Угрюмов Евгений Юрьевич : другие произведения.

Царевна Брамбилла

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  1 января, 2015 г.
  
  
  
   ЦАРЕВНА БРАМБИЛЛА
  
   К о м е д и я
  
   (опыт философических и риторических упражнений)
  
  
   ...так о чём мы там?
   Гений и злодейство несовместимы?
   Чем больше злодея, тем меньше гения?
   Да-да, невежда - законченный злодей!
   Не смешите!
  
  
  Сюжет растворяется в философических и риторических упражнениях, что, конечно, одно другого стоит, как сказано у Цицерона... примерно: чего бы стоила ваша философия, не умея убеждать, и что бы делала ваша риторика, не умея философствовать?
  "Я утону в твоих сиреневых глазах! - шептали его губы, губы шептали, губами шептал он, и всё его затейливое лицо: "Я утону в твоих сиреневых глазах!" - шептало.
  Я так хотел стать в этой жизни биологом, ботаником, химиком, правильнее, биохимиком. Не стал. Думаю, человечество от этого потеряло. Хотя, человечеству до этого...
  ...но! я говорю о теоретическом человечестве. Как, знаете - есть теоретиче-ская химия, а есть практическая. Если ты занимаешься практической... оставь!..
  "Негеометр, - как говорится, - да не войдёт". Так что, если негеометр - кочумай.
  В любом случае, результат имеет своей причиной не философские разыскания или риторические экзерсисы, не метафизические неопровержимые посылки, а биохимические процессы, такие органические или, пусть даже, неорганические молекулярные реакции (2H₂S+3O₂→2H₂O+2SO₂ - горит, синим пламенем, и пахнет тухлым яйцом), а всё остальное (литература, живопись, музыка - Гомер, Рафаэль, Шопенгауэр и Бах), всё остальное только упражнения, licentia poetika, только жонгляж... восхитительный, конечно, если жонгляж классный, как у Рабле, например, или у Амадея, например, или я, вот, например, который, понимая, что биохимия и ботаника для него осталась Terra inkognito(a), всё же выдаёт себя за кое-что, за нечто... а какой бы был биолог!
  Повеселились?
  Затейливое лицо? Когда артист и клоун - тогда и лицо затейливое, размалёванное (выбежит из балагана - артист и клоун, и лицо, размалёванное, затейливое, Fratzengesicht, по-немецки), рот до ушей (гримёры всё!), ресницы, уши, нос, глаза, причёска (парикмахер! костюмеры всё!), трико из разноцветных лоскутов и зелёные перья, как у ободранного полоумного павлина; видели ли вы когда-нибудь полоумного павлина, у которого зелёные перья сзади? В общем, этого полоумного известная людям с воображением и неведомая людям без воображения сила объяла, вдруг, схватила, скажем, вдруг, и повлекла - посреди первого акта, посреди балаганной трагедии повлекла. Трагедию назовём "Карлик нос".
  Влюблённого играл горбатый, с длинным носом, трагическая фигура. "Мими, ми-ми-ми, ми-ми-ми!.." - играла фигура, стоя на коленях, с длинным носом, - "Луна, звезда, печаль!" - с горбатой спиной и коротенькими кривыми ножками (можно найти у Жака Калло, у него там много таких). Он-то считал себя (не Жак Калло, а карлик) первым любовником (primo amoroso), да и был им, отчего не быть? Чего только не наделают гримёры, костюмеры и парикмахеры (с их точки зрения primo amoroso выглядит как раз так, перья зелёные - главное). Гусыню Мими тоже, если кто читал "Карлик нос" и, если кто читал, "Принцессу Брамбиллу", так вырядили! - вырядили такой совсем красоткой, модисточкой Джачинтой Соарди.
  
  Смешивай на палитре красный с синим, аж до явления фиолета, а потом разбавь фиолет белилом, разбавь эту безысходную, смешно, печаль, белым светом, и вот тебе и не безысходная печаль! но мечта; подбавь туда изумруд-ных и красных искор - мечта, ах! под кустом бутафорской цветущей вовсю сирени - сиреневая жизнь... в сиреневых глазах.
   Смешивай и получишь что тебе надо.
  
  "Я утону в твоих сиреневых очах, луна, звезда, печаль!", - всё ещё шептал, превращённый гримёрами, парикмахерами и костюмерами в Карлика, и выброшенный, в воображении, на улицу какой-то силой первый любовник. Мими осталась (пока) там, в балагане; а Карлик шептал, шептал, хотя уже, собственно говоря, и шептать было некому. И не то, чтобы некому - шептать уже надо было другое. Согласитесь - улица не балаган! Здесь не только играют роли и не только мажут лицо клоунскими белилами а губы и щёки арлекинской карминовой помадой - здесь так играют, здесь такая живая жизнь, что белила можно отодрать только с кожей и щёки вместе с карминовой помадой, правильнее, карминовую помаду вместе со щеками. И вещи, как сказал в боговдохновенном, хотя, всё же, риторическом (ну-у, все понимают, кто его читал в детстве, да и Бог, разве не божественный ритор?), как сказал в риторическом сочинении один святой Августин: вещи здесь называют своими именами.
  Кто-то не согласен? "Весь мир - театр"? Театр. Но театр театру рознь.
  - Куда прёшь, горбатый? - вот как здесь! Здесь никто не станет прятаться за слова. Слова здесь потеряли своё главное назначение - скрывать мысли... напротив...здесь рубят правду-матку (какой восхитительный фразеологизм, эвфемизм, я бы сказал; одна моя знакомая маленькая девочка называла театр марионеток, в котором прошло её детство, театром реаниматок), здесь улица, и никто никому ничего не должен... чтоб ещё прятаться за слова.
  Его зовут? Джильо Фава! раз уж гусыня у нас Джачиннета Соарди.
  - Якоб, Якоб! Куда тебя несёт? Ты что не видишь, что публика сейчас сделает из нас яичницу? - это там, в балагане, посреди трагедии, подруга Мими теребит своего партнёра, первого любовника, горбатого карлика, подруга Мими.
  - Я-акоб, ну опомнись, опять ты куда-то помчался, мой милый Я-акоб.
  Но Якоб, то бишь, Карлик, то бишь, Джильо Фава не слышит. Другие звуки, другая музыка объяла карлика. Перед ним плыла улица, совсем, как у затейливого описателя плывущих улиц, и по улице, сначала, редкие проплывали граждане: "Здравствуйте, синьор Карлик Нос!", "Guten Tag, Herr Jakob!", "Was ist los mit Ihnen? Что это Вы сегодня совсем на себя не похожи, здравия желаем!" Потом пронеслась стая ряженых и сорвала с него бутафорский горб, потом старуха с зелёными глазами ухватила его за длинный нос и тащила, тащила, приговаривая: "У нас тут не театр тебе, буф-ф-ф, у нас тут у каждого свой, уф-ф-ф, нос!" - тащила, пока не оторвала его (нос), оставив ему его собственный, вздёрнутый, как у всех актёров нос. Костюмчик тоже, из клоунского с перьями, стал неклоунским, потому что в переулке с красными фонариками набросились на него костюмеры и отняли своё, свои перья и лоскуты, и, если бы не фея Розабельверде (на самом деле это был маг Фуриозо), стоять бы ему обнажённым (словечко какое), чтоб народ, проходящий, засматривался и восклицал: "Смотри, какой пупс восхити-тельный, будто Давид еврейский или Аполлон Бельведерский! - а девушки... да девушки вообще!..
  
  И знаете, как говорят, хорошего танцора от плохого отличить просто. Хороший танцор танцует под музыку, а если плохой танцор, то музыка танцует под него.
  Какая метафора!!! Какой парадоксальный приём! Хороший танцор танцует так, как играет музыка. А музыка страдает, но продолжает играть, когда танцует плохой танцор, хотел написать актёр... а что, с этой стороны, любой актёр в душе танцор...
  Тут надо подумать. Ведь многоточия просто так не ставятся.
  Подумали?
  Ну а мы о своём.
  Фуриозо в детстве был серьёзным мальчиком - из семьи Торчеллинов, правда, но это не мешало его серьёзным мыслям.
  Самой серьёзной мыслью была, хотя постоянно бились другие... многоточие! Многоточие - ещё ничего! на его месте должен был быть восклицательный знак, три восклицательных знака, потому что по улице: крики, визги, трубы, барабаны, свистелки, тарелки, колокольцы, собачий лай и всякое другое дьявольское потрясение нежных ангельских ушек, повалила, как в Принцессе Брамбилле, да какой там!.. как в видении монашка Вальхелино из прихода Лизье, ну-у, все его знают, попёрлось шествие с плясками и выкрутасами лгунов, воров, подлецов, предателей, клятвопреступников, насильников, убийц, блудниц, прелюбодеев и прелюбодеек. Словом, это такое имагинарное, (как умники говорят), чтоб вообразить нам куда мы и где мы, и с кем мы, а на самом деле для того, чтоб сказать, что Торчеллини вели родословную от предводителя всех этих злодеев и сáмого злодея из злодеев: Эллекена, Эрлекена, Халлекена, Рогатого Охотника, Крокезоса, короля Херлы, Карлекинуса! Вспомнили?.. да какая, собственно, разница? - кому как больше нравится, главное, злодея из злодеев ехавшего впереди всех на козле... для настоящего имагинарного надо ещё готический в пламени собор с забрызганными кровью распятого венецианскими стёклами и пару ведьм с бесстыжими глазами, и всю толпу, прикладывающихся к коленке чёрной королевы... и палача на плахе, с отрубленной головой за волосы в руке.
  Ну-у? взорвался мозг? разверзлось immaginazione ? Или, чтоб такой мозг взорвать, надо трах-тарарах?!
  Добро пожаловать!
  Торчеллини вели свой род от злодея из злодеев.
  Знаешь, когда твои ногти только и ждут знака, чтоб стать когтями... то знак обязательно будет дан.
  "...если невежда - это всегда злодей, - то, может, злодей не всегда невежда? - размышлял маленький Фуриозо, и это была главная мысль, его главная загадка, и не только в детстве, а я бы сказал, как говорят, в принципе, в жизни, и малышу очень не хотелось быть невеждой. - Если невежда всегда... - размышлял носитель злодейского имагинарного генофонда, - то злодей, может быть, не всегда?" И потомок славного Рогатого Охотника учился, учился, учился, чтоб быть... чтоб не быть хоть невеждой... может тогда и зло?.. - разгадывал потомок Рогатого Охотника главную свою загадку... - хотя по наследству, в душе... да, вот, в душе... "А что, разве не может так быть, что злодей в душе... а не в душе, не злодей?" - пытал Фортуну потомок Карлекинуса. Читал про злодеев, про праведников, про одного, тоже, вычитал, который отдал нищему свою рубашку, а тому, потом, отрубили голову за кражу. Вспомнили? Все вспомнили? Известная всем история про праведника, именем которого увечили и казнили, жгли и проклинали. Правильнее сказать, известные истории... сколько их маленький злодей Фуриозо перечитал... и всё для того, чтоб не быть невеждой, равно, как он надеялся, тогда, и злодеем.
  Словечки всё. Курбеты всё и сальто-мортале. И он уже представил себя, ни много ни мало, Святым Георгием... самим Святым Георгием Победоносцем, красавчиком, с копьём в руке... представил и убил дракона, но, зато, спас царевну.
  
  Пренебрежение законами природы влечет за собой упадок, дегенерацию и, в конечном счете, гибель.
  
  Насмешил?
  Или, чтоб насмешить, надо трах- тарарах?
  Разобраться надо! Святой Георгий - не невежда же... а дракона убил! хотя, с другой стороны, спас... спас царевну от дракона.
  
