Вспученные сутки запоздавшей весны. Жирная грязь отощавшей России. Площадка "N-километр" с увиливающим от неё электропоездом. И нигде нет солнца.
До посёлка три километра. Их нужно пройти, чтоб передать то, что мне дали. "Не доходя до посёлка, увидите водонапорную башню с гигантскими сосульками (не успели спустить воду в мороз). Рядом водокачка. Постучитесь, скажите от кого, и лучше, если бы вас не видели". Я так и сделал: подошёл, постучал, сказал - кто. Открыли сразу. Впустили. Ну и водокачка! Аппаратуры, как в субмарине напичкано.
- Садитесь.
Сел.
- Вот что я вам скажу: всё это эксперимент, но секретный. Наш институт "Социального прогресса нации" получил грант фонда Сорроса для... (пауза, взятие со стола машинописного листа) ...для "исследования трансформации русского правового менталитета в условиях рыночных отношений". Короче: вы будите связным. Раз в неделю вам придётся доставлять отчёты о проделанной нами работе в город, а оттуда сюда передавать новые задания.
- А почему нельзя по связи?
- Вся связь перехватывается американцами. Вы что, хотите, чтоб на нашем материале плодились заморские лауреаты? Официально вы будете числиться курьером по особым поручениям. Скоро местные выборы. Скажите, если что: вожу предвыборную агитацию.
- Как это вожу? Да вы что! Я случайно здесь. Мне в вагоне какой-то человек предложил передать пакет. Стольник дал. А мне ещё час ехать дальше.
- Ну и что? За стольник и в город смотаетесь. Вот пакет. Скоро электричка. Не задерживайтесь.
Человек из водокачки закрыл за мной двери.
"Что ещё за фонд прогресса?" - думал я, попирая грязевые отложения.
Как только сел в вагон электропоезда, ко мне подошёл тот человек и сказал:
- Давайте пакет, я сам его доставлю в город. Вам же надлежит на следующем полустанке выйти и вернуться вот с этим заданием в посёлок.
- Но мне надо домо...
- Ах да, вот стольник. Поспешите.
Чёрт знает что!
Грязь... Грязь... Грязь...
Я снова в водокачке.
- Вот пакет.
- Хорошо. Я придумал для вас новое прикрытие: в местной школе преподавательница биологии уходит в декрет. Займёте её место.
- Да вы что, в самом деле! Я не хочу преподавателем. Да и вообще...
- Да что вам неймётся с вашим "не хочу". Возьмите себя в руки. Вот пакет в город, а завтра у вас первые уроки. Да, забыл вам сказать: в наши задачи входит не только... (пауза, взятие со стола машинописного листа) ...не только исследование, но и "прививание правовых основ на ещё скудную почву гражданского сознания россиян". Так что выстраивайте ваши уроки, исходя из этих задач.
- Это уроки биологии?
- Тем более биологии. А в дальнейшем вам предстоит для каждого жителя посёлка стать своим "в доску". Без этого правовые основы не привить. Имейте ввиду, вы будите получать не только зарплату учителя, но и часть нашего гранта, и часть немалую.
Вот уже неделю, как я преподаю биологию, химию и географию. У меня комната в общежитии, похожем на барак. Я питаюсь в столовой. Мои соседи - семьи здешних селян. Я не знаю их фамилий. Для моих наблюдений это не важно. Фанерные перегородки помогают лучше прочувствовать материал, и этот материал матерится.
Вскоре я был вызван в водокачку.
- Завтра на отчётном собрании, приуроченном к международному женскому дню, будет выступать глава администрации района Афанасий Гниенко. Вам нужно будет проанализировать его доклад с правовой точки зрения. А доклад его заместителя Татьяны Гноенко рассмотрите в ракурсе вопроса сельской эмансипации. Это будет начальный этап. Позже мы сравним их последующие доклады.
