Сборник Виктора Петровича Астафьева "Обертон", в который вошли одноимённая повесть и повесть "Так хочется жить", обе о войне, а также документальная повесть "Зрячий посох", я прочитал дважды. Первый раз, когда его купил, а второй--без малого через двадцать лет, в год 72-летия Победы и собственного 70-летия. Результаты этих чтений получились разные.
Влюблённый в прозу Астафьева, я буквально "проглотил" его новые на тот момент повести. И поэтому, хотя не только, серьёзно не задумался над резкими высказываниями писателя-фронтовика о русских людях на войне, их поведении, а также вообще о нашем национальном характере и складе жизни. Я, конечно, не прошёл мимо них, просто т о г д а они не вызвали у меня вопросов. Сейчас понимаю почему. Во-первых, в то время ещё работающий человек, я был слишком занят обыденными заботами и делами, пресловутой текучкой, не располагающими к раздумьям, и, во-вторых, пятьдесят лет, хотя далеко не юношеский возраст, однако же ещё и не пора достаточной духовной зрелости, пусть и не мудрости, удела немногих, а всего лишь взвешенности в оценках пережитого. В этот период жизни многое продолжает казаться понятным, точнее, тобою уже понятым. Вопросы по поводу таких вроде бы ясных вещей возникают позже, когда появляются время для размышлений на общие, не связанные с повседневностью и даже далёкие от неё темы и в к у с к н и м. Именно это и случилось со мной при втором чтении.
"Обертон" и "Так хочется жить" Астафьев писал, только-только вступив в восьмой десяток лет. То есть примерно в том самом возрасте, когда я прочитал их во второй раз. Мы оказались как бы ровесниками. Безусловно, жизненный опыт был у нас разный, да и равняться в интеллекте с большим писателем я не собираюсь, но всё-таки одинаковость возраста что-то же значит. Кроме того, я сейчас хочу обсуждать лишь его вышеупомянутые высказывания о военном времени. Как мне кажется, они п о с у т и принадлежат не пожилому и умудрённому человеку, понявшему за долгую жизнь, что ни добра, ни зла в чистом виде не бывает, что они перемешаны, и что зло может быть не намеренным, а вынужденным или в конкретных обстоятельствах неизбежным, но 18-20-летнему п а р е н ь к у Вите Астафьеву, прошедшему ужасы "Чёртовой ямы" и "Плацдарма"1 и затем обманутому в надежде на достойную жизнь в стране-победительнице в послевоенные годы. Отчаянно-горькие переживания, связанные со всем, по его мнению, неправильным, несправедливым и подлым, что встретилось на войне, вместе с порождёнными этими переживаниями ненавистью и гневом были сохранены где-то в уголке памяти. Они как осколки от снаряда, бомбы или гранаты, засевшие рядом с сердцем и потому неизвлекаемые. Вот и живёт человек с постоянно напоминающим о себе болью железом в груди. П и с а т е л ь Астафьев только нашёл подходящие слова для выражения этих чувств, не изменив ни их содержание, ни эмоциональную окраску.
Если моё предположение верно, то обсуждать предстоит мысли человека, который по возрасту мог быть мне внуком. Такое обстоятельство придаёт уверенности.
Главная из этих мыслей, хотя и понятная, однако неверная, состоит в утверждении, что во время войны власть была н а м е р е н н о жестока и безжалостна в отношении к народу. Всякая беда, не только война, постигшая любую страну, избывается усилиями её населения. Других возможностей просто не существует. И чем катастрофичнее несчастье, тем требуется большее напряжение сил народа. Часто и надрыв, даже смертельный. Правда, в случае войны плата человеческими страданиями и жертвами может быть заменена платой унижением и позором. Можно сдаться врагу. Так поступила, например, Франция, в 1940 году капитулировавшая перед Германией.2 Это позволило ей обойтись малой кровью по сравнению с другими странами, участвовавшими во Второй мировой войне. Её людские потери составили:3
--солдат (погибших по всем причинам) 253 тыс. чел.;
--раненых солдат 280 тыс. чел.;
--мирных жителей (погибших по всем причинам) 412 тыс. чел.
С многомиллионными потерями СССР это не сравнимо. Ну а про свой позор французы не вспоминают. Стыд не дым, глаза не ест.
Справедливости ради нужно сказать, что и наш народ не из тех (да и есть ли такие), кто рвётся "на смертный бой". Вспомним народные сказки, в которых рассказывается, как Змей Горыныч обложил Русь необычной данью. Чтобы избежать общего разорения, народ должен был регулярно присылать злодею самых красивых девушек. Отнюдь не на съедение, иначе тот требовал бы молодых сдобных толстушек. И люди, вполне понимая, что ждёт девушек, тем не менее ради своего спасения жертвовали невинными душами. Скажете, мол, это сказка, небылица. Конечно, но ведь народ мог придумать другую сказку, где без всякого убытка--сказка же--выставить себя благородным, отказавшимся платить мерзкой ящерице страшную дань и вместо неё выбравшим гибель всем миром. "Х...еньки", как заявил по схожему поводу товарищ капитан Чащин, один из колоритных персонажей повести "Так хочется жить". Кстати, пожертвовать одним человеком ради блага многих для нашего народа не столь уж невозможная вещь. В той же повести рассказана история, как по сибирской реке на барже везли на Север ссыльных крестьян, которые, чтобы задобрить начальника конвоя и получить послабление распорядка своей жизни, "отослали... [ему] самую ядрёную молодку--"постираться".
Жестокость жестокости рознь. Во время лихолетья это необходимое условие, чтобы справиться с ним.
"ВКраснойАрмииштыки,
Чай, найдутся.