  
  
  
  Слова, слова, ах, эти мне костюмеры, гримёры и бутафоры - вырядят - сам себя не узнаешь.
  Можно ещё феей Розабельверде притвориться, как у нас, хотя те, кто слышал историю Цахеса, знают, что ни к чему хорошему это не привело. А потом, на долго ли? Естество - оно рано или поздно, но даст о себе знать, и вот тут-то... как помните, с Иоанном, который оказался Иоанной ? когда... ну и т.д., и т.д. Смешная история, правда?
  Закрыла фея Розабельверде пупса Фаву от любознательных девушек, которые снова, потом, когда все негодяи пронеслись, стали рассматривать и хихикать. Закрыла своим кружевным передником, а сама давай гладить по голове Фаву, и вдоль, и поперек, и по, и, как говорится, против, чтоб выгладить из его головы глупые и пошлые повадки primo amoroso и вгладить скромные, незлобивые и обаятельные повадки простого ухажёра, простого любителя нежных слов и снов. Пьеро получился. Белый, как Луна, и бледный, как обесчещенная, простите, ночным кошмаром невинность... из рода Педролинов.
  Кто это у нас ночной кошмар? Неужели фея? Ну-у, получается... как сказано: "... платье пойдет хоть кому, ежели за дело возьмется фея" . Вы же знаете, что есть феи добрые, которые делают добро, а есть, которые зло, а есть которые делают зло, а получается добро, а есть которые добро, а получается зло... ну-у, все понимают!
  Тут же обернулась фея Розеншён снова магом Фуриозо (от себя надолго не спрячешься, как уже сказано), чтоб тут же превратиться в Арлекина, а тот давай хлопать Пьеро по щекам, и так, и этак, а тот давай охать и ахать: "Ох! и ах!" - а те, девушки, давай хихикать и думать, что им бесплатно на улице показывают комедию.
  Когда уже стемнело, сидели Арлекин и Пьеро под вишнями, как, снова же, говорится, а вокруг летали майские жуки, потому что был май.
  
  Садок вишневый бiля хаты,
  Хрущи над вишнями гудуть
   "..."
  - Ведь понимаешь, понимаешь, ну пойми же ты, друг Педро, - а было, точно, впечатление, будто Розабельверде, вместе с "повадками", выгладила у Фавы всякие способности понимать и всяческие другие интеллектуальные (не бойтесь этого слова, потому что скромность, незлобивость и обаяние вполне обходятся без особой интеллектуальности), интеллектуальные способности, - понимаешь, друг Педро, ещё не известно, жуков назвали майскими, потому, что месяц май, или месяц май потому, что жуки майские... - вот я и говорю, потому что, если, мол, невежда всегда злодей, то злодей... может, и не всегда невежда?..
  " О чём он? - подумала Царевна и сама себе ответила: - Он о своём".
  Царевна.
  Царевна разжигала себя мыслями и нарезала закуски: - погоняли бы их, жуков... пока я тут..." - жуки мешали думать о своём.
  Педро сидел, tet-a-tet, с другом и, тут же, пока ещё закусок не было, шёл вокруг стола, будто танцевал с призраком, с наречённой своей, несбыточной своей, фантастичной и химеричной, воображаемой невестой своей, танцевал упоительное фанданго в темпе largamente, ведя её за призрачную ручку, держа её за призрачные пальчики, то припадая на колено, то кланяясь и показывая свой отутюженный затылок... Педро из рода Педролинов: "Я утону в твоих сиреневых очах. Луна, звезда... - надо было ещё сравнений, но к Педро сравнения не шли, - как Селена за тучей... - пытался, - как... как... как... - но не шли, и Педро громко шептал то, что шло: "В тебе жизнь моя, моё сердце, душа, я утону в твоих сиреневых глазах; это таинственное, неизъяснимое и запредельное, это, как Селена, - снова же, - за тучей... промелькнувшее", - громко шептал невесте Педролино.
  - Педро, Педро, погоняйте жуков!.. - гобои и фаготы - вот ещё - добавляли музыки в гудение жуков, - жуков погоняйте, - бросала, подходя с закусками на подносе, Царевна, и всё было взаправду, и разжигала себя мыслями, и вспоминала свою жизнь за драконом...
  Именно взаправду.
  Ей хотелось летать, летать, правильнее, улететь, улететь, потому что у неё, когда она по субботам принимала ванны, вырастали крылья.
  Фуриозо, как ещё тогда, все знают когда, когда превращался в Победоносца, потрясал копьём: он же держит, мол, обещание не подглядывать, когда она по субботам купается в ваннах, он же вот, этим самым копьём... а она... вот, да что там вот... - и Арлекин тянулся к Пьеро, ища сочувствия у бледного друга.
  Царевна, невзирая на копьё (ах, какое там копьё?.. в этом-то всё и дело!.. всё было так мучительно взаправду), невзирая на копьё и Педро, разжигала себя мыслями, вспоминала свою жизнь за драконом, когда злодей указывал на неё вилкой!
  Педро из рода Педролинов смотрел на них, будто они были, ну-у, какие-то не в себе, что ли, будто они не понимают своего счастья и ругаются по пустякам. А потом, вдруг, как сказал поэт Пушкин: "Открылись очи..." - и другой тоже сказал: "Открылись вежды!" - хотя ни Пушкин, ни другой, который сказал, никакого отношения к этому не имели, потом, вдруг, Педро из рода Педролинов увидел закуски на подносе и Царевну, которая, ах! вспоминает свою жизнь за драконом... увидел, что эти жуки, которых проклял ещё Лозанский епископ (мог бы и епископа самого увидеть, епископ тоже был где-то здесь), епископ Лозанский, кто его не знает, эти жуки, вместе с гобоями, фаготами и флейтами, добавляют музыки и взаправды.
  Словом: ужин, поднос, Педро, злодей Фуриозо, призрачная невеста, Царевна, внутренне переживающая свою жизнь за драконом, да и сам дракон, да что там наводить тень на плетень, вместе с Коньком-Горбунком... многоточие! Конёк-Горбунок - перебор. Без Конька всё остальное была настоящая взаправда, ещё больше взаправда, чем гусыня Мими, превращённая костюмерами и парикмахерами в красотку Джачиннету и горбатый первый любовник в балаганной комедии "Карлик нос".
  
  - Это там, где-то там, там ломают копья, - злодей хотел сказать копья, да он и сказал копья, - это там мчится злодей, - он хотел сказать, рыцарь, - мчится, чтоб спасать обиженных царевен и оскорблённых глазастых девственниц; здесь же, - страдал злодей Арлекин, - вот тебе! на, на! получай! У неё же по субботам вырастают крылья! Она же по субботам вспоминает жизнь за драконом! Обидно... обидно.
  Педро, потанцевав вокруг стола фанданго в темпе largamente (жуки и флейты с гобоями продолжали), присел (хотя, для жуков и флейт с гобоями, он и не вставал).
  Моя призрачная невеста, ах, луна, звезда, печаль, жуки, закуски на подносе - перемешалось всё в голове Пьеро... и на бледном и белом лице его отразилось вопросительное горе.
  - Вижу, ты страдаешь, друг, - стал утешать, заметив вопросительное горе на лице друга, друг, - твои мучения вижу, но терпи! "Зло прилетает на крыльях, а уползает, э-эх, на брюхе", - так говорил мне один... один... - вот она - взаправдашняя жизнь ... одни многоточия.
  Какая она, взаправдашняя жизнь?
  Взаправда взаправде рознь.
  Если жизнь живёт ради жизни и, пусть даже, ради жизни на земле, то живущих в этой парадигме во Вселенной большое и такое же бесчисленное, как сама Вселенная, множество. То есть, живу, чтоб жить, правильнее, живу, потому что живётся. И для осуществления этой, такой жизни, достаточно быть бабочкой, или анемоном, или амёбой, прозрачностью своей указующей на то, что и такая прозрачность востребована, и не надо совсем обладать спрятанными за разноцветными чешуйками интеллектом, духовностью, я бы сказал, душевными и телесными свойствами. Притом речь не идёт о каком-нибудь сообществе, ну скажем, на Альфа Центавре, здесь достаточно и единичного экземпляра. Представляете, как можно понять инопланетянина, если понять просто другого человека, говорящего не на твоём языке, а часто и на твоём - проблема, и как можно понять анемон, который не говорит, а растёт в горшке?
  У Пьеро, как и положено у настоящих Пьеро, выкатывалась горькая, хотя, на самом деле, солёная слеза, и образовывалась беззащитная улыбка до ушей.
  
  И так страдали они каждый вечер, каждый о своём, но горе, как сказал один неизвестный схолиаст , но горе было общим.
  А потом шли спать, и только гобои и флейты, и жуки, которых Ной не взял в свой Ноев ковчег, продолжали музыку и свою, теперь все понимают, взаправ-ду.
  
  А вы говорите театр, злодеи, гении. Назавтра Арлекин снова лупасил Пьеро по щекам, толком не зная за что. А Пьеро "ох да ах" подставлял то одну щеку, то другую, как велел спаситель рода человеческого. Назавтра девушки снова хихикали и думали, что им забесплатно показывают комедию. Назавтра Царевна, если назавтра вдруг случалась суббота, снова вспоминала свою жизнь за драконом и купалась в ванне, и у неё вырастали крылья.
  
  Девушки хихикали, костюмеры проветривали костюмы, злодеи пробегали и зло шутили, а актёр Фава: "...она?.. нет, не она! Она, не она! Она, не она!", - уже бежал, мчался за той, которая призрачна, иллюзорна и эфемерна, как операционная сестра. Ах, эти пелены белых надежд... одежд, простите, в помрачённом, уколотом анестезиологом сознании!
  Мчался, а навстречу, будто у нежинского писателя, из города Нежин, по Невскому: лёгкие, как дым, башмачки, неуклюжие сапоги, старухи в салопах, ганимеды без галстука, бакенбарды, как соболь или уголь, шляпки, как мотыльки, узенькие талии, усы, греческие носы мелькали, гремящая сабля проводила по мостовой резкую царапину (не мог не попользоваться), словом, разного рода злодеи и гении, разукрашенные и наглаженные костюмерами и парикмахерами, и разнообразными феями; знаете, феи бывают бубновыми, пиковыми, червовыми и трефовыми такими... словом, такими Розавельверде; надежды и одежды мелькали, а он мчался, трости и тросточки, и костыли, а он мчался; причастные, деепричастные обороты, сослагательные наклонения, а он мчался, мчался за призрачной метафорой! Вдруг! упал с неба экипаж, с неба экипаж с крыльями, сверкая перьями, совсем такими, как у полоумного павлина на хвосте, да кажется, это и был сам павлин. Павлин притормозил, проехав на лапчатых лапах, будто лебедь по пруду на пруду; хотя, всё-таки, это был павлин, а не лебедь; сложил крылья, поправив одно, которое сложилось не так, будто он был не павлин, а ворона, присевшая на забор у писателя Набокова, и... легко спрыгнуло, спрыгнуло с павлиньей спины, спрыгнуло что-то такое, такое что-то спрыгнуло, спрыгнула, как будто это была какая-нибудь Сарасвати или богиня Кали, все знают, трах-тарарах! богиня сексу-у-альных желаний, а может Юнона, она тоже сексуальна, в некотором роде (в этом месте многие улыбнулись), сексуальна и летает на павлине...
  ... ах, была у меня подруга, звалась Юнона... помните: "итак, она звалась Юнона"... Юнона, Татьяна, Гликерия-Гликерия, как тут без многоточия? ну-у, все помнят, ну да теперь неважно уже... Нет Юноны, нет Татьяны, и Гликерии нет! Была да сплыла!
  "Ах, луна, звезда, печаль! Я утону в твоих сиреневых очах!" - легко спрыгнула со спины павлина не Юнона. "Ах, призрачная моя, невеста моя в белых одеждах!" - а Юнона, которая была, ах! поправив одежды, такое впечатление было, что они (одежды), так показалось актёришке Фаве, ещё недавно бывшему Карликом Носом и белым Пьеро, так показалось или так на самом деле и было, что они где-то ей жали, одежды жали, так вот, поправив, поведя плечиком, жавшие одежды, чтоб не жали, невеста впорхнула в раскрывшуюся перед ней парадную дверь с раскрашенной вывеской наверху. До вывесок ли теперь влюблённому? Влюблённый бросился за ней. Публика ахнула! А девушки - все уже знают - захихикали.
  Какая музыка прянула оттуда! Публика отхлынула, и девушки...
  Швейцар! тоже! - встал, с жабо на груди: "Не соответствуют!" - но костюмеры и гримёры приступили, набросились, прикололи, пристегнули, приторочили и привели любовника в соответствие, и швейцар отступил. Теперь, "Хлоп!" - дверь захлопнулась. Бедные девушки. Зато Джильо Фава, правильнее, зато наш Джильо Фава, как тот Джильо Фава, из настоящей "Принцессы Брамбиллы", попал не то, чтобы во дворец Пистойя... как жалко, что он не успел прочитать вывеску наверху, ну-у, понятно, не до вывесок было... было, словом, сначала всё, как во дворце: кулисы, темнота, потом снова, как во дворце, кулисы и темнота (чёрный бархатный задник), но проявилось, будто в наваждении, из темноты, живописное, в смысле костюмированное некими... туда-сюда... рококошными (в том смысле, что, сколько не смотри, одни завитки и лицедейства) формами, (костюмеры всё! гримёры всё! Вспомнили? очнулись?) общество вокруг клавесина. "Цим-цим, цим-цим, Цим-цим-цим! Цим-цим, цим-цим! Цим-цим-цим!" - цимкал клавесин на причудливых ножках.
  