Доклад Афанасия Гниенко произвёл на меня впечатление чего-то быстрого, грубого, но справедливого. "Этот человек знает правду сельской жизни", - подумал бы каждый. В процессе слушанья я понял, что ощущение жизненной правды возникает в его, на первый взгляд суховатом докладе, да нет, скорее речи (в доклад он перестал смотреть ещё в начале) через равномерное использование ненормативной лексики. Это было чем-то сродни двадцать пятому кадру в кинематографе, чем-то едва уловимым, но глубоко врезающимся. Вот, казалось бы, казённое поздравление с Восьмым мартом - ряд сухих цифр, перечень недостатков, но почему это заставляет слушать? Мат в его речь вкраплялся органично, дозировано и так равномерно, что уже казалось и не мат это вовсе, а одна только жизненная правда, укрывшая всех собравшихся. Это завораживало. Я даже забыл, зачем я здесь. Разбирая записанную на диктофон речь Афанасия Гниенко, я не обнаружил в ней правовых аспектов и долго ломал голову, как составить отчёт с правовым анализом. Тогда я заменил слово "Правда" в его речи на термин "Право", и получилось вполне сносно. Доклад Татьяны Гноенко смахивал скорее на перепалку с Афанасием Гниенко. Анализируя её выступление, я не мог определить в нём признаков эмансипирования, но в отчёте указал на то, что смелая дискуссия между женщиной и вышестоящим начальником - мужчиной является ничем иным, как "поступательным движением в сторону поселковой эмансипации". Я остался доволен собой и направился с отчётом в водокачку.
Путь мой проходил мимо милицейского участка. Из него вышел сержант и предложил исполнить свой гражданский долг - быть понятым при обыске задержанного. "Что ж, - подумал я, - чем не случай правовой практики".
Задержанный - мужчина лет сорока пяти, среднего роста, с чертами алкогольно-зависимого человека. Сержант предложил ему выложить содержимое карманов на стол. То, что было дальше, я не успел уловить. По-видимому, задержанный отказался, иначе, чем объяснить, что его биомасса с хлёстким хлопком переместилась в другой угол и приобрела бесформенный вид. Пальцы сержанта, как пальцы хирурга проникли в полость карманов и извлекли мелочь и сломанные папиросы. Затем этими же пальцами сержант извлёк из стола уже составленный протокол и подсунул мне для подписи. В нём утверждалось, что во время обыска в моём присутствии задержанный оказал сопротивление властям. Мне захотелось быстро уйти, но для этого нужно было подписать. Конечно, я подписал, вышел и не мог нарадоваться первой попавшейся птичке, облачку в ясном небе, травинке, жучку, возможности быть с ними и глядеть по сторонам, в общем, тому стремительному опьянению свободой, что охватило меня всего и заставило забыть и о моих правах и о правах задержанного. "Только б насмерть не забили", - пронеслось в голове, и я быстрым шагом пошёл к водокачке.
- Скоро майские праздники. Будет доклад главы администрации. Он должен отличаться от мартовского в правовом аспекте. Поработайте с Гниенко. Пора получать результаты. Следующий грант не за горами.
Я попытался встретиться с Гниенко с глазу на глаз. Это случилось в лесопосадке перед закатом, когда апрельские вечера ещё так слякотны, мутны и полны неуверенности в задуманном.
- Афанасий Никитич, - начал я с видом знающего страшную тайну. - Мне известно, что вы будете выступать с докладом первого мая. Тут вот какое дело: вы, конечно, в курсе, что государство наше собирается стать правовым, и на местах этому уделяют большое внимание. В общем, мне стало известно - не буду говорить, откуда - о тайных агентах, которые засылаются из центра под видом простых людей. Они отслеживают ход правовых реформ на местах и докладывают сразу в Кремль. О здешних реформах они будут судить по вашему выступлению. Афанасий Никитич, - я посмотрел ему в глаза, - а ведь вы можете стать первым местным реформатором, и для этого не нужно ждать, пока вам прикажут. Хотите, я помогу вам?