Безтебябольшевики
Обойдутся".4
Такая психология была до большевиков, была при них, существует и сейчас. Она неистребима. Поэтому на войну, в Чернобыль и для разрешения других подобных проблем людей приходится привлекать силой. И корень вопроса здесь не в самих проблемах, а в том, п о ч е м у они возникли или к о м у народ ими обязан. Если они стали результатом ошибок или преступной политики власти, тогда власть достойна осуждения. Например, Пётр I должен быть проклят за то, что "в Европу прорубил окно", изнасиловал русский народ, насаждая чуждый образ жизни и разделив ментально, да и что просто заморил громадные массы людей, воплощая свои прожекты. А вот вина Сталина состоит не в жестокости установленного им в СССР режима, который только после Октябрьской революции, превратившей страну в мирового изгоя, и мог спасти её от гибели, но именно в участии в организации революции. Однако он был не главным в этом преступном деле и потому после оказался в положении человека, которому досталось похмелье в чужом пиру. Хотя, конечно, в значительной степени он сам себе его устроил, устранив после смерти Ленина главарей революции первого эшелона.
На войне за жестокость, т.е. безжалостность, беспощадность, легко принять суровую--очень тяжёлую, трудную, тяжкую-- ц е л е с о о б р а з н о с т ь. Почему, скажем, независимо от таланта планирующего наступление полководца или командира оно может быть успешным, только если наступающие войска превосходят войска противника по количеству всех ресурсов, включая людские, не менее чем в три раза?5 Да потому что лишь такого их количества хватит, чтобы, неся неизбежные большие потери, а у наступающих они всегда выше, чем у обороняющихся, выполнить поставленные задачи. Такова объективная цена наступления, значит, и победы, даже частной, малой. Суворовская формула "бить врага не числом, а уменьем" в полной мере применима к подготовленной обороне или в крайнем случае к сражению, когда одно войско движется, стремясь сблизиться с противником, другое же его ждёт, оставаясь на месте. Вот оно-то, если вдобавок использует особенности рельефа местности, способно успешно противостоять превосходящим силам неприятеля. Подобно легендарным 300-м спартанцам.
Это чудовищно звучит, но солдаты являются таким же средством ведения войны, как пулемёты, пушки, танки, снаряды, бомбы, патроны и всё прочее, что для неё необходимо. Их тоже приходится т р а т и т ь, обрекая на лишения, ранения, увечья и даже на гибель.
Совсем уж наивно выглядит в рассматриваемых повестях Астафьева возмущение неравным положением рядовых и высокого воинского начальства. Вот несколько примеров.
"...Молодое, беззаботное тело способно гнить при тех лекарствах и снадобьях, которые имелись тогда в госпитале, да и во всей тогдашней медицине, обслуживающей рядовой состав: гипс покрепче, марганцовка и мазь, похожая на солидол, стираные бинты,--лечись, героический боец, если хочешь жить" (повесть "Обертон").
"...Жируют и барствуют, как генералы всех времён и наций,--на отдельных хлебах, пользуются особым положением и благами, считая, что так оно и быть должно, так, если не Богом, то высшим командованием определено: одним--казарма, шишки да кашка, другим--особняки, дворцы, паёк с дворцового стола и яркие лампасы, звёзды на погонах жаркие, слава и обожествление на все времена" (повесть "Так хочется жить").
"Знакомая, почти на каждой станции повторяемая картина, на которую хоть одним бы глазом взглянуть тем, кто призвал, стронул людей с места и бросил их на произвол судьбы. Но они, те высокие люди, всё праздновали Победу и опохмелялись, опохмелялись и праздновали. В голове у них был радостный трезвон кремлёвских курантов. Им никакого дела не было ни до детских, душу раздирающих голосов, ни до людей, потерявших все ориентиры жизни, себя не помнящих и обречённых. Они не видели копошившихся там, внизу, измаянных людей, не слышали и желания видеть и слышать их не испытывали" (повесть "Так хочется жить").
И тут же, всего через несколько страниц противоположная мысль:
"Я на фронте взводным был, затем ротным. Завидовал солдатам: лёг, свернулся, встал, встряхнулся...".
Такая противоречивость подтверждает высказанное выше предположение, что эти воспоминания о войне принадлежат незрелому уму, в котором захлестнувшая его обида на в действительности к а ж у щ у ю с я несправедливость не позволяет оценить происходящее трезво. Обида настолько сильная и живучая, что ей поддался даже ум пожилого человека. Ну, в самом деле, какая была бы польза стране, народу, да и солдатам в окопах, если бы Сталин в Кремле, Жданов в Смольном и Жуков на фронте питались, как рядовые солдаты, и подвергали себя тем же лишениям? Способствовало бы это им и другим военным и гражданским руководителям нести груз ответственности, обусловленный их положением, и справляться со своей работой?
Упомянутая, встречающаяся на каждом шагу противоречивость буквально режет глаз. Кляня Советскую власть за притеснения простых людей, тех же солдат, и за растранжиривание людских ресурсов, Астафьев следом заявляет, например, такое:
"Действовала т ы с я ч е л е т и я м и (выделено мной--А.У.) отработанная беспроигрышная военная система: ты всем обязан, тебе--никто и ничем" (повесть "Так хочется жить").
Или:
"...Кто же и когда же сочтёт, сколько потерь у нас было по делу и без дела, в бою, в сраженье, сколько из-за разгильдяйства р о с с и й с к о г о (выделено мной--А.У.) и легкомыслия?" (повесть "Так хочется жить").
Причём же здесь Советская власть?