  Цим-цим, цим-цим!
  Цим-цим-цим,
  Цим-цим!
  Цим-цим-цим,
  Цим-цим!..
  
  Ковры и шпалеры аж вздулись эротическим содержанием (не смешите): то Аполлон, не догнавший Дафну, то Сиринга убегающая от Пана; то Аполлон, возбуждённый, то Пан в изощрённых, лучше, извращённых эротических фантазиях пытается соблазнить камышовый побег; Аполлон обрывает жес-то-ко-серд-ный лавр, Пан дует в свирель: то луна, то звезда, то печаль, то я утону в сиреневых очах; то луна, то звезда, то... да что там "то"? Понятно, что и богам не всегда удавалось догнать призрачную мечту. Помогали, помогали, иногда, снова же, костюмеры и гримёры: лебедем вырядят, быком загримируют, а то голубком:
  
  В ее окно влетает голубь милый...
  Над розою садится и дрожит,
  Клюет ее, копышется, ветится,
  И носиком и ножками трудится.
  
  А то кукушкой устроится соблазнитель на груди у прелести.
  
  Словом, чтоб гнаться за призрачной невестой, надо самому стать золотым дождём, и самому предстать в приличном, призрачном, эфемерном, а хоть и иллюзорном состоянии.
  Иллюзии - призрачные, эфемерные создания! Вот что скрашивает нашу жизнь простого ухажёра.
  Бывает, что во сне, и даже не во сне бывает, видишь где-то, на пределе видимости что-то, что-то, что такое возбуждает природное (кому природа дала) желание, такие фантазии! так воспламеняет природное, природную, или природного (снова же, кому что природа дала), так воспламеняет, что сердце начинает биться, обливаться и исходить мечтой и желанием... исходить, как говорила сама себе, по субботам, Царевна, исходить на мечту и на желание.
  Если бы актёр Фава был просто литературным персонажем, стоило бы огород городить? Попал он в персонажи стараниями костюмеров, все уже догадались, гримёров и фей, потому что, надо же было этого, ни к чему не пристроенного... здесь без существительного... ни к чему оно здесь, обойдёмся причастием... не пристроенного куда-нибудь пристроить.
  И, правда! Какой рассказ без душещипательного непристроенного героя? или какой герой без душещипательного рассказа? Особенно, что касается "душещипательного", что касается девушек, о которых уже было несколько раз замечено. Надо же и им как-то... а то "Хлоп"!.. "Хлоп" может всякий, но девушки... девушкам... девушек... о девушках...
  Поэтому для девушек, пока они стоят перед захлопнувшимися дверями с вывеской наверху, продолжается душещипательный рассказ.
  В детстве его звали Педро (одно только имя чего стоит?) Был он из рода Педролинов... не смейтесь, все мы из хоть какого-нибудь да рода.
  Мама и папа, бог знает, о чём думали, когда, как бы это сказать, зачинали проект. Никакой аллюзии на джентльмена Шенди. Часы завели, и мама не спросила, в ответственный момент завели ли?.. зато повернулась так... что не зачать было никак. Ага, да, повернулась так, что не зачать было никак. Благодарить маму или пенять ей за это Педро, впоследствии Карлик Нос, Якоб, Джильо Фава и т.д. не собирался, он же не Шенди джельтмен. Зато для жизненных духов, которые в дальнейшем определяют все глупости и шалости (в основном, конечно, глупости, потому что шалость - не глупость, а так...) ещё только зачинающегося... зачинаемого (хотелось подобрать, конечно, какое-нибудь приличное причастие страдательного залога от глагола зачать - не получилось, теперь на выбор), для жизненных духов препятствий теперь никаких не было, независимо от какого бы там ни было или какой бы там ни был грамматический залог, набросились, ворвались и овладели.
  
   Как это удивительно, восхитительно, восхотительно (ух и качественное наречие!)
   Теперь с начала. Как это удивительно вообразить и представить из чего рождается герой, героическая личность! А если уж своими глазами наблюдать, своими глазами (будто, когда воображаешь и представляешь - это не своими), своими глазами видеть в данной нам в видимость дейст-вительности? Какая трагедия там, комедия там, драма, аттракцион какой, пока не народится, наконец: вот уже ноги отнимаются; вместо пальчиков копытца и четыре чисто-белых ноги, которыми идти, идти (где он, тот Египет), и овод кусающий, и глаза большущие, как у коровы, да и сама уже - белая корова, народившая героя, или эта, та, которая родила убогого художника... художника из убогой мастерской.
  
  Снова хочется сказать, что дух духу рознь, и никто не будет спорить.
  Папа - естественно, Педролино - он был первый любовник на театре и клоун в цирке, и мама Педролина - добрейшая клоунесса и первая любовница. Они - всё, так по-доброму, подсмеивались со сцены и манежа над злюками, что даже злюки на них не злились. А про любовь они разыгрывали такие целые поэзии, что девушки в первых рядах шмыгали носиками, а в средних рядах так тоже шмыгали, и в последних тоже, а на галёрке некоторые, не все, но большинство так вообще. Поэзии эти их (папы Педролино и мамы Педролины) были не как в жизни, не как в прозе жизни, говорили папа Педролино и мама Педролина, а как в стихах, которые нет, нет, да и кажут свою скоморошью физиономию из-за спины Гамлета, Полония, а хоть и Офелии, но девушки всё равно или, как раз, поэтому и шмыгали. Знаете, трах-тарарах! когда нигде не показывают про Ромео и Джульету, то и от Карлика Носа с гусыней Мими зашмыгаешь и всплакнёшь. И Педро... все говорили - весь в папу и маму...
  И Педро не надо было выискивать и вычитывать в книжках кому подражать, а кому нет. Любовь и нежность, флейты и клавесины, лютни, тамбурины, виолончели, скрипки, фаготы, гобои, контрабасы, сослагательные и желательные наклонения - всё это, ну-у, просто, морем разливалось вокруг. Заботливые папа Педролино и мама Педролина окунали в это море маленького Педро ("лучше бы утопили сразу, чтоб потом не мучился, - сказал Арлекин-Фуриозо, глядя на Царевну, в то время как то же самое сказала Царевна, глядя на злодея с копьём), и маленькому Педро уже тогда стали являться и Луна, и звезда, и печаль, и т.д., а когда отец Педролино и мать Педролина покинули прекрасный мир... прекрасный лунный серп по ночам, ради другого... прекрасного мира и серпа, он сам пустился в жизнь за флейтами и лирами, и жизненными духами, которые поселились в нём без всяких препятствий, потому что мама Педролина, в наступивший благоприятный для проекта момент (все помнят), не спросила у папы Педролино а завели ли часы, а повернулась... а дальше уже было дело, ну-у, my big Pardon, вкуса... или техники, кому что больше по душе.
  
  Педро заплакал, когда мама и папа оставили его один на один со скрипками и гобоями. А что делать?.. костюмеры, гримёры, феи взялись за дело, и теперь... ему досталось в наследство доводить девушек в партере и подшучивать над злюками в бенуаре. Девушки-то девушками, а вот злюки! Злюка злюке рознь. Если один, то ещё ничего. А если много их собирается? Не все же, не все, как наш победоносный злодей Фуриозо, начитавшись книжек, пытаются делать добро... а есть много таких, которые что получается, то и пытаются. Странно, правда? надо было бы: что пытаются, то и получается или не получается. Нет, нет! Получается то, что получается, умники, и это только кажется тебе, что ты как раз это и задумывал.
  
  Почему? ну почему у древних - Эсхил, например, помните, чудесный такой, не путать с Сократом... кто его не читал, или Софокл, например, такой, кто его не знает, или пусть хоть и Гомер; тут девушки тихо так, тихонечко, про себя... "ты куда, Одиссей?.. - Просвещение!), почему у них нет историй про фатальную, безысходную и трам-там-там-там! - рассмешил? - травматологическую любовь? Овидий, говорите? не смешите... "Искусство любви!.." - вот именно, искусство. Скажите ещё: "Я украл у тебя, играя, медовый Ювентий, поцелуйчик один, слаще амврозии он". (Катулл).
  Почему даже Адам, как только дело дошло до дела, тыкает пальцем в подругу (предатель), мол, это она, она, она, а не он... мерзавка... хотя, может и мерзавка; знание, как все уже давно заметили, как говорят, умножает скорбь. Ну да у нас же здесь не суд, чтоб судить Адама и Еву, не святая палата, чтоб гаррота, или на костёр, или, простите, смертельная инъекция (то бишь кубок сладкого...) У нас, уже со времён святой Магдалины, девушки перестали различать с кем они в интимных отношениях - с Богом-отцом или с его сыном, как сказано: "nachdem sie Götter und Menschen betört hatte ". Понимаю, эта инвектива не всем по зубам, но чресла горят, суставы ноют... во рту пересохло; юродивый, прокажённый, косноязычный! "Плевать! Нам пойдёт всякий!.. только бы, простите... - ну, все понимают, фу-у, моветон какой в голову лезет!
  - А вы? вы поучайте ваших паучат! - как любил говорить один деревянный Пиноккио: - а у нас во рту кроме стружек ничего и не бывало!"
  Девушки думают, что им забесплатно показывают комедию, высокую комедию, в высоком значении этого слова, и рыдают, страдают и готовы стоять перед захлопнувшейся дверью, пока их не прогонит швейцар в жабо. Швейцар, швейцар, да кто сможет прогнать мечты, надежды, иллюзии, прогнать тех, этих, которые эфемерны, тонкие создания, и приходят и днём, и ночью, и днём и ночью, и во сне, и наяву... но это же жизнь! и пусть в меня бросит камень тот, к кому не приходят... о-о-о! сколько есть таких, что бросят...
  - Улю-лю, Улю-лю, Улю-лю...(бросили) - в бенуаре и на галёрке заулюлюкало. Это зло заулюлюкало. Интересно, всё же, что зло занимает места только в baignoire (бенуаре), ну-у, пара-тройка злодеев устраиваются на галёрке. Почему? позже надо разобраться. Улю-лю, улю-лю, и неслышно стало, как девушки подвывают, сомлевши от сцены Якоба и Мими в трагикомедии с редким названием "Карлик Нос".
  Я знаю, почему злодеи обитают в бенуаре и на галёрке. В бенуаре богатеи, а на галёрке голь голимая, беспросветная - и то, и другое - зло.
  - Улю-лю, Улю-лю, Улю-лю...
  - Якоб, Якоб! Куда тебя несёт? Ты что не видишь, что публика сейчас сделает из нас яичницу?
  - Улю-лю, Улю-лю, Улю-лю...
  ... поруганная невинность...
  Ничего нет страшнее поруганной невинности, для девушек...
  "Улю-лю, Улю-лю, Улю-лю..."
  ...и ничего нет главнее у девушек, которые ждут перед дверью с вывеской над дверью.
  "Улю-лю, Улю-лю, Улю-лю..."
  - Это тебе за твои шуточки, клоун!
  - Но я, я, я, ведь я... я, ведь, чтоб флейты и фаготы!
  - Флейты и фаготы? Улю-лю!
   - Ах, Мими, Мими, ми-ми-ми!
  