- А ты этих агентов знаешь?
- Нет, их трудно обнаружить. Их хорошо подготавливают. Ну, так как насчёт помощи?
- Я не пойму в чём суть. Ты растолкуй.
- Да суть проста. В вашем докладе должно говориться о правовых нормах посёлка.
- Это как?
- Ну... Давайте сделаем так: вам составят доклад, а я впишу в него несколько предложений, совсем несложных. Только обязательно прочтите их вслух.
- И что это даст?
- Агенты поймут, что вы печётесь о реформах, ну и, конечно, сразу доложат в Кремль.
- А потом?
- Потом у вас будут ещё доклады. Чуть позже мы составим проекты реформ и получим под них субсидии. Только вы обязательно прочтите те предложения, которые я впишу. Без этого никак.
- Ладно, вписывай. А я тебе говядины по дешёвке выпишу.
- И мешок картошки, - мы рассмеялись, и он поехал на своём "Уазике" по апрельской распутице уверенно и смело, и я подумал, что вот также этот крепкий прямой мужик покроет своим "вездеходом-правдой" долгие вёрсты правовой слякоти и когда нибудь обязательно доберётся до своей твердыни-правды, чтоб стать на ней во весь рост - прямо и непоколебимо.
Первомайский доклад Гниенко стал для меня уроком. Как я корил себя за то, что вторгся так неосмотрительно в отлаженную жизнь посёлка, в его устоявшийся мир. Гниенко доклад завалил. Он начал так: "Я понимаю, конечно... права человека... и у нас не без этого даже...", но дальше обрывочные фразы, длинные паузы и жуткая растерянность. Не было ни перепалки с Гноенко, ни привычной возни в зале. Всё исчезло из этого мира! Все решили, что Афанасий Никитич болен. Он и вправду слёг после доклада с инфарктом. Я чувствовал себя каким-то залётным лекарем с нетрадиционными методами лечения. Я был слишком самоуверен и навредил.
Я поехал на выходные к себе. Нужно было собраться с мыслями.
В вагон электропоезда беспардонно рвалась природа. За окном цветущие сады мелькали нескончаемым полотном взбесившегося импрессиониста. Напротив меня сидели два школьника 11 - 12 лет и листали какую-то "жёлтую" газету. Рассмотрев полуголых девиц, они перешли к криминальному разделу. Насколько я понял из большой фотографии, в статье говорилось о подростке, расчленившем двух своих одноклассников.
- Прикинь, он их прикопал у кукурузного поля, а там вспахивали и нашли. Вот дурак, надо было сжечь.
- Да нет, всё равно нашли б. Надо было в бочке с кислотой растворить. Вон, в прошлом году Сивый Кольку по пьяне завалил и в бочке с кислотой подержал, так только недавно раскрыли. Пиво осталось?
В понедельник утром я зашёл в водокачку с наспех состряпанным отчётом.
- Это вы? Гниенко так и не аклимался. Что ж, раз верхи не могут, пробудим в низах желание. Вам известна поговорка "Не стоит село без праведника"?
- Да, кажется, у Солженицина или...
- Да какая разница. Нужно отыскать такого праведника и поработать с ним. Необходимо отождествить в его сознании понятия "Правда" и "Право". Пусть адаптирует для народа. Недельки через две поработаете с Гноенко по теме свободной женщины.
- А почему не сейчас?
- Она в больнице. Муж избил и повесился.