Противоречивость Астафьева-взрослого проявляется и в его религиозном сознании. Считавший себя верующим человеком, христианином, он был обязан знать, что земные страдания людей суть средство, используемое Богом, дабы склонить их к смирению, без обретения которого невозможно попасть в Царство небесное. Тем не менее он не исключил из своих воспоминаний вот такой страстный упрёк Богу:
"Господи! ... Если ты есть, как же ты допускаешь такое? Неужели люди натворили так много худого, что ты нас уже не прощаешь; или не поспеваешь за нами, говноедами и зверями, углядеть? Но ты же вездесущ! До какого предела, до какой черты ты нас допустишь? Иль кара твоя справедливая уже свершается повсеместно? Но Вовку-то, Вовку-младенца за что, Господи-ы-ы?!".6
И младенческую смерть верующий человек должен воспринимать как благо, ведь души умерших детей, не успевших оскверниться грехами, попадают прямиком в рай. Впрочем, есть универсальный и вместе с тем короткий рецепт правильного отношения верующих к происходящему в жизни: "Что Бог ни делает,--всё к лучшему".7
А в отношении дорогой его сердцу справедливости Астафьев проявляет непоследовательность. Взять, скажем, эпизод из повести "Так хочется жить", когда возвращающийся с фронта раненый (с незаживающей искалеченной ногой) солдат Коляша Хахалин, отчаявшийся сесть на проходящие поезда, под завязку забитые демобилизованными, обратился к прогуливавшемуся возле остановившегося состава генералу с просьбой пустить его с больной женой хотя бы в тамбур генеральского вагона. Тот же, "огрев Коляшу не просто негодующим, но испепеляющим взглядом, молодцевато вспрыгнул на подножку вагона", даже не ответив просителю. Несправедливо? Да. Но теперь представим, что было бы, если бы генерал поступил справедливо, т.е. пожалел бы солдата и взял его с женой в свой вагон. Вспомнил бы тогда Коляша о других бедолагах, которым не повезло, как ему? Подумал бы он и вслед за ним автор повести, что такое везение тоже было бы несправедливостью, только допущенной уже не генералом, а солдатом Хахалиным? Ведь по-хорошему он должен был просить не за себя, но за всех мыкавшихся вместе с ним на станции фронтовиков. Конечно, в вагон поместилась бы лишь малая их часть, но и тут можно было поступить по справедливости, к примеру, бросив жребий. И какова же тогда цена "индивидуальной" справедливости? Или всё-таки это не справедливость, а обычный шкурный интерес, "своя рубашка ближе к телу"?
Невнятно отношение Астафьева к законопослушности, порядку и беспорядку. С одной стороны, употребив слова "российское разгильдяйство" (см. цитату выше), он осуждает беспорядок, но с другой--как будто восхищается им или по крайней мере относится к нему с пониманием. Во всяком случае и т а к можно понять следующие его высказывания:
"Народ же русский каков? Он все устои расшатает, любые препоны прорвёт" (повесть "Так хочется жить").
"Наученный терпеть, страдать, пресмыкаться, выживать и даже родине, их отвергшей и растоптавшей, служить, мужик российский знал, где, как ловчить, вывёртываться" (повесть "Так хочется жить").
Необязательность подчинения законам и постановлениям государства, склонность не только к их критическим оценкам, но и к действиям в соответствии с этими доморощенными оценками, включая прямые нарушения установленных норм поведения, является частью русского менталитета и считается проявлением здравого смысла. Мы сами с усами. "...Мы понимаем... Мы ведь не все [гайки с рельсов] отвинчиваем... оставляем... Не без ума делаем...".8
Причина такого правого нигилизма известна: у наших людей за многие века бесправия выработалось недоверие к закону, они не видят в нём своего защитника, а потому привыкли во всём полагаться только на себя, в том числе на свой здравый смысл. "Никто не даст нам избавленья...". Однако подобное поведение может превращаться в крайность. Например, для нас красный сигнал (сигнал опасности!) светофора на перекрёстке вовсе не безусловный запрет на переход улицы. Если поблизости нет машин, русский человек сочтёт глупостью дожидаться зелёного сигнала. Поклонники здравого смысла, мы в то же время и думать не хотим, что отказ от н е у к о с н и т е л ь н о г о соблюдения правил уличного движения может привести к беде. И даже высокий процент ДТП по вине пешеходов, в которых они в первую очередь становятся потерпевшими, не заставляет нас образумиться.
Тем более мы не думаем о последствиях своего вольного поведения для других людей. О том, что пренебрежение установленными правилами делает его непредсказуемым для окружающих, усложняя им выбор правильной ответной линии поведения.
Вместе с тем, руководствуясь в своих поступках прежде всего собственными умом и опытом, русский человек отнюдь не является махровым эгоистом, которому наплевать на ближних. Просто сознательно или бессознательно он рассчитывает на то, что и другие люди, поступая аналогичным образом, сумеют избежать негативных для себя последствий от его действий. Взять, скажем, упомянутый рассказ Чехова. Ведь зачем-то же был предусмотрен осмотр железнодорожной линии путевым обходчиком, который и застал "злоумышленника" за отвинчиванием гайки с рельса, задержал его и доставил к судебному следователю. И, надо думать, вместо отвинченной гайки, поскольку сама она стала вещественным доказательством, на рельс установили другую, и таким образом опасность крушения поезда была устранена.
У данного поведения есть оправдательный момент. В условиях отсутствия реальной заботы о гражданах со стороны государства расчёт на самого себя можно рассматривать как способ выживания. Ещё раз возвращаясь к рассказу Чехова, спросим, а где его главный герой мог взять грузило для удочки, кроме как, использовав для него ту самую гайку? И ведь рыбу он ловил не ради удовольствия или спорта. Он добывал еду своей семье, т.е. занимался серьёзным, жизненно необходимым (в том числе и для государства) делом.
Разгильдяйство, бардак как форма устройства жизни, дураки, плохие дороги и т.д. и т.п., а вдобавок добрые соседи, не оставлявшие нас своим вниманием и регулярно являвшиеся незваными гостями, да не гостинцами, а с мечом в руках--как же такой "непутёвый" народ и в таких условиях выжил-то? Или, может, как раз за счёт особенностей своего менталитета?