   "Мими, - Карлик Нос хочет прибавить ещё одну ми, - Мимими!" - таких девушек бывает одна в сто, двести, триста или, хоть и четыреста лет.
  В оливковых рощах, там, где сиреневые дриады, там и Мими водились. Не все же убегали от любвеобильного невезучего Пана. Были Мими, которые могли приласкать в отчаяние (ах, сколько песен не спето из-за тех ласк). Наша была такая, что у неё всё получалось ненадолго. Приласкает его, а он - отойдёт душой и убежит... Спорно. Может, телом отойдёт и убежит?..
  ...да если тело отойдёт, какая польза от той души?
  А там кричат, улюлюкают, а он, как уже сказано, слышит уже другую музыку.
  Мими опять сетует и зовёт вслед: "Ты куда, - говорит, - Одиссей?"
  Куда?
  Туда, за призрачной невестой.
  
  Красным и зелёным вывеска написанная. Клиника какая-то, не в том смысле, что лечебное учреждение, а в том, что там, за ней, за швейцаром, за жабо, ужасы, - как говорила Царевна, - какие-то происходят, - суть - клиника... чтоб вы меня поняли, немцы говорят: "der Wahnwitz", - что в переводе на русский означает, крайнее безумие, безрассудство... но не напишешь же такое на вывеске.
  Представьте девушек перед такой вывеской. То зелёный у них перед глазами, то красный, и оба пылают, так, что скулы или члены, что кому больше нравится, сводит.
  Да что девушки? А Педро, представьте нашего... а невеста? Хорошо хоть павлин не полез за ними... это шутка, павлин, может, как раз первый нырнул.
  Цим-цим-цим? Клавесины говорите? О таких клавесинах сам Куперен по-мечтал бы... если бы услышал. За такими клавесинами и Куперен в экстазе пребывать бы должен. Жалко, что у нас роман, а не опера или балет какой бы ни на есть, а то можно было бы такую музыку и танцы здесь устроить... заварганить... не бойтесь этого слова, ну... ещё посмотрим, может, устроим.
  Вот уже превращения начались... цим-цим, цим-цим... Овидий, снова же!.. Μεταμόρφωση (Метаморфозы) - цим-цим-цим!
  - Позвольте Вашу ручку.
  - А у Вас что, с ручками проблема?
  - Да нет... у меня уже...
  - А чё тогда просите?.. Ну, нате!
  - А я уже... как-то...
  - Так, а ручка Вам зачем?
  - Да нет, нет, уже не надо, хотя ручка у Вас что надо.
  Из ручки Дамы прорастает лавровая ветка.
  И, правда!
  Смотрите! Из божественной прорастает человечья, опять же, плоть - был богом, водителем муз, а сейчас человечишко, художник, поэт, музыкант; рвёт с себя останки солнечного бога и бросает боговы останки, как разноцветные петарды и шутихи вокруг себя.
  
  Теперь вот, художник - тот, в которого бог стреловержец, покровитель ис-кусств, сражённый страстью и вожделением (не синонимы ли?) превратился - и Дафна, которая стала лавром... сидят, как видите, в мастерской, я бы сказал убогой, если бы про мастерские художников можно было так говорить... так... пара засушенных камышей в вазе и лавр в кадке на холсте.
  Художник и его лавр в кадке.
  У художника теперь монолог. Дафна потеряла дар речи, когда превратилась. Наверное, ей, после того, как она стала лавром, дар речи стал уже не нужен... ну и что? все знают, что любой монолог, это всегда диалог... хоть и с самим собой:
  Художник крушит мастихином на холсте сиреневую любовь и забрызгивает её красным вожделением; замазывает наслаждение фиолетовым страданием, выдавливает на весеннюю синь ржавый в багреце и кружевах тюбик осени, на белое чёрное, на черное белое... словом, смешивает, мешает на картине небо, землю, море, горы, свет, мрак, человека, бога... не смешите! на холсте, из раза в раз, из раза в раз: только лавр в кадке, да лавр в кадке.
  Вот тебе и рождение трагедии из мифа.
  Один он теперь. Дафна потеряла дар речи; дар речи стал не нужен ей, чтоб сидеть в своей убогой мастерской художника на холсте.
  Педро сам потерял дар речи, и даже луна со звездой и звезда с печалью не шептались, зато сила, известная людям с воображением и неведомая людям без воображения, влекла, и духи, которым мама Педролина создала все условия, влекли, и он искал прекрасную, хоть и призрачную среди превращающихся, то из призрачных в прекрасных, то из прекрасных в призрачных.
  - Звезда, луна... - обретя дар речи, устремлялся Карлик к одной, которая была в призрачном, если кому-то хочется, прозрачном платье и была прекрасна, - луна, печаль... - а та превращалась, как раз, в медведицу, а потом и вовсе в медведицу на небе, и не до Карлика было.
  - луна, печаль, - а она... цим-цим-цим: - "Ау, Ау," - и уже нимфа, и уже только Эхо. А эта, - цим-цим-цим, - уже какая-нибудь Навка, Мавка, в смысле русалка... Лорелея - а были же невестами, или замужем за драконами.
  
  - Якоб, Якоб! Куда тебя несёт? Ты что не видишь, что публика сейчас сделает из нас яичницу?
  - Мими, Мими, Мими, Мимими!
  
  Не знаю что стало со мною
  Печалью душа смущенана.
  Прохладен эфир и темнеет
  Последним лучом пламенеет.
  Там девушка песнь распевая,
  Одежда на ней золотая,
  Сидит на вершине крутой.
   Охвачен безумной тоскою
  Гребец не глядит на волну,
  Он смотрит туда в вышину.
  
  Ло-ре-лей, Ло-ре-лей
  
  Сидит на вершине крутой,
  Навеки сомкнётся над ним
  
  Ло-ре-лей!
  
  Зашмыгали, зашелестели, и выдохнула, даже, одна красными губами, глубоким выдохом, выдохнула и вдохнула, красными губами, глубоко.
  "Ах, Лорелея, Лорелея!" - просят, умоляют первые ряды и весь партер...
  Девушкам! а девушкам? в тысячный раз уже, дай только понежиться, побарахтаться в море флейт и клавесинов, купнуться в озеро(е) грусти, грусти потерянной любви, и оказаться рядом, хоть с каким да ни на есть, да розовым шипом.
  
  
   СКАЗКА
  
   В глубоком омуте, на дне
   Сидит без сна, без пробужденья
   Старинный Рейн...
   И мысль, что родила сомненье,
   Уже распалась в тишине,
  
  
  У бога Рейна хрустальный дворец, и в окна, как уже было сказано, вплывают и выплывают рыбки, он и сам-то - рыба с фиолетовыми перьями и колючками. Представили себе чудовище, с выпученными глазами и рогами на голове, как у, простите, какого-нибудь жаброногого рачка. И глаза выпучены, и рога, как у рачка, - красота! Красота у богов совсем не та красота, которая у нас, которая у нас спасает мир. У них такие страшные есть... ну, да совсем не то хотел сказать, хотел сказать, что красота у всех разная.
  Красота красоте рознь.
  "Ло-ре-лея-а", - как колокольчик на колпачке у Пульчинеллы смеётся, заливаются трели; смеётся, заливается песня. Это Лорелея вышла на обрыви-стый берег, чтоб петь вечерней заре благодарственную песню. И даже боги, вкушая (но что боги могли вкушать в хрустальном дворце Водяника?), и даже боги, вкушая нектар и амброзию, поворачивали головы, особенно в приятных для них местах. И Водянику пела песню Лорелей. "Спасибо, - пела песня, - за то, что наполнил наши сети рыбой, а наши сердца надеждой на будущее", - и польщённый Рейн поглядывал на своих Zeitgenossen: а кто в этом мире отвернётся от сладкого звука лести?
  Да может это и была только лесть? Человек не сильнее бога и, поэтому, должен, по закону симпатической магии, задаривать покровителя, сильнейшего, тогда и сильнейший задарит тебя.
  И, всё же, красота разная. Одно дело русалки, нимфы, водянки; и другая совсем красота Лорелеи, когда рассветы встают только после того, как откроет она от сна глаза, потому что, откуда небесам набраться сини, как не от них? И жаворонок взвивается, когда устремляешь ты взгляд ввысь, и поёт тебе, потому что не может удержаться от любви. Да и не надо удерживаться. Все рыбы поутру выпученными своими глазами глазеют на тебя, глазеют, когда ты идёшь, садишься в баркас, и раскрывают, очарованные прелестью, свой немой рот. Поэтому и приходят сети к Лорелей полными. А мы говорили Водяник.
  Но у Водяника были другие планы. Не то, чтобы планы. От этой красоты и музыки прозрачное, как вода, сердце водяника, стало, как заря, когда она занимается и становится алее и алее. И уже, как будто красная кровь забурлила в нём, и оно стало биться, и всё сильнее и сильнее. Влюбился бог в человеческую красоту.
  "Ло-ре-ле-я, Ло-ре-ле-я",- пела Лорелея, и рыбы глазели на неё.
  "Ло-ре-ле-я, Ло-ре-ле-я", - и русалки завидовали и заплетали гривы лошадям.
  "Ло-ре-ле-я, Ло-ре-ле-я", - и Водяник говорил сам себе, что любовь преодолеет любые преграды...
  
  Интересно! и злюки притихли, и только всхлипывания всхлипывали, и носики шмыгали по всему партеру.
  Но было уже поздно, уже всё допрыгалось, допревращалось до того, что исчез дворец Пистоя! и карликовый Пьеро окунулся во тьму. Почему прямо во тьму? Столько оттенков от света до тьмы. Это художники знают, они только не могут словами это выразить. Окунулся во тьму... и, правда, не совсем и во тьму. То там, то там стали выплывать, как на бархате обратной стороны закрытых век (спасибо, В.В.Набоков. Но у Вас-то круче), "...............................................), выплывать в фиолетовых, синих, голубых, зелёных, жёлтых, оранжевых, красных всплесках (да, да! все краски, из которых и рождается белый свет) образы; будто колючий карандашик стал рисовать лица, головы, фигуры; стали появляться лица, лисьи лица, волчьи головы; стали рисоваться: невообразимые блаженства, вечная близость, призрачная суета...
  Клавесины продолжали цимкать, и швейцар остался, сидел с прямой спиной на стуле и ни во что не вмешивался, и ни во что не превращался.
  