Какой же ты, поселковый праведник с правовым уклоном? Ты не должен быть задействован в товарно-денежных отношениях. Возраст - после пятидесяти. Стоит начать с библиотеки. "Кто может подпасть под категорию праведника?" - размышлял я, входя в читальный зал. Я попросил у библиотекаря словарь Даля. Вот что я нашёл: Правый- чистый, непорочный. Правый человек- живущий право, праведно, по правде. И дальше: Правда- истина на деле, истина в образе, во благе. И ещё: Право - уверение в истине чего-либо. Вот оно - "чего-либо". Вот это "что-либо" нужно наполнить, развить, рационализировать. Что там ещё? Правота- свойство, состояние, невиновность (в отвлечённом значении), неповинность (в прикладном значении). Вот это прикладное и поместим во "что-либо". Только что же это - прикладное? На ум приходит водка. Пьян, значит неповинен. Дальше Праведный- оправданный житиём, правдивый на деле, безгрешный. А вот Праведник-ница- праведно живущий; во всём по закону Божью поступающий, безгрешник. Я оглядел читальный зал: школьники и пенсионеры. Нет, эти слишком грамотны для праведников. Надо искать в посёлке.
В посёлке был май. А зелень была такая, какой нет ни на одной американской банкноте.
- Послушайте, - обратился я к проходящей женщине, - вы не могли бы указать какую-нибудь добрую безобидную бабушку, не причинившую никому вреда, к тому же набожную и трудолюбивую.
- Да вот в этом дворе баба Лукерья живёт. Вон она за двором возится.
Я отворил калитку и, опасаясь собак, осторожно приблизился к старушке. Та как раз топила котят в навозной жиже. "Ну и ну, - подумал я. - Впрочем, это она котят, а сама может и праведна. В конце концов, это не буддистский посёлок".
- День добрый!
- У Бога дней много, и, слава Богу! - отвечала старушка. Лицо у неё было в самом деле светлое, словно лик.
- А не тяжело с ними растоваться, - кивнул я на котят.
- Эх, сынок, тяжело в мучении, легко в раю.
Нет, мне здесь не светит.
На улицу пало сумеречное опахало. Повсюду пахло выхлопами цветенья. Я подошёл к водокачке. Недавно вывешенный на ней лозунг "МИР! ТРУД! РАЙ!" тонул во мраке. Я даже не понял, как здесь оказался. В отчёте липа. Результатов ноль. Уроки биологии с правом совместить не удавалось - выходил какой-то расизм. В общем, лажа. Толкнул дверь. Горела слабая лампочка. За столом спал мой шеф. Он был пьян.
- Ничего нет. Напрасный труд. Одна липа, - тихо сказал я скорее себе, но шеф очнулся и стал даже более серьёзен, чем пьян.
- Липа, говоришь. У тебя липа? Да тут всё липа! - он вскочил и обвёл водокачку руками. - Не удалось правовые нормы привить народу? Да на хер они нужны! Мы из Сорроса бабки качаем. Вся эта аппаратура для наших задач никак ни катит. А я её закупил для того, чтоб списать потом и себе захапать. Вот эта цветомузыкальная установка за штуку баксов, может она в эмансипации необходима? Нет, я её после задвину местной дискотеке. А вот эта мини пекарня, думаешь для правовой закваски? Её тоже пихну кому нибудь. Пивоварня есть. Лодки надувные. Жратва дорогущая. Да много всего. И ещё будет. Только ты отчёт напиши - хороший такой, чтоб денег дали. Не липу, - он стал ещё серьёзней, - а безупречный отчёт - вот что нужно! Вот для чего... - шеф покачнулся и, отрыгнув перегаром, рухнул на цветомузыкальную установку. Я попытался поднять его, но он уже безутешно блевал, не ощущая ни времени, ни пространства. Я не стал ему мешать и вышел.
Утром, не то чтоб рано, но и не близко к полудню, я был в водокачке. Шеф встретил сосредоточенно и серьёзно, и, хотя сквозь поры его кожных покровов ещё прорывался перегар, он уверенно объяснял задачи и отстаивал свои доводы по правовым аспектам. И, если бы вместо меня пришёл Соррос, то, не колеблясь, одарил бы очередным грантом. Шеф напирал на праведников-правовиков. Я обещал найти.