Противоречив Астафьев и в своём отношении к борьбе, происходившей на Западной Украине9 уже после окончания войны, с чем столкнулись герои его повестей. Мнение писателя об "освобождении" Советским Союзом в 1939 году этой части Украины однозначно саркастическое:
"Коляша ещё и ещё плевался, вспоминая самую брехливую на всём свете пропаганду о том, как в нищете погибали, обобранные панами, никем не призретые украинцы и белорусы. Больше всего, помнится, поразила детдомовских ребят спичка, которую угнетённые, ограбленные народы вынуждены раскалывать на четыре части, чтобы хоть как-то разводить и поддерживать огонь в печах. Ребята пробовали раскалывать спички на четыре части, но даже английские спички кололись всего лишь на две части, советские же, из города Кирова, вовсе ломались. Бедные, бедные народы западных областей Украины. Как же вы ликовали, шапки мохнатые в воздух подбрасывали, когда вас освободили и подсоединили к сияющей от счастья советской стране, где чёрная тарелка на промёрзлой детдомовской стене, над всеми переселенческими бараками каждое утро задорными голосами извещала: "На свете есть страна такая, где нет ни рабства, ни оков, над ней, весь мир лучами озаряя, горит звезда большевиков" (повесть "Так хочется жить").
И в то же время он называет бандеровцев (участников формирований Украинской повстанческой армии в Западной Украине в 1943-47 г.г.--см. "Краткую Российскую энциклопедию") з в е р я м и. Конечно, среди них были изуверы, не уступавшие в жестокости и садизме немецким карателям, но ведь были и обычные люди, ненавидевшие "москалей" за то, что те разрушили их жизнь. В таком случае разве не понятно желание этих людей, осознававших свою обречённость, забрать с собой в могилу побольше врагов, даже вместе с детьми? Око за око, ведь это мы пришли к ним с Советской властью и колхозами. А что, мы сейчас, если начнётся война и России как самостоятельному независимому государству будет грозить уничтожение, станем предупреждать Америку о целях наших ядерных ракет и дадим ей время для эвакуации из этих мест детей?10
Говорил раньше и повторяю опять--месть за причинённое зло может быть справедливой и, значит, оправданной. Христианское увещевание не отвечать злом на зло за две с лишним тысячи лет так и не достигло своей цели. Человек не хочет отказываться от мести, считая её моральным поступком и, наоборот, прощение зла--делом аморальным. Могу дать своё объяснение причины расхождения человеческой и христианской морали. Последняя предложена богочеловеком, следовательно, несёт в себе и то, что н е о т м и р а с е г о.
Считаю необходимым детальнее рассмотреть вопрос о жестокости борьбы внутри одного общества, которая в советское время называлась классовой, а теперь объявлена чуть ли не выдумкой Маркса, не имеющей никакого реального воплощения. Это полная чушь. Классовая борьба существует, и её самая масштабная форма--гражданская война, в реальности которой сомневаться не приходится. Причиной классовой борьбы являются противоречия интересов, прежде всего материальных, разных групп населения. И в зависимости от соотношения их численностей эта борьба может вестись как в упомянутой масштабной форме, когда численности противоборствующих групп соизмеримы, так и в локальной, в виде подавления господствующим классом более мелких классов. В XX-м веке в России были задействованы обе формы.
Степень остроты классовой борьбы определяется уровнем противоречий между классами. Если они непримиримы, то борьба принимает жестокие формы и даже становится борьбой на уничтожение, по сути войной, и тогда нормы обычной морали неприменимы. "Если враг не сдаётся, его уничтожают". А как ещё можно и должно поступать с врагом?
В рассказе В. Тендрякова "Хлеб для собаки" дана ужасная картина человеческих страданий во время голода 1933 года. В небольшом северном городке, в сквере рядом с его вокзалом, брошены умирать "раскулаченные мужики из-под Тулы, Воронежа, Курска, Орла, со всей Украины". Они были вывезены из своих родных мест и следовали к местам ссылки, однако, видимо, их конвоиры, решив, что э т и люди уже не жильцы на белом свете, выгрузили их по дороге. "...Уже никого не заботило, что ... лишенец, адмовысланный, не доехал до места, никого не интересовало, что он, ... лишенец, нигде не живёт, не работает, ничего не ест. Он выпал из числа людей". Внимание городской власти к этим несчастным сводилось к двум вещам: милиционер следил, чтобы они не выползали из сквера, а комхозовский конюх Абрам, ранним утром приезжая на телеге, "собирал падалицу"--умерших накануне. И вот однажды, проходя мимо этого места, "первый секретарь партии" (наверное, горкома партии--А.У.) наткнулся на лежащего поперёк дорожки "куркуля". Дальше привожу цитату из рассказа:
"Он лежал на толчёном кирпиче, положив коричневый череп на грязные костяшки рук, глядел снизу вверх, как глядят все умирающие с голоду--с кроткой скорбью в неестественно громадных глазах.
Дыбаков [секретарь горкома--А.У.] переступил с каблука на каблук, хрустнул насыпной дорожкой, хотел было уже обогнуть случайные мощи, как вдруг эти мощи разжали кожистые губы, сверкнули крупными зубами, сипяще и внятно произнесли:
--Поговорим, начальник.
...
--Поговорим. Спрашивай--отвечу.
--Перед смертью скажи... за что... за что меня?.. Неужель всерьёз за то, что две лошади имел?--шелестящий голос.
--За это,--спокойно и холодно ответил Дыбаков.
--И признаёшься! Ну-у, зверюга...
...
--Дал бы ты рабочему хлеб за чугун?
--Что мне ваш чугун, с кашей есть?
--То-то и оно, а вот колхозу он нужен, колхоз готов за чугун рабочих кормить. Хотел ты идти в колхоз? Только честно!
--Не хотел.
--Почему?
--Всяк за свою свободушку стоит.
--Да не свободушка причина, а лошади. Лошадей тебе своих жаль. Кормил, холил--и вдруг отдай. Собственности своей жаль! Разве не так?
Доходяга помолчал, помигал скорбно и, казалось, даже готов был согласиться.
--Отыми лошадей, начальник, и остановись. Зачем же ещё и живота лишать?--сказал он.
--А ты простишь нам, если мы отымем? Ты за спиной нож на нас точить не станешь? Честно!