  Почему всё то, что спланировано тобой, Господи, не идёт всё лучше? Или твои планы - это как раз то, что и называется случайностью, или для бесконечности любая случайность - закономерность? Наверное, всё же, ты что-то спланировал.
  Ты спланировал?
  Все надеются, что в твоём плане должно идти всё всё лучше. Иначе, зачем ты планировал?
  
  ...Пьеро, Пьеретты; много Пьеро, много Пьеретт, все в погоне за мечтами, иллюзиями, за призрачным счастьем. Мозаика распадается на разноцветные камушки и собирается снова в соблазнительное причудливое блаженство.
  
  - Каким гением надо быть, чтоб не сделать зла?
  - "Нет человека, который - гений. Если он гений, он не человек" .
  - Нет человека, который - дьявол, потому что, если он дьявол, то, снова же, уже не человек.
  
  Клавесины перестали цимкать - зажужжали, как жуки, да, собственно, это были уже не клавесины, а сами жуки, которых Ной не взял в свой ковчег.
  
  Садок вышневый бiля хаты
  Хрущи над вышнями гудуть
  Плугатари з плугами йдуть
  Спiвають iдучи дiвчата
  
  - Пойми, ты, друг!- здесь уже вступают гобои и флейты и добавляют гудения в музыку жуков. Да, жуки, потому что май продолжается, да и то, что говорить: потому что то, что было вчера, уже вчера, а сегодня, ещё сегодня. - Пойми, друг, гобои и флейты не могут взять фальшивую ноту, фальшивую ноту может выдуть из них только... какое-нибудь человечишко (что, возникла аллюзия?), которое дует в них.
  - Но, что же им обижаться на музыканта, если без музыканта они, вообще, даже, никакие, ни гобои и, ни фаготы.
  - Хороший музыкант не возьмёт плохую ноту, - вступается за настоящих музыкантов царевна.
  Пьеро.
  Пьеро, все уже знают, мчался себе, как уже пошло у нас, с призрачной невестой: вокруг стола, вокруг дома, вокруг вышневого садка, поднимался до цветов на вишне, до самых верхушек, где жуки, но тут же падал, оглушённый жучьим жужжанием...
  
  Словом, как и вчера, наверное, как и завтра будет.
  
  - Хоть на гобое, а хоть и на флейте, - это Царевна ставит закуски на стол. - Педро, Педро, ну где ты там, ну куда ты?.. возьми копьё, - она хотела сказать, "вилку", а сказала "копьё", - возьми копьё в руки, яичница же...
  
  Знаете, что такое бросать камни в чужой огород? Это не значит, что привезли тачку камней и давай бросать их, по одному, в чужой огород.
  Это значит то, что ты твои камни, вылезшие из-под твоей земли, на твоём огороде, перебрасываешь на мою, на мой, простите, на чужой огород.
  Симпатическая магия говорит, что нельзя говорить "на мой" в таком случае, потому что подобное притягивает подобное.
  Так это я знаете к чему? К тому, что Арлекин, он же Фуриозо, он же Георгий Победоносец получается невеждой, в первую очередь (потому что, будь он человек всесторонне образованный, он бы всё учёл), и злодеем, во вторую, потому, что у Царевны по субботам растут крыла, но крыла же... - вот где взаправда.
  "Хоть на гобое, хоть на гобое, хоть на гобое, хоть на гобое..." - пронзила Фуриозо мысль, хотя, что такое пронзила? Когда ногти только и ждут знака, чтоб стать когтями, то знак обязательно будет дан.
  - Педро, Педро, погоняйте жуков, - а сама думала о крыльях и субботах, о крыльях, которые растут по субботам и о субботах, по которым растут, снова же, крылья. Ах, эта золотая чешуя, этот мой жаброногий рачок. Мимими, Мимими, Мимими... мы сплетались, сплетались и расплетались в синеве неба, сплетались и расплетались, ах, у меня же были крылья, и не было никакого дела до сокрушающего идолов и замышляющего Божье дело злодея, потому что он начитался книжек. Мы сплетались и расплетались в нашей уютной пещере, сплетались и расплетались, мы загадывали желания, гадая на бирюзовых камнях, и мечтали, как он, мой жаброногий рачок, уже скоро станет рыцарем - закончится срок, колдовство, наваждение пройдёт... или я, может, стану жаброножкой - лучше, конечно, я жаброножкой... крылья в золотых чешуйках... и, вдруг, - Царевна смотрела на тыкавшего в воздух вилкой злодея Фуриозо на белом коне, - и, когда он явился на белом коне, мы были растеряны, а он своим копьём умертвил мою мечту... зато в храме пали идолы.
  
   Паоло Уччелло
  
  
  "Яков, Яков, ты куда?.. яичница...
  
  Так сидели они и страдали каждый о своём, но горе, как сказал один неиз-вестный схолиаст , но горе было общим (это из глоссы об Иакове и его жёнах, Рахили и Лии; про Самсона и Далилу такое тоже было написано). А потом шли спать, и только гобои, флейты и фаготы, и жуки, которых Ной не взял в свой Ноев ковчег, продолжали музыку и взаправду... до утра.
  
  А утром опять, сам не зная зачем, бил Арлекин по щекам Пьеро; вместе с ним бежал под вывеску... нет, не до вывесок! всегда вместе, всегда рядом - добро и зло (фу-у, какой моветон); швейцар, жабо, костюмеры, парикмахеры; мозаика, и в каждом смальтовом глазке: история, трагедия, комедия, аттракцион! там Адам и Ева, там Авраам и Сара, Ной с женой без имени, Самсон с Далилой... чего этой Далиле не хватало?.. чего-то, значит, не хватало (может крыльев?), Атлант, снова же, убегающий от разъярённых стрел главного бога.
  А вот и она, призрачная жена... например: На портрете была изображена действительно необыкновенной красоты женщина... - или так: приятная дама в тюнике на земном шаре сидит и над этим шаром держит скипетр: подчиняйтесь, мол, повинуйтесь - и больше ничего!
  Неутомимая, неугомонная (не синонимы ли?) кисть выпячивает всё, превращает всё, превращает невесту в не невесту, картину жизни в картинку жизни. С красной картины жизни манит красная невеста, с оранжевой оранжевая, с жёлтой, жёлтая, словно солнце, которым время начинает день, и зелёная, зелёная, как скука, как вилка у злодея Фуриозо... невеста - кружева, брилианты, поклоны, комплименты, - будешь червонным королём, будешь раздавать людям флейты и гобои-и-и...а людей будут - в тюрьму; поволокут в тюрьму, на каторгу и на плаху... голубые тени манят, как надежды, которые умирают в синем мраке... а потом фиолетовая панихида. Трам-тара-рам!
  Трам-тара-рам! Трам-тара-рам! Трам-тара-рам! В бенуарах обрадовались! Обрадовались! Чему обрадовались? чему радуются злюки, те, которые "Улю-лю"? Понимаешь, они радуются? Они радуются, а умники раздают добро, а их добро, смотри, оказывается злом... "Улю-лю!" Им прямой profit.
  Обрадовались!
  Бывает и по любви, по любви, сторицей за твою любовь... любовью. Нам это не грозит, мы ни читать, ни мечтать, ни считать не умеем, мы можем только глазеть выпученными, как у жаброногого речного бога, глазами, и думать, что нам что-то забесплатно показывают.
  
  
  .......................................
  ........................................
  .........................................., -
  
  шептал старый Рейн, сочинённые любовью куплеты. Волна билась о волну блистала заря, пена о берег и т.д. Смешно - таких метафор не хватит и ёлку украсить... а мы о божьей любви или божьих переживаниях, но, как кому подходит.
  Конечно, приятно, когда тебе стишки пишут; приятно, божьи всё же стишки, простите, стихи. У богов, только и разговоров. Боги всё знали, знали что было, что будет и про рыцаря знали...
  Мама родная! Ещё рыцарь!
  А рыцарь... слышит он - песня над обрывом: "Ло-ре-ле-я, Ло-ре-ле-й", - и идёт он на песню; а кусты, травы, репейники цепляются колючками - может они хотят сказать, что не надо туда, что там беда ждёт? - идёт и видит - Ло-ре-ле-я, Ло-ре-ле-я!
  Ах, какая алая ночная заря, в разрыве падающих ивами кулис! и что это такое, такое, такое, что бабочка кружевная, что лилия в белом платье, что, извините, сама Геба с кубком; да что там Геба! Лорелея! Любовь!
  А-а-а! так вот он, рыцарь, тот, который шептал ей на зеркали вод в блеске вечерней зари.
  И любовь... тут многоточие, потому что следует некое стилистическое уп-ражнение, некий стилистический казус, от которого вздрогнет знаток и любитель русской словесности...
  Приготовились! Раз!
  Здесь должно быть упражнение и казус, но нет. - Пошутил? Рассмешил? Но надо же как-то разбавить это знойное Largo каким-нибудь дурацким, хоть и перламутровым Scherzo. Хотя, какая там шутка?
   А тут ещё, проходил один известный трувер: "чем, - сказал трувер, - чем выше любовь, тем ниже поцелуи", - фу-у, какой моветон из трувера ползёт. Но раз пополз - значит, пополз.
  Чего там насмотрелся речной бог. Чего ни наслушался.
  Зато блеску зари, лишь бы блестеть и соблазнять девиц. Блеск блестел, ры-царский доспех валялся у самой воды на песке; на песке всплески, вздохи, поцелуи: "Ло-ре-ле, ло-ре-ле, Лоре-лея, Ло-ре -ле, ло-ре-ле, ло-ре-лей..."
  Снова, мама родная! - застряла рифма у Бога Рейна в горле. Застрял куплет в бессмертном рыбьем горле.
  .............................
  .............................
   Чего там насмотрелся речной бог. Чего ни наслушался. Перестал сочинять куплеты и сделал воду чёрной, такой, что пропали всякие отражения: и рыцарских доспехов, и... да и сама зеркаль перестала, а образовалась глубина, как пропасть... в которую богу хотелось свалиться.
  А "Ло-ре-ле-я, Ло-ре-ле-й",- всё дальше и дальше, всё тише и тише. И хру-стальная струна задрожала в водяном сердце Водяника.
  Домой не вернулась. Не дождался ни отец в доме, ни Водяник в зарослях камыша...
  Лорелея закружилась, закружили её ласки рыцаря, и любовь закружила в объятиях любимого...
  
  "И произвела земля зелень,
  траву, сеющую семя по роду её,
   и дерево, приносящее плод,
  в котором семя его по роду его"
   (третий день творения).
  
