есть - тесто перло из квашни неудержимо и тоже по-геройски. Баня вот-вот начнет выстужаться, а рядом - уставшая легенда Многоборья, великий дедушка Пропп.
   Вы подумали, Иваныч станет молнии метать, белугой реветь или бросать на пол свои рваные кудри? Но не таков Неугомонов, мужчина в полном расцвете сил и гордый потомок гордых Иванов!
   Встал богатырь в центре горницы, воздел длань к потолку и изрек внушительно:
   - Блинный день! Тоись ночь.
   Возликовали бесы удаче своей!
   А Иваныч отозвал в сторонку мудрого Мемора и вполголоса дал поручения: разбить бесов на бригады - на уборку, блины и прочее. Кому посуду мыть, кому за припасами лезть. И о самоваре не забудьте!
   Забормотал Мемор грустно:
   - ...с тех пор все тянутся передо мной глухие кривые окольные тропы...
   Но хозяин хлопнул его по плечу - выше нос! - а потом наклонился к Проппу и зашептал:
   - Не дадут нам тут спокойно поговорить. А не погреть ли нам косточки в баньке, Владыка? С веничком да с квасом ядреным, а?
   Уговаривать не пришлось, собрались и пошли.
  
   Напарились всласть.
   Веничками березовыми охаживали друг друга так, что слова из души и тела рвались вольно и без присмотру. Да такие, что у беса Ругателя хвост бы отвалился от страха! Но банька - место заговоренное, и слово случайное, но от души сказанное, тонуло тут же, в мыльной воде. Иногда славные многоборцы выползали в предбанник - за кружкой кваса и капелькой медовухи.
   А напоследок, окончательно остывая, Пропп вернул разговор к главному:
   - Чую я, Иваныч, есть в этом Интернете, в завалах книжных, настоящие новеллы и устареллы, знатные и душевные, только спрятанные колдовством гдетотамским!
   Чокнулись, и дедушка неожиданно спросил:
   - Ты мою чуйку уважаешь? - хозяин обреченно кивнул. - Подсказала она: некому мне больше довериться, кроме тебя, Неугомонов! Придется тебе Интернет освоить, паролям всяким обучиться. Из тыщи книжек хоть одну стоящую новеллу вытащишь - слава тебе, воин! Пойдут мимо ведьмы - салют Иванычу! Поплывут челны... ну, и так далее.
  
   Вернулись в избу - батеньки-матеньки! - чисто, красиво и блинное благорастворение. Сидят бесята вдоль стен кучками, а по центру каждой кучки - горка кругляшей горячих. И плошки рядом - с медом-вареньем-сметаной. А запахи, а звуки! Урчание, икание, томные вздохи и танцы живота. Букволей, самый младший, так ублинился, что его аккуратно положили у стенки животом кверху - отлежаться.
   ...Горки кругляшей становились все меньше, а с ними убывала и едальная охота. Иногда языкотяги бросали недоуменные взгляды на гостя и хозяина: сидят у окна и все шепчутся-шепчутся, не надоест им! Да все под чай и медовуху - горячие блины поклевали так, для виду. Ну, ничего, холодные блины с утра тоже хорошо идут. Не осилит хозяин - поможем!
   Когда ночь стала подходить к концу, Пропп засобирался.
   Переоделся в свое, а на Неугомонова, подскочившего с шубейкой, посмотрел усмешливо. Понял хозяин, что сглупил. Неожиданно подошел Книжный Мемор и напросился в провожатые.
   - А что, Мемор Бухович, - воскликнул Владыка, - добрая идея, поговорим от души!
   Иваныча, после бессонной ночи, посетила-таки умная мысль: он торжественно вручил Проппу пару лыж. Идти будет веселей, а назад их Мемор притащит. Самому-то языкотягу лыжи ни к чему, он легче перышка. А трость так, для форсу.
  
   Провожать вывалились всем гуртом.
   Пропп закрепился на лыжах, бросил на хозяина строгий взгляд - помни! - и оттолкнулся палками. Мемор ходко, в развевающемся балахоне, двинулся следом. И вновь поразился хозяин, до чего схожа была эта парочка!
   Бесы грустно смотрели вослед фигурам, тающим в предутренней мгле.
   Некоторые языкотяги всплакнули, а Аллитерат и Тавтограм, держась за руки, махали платочками.
  
   Вернулся Иваныч в горницу, присел за столик у окна и стал ждать рассвет.
   Без мыслей, своих и заемных. Просто ждать.
   Где-то через час кукушка из ходиков вылезла было - попенять - но передумала, зевнула и уползла обратно.
   Надо бы прибраться, лениво подумал хозяин усадьбы и глава рода, озирая немытую посуду. Затем достал из-под горшка с папоротником пожелтевший памятный листочек, первую Филину объяву, прочитал знакомое: "Гуня, ну ты че? Звякни! Или мыло давай, мне без разницы", - и со вздохом оборотился к окну.
   Там, вдалеке, заполняя розовый рассвет, нарастал гул.
  
   На черную ленту Великого шокового пути пришел Трафик.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"