--Кто знает.
--Вот и мы не знаем. Как бы ты с нами поступил, если б чувствовал--мы на тебя нож острый готовим?.. Молчишь?.. Сказать нечего?.. Тогда до свидания".11
На это нечего было сказать и автору рассказа, нечего сказать и мне. В самом деле, превентивные действия в случае возможной опасности понятны и оправданны. Разумны и нисколько не аморальны. Аморально доводить положение в обществе до такого состояния, когда различия в уровне жизни людей становятся вопиющими. При этом неважно, как достигается высокий уровень--эксплуатацией или собственным трудом. Общество стабильно, только если большинство граждан материально живёт примерно одинаково. И коли подавляющая их часть бедна, пусть даже из-за лени, значит и трудолюбивым надо убавить свои старания, не говоря уже об обогащающихся нечестно. Так что равенство в бедности не столь уж абсурдный принцип. Противоположный принцип--равенство в богатстве--лучше, но он не реализуем. Впрочем, может, и не лучше. Неумеренность в потреблении, излишество развращают людей и становятся причиной экологических проблем, в чём мы теперь убедились.
Но вернёмся к жестокости. Да, она причиняет страдания. Однако, если это не садизм, а возмездие, то моральное (не юридическое) право на такое действие совершающий жестокость имеет. Ему же надо заглушить свою боль, своё горе. Месть для этого годится, неправда, что она не приносит удовлетворения. Возьмём упомянутый эпизод из повести "Обертон" (см. сноску 6). По-честному настоящим виновником собственной страшной гибели и гибели жены и ребёнка является директор совхоза, демобилизованный офицер, направленный на восстановление хозяйства "в западные, отвоёванные у врага, районы". П р и с л а н н ы й, он был н е з в а н ы м, к тому же явившемся не гостем, а хозяином. Так на какую встречу он рассчитывал? А ведь он мог отказаться от назначения и после демобилизации поехать, скажем, на родину жены в Омск. Конечно, ему, наверняка члену партии, обязанному подчиняться приказам, это было бы нелегко, но не невозможно. Нет, он и с а м хотел нести свет новой жизни. Вот и поплатился. Пренебрёг мудрым советом "В чужой монастырь со своим уставом не ходят".
Читатели, хорошо знакомые с прозой Астафьева, согласятся, что герои его повестей и романов без стеснения пользуются ненормативной лексикой.12 В повести "Так хочется жить" писатель объясняет это следующим образом на примере солдата Сметанина:
"В выборе выражений Сметанин себя не стеснял. Коляша понял, что у него это самый что ни на есть натуральный разговор. Спервоначалу [он] ещё спохватывался..., после совсем забылся, повествовал историю своих похождений совершенно свободным, великим русским языком".
Подтверждаю, были у нас люди, правда, я встречал только пожилых, в речи которых нецензурные слова не воспринимались как сквернословие, но как своеобразное её украшение, повышающее выразительность. Что-то вроде эпитетов и метафор. Сегодня культура мата утрачена. Он перестал быть средством эмоциональной разрядки и даже матерщиной, т.е. хотя и грубой, однако содержательной речью, превратившись, вот именно, в бессмысленное отвратительное сквернословие.
Невозможно пройти мимо ещё одной особенности повестей "Обертон" и "Так хочется жить"--представления сексуальных потребностей человека как сверхнасущных, таких, что даже стыд и супружеский долг не в состоянии им противостоять. Думаю, это преувеличение, вдобавок не понятное. Не мог же Астафьев не знать про склонность русского человека к скабрёзности, да что там--к откровенному похабству. Вспомним, хотя бы наши солёные анекдоты и частушки, которые некогда появились (и появляются ныне) отнюдь не сами по себе, но являя черту национального характера: "Тракториста полюбила и, как водится, дала...". Это что, тоже проявление неодолимой природной потребности, когда воздержание доставляет невыносимые мучения? Нет, распущенность и бесстыдство, стремление выдать тяжкий проступок за простое озорство. Хотя, может, и бессознательное следование принципу "Что естественно, то не безобразно". Блуд, в особенности тайный, воспринимается нами как если и грех, то невеликий.
Как я уже говорил, в сборник "Обертон" кроме двух упомянутых повестей вошла ещё документальная повесть "Зрячий посох". Из неё для обсуждения здесь я взял только один фрагмент, где Астафьев вознамерился поразмышлять "о "гражданственности" вообще и о "массовой культуре" в частности", поскольку, по его признанию, эти мысли занимали его "чем дальше, тем больше". Мне данная тема тоже интересна. И снова, как я сделал перед началом обсуждения повестей "Обертон" и "Так хочется жить", померюсь возрастом с автором. "Зрячий посох" писался в 1978-1982 г.г., когда Астафьеву не исполнилось и шестидесяти. А мне сейчас семьдесят, и это немалое преимущество в годах. Главное же, с момента написания очерка прошло тридцать пять лет, за которые наша жизнь изменилась радикально, дав тем самым обильную дополнительную пищу для размышлений.
Непосредственным поводом, заставившим Астафьева изложить на бумаге свои мысли о гражданственности и массовой культуре,13 стало полученное им письмо от А.Н. Макарова, героя "Зрячего посоха". Виктор Петрович, как пишет он сам, "разозлился" (не на Макарова, а на упомянутые в письме эти самые гражданственность и массовую культуру) и "разразился" ответным письмом, содержание которого и использовал потом в повести. Такое его настроение очень чувствуется в тексте рассматриваемого фрагмента, мало того, рискну предположить, что именно оно заставило Астафьева высказать спорные мысли, которые и стали предметом моей критики.
"Из самых древнейших и обескураживающих творений человека--казённый закон; возник он, должно быть, ещё до появления письменности, а может быть, даже и мысли, и суть его состоит в том, чтобы кто-то кого-то подминал и заставлял работать, добывать пропитание, защищать его от врагов,--главный, древний и дикий порядок человеческих отношений: кто не работает--тот ест, да и пьёт тоже".