   ***
  
  "Я утону в твоих сиреневых глазах! - шептали его губы, губы шептали, губами шептал он, и всё его затейливое лицо: "Я утону в твоих сиреневых глазах!" - шептало.
  Сколько можно гнаться за призрачной мечтой? Скажете - всю жизнь? То есть вы хотите сказать, что, как только угаснет желание её, мечту догнать, жизнь угаснет? Если бы так.
  Ну да давайте пользоваться, пока не угасло.
  Как угорелый вылетел актёр Фава по коврам, по эротическому содержанию, мимо клавесина с фантастическими ножками... мимо клавесина с эротическими ножками по фантастическому содержанию на коврах, мимо нимф и дриад, которые всё превращались в кого-то и друг в друга, мимо жабо со швейцаром, прямо в гущу девушек перед вывеской красным и зелёным.
  И растерялись девушки, и Фава растерялся... а костюмеры и гримёры пре-вращали злодея Фуриозо в Арлекина, и, когда превратили, Арлекин, тут же, и давай хлопать Пьеро по щекам: Хлоп-хлоп! А Пьеро давай причитать: Ох-ох! А Царевна давай раздавать, раздавать: кому воздушные шарики, а кому так и воздушные поцелуйчики. А девушки, видя, что им показывают комедию и раздают шарики, и злодей в жабо сидит и рыпнуться не смеет, заулыбались и отошли душой, отошли от охватившей их растерянности. Костюмеры и гримёры (трудно здесь будет не сказать про жуков, потому что Май продолжался), костюмеры и гримёры пошли гримировать и кос-тю-ми-ро-вать дальше.
  
  Хрущи над вышнями гудуть
  Плугатари з плугами йдуть...
  
  И гобои, и флейты и фаготы.
  Гобои, флейты и фаготы - хотя казалось, что они индифферентно лишь прохаживаются, как написано у композитора в опере , но флейта, как всякая барышня, поставленная в условия, незаметно подхихикивала над своими гнусавыми ухажёрами, и те расходились арпеджио в двух октавах, и если бы не жуки, их интрижку раскрыли бы вмиг. Да кому было до их интрижек и до их арпеджио, как сказал поэт:
  
  Плугатари з плугами йдуть
  Спiвають iдучи дiвчата.
  
  - Понимаешь, друг Педро?
  - Понимаю.
  - Понимает... - сказала сама себе Царевна.
  
  Будто никто не понимает, что она имела в виду и чём она думала.
  
  - Можно ли понять неземную красоту, если мы свою земную не понимаем?
  - Главная задача философа вытащить из жизни то, что сама жизнь из себя вытащить не может...
  - Хвост вытащишь, а нос завязнет!
  - Коготок увяз, всей птичке пропасть!
  - Козла бойся спереди, а коня сзади! - пропел контрапункт из хора плугатарей с плугами. Плугатари - они мастера до народных контрапунктов.
  
  - Светила Луна, - сказал первый майский жук.
  - Чтоб видно было не очень, - сказал второй.
   - Чтоб рассмотреть было не очень.
  - Потому что, если очень - кто станет раскрывать, как говорится, душу?
  - Как говорится, вылезать из под тёплого одеяла. - Из-под тёплого одеяла в чёрную холодную ночь!
  - Согласна, - сказал четвёртый майский жук.
  
  И Пиноккио натянул простыню себе на голову.
  
  - Есть многое на свете, друг Горацио...
  - Мы должны жить с чувством тихой радости.
  - А давайте будем говорить друг другу правду за столом.
  - Ой, меня душит смех.
  - Понимаешь, друг?
  - Понимаю.
  
  Бредятина, конечно! Но это совсем, как могло показаться, не для того, чтоб многозначительно заметить, что в этом лучшем из лучших миров каждый думает о своём, а горе общее. Это, чтоб все поняли, что в любую задушевную беседу, за столом под вышнями, так и прутся, ломятся всякие, чтоб высказаться, высказать по случаю, на халяву, своё... хоть к столу, а хоть и не к столу...
  - Ведь, иной раз и жалко их за неведение того, что добро и что зло... - это уже встрял один император... императоры, они тоже - один другому рознь, но всрявать должны, иначе, какие они императоры
  - Но сказано же: "По плодам их узнаете их".
  И колокол, непонятно откуда, ударил один раз. Подождали второго - второго не было.
  Можно было бы, после того, как не дождались второго, кочумать уже до конца.
  Так нет!
  Ещё кому-то надо!
  И, чтоб я сдох, мама родная, мама милая, как говорится, не стану пить винца до смертного конца...
  - Любовь!
  - Любовь?
  ...мама родная... - ещё там хотелось точку поставить, а потом пришло: "да и то..." - и, как всегда, пришлось ставить многоточие.
  Так кто там кого любил?
  Злодей Царевну?
  Актёр Фава свою призрачную мечту? Любил призрачную мечту, с которой ни жить, и ни в карман положить?
  Будем рабираться.
  - То на тебя сверху вниз любуюсь, то наоборот, - сказал Шляпник, пытаясь разобраться.
  - А ещё Пуговичник есть!
  - (Ну), теперь пошло...
  - И все хотят встрять, поговорить. (Ну), давайте.
  - Башмачник, а? Пирожник, Ключник, Балясник?
  - Думаете, что, если он балясник, так у него одни балясы в голове, и любви не бывает?
  - Не бывает! не бывает! Ему бы только балясничать!
  - Ага! а пирожнику только бы пирожничать.
  -... ибо этот недуг ничуть не лучше того, из-за которого лишаются способности различать черное и белое, - снова встрял император.
  
  Балясник - паяц, шутник, шут, гаер, скоморох, балагур, буффон, фигляр, болтун, фарсер, клоун. (Словарь русских синонимов. балясник см. шут. Словарь синонимов русского языка. Практический справочник. М.: Русский язык. З. Е. Александрова. 20 ... Словарь синонимов).
  
  Вот тебе и мама родная, и мама милая, и, хоть запейся ты винцом до самого смертного глотка.
  Да? и даже балясник баляснику рознь?
  
  - Чем отличается паяц от шутника, а шутник от шута?
  - Подумаешь, Бином Ньютона?
  "Чем, - снова же, - ворон отличается от конторки?"
  Шутник насмехается в шутку; паяц зло насмехается, а шут шутит, в том смысле, что в каждой шутке есть доля правды.
  И таких синонимов, правильнее будет, параллелей - как от ворона, до кон-торки, - так, наверное, сказал бы автор.
  - А сколько таких игрушек в слова?
  - Сколько?
  - Столько!
  Насмешил сам себя.
  - Не переиграть ли во все эти игры?
  - Нет, не переиграть
  Балясник.
  Куда ни глянь везде балясник... Балясников... вот и остряка Арбузова пристроили на пожизненный гонорар. А всё - балясник. Балясников, ведь, большинство на земле... или меньшинство?
  Так почему балясник не может любить, а только балясничать, притворяться, паясничать (у этого слова - "паясничать" - близкий родственничек, наверное, паяц, и когда-то говорили "паяцничать", как бы вести себя, как паяц)?
  То есть, в душе балясник. А любовь-то дело нешуточное. А в душе одни шутки, балясы и выкрутасы.
  - Ах! Неужели вам не приходилось никогда подсмеиваться над своей собственной любовью?
  - Нет, не приходилось.
  Вот и ответ, как обухом по голове! Либо подсмеивайся, либо люби. Так что баляснику балясничать, пирожнику пирожничать...
  ... громадная, повисла пауза, хотя, интеллектуальный бросок, можно ещё было бы продлить.
  
  Все уже поняли, что такому диалогу позавидует даже... да что там даже? Любой позавидует, и тот даже, кто лоб разбил, сочиняя... фальшивые диалоги для бездарных актёров... или бездарные диалоги для фальшивых актёров... а ведь, смотрите, разницы никакой. Синонимы.
  
  Фуриозо!
  Прячется за чёрную масочку, Насмешил: "хлоп да хлоп". Теперь бегом... отворачивать глаза, скрывать глаза, скрывать глаза под масочку, потому что глаза же не слова, глаза выдадут, выкажут напоказ всё, что наврал словами...
  Арлекин хотел добра... Арлекин, злодей Фуриозо делал добро. О, какой тонкий риторический, да и философический экзерсис: "хотел и делал... или хотел, а делал?" - потому что: - "разве не может так быть, чтоб злодей в душе... а не в душе, не злодей?"
  - Понимаешь, друг, я не поддерживаю твоих фантазий, не одобряю их.
  - Понимаешь, друг, если ты меня поддерживаешь, то мы, как один, а если не поддерживаешь, то нас, как двое.
  
  Алый закат, кулисы дерев. Теперь ивы плакали (да, собственно, много ли им, ивам, нужно, чтоб заплакать). Лорелею украла любовь.
  Рыбам теперь не на кого было пялиться, рыбам теперь не к кому стало, в умопомешательстве от красоты, бросаться в сеть... рыбы теперь так... забредут одна, две, чтоб посочувствовать рыбаку.
  Рыбак, потом уже, отправился в свой рыбный рай. Водяник, потом уже, затаился в хрустальном дворце. С хрустальной струной в сердце... и не устраивал разговоров ни богам, ни нимфам.
  
  И вот тут, как говорят: Смотрите!
  
   "Ло-ре-ле-я, Ло-ре-ле-ей".
  Рыба высунула из воды глаз.
  "Ло-ре-ле-я, Ло-ре-ле-ей".
  Зеркаль зарябила(сь).
  
  Песня! Печальная - но песня. Песня грустная, но песня. Песня о поте-рянной любви, о том, как он ушёл к другой, как осталась она без счастья.
  Бог Рейн выплыл на мель и стал слушать горе. Струна в сердце натянулась, вот-вот порвётся.
  У бога Рейна хрустальный дворец, и в окна вплывают и выплывают из окон рыбы и рыбки; боги слетаются попировать и поиграть с нимфами; у бога Рейна несметные сокровища.
  Лорелея! Лорелея теперь одинокая, в одинокой хижине, льёт слёзы. Как кружилась, как кружила её любовь...
  И снова рыбы нырнули в глубину - Лорелея не выходит на берег, не садится в рыбацкую лодку, не поёт песни; - а на кого им, рыбам, там, ещё смотреть? На небо хмурое?
  И небо хмурое - неоткуда сини брать, потому что мутными стали синие глаза.
  Водяник - затаился снова на дне.
  А поруганной любви путь один - в омут. И только, когда фиолетовые круги пошли в глазах, когда сказка уже должна была закончиться, и душа уже готова была стать не нужной телу, и образ уже покидал, бог Рейн подхватил поруганную и вдохнул ей глоток мокрого воздуха.
  Круги пропали, душа вернулась.
  
  "Ло-ре-ле-я, Ло-ре-лей!" - с высокой скалы поёт теперь Лорелея, теперь Лорелея бессмертна!
  
  Рыбаки, очарованные песней о счастье, забывают про свои вёсла, паруса; и остаётся одна дорога - в водоворот, в пучину, как говорят, счастья.
  А рыбам теперь? есть хоть на кого выпучивать глаза; ивы теперь не так уж плачут; заря снова блестит на зеркали... ей-то, заре; Водяник, бог Рейн теперь может слушать свою Лорелею вечно - и никакой рыцарь, какой там теперь рыцарь?..
  Рыцарь.
  Все знают, чем заканчиваются такие истории.
  Рыцарь. Не обретя (за "обретя" надо морить голодом, пока в голодную голову не придёт нормальное слово), не обретя счастья с разлучницей, рыцарь бродит по свету, не находит пристанища ни в подвигах, ни в любви; и только призрак, и только мчит его лодка, и никакие сирены, водяные девы не в силах перехватить его взгляда. Тоска тянет его, тяга тянет его вперёд, вперёд, туда, где Майя уже давно укутывает в своё покрывало любого влюблённого.
  Но вот, как и должно быть в сказке: "Ло-ре-ле-е-е-я, Ло-ре-лей"... - и, как с цепи сорвалось!
  Нимфы хотят задержать; кувшинки, ирисы, незабудки, болотные и речные лютики, апоногетон двуколосый (scherzo), плетут сети: "...не надо туда! Беда там ждёт!"
  Да кто теперь удержит?
  