Я как-то узнал от одного из учителей, что на краю села живёт мужик, который работает в нашей школе сторожем и много читает по ночам. Я остался до вечера в школе и дождался его. Мужичок, лет семидесяти, с выцветшей хозяйственной сумкой занимал свой сторожевой пост. Он достал из сумки потрепанную книгу Платона "Государство" и бросил её на стол, нанеся случайному таракану ранение несовместимое с жизнью. Мы сели. Я не знал, как подойти к правовым проблемам и говорил обо всём подряд, нащупывая подступы. Наконец, мы заговорили о вождях и президентах.
- Конечно, - рассуждал мужичок, - где личность, там и реформы, но чтоб ты не говорил, если эту личность не охранять, как следует, то дела не будет. Вон Столыпина шлёпнули, и нет реформ. Почему у нас в школе ещё ни разу ограблений не было? Нет, не потому, что ценностей больших не имеем, а знать надо, как охранять. А я знаю. А ты слышал, что на Путина покушение было? Да, совсем недавно. Меня перед тем в Кремль вызвали советоваться насчёт охраны. Тонкостями поделиться. Сам президент ждал. Ну, я зашёл к нему. Он руку пожал, пригласил сесть. Сидим, беседуем и вдруг из-за шторы, резво так, двое выскакивают - наподобие ниндзей, и к нам. Подскочили и пистолеты на нас. А один с таким акцентом спрашивает: "Гдэ ядэрный чэмодачник?" Ну, думаю, дело дрянь. Ну, мы то с Владимиром Владимировичем не лыком шиты. Как никак, постоять за себя можем. Ну, он в одного вцепился, я в другого. А охрана никак двери не откроет. Эти ниндзя их хитро заблокировали. Ну, вот мы и катаемся с ними по кабинету, всю мебель переколотили. Ну, я со своим под окно закатился, штору сорвали да и запутались в ней. А я первый смог выбраться. Смотрю, Путин со своим ниндзя никак не справится. Я подскочил к столу, схватил малахитовую чернильницу, да ты, может видел по телевизору - такая зелёная, тяжёлая, ещё у Ельцина на столе стояла, и кричу Путину - Володя, пригнись! Он только успел наклониться, а я этой чернильницей тому ниндзе прямо в лоб заехал. Ниндзя, как подкошенный рухнул. Ну а второго мы уже вдвоём повязали. Путин благодарил меня долго, и так по-свойски просил не рассказывать никому. Ну да вот тебе не утерпел - рассказал. А хочешь, сюрреалистов дам почитать? - он вынул из сумки потрёпанную книгу, из-за батареи отопления достал бутыль самогона, смахнул со стола труп таракана, и мы до утра пропитывались сюрром.
Я заночевал у себя в классе. Мне снилось, как Адам жалуется Богу на боль в боку и обвиняет его в членовредительстве.
Когда прозвенел звонок, я дал самостоятельную работу ученикам, закрылся от них классным журналом и уснул. После звонка меня разбудил мой ученик и сообщил, что последний урок закончился. Увидев книгу сюрреалистов, он достал из портфеля тетрадку и сказал, что тоже пишет стихи, и что здешний критик Засрацкий обещал даже напечатать в районной газете. Он предложил прочесть. Я молча согласился. Он зачитал:
Её губы вонзились в мои
Её кудри в пепле моих сигарет
Вчера на танцах я чуть не кончил
- Ну что ж, неплохо, достаточно экспрессивно. Может и... Стоп! Как это не кончил?! То есть, что, значит, не кончил?! То есть... Чёрт! А ну, забирай и больше не показывай!
Весь день я страдал от алкогольного отравления и праведниками не занимался. К вечеру вспомнил, что школьный сторож рассказал мне вчера об одном человеке по имени Влас. Будто бы Влас часто писал в газеты на социальные темы и призывал власти к порядку. Но застать его трудно, или он всё время занят. Что ж, - подумал я, - всё же стоит попробовать.