Для верующих людей нет вопроса, когда и как возник первый закон. Его дал людям Бог. И в этом законе есть, в частности, такой запрет: "Судей не злословь и начальника в народе твоём не поноси".14 Да и р а з у м н ы й неверующий человек может отрицать необходимость законов только в запальчивости. Досаду должны вызывать не они сами, а их несовершенство и в ещё большей степени их извращение. Непосредственно же к законам претензия другая--они не содержат механизма, обеспечивающего их б е з у с л о в н о е исполнение. Люди могут их нарушать, в том числе безнаказанно, если проявят достаточную оборотливость. И, конечно, обладателям власти это делать легче. Вот в чём проблема.
Ненависть простых людей (как видим, и не простых, таких, как Астафьев) к людям во власти обусловлена тем, что последние используют своё служебное положение в личных интересах. Эта ненависть справедлива, но её нельзя распространять на и н с т и т у т власти. Власть нужна, нужна всем людям, как ни банально это звучит. Причём и та, о которой автор "Зрячего посоха" пишет с издёвкой, мол, современный человек "не может вольно перейти улицу, только по указке палочкой, по намеченному переходу, тротуару, дорожке". Без власти будет хаос. А на улице без обозначенных переходов, светофоров или милиционеров с жезлом хаос приведёт (и приводит!) к авариям и гибели людей. Другой вопрос, стоило ли развивать технику так, что по улицам стало невозможно ходить "вольно".
"Человек с вялым, безвольным сознанием, с отсутствием ответственности за свою и всеобщую жизнь охотно выдумывает Бога и всё перекладывает на него, на его "могучие плечи", на него уповает, ему доверяет, и если нет Бога небесного, если он далеко и до него трудно дотянуться, производит земного, доморощенного, и уж молится ему, уповает на него, перекладывает ответственность и т.д. и т.п.".
В такую кашу мысли умного человека могли превратиться действительно лишь при сильном раздражении. Впрочем, и немалой гордыне здесь нашлось место.
Прежде чем упрекать людей в отсутствии ответственности, автору "Зрячего посоха" следовало подумать, а можем ли мы в о о б щ е адекватно отвечать за свои действия и поступки, выходящие за рамки отношений соседей по коммунальной квартире? Вот Легасов,15 посчитав себя виновным в Чернобыльской аварии, покончил с собой. Поступок, на мой взгляд, достойный и плата самая высокая, но что с того? Я уж не говорю о тюремных сроках, которыми расплатились руководители АЭС.16 Людям надо думать не столько о повышении своей ответственности, которая всё равно не может быть выше указанной максимальной, не возмещая в большинстве случаев причинённого ущерба,17 сколько о необходимости отказываться от действий, требующих невозможной ответственности.
А мысль Астафьева о Боге как в ы д у м к е слабовольных и безответственных людей с целью иметь козла отпущения18 на все случаи жизни отдаёт таким примитивным атеизмом, если не сказать богохульством, и таким самомнением, что не сразу можно найти ей возражение. Но Бог д е й с т в и т е л ь н о ответствен за созданный Им мир, а человек д е й с т в и т е л ь н о не может в полной мере отвечать за большинство доступных ему действий, сколько бы он ни пыжился. И на кого, если не на Бога, уповать людям"с вялым, безвольным сознанием, с отсутствием ответственности за свою и всеобщую жизнь", т.е. самым обычным людям, каких большинство, соблазнённым их активными, волевыми и не боящимися ответственности собратьями--именно такими хотел видеть всех нас Виктор Петрович Астафьев,--вовлечённым в процесс пресловутого научно-технического прогресса и ставшим заложниками безумцев? Да и известная пословица, призывающая человека самому не плошать, всё же советует не пренебрегать надеждой на Бога.
Надежда на батюшку царя, на барина ("Вот приедет барин--барин нас рассудит..."), вообще на вышестоящую власть, которая от Бога, есть ещё одна черта русского национального характера. Мы честно в ней признаёмся и её не стыдимся.19 А вот западный человек, выдумав демократию, льстит себя мыслью, что он сам себе хозяин, какую власть захочет, такую и будет иметь. Например, немцы в 33-м году захотели Гитлера.
Примечание 1
Считается, что спрашивать с рядового гражданина-избирателя за результаты выборов нельзя, поскольку от его голоса, когда таких, как он, миллионы, результаты не зависят. Допустим. Но за у ч а с т и е - т о в выборах можно? Ведь этот имярек с а м решает, идти или не идти на избирательный участок.20 А потому, если выборы обернулись бедой, как и случилось в Германии, то повинны в ней все голосовавшие граждане. Однако немцы за свою преступную самонадеянность, приведшую к мировой катастрофе, не ответили. Оккупация, контрибуции, разного рода ограничения и т.д., которым подверглась Германия после поражения во Второй мировой войне, таким ответом считаться не могут, поскольку представляют собой обычную дань, взимаемую победителем с побеждённого. К тому же материальные потери, включая людские, у Германии, зачинщика войны, гораздо меньше, чем у главного победителя--Советского Союза.
Однако первопричину мирового побоища никто преступлением не признаёт. И потому так называемые демократические общенародные выборы продолжают широко использоваться для формирования государственной власти. Мало того, они даже навязываются "цивилизованными" странами "нецивилизованным". Хотя какой ещё пример нужен, чтобы люди, наконец, поняли: н е м о ж е т население страны гарантированно выбрать хороших или по крайней мере безопасных правителей? В то же время эти самые выборы вкупе с выборными технологиями позволяют прийти к власти безнравственным людям. Примеров тому не счесть.
Сталинский режим в Советском Союзе сравнивают и даже уподобляют гитлеровскому. Если это и справедливо, то лишь по жестокости. Но в отличие от немецкого наш народ партию, осуществлявшую диктатуру в стране, н е в ы б и р а л.