  Охвачен безумной тоскою,
  Гребец не глядит на волну.
  Не видит скалы пред собою,
  Он смотрит туда, в вышину
  
  И Лорелея потянулась к богам, протянула руки к богам, помните, как нимфа Дафна к богам, чтоб спасли они её от вечности... и боги спасли.
  Упала с вышины, разбилась о скалу, распалась брызгами, мозаикой; в каждой капле любовь, любовь, но... любовь же.
  
  Моё лицо, если бы оно меня слушалось, могло бы выразить и сочувствие, и понимание.
  
  - Понимаешь, друг, я не поддерживаю твоих фантазий и не одобряю.
  - Неужели, друг, мечта, цель всей жизни - всего лишь фантазия, призрак, наваждение, иллюзия, Майя?
  
  Не относитесь поверхностно к вышесказанному.
  
  Костюмеры, гримёры, жуки, флейты стали в стойку; фаготы тоже стали в стойку.
  - Понимаешь, друг, фантазия, это, всё же, ирония жизни. "Луна, звезда... печаль... в тебе жизнь моя, моё сердце, душа, Селена... за тучей, это, как за тучей - снова же, - промелькнувшее..." - это ирония.
  Гримёры двинулись, но, будто споткнулись, не поняли ещё - карминовая помада или... белилами, чтоб можно было на них писать всё то, что захочешь, затопить всё вокруг?
  Фон! Фон! Задник надо было сейчас сконструировать и опустить таким контрапунктом, чтоб он ржал, как кобыла на выданье. Слышали ли вы когда-нибудь, кобылу на выданье? Я слышал.
  И-и-и! гримёры с костюмерами набросились.
  В жуках, флейтах, гобоях и фаготах началась увертюра. Но не какая-то там увертюра, а увертюра, мама родная, комической оперы, хотя, кому-то это могло казаться и трагической комедией. Комедией "Карлик нос".
  - Понимаешь, друг, - личность, умеющая видеть иронию в жизни, рассмотреть её в жизни, никогда во всё это не поверит... но это не значит, что она, личность, сама не наслаждается ею, её кривлянием, её, на фиолетовом заднике дрожащих век, обманом. Вот именно, обманом... "Я са-ам-м обманываться рад..." - или... да что там "или"? - Селена за тучей!
  Смешно?
  С последней увертюрной нотой на сцену выходит хор - это и будет контрапункт (костюмеры и гримёры постарались, а что делать, всем хочется попеть, поучаствовать в хоре, в дуэте, в трио и (в) соло)...
  
   Хор выходит
   раскрашенный гримёрами и разряженный (ударение ставится на "я") костюмерами.
  
   Хор
   Ой, приятно птичке
   По небу летать,
  Чык-чэрык, чык-чык, чык,
  Песни распевать.
  Чык-чэрык, чык-чык, чык,
  Песни распевать.
  
  Гусыня Мими, она же модисточка Джачинта Соарди почувствовала вдруг, что её... да-да, дошла и до неё очередь, все уже догадались, пришла её пора, её, вдруг (вдруг ли? сами понимаете) объяла, вдруг, схватила, скажем, вдруг, и повлекла известная всем неведомая сила.
  
   Хор
  Деревцо склонилось
  Низко над водой,
   Девка полюбилась,
   Ах ты, боже мой.
   Девка полюбилась,
   Ах ты, боже мой.
  
  Прынц из-за кулис манит сверканием одежд... или чешуек, кому что нравится, и глазами, как... у "жаброногого рачка" - не забывайте, красота бывает разная. "И глаза выпучены, и рожки, как у рачка", а красота!
  А красота? да кто там будет разбираться, красота, не красота, когда скулы или члены, лучше и скулы, и члены, в особенности члены, сводит.
  Выманил, и набросились все. Как всегда. Каждому отдай. Мол, Вашего, прынцесса, нам не надо, ... но наше...
  Раздели и разули.
  Тут же Фея, Розабельверде, как всегда. Закрыла передником, а то жеребцы уже собрались: "Смотри, какая восхитительная, будто Далила еврейская или Венера па-ле-о-ле-ти-чес-ка-я... Гы-гы-гы!
  
   Солист, в образе гуляки
  Я себе гуляю,
  Гуляю, веселюсь,
  Птичку подманаю
  И на ней женюсь.
  
   Хор
  Пусть себе не гнётся
  Ива над водой,
  Если что придётся,
  Я пойду к другой.
  
  А все люди, в это время, тачают сапоги или солят помидоры, кто что.
  
  Почему всё то, что спланировано тобой, Господи, не идёт всё лучше? Или твои планы - это как раз то, что и называется случайностью, или для бесконечности любая случайность - закономерность? Наверное, всё же, ты что-то спланировал.
  Ты спланировал?
  Все надеются, что в твоём плане должно идти всё всё лучше. Иначе, зачем ты планировал?
  
  Карлик теребит Мими и говорит, что если она будет путать слова, их забросают яйцами.
  Но Мими!
  Обрывает лепестки сирени и поёт:
  
  Всё четыре, всё четыре,
  Всё не вижу я пяти
  
  Сирень, очень понятный цветок. Куст сирени - это Вселенная, а ты, даже не Луна, не Земля и не Небо, ты даже не соцветие... ты лепесток.
  
  Клавесин откуда-то (откуда-то, - это смешно, будто не известно откуда), клавесин стал подцимкивать:
  
  Значит счастья в этом мире
  Мне, наверное, не найти.
  
  ...что, мол, мол, что есть бесполезнее мечты? Поэтому играй что играется, или во что играется, а наврёшь... так ты ж не фагот.
  
   Гуляка (солист)
  Пусть себе не гнётся
  Ива над водой,
  Если что придётся,
  Я пойду к другой.
  
  Diese komische Schöpfung - Menschheit! (Это странное создание - человечество!)
  
  
   Хор
  Если что придётся!
  
   Одна Mädchen жила себе, была, как в сказке, как в сказках говорится... красѝва и счастлѝва.
  
   Разве можно сказать, что на Земле нет счастья?
  
  ...нет правды на земле.
  Но правды нет - и выше.
  
   Ах, не смешите, Пушкин. Вы-то прекрасно знаете что такое поэтиче-ские экзерсисы, Вы и сами т-а-ак рифмовали счастье с горем, а землю с небом, и, вообще, есть ли что-нибудь такое на земле, чего нельзя было бы зарифмовать с тем, что есть на небе?... или чего такого нет на земле, чего не было бы и на небе?
  Штука (не шутка, а штука) заключается в том, что такими рифмами голову можно задурить любому, но ещё, что важнее, что любого может задурить любой, будь то злодей, а хоть и актёр Фава.
  
  Пусть сидит себе, таится
  Удивительная птица, -
  
  Mädchen жила себе, была, красѝва и счастлѝва.
  
  Саламандра, в пламени горящего пунша, танцует эротический танец.
  
  Удивительная птица
  Может иногда присниться,
  И пугать её не надо
  Резким жестом, колким взглядом.
  
  Что останется от птицы,
  Если птица, испугавшись,
  Крикнет криком и исчезнет?
  Что останется от птицы?
  
  Не останется блестящих,
  Не останется зовущих,
  Не останется влекущих,
  Не останется манящих...
  
  Саламандра танцует в пламени пылающего пунша. По стенам, отделанным цветными шёлковыми шпалерами, порхают, будто разноцветные бабочки, блески огня и вечно преследуемые их тени.
   Две скрипки, альт, виолончель и контрабас - там, за окном, в темноте ночи, в луче луны играют серенаду.
  Ти-ри-рам па-па, Ти-ри-рам па-па, Ти-ри-рам пам-пам-пам-па...
  Ах, Моцарт!..
  Ах, Пьро, - это он стоит в свете луны. Что же, вы не видите, как он своими серебряными стрелами волнуете шторы на окнах?
  
  Сквозь аккорды струн певучих, -
  
  это уже другой волнует занавески, -
  
  слышен сердца стон,
  поцелуев твоих жгучих
  страстно молит он.
  
  Мефистофель!.. ага, Торчеллини! Эллекен, Халлекен, Эрлекен, Рогатый Охотник, Крокерос, король Херла, Карлекинус, Ар-ле-кин! Злодеей!
  
  Какая-то скучная мораль сейчас должна следовать.
  
  Вы, конечно, уже втянуты в эту игру словами, за которыми есть, я пола-гаю, но не знаю наверняка, какая-то относительная, вне сомнения, ясность, или относительно сомнительная ясность.
  А что касается слов, так я знаю таких молчунов, которые боятся даже слова сказать с людьми, зная насколько слово никогда не обозначает то, что им пытаются обозначать. Наговорили слов таких, таких фигур речи наплели, у которых и значения вовсе нет, а они поверили.
  Diese komische Schöpfung - Menschheit! (Это странное создание - человечество!)
  Нет, про человечество ещё рано.
  
   Что-то давно мы не брались за сюжет. Действие, по правилам, развивается, конечно, но уже долго. На чём, дай Бог памяти, мы остановились?
  Актёр Фава, вынесенный "силой" в мир искать свою призрачную невесту.
  Мими осталась на сцене. Уговаривает девушек в партере не отчаиваться, а злюк в бенуаре не очень улюлюкать.
  Актёр Фава пускается в бег.
  Пощёчины, пощёчины, "призрачный чад чувств". А что? надо платить за то, чтоб дали гнаться... и догонять. Тысяча пощёчин.
  У Пьеро всё перемешалось в голове от разговоров за столом под вишнями.
  
  И всё, на этом остановились.
  
  Дальше:
  У Пьеро всё перемешалось в голове от разговоров за столом под вишня-ми.
  Кульминация! Скрытая - разваливает целое мироздание. Луна, звезда, пе-чаль - всё это дальше и дальше, меньше и меньше, всё призрачней, будто Лорелея со своим рыцарем - куда-то в небытие. Призрак отступил.
  И вот он, перебрал всех, от старинных Педролиннов, через папу Педролино и маму Педролину, до актёра Фавы, до Карлика Носа, до Белого Пьеро... Все заигрывали с Майей, Владычицей, Госпожой... Это Майя с ними заигрывала. И всяк из них в страшных сомнениях покидал мир, мол, не ошибся ли я профессией? Ошибся? Будто от тебя зависит, кто ты такой есть.
  Дальше Карлик Нос должен встретиться с призрачной невестой. Настоящая кульминация. А та должна оказаться Гусыней Мими (развязка). И Финал. Финал такой интересный, что ну его к Богу.
  
  Хор сопровождает, как в древнегреческой трагедии, из-за кулис, героев, ведёт с ними диалоги, наставляет, вручает, осуждает, дружит с ними против других, а с другими против них, поёт о несоответствиях... и о соответствиях (если кто решится написать партию для хора).
  На сцене куча народу, сплошной базар (имеются в виду декорации). Цирки, балаганы, петрушечники всякие, куча народу. Продают, покупают, отдают даром. Народ всё весёлый, на всё способный.
  Готовим вместе с декораторами, механиками и рабочими сцены, мес-течко, павильон выстраиваем, куда должно занести нашего Карлика и нашу гусыню, чтоб устроить им встречу и кульминацию.
  
  У Пьеро всё перемешалось в голове от разговоров за столом под виш-нями: то казалось, что если тебе так суждено, то по-другому и не будет, то, казалось, наоборот. Но, причём здесь балясники или тромбоны?.. Да при том, что каждый хочет встрять со своим, к столу ли, не к столу.
  