Влас жил на отшибе за посёлком. Тёплым майским вечером, когда бушующая зелень тонет в закатных лучах, я тихо постучал в дверь Власа и осторожно прошёл внутрь. Влас беспробудно дремал. Чуть позже, тем же тёплым майским вечером, когда бушующая зелень ещё тонула в закатных лучах, я снова постучал в дверь Власа и осторожно прошёл внутрь. Влас неистово онанировал. Днём позже, таким же тёплым майским вечером, когда та же бушующая зелень тонула в закатных лучах, я тихо постучал в дверь Власа и осторожно прошёл внутрь. Влас безудержно блевал. Ещё одним тёплым майским вечером, когда бушующая зелень тонула в закатных лучах, я тихо постучал в дверь Власа и осторожно прошёл внутрь. Влас необратимо разлагался. Тёплым... Тёплым майским... Тёплым майским вечером... О, мой май, будь моим! О, как мало мая! Но май минул.
Мой шеф уехал выбивать очередной грант с моим наспех состряпанным докладом, впрочем, вполне убедительным. Я составил его в духе диалогов. Вот он:
Я. Можно ли говорить о правовых нормах этого типичного русского посёлка, как нормах так называемого Обычного права, то есть об употреблении стихийно возникших неписанных норм - обычаев, как правил поведения селян?
Я. Во многом это так. Но надо уточнить, что Обычное право, присущее докапиталистическому обществу, это совокупность обычаев, санкционированных государственной властью. В нашем же случае на примере конкретного русского посёлка можно сказать, что государственная власть санкционирует не все обычаи, но, следуя русской традиционной форме управления, так сказать, управляет стоя спиною, то есть не санкционирует, иногда даже осуждает, но активно не препятствует. Типичный пример - обычай самогоноварения.
Я. Уместно ли провести аналогию с "Русской правдой" - сводом древнерусского права эпохи Киевского государства и феодальной раздробленности?
Я. Безусловно, аналогия прямая, с той лишь разницей, что тогда не гнали самогон, а варили медовуху.
Я. Сама собой вырисовывается тесная связь Обычного права, аналогичного "Русской правде" с Естественным правом - сводом правил, прав, ценностей, продиктованных естественной природой человека (в данном случае русского человека), и тем самым как бы независимых от конкретных социальных условий и государства.
Я. Да, конечно. Я бы добавил, что это органичная связь установившихся правовых обычаев с природой русского человека и окружающей его средой, а также связь времён с утвердившимся в них постоянством естественных правовых ценностей, отчего эти ценности становятся уже вневременными: тот же самогон гнали и при абсолютной монархии, и в эпоху господства коммунистической идеологии, да и в годы олигархо-демократических реформ эти ценности ничуть не девальвировались. Поэтому можно с уверенностью констатировать, что наряду с гражданским правом выделилось, а впоследствии и заняло ведущую позицию Естественное Русское право (jus russic naturale) как отражение законов русской природы и естественного русского порядка вещей. И, конечно же, любой русский одобрил бы утверждение Цицерона о том, что закон государства, противоречащий Естественному (в данном случае русскому) праву, не может рассматриваться как закон. Уже сейчас многие рассматривают идею Естественного Русского права, как основополагающую в Декларации прав русского человека и гражданина России.
Я. Кстати, о гражданском праве. Есть ли после проведённой активной работы в посёлке сближение Естественного Русского права с так называемым Общим правом (common low) - частью мировой правовой системы, возникшей в Великобритании?