Примечание 2
Октябрьскую революцию в России сегодня принято называть государственным переворотом, осуществлённым большевиками. Юридически так и есть. Они вооружённым путём свергли Временное правительство и разогнали Учредительное собрание,21 на выборах которого не получили большинства.
Не уклонюсь от ответа на вопрос, как же в обществе должна формироваться высшая власть. В этом людям следует уповать на Бога (неверующим--на счастливый случай). Когда возникнет д е й с т в и т е л ь н а я необходимость, помощь придёт. Видимо, Т А М был учтён страшный немецкий опыт. Именно так случилось в России в последний день 1999 года.22 А в некритические периоды гражданам предоставляется возможность своевольничать. Правда, далеко не все к этому склонны, что подтверждается обычно низкой явкой на выборы.
При всём моём уважении к Астафьеву не могу не высказать сожаления по поводу его пренебрежительного отношения к праву простых людей самим определять для себя жизненные ценности. В "Зрячем посохе" он рассказывает историю человека, который страстно хотел иметь свою машину. В советское время об иномарках народ слыхом не слыхал, а потому пределом мечтаний были "Жигули". Этот автомобиль хотя и производился на отечественном заводе, но конструкцию имел итальянскую. Полностью "родной" "Москвич" ценился ниже, а "Волга" была слишком дорогой. Задавшись такой целью, человек однако "деньги... не украл, не вызудил торгом, копил копейка к копейке, может, даже и в еде себе отказывал. И вот, наконец, она, долгожданная! Не мать, не жена--оранжевого цвета машина. Говорят, холил он её долго, промасливал, просолидоливал, воском натирал, чебурашку повесил, радугу сзади изобразил, ободок у колёс покрасил, всё протёр, вылизал--и поехал... прокатиться.
И вот--рок, судьба, недоразумение--как хотите, так и называйте. Через семь вёрст... шибанул в облизанные "Жигули" какой-то самосвал с заезженным, трудовым обликом и сношенной резиной". Несмотря на то, что ущерб новенькой машине был причинён небольшой, её хозяин случившегося горя не перенёс--повесился в своём гараже. Вот такая печальная история современного Акакия Акакиевича.
Поведав её, Астафьев далее на двух страницах обличает соотечественников в низменности интересов ивещизме. Это справедливо. Мне тоже противны потребительство и излишество. Скажем, я убеждён, что личный автомобиль большинству людей не нужен, они вполне могут без него обходиться (и совсем недавно обходились, а мне даже в голову не приходит обзавестись своим авто) и при этом их жизнь не станет тяжелее. В стремлении к удобствам тоже необходима мера.
Но взглянем на проблему с другой стороны. Людям нужны мечты. Без них жизнь бедна и скучна. Главное же--холодна, а мечты нас г р е ю т. Тут вопроса нет. Другое дело, что мечты у людей разные, и это определяется их умом и душой, которые в свою очередь, изначально во всяком случае, есть д а н н о с т ь. Какие Бог дал. Удивляться нечему. Не удивляемся же мы носу картошкой, ушам-лопухам, косым глазам. Так и ум с душой по своим возможностям могут отклоняться от того, что считается нормой. Вот почему мечты у людей различны. И кого-то укорять за ничтожные, а кого-то превозносить за великие несправедливо. В мечтах важно другое: они не должны нести зла другим людям. Потому, к примеру, мечты Манилова, сколько бы мы над ними ни смеялись, лучше, чем мечты о всемирной революции.
Если у человека отнять греющую его мечту, тем более мечту воплощённую, последствия для него могут быть ужасными. Как и произошло с героем Гоголевской повести и вышеупомянутым несостоявшимся автомобилистом. Надо понять, что не потеря шинели или "Жигулей" убила этих людей, а крах их мечты. В том же, что мечты оказались прозаическими, а на чей-то высокомерный взгляд даже чуть ли не позорящими звание человека, повторим, не их вина.
Уже много лет занимаясь сочинительством, я заметил (и даже писал об этом), что нередко бывает так: вдруг удачно подвернётся или ни с того ни с сего придёт в голову нечто (цитата, случай из жизни и т.п.), оказывающееся хорошей иллюстрацией высказанной мысли или независимым аргументом в её пользу. Вот и сейчас, хочу привести цитату из телефильма "Письма из прошлого", который недавно посмотрел. Это фрагмент разговора двух его героев.
"Ты вот представь себе: была у тебя любимая машина. Ты её бац и разбила. Не смертельно? Не смертельно. Только ты в неё уже больше никогда не сядешь. Вот так и с жизнью".
Важное для конкретного человека может воплощаться в чём-нибудь, для других представляющимся абсолютным пустяком.23 Приведу для примера поразившую меня историю из рассказа М. Веллера "Легенда о родоначальнике фарцовки Фиме Бляйшице" (см. "Саги о героях" сборника "Легенды Невского проспекта"). Её главный герой, идя по улице, неудачно выкинул окурок, не попав в урну. Это увидел милиционер и сделал ему замечание. Фима спорить не стал, наклонился и поднял свой окурок, чтобы бросить его в урну. Но тут у него с головы свалилась шляпа (о ней рассказывать не буду, хотя она того заслуживает; интересующихся отсылаю к первоисточнику--не пожалеете). Милиционер, демонстрируя свою власть, ногой откинул упавший головной убор в сторону. И тогда Фима, выдернув из-под мышки пистолет (очень богатый человек, он уже в советское время мог приобрести оружие), тремя выстрелами в грудь убил стража порядка. Дальше--цитата:
"На суде, уже после его последнего слова, расстрел шёл однозначно, судья не выдержала:
--Ну скажите, за что вы всё-таки его убили?
--За шляпу,--ответил Фима".
У нас и евреи особенные. Умом Россию не понять...