  И дальше... но, стоп, мучает совесть. Девушки могут не понять. Для них надо разъяснить. Таким, их языком, язычком, таким пёстрым, таким юрким...
  - ...то Торчеллини, то Педроллини, то...
  Майя - это "сон наяву".
  "Мифическое покрывало Майи это, для воплощённого человека, "сон на-яву", когда он увлекается настолько водоворотом своих жизненных событий, настолько становится терзаем страстями грубо-материальной действитеьности, что считает их зримой аксиомой и перестаёт (или даже не начинает) думать о Вечном и Непреходящем: о поготовке души к переходу в Истинную Реальность".
  Это изречение было прописано в сети, прописала фея Белая Роза. Слава!
  Мне нужно здесь: "...и перестаёт думать о Вечном и Непреходящем: о подготовке души к переходу в Истинную Реальность", - за остальное не отвечаю.
  От меня спасибо: так просто взяли и отцепили ещё одну петельку в этом, не совсем и так складном повествовании.
  Фея Белая Роза теперь, своим дурманным лепестком прикроет, если что придётся, рыцаря. Вспомнили, как вы воткнулись носом в ослепительно-белые, со искрами изумрудной росы афродизиаки на огромных лепестках розы?
  Потом всё лицо окунулось в букет и, если бы не колючка, - Ух, трах-та-ра-рах! - тему можно развить до: что бы делали мы, если бы в нашей жизни не попадались колючки. Но не буду. Уже готовы декорации. Костюмеры, гримёры, актёры, актрисы, оркестр, как было сказано, фагот, гобой и флейта. Приготовились! Все готовы? Внимание, внимание, занавес! Занавес! Занавес!
  Трах-та-ра-рах! Оглушает сразу, будто это не занавес раскрылся, а из преисподней вздох вырвался. Будто все жалобы и вопли собрались в клубок и, вдруг, повернулись своими рожами и костлявыми руками... и безнадёжно огнём дыхнуло. Это вам театр! Это вам не... про колючки в жизни.
  Уходит вспять (осветителю) адское пламя, и, как и было заявлено: На сцене куча народу, сплошной базар (имеются в виду декорации). Цирки, балаганы, петрушечники всякие, куча народу. Продают, покупают, отдают даром. Народ всё весёлый, на всё способный. Словом: Я себе гуляю, веселюсь, Птичку подманаю и на ней женюсь!
  Ошарашенный застольным разговором, помните? Это у нас было: "...моя призрачная невеста, ах, луна, звезда, печаль, жуки, закуски на подносе - перемешалось всё в голове Пьеро..." - ошарашенный, продвигается актёр Фава через сцену, с левой кулисы в правую.
  Все те же: ...моя призрачная невеста, ах, луна, звезда, печаль, жуки, закуски на подносе - перемешалось всё в голове Пьеро, - крики, визги, трубы, барабаны, свистелки, тарелки, колокольцы, собачий лай и всякое другое дьявольское потрясение нежных ангельских ушек, повалила, как в Принцессе Брамбилле, да какой там!.. как в видении монашка Вальхелино из прихода Лизье, ну-у, все его знают, попёрлось шествие с плясками и выкрутасами лгунов, воров, подлецов, предателей, клятвопреступников, насильников, убийц, блудниц, прелюбодеев и прелюбодеек. Словом, это такое имагинарное, (как умники говорят), чтоб вообразить нам куда мы и где мы, и с кем мы, а на самом деле для того, чтоб сказать, что наш Педро пробирается... для настоящего имагинарного надо ещё готический в пламени собор с забрызганными кровью распятого венецианскими стёклами и пару ведьм с бесстыжими глазами, и всю толпу, прикладывающихся к коленке чёрной королевы... и палача на плахе, с отрубленной головой за волосы в руке".
  Как это приятно, цитировать из самого себя, такой целый кусок текста!
  Но, для настоящего имагинарного надо, а то болтаемся где-то не далеко, не близко, но всё не там.
  И вот, Запустили событие. Главное, кульминационное!
  Субтильной, но очень целеустремлённой стрекозой, в такую её превратила Фея Розабельверде, когда прикрывала её своим, пышущем жаром подолом (хороший подол, в воображении любого, хоть мало-мальски художника, всегда пышет), когда прикрывала подолом от ржущих жеребцов, летела субтильная, но очень целеустремлённая стрекоза (чего уже нельзя было сказать о пробирающемся Пьеро) с правой кулисы в левую, летела подруга Мими над всем этим, сквозь которое тут же пробирался Пьеро с левой в правую: ...цирки, балаганы, "я себе гуляю, ве-е-еселюсь"... Пьеро уже не был уверен (ещё бы, после такого массового откровения за столом под вишнями), не уверен, что призрачная погоня или невеста, как кому больше нравится, его "зримая аксиома",- как сказала Фея Роза. Честно говоря - что такое "зримая аксиома" я не очень понимаю.
  Мими летела стрекозой. Хоть летела, а хоть и пробиралась тоже (какие-то больные фантазии), а впереди были расставлены ловушки и сети для всяких таких субтильных насекомых.
  Мими летела, Пьеро пробирался. Что они встречали на своём пути, кого, какие ловушки? Все знают, все такое встречали, когда хотели лишь счастья, а получали, как говорится, борьбу за выживание. И, если, по примеру великих реалистов, натуралистов, пусть даже соцреалистов, экзистенциалистов и т.д., описывать эту живую жизнь... словом,
  Ромашки прятались,
  Лютики никли,
  А незабудки... И так страниц 60, пока Карлик Нос и Мими, Мимими не встретились под вывеской (наконец удалось прочитать) "Балаган", и всё началось сначала.
  
  
   ПРИСКАЗКА
  
   В глубоком омуте, на дне
   Уже распалась в тишине
   Та мысль, что родила сомненье.
   Сидит без сна, без пробужденья,
   Старинный Рейн.
  
  
  Водомерки бегают по воде (интересно, кто раньше был: водомерки или Спаситель Христос, то есть: водомерка, как Христос, или Христос, как водомерка бегал?)
  До водомерок ли? (хорошо, хоть не сказал "до Христа ли?)
  Не казалось ли Вам иногда, что, когда Вы заняты какой-то мыслью, сосредоточены на чём-то своём, главном, всё вокруг перестаёт быть. И мысль Ваша и воображение Ваше бегут из этого мира живой жизни в свой собст-венный живой мир?
  Чем больше твоя беда или счастье, тем меньше дела до других. "Печаль другого - это чужое..." - знали ещё в начале очередного нашего культурологического переворота, а о чём ещё не знали, теряется в релятивизме понятия о происхождении жизни.
  Мысль упёрлась, будто улица в тупик, будто повисла над чёрной пропастью, такой чёрной, что пропали всякие отражения: и рыцарских лат, и... да и сама зеркаль перестала.
  Видите ли? Быть самим собой, чтоб пройти мириады искушений, преодолений, отречений, и прийти, смешно, к самому же себе? Но уже без мечты. Уже, как сказано, и топор лежит у корня, И всё потому, что от себя не уйдёшь?
  Да ладно вам!
  
  "Чем ворон похож на конторку?" - кажется, повторяемся, ну да не впервой.
  
  Ответов множество, но, ни один не правилен. Ответ придуман автором одновременно с вопросом, и звучит он так: "Ответа нет!"
  Так что, - ещё тот вопросик, и даже не знаешь, с какой стороны подступиться...
  Например, с той, где мириады искушений.
  
  Основы духовной культуры (энциклопедический словарь педагога):
  Искушение - (лат. - мучение от вкушения)...- есть и дальше, если кому интересно , но я прямо взорвался этим "мучением от вкушения". В словаре латинских крылатых выражений не нашёл и стал фантазировать (простите, что стал), стал фантазировать сам.
  Вкушать, как всем известно, можно из блаженной чаши, а можно и из гре-ховной.
  Понятно, что мучение достаётся от греховной пищи, от блаженной получается не мучение.
  Вот это: "...от греховной пищи"!
  Разберёмся! was ist пища греховная (ist - "есть", в переводе на рус. яз., но не от глагола питаться, кормиться, нажираться и т.д., а от глагола sein - существовать, быть...)
  ...и тут же был схвачен за руку: а что: питаться, кормиться, нажираться и т.д., это не то же самое, что существовать, быть?
  Ну-у, тут уже совсем для "чайников": Где лежит или простирается та грань или то "поле" между "нажираться" и "существовать"?
  Какая же, и прошенная, и ожидаемая ассоциация: "Поле чудес в стране дураков". Теперь понятно, почему у Пиноккио, кроме стружек, ничего во рту не бывало
  Ого! Чувствую, чайник... там, на кухне, закипел. Вам с какой заварочкой?
  - Ах, меня тошнит от этих разговоров о греховной пище и об этой надлом-ленности... мол, мол, мятели блаженного вкушения.
  - Вас тошнит, а некоторые столько стихов посвятили этим вопросам.
  
   СТИХИ
  
  Я Господь, Бог твой; да не будет у тебя других богов пред лицом Моим.
  Не делай себе кумира...
  Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно...
  Помни день субботний...
  Почитай отца твоего и мать твою...
  Не убивай.
  Не прелюбодействуй.
  Не кради.
  Не произноси ложного свидетельства...
  Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего.
  
  На самом деле, канцелярский стиль. Стиль, он ведь всегда выдаст: рот рас-крыл и понятно кто перед тобой стоит.
  Я понимаю, стихов посвятить Афродите, Афине, Психее, Гекубе, Галатее, Ганимеду, если хотите... а такие скрижали? Моисею дано было подержать в руках, да выскользнули (а они возьми и выскользни), и то, это... раскололось... тут раскол, там раскол, сколько же в тех расколах затаилось?
  Провидение.
  Только Провидение Проведению рознь.
  А Спаситель: "Моя плоть, есть пища духовная, кровь моя истинно есть питие", - и такое впечатление, что Он, Спаситель всегда тут, рядом; а ты сидишь, и твои глаза уже не видят того, что ты сам кропаешь. Ты просишь только: ну, ещё слово, ещё полслова, ещё слог, буква, запятая, хотя бы ещё миг продержаться, чтоб успеть, увидеть, вот сейчас откроется, наконец, только миг ещё, и ты всё узнаешь, и ту загадку разгадаешь, которая тебя мучила всю жизнь, всё станет понятным и приятным... И Спаситель рядом стоит, и стόит только с верой и надеждой попросить, протянуть руку и съесть облатку и, напитаешься хлебом духовным, и уже будешь творить свою следующую новую жизнь...
  Да где та вера и надежда?
  Ну, теперь уже всем понятно, что есть такое пища духовная.
  А греховная - это наоборот.
  И можно уже было бы закончить, но вот ещё:
  " Ибо плоть Моя истинно есть пища, и кровь Моя истинно есть питие" (Иоанна 6, 55 ).
  А без вас бы мы теперь до этого не догадались. Ещё добавьте: "Всё остальное от лукавого"!..
  И всё? И...
  
  Еще одно, последнее сказанье -
   И летопись окончена моя,
   Исполнен долг, завещанный от Бога
   Мне, грешному.
   Недаром многих лет свидетелем господь меня поставил
   И книжному искусству вразумил .
  
  А вот ещё:
  
  Смешивай на палитре красный с синим, аж до явления фиолета, а потом разбавь фиолет белилом, разбавь эту безысходную, смешно, печаль, белым светом, и вот тебе и не безысходная печаль! но мечта; подбавь туда изумруд-ных и красных искор - мечта, ах! под кустом бутафорской цветущей вовсю сирени - сиреневая жизнь... в сиреневых глазах.
  
  А вот ещё: И так страдали они каждый вечер, каждый о своём, но горе, как сказал один неизвестный схолиаст , но горе было общим.
  
   Смешивай, как сказано, - и получишь что тебе надо.
  
  
   К О Н Е Ц
  
  11.07.2016 г.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"