Я. Определённое сближение уже сейчас можно наблюдать на территории практически всего посёлка. Ведь все выделенные средства пошли на ликвидацию правовой безграмотности селян. Но, если основные правовые понятия селяне в общем усвоили, то осуществление их на практике влечёт за собой большие сложности. Мы столкнулись с тем, что правовые деяния селян затруднены ввиду их ограниченной правоспособности. Селяне - физические лица, а в ракурсе Общего права, можно сказать - граждане, не против иметь права и согласны даже нести обязанности, но, как показывает мировая практика, Общее право действует там, где есть мощная материальная база. Смягчение уголовной и увеличение административной ответственности в последние годы требует как раз развитие такой материальной базы. Основной механизм административных взысканий - штрафные санкции.
Я. Например, штраф за самогоноварение.
Я. Именно. Но как безболезненно штрафовать неимущих селян? Ведь штрафы должны быть ощутимыми, но не опустошающими финансовые ресурсы сельских поселенцев. А потому предлагаю создать "Штрафной фонд" при институте "Социального прогресса нации", разумеется, при поддержке других известных мировых фондов. Селянин, приговорённый судом к штрафу за невыполнение своих обязанностей или игнорирование правовых норм, получит взыскаемую сумму из Штрафного фонда, где у него будет свой счёт. Таким образом, исчезнет комплекс правовой неполноценности, и любой житель посёлка может сказать: "Да, теперь я вполне правоспособен и смело ступлю на правовое поле, не боясь оступиться".
Я. Но нет ли здесь лазейки для присвоения селянами в корыстных целях средств из Штрафного фонда? Например, для модернизации самогонных аппаратов.
Я. Дело в том, что селяне не получат деньги на руки. Все расчёты будут осуществляться через наш фонд, минуя правонарушителей. Им вручат лишь уведомление о штрафе, но не сами денежные выплаты для его погашения.
Я. Куда же будут направляться средства от оплаты штрафных санкций?
Я. На дальнейшее продвижение правовых реформ, проводимых нашим же институтом. Причём создание Штрафного фонда нужно ускорить, иначе все наши усилия уйдут в ещё более растрескавшуюся правовую почву, только и способную, что взращивать необузданный сорняк правового нигилизма.
Таким был мой доклад, возможно уже прочитанный Сорросом.
Шеф не появлялся. А лето летело, вплетая лепет трав в приземный слой воздушных масс. Ах, какой был травостой в том году. Сине-зелёные, жёлто-красные, фиолетово-бордовые, аметисто-лиловые пятна цветов на сочных стеблях. Да простит меня хранитель лугового спектра, если я не указал какого сочетания.
Тем вечером я познакомился с одной весьма эротизированной особой. В ту пору сенокос уже коснулся села, и мы гуляли по голому лугу, долго оглядывая редеющую гладь травы под оголтелой луной. Затем бегали от одного стога сена к другому, которые я разбирал за какие то две минуты, чтобы любить неоглядно, легко, обладать и обладать ещё. Мы любили и были облюбованы звёздами. Она курила и дала зажигалку. Мы любили, а потом зажигали сено. Бежали к соседнему стогу, жгли и успевали любить. Любили и били огнивом и наполняли гулом луг. И только под утро, заснув в уцелевшем стогу, мы увидели сны, где всё испарялось от белой звезды... со стороны села бежали люди, их лица были нервны и злы, а руки сжимали вилы.
Боюсь даже предположить возможный исход того крутого утра, чуть не ставшего для нас роковым, если бы с утренней службы не возвращался приходской священник. Отец Евлампий, не выходя из своей "Тойоты" успел образумить селян и научить их любви и смирению.
Шеф всё ещё не появлялся. До меня дошли слухи, что он получил очередной грант, распродал содержимое водокачки и бесследно исчез.
Осень бесила небеса. Отсырелые сутки прессовались в массу месяца. Я был раздавлен. Я бросил всё и пошёл к полустанку.
Я шёл и шёл сквозь поселение по оскудевшей умом правовой пустоши в одну шестую суши Земного шара и, уже садясь в вагон электрички, успел заметить, как в ноосферу России вошла ещё одна нейтронная бомба.