___________
1 См. роман "Прокляты и убиты"
2 См. статью "Франция во Второй мировой войне" в Википедии
3 См. статью "Потери во Второй мировой войне" там же
6 Так взывает к Богу главный герой повести "Обертон", когда узнаёт, что бандеровцы сожгли деревню, где он был накануне, со всеми её жителями, в том числе его знакомого директора совхоза с женой и маленьким сыном
7 Люди, стыдясь(?) упоминать Господа, переделали это наставление, сделав его безличным: "Всё, что ни делается,--к лучшему"
8 Цитата из рассказа А.П. Чехова "Злоумышленник"
9 Здесь нужно уточнение. Действие повести "Обертон" происходит в местечке Ольвия, "что на Житомирщине, а может, и на Подолии,--я сейчас уже не помню", и его окрестностях. Подолье (Подольская земля)--территория современных Винницкой и Хмельницкой областей Украины--и Житомирская область к Западной Украине (территории современных Львовской, Ивано-Франковской, Тернопольской, Волынской и Ровенской областей) не относятся (см. "Краткую Российскую энциклопедию"). Однако Астафьев рассказывает в этой повести о чудовищном злодеянии б а н д е р о в ц е в, которые действовали именно на Западной Украине
10 Впрочем, с нас станется. Если верить сообщению СМИ, в мае 2017 года мы предупредили американцев о предстоящем ударе крылатыми ракетами по объектам террористов в Сирии и даже сообщили маршруты их пролёта. Кто поручится, что эта информация не "утекла" и наш противник не принял защитные меры?
11 Рассказ Тендрякова заканчивается короткой "Документальной репликой". Привожу её фрагмент:
"Самые крайние из западных специалистов считают--на одной лишь Украине умерло тогда [в 1933 году--А.У.] от голода шесть миллионов человек. Осторожный Р. Медведев [советский и российский публицист, писатель-историк--см. Википедию] использует данные более объективные: "...вероятно, от 3 до 4 миллионов..." по всей стране.
Но он же, Медведев, взял из ежегодника 1935 года "Сельское хозяйство СССР" (М., 1936, стр. 222) поразительную статистику. Цитирую: "Если из урожая 1928 года было вывезено за границу менее 1 миллиона центнеров зерна, то в 1929 году было вывезено 13, в 1930 году--48,3, в 1931 году--51,8, в 1932-м--18,1 миллиона центнеров. Даже в самом голодном, 1933 году в Западную Европу было вывезено около 10 миллионов центнеров зерна".
Чудовищно? Да. Но задумаемся, на что были потрачены вырученные от продажи зерна (больше Советскому Союзу продавать было нечего) деньги? На паровозы, станки, оборудование и т.д. и т.п., без чего была бы невозможна индустриализация страны, по крайней мере в короткие сроки. Победили бы мы тогда в войне, начавшейся уже через восемь лет? Может, и победили бы, но, без сомнения, ценой гораздо больших людских потерь, чем те огромные, которые мы понесли
12 Не чурался её и сам Виктор Петрович. Вспоминаю документальный фильм о том, как он принимал у себя в Сибири Георгия Степановича Жжёнова, нашего замечательного артиста. Речь хозяина часто прерывалась пиканьем, которым на телевидении замещают её удалённые ненормативные фрагменты
13 Потом он, увлёкшись, вышел за границы этой темы, и стал рассуждать о жизни вообще. Мы последуем за ним
14 См.: Библия, Ветхий Завет, книга Исход, 22, 28
15 Легасов Валерий Алексеевич (1936-1988), химик-неорганик, академик АН СССР. ... Был членом правительственной комиссии по устранению последствий аварии на Чернобыльской АЭС. ... Покончил жизнь самоубийством (см. "Краткую Российскую энциклопедию")
16 Хотя, с другой стороны, как, к примеру, директор станции мог отвечать за действия оператора? Только если бы стоял у него за спиной и следил, какие кнопки тот нажимает. Это абсурд, так что ответственность руководителя в данном случае формальна. Тем не менее срок он получил реальный
17 На самом деле, реальной, т.е. не формальной, ответственностью может быть только возмещение м а т е р и а л ь н о г о ущерба, да и то лишь если он соизмерим с заработком ответчика. Возмещение вреда здоровью человека, не говоря уже о смерти пострадавшего, а также морального вреда, в принципе невозможно. Действительно, какими деньгами искалеченного можно сделать здоровым, как прежде, а оскорблённого заставить забыть обиду или унижение? Кстати, ответственность за причинение вреда здоровью человека определена Самим Богом: "...если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб" (см.: Библия, Ветхий Завет, книга Исход, 21, 23--25)
18 Козёл отпущения--тот, на кого постоянно сваливают ответственность за всё (см. "Словарь русского языка" С.И. Ожегова)
19 Эта статья писалась в преддверии очередной "Прямой линии с В. Путиным", запланированной на 15 июня 2017 года. По телевидению уже показали некоторые из обращений к Президенту. Почти все они представляют собой просьбы граждан помочь им решить те или иные б ы т о в ы е проблемы
20 Правда, не всегда. В Советском Союзе выборы были "добровольно-принудительными". Люди знали, что неявка на них без уважительной причины грозит неприятностями на работе, и потому послушно приходили голосовать. Вот почему в то время явка обычно составляла почти 100%
21 Учредительное собрание в России--представительное учреждение, созданное на основе всеобщего избирательного права для установления формы правления и выработки конституции. В 1917 году лозунг Учредительного собрания поддерживали большевики, меньшевики, кадеты, эсеры и другие партии. Созыв Учредительного собрания считался главной задачей Временного правительства. Выборы проходили с 25 (по новому стилю) ноября 1917 до начала 1918 года. За эсеров проголосовало около 59% избирателей, за большевиков--25%, за кадетов--5%, за меньшевиков--около 3% (см. "Краткую Российскую энциклопедию")
22 Считать, что Ельцин с а м и с о з н а т е л ь н о выбрал Путина своим преемником, на мой взгляд, невозможно
23 Есть и другой пример такой странности--любовь, о которой сказано "Любовь зла, полюбишь и козла"